Летом 1961 года к нам в Челябинск приезжал заместитель председателя Совета Министров РСФСР Александр Иванович Струев. В те годы город жил трудно. В город подавалось всего 88 тысяч кубометров воды. Отсутствовали очистные сооружения, канализация. Не хватало больниц, школ, детских учреждений. Было огромное количество бараков. Мы хлопотали в правительстве о помощи. В связи с этим и приехал Струев.

Встретили мы его. Александр Иванович захотел посмотреть бараки. Повезли его к баракам станкостроительного завода. Сказали: «Выбирайте любой барак». Он выбрал. Пришли. Теперь говорим: «Выбирайте любую квартиру». Он выбрал. Заходим. Смотрим. Оказалось, в одной комнатке живут пятеро: родители, двое детей и старуха.

— Сколько вы тут живете? — спрашивает Струев у хозяина.

— Больше десяти лет, — отвечает он.

— А что, вы плохо работали?

— До войны был ударником.

— Или на фронте не был?

— Всю войну воевал, вот ордена.

— Или сейчас плохо работаете?

— Сейчас я ударник коммунистического труда.

— И до сих пор не имеете квартиры?

— Не имею.

Вышли мы, сели в машину, поехали, Струев молчал и так, ни слова не сказав, уехал в гостиницу.

Однако после его приезда, а точнее 11 сентября 1961 года, было принято постановление Совета Министров РСФСР о помощи в развитии городского хозяйства Челябинска. С тех пор у города появились новые возможности для роста и обновления — правительство выделяло средства на капитальное и жилищное строительство.

Уже через год-два мы строили по десять тысяч квартир в год. И все равно, конечно, их не хватало.

Главное, чем я горжусь, — с тех пор мы начали планомерно выселять людей из бараков и сносить их.

Чтобы город рос, надо создать для этого базу, своего рода фундамент. Это — обеспеченность теплом, водой, электричеством, газом, это — дороги, транспорт. За те десять лет, с 1961 года, пока я был председателем горисполкома, подача воды в город увеличилась с 88 до 388 тысяч кубометров. И предусматривалось дальнейшее увеличение мощности очистных сооружений в Сосновке. Были подтянуты и другие важнейшие коммуникации.

Только имея такую базу, можно было разворачивать жилищное и другое строительство. На каждый год составлялся план сноса бараков, и не было года, чтобы он не выполнялся. В те же годы была выбрана площадка и началась застройка Северо-Запада. При этом опять-таки сначала подали туда воду, тепло, проложили канализационные коллекторы, трамвайные и троллейбусные линии и только после этого начали строить дома. Я не хочу сказать, что у первых жителей Северо-Запада не было никаких неудобств. Они были — отставали со строительством магазинов, школ, больниц, но что касается инженерных коммуникаций, то их проложили своевременно.

Сегодня никто не будет возражать, что район новой застройки выбран удачно, прежде всего с экологической точки зрения. Это самый чистый район в городе. 312 дней в году ветры дуют на северо-запад и только 43 дня — в других направлениях.

Строили тогда много. Даже больше, чем разрешалось. В 1964 году мы перевыполнили план на 78 миллионов рублей и к осени не смогли рассчитаться с совнархозом. В том году были снижены объемы капитальных вложений в связи с землетрясением в Ташкенте: деньги были переданы Узбекистану. А мы перевыполнили план. Хрущев на одном из совещаний сказал: кто перевыполнил план, тот нарушил государственную дисциплину и должен быть наказан. И действительно, меня и еще двух моих коллег вызвали в Москву и объявили выговора. Но в то же время выделили 78 миллионов рублей на возмещение истраченных денег. А что такое 78 миллионов рублей? Скажу, что 80-квартирный дом стоил тогда один миллион рублей.

Сейчас все ругают «хрущевки» и «хрущобы», которые строились в 60-е годы и позже. Теперь они людям не нравятся. Нам они не нравились и тогда. Однако эти дома были нужны. Людей выселяли из бараков, где они жили в тесных холодных комнатках с печным отоплением, с туалетом во дворе, с водопроводной колонкой на улице. Я был свидетелем множества радостных слез, когда челябинцы переселялись из бараков в отдельные квартиры со всеми удобствами. Для них это было счастьем.

Согласен: мы слишком долго строили «хрущевки». Надо было раньше отказаться от них. Но эти дома нас выручили. Ведь в городе были тысячи бараков. Даже и при таком интенсивном строительстве мы сносили бараки 24 года.

Да, архитекторы возражали против одинаковых типовых пятиэтажек. Мы тоже возражали. А были проекты еще хуже, еще «экономичнее».

Строили не только жилье. Пробили в Москве Дворец спорта. Торговый центр возводили. А с драмтеатром оконфузились. По проекту за основу было взято существовавшее здание драмтеатра (бывший Народный дом), а к нему пристраивался не один, а сразу три театра — кроме драматического, еще ТЮЗ и кукольный. И назвали все это театральным комплексом.

Взяли проект, поехали в Москву, в Госстрой, к заместителю председателя Н. В. Баранову, который прежде был главным архитектором Ленинграда. Пришли, чертежи и рисунки развесили в приемной. А тут заходит главный архитектор Москвы Посохин. Спрашивает:

— Что такое?

— Мы из Челябинска, — говорим, — привезли на утверждение проект театрального комплекса.

— Что? — удивился Посохин. — Театральный комплекс? Я знаю промышленные комплексы, животноводческие комплексы, а у вас, значит, театральный комплекс.

Посмотрел он чертежи, всмотрелся в один из них.

— А это что? — спрашивает опять.

— Это китайский дворик, — говорим.

— Китайский дворик? Только китайского дворика Челябинску и не хватает…

Словом, наш проект был отвергнут. И через какое-то время было принято решение строить драматический театр отдельно, не в комплексе.

В 1961 году встал вопрос о разработке генерального плана развития Челябинска. Прежний план был разработан Ленгипрогором и исчерпал себя. Директор Гражданпроекта Б. А. Зильберг и главный архитектор города И. Е. Чернядьев предложили отказаться от услуг Ленгипрогора и создать свою мастерскую по разработке генерального плана. Так и сделали. Но все-таки с помощью первого секретаря обкома партии Н. Н. Родионова пригласили в Челябинск ведущих специалистов из Москвы, чтобы на месте посмотреть город и выслушать их замечания по генеральному плану. Тогда, между прочим, и возникла идея перенесения центра города к берегам Миасса, к его излучине у сада-острова, где предполагалось по правому берегу построить высотные дома. Может быть, когда-нибудь эта идея будет реализована.

Я с добрым чувством вспоминаю многих из тех, кто создавал нынешний облик Челябинска. Это главные архитекторы И. Е. Чернядьев, В. Н. Лахтин, П. П. Даниленко. Вопросы они решали смело, масштабно. Если мало было интересных решений, то потому, что действия архитекторов сковывались разными запрещающими постановлениями. Возможности архитекторов были больше, и Челябинск мы видели бы другим, если бы была свобода для творчества. Но такое было время.

В те годы заказчик был один — УКС горисполкома. Почти все, что было построено в Челябинске, — по заказу УКСа. В нем начальники менялись часто, но один работник, главный инженер, проработал бессменно от начала до конца. Это Николай Христофорович Балтаджи. Большой труженик, он много сделал для города. К сожалению, его имя почти неизвестно. Кроме того, я выделил бы особую роль Л. Д. Семичастного, который на всех должностях ревниво следил за строительством в Челябинске и помогал ему чем мог.

Времена меняются. То открываются новые возможности, то возникают новые трудности, но в любом случае Челябинск будет строиться и молодеть. Я был свидетелем и участником аврального строительства одного десятилетия. Ушли в прошлое бараки. Уходят в прошлое «хрущевки». Доживут свой век девятиэтажки. Вознесутся новые дома. Пусть наши потомки будут жить в просторных, светлых, удобных домах в здоровом красивом городе, о котором мечтали челябинцы всех поколений.