Заголовок должен быть. Тут я немного подумал и после слова «быть» аккуратно поставил точку, поскольку дальнейшие рассуждения излишни.
Хороший заголовок — все равно что хорошая фамилия: ибо если ты, к примеру, Зловунов, то и кончишь свои дни в стенах заводского парткома в светлых рядах строителей фановых систем. Зато если ты, к другому примеру, Зловоньев, то быть тебе капитаном 1 ранга, известным писателем инструкций и любителем пляжных красавиц.
Вот только не пытайтесь заставить меня давать объяснения, почему так. А потому. Жанр позволяет. Можете меня поздравить — только что изобрел новый жанр, а клавиатура — как жена подводника, все стерпит.
Итак, живопись бывает двух типов: живопись и выжопись.
По поводу второй можно рассказывать бесконечно, но это уже другой жанр.
Зато первая, надлежащим образом преподнесенная после утреннего построения за литровой кружечкой чая где-нибудь на укромном боевом посту, не имеет аналогов в мировой литературе, поскольку являет собой шедевр устного творчества коллектива героев-подводников, зарисованный с реально существующего придурковатого цирка, каковым является вся наша жизнь в обоих положениях — подводном и надводном.
Но вот про достоверность описания секретных систем и вооружения (и вообще про достоверность, особенно касательно живописи) на флоте спрашивать не принято.
А что вы хотите видеть в краях, где девять месяцев зима, остальные — жопа? А ведь замечено, что именно там и обитают подводники, и только изредка, в целях размножения, они появляются в теплых краях, где поражают представителей других видов стойким отвращением к труду, зверским аппетитом и способностью надолго впадать в спячку (т.е. явными симптомами морской болезни). Прости меня, Дроздов!
К слову, если ваш ребенок вдруг захотел стать подводником, следует немедленно его застрелить, иначе будет хуже при любом раскладе.
Итак, приступим.
Эпизод первый.
Войны с двумя звездами вдоль погона
Пришел к нам новый боцман. Обычное, казалось бы, дело; старого Михалыча мы с почетом отправили на материк, причем попутно выяснилось, что то количество флагов, тапочек и разовых простыней, которое он напер с корабля за десять лет беспорочной службы, в пятитонный контейнер просто не вмещается. А мебель оказалось проще вообще оставить: без нее роскошная однокомнатная хрущевка, где обитал Михалыч с женой и двумя детьми, выглядела просто спортзалом, огромным и неуместным.
Через неделю уже и голова перестала болеть по утрам после проводов, и кресло у рулей пустое перестало в глаза бросаться. Командир с утра из штаба злой пришел — внеплановые стрельбы какой-то идиот выписал, две недели в море болтаться, когда ухо само просится на подушку заняться боевой и политической подготовкой.
Нормальный подводник днем спит и — упаси боже — не в каюте, а прямо на боевом посту, для чего по укромным местам зашхерены телогреечки, на которых надлежит разместить соответственно тело. Собственно работа обычно начинается после захода солнца, как сказал классик, когда в Стране Дураков начинается рабочий день.
А за командиром пришел новый боцман. Как потом выяснилось, служил он прапорщиком и начальником склада лет пятнадцать в глухой тайге, пока туда проверяющий не приехал и не выяснил, что склада как такового нет, поскольку постоянство — признак мастерства и прапорщик тренировался ежедневно исключительно переносом материальных ценностей домой. А куда можно сослать из тайги? Правильно, на Камчатку. Сесть не хочешь? — иди служи на лодки! А в штабе народ тоже простой — экипажу в море, а у них боцмана нет. Боцманом будешь? А прапору один хрен — боцманом, Шацманом, кульманом, да хоть муллой в партячейку. Ладно.
Продукты загружены, расходный материал (то бишь, шило попросту) получен, колбасу старпом лично на борт занес — во избежание. И так вся рубка полна зашхеренными банками с персиками — бойцы, как хомяки, заначку на поход делают, хотя непонятно, зачем — приходи на камбуз да ешь, кто мешает? Традиция, однако.
А подводник никогда не хочет работать, кроме одного случая — на складе колбасу протирать шилом.
По местам стоять и так далее скомандовали, Рыбачий, как положено, растаял в далеком. Командир пошел спать, приказав дать крейсеру крейсерский ход в двенадцать узлов на глубине сто пятьдесят метров. Новый боцман рули толкнул, из последних сил стараясь не храпеть.
Через некоторое время искомые сто пятьдесят были достигнуты и перестигнуты — заклинило — под заливистый лай старпома, поскольку «эр-пе-ка-эс-эн», как оказалось, имеет значительную инерцию, усугубленную заклинкой рулей в крайнем положении. И началось!
Конечно, приятно быть в центре событий, когда не ты в чем-то виноват. И кресло вычислителя в самом центре Центрального поста — самое подходящее место для наблюдений, только иногда надо уворачиваться, если старпом (душа-человек на берегу) чем-нибудь кинет сгоряча. Трудно азербайджанцу старпомом быть, тесно душе джигита в Центральном, особенно если последний резво проваливается в тартарары под язвительные вопросы из отсеков — не пора ли перестать выливать кислоту из аккумуляторов и до каких неприличных пределов можно греть упорный подшипник главного вала?
Особенно плохо, если проблемы с давлением. Ладно еще внутричерепным, а то ведь в системах среднего и высокого, когда срочно надо дать пузырь в нос. И очень старпому хочется дать в нос боцману чем-нить тяжелым, невзирая на то, что боцман ровно вдвое выше ростом. Но кресла, как положено, привинчены к палубе, а зам в режиме Заратустры уже высунул то ли лицо, то ли другую часть тела (у него они очень похожи) из второго отсека на запах жареного. Нельзя партийному старпому руки прикладывать! Вот и нарезает он вертикальные круги по Центральному, щедро поливая всех боцмановских родственников до невозможного колена.
В какой-то момент рули таки отклинились, но зато переклинило боцмана. А боцман в состоянии обезьяны за рулем ракетного подводного крейсера, и не какого-нибудь, а стратегического назначения — это, надо сказать, картина Репина, написанная Дали.
Акустик потом притащил курсограмму и, когда показывал путешествие в трех измерениях а натюрель, очень все это напоминало рассказ немого летчика про яростный бой с тремя мессерами. Боцмана, конечно, воспитали и обучили (а куда его деть, если приказом назначен?), но с тех пор прозвали Леша Люфтваффе.
Эпизод второй.
Звездные войны те же, но поперек
Ушел наш дражайший доктор на пенсию в чине страшного лейтенанта запаса. А умники в Военно-Медицинской Академии в том году решили, что надо теперь не шесть лет доктора учить, а семь. И тогда здоровье военнослужащих достигнет небывалых высот, суля невиданную продолжительность жизни мичманов и расцвет всех искусств сразу, а записи в медицинских книжках личного состава будут поражать совершенством слога и изысканной красотой штиля.
Правда, по моим наблюдениям, седые флотские доктора «академиев» не кончали, а были побочным продуктом производства школы марксизма-пароксизма.
Итак, наш опухший от многолетнего сна док радостно помахал нам ручкой, как будто мама в Иерусалиме его ждет, а не рязанские огурчики в рассоле.
Немедленно у старпома заболела голова — не от привычного похмелья, а просто некому принять амбулансию и хирургенцию. Но долго у старпомов голова болеть не может, не дано, потому что палец привычно тычет в мирно рысившего неподалеку лейтенанта, и голос привычно отдает гордые военные команды: «Лытинант! Исса! Ставь крестик!»
Сим действом под ответственность юного командира клистирных трубок переданы разные замечательные предметы. Набор хирургический №1 для подводных лодок, то же №2, дальше больше номер, и еще печать для рецептов, а отдельным ящиком секретные (sic!) таблетки №1 препарата №2 от радиации 500 штук. И в придачу — много разных интересных и поучительных обязанностей.
Например, у военнослужащих бытует заблуждение, что доктор обязан их лечить. Ничего подобного! Таковые случаи, конечно, не редки, но в основном это бывает в шесть утра, когда у дверей мается страдалец со словами: «Доктор, у меня тут вот...» Это значит: из сейфа достается канистра из нержавейки скромной емкости 10 литров, и страдальцу выдается полстакана лекарства и огурчик. Анамнез потом старпом выпишет художественным слогом (если симптомы усечет), потому что русская рулетка выродилась в контрольный выстрел в желудок.
Во всех других случаях из рукава черной гестаповской шинели достается либо один указательный лечебный палец в направлении медсанчасти, либо, сообразно случаю, другой — в направлении госпиталя.
Приходится, конечно, иногда и поработать. Например, всему экипажу медкомиссию провести. Для этого с утра экипаж строится по ранжиру званий и доктор всем торжественно вручает медицинские книжки, а это, надо сказать, документ серьезный и глубокомысленный, иной раз такие глубины мысли в нем обнаруживаешь, такие откровения — Толстому отдохнуть не помешает!
После этого доктор скрывается за дверью и занимает свое место за столом, а рядом уже сидят еще три седовласых лейтенанта, и у каждого под рукой по три-четыре печати.
Набор не радует разнообразием: на каждой присутствует большая надпись «здоров» и ссылка на специалиста — стоматолога там, или еще кого. Проктолог в списке не значится. А зря. После краткой гражданской панихиды в исполнении замполита очередник протягивает свою книжку, куда доктор с размаху лепит свои три многостаночные печати и передает объект другому доктору для лечения печатями. Через час весь экипаж здоров и весел, и дружно чистит плац от снега.
Бывают, конечно, и очень настырные подводники, которые не верят собственным глазам и Большой Королевской Печати. Некто М., кап. 2 ранга, видимо, что-то заподозрил в своем организме и громко возмутился в том смысле, что даже анализов не брали. Но докторов голыми руками не пропьешь! Анализы? Направо по коридору, последняя дверь.
Опыт показал, что за дверью скрывается лаборатория и такой же седой доктор, но уже в чине майора м/с. Картина следующая:
— Че пришел?
— Анализы сдать.
— А-а-а... Ну, давай палец, (из пыльной банки достается ржавая железка, палец колется и выдается ватка с запахом спирта). Все! (железка бросается в ту же банку).
Логика такая же ржавая и железная: палец уколот? Уколот. Значит, анализ сделан. Только матрос-первогодок будет спорить. Старый кап-два спорить не будет.
Зато сейчас я могу начинать живопись со слов: когда я был доктором...
Эпизод третий.
Морды лица те же, родные
Когда я был доктором, приходилось, в числе прочего, обеспечивать тренировки в УТП.
УТП — это учебно-тренировочный пункт, а попросту — списанная дизелюха, в которой установлены барокамера, бассейн и прочий пыточный арсенал. Очень удобно быть доктором иногда. Когда весь экипаж (кроме зама, натюрлихь) поочередно одевает рыжий резиновый костюм «дядя Ваня», призванный, видимо, не пропускать воду внутрь и воздух наружу (но на практике наоборот), и страшно веселую штуку ИДА-59, после чего, пыхтя и матюкаясь, надо залезть в торпедный аппарат по двое и вылезти с той стороны в бассейне. Доктор сидит наверху и покуривает.
Называется эта веселуха тренировкой по эвакуации личного состава через торпедные аппараты. А торпедный аппарат задуман вообще-то для других целей. А для этой вообще-то существует ВСУ, всплывающее спасательное устройство. Но я никогда не слышал, чтобы кто-то его успешно использовал для спасения. И ИДА-59 — неплохая штука (индивидуальный дыхательный аппарат), особенно — баллон с кислородом, мечта взломщика сейфов, но изобретения и изготовления 1959 г. И во всем этом барахле, стуча коленками по острым углам и потея, надо всухую залезть в торпедный аппарат. Потом, судорожно вспоминая таблицу условных стуков и таблицу режимов всплытия (старпом наверху сразу же проверит знание таблиц!) залиться по уши грязной и холодной забортной водой, упираясь в полной темноте в железную трубу со всех сторон. О, какие перлы русской словесности слышали родные торпедные аппараты!
Наконец, если все удачно, и напарник впереди не вышиб из тебя мозги свинцовой калошей, выплывай наверх, придерживаясь шкертика с узелками.
Вот этот самый шкертик как-то раз и прозвучал! Собственно, нужен он для того, чтобы сообразно с глубиной погружения отсчитывать по таблице, сколько на каком узелке надо повисеть ради соблюдения режима декомпрессии.
И когда начинается выход экипажа, то первым выходит один человек, толкая перед собой вьюшку с этим шкертиком. Вышел на улицу, вьюшку бросил, а кончик карабином надо зацепить за специальный рым. Это все довольно-таки трудно под водой сделать, да еще в темноте.
Ать-два, у солдата выходной, пуговицы в ряд! На флоте выходных почти не бывает, поэтому: экипажу построиться на плацу для следования в УТП.
Интендант, стоять! Куда побежал? Интендант срочно врет, не получается, поставлен в строй, пойдет первым за пререкания со старпомом.
А интендантом был Васька Г., в строю два десятка лет, и внешне — столько не живут, сколько он отслужил. Но никогда — ни разу! — ни в каких предосудительных тренировках не участвовал. И тут — на тебе, да еще первым.
А водичка забортная вообще-то достаточно непрозрачная штука, а тем более в темном и узком бассейне: разглядеть можно только копошение на дне, а судить о здоровье купальщика только по размеру пускаемых пузырей.
Начать тренировку!
Через минуток надцать всплыла вьюшка НЕРАЗМОТАННАЯ. Ну, у старпома привычная истерика из матных слов и невнятных угроз — сгною... прачка... в трубе... устрою... родишь...
Через еще пару минут интендант вылетел из бассейна как рыжая ракета, награжденная свинцовыми бахилами, пульс 200, зрачки во все очки, на губах пена, дергается внутри костюма и орет.
Оказалось, этот придурок начал на ощупь искать рым, присел на дне на корточки, но пристегнул не карабин с вьюшки, которая почему-то взяла и всплыла, а карабин с собственного пояса, чем и зафиксировал себя на глубине 10 метров в сидячей позе роденовского мыслителя, что для мичмана вообще-то принципиально непривычно. Но каков инстинкт к сохранению своей драгоценной жизни! — от шока усилием полусогнутых ног стальной карабин толщиной в палец был порван пополам!
А если б под руку фашист попался? Да в клочки бы ушел, в мусор, в пепел рисовой бумаги с иероглифом писца!
Кто сомневается в героизме подводника?
Нельзя в нем сомневаться, иначе количество внешне неглупых, хорошо образованных большей частью и даже симпатичных иногда мужчин, согласных залезть в железную трубу, припаркованную в краях, где птицы на лету от скуки дохнут, резко уменьшится. Вот женщины всегда умнее всех, их туда конвоем не доставишь, только под угрозой порвать паспорт со штампом. И получается, что в городах героев-подводников женщины одна на десять страдальцев. Никаких денег не хватает на ресторанный флирт, ибо в финале сплошь электрохимический процесс — динамо на вечер, больная голова на утро.
Эпизод четвертый.
Эротический с политическим флером
Вот о блестящем решении этой проблемы и разговор.
Послали как-то гидрографа на Кубу с визитом дружбы. А гидрограф, или иначе — белый пароход, на самом деле — корабль разведки штаба флота, и занимается по извилистой дороге по капиталистическим водам чуть ли не всеми видами разведки, изо всех сил прикидываясь улыбчивым рассеянным очкариком с сачком, эдакий Паганель с коммунистическим приветом.
Ну, как положено, на борту десяток адмиральцев на предмет отдыха — не тратить же отпуск, да и за железный занавес им иначе дороги почти нет. А по радиокосмической разведке прихватили старлея Маркони (фамилию уж не помню), камчатского холостяка-подводника. В принципе, радистов всех кличут Маркони, добавляя «с экипажа такого-то».
Поход получился замечательным во всех смыслах, судя по отчетам заинтересованных служб, погода не подвела, снабженцы явили чудеса боевой подготовки и политического самосознания. По прибытии в конечный пункт объявили сход по принятым тогда правилам — пять человек в белой парадно-выходной форме на одного старшего офицера. В братские социалистические бары не заходить, сестринские социалистические же бордели как бы не замечать вообще. Доктору и особисту держать наготове десятилитровые клизмы на случай тропических и капиталистических болезней.
Кстати, упомянутая белая парадка наряду с капразовской «шапкой с ручкой» — одно из самых примечательных изобретений Института военной одежды СССР. Шапка-то ладно, жандармы вон и посмешнее носят, но в 45 градусов жары тужурка и брюки из шерсти, пусть даже тонкой, пусть отличного советского качества... лучше промолчу, а то дамы не простят никогда! Причем даже в сухом состоянии через ткань брюк отлично просвечивают синие военно-морские УСТАВНЫЕ (вы что, это же Заграница, уставным должно быть ВСЕ) трусы, потертые на коленках.
Причем белую парадку надевают полным комплектом только раз в году и в единственном городе СССР — в Севастополе на День Флота. Если не считать обезьянские края филиалом совка.
Итак, очередная пятерка «пошла», как с парашютом вниз головой, на всякий случай хорошо поев, но превозмогая холодок в желудке. Через час пятерка, молотя копытами, с пеной принеслась обратно, понеся боевые потери и с тоской в дальнейшей судьбе. К полуночи Маркони на борт не явился, а явился он, приятно улыбаясь оторопевшему особисту, только в шесть утра, причем спать в экипаже, кроме адмиралов, по-моему, никто не ложился. Как? Невозвращенец! С военного корабля! И командования на борту — размером с полный штаб флота! И где? — на Кубе! Рыдайте, оставленные жены, приспустите флаг — покойник на борту, и неизвестно, сколько их числом грядет завтра после сеанса связи с Москвой!
В общем, никто ничего не понял, на расспросы Маркони щурил хитрый ленинский глаз, а протоколы допроса нам, конечно, не давали. Ну да, по идее, должны были его вмуровать в карцер и кормить корабельными крысами, но тогда кто разведку вести будет? Так тихо-тихо добрались обратно в Севастополь, оттуда даже без конвоя самолетом на Камчатку, а из тамошних Палестин заокеанские проблемы 1-го отдела как-то и по-другому смотрятся... Влепили НСС (кто не знает — неполное служебное соответствие, две штуки — и вылетаешь с флота без пенсии и орденов) — служи, дорогой, дальше.
Как выяснилось, в Гаване Маркони втихаря откололся от группы, на неслабую по тем временам для совка валютную зарплату за три месяца похода заказал в борделе трех мулаток и видеокамеру напрокат. Через пару месяцев копию этого фильма имел каждый счастливый владелец видика (а таковым был каждый второй офицер и поголовно все мичмана). И как потом ни зайдешь к Маркони в гости, вечно у него в подъезде какие-то бабы толкутся. А как же! ТАКИХ мужчинов в СССР больше нет! А уж на Камчатке — так и подавно!
Эпизод пятый.
Экзотический
Чего только нет на Камчатке! Да всего нет. Тривиальный поход за пивасиком в те времена оборачивался командированием энергичного и с фантазией лейтенанта в Петропавловск-Камчатский с четырьмя баулами и бойцом покрепче, и занимал целый день, без гарантии удачи. Поскольку пиво появлялось в городе раза два в день, в одном из магазинов, и в строгом соответствии с законом странного аттрактора, то есть по недоступному пониманию графику. А город сей расположен с двух сторон от 20-км кривой главной улицы и имел транспорт в состоянии зародыша, сдохшего в секунду преступного зачатия. Соответственно, возле перспективных, по теории вероятности, имеющей мало общего с математикой, точек всегда находилось энное количество расслабленных с виду типов, описание которых не поддается перу классиков литературы. А если поддается, то это литература отнюдь не классическая. И по незаметному неискушенному глазу сигналу боевой тревоги из сети связи, известной, как сарафанное радио (любопытно, как его называть в этом случае?), вся свора, мгновенно возбудившись, рыча и толкаясь, устремляется к запеленгованному грузовику. Иногда при разгрузке там обнаруживается пиво.
И вот тут больше всего поражает, что после швартовки в очереди и торжественного написания номера химическим карандашом на ладони каждый (!) бич превращается в Самого Вежливого Джентльмена Планеты, в воздухе плавают котелки (то есть то, что их заменяет) и густо висят фразы типа: соблаговолите... благоугодно... любезны...
От сюрреализма подобной куртуазности очень недолго рассудком двинуться свежему европейскому уму! И только пожив на Камчатке некоторое время, начинаешь в небритых мордасах, для которых стоматологи мира — не более чем персонажи мифологии, угадывать бывших докторов различных наук. И лишь предвкушение золотого напитка местных, явно языческих, богов возносит их в забытое состояние принадлежности к касте.
Но зато закон перекомпенсации в случае доброй охоты превращает потребление того же тривиального пивасика... Как там у классика: боже мой, как я сидел при нэпе! Как я сидел при нэпе!
При наличии минимального организаторского таланта, каковой есть у каждого подводника по определению, выглядит это дело так. В огромный бассейн под открытым небом заливается почти кипяток прямо из торчащей из земли трубы, в трехметровые сугробы по бортам бассейна втыкаются бутылки, неподалеку греется сауна, а из протекающей в сотне метров речушки извлекается рыбка из лососевых кило на пять-семь для последующей зажарки силами корабельного узбекока. А какие звезды наблюдаются из бассейна, когда небо не запачкано огнями цивилизации! А какие чистые мысли бродят в голове, толкаясь с непривычки и недоумевая!..
Да-с, всякая дерсу узала не на голом месте возникает. Да и как не возникнуть, когда от Рыбачьего километров 15 по сопкам, по еле угадываемым тропам, верхом на стальном коне с двумя педалями, а потом еще обогнуть особую такую сопку, уходящую обоими краями в озера, по краешку, на полколеса в воде — и выруливаешь к океану. К Тихому. Обычно. И Пляж, да, с большой такой увесистой буквы «П». Километров на 20 длиной, пару сотен метров шириной, где ни одного человека, а в песке торчит японский полуистлевший джип. А? Та еще загадка, откуда ж может на советской территории, году так в 1988, на берегу валяться японский джип? Причем на таком берегу, куда КАМАЗ заедет через озеро по воде, полностью скрывающей колеса. Ну и что с того, что невдалеке — эдак километров десять на вершине одной из сопок белеет зданьице с непонятным белым шариком на верхушке, явно космического назначения, а от берега много миль экономическая и охраняемая зона СССР?
А песочек пляжный, белый, как мичманская горячка, градусов под 60 равномерно уходит в синюю воду, и выпуклый военно-морской глаз аутоматычно так поёживается, отслеживая глубину в пяток метров на удалении хилого плевка. Это вам не сочинские страшилки для бабушек постпенсионного возраста. Кто-то еще хочет в Калифорнию? Так у нас кое-где покруче есть.
Эпизод шестой.
Героический, как симфония у собаки Бетховена (не-собаки).
И люди наши как-то под стать пейзажам. В Голландию, к примеру, — а раньше она была крепким ВУЗом, штампующим неплохих офицеров: управленцев, механизёров и т.п. — после развала Союза заезжали немцы (и это не байка), а хотели они к себе на работу выпускников, которым за невозможностью трудоустройства в ВМФ даже кортика не дали, а дали просто пинка в сдохшую промышленность. Ну так Голландия в 80-х считалась таки довольно паршивой Системой, куда и троечник мог поступить. Но с нашим образованием любой двоечник-подводник на суше, если в бизнесе и не преуспеет (менталитет не тот), то уж до угла заката крена не даст. Пример? Извольте.
Как-то раз случился у бывшего подводника день рождения (он, день то есть, вообще-то случается регулярно и всегда несколько неожиданно), поехал он к друзьям в Киев его (день рождения) отметить, ведь главное в этом деле хорошая компания, не так ли? А жена друга преподает в Универе романские языки и связанные с ними неудобоваримые диалекты с поджелудочным произношением.
Друг же, как обычно, с утра быстренько от хлопот свалил на работу, но ведь кому-то ж надо на салаты встать? Кому-то же надо же ж! И кому же, если у нее две пары с утра? Ну, какие проблемы, надевается на организм серый костюм с серым же галстуком и умным лицом, берется кейс и пропуск, и весь комплект перемещается на филфак путем попеременного переставления ног.
Так. Обе пары у первокурсников, чего такого незнакомого? Правда, предмет сомнительный, сомнительный предмет — латынь, я извиняюсь, как в лучших домах известных городов. Ну, сначала было просто, группа юристов, никаких улыбочек, три минуты на разглядывание нового препода, потом контрольная. Списывать? Да, можно. Через час листки на стол, можно поговорить за жизнь, за рвущую сердце судьбу юриста... Контрольная была для самопроверки! — У-У-У! (студенты мысленно: сволочь какая! Столько работы за бесплатно!)
На второй паре, обнаглев, гражданин представился: меня зовут Остап Ибрагимович. Тут же вопрос: что, тот самый? Нет, даже не однофамилец. Черт, группа журналистов, хоть и первоклашки, а зубастые попались. Конечно, пара пошла кувырком, один, правда, туповатый был, на украинском языке начал спрашивать о наклонении в латыни. Спрашивают — отвечаем: можно задавать вопросы об орошении Нижнего Египта, о культурологическом вкладе WINDOWS-95, о латыни спрашивать не можно.
Но в целом все получилось удачно, поговорили о компьютерах, о безобразиях в Персидском заливе, даже сфотографировались в конце пары с подъехавшей настоящей преподавательницей, весьма очаровательной, кстати, дамой...
Но в таблице жизненного опыта упомянутого подводника с полным основанием была проставлена жирная пейса: «случалось мне преподавать в Киевском государственном университете им. Тараса Григорьевича Шевченко». И подобных галочек немало подкидывает чесоточная судьба подводника...
Эпизод седьмой.
Ностальгический, блин
Видимо, все с детства знают анекдот, где один приятель всю жизнь вкалывает, учится, и годам к пятидесяти может гордиться своей кандидатской (чего одно название стоит в его-то возрасте!), халявной хрущевкой с тещей и телевизором и лелеемой грыжей, а второй все это время пил, но при встрече оказался эдаким вальяжным доктором зибзических наук с полным набором признаков благосостояния. Оказывается, в один прекрасный день бутылки сдал.
Аналогичная встреча произошла между двумя бывшими подводниками уже после построения недоразвитого капитализма в одной отдельно взятой на поруки Украине.
Ну, само собой, засели в кафешку (времена уж не те — по ресторанам с утра ходить), коньячку-с, само собой... Обычная картина Айвазовского «Бойцы вспоминают, где пили они». Один из них, со стертыми об инструкции зубами, хвастает напропалую трудовыми мозолями на инженерном мозгу и завидным постом и.о. начотдела хитрых рогов и могучих копыт, второй со вздохом признается в спекуляциях на рынке драгметаллов пару раз в месяц и гнусном тунеядстве в остальное время под сенью джакузей, гейш и прочей флоры. Ну, конечно, перебрали знакомых, помянули уехавших, погадали, кто есть еще дурак послужить, выпили за родимый плац с вековыми зародышами могучих кленов...
Отдельно пили за гордость украинского подводного Гранд Флита, привязанную покрепче к пирсу в Балаклаве, чтоб не утопла ненароком единственная дизелюха без аккумуляторов и даже без почти всех систем. Хихикнули по поводу назначений офицерского состава на корабли первой линии и причудливое поведение последних во время первой сдачи К-1 (то есть самого простого экзамена корабля на действия в составе самого себя под управлением обученного в барах, в основном, экипажа) — в общем, беседа была оживленная и приятная обоим, как бы охотники на привале в исполнении театра двух офицеров б/у.
Но вот в чем изюминка беседы — оказывается, второй сослуживец в страшные военные годы просто из традиции таскал домой списанные платы дико секретного компьютерного комплекса (есть такое понятие — радиодеталелюбитель) и поленился выкинуть немеряное их количество при переезде с Камчатки. Зато после развала и разгула вдруг оказалось, что на них еще и золото есть, а после переработки хватило и на жизнь, и на свой бизнес! Один разнесчастный разъем в советском исполнении имел почти грамм (!) чистейшего технического золота!
Эх, какую империю мы имели!
Нельзя не выпить двум старым легионерам за тяжесть римского меча! Ибо боялись супостаты и уважали.
А как официанты нас любили! А каких красавиц мы в загсы вели! Плачь, ностальгия, заткнитесь, Масяни, прощай, славянка!
А мы себя тут вот немножко поуважаем, вот только вторую коняшку возьмем.
Прозит!
Эпизод восьмой.
Межрасовые звездные войны
Если кто бывал в те времена на острове Русский... Н-да, мало кто там бывал. В принципе, вот он, в четверти владивостокских квартир из окна виден, на катере полчаса. Вот только при посадке автоматчик пропуск проверяет.
А была там в те еще времена минная школа, ну и морпехи еще обитали. Мальчиков можно в кино показывать. Черная форма, пополам перетянуты ремнем, с двухметрового роста из-под берета радостный взгляд убийцы, а когда построятся, воочию видишь гордость державы, американы только Шварца и могут похожего выставить. Но Шварецнегр и десяти секунд не продержится против наших хорошо обученных пацанов, это не в кино горящим взглядом цепи рвать на сувениры.
В общем, суровому взору героя-подводника вполне приятно было лицезреть столь отшлифованный инструмент ведения боевых действий. Как, скажем, маньякам бритву «Жилетт» — по их опыту, «Жилетт» — лучше для мужчины нет. А кроме того, герои-подводники, как правило, росту небольшого и произвольных форм.
Вот и у нас был один мичманец с аппетитным животиком, короткими ножками и нервно помятой тонзурой на макушке. Зато какой души человек! То, что он оказался на флоте, было фатальной ошибкой природы, ибо любимым его занятием было дежурить на КПП военной автоинспекции с полосатой палкой. А поскольку мзды там не предполагалось, то в душе он был абсолютно бескорыстным ментом! Чудесной, кристально гаишной души был человек! И так он всегда рвался дежурить на въезде в город, так достал старпома, что тот плюнул и поставил его туда навечно сутки через двое, и шоб глаза усталые старпомские эту Базилию не видели!
Тут еще надо упомянуть, что к скромному росточку мичман имел круглую усатую морду и всегда носил круглые темные очки, чем необычайно смахивал на Ролана Быкова в роли кота Базилио.
В общем-то, подобное служебное рвение понять можно, ибо служил Базилио в БЧ-5 в самом маслопупском из дивизионов; кстати, когда во время ремонта случился пожар, то, во-первых, это был самый вонючий из пожаров всех времен и отсеков, во-вторых, потушить не могли сутки — не могли вычислить, из какой точки отсека такая задымленность, а в-третьих, где-то в трюме затлела после огневых работ принадлежавшая Базилио телогрейка. За что на гауптической вахте и отлились коту горючие старпомские слезы, дым был отменно едкий. Я так полагаю, из-за богатого внутреннего содержания телогрейки.
Но все кончается, как шило поутру. Грянули все ТОФ-ные учения 1987 года, печально прославившиеся героическим потоплением самонаводящейся болванкой малого ракетного корабля проекта 1234 с адмиральцем на борту. Сопровождаются такие события грандиозным шухером. А при таких раскладах уголовному миру легче — забейся, как таракан, в щель, поближе к камбузу, и все дела. А подводники потому во всех учебниках скрытность превозносят, что на самом деле всегда на виду, как дубы на фуражке, что в подводном, что в надводном положении. Любой проверяющий по поводу пожарного багра 18 замечаний напишет, чего там говорить про РПКСН. Оттого и спокойствие философическое у каждого подводника, что терять особо нечего, кроме якорь-цепей.
Сидит Базилио на своем КПП, радуется, что всю бригаду имеют особо извращенными способами, а он волшебной палочкой своей дирижирует. Варенье небось жрет, сыто пожмуриваясь, пока мы всем экипажем демонстрируем боевое умение во владении комплексом № 1 и № 2 физических упражнений на плацу. А потом, холодея, предъявляем конспекты работ вовремя не убитого Капланшей гения.
Стрелять, дура, учиться надо! У нас вон любой узбек с береговой базы пять пуль из десяти в мишень кладет, и то потому, что остальные пять патронов на человека интендант прикарманивает для похода с начштабом Петей в тайгу за кабанчиком.
Сидит Базилио, чаек дует, обжигаясь и мечтая, чтоб звезды вдруг вздулись и покраснели. Потому что тогда не Галактика взорвется, а станет он вице-адмиралом, и на лодки тогда ни ногой, ни даже мыслью шальной, черной молнии подобной, что стрелой взмывает к тучам — и тучи слышат радость в смелом крике мичмана...
Подъезжает к КПП КамАЗ брезентованный, долго гудит на шлагбаум, отрывая Базилио от созерцания адмиральского пупа. Базилио выходит из дежурки, почесывая пузо под тужуркой, машет виртуозно палкой, чисто Золушкина крестная, мол, пошел, дурак, учения у нас, приезжай через пару дней. С КамАЗа спрыгивает черный подполковник о двух метрах росту, вежливо объясняет, что учения у них как раз тоже, а посему ему надо в штаб бригады обеспечивать охрану, на что имеется предписание оперативного дежурного по флоту. Но мичман сам себе Карацупа верхом на Ингусе, вы что, палочного языка не понимаете? Если палочка вот так в воздухе чай помешивает, разворачивайся и уе...зжай поздорову! Нам, героям-подводникам, морпехтура не указ!
Тут из-под брезента спрыгивают черные такие двое из ларца, одинаковые напрочь с лица и роста, ласты мичману сворачивают и кидают в кузов.
После такой встречи КамАЗ КПП части просто проезжает насквозь, не обращая внимания на предсмертные прыжки пом. дежурного по соединению, тормозит у штаба.
Из кузова сваливают на асфальт мешок, в который на прощание засовываются черные очки — изъяли, чтоб не побились.
Учения продолжились под дружный хохот замотанных праведников...
Подводный бог не фраер, он все видит... когда очки в наличии...