1. Введение

Согласно [Bybee 1985:23,93], супплетивизм по отношению к грамматическому лицу — самая редкая разновидность супплетивизма в глагольном спряжении. Примеры этого явления безусловно встречаются в языках мира (в том числе и в европейских), но такой супплетивизм либо характерен для очень частотных глаголов, в спряжении которых и без того обычна высокая доля супплетивизма (напр., английская связка: am (1 л. ед. ч.), is (3 л. ед. ч.)), либо соответствует неправильности в других глаголах. Пример второй возможности демонстрирует спряжение французского глагола aller «идти»: vais (1 л. ед. ч.), vas (2 л. ед. ч.), va (3 л. ед. ч.), vont (3 л. мн.

ч.), но allons (1 л. мн. ч.), allez (2 л. мн. ч.).

Разные основы в этом случае соответствуют разнице между ударением на основе и ударением на окончании, ср. чередование гласного у глаголов vouloir «хотеть», pouvoir «мочь», mourir «умирать», напр, в соответствующих формах глагола «хотеть» veux, veux, veut, veulent, voulons, voulez.

На этом фоне оказывается неожиданным, что в целом ряде языков мира фиксируются случаи супплетивизма глагола «дать» в зависимости от грамматического лица реципиента.

В § 2 нашей статьи приводятся данные из различных языков, иллюстрирующие описываемое явление. В § 3 выдвигается возможное объяснение этого явления. В § 4 рассматриваются явления, на первый взгляд связанные с супплетивизмом, но диахронически отличные от него.

2. Примеры супплетивизма по отношению к грамматическому лицу реципиента при глаголе «дать»

С явлением, которому посвящена эта статья, я впервые столкнулся в начале 80-х годов, когда вел курс методики полевых исследований на материале языка малаялам. Уже выяснив у носителя языка перевод предложения типа Я дал ему книгу, я решил изменить грамматическое лицо местоимений, чтобы выяснить перевод предложения типа Он дал мне книгу (в языке малаялам нет других случаев глагольного согласования по лицу). Мне не удавалось самому построить соответствующее предложение на малаялам, и, когда я попросил носителя языка дать правильный перевод, он, к моему удивлению, употребил совершенно другой глагол! С тех пор (особенно на протяжении последнего года) я собираю примеры этого явления из различных языков мира. Некоторые из собранных данных я приведу в этом параграфе.

Надо подчеркнуть, что выборка языков, рассматриваемых в статье, является случайной, хотя и включает языки, относящиеся к различным языковым семьям и ареалам. Грамматики многих из тех языков, о которых мне известно, что в них данное явление встречается, часто не упоминают о нем вовсе, возможно, по той причине, что само явление относится скорее к лексике, а число языков, для которых имеются подробные двуязычные словари с переводными эквивалентами на русском, английском или другом широко распространенном научном языке, к сожалению, невелико.

Таким образом, примеры данного явления часто оказывались у меня случайно, либо непосредственно, либо благодаря указаниям коллег. Поэтому цель настоящего параграфа состоит скорее в том, чтобы показать, что рассматриваемое явление широко распространено среди языков мира; никаких более общих выводов относительно его частоты или географического распределения из приведенных данных извлечь нельзя.

Далее рассматриваются следующие случаи супплетивизма:

п. 2.1: 3-е л. реципиента — 1-е и 2-е л. реципиента (супплетивизм между не-участниками и участниками речевого акта).

п. 2.2: 1-е л. реципиента — 2-е и 3-е л. реципиента (супплетивизм между говорящим и не-говорящим).

Примеры супплетивизма между 2-м л., с одной стороны, и

1 и 3-м л., с другой стороны, нам до сих пор не встретились.

2.1. 3-е л. в отличие от 1 и 2 л. В языке малаялам (дравидийская семья; штат Керала, Индия) употребляются совершенно разные глагольные корни для понятия «дать» с реципиентом 3-гол. (koTukkuka) (заглавные буквы здесь обозначают ретрофлексные согласные) и с реципиентом 1 или 2-го л. (taruka/tarika) [Asher, Kumari 1997: 348]. Разные корни употребляются также в юкагирских языках (северо-восточная Сибирь), например, в колымско-юкагирском языке: tadi:- «дать (3-му л.)», kej- «дать (1/2-му л.)» [Maslova 2003]. В языке лепча (тибето-бирманская семья; штат Сикким, Индия, и соседние территории) различаются byî «дать (3-му л.)» и bо «дать (1/2-му л.)» [Mainwaring 1876:127–128].

Это же явление встречается в некоторых папуасских (неавстронезийских) языках Новой Гвинеи, напр, энга (западно-центральная подгруппа внутри группы восточных новогвинейских гор) maingi «дать (3-му л.)», dingi «дать (1/2-му л.)» [Lang 1973: 17, 62], здесь с суффиксом имперфекта — ngi; то же самое в другом языке подгруппы энга, ипили mai «дать (3-му л.)», gi «дать (1/2-му л.)» [Frances Ingemann, личное сообщение]; а также в языке ке-ва, тоже относящемся к западно-центральной группе: kala «дать (3-му л.)», gi «дать (1/2-му л.)» [Franklin 1978: 135, 145]. В языке Хамтай (Капау), относящемся к группе анга в провинции Моробе, имеется — i- «дать (3-му л.)» (всегда с префиксом косвенного дополнения 3 л.,т. е. w-i-), täp- «дать (1/2-мул.)» [Oates, Oates 1968:23].

Немного более сложный пример обнаруживается в языке салиба (океанийская ветвь австронезийской семьи; провинция Милн-Бей, Папуа-Новая Гвинея), где встречаются формы mose-i «дать (3-му л.)», le «дать (1/2-му л.)» [Margetts 1999: 304–308]. В глаголе mose-i — i- является аппликативным суффиксом, но этот глагол никогда не встречается без данного суффикса. В отличие от всех других языков, о которых у меня есть данные, в языке салиба эти два глагола обладают разными аргументными структурами. В языке салиба глагольная морфология может относиться не более чем к одному дополнению, так называемому «примарному дополнению». В случае глагола mose-i возможны две аргументные структуры: в первой структуре дополнение, к которому относится глагольная морфология, является реципиентом, а пациенс кодируется как вторичное дополнение (т. е. без послелога и также без кодирования в глагольной морфологии); во второй структуре глагольная морфология кодирует пациенс, а реципиент выражается послеложной группой. В случае глагола 1е глагольная морфология кодирует только пациенс, а реципиент, если вообще выражается, кодируется послеложной группой; этот глагол требует, однако, одного из двух направительных суффиксов, — mа «навстречу говорящему» или — wa «навстречу слушающему»; в § 3 мы вернемся к вопросу о такого рода взаимосвязях между реципиентом и дейксисом.

В некоторых (но не во всех) сапотекских языках, относящихся к отомангской семье (штат Оахака, Мексика), имеется интересное явление. В этих языках различаются корни для понятия «дать» в третьем и в не-третьем лицах, при этом сами конкретные формы этих глаголов в разных языках разные [Smith Stark, в печати]. В сапотекском языке селения Саниса встречаются формы zed «дать (3-му л.)», bij «дать (1/2-му л.)» [Natalie Operstein: личное сообщение]. В языках отоми, также относящихся к отомангской семье, имеется сходный супплетивизм, например, в языке селения Сан-Ильдефонсо uN- «дать (3-му л.)» (где N обозначает носовую архифонему) в отличие от ra- «дать (1/2-му л.)» [Enrique L. Palancar, личное сообщение]. В языке мискито, относящемся к мисумальпской семье (Никарагуа), различаются yâb-aia «дать (3-мул.)» и ai-k-aia «дать (1-му л. экскл.)», mai-k-aia «дать (2-му л.)», wan-k-aia «дать (1-му л. инкл.)»; в формах не-третьего лица первая морфема относится к реципиенту, в форме третьего лица глагольная морфология не кодирует реципиент [Ken Hale, личное сообщение].

В данных, которые приводились до сих пор, корни, употребляющиеся в соответствии с разницей в грамматическом лице, совершенно разные, и можно было бы сделать вывод, что мы имеем дело с двумя разными глаголами, а не с супплетивными формами одного и того же глагола (в п. 3.3 мы вернемся к этому вопросу). В некоторых языках, однако, обе формы глагола явно связаны, по крайней мере этимологически. Например, в цезском языке (нахско-дагестанская семья; Республика Дагестан) встречаются формы телI- «дать (3 л.)», нелI- «дать (1/2 л.)». Эти формы включают два этимологически отделимых дейктических префикса, т- и н- , хотя неясно, отделимы ли эти префиксы синхронно (они отделимы, по крайней мере, не во всех говорах).

В отношении некоторых других языков можно предположить этимологическую связь обоих корней, хотя имеющиеся доказательства не совсем убедительны и опираются на поверхностное сходство. Так обстоит дело в языке манамбу (семья нду; провинция Восточный Сепик, Папуа-Новая Гвинея), в котором встречаются формы kwiy «дать (3 л.)», kwatay/kwatiy «дать (1/2 л.)» [А. Ю. Айхенвальд, личное сообщение]. В языке найди, одном из языков календжин (нилотская семья, западная Кения), различаются формы ki:-ka:-ci «дать (3 л.)», ke:-ko: n «дать (1/2 л.)» [Chet A. Creider, личное сообщение]. В первой форме — ci представляет собой дативный/аппликативный суффикс, кодирующий наличие реципиента; без этого суффикса данный глагол не встречается. Ввиду того, что дополнения третьего лица никогда не кодируются в глаголе языка найди, нет возможности кодирования лица/числа реципиента с этим глаголом; как во всех финитных глагольных формах, префиксы кодируют лицо/число подлежащего. Что касается глагола, употребляющегося с реципиентом первого или второго лица, в финитных формах, как при всех переходных глаголах, префикс кодирует лицо/число подлежащего, а суффикс слитно выражает подлежащее и дополнение не-третьего лица; в случае глагола ke:-ko: n это дополнение — реципиент.

Последний пример может относиться либо к этому пункту, либо к п. 2.2. В говоре монгсен языка ао (ветвь куки-чин-нага тибето-бирманской семьи; штат Нагаленд, Индия) различаются в повелительном наклонении, и только здесь, khi-ang33 «дать (3 л.)», kh-ang33 «дать (1 л.)» (надстрочные цифры обозначают тоны) [Alexander Robertson Coupe, личное сообщение]. Ввиду того, что повелительное наклонение с реципиентом второго лица мало вероятно, если не исключено, эта система занимает промежуточное положение между системами, рассматриваемыми в п. 2.1 и 2.2.

2.2.1-е л. в отличие от 2 и 3 л. Хотя примеров такого случая у меня меньше, чем в п. 2.1, они представляют языки трех материков.

Совершенно разные корни встречаются в языке кенузи-донгола (нубийская ветвь восточно-суданской семьи; Судан и Египет), где отличаются формы tír «дать (2/3 л.)», dεn «дать (1 л.)» [Armbruster 1960: 315].

В языке маори (полинезийская подгруппа австронезийской семьи; Новая Зеландия) разница выражается посредством употребления различных дейктических суффиксов: — atu «не по направлению к говорящему» в отличие от — mai «по направлению к говорящему», т. е. ho-atu «дать (не по направлению к говорящему)», ho(o)-mai «дать (по направлению к говорящему)». Ввиду того, что эти дейктические суффиксы очень продуктивны, возникает вопрос о том, имеем ли мы в действительности с супплетивизмом в этих формах в языке маори. Все же существует одна неправильность в сочетании второго суффикса с корнем ho, а именно, факультативное удлинение корневого гласного. Язык маори близок к разделительной черте между супплетивизмом и небольшой неправильностью; мы вернемся к этому вопросу в п. 3.3.

Третий язык, приближающийся к противопоставлению между говорящим и не-говорящим по отношению к понятию «дать», — это японский язык. В японском языке встречаются два разных корня или, скорее, два множества корней; внутри каждого множества различаются две формы по отношению к относительному общественному статусу дающего и получающего: yaru/ageru «дать (по направлению от говорящего в социальном смысле, „наружу“ от говорящего)», kureru/kudasaru «дать (по направлению к говорящему в социальном смысле, „внутрь“ к говорящему)». Отметим, что в японском языке это противопоставление не сводится к разнице в грамматическом лице реципиента. Формы kureru/kudasaru употребляются во всех случаях, если предмет дается по социальному направлению к говорящему, например, если учитель что-нибудь дает брату говорящего (потому что подарок все-таки перемещается «извне внутрь» с точки зрения говорящего, хотя грамматически реципиент здесь относится к третьему лицу). Японская система широко рассматривается в специальной литературе, и возникает вопрос, не обнаружатся ли при более подробном исследовании подобные отклонения от строгой системы, опирающейся на грамматическое лицо, и в других приведенных языках. Этот вопрос требует дальнейших исследований.

3. Супплетивим по отношению к реципиенту и дейксис

Ввиду того, что супплетивизм по отношению к грамматическому лицу так редко встречается в языках мира, возникает вопрос, не лучше ли искать другое объяснение (либо синхронное, либо диахроническое) распространенности супплетивизма по отношению к грамматическому лицу реципиента глагола «дать». Это тем более обоснованно, если принять замечание о том, что в некоторых (не всех) языках, приведенных в § 2, нет другого согласования с реципиентом (например, в цезском языке) или даже вообще нет согласования по лицу (например, в языке малаялам) и что такой супплетивизм ограничивается грамматическим лицом и не распространяется, например, на грамматическое число, хотя лицо/число широко представлено как единый согласовательный параметр. В этом параграфе выдвигается гипотеза о том, что диахронический источник супплетивизма по отношению к грамматическому лицу реципиента при глаголе «дать» надо искать в области дейксиса, хотя по меньшей мере в большинстве случаев, рассматриваемых в § 2, такой дейксис грамматикализован в зависимости от грамматического лица реципиента.

3.1. Дейктические оппозиции в лексике. Дейктические оппозиции, соответствующие (по крайней мере, приблизительно) оппозициям в грамматическом лице, широко представлены в языках мира. В некоторых семантических областях, напр, «идти», даже чаще встречается такое деистическое противопоставление в лексике, чем его отсутствие. В английском языке разница между come и go соответствует приблизительно противопоставлению по грамматическому лицу: соте обозначает движение по направлению к говорящему или к слушающему, а §о обозначает движение по направлению к третьему лицу, как в (1а)-(1в). Это соответствует противопоставлению между участниками и не-учасгниками речевого акта, которое рассматривалось по отношению к глаголу «дать» в п. 2.1.

В испанском языке «переводные эквиваленты» venir «come» в отличие от ir «go» различают скорее движение по направлению к говорящему от движения по направлению к слушающему или третьему лицу, так что испанский перевод английского предложения I'm coming! — это ¡voy! «иду!», 1 л. ед. ч. неправильного глагола ir «go». Таким образом, в испанском языке имеется параллель противопоставлению говорящего и не-говорящего (см. п. 2.2).

Даже близкородственные языки могут отличаться в том, имеется ли дейктическая оппозиция при глаголах в общей семантической области «идти», а в случае, если имеется, в точной природе этой оппозиции (ср. глаголы «дать» в дравидийских языках в § 2). В английском языке, например, имеется дейктическая оппозиция в случае глаголов take/bring, как в (2а)-(2в).

(2а) I am taking the book to him.

«Я несу ему книгу».

(2б) He is bringing the book to me.

«Он несет мне книгу».

(2в) I am bringing the book to you.

«Я несу тебе книгу».

Немецкие переводные эквиваленты bringen/nehmen — первый даже представляет точное этимологическое соответствие английского глагола — не дейктические, так что в немецком переводе предложения (2а) тоже встречается глагол bringen, как в (3).

(3) Ich bringe ihm das Buch.

Третью возможность представляют такие языки? как, например, русский, в которых нет дейктических оппозиций в семантической области «идти», как в (4а) и (4б), ср. англ. Go to the store! и Come here!

(4a) Иди в магазин!

(4б) Иди сюда!

Хотя имеется высокая корреляция между, с одной стороны, выбором членов таких дейктических пар, как соте и go, и, с другой стороны, грамматическим лицом, к которому направлено движение, эта корреляция не абсолютна, так как всегда можно выбрать дейктический центр, отличающийся от hic-et-nunc, как, например, в (5), в котором референт местоимения 1 л. движется по направлению к дейктическому центру Ксанаду.

(5) And finally, we came to Xanadu.

«И мы наконец приехали в Ксанаду».

Иначе говоря, такие дейктические оппозиции в лексике обычно не грамматикализованы как индикаторы грамматического лица. Но именно такая грамматикализация характеризует супплетивизм по отношению к грамматическому лицу реципиента в случае глагола «дать».

3.2. Дейксис и глагол «дать». Взаимодействие дейксиса и реципиента глагола «дать» ясно проявляется в целом ряде языков, в том числе и в некоторых из языков, рассмотренных в § 2, за пределами супплетивизма по отношению к грамматическому лицу реципиента, а также в ряде других языков. Укажем на несколько релевантных явлений, уже упомянутых в § 2. В языке салиба, при реципиенте первого или второго лица обязательно включение в морфологию глагола «дать» дейктического суффикса, обозначающего направление к говорящему или к слушающему. В языке маори разница по отношению к грамматическому лицу реципиента выражается в первую очередь посредством дейктических суффиксов со значением «по направлению к говорящему» и «не по направлению к говорящему». В цезском языке начальный согласный, различающий два глагола «дать» — по крайней мере этимологически — относится к дейктическому префиксу. Согласно Армбрустеру [Armbruster 1960: 315], начальный t глагола tir является «указательным или дейктическим [словом] не по отношению к говорящему».

Чтобы пояснить взаимодействие между дейксисом и грамматическим лицом реципиента независимо от супплетивизма, можно привести примеры еще из двух языков. В английском языке глагол give, за исключением некоторых ограниченных употреблений, требует эксплицитного выражения как пациенса, так и реципиента. Таким образом, возможно предложение (6а), но не (6б).

(6а) Give it to Mary!

«Дай это Мэри!»

(6б) *Give it!

«Дай это!»

Однако с подразумевающимся реципиентом первого лица можно, по крайней мере в разговорном языке, употреблять вместо местоимения первого лица дейктическое наречие места here, как в (7а).

(7а) Give it here!

«Дай это сюда!»

(7б) *Give it there!

(букв.) «Дай это туда!»

Невозможность (7б) показывает, что в английском языке нет общего правила, допускающего употребление дейктических наречий вместо личных местоимений реципиента, а есть специфическая возможность для реципиента первого лица.

Более сложный пример дает язык ик (семья кулиак; северо-восточная Уганда). Примеры (8а)-(8ж) взяты из работы [Serzisko 1988]. Употребляются следующие сокращения: AND — андатив, GOA — цель, PRF — перфект, SG — единственное число, VEN — венитив; заглавные буквы обозначают абруптивные смычные.

(8а) ma-ida-ka.

дать-2SG-PRF

«Ты дал (ему)».

(8б) me-et-ida-ka.

дать-VEN-2SG-PRF

«Ты дал (мне)».

(8в) maa-ka.

дать-PRF

«Он дал (кому-то)»

(8 г) maa-Kota-ka.

дать-AND-PRF

«Он дал (кому-то)».

(8д) me-eta-ka.

дать-VEN-PRF

«Он дал мне».

(8е) me-et-ia lotoba bi-ke.

дать-VEN-lSG табак 2SG-GOA

«Я дал тебе табак».

(8ж) maa-Kot-ia rag nа bien-e.

дать-AND-lSG бык DET 2SG-GOA

«Я дал тебе этого быка».

Хотя этих примеров недостаточно для полного анализа затрагиваемых здесь вопросов — они приводились автором в несколько другом контексте — можно отметить существенную разницу между суффиксами венитива — et(a) и андатива — Kot(a), соответствующими, как свидетельствует «итальянообразная» терминология, разнице между английскими глаголами соте и go. В случае реципиента первого лица употребление суффикса венитива, кажется, обязательно, см. (8б) и (8д). Что касается реципиента третьего лица, то употребление суффикса андатива, кажется, факультативно, если подлежащее тоже относится к третьему лицу, см. (8в) и (8 г), а исключается, если подлежащее относится к второму (или, предположительно, первому) лицу, см. (8а). В случае реципиента второго лица имеется, кажется, выбор между суффиксами венитива и андатива, см. (8е) и (8ж), по крайней мере, если подлежащее относится к первому лицу. Как минимум, очевидна разница между реципиентами первого и третьего лица и промежуточное положение второго лица.

Данные японского языка (см. п. 2.2) теперь приобретают дополнительное значение. Как уже говорилось в п. 2.2, в японском языке противопоставление является в первую очередь противопоставлением по дейксису (по направлению к говорящему или от него, в социальном смысле), а не соответствует точно грамматическому лицу, так что в предложении с реципиентом второго или третьего лица можно употреблять оба множества глаголов. Кроме того, возможно даже использование глаголов, обозначающих реципиент вне группы говорящего, вместе с реципиентом первого лица, если выбирается специфическая дейктическая перспектива [Shigeko Nariyama, личное сообщение]. Таким образом, японский язык не принадлежит, собственно говоря, к группе языков, в которых супплетивизм соответствует грамматическому лицу реципиента. Дело скорее в том, что релевантные пары японских глаголов отличаются друг от друга непосредственно с точки зрения дейксиса. Насколько мне известно, это не относится к другим языкам, о которых здесь идет речь. Нужно, однако, отметить, что только в незначительной части этих языков данное явление исследовалось столь же подробно, как и в японском языке. Вполне возможно, дальнейшие исследования покажут, что и в этих языках мы имеем дело не с супплетивизмом, обусловливаемым в строгом смысле грамматическим лицом реципиента. В качестве же предварительного заключения можно подтвердить, что в этих языках более древние дейктические противопоставления — в некоторых случаях засвидетельствованные (напр., в цезском языке), в других случаях предполагаемые — грамматикализованы как оппозиция, опирающаяся только на грамматическое лицо реципиента.

3.3. Оставшиеся вопросы. В этом пункте будут рассмотрены некоторые вопросы, которые возникают при исследовании ранее приведенных данных.

В п. 3.2 было выдвинуто диахроническое объяснение наличия супплетивизма при глаголе «дать» по отношению к грамматическому лицу реципиента. Но при этом возникает вопрос о том, почему именно реципиент обусловливает такой супплетивизм. Можно отчасти ответить на этот вопрос, ссылаясь на дейктические противопоставления, которые выражаются посредством лексических оппозиций или дейкгических частиц. В этой области основная разница имеется именно между действиями, направленными к дейктическому центру, и действиями, направленными от дейктического центра. Это относится к глаголу «дать» не меньше, чем к глаголам come/go «идти» или к другим парам глаголов в отдельных языках.

Последнее, конечно, не исключает возможности существования языка, в котором супплетивизм при глаголе «дать» был бы ориентирован на пациенса, особенно при наличии более общей системы супплетивизма в зависимости от черт пациенса. В юто-ацтекском языке уичоль (штаты Наярит и Халиско, Мексика), например, глагол «дать» характеризуется супплетивизмом для черт пациенса, как в примерах (9) из говора селения Сан-Андрес Коамиата [Gomez 1999].

(9) k w ei-tïa-rika «дать (длинный предмет)»

'li-tïa-rika «дать (плоский предмет)»

huri-tïa-rika «дать (предмет без постоянной формы)»

hani-tïa-rika «дать (предмет с ручкой)»

tui-tïa-rika «дать (громоздкий предмет)»

Но эти черты как раз являются теми чертами, которые вообще релевантны для глаголов языка уичоль с супплетивизмом по отношению к пациенсу. Кроме того, все глаголы, приведенные в (9), с точки зрения морфологии суть каузативные формы (с продуктивным суффиксом каузатива — tia), образованные от монотранзитивных глаголов со значением «брать»; эти монотранзитивные глаголы тоже характеризуются супплетивизмом по отношению к тем самым чертам пациенса, т. е. «брать (длинный предмет)» и т. д.

Другой важный вопрос состоит в том, являются ли феномены, рассматриваемые в § 2, на самом деле примерами супплетивизма. При другом анализе можно было бы утверждать, что мы имеем дело с двумя разными лексическими единицами, как в случае английских глаголов соте и go. Этот вопрос особенно важен с точки зрения общей теории супплетивизма [Mel'cuk 1994], но, по-моему, не так важен для целей настоящей статьи. Даже если исходить из того, что мы имеем дело с разными лексическими единицами, скорее чем с супплетивизмом, все-таки надо отметить, что примеры пар отдельных лексических единиц, отличающихся друг от друга только грамматическим лицом одного из аргументов, — весьма редкое явление среди языков мира, если оно вообще встречается. Даже при таком анализе надо было бы только слегка переформулировать вопрос: почему именно в случае понятия «дать» встречаются разные лексические единицы (в отличие от разных форм одной и той же лексической единицы) в зависимости от грамматического лица реципиента? Но возвращаясь к вопросу

о том, имеем ли мы дело с супплетивизмом, можно применить тесты, со всеми сопутствующими проблемами, чтобы решить, одна перед нами лексическая единица или нет. Например, если на одном из языков, упомянутых в § 2, ставится вопрос «кому Коля дал книгу?» с глаголом, уместным для реципиента третьего лица, возможен ли без противоречия пресуппозициям вопроса ответ «мне»? По крайней мере, в некоторых из языков, упомянутых в § 2, дело обстоит так, а к другим языкам еще нужно применять этот тест. Это можно сопоставить с английским глаголом massacre, который не является факультативной супплетивной формой глагола kill, употребляющейся с пациенсом во множественном числе, потому что ответ «опе» «одного» невозможен на вопрос «how many people did they massacre?» «сколько человек они перебили?» при сохранении пресуппозиций вопроса.

С другой стороны, можно ставить вопрос, представляют ли все примеры, приведенные в § 2, супплетивизм, а не какие-то менее крайние типы отношений внутри морфологической парадигмы. В § 2 было отмечено эксплицитно, что в одних случаях употребляются совершенно разные корни, т. е. самый сильный тип супплетивизма, а в других случаях имеется по меньшей мере сходство между корнями; при этом язык маори и (по крайней мере для некоторых носителей языка) цезский язык употребляют один и тот же корень но с разными аффиксами. Однако более слабая характеристика супплетивизма описывала бы как супплетивизм все случаи, в которых отношение между вариантами уникально в данном языке. В цезском языке только у глагола «дать» есть синхронные рефлексы дейктических префиксов т- и н- в языке маори, который больше всего приближается к случаю, в котором можно говорить об одном и том же корне с разными продуктивными дейктичесшми суффиксами, все-таки наблюдается факультативное уникальное удлинение корня перед дейктическим суффиксом — mai. Таким образом, широкому понятию супплетивизма удовлетворяют все примеры, рассмотренные в § 2.

4. Другие явления

Имеется ряд других явлений, которые, по крайней мере на первый взгляд, можно сопоставить с типами супплетивизма по отношению к грамматическому лицу реципиента, но которые или синхронно или диахронически представляют собой отдельные явления. Ниже рассматриваются два таких примера.

4.1. Более богатые супплетивные системы по лицу/числу. В некоторых языках встречаются на первый взгляд гораздо более богатые системы супплетивизма по отношению к реципиенту, чем в языках, рассмотренных выше. Например, в языке амеле (мадангская семья; провинция Маданг, Папуа-Новая Гвинея) имеются формы глагола дать, приводимые в форме инфинитива в (10), в зависимости от лица/числа реципиента [Roberts 1987: 279,386–387,390].

(10) ut-ec «дать (3-мул. ед. ч.)»

ih-ec «дать (2-му л. ед. ч.)»

it-ec «дать (1 — му л. ед. ч.)»

al-ec «дать (2/3-му л. дв. ч.)»

il-ec «дать (1-му л. дв. ч.)»

ad-ec «дать (2/3-му л. мн. ч.)»

ig-ec «дать (1-му л. мн. ч.)»

В этих формах — ес — суффикс инфинитива для данного глагольного класса. Однако при более внимательном наблюдении оказывается, что первая морфема каждой из этих форм тождественна аффиксу, выражающему данное сочетание лица и числа реципиента в глагольной морфологии; см. (11).

(11) — ut «глагольный суффикс для реципиента 3 л. ед. ч.»

— ih «глагольный суффикс для реципиента 2 л. ед. ч.»

— it «глагольный суффикс для реципиента 1 л. ед. ч.»

— al «глагольный суффикс для реципиента 2/3 л. дв. ч.»

— il «глагольный суффикс для реципиента 1 л. дв. ч.»

— ad «глагольный суффикс для реципиента 2/3 л. мн. ч.»

— ig «глагольный суффикс для реципиента 1 л. мн. ч.»

Это говорит о том, что формы глагола дать на самом деле не супплетивны, а содержат нулевой корень и соответствующий суффикс реципиента. Такие нулевые корни встречаются и в других случаях в папуасских языках. Даже в языке амеле имеется еще один нулевой корень со значением «брать», отличающийся от глагола «дать» тем, что принадлежит к другому спряжению (с инфинитивом на — ос).

Можно было бы, однако, представить себе превращение такой системы в систему с более богатым супплетивизмом, и подобное превращение, кажется, осуществилось в языке уаскиа, тоже входящего в мадангскую семью. В уаскиа встречаются формы:

(12) tuiy- ~ tuw- «дать (3-му л. ед. ч.)»

kisi- «дать (2-му л. ед. ч.)»

asi- «дать (1-му л. ед. ч.)»

idi- «дать (любому лицу мн. ч.)» [Ross, Paol 1978:43].

Согласно Россу (личное сообщение), эти формы, по-видимому, включают этимологические маркеры реципиента, хотя формы не так прозрачны, чтобы допустить точную реконструкцию. Поскольку синхронно в языке уаскиа вообще нет согласования с дополнением, данные в (12) представляют собой как будто бы систему с супплетивизмом по отношению к грамматическому лицу реципиента при глаголе «дать», но с источником, полностью отличным от источника примеров, рассматриваемых в § 2 и § 3.

4.2. Супплетивизм по лицу и вежливость. Еще один возможный источник супплетивизма по лицу — вежливость. В русском языке, например, кроме нейтрального глагола есть, имеется также вежливый глагол кушать , выражающий вежливость по отношению к подлежащему. В литературном языке этот глагол не употребляется в первом лице единственного числа. Можно представить себе превращение такой системы в случай супплетивизма по лицу, хотя у меня нет ясных примеров такого развития. Японский язык дает пример выражения вежливости по отношению к реципиенту глагола «дать». Грубо говоря, глаголы agent и kureru употребляются в случае реципиента, социально более высокого чем дающий, а уаги и kudasaru в обратном случае, но это противопоставление пересекает дейктическое противопоставление.

5. Заключение

Данные этой статьи должны показать, что явление супплетивизма по отношению к грамматическому лицу реципиента при глаголе «дать» — хотя на него почти совсем не обращали внимания в типологических и других лингвистических исследованиях — представляет собой тему, достойную подробного исследования. Если эта статья позволит обнаружить рассматриваемое явление в других языках и особенно если она послужит стимулом для лучшего объяснения синхронной функции подобного супплетивизма и его исторического развития, я буду считать свою задачу выполненной.

Литература

Armbruster Ch. Н. Dongolese Nubian: A grammar. Cambridge, 1960.

Asher R. E., Kumari Т. C. Malayalam. London, 1997.

Burrow Т., Emeneau М. B. A Dravidian Etymological Dictionary. 2nd ed. Oxford; N. Y., 1984.

Bybee J. Morphology: A study of the relation between meaning and form. Amsterdam, 1985.

Franklin K. J., Joice F. A Kewa Dictionary with Supplementary Grammatical and Anthropological Materials. Canberra, 1978.

Gomez P. Huichol de San Andres Cohamiata, Jalisco. Mexico, 1999.

Kimball G. D. Koasati Grammar. Lincoln, 1991.

Lang A. Enga Dictionary with English Index. Canberra, 1973.

Mainwaring G. B. A Grammar of the Rong (Lepcha) Language, as It Exists in the Doijeling and Sikim Hills. Calcutta, 1876.

Margetts A. Valence and Transitivity in Saliba, an Oceanic language of Papua New Guinea. Nijmegen, 1999.

Maslova E. A Grammar of Kolyma Yukaghir. Berlin; N. Y., 2003.

Mel'ćuk I. Suppletion: Toward a logical analysis of the concept // Studies in Language 18.1994.

Oates, W., Oates L. Kapau Pedagogical Grammar. Canberra, 1968.

Roberts J. R. Amele. Beckenham, 1987.

Ross М., Paol John Natu. A Waskia Grammar Sketch and Vocabulary. Canberra, 1978.

SerziskoF. On bounding in Ik// Brygida Rudzka-Ostyn (ed.). Topics in Cognitive Linguistics. Amsterdam, 1988.

Smith Stark Т. C. Supletivismo segun la persona del receptor en el verbo «dar» de algunas lenguas otomangues. Caravelle 76; [в печати].

Z'graggen J. A. A comparative Word List of the Northern Adalbert Range Languages, Madang Province, Papua New Guinea. Canberra, 1980a.

Z'graggen J. A. A Comparative Word List of the Mabuso Languages, Madang Province, Papua New Guinea. Canberra, 1980b.