40 лет Санкт-Петербургской типологической школе

Храковский В. С.

Мальчуков А. Л.

Дмитренко С. Ю.

В. П. Недялков

Заметки по типологии выражения реципрокального и рефлексивного значений

(в аспекте полисемии реципрокальных показателей) [47]

 

 

1. Вводные замечания.

1.1. Три основных типа языков по признаку полисемии реципрокальных показателей.

1.2. Три основных типа полисемии реципрокальных показателей.

1.3. Смысловые, формальные и этимологические отношения между реципрокальным значением и значениями рефлексивным, социативным и итеративным.

1.3.1. Рефлексив — реципрок.

1.3.2. Реципрок — социатив.

1.3.3. Итератив — реципрок.

1.3.4. Возможные этимологические соотношения рефлексивного, реципрокального, социативного и итеративного показателей.

1.3.5. Другие типы полисемии.

2. Два типа показателей с рефлексивным и/илн реципрокальным значениями — анафорические и медиальные.

2.1. Показатели, имеющие только анафорические значения.

2.1.1. Показатели с совмещенными рефлексивным и реципрокальным значениями.

2.1.2. Показатели с несовмещенными рефлексивным или реципрокальным значениями.

2.2. Показатели, имеющие не только анафорические значения.

3. Медиальные показатели с рефлексивным и/или реципрокальным значениями.

3.1. Медиальный показатель имеет рефлексивное значение, но не имеет реципрокального.

3.2. Медиальный показатель имеет рефлексивное и реципрокальное значения.

3.2.1. Реципрокальное значение непродуктивно.

3.2.2. Реципрокальное значение продуктивно.

3.3. Медиальный показатель имеет реципрокальное значение, но не имеет рефлексивного.

4. Распределение языков по признакам (а) раздельного или совместного употребления медиальных и анафорических показателей и (б) рефлекснвно-реципрокальной полисемии.

4.1. Языки только с медиальными показателями.

4.1.1. Раздельное выражение рефлексивности и реципрокальности.

4.1.2. Совмещенное выражение рефлексивности и реципрокальности

4.2. Языки только с анафорическими показателями

4.2.1. Раздельное выражение рефлексивности и реципрокальности

4.2.2. Совмещенное выражение рефлексивности и реципрокальности.

4.3. Языки с обоими типами показателей.

4.3.1. Медиальный и анафорический показатели не используются одновременно.

4.3.2. Медиальный и анафорический показатели могут использоваться одновременно.

4.3.2.1. Основной показатель рефлексива и реципрока — медиальный.

4.3.2.2. Основные показатели рефлексива и реципрока — анафорические.

4.3.2.3. Медиальный и анафорический показатели употребляются как правило совместно.

4.4. Континуум языков по признаку увеличения роли реципрокальных анафорических показателей.

5. Медиальные и анафорические показатели реципрокальности и тип кореферентности.

5.1. Собственно реципроки (или «дистантные» реципроки).

5.1.1. Кореферентность подлежащего с прямым дополнением.

5.1.2. Кореферентность подлежащего не с прямым дополнением.

5.1.2.1. Кореферентность подлежащего с непрямым дополнением.

5.1.2.2. Кореферентность, включающая периферийные способы обозначения дополнения и подлежащего.

5.1.2.3. Кореферентность подлежащего с бенефактивным дополнением или посессивным определением.

5.2. Локативные («контактные») рецнпроки.

5.2.1. Локативные реципроки с кореферентностью подлежащего и предложного дополнения (субъектные реципроки).

5.2.2. Локативные реципроки с кореферентностью прямого и косвенного дополнений (объектные реципроки).

6. Заключение.

Литература.

 

1. Вводные замечания

 

В настоящих заметках рассматривается в основном полисемия, иллюстрируемая русскими непереходными рефлексивными глаголами с постфиксом — ся в следующих предложениях с рефлексивным и рецилрокальным значениями соответственно, приводимых с соотносительными переходными нерефлексивными исходивши предложениями:

(1а) А и Б защищаются ← А и Б защищают его;

(1б) А и Б обнимаются  ← А и Б обнимают его.

Как известно, оба значения могут выражаться также и местоимениями:

(2а) А и Б защищают себя ;

(2б) А и Б обнимают друг друга,

т. е. А обнимает Б, а Б обнимает А [48] .

В русском языке рефлексивно-реципрокальная полисемия постфикса — ся представлена в разных глаголах, будучи дополнительно распределенной, что и показано примерами (1а) и (1б). В других языках, например, в польском, существуют дериваты с рефлексивно-реципрокальной полисемией, которые в зависимости от контекста могут выражать оба этих значения. Так, в (3) сочетания глагола с клитикой się (соответствующей русскому — ся) или с местоимением siebie (соответствующим русскому себя ) могут интерпретироваться и рефлексивно, и реципрокально, опять же в зависимости от контекста:

(3а) Przyjacieke bronili się długo

i. «Друзья долго защищались/защищали себя »

ii. «Друзья долго защищали друг друга »;

(3б) Przyjaciele bronili siebie dhigo

i. «Друзья долго защищались/защищали себя »

ii. «Друзья долго защищали друг друга », (предпочтительнее)

Рефлексивно-реципрокальная полисемия очень широко распространена среди языков мира. Она представлена в ряде индоевропейских, финно-угорских, семитских, тибето-бирманских, африканских, австралийских, северо- и южно-американских индейских языков и др. В целом, она слабо представлена или почти отсутствует в языках Азии и Океании (основное исключение — австралийские и, возможно, некоторые тибето-бирманские языки), см. также [Maslova & Nedjalkov, in print].

В настоящей статье рефлексивом именуются как глаголы типа защищаться, так и сочетания типа защищать себя, а реципроком — как глаголы типа обниматься, так и сочетания типа защищать друг друга. Соответственно, показателями рефлексива и реципрока именуются как связанные морфемы типа — ся, так и свободные единицы типа себя и друг друга. Термины рефлексив и реципрок распространяются и на глаголы с обоими рефлексивными или реципрокальными показателями. В русском языке такие сочетания неграмматичны (ср. *Oни обнялись друг друга), но во многих других языках они грамматичны и употребительны; ср. следующий якутский пример, где одновременно употреблены реципрокальный суффикс — с- и местоимение бейе-бейе-лери-н «друг друга» (-лери- = 3 л. мн. ч., -к = акк.):

(4) бейе-бейе -лери-н θлθр-ус-

«убить друг друга».

Подобное употребление склоняемого реципрокального местоимения при морфологическом реципроке может быть или плеонастическим или же служить средством снятия полисемии многозначного реципрокального показателя, в данном случае суффикса — с, ср. (5). Эту же функцию могут выполнять и реципрокальные наречия, которые сами по себе не образуют реципроков. К таким наречиям, именуемым ниже реципрокальными уточнителями, относится, например, польское nawzajem «взаимно», которое может снимать полисемию в случаях типа (3а) и (3б).

Выражение рефлексивного и реципрокального значений одним показателем объясняется тем, что оба значения соотносят субъекты и объекты (и, шире, субъекты и не-субъекты) действия как кореферентные. Это проявляется в двух смысловых ролях референтов при каждом из этих значений. Причем реципрокальное значение, в отличие от рефлексивного, включает в себя перекрестную кореферентность и таким образом является более сложным семантически.

Два основных типа показателей, которыми эти значения передаются, именуются ниже анафорическими (только с рефлексивным и/или реципрокальным значениями; см. (2), (3б) и (6)) и медиальными (не только с рефлексивным и/или реципрокальным значениями, но и с рядом других, обусловленных интранзитивацией исходного глагола, например, антикаузативным, пассивным и др.; см. (1), (3а), (8 г). Между этими способами выражения возможны промежуточные типы, поскольку первые могут переходить во вторые.

В свою очередь, различаются собственно реципроки и локативные реципроки : только у первых возможна рефлексивно-реципрокальная полисемия, вторые же называют соединение или разъединение субъектов или объектов, и вопроса о полисемии не возникает. Речь идет о таких значениях, как, например, «соединить А и Б друг с другом». Несмотря на существенное семантическое различие, оба типа реципроков обладают достаточным сходством для обозначения их одним термином. Если у собственно реципроков антецедентом показателя выступает, как правило, субъект (ср. Sie в (5а)), то у локативных реципроков антецедентом может быть как субъект (см. Sie в (5в)), так и объект; ср. А und В в (5 г). Реципроки с антецедентом-подлежащим именуются субъектными, а с антецедентом-дополнением — объектными. В основной части этой статьи рассматриваются собственно реципроки, т. е. субъектные реципроки. Локативные реципроки рассматриваются в разделе 5.2. Локативные реципроки обычно образуются анафорическими показателями, во всяком случае гораздо чаще, чем медиальными. Здесь речь идет о тех языках, которые располагают обоими типами показателей. Ср.:

(5а) Sie lieben sich

i «Они любят друг друга »

ii «Они любят себя »;

(5б) Sie lieben einander

«Они любят друг друга »;

(5в) Er prallte auf ihn

«Он натолкнулся на него »;

Sie prallten aufeinander

«Они натолкнулись друг на друга »;

(5 г) Er fügte  А an В

«Он подогнал А к Б »;

Er fügte А und В aneinander

«Он подогнал А и Б друг к другу ».

В настоящих заметках рассматриваются лишь некоторые аспекты проблемы рефлексивно-реципрокальной полисемии, а именно, распределение языков по признаку совместного или раздельного употребления медиальных и анафорических показателей (см. раздел 4), а также по признаку типов кореферентности этих показателей (см. раздел 5). Рассматривается также распределение рефлексивного и/или реципрокального значения по названным двум способам их выражения в различных языках и, тем самым, производится классификация языков по этим признакам.

Рассмотрению собственно темы данной статьи (разделы 3, 4 и 5) предпослана вводная часть (разделы 1 и 2), где в качестве типологического фона рассматривается ряд смежных вопросов, в частности, 1) типы языков по признаку полисемии реципрокальных показателей (см. 1.1), 2) три основных значения, сопутствующих реципрокальному (см. 1.2), а также 3) возможные этимологические соотношения показателей реципрокального, рефлексивного, социативного и итеративного значений (см. 1.3).

Рефлексивно-реципрокальная полисемия представлена достаточно широко в языках мира, но существуют также языки, где показатель реципрока не является полисемичным или же имеет полисемию без рефлексивного значения. Для полноты картины рассматриваются также те случаи, когда рефлексивное и реципрокальное значения представлены в языке отдельными показателями.

 

1.1. Три основных типа языков по признаку полисемии реципрокальных показателей

По этому признаку различаются следующие типы: языки с моносемичными реципрокальными показателями, языки с полисемичными реципрокальными показателями и языки с обоими типами показателей.

1) Языки, в которых имеются только моносемичные реципрокальные показатели. Этот тип представлен, например, чукотским, где существует однозначный реципрокальный суффикс и синонимичное ему однозначное реципрокальное местоимение, изменяемое по лицам: мургичгу «мы друг друга», тургичгу «вы друг друга» и ыргичгу «они друг друга» (эти показатели могут также выступать одновременно как плеонастические), см. [Nedjalkov 1976: 202, 196; Nedjalkov, в печати]:

Чукотский:

(6а) чичев- «понимать»

(6б) чичек- вылг - «понимать друг друга »

(6в) ыргичгу чичев- «понимать друг друга »

(6 г) ыргичгу чичев- вылг - «понимать друг друга ».

2) Языки только с полисемичными показателями. К этому типу относится, например, восточно-футунский язык (полинезийская семья), где существуют три показателя реципрока с общим компонентом: fe-, fe-…-(C)i, fe-…(C)aki. Эти показатели различаются набором значений и продуктивностью [Moyse-Fauríe, in print]. Проиллюстрирую ряд значений последнего показателя:

Восточно-футунcкий [там же]

(7а) alofa «любить» → fe -alofa- 'aki «любить друг друга »;

(7б) аnо «идти» → fe -ano- 'aki «идти вместе »;

(7в) tapa «сверкать» → fe -tapa- 'aki «сверкать снова и снова ».

3) Языки с моносемичными и полисемичными показателями. Сюда относится, например, якутский язык с полисемичным реципрокальным суффиксом — с- и моносемичным изменяющимся по лицам и падежам реципрокальным местоимением бэйэ-бэйэ-лэри-н (сам-сам-посесс.3.мн. — акк.) «они друг друга» (плеонастически или же для снятия полисемии реципрокальное местоимение может выступать совместно с суффиксом) [Харитонов 1963: 35–36].

Якутский: [52]

(8а) θлθр-  «убить» →

θлθр-ус-

i. «убить друг друга »

ii. « вместе убить кого-л.»

iii. « вместе с кем-л . убить кого-л.»

iv. « помочь кому-л. убить кого-л.»

(8б) бейе-бейе -лери-н θлθр- «убить друг друга »;

(8в) бейе-бейе -лери-н θлθр- ус - «убить друг друга ».

От определенного класса глаголов, обозначающих в основном соединение и разъединение, реципрокальный суффикс образует антикаузативы (подробнее см. [Nedjalkov 2003: 72–73]); ср.:

(8 г) булку-  «смешать что-н. с чем-н.» →

булку- с - «смешаться»

силимне-  «склеить что-н. с чем-н.» →

силимне- с - «склеиться»

хаты-  «переплести что-н. с чем-н.» →

хаты- с - «переплестись».

 

1.2. Три основных типа полисемии реципрокальиых показателей

Реципрокальное значение имеет общие признаки с тремя значениями:

а) с рефлексивным значением — две семантические роли у каждого из партиципантов;

б) с социативным значением — не менее двух партиципантов, участвующих в одной и той же ситуации и выполняющих одну и ту же семантическую роль;

в) с итеративным значением — не менее двух действий, предполагаемых неединственным числом партиципантов.

Соответственно наблюдаются три типа полисемии: реципрокально-рефлексивная, реципрокально-социативная и реципрокально-итеративная.

Три значения перечислены здесь в порядке предполагаемого уменьшения семантической близости к реципрокальному. Социативное и итеративное значения естественно объединяются по признаку множественности — партиципантов в социативном и действий в итеративном. При этом в некоторых языках социативное и итеративное значения могут выражаться одним показателем, как, например, в восточно-футунском конфиксом fe-…-'aki, см. (7б) и (7в). Это же имеет место в случае индонезийского конфикса ber-…-an, который выражает значения множественности агенсов, действий или направлений, см. [Prentice 1987:921].

Естественно, что каждое из названных трех значений нередко выражается теми же показателями, что и реципрокальное (независимо от того, является ли у показателя реципрокальное значение наиболее продуктивным или нет). Так, в восточнофутунском и индонезийском языках упомянутые показатели выражают и реципрокальное значение. Распространенность трех типов полисемии в языках мира неоднократно отмечалась в специальной литературе, см., например, [Lichtenberk 1985: 19–41; Shibatani 1985: 825–829, 840–843; Kemmer 1993; Knjazev 1998: 185–193]. Проиллюстрирую эти три типа полисемии,

а) Рефлексивно-реципрокальная полисемия

Масаи [Tucker & Mpaayei 1955: 134–136]; нилотская семья; суффикс — а- = медиальный показатель; е- = 3 л. ед. и мн. ч.:

б) Социативно-реципрокальная полисемия

Каранго [Marconnés 1931: 195]; семья банту; — an- = суффикс реципрока:

в) Итеративно-реципрокальная полисемия

Собей [Sterner 1987: 53]; группа сарми-йотафа океанийской семьи; инфикс — re-/-ro-/… — показатель реципрока:

Названными тремя значениями, которые могут сопутствовать реципрокальному, возможная полисемия реципрокальных показателей не исчерпывается. Это уже видно из ряда приведенных примеров. Так, например, социативно-реципрокальная полисемия может включать комитативное и ассистивное значения (см. (8а) выше), а рефлексивно-реципрокальная полисемия может включать также антикаузативное и результативное значения; ср.:

Масаи [там же]; ср. (9); — а = медиальный показатель, — i = имперсонал):

Существует также такая полисемия реципрокальных показателей, где названные три значения по разным причинам отсутствуют, но имеют место другие значения, связанные с детранзитивирующей функцией показателя, например, абсолютивное значение; ср.:

Тоабаита [Lichtenberk 1999: 35, 51]; океанийская семья:

 

1.3. Смысловые, формальные и этимологические отношения между реципрокальным значением и значениями рефлексивным, социативным и итеративным

Рассмотрим кратко некоторые аспекты трех основных типов полисемии.

1.3.1. Рефлексив —реципрок. Рефлексивный показатель может соотноситься с реципрокальным двумя способами.

1) Оба значения выражаются одним и тем же показателем (совмещенный показатель). При этом во многих языках это имеет место вследствие того, что рефлексивный показатель приобретает реципрокальное значение, сохраняя рефлексивное, см. (1), (3). В ряде языков банту, в частности в лувале, рефлексивный префикс И-приобрел дополнительно реципрокальное значение, ранее выражавшееся реципрокальным суффиксом — asan- (ср. na-li-pihis-a «он запачкался», vali na-ku-li-vet-a «они бьют друг друга»), переняв одновременно и социативное значение (ср. — li-hah-ilil-a «бежать вместе», где-ilil — суффикс проксимитива; [Horton 1949: 103, 117, 101]; см. также [Аксенова, Топорова 1990: 179,181].

Обратное направление развития, т. е. от реципрока к рефлексиву, встречается гораздо реже. Так, например, в языке джу-валджаи (Juwaljai; австралийская семья) рефлексивный суффикс — lεlana- восходит к реципрокальному суффиксу (правда, новый реципрокальный суффикс — lŋili- происходит из рефлексивного, т. е. здесь произошла достаточно странная «рокировка» показателей; дословно: «… there is in Juwaljai an apparent crossing of the functions of the two suffixes: that which was reciprocal becomes reflexive, and vice versa» [Capell 1956: 52]). Помимо таких рефлексивных и реципрокальных показателей, полностью отличных друг от друга, а также рефлексивно-реципрокальных показателей (см. (1) и (3)), существуют реципрокальные показатели, частично совпадающие с рефлексивными.

2) Рефлексивный и реципрокальный показатели имеют общую часть. При этом обычно показатель рефлексива является частью реципрокального показателя. Маловероятно, чтобы рефлексивный показатель включал в себя реципрокальный показатель (хотя и отмечены случаи, когда показатель рефлексива фонологически «весомее» показателя реципрока; ср., например, рефлексивный суффикс — (ŋi)djiliŋa и реципрокальный — l-ana в австралийском языке вирадьюри [Capell 1956: 75]; но в целом, как известно, большее смысловое содержание иконически имеет тенденцию к выражению большей по объему морфологической единицей). Это может иметь место как у морфологических, так и у синтаксических показателей.

2а) Показатель морфологический. Здесь существуют два типа сложных показателей:

а) рефлексивный показатель предшествует или следует за каким-либо другим показателем и исторически скорее всего присоединился к нему; ср.:

(14) реципрокальный суффикс — na-ku (ср. riku-na-ku- «смотреть друг на друга») в боливийском кечуа, где — ku есть рефлексивный суффикс в самостоятельном употреблении (ср. riku-ku-«смотреть на себя»), а — na без — ku употребляется только с каузативным суффиксом — chi (ср. riku-na-chi «заставлять кого-л. смотреть друг на друга», где суффикс рефлексива отсутствует) [Muysken 1981:454,464];

(15) реципрокальный суффикс — ep-ew в языке юрок (алгонкинская семья), где — ер — рефлексивный суффикс, а второй компонент, или омоморфный суффикс, является алломорфом пассивного показателя [Robins 1958: 78–79,47—48];

(16) реципрокальный суффикс —:ni-ßa/-yßa в языке урадхи (австралийские языки) где —:ni — рефлексивный суффикс, а второй компонент в варианте — уßа употребляется как показатель реципрока только в одном из четырех спряжений транзитивных глаголов [Crowley 1983: 365];

В языке тидоре (папуасский язык) существует реципрокальный префикс ma-ku-, в котором компонент ma- представляет собой рефлексивный префикс [van Staden 2000: 115–117].

б) реципрокальный показатель является редупликацией рефлексивно-реципрокального:

(17) реципрокальный префикс at-at- в языке апалай (карибская семья), где at- является рефлексивно-реципрокальным показателем [Koehn & Koehn 1986: 44]. См. также [Bhat 1978: 49–50].

2б) Показатель синтаксический. В этом случае обычно налицо редупликация рефлексивного местоимения (что, разумеется, не означает наличия двух рефлексивных действий); само же рефлексивное местоимение чаще всего восходит, как уже давно было замечено, к таким именам, как, например, «тело», «человек», «голова», «душа», или к эмфатическому рефлексиву «сам» и т. д., см., например, [Cassirer 1923: 211; Schladt 1999: 103–122; Heine, Kuteva 2002: 58–60]; ср.:

(18) якутское рефлексивное местоимение бэйэ-лэри-н (сам-по-сесс. З. мн. — акк.) «они себя» и реципрокальное бэйэ-бэйэ-лэри-н (сам-сам-посесс. З. мн. — акк.) «они друг друга» [58] ;

(19) в языке джуанг (языки мунда) рефлексивное местоимение aapein-te «сам-акк.» и реципрокальное местоимение aapein-te aapein (сам-акк. сам) «друг друга» [Patnaik & Subbarao 2000: 842–844];

(20) лезгинское рефлексивное местоимение 3-го л. мн. ч. čeb (сам. абс.) «себя» и реципрокальное местоимение 3-го л. мн. ч. čpi-čeb (сам. эрг. — сам. абс.) «друг друга» [Haspelmath 1993:415–416].

Реципрокальные местоимения, не восходящие к рефлексивным, часто происходят из лексических реципроков со значениями «товарищ», «друг» и т. д.; ср., например, čere в койра чиини (семья сонгай-зарма) со значениями «друг», «ровня», «товарищ» [Heath 1999: 341–343], daße «товарищ» в гола и band¸- «родственник» в фулани (оба языка западно-атлантической семьи; [Heine 1999: 21; Heine, Kuteva 2002: 92–93]).

В заключение выскажу предположение, что если показатели рефлексива и реципрока имеют общую часть, то скорее всего эта часть материально совпадает с показателем рефлексива.

1.3.2. Реципрок — социатив. Реципрокальный показатель может соотноситься с показателем социатива двумя способами:

1) сохраняя реципрокальное значение, он приобретает социативное значение; такое развитие реконструируется, например, для некоторых языков банту [Dammann 1954: 167], языка халко-мелем (салишская семья индейских язьпсов; см. [Gerdts 1999: 133–160]); относительно других языков см. также [Lichtenberk 1985: 39; Mithun 1999: 93];

2) иногда он дает начало социативному показателю, присоединяясь к комитативному показателю, как, например, в адыгейском языке, где префикс социатива зэ-дэ-, в котором — дэ-префикс аппликативного комитатива, а зэ- префикс реципрока (маркирующий кореферентность подлежащего и косвенного дополнения; ср.: IукIа- «встретить кого-л.» — зэ -IукIа «встретиться друг с другом»), т. е. форма социатива фактически является формой реципрока от комитатива; ср. кIон «идти» → дэ -кIон «идти вместе с кем-л.» (двухместная форма) → зэ-дэ -кIон «совместно идти» (одноместная форма); см. [Рогава, Керашева 1966: 277]. В айнском языке показатель социатива u-ko- состоит из реципрокального префикса и- и аппликативного ko- (ср. оппера «стареть» — u-ko-onnepa «стареть вместе»; [Tamura 1996: 471, 760]). Об этом направлении деривации говорят также синтаксические показатели социатива во многих языках, образованные от показателей комитатива (предлогов, послелогов и др.) по тому же типу, что и русское друг с другом.

Обратное развитие, во всяком случае хоть сколько-нибудь продуктивное, пока не отмечено в специальной литературе.

Можно заключить следующее: если показатели социатива и реципрока имеют общую часть, то скорее всего эта часть материально совпадает с показателем реципрока.

1.3.3. Итератив — реципрок. В этом случае соотношения между значениями несколько более многообразны, чем в предыдущих случаях, что связано с более широким диапазоном сопутствующего, т. е. итеративного значения. Можно выделить по крайней мере три типа показателей реципрока, так или иначе связанных с показателем итеративности.

1) Итеративный показатель может приобретать реципрокальное значение, сохраняя итеративное в том же или другом деривате. Итеративное значение признается исходным, например, для одного из показателей реципрока в китайском языке: в качестве реципрокального показателя используется повторение смыслового глагола при одновременном использовании двух служебных глаголов lái «приходить» и qù «уходить», что в свою очередь указывает на происхождение итеративного значения из реципрокативного,т. е. значения движения в противоположных направлениях (ср.:dă «ударить» → dă-lái-dă-qù (бить-прийти-бить-уйти) i. «бить друг друга», ii. «драться несколько раз или некоторое время»; [Liu 1999: 124–132]. Такая же ситуация и в языке хуа (папуасская семья), где форма реципрока состоит из повторяющегося смыслового глагола и служебного глагола hu [Haiman 1980: 121–123]. Как утверждает [Davies 2000: 123–143], в мадурском языке (индонезийская семья) выражение реципрокального значения путем редупликации глагола связано с выражением итеративного значения этой же формой. В языке цян (тибето-бирманская семья) редупликация глагола обозначает как реципрокальность, так и итеративность (см. [LaPolla, to appear: 121]). Повторность действия в названных формах иконически отображается повторением смыслового глагола.

2) Итеративный показатель становится частью реципрокального показателя. Здесь возможны по меньшей мере два варианта.

2а) Итеративный показатель в составе сложного показателя не обозначает повторения реципрокального действия, хотя при самостоятельном употреблении сохраняет свое значение. Так, например, обстоит дело в языке дирбал (австралийская семья), где показатель реципрока суффикс — (n)bariy обязательно сочетается с редупликацией первых двух слогов смыслового глагола, которая сама по себе выражает повторность (см. [Dixon 1972: 92–93]), и в языке билин (кушитская семья): здесь реципрокальный показатель — st-эŋi состоит из суффикса пассива — st- и суффикса фреквентатива эŋi- [Palmer 1957:132,134,135].

В языке манам (океанийская семья) существуют два показателя реципрока, один из них представлен префиксом е-, а второй префиксом е- и суффиксом — í. При этом употреблении суффикс не выражает повторности реципрокальной ситуации [Lichtenberk 1983:211–214].

2б) Итеративный показатель в составе сложного показателя обозначает повторение реципрокального действия. При самостоятельном употреблении он также сохраняет свое значение. Таким образом, в этом случае реципрокальное значение обязательно комбинируется с итеративным. К этому типу относится, например, небольшая семантическая группа глаголов в русском языке, в которых реципрокальность обозначена конфиксом nepe-…-ся, а (поочередная) повторность — суффиксом несовершенного вида — ива-/ыва- (ср. перестук- ива -ть- ся ), опущение которого дает, как правило, неграмматичную форму [Зализняк, Шмелев 2000: 125–126; Knjazev 1997:248].

Можно заключить, что если показатели итератива и реципрока имеют общую часть, то скорее всего эта часть материально совпадает с показателем итератива.

1.3.4. Возможные этимологические соотношения рефлексивного, реципрокального, социативного и итеративного показателей. Рассмотренные отношения можно выразить следующей схемой, где стрелки указывают на направление наиболее вероятных этимологических отношений между названными значениями (если, разумеется, эти отношения существуют в каждом случае):

1.3.5. Другие типы полисемии. Помимо трех типов полисемии, выделенных по признаку наличия двух из основных значений, а именно,

1) рефлексивно-реципрокального,

2) социативно-реципрокального и

3) итеративно-реципрокального типа,

возможны еще три типа полисемии, каждый из которых объединяет три значения:

4) социативно-реципрокально-итеративная; см. (7),

5) рефлексивно-реципрокально-социативная; см. (22) и

6) рефлексивно-реципрокально-итеративная.

Тип полисемии, совмещающий все четыре значения (рефлексивное, реципрокальное, социативное и итеративное), не встретился, но, вероятно, возможен.

Рефлексивное значение не имеет общих смысловых компонентов ни с итеративным, ни с социативным значениями. Естественно, что рефлексивно-итеративная и рефлексивно-социативная полисемия маловероятны. В тех случаях, где эти комбинации значений отмечены, видимо, следует ожидать еще одно значение, а именно реципрокальное, поскольку оно обладает общими признаками как с рефлексивным, так и с итеративным и социативным значениями и выступает, таким образом, в качестве промежуточного звена — своего рода семантического «моста» между этими значениями. Как отмечалось выше, рефлексивно-реципрокально-социативная полисемия, равно как и рефлексивно-реципрокально-итеративная полисемия, отмечена в целом ряде языков; пример (см. также примеры в пункте 1) раздела 1.3.1):

Маяли [Evans 1995: 219,214]; австралийские языки:

(22в)…ani-bu- rre -ni

мы.два-бить- rr -мн

«(наблюдали) нас бьющих друг друга » [64] .

* * *

Далее в статье речь пойдет только о выражении рефлексивного и реципрокального значений, в особенности о рефлексивно-реципрокальной полисемии (т. е. социативно-реципрокальная и итеративно-реципрокальная полисемия не рассматриваются). Таким образом, я остановлюсь также на выражении рефлексивного и реципрокального значений несовмещенными показателями.

 

2. Два типа показателей с рефлексивным и/или реципрокальным значениями — анафорические и медиальные

 

2.1. Показатели, имеющие только анафорические значения

Это показатели, имеющие, как отмечалось выше, только рефлексивное и/или реципрокапьное значения (т. е. значения, анафорические по определению). Это чаще всего (но не всегда!) синтаксические показатели — местоимения и наречия (см., например, (6в) и (8б) выше), но это могут быть и аффиксы (см. (6б), где анафорический показатель — суффикс). Разумеется, анафорические значения могут передаваться также показателями, имеющими и ряд других значений (см., например, (7)), но ниже термин анафорические показатели не употребляется по отношению к этим полисемичным показателям. Поскольку анафорические показатели (особенно рефлексивные) имеют тенденцию грамматикализируясь, развиваться в медиальные, то эта оппозиция имеет континуальный характер.

Анафорические показатели подразделяются на два типа по признаку совмещенного или раздельного выражения рефлексивного и реципрокального значений.

2.1.1. Показатели с совмещенными рефлексивным и реципрокальным значениями. Сюда относится, например, личное местоимение 3-го л. дв./мн. ч. raaua/raatou, изменяемое по лицам и числам, в сочетании с наречием anoo «снова» в языке маори полинезийской семьи [Bauer et al. 1993: 165–166, 186–188]. Другой пример — польское склоняемое рефлексивно-реципрокальное местоимение siebie (акк. ед. и мн. ч.); ср.:

Польский (толкование (i) предпочтительно; [Wiemer 1999: 304])

(23) Magda i Marta lubily siebie

i. «Магда и Марта нравились себе » (каждая себе или обе каждой)

ii. «Магда и Марта нравились друг другу ».

К этому же типу относится рефлексивно-реципрокальное место-имение immiC- в гренландском эскимосском, изменяемое по лицам и числам; ср. immi-tsin-nut «мы себя», «мы друг друга», immi-ssin-nut «вы себя», «вы друг друга», immin-nut «они. себя», «они. друг друга»; например:

Эскимосский [Fortescue 1984:160,166]

(24а) Immi-nut tuqup-pu-q

сам. ед. — алл. у бить-инд-3. ед.

«Он убил себя»;

(24б) Immin-nut tuqup-pu-t

сам. мн. — алл. убить-инд-З. мн.

i. «Они убили себя »

ii. «Они убили друг друга ».

При единственном числе подлежащего реципрокальное прочтение, естественно, исключается (см. (24а)), и актуализация обоих значений возможна только во множественном числе, за исключением определенных случаев. При этом, если контекст, включая лексическое значение основы глагола, не снимает многозначности (см. (30 г) и (31а), (31б)), то для реципрокального прочтения могут употребляться реципрокальные уточнители типа, например, польского nawzajem «взаимно». В (23) в этом нет необходимости, поскольку прагматически предпочтительно прочтение (б). В следующем примере реципрокальное значение актуализируется добавлением итеративного суффикса — rar- (< — sar-):

(24в) Imminnut tuqu- rar -pu-t

«Они убили друг друга ».

В ряде австралийских языков, как пишет Диксон [Dixon 1980:433], у показателей этого типа при множественном числе подлежащего, как правило, реализуется реципрокальное значение, а при единственном числе, как уже отмечалось, возможно только рефлексивное. Т. е. эти значения дополнительно распределены относительно числа подлежащего. Что касается предрасположенности определенных дериватов к той или иной интерпретации, то здесь отношение прагматически асимметричное: по-видимому, почти любой дериват, который может иметь рефлексивное значение при подлежащем в единственном числе, может, как правило, быть проинтерпретирован как (и) реципрокальный при соответствующем контексте, но обратное возможно не всегда. Так, например, глаголы со значениями «приветствовать», «обнимать» и т. п. при подлежащем в единственном числе, как правило, звучат неестественно; ср.:

(25а) ? Он приветствовал себя;

(25б) ? Он обнял себя.

2.1.2. Показатели с несовмещенными рефлексивным или реципрокальным значениями. К этому типу относятся однозначные аффиксные показатели в айнском языке, где показатель рефлексива префикс уау-, а реципрока — префикс и-; ср. kik «ударить» → уау-kik «ударить себя», nukar «видеть» → u-nukar «видеть друг друга», «видеться» [Tamura 2000: 204]. Местоименных показателей рефлексива и реципрока в айнском языке нет.

Сюда относятся рефлексивные показатели в примерах (2а), (19), (20) и реципрокальные в (2б), (5б), (6б), (6в), (8б), (19), (20).

 

2.2. Показатели, имеющие не только анафорические значения

Помимо рефлексивного (типа защищаться) и реципрокального (типа целоваться) значений эти показатели могут иметь и ряд других значений, а именно: партитивно-рефлексивное (ср. зажмуриться, побриться), автокаузативное (подняться, броситься, опуститься), абсолютивное ((крапива) жжется), имперсональное (чешек. Je trěba, aby se dělalo hudbu «Нужно, чтобы играла музыка» букв. «… делалось музыку»; [Kopečny 1954: 227]), антикаузативное (сломаться, открыться), потенциально-пассивное (складываться (легко)), рефлексивно-каузативное (лечиться (у врача)), пассивное (строиться), и т. д. Основные значения перечисляются в таблице ниже. В субъектно-ориентированных дериватах сохраняется исходное подлежащее (ср. Он поранил руку — Он поранился); в объектно-ориентированных дериватах исходное дополнение становится подлежащим (ср. Он открыл окно — Окно открылось). Особое место занимает имперсонал, который условно отнесен к субъектно-ориентированным.

Языки различаются наборами таких значений, а также их продуктивностью [Недялков 1975: 30]. В ряде языков эти значения могут передаваться и непроизводными глаголами. Чаще всего такие показатели, диапазон значений которых обычно не выходит за определенные смысловые пределы, восходят к рефлексивному показателю. Рефлексивное значение у них нередко признается основным, хотя и, как и реципрокальное, может терять продуктивность по мере развития полисемии (ср. 4.2.1). В таких случаях точнее было бы говорить о полисемии рефлексивного, а не реципрокального показателя.

(26) Таблица основных значений медиальных показателей

(примеры даны в абзаце ниже, и/или указаны номера примеров) [65] [66]

Медиальные значения могут также выражаться показателями, не имеющими рефлексивного значения. Так, например, в языке эвондо (семья банту) дериваты с суффиксом — an, насколько можно судить по английским переводам, имеют помимо реципрокального значения (ср. sig-an «ненавидеть друг друга», yεn-an «видеть друг друга») также еще и следующие значения (социативное значение у этого суффикса, видимо, отсутствует): абсолютивное lób «кусать» — lób-an «иметь привычку кусаться», антикаузативное kúb «(про)лить» — kúb-an «пролиться», автокаузативное láb «толкнуть вниз» — láb-an «броситься в воду», результативное súm «воткнуть в землю» — súm-an «быть воткнутым в землю» [Redden 1979:108].

Наличие перечисленных в таблице и других значений связано с детранзитивацией исходных транзитивов. Поэтому соответствующие показатели нередко именуются «(универсальным) детранзитиватором/интранзитиватором» (general) detransitivizer/ intransitivizer) и/или медиальным показателем (middle voice marker, показатель среднего залога). Установившейся терминологии здесь нет, но для обозначения этого типа показателей удобно иметь единый термин при типологическом сопоставлении семантически однородных образований. Ниже будет использоваться термин «медиальный показатель». Этот термин относится, повторю, к показателям, обладающим набором тех или иных значений из названных выше. Замечу, что детранзитивация самоочевидна не при всех медиальных показателях или не при всех значениях данного показателя. Так, например, немецкое sich является клитикой при антикаузативном значении, т. е. детранзитивирует глагол (ср. Öffiien «открыть что-л.» и sich döffen «открыться»), и выступает как прямое дополнение, например, в сочиненных конструкциях с именами, при рефлексивном и реципрокальном значениях (ср. букв. Die Mutter wusch sich und das Kind «Мать помыла себя и ребенка»). Таким образом, в первом случае налицо интранзитивация, а во втором — наличие признаков транзитивности. Однако sich не может быть топикализировано, в отличие от других личных местоимений (ср. *Sich wollte sie nicht waschen букв. «Себя она не хотела мыть»).

Медиальные показатели, включая нулевые (реализующиеся, в частности, только в изменении конструкции и/или согласования; см. (8а)), не всегда продуктивны и не обязательно имеют реципрокальное значение. Далее рассматриваются некоторые из основных случаев.

 

3. Медиальные показатели с рефлексивным и/или реципрокальным значениями

 

3.1. Медиальный показатель имеет рефлексивное значение, но не имеет реципрокального

Таковы, например, рефлексивные местоимения в скандинавских языках: seg (Hops.)/sig (швед, и дат.), которые в 1-м и 2-м лицах заменяются личными местоимениями (как и немецкое sich; см. (30д), (30е)). Они могут иметь, например, рефлексивное, автокаузативное, антикаузативное и некоторые другие значения. Но реципрокальное значение выражается местоимениями (типа шведского varandra/varann «друг друга»). Примеры, приведенные ниже, заимствованы из [Берков 1985: 56–74]; эти значения рефлексивного местоимения приблизительно в равной мере представлены в разных скандинавских языках; см. также [Kemmer 1993:182–193]):

(27а) Норвежский:

verge seg «защищаться», henge seg «повеситься» рефлексив.

(27б) Шведский:

sätte sig «сесть», resa sig «подняться» автокаузатив.

(27в) Датский:

abne sig «открыться» антикаузатив.

(27 г) Шведский:

glädja sig «радоваться» антикаузатив.

Рефлексивное местоимение стало употребляться вместо неизменяемого по лицам рефлексивного постфикса — s (в шведском, датском, норвежском) и — st (в исландском и фарерском). Этот постфикс, который в настоящее время используется для выражения (хабитуального) пассива, имел не только рефлексивное (ныне утраченное), но и реципрокальное значение, сохранившееся в немногих дериватах (ср. исландские формы hatast «ненавидеть друг друга», heilsast «здороваться», kyssast «целоваться», suertast «трогать друг друга.» и т. п.), заменяемых обычно сочетаниями с реципрокальным местоимением. Так, например, в норвежском вместо kysses «целоваться» употребляется kysse hverandre с тем же значением.

В других ареально близких языках — германских, славянских и угро-финских — скандинавский постфикс не имеет аналогов; ближайшие аналоги — постфикс — ся/-сь в восточно-славянских языках, а также постфикс-инфикс — s/-si- в литовском (ср. nu-si-skuto «побрились» в (28в) и skuta-si «бреется»; вариант — s используется только как постфикс, ср. skusti-s «бриться»; подробно правила дистрибуции см., например, в [GeniuSiene 1987: 19]) и латышский постфикс — s. В целом, рефлексивные постфиксы характерны для ряда языков так называемого балтийского ареала; см. также [Ureland 1977:302; Dahl & Koptjevskaja-Tamm 1992: 21–24].

В языках Европы можно усмотреть определенные ареалы преимущественно медиальных и преимущественно анафорических средств выражения реципрокальности. Так, при сопоставлении ситуации в польском (и шире — в западно-славянских) и скандинавских языках бросается в глаза контраст в развитии способов выражения реципрокальности. В польском языке при «живом» способе выражения этого значения клитикой się появляется еще один способ — полное рефлексивное местоимение siebie, которое конкурирует с клитикой в выражении рефлексивного и реципрокального значений; ср. (3). Что же касается скандинавских языков, которые утратили постфикс — s/-st как показатель этих двух значений, то они «отказались» использовать рефлексивное местоимение sig/seg в «освободившейся» реципрокальной нише, хотя это местоимение и смогло развить ряд значений, характерных для медиального показателя. Для реципрокальности же стало использоваться специализированное местоимение типа шведского varandra, что в общем соответствует картине, наблюдаемой во многих других индоевропейских языках. Эта картина вписывается в более общую картину утраты продуктивности реципрокального значения или вообще показателя медиальности в направлении (упрощая картину) с юга на север и с запада на восток Европы.

 

3.2. Медиальный показатель имеет рефлексивное и реципрокальное значения

В этом случае различаются два подтипа по характеру продуктивности реципрокального значения.

3.2.1. Реципрокальное значение непродуктивно (в таких случаях в тех же языках, видимо, непродуктивным будет и рефлексивное значение того же показателя). В зависимости от языка число реципроков может варьировать от нескольких дериватов (ср. реципроки с постфиксом s- в норвежском) до многих десятков. Возможно, эти цифры коррелируют с количеством непродуктивных рефлексивов (ср. число реципроков и рефлексивов в русском и литовском языках: 40 и 200 и 160 и 290 соответственно; см. [Королев 1968: 4: 10; Geniušiene 1987: 75]). Основным является то, что это закрытый класс и новые дериваты не образуются. Например (приводятся глаголы с одинаковым лексическим значением):

(28):

По признаку рефлексивного и реципрокального значений эти дериваты обычно дополнительно распределены относительно исходных основ, что отражено в данных примерах. Таким образом, полисемия на уровне одной формы здесь не наблюдается, в отличие, например, от полисемии, показанной в (3), (9), (24б) и (зов).

3.2.2. Реципрокальное значение продуктивно. Сюда относятся польская рефлексивная местоименная клитика się, немецкое рефлексивное местоимение sich, французская рефлексивная местоименная клитика se (последние два показателя заменяются личными местоимениями в 1-м и 2-м лицах; см. (30д), (30е)):

Польский [Wiemer 1999: 304]

(29) Magda i Marta lubify się

i. «Магда и Марта нравились друг другу » (предпочтительное прочтение).

ii. «Магда и Марта нравились себе».

Сходная ситуация и в немецком языке:

Немецкий:

(30a) Sie liebte iha

«Она любила его»;

(30б) Sie liebte sich

«Она любила себя»;

(30в) Sie liebten sich

i. «Они любили друг друга» (предпочтительно).

ii. «Они любили себя».

Контекст может исключать неоднозначность:

(30 г) Sie lieben sich schon seit Jahren «Они давно любят друг друга»;

(30д) Wir lieben uns schon seit Jahren «Мы давно любим друг друга»;

(30е) Ihr liebt euch schon seit Jahren «Вы давно любите друг друга».

Такого рода образования при единственном числе подлежащего могут интерпретироваться, как правило, только рефлексивно (см. (24а), (30б)), если, разумеется, лексическое значение глагола допускает эту интерпретацию вообще (ср. неестественность предложения Er grüßt sich «Он приветствует себя», а также других глаголов из (31а) при их употреблении с подлежащим в единственном числе; ср. (25) выше). Реципрокальное значение возможно, естественно, только при множественном числе подлежащего, хотя допустима и рефлексивная интерпретация; ср. (29б), (зов). (Особый случай — конструкция А целуется с B, производная от конструкции А и В целуются) При этом условии, однако, по прагматическим причинам значительно преобладает реципрокальная интерпретация (что уже отмечалось выше, в 2.1.1). Информанты дают такую интерпретацию для 480 немецких образований с sich, предъявленных им в предложениях со множественным числом подлежащего [Wiemer, Nedjalkov, в печати]:

(31а) 76 % этих образований интерпретируются преимущественно или только как реципрокальные; например: sich umarmen «обниматься», sich grüßen «приветствовать друг друга», sich necken «дразнить друг друга», sich unterstützen «поддерживать друг друга», sich jagen «бежать друг за другом», sich ignorieren «игнорировать друг друга»;

(31б) 10 % интерпретируются преимущественно или только как рефлексивные, ср. sich putzen «чиститься, чистить себя», sich loben «хвалить себя», sich verletzen «пораниться», sich waschen «мыться», sich eincremen «намазываться кремом»[74];

(31в) 14 % интерпретируются равновероятно как реципрокальные и рефлексивные: sich achten «уважать друг друга» и «уважать себя», sich umbringen «губить друг друга» и «губить себя», sich ablecken «облизывать друг друга» и «облизывать себя», sich unterschätzen «недооценивать друг друга» и «недооценивать себя», sich bestaunen «любоваться друг другом» и «любоваться собою», sich anfassen «ощупать друг друга» и «ощупать себя».

Актуализация реципрокального значения (в чем может нуждаться почти каждый четвертый дериват из числа учтенных в (31), т. е. дериваты из (31б) и (31 в)) может происходить с помощью реципрокальных уточнителей, которые сами по себе не могут выступать как показатели реципрока, например, gegenseitig в немецком (употребляется только при глаголах с sich).

(32а) Sie achten sich «Они уважают себя/друг друга»;

(32б) Sie achten sich gegenseitig «Они взаимно уважают друг друга»;

(32в) *Sie achten gegenseitigлит. «Они взаимно уважают».

 

3.3. Медиальный показатель имеет реципрокальное значение, но не имеет рефлексивного

Такие показатели, видимо, более редки, чем рефлексивные или рефлексивно-реципрокальные, рассмотренные в разделах 3.1 и 3.2. Те относительно немногочисленные случаи, которые отмечены в литературе, говорят о том, что спектр медиальных значений не выходит за пределы, отмеченные в 2.2; см., в частности, пример (13) из тоабаита и дериваты с префиксом v- из дулонг/раванг в разделе 4.1.

 

4. Распределение языков по признакам (а) раздельного или совместного употребления медиальных и анафорических показателей и (б) рефлексивно-реципрокальной полисемии

 

Как отмечалось в специальной литературе (см., например, [Kaze-nin 2001: 916–917]), традиционное раздельное рассмотрение этих двух типов показателей (у Казенина речь идет о глагольных и анафорических реципроках) неэффективно, а попытки установить отношения между ними в языках, где используются оба типа показателей, весьма немногочисленны. Здесь, а также в разделе 5, рассматриваются некоторые аспекты соотношения названных показателей.

В настоящем разделе рассматриваются дериваты от двухместных транзитивов, т. е. от глаголов, значительно преобладающих над трехместными транзитивами и двухместными интранзитивами в языках мира (о реципроках, образованных от других глаголов, см. 5.1.2 ).

Перечисляемые ниже 8 типов языков (см. 4.1.1 —4.3.2.3) получены на основе следующих признаков:

1) наличие в языке медиальных и/или анафорических средств выражения рефлексивности и реципрокальности по этому признаку выделяются (а) языки только с медиальными (см. 4.1.1 — 4.1.2) или только с анафорическими (см. 4.2.1 —4.2.2), (б) а также с обоими типами показателей (см. 4.3.1 —4.3.2.3).

2) Раздельное или совмещенное выражение рефлексивности и реципрокальности. Поскольку каждый из обоих типов показателей может выражать эти значения как раздельно, так и совмещение, то для языков группы (а) из пункта 1) возможны четыре типа комбинаций:

а1) медиальные показатели с раздельным (см. 4.1.1) или совмещенным (см. 4.1.2) выражением этих значений;

а2) анафорические показатели с раздельным (см. 4.2.1) или совмещенным (см. 4.2.2) выражением этих значений.

Что же касается группы (б), то для нее зафиксированы такие комбинации:

б1) языки с рефлексивно-реципрокальной полисемией медиальных показателей (см. 4.3.1 и 4.3.2.1);

б2) языки с раздельным выражением рефлексивности и реципрокальности анафорическими показателями (см. 4.3.2.2 и 4.3.2.3 )

3) Возможность совместного употребления медиального и анафорического показателей. Среди языков, имеющих оба типа показателей, выделяются два подтипа: в одних эти показатели не могут выступать одновременно (см. 4.3.1), в других же — могут (см. 4.3.2.1 —4.3.2.3), при этом роль каждого их этих показателей в разных языках может быть различной в плане доминирования.

4) Признак доминирования медиального или анафорического показателя. По этому признаку выделяются три случая:

а) основной показатель — медиальный (см. 4.3.2.1),

б) основной показатель — анафорический (см. 4.3.2.2.) и

в) оба показателя используются одновременно как сложный показатель (см. 4.3.2.3).

По всем этим признакам даже близкородственные языки могут резко различаться. В целом, картина здесь исключительно пестрая: налицо удивительное разнообразие комбинаций названных показателей и значений.

Проиллюстрирую 8 конечных типов языков, выделенных по названным признакам, но предварительно замечу, что за исключением случаев, рассматриваемых в разделах 4.1.1 и 4.2.1, рефлексивное и реципрокальное значения выражаются совмещению, т. е. одним показателем (см. (34) — (36), (40), (41), (42а, б), (45б), (46а)) или же их показатели содержат общий признак — медиальную форму глагола (ср. (39б), (48б), (49) и (52)).

 

4.1. Языки только с медиальными показателями

4.1.1. Раздельное выражение рефлексивности и реципрокальности.

Этот тип отмечен в языке дулонг/раванг (тибето-бирманская семья): показатель реципрока — интранзитивирующий префикс v-, а показатель рефлексива — суффикс — shi-; примеры (реципрок в (33б) лексикализован):

(33а) vdip- «ударить» → vdip- shi - «ударить себя »;

(33б) shvt- «бить, убить» → v -shvt- «ссориться, драться».

Префикс v- имеет также и антикаузативное значение, а суффикс shi- посессивно-рефлексивное, а также автокаузативное, абсолютивное и другие значения [LaPolla 2000: 288–296]; ср. соответственно:

4.1.2. Совмещенное выражение рефлексивности и реципрокальности.

Такая ситуация отмечена в языке хишкарьяна (карибская семья), где медиальным показателем является префикс е-, os-, ot-, as-, at-; ср.:

Хишкарьяна [Derbyshire 1979:62–63]; — о- = эпентический гласный)

(34) os -o-х natxhe

себя/друг. друга- о -желать они. суть

i. «Они любят себя »

ii. «Они любят друг друга ».

Этот показатель имеет также и автокаузативное значение:

(35) k- e -ramano «я (= k- ) повернулся»).

Помимо рефлексивного, реципрокального и автокаузативного значений, медиальный префикс может иметь также пассивное и антикаузативное значения (в скобках даны английские переводы оригинала):

(36) n-os -ompamnohyatxoko…

i. «они обучали себя» («they taught themselves (Portuguese)»)

ii. «они учили друг друга»

(«they taught each other (Portuguese)»)

iii. «они обучались (кем-то)» («they were taught (Portuguese)»)

iv. «они учили, (что-н.)» («they learnt (Portuguese)»).

 

4.2. Языки только с анафорическими показателями

Чаще всего в этой функции выступают синтаксические показатели, реже морфологические.

4.2.1. Раздельное выражение рефлексивности и реципрокальности.

Это имеет место, например, в чукотском языке, где два реципрокальных анафорических показателя (суффикс — вылг и место-имение ыргичгу; см. (6)) и один рефлексивный — слово увик букв. «тело», см. [Nedjalkov 1976: 190]. Другим языком, где есть только анафорические показатели, является айнский с двумя префиксами — рефлексивным и реципрокальным (см. 2.1.2 выше). Этот жетип представлен в языках английском и малаялам (дравидийская семья).

В английском языке, как известно, есть изменяемое по числам и лицам многозначное рефлексивное местоимение myself/yourself/himself/herself/itself/ourselves/yourselves/themselves, а также однозначные не изменяемые по лицам реципрокальные местоимения each other, one another:

(37a) They are hitting him «Они бьют его» → They are hitting themselves «Они бьют себя »;

(37б) They are killing him «Они убивают его» → They are killing each other «Они убивают друг друга »

В малаялам этот тип показателей представлен особенно богато.

Здесь показатели только с рефлексивным и только реципрокальным значением представлены следующим образом.

(38в) Имеются также пять реципрокальных наречий — anyoo-nyam букв, «другой-другой», tammil «в/среди них», tammil-tammil «в них-в них», aŋŋooţum iŋŋooţţum «эта дорога-та дорога»), parasparam «взаимно» [Jayaseelan 2000: 119; Asher & Kumari 1997:168]. Вот примеры:

Малаялам [Asher & Kumari 1997:121–122]

(39б) awar aŋŋooţţum-iŋŋooţţum kaņd¸u

они эта. дорога-та. дорога увидели

«Они увидели друг друга ».

По количеству таких показателей малаялам, видимо, имеет мало соперников. В этом языке характерно заметное преобладание числа реципрокальных показателей над рефлексивными; ср. (а) с (б) и (в) в (38). Обратная пропорция показателей в каком-либо языке, скорее всего, менее вероятна.

4.2.2. Совмещенное выражение рефлексивности и реципрокальности.

Это отмечено в языке цутухил (семья языков майя), где релятивное рефлексивно-реципрокальное имя ii? изменяется по лицам и числам (w-ii? «себя-1 л. ед. ч.», aaw-ii? «себя-2 л. ед.ч.», r-ii? «себя-3 л. ед.ч.», q-ii? «себя/друг друга-1 л. мн.ч.», eew-ii? «себя/друг друга-2 л. мн. ч.», k-ii? «себя/друг друга-3 л. мн. ч.»); ср.:

Цутухил [Dayley 1985:153]:

(40) Jar aachi?aa? x- ki -kamsaj k-ii?

арт. люди прош.-3. мн. — у бить 3. мн. — себя/друг, друга

i. «Люди убили себя »

ii. «Люди убили друг друга ».

К этому же типу относится и рефлексивно-реципрокальный суффикс — iwša-/-wiš- в языке викчамни (пенутианская семья); например:

(41) t h a-ŋi t h ihin toyox- wiš-at

i. «Они лечат себя этим».

ii. «Они лечат друг друга этим» [Gamble 1978:49,56].

Еще одним примером этого типа может служить рефлексивно-реципрокальная клитика, изменяемая по лицам и числам, а в 3 л. и по родам, xucucun 3. мн. ч. м. р. «себя, друг друга» в языке вари (аравакская семья) [Everett & Korn 1997: 191].

 

4.3. Языки с обоими типами показателей

4.3.1. Медиальный и анафорический показатели не используются одновременно.

Так, например, обстоит дело в литовском, восточнославянских, западнославянских языках, в частности в польском, где реципроки с się не сочетаются с siebie и jeden drugiego, ср.:

Польский (ср. (23), (29); в (а) предпочтительно реципрокальное прочтение, а в (б) рефлексивное; (г) правильно, но немного искусственно)

(42а) One lubily się  «Они нравятся (себе)/друг другу »;

(42б) One lubily siebie «Они нравятся себе/(друг другу)» ;

(42в) *One lubily się siebie —

(42 г) One lubily jedna druga «Они нравятся друг другу »;

(42д) *One lubily się jedna druga  —

Аналогичная ситуация и в немецком, где реципроки с sich не сочетаются с реципрокальным местоимением einander; ср.:

Немецкий; ср. (30):

(43а) Sie Iieben sich  «Они любят себя / друг друга »;

(43б) Sie lieben einander  «Они любят друг друга ».

(43в) *Sie lieben sich einander —

Любопытно отметить, что einander (развившееся к XII–XV вв. из сочетания типа einen den anderen «один другого»; см. [Grimm & Grimm 1862: 143]) и sich конкурируют в выражении реципрокальности со времени средневерхненемецкого периода [Lockwood 1968: 69f], выступая иногда совместно вплоть до XVII в. [Vemakelen 1861: 93; Behaghel 1923: 306]. В современном немецком языке такое совместное употребление (см. (43в)), не являясь нормативным, встречается в разговорной речи.

К сказанному следует добавить, что различия между показателями sich и einander стилистические: первый характерен для разговорной речи, второй — для письменной. Некоторые реципроки с местоимением einander звучат по сравнению с соотносительными реципроками с sich как возвышенные (gehoben) или даже напыщенные (gespreizt) [Berger et al. 1972: 544]. Кроме того, einander используется, когда образования с sich могут иметь не только реципрокальную интерпретацию [там же]. Существующее семантическое различие между обоими типами реципроков, обозначающих, соответственно, только одновременные действия обоих партиципантов или как одновременные, так и последовательные (ср., например, sich küssen «целоваться» и einander küssen «целовать друг друга», см. также [Недялков 1991:276–277]), довольно тонкое и в некоторых случаях несущественное. Об этом, в частности, можно судить по переводу английского глагола to kiss в значении «целоваться» с помощью немецкого einander, а не sich:

(44а) Cathleen bent down and Melanie tiptoed. They kissed (M. Mitchell)

(44б) Cathleen beugte sich herab und Melly erhob sich auf den Zehen-spitzen.und sie küfiten einander (пример из: [Wandruszka 1969:449])

«Кэтлин наклонилась, и Мелани приподнялась на цыпочках. Они поцеловались».

4.3.2. Медиальный и анафорический показатели могут использоваться одновременно.

4.3.2.1. Основной показатель рефлексива и реципрока — медиальный. Так, например, обстоит дело во французском и болгарском языках с медиальными показателями se (s'- перед гласными) и се соответственно. Здесь анафорические показатели (соответственно l'un l'autre букв, «один другого» и един друг букв, «один другого») употребляются факультативно при глаголах с медиальным показателем, т. е. несамостоятельно — для снятия полисемии (ср. s'aimer «любить себя/друг друга») или плеонастически.

(45а) Jean aime Marie

«Жан любит Мари»;

(45б) Jean et Marie s'aiment

«Жан и Мари любят друг друга/себя»;

(45в) Jean et Marie s'aiment l'un l'autre

«Жан и Мари любят друг друга».

Анафорический показатель реципрока употребляется, за исключением особых случаев (см. (63) ниже), только при глаголах с медиальным показателем, но не наоборот, ср.:

(45 г) * Jean et Marie aiment l'un l'autre

букв. «Жан и Мари любят друг друга».

В случаях типа (45в) анафорический показатель фактически выполняет роль реципрокального уточнителя типа mutuellement «взаимно». Аналогично обстоят дела и в ряде других романских языков, например, итальянском и испанском, где аналогами l'un l'autre выступают местоимения l'un l'altro и unos a otros соответственно; ср.: *Amano l'un l'altro «(Они) любят друг друга», вместо Si amano или Si amano l'un l'altro; см. [Belletti 1982/1983: 127]. Аналогичные примеры из болгарского языка:

(46а) Те се гледат

«Они смотрят друг на друга/на себя»;

(46б) Те се гледат един друг

«Они смотрят друг на друга», но:

(46в) *Те гледат един друг

букв. «Они смотрят один на другого».

4.3.2.2. Основные показатели рефлексива и реципрока — анафорические. Здесь показательны два случая, представленные языками каннада и карачаевским. В каннада, как правило, медиальный показатель факультативно сопутствует обязательному анафорическому, и лишь при единичных глаголах возможно употребление медиального показателя без анафорического для выражения реципрокальности; см. (47а) и (47б).

В карачаевском языке медиальные показатели рефлексива и реципрока непродуктивны и образуют лишь относительно небольшие группы дериватов, иногда употребляясь одновременно с соoтветствующими анафорическими показателями (гораздо свободнее эти показатели выступают совместно в ряде других тюркских языков, например в якутском; см. (4) и (8в)). Замечу, что в отличие от других рассматриваемых здесь языков в карачаевском существует социативно-реципрокальная полисемия.

Вернемся к каннада. Поскольку в этом (и следующем) разделе используется материал дравидийских языков, кратко остановлюсь на медиальном показателе в ряде этих языков. Так, в каннада медиальная форма глагола, традиционно именуемая глагольным рефлексивом (verbal reflexive), образуется компонентом — koļ-(-koņ- в прош. вр.), традиционно именуемым reflexive auxiliary, который восходит к глаголу со значением «брать, получать» и присоединяется к форме причастия прошедшего времени [Gair et al. 2000: 23; Sridhar 1990: 118–127]. Исходное значение этой медиальной формы, видимо, рефлексивное, а в настоящее время, по мнению ряда исследователей, она образует рефлексивы только вместе с рефлексивным местоимением, см. (49). В других работах, однако, приводятся рефлексивы, выраженные только медиальной формой (но рефлексивное местоимение может быть факультативно добавлено); например, (tann-annu) hod¸edu-koļ- «ударить себя» [Lidz 2001: 348], (tann-age) koţţu-koļ- «дать себе что-либо» [там же: 345], приводится также форма bacchiţţu-koļ- «прятаться» (← bacchid¸- «прятать что-л.»), которая чаще толкуется как автокаузативная. Исследователи отмечают, что эта форма может выражать ряд значений, связанных с детранзитивацией исходного глагола и сопоставимых со значениями немецких форм с sich и французских с se. Из значений, характерных для медиальных форм, отмечено, в частности, антикаузативное, например: (mucch- «закрывать(-ся)» →) mucchi-koļ- «закрываться». Рефлексивное значение лучше всего сохранилось в бенефактивно-рефлексивных и посессивно-рефлексивных дериватах; ср. ogi- «стирать» → batte oge-du-koļ- «стирать (свою) одежду для себя», kannu-gal-annu teredu-koļ- «открыть (свои) глаза», tanna-a angiy-annu haridu-koļ «порвать (свою) рубашку».

Как только что отмечалось, медиальная форма без анафорического показателя может использоваться с очень ограниченным числом глаголов определенной семантики. Ниже следуют два таких примера. Значение глагола d¸ikkihod¸e- в (47а) (в оригинале он переведен на английский как «dash against sth») предполагает контакт субъекта с другим предметом, т. е. своего рода ответную «реакцию» предмета.

Каннада [Bhat 1978:46;Tirumalesh 1994],цит. no[Lidz 2001: 337]

(47а) ka: ru mattu bassugaju d¸ikkihod¸edu- koņ -d¸u-vu

машина и автобусы мчаться- кон -прош.-З.мн.ср.р.

«Машина и автобус столкнулись друг с другом ».

Глагол priitisu- «любить» в (47б) звучит, по мнению информантов, очень неудачно с рефлексивным местоимением (т. е. в значении «любить себя», хотя некоторые глаголы с близкими значениями легко сочетаются с этим местоимением), что, видимо, говорит об импликации ответного чувства в значении этого глагола.

(47б) ?? hari tann-annu priitisu- koļļ -utt-aane

Хари сам-акк. любить-рефл. — непрош.-3.ед.м.

«Хари любит себя».

В реципрокальном же значении этот глагол может употребляться в медиальной форме и без реципрокального местоимения:

(47в) hari mattu rashmi priitisu- koļļ -utt-aare

Хари и Рамши любить- колл -непрош.-3.мн.м.р./ж.р.

«Хари и Рашми любят друг друга ».

Основных и продуктивных способов передачи реципрокального значения два:

а) только анафорический показатель — местоимение obba-ranna obbaru «друг друга», букв, «одного один» (48а) и

б) реципрокалыгое местоимение одновременно с медиальным суффиксом — koļ-/-koņ- (48б), что подчеркивает одновременность действий обоих участников [Amritavalli 2000: 54].

Каннада [там же: 54]:

(48а) vara-vadhu obbaranna obbaru nood¸i-d¸-aru

жених-невеста один. акк. один. ном. смотреть. прош.-3.мн.

«Жених и невеста [по]смотрели друг на друга»;

(48б) vara-vadhu obbaranna obbaru

женнх-невеста один. акк. один. ном.

nood¸i-coņ-d¸-aru

смотр еть. прош. — кон-3.мн.

«Жених и невеста [по]смотрели друг на друга».

В отличие от реципрокального, рефлексивное значение, за несколькими исключениями, всегда передается рефлексивным местоимением при обязательной медиальной форме глагола:

Каннада [там же: 110]:

(49в) raama tannannu [taanu] hod¸edu- kond¸-a

Рама сам. акк сам ударить -конД. прош .-3.ед.

«Рама ударил себя ».

Теперь вернемся к карачаевскому языку. Здесь имеются два рефлексивных показателя (местоимение и суффикс) и два реципрокальных (также местоимение и суффикс); ср. [Nedjalkov 2002:19–25]. Рефлексивное местоимение кез-лери-н (сам-3.мн. — акк.) «они-себя» изменяется по числам, лицам и падежам, а реципрокальное местоимение бири-бири[-лери]-н (один-один-3.мн. — акк.) «они друг друга» — по лицам и падежам. Оба показателя однозначны.

Рефлексивный суффикс — н и реципрокальный — ш многозначны; так, например, помимо рефлексивного — н имеет также автокаузативное и антикаузативное значения, ср. соответственно:

Суффикс — ш помимо реципрокального имеет также антикаузативное и социативное значения; ср. соответственно:

4.3.2.3. Медиальный и анафорический показатели употребляются, как правило, совместно. В данном случае налицо двухкомпонентный показатель реципрока. Это имеет место в языке телугу (дравидийская группа), где медиальные формы образуются таким же способом, что и в языке каннада, о котором только что шла речь.

Телугу [Subbarao & Lalitha 2000:226]:

(52а) vanaja tana-ni tanu pogad¸u- koņ -d¸-i

Ванаджа сам-акк. сам хвалить-кон-3,ед.

«Ванаджа хвалила себя ».

(52б) waaļļu okaļļa-ni okaļļu tiţţu- kon -naa-ru

они один. акк. один. ном. ругать- кон -прош. -3.мнм./ж.

«Они ругали друг друга ».

В грамматике телугу [Krishnamurti, Gwynn 1985: 206–208] приводится один медиальный рефлексив и несколько медиальных реципроков без соответствующего местоимения; эти дериваты относятся к той же семантической группе, о которой шла речь в тексте, относящемся к примерам (47а), (47б) в разделе 4.3.2.2; ср. poosu-kon «обливаться», koţţu-kon «избивать друг друга, драться», taguwulaad¸u-kon «сражаться друг с другом», pod¸ucu-kon «заколоть друг друга», maaţļaa4u-kon «разговаривать между собой». В этом языке продуктивно бенефактивно-рефлексивное значение; ср. ceesu-kon «делать, готовить что-л. для себя», konnu-kkon «покупать что-л. для себя», ammu-kon «продавать что-л. для своей пользы». Там же приводятся антикаузативы от транзитивов guccu «уколоть, вонзить» — guccu-kon «вонзиться», teruc «открыть» — terucu-kon «открыться» [там же: 208].

 

4.4. Континуум языков по признаку увеличения роли реципрокальных анафорических показателей

Можно ожидать, что названный признак предполагает в общем случае и ослабление роли медиальных показателей в том же значении. По этому признаку языки можно расположить в следующем порядке:

1) языки с медиальными показателями только, например хишкарьяна, см. (34);

2) языки с основным медиальным показателем, как французский и болгарский, см. (45), (46);

3) языки, где медиальный и анафорический показатели выступают только совместно, как в телугу, см. (52б);

4) языки, где основной показатель — анафорический, как в каннада, см. (48);

5) языки, где медиальный и анафорический показатели совместно не выступают, как в польском и немецком, см. (42в), (42д), (43в);

6) языки, в которых есть только анафорические показатели, например малаялам, см. (38), (39) (здесь медиальная форма имеет очень узкую сферу применения и не выражает реципрокальности; см. [Asher & Kumari 1997:165]), и английский, см. (37).

Особое место в языках занимают лексические реципроки, которые часто не сочетаются с анафорическими показателями, и медиальные формы которых нередко депоненты (как, например, tabbiko)- «обниматься» в каннада; см. [Amritavalli 2000: 55]).

В заключение напомню, что по признаку преимущественной стратегии маркировки рефлексивности и реципрокальности среди рассмотренных языков выделяются два типа языков, а именно, языки с медиальным показателем и языки с анафорическим показателем; см. также [Недялков 2000:114–116].

 

5. Медиальные и анафорические показатели реципрокальности и тип кореферентности

 

Здесь речь пойдет о возможности или необходимости употребления анафорического показателя вместо медиального и об интерпретации медиальной формы как рефлексивной или реципрокальной. Рассматриваются только основные случаи, при этом в сильно упрощенном виде. Реципрокальные конструкции перечисляются ниже в основном в порядке уменьшения синтаксического статуса члена предложения, кореферентного подлежащему.

 

5.1. Собственно реципроки (или «дистантные» реципроки)

Именно эти реципроки и рассматриваются в предыдущих разделах. Ниже будет продолжено их рассмотрение в названных выше аспектах, а также будут рассмотрены локативные («контактные») реципроки (см. 5.2).

5.1.1. Кореферентность подлежащего с прямым дополнением.

Только в этом случае возможна полисемия, характерная для медиальных показателей, полисемия, выходящая за пределы рефлексивного и реципрокального значений (разумеется, не у каждого конкретного деривата). Подобная полисемия чаще всего связана с детранзитивирующей функцией медиального показателя (см. 2.2). Этим данный тип отличается от всех остальных рассматриваемых в разделе 5. Реципроки раздела 5.1 относятся к типам, рассмотренным выше в 4.1.2, 4.2.2, 4.3.1 и 4.3.2.1, относительно остальных типов раздела 4 вопрос об интерпретации, естественно, не возникает, поскольку в них нет рефлексивно-реципрокальных показателей (имеются в виду разделы 4.1.1,4.2.1,4.3.2.2 и 4.4).

Значение исходного транзитива во многих (всех?) языках прагматически определяет вероятность рефлексивной или реципрокальной интерпретации деривата при его употреблении с множественным субъектом в нейтральном контексте. На материале немецких медиальных форм в (31) показаны три группы дериватов, интерпретация которых получена от информантов: предпочтительно (или только) с реципрокальной интерпретацией (см. (31а)), предпочтительно (или только) с рефлексивной интерпретацией (см. (31б)) или с равной вероятностью обоих прочтений; см. (31 в).

В группу (а) попадает около трех четвертей взятых глаголов, и только четверть глаголов в медиальной форме, т. е. группы (б) и (в), нуждается в контекстной актуализации реципрокального значения; см., например, (32б). Аналогичные три группы, видимо, могут быть установлены и в других языках, где существуют полисемичные медиальные формы. Если при этом в языке существуют оба показателя, медиальный и анафорический, между ними могут иметь место отношения конкуренции: употребляется или один, или другой — с некоторым различием или даже без явного различия, — либо они могут или должны употребляться совместно в зависимости от определенных условий, закономерностей, конкретного контекста. Проиллюстрирую сказанное на примере польского и немецкого языков, имеющих помимо медиальных форм и анафорические. При этом, как отмечалось выше, если в немецком языке анафорический показатель (т. е. einander) реципрокальный, то в польском один из анафорических показателей, а именно siebie, рефлексивно-реципрокальный, т. е., как и медиальный показатель się, может интерпретироваться как рефлексивно, так и реципрокально. Эта типологически интересная черта польского языка неоднократно привлекала внимание исследователей; см., например, [Frajzynger 1999: 130–135; Wiemer 1999: 330–313].

Медиальный się показатель во многих случаях может быть заменен на siebie при рефлексивном или реципрокальном значении и на jeden drugiego при реципрокальном значении (последний, будучи редким, не может служить серьезным конкурентом первым двум показателям [Wiemer, в печати]). Существуют, правда, определенные закономерности, регулирующие их выбор, достаточно тонкие и сложные, чтобы останавливаться на них здесь. Достаточно отметить, что иногда się и siebie взаимозаменимы, а иногда возможен только один показатель. Проиллюстрирую эти два, в определенном смысле крайних случая.

1) Медиальный и анафорический показатели выступают как синонимы при выражении рефлексивного и реципрокального значений. (53а)=(3) илюстрирует употребление się и siebie с одним и тем же глаголом в рефлексивном и реципрокальном значениях. В таких случаях, например в (53а), (53б), информанты могут иногда испытывать колебания при выборе показателя и определении предпочтительного прочтения (по мнению большинства информантов, при się предпочительно рефлексивное прочтение, а при siebie реципрокальное; В. Wiemer, р. с.):

(53а)=(3) Przyjaciele bronili się/siebie długo

i. «Друзья долго защищались/защищали себя »;

ii. «Друзья долго защищали друг друга »;

(53б) Przyjaciele bronili długo jeden drugiego

«Друзья долго защищали друг друга ».

2) Медиальный показатель не может выражать рефлексивного или реципрокального значения в определенных дериватах. В частности, это может быть результатом полисемии медиального показателя, когда медиальная форма глагола закреплена в нереципрокальном (и нерефлексивном) значении. При таких основах единственным реципрокальным средством остается анафорический показатель siebie (или, реже, jeden drugiego). Вот один из таких случаев, где, правда, реципрокальное значение предиката с siebie требует контекстуальной поддержки и признается не всеми информантами. В (54а) единственное значение антикаузативное и реципрокальная интерпретация исключена. Рефлексивная интерпретация («разбудили себя») и в (54а), и в (54б) исключается по прагматическим причинам.

(54а) Przyjaciele obudzili się

i. «Друзья проснулись» ( букв, пробудились)

ii. *«Друзья разбудили друг друга »;

(54б) Przyjaciele obudzili siebie

i. *«Друзья проснулись»

ii. «Друзья разбудили друг друга » (например, храпом).

Этот случай выражения реципрокального значения может быть также сопоставлен с употреблением siebie вместо если речь идет о нетипичных рефлексивных действиях [Haspelmath 1990: 43]. По мнению Б. Вимера [Wiemer 1999: 300], это наблюдение может быть распространено и на нетипичные реципрокальные действия. Но в данном случае помехой является, скорее всего, частотное употребление деривата в (54а) в антикаузативном значении. Об этом говорит, видимо, то, что немецкое соответствие данного польского деривата, по мнению некоторых информантов, допустимо в реципрокальном значении. Такую ситуацию можно связать с отсутствием антикаузативного значения у медиальной формы глагола aufwecken «будить». Дело в том, что немецкий медиальный показатель sich, который сохранил ббльшую самостоятельность и, кроме того, слабее развил антикаузативное значение (в частности, значение «просыпаться» передается не с помощью sich wecken, а нерефлексивными глаголами erwachen, aufwachen, wach werden), может выражать реципрокальность при глаголе aufwecken «будить»; более того, в примере ниже употребление анафорического показателя einander даже признается менее удачным (уже по причине неупотребительности в разговорной речи местоимения einander в позиции прямого дополнения). Рефлексивная интерпретация отпадает по тем же причинам, что и в польском языке (В. Wiemer, М. Haspelmath р. с.):

(55а) Die Freunde weckten sich dauemd auf

i. *«Друзья все время просыпались»

ii. «Друзья все время будили друг друга » (напр., храпом)

iii. *«Друзья все время будили себя»:

(55б) Die Freunde weckten einander auf

«Друзья разбудили друг друга».

Здесь шла речь только об антикаузативном значении, препятствующем выражению реципрокального, но это может иметь место и при других значениях, например, автокаузативном и пассивном.

5.1.2. Кореферентность подлежащего не с прямым дополнением.

Под «не прямым дополнением» имеются в виду следующие три члена предложения: а) непрямое дополнение типа дативного, обычно непредложное (см. 5.1.2.1); 6) предложное дополнение (см. 5.1.2.2) и в) не дополнения, т. е. члены предложения, не предполагаемые лексическим значением исходного глагола. Во всех этих случаях полисемия медиальных показателей ограничена только двумя значениями — рефлексивным и реципрокальным. Заметное преобладание реципрокального значения над рефлексивным у дериватов с кореферентностью типа рассмотренной в 5.1.1 здесь заменяется еще большим преобладанием реципрокальной интерпретации в материале разделов 5.1.2.1 и 5.1.2.2 и преобладанием рефлексивной (точнее, рефлексивно-бенефактивной и рефлексивно-посессивной) интерпретации в материале раздела 5.1.2.3. Причины этому — прагматические; см., например, невозможность или маловероятность рефлексивной интерпретации в (56б) — (59).

5.1.2.1. Кореферентность подлежащего с непрямым дополнением. Имеются в виду непредложные дополнения — непрямое дополнение при дитранзитивах и непрямое дополнение при двухместных интранзитивах. Обычный способ оформления дополнения при глаголах этих двух типов — дательный или аблативный падеж (в зависимости от глагола) или семантически эквивалентные им формы. Реципрокальная интерпретация медиального показателя полностью господствует, и актуализация рефлексивного значения (там, где она возможна) требует контекстной поддержки. Характерно в этом отношении, что, например, как в немецком, так и в польском языках среди рассматриваемых образований практически нет таких, которые были бы предпочтительны с рефлексивным значением (т. е. таких, какими в 5.1.1 являются, например, sich waschen «умываться», sich putzen «чиститься», sich anziehen «одеваться» и т. д.; ср. (31б)). Медиальные показатели могут иметь форму дательного падежа (ср., болт, се (акк.) и си (дат.), чеш. se (акк.) и si (дат.)), в частности, омоморфную (только в 3 л. мн. ч.) с винительным падежом, как, например, в немецком и французском языках.

В некоторых языках, например в русском, литовском и польском, медиальный показатель не используется для обозначения кореферентности подлежащего и непрямого дополнения (есть исключение — бенефактивное дополнение в литовском; см. выше сноску 20), а используется анафорический показатель в соответствующем падеже (см. переводы примеров (56) — (62) для русского языка и польские примеры (59), (62)). Проиллюстрирую оба синтаксических класса глаголов.

1) Трехместные транзитивы. Сюда в основном относятся глаголы передачи (реже получения) предмета или информации; ср.:

Немецкий

(56а) Sie erzählten uns lustige Geschichten

«Они рассказывали нам веселые истории»;

(56б) Wïr erzählten uns lustige Geschichten

«Мы рассказывали друг другу (*себе) веселые истории».

Болгарский

(57) Те си правят подаръци

«Они делают друг другу ( ? себе) подарки».

Французский

(58) Pierre et Marie se sont prêté des livres

«Пьер и Мари одалживают друг другу (*себе) книги».

Польский

(59) Przyjaciele pożyczali sobie książki

«Друзья одалживали друг другу (*себе) книги».

2) Двухместные интранзитивы. Сюда относятся глаголы передачи информации, отношения, проявления эмоций и др.

Немецкий

(60а) Sie winkten uns zu

«Они махали нам руками»;

(60б) Wir winkten uns zu

«Мы махали друг другу (*себе) руками».

Болгарский

(61) Те си помагат

«Они помогают друг другу/ ? себе ».

Польский

(62) Przyjaciele wierzyli sobie

«Друзья доверяли друг другу/ ? себе ».

5.1.2.2. Кореферентность, включающая периферийные способы обозначения дополнения и подлежащего. В этих случаях отмечено преобладание или даже исключительное употребление анафорических показателей. Семантически глаголы этой группы примыкают к двухместным интранзитивам из группы 2) предыдущего раздела.

1) Кореферентность подлежащего и предложного дополнения. В рассматриваемом случае медиальные показатели практически не употребительны, поскольку, будучи клитиками, обычно не сочетаются с предлогами (а при аффиксах этот вопрос вообще не возникает); ср.:

Французский; ср. [Kayne 1975: 355–364]

(63а) Jean compte sur Marie

«Жан рассчитывает на Мари»;

(63б) Ils comptent l'un sur l'autre

«Они рассчитывают друг на друга »;

(63в) *Ils se comptent

«Они рассчитывают друг на друга »

(63 г) *Ils se comptent l'un sur l'autre

«Они рассчитывают друг на друга ».

Польский

(64а) Przyjaciele mrugali do siebie

«Друзья кивали друг другу »;

(64б) Przyjaciele czekali na siebie/*na się

«Друзья ждали друг друга ».

2) Кореферентность неноминативного (и неэргативного) подлежащего с не прямым дополнением. Этот тип встретился пока только в тех дравидийских языках, которые имеют так называемые глагольные рефлексивы (см. 4.3.2.2). Он включает в себя конструкции с дативным подлежащим. При таком подлежащем (нередко с семантической ролью экспериенцера; конструкции эти характерны, в частности, для эмотивных глаголов) в языках каннада, тамильском и телугу медиальная форма сказуемого невозможна; глагол в медиальной форме согласуется только с субъектом в номинативе. Привожу соответствующий пример из телугу (напомню, что в реципроках от транзитивов медиальный показатель в телугу обязателен; см. 4.3.2.3).

Телугу: [Subbarao & Lalitha 2000:227]

(65а) maaku raama miida koopam wacc-in-di

мы. дат . Рама на злость прийти-прош. — З л.

«Мы разозлились на Раму»;

(65б) maaku okałła miida okałła -ki koopam wacc-in-di

мы. дат . один на один- дат . злость прийти-прош. — З л.

/*waccu- kond -i

/прийти-рефл. прош-согл.

«Мы разозлились друг на друга » [92] Ср. также \Lidz 2001: 316].

5.1.2.3. Кореферентность подлежащего с бенефактивным дополнением или посессивным определением. В обеих конструкциях, подчас трудно отличимых друг от друга, нередко употребляется тот же показатель, что и у реципроков, образованных от глаголов с непрямым дополнением (см. 5.1.2.1). В этих конструкциях, в отличие от обоих ранее рассмотренных типов, почти полностью преобладает рефлексивная интерпретация. Реципрокальная интерпретация требует обычно контекстной поддержки.

1) Бенефактивные конструкции. В (66б) предпочтительна бенефактивно-рефлексивная интерпретация. Добавление в (66в) местоимения един на друг (где предлог на эквивалентен дательному падежу местоимений) или наречия взаимно устраняет многозначность в пользу реципрокального значения.

Болгарский

(66а) Те им купиха картините

«Они купили им картины»;

(66б) Те си купиха картините

i. «Они купили картины себе/для себя »

ii. «Они купили друг другу картины»

(66в) Те си купиха картините един на друг

«Они купили друг другу картины».

Польский

(67) Przyjaciele kupovali sobie książki

«Друзья покупали себе (?друг другу) книги».

Немецкий

(68) Norbert und Erika kauften sich Bücher

«Норберт и Ерика купили себе ( ? друг другу) книги».

Замена медиального показателя реципрокальным анафорическим может быть нежелательна по стилистическим причинам. Так, реципрокальная интерпретация (68) маловероятна, а замена sich на einander возможна главным образом в письменной речи и звучит «крайне стилизованно» (W. Abraham, р. с.; ср. также (44)).

2) Посессивные конструкции. В нейтральном контексте реципрокальное прочтение маловероятно, хотя и не исключается:

Немецкий

(69а) Sie wuschen ihm das Gesicht

«Они умыли ему лицо»;

(69б) Sie wuschen sich das Gesicht

i. «Они умылись»

букв. «Они умыли себе лицо (каждый свое)»

ii. ?? «Они умыли лицо друг другу ».

Польский

(70) Piotr i Paweł myli sobie twarz

i. «Петр и Павел умывались»;

букв. «умывали себе лицо (каждый свое)»

ii. ? «Петр и Павел умывали друг другу лицо».

Французский

(71) Nous nous sommes teint les cheveux (l'un l'autre)

i. «Мы покрасили себе (*друг другу) волосы»

(без слов в скобках)

ii. «Мы покрасили друг другу волосы»

(со словами в скобках).

Хотя, как отмечалось, в посессивных конструкциях господствует рефлексивная интерпретация, за некоторыми дериватами закреплена реципрокальная интерпретация. Так, в (72а) реципрокальная интерпретация более вероятна, чем рефлексивная, а в (72б) налицо устойчивый реципрокальный дериват, при котором добавление анафорического показателя с тем же значением вообще невозможно.

(72а) Elles se sont pris aux cheveux

«Они вцепились друг другу в волосы»;

(72б) Les deux amis se sont serrés la main (*l'un à l'autre)

«Оба друга пожали (друг другу) руки».

 

5.2. Локативные («контактные») реципроки

Соотношение собственно реципроков с локативными можно проиллюстрировать предложениями (73) с одной стороны и (74) и (75) с другой. В (74б), как и в (73б), налицо субъектные реципрокальные конструкции, т. е. конструкции с антецедентом-подлежащим. А в (75б) налицо объектная реципрокальная конструкция, т. е. конструкция с антецедентом-дополнением (см. также (5в)). Замечу попутно, что между типами (74) и (75) при однокоренных предикатах существуют каузативные отношения (ср. присоединиться — > присоединить).

(73) а'. X любит Y + а''. Y любит Х=б. Х и Y любят друг друга;

(74) а'. X присоединился к Y + а''. Y присоединился к X = б. X и Y присоединились друг к другу/ — X и Y соединились друг с другом/вместе;

(75) а'. А присоединил Х к Y + [93] а''. А присоединил Y к Х = б. А присоединил Х и Y друг к другу /- А соединил ( вместе [94] ) X и Y.

Между субъектными собственно-реципрокальными конструкциями типа (73б) и субъектными локативно-реципрокальными конструкциями типа (74б) существуют близость и промежуточные случаи. Эта близость может проявляться не только в одинаковых морфологических показателях, но и в одинаковых синтаксических конструкциях. Возможность или необходимость употребления в одном языке одного и того же показателя (в данном случае местоимения друг друга), как в (73б), так и в (74б) и (75б), говорит об их смысловой близости, об определенном сходстве отношений между X и У в собственно-реципрокальных и локативно-реципрокальных конструкциях.

Об этом же свидетельсвует, например, употребление собственно-реципрокального префикса и- в айнском языке для всех трех типов русских конструкций из (73) — (75). Этот суффикс однозначно реципрокальный, т. е. по принятому здесь определению это анафоричесий показатель.

Предварительно замечу, что в айнском языке нейтральный порядок слов SO1[O2]V; падежи отсутствуют; сочинение имен выражается их простым соположением бессоюзно; ниже в (78а', а'') прямое дополнение предшествует косвенному; глагол не имеет временных форм, он согласуется с подлежащим и прямым объектом; в 3-м л. нулевой показатель согласования; см. [Tamura 2000: 25, 36, 51–52; 1990: 79–80]. Глагольные формы в (76) — (78) заимствованы из [Tamura 1996: 815–816; 765; 636–637,339,763].

Глагол в (76а'), (76а'') имеет значение «любить (только о мужчине и женщине)». В (77а'), (77а'') глагол также двухместный транзитив; (77б) — локативно-реципрокальная конструкция. В (78а'), (78а'') глагол является трехместным транзитивом (это аппликатив от двухместного транзитива sina «завязывать что-л.»), и в (78б) налицо семантически трехместный (но синтаксически всегда двухместный) локативный реципрок.

В этом типе полностью преобладают анафорические показатели. По характеру кореферентности (антецедент-подлежащее или антецедент-дополнение) различаются, как только что отмечалось, два основных подтипа.

а) В первом подтипе исходное подлежащее кореферентно исходному предложному дополнению (обстоятельству), обозначающему цель движения или место фиксации (по признаку кореферентности подлежащего с неподлежащим этот тип совпадает со всеми выше рассмотренными конструкциями, при наличии промежуточных случаев).

б) Во втором подтипе кореферентность наблюдается

i) между прямым дополнением и косвенным дополнением, обозначающим место фиксации или контакта (при значении соединения) или же

ii) в более сложном случае (при значении разъединения) референт прямого дополнения, обозначающего целое, состоящее из

однородного материала, распадается на относительно одинаковые части.

Иными словами, сюда относятся глаголы двух семантических классов: соединения и разъединения, включая и мысленно производимое соединение или разъединение.

Таким образом, в отличие от медиальных реципроков, у которых симметричные единицы могут быть выражены, как правило, только подлежащим, у рассматриваемых образований они могут быть выражены не только подлежащим (см. (79 г)), но также и объектом (см. (81 в), (81 г) и (82)). У собственно реципроков это возможно лишь при каузации субъектных реципрокальных конструкций (типа Он заставил их обняться). Проиллюстрирую дополнительно оба синтаксических подтипа локативных реципроков.

5.2.1. Локативные реципроки с кореферентностью подлежащего и предложного дополнения (субъектные реципроки).

Это имеет место при исходных глаголах движения. Медиальные показатели, за исключением особых случаев, не употребляются.

(79а) Pierre court vers Marie

«Пьер бежит навстречу Мари»;

(79б) Marie court vers Pierre

«Мари бежит навстречу Пьеру»;

(79в) Pierre et Marie courent l'un vers l'autre

«Пьер и Мари бегут навстречу друг другу »;

(79 г) *Pierre et Marie se courent l'un vers l'autre .

В отношении употребления анафорических показателей здесь налицо та же картина, что и у собственно реципроков с предложным дополнением (см. 1) в 5.1.2.2). Как отмечалось выше, между этими типами имеются и промежуточные случаи.

Употребление здесь только анафорических показателей аналогично их же употреблению в 1) в 5.1.2.2. Различие состоит в том, что в последнем случае нет локативной семантики и, кроме того, иногда возможна замена реципрокального показателя рефлексивным; ср., например, возможное преобразование предложения (63б) в рефлексивное со значением «Они рассчитывают на себя».

Как уже отмечалось, во многих языках существуют деривационные средства, служащие в основном для образования локативных реципроков, в частности субъектных реципроков типа (79в). Вот пример из латинского языка, где таким средством является префикс con-/com-/…:

(80а) curro «бежать» →  con -curro «сбегаться»

fluo «течь» →  con -fluo «стекаться».

Он же может образовывать и объектные локативные реципроки:

(80б) glütino «(с)клеить» →  con -glütino «склеить вместе »

coquo «кипятить» → con -coquo «кипятить что-л. вместе с чем-л.»

Этот показатель продуктивен и в образовании социативов, поскольку в их значении присутствует смысловой локативный компонент «вместе, в одном месте», т. е. они обладают сходством со значением локативных реципроков:

(80в) bibo «пить» →  com -bibo «пить вместе»

rïdeo «смеяться» →  cor -rïdeo «смеяться вместе».

С этим показателем есть лишь изолированные собственно реципроки, исходные основы которых в той или иной мере предполагают ответное действие; ср.:

(80 г) fligo «ударить» →  con -fligo «драться, сражаться»

spondeo → con -spondeo

«давать клятву» «давать клятву друг другу».

5.2.2. Локативные реципроки с кореферентностью прямого и косвенного дополнений (объектные реципроки).

Это имеет место при исходных трехместных транзитивах присоединения чего-л. к чему-л. или отсоединения чего-л. от чего-л. В широком смысле под присоединением имеется также в виду контакт одного предмета с другим, включая и ментальный, как это имеет место в следующем примере.

(81а) Er hat Peter auf Hans gehetzt

«Он натравил Петера на Ганса»;

(81б) Er hat Hans auf Peter gehetzt

«Он натравил Ганса на Петера»;

(81в) Er hetzte Peter und Hans aufeinander

«Он натравил Петера и Ганса друг на друга »;

(81 г) Er hat Peter und Hans aufeinander gehetzt

«Он натравил Петера и Ганса друг на друга ».

Предлог (послелог и т. д.) и анафорический показатель — в частном случае реципрокальное местоимение, грамматикализуясь, имеют в некоторых языках тенденцию к сращению и превращению в реципрокальное наречие. Особенно это заметно при конкретно-пространственных, как в (82), а также при переносно-пространственных предлогах, как в (81). В немецком языке у этих наречий существует тенденция к превращению в глагольные превербы (дальнейшая грамматикализация), о чем, в частности, говорит их слитное написание с глаголом при контактной препозиции; ср. (81 в) и (81 г). Некоторые из таких наречий лексикализовались, т. е. не соотносятся с исходными предлогами, как, например, auseinander «в разные стороны, раздельно», но не «друг из друга»; см. (82 г), и durcheinander «вперемешку, как попало» и т. п., букв. «друг через/сквозь друга». Вот ряд локативных реципроков:

(82а) etwas an etwas fügen «подгонять что-л. к чему-л.»

→ etwas aneinander fügen «подгонять что-л. друг к другу »;

(82б) etwas in etwas fügen «вставлять что-л. во что-л.»

→ etwas ineindander fügen «вставлять что-л. одно в другое »;

(82в) etwas gegen etwas legen

«класть, помещать что-л. против чего-л.»

→  etwas gegeneinander legen

«класть, помещать что-л. друг против друга »;

(82 г) drücken «жать что-л./на что-л.»

-> etwas auseinader drücken «разжимать что-л.»

Своего рода типологическую (в семантическом плане) параллель этим немецким образованиям можно усмотреть в айнском языке (см. (77) — (78)), а также в адыгейском языке, где реципрокальный префикс зэ- (обычно маркирующий реципрокализацию подлежащего и косвенного дополнения; генетически он соотносится с рефлексивным показателем; ср. реципрок зэ -Iущэщэн «перешептываться»(← Iущэщэн «шептать») и рефлексив зы -тхьакIын «умываться» (← тхьакIын «мыть») присоединяются к пространственным глагольным превербам в глаголе (примеры взяты из [Водождоков 1960: 1029, 709, 912, 803, 540, 581]; см. также [Рогава, Керашева 1966: 274]). Сколько-нибудь употребительных реципрокальных местоимений типа русского друг друга в адыгейском языке, видимо, нет (во всяком случае, в подробных грамматиках они не отмечаются).

(83а) бдын «шить что-л.»

→  пы -дэн «пришить что-л. к чему-л.»

→  зэ-пы -бжэн «сшить вместе (соединить шитьем)»;

(83б) упкын «рубить что-л.»

→  пы -упкын «отрубить что-л. от чего-л.»

→  зэ-пы -упкын «перерубить, разрубить что-л.»

 

6. Заключение

Подчеркну основные моменты.

1) Различаются два основных типа выражения рефлексивного и реципрокального значений — анафорический (выражает лишь названные значения) и медиальный (выражает, помимо названных, также и некоторый набор иных значений). Это подразделение показателей не совпадает, хотя и заметно пересекается с подразделением на (про-)номинальные и глагольные средства выражения (см. раздел 2).

В языках, имеющих оба типа показателей, вероятность использования анафорических возрастает в следующей последовательности именных фраз, подлежащих реципрокализации: прямое дополнение — не прямое дополнение, а во втором случае— непредложное дополнение — предложное дополнение (см. раздел 5).

2) В семантическом и этимологическом планах реципрокальное значение по-разному соотносится со значениями рефлексивным, социативным и итеративным (перечислены в порядке предполагаемого уменьшения близости к реципрокальному): рефлексивный показатель может приобретать реципрокальное, реципрокальный — социативное, а итеративный — реципрокальное чаще, чем наоборот (см. 1.3.1 —1.3.4).

При этом исходный показатель (а) либо сохраняет свою форму, (б) либо содержит дополнительный фонетический материал. Если показатели рефлексива и реципрока, с одной стороны, и реципрока и социатива, с другой, и итератива и реципрока, с третьей стороны, не совпадая полностью, пересекаются материально, то в случае (а) это будет рефлексивный показатель, в случае (б) — реципрокальный, а в случае (в) — итеративный (см. пункт 2) в разделах 1.3.1 —1.3.3).

Рефлексивно-социативная полисемия предполагается возможной только при наличии у показателя также и реципрокального значения (см. 1.3.5).

3) В языках, имеющих анафорические и медиальные показатели, наблюдаются два основных пути эволюции этих показателей:

а) медиальный показатель становится основным, а анафорический приобретает свойства наречия. Теряя способность самостоятельно выражать реципрокальность или же сохраняя ее только с определенным классом глаголов (обычно лексических реципроков), он может сопровождать медиальный показатель плеонастически или же для снятия полисемии (французский и болгарский языки; см. 4.3.2.1);

б) анафорический показатель становится основным, а медиальный отходит на второй план. Зафиксированы такие случаи (дравидийские языки):

(i) медиальный показатель используется без анафорического с небольшой семантической группой глаголов (лексические реципроки; см. (47));

(ii) медиальный и анафорический показатели всегда выступают совместно (см. 4.3.2.3);

(iii) медиальный показатель факультативен при обязательности анафорического (см. (48));

(iv) используется только анафорический показатель (см. 4.2.1), а медиальный утрачен.

4) Огрубляя картину, можно утверждать, что в индоевропейских языках наблюдается тенденция к ослаблению или даже исчезновению реципрокального значения у медиальных показателей в направлении с запада на восток (западнославянские и балтийские языки) и с юга на север (северогерманские языки) (см. 3.1). В этих языках основную роль играют анафорические показатели типа друг друга. Здесь, видимо, показательно то, что скандинавские языки, утратив реципрокальное значение у постфикса, не использовали для этой цели рефлексивное местоимение seg, sig, которое получило ряд производных значений, в частности анти-каузативное; см. (27). К этой группе относятся языки балтийского ареала (Circum-Baltic), а также примыкающие к этому ареалу английский, нидерландский и кельтские языки. Относящийся к балтийскому ареалу польский [Dahl & Koptjevskaja-Tamm 2001: xix] резко отличается от всех, как кажется, языков этого ареала тем, что использует рефлексивные местоимения (как się, так и siebie) для выражения реципрокальности.

5) Основой для различения рефлексивного и реципрокального значений при совмещенном показателе является число: при единственном числе субъекта, естественно, возможна, за исключением особых случаев только рефлексивная интерпретация, при множественном числе — в зависимости от языка — либо только, либо преимущественно реципрокальная интерпретация; см. 2.1.1 и (31). Сказанное не касается языков, где рефлексивное и реципрокальное значения дополнительно распределены относительно исходных основ (см. 3.2.1).

6) Чем ниже синтаксический статус члена предложения, кореферентного с подлежащим, тем (а) чаще используется анафорический показатель и/или (б) более однородна интерпретация совмещенного медиального показателя, как реципрокального или рефлексивного. Так, около четверти медиальных дериватов, рассмотренных в 5.1.1, интерпретируются в нейтральном контексте как только или также рефлексивные, в 5.1.2.1 и 5.1.2.2 таких дериватов почти нет, а в 5.1.2.3 почти полностью преобладает рефлексивная интерпретация. В 5.2 вопрос интерпретации вообще снимается в связи с выражением пространственных или переносно-пространственных отношений.

* * *

Автор выражает глубокую признательность Л. Куликову, Е. Масловой и С. Саю за подробные и ценные замечания по первому варианту статьи. За замечания по одному из вариантов статьи автор благодарен Б. Вимеру и за помощь с дравидийским материалом Н. Гурову. Особая благодарность Э. Генюшене за повседневную помощь при написании этой статьи.

 

Литература

Аксенова И. С., Топорова И. Н. Введение в бантуистику: (Имя. Глагол). М., 1990.

Андронов М. С. Язык малаялам. М., 1993.

Апажев М.Л. и др. Кабардинско-русский словарь. М., 1957

Берков В. П. Рефлексивы в скандинавских языках // Рефлексивные глаголы в индоевропейских языках / Ред. В. П. Недялков и др. Калинин, 1985.

Водождоков X. Д. Русско-адыгейский словарь. М., 1960.

Зализняк Анна А., Шмелев А. Д. Введение в русскую аспектологию. М., 2000.

Иохельсон В. И. Одульский (юкагирский) язык // Языки и письменность народов Севера / Ред. Я. П. Алькор. Ч. III. М.; Л., 1934.

Карданов Б. М., Бичоев А.Т. Русско-кабардинско-черкесский словарь. М., 1955.

Князев, Ю. П., Недялков В. П. Рефлексивные конструкции в славянских языках // Ред. В. П. Недялков и др. Калинин, 1985.

Королев Э. И. Количественные характеристики смысловых классов возвратных глаголов. 1968; [неопубл. рукопись].

Недялков В. П. Типология рецессивных конструкций: Рефлексивные конструкции // Диатезы и залоги: Тезисы конференции. Л, 1975.

Недялков В. П. Типология взаимных конструкций // Теория функциональной грамматики: Персональность. Залоговость / Отв. ред. А. В. Бондарко. СПб., 1991.

Недялков В. П. Заметки о немецких реципрокальных конструкциях // Язык и речевая деятельность. СПб., 2000. Т. 3. Ч. 1.

Недялков В. П., Сильницкий Г. Г. Типология морфологического и лексического каузативов // Типология каузативных конструкций: Морфологический каузатив / Отв. ред. А. А. Холодович. Л., 1969.

Пекарский Е. К. Словарь якутского языка. Т. 1–3. М., 1959 / 1-е изд. 1907–1930.

Просянкина А. В. Префиксальные номинации глаголов со значением «соединение» и «разъединение» в русском языке (на материале «Словаря современного русского литературного языка») // Словообразование и номинативная деривация в славянских языках / Ред. В. М. Никитевич. Ч. 1. Гродно, 1989.

Рогова Г. В., Керашева З.И. Грамматика адыгейского языка. Краснодар, 1966.

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. I. М., 1986.

Харитонов Л. Н. Залоговые формы глагола в якутском языке. М.; Л., 1963.

Черемисов К. М. Бурятско-русский словарь. М., 1973.

Amritavalli R. Lexical anaphors and pronouns in Kannada // В. C. Lust, K. Wali, Y. W. Gair & К. V. Subbarao (eds). Lexical Anaphors and Pronouns in Selected South Asian Languages. Berlin; N. Y., 2000

Asher R.E., Kumari Т. C. Malayalam. London; N. Y., 1997.

Bauer W. (with W. Parker and Т. K. Evans). Maori. London; N. Y., 1993.

Behaghel O. Deutsche Syntax. Bde I–II. Heidelberg, 1923–1924.

Belletti A. On the anaphoric Status of the Reciprocal construction in Italian // The Linguistic Review. 1982/1983. № 2.

Berger D ., G. Drosdowski, P. Grebe, W. Müller (eds). Duden. Zweifelsfälle der deutschen Sprache. Bd 9. Mannheim, 1972 (2. Aufl.).

Bhat D. N. S. Pronominalization. Pune, 1978.

Capell A. A New Approach to Australian Linguistics [Handbook of Australian Languages, P. 1]. = Oceania Linguistic Monographs / General ed. Prof. A. P. Elkin; Eds: A. Capell, S. Wurm. Sydney: Univ. of Sydney, 1956 (2nd impression 1962).

Cassirer E. Philosophic der symboloschen Formen 1. Teil: Die Sprache. Berlin, 1923.

Crowley T. M. Uradhi // Dixon R. M. W., Blake B. J. (eds). Handbook of Australian Languages. Vol. 3. Canberra, 1983.

Dahl Ö., Koptjevskaja-Tamm M. Language typology around the Baltic sea: a problem inventory. Papers from the Institute of Linguistics University of Stockholm. Publication 61.1992.

Dahl Ö., Koptjevskaja-Tamm M. The Circum-Baltic Languages: Introduction to the volume // Dahl Ö., Koptjevskaja-Tamm M. (eds). The Circum-Baltic Languages. Typology and Contact. Vol. 2. Grammar and Typology. Amsterdam; Philadelphia, 2001.

Dammann E. Reziprok und Assoziativ in Bantusprachen // Zeitschrift der Deutschen morgenländischen Gesellschaft. 1954. Bd 104. Heft 1.

Davies W. D. Events in Madurese Reciprocals // Oceanic Linguistics. 2000. Vol. 39. № 1.

DayleyJ. P. Tzutujil Grammar. Univ. of California, 1985. (Univ. of California Publications in Linguistics. Vol. 107).

Dench A. Ch. Martuthunira. A language of the Pilbararegion of Western Australia. Canberra, 1995. (Pacific Linguistics. Series C).

Derbyshire D. C. Hixkaryana. Amsterdam, 1979. (Lingua Descriptive Studies. Vol. I).

Dixon R. M. W. The Dyurbal Language of North Queensland. Cambridge, 1972.

Dixon R. M. W. The Languages of Australia London, etc., 1980.

Dixon R. M. W., Aikhenvald A. Y. Introduction // Dixon R. M. W., Aikhen-vald A. Y. (eds). Changing Valency: Case Studies in Transitivity. Cambridge, 2000.

Evans N. A-Quantifiers and Scope in Mayali // Bach E., Jelinek E., Kratzer A., & Partee B. H. (eds). Quantification in Natural Languages. Netherlands, 1995.

Everett D., Korn B. Wari. London, 1997.

Faltz L. Reflexivization: A Study in Universal Syntax. Ph. D. Diss. Univ. of California, Berkeley, 1977.

FortM. C. Saterfriesisches WOrterbuch. Hamburg, 1980.

Fortescue A. West Greenlandic. London, 1984. (Croom Helm Descriptive grammars).

Frajzyngier Z. Domains of point of view and coreferentiality: System interaction approach to the study of reflexives // Frajzyngier Z., Curl T. S. (eds). Reflexives: forms and functions. Amsterdam; Philadelphia, 1999.

Gair J. W. Karunatillake W. S. Lexical anaphors and pronouns in Sinhala // Lust B. C., Wali K., Gair Y. W. & Subbarao K. V. (eds). Lexical Anaphors and Pronouns in Selected South Asian Languages. Berlin; N. Y., 2000.

Gair J. W, Lust B., Subbarao K. V, Wali K. Inroduction to lexical anaphors and pronouns in selected South Asian Languages // Lust B. C., Wali K., Gair Y. W. & Subbarao K. V. (eds). Lexical Anaphors and Pronouns in Selected South Asian Languages. Berlin; N. Y., 2000.

Gamble G. Wikchamni Grammar. Los Angeles, 1978.

Geniušienè E. The Typology of Reflexives. Berlin, etc., 1987.

Gerdts D. B. Combinatory restrictions on Halkomelem reflexives and reciprocals // Frajzyngier Z., Curl T. C. (eds). Reciprocals: forms and functions. Amsterdam; Philadelphia, 1999.

Givón T. Isomorphism in the grammatical code: cognitive and biological considerations // Studies in Language. 1991. Vol. 15. № 1

Grimm J., Grimm W. Deutsches Wörterbuch. 16 Bde. Leipzig, 1854–1954.

Guentchéva Z., Riviére N. Reciprocal and reflexive constructions in French // Nedjalkov V. P. (ed.). Typology of reciprocal constructions (in print).

Haiman J. HUA: A Papuan Language of the Eastern Highlands of New Guinea. Amsterdam, 1980.

Haiman J. Natural Syntax. Iconicity and erosion Cambridge, etc., 1985.

Haspelmath M. The grammaticalization of passive morphology // Studies in Language. 1990. Vol. 14. № 1.

Haspelmath M. A Grammar of Lezgian. Berlin; N. Y., 1993.

Heath J. A Grammar ofKoyra Chiini. Berlin; N. Y., 1999.

Heine B. Polysemy involving reflexive and recirpvoal markers in African languages // Frajzyngier Z., Curl T. C. (eds). Reciprocals: forms and functions. Amsterdam; Philadelphia, 1999.

Heine B., Kuteva T. Word Lexicon of Grammaticalization. Cambridge, 2002.

Horton A. E. A Grammar of Luvale. Johannesburg, 1949.

Iwasaki Sh. Japanese. Amsterdam; Philadelphia, 2002.

Jayaseelan K. A. Lexical anaphors and pronouns in Malayalam // Lust B. C., Wali K., Gair Y. W. & Subbarao K. V. (eds). Lexical Anaphors and Pronouns in Selected South Asian Languages. Berlin; N. Y., 2000

Kayne R. S. French Syntax. The Transformational Cycle. Cambridge, Mass.; London, 1975.

Kazenin K. I. Verbal reflexives and the middle voice // Haspelmath M., König E., Oesterreicher W. & Faible W. (eds). Language Typology and Language Universals. Vol. 2. Berlin; N. Y., 2001.

Kemmer S. The Middle Voice. Amsterdam; Philadelphia, 1993.

Knjazev Ju. P. Expression of situational plurality in Russian and other Slavic languages // Xrakovskij V. S. (ed.). Typology of Iterative Constructions. Mtinchen; Newcastle, 1997.

Knjazev Ju. P. Towards a Typology of Grammatical Polysemy: Reflexive Markers as Markers of Reciprocity // Kulikov L., Vater H. (eds). Typology of Verbal Categories. Papers presented to Vladimir Nedjalkov on the occasion of his 70th birthday. Ttibingen, 1998.

Koehn E., Koehn S. Apalai // Derbyshire D. C., Pullum G. K. (eds). Handbook of Amazonian Languages. Vol. I. Berlin; N. Y.; Amsterdam, 1986.

König E., Siemund P. Intensifies and reflexives: A typological perspective // Frajzyngier Z., Curl T. S. (eds). Reflexives: forms and functions. Amsterdam; Philadelphia, 1999.

Kopečny F. Passivum, reflexivnf forma slovesn£ a reflexivni sloveso II Stude a prace lingvistické, 1. Praha, 1954.

Krishnamurti Bh., Gwinn J. P. L. A Grammar of Modem Telugu. Delhi, etc., 1985.

LaPolla R. J. Valency-changing derivations in Dulong/Rawang // Dixon R M. W., Aikhenvald A. Y. (eds). Changing Valency: Case Studies in Transitivity. Cambridge, 2000.

LaPolla R. J. with Huang Chenglong. Grammatical sketch of the Qiang language, with texts and annotated glossary. Berlin, to appear.

Lichtenberk F. A grammar of Manam. Honolulu, 1983. (Oceanic Linguistics. Special Publications. № 18).

Lichtenberk F. Multiple uses of reciprocal constructions // Australian Journal of Linguistics. 1985. Vol. 5. № 1.

Lichtenberk F. Reciprocals without reflexives I I Frajzyngier Z., Curl T. C. (eds). Reciprocals: forms and functions. Amsterdam; Philadelphia, 1999.

Luk J. The argument structure of verbal reflexives // Natural Language & Linguistic Theory. 2001. Vol. 19. Xs 2.

Liu Meichun. Reciprocal marking with deictic verbs come and go in Mandarin // Frajzinger Z., Curl T. S. (eds). Reciprocal Forms and Functions. Amsterdam; Philadelphia, 1999.

Lockwood W. В. Historical German Syntax. Oxford, 1968.

Lust В. С., Wali К., Gair Y. W, Subbarao К. V (eds). Lexical Anaphora and Pronouns in Selected South Asian Languages. Berlin; N. Y., 2000.

Lyons J. Introduction to Theoretical Linguistics. Cambridge, 1968.

MacDonald L. A Grammar of Tauya. Berlin; N. Y., 1990.

Marconnis F. S. J. A Grammar of Central Karanga. The Language of Old Monomotapa. As at present spoken in Central Mashonaland, Southern Rhodesia. Witwatersrand Univ. Press, 1931.

Maslova E. Reciprocals and set construal // Frajzyngier Z., Curl T. S. (eds). Reciprocals: forms and functions. Amsterdam; Philadelphia, 1999.

Maslova E., Nedjalkov V. P. Reciprocal constructions // Dreyer M. S., Haspelmath М., Gil D. & Comrie B. (eds). World Atlas of Language Structures. Oxford, in print.

McLendon S. A Grammar of Eastern Pomo. Berkeley, 1975.

Mistry P. J. Lexical anaphors and pronouns in Gujarati // Lust В. C., Wali K., Gair Y. W., Subbarao К. V. (eds). Lexical Anaphors and Pronouns in Selected South Asian Languages. Berlin; N. Y., 2000.

Mithun M. The Languages of Native North America. Cambridge, 1999.

Moravcsik E. Reduplicative constructins // Greenberg J. H. (ed.). Universals of Human Language. Stanford, 1978. Vol. 3

Morphy F. Djapu, a Yolngu dialect // Dixon R. M. W., Blake B. J. (eds). Handbook of Australian Languages. Vol. 3. Amsterdam, 1983.

Moyse-Faurie C. Reciprocal, sociative, reflexive and iterative constructions in East Futunan (Polynesian group) // Nedjalkov V. P. (ed.). Typology of reciprocal constructions (in print).

Muysken P. Quechua Causatives and Logical Form: a Case Study of Markedness // Belletti A. et al. (eds). Theory of Markedness in Generative Grammar. Pisa, 1981.

Nedjalkov V. P. Diathesen und Satzstruktur im Tschuktschischen // Satzstruk-tur und Genus verbi. Berlin, 1976. (Studia grammatica XIII).

Nedjalkov V. P. (ed.). Typology of Resultative Constructions. Amsterdam; Philadelphia, 1988.

Nedjalkov V. P. Karachay-Balkar reciprocals // Turkic Languages. 2002. Vol. 6. № 1.

Nedjalkov V. P. Yakut reciprocals // Turkic languages. 2003. Vol. 7.

Nedjalkov V. P. Chukchi reciprocals (with an appendix on Koryak and Itel-men) H Tsunoda T, Nishimitsu Y. & Kageyama T. (eds). Voice and Grammatical Relations. Festschrift for Masayoshi Shibatani. Amsterdam; N. Y. (в печати).

Nedjalkov V P. (ed.). Typology of Reciprocal Constructions (in print).

Nedjalkov I. Evenki. London; N. Y., 1997.

Palmer F.R. The Verb in Bilin ZZ Bulletin of the School of Oriental and African Studies. Vol. XIX. Univ. of London, 1957.

Patnaik M., Subbarao K. V An initial note on lexical anaphors and pronouns in Juang // Lust B. C., Wali K., Gair Y. W., Subbarao K. V. (eds). Lexical Anaphors and Pronouns in Selected South Asian Languages. Berlin; N. Y., 2000.

Penchev J. Reciprocal and reflexive constructions in Bulgarian H Nedjalkov V. P. (ed.). Typology of reciprocal constructions (in print).

Potter S. The Expression of Reciprocity ZZ English Studies. 1953. № 34.

Prentice D.J. Malay (Indonesian and Malaysian) ZZ Comrie B. (ed.). The World's Major Languages. London; Sydney, 1987.

Redden J. E. A Descriptive Grammar of Evondo. Carbondale, 1979. (Occasions Papers on Linguistics , No. 4).

Jteuland E. The fine structure of grammar. Anaphoric relations // Frajzyn- gier Z., Curl T. S. (eds). Reflexives: forms and functions. Amsterdam; Philadelphia, 1999.

Robins R. H. The Yurok Language: Grammar, Texts, Lexicon. Berkeley; Los Angeles, 1958.

Sapir E. Southern Paiute, a Shoshonean language ZZ Proceedings of the American Academy of Art and Sciences. 1930. Vol. 65. № 1.

Schladt M. The typology and grammaticalization of reflexives // Frajzyn-gier Z., Curl T. S. (eds). Reflexives. Forms and Functions. Amsterdam; Philadelphia, 1999.

Shibatani M. Passives and related constructions: a prototype analysis // Language. 1985. Vol. 61. № 4.

Shibatani M. The Languages of Japan. N. Y., etc.,1990. (Cambridge Language Surveys).

Sridhar S. N. Dative Subjects, Rule Govemement, and Relational Grammar /Z Studies in the Linguistic Sciences. 1976. Vol. 6. № 1.

Sridhar S. N. Kannada. London; N. Y., 1990.

Sterner J. K. Sobei verb morphology reanalyzed to reflect POC studies // Oceanic Linguistics. 1987. Vol. XXVI. № 1–2.

Stimm H. Medium und Reflexivkonstruktion im Surselvischen Mtlnchen, 1973.

Subbarao K.V., B. Laliiha M. Lexical anaphors and pronouns in Telugu // Lust B. C., Wali K., Gair Y. W., Subbarao K. V. (eds). Lexical Anaphors and Pronouns in Selected South Asian Languages. Berlin; N. Y., 2000.

Swadesh M. Chitimacha // Linguistic Structures of Native America. Viking Fund Publications in Anthropology. N. Y., 1946. № 6.

Tamura S. The Ainu-Japanese Dictionary. Sara Dialect Tokyo, 1996.

Tamura S. The Ainu Language. Tokyo, 2000.

Taylor Ch. Nkore-Kiga. London, etc., 1985.

Tirumalesh K. V. The reflexive particle of Kannada: some observation // PILC Journal of Dravidic Studies. 1994. Vol. 4.

Tucker A. N., Tompo Ole Mpaayei J. A Maasai Grammar with Vocabulary. London; N. Y.; Toronto, 1955.

Ureland P. S. Some Comparative Aspects of Pronominal Cliticization in the Baltic Area // Salzburger Beitr&ge zur Linguistik. Akten der 2. Salzburger Frtihlingtagung fiir Linguistik. Tubingen, 1977.

van Staden M. Tidore: A Linguistic Description of the North Moluccas. Delft, 2000 .

Vemakelen Th. Deutsche Syntax. Bd I. Wien, 1861.

Wandruszka M Sprachen vergleichbar und unvergleichlich. München, 1969.

Wiemer B. The light and the heavy form of the Polish reflexive pronoun and their role in diathesis // Böttger K., Giger M., Wiemer B. (Hrsg.). Beiträge der Europäischen Slavistischen Linguistik (POLYSLAV). Bd 2. München, 1999.

Wiemer B. Reciprocal and reflexive constructions in Polish // Nedjal-kov V. P. (ed.). Typology of Reciprocal Constructions (in print).

Wiemer B., Nedjalkov V. P. Reciprocal and reflexive constructions in German // Nedjalkov V. P. (ed.). Typology of Reciprocal Constructions (in print).