У многоопытной проныры Лены каждый день запрограммирован и расписан. Сегодня мы едем в маленький городок в Швейцарии, завтра — во Франции, она точно знает, что ей хочется показать, каждое утро Андрей подкатывает ко входу огромный сверкающий лаком «мерседес», естественно, мы едем вместе и в назначенное время. Я не предполагала такой обязаловки, но бизнесвумен не расслабляется даже на отдыхе.

Одно из утр напряженно началось — мы с Т. уже готовы и двадцать минут гуляем по дворику взад-вперед, но нет ни Андрея, ни Лены. Холод пробирает, злость пронизывает, а я так радовалась, что вышли вовремя, как договорились.

— Они на заправке, не исключено, что машина барахлит. — Т. высказывает предположение ровным голосом, он попусту самообладания не теряет.

— Но могли бы позвонить. По-моему, им просто все равно. Может быть, ты наберешь Андрея?

— Да нет, это лишнее. Ты сама говорила, что не хочешь торопиться по утрам.

— Я и не торопилась. Но уже половина первого, помнишь, откуда это? «Самое лучшее, что можно сказать об утре, — то, что к обеду оно заканчивается».

— Это Мерил Стрип в фильме Редфорда произнесла. Она известную журналистку играла, а Том Круз — молодого сенатора, намеревающегося стать президентом, они перед интервью пикировались, как и ты, не любили рано вставать, а… — Он не договорил, из-за поворота мягко зашелестел мотором до винтика отлаженный «мерседес», Андрей за рулем хорошо выдрессированной машины улыбался нам совершенно искренне, возможность какое-то время не напрягаться уже счастье, а тут еще железная Лена, гарантированно выдержанный Т. и я — что он думал обо мне, я понять не пыталась, но на отдыхе от автомобильного промысла Андрей любил всех без исключения, поводов для испорченного настроения быть не могло по определению. Он беспрекословно следовал Лениным указаниям, отчего тоже испытывал явное удовольствие. Салон машины расцвечен шуршащими пакетами, Лена без промедлений объявила: мы в магазин заехали, вечером будем праздновать, фрукты, сыр, шампанское — поданы! — Андрей устремился к дверям отеля, резво, слегка подпрыгивая на бегу, смешно немного — здоровенный мужик зайчиком скачет вокруг своей лисички — и через минуту вернулся уже без поклажи, торжествующе глядя на Лену. Они оба лучились счастьем: она — привычно командуя, он — подчиняясь. Впрочем, он подчинялся и солнцу, голубому дню, пьянящему без вина воздуху свободы.

— Я шампанское не пью, — моя реплика показалась неуместным вредничаньем, ведь небольшая заминка продиктована заботой о нас, только ею одной!

Настроение у меня испортилось окончательно, и до конца дня улыбаться не хотелось, а улыбаться из вежливости, с усилием растягивая рот в форму «чи-из!» я не умею. Нахохленность воспринималась капризом, даже Т. испытывал некоторую неловкость. Мы уже ехали куда-то по петляющей дороге, а я шипела ему прямо в ухо: «Она привыкла к безусловному подчинению, для нее все мы — только декорация, должны следовать указаниям. Хозяйский способ обращаться с гостями, только и всего».

Т. слушал, кивал, считал причиной шипения обычную женскую ревность, я на миг перестала быть центром внимания и от этого злюсь. Никому, по большому счету, не было дела до моего бурчания, что разозлило вконец.

Весь день не могла обрести внутреннее равновесие, хоть и не случилось ничего особенного. Со мной это нечасто, но бывает — если уж потеряла баланс, то напрочь — и хотела бы высветлить взгляд, а не происходит. Я не управляю собственными настроениями, могу только наблюдать за собой, будто со стороны, и анализировать, в результате реакции оказываются точными. Наверное, я подсознательно хотела объяснить Лене, что есть люди, которых она подчинить не может, ее бизнес-навыки не срабатывают. Для таких женщин предсказуемые люди скучны, они поневоле оживляются, когда наталкиваются на сопротивление, неприятие не смущает нисколько, препятствия раззадоривают. Но блондиночка Лена на миг потеряла безапелляционную уверенность и заинтересовалась моей персоной нешуточно, заподозрив существование нетипичной модели homo sapiens. Если разгадает — то в будущем к встречам с такими, как я, подготовится основательней.

Во время дурацких экскурсий, а запланировано их было великое множество, она держалась возле меня, никак не реагируя на попытки отстраниться и уйти в сторону. Лена охотно делилась секретами бизнеса, откровенность поначалу настораживала, но она просчитала мгновенно — вреда от меня никакого, а тема беспроигрышная. Я не имела ни малейшего представления, каким образом куются состояния в Москве, новые владетельные господа с миллиардными счетами в швейцарских банках представлялись чем-то вроде необъяснимых курьезов, в непроходимом лабиринте затянувшихся социальных потрясений неизбежно возникают сверкающие сталактитовые наросты, зловещие по факту. Лена, как выяснилось, продавала в Москве ювелирные изделия из Европы. Оптом и весьма успешно.

Лена исповедовалась длинно, обстоятельно:

— Из Рязани в Москву учиться приехала, ВГИК, теоретик кино, не кот чихнул. Прямая дорога в нищету, по новому летосчислению. Не помню уже, как закрутилось — в авантюру влезла, кредит огромный взяла, сообразила, что ювелиркой заниматься можно и нужно, ниша на тот момент не занята, двадцать лет уже прошло с того момента, но я вовремя начала. И по ходу думать успевала. Сейчас не верится и вспоминать страшно, но смогла команду сколотить, с банком-патроном рассталась без скандала, когда необходимости в банковских деньгах уже не было. Патроны не ожидали, что я раскручусь, не подготовились. А у меня уже и связи, и продажи — и завязано дело на мне. Вот так. Понемногу, шаг за шагом, с магазинами контракты, по-белому, а продавцам платим по-черному — за успехи в торговле у них кругленькие процентики, во всем мире принято. Продает мое кольцо — получает деньги. Не мое — не получает. Подотчетны они мне.

— Ты хочешь сказать, когда предлагают обратить внимание на колечко, то по причине? — оживилась я.

— Именно! — Лена заговорщически улыбается, забыв, что я не партнер по бизнесу.

— А подделки в бутиках могут быть?

— Еще как. Запросто. Ты приходишь в «Тиффани», и продают тебе колье. У тебя никакой уверенности нет в подлинности. Много фирм, специализирующихся на копиях, много способов продать то, а не это.

— Невероятно! — Инсайдерская информация никак не совмещалась с моими скромными познаниями. Впрочем, что я знаю о купле-продаже? Ничего не знаю.

— Но я «Тиффани» не продаю. — Лену возгласы дилетантки не смущали нисколько. Раззадоривали. — Специализируюсь на продаже прямых копий для среднего класса, желающего понтоваться. В России средний класс — не совсем понятные люди, они могут быть и с достатком, и без оного. Чуть богаче нищих на вокзале — уже средний класс. И девочке очень приятно купить колечко и сережки «как на картинке в журнале».

— А зачем ей «как на картинке»? Каждый же поймет, что ненастоящее.

— Девочке дела нет. Ей хочется то, что в журнале. Это, Тиночка, называется ласковым словом «маркетинг». Психология. Мне такая психология по душе. Но главное, я сначала узнала, что именно ждут от меня, а потом стала продавать. У меня на тренировки деньги не уходили, иначе мы бы сейчас не по Женеве гуляли, а… да мы бы и не встретились никогда, — неожиданно заключила Лена, — как теоретику от кинематографа мне сюда бы в жизни не дотянуться.

— А ты какие драгоценности носишь?

— Любые. Вечерние днем могу нацепить. Разницы нет вообще-то.

Я увидела здание с неоновыми буквами «GRAFF», реющими во вкрадчиво сползающем на город сумраке.

— А эту марку продаешь? Восхитительные штуки, ты как считаешь? Безумные цены, но красиво!

— Что тут считать? Если есть желание — можем пойти туда завтра же, покажешь красивое — я тебе копию сделаю, будет в десять раз дешевле, никто не отличит!

— Ужас какой! — Я вовсе потерялась: говорю с Леной, как подружка из общежития, она сделала меня сообщницей и товаркой в момент. Браво! Но какая разница, никто мне такого не рассказывал. Я задумалась над новыми перспективами и силилась понять — шутит она или всерьез. Нет, я, конечно же, не стану вытворять такие штуки, но смешно. И занятно — Лена без усилия про подделки рассказывает. И без страха. Будто вообще никогда ничего не боялась.

Это я и сказала ей, насчет страха:

— Неужели никогда страшно не было?

— Двадцать лет назад для испуга времени не было, потом… тоже не до того, связи настраивала, контакты, контракты, договоры о намерениях, соглашения о сотрудничестве, игры со спонсорами, кредитами. Некогда было. Теперь и смысла нет — я могу прекратить работать хоть завтра, швейцарский банк меня не обманет, три квартиры в Москве куплены, сын учится фирмой моей управлять, а я картины писать предпочитаю. Пейзажи.

— А политика, власть сменится? Социальные потрясения?

— Да у меня не того масштаба состояние, чтобы кто-то всерьез интересовался, даже при смене власти. Мне и детям хватит, можем уже не тревожиться. А границы разумного я не переступала. Замечено в России: если состояние в баксах свыше ста миллионов — бизнесы разваливаются, хозяева исчезают куда-то, часто как сквозь землю, до суда не доходит. Это нужно принимать как данность. И понимать. Я понимаю.

— Лена, ты дважды сказала «детям». А кто они, где? Тинейджеры-подростки?

— Взрослые уже, два красавца, первого совсем рано родила. Второго вовремя. Муж мне очень помогал в свое время, мы не так давно в разводе, но и по сей день сотрудничество честное.

Я окончательно перестала что-либо понимать: либо она сказки мне рассказывает, либо и впрямь аномалия. У меня другие сведения о женщинах в русском бизнесе. Сталкивалась мельком, но подробности не радовали.

— Лен, а в Москве ты одна такая? Успешная, непотопляемая, мужем и детьми обогретая?

— И молодого любовника не забудь, мы с Андреем уже двенадцать лет вместе. Романтическая связь. Для души, главным образом, для души.

Лена будто продолжала, но тема сменилась кардинально:

— У меня есть подруги — нигде не промахнулись, никуда не опоздали. Все рассчитывают наперед, любые неожиданности. Порода редкая, но существует. Что интересно, нет у нас жалоб на мужчин, бабий вопль «мужики-козлы» не поддерживаем. Думать надо, думать. Вовремя думать. Сейчас уже что? Иногда и сердце барахлит, давление скачет, здоровье ни к черту.

— А с виду никаких признаков!

— Это я недавно из Индии вернулась, две недели в специальном санатории. Одежду по прибытии отдаешь, с поклоном сари приносят, надеваешь. Благовониями натираешься, ешь диковинные фрукты и пьешь каплями масло, тебе предписанное, сначала тест проходишь. Ни волнений, ни суеты, очищаешься внутренне полностью — и от шлаков, и от злости. Злости у меня не было, но усталость неимоверная накопилась. А усталость — та же злость.

Живешь вне суеты, дурманящий долгий сон, время зависает куполом, иногда сама себя внутри купола видишь. Еще одну себя, другую — высвобожденную, невесомую. Распорядок дня так придуман, смутные мысли уходят, просыпаешься — и без специальных усилий воспринимаешь солнце как чудо. Мелочи, мелочи, непривычный уклад, по любому поводу вежливые предписания и ограничения, салаты в диковинных тарелках по расписанию, у дверей оставляют. Диковинность — ключевое слово. Это невероятно, но целый день жуешь что-то странное, глотаешь, смена вкуса и ощущений каким-то образом влияет на перемены в сознании, боль и страдание, как злые духи, наружу выпрыгивают.

Я там картины писала. Каждый день по листу. Наш домик, где мы с подругой жили, «домом художника» прозвали. Акварели на деревьях сушились. Окружая вход. Давно к рисованию пристрастилась, когда-то училась живописи, но рисую редко, урывками. Долгое время мечтала: бизнес закончится, и займусь акварелями всерьез. Медитировать мне несвойственно, но это, наверное, и есть медитация. Мне прописан покой и ничего кроме, такой режим попробуй соблюсти!

Трудно радоваться каждому дню. Все могут короли, только с любовью проблемы. И непреодолимо. В этом несчастны короли. И дамы.

— Ты так упоенно говоришь. А вернуться туда хочешь?

— Через год, не раньше. Чаще нельзя, зависнешь под куполом навсегда. Это опасные вещи — игра с сознанием. Изредка позволительно, иначе к обычной жизни дороги уже нет. Идея не в наблюдении со стороны, а в трансформации личности, корни индийской философии в глубь времен уходят, это другая реальность. Наблюдать смысла нет, а погружаться в диковинную реальность не готова, вдруг не совместится, не совпадет? Да и сыновья у меня, им опора нужна. Мать с измененным сознанием не опора, а обуза. И Андрей — я ведь люблю его, он тоже мое творение и жить без меня не умеет. Когда в отчаянии — звонит. На людях гоголем держится, а мне звонит, исповедуется. Знаю, как энергию вдохнуть, но самой тоже подзарядка необходима. Потому Индия возникает. Время от времени.

— Никогда таких женщин не встречала. Думала, ты как машина для подчинения окружающих, так вначале показалось. А ты совершенно другая. Ты особенная! — Я говорила искренне, но прозвучало неубедительно.

— Тина, немного у меня подруг и знакомых вне бизнеса, но я тебе точно могу сказать — ничего особенного во мне нет. Нас много на самом деле — не воющих про неустроенность и одиночество, четко ставящих цель и достигающих ее. Без криминала при этом. Не то чтобы особый тип женщин, но специальный. Проблемы существуют для тех, кто видит в них преграду. Нет совершенного общества, нет идеального социального устройства. Даны те обстоятельства, которые есть. Можно считать, мы их выбрали. Если выбор свободен — чувствуешь себя внутри рамки спокойней и уверенней, проще ориентироваться. Дальше — вопрос: чего же я хочу? Мои приятельницы, о некоторых я могу сказать: подруги, — мыслят так же. Для нас нет невозможного. Мы обозначаем цель, как адрес в навигационной системе — и движемся в избранном направлении. Шаг за шагом. Есть девушки и женщины, как бы точнее выразиться, — правильно организованные. Они прекрасно образованы, у них все в порядке с карьерой, научные труды написаны, исследования в сложных для выговаривания названий областях науки и техники. Личная жизнь много лет вне поля зрения остается. Но в определенном возрасте, опять-таки, когда жизнь в одиночестве осознается как проблема, как женская нереализованность, — появляется новая цель — быть любимой, спутницей тревог, матерью — тут по-разному, у кого как.

Моя подруга, как сорок лет ей исполнилось, озаботилась: время идет, а в личной жизни пустота. Определила, кого бы она хотела видеть в качестве мужа, на два часа в день дольше за компьютером посидела, выбирала уже из четырех кандидатов. Уехала в Швецию, там образование доступней и с работой проще. Все преодолела, даже в серую униформу с бесформенными штанами переоделась, чтоб работодатели принимали как свою. На шпильках и в мини-юбке там на работу не устроишься, другие сигналы посылаются.

— Терминатор, а не женщина! — Мне стало смешно, невольно. Я прошла путь обустройства, новых отношений с новым мужем, если б все было так просто! Мои подозрения, что Лена рассказывает о специальной породе, только усилились.

— Тина, времена не выбирают. В них живут. Это не я, поэт сказал. Все жалуются на равнодушие, мол, никто любви не ищет, у фонарей и аптеки свиданий не назначают, познакомиться можно только по Интернету! И если на уровне аптеки мыслить, это правда.

Вот еще пример, другая подруга моя — Танечка, ей 28, спохватилась раньше. И образование, и работа в норме, устроена тип-топ, но начала в специальные библиотеки ходить, в группы по интересам записалась — конечно, не вязание осваивать, а нечто поближе к экстриму, тут гольф — милое дело, в гольф-клубе и встретила того, кто нужен. Почти ровесник, собой в меру хорош, перспективен, блестяще образован, пять языков. Танечка рассчитала правильно, через месяц замуж выходит, как по нотам. Будущее наперед знает, все предусмотрела, подготовилась, именно Женя ей подходит, никто другой.

— А если изменит Женя — тоже предусмотрела? Нет опыта в отношениях, ничего никогда не чувствовала… Кризис среднего возраста она тоже предусмотрела?

— У Танечки специальная программа. Все учтено. Она подготовилась, поверь мне. Танька умная.

— Вот и делала бы карьеру, не отвлекаясь. Брак не схема, это живые отношения с человеком, он каждый день рядом, при том, что у аптеки не встречались и одни парадные стороны друг о друге знают. Как легко «союзы навсегда» сразу после шикарных свадеб разваливаются! У нас с Т. вовсе свадьбы не было, в концертный зал вечером отправились, а счастливы вполне.

— Тина, я об особом типе женщин говорю. У них не бывает изменяющих мужей, не бывает проблем с кризисом среднего возраста. Они целеустремленно движутся к счастью, а последовательность действий решает все. Их не родители замуж выдают. Они сами выбирают и, шаг за шагом, делают свою судьбу. Кому нравится жаловаться и страдать почем зря — вволю страдают, мы им не мешаем. А моим подругам нравится быть успешными. Они успешны. Все просто.

— Но твоя семья развалилась? Что бы ты ни говорила о деловом счастье с бывшим мужем — я хорошо знаю, как это. На словах красиво звучит, да. А женится твой экс — тогда что? У него постепенно твои правильные идеи в голове — новыми заменятся. Мужчинами управлять не так сложно.

— Не женится, — спокойно сказала Лена. — А насчет развода — мы вместе с шестнадцати лет, поженились, как только возраст позволил. Время другое было, я тоже другая. Мы говорим о тех, кому сегодня ничего не мешает достигать цели. В заданных условиях. Ты считаешь, мало места для чувств остается? Достаточно, поверь мне. Эмоции сами по себе что-то вроде истерики, а благоустройство и комфорт можно любить очень даже горячо. В борьбе за сохранность главного условия комфорта, зубами в него вцепившись, — знаешь, какой жаркий поцелуй получается, какой страстный! «Мне чужого не надо, мне отдайте мое», — как одна знакомая говорит. Хорошо сделанная работа подписана автором и авторства не меняет. Как картина. Даже те акварельки, что я пишу, — кому-то баловство, а мне дороги и важны. И подпись на них стоит. — Лена давно уже вещала, а тут вовсе разгорячилась и в раж вошла — что несколько смущало…

На том, чем она обладает, явно читается метка: мое! И на Андрее подпись стоит, на лбу. Лоб проштемпелеван, знак глубоко проникающий, инъекция в мозг, в результате Андрей взглядами Лены пропитан, как гусь лимонным соусом, что внутрь впрыскивается. Хорошо приготовленный гусь Андрей, по рецепту в духовке выдержанный, по инструкции из надежной поваренной книги.

Андрей сосредоточенно изучал ресторанное меню. Где повод для гнева? Они любят и счастливы. Кому интересна методика счастья, кроме женщин с непрожитой жизнью? Где-то вокруг пятидесяти они пытаются разобраться в деталях достижения успеха у мужчин, ищут причины былых разочарований и тщательнейшим образом изучают любовные романы, написанные (а писательницы как раз из описанной породы достигающих цели во что бы то ни стало) — и наполняются нешуточным трепетом в ожидании счастья.