Собак я люблю всю жизнь. Общаясь с детьми своего возраста, я не находила полного душевного удовлетворения. Мне казалось, что только собака может понять меня до конца, ей я смогу доверить свои тайны, лишь она может беззаветно меня любить. Просить родителей приобрести собаку было бессмысленно. Мы жили вчетвером в двенадцатиметровой комнате, разгороженной печкой на две части, одной из которых была крошечная кухонька, другой – малюсенькая жилая комната. В ней помещалась родительская кровать по одной стене, наш с сестрой диван – по другой, между ними стоял стол. Впритык к дивану помещался узкий шкаф. И все. Собаку девать было некуда. Даже под высокой кроватью все было забито чемоданами с вещами и обувью. Приходила зима, и вещи вылезали из-под кровати. Приходило лето, они снова прятались обратно.

У нас был небольшой сарай для дров, но там было холодно, и держать в нем собаку было невозможно. Поэтому моя любовь распространялась на всех собак в округе без разбора.

Перед окнами комнаты был разбит садик-цветник размером с «носовой платок». Четыре шага в ширину и семь в длину. Шаги отцовские. В нем умещался стол и две скамейки. Садик был обнесен сеткой, завитой летом вьюнками с розовыми цветами-колокольчиками. Внутри, вдоль стены дома и по забору, торчали оранжевые лилии. Больше никаких других растений не было, а за теми, что росли, не надо было ухаживать. Они сами буйно разрастались каждое лето, суживая проход к столу.

В этот садик я приводила своего очередного лохматого друга, играла с ним, ухаживала и лечила. Уходя, я запирала на палочку калитку, тайно надеясь, что мой дружок не убежит и дождется меня. Когда я возвращалась, от друга простывал и след.

Моя мать, конечно, была в чем-то права, запрещая мне возиться с дворовыми собаками. Очищаясь духовно, я набиралась всякой всячины физически. Пол-лета в больнице из меня выгоняли каких-то экзотических глистов под названием «карликовые цепни». Однажды Лариса учила биологию. Параграф был посвящен аскаридам. Я в это время сидела на горшке. К всеобщему удивлению оказалось, что материал можно изучать не только по учебнику. На следующий год меня лечили от стригущего лишая, который почему-то атаковал не мою лихую голову, а грудь.

Собаки меня никогда не обижали, я их тоже. «Неприятности», которые случались со мной из-за этой дружбы, казались мне сущими пустяками.

Напротив нашего дома через дорогу был луг, обнесенный забором. В то время вся Кочновка была перегорожена высоченными заборами. За одними торчали головы гигантских георгинов, за другими носились собаки.

Хозяин луга заготавливал сено своей корове на зиму. Да, в пяти минутах ходьбы от Ленинградского проспекта водились тогда коровы и свиньи, пели петухи. Естественно, что хозяйство охранялось злобным псом, который выглядел как ротвейлер. Говорили, что он когда-то имел хвост, который был отрублен уже во взрослом возрасте собственноручно хозяином за придушенную курицу. Это обстоятельство очень повлияло на характер собаки. Кур пес больше не трогал, но гонял всю округу.

Я же эти разговоры не слушала и спокойно пролезала в дырку забора. Мне нравилось играть на траве в одиночестве. Как я упоминала, у меня было несколько крошечных игрушек: белая собачка с мячиком, поплавок от удочки, малюсенький пионер с горном, какие-то шарики, чашечки из кукольного набора и еще что-то.

Я закрывала глаза, крепко сжимала свои игрушки в руке и начинала кружиться, потом резко раскрывала ладонь, и вся мелочь разлеталась в разные стороны. Ползая по траве в поисках игрушек, я получала такое удовольствие от находок, как будто не сама их раскидывала. Все всегда находилось, кроме одного раза, когда потери составили сто процентов. Больше играть мне было нечем.

Приходя на луг, я тайно надеялась встретить громадную собаку, но ее выпускали редко. Иногда собачий лай слышался из далекой постройки с коровой внутри. Но все же встречи были. Сидя в траве, я обнимала пса за шею. Его я совсем не боялась. Мы почти дружили. Мне было только обидно, что эта собака НЕ МОЯ. Другая девочка, подружка Ларисы, была ей настоящим хозяином и товарищем по играм.