Второй брат моего отца – дядя Коля по кличке Филин. Он тоже воевал и был покалечен: у него не могло быть детей. Впрочем, женщины его обожали, а детей у них и своих хватало. Вот такой у нас в роду был «огурчик», как он сам себя называл. Филин был дважды женат. Обе жены были старше его на двадцать лет.

Отец с Филином были очень похожи. Однажды летом я вернулась из лагеря. Когда мы с мамой вошли во двор, то услышали, что из нашего сарая раздаются какие-то звуки. Я решила, что там что-то мастерит отец. Недолго думая, я разбежалась и прыгнула ему на спину. Только когда бедный Филин дико завопил, я поняла, что ошиблась.

Потом он рассказывал, что приехал помочь брату делать мебель для новой квартиры. Филин был краснодеревщиком и учил моего отца столярному ремеслу. Переодевшись в рабочую одежду, он тихо строгал в прохладном и темноватом сарае, и вдруг что-то большое неожиданно прыгнуло ему на спину. Он тогда чуть не описался с испугу.

Первой женой Филина была Васса Ивановна – красивая, статная женщина с толстой косой ниже колен. Все говорили, что волосы у нее были необыкновенные. Она обожала своего Колюню, а ее любили и уважали в нашей родне.

Лариса рассказывала мне, как она играла с Вассой в «лошадки». Васса Ивановна заплетала волосы в две косы, Лариска ухватывалась за них, как за вожжи, и они обе носились по лесу, что-то изображая. В тот период я была очень маленькой, и Вассу помню лишь по фотографии, на которой она склонилась ко мне, годовалой крошке, стоящей с огромным белым грибом в руках.

Николай расстался со своей первой женой при трагических обстоятельствах. Васса Ивановна была женщиной не бедной. Однажды уезжая надолго из дома с Николаем, она оставила своей соседке целый чемодан всякого добра на хранение. Отец говорил, что это было наследство от родителей: столовое серебро, посуда, золотые монеты и иконы в дорогих окладах.

Когда Васса Ивановна пришла за своим чемоданом, подруга заявила, что ничего не знает, ничего не брала. Вассу хватил удар, и у нее что-то стало не в порядке с головой. Короче, она не выходила из больницы. Добро так и не нашлось. Что случилось дальше, я уже не помню.

Второй женой Филина была тетя Надя, тоже видная и красивая женщина, имевшая детей, которых он и вырастил. Тетя Надя хорошо шила, и мама как-то попросила ее приодеть нас с Ларой. Была куплена красная шотландка, и мы поехали «кроиться и шиться» к тетке.

То, что меня поразило в ее доме, я запомнила на всю жизнь. Это была старинная кукла с восковым лицом, настоящими живыми волосами, заплетенными в длинные косы, и одетая в великолепное бархатное платье с кружевами. Такого я еще не видела. Кукла стояла на комоде. На нее можно было только смотреть. Я так и делала: смотрела, открыв рот, пока шла примерка.

Тетя Надя, несмотря на то, что была старше Филина на двадцать лет, пережила его и умерла в возрасте где-то далеко за девяносто. Может быть, ей было и больше. Мама говорила, что она стеснялась быть на много старше Николая, и сумела когда-то убавить себе года.

Тетя Надя до самого конца хорошо выглядела. Однажды мама пришла к ней в гости (наши садовые участки были рядом), стала звать ее и увидела в саду женщину в купальнике с гладким загорелым телом, которая и откликнулась на зов. Вот тут моя мать и обмерла: это была почти столетняя Надежда. Вот такая была тетка.