– Будьте поприветливее, Джек, – сказала Аннет, – вы распугаете репортеров.

– По крайней мере, это вызовет у них хоть какие-то эмоции. Посмотрите, они же скоро помрут от скуки. Все ведь прекрасно понимают, что тут происходит.

Он небрежно махнул рукой в сторону кучки скучающих в углу зала журналистов и продолжил разглядывать городскую площадь. Сквозь стеклянные стены вестибюля кинотеатра было прекрасно видно памятник очередному герою войны с марсианами. У подножия памятника лежали цветы. Джеку очень хотелось думать, что их туда положили по случаю сегодняшней премьеры. У тротуара был припаркован модифицированный Бентли, недавно купленный Джеком по случаю сегодняшнего события. Дикси, личный шофер и телохранитель Джека, сидел за рулем и разглядывал проезжающие мимо экипажи. Временами его внимание привлекал очередной пыхтящий белым паром экземпляр, и тогда Дикси долго провожал машину глазами.

Так и не обнаружив на улице ничего интересного, Джек снова перевел взгляд на окружающих. Привычная картина с участием околокинематографической публики также не обещала ничего нового. Он увидел в толпе пару знакомых критиков, изучающих афиши других фильмов. Несколько бездарных актеров шумно переругивались у барной стойки в углу. Общаться ни с кем не хотелось. Даже Аннет немного утратила часть той загадочности, которая интриговала Джека на протяжении всей совместной работы над картиной.

– Напрасно вы так. – Аннет посмотрела на Джека с укоризной. – Столько людей ждут вашего появления на экране, а вы стоите тут с таким видом, словно вам это совершенно не нужно.

Наконец Джек повернулся к ней, и на его лице обозначилось немного нарочитое удивление.

– Все-таки вы неисправимы. Я понимаю, участие в этом фильме действительно будет развитием карьеры, но неужели вы не чувствуете, что людям начинают надоедать военные драмы?

– Мне кажется, этот жанр вечен. Кому могут надоесть истории про героические подвиги, про освобождение, про…

– Вы смогли дозвониться в Лондон? – вдруг оборвал ее Джек.

– Нет. Оператор сказал, что там какие-то неполадки на линии, – Аннет поняла, что Джеку уж точно этот жанр давно надоел, поэтому нисколько не удивилась смене темы разговора.

– Я тоже не смог. Хотел заказать гостиницу, но видно придется делать это после всего этого безобразия. Этот футбол… Гостиницы в столице битком забиты, вот и у телефонистов, наверное, проблемы.

Прозвенел звонок, публика в вестибюле оживилась, двери в кинозал начали открываться. Стоявшие у дверей стали расталкивать друг друга, будто имело какой-то смысл войти в кинозал непременно первым. «Какая бессмысленная возня, – подумал Джек, – все равно у каждого свое место». Он обреченно повернулся, автоматическим движением обнял за талию Аннет, и они стали продвигаться в сторону входа.

Проходя мимо афиши, Джек покосился на нее через голову Аннет. «Освобождение, – в который раз прочитал он название. – В главных ролях – Джек Ридл и восходящая французская звезда, Аннет Пети». с афиши на него смотрел темноволосый мужчина в грязной, потрепанной одежде. с героическим выражением на лице он всматривался куда-то вдаль, нижняя челюсть немного выдавалась вперед, а тоненькие усики выглядели подозрительно свежо и аккуратно. Мужчина левой рукой прижимал к себе миниатюрную рыжеволосую девушку с тонкими чертами лица и огромными глазами, излучающими отчаянную мольбу о спасении.

«Еще два часа невыносимой скуки и все закончится», – подумал Джек. Его начинало клонить в сон. Джек даже стал мечтать, как устроится в мягком кресле и впадет в целительное дремотное состояние, отгородится от всей этой надоевшей суеты. Кому как не ему было знать, что в первые пятнадцать минут тапер будет играть исключительно медленные и умиротворяющие пассажи, задремать под которые было бы настоящим наслаждением.

Сначала Джек почувствовал удар в бок, а уже потом начал различать звуки.

– Да проснитесь же вы! – оглушительно шептала Аннет. – Происходит что-то странное!

– Я же вас предупреждал, ничего приятного здесь происходить не будет, – недовольно пробормотал Джек, моргая глазами.

– Идите вы к черту со своим сарказмом. Кажется, это землетрясение.

– Что за чушь!

– Протрите глаза, люди уже волнуются. Только что был сильный подземный толчок. Его заметили все, кроме тех, кто умудрился заснуть! – она смерила его оскорбленным взглядом.

Джеку вдруг стало неловко и обидно. Похоже, что он пропустил что-то стоящее, да еще и заставил Аннет переживать эти волнующие моменты в одиночестве. Зрители и в самом деле оживленно обсуждали происходящее. Многие начинали продвигаться к выходу. Тапер больше не играл, а непонимающе озирался по сторонам. на экране, без всякого аккомпанемента, главный герой пригибаясь бежал по окопу. Земля тряслась, в воздухе плыл черный смоляной дым, резкие всполохи периодически озаряли местность.

– Успокойтесь, это спецэффекты. Я подозревал, что на Уорфилмз что-то такое должны придумать. Они просто обязаны были держать все в секрете, чтобы достичь эффекта. Иначе эта премьера действительно не стоила бы выеденного яйца.

– Позвольте вам не поверить, – ответила Аннет. Было заметно, что она немного успокоилась, и к ней вернулась ее женская непосредственность. – Каким образом можно заставить трястись целое здание?

– Я не специалист, но, согласитесь, задумка потрясающая.

– Надо как-то успокоить людей, а то эта потрясающая задумка просто сорвет сеанс.

Аннет решительно встала и набрала воздуха в легкие, чтобы сообщить зрителям что-то успокаивающее. в это время дверь в зал широко распахнулась, ввалился швейцар. Он тяжело дышал, его растрепанный вид говорил о только что пережитом потрясении. от учтиво-надменной маски, которая встречала посетителей кинотеатра, не осталось ничего. Аннет замерла на месте. Джек обернулся на шум и с интересом уставился на швейцара. Сделав пару судорожных вдохов, тот обвел зал сумеречным взглядом и просипел:

– Марсиане…

– Нет, все-таки продюсеры свое дело знают! – сказал Джек. – Какой размах!

– Марсиане! – собравшись с силами, прокричал швейцар. – Опять…

Он вдруг осел на пол и обхватил голову руками. Сидевшие поблизости зрители вскочили с мест и подбежали к нему. Швейцар больше не реагировал ни на что.

– Ничего не понимаю, – Аннет опустилась в кресло и посмотрела на своего спутника.

Джек явственно ощущал душевный подъем. Выходило так, что этот проект обещал стать заметным событием, несмотря ни на что. Напрасно он его хоронил.

– Мы что же, так и будем сидеть? – неуверенным голосом спросила девушка.

– Положитесь на меня, давайте посмотрим, что будет дальше. Я уверен, что все спланировано очень грамотно. Швейцар, несомненно, несколько переигрывает, но в целом, должен признать, эффект потрясающий.

Тапер, заметивший в первом ряду Джека и Аннет, сидящих на местах и не собирающихся никуда уходить, решил наконец вернуться к работе. Кинув взгляд на экран, он мгновенно подобрал нужную тональность и заиграл подобающую действию тревожную мелодию. Зрители стали возвращаться на места. Двое человек помогли швейцару подняться, повели его под руки из зала. Дверь за ними закрылась.

На экране герой выскочил из окопа и побежал через небольшой пустырь. Вдруг в дерево, стоящее неподалеку, ударил яркий луч. Оно моментально вспыхнуло факелом, и бегущий мужчина невольно отшатнулся. на горизонте вспыхивало и искрило. Над лесом метались изломанные тени. Мужчина прыгнул в сторону, присел за перевернутым паровиком. Из-за края экрана полетели обломки штукатурки и черепицы.

В это время здание кинотеатра сотряс еще один толчок. не очень сильный, но вполне ощутимый, на этот раз он был воспринят публикой в зале гораздо более адекватно. Пару раз хлопнули в ладоши, послышались одобрительные замечания. Джек повернулся к Аннет и слегка приподнял брови. Аннет понимающе кивнула. Получалось, что они присутствовали при рождении новой эры кинематографа. Скука совершенно уступила место предвкушению успеха. Джек удовлетворенно сложил руки на груди.

Внезапно дверь в зал снова открылась, вбежали люди. Все зрители как по команде обернулись, чтобы не пропустить очередной момент представления.

– Они вернулись!

– Спасайтесь!

Ворвавшиеся стали бегать по рядам и трясти людей, которые должны были, видимо, поддержать их настрой и как-то отреагировать. Потрясенные зрители, однако, ограничились только наблюдением, отчего тормошившие их начали паниковать еще больше.

– Забудьте про кино! Это не шутка!

– Они уже здесь!

Секунду понаблюдав за происходящим, Джек заметил:

– На мой вкус, это перебор. Это как-то не укладывается в сценарий фильма.

В это мгновение в голове Джека словно проскочила молния. Воспоминание предстало перед ним со всей возможной отчетливостью и достоверностью. Ему даже показалось, что он снова сидит в своей гостиной. Мягкий диван и множество подушек поддерживают тело в полулежачем положении, в руках шуршит свежая газета «Лондон Телеграф», от сигары поднимается тонкая змейка дыма и, пересекая солнечный луч, растворяется под потолком. Заголовок гласит: «Неужели опять?». Джек неспешно затягивается, немного щурит глаза от дыма, начинает читать.

«Сообщаем вам, уважаемые читатели, что известный астроном, сэр Стивен Сайд, накануне совершил потрясающее открытие во время проведения очередных наблюдений планеты Марс. Сэр Сайд незамедлительно обратился к журналистам и сообщил, что им зафиксировано появление периодических вспышек на поверхности красной планеты. Астроном сразу особенно выделил тот факт, что наблюдавшиеся вспышки как нельзя более походят на таковые, предшествовавшие трагическим событиям тридцатидвухлетней давности, не нуждающимся в напоминаниях. Заявление сэра Сайда потрясло научный мир. Сейчас все астрономические обсерватории мира сосредоточили усилия на том, чтобы либо подтвердить, либо опровергнуть эти наблюдения. Все человечество вправе задать себе сейчас вопрос – «Неужели опять?». Мы будем следить за развитием событий, надеемся уже в следующем выпуске прояснить ситуацию».

– Аннет, дорогая, нам немедленно нужно уйти, – сказал Джек, когда снова обрел способность воспринимать реальность. – У меня есть одно подозрение, но я бы не хотел сейчас делать поспешных выводов. Кто из нас прав, мы выясним чуть позже.

Пытаясь сохранить самообладание, что внезапно оказалось для него трудным, Джек взял Аннет под локоть. Они стали продвигаться к выходу, стараясь не вызывать паники, шагая уверенно и не торопясь. Должно было создаться впечатление, что они покидают это мероприятие просто из-за молчаливого несогласия с изменившейся атмосферой в зале. Когда проходили мимо одного из суетящихся людей, который только что дергал сидящего с краю за рукав, паникер резко обернулся и уставился на них полусумасшедшими глазами.

– Бежать надо, бежать! – сдавленным голосом сказал он. в его взгляде промелькнуло и одобрение, и укор, и, вместе с тем, почти полное безумие.

Чутье профессионального актера подсказало Джеку, что эти эмоции – не лицедейство. Аннет отпрянула от безумца, но Джек чуть сильнее сжал ее локоть и повел дальше. Выходы на улицу никто не догадался открыть, и только распахнутые двери, ведущие обратно в фойе, ярким квадратом светились впереди. За дверным проемом кто-то пробежал.

Они прошли уже три четверти расстояния до двери, когда сзади послышался сильный треск. Звук усиливался, переходил в грохот, заставляя рефлекторно обернуться. Их взгляду предстала картина, потрясшая неуместностью и, одновременно, неоспоримой реалистичностью. Киноэкрана больше не было, равно как и стены, на которой он висел. Рояля, стоявшего в углу сцены у самой кулисы, и сидевшего за ним тапера не было тоже. Все пространство сцены представляло собой облако пыли, напоминающее перевернутую шляпку гриба. на эту шляпку с неровно обломанного края потолка осыпались куски перекрытий. а посередине шляпки, словно с целью еще раз подчеркнуть эту аналогию, возвышался металлический столб. Он уходил сквозь пролом вниз и опирался на пол подвала. Верх столба немного раскачивался. Вверху, за краем провала, блеснула зеленая вспышка, послышался металлический лязг.

– Бежим! – закричала Аннет.

Джек волевым усилием преодолел оцепенение, и они бросились в дверь. Вокруг царила паника. Проклиная себя за нерасторопность, Джек сильнее прижал девушку и, почти поднимая ее в воздух, ринулся сквозь толпу. Ряды кресел нисколько не задерживали людской поток. Джека и Аннет бросало к стене бокового прохода, тут же снова отрывало и тянуло дальше. Доплыв до двери, почти не касаясь ногами пола, они попали в чудовищные тиски, но спустя мгновение уже очутились в вестибюле. в голове Джека мелькнула совершенно неуместная ассоциация с шампанским, рвущимся из открытой бутылки. Они были в числе первых спасшихся, и у них появилась некоторая свобода выбора.

Джек вспомнил, что на улице их ждет экипаж, и потащил Аннет к выходу. Сзади уже наступали на пятки. Через стеклянные стены был виден царящий на улице хаос. Зрелище настолько отличалось от виденного полчаса назад, что сознание стало воспринимать это как кинофильм.

На проезжей части лежал перевернутый паровик с развороченным котлом, из которого еще вырывались остатки пара. Передние колеса медленно крутились. Люди бежали в разные стороны не разбирая дороги. Над всем этим бедствием нелепо возвышалась статуя героя, смотрящего суровым взглядом на горизонт.

– Дикси! – воскликнула Аннет, указывая вперед дрожащей рукой.

Джек перевел взгляд на более близкое окружение и увидел, что их Бентли – чудесным образом пока неповрежденный – стоит у входа. Шофер, сидя за рулем, напряженно всматривается внутрь здания кинотеатра, но снаружи ему, конечно же, ничего не видно. Разбегающиеся люди, казалось бы, совсем не замечают экипаж и, тем более, никто пока не решается им воспользоваться. Возможно, их сдерживает решительный вид Дикси, но, скорее всего, они просто ослеплены ужасом.

Один из бегущих мужчин, даже не меняя траектории, перескочил через кабриолет, словно это было досадное недвижимое препятствие. Дикси только слегка пригнулся, не отрывая глаз от входа в здание.

Не сговариваясь, Аннет и Джек побежали к выходу. Автоматический привод на дверях сработал безупречно, с легким шипением раздвинув створки.

– Гони! – с ходу крикнул Джек.

Пока Дикси переносил ногу на педаль акселератора, они с Аннет уже запрыгнули на заднее сиденье.

Разгонные электромоторы взвыли на высокой ноте, машина сорвалась с места, проскочив между двумя бегущими людьми. Использовать пар Дикси благоразумно не стал, решив, что сейчас не время для чинного соблюдения правил приличия. Звериный натиск электротяги позволительно было использовать только военным да богачам, кичащимся властью над скоростью и мощью своих переделанных на заказ машин. Через мгновение машина спрыгнула с тротуара на проезжую часть, лавируя между брошенными колясками и фургонами понеслась прочь от кинотеатра.

Приподняв голову над бортом машины, Джек посмотрел назад. Во время прыжка он как-то машинально накрыл девушку собой. То ли сработал какой-то древний инстинкт, то ли мышечная память после множества съемочных дублей сыграла такую шутку. Теперь его спутница барахталась под ним на сиденье, пытаясь вылезти. Однако то, что он увидел на площади, заставило позабыть об их двусмысленном положении.

Посреди площади, возвышаясь метров на тридцать, стоял треножник. Было странно видеть эту чудовищную машину в действии и сознавать, насколько далеки от реальной жизни все те бесчисленные художественные реконструкции, которыми изобиловали военные энциклопедии и исторические справочники.

Еще в школе Джек стоял с толпой мальчишек в огромном зале Музея Вторжения, в самом центре которого, под стеклянным куполообразным окном в потолке, был установлен треножник. Он был собран по частям из нескольких оставшихся в хорошем состоянии машин и закреплен растяжками в вертикальном положении. Тогда Джек всей силой своего детского воображения представил эту махину на городских улицах, и ему стало страшно. Несколько ночей после этого его мучили кошмары, а мать успокаивала и говорила, что это все уже в прошлом, что они никогда не вернутся.

Сейчас он переживал острый приступ дежавю и в то же время испытывал в каком-то смысле гордость за себя из-за того, что детские представления о способностях этой машины оказались до такой степени схожими с действительностью.

Вероятно, треножник только что остановился, перейдя на площадь с соседней улицы, на которую выходила задняя сторона кинотеатра. Он еще не совсем погасил скорость, две изящные ноги распрямлялись, выравнивая вертикаль, в суставах вспыхивали ярко-зеленые искры. Несколько металлических щупалец с грохотом стукнулись о ноги, свободно повисли. Башня, сверкающая рядом многогранных иллюминаторов, поворачивалась с поразительной для такой внушительной конструкции легкостью.

Треножник поднял над башней блеснувшее металлом устройство, закрепленное в короткой толстой конечности. Чтобы сохранить равновесие, ему пришлось переставить одну из ног. Она опустилась на гранитную статую героя, отчего та разлетелась вдребезги, обломки камня рассыпались по всей клумбе. Было в этом движении что-то настолько банально-символическое, этакое воплощение космической мстительности, что Джек невольно скривился.

Из небольшого экипажа на полном ходу выскочил человек, Бентли резко вильнул в сторону, уворачиваясь от столкновения. Аннет крепко приложилась головой о спинку водительского сиденья и вскрикнула.

– Простите! – крикнул через плечо Дикси.

Джек посмотрел вперед. Секунду наблюдал за мельтешением перед капотом, но не смог преодолеть искушения – обернулся. Было что-то гипнотически притягательное в гигантской марсианской машине, хотелось неотрывно следить за каждым ее движением. Наверное, то же самое испытывает несчастный кролик перед удавом в последнюю секунду жизни. Вновь переведя взгляд на чудовищную машину, Джек с ужасом понял, что устройство, которым манипулировал марсианин, направлено рифленым жерлом прямо на них.

– Как нелепо, – почему-то пробормотал Джек.

– Что происходит? – спросила Аннет, делая еще одну попытку выбраться из промежутка между сиденьями.

– Пригнитесь!

Джек бросился вниз на сиденье и обхватил девушку руками. Автомобиль еще раз резко вильнул в сторону, и Джек увидел, как в считанных сантиметрах от борта промелькнул котел грузового паровика. Как только он скрылся из поля зрения, раздался оглушительный взрыв. Бентли взлетел на воздух. Вероятно, луч попал как раз по котлу грузовика, и теперь их поднимало вырвавшимся на свободу давлением.

Дальнейшее напомнило Джеку рабочие моменты в студии, когда оператор монтажа медленно прокручивает пленку вперед, ища нужное место. Машина стала крениться в воздухе на правый бок, где сидел Дикси. Джек увидел стену соседнего дома, повернутую в неправдоподобном ракурсе, и распахнутое окно на втором этаже. в окно выглядывал какой-то парень в майке. Он медленно открывал рот. Сигарета, прилипшая к нижней губе, плавно опускалась вниз вместе с челюстью.

Окно и стена сместились в сторону, туда же проплыл край крыши, взору Джека предстало ослепительно голубое сентябрьское небо. Потом – удар. в следующую секунду Джек потерял сознание.

Помутнение рассудка постепенно отступало, возвращалась способность соображать. Тело, стянутое перегрузочным коконом, изнемогало от только что пережитого страшного давления. Один за другим оживали органы чувств.

Воздух снаружи кокона бы еще очень горяч, но прохладная свежая струя, продувающая его изнутри, помогала быстрее прийти в себя. Скоро отсек управления начнет остывать после выхода из атмосферы, уже слышно натужное шипение воздуховодов, спешащих восстановить нормальный режим.

«Время на моей стороне. Я здесь, все свершилось, как и было задумано. Теперь есть только я, машина и Время, помогающее мне. Ничто меня не остановит».

Иррат открыл глаза и уставился на мутную белесую пелену кокона, державшую его в тугих объятиях. За слоем натянутой струной ткани перемигивались нечеткие цветные пятна контрольных панелей. Они ждали возвращения пилота, чтобы обрушить на него горы информации о завершении стартовых процедур. Пятна сливались в переливающееся море пугающих зеленых оттенков, говорящее, что пилоту все еще опасно покидать кокон. То тут, то там, начали всплывать из тревожной зелени красные успокаивающие островки. Многие параметры возвращались к норме быстрее других.

Иррата мутило.

«Теперь понятно, почему перед стартом нельзя и куска проглотить. Это совсем не то, что тренировочные полеты. Я испачкал бы все вокруг, мог бы даже захлебнуться. а в коконе не пошевельнешься. Как хочется пить!».

Прошло несколько томительных минут бездействия. Разминая затекшие мышцы, Иррат медленно поворачивал темноволосую голову. Широкий плоский нос терся о нежную тугую ткань оболочки. Последний опасно зеленый огонек погас, и кокон обмяк. Иррат выскользнул в щель, медленно опустился на чуть вогнутый пол. Касание было почти не ощутимо. Остаточное вращение слабо прижимало ступни к полу.

Стараясь не делать резких движений, Иррат протянул руку и ухватился за обвисшие складки кокона над головой. на панели впереди вспыхнул предупреждающий зеленый сигнал, пилот сильнее сжал пальцы. Пол вздрогнул, Иррата потянуло вниз – тело обретало привычный вес. Пол перестал дрожать, и предупреждение погасло, как только была достигнута расчетная скорость вращения. Иррат расслаблено опустился на колени. Взлет, как это ни было ужасно, прошел успешно.

Напряжение быстро отступало. Иррат вновь ощутил голод и решил восстановить силы в надежде быстрее успокоиться и сосредоточиться на своем плане. Ему потребовалось некоторое время, чтобы сориентироваться в обстановке. Еще не полностью придя в себя после перегрузок, он медленно осмотрел рубку. Бледные, крупные, широко расставленные глаза жгло от многочисленных крошечных кровоизлияний.

Он запрокинул голову и наконец обнаружил контейнер с пищей. Надежно запертый металлический ящик стоял высоко над головой. Иррат тяжело поднялся и на дрожащих ногах поплелся по периметру помещения, повторяя изгиб пола. Поверхность впереди плавной дугой уходила вверх, становилась стеной, затем потолком и также опускалась за его спиной, вновь оказываясь под ногами. в этой огромной цилиндрической камере ему предстояло прожить десятки одиноких дней. Пора было привыкать к особенностям передвижения.

То и дело инстинктивно обходя задраенные люки в полу, Иррат приблизился к продуктовому ящику. Позади обвисший кокон уже переехал на потолок. Справа тянулись бесконечные приборы и панели, докладывающие о результатах диагностики бортовых машин. За переборкой, на которой были закреплены эти устройства, располагался носовой двигательный отсек, битком набитый тормозными и маневровыми двигателями, приборами контроля пространственной ориентации, камерами наружного обзора и колоссальным ударным датчиком, занимавшим весь острый нос корпуса.

Окрепшими пальцами Иррат вскрыл ящик, достал один из пакетов. Первый прием пищи на борту, вскрытие пакета, как символ первого шага на решающем отрезке пути к победе. Он с усилием откусил большой кусок от спрессованных в брикет обезвоженных листьев арры. Питьевой кран на гибком шланге торчал тут же, в углублении соседнего отсека. Иррат потянул его из гнезда, сделал несколько жадных глотков живительной жидкости.

Сухая масса во рту начала впитывать воду и снова приобрела естественный железистый вкус. Листья набухли, Иррат был вынужден поскорее их проглотить, укоряя себя за забывчивость. Пережитый стресс на короткое время вытеснил опыт, полученный при подготовке к старту. Если откусить слишком много этих распухающих как губка волокон, можно закупорить глотку и подавиться. Арра впитывала в себя воду в огромных количествах, поэтому обширные плантации этого растения культивировались повсюду, спасая мир Иррата от потери влаги при рассеивании атмосферы.

Иррат дождался, пока приятное тепло сытости начало разливаться по организму, и направился к главному пульту контроля. Теперь его не беспокоили последствия стартовых перегрузок, и он шагал намного увереннее. Пройдя обратно половину окружности, он вернулся к месту крепления кокона и расположился по другую сторону прохода, в кресле пилота, чтобы лично изучить показания приборов.

Он заранее знал, что все в полном порядке, но ему нравилось смотреть, как изображения сменяют друг друга, как лаконичные пиктограммы постоянно сообщают свежую порцию технических данных. Когда он смотрел на этот калейдоскоп, на окружающую демонстрацию технического могущества, Иррату начинало казаться, что он близок к пониманию причины бедственного положения его народа. До сих пор, правда, Иррат не разгадал эту загадку, но теперь, когда у него столько времени впереди, был уверен, что найдет ответ.

Конечно, он знал историю. Она передавалась из уст в уста, ее помнил каждый, кто хоть раз, ребенком, услышал от своей матери волнующий рассказ. После постижения страшной истины детство заканчивалось. с Ирратом было точно так же. Но ему всегда казалось, что большинство упускает какой-то скрытый смысл, какой-то самый важный из подтекстов. Он предполагал, что историю невозможно было воспринять во всей полноте, потому что уже никогда им не поставить себя на место предков. Тяжесть собственного положения давила на них и не позволяла тратить время на такую роскошь, как воображение.

Пилот протянул руку к плоскости серебристого металла. Палец легко коснулся клавиши, отвечающей за выбор внешней камеры, дающей изображение для панели главного вида. Его взгляду предстала панорама за кормой. Камера была установлена строго на оси, а несложный механизм поворачивал ее в противоположную сторону, компенсируя вращение корпуса. Он видел красновато-бурую поверхность пустынь, рассеченную стрелами каналов. Кратеры покрывали большую часть поверхности, многократно наслаиваясь друг на друга. Иррат знал, что это следствие близости каменного пояса и разреженности атмосферы, не дающей незваным гостям сгорать и разрушаться на подлете.

Центр картины занимало чудовищных размеров ослепительно белое пятно, расползающееся во все стороны. Оно покрывало уже внушительную часть поверхности, становилось все больше с каждой минутой. Выброс пара, уже полностью покрывший Вулкан со всеми его подножиями, прилегающими долинами и каньонами. Под облаком скрывалась и стартовая площадка, и город, и каналы с плантациями вдоль берегов.

Это было последнее облако, снаряд Иррата замыкал череду стартов. Разрушительный эффект от каждого взлета не позволял выполнить слишком много запусков. Величайшее искусственное сооружение на планете должно было подвергнуться капитальному ремонту, прежде чем его можно будет снова использовать для кошмарных целей. Следующий снаряд мог и не взлететь, поэтому риск был неприемлем. К тому же, экипировка сил вторжения на этот раз была значительно лучше, что вселяло уверенность в надлежащем исходе даже при участии столь малого числа боевых единиц.

Мысль о пассажирах породила очередную волну ненависти, которой Иррат поддерживал себя в последние годы. Он ткнул пальцем в клавишу выбора внутренних передатчиков. Главная панель померкла, погрузилась в сумрак, слабо подсвеченный резервными лампами. Несколько тусклых светильников располагались по всему объему грузового отсека, давая представление о расположении самых важных объектов. Выбранная Ирратом камера давала вид на главную область – ряд коконов, каплями вытянувшихся к полу под тяжестью заключенных в них спящих тел.

«Они никогда не остановятся. Только физическое уничтожение может прекратить их попытки. Любые другие препятствия не имеют для них никакого значения. Они оцениваются лишь временем на их преодоление. Как жаль, что мы оказались не способны к тому же. Это все эмоции, они погубили нас».

Иррат рывком потушил панель и закрыл уставшие глаза. Горечь сожаления вытеснила ненависть на второй план, и он погрузился в пучину воспоминаний. Это всегда помогало вернуть нужный настрой, без которого он не мыслил выполнение дела своей жизни. Но настрой почему-то не возвращался. Вместо этого Иррат вдруг почувствовал тяжелый груз безразличия и пугающее стремление устраниться от любых дел. Он провалился в отрешенность, так и не успев задуматься над странной переменой.

Вторжение марсиан, произошедшее в конце прошлого века так неожиданно, и так же неожиданно захлебнувшееся, в корне изменило жизнь на всей планете. Наши неожиданные микроскопические защитники неотвратимо сделали свое дело, подарив человечеству шанс переосмыслить себя. Шанс, который некоторые скептики в то время поспешили назвать незаслуженным. Но, к счастью для всех выживших, события в мире стали развиваться совсем не так, как уже начали было представлять себе отдельные фаталисты. и развитие это оказалось настолько бурным и всеобъемлющим, что с лихвой перекрыло по масштабам то, что послужило причиной.

Осознание факта, что человечество не одиноко во вселенной, что разумная цивилизация существует максимально близко, на соседней планете, привело к тому, что в людях стало пробуждаться чувство общепланетного единства. Человечество начало постепенно мыслить о себе глобально, без привязки к странам и континентам. Конечно, инерция общественного мнения не позволяла мгновенно происходить таким революционным переменам. Однако самое важное следствие нашествия марсиан стало очевидно всем очень быстро.

Неуклонное объединение человечества начало происходить именно под давлением факта существования на соседней планете враждебной цивилизации, целью которой является порабощение соседей. Зная о присутствии могущественного, общечеловеческого врага, люди, сначала подсознательно, а затем и на законодательном уровне пришли к идее отказа от междоусобных войн. К моменту начала описываемых событий первым результатом новой политики уже стало объединение всех стран Европы в единое государство. Также уже было близко к завершению слияние в одно целое всех государств Северной Америки. Конечно, объединительные процессы не проходили гладко, во многих странах остались группы недовольных, открыто или тайно оставшиеся приверженцами сепаратистских настроений, в том числе и в старом свете.

Начавшие было укрепляться в России оппозиционные и революционные настроения быстро угасли. Уровень жизни простого населения значительно вырос, что практически уничтожило ряды противников царской власти и монархического строя. Россия начала развиваться, во многом повторяя путь Великобритании, с ее конституционной монархией и парламентом. Угроза неизбежной революции, о которой незадолго до вторжения начали писать в России, растворилась без всякого видимого следа.

Многие светила науки участвовали в изучении марсианских технологий. Изобретатели, ученые и народные умельцы всех стран получили возможность реализовать свой потенциал в условиях происходящей технической революции. Они стали сотрудниками только что образованного Института Марса и сделали множество важнейших открытий, семимильными шагами двигающих теперь вперед мировую науку.

«Стадиум» величественной громадой возвышался над кронами деревьев. Моросил сентябрьский дождь, стены здания плавной дугой уходили в сырой туман и растворялись в нем. Мощные прожекторы в вечерних сумерках эффектно освещали элементы архитектуры, выполненной в набирающем силу стиле модерн. Три десятка лет назад здесь, на окраине Лондона, в ходе сражений образовался пустырь. После войны в этом месте заложили обширный мемориальный парк, окружив им футбольный стадион. Сейчас деревья уже вошли в пору зрелости, пышные кроны соприкасались, переплетались, сливались в сплошное море колышущейся зелени.

Среди деревьев прогуливались горожане, безразличные к непогоде, многие с велосипедами. Впрочем, под листву дождь почти и не проникал. Все с интересом прислушивались к тому, что происходило на стадионе. Комментаторский голос, усиленный мощной машиной, вполне отчетливо слышался из-за стен, но часто его перекрывал рев многих десятков тысяч голосов, что вызывало бурные обсуждения в группах болельщиков, стоявших тут и там на дорожках и под деревьями. По аллеям медленно курсировали накрытые зонтами тележки торговцев. Время от времени от очередной ближайшей кучки оживленно беседующих людей отделялся какой-нибудь субъект и бежал покупать для всей компании новую порцию закусок. По мере того, как матч близился к концу, по парку распространялось нетерпеливое возбуждение. Шел второй период финала чемпионата мира, в котором играли сборные Европы и Северной Америки.

Стадион был открытым. Лучи прожекторов падали с шести сторон на игровое поле, отражались от мокрого газона, устремлялись в небо, заставляя низкие тучи слабо светиться. Двадцать два человека, хлюпающие бутсами по траве, были сейчас самыми главными. Куда главнее многочисленных членов королевских фамилий и правительств, которые вскакивали сейчас с мест и отчаянно жестикулировали, ничем не отличаясь от любого другого из тысяч разгоряченных зрителей. Медленно разворачиваясь по круговой траектории, над «Стадиумом» при полном безветрии плыла пара огромных дирижаблей, напоминающая вальсирующих китов. Наблюдать за происходящим с такой трибуны считалось модным среди новоявленных богачей.

На горизонте возникло слабое, медленно пульсирующее зеленоватое мерцание и поползло к стадиону. Яркость пятна постоянно увеличивалась. в воздухе вдруг распространился почти неслышный гул, но тут же потонул в очередном восторженном хоре с трибун. Когда трибуны умолкли, гул услышали все, поскольку за эту секунду он сделался во много раз громче, в нем уже начал выделяться режущий ухо свист.

Рефлекторно подняв головы, удивленные зрители увидели необычное небесное явление. Та часть облаков, что служила фоном повернутому боком дирижаблю, в короткий миг прогнулась вниз, как бы стараясь прикоснуться к его баллону. Облака в этом месте вспыхнули зеленым светом и испарились. Раскаленное округлое тело вывалилось из туч и прошило насквозь начавший валиться на бок дирижабль. Баллон исчез в пламени, горящую гондолу швырнуло вниз.

Не испытав сопротивления, ослепительно яркий болид врезался в стадион, словно мяч попал в лунку, брошенный умелой рукой гольфиста. Заостренным носом, раскаленным от трения и импульсов тормозных сопел, он попал в тот сектор, где помещались правительственные ложи, и ушел в землю. Удар чудовищной силы сотряс все вокруг. По зданию пошла ударная волна, сметающая все на своем пути.

Из гулявших в парке людей смогли выжить только те, кто упал на дорожки или в канавы, переполненные дождем. Их окатило волной нестерпимого жара, хлынувшей из гигантской воронки, у многих загорелась одежда.

Возле земли некоторые несущие элементы здания выдержали, но теперь это был всего лишь ободранный могучим порывом остов. в небе висел шлейф дыма, бесконечной полосой наклонно уходящий ввысь сквозь круглую брешь в облаках. Воздух над парком заволокло плотным туманом от испарившейся влаги. Парковые деревья загорелись, озаряя разбросанные вокруг обломки пляшущими багровыми всполохами.

Первый снаряд марсиан упал на Землю. Через минуту после удара в его недрах уже работали механизмы, методично распаковывающие части боевых машин, ожидая, когда вскроется огромная, диаметром двадцать метров, крышка в обращенном к небу днище.

Второе нашествие началось.

Ничего, кроме темноты, тепла и тишины. Самое прекрасное, что доводилось испытывать Джеку за всю жизнь. Никаких причин искать какие-то другие состояния, переживать иные ощущения или рассуждать о предметах, не имеющих отношения к этому уютному черному безмолвию. Казалось, цель жизни достигнута, больше не осталось в мире ничего, достойного хотя бы одной простенькой мысли или хотя бы намека на мысль.

Следующим этапом было появление пульсации. Сначала едва заметная, она невыразимо медленно набирала силу, становясь все отчетливее и привычнее. Пульсация пронизывала все пространство, задавала ритм мыслям. Без этого ритма больше не могло существовать ничего, что стремилось заполнить темноту и получить свою порцию теплоты. Тишина стала воспоминанием, и это было настольно естественно, что сразу возникло ожидание очередных перемен. и они не замедлили произойти.

Тьма поддалась влиянию пульса и стала меняться в такт ему, рождая неясные красноватые пятна, которые перетекали одно в другое, разделялись и двигались, не подчиняясь никаким законам. Затем одно из пятен взорвалось яркой вспышкой, и Джек вспомнил, что такое боль. Теплая маленькая пульсирующая вселенная стала пылающим сгустком энергии, запертой в черепной коробке и требующей незамедлительного выхода. Но вместо крика, всех собранных в одну точку сил хватило только на стон. Он сорвался с губ легчайшим осенним листом и почти сразу испарился, рассеялся среди множества звуков, которыми оказалось наполнено все пространство.

Следующим усилием Джек разлепил веки, казалось, сросшиеся навсегда. Он лежал на чем-то мягком и ровном, не доставляющем неудобств, а над ним нависал мрачный серый потолок, весь в трещинах и потеках, который пересекали толстые трубы. в одну из труб был врезан массивный вентиль, покрашенный красно-коричневой краской и затянутый сложнейшей паутиной. Место было совершенно незнакомое.

Джек попытался сесть, но ничего не вышло, словно он просто разучился это делать.

– Не севелитесь.

Незнакомый мужской голос исходил откуда-то справа. Поначалу Джек даже не понял смысла фразы, но потом тренированный актерский слух уловил нечто характерное, и из подсознания всплыло понятие акцента. Несомненно, человек говорил на неродном языке. Джек теперь был абсолютно уверен, представителя какого народа он увидит в скором времени. Силы морским приливом возвращались, он уже смог повернуть голову туда, где был голос, отметив попутно, что постепенно восстанавливает контроль над телом и мыслями. Самой действенной силой в нем сейчас было любопытство.

Его вниманию предстал китаец средних лет, хотя Джек и поймал себя сразу на мысли, что средние лета – это что-то совершенно неопределенное в данном случае. По крайней мере, короткие волосы у человека были пока еще черными, а взгляд почти закрытых глаз цепким и насмешливым. Китаец сидел, спокойно положив руки на колени, держа спину идеально прямо, что не требовало от него, по всей видимости, особых усилий. Джек постарался, чтобы слова прозвучали максимально отчетливо:

– С кем имею честь?

Где-то вдалеке, снаружи, из-за стен послышалось слабое эхо взрыва. на собеседника это не произвело никакого впечатления, он тем же ровным тоном произнес:

– Васи друзья зовут меня мистер Чи. Это коротко, и очень похозе на правду.

– Мои друзья? – К юмору Джек был сейчас не восприимчив.

– Маленькая храбрая мисс Аннет и вась спаситель Дикси. Вам повезло, что он был с вами. Мне тозе повезло, но чуть поззе, чему я очень рад. Теперь мы здесь вчетвером. Вам пора спать.

– Но позвольте… – Джек вдруг понял, что перестал улавливать смысл происходящего.

Сухие проворные пальцы быстрым уверенным движением прикоснулись сразу в нескольких местах к голове Джека, на него снова нахлынула почти совсем ушедшая в прошлое теплая безмолвная темнота, улавливать смыслы было уже ни к чему.

Проснувшись опять, Джек ощутил, насколько легче это далось. не спеша сразу открывать глаза, прислушался к происходящему в помещении. Он услышал шорох движений нескольких человек, чуть слышный шепот:

– Ему это точно не повредит?

– Нет, мозете не перезивать. Завтра он дазе будет ходить.

Второй голос принадлежал китайцу, но чтобы установить обладателя первого, Джеку пришлось открыть глаза. Это оказался Дикси. Он хмуро возвышался над сидящим мистером Чи и смотрел на Джека выжидающе, но когда увидел, что тот его узнал, сразу заметно успокоился.

– Выглядишь молодцом, – сказал Джек.

– К вашим услугам, сэр.

– Где Аннет, что тут творится?

– Она в карауле.

– Карауле? Что за ерунда? Ты с ума сошел, где ты оставил ее?

– Теперь все по-другому, сэр. Сначала я тоже был против, но обстоятельства…

– Очень храбрая девуська, – вмешался в разговор китаец.

Джек уже не знал, к кому лучше обращаться. Оба они явно что-то знали, но этот неизвестный мистер Чи был воплощением спокойствия, а старина Дикси, наоборот, что-то темнил.

– Вы мне расскажете, наконец, или мне самому встать и пойти разбираться? – спросил Джек.

– В общем, сэр, если быть кратким, мадмуазель Пети руководит нашим отрядом.

– Хорошая шутка, Дик. Каким таким отрядом?

– Прошло две недели, сэр, вам многое надо узнать, но боюсь, что я не лучший рассказчик. Я вижу, вы почти оправились, так что я лучше пойду, сменю мадмуазель, а уж она все вам расскажет.

– Да уж, сделай одолжение. – Джек начинал раздражаться от всего этого балагана.

Мистер Чи с одобрительным видом кивнул, а Дикси шагнул в сторону, стало слышно, как он идет куда-то по коридору. Под его ногами хрустело битое стекло и какой-то мусор.

Оставшись наедине с загадочным иностранцем, Джек пошел в наступление:

– А какова ваша роль во всей этой комедии?

– Я врач, – ответил мистер Чи. – Мистер Дикси спас меня, и я с благодарностью попросил заняться васим здоровьем. Васи друзья очень обрадовались, когда я предложил это. Они очень заботятся о вас.

– Что же со мной произошло?

– Как сказали васи товариси, вы сильно ударились головой, когда масина перевернулась. Вы были в коме. Они не знали, что нузьно делать.

– Так значит, вы вернули меня к жизни? Позвольте выразить вам искреннее восхищение вашим мастерством, мистер Чи. К сожалению, похоже, что это самое большое, что я могу для вас сделать.

– Пустяки. Это мой долг. Знания не имеют смысла, если их не применять на практике.

– Но чем вы занимались, пока не случилось… это…

– Я простой аптекарь. Мой дом в Саньхае, а сюда я приехал навестить детей. К созялению, я оказался бессилен им помочь, я опоздал, и мне прислось скрываться. Затем я предполозил, что вокзал есе работает, посол туда, но на меня напали очень нехоросые люди, и если бы не мистер Дикси, то я был бы мертв.

– Да, Дик в своем амплуа. Я надеюсь, мне скоро объяснят, что здесь происходит, и мы постараемся помочь вам.

– Меньсе говорите, больсе слусайте. У вас мало сил.

Что-то отеческое было в этом замечании. Джек криво улыбнулся и посмотрел вокруг. Он лежал на каком-то топчане, вокруг были разнокалиберные трубы, вентили, манометры, на полу валялась ветошь и пара ящиков. Джек решил, что место сильнее всего похоже на подвал большого здания, в котором были, тем не менее, такие крошечные помещения, как это. Практической цели обустройства отдельной комнатки в подвале Джек представить не мог.

В коридоре прошуршали торопливые шаги, в дверном проеме появилась тоненькая фигурка, одетая во что-то, абсолютно непотребное для девушки ее уровня воспитания. на Аннет были огромные, свисающие с пояса двумя мешками штаны без малейшего проблеска чистоты, грубо подпоясанные веревкой. Такая же безразмерная мужская рубашка с закатанными рукавами довершала почти клоунский наряд. Вероятно, Джек сильно изменился в лице, поэтому вместо приветствия он услышал:

– На себя лучше посмотрите!

– Я и рад бы, но потерял косметичку, – парировал Джек.

– А Дикси сказал, что вы по крайней мере способны повернуть голову.

С логикой у нее все было в порядке. Джек наконец обратил внимание на свой внешний вид. Он мог бы составить гармоничную пару с одеянием девушки. Элегантный костюм с модной в этом сезоне строчкой, надетый специально на премьеру, был все еще на нем, но состояние его было плачевно. Пиджак оказался той самой ветошью, брошенной на ящик в углу. Рукава когда-то белой сорочки были порваны, руки изранены, покрыты запекшимися рубцами. в носках ботинок уже не возможно будет увидеть свое отражение, хотя если бы оно там было, то Джека Ридла напоминало бы с большой натяжкой. Чего стоила одна только двухнедельная щетина, покрывающая пол-лица.

С нотой обреченности в голосе Джек сказал:

– Рассказывайте.

История повторялась с поразительной точностью, но приобретая на новом витке еще более грандиозный размах. Скорость, с которой марсиане овладели положением, была воистину космической. Сведения из учебников истории о том, что марсиане неторопливы, что они целые сутки ковыряются в снаряде, прежде чем выползти оттуда, оказались бесполезными. Враг учел свои ошибки, вернее, предсказал, просчитал и с какой-то машинной, неживой точностью внес коррективы во все составные части процедуры вторжения. Возможно они и ждали поначалу каких-то сигналов подтверждения успеха, но когда те не появились, все оставшееся время до последней секунды было использовано для выработки новых методов и их воплощения в новых технологиях.

Уже через несколько минут после падения, недосягаемые, закованные в броню треножников, они сеяли хаос далеко от покинутых межпланетных снарядов. Люди, еще вчера с упоением восторгавшиеся новинками инженерной мысли, подстегнутой открывшимися при изучении марсианской техники знаниями, люди, которые считали себя неуязвимыми и готовыми ко всему на свете, имея в арсенале бесценный опыт выживших, все они превратились в забившихся под диван щенков с поджатыми хвостами. Редко кто решался ответить силой, оказать сопротивление. ни одно орудие, похоже, так и не успели развернуть в нужном направлении. Кара была мгновенной и испепеляющей.

Ему было пятнадцать, когда он увидел первый треножник. Ловкий и проворный чернокожий мальчишка не разглядел в существах, создавших эти машины, ни проклятия небес, ни посланцев преисподней. Разрушительная сила, с которой марсиане действовали с равным успехом как на окружающие предметы, так и на волю и разум людей, не вызвала в нем никакого чувства, кроме уважения слабого к сильному. Пока слабого. Довольно быстро он понял, что можно тоже стать сильным и при этом прекрасно существовать, не мешая друг другу. «Это вопрос занятия экологической ниши», как сформулировал он много лет позже, когда кошмарные захватчики уже сгнили, оставив после себя только пару заспиртованных трупов, выставленных в Музее Вторжения.

Он часто приходил в этот музей, для этого не надо было даже приезжать издалека – он давно избрал для себя Лондон в качестве наиболее приятного места обитания. Подолгу простаивал перед колбами с желтоватым раствором, из которых на него смотрели безразличные глаза. Губы самопроизвольно расплывались в улыбке, когда он думал о том, кто сейчас является сильным, а кто потерпел крах. Ведь он даже был бы согласен на раздел сфер влияния, а вышло того лучше. в те далекие дни, когда участь мира была, казалось бы, решена, в его подростковом мозгу созрел план. Приходя потом в музей, он только лишний раз убеждался в своей правоте.

«К черту морализирующих слюнтяев. – Он видел, как они вопили, прося о пощаде всех богов сразу, когда обвитые стальным щупальцем летели в корзину, словно выловленная рыба. – Только забота о собственной шкуре, только собственные, отжатые до сухого остатка правила выживания. Закон – это бесконечная паутина, зацикленная сама на себе и не дающая преимущества, когда на тебя нацелен тепловой излучатель. Только рефлексы, доведенные до одноклеточного автоматизма. и только животная беспощадность в достижении цели».

Щуплый несовершеннолетний воришка, которого первое вторжение спасло от неминуемой поимки, где-то в глубине подсознания испытывал даже что-то вроде благодарности за такое пусть и странное, но все же избавление. Он получил шанс, нужно было только сделать выводы. и он их сделал, подчинив своей воле тех пацанов, которые были с ним, пока эти заведомо обреченные покорители планеты медленно протухали в своих ходячих консервных банках. а затем, пока человечество приходило в себя, ему нужно было всего лишь не останавливаться на достигнутом, оттачивая мастерство.

Сидя в доступном только для считанных доверенных прихлебателей бункере, в самом центре Лондона, в подземных этажах личного особняка, Кларк снова улыбался. Только улыбка эта была мало похожа на ту, что вызывали у него бурые выпотрошенные туши. Теперешнюю улыбку вызывала у него мысль о том, что по поверхности сейчас снова ползают живые, захлебывающиеся ненавистью и жаждущие крови, но по-прежнему обреченные на стеклянные колбы твари. и Кларк предчувствовал, что ему опять суждено выйти из этого хаоса переродившимся и еще более могущественным, нежели был вчера главарь всего преступного мира Англии.

Джек сосредоточенно наблюдал из укрытия, как Дикси, крадучись, короткими перебежками пересекает улицу. Луна ярким прожектором освещала сцену неимоверных разрушений, раскинувшуюся куда хватало глаз. Отвесно падающие лучи почти не давали спасительной тени. Совсем рядом, в мрачной тишине входа в подвал, который бесконечно долгие две недели служил им пристанищем, затаив дыхание замерли Аннет и невозмутимый аптекарь. Скоро должен последовать условный сигнал, и каждый из них, со всей возможной точностью повторяя движения разведчика, присоединится к Дикси под чернеющими сводами полуразрушенной галереи, идущей вдоль местного железнодорожного вокзала.

Джек должен быть следующим. Профессиональным взглядом он старался схватить все особенности скрытного передвижения, мастерство которого Дикси еще сильнее отточил, исследуя каждый день окружающие развалины. Джек удовлетворенно отметил, что телохранитель адаптировался с потрясающей эффективностью. Все они рассчитывали, что навыков Дикси хватит, чтобы отряд выполнил предстоящую задачу. Каскадерские опыты Джека также могли пригодиться, но девушку и врача нужно было оберегать с особой тщательностью.

Он еще раз вспомнил последний военный совет. в одном из походов Дикси обнаружил, что на вокзале сохранились помещения продуктового магазина и, поскольку их запасы продовольствия почти истощились, склад этой лавки сразу стал для них самой желанной целью. Операцию разрабатывали с особой тщательностью. Пойти должны были все, чтобы принести как можно больше провизии и подольше не высовывать нос из подвала.

«Не высовывать нос! – в который раз нахлынуло на Джека. – Сидим здесь, как крысы в норе, а положение становится все хуже и хуже. Надо сматываться отсюда при первой возможности. Прозябание в этой конуре ни к чему не ведет. Страна больше не существует, правительства нет, армии тоже. Надо спасать свою шкуру, пока еще везет находить последние консервы и не дохнуть посреди этой свалки. Должен быть какой-то способ убраться отсюда».

Джека снова свело судорогой от леденящего страха. Это чувство стало самой мощной движущей силой с тех пор, как он узнал положение вещей.

По рассказам товарищей по несчастью, за то время, пока он мучительно пытался выкарабкаться из комы под бдительным надзором мистера Чи, марсиане овладели положением со скоростью и решительностью, еще никогда никем не виданной. Жалкие попытки сопротивления тех частей армии, которые успели хоть как-то среагировать на вторжение, были для чудовищ не более действенными, чем порыв ветерка. Выжившие в первые часы нападения сходили с ума или совершали самоубийство. Дикси не раз приходилось встречать безумных, не видящих ничего вокруг существ, в которых ничто уже не напоминало людей. Они бродили среди хлама и разлагающихся трупов, пребывая во внутреннем кошмаре, каждый в своем, и помочь им было уже невозможно. Безумцы становились легкой добычей как-то мгновенно одичавших собак, сбившихся в стаи и рыскающих по округе, гонимых постоянным голодом. Это была серьезная проблема, и Дикси даже однажды лишь чудом сумел отбиться от этих новоявленных хищников. с тех пор он не рисковал уходить слишком далеко от подвала.

Изредка они видели марсиан. Ленивой поступью, чуждыми земному глазу движениями, они прохаживались по руинам и вылавливали несчастных быстрыми как удар кобры выпадами ловчих щупалец. К счастью, передвижение треножников сопровождалось хорошо слышимым лязгом, низким гулом двигателя и зеленоватыми вспышками управляющих разрядов в трансмиссии, что позволяло успевать найти укрытие. Впрочем, имея, по всей видимости, проблемы с восприятием звуков в более плотной земной атмосфере, марсиане с поразительной хищной безошибочностью реагировали на любые движения в поле зрения. Это требовало стальных нервов от того несчастного, кто жаждал остаться незамеченным.

Скрывшись под аркой, Дикси подал сигнал, и остальные, еле слыша собственное сердце от напряжения, переправились через улицу. Попав в спасительную тень, разом испустили вздох облегчения. Теперь их прикрывают стены вокзала, можно чуть ослабить концентрацию. Сделали несколько осторожных вдохов, стали цепочкой продвигаться вглубь помещения. Через высокую, до потолка, дверь, болтающуюся на искореженном механизме автоматического привода, они прошли в мрачный зал ожидания. в вышине сверкала в лунном свете обширная паутина трещин в стеклянном куполе. Мутно подсвеченные, неподвижно стоящие колонны никогда не оседающей пыли казались такими осязаемыми, что невольно хотелось за ними укрыться. Дикси бесшумно ткнул рукой в темноту между пыльными столбами, и лазутчики поспешили к выходу на платформы, лавируя между секциями сидений, сдвинутыми с мест, разбросанными могучей силой по всему залу.

Величественная картина разрухи открылась взору, когда они оказались на площадке перед рядом платформ, уходящих вдаль из-под общего ажурного перекрытия. Будто шаловливый ребенок раскидал по путям пассажирские и грузовые вагоны, несколько открытых платформ. Они лежали, некоторые перевернутые, поперек нескольких перронов, громоздились друг на друга, как бревна, в беспорядке сваленные на землю из кузова грузовика.

Ближе всего к наблюдателям раскорячился тягач с куцым хвостом из четырех платформ. Похоже, что тягач на полном ходу ворвался на вокзал, проскочил по свободному пути и вылетел через отбойник, как вылетает на берег моторная лодка. на платформах стояли намертво закрепленные, но покосившиеся от сильнейшего удара гауссовы гаубицы. Рядом, в тени платформ, лежало множество грязных мешковатых предметов. Джек напряг зрение и содрогнулся, опознав трупы солдат из орудийных расчетов. Бедняги были на посту до последнего мгновения.

«Еще один случай бессмысленного героизма», – подумал Джек. Ему стало тошно от сокрушающей безысходности этого зрелища. Где-то в животе снова начал сгущаться ледяной ком.

Аннет издала сдавленный писк. Дикси мгновенно обернулся и вытаращил в немом возмущении глаза. Белки глаз отчетливо сверкнули в приходящем с дальнего конца вокзала лунном свете. Девушка молча подняла палец и указала наверх. Рука мелко дрожала. Стараясь приготовиться к самому неожиданному, мужчины перевели взгляд к мощным витиеватым балкам, перекинутым поперек здания, рефлекторно отпрянули. на них падал самолет.

Все быстро прояснилось, но еще минуту они зачарованно разглядывали новое свидетельство человеческого бессилия перед военной мощью пришельцев. Тяжелый бомбардировщик, пораженный тепловым лучом, в неуправляемом падении зацепился обоими крыльями за перекрытия крыши и теперь дамокловым мечом висел, наполовину провалившись внутрь. Дикси убедился в относительной безопасности обстановки, отряд двинулся дальше, в сторону, вдоль стены туда, где располагалась цель операции.

Смятый нечеловеческой силой пассажирский вагон перегородил путь, Дикси остановил отряд и на всякий случай выглянул из-за препятствия. Резко отпрянув назад, привлек остальных как можно ближе.

– Мы не одни, – едва уловимо зашептал он. – У входа человек. Мне показалось – вооруженный, в этом чертовом мраке ничего толком не разглядеть. Думаю, это был блеск оружия. Надо менять тактику, это что-то новое.

«Куда уж новее, – мысленно съязвил Джек. – Все ясно, как белый день. Без этого отребья еще ни одна война не обходилась».

– Дик, это мародеры, – просипел он.

Аннет в негодовании начала втягивать в себя воздух. Китаец спокойным движением зажал ей рот ладонью и сказал:

– Этого мозно было озыдать.

– Сэр, я боюсь, что нам не избежать применения силы. Это меняет все наши планы. – Дикси нерешительно посмотрел на Джека.

Что-то взволновало телохранителя, но Джек пока не понял, что именно.

– Нет смысла поворачивать назад, – стараясь говорить как можно рассудительнее, ответил он. – Нам придется с ними встретиться. Иначе они утащат все, что осталось на складе. Мы даже не знаем, сколько их там.

– Именно, сэр, а с нами девушка.

«Да, это может оказаться помехой, – подумал Джек. – Нерешительность Дика объяснима. Одному придется оберегать девушку, и тяжесть операции ложится только на двоих. Я едва оправился, а надежности китайца он не чувствует».

Рука мистера Чи уже не держала Аннет. Непредсказуемая помеха имела в ее представлении не настолько важное значение, как думали эти перестраховщики.

– Я сама с ними поговорю!

Она уже почти выскочила из-за вагона, но сильные руки Дикси дернули ее на место. Джек склонился к плотно убранным рыжим волосам.

– Какие разговоры? Это бандиты! Тебе совсем жизнь не дорога?

– Черт!

Локоть телохранителя больно врезался Джеку под ребро.

– Что еще?

Дикси смотрел за их спины. Джек обернулся – китаец исчез. от досады оба зажмурились и до скрипа сжали челюсти.

В стороне мелькнула тень, мистер Чи присоединился к ним, как ни в чем ни бывало.

– Мозно идти.

– Как вас понимать? – от неожиданности все крепкие слова вылетели у Джека из головы. Остальные молча уставились на смутно белеющее азиатское лицо.

– Надо спесить, – сказал китаец, снова исчезая за вагоном.

Осторожно выглянув следом, Дикси увидел, как тот перешагнул через лежащего на полу у двери человека, скрылся в темноте проема. Резким взмахом Дикси позвал всех за собой и двинулся вперед.

Брезгливо сморщив нос, Аннет переступила тело, пока Джек прикрывал тылы. Внутри мирно спали двое мужиков неопрятного вида, головы аккуратно склонив на грудь, спинами подпирали ящики с консервами. Телохранитель и сметливый аптекарь обшаривали полки у дальней стены.

«Так и я провалялся все эти дни, – догадался Джек. – А лекарь – юморист. Утром они проснутся бодрыми и отдохнувшими, а вот голод утолить будет нечем».

Джек осматривал конкурентов. Мрачные небритые лица, безвольно упавшие на пол руки. Штаны одного – на подтяжках, другой потолще, отощать не успел. Джека привлекли сапоги на том, что повыше ростом. Поставил для сравнения рядом ботинок, стал стягивать обеими руками сапог, долго пыхтел, пока тот нехотя не сдернулся. Аннет обернулась на шум.

– Опомнитесь Джек, чем вы лучше их?

– А сама ты во что одета?

– Я нашла это в подвале, разрешение спрашивать было не у кого!

– Прикажешь разбудить его?

– Мы пришли за едой, а не грабить этого несчастного.

– Не прикидывайся. Тот, на входе, был вооружен не против марсиан. Ты думаешь, он стал бы с нами разговаривать? Скажи спасибо нашему доктору, что они теперь просто спят. Наша задача – выживание. Тебе не кажется, что в сапогах по развалинам удобнее? Я бы и тебе подыскал обновку.

– Меня сейчас стошнит! с чего вы взяли, что они бандиты?

– Я не собираюсь отчитываться. Либо мы делаем общее дело и убираемся отсюда, либо я оставляю тебя вести тут гуманистические беседы.

В ярости топнув ногой, Аннет с остервенением ринулась помогать мистеру Чи. Они шарили по полкам почти вслепую, пытаясь на ощупь определить ценность находок. Заслуживающее внимание отправлялось в мешки, обнаруженные Дикси в углу под прилавком. Джек закончил с сапогами, метнулся к двери и склонился над бесчувственным часовым. Руки нашаривали по полу вокруг тела, пока не наткнулись на металл. не разглядывая, он отправил пистолет в карман брюк. Штанина скособочилась, торчащее дуло стало при каждом шаге бить по бедру. Пришлось сунуть оружие за пояс.

В спину ткнулся тяжелый мешок, глухо брякнувший металлом. Джек схватил предназначенный ему груз, взвалил на спину. Посторонился, из темноты вывалились согнутые тяжестью фигуры. Отряд двинулся в обратный путь.

Иррату снился один из тех мучительных, тяжелых снов, которые донимали его все последние дни перед отлетом. в этом сне он снова был подростком, лежал, изможденный после бесконечного дня на плантации, в своем гамаке в углу барака. Он наблюдал за маленьким шилком, притаившимся на краю своей сети и демонстрирующим чудеса терпения во время охоты. Охота продолжалась сутками, и все это время крохотное создание сидело без движения в ожидании решающего броска на добычу, угодившую в невидимую плетеную ловушку.

О терпении говорила с ним сейчас и мать, сидящая рядом на ящике. Все родители старались привить детям терпение и смирение – единственное, что им осталось. Но слова матери Иррата сильно отличались от тех, что произносили другие обитатели подобных бараков.

Давно, когда Иррата еще не было на свете, а его мать была ребенком, произошла последняя, самая масштабная попытка восстания.

Как раз в ту пору, словно по странной прихоти Времени, сбылось древнее пророчество. Мессия явился среди рабов в образе низкорослой женщины, обладавшей белой кожей и необычными чертами лица. Она была захвачена во время очередного сражения с Непреклонными и долгое время жила среди рабов. Казалось, она страдает каким-то недугом, мешающим внятно говорить – издавала странные звуки, которые никто не понимал.

Мать Иррата проявила любопытство и вскоре догадалась, что женщина владеет иным языком и не понимает остальных обитателей барака так же, как они ее. Девочка решила помочь несчастной калеке и попыталась найти способ общения. После долгих мучений, девочка научилась издавать похожие звуки, и это стало моментом истины, перевернувшим всю ее жизнь. Девочка первой догадалась, что пришел предсказанный мудрецами мессия.

Мессия называла себя Амелией. Она так и не смогла выговорить имя матери Иррата, поэтому дала ей имя Эдвина. с этим именем девочка, в знак памяти об Амелии и о великой цели освобождения, прожила всю жизнь.

В своих речах женщина призывала к борьбе с тиранами. Пользуясь тем, что чудовища предприняли попытку нападения на Теплый Мир и были полностью поглощены приготовлениями, Амелия смогла сплотить рабов вокруг себя и организовать сопротивление. на заводах было множество актов саботажа, замаскированных столь искусно под несчастные случаи, что долгое время на них не обращали пристального внимания. Производительность труда упала, но близость цели отвлекала внимание чудовищ от этой проблемы.

Эдвина всюду следовала за Амелией, переводила ее проповеди и наставления, беседовала с ней о будущем, которое ждет народ после освобождения от чудовищ.

Неумолимо приближался день, назначенный для пуска снарядов к Теплому Миру. Незадолго до этого черного дня случилось еще одно необычайное происшествие. Непреклонные предприняли безумную по своей бессмысленной дерзости ответную атаку. в окрестностях города, где жила Эдвина, произошло сражение, во время которого рабы, трудившиеся на ближайшей плантации, увидели потрясшую их картину.

Когда бой подходил к неизбежному финалу, один из поврежденных треножников Непреклонных покинул поле боя и направился к плантации арры. в порыве безумной ненависти, чудовище принялось вымещать злобу на беззащитных рабах, уничтожая десятками и сотнями всех, кто попадался на глаза. Но эта бойня продолжалась недолго. Уцелевшие рабы увидели, как хромающий треножник перестал хлестать землю лучом и остановился. Из открытого люка кабины показалась человеческая фигура и начала осторожно спускаться по криво подогнутой конечности.

Ошеломленные рабы бросились к нему и обнаружили, что он с ног до головы измазан кровью мерзкого чудовища, а в руке зажат нож, с лезвия капают на песок красные капли. Эдвина оказалась среди первых, кто приблизился к неизвестному герою. Она обратила внимание, что этот мужчина удивительно похож на другой персонаж пророчества, частично уже сбывшегося с появлением Амелии. не было сомнений, что он и есть тот Бледный Карлик, который «сойдет с боевой машины, убив чудовище своими руками». Мудрецы не солгали.

О терпении говорила мать Иррату, приводя в пример эту часть рассказов о своем прошлом. Пример Амелии, мессии, терпеливо преодолевающей трудности общения с угнетенным народом и неуклонно идущей по намеченному самой для себя пути освобождения, был наиболее действенным. Иррат принял его как образец, по которому нужно строить свою жизнь.

Иррат проснулся и потянулся в кресле пилота. Кресло чуть слышно скрипнуло. Иррат чувствовал прилив сил и решил не терять времени понапрасну. Предстояло сделать многое, чтобы его миссия увенчалась успехом.

Сначала решил изучить показания приборов, чтобы быть уверенным в исправности бортовых систем. Привычными движениями пробежался пальцами по клавишам, выводя на панели отчеты диагностики. Стеклянные поверхности перед ним перемигивались разноцветными символами, докладывали о положении вещей. Главная панель приняла и суммировала весь поток информации, сообщила о результате проверки короткой и точной формулировкой. Беспокоиться было не о чем. Иррат решил приступить к первому пункту плана.

За все время тренировки перед полетом, когда ему в голову вбивали навыки обращения с оборудованием снаряда, Иррата не покидала мысль, что что-то упускается. Сначала он был уверен, что от него потребуется только небольшая часть усилий, чтобы выполнить свою тайную задачу – всего лишь активировать в нужный момент замок крышки. Когда обучение было завершено, Иррат оказался в паническом замешательстве. Пилотам так и не сообщили ничего, что имело бы отношение к управлению замком. Зная чудовищный прагматизм тиранов и их расчетливость, Иррат не сомневался, что раз эти навыки не были в нем выработаны, значит не предполагается, что они ему нужны.

«Пилоты не могут открыть крышку! – потрясенно думал Иррат, когда обучение было закончено. – Коварные твари придумали что-то такое, что может сорвать мою миссию!»

Отступать было некуда. Будущие пилоты не могли проявлять инициативу, искать новых знаний. Они были пустыми горшками, в которые методично заталкивались знания огромными порциями, так что казалось, будто взорвется голова или что-то важное ускользнет из памяти, вытесненное следующей порцией. и они не могли сопротивляться судьбе. Их выбрали за определенные способности и жестоко накачивали перед полетом, не давая ни минуты лишнего отдыха.

Все, что осталось Иррату – стартовать, остаться наедине с огромной машиной, несущейся в пространстве, и использовать все отведенное для полета время, чтобы попытаться решить эту загадку собственными силами. Интуиция подсказывала, что это возможно. Новые знания о подконтрольной технике таили в себе возможность совершить нужное открытие.

«Если крышку открывает не пилот, значит это делает какой-то механизм. Что ж, у меня есть время, чтобы найти его».

Он встал и пошел к люку, чтобы проникнуть в коридор, ведущий в заднюю часть снаряда. Безошибочно сориентировался в узком длинном туннеле и скоро оказался в том месте, где установлен блок подключения кабелей, управляющих механизмом привода замка. Иррату предстояло проследить все кабели и восстановить в уме схему подачи управляющих сигналов.

Сначала дело двигалось быстро. Кабели шли вместе, аккуратно повторяя изгибы стен, обходя блоки других, не интересующих Иррата систем. Он вернулся тем же путем обратно, следя глазами и иногда рукой, чтобы не потерять след и не перепутать кабель. Иррат прошел под люком, ведущим в грузовой отсек. Перед стартом люк использовался обслугой для работы в отсеке, но когда приготовления были завершены, а груз размещен должным образом, отсек изолировали, приварив люк намертво к проему. После старта он был не нужен. После приземления – тем более.

Смотровое отверстие прикрывала сдвижная крышка. Его можно было использовать для наблюдения за отсеком своими глазами, без помощи дистанционных камер и панелей в рубке. Иррат не стал упускать случай и еще раз взглянул туда – там враги, такие беспомощные в своем принудительном сне, но и недосягаемые за толстой обшивкой отсека.

Иррат вгляделся в полумрак, пошарил глазами, чтобы понять, в какую сторону смотреть на коконы. Заметил вдалеке каплевидные силуэты, висящие чуть в стороне от крепко зажатых в креплениях отсоединенных кабин пяти треножников. Ненависть снова вспыхнула в нем, чтобы насытить энергией для выполнения плана. Но не успел Иррат ощутить знакомый жар от вызываемого ненавистью возбуждения, как произошло то, что он не мог предвидеть. Слепящий спазм поглотил мозг, испепелив все мысли, оставив только боль, не имеющую физических причин. Психический шок длился бесконечную секунду, затем стал постепенно стихать, давая возможность пробиться сквозь конвульсии первым тревожным догадкам.

«Разрушитель воли!»

Иррат был потрясен. Меньше всего он ожидал чего-то подобного. с первых дней обучения мучился вопросом, как чудовища оберегают себя во время полета, будучи в состоянии искусственно вызванного сна. Иррат знал, что при подготовке нового вторжения чудовища сделали ужасные открытия, позволявшие получить контроль над разумом слуг. Это было воплощение их намерений по отношению к жителям Теплого Мира. Допущенные к обучению пилотированию снарядов видели, как на внутренних полигонах проходили испытания средства, подавляющего сознание, позволяющего создавать армию, полностью подчинив пленных людей. Несчастные рабы, снабженные заплечным устройством и защитной маской, покорно выполняли любые приказы хозяев. Иррат назвал устройство «разрушителем воли». Он был уверен, что только существо с полностью подавленной волей способно делать виденные им ужасные вещи, не оказывая при этом сопротивления.

Теперь Иррат понимал, что чувствовали несчастные. Мучения были непереносимыми, по щекам текли слезы. Он обреченно рисовал мысленные картины своего поражения, видел крушение тщательно подготовленных планов. Только полная покорность избавляла жертвы от страданий.

«Но как он действует? – Иррат постарался переключиться на трезвое размышление, заметив, что это не вызывает новых приступов. – Должно быть средство, которым оказывается воздействие на меня. Будь они прокляты, коварные твари!»

Новая вспышка заставила его скорчиться на полу коридора, под люком в отсек, скрывавший мучителей. не такая сильная, как предыдущая, она быстрее освободила мозг, и Иррат смог обдумать происходящее.

«Это случилось, когда я проявил ненависть к ним».

Это был ключ к разгадке. Его мысли соответствовали определенным шаблонам, паттернам, повторяющимся с незначительными вариациями. Химический рисунок реакций, протекающих в его мозге, вероятно, был столь же близким к расчетному. Что-то в его организме реагировало на химический паттерн, преобразуя его в другие, уже болевые импульсы.

«Как все просто!»

Иррат должен был проверить догадку. Он начал пролистывать свою память, возвращаясь на минуты, часы и дни назад. Нужно было найти момент, когда произошли неуловимые тогда еще изменения.

Пилот расслабленно лежал на металлическом покрытии чуть вогнутого пола, погруженный в напряженную внутреннюю работу. Подстегнутое стрессом сознание, работало в ускоренном ритме, подбрасывая в топку критического осмысления все новые и новые воспоминания и факты. Скоро начал вырисовываться наиболее вероятный момент. Теперь он мог вернуться в прошлое и еще раз придирчиво проанализировать те минуты.

Вылезая из кокона после старта, он предвкушал, как приступит к выполнению плана мести. Боли тогда не было.

Чуть позже, сидя в кресле пилота, просматривая сводки отчетов бортовых систем, переключая панели внутреннего обзора, он упивался ненавистью к чудовищам, которых удалось обмануть, скрыв истинные намерения и оказавшись на борту. Боли тогда не было.

Заснув и вернувшись во сне в прошлое, он вспоминал мессию, поднявшую народ на борьбу, и Бледного Карлика, своими руками убившего чудовище. Боли тогда не было.

Только после сна, приступив к первым решительным действиям на пути к победе, он столкнулся с болью, беспощадной и непреодолимой, ставшей ответом на его ненависть. Где-то тут был изъян, Иррат чуть не потерял связи между событиями и снова вернулся к началу. Нужно найти пропущенное звено. «Разрушитель воли» действует внутри него, значит…

«Это как-то попало в мой организм. Ну конечно, я ел эти листья! Твари отравили запасы пищи!»

Иррат больше не сомневался, что причина найдена. Нужно было найти способ противостоять «разрушителю воли». Раз это пища, значит он должен был постоянно поддерживать в организме концентрацию вещества. Иначе метаболизм выводил бы отраву из него. Решение очевидно, но невыполнимо. Иррат знал, он не сможет провести все время в пути без еды.

«Нас специально не кормили перед полетом, чтобы мы поскорее добрались до ящика с пищей. Мы должны были отравить себя сами».

Рациональность и расчет чудовищ в очередной раз поразили его своей механистической точностью. Он попробовал представить, сколько времени есть в распоряжении, пока он не умрет с голоду. Сможет ли успеть завершить миссию? Он знал, что счет идет на дни. Если оставить в рационе воду, можно немного оттянуть голодную смерть. Организм не может обходиться без жидкости, но несколько дней отсрочки могут стать решающими.

«Выхода нет, придется проверить это на себе».

Следующие два дня Иррат провел в страшных муках. Организм боролся с инородным веществом, но ткани очищались медленнее, чем этого хотелось. Несчастный ползал на карачках по тесным переходам, извивающимся между обшивками снаряда, пытался вычислить связи, соединяющие механизм замка с источником решающего сигнала. То и дело натыкаясь на ложный, а скорее всего, просто недоступный его уровню знаний путь, он рефлекторно проклинал создателей ужасной машины смерти. Реакцией на это были неминуемые приступы нервных спазмов, надолго выводящие его из строя. в такие моменты, он мог только удивляться, как виденные им рабы могли осознанно действовать во время испытаний. Наконец, Иррат пришел к выводу, что сила чувства, за которое следует наказание, влияет на силу ответной реакции. Эта догадка наполнила его гордостью. Это только подтверждало глубину его решимости. К исходу второго дня он стал замечать, что воздействие потихоньку слабеет.

Иррат был на верном пути. Осталось потерпеть еще немного, и «разрушитель воли» покинет тело, вернет моральные силы, так необходимые для сосредоточения на решении задачи. Вот только хватит ли физических сил после нескольких дней голодовки?

Все чаще давала о себе знать усталость. Иррат отдыхал в кресле пилота, возвращаясь из очередного безрезультатного похода по внутренностям технических отсеков. Жажда становилась нестерпимой. Он подумал, что обильное питье должно помочь телу справиться с очисткой. Что ж, глоток воды должен освежить и хоть немного продлить время активной деятельности.

Иррат поплелся к ящику с краном. Руки невольно потянулись к брикету сушеной арры, словно действовали помимо рассудка.

«Вот еще одно доказательство их коварства! Мы сами будем желать этой отравы, лишь бы не подохнуть с голоду. Многие ли смогут сделать решающий выбор? Многим ли покажется допустимой цена, которую потребуется заплатить за жизнь? Я никогда не позволю себе потерпеть поражение. Лучше голодная смерть».

Иррат знал ответы на эти вопросы. Только несколько человек были предоставлены сами себе наедине с «разрушителем воли». Он проникся бесконечной жалостью к летящим впереди него пилотам других снарядов.

«Смогут ли они поступить так же?»

Он отдернул руку от брикета и схватил трубку. Прохладная вода под ощутимым давлением хлынула в пересохший рот, даря немыслимое наслаждение.

«Да, пожалуй, можно протянуть еще несколько дней. Но сначала надо немного отдохнуть».

Откинувшись на спинку кресла, он медленно переключал камеры, выводя на главную панель картинки окружающего мира. Зрелище было однообразное. Неровно перемигивающиеся звезды медленно плыли по стеклу панели, напоминая о колоссальной скорости, с которой приближался Теплый Мир. Иррат смирился с мыслью, что ему никогда увидеть далекую планету, но уверенность в том, что он успеет открыть крышку и покарать хотя бы несколько чудовищ, была все еще сильна. Даже такая, пусть и несравнимо менее значительная цель, была для него теперь самой желанной.

Родной, умиротворяюще красноватый мир, превратился в маленькое пятнышко, висящее в центре картинки с камеры на днище. Теплый Мир и вовсе не отличался от нескольких самых крупных звезд. Его выделяло только наличие маркера цели, неотрывно следящего за отклонением от курса. Впрочем, коррекции траектории пока не требовалось.

Иррат решил проверить, насколько удалось избавиться от отравы, и переключился на вид из грузового отсека. Он мог усилием воли избегать мыслей об отмщении, но стоило испытать, возникнет ли непроизвольная реакция при виде ненавистных существ. Включенная камера, однако, дала изображение из другой части отсека. Иррат увидел ровные ряды коконов, содержащих усыпленных рабов. Контуры закрепленных на спинах устройств выделялись среди складок расслабленной ткани.

Глядя на несчастных, он испытал неукротимый приступ жалости, подкрепленный собственным недавним опытом. Но в этом чувстве было что-то еще. Подсознание провело свою работу, незаметно подготовив какие-то выводы, еще не готовые всплыть на поверхность. Иррат подождал, глядя на белесые вытянутые мешки, в надежде подтолкнуть вертящиеся на краю сознания догадки.

«Они не обречены! Я своим примером доказал, что их можно освободить от «разрушителя воли», если только суметь избавить от прибора, снабжающего отравой. Но кто сделает это?»

От досады на глаза навернулись слезы. Открытие неминуемо пропадет, когда он в последний раз потеряет сознание в голодном обмороке. Этого не избежать.

«Проклятое Время! Ты больше не на моей стороне!»

Иррат в сердцах ударил кулаком по панели с кнопками.

«Мерзкие твари! Это будет их последняя победа, но они одержат ее, будучи мертвыми, замороженными кусками мяса, когда я выброшу их в пространство!»

В следующий миг его настиг новый импульс парализующей боли.

Очнувшись в холодном липком поту, Иррат долго не мог вспомнить, где находится. Невидящими глазами обшарил приборы перед собой. на большой стеклянной поверхности все еще тускнела картинка с ровными рядами коконов. Память вернулась. Ошарашенный, Иррат изо всех сил пытался оттолкнуть новое понимание. Это было еще более чудовищно, но совершенно предсказуемо, теперь это ясно. Тяжесть ошибки придавила его к сиденью сильнее, чем сила вращения снаряда. Он зажмурился и попытался взять себя в руки.

«Это не пища! – подумал он. – Отрава подмешана в воду! Они перехитрили меня еще раз. Какой же я глупец! Они с самого начала знали, что без воды я не проживу. а за время, отведенное мне для голодных мук, я не смогу никак им помешать!»

Он понимал, что теперь снова обречен на долгие, тяжелые попытки перебороть влияние коварного вещества. Они снова ослабили его, но не сломили окончательно.

«Мне надо прожить как можно дольше. Даже при том, что я лишен не только пищи, но и воды. Нужно найти способ».

Он не верил, что все может быть кончено. Он слишком далеко зашел по пути мести, чтобы покориться. Выход есть, нужно набраться сил, чтобы найти его.

Вдруг он уловил оттенок восхищения в своих мыслях о чудовищах. Какой тонкий расчет – составить рацион из обезвоженных листьев, которые нельзя проглотить, не смочив водой, а воду отравить химикатом, подчиняющим волю. и если без пищи еще можно попытаться прожить какое-то время, то без воды не способен выжить никто. Это служило косвенным доказательством, что «разрушитель воли» был растворен в воде, а не содержался в спрессованных высушенных брикетах. Иррат понял, что все пилоты, стартовавшие до него, не могли избежать своей судьбы.

Они могли расценивать полет, как шанс убежать с проклятой Временем планеты, в надежде обрести каким-то чудом свободу в Теплом Мире. Но порабощенное население к этому моменту уже утратило значительную часть воодушевления, которым заразила их мессия Амелия перед тем, как покинуть обнадеженный народ в одном из снарядов. Воля к жизни перенесла тяжкие испытания годами лишений, последовавшими за подавлением восстания. Их сил было недостаточно, чтобы сопротивляться, находясь запертыми в одиночку на снаряде, летящем к неизвестности. Иррат знал – они выберут несколько лишних мгновений жизни.

Иррат был в исключительном положении все эти годы. Сейчас ему открылась истина о том великом подвиге, что совершила мать, заставив себя помнить о надежде, тайно обучая Иррата странному языку и всему, что мессия и Бледный Карлик рассказали рабам. Теперь Иррат знал, что только усилия матери поддерживают его сейчас в борьбе против «разрушителя воли». и он знал, что должен сделать невозможное – превзойти чудовищ в расчетливости и коварстве. Только тогда он сможет уверенно сказать, что выполнил свой долг.

Прошло два томительных дня. Тренированным сознанием Иррат тщательно блокировал все мысли, которые могли вызвать боль. Ему уже было нетрудно контролировать себя, заставляя думать о другом, в то время как глаза и руки делали свое дело, собирая сведения о структуре системы, отвечающей за замки крышки. Во время бодрствования он мог не опасаться внезапных приступов. Иначе обстояло дело с короткими промежутками времени, когда он позволял себе забыться сном. в последний раз разум, уставший от постоянного самоконтроля, сорвался в поток воспоминаний сразу же, как только Иррат сомкнул веки. Сон заставил его заново пережить кошмарные моменты прежней жизни, эпизод из детства, когда на его глазах чудовище в припадке безудержного гнева выместило злость на отряде рабочих, возвращавшихся с плантации. Иррат проснулся от крика. Кричал он сам, на пределе возможностей связок, оттого, что остатки отравы в мозгу наказали его за это невольное видение. Сила вспыхнувшего во сне чувства была такова, что концентрации вещества все равно оказалось достаточно, чтобы довести до беспамятства.

Мучимый голодом и усталостью от постоянно ползания среди железных кожухов, трубопроводов и переплетений кабелей, Иррат продвигался к носу снаряда по ту сторону внутренней обшивки рубки управления. Носовые отсеки были единственными, до которых он еще не добрался. Все предыдущие исследования говорили, что ответ он найдет где-то здесь.

Слабеющей с каждым часом рукой он ухватился за поручень, чтобы перейти на другую сторону коридора, следуя за жгутом проводов. Ладонь ощутила сырость, он машинально отер руку о черную тунику, покрытую грязными пятнами и порванную неаккуратным движением среди механизмов. Простой жест заставил его замереть.

«Сырость! – пронеслось в голове. – Влага!»

Он нашарил рукой то место на поручне и поднес ладонь к глазам. в слабом свете фонаря блеснула мокрая красная кожа. Он коснулся пересохшими от волнения губами и тут же лизнул, отбросив все сомнения.

«Вода!»

В стремительном порыве, он бросился к закрепленному на потолке фонарю и рывком сорвал его с креплений. Обеими руками потянул за провод, выдернул его из нескольких держателей. Подтащил освобожденный светильник к поручню, напряженно вгляделся в пятно света. Луч прорезала искорка, он услышал легкий шлепок, с которым капля разбилась о скобу поручня. Несколько холодных брызг коснулись щек. Иррат положил фонарь и подставил ладонь. Спустя несколько минут сладостного неподвижного ожидания он обладал бесценным глотком чистой воды.

«Конденсат! Здесь установлен теплообменник системы охлаждения воздуха рубки, влага конденсируется на радиаторе и капает на пол!»

Иррат задохнулся от мысли, что все это время у него под носом на пол текла чистая вода. Он проклинал себя за то, что так долго добирался до этого коридора, выискивая нужный сигнальный кабель совсем в других местах.

«Воду нужно во что-то собрать!»

Он внезапно увидел раскрывшуюся перед ним перспективу. Нужно только суметь собрать это богатство и не допустить, чтобы пропала хоть одна капля. Надежда вспыхнула с новой силой.

Снова подобрав фонарь, принялся шарить лучом по стене, стремясь найти точное место, откуда срываются набухающие капли конденсата. Он без труда обнаружил место, но новое открытие опять поставило все с ног на голову. Широко раскрытыми, и без того огромными глазами смотрел он, как медленно, капля за каплей, вода вытекает из соединения трубки с ребристым резервуаром, подвешенным под потолком.

«Протечка!»

Иррат торопливо стал вспоминать, действительно ли эти трубки принадлежат охлаждающей воздух машине. Он бросился по коридору туда, откуда шла трубка, и обнаружил решетку с мощным вентилятором, направленным в рубку. Сомнений не осталось. Охлажденный трубками воздух направлялся в рубку, чтобы скомпенсировать нагрев от корпуса во время маневров двигателями.

«Система заполнена водой! – ошеломленно думал он. – В этих трубках течет обыкновенная вода, и она не отравлена. Чудовищам и в голову не пришло, что рабы смогут проявить такой интерес. Конечно, ведь они будут подавлены «разрушителем воли»! Вот еще одна победа на моем пути!»

Иррат испытал редкий эмоциональный подъем. Его мозг заработал в единственно необходимом сейчас направлении. Эту воду нужно как-то извлечь из системы. в его распоряжении не было никаких достаточно сложных инструментов, но все же следовало поискать. Простые приспособления для обслуживания важнейших элементов оборудования были сложены в шкафу в рубке, но Иррат знал, что уверенность в собственной технике заставляла монстров игнорировать возможность сложных поломок. Пилотов почти не обучали навыкам ремонта. Все, что требовалось от них, уметь заменить панель, если она перестанет показывать картинку с камеры наведения. Обязанность пилота – навести снаряд на цель и совершить посадку.

Иррат должен был испытать судьбу. Он отправился назад в рубку и начал перетряхивать содержимое шкафа. Словно в лихорадке, подстегиваемый стремлением поскорее добраться до вожделенной безопасной воды, прокручивал перед мысленным взором множество способов добиться результата. Найдя несколько ключей, пригодных для работы с крепежом, побежал к пищевому ящику и схватил шланг с краном. Трясущимися руками стал прилаживать один ключ за другим, примеряя и пытаясь найти решение. Оставив ящик, снова спустился в коридор и обследовал каждый клочок поверхности труб, радиаторов и непонятных блоков с регулировочными клапанами.

Постепенно план приобрел четкую форму. Последний штрих добавили обнаруженные на тыльной стороне одного из плоских корпусов вентили, отмеченные графическими символами. Система допускала временную остановку циркуляции. Теперь настал черед Иррата менять уготованную ему участь.

Он давно не испытывал такой радости, даже наслаждения, от простого акта приема пищи. Невозможно представить, что ощущение набухающих во рту листьев арры может быть настолько всеобъемлюще прекрасным. Пилот сидел на полу коридора, под блоком управления охлаждающей системы, прижимаясь спиной к приятно холодившему разгоряченное тело металлу стены. Над ним свисал шланг с краном, прилаженный к резервному контрольному клапану.

Всего несколько минут назад Иррат принес сюда охапку легких пакетов с пищевыми брикетами. Теперь все оболочки валялись скомканные вокруг вытянутых ног. Блаженная сытость охватила каждую частичку тела, не давая пошевелить расслабленными конечностями. Никаких мыслей, только железистый привкус на языке, ставший синонимом свободы и победы.

«Теперь им меня не остановить!»

В изнеможении победитель заснул, уже в беспамятстве повалившись на шуршащие пустые оболочки.

– Итак, слушайте меня. Теперь нет никакой другой власти, кроме той, что готовилась к сегодняшнему дню многие годы. Если хотите, думайте про этих скользких тварей в первую очередь, но я говорю вам – вы скоро поймете, что это не так. Я расскажу, откуда придет новая власть. Я расскажу, где нужно быть, чтобы остаться в выигрыше.

Сощуренные карие до черноты глаза говорившего оценили обстановку. Слушатели готовы к восприятию в нужном ключе. Нелишне и то, что настенные часы добавляют своим тиканьем долю напряженности и без того густой атмосфере.

«Самое время продолжить, не сбавлять темп», – подумал Кларк.

– Мы всегда жили для себя. Когда вокруг были законы, правила, мораль и традиции, мы всегда были в стороне. Мы всегда заходили со спины. Мы знали, где подветренная сторона. Я учил вас как не существовать. Как не попадать в списки, в статистику и в прогнозы. Когда тебя не видят, можно делать все, что угодно, все, что требует ситуация.

«Поза должна быть уверенной, – напомнил он себе. – Суетливые движения убьют замысел. Во взглядах уже чувствуется возрастающее понимание. Да, они погрузились в воспоминания, накладывают услышанное на свой личный опыт. Все так, думают они, все подтверждается. Истина обезоруживает. Теперь – связь с настоящим моментом».

– Рядом всегда были те, кто хотел разрушить наш мир и наши достижения. Мы были тенью, а тень нельзя ухватить. и сейчас они в прошлом, а мы еще здесь. Сейчас они бегут от тех, кто является просто их гипертрофированным портретом. Они увидели, что разница в масштабах мгновенно поменяла все местами. Теперь они прячутся по норам, бегут без оглядки. Пусть бегут. Мы подождем. Нам не привыкать выжидать. Мы будем выходить на поверхность, будем брать то, что нам требуется, и никто нас не остановит, потому что мы делали это всегда.

«Не упустить пик интереса. Они напряглись и готовы открыть глаза на свое будущее. Еще несколько манипуляций и они станут моими».

– Твари исчезнут, это неизбежно. и пусть они продлевают агонию, пусть отдаляют неотвратимое, но им не остаться здесь. Это закон эволюции, это химия, биология и прочая чушь. Просто верьте, потому что я говорю вам. и пусть это случится не быстро, мы выиграем и от этого. Мы станем только сильнее. и когда эти разбежавшиеся крысы вернутся, чтобы начать разгребать мусор, мы по-прежнему будем здесь. и они никогда не узнают, кто на самом деле хозяин положения. Мы позаботимся и об этом их неведении.

«Медленно вглядеться в каждого, небольшой личный контакт, как гарантия сказанного. – Могучее тело перенесло центр тяжести, приняв позу, не менее внушительную и спокойную. – Они приготовились к решающему броску, они увидели цель и осознали средства. Теперь можно закрепить результат».

– Передвигаться ночами. Только малыми группами. Контактов избегать. Собирать столько информации, сколько удержится в памяти. Брать только вещи, которые можно унести, не теряя мобильности. Создавать базы и склады распределено, избегать концентрации людей и признаков активной жизни. Ввести строжайшую экономию во всем. Отправляйтесь и помните, что время работает на нас.

«Цель достигнута, моя армия еще никогда не была такой сплоченной и воодушевленной. – Бритая голова слегка наклонилась вперед. – Им нужно только выдержать срок, но я позабочусь, чтобы сохранить их выдержку. – Мясистые губы шевельнулись в легкой улыбке. – План начинает исполняться».

Кларк остался определенно доволен собой.

В пыльной и тесной подвальной каморке, лишенной окон, прохладным сентябрьским утром было тепло от разгоряченного дыхания. не успев побросать в угол мешки с провизией, участники вылазки накинулись на первые попавшие в руки банки. Жадно глотая жуткую смесь консервированных ананасов, лососины и оливок, дочиста вылизывали пальцы и тянулись к следующей порции. в оставшейся жизни покидать убежище не хотелось ни по какой причине.

Расслабленным движением Джек откинулся спиной к стене. Щербатая штукатурка уколола между лопаток. Он принялся изучать мистера Чи. Тот расположился напротив, на перевернутом ведре. в который раз Джек обратил внимание, как странно мало складок на простой рубахе китайца. Эти национальные одеяния Джек всегда представлял себе именно такими – просторными, с частыми застежками и широкими рукавами. За всю жизнь Джек не общался близко с представителями этого народа, но то, что видел сейчас, как нельзя более красочно иллюстрировало доходившие до него сведения.

«В его присутствии даже ход мыслей как-то меняется. Успокаиваюсь я, что ли, – подумал Джек. Объект его изучения спал, сохраняя любимую строгую сидячую позу. – Хотел бы я тоже так легко отключиться».

– Сэр, могу я поделиться своим наблюдением? – спросил Дикси.

– Валяй.

– Мне кажется, вам не стоит быть таким строгим с мисс Пети, – он исподлобья глянул на Джека. – Это ваши дела, но пока вы выздоравливали, она действовала очень храбро.

– Не забивайте себе голову, Дикси, – сказала Аннет. – Я вела себя глупо, уже хотя бы потому, что нас могли услышать. Хотя вы, Джек, меня удивляете. Я не ждала от вас подобной выходки. Одно дело – еда, но снимать с человека обувь, пусть он даже, как вы говорите, бандит, это…

– Мы на войне, моя дорогая. Тебе придется с этим смириться, – сказал Джек. Спорить ему не хотелось.

– В своих фильмах вы почему-то такие роли не играли.

– В фильмах, если ты еще не поняла, вообще многое что отличается. Ты просто слишком молода.

– Ваши комплименты на меня больше не действуют. – Она, кажется, вернулась к своему обычному настроению.

«Насупившаяся девчонка, – подумал Джек. – Когда же до нее дойдет реальность происходящего? Отсюда надо драпать, поджав хвосты, а она рассуждает о морали. и теперь мне придется выслушивать ее нравоучения всю дорогу. Вот только будет ли эта дорога…»

– Сэр, я еще кое-что заметил, там, на вокзале.

– Вот чего я не пойму, это как ты ориентируешься в темноте, Дик?

– Немного тренировки… Но позвольте, я расскажу. Когда мы были около той лавки, мне показалось, я увидел вдалеке открытый люк. Я сразу подумал, что в этом есть что-то странное. Но только сейчас, поразмыслив, я понял, в чем дело.

– Что может быть странного в открытом люке, Дик?

– Он был открыт аккуратно, сэр. То есть крышка не отброшена взрывом или покорежена чем-то, а просто вынута и положена рядом с люком. Я думаю, сэр, что те парни вылезли именно оттуда. и собирались вернуться.

– Укрытие?

– Или просто подземный проход в другое место.

– Что ты предлагаешь, сходить в гости?

– Не совсем. Дело в том, что мы уже слишком долго находимся в этом подвале. Конечно, пока вы не могли двигаться, но сейчас, я считаю, нам надо искать другое убежище. Нас могли заметить. Кто угодно, хоть те же бандиты. Я предлагаю переселиться туда.

– Смело. а если там вооруженная банда?

– Этот риск не больше, чем сидеть здесь, с одним выходом наружу, и ждать, пока нас заметят. Надо уходить, сэр.

– Аннет, что ты скажешь?

– Опять вы со своими бандитами! а вдруг там такие же несчастные выжившие горожане, как и мы, и им нужна помощь? а у нас есть доктор, вы не забыли?

– Куда уж тут…

– Мистер Дикси дело говорит, – сказал мистер Чи.

От неожиданности Аннет вздрогнула. Прищуренные глаза китайца смотрели на Джека. «Интересно, он давно слушает нас? – подумал Джек. – Странный все-таки тип».

– То есть согласны все, я правильно понял?

Джек не видел смысла сопротивляться смене дислокации, тем более, что это могло приблизить то время, когда они смогут вообще покинуть этот город, эту страну, этот остров… Нахлынули воспоминания о недавнем перелете на дирижабле во Францию, куда он часто отправлялся после очередных съемок, но Джек усилием воли загнал видение поглубже. Еще миг, и эти сладкие мысли превратились бы в щемящую боль от безвозвратной утраты.

– Предлагаю выйти сейчас же. Отдохнули мы достаточно, а время очень дорого. Мы могли наделать шума, возвращаясь сюда с мешками. Эх, Дик! Скажи ты сразу, нам не пришлось бы тащить все это обратно.

– Простите, сэр.

– Главное, что ты вообще что-то заметил в этом мраке, так что не бери в голову.

Сборы были недолгими – принесенное так и лежало в мешках. Чуть посидев еще, подхватили груз и вышли из комнатушки. Мелкие обломки кирпича на полу негромко захрустели под тяжестью осторожно ступающих фигур, все тише по мере приближения к выходу на поверхность.

На этот раз повезло, добрались до места никем не замеченными. Только когда шли через зал ожидания, расположенный ближе всего к привокзальной площади, почудился отдаленный неритмичный звук. Ничего знакомого в нем не было, это насторожило, но звук удалился настолько, что исчез, так и не дав себя запомнить.

Отряд поспешил дальше. Минутой спустя уже осматривали большой круглый люк, ведущий в подземные уровни вокзала. Тяжелая чугунная крышка с круговой надписью, стоптанной до блеска бесчисленными подошвами пассажиров, действительно аккуратно лежала рядом. Под нее были подсунуты щепки, чтобы было удобнее поднять в следующий раз.

Дикси отставил мешок и сунул голову в отверстие. Затем оперся руками на края, спрыгнул вниз. Неглубоко раздался шлепок приземления, затем тихий голос:

– Все чисто.

Следующей осторожно спустили Аннет, потом пожитки. Когда все мешки со скарбом оказались внизу, Джеку, оглядывавшему окрестности, пришла в голову идея. Его силуэт заслонил утренний свет в круге на потолке, и двое внизу услышали:

– А не запастись ли нам поплотнее?

– Что вы хотите, сэр?

– Джек, только не говорите, что вы решили сходить еще за одной парой сапог!

– Уверяю тебя, что буду держать себя в руках. Мы с мистером Чи сейчас быстренько сходим туда и набьем еще один-два мешка. Мне совсем не хочется возвращаться сюда в третий раз. Дик, побудь здесь с Аннет да оглядись получше, что там у вас внизу.

Джек выпрямился.

– Простите, мистер Чи, что не спросил сначала у вас. Так вы не против пройтись по магазинам?

Китаец кивнул и первым направился к двери. Джек догнал его двумя шагами, и скоро их силуэты уже мелькнули по ту сторону огромных, во всю стену, витрин.

Солнце только взошло. Причудливые тени от нагромождения вагонов и обтекаемой махины бомбардировщика лежали на кирпичных стенах. Мелькая в косых лучах, бьющих через витрину, торопясь и роняя взятые с полок банки, они набивали последнюю пару мешков всем, что попадалось под руки. Взгляд Джека остановился на небольшом ящичке рядом с кассой. Он взял его в руки, повертел. Переносной радиоприемник на тонком кожаном ремешке был цел и невредим, ни один посетитель, побывавший здесь с момента начала войны, так и не заинтересовался им.

«Ну да. Сначала пища для желудка, потом остальное. Да и зачем кому-то этот бесполезный теперь хлам?» – Пальцы Джека машинально прикоснулись к рычажку выключателя.

– …нас слышит! Всем, кто нас слышит… – оглушительный крик вырвался из динамика приборчика, рванулся наружу, эхом поскакал по безлюдным просторам вокзала, потонул в беспорядочной трескотне помех. Джек дернул регулятор громкости, сердце бешено заколотилось. Он посмотрел на мистера Чи и встретился с вопросительным взглядом.

– Это нам пригодится. Кто-то способен еще выходить в эфир. Давайте поспешим к нашим и расскажем, – сказал Джек. Ремень приемника он перекинул через плечо и переместил коробочку за спину.

Они схватили мешки и шагнули к выходу. Грязная лохматая собака, пригнув голову, стояла над бесчувственным бандитом. Она оскалилась, приготовилась защищать добычу. Путь был отрезан. Зверь зарычал. Джеку не осталось ничего другого, кроме как вытащить из-за пояса пистолет. Одичавшее животное напряглось, приготовилось к прыжку. Выстрел разорвал напряженную тишину, отдача рванула руку назад. Пуля прошила собаку навылет, и та рухнула на лежащего человека, облезлый хвост дернулся и замер. Усыпленного китайцем бандита даже выстрел не разбудил.

– Скорее! – крикнул Джек.

Наделав столько шума по своей вине, он испытывал единственное желание поскорее покинуть это злополучное место. Они выскочили из дверей и повернули к спасительному люку. Но было уже поздно.

Со стороны привокзальной площади донесся механический звук. Неритмичные, беспорядочные удары металла почти сливались в сплошное тарахтенье, к которому примешивался рык двигателя. Последовал сильный удар о твердое препятствие, часть стены со стороны зала ожидания обвалилась, вспучив клубы пыли, взлетевшие до потолка.

Странная, невиданная машина предстала перед изумленными напарниками. Длинный, сверкающий в утреннем солнце корпус поддерживается множеством ног, которые быстро переставляются независимо друг от друга, чем рождают тот самый неровный шум. Машина напоминает приземистого многоногого жука, голова которого прикрыта щитком из темного стекла. в хвостовой части возвышается суставчатая опора, держащая перекошенное набок устройство. Оно безвольно свисает раструбом к земле, поврежденное во время прохождения через дыру в стене, в суставе слабо искрит. Между кабиной и опорой виднеется куча переплетенных клубком труб или толстых кабелей. Все это быстро покрывается слоем пыли, медленно оседающей после вторжения машины.

Марсианское происхождение машины не вызвало сомнений, Джек сразу уловил в ее конструкции много общего с треножниками. Но спутники чудовища оказались поистине удивительными. По обе стороны от машины не торопясь выступили из провала неясные сначала фигуры. Неуклюже передвигаясь, они догнали машину и замерли в красноватых рассветных лучах, будто специально давая возможность себя рассмотреть. Гуманоидные существа, скрытые за металлическим каркасом, в промежутках между деталями которого проглядывает красноватая кожа. Нижняя часть головы охвачена респираторным приспособлением, за спину отходят гибкие шланги. Над маской поблескивают ничем не прикрытые, большие округлые глаза. в согнутых руках зажато оружие с коротким стволом.

Тяжелое тело навалилось на Джека, сбросило на рельсы с края перрона – мистер Чи среагировал без промедления. Мешки с добычей остались лежать у дверей лавки. Проклиная себя за жадность, приведшую их сюда, Джек стал пробираться вдоль грузовой платформы.

«Нам не добраться до люка. Он как ладони, и нам придется вылезти наверх».

Джек перешагнул через труп артиллериста и остановился. Мелькнула догадка – наверху, на платформе, стоят гаубицы. Он дернул мистера Чи за рукав и зашептал:

– Нам придется принимать бой. Это безумие, но они нас все равно обнаружат. Глупо просто ждать этого. Вы умеете стрелять?

– Я стрелял из пистолета.

– Держите его, я попробую использовать эти пушки над нами. Мне доводилось их видеть раньше, возможно, они еще работают. Это даст нам шанс.

Лязг механического жука раздался вновь. Машина медленно приближалась.

– Я отвлеку их, – сказал китаец и полез под вагон. Он решил отойти как можно дальше от Джека, чтобы хоть как-то рассеять внимание врагов.

Джек осмотрелся, прикинул, как половчее забраться на платформу. Ему показалось, что машина сменила направление – неторопливые шаги слышались теперь со стороны. Джек догадался, что машине преградил дорогу тот самый пассажирский вагон, за которым они укрывались этой ночью.

«Обходит его с другой стороны, это мне на руку».

Грохнул пистолетный выстрел. Джек рванулся наверх, ухватился за поручень. Пушка была перед ним. Выглянув из-за нее, увидел, что марсианская машина почти обошла преграду, но кабина еще повернута в сторону.

«Молодец китаец!»

Джек скользнул глазами по гаубице. Она была совершенно цела. Опыт участия в военных фильмах не пропал даром. Джек знал, где у этого оружия элементы питания, помнил, как наводить на цель, где рычаг пуска. Он рванул на себя турель, обеими руками вцепившись в рукояти наведения, она легко развернулась. Затем замкнул контакты, и разгонные катушки на стволе слабо загудели. Батареи сохранили заряд, лента в затворе, осталось только выстрелить.

Из-за вагона показались гуманоиды. Под прикрытием могучего спутника они обследовали местность. Шланги поблескивали металлом при каждом повороте голов. Наружный каркас сгибался в суставах, повторяя движения ног и рук. Джек принял решение. Ствол чуть сдвинулся, прицел поймал группу шагающих фигур. Пушка с огромной скоростью послала снаряд, мгновенно перезарядилась. Механизм сработал безупречно. Сбитые с ног, тяжелые вражеские солдаты повалились на перрон, загрохотали железом. Защитные каркасы сложились, приняв совершенно одинаковые позы под действием какой-то автоматики. Теперь они напоминали свернувшихся калачиком спящих детей, головы выступали наружу и не шевелились.

Не пытаясь объяснить увиденное, Джек сделал еще один выстрел по другой группе, с тем же успехом, пока большая машина поворачивала корпус в его сторону. Мелко семенили ноги под днищем, натужно справляясь с разворотом на месте. Корпус зацепил вагон, машину шатнуло в сторону. Суставчатый кронштейн в хвосте машины дернулся, но боевое устройство было выведено из строя.

Джек пригнулся, выглянул из-за пушки. Бегло оценив обстановку, решился еще на один выстрел, уже по огромному жуку. Все гуманоиды были повержены. Крови или, тем более, оторванных конечностей Джек нигде не обнаружил. Это была более чем странная реакция на разрыв гаубичного снаряда. Но анализировать некогда, пальцы надавили спусковой рычаг.

Механического жука бросило назад, ноги заскрежетали по каменному покрытию. Удар пришелся в лобовую броню, и снаряд срикошетил. Джек приготовился к повторному выстрелу, решив целиться в ноги, но последовавшие тотчас действия машины заставили его повременить. Машина не собиралась атаковать. Почуяв, вероятно, уязвимость положения, марсианин решил ретироваться и одним толчком послал механическую тушу за вагон. Джек увидел над крышей вагона покачивание бесполезного оружия.

Скрытая преградой, машина остановилась. Над вагоном вспучилось и засверкало свободными от пыли участками переплетение труб, лежавших в кузове. Они извивались, выпрямлялись, появлялись над краем крыши, снова уходили вниз. Резкими движениями, подходящими больше осьминогу или кальмару, клубок гибких ног и щупалец переместился к лежащим солдатам и стал собирать их. Каждое щупальце хватало одного гуманоида, как подбирают упавшую на землю вещь, сворачивалось и прижималось к корпусу железного паука.

Тел оказалось больше, чем могла подобрать эта конструкция. Она скрылась из виду и взгромоздилась на своего носителя, закрепилась в кузове. Бронированная машина направилась к пролому, хорошо видимому теперь позади.

Джек, не раздумывая больше ни секунды, выстрелил вслед, но не попал. Это уже не имело значения, скорее, просто акт выражения превосходства над обращенным в бегство противником. Микроскопическая победа, одержанная по чистой случайности, но неожиданно придавшая сил человеку, который уже почти смирился с судьбой. Казалось, на этот последний рывок было потрачено слишком много сил.

В стороне мелькнула тень, и Джек увидел мистера Чи, идущего обратно с пистолетом в руке. на лице китайца читалось удовлетворение. Он остановился и сказал:

– А мески лучсе забрать. Нас узе здут.

Не в силах ответить что-либо членораздельное, Джек с трудом перевалился через борт платформы на перрон, чувствуя, как нервное напряжение почти лишает его контроля над телом. Он поплелся за мешками, но поднять не смог. Даже болтающийся за спиной радиоприемник ощущался непосильной ношей. Китаец проявил наблюдательность и проговорил:

– Вы есе очень слабый, я сам понесу.

– Спасибо, – прошептал Джек и потащился следом.

Сбросив вещи в люк, мистер Чи подстраховал Джека, пока тот спускался вниз, затем легко спрыгнул следом. Темнота подземелья вызвала у Джека резкую потерю ориентации, голова закружилась, он повалился на пол.

Погожим сентябрьским утром, петляя между кустами, растущими вдоль железнодорожного полотна, торопливо шагал человек.

На вид – лет шестьдесят, седые волосы по краям лысины в беспорядке, мятый пиджак хранит следы неудачных падений. Брюки на коленях вытянуты и засалены, как будто человек только и делал, что сидел и вытирал об них руки. Карманы пиджака пухнут от мелко исписанных бумажных листков разного калибра и даже цвета.

Человек постоянно озирается, вздрагивая от каждого шороха, иногда останавливается и подолгу стоит, будто ждет чего-то. То и дело поправляя очки, диоптрий которых хватило бы разжечь костер, он невнятно бормочет или, вдруг затихнув, кивает невидимому собеседнику.

За подкладку завалилась давно не нужная визитная карточка. на ней, рядом с вытертой фотографией, написано: доктор биологии, профессор Персифаль Уотсон.

Не так давно – уже светало – он вышел к переезду по дороге, ведущей от научного городка. Организованный как биологический филиал Института Марса, городок из нескольких просторных современных корпусов был построен десяток лет назад, и до последнего времени научная жизнь кипела в нем круглосуточно. Особым предпочтением это место пользовалось у заслуженных деятелей науки, людей в возрасте, которые, помимо удобного места работы, находили здесь еще и изумительную природу. в дубовых рощах неподалеку от городка не стихали оживленные споры об эволюционном развитии шестнадцати щупалец или о влиянии атмосферных различий на качество зрения марсиан.

Но шумные сборища на газонах были не для профессора. Только в уединении мог он рассчитывать на максимальную концентрацию, а с возрастом она стала требоваться все чаще.

Уотсон был в числе первых, кто исследовал доставшееся человечеству богатство. Бактерии, вирусы, микробы, спасшие планету, навсегда стали его единственной страстью. Тогда все было революционным, океан открытий – безбрежным. Ему часто не удавалось заснуть несколько суток напролет, потому что шквал новых решений и захватывающих перспектив заставлял использовать каждую секунду не только рабочего, но и личного времени.

Многие из тех первых исследователей остались его лучшими друзьями на всю жизнь. Они занимались разными сферами исследований – теорией межпланетных перелетов, микробиологией, химией, теплоэнергетикой. Но их навсегда объединили лихорадочные, пьянящие чувства первооткрывателей новой эпохи в жизни человечества. Многие уже ушли, но те, что еще остались в строю, с горечью наблюдали, как в науку приходит все больше шарлатанов и проходимцев, стремящихся обессмертить себя. Чтобы не видеть их лиц, профессор подолгу не выходил из своего кабинета.

Сейчас он спешил за помощью к давнему другу. Только на него Уотсон еще мог надеяться, на этого отшельника, скрывшегося ото всех, кто не хотел слушать его пророчества. Слабо разбираясь в географии, Уотсон выбрал вернейший способ добраться к другу, ведь он точно помнил, что железная дорога проходила недалеко от замка. Рисковать идти лесом он не имел права. Продираться через чащу без карты и компаса в его возрасте было бы сумасбродством. По рельсам – длиннее и дольше, но расстояние не имеет значения. Имеют значение только бумаги в кармане мятого пиджака. Бумаги, ради которых нужно выжить.

Сотня светлейших научных умов истово молилась сейчас за Персифаля Уотсона. Там, в корпусе биотехники, который небрежно пощадил случайный марсианин, сейчас могли думать только о его будущем успехе – так он успокаивал себя.

Здравый смысл взял верх, и они выбрали его – так казалось ему, когда он отправился в путь, едва осел черный газ.

Десяток национальностей, несколько поколений, все сошлись в том, что нужно спасти именно его идею – так он думал, поворачивая с дороги на насыпь.

На самом деле они просто избавились от него, чтобы, выждав еще немного, разбежаться самим в разные стороны в надежде, что тепловой луч их не найдет.

Незнакомый хрипящий голос настойчиво стучался в сознание. Слух проснулся раньше всех остальных чувств, и Джек не спешил переключать внимание на что-либо другое. Он смутно, по интонации, ощутил, что голос говорит о чем-то очень важном, и сейчас надо только слушать.

– …есть надежда! – пробивалось сквозь скрип и скрежет. – Силы сопротивления готовятся дать отпор. Все армейские подразделения Европы находятся в боевой готовности. Мы нуждаемся в любой поддержке. Всем, кто нас слышит! Всем, кто нас слышит! Командование сил сопротивления призывает вас присоединиться. Мы не можем помочь каждому выжившему, но если вы можете добраться до нас, ваш вклад в дело освобождения будет неоценимым!

«Передают в записи. Как это заманчиво, но кто может гарантировать, что там еще есть кто-то живой?»

Джек уже полностью пришел в себя, разглядывал обстановку. Несомненно, это были помещения ремонтно-технической службы вокзала. Обилие всяческого инструмента, некоторые экземпляры настолько громоздки, что поставлены на колесный ход. Спецодежда раскидана тут и там. Разрушения не затронули это место, но последствия почти бесконтрольной эвакуации видны повсюду. Вдоль стен тянутся трубы, от которых исходит тепло. Какая-то из местных котельных дожигает остатки горючего. Это было особенно кстати после зябкого сентябрьского утра, хотя, возможно, Джека знобило от пережитого наверху.

Все члены отряда сидели на длинной скамье вдоль стены, Джек лежал на ней лицом вверх. Потолок во мраке, но близкие стены освещались дрожащим светом свечи, обнаруженной в магазине, небольшие переносные фонарики решили приберечь. от трубы к радиоприемнику на коленях Аннет тянулся кусок провода. Дикси догадался сделать антенну, чтобы с помощью железных труб, выходящих на поверхность, поймать волну.

– Франция ждет вас! Отсюда начнется победное движение на запад! Мы вышвырнем неугомонных тварей обратно в космос!

Трансляция становилась все менее конструктивной. «Они ничего не знают о происходящем здесь. Это попахивает самоубийством». Джек решил нарушить молчание:

– Что вы думаете обо всем этом?

Ему было ясно, что напарники уже в курсе того, что произошло на поверхности. Мистер Чи поделился впечатлениями. Их подавленный вид свидетельствовал о долгих размышлениях, выводы они сделали не слишком утешительные. Появление на сцене не виданных ранее вражеских солдат показывало общую картину совсем в другом свете. Изученные более или менее треножники из прошлого отступали на второй план. Несомненно, враг подготовился к новому вторжению гораздо более тщательно.

– Я хочу домой, во Францию, вот что я думаю! – Аннет была готова разрыдаться, но держалась.

– Теперь нам есть куда двигаться, сэр. Любой, выживший здесь, может сообщить бесценную информацию. Я считаю, что мы должны постараться добраться до Европы.

Дикси всегда продумывал запасные варианты развития ситуации, профессия телохранителя давала о себе знать. Его логичные рассуждения всегда показывали возможность выхода из тупика, даже если она была настолько призрачной, как сейчас.

– Осталось только придумать способ, – сказал Джек и встал. Его тень вскинулась к потолку и накрыла полстены.

Китаец снова то ли спал, то ли притворялся, но на этот раз, разглядывая его, Джек ощутил благодарность за тот самоотверженный выстрел.

«А ведь он мог бы этого и не сделать, – подумал он. – Нужно помочь ему, но как?»

– Я прошелся по коридорам, сэр, если механизмы работают, мы могли бы воспользоваться тем, что еще сохранилось.

– Что-то нашел?

– Локомотив. Он цел, но его надо повернуть.

– Повернуть?

– Да, депо спрятано под вокзалом, и они разворачивали паровозы отсюда, крутя их как на подносе.

– Спорное решение, но сейчас оно может спасти нас.

– Судя по теплу от этих труб, давления в магистрали может быть пока достаточно. Давайте проверим нашу удачу?

– Я ничего не понимаю в технике, – сказала Аннет. Она немного успокоилась и считала, что Дикси и на этот раз может оказаться прав. – Так что на меня не рассчитывайте.

– Будешь воодушевлять нас своим видом, – сказал Джек. Он решил разрядить ее напряжение ободряющим замечанием. Наблюдать, как она теряет самообладание, ему хотелось меньше всего.

– Да, мадмуазель Пети, вы нас постоянно удивляете своей стойкостью, – поддержал его намерение Дикси.

– Если бы это было так, – прошептала девушка, но ее настроение все же улучшилось.

– Поспешим, – сказал Джек. – Если чудовище приведет подмогу, я хочу быть подальше от этого вокзала. и при этом передвигаться как можно быстрее.

Китаец, как оказалось, действительно спал, да так крепко, что пришлось расталкивать. Разъяснив ему парой фраз, каковы их намерения, и получив знак одобрения, они отправились по коридору к депо. Пятна света фонариков прыгали перед ними, выхватывая из темноты изгибы труб, бутоны вентилей, секции клапанов, из которых вырывались струйки жгучего пара. в дерганом танце вокруг метались черные тени.

С трудом, так что вздулись вены на шее, отворив оставшуюся без привода дверь, они попали из коридора в депо.

«Дик, как всегда, поскупился на эпитеты, – пронеслось в голове Джека. – Но стоит признать, сюрприз удался ему на славу».

Колоссальное, уходящее в бесконечность, помещение расстилалось перед ними. Стоящие через ровные промежутки мощные сваи подпирали потолок. Перекрытия были спроектированы с запасом, чтобы выдержать приходящие на вокзал поезда. Переплетение балок, откосов, растяжек громоздилось наверху. Здесь неярко светили редкие электрические лампочки, питавшиеся, скорее всего, от генератора в местной котельной.

Мутный свет позволял оценить величие подземного паровозного гаража. на полу извивались ряды рельсов, не поддающиеся никакой структуре. Сюда могли спускаться по пандусам небольшие составы, чтобы сгрузить запчасти или станки для ремонтного цеха. Он могли маневрировать в любом направлении, повинуясь командам диспетчеров, управляющих дистанционным приводом ворот, стрелок и электротягачей. Котлы паровозов разжигались только на поверхности, а здесь все передвижения выполнялись электрической тягой прицепных устройств.

Центральным элементом всего этого торжества инженерной мысли служил гигантский поворотный круг. Также снабженный рельсами, он мог поворачиваться на любой градус и произвольно коммутировать пути между собой. Основным назначением круга было разворачивание паровозов в обратном направлении, чтобы они могли выезжать с вокзала, будучи пристыкованными к голове состава. Отсюда, снизу, была видна подземная часть этого диска, техногенный айсберг, полностью скрытый от простого пассажира, но такой рутинный для железнодорожника. Именно на этом кругу, там, на поверхности, стоял обнаруженный Дикси локомотив.

Под предводительством своего разведчика отряд добрался до служебного трапа, ведущего через технологический люк наверх. Минутой позже их мягко грели слабеющие лучи осеннего солнца, смотрящего на внутреннюю территорию вокзала поверх высокой стены. Воплощение самого современного проекта, локомотив был настоящим монстром. Два спаренных котла, увеличенный размер кабины машиниста, рассчитанной на целую команду обслуживания, дополнительные колесные оси. Он едва умещался на круге, заполняя диаметр от края до края. Каждый изгиб стального корпуса излучал потенциальную мощь.

Локомотив стоял боком, рельсы на круге не совпадали с путями на земле. Развернув его в правильном направлении, можно получить шанс вырваться с вокзала на всех парах. Лишь бы только не было погони.

Дикси с энтузиазмом взялся за изучение начинки кабины. не было ничего удивительного в том, что Джек использовал телохранителя еще и как шофера. Оба таланта прекрасно уживались в этом человеке, и трудно было сказать, чего природа отпустила ему больше – способности управлять всевозможной техникой или быстро и решительно реагировать на сложные ситуации. Сейчас он успешно применял все свои умения, и его спутники могли оправданно надеяться на то, что он сделает все возможное.

Сперва занялись размещением запасов продовольствия по хозяйственным отсекам, решительно избавляясь от ненужного в их экстремальном положении запаса ремонтных комплектов, мелких инструментов, брошенных личных вещей. Дикси сообщил, что не видит ничего, что могло бы помешать запустить котлы, и даже начал подготовку к старту. Оборудование новое, все надписи и графические указатели на месте, восстановить последовательность разогрева не составило труда. в конце концов, конструкция отличалась от автомобиля Джека в основном только масштабом, а уж вверенную ему технику Дикси знал, как свои пять пальцев.

Потратив полчаса на исследование, новоявленный машинист предложил совместно заняться кругом. Предстояло решить более сложную задачу – исследовать поворотный механизм. Здесь активно применялись электромеханические устройства, а не пар, но Дикси и тут полагался на свою общую техническую грамотность.

Спустились. Наскоро обследовали приводы поворотного устройства, отряхнули пыль, сбитую с потолка далекими взрывами. Повреждений проводки не было, гидравлика также избежала утечек. Парой рычагов активировали системы подачи питания, проконтролировали стрелки манометров и вольтметров. Пульта управления поблизости не было. Вероятно, чтобы обезопасить персонал, при поворачивании круга запрещалось подходить близко. Управление должно быть вынесено в общий центр. Пришлось отправиться на поиски – здание вокзала не было слишком большим.

Центр контроля нашелся на первом этаже. Побродив по лабиринту однообразных служебных коридоров, они наткнулись на дверь с перевернутой табличкой, вошли внутрь. У Аннет и Джека, людей еще недавно значимого высокого искусства, лаконичность органов управления вызвала невольное восхищение. Разноцветные обозначения органов управления, группировка по классам технических систем, крупные и контрастные надписи, простая индикация. Однако все это скрывало важнейшую проблему – не хватало людей. Оператор должен остаться тут и контролировать процесс до самого конца, но полный контроль ему не подвластен, кто-то должен подавать по внутренней коммуникации сигналы о ходе работы, наблюдая ее своими глазами из подземелья и с поверхности. Начав поворот круга раньше, чем надо, вслепую, можно запросто покалечить товарищей.

Джек пару минут задумчиво скреб черную щетину, кожа под бородой, не привыкшая к отсутствию ухода, неимоверно чесалась. Остальные растерянно молчали.

«Логика очевидна, но как же не хочется этого делать. Чертов проектировщик! не догадался придумать автоматическое управление. Хотя, к чему это? Персонал здесь, небось, под тысячу человек был, можно десяток сигнальщиков на зарплате держать. Вот она, несправедливость судьбы! – Джек вдруг испугался, что на лице отразится его неуверенность. – Не показывать страх. Неужели не справлюсь, актеришка? Выхода нет».

– Дик, я думаю, выход есть.

Все повернулись к нему.

– Запустить локомотив – это уж ты постарайся, а управиться с пультом под силу и мне. Главное, на обратном пути найди и отключи все блокировки. Я буду проверять по этим лампам. Если все не отключишь, пульт не сработает.

– Постараюсь, сэр.

– Какая самоотверженность, Джек! – сказала Аннет. Было видно, что оптимизма в ней прибавилось, но в словах была и значительная доля сарказма.

– Я рад, что ты ценишь мое участие. на самом деле, это единственный вариант, а ты, кажется, хотела домой.

Джек решил не реагировать на ее колкость. Он понимал, что она до сих пор потрясена эпизодом с сапогами. Он уже поклялся, что впредь будет десять раз обдумывать все свои действия. Экстремальная ситуация кислотой разъедала его внутренний психический стержень. Джек был уверен, что друзья испытывают то же самое, особенно – Аннет, в чуть меньшей степени – Дикси, и только мистер Чи, казалось, не подвержен внешним воздействиям. Джек по старой привычке отметил в нем любопытные черты поведения, коллекционирование которых было частью его профессии. Сейчас было видно, что китаец уже давно все решил для себя и стойко переносил ожидание, экономя силы.

Медлить не было смысла, Джек остался у пульта один. Он ждал, сверяясь с надписями на панели, представляя себе действия товарищей, чтобы более точно рассчитать время, когда они окажутся в безопасности. Зажглась первая контрольная лампа.

Он вскочил и заметался по проходу. Сел, сжал кулаки. Табло засветилось белым – зона чиста. Стал считать секунды, представляя мысленно, как трое поднимаются в кабину, садятся на сиденья, вцепляются в поручни. Джек словно снимал кино.

«Они на месте, камера – стоп».

Он подал питание на гидравлику, диск пришел в движение. Ждать бесполезно – он остановится, только достигнув нужного угла. Вслед за лучом фонаря тень Джека метнулась к выходу.

«Что за черт!», – Джек стоял перед громадой основания круга и, не веря глазам, смотрел на трап. Осталось подняться туда, но трап искорежен кругом при повороте, и пути дальше нет.

Джек стал лихорадочно перебирать известные ему переходы внутри здания. Известно было не так много.

«Вернуться опять туда, где эти трупы? Их, наверное, уже собаки обглодали. Опять этот люк, почему все вокруг него?» – Стараясь не сбить дыхание, он уже мчался к злополучному перрону.

Вывалившись из отверстия, Джек на секунду ослеп после мрака туннеля. Присел, отдышался, покрутил головой, сориентировался. Оценив, какая стена скрывает от него внутреннюю территорию, вдруг почувствовал перемену в окружении. Огляделся еще раз.

«Вот в чем дело. Бандитов больше нет. Похоже очухались и уползли в какую-нибудь нору. Это к лучшему».

Но Джек сразу понял, что это не все. Солнце высвечивало металл на скорченных телах марсиан. Отблеск наружных каркасов вызывал любопытство. Джек решил, что он обязан посмотреть. Что-то ворочалось в мыслях, смутная догадка, что он может упустить нечто важное. Он прислушался – посторонних шумов нет, риск вполне оправдан.

Осторожно, приникая к земле, приблизился к застывшим в нелепой позе фигурам. Ближайший солдат лежал, притянув к животу согнутые в коленях ноги. Руки сложены и плотно прижаты к бокам, подбородок упирается в грудь. Бледная до голубизны кожа обтягивает гладкий череп, огромные глаза плотно закрыты. Странный металлический скелет плотно прилегает снаружи к конечностям, повторяя строение тела, расположение суставов. Спина прикрыта сложным устройством с торчащими армированными проводами, бронированными трубками, щелями параллельных прорезей.

Джека заинтересовали четыре круглых гнезда с зажимами, сюда что-то должно было крепиться. Он поискал глазами вокруг. Цилиндры, размером с правильную кружку пива, откатились в сторону и лежали в тени, красновато просвечивая при дневном свете. Джек перебрался поближе, но тут же остановился, его накрыл приступ тошноты. в том, что внутри кровь, не было никаких сомнений.

«Что же это такое? Откачана, расфасована, готова к употреблению?» – Джек до боли стиснул челюсти.

На глаза попался второй труп. Он отличался от первого, Джек заставил себя задержаться еще немного. Поза, размер и конструкция каркаса, все было точной копией, но емкости торчали в гнездах и были пусты.

«Не сработало? Поэтому и кожа розовая», – подумал Джек и обошел тело с другой стороны.

Первое, что он увидел, были волосы. Всклокоченные, грязные, слегка вьющиеся, невообразимо неуместные на этом существе. Открытие обожгло льдом каждый нерв, и Джек потерял над собой контроль. Какие-то радужные круги поплыли в воздухе. Кислород словно исчез их легких.

Потом был свист в ушах и напор ветра, забивающего горло. не ощущая ног, спотыкаясь, но чувствуя только сердечный гонг, не разбирая дороги Джек бежал в том единственном направлении, которое могло увести как можно дальше от проклятого места. Он видел только лицо, отрешенное лицо спящего, полускрытое респиратором. Земное, человеческое лицо, ничего общего не имеющее с тем, бледным, с огромными глазами, которое он рассматривал первым. Невозможность и убийственный реализм увиденного отключили способность мыслить. Только лицо в маске, как послесвечение от солнца на сетчатке, и свист ветра в ушах.

Нет, не ветра – это был слишком громкий свист. Паровозный, резкий и нетерпеливый. Краем сознания Джек уловил знакомый предмет впереди. Это его цель, это то, что не могло ждать. Цепкие руки ухватили его и потянули вверх, он месил ногами воздух и не мог остановиться. Ощутил твердый пол, вибрацию и гул в топке. Это было что-то отстраненное и далекое, но не внушавшее опасность.

Джек хрипло дышал. Теплые пальцы прикасались к нему, он закрыл лицо ладонями и затрясся. Звуки голосов не складывались в слова. Быстрый ритмичный перестук колес задал внутренний ритм, и Джек начал постепенно выбираться из кошмара, чуть не завладевшего им.

Сейчас, когда решение загадки было уже известно, Иррат пребывал в растерянности. Простота потребовавшихся изменений вдруг напугала его, заставив снова оглянуться на пройденный путь. Дни, проведенные в духоте узкого пространства в носу снаряда, казалось, высосали все соки до последних резервов истощенного организма. с кривой ухмылкой он вспоминал время, проведенное в тяжком труде во время сбора урожая арры, понимая, что те усилия – ничто, по сравнению с перенесенными за последние дни испытаниями.

«Но не упустил ли я что-нибудь важное?»

Проверка должна произойти уже скоро, отменить ее нельзя, иначе будет поставлена под угрозу конечная цель его миссии – приземление в Теплом Мире.

Он еще раз оценил правильность сделанного.

Когда он нашел место, в котором соединялись и обрабатывались искомые сигналы, первым делом ему опять показалось, что впереди ждет неудача. Блок, состоящий из сложного переплетения механических и логических устройств, оказался расположен в такой близости от внешней обшивки, что там свирепствовал лютый холод. Иррат смог выдержать только несколько минут, после чего был вынужден покинуть коридор, закрыв за собой несколько защитных перегородок, удерживающих от потери тепла. Поначалу он чуть не убедил себя, что не хватит времени, чтобы проделать всю необходимую работу в этом убийственном месте. Работая по нескольку минут за раз, долго отогреваясь и снова заставляя себя окунуться в леденящую атмосферу, невозможно развить нужный темп и сделать все правильно, не допустив ошибок.

Первые несколько дней, когда он пытался работать именно так, показали тщетность усилий. Приступая к работе, он почти сразу начинал думать только о том, как не отморозить пальцы, а вовсе не о последовательности опытов над аппаратурой. Трясясь в кресле, стараясь отогреться обильной пищей, он тратил время на поиски способа противостоять холоду, а не на то, чтобы придумать вариант изменения конструкции блока.

Теплый Мир был уже близок так, что невозможно спутать со звездой. Как раз тогда подошло время для первой коррекции траектории, которую Иррат выполнил строго по инструкции, одним точным движением рычага подав дозированный импульс на носовой двигатель. Маркер цели встал на место в центре сетки, и Иррат отправился поесть, чтобы запастись энергией перед очередным визитом в ледяной коридор.

Когда он открыл перегородки и ступил в секцию ненавистного прохода, то сначала не узнал это место. Нет и следов инея, покрывавшего приборы на стенах. Воздух сырой и теплый, почти как в рубке.

Отбросив шальную мысль, что заблудился в переходах и свернул не туда, Иррат поспешил использовать подарок судьбы. Он провел за работой необычайно долго, прежде чем холод пространства не начал снова выдавливать прочь. Иррат вернулся в рубку и долго размышлял.

Польза от одного сеанса работы в теплом помещении была гораздо значительнее, чем от всех предыдущих коротких попыток. Решение было очевидно. Иррат терпеливо стал дожидаться очередного момента коррекции траектории, после чего, выждав немного, бросался в носовой отсек и работал до образования инея на окружающем металле. Дело двигалось уверенно, давая надежду на скорый успех.

По мере приближения к Теплому Миру, поправлять курс требовалось все чаще. Иррат отметил, что иней перестал образовываться вовсе, теперь приходилось пережидать скорее периоды жары, чем холода. Это составило очередную проблему, решить которую уже невозможно – он не мог отказаться от включения двигателей, иначе случится промах, миссия потеряет смысл.

Одним из способов борьбы с жарой стало открытие всех перегородок, чтобы уравнять температуру за счет использования всего объема воздуха. Иррат также расходовал много воды, скачанной из системы охлаждения, чтобы освежить тело, регулярно покрывавшееся потом. Через некоторое время он стал замечать, что вода из крана уже не настолько холодная, как раньше.

Тем не менее, он приближался к цели. Блок управления был связан с ударным датчиком в носу снаряда, который имел самое прямое отношение к механизму открытия крышки в днище. Этот ударный датчик стал первейшим противником Иррата. от победы над этим примитивным механизмом зависел успех всей великой миссии, возложенной Ирратом на себя. Единственный вариант решения, найденный им, заключался в том, чтобы заставить привод замка поверить, что ударный датчик сработал, в то время как снаряд все еще летит.

Иррат мыслил одушевленными категориями, персонифицируя стоящее перед ним препятствие. от такой мысленной игры становилось не так одиноко, и он иногда находил варианты решений, невозможные, если рассматривать груду железа только как бездушное соединение металлических запчастей.

«Я должен обмануть замок», – так он думал о своей задаче. Иногда Иррат даже разговаривал с ним, впрочем, сразу одергивая себя за подобное сумасшествие.

Периодическая необходимость включать двигатели неизбежно натолкнула его на мысль, ставшую основой всей дальнейшей работы. Исследовав к тому времени процедуру получения замком главного управляющего сигнала, он знал, что мощность импульса была чрезвычайно высока. Толщина проводов и соединительных элементов только подтверждала это. Значит, необходимо найти источник такого же количества энергии, чтобы создать эквивалентный импульс.

«Обмануть замок!»

Двигатели, вызывавшие такой сильный нагрев во время работы, как раз и были тем самым источником. Оставалось только преобразовать и перенаправить энергию в систему управления замком. Это была основная часть всей работы, доводящей Иррата до седьмого пота. Главная трудность была в том, что для подобных систем на борту не было запасных частей, поскольку устройство было одноразовым и не могло неверно сработать и сломаться раньше, чем потребуется им воспользоваться по назначению.

Упорство Иррата, казалось, не знало границ. Он создал, проверил и забраковал множество вариантов, пока не нашел один, который до последней минуты не проявил недостатков. К решающему моменту, когда оставалось уже недолго до главной проверки, температура в отсеке, где работал Иррат, достигала таких величин, что он сомневался, сможет ли продолжить работу в случае неудачи.

Однако выбора не было, график полета неумолимо приближался к финальной стадии. Иррат каждым нервом ощущал убегание времени.

Он выполнял последние торопливые операции, запустив руки по локоть в переплетение проводов и гидравлических шлангов, торчащих из корпуса блока. Внутренности этой мизерной частички снаряда он теперь знал на ощупь лучше, чем какой-либо другой предмет, встречавшийся в жизни.

«Я все сделал правильно».

От его растерянности не осталось больше и следа. Впереди решающий шаг.

Профессор Уотсон отдыхал под раскидистым кустом орешника, глаза закрыл, но не спал. Ноги гудели от усталости, горели огнем. Погрузив ладони в успевшую просохнуть траву, он касался прохладной после ночи земли, как бы стараясь получить дополнительные силы. Пальцы почувствовали легкий вздох, словно почва передала эхо скрытых в глубине перемещений. Старик вспомнил дрожь здания в научном городке, где прятался на чердаке, пока треножник прохаживался среди построек, утопающих в черном газе. Впервые после тридцати лет мира он снова видел, как рушится дом, жилой корпус напротив.

Профессор отдернул руки от земли и прислушался. Чуть уловимый гул медленно проявлялся на общем фоне утренней какофонии. Вспорхнули птицы. Смутная догадка радостно осветила лицо. Уотсон вскочил, побежал к насыпи, дотронулся пальцами до рельса. Покрытый налетом ржавчины, тот отчетливо передавал далекий перестук колес.

Не веря счастью, ученый торопливо выхватил из карманов кипу разномастных листков. Зажав в кулаках, начал размахивать над головой. Так заметнее. Он умолял провидение сделать так, чтобы поезд шел в нужную сторону. Ежесекундно профессор озирался, боясь пропустить волнующий момент, когда вдалеке блеснет на солнце изгиб обшивки котла.

Стремительная машина, сверкающая свежей темно-зеленой краской, выпрыгнула из-за поворота. Профессора ошеломила скорость – паровоз не ехал, а словно летел, чуть касаясь колесами рельсов. Уотсон с ужасом понял, что поезд не успеет остановиться. Они могут даже не заметить его на такой скорости. Приняв решение, старик спрыгнул на безопасную насыпь и, не переставая размахивать импровизированным семафором, стал подскакивать, чтобы быть выше. не успевшие отдохнуть от долгой непривычной ходьбы ноги отказывались слушаться.

Из бокового окошка кабины высунулось лицо и скрылось, сразу появились два других. Паровоз начал тормозить, но инерция неумолимо тащила дальше, замер только в паре сотен метров впереди. Профессор, проклиная старость, уже бежал следом, обеими руками на ощупь запихивал бумаги в карманы, надрывно дышал. По щекам текли слезы.

Уотсону помогли взойти по рифленым ступеням. Четыре обитателя удивительно просторной кабины меньше всего походили на машинистов. Один из них, самый крепкий на вид, поддержал профессора, пока тот садился на боковую скамью. в кабине было теплее, чем снаружи, очки ученого помутнели. Он машинально снял их и протер о жилетку. Вернув очки на место, с изумлением уставился на стоящего напротив китайца, одетого в традиционную шелковую рубаху. Персифаль вспомнил, как в молодости отправился на юг Китая, в Гуанжоу, и был поражен бесконечным разнообразием рисунков и расцветок подобных рубашек, которыми пестрели улицы. Погруженный в воспоминания, он вздрогнул от неожиданности, когда представительный, пусть и сильно заросший господин в пыльном костюме обратился к нему:

– Доброе утро! Позвольте узнать, с кем имеем честь? – хорошо поставленный голос радовал чистотой дикции.

– Прошу прощения. Персифаль Уотсон, доктор биологии, – сказал ученый, немного опешив от такого вежливого приема.

– Очень приятно! Я Джек Ридл, актер кино. Это мадмуазель Аннет Пети, тоже актриса. – Учтивый господин повернулся к щуплой фигурке в мешковатой одежде. Уотсон невольно вскинул брови, распознав в человечке красивую молодую девушку. Большеглазая, рыжеволосая, с тонким носиком, она давно не имела возможности ухаживать за собой, но все же сохраняла природное изящество и элегантность даже в этом жутком перепачканном мужском наряде.

– Bon deuil, – сказала девушка, слегка поклонилась и очаровательно улыбнулась. Уотсон кивнул, французский был для него вторым родным.

– Это Дикси Гали, мой шофер и телохранитель, – продолжил церемонию Джек.

– Можно просто Дик, сэр, – добавил тот самый крепыш и переместился к приборам контроля. Дикси замер перед панелью, уверенно покрутил что-то невидимое. Паровоз должен продолжать стремительный бег, нужно тщательно удерживать его в режиме максимальной тяги.

– Ну, а это – мистер Чи, наш потрясающий доктор, – Джек повел рукой в сторону китайца.

Уотсон отметил, что такое эпатажное представление не вызвало эмоций на азиатском лице необычного господина. Он только чинно отвесил традиционный поклон и обратился к ученому с заметным акцентом:

– Очень приятно.

– Взаимно, – ответил Уотсон.

Такая разнородная компания, да еще несущаяся куда-то на гигантском сверкающем локомотиве, пробудила в ученом неподдельный исследовательский интерес. Он отчетливо видел объединяющую их тайну, какую-то миссию, которая гнала вперед. Профессор не стал долго терпеть, повернулся к галантному актеру. Было видно, что он здесь исполняет роль предводителя. Впрочем, когда девушка улыбнулась, Уотсону показалось, что в ее глазах мелькнул тщательно скрытый оттенок холодного изучения.

– Молодой человек, не могли бы вы объяснить мне, какие обстоятельства свели нас?

– Охотно, профессор, – сказал Джек.

Он расслабленно опустился рядом на скамью и оглядел своих товарищей. в движениях актера читалась усталость и некоторая отрешенность. Джек слегка поморщился, видимо, вспоминая недавние события и решая, с чего можно начать рассказ, затем заговорил.

Вокруг расстилалась величественная местность. Куда хватало глаз, всюду земля вспучивалась округлыми пологими холмами, поросшими густой травой, уже тронутой дыханием осени. Шли по целине, сверяя путь, когда оказывались на очередном возвышении. Ориентир потерять было невозможно, огромный многовековой замок каменным кораблем плыл в этом зеленом волнующемся море, подпирая небо мачтами островерхих башен. Придавая лугам еще большее сходство с океанскими волнами, непрерывно ползли рваные тени осенних кучевых облаков. Проблески света играли на черепице замка.

Путники уже давно находились на частной территории, однако об этом напоминало только то, что они проникли сюда через деревянную ограду. на необъятном участке царило запустение и природная неухоженность. Даже та ограда была настолько старой и ветхой, что чуть не рассыпалась, когда лезли через нее. Возможно, дорога здесь и была, но подходила к замку совсем с другой стороны, а в этих местах человек не бывал уже долгие годы, если не десятилетия.

Глядя, как профессор бодро вышагивает впереди, Джек вспоминал недавние события, что привели их сюда.

Еще рассказывая Уотсону про злоключения отряда в первые дни вторжения, Джек отметил, с каким вниманием и сочувствием реагирует старик. Но когда дошел до момента столкновения с марсианской пехотой, профессор пришел в настоящее возбуждение. Его, ученого с мировым именем, всю жизнь посвятившего изучению инопланетного биологического вида, до глубины души потрясло известие, что в рядах противника сражаются представители гуманоидной расы. Реакция же на рассказ Джека об обследовании трупов пехотинцев, о той кошмарной истине, чуть не погрузившей Джека в безумие, была и вовсе непередаваемой.

Джек счел нужным умолчать о собственной реакции на находку, но это и не требовалось. Уотсон проявил к этому факту настолько бешеный интерес, что казалось, будто выпрыгнет на ходу и побежит обратно, чтобы своими руками произвести вскрытие или другой какой опыт в этом роде. Расспросам не было конца, он остановился только тогда, когда Джек вежливо заметил, что повторяет ответы в третий раз.

– Молодой человек, – с дрожью в голосе чуть не кричал профессор, – вы не представляете себе всю глубину своего открытия! Неужели вы думаете, что хоть один человек на Земле добровольно пошел на сотрудничество с этими чудовищами? Нет! Это не должно вас тревожить. Я объясню вам. Это открытие действительно уникально! Оно говорит нам о том, что эти ненасытные твари каким-то образом сумели подчинить волю этих несчастных. Возможно, не только волю, но даже сознание. Это в корне меняет суть происходящего. Но я вам должен сказать, кое-что другое меняет все в гораздо худшую сторону.

– Что может быть хуже, профессор? – вставил слово Джек. – Посмотрите, что мы делаем. Бежим без оглядки с собственной земли. Нас разогнали как стаю тараканов, одним резким движением.

– А я скажу вам, друг мой. Я не знаю, насколько вы наблюдательны, но предположу, что это качество в вас несколько притупилось из-за потрясений. Я вижу, никто из вас не обратил внимание на один факт, а между тем он, может быть, даже более важен, чем-то, что вы узнали о тех несчастных. Скажите мне, сколько времени прошло с момента их появления?

– Больше двух недель, точнее я затрудняюсь определить.

– А этого достаточно. Вы хорошо знакомы с историей? Мне кажется, вы должны помнить, сколько времени потребовалось нашим прекрасным невидимым спасителям, чтобы уничтожить марсиан. Я напомню. Меньше двух недель, так?

– Да, я припоминаю. Но это же значит…

– Именно, молодой человек. Именно. У нас нет больше надежды, что история повторится. Теперь все по-другому. и наличие гуманоидов среди них только подтверждает мою догадку. а уж то, что там были люди, наши соотечественники…

Уотсон развел руками. Джек видел, что он находится в состоянии высшего исследовательского возбуждения. Он никогда не наблюдал ученых за работой, но зрелище лихорадочно соображающего Уотсона, торопящегося объяснить сразу все свои мысли, отчего слова порой опережали друг друга, вызвало в Джеке уверенность, что прямо на его глазах свершится какое-то важное открытие. Однако Уотсон вдруг заговорил о другом:

– Друг мой, вы не представляете, как я вам благодарен!

– Не стоит…

– Вы только что подарили мне надежду. и надежду, я сразу вам скажу, самую фантастическую. Но при всей своей фантастичности, она реальна как ни какая другая. Вы говорите, что в Европе создается сопротивление. Это прекрасно. Но грубая военная сила, пусть даже и несравнимо более мощная, чем тридцать лет назад, не даст нам преимущества. Поверьте мне. Я провел в исследованиях три десятка лет. Мы не знаем и сотой доли об их способностях. и сейчас то, что вы мне рассказали, осветило для меня эту проблему совсем иначе. Вы стремитесь в Европу, я вас понимаю, это долг каждого, кто еще может бороться.

– Это позорное бегство, профессор, как бы вы ни оправдывали… – Джек покачал головой. Его собственный страх, терзающий душу в последние дни, стал едва заметно отступать. Энергия, фонтаном бьющая из профессора, заражала всех вокруг. Аннет сидела рядом, напряженно ловя каждое слово старика. Дикси повернул голову в пол-оборота, слушал, не отрываясь от приборов контроля котла. Даже мистер Чи, пусть и невозмутимо, тоже не сводил глаз с говорящего. Джек не удержался и снова взглянул в искаженные толстыми линзами глаза.

– Настал мой черед рассказать вам, почему я оказался там, на вашем пути. Я шел к своему старинному другу, он астроном, мы вместе работали с ним в молодости. Знаете, это удивительный человек! Я нисколько не сомневаюсь, что он сможет помочь и вам. Он эксцентричен, это правда. Я не одобряю это в ученом, но тут уж ничего не поделаешь. и пусть вас не удивляет, что его основное занятие – астрономия. Поверьте, он обладает весьма разносторонними познаниями, так что мы вправе надеяться на помощь.

– Но что вы хотите от него?

– Вот здесь, – Уотсон бережно положил ладонь на пухлый карман с бумагами, – находится плод моих последних изысканий. Мозг ученого непредсказуем. Знаете, известие о новом вторжении многих повергло в шок. Но только не меня. Мне оно дало массу информации. Последние две недели я работал так, как не работал уже тридцать лет. Я снова молод и готов на все. Здесь, в этих бумагах, возможно, ключ к победе.

Слушатели вздрогнули. Фраза потрясла их. Здесь, в паровозе, мчащем их как можно дальше от сеющих смерть и агонию бездушных полчищ, они слышали от седого возбужденного старика слова о победе. Что-то стронулось в их представлении о мире.

– Вы не ослышались, друзья мои. Конечно, это только начало работы. и именно поэтому ваше сообщение о Европе вселило в меня надежду. Я понял, что у меня есть шанс довести работу до конца. Я хочу вам отплатить тем же. Я уверен, что мой друг в силах помочь нам попасть в Европу. Я прошу вас, примите мое предложение, присоединяйтесь ко мне. Годы делают свое дело, мне очень пригодилась бы ваша поддержка в пути.

– У нас нет оснований не верить вам, уважаемый профессор. – Джек, как ему казалось, выражал сейчас коллективное мнение, читающееся в устремленных на него глазах. – Мы ехали, не зная, куда нас выведет дорога. Надеялись только, что подальше от этого кошмара. Но теперь у нас есть цель. Вы правы, надежда – это то, что нам нужно сейчас больше всего. Я только боюсь, не заехали ли мы слишком далеко, пока вели наш разговор…

– Нет, случай пока на нашей стороне. Но мне кажется, что нашему любезному машинисту скоро потребуется сделать остановку. Знаете, нам несказанно повезло, что дорога оказалась свободна. Здесь действительно глухие места, возможно, это очевидно даже марсианам. Но скоро дорога, как мне помнится, должна сделать поворот к местному городку. Нам придется сойти раньше, оттуда не составит большого труда дойти до замка моего друга.

– Замка?

Путники приблизились к замку. Преодолев последний подъем, очутились на мощеной булыжником площадке перед парадным входом. Центр площадки могла бы украшать изящная клумба, если бы полным отсутствием внимания к себе не была доведена до состояния лесной дикости.

Не теряя времени, профессор направился к гигантским деревянным створкам в каменной стене. Шагал по ковру из опавших листьев, перепрелых, не убиравшихся долгие годы. Джек заметил прикрепленное к дубовой панели устройство. Он выглядело чуждым элементом в этом средневековом окружении – металлический ящик с мелкими дырочками и ручкой на боковой стороне.

Уотсон потянулся к ручке, но взяться за нее не успел. Все услышали искаженный резким треском голос, раздавшийся из ящичка:

– Не думал, Перси, что мы еще встретимся.

Голос мужской, даже старческий, выдавал склонность хозяина к недовольному ворчанию.

– Отворяй, Стив, не распугивай гостей, – ответил Уотсон. Было видно, что его ничуть не смутило подобное обращение.

– Распугаешь вас, как же! Я наблюдаю за вами уже пару часов. Таких целеустремленных визитеров здесь не было с тех пор, как я послал к черту того недоучку-академика… – Внутри что-то щелкнуло, тяжелая дверь приоткрылась. Уотсон навалился всем телом, остальные поспешили на помощь.

Темный мрачный холл оглушил тишиной и зябкой свежестью. За спиной раздался все тот же голос – на этот раз звучал из ящика, висящего с внутренней стороны двери.

– Проходите. Надеюсь, Перси, ты не заблудишься. и закройте дверь. не хватало мне здесь еще и сквозняка…

Меньше всего замок изнутри производил впечатление жилого помещения. Всюду царили запустение, махровая пыль и невесомые полотнища паутины. Шагая гулкими коридорами, гости разглядывали картины, кое-где подсвеченные случайно попавшими на них через немытые стекла пятнами света. Профессор, секунду подумав, повел спутников через путаную вереницу комнат, которых хватило бы на сотню-другую человек. Сейчас всю мебель скрывали чехлы с бахромой из пыльной паутины, так что нельзя было составить мнение о богатстве или, наоборот, бедности владельца. Скорее, с полной уверенностью можно было бы говорить о его безразличии к этим свидетелям древности.

«Да, собственно, кому теперь замок нужен? – подумал Джек. – Величие рыцарства. Упорядоченная груда камней на пути теплового луча».

Затем Джек решил, что, все же, обстановка замка говорит о пренебрежении хозяина своим имуществом без всякого учета влияния марсиан. Тут какая-то другая причина. Ворчливый тип сразу заинтриговал Джека, а такие характеры он коллекционировал с особым удовольствием.

Тем временем, преодолели крутую винтовую лестницу, поднялись на самый верх одной из башен. Лежащий на полу ковер отчетливо делила надвое дорожка, протоптанная в пыли. Здесь ходили чаще всего. Уотсон подошел к небольшой двери на витиеватых кованых петлях, потянул за древнее черное кольцо. Дверь легко подалась, проем осветился ярким, бьющим через многие окна дневным светом.

Круглое помещение венчало башню. Частые узкие щели окон по всему периметру опоясывали комнату. в центре располагался массивный стол темного дерева с грудой бумаг, накрывающих его, словно снежная шапка могучую гору. Спинкой к двери – удобное кожаное кресло, с подлокотника свисает клетчатый плед. К каждому окну приспособлены вращающиеся подставки, на них закреплены одинаковые телескопы средней силы, хорошо ухоженные, сверкающие хромом и полированой медью.

– Быстро добрались! Ну проходите. – Из-за спинки кресла появилось лицо хозяина, секунду висело над пледом, затем снова исчезло.

«Да, гостеприимством он не зарабатывает, – подумал Джек. – Предложения присесть мы тоже вряд ли дождемся».

Впрочем, это было верно и по той причине, что присесть пятерым гостям здесь было просто не куда. Кресло оказалось единственным пригодным для этого местом, но недоступным, как Луна. Гудящие после многочасовой ходьбы вверх-вниз по холмам ноги напоминали о себе все настойчивее. Джек подумал, что довольствовался бы даже предложением лечь на полу.

Притворив дверь, гости в изнеможении прислонились к ней. Аннет не могла сдержать тяжелого дыхания, подъем дался с трудом, но она не позволила себе отстать. Мистер Чи и Дикси внимательно изучали обстановку. Телохранитель машинально отметил, что помещение с одним выходом потенциально опасно.

– Ну же, Стив, побольше радушия! Мы не виделись столько лет. Дай на тебя посмотреть, вылезай.

Уотсон решительно прошел вперед и протянул руку. Из кресла с трудом поднялся невысокий сутулый человек, ответил вынужденным рукопожатием.

– Сэр Стивен Сайд, господа. Прошу знакомиться, – профессор сделал приглашающий жест. – Астроном и ярый поклонник различных технических наук. Большой оригинал, ну да вы в этом сами скоро убедитесь.

Сайд угрюмо оглядел вошедших и ссутулился еще сильнее. на лице застыло какое-то скособоченное выражение, один глаз постоянно прищурен от частой работы с объективом телескопа. Неопрятные, неровно остриженные волосы чуть тронуты сединой. Стриг он себя сам, в этом Джек был уверен теперь абсолютно. Похоже, астроном жил здесь один – проходя по замку, гости не заметили и не услышали никого из прислуги. Затворник кутался в поношенный шерстяной свитер, ноги грел теплыми мятыми брюками и шерстяными носками. в подставленной всем ветрам каменной башне было не жарко.

Знакомство заняло не больше пяти минут. Персифаль Уотсон церемонно представил спутников, и мужественно переживший это астроном с облегчением опустился обратно в спасительное кресло. Разговор предстоял долгий.

Гости разошлись по комнате, разглядывая оптические приборы и высокие книжные шкафы, заполнявшие каждый простенок между окнами. Дикси с профессиональным любопытством поглядывал на ящик с рычажками и дырочками, который, похоже, помогал Сайду общаться с посетителями на расстоянии.

«Собственный телефон, надо же!», – восхищался Дикси, изучая украшенный деревом прибор.

Джек, испросив разрешения, водрузил на стол свой радиоприемник – ремень изрядно натер плечо. Аннет выбрала один из телескопов и, стараясь не коснуться его, аккуратно взглянула в окуляр. Увиденное не привлекло, она переключила внимание на книжную полку рядом.

Уотсон подошел к столу, раздвинул бумаги и сел на край поближе к Сайду. Ученому не терпелось рассказать другу все, что накипело во взбудораженном мозгу.

Только что ушел очередной паникер. Кларк медленно прохаживался по помещениям бункера. Он начинал нервничать. Подземное убежище вдруг стало казаться неуютным.

«Не может быть, чтобы все эти недоноски ошибались. Конечно, мозгов у них не больше, чем у крысы, но столько случаев подряд – это уже статистика. Сговориться они тоже не могли. Раздельное посещение, только по одиночке, держит их в зависимости от меня, это правильно. Значит, наблюдения верны».

Он поежился. Очень тесно в этой бетонной берлоге, спрятанной под подвалами его лондонского особняка. Дом уже давно разрушен, но бесформенные развалины только усилили маскировку. Потеря собственности не волновала – все нужное давно перенесено в бункер, здание всего лишь повышало уровень комфорта. Какое-то время можно потерпеть. Но дни неумолимо уходили в прошлое, а ситуация, судя по донесениям разведчиков и запуганных делегаций со всей страны, не желала меняться к лучшему.

План, еще неделю назад такой безупречный, дал ощутимую трещину. Эти твари не собирались умирать. Мало того, их становилось все больше, они хозяйничали все активнее. а только что очередной визитер, трясущийся от страха то ли перед марсианами, то ли перед Кларком, сообщил, что его подручные видели людей рядом с марсианами. Якобы они были в каких-то железных костюмах и вели себя как преданные солдаты.

Кларк с огромным трудом заставлял себя верить в происходящее. Ситуация требует резкого изменения плана действий. Надежды на повторение истории с микробами больше нет. Еще немного, и его авторитет начнет таять как черный газ под струей пара.

«Нужно быть готовым к дезертирству и панике. У этих подхалимов никогда не было сильной воли, иначе я не был бы тем, кто я есть. Но сейчас это может сыграть злую шутку. Они просто разбегутся. Особенно в дальних областях. Они и сейчас чувствуют себя брошенными, а пройдет время, и они выскочат, зажмурясь, под тепловые лучи, лишь бы найти какой-то выход. Туда им и дорога. Со мной останутся только самые сильные».

Кларк остановился перед небольшой картиной. Шедевр эпохи Возрождения изображал полную титанических страданий попытку людей противостоять бешеной стихии. Карие глаза внимательно изучали каждый мазок, словно видели сцену впервые.

«Люди не сдадутся, это не в нашей природе. Да, сопротивление будет, это очевидно. Нужно только его вовремя обнаружить. Нужно выжить здесь и сейчас, наплевать на удаленные графства. Пусть спасаются как хотят. Сосредоточиться здесь, в Лондоне. Дать людям новое задание – пусть ищут повстанцев. Мы будем наготове, когда они появятся».

Новая перспектива вызвала прилив вдохновения. Новые обстоятельства, новые препятствия, новые планы. Тупое сидение в бетонном гробу переставало быть таким скучным.

«Можно даже сделать ставку на первого партизана. Бутылка старого скотча будет, пожалуй, хорошей наградой тому, кто обнаружит его в городе».

Ураган новых мыслей, складывающихся в сложные комбинации, захватил Кларка. Поглощенный ими, он грузно опустился в кресло, закрыл глаза, застыл монолитной глыбой.

Динамик приемника издавал беспорядочные шумы и режущий ухо треск. Как ни старался Джек поймать трансляцию из Европы, только зря тратил время. Было несколько версий причины радиомолчания, но ни одну из них он не мог проверить. Самым реалистичным было предположение, что в приемнике просто сели батареи, самым невероятным – что Европа также подверглась нападению, а штаб сопротивления разрушен. и то и другое Джек проверить не мог, но что спустя прошедшие недели в Европе упадет запоздалый марсианский снаряд, он отверг как плод нездоровой фантазии. Молниеносность вторжения – самое веское доказательство того, что все снаряды, которые должны были прилететь, уже прилетели.

Мистер Чи стоял рядом с Джеком, внимательно изучал трактат о космических лучах, найденный им на одной из книжных полок. Поначалу он хотел спросить разрешения, но быстро сообразил, что вклиниться в жаркий спор двух светил науки невозможно. Книга в довольно свободной форме трактовала одну из известных китайцу космологических теорий. Жалея, что не может взять ее с собой, аптекарь жадно вчитывался, потрепанные страницы часто шуршали под его пальцами.

Телохранитель и девушка развлекались тем, что переходили по очереди от телескопа к телескопу и разглядывали горизонт. Можно было отчетливо видеть самые дальние уголки владений сэра Сайда, так что тайна осведомленности об их приближении была полностью раскрыта.

Аннет рассматривала редкие сосны на холмах, раскидистые купола сонно покачивались от слабого ветра. Точный прибор позволял различить даже изредка взлетающих с деревьев птиц. в один из телескопов оказался виден брошенный паровоз, застывший на рельсах, проходивших вдоль границы поместья. Прорвавшееся сквозь низкие кучевые облака солнце коснулось какой-то блестящей детали на корпусе паровоза, отраженный блик попал точно в объектив, резанул по глазам. Аннет отпрянула и стала кулачками тереть веки.

Дикси гораздо больше интересовали странные пятна свежевскопанной земли, как гигантские кротовины, в беспорядке разбросанные по холмам по всей территории поместья. в голове Дикси не укладывалось, как он мог пропустить такие хорошо заметные объекты, приближаясь к замку. Он подозревал, что нелюдимый астроном мог бы легко пояснить их назначение, но прервать разговор уважаемых ученых не решался. Тем более, что разговор этот, время от времени переходивший на повышенные тона, касался вещей, значительно более важных, чем пятна сырой земли за окном.

– Послушай, Перси! – в усталом раздражении восклицал хозяин. – Разуй глаза! Они просто избавились от тебя, это же очевидно. с чего ты решил, что их интересуют твои идеи?

– Стивен, ты переходишь всякие границы. То, что ты сам для себя решил в отношении других академиков, вовсе не следует перекладывать на каждого встречного.

– Ты действительно думаешь, что какому-то недоучке из городка было интересно, что ты говоришь о возможности спасти мир? Какому-то желторотому аспирантишке, который минутой раньше трясся мелкой дрожью при виде черного газа под окном? Кого ты хочешь обмануть, Персифаль?

– Ценность научных открытий не зависит от условий, в которых они сделаны, – Уотсон был непреклонен.

– Тогда вот тебе мое открытие – они дождались, пока ты уйдешь дарить светоч людям, а затем собрали все ценное и двинули подальше в лес, рыть себе норы – сказал Сайд.

Он никогда не заботился о политкорректности высказываний, и, тем более, о производимом впечатлении. Именно поэтому почти все ученое сообщество порвало с ним всякие отношения, а многие даже перестали воспринимать его всерьез, считая просто склочным стариком, выжившим из ума.

Уотсон развел руками. Любая встреча с Сайдом проходила в атмосфере напряженного препирательства, но сколько совместных открытий было сделано ими в молодости, когда в таких перепалках у кого-нибудь из них возникало прозрение!

– Я верю в обоснованность твоих догадок, – продолжал Сайд. – Кому, как не тебе, придумать что-то в этом роде? За последние годы я сильно устал от всего этого, так что не хочу даже спорить с тобой. Знаешь, я никогда бы не подумал, что буду на старости лет смотреть на звезды просто по привычке. а ты меня удивил. Все так же бодр, остроумен, горяч.

– Стив, ты хоть можешь себе представить, скольким людям твоя привычка спасла жизнь?

– Ты о чем?

– А статья?

– Кончай темнить, Перси.

– Статья в «Лондон Телеграф», хочешь сказать, была уткой?

– Ах, эта. Жалкий приступ гордости. Нашло что-то на меня, позвонил тому писаке. Думал еще потом, что зря полез. Только сам на себя собак спустил. Ты знаешь, сколько мне пришло гневных посланий? Упреков сколько было, издевательств? Но мне уже все равно. не те годы, чтобы меня это волновало.

– Я верю, Стив, что в Европе сейчас все по-другому, – сказал Уотсон. – Это сообщение о сопротивлении… По-моему, у них еще есть силы. Мои знания нужны им сейчас.

– Давай без высокопарности. Чего ты хочешь от меня? – ответил Сайд и кисло сощурился. – Мне льстит, что ты сразу отправился ко мне, да еще сподвиг на это толпу молодежи, но подумай трезво, что мы можем тут сделать?

– Не скромничай, Стивен, – Уотсон наклонился поближе к собеседнику. – Я же прекрасно знаю, что у тебя наверняка что-то припасено. Ты не можешь без сюрпризов.

– Я давно уже тут сижу как придаток телескопа. Ты видел дом? Мне прибраться сил нет, прислуга разбежалась. Только звезды пока со мной, одна радость. Какие тут могут быть сюрпризы?

– Меня не проведешь, дружище. Отпираться бесполезно, – Уотсон чувствовал, что нужно еще немного поднажать.

– Припасено, говоришь? Может, тебя антиквариат интересует? Этого добра у меня навалом. Даже пара тех летучих колымаг еще в ангаре место занимают.

– Ты о чем?

– Да о самолетах этих чертовых. Что, забыл, как мы с тобой веселились на рождество в девятисотом?

– Ах ты! Совсем вылетело из головы. До сих пор хранишь? – удивился Уотсон. Это определенно было то, что нужно. – И что же, так после этого и не летал больше?

– Да какое там! Забыл, какими мы были? на вершине мира, что ни день, то новое открытие, что ни ночь, то озарение. Вот были времена… Я и вспомнил-то про них недавно совсем, когда понесла нелегкая воздухом подышать. Дотащился до ангара, да и застрял там на полдня. Все хлам ворошил, вспоминал молодость.

Уотсон мечтательно вскинул голову. Воспоминания вспыхнули перед внутренним взором. Молодые, неимоверно успешные ученые, сделавшие к наступлению века несколько революционных открытий, погруженные в исследования технологий, свалившихся прямо с неба. Вопрос личного состояния больше их не волновал, можно было отдаться науке с потрохами. Продажа патентов в прямом смысле слова озолотила их. а развлекаться они тогда умели.

Профессор с замиранием сердца вспомнил ту пару небольших самолетов, купленных ими, чтобы с должным размахом встретить новый век. Особым образом подготовленные бипланы, на которых можно было летать небольшой компанией, отправляться на пикники куда-нибудь в солнечные равнины Шотландии. Создание этих машин было невозможно без некоторых открытий, сделанных Сайдом и Уотсоном, поэтому, летая на них тогда, они испытывали особенную отеческую гордость. Довольно скоро, впрочем, им на смену пришли новые любимые безделушки, бессмысленные скоростные электромобили, причудливо отделанные дома. Затем прошла и их пора. Академические успехи взяли верх над всеми пристрастиями, и развлечения молодости окончательно ушли в прошлое. Теперь это прошлое могло спасти им жизнь. Уотсон встрепенулся, разговор был не закончен.

– Стив, а что, самолеты еще в порядке?

– А что с ними сделается? Пыль сотри и вперед, ангелов гонять!

– Я, пожалуй, заберу свой. Он и так слишком долго злоупотреблял твоим гостеприимством.

– И что ты с ним делать собираешься?

– Мы полетим в Европу.

– Ты с ума сошел. Ты четверть века штурвала не касался. Я думал, ты хочешь сохранить свои идеи для потомков.

– Сейчас не то время, чтобы можно было выбирать. У меня предчувствие, что каждая минута на счету.

Подтверждением его слов стал резкий возглас удивления пополам с ужасом. Аннет хватала ртом воздух от возбуждения и показывала на телескоп рядом с собой. Все бросились к ней. Дикси первым успел к окуляру, припал к нему на секунду, которая показалась мучительно долгой. Тревога ледяной водой из ведра окатила присутствующих.

– Треножник! – Дикси отпрянул от глазка, чтобы дать другим посмотреть.

Джек был следующим. Череда пятен света и тени от плывущих облаков мерцанием высвечивала марсианина, шагающего на горизонте. Он приближался к локомотиву, плавно двигаясь вдоль насыпи, повторяя проделанный беглецами путь. в неспешных движениях, бесшумных на таком расстоянии, была заметна некоторая настороженность. Коробка излучателя едва заметно поблескивала в приподнятой над башней конечности.

– Он нас вычислил. Нам нужно спасаться.

Джек повернулся к товарищам и стал подгонять, чтобы быстрее собирали вещи. Страх, чуть отошедший после смены обстановки на задний план, снова начал неумолимо сковывать его волю.

– Здесь мы в безопасности, – проговорил Сайд. Он был поразительно спокоен.

– Ты о чем, Стив? – недоуменно повернулся к нему Уотсон. – Ты что, первый раз видишь эту машину?

– Не беспокойтесь, я знаю как свести счеты с этими паразитами.

Даже мистер Чи мог бы позавидовать такой невозмутимости. Такой резкий контраст обстановки и поведения хозяина вывел Уотсона из себя.

– Опомнись, надо спускаться вниз. Поторапливайся! – он перешел на крик. – Места в самолете хватит, мы не можем бросить тебя здесь.

– Дружище, я не могу упустить такой шанс, – Сайд был непреклонен. – Я слишком долго ждал. Я остаюсь. Тебя не задерживаю, у вас своя цель, у меня – своя. не трать время на болтовню.

Уотсон посмотрел на него как на сумасшедшего. Он перестал узнавать старого друга, видел перед собой странно чужого человека, даже в голосе и манере говорить заметил что-то незнакомое и пугающее.

Сэр Сайд медленно поднялся из кресла. в его позе вдруг проскользнула еле уловимая величественность. Уотсон еще сильнее заподозрил неладное. в глазах друга отчетливо читалась опасная решимость.

Молодые спутники уже силой тащили профессора к выходу на лестницу. Джек, накинув ремень приемника на плечо, подталкивал старика вперед, не давая возможности трезво оценить происходящее. Шаги гулкой дробью посыпались по каменной лестнице. Никто уже не видел, как Стивен Сайд обошел стол, спокойно проследовал к окну и замер в ожидании, когда сработает его безупречный план.

К ангару подбежали, преследуемые ревом треножника. Замок Сайда заслонял их от шагающей машины. Звук двигателя, лязг сочленений, легкое шипение гидравлики отчетливо слышались у подножия холма. Топот бегущих, судорожное дыхание не могли заглушить этот неизбежный, перекрывающий все шум погони.

Дверь в огромной, до крыши, половинке ворот ангара была приоткрыта. Бежавший первым Дикси навалился всем телом, провалился в черный проем, остальные запрыгнули следом.

Металлические стены приглушили звуки снаружи. Сумрачную пещеру ангара прорезали резкие косые лучи света из узких окон под самой крышей. Пара лучей высвечивала яркую краску на крыльях бипланов, стоявших в глубине. Уотсон сразу вспомнил голубую расцветку своего самолета и поспешил к нему, крикнул на бегу, чтобы открывали ворота.

Дикси уже возился с замком. Вдвоем с Джеком они распахнули створки, легко покатившиеся в стороны на прикрепленных снизу колесиках. в ангар ворвался дневной свет. Аннет и китаец стояли в стороне, чтобы не помешать.

Ангар больше походил на огромный склад, тут было все, что могло перемещаться своим ходом в хозяйстве сэра Сайда. Несколько спортивных экипажей, накрытых плотными полотняными чехлами, в дальнем углу – сиротливый трактор для уборки садовых дорожек. Самым броским пятном в интерьере оставались две крылатые машины, стоявшие друг за другом. У дальней суетливо копошился профессор, проверяя шасси, винт и механизмы закрылков. Из глубины помещения доносились неразборчивые восхищенные возгласы.

Через широкий проем ворот еще громче стала слышна поступь марсианина. Дикси подбежал к профессору.

– Сэр, нам не выкатить ваш самолет. Мешает второй.

– Молодой человек, Стивен не обидится, если вы немного прокатитесь на его игрушке. Вы ведь умеете водить самолет, я правильно понимаю?

– Конечно, сэр. Но как же вы?

– Руки вспомнят, молодой человек, не волнуйтесь. Освободите лучше проезд.

Уотсон уже сидел в кабине и проверял приборы. Небольшой четырехместный салон был отделан с благородной, изящной простотой, что не удивительно для прогулочной машины, предназначенной для состоятельных покупателей, пусть и спроектированной на заре технической революции. Аппарат был легким и маневренным. Даже пожилой человек смог бы справиться с ним, это гласила еще реклама во времена его покупки. Профессора наполнило желание убедиться в этом лично.

Дикси решительно полез во второй биплан. Он был той же модели, отличался только красной раскраской с более темными полосами поперек крыльев и пребывал в таком же великолепном состоянии, как и самолет Уотсона. Одновременно взревели моторы, начисто заглушив шаги треножника. Теперь беглецы не могли по слуху ориентироваться в происходящем и должны были полагаться только на свою расторопность. и на удачу.

Джек дотронулся до руки Аннет и, когда она повернулась к нему, замахал руками в сторону самолета, призывая скорее занимать места. Слегка подпрыгивая на неровном полу, мимо них проехал самолет Дикси. Чтобы ускорить взлет, Джек не стал догонять его, а поспешил к голубой машине, в которой уже разместились девушка и мистер Чи. Уотсон призывно махал, чтобы тот не задерживался.

Джек вскочил в салон и плюхнулся на переднее сиденье рядом с профессором. Кабина хорошо глушила вой двигателя, пассажиры могли разговаривать, лишь немного повысив голос. Уотсон обратился к Джеку:

– Здесь только четыре места, так что вашему другу придется решать самому, что делать. Думаю, Стивен не возражал бы против такого обращения с его техникой. Будем надеяться, что ваш друг присоединится к нам.

– Не беспокойтесь за Дикси, – сказал Джек. – Он способен управлять всем, на чем можно передвигаться.

Профессор заканчивал предстартовые процедуры. Немного замешкавшись, вспоминая нужные операции, он дал фору Дикси, но теперь все было готово начать движение. Уотсон отпустил стояночный тормоз и прибавил оборотов мотору. Легкая машина плавно покатилась к выезду из ангара.

Когда вырулили на гладко мощеную площадку перед ангаром, красный биплан стремительно набирал ход на взлетной полосе. Дикси действительно решил долго не рассуждать. Профессор все более уверенными движениями направил машину в ту же сторону. Постоянно повышая обороты, выжидал, когда будет достигнута нужная скорость.

Взлетная полоса шла вдоль ангара, окаймленная по краям буйно разросшимися кустами. Замок каменным великаном уходил в сторону, открывая пространство для обзора. с высоты холма открывался великолепный вид на много километров вокруг. с другой стороны здания сверкнул металл, пассажиры самолета заметили кабину треножника, плавно покачивающуюся в жуткой близости от убежища астронома. Искрящиеся в солнечных лучах иллюминаторы были обращены к замку, самолеты пока не привлекли внимания чудовища.

«У нас все еще есть шанс, – подумал Джек, – но нам слишком много везло в последнее время».

– Профессор, мы можем взлетать? – спросила Аннет.

– Да, теперь путь свободен, – ответил Уотсон, непрерывно бросая взгляд то на приборы, то на самолет Дикси.

Тот только что оторвался от земли, и уже уходил в сторону в лихом вираже. Траекторию рассчитал так, чтобы как можно дольше оставаться под прикрытием замка. Уотсон незамедлительно потянул штурвал на себя, и голубая стремительная птица взмыла в воздух. Взлетная полоса провалилась вниз, резко оборвалась в кустах. Поросший дикой травой склон холма побежал под днищем.

Профессор последовал за Дикси, чтобы не потерять его. Машина повернулась боком к замку, и все напряженно приникли к стеклам, пытаясь увидеть внизу своего врага.

Сэр Стивен Сайд был полностью уверен в победе. Тот шквал критики и обвинений в паникерстве, что поднялся после публикации злосчастной газетной заметки, только укрепил его решимость. Еще разглядывая красный глаз Марса, сигнализирующий о грядущей беде роковыми вспышками, он уже начал выстраивать план.

Средства для воплощения идей у него были всегда. Даже участвуя в экстравагантных мероприятиях, модных в среде ученых нового поколения, упивавшихся единением мировой науки, он благоразумно сохранил значительную часть родительского наследства. Удачно разместив некоторые патенты, преумножил капитал, получив возможность финансировать личные эксперименты и исследования.

Среди коллег Сайд всегда выделялся часто охватывающей его тяжелой угрюмостью. Он не разделял общего восторженного тона в отношении счастливого избавления от марсианской угрозы. Ему казалось очевидным, что только разум колоссальной мощи, обладающий неукротимой жаждой поглощения, мог решиться на подобный шаг. Случайность спасла их, но нелепо думать, что такой разум оставит происшедшее без последствий, не сделает выводы, не повторит попытку. Стивен Сайд искренне считал, что основные принципы психологии здравомыслящий ученый обязан распространять и на другие мыслящие существа. Мышление имеет универсальную общую логику.

С кем бы он ни говорил, ответом были безразличные отмашки и недвусмысленные намеки на паранойю. Постепенно замыкаясь в себе, проверяя логику выводов только своими же контраргументами, ученый прекратил попытки образумить оппонентов. Лишь единицы продолжали находить в его взглядах зерно истины. Большинство же было поглощено стремительно летящим ввысь техническим прогрессом и переменами в общественной жизни.

Зарегистрированные вспышки на Марсе стали неопровержимым доказательством правоты его теории. Чужое мнение больше не имело значения. Это был сигнал к действию, и ученый отдал всего себя приготовлениям к неминуемой встрече. Он не собирался скрываться или бежать при первом дуновении ветерка. Он поставил себе цель нанести как можно больший урон противнику и прибегнуть к отступлению – исключительно в тактических целях – только тогда, когда возможности для активной борьбы будут исчерпаны.

Он располагал огромной территорией поместья, отлично видимой из родового замка на вершине холма. Выгодная позиция, любой военный знает аксиому о необходимости контроля высот. Сайд знал, что они придут, ему не было нужды искать врага. Враг сам шел навстречу, а в распоряжении ученого были все знания о вражеской технике, полученные за четверть века земным научным сообществом. Ученый свято верил, что будет единственным, кто в предстоящей катастрофе сумеет использовать эти знания по назначению.

Из брюзжащего старика Сайд мгновенно превратился в дальновидного и расчетливого военного стратега. Попрощался с прислугой и оставшиеся месяцы посвятил воплощению плана обороны. Оборона всегда легче нападения, требует меньше средств и дает массу преимуществ. Нужно уметь действовать в обороне, тогда можно творить чудеса выживания.

В первую очередь он создал запасы продовольствия. Затем оборудовал замок современными средствами дистанционного управления, чтобы иметь возможность реже покидать наблюдательный пункт. Обновил арсенал оптических приборов, закупил через подставных лиц составные части для сооружения оборонного комплекса. Установку и настройку взаимодействия пришлось выполнять самому. Обливаясь потом, стирая руки до кровавых мозолей, по разработанной схеме с утра до вечера зарывал в поле устройства обнаружения, детонаторы, заряды, отвлекающие и дезориентирующие приспособления. Магнитные детекторы, настроенные на определенную массу металла, дымовые маскирующие шашки, выстреливающие заряд на строго заданную высоту, все было рассчитано, испытано и приведено в полную готовность. Орудие защиты должно быть максимально надежно скрыто от противника, чтобы дать преимущество за счет эффекта неожиданности.

Оборона должна предполагать различные способы тактического отступления. Специфика противника не давала Сайду особого простора для выбора. Меньше всего шансов скрыться, передвигаясь по земле. Выписанный из Германии специалист по раритетным моделям самолетов две недели реставрировал оба биплана. Самый дорогой контракт за всю его карьеру и самый срочный. Хозяин лично совершал пробные вылеты, каждый раз беря с собой немца, что как нельзя лучше способствовало качеству работы мастера. После реставрации самолеты оборудовал новейшими радиостанциями повышенного радиуса действия. Наличие второго идентичного летательного аппарата только увеличивало шансы на успех.

Сэр Стивен Сайд рассчитывал использовать весь накопленный потенциал, чтобы подороже продать свою жизнь. Он трезво оценивал шансы и не закрывал глаза на возможность незапланированного развития событий. Наверняка знал только одно – пока будет биться сердце, он будет стремиться уничтожать тварей любыми способами. Надеяться можно только на себя, но он и знает себя лучше, чем кого бы то ни было. Эти монстры еще пожалеют о том, что сунутся в его владения, если только им доступно чувство жалости.

Треножник почти достиг своей цели. Грациозно переставляя поочередно гибкие ноги, начал восхождение на холм, вершину которого короной украшал древний замок. Одна из ног опустилась поблизости от небольшого клочка свежей земли, хорошо видимого на зеленом ковре с высоты птичьего полета. Магниты потянулись металлу, замкнули контакты детонатора. в то же мгновение раздался взрыв, перед грохотом которого спасовала шумоизоляция кабин бипланов.

Огненный всполох озарил треножник снизу, окутал облаком жирного, грязно-черного дыма. Легким ветром облако растрепало на обрывки и понесло в сторону. Гигантский механизм с пронзительным скрежетом валился на бок. Попавшая под взрыв нога была наполовину оторвана и не могла сохранить равновесие машины. Подталкиваемое взрывной волной, чудовище размахивало лязгающими щупальцами, пытаясь в агонии ухватиться за что-нибудь. Уцелевшие конечности не выдержали возросшей нагрузки, подломились, начали зарываться в землю, разбрасывая комья земли. Их механика была нарушена, и они уже не подчинялись запертому в кабине марсианину.

Подставив щупальца так, чтобы принять на них груз кабины, треножник рухнул как потерявший сознание слон. Из покореженных суставов хлестали струи зеленоватого пара. Несколько щупалец, также лишенных управляющих воздействий, кнутами били по земле, вырывая дерн. Кабина осталась цела, лежала на траве, подмяв полуоторванную опору.

Гибкая подвеска теплового генератора, осталась без повреждений и теперь поворачивалась над кабиной треножника, как бы стремясь нащупать виновника катастрофы. Помутневший от слоя пыли ящик генератора замер, нацелился в сторону замка. Люди в крылатых машинах, описывающих широкую дугу в небе над холмом, затаили дыхание. Намерения чудовища были очевидны, помешать ему сейчас никто не мог. Бледный луч, прошив облако оседающей грязи и дыма, тонкой иглой уколол ближайшую башню замка. Мгновенно раскалившиеся до красноты камни кладки не выдержали нагрева, разлетелись осколками, бомбардируя черепицу и устланный опавшей листвой двор. Верхушка башни обвалилась во внутренний двор, неровный край тлел, медленно остывая. в проломе виднелись ступени винтовой лестницы.

У Джека пересохло во рту. Он не знал, что предпринял астроном, когда они покинули башню, был ли там до конца, или спустился, решив все же спастись. Теперь, когда оба самолета в воздухе, осталось ли какое-то укрытие, способное защитить хозяина замка от поверженного, но не побежденного монстра? Пока действовал генератор луча, трагический исход был неотвратим.

«Чудовище не остановится, пока не сравняет замок с землей, – обреченно решил Джек, – мы ничего не можем изменить».

Оглушительный раскатистый рык прорезал подавленную атмосферу в салоне самолета. Приглушенный ровный рокот мотора потонул в раскатах призывного сигнала обездвиженного марсианина. Голос отчаяния и бешеной злобы призывал подкрепление. Чудовище до последнего надеялось, что не останется умирать у подножия холма с дымящимися развалинами.

Словно в ответ на звуковой сигнал, в небе над замком свернул солнечный зайчик. Красные крылья биплана Дикси предательски бликовали в лучах солнца. Пилот был не в состоянии представить все последствия маневров над сценой трагедии и сохранял курс, стараясь разглядеть происходящее внизу.

Джек рванулся к бортовой рации. Глаза шарили по панели в поисках рукоятки для настройки нужного диапазона передачи. Побелевшие пальцы вдавили кнопку на корпусе микрофона.:

– Дик, уводи самолет! – закричал он срывающимся голосом. – Тебя видно с земли! Нас всех видно с земли!

Пассажиры вздрогнули от крика и обернулись к Джеку. Они были как утки, поднятые из камышей, на которых смотрит в прицел неподвижно стоящий охотник. Только не было собаки, что побежит за подстреленной дичью и принесет хозяину. Холодный пот прошиб Джека, он с мольбой смотрел на летящий впереди самолет.

«Ну же, Дик, отворачивай!» – взмолился Джек и снова закричал в микрофон.

Красная четырехкрылая птица сверкнула лакированными плоскостями. Словно нехотя, повела крыльями, начала уходить на вираж. Профессор, следуя за ведущим, резко перекинул штурвал, чуть не сорвав самолет в штопор. Теперь они с каждым мгновением удалялись от ревущего внизу марсианина.

«Кажется, пронесло», – Джек облегченно выдохнул и попытался расслабиться.

Он обернулся назад, чтобы в последний раз посмотреть на территорию замка, все еще надеялся увидеть Сайда, сумевшего выскочить из-под обломков. Вместо этого Джек заметил тонкую бледную полосу, перечеркнувшую небо. Еще не понимая произошедшего, дернул головой в обратную сторону. в воздухе перед ними, в голубом просвете между громадами сияющих белизной облаков, распускалась черная роза. Огненная вспышка в ее сердцевине уже почти погасла, слабо играя багровыми отблесками на бурлящих дымных лепестках. Извивающимся бугристым стеблем уходил вниз шлейф, тянущийся за пикирующей грудой оплавленного металла.

Джек закрыл глаза. Его обмякшее тело подпрыгнуло и тяжело ударилось о борт – профессор выполнял очередной маневр уклонения на грани фола. на заднем диване, вцепившись в боковые поручни, сидела бледная как смерть Аннет. Мистер Чи держался за спинку сидения Джека, напряженно следил за действиями Уотсона, будто взглядом помогая удерживать машину в повиновении. Самолет разминулся с начавшим терять форму дымным бутоном, нырнул в спасительную белую пелену, разом проглотившую его.

Немигающие от волнения, большие бледные глаза жадно впились в панель внутреннего обзора. Пот струйками тек со лба, заставлял вытирать лицо рукавом черной потрепанной туники. Жар от только что отработавших двигателей продолжал носиться по отсекам. Иррат заморгал, стараясь вернуть ясность помутившемуся зрению. Ему хотелось видеть все, до последнего мгновения. Затаив дыхание, снова приблизился к стеклу, продолжил напряженно вглядываться в неясные тени.

Неподвижные коконы амортизаторов свисали на растяжках подрамника совсем рядом. в слабом свете светильника можно разглядеть вполне отчетливо. Веретенообразные мешки напомнили Иррату добычу ненасытного маленького шилка, что плел ловчие сети в углах барака. «Какое меткое сравнение, – ухмыльнулся он. – Они и есть добыча, моя добыча. Моя победа».

Так все и должно произойти, абсолютно неотвратимо. Возмездие всегда должно быть таким. Уже можно не ждать, сомнений нет, больше ничто не помешает. Он отодвинулся от панели. Все кончено, план сработал. Сейчас он увидит долгожданный результат.

«Я оказался прав тогда, Время указало мне правильный путь».

Под грузом внезапно навалившейся усталости медленно откинулся на спинку кресла. Теплое блаженство разливалось по уставшим мышцам, обмякшим под красноватой кожей. Только теперь можно будет позволить себе отдых. Впереди еще ждут гораздо более сложные этапы миссии, но всему свой черед. Сейчас пришло время для наслаждения успехом. Это можно себе разрешить, никто не имел бы права упрекнуть Иррата в легкомыслии после совершенного здесь. Но никто и не мог быть свидетелем его подвига.

Иррат старался не обращать внимания на назойливую рябь экранов – система кричала о вмешательстве в свои недра. на секунду прикрыл глаза, смутные цветные пятна поплыли перед сомкнутыми веками, рождая в воображении причудливые картины. Мысленно он снова вернулся к ненавистным тиранам, чьи трупы никогда не покинут коконы.

«Когда-нибудь эта участь постигнет каждого из них. Если только мы не отступим, и Время смилостивится над нами. и если мой план окажется не бредом доведенного до отчаяния раба. Нет, этого не может быть. Я больше не раб, и доказательство сейчас появится там, за переборкой. Я сделал это своими руками и никогда еще не испытывал ничего более восхитительного!»

Сладкая дремота кутала его мягкими покрывалами, заставляя прикладывать все силы, чтобы не провалиться в бездонный сон. Многоцветье истеричных всполохов на экранах диагностики внутренних систем стучалось в закрытые веки. Внутри родилась напряженная смесь предвкушения и решимости. Открыв глаза, он был уже готов воспринять момент триумфа.

Исполинский корпус содрогнулся от пришедших в движение огромных механизмов в задней части грузового отсека. Мрак на обзорной панели прорезал тонкий серп бледного света. Иглы звездных лучей проникли в начавшую расширяться щель, на полированных поверхностях корпусов машин сверкнули блики. Это длилось краткий миг. Затем удар убийственного разряжения атмосферы понесся от отверстия по отсеку, достиг ближайшей камеры слежения, и она сорвалась с креплений, пылинкой унеслась в круглую дыру люка. Панель погасла, Иррат спешно переключился на другую камеру.

Пустота высасывала все. Круглая крышка получила смещенный импульс, начала вращаться, то подставляя плоскость под солнечные лучи, то пропадая в черной тени. О крышку бились вылетевшие из внутренностей отсека сложенные опоры машин, кабины, контейнеры с запасными деталями. Держатели коконов не выдержали и сорвались. Волна смертельного холода приморозила ткань к тушам ненавистных созданий. Пять окаменевших свертков, беспорядочно крутясь и сталкиваясь с окружающим хламом, устремились в открытое пространство.

Иррат заметил, как вслед за ними рванулись десятки коконов поменьше, сцепившиеся креплениями с кусками внутренней обшивки, вырванной с мясом из стен. Словно в бою, как и уготовано, последовали за хозяевами. Гибель соплеменников, превращенных безжалостным расчетливым разумом в послушных убийц, была неизбежным трагическим дополнением великой мести Иррата.

Вскоре отсек окончательно стал частью внешнего пространства. Иррат наслаждался зрелищем ободранного ураганом разгерметизации, опустошенного цилиндра, испещренной рваными шрамами блестящей поверхности грузового отсека. Он остался единственным живым существом в чреве гигантского снаряда.

Пространство коснулось внутренних стенок опустошенного отсека, многократно увеличенной поверхности, служащей теперь для охлаждения корпуса. Тепловой баланс, нарушенный работой Иррата, заметно исправился. Пилот нежился в наступившей прохладе.

Теперь цель полета должна принести Иррату и его народу спасение. Все свое умение предстоит использовать пилоту, чтобы уцелеть при посадке.

Он занялся анализом данных с датчиков ориентации. Лишившийся части массы снаряд приближался к огромному спутнику Теплого Мира. Предварительные расчеты указывали, что спутник выправит траекторию полета, увеличив шансы точного попадания. Но сейчас Иррат обратил внимание, что отклонение траектории стремительно выходит за допустимый предел. Изменения напугали его. Облегченный снаряд сильнее притягивался к спутнику планеты, не укладываясь в расчеты, его сносило в сторону от цели.

В панике Иррат вскочил из кресла, кинулся к пульту управления рулевыми двигателями. Привычным движением вытянул его на складной опоре, придвинул к кокону так, чтобы дотянуться рукой изнутри. Одним прыжком влетел в щель между складками ткани, развернулся, высунул руку наружу.

Хватка кокона усилилась, автоматика отреагировала на появление тела внутри мешка. Сообразив, что нужно будет видеть результат своих действий, Иррат успел просунуть во входную щель голову и расположить вторую руку так, чтобы быстро натягивающаяся ткань не пережимала горло.

Панель показывала растущее отклонение курса. Маркер текущего положения все дальше уплывал по сетчатой разметке от маркера цели. Иррат вцепился в рельефный округлый набалдашник рычага и дернул в сторону. Раскаленная струя вырвалась из носового двигателя. Корпус содрогнулся, убежище Иррата сильнее сжалось, отреагировав на боковое ускорение. Круглая отметка прекратила отдаляться от центра панели, остановилась в пересечении линий масштабной сетки. Нужно продолжать исправлять курс. Иррат приготовился к удару, снова отклонил рычаг.

Притяжение спутника старалось сбить снаряд с верного пути. Скорость полета стала увеличиваться. Каждая коррекция требовала от Иррата новых расчетов усилия при отклонении рычага. Цель почти полностью вошла в нужный квадрат сетки, можно было сделать перерыв. Неравномерные толчки утомили пилота. Он разжал руку и сделал шаг. Кокон отреагировал на движение, ослабил хватку, позволяя протиснуться в щель.

Удовлетворенная улыбка осветила покрасневшее сильнее обычного лицо. Еще один успешный шаг на пути к победе. Иррат устало опустился в кресло, в нетерпении пощелкал клавишами в поисках лучшего вида с камеры на носу снаряда. Цель снова впереди, она значительно приблизилась и при максимальном увеличении заполняла всю панель.

Иррат разглядывал необычайное зрелище. Теперь стало ясно, в чем причина такого необычного цвета, которым так манил Теплый Мир. Переливаясь всеми оттенками синевы, окруженная тончайшим туманным ореолом атмосферы, планета прикрывала материки белоснежным кружевом облаков. Огромные синие области, несомненно, покрыты водой.

Широко раскрытые от небывалых впечатлений глаза перескакивали от одной части изображения к другой, стремились ухватить все сразу, не пропустить ни единой детали. Поглощенный каторжным трудом, Иррат уже долгое время не пользовался наружными камерами, исправлял отклонение по датчикам, стараясь не терять драгоценные минуты. Теперь у него была возможность наверстать упущенное, пока не пришел момент для последнего рывка.

Изумляла непохожесть Теплого Мира на родной дом. Только в некоторых местах удалось разглядеть пятна знакомого песчаного цвета и темные горные гряды. Обилие зелени на свободных от воды участках рождало тревогу. Иррат не знал, что это такое, но выжженные в памяти кошмарные ассоциации, связанные с зеленым цветом в его жизни, говорили, что Теплый Мир может быть смертельно опасен. Что-то шевелилось на краю сознания, что-то шептало, чтобы Иррат не спешил делать выводы, но рефлексы были сильнее. Он съежился в кресле и постарался унять дрожь в руках.

Огромные пространства воды опять привлекли его внимание через некоторое время. После недолгого размышления над их природой волна тревоги нахлынула вновь. Простое предположение ошеломило Иррата – снаряд может упасть в воду! Подавленный открытием, он не сразу взял себя в руки.

«Так вот что могло случиться с предыдущей армадой! Что если Теплый Мир смог защититься от тиранов, просто сбросив снаряды в воду? и что случилось с теми снарядами, что летели впереди меня?»

Иррат понимал, что сложность проблемы, которую удалось успешно решить, могла оказаться не под силу тем пилотам, что летели в других снарядах. Наличие таких обширных водных пространств вселило надежду, что его товарищи могли использовать свой последний шанс, чтобы добиться результата другим способом. Если, конечно, хоть один сумел устоять перед «разрушителем воли», как сделал это Иррат.

«Вот только рискнул ли кто-нибудь из них? не побоялся ли, что все остальные последуют тем же путем, и народ Теплого Мира никогда не получит нашу мольбу о помощи? Как бы поступил я на их месте? Но теперь у меня нет такого выбора. Я добился своего, и моя задача – посадить снаряд на твердую поверхность, пусть даже и такую зеленую. Хватит ли зарядов в двигателях, чтобы суметь прицелиться?»

Голубой шар медленно вращался перед глазами. на видимую сторону начал выплывать большой участок суши, закрывая значительную часть поверхности. Иррат воодушевился, вероятность благополучного исхода возросла.

«Лишь бы только он повернулся ко мне нужной стороной. Я не смогу облететь кругом».

Цель становилась все ближе. Максимальное увеличение уже заставляло картинку выйти за край панели, так что Иррат заметно уменьшил масштаб. Он увидел, что материк имеет сильно вытянутую в направлении вращения планеты форму.

«Это прекрасно, тем проще будет попасть на него».

Край суши оборвался, показался небольшой клочок земли, отделенный тонкой полоской воды, а затем вновь началась бесконечная синь от полюса до полюса, прикрытая кое-где ажурными спиралями циклонов. Иррат ждал, пытаясь мысленно вычислить, каким боком повернется планета, когда придет время начать торможение. Вдруг вода кончилась, Иррат увидел два больших материка, соединенных тонкой перемычкой. Уверенность в успехе окончательно завладела пилотом. Такое чередование воды и суши позволяло направить снаряд, даже не тратя слишком много топлива.

Когда пришла пора лезть в кокон, планета успела совершить полный оборот. Снаряд снова был нацелен на обширный вытянутый материк. Иррат действовал спокойно и уверенно.

Щит приборов моргал предупреждающими зелеными глазками сигнальных огоньков. Последние мгновения до решающего маневра. Повинуясь указаниям датчиков ускорения, кокон уплотнился. Иррат принял знакомое положение, проверенное при облете спутника. Рука покоилась на рычаге тормоза.

Редчайшие молекулы верхних слоев атмосферы Теплого Мира ударили по корпусу. Температура начала возрастать, Иррат ощутил контраст между прохладной струей внутри кокона и воздухом, окружающим руку и голову. Повинуясь сигналам на панели наведения, он начал торможение. Громада снаряда забилась в конвульсивных толчках. Атмосфера оказалась намного плотнее, снаряд с неохотой погружался как в кисель, снижение проходило слишком медленно. Пилот сильнее тянул рычаг.

Пот застилал глаза, воздух в рубке раскалялся с каждой секундой. Сеть обогревающих труб переключилась на охлаждение, но не справлялась с задачей так же, как не смогла справиться с обогревом. Недостаток воды в системе, выпитой Ирратом за все время полета, начал неумолимо влиять на качество ее работы. Взмокшая ладонь срывалась с рукоятки, пришлось до боли стиснуть кулак. Сквозь влажную пелену, застилавшую глаза, расплывчато проглядывала главная панель с видом на планету. Изображение с внешней камеры тонуло в окружающем снаряд пламени.

Рискуя обварить руку, Иррат тянул рычаг изо всех сил. Лицо жгло, он перестал что-либо видеть. не в силах больше терпеть, втянул голову в кокон под поток освежающего воздуха. Это было единственное место, которое автоматика еще могла контролировать. Стянутая оболочка не давала пошевелиться, чтобы вытереть лицо, пылающая в ожоге кожа прилипла к ткани.

Рука отказывалась слушаться. Вместо нее – ослепляющая боль, от которой нет спасения. Утратив на мгновение контроль над собой, Иррат ослабил хватку. Рука соскользнула с рычага, ударилась о ткань кокона, и тот захватил ее, прижал к телу, вытянутому струной в спасительной прохладе. Пилот уже был без сознания, исчерпав все резервы мужества и физических сил.

Сильнейший удар вогнал снаряд в землю почти на всю стометровую длину. Кокон полностью поглотил перегрузку, не вывел Иррата из беспамятства. Вскоре мешок обмяк, но не раскрывался, пока не было попытки выбраться.

Корпус стремительно отдавал тепло окружающей земной толще. Покрытый окалиной, дымящийся бок снаряда лишь слегка выступал над мощным валом вывороченной из воронки земли.

Воздух внутри рубки пропитался вонью перегретой изоляции. Многие панели не выдержали сотрясение, покорежились, свисали покосившимися пустыми квадратами, лишенные энергии и крепкой опоры. Листы внутренней обшивки разошлись, обнажились переплетения проводов, шлангов, торчащих из щелей управляющих блоков. Тело снаряда стонало, разнося по боковым проходам эхо столкновения.

Зияющий круглым провалом вместо выброшенной кормовой крышки, грузовой отсек сместился от оси вращения из-за губительной потери жесткости корпуса. Стены снаряда деформировались так, что крепко запаянные перед стартом внутренние люки раскрылись, выпуская в земную атмосферу жар из боковых проходов и носовой рубки. Запах гари и испарений почвы проник внутрь.

Глухой гул мотора, удерживающего заданные обороты, доминировал в маленьком салоне. Профессор держал курс в Европу, выяснив по карте направление на Пикардию, ближайшую французскую провинцию по ту сторону пролива. Изредка бросал взгляд на планшет, сверялся с компасом. Плотный слой низких облаков, плывущих под самолетом, надежно скрывал полет. Неумолимо приближался невидимый и спасительный Ламанш.

Пассажиры молчали, каждый пытался разобраться в собственных мыслях. Две смерти, одна геройская, самоотверженная, другая нелепая и случайная, заставили очевидцев трагедии погрузиться в себя.

«Как же так, Стив? Неужели я не знал тебя? Как ловко ты провел нас, заставил сбежать, чтобы мы не помешали».

Профессор Уотсон испытывал сложную смесь ощущений. Это была и жгучая горечь утраты товарища, с которым вместе работал половину жизни, и досада оттого, что не удалось сказать так много важного. Сюда примешивалось редкой силы удивление, вызванное резкой метаморфозой, произошедшей с Сайдом в последнюю минуту перед расставанием.

«Какой же ты хитрец, Стивен! Ты всегда был себе на уме, но такого фокуса я от тебя не ожидал. Это достойно истинного гения. Как легко я поверил, что ты все тот же ворчливый отшельник. Я нарушил твой план, ворвавшись к тебе, но ты сумел выкрутиться. Блестящая импровизация! Как в молодости».

Уотсон слегка крякнул от восхищения, но его мимолетное оживление осталось незамеченным.

«Но как я дал маху! Следовало догадаться, еще когда мы вошли в ангар. Самолеты в идеальном состоянии. Оба как новые. Хлам, говоришь, ворошил? Молодость вспоминал? Говоришь, пыль стереть и вперед? Нет, дружище… Ты не только стер пыль. Ты кучу времени угробил, чтобы эти колымаги смогли взлететь. Это был главный твой козырь».

Он еще раз оглядел салон, перехватил удобнее штурвал, проверил приборы. Аппарат вел себя безупречно, как в старые добрые времена.

«Ты сделал королевский подарок, пожертвовав нам это сокровище. Я никогда не забуду этого. Но был ли у тебя запасной вариант? Клянусь лысиной, был. Эти мины в поле, эта батарея телескопов… Я мог бы заподозрить, что эти телескопы не для наблюдений за небом. Я же видел твои аппараты в работе, они были совсем другого масштаба. Проклятье! Я словно ослеп, когда ты стал спорить со мной. Ты же специально заморочил мне голову, чтобы я не догадался раньше времени и не сорвал тебе приготовления. Ты не ждал меня. Ты собирался защищать свою жизнь, но так решительно расстался с ней ради спасения моих идей».

Профессор ощутил проблески предчувствия, какие бывали у него в шаге от открытия. Он крепче сжал штурвал, мысли вдруг приковали все его внимание.

«Значит ли это, что ты признал мою правоту? Должен ли я расценивать твою жертву, как доказательство ценности моих выводов?

Это твое послание мне – я должен донести свое открытие до людей там, на той стороне. Теперь я понимаю. и еще один человек уже отдал свою жизнь, помогая мне. Как жаль этого мистера Дикси, такой преданный молодой человек».

Воспоминание о гибели их спутника вызвало у Уотсона прилив сочувствия к новым товарищам. Он постарался незаметно повернуть голову и оценить состояние соседа, но так, чтобы не потревожить его. Было бы не лишним проявить сострадание сейчас, когда стало сравнительно спокойно. Однако вид спутника говорил, что пока не время. Джек смотрел вперед невидящими глазами. Лицо было отрешенным и расслабленным. Ученому показалось, что в состоянии Джека было что-то общее с медитацией или трансом. на коленях актера по-прежнему лежал блестящий ящичек радиоприемника, бесполезный из-за потери заряда батареи, но служивший символом надежды, указавшим цель их путешествия. Полированные ползунки на корпусе отбрасывали крошечные блики на перепачканные пальцы.

Внутренний мир Джека рвался на куски вихрями отчаяния. Водоворот событий последних двух дней привел в беспорядок всю систему его жизненных ценностей. Реакции на некоторые вещи были не свойственны ему, в других же ситуациях он вел себя удивительно хладнокровно. Окружающий мир пугал Джека, но иногда гораздо сильнее пугали собственные мысли. Он словно в потемках бродил кругами в мешанине своего сознания, возвращаясь раз за разом к одним и тем же мыслям.

«Какая нелепость. в шаге от спасения его убило чертово солнце. Как утка на взлете. Мы все были как утки. Чудовищное болото с трехногими железными цаплями. Это не реальность, а кошмарный сон, в котором нет выхода. на нас опять напали осьминоги на железных цаплях. Я схожу с ума…»

Слизистую глаз защипало, подсознание спохватилось, заставило моргнуть. Движение повлияло на ход мыслей.

«Две жизни за четверых. Мы спасены, но есть ли в этом смысл? Почему я должен жить, а Дик нет? а этот безумный астроном? Какой дьявол заставил его остаться там, как бельму на глазу этой твари? Он хотел принять бой? Идиотское рыцарство! Англия сошла с ума. Эти монстры хозяйничают в сумасшедшем доме. Какой смысл был спасаться оттуда, нести безумие на континент? Куда мы летим?»

Самолет качнуло в воздушной яме. Пальцы Джека скользнули по прибору на коленях, отдернулись от прохладного металла. Легкое воздействие извне чуть отрезвило.

«А девчонке все нипочем. Женский порог чувствительности? Выход за пределы прочности, когда лучше не возвращаться? Нет, тут другое. Молодость дает себя знать. Ей еще нечего терять, она и пожить не успела. Вот причина. Она приземлится и станет рассказывать о приключениях. Опять будет щебетать, как всегда, окруженная толпой поклонников.

Успела ли она понять, что за время наступило? Бедняга Дик говорил – она руководила отрядом, пока я был в коме? Неужели, даже его тогда коснулось безумие? Что за фантазии? Хочу домой во Францию – вот были слова истины. Женщине не место среди мародеров и трупов. Понимает ли она, как ей повезло сейчас? Надо бы подбодрить ее, хоть затем, чтобы взбодриться самому. Глупый самообман, но что мне остается делать?

И нет больше верного Дикси. Как не хватает сейчас его простодушной бодрости. Что может быть нелепее? Две недели выживать в самом пекле, весь опыт собрать в кулак, чтобы мы вырвались оттуда, и испариться по дикой случайности, когда уже все позади. Счастье, что он ничего не почувствовал. Бедняга Дик…»

Джека понесло на очередной виток мысленного хоровода. Радость спасения, горе утраты, жалось к Аннет, удивление поведением китайца, загадочность фигуры Уотсона, необъяснимое безрассудство угрюмого астронома, все это штормовыми волнами накатывало на давшие трещину стены самозащиты Джека.

«Что же было такого в этом Сайде? Жгучее презрение ко всем, кто игнорировал его предупреждения. Безоглядная уверенность в своей правоте. Озлобленность на упивающихся наступившим всепланетным миром. Нежелание покидать родовое гнездо даже под прицелом луча. Такая спокойная решимость перед лицом смерти. Нет, это не рыцарство, это что-то другое».

Он глубоко и медленно вздохнул. Порция кислорода освежила кровь, мысли продолжали обретать четкость.

«Что сделал Дик? Он показал, что перед смертью все равны. Что сделал Сайд? Довольный, смотрел, как умирает враг, и спасаемся мы. а что сделал я? Сбежал с острова, в компании старика и женщины».

Невыносимая тяжесть презрения к себе навалилась на Джека, заставила сгорбиться. Невольный стон сорвался с пересохших приоткрытых губ, но потонул в рокоте мотора. Цепь волнующих логических выводов стала выстраиваться в голове, уводя в незнакомые доселе области мироощущения. Ему стало жарко, то ли от энергии происходящих в нем изменений, то ли от падающего из бокового окна не по-осеннему теплого солнечного луча.

Тот же свет огнем горел в рыжих прядях на голове Аннет. с холодным сосредоточением она следила за проплывающими облаками. Белоснежные горы, медленно оплывающие и вздымающиеся под воздействием конвективных потоков воздуха, идущих от пролива, действовали на нее успокаивающе. Это движение небесных громадин будет вечным, даже марсиане не могут повлиять на него. Это то, что у человечества не отнять никогда. Воздушные замки над головой.

Легкая качка на воздушных волнах умиротворяла девушку. Аннет рассматривала прошедшие события, как читают новости в старой газете, с ощущением, что все это давно в прошлом, но что-то в спешке упущено из вида. Что-то, что еще может повлиять на ход событий в настоящем или будущем, если провести еще один анализ, бросить еще один внимательный взгляд.

«Все было хорошо, пока Джек был в коме. не было его досаждающего сарказма и показного цинизма. Почему это меня всегда заводит? Он прекрасно знает это, просто грубо повторяет один и тот же прием. Пока он спал там, в подвале, было гораздо спокойнее».

Бугристая сверкающая гора начала пучиться на фоне синевы горизонта. Аннет скользнула по ней взглядом и вернулась к размышлениям.

«Все время, пока мы знакомы, он не давал мне проявить себя, как будто я ничтожная статистка, недостойная серьезных поступков. Дурацкая звездная болезнь, как это все очевидно и предсказуемо! Молодым актрисам никогда не избежать этой дискриминации. Хорошо, что я была готова с самого начала.

Единственный мудрый поступок совершил, и то сопротивлялся, когда вытащил меня из кинотеатра. и как я поверила в эту чушь про спецэффекты?

Повезло, что Дикси не подвел. Мне всегда казалось, что этот телохранитель куда порядочнее и расторопнее самого Джека. Хорошо, что он не пострадал во время аварии, иначе грош цена была бы моей интуиции без его исполнительности. Уговорить остаться в том подвале было очень просто. Кома Джека оказалась отличным поводом. Где бы мы были, если б не она?

И аптекарь очень удачно подвернулся в тот раз. Хорошо, что удалось убедить его остаться с нами. а этот самодовольный тип даже не поблагодарил меня за это, когда очнулся. Сразу начал планы строить, командовать. Даже слова не давал сказать. Почему ему взбрело в голову, что он должен распоряжаться всем? Видите ли, это ему в голову приходят прекрасные идеи. Он даже ни разу не стоял в карауле, не видел, как толпы сумасшедших бродили в первые дни вокруг. Уж он наверняка раскрыл бы наше убежище. Только и может, что рот затыкать».

Девушка начала распаляться, но внешне не подала никаких признаков возмущения. Только сильнее повернулась к окну.

«А эта его выходка в магазине? Как вспомню, тошнит. Это же надо до такой гнусности опуститься, обобрать беднягу, пока тот без сознания. Вот когда раскрылась вся его подлость. Надо было раньше понять, что он только о себе и думает. Поделом ему, что нарвался на патруль. Пусть бы там и остался, так нет же. Если бы не эти пушки, валялся бы сейчас, высосанный до последней капли».

Аннет прищурясь посмотрела на затылок Джека, видневшийся над краем спинки сиденья. Он не шевелился. Вступать в очередную перепалку просто не было сил. Изучать кучевых колоссов за бортом намного приятнее.

«И как он только справился с пультом на вокзале? Вот уж не думала, что он способен на что-то, кроме своих однообразных гримас перед камерой. Стоило ли его успокаивать там, в паровозе? Ладно, пожалуй в тот раз стоило. Иначе не узнали бы, что с этими патрулями. Какой кошмар… Бедные парни… Интересно, почему профессор проявил такое внимание к этим солдатам? Аж дыхание затаил, когда слушал. Нужно обязательно это выяснить».

Аннет решила было обратиться к Уотсону, но сообразила, что не стоит сейчас отвлекать старика от управления. Все же лететь на такой высоте, в маленькой тесной машинке – это очень опасное и сложное занятие. Особенно для пожилого человека, столько пережившего сегодня утром. Профессор как раз вел самолет по пологой дуге, облетая стороной очередное скопление облаков, высоко выступающих наверх из непроглядного пушистого покрова под ними.

«Вот скоро и Франция! Милый дом… Какое счастье, что мы летим туда. Все-таки сбылись обещания этого надменного мужлана, нам повезло найти способ переправиться через пролив».

Она все не могла успокоиться и унять возмущение. Чтобы взять себя в руки, привычным движением заправила локон за правое ухо. Это будничное действие придало немного естественности обстановке и позволило справиться с волнением.

«А мне понравилось руководить отрядом. Есть в этом что-то… возвышающее… Это было приятно, меня слушались».

Лицо Аннет приобрело довольный оттенок, но тут ей показалось, что кто-то смотрит на нее. Сидящие впереди не шелохнулись. Она повернулась к мистеру Чи. Китаец спал, сложив руки на груди и прислонив голову к стенке кабины. Пестрые шелковые складки рубахи изящно переливались в такт ровному дыханию. Драконы, казалось, бесконечно повторяли однообразные па, то наклоняя головы, то расступаясь в стороны.

«Какой все-таки странный человек. До сих пор не понимаю, что у него на уме. Неужели, они там все такие? Надо обязательно узнать о нем побольше».

Интуиция, то самое женское чутье, которому она всегда, не раздумывая, следовала всю сознательную жизнь, подсказывало, что мистер Чи не отправится на родину в Шанхай после их приземления. Аннет Пети точно этого не сделала бы, ведь разворачивающиеся события давали захватывающие перспективы и великий простор для новых ощущений.

Была ночь, когда извергающая зеленоватое пламя стремительная комета разорвала черное, в сверкающих искрах, небо и обрушилась на умиротворенно молчавшую, бескрайнюю долину Вермандуа. Бешеный натиск горячей ударной волны испепелил редкие раскидистые клены вместе со стаями ворон, дремавших в багрово-красных кронах. Отдаленные деревья вспыхнули сигнальными факелами, в разрываемый бушующими вихрями ночной воздух взвились зловещие черные клубы дыма.

Массы земли взметнулись ввысь, раскаленным дождем осыпались на начавшую увядать осеннюю траву. Воронку накрыло облаком бурлящей пыли. Жухлые кочки занялись огнем, образуя вокруг воронки отчетливое, светящееся точками кольцо, хорошо заметное с птичьего полета. Долина зарделась зловещим узором из пылающих костров, врассыпную разбегающихся от чадящей воронки диаметром более половины километра. Колышущееся марево жаркого воздуха расплылось над остывающим обгорелым корпусом снаряда, заставляя созвездия отплясывать на небосводе дикие, тревожные танцы.

Подземный родник, стремившийся по незримой артерии к местной реке, оказался раздавлен снарядом и теперь выплескивал ледяную ключевую воду на обугленные бока пришельца. Пар прорывался по щелям вдоль округлых стен, мощными струями бил в пыльную шапку, накрывшую долину. Корпус цилиндра стонал от неравномерного охлаждения.

В паре километров к юго-западу горизонт заслоняла чернеющая стена древнего леса Буа-де-Холнон, отделенного от места падения дорогой, связывающей Верман и Холнон. Над лесом кружили взбудораженные птицы.

Землетрясение долгим эхом прокатилось на многие километры. в домах отдаленных деревень задребезжали стекла, вырывая из беспокойного мимолетного сна людей, живущих в томительном, угнетенном ожидании страшных марсианских атак.

Население Европы сутками без отдыха готовилось принять вызов. Всеобщая мобилизация после падения первых же снарядов на британские острова, была лишь самым началом вихря общественных перемен. Волей случая получив некоторую отсрочку, европейцы спешили приложить все усилия, чтобы использовать для приготовлений каждую секунду. Угроза падения снарядов на территорию континента невыносимой тяжестью давила на любого. Тысячами люди сходили с ума во время припадков пессимистической обреченности. Миллионы потеряли сон и способность трезво оценивать ситуацию.

Остатки надежды на избавление от угрозы сохранились в наибольшей степени среди военных кругов. Вооруженные силы Франции, оказавшиеся на переднем краю линии обороны, были поставлены в самое невыгодное положение. Реакцией на это было проявление редкой по количеству мероприятий активности, направленной на усиление боеготовности, повышение уровня оптимизма, граничащее временами с полным пренебрежением реальной опасностью.

Одним из способов призвать население к сплочению и подъему духа была круглосуточная трансляция пропагандистских радиопередач, созывающих людей под крыло вооруженных сил, заверяющих в возможном успехе ответной наступательной операции. Многие откликнулись. Со всех концов объединенной Европы стягивались неугомонные активисты и простые граждане, не желающие смириться с намерениями агрессора, стоящего у порога.

Катастрофический недостаток сведений с захваченной территории приводил к рождению порой совершенно безумных проектов освобождения порабощенных соседей. Первые же попытки получить разведывательную информацию, направляя самолеты за пролив, потерпели сокрушительное фиаско. Самолеты не возвращались. Это привело к расколу в рядах зарождающегося сопротивления, в результате которого в штабе остались только непоколебимые оптимисты. Они проводили дни и ночи, разрабатывая нескончаемые планы ответных ударов, масштабных общевойсковых операций, предназначенных для молниеносного подавления захватчиков. Отколовшееся крыло оппозиции настаивало на необходимости выжидания, упирая на то, что истории свойственно повторяться, что нужно только потерпеть, пока губительные бактерии снова сделают свое дело.

Астрономы продолжали фиксировать падения снарядов на территории Великобритании. Непрерывной чередой они следовали уже две недели, каждую ночь с дьявольской аккуратностью проносились в вышине, обрушиваясь на агонизирующие острова за проливом. Однако никаких действий по отношению к Европе не предпринималось. Все сохранившие способность к анализу, терялись в догадках, почему чудовища не стремятся расширять границы. Решения, принимаемые нечеловеческим разумом, были недоступны для понимания напуганными, балансирующими на краю истерики людьми.

Сторонники активных действий стали одерживать верх, упирая на то, что при очевидном постоянном притоке новых сил агрессоров, бессмысленно надеяться на повторение прошлого. Давление ожидания катастрофы росло с каждым часом. Известие о падении снаряда на территории Франции, в Пикардии, разнеслось с быстротой молнии, вызвав, к огромному удивлению многих чувство нездорового облегчения. Естественная реакция разрядки. Военные получили долгожданный сигнал к действию.

Передовой разведывательный отряд мчался к воронке, не жалея обмоток в электродвигателях десантных машин. Основные части, сдернутые боевой тревогой с места дислокации в Лане, следовали чуть позади. Артиллерийская батарея, расквартированная в этом местном административном центре, первой получила донесение о точном месте падения снаряда. Последний утвержденный план оперативного реагирования предполагал выдвижение в район нахождения снаряда и его немедленное уничтожение перекрестным артобстрелом.

Под ровное гудение мотор-колес группа разведки прибыла на участок дороги, проходивший по небольшому возвышению, и съехала с проезжей части в низину, чтобы использовать рельеф как естественное укрытие. Рассвет еще только начал обливать багрянцем верхушки крон могучих берез и дубов, сплошной стеной стоявших за спинами солдат, четкими движениями готовящих походный наблюдательный пункт. в первую очередь были установлены перископы и подключена радиостанция для поддержки связи с командиром основных ударных сил. Майор Гаспар любит расторопность.

Двое наблюдателей напряженно всматривались в окуляры с просветленными линзами, медленно поворачивая перископы, чтобы охватить всю панораму. Впереди зловещими дымными столбами подпирали небо обгоревшие деревья. Отвалы черной рыхлой земли вперемешку с вырванными деревьями четко обозначали границы гигантской воронки. Стая ворон кружила над равниной в поисках поджаренных небесным огнем несчастных грызунов.

Наблюдатели помнили наизусть, что следовало ожидать после падения марсианского снаряда. Очередность событий, приблизительный хронометраж, возможные последствия были тщательно изучены и помещены в многочисленные армейские учебники и справочники, по которым обучались уже несколько поколений выпускников военных академий. Быстроту нанесения предупреждающего удара поставили во главу угла. на то, чтобы перейти к активным действиям после остывания корпуса, у марсиан были примерно сутки. Незадолго до этого начинала отворачиваться крышка в задней стенке корпуса. Пришельцы, скрывающиеся под ней, готовились к выходу наружу заранее, распаковывали детали боевых машин и инструменты, чтобы быстрее собрать их под открытым небом. Совершенно точно установлено, что первым механизмом, появляющимся над краем кратера, всегда было перископическое устройство, служащее чудовищам и как средство наблюдения, и как система параболических зеркал для направления луча от наскоро подсоединенного снизу генератора.

Земляне имели мало шансов на успех атаки, если вращающееся на выдвижной штанге зеркало уже появилось над кучами взрытой земли. Отработанные на многочисленных учениях действия по ускоренному прибытию на место удалось успешно выполнить в боевой обстановке. Командир группы удовлетворенно отметил, что график соблюден с опережением, о чем немедленно доложил начальству, приближающемуся по той же дороге в составе колонны тяжелых гауссовых минометов. Оценка обстановки позволяла сделать выводы, что можно перейти к установке двух артиллерийских точек для ведения перекрестного огня.

Через пять минут мимо наблюдательного пункта пронеслись машины с зачехленными прицепами, под которыми угадывались контуры коротких стволов. Шелестели бронированные шины, приглушенно гудели электромоторы. Ударная группа левого фланга стремилась занять позицию в полукилометре дальше по дороге. на правом фланге такие же минометы были уже расчехлены. Опорные лапы выдвигались растопыренными пальцами, чтобы вцепиться в почву и создать достаточную площадь опоры для орудий. По командам наводчиков расчеты корректировали прицелы, задирали в небо раструбы с нанизанными катушками. Навесная траектория предпочтительна для обстрела цели, окруженной таким высоким защитным валом.

В клубах пыли, начинающей золотиться в лучах осеннего рассвета, на наблюдательный пункт прибыл командир подразделения. Пока левый фланг заканчивал приготовления, майор Жюль Гаспар некоторое время изучал стереокартинку в визире перископа, слегка сдвинув фуражку к затылку, чтобы не задевать за прибор. Динамик рации в режиме постоянного приема сообщал о ходе подготовки к стрельбе. Майор изредка отрывисто отвечал спокойным четким голосом. Наконец все орудия были заряжены, обмотки дульных катушек подключены к аккумуляторам, расчеты заняли позиции. Тишину в долине прерывали только резкие крики дерущихся из-за добычи ворон. Пыль на дороге успела осесть, вставшее красноватое солнце не обнаруживало укрывшихся под откосом солдат. Полевая маскировка скрывала все выступающие элементы, блестящие детали завешены, окуляры прикрыты козырьками, чтобы не давать предательских бликов.

– Огонь! – резко, но приглушенно бросил в микрофон Гаспар после минутной паузы.

Разгонные катушки отозвались низким гулом и послали в небо первую серию кумулятивных зарядов. Невидимые на огромной скорости металлические болванки взлетели почти вертикально вверх, блеснули красноватыми звездами в верхней точке траектории и обрушились на незваного пришельца.

Наблюдатели приготовились считать попадания и оценивать звуки разрывов. Они пользовались длинными, воткнутыми в землю штырями с сейсмодатчиками, от которых шли провода на преобразователи сигнала. в наушниках тренированное ухо могло различить особенности звуковых волн, отраженных от грунта и материала цели, чтобы оценить точность попадания, не имея визуального контакта с обстреливаемым объектом. Система имела много общего с гидролокаторами, установленными на подводных лодках.

Первый залп оказался неудачным. Из-за отвала выбросило новые порции грязи, несколько валунов, щепки, но звуки взрывов говорили о том, что заряды не коснулись корпуса марсианского снаряда. Наводчики, руководствуясь данными с центрального пункта и совмещая их с собственными измерениями, сдвинули пятна покрытия орудий и приготовились к новому залпу. Командир снова включил микрофон.

На этот раз количество фонтанов земли над краем воронки не совпало с числом выстрелов. Один из наблюдателей отметил странный звук удара, но остальные не решились подтвердить его слова. Звук имел необычное, будто искусственно наложенное эхо, повторяющее по структуре исходный сигнал. Гаспар выслушал оценки всех акустиков и приказал сделать очередной залп.

С третьей попытки все «большие уши» отметили два схожих сигнала, что породило еще больше сомнений. Майор созвал срочное совещание, вызвал к себе старшего акустика и специалиста по боеприпасам. Они провели мозговой штурм. Сопоставили данные о строении грунта в этом районе, об эталонных характеристиках звуков взрывов, которые должны производить используемые снаряды, с только что полученными записями реальных отраженных сигналов, не имеющих ничего общего с известными образцами.

Выводы оказались неординарными. «Большие уши» настаивали на том, что подобные звуки могли быть созданы только объектом, имеющим внутреннюю полость, сообщающуюся с окружающей средой. Опровергнуть заявление никто не смог. Это означало только одно – крышка марсианского цилиндра открыта.

Жюль Гаспар пребывал в редком замешательстве. с одной стороны, группа явилась на место с опережением расчетного времени, что гарантировало невозможность открытия снаряда марсианами. с другой стороны, доводы акустиков были не опровержимы без специального расследования. и наконец, если снаряд открыт, то сторожевой генератор должен был бы действовать, нашаривая смертоносным лучом по округе, стремясь нащупать атакующих.

Не привыкший долго теряться в догадках майор Гаспар принял единственно верное в сложившейся ситуации решение.

Через пять минут в сторону загадочной воронки двигался отряд из двух солдат, которым было поручено подобраться как можно ближе и провести визуальный осмотр. Из осторожности разведчики приготовились преодолеть всю дистанцию ползком. Они получили специальное снаряжение, укрепленные и прорезиненные плащ-палатки, рукавицы из того же материала и комплект гранат. Гранаты надлежало использовать при малейшей угрозе со стороны обитателей кратера, если таковые будут обнаружены.

Командирский хронометр начал отсчет минут ожидания. Все, имеющие полномочия для доступа к перископам, наблюдали за ползущими фигурами, сменяя друг друга у приборов.

Вспахивая разбухшую от сентябрьских дождей почву, две распластанные фигуры в неуклюжих плащах цвета жухлой травы невыносимо медленно приближались к границе, где начиналась вывороченная земля. Сырые черные комья уже начинали парить, медленно прогреваемые утренним солнцем. Разведчики нырнули под низко стелющиеся лохмотья тумана. Лишь изредка мелькали дергающиеся в рваном ритме сапоги и спины ползущих. Ожидание давалось все тяжелее. Некоторые солдаты нервно закурили, полностью проигнорированные командирами, несмотря на очевидную возможность демаскировать всю ударную группу.

Спустя расчетное время, две призрачные фигуры появились над слоем тумана, начали медленное восхождение по склону отвала. Взрытая земля мешала двигаться, руки проваливались по локоть в чернозем, разведчики скорее барахтались, чем ползли отточенными в тренировках движениями. Их снова стало отчетливо видно в перископ, когда измазанные фигуры достигли вершины. Сливаясь с бугристой поверхностью, они продвинулись вперед ровно настолько, чтобы им открылся вид на внутренности кратера.

В ожидании хоть какой-то реакции у всех наблюдателей остановилось дыхание. Майор Гаспар приготовился увидеть, как взметнется рука с зажатой гранатой и швырнет вниз, давая боевым товарищам жизненно важные секунды, чтобы успеть сделать новый минометный залп.

«Они несомненно станут героями, – подумал майор, но тут же поправился: – Если из нас выживет хоть один, кто сможет сообщить об их подвиге».

Однако то, что он увидел в следующее мгновение, меньше всего походило на геройский поступок на поле боя. Оба разведчика вскочили из укрытия и стали прыгать на месте, повернув лица к наблюдавшим, размахивать руками и, очевидно, что-то кричать. Гаспар отпрянул от окуляра и нахмурился. Он был ошеломлен и не сразу нашел нужный тон, чтобы отреагировать на происходящее. Решив не делать поспешных, не годящихся для командира выводов, он снова посмотрел в объектив. на вершине кучи уже никого не было. Расшвыривая клочья туманных испарений, двое солдат огромными прыжками мчались обратно, похожие, скорее, на дворовых мальчишек, отнимающих друг у друга мяч, чем на солдат, выполняющих разведывательную миссию.

Невозможность увиденного еще сильнее удивила майора. Он обвел взглядом окруживших его подчиненных, но не нашел в глазах даже тени понимания. Утешало одно, через минуту эти сумасшедшие окажутся здесь и получат по заслугам за срыв операции, невыполнение приказа и недостойное солдата французской армии поведение.

– Мсье! Пустой! Мсье! Пустой! – раздались крики с другой стороны дорожного полотна.

Двое запыхавшихся солдат с красными лицами перепрыгнули раскисшую канаву, вскочили на возвышение дороги и кубарем свалились с другой стороны, прямо под ноги ждущим объяснений высшим чинам. Последовала короткая немая сцена, во время которой слышались только надрывные попытки прибежавших восстановить дыхание. Они встретились глазами с майором – тот сумел только вопросительно поднять бровь. Лишь чудо могло стать причиной подобного поведения, но чудеса не являлись оправданием для нарушителей устава.

Вытянув руки по швам под влиянием самообладания майора, один из солдат выпалил:

– Мсье, снаряд пуст!

Ответом ему были еще выше поднявшиеся брови майора и удивленный вздох стоящих поблизости.

– Там совсем никого нет, мсье, снаряд открыт и совершенно пуст, – рядовой уже взял себя в руки и старался объяснить как можно короче и понятнее.

Ликующий шепот покатился по рядам собравшихся, радист передал сообщение на фланговые батареи. с обеих сторон долетел возглас недоумения и радости. Жюль Гаспар старался справиться с массой открывшихся обстоятельств и последствий.

– Вольно!

Неуставное поведение подчиненных забылось, как давний укус комара. Разведчики уяснили, что больше не интересуют начальство, торопливо просочились через группу подошедших офицеров, отправились снимать перепачканные плащ-палатки и делиться впечатлениями с сослуживцами.

Ситуация требовала срочного осмысления и выработки новой стратегии. Майор осознал, что он создает прецедент реагирования на подобное событие, поэтому ответственность нельзя было недооценивать. Тревожная мысль о том, что Европа получила, возможно, всего лишь отсрочку на сутки, назойливо зудела где-то на заднем плане. Сейчас необходимо использовать подаренное судьбой время для того, чтобы добыть максимум информации о противнике и предоставить высшему руководству подробный отчет. Это надо сделать как можно быстрее.

Майор отвлекся от призрачных перспектив и занялся формированием команды технических специалистов, чтобы отправить их на исследование загадочного снаряда.

Несколько часов спустя, когда солнце уже приближалось к зениту, и туман над воронкой рассеялся, сформированная и укомплектованная научным оборудованием исследовательская группа была готова отправиться на задание.

Ни минуты утреннего времени не потратили впустую. Ответственность по подготовке майор распределил по отдельным направлениям. Выработка плана действий, назначение участников и отбор инструментов шли одновременно. Составили четкую инструкцию по диапазону допустимых действий. Каждого ознакомили с предназначенной ему частью работы.

В составе ударной группы, чьей единственной целью было уничтожение прилетевших чудовищ, не предусматривалось наличие ксенобиолога. По армейским каналам отправили радиозапрос с требованием прислать гражданского специалиста из числа прикомандированных к штабу сопротивления во время мобилизации. Значительное время майор Гаспар провел в нетерпеливом ожидании транспорта с аэродрома Лана, негодуя на нерасторопность гражданских. Свободное время он посвятил дополнительному инструктажу и проверкам техники. Еще полчаса ушло на введение прибывшего ученого в курс дела. Майор накинулся на него как коршун, не успела еще пыль осесть после прибытия экипажа из города.

Доктор Лозье был достаточно молод и на момент вторжения находился на взлете карьеры, защитив диссертацию по особенностям метаболизма гуманоидных существ, трупы которых были обнаружены возле снарядов марсиан после провала первого нашествия. Лозье обладал хорошо развитым научным воображением, как он называл свою буйную фантазию, что помогло ему провести ряд оригинальных мысленных экспериментов, легших в основу научного труда. Он светился энтузиазмом, расценивал поручение как редкий вызов судьбы, который настоящему ученому нельзя игнорировать. Слушая историю утренних событий, Лозье постоянно вытирал потеющий лоб, то ли из-за не по-осеннему припекавшего солнца, то ли по причине неподдельного возбуждения, которое читалось в его карих глазах.

Сдерживая натиск рвущегося в бой биолога, майор давал последние указания намеренно спокойным, бесстрастным тоном, чтобы лишний раз продемонстрировать преимущества военной закалки. Лозье был давно занят внутренним анализом полученных сведений. Его поглощала стремительно разрастающаяся в воображении теория. Он пропускал половину замечаний мимо ушей, машинально вставляя только короткое «oui», чтобы не оскорбить этого ответственного майора.

Жюль Гаспар понял наконец, что доктора интересует только скорейшее путешествие в сторону воронки, оборвал себя на полуслове и скомандовал отправление группы.

Специалист по материалам, инженер-механик и энергичный ксенобиолог отправились через поле в сопровождении двух хорошо вооруженных офицеров. Один из военных, капитан Клодан, тащил на плечах рацию, будучи по совместительству еще и связистом. Подгоняемые стремящимся вырваться вперед доктором Лозье, достигли земляного вала не в пример быстрее проползших здесь на брюхе разведчиков. Теперь за дело взялась настоящая научная экспедиция под прикрытием готовых ко всему телохранителей.

Следуя указаниям шедшего впереди капитана, осторожно поднялись на возвышение, проваливаясь по щиколотку в рыхлый грунт и остановились, оглядывая открывшуюся панораму. Эллиптическая воронка раскинулась необъятной чашей вокруг обгорелого корпуса, наклонно торчащего из центра. Нижний край днища нависал над землей округлым утесом в два человеческих роста высотой.

Больше всего это было похоже на вывернутую из земли, срезанную под прямым углом водопроводную трубу, если бы не тридцатиметровый диаметр трубы и не толщина стенок, которая позволяла устроить там служебные проходы для наблюдения за бортовыми механизмами. Наружные стенки покрыты сероватым нагаром, в огромном отверстии, диаметром метров двадцать, видны стенки грузового отсека, исцарапанные неведомой силой, с рваными следами от вывернутых креплений. на краях посадочных направляющих для крышки блестит желтовато-белый металл.

Первое, что бросилось в глаза наблюдателям – отсутствие этой самой крышки, которая, если чудовища уже покинули снаряд, должна толстой круглой платформой лежать на дне воронки. Именно она всегда служила импровизированным фундаментом для установки телескопической штанги сторожевого генератора, с помощью которого одно из чудовищ охраняло подступы к снаряду. Вместо крышки пространство вокруг корпуса взрыто небольшими воронками от мин, запущенных на рассвете. Одна из мин попала на наружную поверхность цилиндра, оставила блестящее пятно металла, неровно очищенного взрывом от нагара. Кумулятивный заряд не причинил корпусу видимых повреждений.

Напряженная тишина повисла над мрачной сценой, побуждая исследователей сделать шаг вниз по склону в поисках разгадки.

План внедрения в ряды еще только готовящихся появиться партизан переливался перед мысленным взором, словно сверкающий радужными бликами бриллиант из его стратегических запасов. от созерцания почти законченного творения Кларка отвлек шум в коридоре. Очередной прихлебатель, чудом дотащивший свои кишки по развалинам города, настойчиво стремился прорваться к хозяину, сражаясь в словесной перепалке с охранником на входе.

Кларк неторопливо вызволил массивное тело из мягкого кресла и посмотрел в зеркало. Убедиться в эффекте, которое должно произвести выражение лица, было не лишним. Провел рукой по блестящему бритому черепу и расслабленной, полной хозяйской властности походкой двинулся в коридор. Шум нарастал, доказывая недюжинную целеустремленность визитера.

Кларк выглянул из кабинета, в узком помещении мгновенно установилась тишина. Он пристально посмотрел в глаза пришедшему, подождал, пока не появились признаки нарастающего раскаяния за причиненное хозяину беспокойство. Только после этого Кларк сделал знак охраннику, чтобы тот пропустил.

Оглядываясь по сторонам, в кабинет вошел совершено опустившийся тип, весь внешний вид которого показывал, какие лишения ему пришлось вытерпеть, чтобы остаться в живых. Кларк даже отметил про себя, что такая воля к жизни могла бы вызвать уважение.

«Посмотрим, что за новость заставила его вломиться сюда. Давно я не общался с низшим слоем моей иерархии. Каким способом он узнал, где меня искать? За этим скрывается что-то важное».

Кларк теперь отчетливо видел на лице трясущегося перед ним персонажа признаки какого-то важного события, которое произошло совсем недавно.

– Ну? – сказал он отработанным раздраженным тоном. Это всегда действовало, заставляя рассказчика спешить и забывать о том, что некоторые вещи он, возможно, приготовился скрыть во время рассказа.

Обстановка бункера резко контрастировала с поверхностью, что еще больше расшатало психику этой мелкой сошки. Искаженное гримасой отчаяния лицо вздрогнуло и повернулось к хозяину.

«Интересно, он был посыльным у себя в захолустье, или успел подняться до следующего уровня?»

– Эээ… Сэр… – оборванец осекся, явно не зная, как обратиться к легендарной персоне, державшей в железном кулаке весь преступный мир их страны. Или держащей до сих пор?

– Ну? – Кларк не собирался облегчать ему задачу. Это только помогало самому Кларку поскорее закончить представление.

– Снаряд упал во Франции, сэр! – выпалил гость с таким надрывом, словно решился в этот миг расстаться с жизнью.

«Это уж слишком, – подумал Кларк. – Они что, будут теперь сообщать мне о падении каждого снаряда? Они думают, что я веду учет?»

Однако, эта первая мысль растаяла, как только Кларк еще раз про себя проговорил услышанное.

«Во Франции? – не поверив ушам, подумал он. – Это меняет все дело!»

План, которому Кларк посвятил все свободное время, предполагал как раз зарождение освободительного движения в Европе. Знание психологии европейцев давало Кларку повод предполагать, что по ту сторону пролива немедленно будет развита кипучая деятельность. Только что – утром – полученное донесение сообщало, что эти деятели уже начали трансляцию по радио, призывая под знамена освободительного похода всех, кто способен до них добраться.

«Франция ждет!» – вспомнил он цитату из передачи, пересказанной ему с попыткой повторить интонацию и акцент диктора.

«Франция дождалась!» – мелькнуло у него злорадным эхом, когда он осмысливал сказанное стоявшим перед ним сейчас визитером.

«План требует корректив. Будет ли продолжена подготовка освободительной армии, или Европа потонет в черном газе, сведя мои шансы к нулю?»

Звук нервного вздоха отвлек Кларка от размышлений. Оборванный жалкий человечек стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу, ожидал реакции на свое сообщение.

«Он пришел ко мне по своей воле, или его послал кто-то из моих заместителей, желая укрепить свое положение? Он ничего не сказал мне о том, откуда он. Ну, да это не важно».

– Откуда известно?

– Они изменили текст передачи. Теперь предупреждают только о снаряде, больше к себе не зовут. – Было видно, что парень немного осмелел, когда заметил, что хозяина интересует дополнительная информация. Чувство полезности придало ему уверенности в себе.

«Как эта мелочь предсказуема, – подумал Кларк. – До чего скучно работать с такими… – он прервал мысль и вернулся к главному. – Даже падение снаряда на их территории не заставило их прекратить эти показушные выходы в эфир. Лучше бы накинулись и задушили эту мерзость, пока она не выползла из своей консервной банки! а они… просто сменили тему передачи!»

Разочарование и уныние охватило его. не желая тратить силы на поддержание устрашающей позы, Клар решил избавиться от исчерпавшего себя визитера.

– Свободен.

Искорки паники заметались в глазах человечка, когда он понял, что ему больше не позволят остаться здесь, под землей, ни на секунду. За короткое мгновение общения с хозяином он успел почувствовать бетонную уверенность, излучаемую стенами бункера. Она стала проникать в его сознание, как обильная пища в желудок долго голодавшего. и сейчас у него отнимают эти моменты защищенности, выставляют наружу.

Кларк машинально отметил перемены в незваном госте, но тот больше не интересовал его.

«Самое полезное дело в своей жизни это ничтожество уже совершило», – подумал он, наблюдая из кресла, как сгорбившаяся спина, прикрытая оборванным тряпьем, скрылась в дверном проеме. Кларк тут же расслабился и прикрыл глаза. Бриллиант филигранно отточенного плана почернел и покрылся щербинами. Требовались долгие часы кропотливой работы, чтобы снова свести воедино все накопившиеся сведения.

«Сопротивление все равно будет. Это неизменный скелет плана, на который просто нужно нарастить новые мышцы. Но для этого требуются дополнительные данные».

Кларк подозвал охранника. Необходимо отдать важные распоряжения, чтобы не терять время попусту, ожидая нужную информацию.

– Клайв! Передай, что мне нужны теперь постоянные сведения о событиях во Франции. Пусть установят здесь радио, я должен слышать, что у них происходит, раз они сами ставят всех в известность о своих проблемах.

Охранник молча кивнул и исчез.

«Я должен был раньше отдать этот приказ», – укорил он себя, но пресек нарастание сожаления. Нужно сосредоточиться на будущем, прошлое уже не изменить.

Скоро протянут антенну с поверхности и добудут радио. Кларка не волновало, сколько людей из его местных бандитских отрядов погибнет, выискивая еще один работающий приемник по развалинам Лондона. Это неизбежно, земля сотрясается каждый день – напоминает, что поверхность до сих пор находится под неусыпным наблюдением захватчиков. Кларк просто знал, что радио будет в его распоряжении очень скоро. и он сможет продолжить разработку плана, который приведет его на вершину, когда наглых тварей постигнет неминуемая расплата.

Над головами скрипели туго натянутые тросы. Под присмотром оставшегося наверху с ретранслятором рации офицера, группа исследователей под руководством капитана Клодана спускалась в бездонную темноту опустошенного грузового отсека марсианского снаряда. Медленно, стараясь не поскользнуться на гладком белесом металле наклонной стены, люди продвигались все ниже, пытаясь найти ответ на миллионы вопросов. Каждый взгляд по сторонам рождал новые и не давал ответов на предыдущие.

Позади остался ярко освещенный солнцем сегмент внутренней обшивки, позволивший в деталях изучить полированное покрытие с встречающимися тут и там следами ударов. Что-то билось о стены, оставляло выбоины и царапины на плотно пригнанных секциях.

Специалист по материалам, обстоятельный Морис Антрак, разочарованно заявил, что не находит ничего нового, кроме известных, давно имевшихся у земных ученых веществ. Он неожиданно оказался единственным в группе, кто с самого начала исследований потерял возможность сделать важное открытие. Это сильно остудило его пыл, и он решил сосредоточиться на размышлениях о гипотетических причинах повреждений стен. Подобное расследование должны были произвести последующие экспедиции, но никто не знал, будет ли сюда отправлен еще хоть один человек, поэтому Антрак тешил себя надеждой получить поощрение за инициативу. Конечно, если ему удастся придумать достаточно правдоподобное объяснение.

Над головами спускающихся нависло затворное устройство крышки, исполинское сочленение рычагов и приводов, размером с небольшой дом, находящееся в раскрытом положении. не было сомнений, что крышка открыта и выброшена, но где находилась – осталось пока загадкой. Вслед за Антраком, инженер-механик Салье начал испытывать схожее ощущение рутины. Аналогичные механизмы давно изучены и дали прекрасный толчок инженерному делу на Земле.

Дальнейший путь пролегал в тени, но ждать, пока солнце займет положение для освещения по всей глубине, было невозможно. Пришлось воспользоваться головными фонарями. Резкие лучи заметались в пыльной атмосфере отсека, выхватывая пятнами следы обширных разрушений. на пути не попадалось ни одного уцелевшего устройства или хотя бы простейшего крепления. Все, что использовалось, как уже было известно, для фиксации разобранных на части боевых машин, вырвано с мясом и исчезло.

«Что за исполин бушевал здесь?» – в головы каждому участнику приходили схожие мысли.

Антрак отчетливо представлял, какое усилие нужно приложить, чтобы порвать как бумагу тот материал, которым обшиты стены отсека. Он пытался вообразить механизм, способный ободрать дочиста весь этот колоссальный объем, но пришел к выводу, что такого устройства не способна произвести даже дьявольская изобретательность марсианских чудовищ. Тем не менее, множество фиксаторов, кронштейнов и даже исполинские направляющие для извлечения корпусов треножников – все выдернуто как сорняк из грядки.

– Все вырвано как сорняки, – обратился Антрак к Салье, решив немного разрядить гнетущую атмосферу неведения. Пришедшее на ум сравнение показалось остроумным. Он подумал, что образные описания загадочных фактов могут иногда подтолкнуть исследователя на неожиданный поворот мысли.

– Скорее, как паразиты, – ответил механик, расширив пространство аналогий. – Знаешь, Морис, что я думаю? Это не мог быть взрыв. Материал стен не испачкан копотью или чем-то таким. Напротив, смотри, он только присыпан пылью. Это наша, местная грязь. Она насыпалась сюда сверху, после падения.

– Но это означает, что до приземления здесь было чисто.

– Ты догадлив.

– Тогда я по-прежнему ничего не понимаю, – Антрак покачал головой и переступил через очередную рваную дыру.

Аналогии не принесли пользы, и он снова погрузился в размышления. Что-то вертелось на краю сознания, не давая покоя. Он готов был поспорить, что объяснение окажется исключительно простым.

«Буду ли я этим гением?», – подумал он и посмотрел на идущего рядом Салье. Тот близоруко прищурился – оглядывал стену вдали.

По мере того, как разведчики уходили все глубже, стало заметно, что общая форма помещения далека от идеального цилиндра. в глаза бросались отклонения от центральной оси, что намекало специалистам о масштабе сил, с которыми пришлось столкнуться снаряду при падении.

– Знаете, господа, мне кажется, я могу кое-что сказать определенно, – заявил Салье, спеша поделиться только что возникшей идеей.

Остальные остановились и навели на него лучи фонарей. Салье зажмурился и вытянул руку в направлении отверстия позади. Лучи метнулись туда, и он продолжил:

– Посмотрите, стены слегка изгибаются. Было ли это с каким-нибудь из тех старых снарядов?

– Что-то не припомню, – ответил Антрак.

– Рискну предположить, что все дело в крышке, – механику захотелось, чтобы собеседники сами попробовали догадаться.

– Не все здесь изучали крышки этих снарядов, – бесцеремонно поторопил его Лозье, которому не терпелось скорее продолжить спуск.

– Простите, мсье, – сказал инженер. – Постараюсь покороче. Крышка, когда закрыта при падении снаряда, удерживает боковины корпуса от деформации. Пусть не сильно, но она добавляет жесткости снаряду, делает его более цельным, что ли, а не полой пустышкой.

Ища понимания, он быстро оглядел повернутые к нему лица в свете своего фонаря и снова опустил луч.

– Когда снаряд врезается в грунт, масса земли начинает давить на него, особенно, если он зарывается настолько глубоко, как этот. Уверяю вас, боковины других снарядов не были так изогнуты. Все дело в крышке, – он сделал паузу. – Крышки уже не было, когда снаряд летел к земле!

– И что это значит? – сказал Лозье. Он явно не оценил степень важности открытия и стремился поскорее прекратить болтовню.

– Это значит, что крышка открылась, пока снаряд летел к Земле, – ответил Салье.

Из полумрака послышались возгласы удивления и согласия. Одним вопросом стало меньше. Впрочем, этот вывод только вызвал новый шквал недоумений и неподтвержденных предположений. Завязалась дискуссия. Привязанные тросами, висящие на наклонной стене фигуры оживленно жестикулировали, не видя в темноте движений друг друга. Все, кроме ксенобиолога, пытались высказать догадки, как же могла открыться крышка.

– Вы никогда не узнаете наверняка, – прорвался в спор Лозье.

Наступила тишина. Спорщики вдруг задумались над этой стороной проблемы. Глядя изнутри этого циклопического железного колодца, можно было поддаться влиянию его массы и допустить любые нелепые мысли. Истинную же причину произошедшего в необозримой отдаленности от Земли, действительно, не мог знать никто. Подавленные нависающим на высоте десятиэтажного дома сводом, косо поднимавшимся к небу, разведчики молчали, пытаясь снова найти в себе стержень уверенности.

Капитан, висевший чуть ниже впереди по ходу движения, скомандовал продолжать спуск.

Длина тросов была рассчитана на известную по исследованиям прошлого глубину, но сила фонарей была недостаточна, чтобы придать цилиндрической пещере знакомый, предсказуемый вид. Лучи бликовали на торчащих рваных кусках искореженной обшивки, которые приходилось тщательно обходить, следя за тем, чтобы тросы не запутались и не лопнули на острых краях.

Прошли уже около половины пути. в пятне света, прыгающем перед Клоданом, мелькнул знакомый контур. Офицер подал сигнал, и группа осторожно придвинулась, поймав в пересечение лучей обнаруженный объект. Им оказался овальный люк. Теперь его можно было осмотреть детально.

В верхней части люка виднелось снабженное сдвижной заслонкой наблюдательное отверстие. с видимой стороны не было никаких ручек, чтобы ухватиться и потянуть. Как и другие обнаруженные в снарядах тридцать лет назад, люк был приварен по контуру к проему в стене, служащей сейчас полом, но неведомые силы, бушевавшие недавно в отсеке, коснулись и его. Оказавшись в месте очередного незаметного в масштабе всего снаряда искажения корпуса, сварка не выдержала и лопнула, люк сместился, приоткрылась щель, за которой чернел служебный проход в толще стены. Потребовались усилия трех мужчин, чтобы люк поддался, провалился внутрь, упал с гулким грохотом вниз. Он задел и сорвал что-то со стены прохода, и небольшой предмет полетел под уклон, звонко ударяясь и разнося весть о вторжении по всем служебным переходам.

Словно боясь быть услышанными, разведчики замерли и долго слушали эхо грохочущего в недрах корпуса обломка.

Фантазия доктора Лозье в это время рисовала изможденных марсианских рабов, только что высосанных чудовищами и брошенных в своей камере, в носовой части снаряда. Найденные в конце прошлого века, такие же трупы были к моменту поражения чудовищ в удручающем состоянии, иссохшие, обглоданные псами и исклеванные воронами. Они слабо подходили для исследований, хоть и позволили составить общее представление о строении гуманоидных представителей Марса. Это дало возможность рождения ксенобиологии, которой Лозье имел удовольствие заниматься уже десять лет. Сейчас он сгорал от нетерпения, предвкушая обнаружение еще свежих тел.

«Я стану первооткрывателем множества фактов! Возможно, я смогу добиться создания своего института ксенобиологии!»

– Господа, мы должны немедленно спуститься туда! – нарушил тишину нетерпеливый ксенобиолог.

Эпические картины видений собственного будущего снова начали затуманивать его мысли. Повинуясь импульсу, Лозье решительно отстранил в сторону капитана, заглядывающего в проем, и спрыгнул вниз. Тотчас послышались торопливые удаляющиеся шаги, трос натянулся поперек отверстия и перегородил остальным доступ.

Опомнившийся от опрометчивого поступка штатского, капитан схватил трос и резко рванул на себя. в тесноте коридора послышался глухой удар, недвусмысленно подтвердивший успех его затеи. Офицер отпустил трос, сдвинул в сторону, неспешно спустился следом за ученым. Через минуту послышалась короткая возня и сдавленные голоса, после чего все ненадолго стихло. Луч фонаря припрыгал обратно по проходу, и довольное лицо Клодана показалось в проеме.

– За мной! – коротко бросил он ожидавшим и снова скрылся. Двое военных организованно выполнили приказ.

Впереди, в глубине прохода, их ожидал Лозье. Вид у него был немного подавленный, но сосредоточенный на чем-то внутреннем. Казалось, что он отнесся к происшествию как к досадной помехе, и ждал момента, чтобы продолжить движение. Он пропустил капитана вперед, но пристроился следом, как бы давая понять, чей интерес важнее.

Следя, чтобы тросы не перепутались в узком коридоре, они гуськом продвигались среди вереницы закрепленных на стенах сложных аппаратов, и поддерживали страховку левой рукой. Волей случая после приземления коридор оказался в нижней точке корпуса, позволял двигаться по нему вполне естественным образом. Исключением был только сильный наклон пола, с которым здесь легче было справляться, пользуясь специальными поручнями и просто держась за выступающие части приборов. в отличие от коридора, предыдущий спуск по стене грузового отсека напоминал движение по обледенелому крутому горнолыжному склону, испещренному кочками, ямами и корягами. Теперь дело пошло быстрее.

Слева и справа тянулись разного сечения трубы, свисали провода, блестели стекла круглых диагностических панелей. Служивших на подводной лодке не смогла бы удивить теснота и переполненность прохода оборудованием, но бьющихся сейчас головой и плечами об острые углы людей интерьер быстро стал угнетать. Впрочем, это не касалось инженера-механика. Наконец он оказался в своей тарелке, жадно всматривался в окружающие приборы, искал что-то новое, не известное или упущенное исследователями прошлого века.

Коридор несколько раз изменил направление, обходил крупные механизмы, занимавшие всю толщину корпуса. Страховочные тросы начали сильно затруднять движения. Клодан сделал остановку и снял с плеч чехол с рацией. Рация находилась в постоянном соединении с передатчиком, оставленным наверху под присмотром второго офицера. Тонкий гибкий кабель тянулся наверх вместе с тросами, укрепленный фиксатором на коробке, которая была теперь в руках у капитана.

– Шахтер – стрелку, прием! – Клодан вызвал майора.

Из коробки раздались треск и пощелкивания. Капитан покрутил настройку. Громада снаряда давала наводку даже на экранированный кабель.

– Докладывайте, шахтер, – проскрежетал искаженный голос.

– Грузовой отсек чист. Обнаружил вход в служебные коридоры. Решил спуститься для обследования, прием.

– Есть ли следы противника, шахтер?

– Движемся служебными проходами, все чисто, противник не обнаружен, прием.

– Понял. Наверху спокойно, продолжайте операцию, прием, – в голосе майора слышалась удовлетворение.

– Прошу разрешить изменить план, прием.

– Слушаю, шахтер, – ответил майор.

– Проходы слишком извилисты и заполнены аппаратурой. Страховочные тросы затрудняют движение. Прошу разрешение снять страховку, прием.

– Как далеко вы прошли, шахтер?

– Считаю, прошли половину корпуса, прием, – оценка была грубая, но конструкция аппарата совпадала с известными капитану чертежами, он был уверен в положении группы внутри снаряда.

Последовала пауза, капитан терпеливо ждал. Он чувствовал, что майор Гаспар не мог рисковать тратить драгоценное время на кардинальное изменение плана операции. Капитан был заранее уверен в исходе переговоров, но соблюдение субординации не будет лишним.

Майор знал, что может доверять Клодану. Выбирая его для выполнения этой роли, он был уверен, что безопасность группы будет под надлежащим контролем. «А за успех операции в изменившейся ситуации капитана можно будет поощрить». Гаспар включил микрофон.

– Прием, шахтер. Снять страховку разрешаю. Зафиксируйте тросы в проходе, двигайтесь с повышенной осторожностью.

Капитан облегченно выдохнул. Подниматься на поверхность, обсуждать новую процедуру безопасного спуска и перемещения по запутанным внутренностям снаряда, спускаться снова… Второй раз будет уже рутиной, а настрой на задание, как на рутину, притупит внимание. Ответственность за группу подразумевала непрерывную ясность сознания командира, пусть даже ценой дополнительного стресса.

– Понял, стрелок. Продолжаю операцию, отбой.

Клодан зачехлил рацию и закинул за спину.

Сказанное в тесном коридоре, хранящем едкие запахи нагретой изоляции и смазки, ретранслировалось в эфир передатчиком наверху. Разговор был услышан охранявшим вход офицером через дублирующий динамик. Дополнительная предосторожность, все члены команды должны обладать общей информацией об изменениях в приказах и о новых оперативных решениях. Он приготовился к тому, что натяжение и толчки тросов, наблюдаемые им, прекратятся, и он лишится дополнительного источника данных о ситуации внизу.

Капитан закрепился в наклонном проходе, уперев ноги в металлический щит на противоположной стене. Отстегнув карабин, защелкнул его на скобе, тщательно проверил прочность. Затем переместился к каждому спутнику, поочередно проделал те же манипуляции. После краткого инструктажа по приемам спуска без страховки, предназначенного, скорее, для неопытного в подобных делах доктора Лозье, группа продолжила исследовать интерьеры марсианского снаряда.

Через несколько шагов инженер-механик остановился. Чуть пройдя вперед, Клодан не сразу заметил отставшего. Он обернулся и направил на Салье фонарь.

– В чем дело?

– Разрешите обратиться, мсье капитан?

– Говори, что случилось?

– Здесь что-то не так. Я хорошо помню, как должен идти этот проход. Здесь наверху должен быть еще один люк, такой же, как тот, в который мы спустились.

Внимание Клодана обострилось. Он почувствовал прилив азарта, толкающего вперед, заставляющего проникнуть в тайну.

– Ты хочешь сказать…

– Это модифицированный снаряд, мсье. Я не уверен, что мы знаем, что ждет нас впереди.

– А что нас должно было ждать?

Салье постарался ответить, не используя технических терминов.

– Грузовой отсек там, наверху, должен был уже кончиться. Над нами должен быть отсек для тех гуманоидов. Но в коридоре нет люка, ведущего туда. Из известных нам чертежей ясно следует, что люки для наблюдения за обитателями отсека были в каждом туннеле.

– Насколько ты уверен?

– Я буду уверен абсолютно, когда мы обследуем каждый из трех подобных проходов. Я просто обращаю ваше внимание на странность, мсье капитан.

Офицер провел ладонью по лбу, потер уставшие от контрастного света фонаря глаза.

– Выбора у нас нет.

– Понимаю, мсье.

Салье вдруг почувствовал, что его слова привели к тому, что часть ответственности за будущее операции оказалась переложенной на него. Стало неловко, но в то же время он отметил, что исследовательский задор подпитывает его усиливающимся потоком адреналина.

– Пойдешь рядом со мной. Будешь сообщать обо всех несовпадениях.

– Слушаюсь, мсье капитан.

Салье протиснулся мимо биолога, приблизился к капитану. Теперь, когда он уже начал излагать подозрения, было легче перейти к еще одному пункту, беспокоившему его с момента спуска в туннель.

– Посмотрите сюда, мсье, – он указал фонарем вправо от себя.

Ниша в том месте, где стена касалась потолка, была вскрыта. Пятно яркого желтоватого света легло на странное переплетение кабелей, свисающее из-под потолка. Несколько жгутов были оголены и скручены, удивительно напоминая работу неряшливого электромонтера.

– Интересное место, – ответил капитан.

Он сразу отметил, что именно привлекло внимание инженера. Капитан, не имевший технического образования, задумался.

«Даже ребенок поймет, что такое качество сборки невозможно для устройства, способного перелететь с одной планеты на другую. Этот аппарат полон загадок, а мы еще не приблизились к разгадке даже самой простой из них. Стоило ли продолжать спуск?».

– Я заметил подобные места еще раньше, когда мы только спустились.

«Это сделало разумное существо, но как позволили себе чудовища создавать снаряды подобным образом? – Капитан видел, что в своих мыслях скоро придет к очередному неразрешимому противоречию. – В конце концов, пусть в этом разбираются специалисты. Я должен всего лишь обеспечить возвращение группы в целости и с важными данными».

– Мы не можем объяснить это сейчас, так? в таком случае, нам остается только спускаться дальше. – Капитан слегка сожалел, что приказал сообщать о замеченных странностях. Это вносило в ситуацию еще больше неопределенности, наслаивающейся, подобно капустным листьям на кочерыжку, на главную проблему – куда исчезли все чудовища и все оборудование из отсека?

Путь преградила струя воды, вытекающая из какой-то трубчатой конструкции на потолке. Миновать это место, не намокнув, было невозможно. Готовый к неприятным ощущениям, капитан двинулся под струю, но с удивлением обнаружил, что она теплая. Касаясь пола, вода образовывала быстрый ручей, стремящийся к носовой части снаряда, в темноту которой вел ставший прямым коридор. Стены здесь были свободны от нагромождений приборов, мешавших свободно двигаться. Скобы или поручни роным рядом шли на уровне груди, помогая людям держать равновесие.

Салье поднял голову, чтобы изучить протекающее трубчатое устройство, но тут его взгляд упал на шов в покрытии потолка. Панели обшивки плотно стыковались здесь, образуя округлую линию, не похожую на остальные места. Инженер приблизился, чтобы дотронуться рукой. Проследив шов по периметру, наткнулся на рукоять, напоминающую рычаг стоп-крана в пассажирском вагоне поезда. Салье решил не откладывать и прояснить картину как можно скоре, тем более, что для этого нужно совершить лишь одно движение.

Рукоять подалась с отточенной легкостью, пошла вниз, под гладкой поверхностью дважды коротко щелкнуло. Округлый шов лопнул, панель потолка плавно двинулась вниз, заставив инженера отпрянуть. Его спутники оглянулись на легкий шум, произведенный механизмом. Люк опускался вниз и одновременно сдвигался в сторону, ведомый сложной системой коленчатых рычагов. Движение больше напоминало легкое отведение в сторону руки с подносом, как это делают официанты.

Из возникшего проема лился слабый поток света, переливающийся смесью пульсаций красного и зеленого цветов. Пульсации наслаивались на общее ровное белесое свечение. Выглянув из-за крышки люка, Салье попробовал рассмотреть внутренности помещения. Открытие заставило испустить невольный возглас.

– Чтоб мне провалиться!

– Мы и так под землей! Дай мне взглянуть, Клод, – нетерпеливо проговорил за спиной Антрак. с другой стороны в люк уже вглядывался Лозье, в его глазах мерцали цветные блики.

– Отойдите от люка, это может быть опасно, – поспешно среагировал капитан и отстранил любопытных. Повиснув на боковом поручне, подтянулся, ухватился за край проема. Заслонив от возможной опасности вверенных ему людей, он одновременно занял выгодное положение, чтобы изучить интерьер наверху.

Ошарашенный инженер-механик пытался заглянуть через щели между телом капитана и краем отверстия. Рот приоткрылся от возбуждения, зрачки расширились. Он наблюдал явление, которое мечтали увидеть три поколения ученых, занимавшихся исследованиями марсианских технологий. Это был истинный восторг первооткрывателя. Салье видел воочию то, что каждый интересующийся техникой пытался хоть раз в жизни вообразить в меру способностей и фантазии.

Рубка управления открылась перед ним огромным опрокинутым куполом. Дальняя сторона помещения исчезала в мутной мерцающей дымке, но было ясно, что диаметр помещения примерно такой, как у грузового отсека. При этом сторона, обращенная к носовой части снаряда была сферически вогнутой, почти полностью заполненной стеклянными панелями всевозможных размеров. Именно панели служили источниками цветного мерцания, в котором доминировали красные и зеленые всполохи. Чуть в стороне висела панель, выделяющаяся своими размерами. Множество сигналов сообщали о чем-то, что было понятно только экипажу, управлявшему снарядом из этого помещения.

Салье с трудом верил глазам – панели работали. Пусть не все, но значительная часть исправна, получает энергию от источника, уцелевшего при падении. Такое везение было несбыточной мечтой для ученых, излазавших вдоль и поперек снаряды тридцатилетней давности. Многие из них были готовы заложить душу дьяволу, чтобы увидеть это работающее оборудование. Вместо этого, ученые прошлого века получили в свое распоряжение безнадежно испорченные, лишенные энергии куски стекла и железа, которые земная наука оказалась неспособна оживить.

Назначение многих из тех приборов навсегда осталось загадкой. Гении того времени, дававшие, впрочем, много поводов для подозрения в сумасшествии, пытались выдвигать теории, что панели из стекла могли служить своего рода живыми картинами. Но даже по прошествии трех десятков лет, после триумфа кинематографа, сама возможность появления подобных движущихся картин в толще стекла оставалась недоступной для понимания.

Капитан закончил беглый осмотр помещения и аккуратно перегнулся через край отверстия. Свесился вниз, подал сигнал подчиненным. Он не обнаружил опасности, поэтому не было причин удерживать рвущихся внутрь специалистов. Он отошел в сторону, освободил проход, приготовился помочь подняться остальным.

Салье чувствовал себя вознесенным на Олимп, смотря на мерцающую чехарду значков, бегающих в толще стекла. Только время могло помешать выжать всю, до последней крохи, информацию из представшего перед ним индустриального богатства. Он с предельной четкостью увидел дело всей своей будущей жизни, все многообразие открытий, которое он совершит. Он предвидел, как падут бастионы непонимания, как ему откроется во всей гениальной простоте устройство работы этой системы. Он был на пороге веры в свою исключительность.

Инженер приготовился сделать торжественный шаг к своему будущему и протянул руку капитану. Неожиданно, Лозье рванулся и, вновь проявив бесцеремонность, полез наверх. Салье чуть не упал, отпрянув, но товарищ подхватил его под руку и помог удержаться.

– Осторожно, Клод! – воскликнул Антрак.

Инженер его не слышал. Им руководило оскорбленное достоинство, он хотел немедленно поставить на место любителя марсианских потрохов, который не способен даже предположить важность того, что у него сейчас прямо перед носом.

«Осторожно, – словно слабое эхо, с опозданием донеслось до него сказанное Антраком. – Да, надо быть осторожным. Конфликты между двумя людьми – ничто, по сравнению с важностью моей находки. Кто знает, что у этого типа на уме? Нужно взять себя в руки, сейчас имеют ценность только работающие панели. Работающие! Так вот, как это происходит!»

Он справился с приоритетами и переключил внимание на главную проблему. Нужно познакомиться поближе с этими подарками судьбы.

Спустя считанные секунды все разведчики оказались в рубке управления снарядом. Наклонный пол повторял контур помещения, сужающегося к носу снаряда. Это позволяло стоять прямо и без помощи дополнительных опор или поручней, как при спуске по коридору. в атмосфере витал слабый сырой туман, скрадывал дальние границы помещения, добавлял иллюзию значительно большего пространства.

Еще раз осмотрелись. Находящийся позади предмет привлек внимание Мориса Антрака. Это было как раз то, что составляло одну из легенд, известных всем ученым Института Марса. Образец вещества, морочившего головы своими свойствами всем, кто интересовался особенностями марсианских материалов. Антрак по долгу службы и профессии был прекрасно знаком с ним, ожидал увидеть его здесь в естественной обстановке. Противоперегрузочный кокон, амортизационная капсула пилотов снаряда, висела на растяжках в нескольких метрах позади них. Но первое впечатление узнавания старого знакомого быстро прошло. Сердце Антрака забилось, доктор Лозье вдруг нервно втянул в себя парной воздух. Кокон был необычен.

Полупрозрачные, мутные складки полуобвисшего кокона заметно округлялись книзу. Тяжесть какого-то массивного округлого предмета давила на ткань, вытягивала к полу, заставляя заметно расширяться подобно капле. в полуметре от кокона из пола торчала коленчатая штанга с закрепленным на ней ящичком с рычагом. Верхнюю оконечность рычага украшал зеленоватый набалдашник. Антрак отметил про себя, что это устройство, вероятно, должно заинтересовать Салье, но сам не мог оторвать глаз от кокона.

– Надо вытащить его оттуда! – закричал доктор и бросился к кокону.

– Эй! – окликнул его капитан, позабыв из-за большого количества впечатлений, что необходимо манерами поддерживать статус командира группы. – Вы уверены, что это безопасно?

Лозье остановился у кокона и обернулся.

– Он может быть еще жив!

Это была та вещь, которая составляла стержень всех надежд доктора. Он отметал все другие варианты, отчаянно молился, чтобы это оказалось правдой.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Клодан и даже не заметил глупости вопроса.

Лозье проигнорировал его, замахал руками, подзывая на помощь остальных. Он считал очевидным, что все должны броситься ему помогать. Они поспешили, подгоняемые любопытством. Даже Салье на некоторое время забыл о своем открытии, подсознательно ощущая, что оно менее хрупко, чем жизнь, возможно, еще теплящаяся в хранимом коконом теле.

Пульс бухал в висках, руки Лозье мелко дрожали. Он секунду колебался, решая, могут ли его действия принести вред существу. в эту секунду замешательства произошло событие, к которому никто не был готов.

Складки ткани заколебались, послышался невнятный горловой звук, из щели в коконе вывалилась рука, безвольно повисла, почти касаясь пола. Рука человеческая, неестественно красная кожа покрыта множеством налезающих друг на друга ожоговых волдырей. Выше изуродованной кисти затянута рукавом из плотной черной ткани, сохранившей высохшие капли смазки и пятна пыли.

Словно стараясь еще больше шокировать людей, рука дернулась, тело в коконе пошевелилось, застонало. Следом за рукой в щели показалось лицо существа.

Парализованные неожиданностью, земляне увидели искаженные болью, крупные, широко расставленные бледные глаза. Кожа лица тоже красная, но следов ожога меньше. Черные волосы слиплись клочками и облепили лоб. Широкий плоский нос с шумом втягивал воздух. Рот с высохшими до трещин полными губами чуть приоткрыт, хриплые звуки срываются в стон.

Лозье заметил в направленных на него глазах проблески ускользающего сознания, справился с параличом, склонился над страдающим пришельцем, ища способ помочь. Он раздвинул ткань и стал доставать тело из кокона. Капитан помог ему, вместе вынули тело и положили на пол рядом с торчащей подставкой для рычага. Сочувствующие, потрясенные страданиями пришельца, люди склонились, чтобы лучше оценить его состояние.

«Жив! Слава тебе, Господи, что ты создал этих существ способными перенести такие муки и выжить, чтобы я мог исследовать их!» – молитвы биолога приняли необычный оттенок.

Огромные глаза перестали фокусироваться на лицах, веки медленно сомкнулись. Существо потеряло сознание. Доктор схватил другую руку пришельца – она оказалась неповрежденной – и попытался проверить пульс. Тренированные пальцы ощутили слабые толчки в пережатой вене. Лозье немного успокоился – еще есть время, чтобы сориентироваться.

Джек почувствовал, что начинает болеть голова. Монотонный гул самолетного двигателя только добавлял напряжения, создавая назойливый фон. Они уже приближались к берегу пролива, до спасительной посадки остались считанные километры, десятка три-четыре.

Переживания постепенно теряли свою яркость. Немного сгладилось первоначальное потрясение от внезапного бегства, закончившегося нелепой смертью Дикси. Пассажиры даже перекинулись парой ничего не значащих фраз, только чтобы нарушить размеренное гудение мотора, но говорить о чем-то более серьезном не хотелось. Слишком тяжело было свыкнуться с положением.

Джек поймал себя на том, что мысли обрели какую-то зацикленность, не дающую зацепок для разрешения главной проблемы. Определить свою роль в этой истории однозначно он не мог, а те эпизоды, что всплывали в памяти, виделись в мрачном свете впечатлений от жертвы Сайда. Джеку было стыдно. Он задумался над тем, какое зрелище представлял в глазах Аннет.

«Да, вот что может послужить рычагом. Стыд – вот тот стимул, который даст достаточно сил».

Это была искомая зацепка. Джек ухватился за нее и, словно глядя на себя со стороны, как на роль в сценарии, попробовал определить линию развития личности персонажа. Он стал понимать, что утрачивает достоинство. Это болезненная утрата, ранящая сильнее потери старого друга. Это начало разрушения. Джек интуитивно ощутил, что должен сопротивляться влиянию обстоятельств, нацеленных на уничтожение его личности.

«Это вызов мне, как разумному существу. Я должен использовать это, чтобы стать сильнее. Только сопротивление давлению дает опыт и укрепляет способность контролировать себя. Мир становится другим, значит, я должен измениться вместе с ним».

Джеку показалось, что он нащупал во мраке ту дорогу, которая выведет из тупика. Оставался только шаг, чтобы начать путь.

«Чем я должен стать?»

Это был правильный вопрос, но ответ пока скрывался где-то за поворотом. Необходимо какое-то действие, которое позволит проявить себя в другой плоскости. Что-то для опоры, чтобы начать выстраивать фундамент плотины, которая сдержит поток разрушительных для личности реакций. Которая усмирит внутренние противоречия, поднимет личность на новый уровень самооценки.

Джек очнулся. Пальцами ощутил гладкий корпус радио, лежащего на коленях. Вспомнилось последнее сообщение, услышанное из динамика – «Франция ждет вас!»

Он подумал, что есть что-то недосказанное в этом призыве. То, что они не заметили или просто посчитали неважным тогда. Нет, скорее, не заметили.

«Франция ждет. Ждет ли?»

Радио давно не подавало признаков жизни. Заряд батарей истрачен, теперь это только напоминание об удобствах и радостях мирной жизни. Зачем он таскает его с собой?

Джек посмотрел на профессора Уотсона. Тот окончательно восстановил былые навыки управления летающей машиной, вел самолет легко, уверенными движениями выравнивал кивки после воздушных ям. Профессор явно задумался над чем-то важным, но Джек решил, что обязан прервать его размышления.

– Профессор…

– Ммм?

– Вы знаете, куда мы летим?

– Во Францию, молодой человек, куда же нам еще лететь?

Уотсон был сосредоточен на управлении или, возможно, даже сильнее – на своих мыслях, поэтому ответил, не особенно задумываясь над сутью вопроса.

– Но куда во Франции мы летим?

– Хм…

– Мы что-то упустили, не правда ли?

Сзади зашуршала одежда Аннет.

– Джек, что случилось? – спросила она.

Джек подумал, что немного легкости не помешает для разрядки, сказал:

– Мы не знаем, куда летим, моя дорогая. Только и всего.

Ответ Джека идеально наложился на ее мысли, дополнив только что выстроенный моральный портрет спутника, который Аннет увлеченно создавала, перебирая в памяти недавние события и его поведение.

– Прекрасно! – произнесла она, скорее продолжая внутренний монолог, чем отвечая Джеку.

Джек расценил ее слова, как признак улучшившегося настроения девушки. Он мимолетно удивился ее самообладанию, подумал, что нужно потом проанализировать это качество. Это пригодится в работе, которую он решил провести над собой.

– Я, пожалуй, займусь рацией. Ведь приборы самолета в идеальном порядке, как я вижу. Значит, она сможет передавать не только на короткие расстояния.

Профессор отметил, что это еще одно подтверждение планов Стивена.

– Молодой человек, здесь все как новое, можете не сомневаться.

Джек взял микрофон и посмотрел на панель настройки. Предельные значения частот совпадали с указанными на корпусе мертвого радиоприемника. Джек выяснил частоту передачи сообщений из Франции и попробовал настроить бортовую рацию. Колесико регулировки вращалось с благородной мягкостью, позволяя дозировать перемещение реостата с поразительной точностью.

Спустя считанные мгновения из изящно декорированного динамика над панелью послышались фразы на французском. Голос был взволнованным, но не содержал и тени воодушевленного призыва, который так неприятно поразил Джека при первом прослушивании передачи. Джек прибавил громкость.

– Внимание! Падение снаряда во Франции! – тревожно вещал мужской голос. – Европа в опасности! Всем, кто еще нас слышит! Европейские силы сопротивления нуждаются в вас. Присоединяйтесь к вооруженной борьбе против марсианских захватчиков! Внимание! Падение снаряда во Франции!

Снова зацикленная автоматическая трансляция.

«Как быстро все меняется! – подумал Джек. – Как нам не потеряться в этом водовороте?»

Он чувствовал себя опустошенным. Сзади донеслись всхлипывания. Джек обернулся, Аннет плакала с тихой обреченностью, немигающим взглядом смотрела на проплывающие облака.

– Аннет, пожалуйста, возьмите себя…

– Эти твари уже в моей стране! – полные слез глаза посмотрели на Джека. в них промелькнула мольба о защите, но потом Джек снова увидел смесь разочарования и покорности перед судьбой.

«Она не видит спасения, – подумал Джек. – Что же сумеет вселить в нее надежду?»

– Аннет, у нас нет другого выхода. Мы должны лететь туда.

– Зачем? – воскликнула она. в ее голосе слышалось недоумение. Она не понимала, как можно говорить о каких-то действиях, когда нет никакой надежды на спасение.

– Они не дождутся нашего поражения, – сказал Уотсон. – У нас еще есть время, чтобы добраться до людей. Это мужественные люди, они должны нам помочь. Я расскажу им о своем замысле.

– Вы думаете, у нас остаются шансы? – ответил Джек.

Он внимательно посмотрел на профессора. Тот сильнее сжал пальцы на штурвале, излучал упрямую уверенность и не собирался сворачивать с выбранного пути. Джек отметил про себя, что старый ученый тоже изменился за то короткое время, пока они были вместе.

– О, у нас есть все шансы, молодой человек! – профессор повернулся к собеседнику. – Я верю, что нас встретят здравомыслящие люди. Они поймут важность моего предложения, и мы сумеем оказать должное сопротивление этим тварям.

– Мистер профессор хоросо говорит, – вступил в разговор китаец. в его тоне чувствовалось удовлетворение и уверенность в своих словах. – Всегда нузно использовать все сансы до последнего. Если вы так сделаете, вы будете всегда честны с собой.

– Мистер Чи, меня поражает ваше самообладание, – сказал Джек. Он повернулся сильнее в кресле, чтобы видеть китайца, встретился со спокойным, чуть ироничным взглядом прищуренных глаз, не изменившимся с тех пор, когда Джек впервые увидел этого человека.

– У вас тозе есть возмозность так зить, мистер Ридл.

Он чуть приподнял брови, отчего лицо приобрело вопросительное выражение.

«Неужели он читает мои мысли? – подумал Джек. – Как он догадался, что я размышлял над чем-то подобным? Надо будет обязательно поговорить с ним об этом. Кажется, он хочет дать мне какой-то намек».

– Вы позволите мне помочь вам? – аптекарь уже обращался к Аннет. – Вы не долзны так перезивать.

– Что вы можете сделать? – Аннет недоверчиво посмотрела на него.

– Васи нервы нуздаются в отдыхе. У меня есть одно средство для вас.

– Вы припасли какую-то микстуру, мистер Чи? – Аннет отвлеклась от своих черных мыслей и выказала легкую заинтересованность словами китайца. Она даже смогла выдавить из себя иронию, потому что его предложение показалось странно нелепым и неуместным.

– Нет, мадмуазель Пети, это не микстура. Сейчас вы увидите.

Он запустил руку за пазуху, вынул маленькую плоскую коробочку. Ее поверхность была матово черной и гладкой от многих прикосновений. Раскрыв коробочку, китаец вынул несколько тончайших серебристых игл длиной с палец, с небольшим утолщением на тупом конце.

Аннет изумленно уставилась на предметы в его руках. Она вдруг вспомнила, что это и есть те самые иглы для акупунктуры. Ведь именно в ее родной Франции дали в семнадцатом веке такое название для чудесной китайской методики врачевания.

– Не волнуйтесь, все очень просто, – сказал аптекарь и протянул руку с иглой к лицу Аннет.

– Что вы делаете?! – крикнул Джек. Для него происходящее было полной неожиданностью. в его жизненном опыте не было ничего, что позволило бы объяснить намерения китайца.

Профессор Уотсон бросил короткий взгляд в небольшое зеркальце, чтобы выяснить, что там сзади происходит, ухмыльнулся и дотронулся до плеча Джека.

– Молодой человек, не переживайте, – он постарался сказать это как можно более убедительно. – Сейчас вы увидите кое-что необычное. не делайте поспешных выводов. Поверьте, это восхитительная вещь.

Джек недоверчиво обернулся к ученому и увидел, как тот кивнул, желая добавить веса своим словам. Слыша все это, Аннет тоже улыбнулась и постаралась не двигаться. Тончайшая игла так близко от ее лица!

– Что я должна делать? – спросила она.

– Постарайтесь расслабиться и не севелиться.

Мистер Чи подождал, пока Аннет займет удобное положение на заднем диване. Затем, ловким точным движением, говорящим о рутинности процедуры, прикоснулся иглой к коже около виска и чуть покрутил ее пальцами. Игла вошла в кожу и повисла, слегка пружинисто покачиваясь, когда он отпустил ее. не теряя времени, Мистер Чи вынул следующую иглу, воткнул симметрично с другой стороны лица.

Аннет закрыла глаза, Джеку увидел, как мелко подрагивают длинные ресницы. Скоро Джек обратил внимание, что Аннет немного расслабилась и сосредоточилась на ощущениях. Он даже представить не мог, что она должна чувствовать.

В коробочке мистера Чи оказалось около двух дюжин игл. Все они через считанные минуты торчали из лица девушки, которое напоминало теперь портновскую подушечку для швейных иголок. Иглы плавно покачивались в такт движению самолета, сверкали колючими отражениями солнца.

– Потерпите десять минут, – попросил китаец.

Девушка, боясь напрягать мускулы лица, только утвердительно промычала. Джек со сложной смесью чувств наблюдал за фантастической процедурой.

«Что за непонятный народ, эти китайцы! Каким мышлением надо обладать, чтобы хотя бы догадаться до такого? а тут совершенно очевидно, что это глубоко продуманная и проверенная методика. Как так случилось, что мы ничего не знаем о ней? Нет, вернее, я не знал о ней. Аннет, кажется, знала. Ведь она не стала сопротивляться. Да и профессор – парень не промах. Похоже, что он совсем не удивился и тоже знал, чего ожидать. Очевидно, ему уже приходилось сталкиваться с такими штуками. Каким же образом это прошло мимо меня? Нужно выяснить, какой ожидается результат».

– Скажите, мистер Чи, что должно произойти?

– Ци распределится иначе и девуське станет легче.

– Простите, не понял.

Китаец открыл было рот, но Уотсон сделал жест рукой и произнес:

– Молодой человек, не утруждайте себя. Современная наука бессильна объяснить это явление. Китайцы применяют его уже три тысячи лет, но до сих пор мы знаем только то, что это действительно работает.

Мистер Чи оценил помощь профессора и откинулся на спинку дивана, радуясь, что не нужно пускаться в бесполезные объяснения.

Джек хмыкнул, почувствовал, что профессору можно доверять в этом вопросе, и решил не углубляться в тему. Через десять минут будет понятно, чего стоит эта загадочная древняя наука. Он решил использовать это время, чтобы продолжить разговор с профессором.

– Я рад, что нам удалось помочь вам, профессор. Но все эти события… Все меняется слишком быстро. Вы же должны знать, насколько инертно человечество.

– Историю творят одиночки, молодой человек. – Уотсон пристально посмотрел на Джека. – Если вы можете что-то сделать – вы должны сделать это.

– Мы имеем дело с нечеловеческой, какой-то дьявольской агрессией. – Джек попробовал объяснить причину своей неуверенности. – В этом есть что-то животное. Отвратительно даже думать об этом, но у меня ощущение, что нам придется противостоять каким-то бездушным вирусам зла. Это нельзя описывать с помощью человеческих аналогий. Такая безудержная ярость, жажда поглощения, не может исходить от разумного существа. Как нам бороться с ними?

– Я многое знаю об этих существах, вы же помните, чем я занимался все эти годы. Физиология их действительно очень любопытна, но, поверьте мне, у нас нет причин отказывать им в наличии разума.

Уотсон перевел дыхание и сверился с компасом.

– Я приведу вам пример. Вы знаете, почему ученые не смогли привести в действие треножники? Ведь тогда осталось много техники, почти вся была работоспособной. Я вам отвечу. Управление этими машинами сконструировано так, что пользоваться ими могут только эти существа. Там все рассчитано на их физические особенности. Количество органов контроля над движением таково, что справиться с ними может только существо с большим числом гибких конечностей. Людям там просто нечего делать.

Джек молча переваривал услышанное.

– Так что мы имеем дело с разумом. Именно этот разум сконструировал чудовищные машины, подвластные только ему. и именно этот разум ставит цели своей агрессии. Это не животные инстинкты, молодой человек. Мы имеем дело с совершенно чуждым, но все-таки разумом. и свои действия мы должны продумывать только с этой точки зрения.

Профессор повернулся к Джеку и посмотрел ему прямо в глаза.

– Постарайтесь не недооценивать противника. Это может спасти вам жизнь. и всем нам.

– Но мы летим прямо к ним в руки! – воскликнул Джек, но сразу понял, что ляпнул чушь. Профессор словно не заметил оговорки.

– Во Франции упал только первый снаряд. У нас еще есть какое-то время, чтобы успеть подготовиться. Нужно использовать каждую минуту, тогда у нас есть шанс сделать что-то осмысленное. не забывайте, друг мой, что у европейцев было две недели, чтобы подготовиться к такому повороту событий. Наша помощь может оказаться сейчас очень своевременной. Поэтому мы просто обязаны приземлиться и войти в контакт с этими людьми из сопротивления.

В душе Джека происходила борьба собственных страхов и впечатлений от обнадеживающих слов ученого.

«Хватит бежать. Мы убегаем из собственной поверженной страны, но впереди нас теперь ждет уготованная к вторжению Франция. Бегство – это не выход. Нам придется принять бой, и этот бой не только избавит нас от агрессоров. Он должен изменить нашу сущность. Мы неизбежно должны стать другими. Каждый внутри себя должен стать другим».

Джек согласился со словами профессора и по-новому взглянул на свое прежнее отношение к происходящему.

«Как измениться мне, чем же мне стать?»

Последние слова ученого вдруг напомнили о чем-то важном, прервали размышления, когда он снова подошел к самому важному.

«Он сказал – войти в контакт?»

Джек опять потянулся к микрофону.

«Нужно попытаться связаться с землей, чтобы выяснить, куда сажать самолет. Нужно будет держать постоянный контакт, ведь после падения снаряда на территории Франции наверняка творится неразбериха, а нам нужно сесть в правильном месте».

Пока члены его группы изумленно разглядывали впавшего в беспамятство пилота, капитан Клодан поспешно отошел к люку, где оставил рацию.

– Стрелок, вызывает шахтер, прием!

Потребовалась очередная коррекция настройки чистоты звучания.

– Слушаю, шахтер. Доложите обстановку.

– Обнаружен живой пилот, угрозы группе нет, прием. – Клодан экономил каждую секунду, сжимая информацию в минимальное количество слов.

Для него было очевидно, что сейчас должно происходить в штабе на поверхности. Задержка при получении ответа была неизбежна. Однако он не ожидал, что пауза будет такой долгой.

Вслушиваясь в треск динамика, Клодан изучал марсианина и планировал дальнейшие варианты поведения. Некоторые реакции близких видов удивительно похожи – пилот бредил.

Рослое – на голову выше среднего землянина – тело слегка подергивалось от импульсов неведомых внутренних переживаний. Он был одет в черные штаны простого покроя и тунику. Типовая одежда подогнана для удобства с помощью завязанных тесемок, которые стягивали ткань в заранее предусмотренных местах. Грудная клетка больше человеческой. Клодан сразу вспомнил о разреженности марсианской атмосферы. Обращенные к капитану подошвы рифленые, голенища похожей на высокие ботинки обуви стянуты такими же тесемками. Когда пришелец невольно сглатывал, под покрытой редкой щетиной кожей на шее дергался кадык.

«Как он похож на нас, – подумал Клодан. – Странная смесь европейских, индейских и африканских черт, но вполне возможная для земного человека».

Рация ожила, проскрипела резкими командами:

– Поздравляю. Выслан отряд поддержки. Поторопитесь с подъемом. Отбой.

Изменившееся положение заставило действовать в ускоренном темпе. Важность происходящего требовала быстрых однозначных решений. Короткие фразы многое сказали капитану. Наверху за эту минуту проделали серьезную работу. Оценены риски, перспективы и последствия. Выбран план, розданы инструкции. Дальнейшее обследование теперь второстепенно, его можно отложить. Подъем пилота должна провести группа Клодана, но дальнейшее уже выводилось из сферы его ответственности. И, главное, первое слово означало для Клодана открытие новых карьерных горизонтов. Все это капитан понял, пока еще не прекратился шум помех перед отключением связи.

Убирая рацию в чехол, он отдал необходимые распоряжения.

– Срочно поднимаем его наверх. Нас будут ждать.

– Я еще не закончил осмотр, – ответил доктор, увлеченно совершая массу профессиональных движений, которые снабжали его постоянным потоком сведений о состоянии пилота. – Я пока не уверен, что он может перенести это.

То, что скрывалось за словом «поздравляю», толкало капитана к прекращению любых проволочек. в то же время, ответ доктора содержал угрозу, что миссию может постигнуть неудача, если они позволят себе небрежность. Капитан видел, что они сейчас должны спешить и не спешить одновременно. Он принял решение:

– Не пропустите ничего, доктор.

Лозье кивнул, поглощенный вниманием к пациенту. Он даже не предполагал иного варианта ответа.

Не имея возможности внести свою лепту, Антрак и Салье стояли чуть в стороне. Причудливая смесь разочарования и восторга овладела ими. Он понимали, что находка означает прекращение изучения внутренностей снаряда, а значит, у них может не оказаться шанса сделать персональные открытия. в то же время, они полностью осознавали важность скорейшего возвращения с выжившим пилотом. Борьба личных стремлений и общественных нужд происходила в их умах.

Салье жадно пожирал глазами устройство приборов, пытаясь, пока есть время, сопоставлять увиденное с известной теорией. Еще можно подняться отсюда, принеся не только живого пилота.

Антрак был менее оптимистичен. У него не было сомнений, что снаряд модифицирован. Отсутствие отсека для предназначенных в пищу гуманоидов красноречиво подтверждало это. Но будут ли найдены в конструкции аппарата новые материалы? Эта часть исследований была не менее длительной, чем изучение приборов, наполняющих помещения снаряда.

Лозье ощупывал шею пришельца. Марсианин дернулся.

«Я сделал ему больно?»

Лозье отдернул пальцы. Состояние бредящего неуловимо изменилось. Редкие звуки, гулко вырывавшиеся из груди, стали более структурированными и поменяли тональность. Он шевельнул головой, веки чуть расслабились, стало видно выпуклости от двигающихся под ними зрачков.

«Это похоже на пробуждение, – подумал доктор. – Это может осложнить нам задачу. Как я могу помешать ему прийти в себя раньше времени?»

Взволнованные лица склонились над марсианином в попытке угадать, что терзает его. Доктор знал, что любое движение может сейчас повлиять на неустойчивое состояние пилота.

С пересохших губ сорвалась череда высоких звуков.

«Речь марсианина! – Доктор затаил дыхание. – Какой странный тембр, почти фальцет. Еще одна особенность неземного существа. Какой же это неиссякаемый источник открытий!»

Вздрогнув, существо открыло глаза. Черные зрачки, окруженные бледной серой радужкой, расширились в мерцающем сумраке помещения. Было видно, какого труда стоит ему попытка сфокусировать зрение на склоненных над ним лицах.

Лозье нахмурился. Взгляд существа задержался на его лице, выбрав его в качестве опоры для закрепления внимания. Пришельцу удалось удержать сознание от провала в темноту, теперь он медленно переводил взгляд, изучая черты лица доктора.

«Я могу его испугать», – опомнился доктор и постарался избавиться от хмурого выражения.

Иррат видел несколько темных силуэтов над собой, очерченных хаотическим сиянием контрольных панелей, находившихся за спинами склоненных фигур. Он не мог различить лиц. Зыбкое сознание выхватывало только разрозненные куски реальности, не давало понять, где он находится.

«Темные лица. Возможно ли, что это мои соплеменники?»

Получив информационный толчок от этого вопроса, он поплыл по волнам воображения. Он знал, что находится в рубке снаряда. Но что случилось? Ему почудилось, что он мог пострадать в какой-то аварии, и теперь те его товарищи, что вместе с ним проверяли приборы перед стартом, пытаются ему помочь.

«Да, возможно это так, – подумал он. – Как невыносимо жжет руку, я наверное попал под выброс пара при проверке давления в магистрали».

Глаза привыкли к темноте, и он увидел, что одно из темных лиц хмурит брови.

«Что-то пошло не так. Неужели из-за меня снаряд не стартует? Что я сделал? – Иррат в отчаянии пытался найти ответ. – Неужели я не буду пилотом?»

Он попытался придать лицу вопросительное выражение, но кожа отозвалась резкой болью. Он закрыл глаза, как от нестерпимо яркого света, попытался совладать с собой.

«Лицо обожжено. Я должен получить ответ».

Стараясь не напрягать мускулы лица, он попробовал сказать:

– Что случилось?

Первые звуки получились с нужным обертоном, но затем он вдруг охрип и не смог договорить. Он увидел удивление, промелькнувшее на лицах.

«Почему они ничего не говорят? – забеспокоился он. – Я ведь не оглох, я слышу себя. Значит это они не говорят со мной».

Он решился на новую попытку.

– Что произошло?

На этот раз он сумел контролировать интонацию до конца фразы. Теперь он получит ответ. Мучительное неведение начинало раздражать его. Он не мог вспомнить события, приведшие его в рубку. Он знал, что должен быть здесь, но что должен был делать в этот раз, забыл.

Ожидая ответа, Иррат перевел взгляд чуть ниже. Одна из вспышек на задних панелях оказалась ярче предыдущих, он различил одеяния фигур. Ясная картина несчастного случая в рубке, мысленно нарисованная им, начала разваливаться. Это были не черные туники персонала, допущенного к снарядам. Эти светлее и спереди на них какие-то блестящие мелкие предметы. Это противоречит правилам.

«Что со мной происходит?»

Иррат тонул в пучине непонимания.

– Нам надо как-то уговорить его не сопротивляться. – Лозье обратился к капитану, чтобы обозначить назревающую проблему. Пришелец в состоянии шока, доктор не мог гарантировать, что тот не получит необратимых повреждений, если они начнут тащить его из снаряда наверх.

– Вы что, понимаете, что он говорит?

Если пришелец пытается вступить в разговор, значит он не видит в них в первую очередь врагов. Это было само по себе приятным, но необычайным открытием. Тем не менее, это ставило новую проблему – мирные намерения надо каким-либо образом подтвердить и убедить пришельца следовать за ними, или, по крайней мере, не сопротивляться. Сделать это жестами настолько же невероятно, как и словами. Это существо – с Марса, поэтому никаких отправных точек для общения капитан не видел.

– Вы правы, капитан, – Лозье чувствовал, что надежда тает. Ему уже виделись долгие и бесполезные попытки наладить контакт, бесконечные споры с коллегами, бессонные ночи и головная боль.

Быстрый темп, ритмичные нарастания громкости, незнакомые, режущие слух сочетания звуков в услышанной речи ошеломили Иррата, словно поток холодной воды. Крупная дрожь прошла по телу, и он с опозданием отметил, что лежит на твердом, но теплом покрытии пола в отсеке управления снаряда. Именно теплом. Теплота – это ключ к пониманию. Иррат знал, что тепло может быть следствием только двух действий – старта снаряда или посадки. на борту снаряда были его соплеменники. Нет, он решительно отбросил эту мысль. Они уже не его соплеменники. «Разрушитель воли» уже их неотъемлемая часть, так что их присутствие здесь невозможно.

Отыскивая недостающее звено в цепочке фактов, Иррат чуть повернул палимую огнем голову и попробовал оглядеть пространство рубки. Что-то механическое перекрыло обзор. Он скользнул глазами по штанге с гибким сочленением и остановился на коробке, из которой торчал рычаг. Вспышка воспоминания стала наградой за испытываемую боль. Он закрыл глаза и погрузился в блаженное чувство осознания успеха. Он окончательно пришел в себя, полностью восстановил цепь событий. Иррат пришел в изумление оттого, что замысел увенчался предсказанным им успехом.

Он словно испытал заново счастье рождения. Ту бурю прекрасных эмоций, которая оставалась единственным проблеском в жизни его соплеменников, до самой смерти напоминая о невозможности вернуть это ощущение. Иррату удалось повторить этот опыт. Только ради этого стоило оказаться здесь. Но Иррат помнил и о своей настоящей миссии, знал, что должен сказать теперь. Он еще раз прокрутил в голове знания, заложенные в него матерью, чтобы не совершить глупую ошибку и не погубить дело. Приготовив голосовые связки к необычной работе, он медленно, словно ступая на гостеприимно красный, но зыбкий песок, произнес:

– Я принадлежу Теплому Миру.

Это была наивысшая форма благодарности и уважения, которую он мог выразить словами. Он вверял свою жизнь этой планете, все, что он собой представлял, свои мысли и поступки, прошлое и будущее. Он сообщал, что отдает себя всего.

– Ему что-то в горло попало! – воскликнул Салье, когда услышал, что существо вдруг издало странные горловые звуки, не похожие на те, что поразили землян необычной мелодикой звонкого фальцета и переливами интонаций.

– Не думаю, – ответил Лозье, послав инженеру взгляд, говоривший, что тому не доступна даже мельчайшая часть тех знаний, которые использовал сейчас доктор. – Тут что-то другое.

Лозье размышлял над переменой в реакциях марсианина. Он только что заметил изменение мимики, неуловимое движение в глазах, выдавшее мощные внутренние переживания. Лозье не сомневался, что марсианин понимает, где находится. Тот быстрый взгляд, что пилот бросил на конструкцию возле кокона, сказал доктору о многом.

«Этот предмет явно был для марсианина чем-то очень важным. Но если это обычный прибор из тех, которыми напичкано все нутро этого огромного цилиндра, то почему взгляд именно на него вызвал такую внутреннюю перемену?»

Доктор обдумал пугающую догадку, не подавая вида, – это может быть оружие!

«Нет, неверный путь. Оружие не вызовет такого действия. Клянусь, он испытал откровение, может даже изумление, но не чувство дополнительной силы, какое могло бы дать оружие».

Лозье вернулся к другому аспекту произошедшего.

«Он изменил речь. Уверен, что он издал эти звуки иным способом, нежели делал это до того. О чем это говорит? – доктор торопливо искал аналогии. – Кажется, тут что-то есть знакомое…»

Лозье вспомнил случай, произошедший во время учебы в университете. на курсе появился студент-индиец, приковавший на какое-то время всеобщее внимание. Он неплохо изъяснялся на французском языке, все его понимали. Но когда он постепенно стал частью коллектива, то освоившиеся студенты стали интересоваться его персоной с других, не научных сторон. Один из любопытных был очарован родным языком индийца и постоянно просил сказать что-нибудь. Ему нравились необычные звуки иностранной речи, они будили фантазию и рождали в голове необычные картины далекой страны.

Лозье вспомнил свое впечатление от наблюдения за индийцем. Когда он переходил со своей родной речи на французский, то как будто терял часть вдохновения. Словно надевал воздушный фильтр, ограждающий его от великого многообразия ароматов, оставляя воздуху лишь функцию питания кислородом. Это был переход от врожденной естественности к вынужденной ограниченности, к принудительно выработанным навыкам, заменяющим что-то привычное, родное.

«У марсиан есть разные языки? – Лозье помчался по мысленному потоку, открытому новой догадкой. – Значит ли это, что на Марсе есть различные страны? Это означает разную культуру, что вызывает, безусловно, конфликты культур. Все ли существа Марса преследуют одну цель, прилетая сюда в этих чудовищных машинах? Почему никто до сих пор не отметил, что мы знаем два разных вида марсиан? Почему никто не исследовал возможности этой двойственности?»

Воображение доктора переключилось на новые горизонты знания, открывшиеся после слов марсианина. Он на мгновение отвлекся от лежащего перед ним страдающего обожженного тела. Когда же вновь осмысленно посмотрел на него, обнаружил выражение решимости, отчетливо читаемое на красном лице. Большие бледные глаза напряженно смотрели на доктора, будто требуя чего-то.

Иррат некоторое время изучал реакцию, вызванную его словами на лице представителя Теплого Мира. Он увидел заинтересованность, отблески мыслительной работы, протекающей в голове этого человека, но по-прежнему не видел понимания.

«Возможно ли, что я ошибся? – Иррат не был готов испытать поражение. – Где я мог допустить небрежность? Я в точности воспроизвел нужные звуки, в этом нет сомнений».

Однако, человек его не понял. Чем дольше Иррат вглядывался в такие непривычные, маленькие, прищуренные глаза, пытаясь разглядеть в них ожидаемую реакцию, тем сильнее начинал нервничать. Нужно изменить подход.

«Я в Теплом Мире. Я принадлежу Теплому Миру. Я должен думать, как существо Теплого Мира. Я должен мыслить на языке Теплого Мира. Только так я смогу понять этих существ, только так они смогут понять меня. Я должен выполнить свою миссию любой ценой».

Иррат испытал острую потребность сменить позу. Лежать, вытянувшись на полу, окруженным незнакомыми людьми, было неудобно. Нужно поменять расклад сил, нужно выполнить действие, которое всколыхнет их разум. Иррат осторожно напряг мышцы и отметил, что управляет телом с достаточной долей уверенности. Он медленно сел, подтянув колени, уперся ладонями в пол. на обожженной руке ладонь пострадала меньше всего, поэтому новая поза не причинила сильного беспокойства.

Существа отпрянули, но увидели, что он не делает ничего опасного, успокоились и сели перед ним, приблизительно повторив его позу.

«Это хорошо. Это создает что-то общее между нами, – подумал Иррат. – Теперь нужно сделать еще одну попытку. и помнить – мыслить отныне на языке Теплого Мира».

– Я желаю вам добра и счастья!

– Э? – капитан уже порядком устал от этого концерта. Драгоценные секунды уходили, а дело не сдвинулось с мертвой точки. Клодан ясно представлял, что группа поддержки уже должна была подойти к снаряду, ожидая скорого появления из чрева колосса разведчиков с бесценным грузом в руках. а они еще так чудовищно далеки от этого!

Остальные участники контакта смущенно смотрели на пришельца, чувствуя его настойчивость и уверенность, так быстро и активно проявившуюся в нем. в воздухе витало ощущение предгрозовой электризованной мощи, которая вот-вот должна найти себе выход.

Внезапная досада охватила Иррата. Он сделал все, что мог! Его знания языка были проявлены максимально чисто, мать могла гордиться им, но непонимание стояло неприступной стеной.

«Это безумие! Это невозможно!»

Иррат вспомнил рассказы матери об Амелии. Он будто воочию увидел ее. Это далось ему предельно легко, ведь теперь перед его глазами были несколько существ из этого мира, выглядящих точно так же. Он вдруг вообразил реакцию мессии на подобное событие, когда силы, потраченные на долгое объяснение новых истин разбивались о непонимание ее слов или понятий. Он представил ее возможные слова. Эмоции захлестнули его:

– Damn it all! – он вложил всю силу своего внутреннего видения в выражение разочарования. Слезы наворачивались на глаза.

– Damn it all? – вдруг произнес человек, сидящий перед ним. Тот, который и вызвал своим непониманием бурную реакцию Иррата.

– Тьфу, пропасть? – повторил по-французски доктор Лозье, пытаясь совладать с собой. Это было почти невозможно. Привычная картина мира рушилась, швыряя обломки на его несчастную голову. Марсианин определенно выругался на английском языке. с присвистом, со странной интонацией, ломая звуки, но это было английское ругательство, и ничто иное.

У сидящих рядом военных пропал дар речи. Язык островных соседей был знаком каждому из них, но какой-то мозговой ступор, стереотипность мышления, неспособность воспринять пусть и очевидное, но все-таки чудо, все это время мешала услышать в издаваемых марсианином звуках английские слова.

Теперь они прозрели. Словно снизошло божественное откровение. Впечатления у всех были на редкость схожи – прошиб холодный пот, на мгновение потемнело в глазах, а когда они снова посмотрели на пришельца, то увидели совсем другого человека. Точнее, увидели перед собой именно человека. Который говорил с ними на земном языке.

Первым очнулся от потрясения ксенобиолог.

– Welcome to Earth! – сказал он, стараясь, чтобы английские слова прозвучали максимально чисто и правильно.

Ответ они не услышали, а увидели. Огромные глаза пришельца вдруг налились влагой, полные губы скривились, он тихо заплакал. и было в этом выражении эмоций что-то настолько земное, родное, проникновенно человеческое, что все, кто видел это, не смогли удержаться. Слезы покатились по щекам.

«Мессия продолжает спасать нас!» – не в силах сопротивляться эмоциям думал Иррат.

В салоне небесно голубого самолета царило всеобщее оживление и восторг. Летающая машина неслась над материковой Европой, чтобы совершить посадку в столице французской Пикардии, прекрасном городе Лилле. Посадку, которой с недавних пор все пассажиры ожидали с нескрываемым нетерпением.

Джек вспоминал теперь мрачные мысли, донимавшие его, пока самолет летел над проливом. Теперь все виделось в совершенно ином свете. Небывалое удивление и радость переполняли его. Он еще раз вернулся к тем словам, которые в один момент изменили все.

Когда Джек справился с настройкой на аварийную частоту и послал сигнал бедствия, он надеялся, что им дадут краткую сводку о действиях чудовищ во Франции и укажут, на какой аэродром безопаснее садиться. Но он услышал ответ, доказывающий, что во время войны обстановка способна меняться с поистине потрясающей скоростью.

Бодрый, искрящийся энтузиазмом голос диспетчера сообщил, что никакой опасности нет. Утром этого дня случилось невероятное происшествие, но в начавшейся суматохе персонал просто забыл прекратить автоматическую трансляцию предупреждения о вторжении во Францию. Выяснилось, что группа быстрого реагирования, высланная на место падения снаряда марсиан для нанесения упреждающего удара, обнаружила вместо готовящих бойню чудовищ лишь одного, чудом уцелевшего при посадке гуманоидного пилота. Марсианин был жив и даже пришел в себя, когда его осматривал специально вызванный ксенобиолог.

Но следующие слова вызвали у всех слушателей, в особенности у профессора Уотсона, ощущение, что диспетчер сошел с ума. Он со всей серьезностью заявил, что когда пилот пришел в себя и увидел людей, то обратился к ним на английском языке, приветствовал их и понимал, когда они отвечали тоже по-английски.

Услышав это, Уотсон разразился длинной тирадой, изобилующей научными терминами, но общий смысл которой был в том, что его исследования трупов гуманоидов показали такие отличия в строении гортани, которые не дают возможности воспроизводить звуки земной речи. Это было единственное научное доказательство, остальные же высказывания сводились к описанию отклонений в умственном развитии всей этой французской шайки неучей, не способных оторвать носы от дешевой детской фантастики. При этом профессор, извиняясь, оборачивался к Аннет, но она была настолько потрясена счастливым известием, что никакого оскорбления национальной гордости не почувствовала. на первом месте для нее было только то, что родине не угрожают чудовища, пусть даже пока. Что она сейчас приземлится в стране, на землю которой еще не ступила нога треножника. Это было для девушки главным, даже весть о живом пилоте не настолько ее потрясла.

Мистер Чи успел вынуть иглы из лица Аннет как раз перед тем, как прозвучали слова диспетчера. Это было очень кстати, ведь Аннет, не помня себя от радости, подпрыгнула до потолка кабины и могла бы пораниться. Мистер Чи в первую минуту немного расстроился оттого, что всплеск волнения свел на нет все его усилия по успокоению нервов Аннет с помощью акупунктуры. Но спустя некоторое время китаец присоединился к остальным в их воодушевлении и уже не вспоминал о срыве сеанса лечения.

Диспетчер не стал уточнять подробности утреннего происшествия, а только добавил, что сейчас пилота удалось поднять из снаряда на поверхность земли, и в сопровождении вооруженной группы его перевозят на главную базу сил сопротивления, расположенную в Лилле.

Джек живо вспомнил, как это известие подействовало на профессора. Он стал подавать сигналы Джеку, чтобы тот немедленно сообщил диспетчеру, что на борту с ними известный ученый-биолог Персифаль Уотсон, который требует допуска к участию в контакте с марсианином. Джек передал просьбу. Диспетчер долго с кем-то совещался, куда-то докладывал, а когда вернулся к передатчику, сообщил, что командование штаба просит их совершить посадку на аэродроме базы в Лилле.

Услышав координаты, профессор так резко сменил курс, что Аннет даже высказала возмущение таким марсианским обращением с людьми. Уотсон, однако, мыслями был уже на земле и такие мелочи, как недовольство пассажиров его маневрами, были вне поля его зрения. Он испытывал редкостной силы азарт, получив шанс подтвердить живым примером свое открытие. а ведь это было открытие, способное не только избавить человечество от агрессоров, но и решить великое множество других жизненно важных проблем в будущем.

Чуть в стороне, с левого борта, проплыл Лилль, готовящийся принять сегодня такое количество необычных гостей. Самолет пошел на снижение, стремясь коснуться показавшейся на горизонте бетонной ленты взлетной полосы.

Джек Ридл сидел на поставленных друг на друга плоских ящиках и отдыхал. в этой каменной норе было холодно, Джек в который раз поежился. Покрашенные в хаки доски уже нагрелись под ним и создавали некоторый комфорт. Под бетонными полукруглыми сводами помещения и ближайшего коридора гулко разносились торопливые шаги. Мимо быстро проходили, а иногда пробегали люди, несущие похожие ящики и вещевые мешки. Все происходило в сосредоточенном молчании, лишь изредка нарушаемом короткими точными фразами командира Криспина.

Носильщики выходили с грузом из дальнего конца прохода, где за ржавыми створками скрывался «причал». Так сразу же окрестили эту двухметровую трубу, наклонно выходящую из гранитной стены набережной Темзы. Отверстие было скрыто под несколькими метрами воды, выходило почти к самому дну. в былое время никто не отважился бы подплыть к нему даже на десять метров из-за риска попасть в мощную струю отработанной воды, вытекающей оттуда после долгих блужданий по очистному комплексу. Предприятие по очистке городских выбросов было самым совершенным в Англии. Будучи вписанным в окружающий стиль архитектуры, оно ничем не выделялось среди соседних зданий, одним из которых был лондонский корпус Института Марса.

После вторжения предприятие прекратило работать, как и все остальные по всей стране, внутренние резервуары опустошились и теперь представляли собой комплекс бетонных помещений, соединенных трубами прямоугольного сечения, по которым внутри могли свободно передвигаться люди. на поверхности невозможно было определить, что внутри здания кто-то скрывается. Разведчики уже обнаружили и наметили основные точки, в которых предстояло проделать выходы наружу. Нужно только удалить несколько вентиляционных решеток и можно оборудовать выходы, у которых будут выставлены посты наблюдения.

Отверстие сточной трубы несколько часов назад успешно переделали в шлюз. Два водолаза прикрепили герметичные перегородки, из-за которых затем откачали воду, чтобы смогла пришвартоваться подводная лодка. Лодку из флота военно-морских сил Франции специально оборудовали боковым люком еще в Кале, чтобы обеспечить подобную стыковку.

Все прошло как и намечалось. После шести часов скрытного подводного перехода по проливу и руслу Темзы, лодка с передовой группой партизанского отряда прибыла к назначенному месту. Сейчас выгрузка почти завершилась, и люди двигались уже не так быстро, предвкушая скорую передышку. Скоро лодка отправится в обратный путь к Кале, чтобы завершить первый полный цикл транспортного сообщения между Пикардией и опустошенной столицей захваченной страны.

Пользуясь высоким положением консультанта по выживанию на захваченной территории, Джек испросил у командира разрешение приступить к отдыху немного раньше остальных. Его физическая подготовка была не настолько хорошей, как у тщательно отобранных добровольцев из рядов движения сопротивления. Он вспоминал множество жарких споров в штабе в Лилле. в конце концов победил план оборудования в тылу врага партизанской базы, с которой можно будет совершать вылазки и добывать разведывательные данные из самого логова чудовищ. Это был первый этап подготовки освободительной операции, которая претерпела радикальные изменения с тех пор, как к штабу присоединились пассажиры перелетевшего пролив самолета.

Прошло около месяца, но у беглецов не было свободной минуты за все время, что прошло в совещаниях, докладах и многочисленных пересказах увиденного. Все сведения тщательно записывались и обрабатывались аналитиками штаба, выдающими начальству толстенные отчеты и прогнозы о предположительном развитии событий. Настроения в штабе резко переменились. Теперь никто не помышлял о кавалерийском наскоке, которым будут сметены наглые захватчики. Серьезность происходящего предстала во всей ужасающей сложности. Теперь, когда стали известны наблюдения очевидцев, можно было строить планы, основывающиеся на реальных фактах.

Джек внимательно посмотрел на проходившего мимо Криспина. Он еще раз отметил, насколько верно решение назначить его главой операции. Криспин англичанин, еще в детстве осел вместе с семьей во Франции. Паника во время первого нашествия, когда люди тысячами бежали на кораблях в Европу, заставила и его родителей покинуть разрушенную страну. в родном городе у них не осталось ничего. Один из снарядов упал в черте города, и квартал, где жила семья Криспинов, первым подвергся безжалостной атаке чудовищ.

Не желая возвращаться на руины, они поселились по другую сторону пролива, в живописном пригороде Лилля, откуда Криспина и призвали через десяток лет во французскую армию. Показав себя отличным командиром, он решил сделать карьеру военного. Второе вторжение застало Криспина на штабной должности на военной базе, которая со временем стала сердцем сил сопротивления. Он был одним из рьяных сторонников решительных ответных действий и при первой же возможности высказал предложение по организации партизанской группы в тылу врага. Он не собирался бежать от захватчиков, как это сделали его родители. Он хотел сделать все возможное, чтобы приблизить час расплаты, и быть при этом как можно ближе к передовой линии фронта.

«Вот с кого следовало бы мне взять пример, – не в первый раз подумал Джек. – Как никто другой, этот майор обладает теми качествами, которые я наметил для себя. Что ж, пусть он, сам не зная этого, будет моим учителем. Я не отступлюсь, пока не избавлюсь от мерзкого страха, выгнавшего меня пинком под зад из моей страны. Что за помрачение рассудка овладело мной тогда? Хотел бы я знать, заметил ли кто-нибудь, что творилось со мной?»

Это был один их многих вопросов, не дававших покоя Джеку с тех самых пор, когда он задумался об изменениях в личности, которые влечет за собой крах окружающего мира. Подобные вопросы двигали его по пути начатой недавно кропотливой работы над собой. Он уже сейчас ощущал, насколько ослабли тиски страха, сдавливавшие мозг при каждой мысли о кошмарных машинах смерти, расхаживающих по мертвому Лондону там, наверху. Этот небольшой прорыв наполнял его силой для очередного шага. Он знал, что нельзя давать себе поблажки и пускать мысли на самотек. Только тщательный самоконтроль позволит изгнать завладевшую его сознанием трусость.

«Криспин как будто даже не знает этого слова, – думал Джек, рассматривая его профиль. – Он настолько поглощен своим долгом, что у него просто нет времени задуматься над личным отношением к ситуации. Впрочем, как же тогда можно объяснить тот взгляд, что мелькнул у майора, когда мы говорили на борту лодки?»

Командир тем временем закончил обход расположившихся в помещении партизан. Грузы перенесены с лодки, остались считанные минуты до того, как она отчалит в невидимое плавание обратно к докам Кале. После короткого отдыха партизаны начнут оборудовать пункт связи, устанавливать радиостанцию, чтобы обеспечить постоянную связь с европейским штабом. Первое донесение будет обнадеживающим – «Высадка прошла по плану».

Джек вернулся к размышлениям. Его волновал еще один момент, который мог сильно повлиять на его дальнейшие действия. То, что удалось доказать свою полезность для нужд партизанского форпоста, не такое уж большое достижение. Эффектное появление в небе над Францией голубого самолета, чудом спасшегося от преследования, произвело должное впечатление на встречавших.

Красочные рассказы, полные неподдельных эмоций, которые раз за разом повторяли беженцы по просьбе различных высоких чинов из штаба, создали вполне реалистичную картину ужасных событий. Один только факт спасения уже сделал их героями в глазах многочисленного персонала военной базы Лилля, это настроение коснулось даже людей, принимающих самые ответственные решения. Являясь бесценным источником сведений, Джек, Аннет, Уотсон, и даже не слишком разговорчивый китаец, были частыми участниками совещаний, на которых планировались варианты действий сил сопротивления.

Джек сразу понял, что не сможет остаться во Франции. Он уже знал, какую неистощимую силу, влияющую на характеры и личности, ломающую внутреннее психическое ядро человека, представляет обстановка страдающей Англии. Эта сила чуть не погубила его самого, чуть не превратила в трясущуюся безвольную тварь, отвратительную самой себе в своей ничтожности. Джек интуитивно чувствовал, что есть способы заставить эту силу действовать в обратном направлении, вернуть самоуважение и изменить свой характер так, как он поклялся сделать. Для этого нужно было только одно – вновь оказаться «там».

Поначалу он даже мысленно не называл это «там». Но когда удалось добиться включения в состав отряда, готовившегося к высадке в Лондоне, он заметил перемены в нужную сторону в своем восприятии. По мере приближения даты отплытия он всеми силами укреплял решимость, стараясь вызывать в памяти моменты бегства и представлять иные варианты поведения в тех ситуациях. Но он знал, что настоящая работа начнется только тогда, когда окажется «там».

«Вот я и здесь. Смогу ли я скрыть свои мотивы? Криспин способен заметить мою неуверенность. Мне помогут только реальные действия, действительно полезные, решительные поступки. Только они будут толкать меня вперед. Он не отступит ни на шаг. Значит, должен и я делать так же».

Джек оглядел сидящих рядом солдат. Решимость и напряжение от ожидания встречи с неизвестным читались в их глазах, но расторопность и четкость, с которой они выполняли команды Криспина, говорила Джеку о том, что с такими товарищами можно сделать даже больше, чем намечено.

«Товарищами… Да, теперь они мои товарищи, теперь я – один из них, солдат партизанского отряда, а не актеришка, изображавший героев, не имея ни малейшего представления о реальном героизме. Это чудо, что удалось выжить, но теперь в моей жизни не будет места для чудес».

Прозвучала отрывистая команда. Два человека сорвались с мест, побежали распаковывать ящики с аппаратурой радиостанции. Следом еще два человека отправились туда, где инженеры без перерыва на отдых заканчивали вскрытие первого прохода из очистного резервуара наружу, в наземное помещение комплекса. Как только проход в вентиляционных решетках будет сделан, эти двое установят навесную антенну для связи с континентом.

Видя, что Криспин немного освободился, Джек решил обратиться к нему с просьбой. Он посчитал нужным проявить готовность к активным действиям, чтобы не давать повода усомниться в своей полезности для отряда.

– Господин майор, – сказал Джек и подождал, пока Криспин повернется. – Разрешите участвовать в первой вылазке на поверхность?

– Рветесь в бой? Я ценю это.

– Что еще нам остается?

– Вы штатский, но по практическому опыту превосходите любого из нас, мистер Ридл. Мне нужно, чтобы каждый мой солдат получил эти навыки.

– Вы же не собираетесь держать меня в этой бетонной яме, чтобы я вел занятия с вашими подчиненными? – Джек показал удивление, но он знал, что в отряде каждый человек на счету и должен иметь максимум полезных навыков. в ответе Криспина можно было не сомневаться.

– Я действительно планировал отправить вас в первой группе, чтобы вы приглядели за ребятами. Так мы увеличим шансы на успех. в разведку будут ходить все, по распорядку, небольшими группами.

«Все так и есть, – подумал Джек. – Но если я погибну в первой же вылазке, это не заставит Криспина свернуть операцию. Мы перешагнули через пролив и теперь должны прочно поставить ногу».

Иррат сидел на широком подоконнике и потрясенно рассматривал пейзаж за окнами своей комнаты. Прошло уже столько времени, а он все никак не мог привыкнуть к тому, что каждый раз обнаруживали за окном его глаза. Теплый Мир, казалось, делал все возможное, чтобы не дать ему освоиться. Новый день всегда приносил новые впечатления, они вытесняли предыдущие, и не было уверенности, что завтра все останется по-прежнему. Только одно он знал наверняка – на следующий день он опять заметит изменения в картине окружающего мира.

Виной всему осень. Теперь это понятие для него осязаемо, видимо, слышимо, обоняемо и неизменно вызывает восхищение.

К зданию, где теперь жил Иррат, примыкала кленовая роща. Поначалу он настороженно рассматривал крупные зеленые листья, колыхавшиеся на ветру, словно машущие ему ладони, но затем листва стала желтеть, и очень скоро пышные кроны загорелись ярко красным, заставляя Иррата воображать, что Теплый Мир так встречает его, дружелюбно меняя даже расцветку листьев растений. Словно природа сама знала, что нужно сделать, чтобы он успокоился.

А какое здесь небо! Когда он смотрел на него, задрав голову, в больших бледных глазах отражалась ярчайшая синева, какой он никогда прежде не видел. Зрачки становились похожими на те, которые он пару раз замечал у говоривших с ним людей. У его соплеменников не бывает таких глаз.

Когда его подняли на поверхность из темницы снаряда, переполненный ощущениями мозг отказался воспринять шквал новой информации, что обрушил на него окружающий мир. в полубредовом забытьи его протащили через развороченное поле, погрузили в какую-то трясучую, лязгающую и воющую машину, стоявшую на непонятных дисках, где он снова потерял сознание.

Очнулся в комнате с гладкими светлыми стенами и высоким потолком. Его привел в чувство яркий теплый солнечный луч, нарисовавший на обожженной щеке узор, перенесенный с ажурной ткани, что прикрывала широкое окно. Поначалу он испугался, что потерял слух, но потом, когда сделал попытку пошевелиться и услышал хруст простыней под собой, понял, что это помещение утонуло в тишине. с этого момента Теплый Мир начал неотвратимо изменять его представления о жизни.

«Земля. Они называют свой дом – Земля. Мать никогда не говорила об этом. Возможно, Амелия просто скрыла от нее это, не считая чем-то важным. а ведь как много может сказать название, данное людьми своему дому!»

Иррат решил больше никогда не произносить имя, данное родной планете предками, когда была утрачена свобода и надежда. Он полагал, что вычеркнув из памяти слово, заставит себя приглушить все ассоциации и воспоминания, которые не давали покоя и мешали сосредоточиться на цели миссии. Отказ от этого слова был чем-то вроде символической черты, от которой начинался путь к освобождению от рабства. Теперь он называл свою планету так, как называли обитатели Земли – Марс. Он спросил однажды, есть ли особый смысл, заложенный в это слово, но человек отказался отвечать. Иррат не умел разбираться в тонкостях мимики здешних людей, но интуиция подсказала, что не следует добиваться уточнений.

Да и как можно быстро разобраться в мимике, когда лица многих собеседников покрывает сетка глубоких морщин, при каждом движении меняющая выражение всего лица. Одно из самых потрясающих открытий, сделанных Ирратом в первые же дни. Блуждая взглядом по волнующемуся от ветра морю красных кленовых шапок, он еще раз вспомнил первую встречу с этим удивительным человеком, Доктором.

Деликатно постучав, как здесь принято, в комнату вошел маленький человечек странной наружности. Ростом он доходил Иррату до груди, открывая обзору гладкое блестящее пятно розовой кожи на макушке, обрамленное торчащими во все стороны белоснежными волосами. Половину лица занимала конструкция из проволоки и двух круглых стеклянных линз, искажающих изображение настолько, что прячущиеся за ними глаза можно разглядеть, только смотря прямо по линии взгляда. Глаза за стеклами казались такими огромными, что Иррат невольно задумался, как же необычно должны выглядеть его собственные глаза для этих людей. Как догадался Иррат чуть позже, этот прибор служил для усиления остроты зрения.

Но еще сильнее Иррата поразила кожа лица человечка, рассеченная глубокими складками, как будто она намного больше, чем череп под ней, и ее пришлось собрать, чтобы она как-то поместилась. Иррат никогда прежде не видел таких лиц, ни дома, ни здесь, общаясь с немногими людьми, занимавшимися его ожогами и тем, чтобы создать необходимый для восстановления сил комфорт.

Он не мог найти слов, чтобы попытаться выяснить причину такого странного вида, но потом подумал, что может оно и к лучшему. Куда правильнее сосредоточиться на изучении особенностей общения с хозяевами и поскорее освоиться с языком. Иррат сразу заметил, что знает слишком мало слов и выговаривает их далеко не так хорошо, чтобы его понимали.

С минуту они рассматривали друг друга, причем человечек впился в него глазами так, словно хотел проникнуть в самые недра организма и докопаться до мельчайших подробностей. Во взгляде не было и намека на то, что человек удивлен тем, что видит. Он изучал Иррата так, как это делают с давно знакомым объектом, который вдруг проявил себя с неожиданной стороны.

– Ммм… У вас ничего не болит? – нарушил молчание визитер.

«Какой голос, – подумал Иррат. – Словно поскрипывает несмазанная подвеска. Будто что-то застряло в его горле, но, похоже, ему ничего не мешает. Он произносит слова не так, как остальные – это больше похоже на те звуки, которым учила меня мать».

С непривычки он не всегда понимал, как следует отвечать на некоторые вопросы. «Будет ли правильно признаться в том, что я испытываю боль?»

– Я обжег руку и лицо, – ответил Иррат.

Маленький человечек вскинул голову, чтобы заглянуть в лицо Иррату, чуть заметно вздрогнул.

– Вы действительно говорите по-английски, – заявил он.

– Как я говорю? – Иррат не был готов к такой резкой смене темы. Смысл сказанного оказался совсем не понятен.

– Не важно. Вы прекрасно говорите, молодой человек, остальное у нас будет время обсудить. – Он удовлетворенно кивнул и отошел на шаг назад. Смотреть на Иррата с близкого расстояния означало высоко задирать голову, это было не удобно.

«Молодой человек? Он считает меня ребенком? Но меня невозможно принять за ребенка, мои глаза уже давно поменяли цвет!»

Иррат вопросительно повел бровями, но промолчал. Человечек со странными волосами говорит так путано, что за лишними вопросами можно совсем потерять нить смысла.

– Так вас зовут Ират? – спросил гость, садясь на специально удлиненную для пришельца кровать.

– Иррат, – поправил марсианин.

– Ага, – прозвучало в ответ. – Называйте меня Уотсон. Профессор Персифаль Уотсон.

– У вас три имени? – Иррат оторопело опустился на подоконник. «Как может быть у человека несколько имен? в их телах живет несколько личностей? Но мессия никогда не проявляла признаков чего-то подобного».

– Эх, это пока сложно, – Профессор Персифаль Уотсон покачал головой. – Хорошо, называйте меня просто доктор, а об именах мы поговорим потом.

– Вас зовут Доктор? – Иррат ощутил головокружение. «Как разговаривать с человеком, у которого четыре имени? К кому из них мне обращаться?»

– Нет же! – Доктор, кажется, начинал терять терпение. – Это не имя, просто говорите это, когда обращаетесь ко мне, чтобы я знал, что вы говорите со мной.

«Так все-таки я буду говорить с Доктором. с остальными он познакомит меня позже».

– Я понял, Доктор.

Иррат облегченно опустил плечи. Доктор верно расценил его движение и тоже заметно успокоился.

– Вот и прекрасно, молодой человек. Теперь мы можем поговорить о более важных вещах.

«Смогу ли я понять более важные вещи, если он поставил меня в тупик даже тем, как знакомился? Кто он такой?»

– Вы хотите мне помочь? – Иррат решил сам начать с простого, чтобы проследить реакцию собеседника.

– О, да, безусловно! – Доктор потер ладони друг о друга. Иррат обратил внимание, что кожа его рук вздута выпирающими жгутами, выделяющимися голубоватым оттенком на общем розовом цвете кожи.

«Что с его руками? – подумал Иррат. – Он выглядит совсем не так, как все остальные, кого я видел. Возможно ли, что люди Теплого Мира делятся на несколько разных видов? Что-то подобное в наших легендах говорилось о предках. Но это было так давно, что мы не знаем, правда это, или вымысел».

– Я просто обязан вам помочь, молодой человек! – продолжал тем временем Доктор. – Эти местные олухи даже не смогли как следует ухаживать за вашими ожогами!

– Олухи?

«Опять началось, – подумал Иррат. – Это гораздо труднее, чем я предполагал!»

– Ну да. Эти армейские лекари умеют только йодом мазать, да бинтами обматывать!

«Лучше я промолчу. Может быть, он наконец расскажет, зачем пришел, и я пойму хотя бы половину из его рассказа. Для начала будет совсем не плохо. Я знаю слишком мало слов! Как же мне рассказать им о моей миссии? – Иррат глубоко вздохнул от досады. – Успею ли я найти с ними общий язык, пока не станет слишком поздно?»

Пока перспектива была безрадостной.

– Да что это я? – Доктор словно очнулся. Он вскочил с кровати и принялся расхаживать по комнате, засунув руки в прорези своей странной одежды. – Простите старого дурака! Вы же не понимаете почти ничего из того, что я тут говорю! Я должно быть напугал вас, Иррат?

«Нет, похоже, без объяснений мы не сдвинемся с места. Пусть это долго, но зато это верный путь. Я буду стараться за двоих, но добьюсь понимания. Я не могу провалить миссию».

– Что такое старый?

– Старый? – Доктор, казалось, не понял смысла слова, сказанного им самим только что. Он замер на секунду, но потом встрепенулся, словно на него спрыгнул со своей ловчей сети маленький шилк, и как-то по-особенному посмотрел на Иррата. – Сколько вам лет, Иррат?

– Десять лет.

– Ммм… а сколько лет вашей матери?

– Семнадцать.

– Хм. а сколько лет вашей бабушке?

– Бабушке?

– Матери вашей матери.

– Не знаю, я ее никогда не видел.

– Вы видели чью-нибудь чужую бабушку?

– Нет.

Доктор вдруг замолчал. Иррат разглядывал его, пытаясь разгадать смысл вопросов. Слова Доктора о матери заставили снова окунуться в леденящий мрак воспоминаний о прошлом. О безжалостном мире, ради спасения которого он совершил невозможное.

«Зачем давать специальное название матери моей матери? Мы отправляемся в шкафы, едва поставив на ноги детей, но наши родители уже давно превращены в удобрения для арры. Мы не видим матерей наших матерей, мы не говорим с ними, потому что им было бы нечему научить нас, даже если бы они смогли дожить до той поры, как мы научимся говорить. Неужели, люди Теплого Мира каким-то образом сохраняют жизнь… как он сказал… бабушек, чтобы разговаривать с ними? Что это дает им?»

Иррат уперся в окончательное непонимание. Он прервал размышления и посмотрел на нервно шагающего по центру комнаты человечка. Тот был погружен в себя и что-то бормотал. Наконец Доктор остановился перед Ирратом и сказал с болью в голосе:

– Они умирают?

– Кто?

– Ваши родители. Когда они умирают?

Иррат снова ощутил ледяное дыхание только что отброшенных воспоминаний. от неприятного ощущения скривился, почувствовал, как натянулась обожженная кожа на лице.

– Их убивают, – сказал он медленно, стараясь, чтобы слова звучали как можно понятнее. – Они отправляются в шкаф и отдают свою кровь.

– Чудовищам?

– У них много названий в моем языке. – Иррат сжал челюсти в порыве ненависти, захлестнувшей его при упоминании врагов.

«Это наши общие враги!» – напомнил он себе.

– Вы можете перечислить эти названия? – Доктор словно ухватился за что-то, чего очень долго ждал. Даже его речь стала звучать быстрее и более отрывисто.

«Но он же не объяснил мне слово «старый», – опешил Иррат. – Как можно разговаривать с ним? Терпение! Пусть он сам покажет свои намерения».

– Тираны, чудовища, монстры, твари… – Иррат вдруг остановился.

Было что-то еще. Что-то в рассказах матери, связанное с Амелией и Бледным Карликом. Кажется, одна из древних легенд, которую рассказывала только мать, а другие боялись произносить вслух. Эта легенда, рассказанная мессии, привела к слишком трагичным последствиям. Судьба последнего восстания надолго теперь останется в памяти. Легенда о причине, о страшной ошибке, о позоре. Иррат лихорадочно вспоминал слова легенды. Там точно было что-то. Еще одно название, почти дотла выжженное из памяти его народа тепловыми лучами безжалостных тварей.

Доктор затаив дыхание следил за отголосками переживаний, отражавшихся на лице Иррата. Он боялся помешать, боялся спугнуть надежду получить ответ, которого так ждал.

– … мыслители, – произнес Иррат. Он печально посмотрел на собеседника, в огромных глазах читался укор за то, что тот вынудил вспоминать что-то кошмарное.

Доктор медленно втянул воздух, медленно выдохнул.

– Вам надо отдохнуть, Иррат, – с дрожью в скрипучем голосе сказал он. – Спасибо вам, мы поговорим позже, а сейчас я должен идти.

Он попятился к двери, смотря на Иррата, словно извиняясь.

«Это было то, что он надеялся услышать? Он ощущает вину из-за своего вопроса. Может ли это быть состраданием? Мать говорила, что Амелия научила нас состраданию. Это оно?»

– Вы придете еще, Доктор? – спросил Иррат, в надежде продолжить изучение этого странного типа. Доктор уже стоял на пороге.

– Да, я обязательно скоро вернусь! – он как-то неловко махнул рукой и закрыл дверь.

Иррат услышал торопливые шаги в коридоре и громко сказанные Доктором слова:

– Неужели я был прав, черт побери? Если это так, пусть попробуют мне отказать!

Иррат поднялся с подоконника и лег на кровать. Забавный момент первого знакомства с профессором еще раз развеселил его. Теперь он уже многое знал о землянах и мог оценить, сколько раз заблуждался и попадал в неловкое положение. За окном щебетали птицы, тень от ажурной кроны клена колыхалась на кружевной занавеске.

«Это мир, в котором есть старики. Значит… она может быть жива! Когда Доктор придет в следующий раз, нужно будет спросить его».

Из окна штабной столовой открывался восхитительный вид на прилегающий парк. на небольшой лужайке, поросшей английской газонной травой, совсем не замечающей наступления осени, стояло раскладное кресло. Над спинкой торчала копна черных волос, в которых легко играл прохладный осенний ветерок. Рука свешивалась, почти касаясь зелени краснокожей кистью с длинными тонкими пальцами.

Марсианин спал на свежем воздухе, утомленный прогулкой на планете с тройной силой тяжести. с каждым днем такие упражнения давались ему все легче, он не упускал возможности побродить по парку, любуясь радующей глаз краснотой кленовой листвы. Кажется, сегодня он немного перестарался и прошел больше обычного.

За столиком у окна сидел доктор Лозье и пристально изучал фигуру в кресле. Тяжкие размышления завладели им, обед в тарелке давно остыл, но Лозье не обращал на это внимания.

«Стоило убеждать их отправить меня сюда, чтобы оказаться в подмастерьях? Вместо того, чтобы уделять все свое время работе с этим уникальным существом, я вынужден выслушивать бредовые теории. Почему я, ксенобиолог, должен тратить время на лекции по гипотетической истории марсианской цивилизации?»

Негодование Лозье имело веское основание. Почти все время, прошедшее с того момента, как он вернулся в свою лабораторию, он был вынужден заниматься бюрократией, добиваясь разрешения работать в Лилле. Но как только приехал сюда, оказалось, что здесь заправляет невесть как сумевший прилететь из Англии вирусолог, профессор Персифаль Уотсон.

Перед Лозье открывалась перспектива участвовать в научных диспутах с профессором Уотсоном. Проводить собственные исследования будет уже невозможно. Исследовательский корпус, оборудованный сразу после доставки марсианина, был занят исключительно тем, чтобы залечить его ожоги и как можно скорее адаптировать к земному тяготению. Занимались этим не слишком понимающие в ксенобиологии армейские врачи, в то время как Уотсон в поте лица завершал построение своей теории происхождения чудовищ. Он словно специально оттягивал момент окончательного прояснения, говоря, что важнее добиться полной адаптации марсианина к земным условиям, а уже затем работать с ним так, как предполагает теория. Теорию, впрочем, никто так и не сумел осознать, но трепет перед заслугами именитого ученого заставлял соглашаться и верить, что он все делает правильно.

Профессор Уотсон нашел в лице доктора Лозье единственного достаточно компетентного собеседника и теперь проверял на нем правильность собственных умозаключений, не оставляя тому возможности проводить интересующие его эксперименты. Так продолжалось уже несколько дней, Лозье стремительно терял терпение.

«Светило науки! – возмущался Лозье. – Каким образом ему удалось убедить этих вояк, что он имеет больше прав на пришельца? Никого уже не интересует, что это я первым вступил в контакт! Господи, сколько времени упущено, вместо того, чтобы исследовать каждую клетку этого существа! Какие открытия я все еще не сделал?»

Он отвел глаза от окна и поковырялся в тарелке. Аппетита нет, настроение испорчено.

«Почему я должен поверить, что копание в древней истории марсиан поможет нам победить этих чудовищ здесь, на Земле? Что это за занятие для профессора биологии – построение гипотез о развитии марсианской цивилизации? Этот мсье Уотсон, должно быть, выжил из ума на почве счастливого спасения с острова, раз носится со своей идеей изучения марсианских сказок. Да что там изучение! Он даже не удосужился как следует поговорить с пришельцем! Заявляет, что еще не готов, что ему надо закончить теоретическую подготовку!»

Лозье устало закрыл глаза и попытался успокоиться. Практика медленного дыхания, к которой он часто прибегал в таких случаях, сегодня не принесла никаких плодов. от переживаний по поводу несправедливости начинала болеть голова.

«Уж если заниматься выслушиванием сказок, то пусть бы начал тогда с выяснения, откуда марсианин знает английский язык! Вот что следовало спросить в первую очередь, но нет! Он словно не замечает этого. Это что, и есть гениальность? К черту такую гениальность, если она не дает увидеть очевидные вещи!»

Лозье стал закипать. в нем все усиливалась решимость, теперь он был готов немедленно наброситься на профессора, чтобы расставить все по местам. Если не повернуть ситуацию в нужную сторону, время будет упущено безвозвратно. Лозье отодвинул остывший обед и собрался встать из-за стола, чтобы немедленно отправиться в лабораторию. Он не собирался уступать, пока не выяснит все.

Дверь столовой распахнулась, в проходе между столиками появился Уотсон. Несколько голов повернулись к нему, оторвавшись от созерцания мирно спящего в парке загадочного существа с Марса. Стремительной походкой профессор направился к Лозье, полы неизменного потертого пиджака развевались, из карманов торчали бумаги. Седые волосы взлохмачены, глаза за огромными линзами излучали восторг и желание срочно поделиться своими мыслями.

Лозье обреченно опустился на стул. Предстояла очередная беседа, которую будет так же трудно прервать, как и все предыдущие. Лозье поклялся себе, что это последний раз.

– Молодой человек, свершилось! – заявил профессор, усаживаясь напротив. – Теперь все встало на свои места. Теперь либо он подтвердит мою правоту, либо я зря ем свой хлеб!

– Неужели вы наконец готовы поделиться с нами, мсье Уотсон? – ответил Лозье, надеясь что его тон остудит пыл профессора.

– О, да! Теперь это поймет даже такой неуч, как эти штабные лекари. Но вы будете первым, кто услышит мою теорию целиком. Она не может не восхищать!

– Я заранее уверен в этом, профессор, – съехидничал Лозье, но Уотсон не заметил его сарказма.

– Все складывается как нельзя лучше. Иррат вполне восстановился и теперь окончательное прояснение ситуации окажется делом нескольких минут. То, что он сказал мне при первой встрече, действительно стало решающим недостающим звеном. Теперь, молодой человек, мы будем готовы к работе. Вы ведь за этим сюда приехали?

«Какая редкая проницательность! – Лозье чуть не сказал это вслух. – Он наконец заметил, что пора бы заняться практикой! Неужели все закончится, и мне не придется вдалбливать ему, что надо делать на самом деле?»

– Вижу, как вам не терпится, – продолжал Уотсон. – Вам, молодым ученым, вечно некогда заняться теорией. Но я намерен доказать вам, что только тщательная проработка теории обеспечивает успех дальнейшей практической работе.

«За кого он меня принимает? – подумал Лозье и невольно скривился. Прерывать профессора, однако, не решился. – Пусть лучше скорее переходит к сути, а не то мы опять увязнем в недостатках современной методики научной работы».

– Ну да ладно. Вот, извольте послушать, – сказал Уотсон, не обращая внимание на выражение лица Лозье. – Вы знаете, что я по образованию вирусолог?

– Мне известны некоторые ваши работы.

– Видя, какую потрясающую работу проделали за нас наши маленькие соседи, я начал заниматься причинами, по которым чудовища, напавшие на нас тогда, оказались бессильными перед земными микроорганизмами. Моя работа увела меня в до селе неизведанную область. Некоторые открытия, которые мне посчастливилось совершить в процессе исследований, вероятно и создали мне известность, но к завершению работы я подошел только совсем недавно. Это было перед тем, как они напали на нас второй раз. По этой причине я не имел возможности поставить в известность научное сообщество, как мне того хотелось бы. Вероятно, друг мой, вы будете первым, кто услышит это.

Лозье почувствовал неподдельный интерес, который пробудили в нем слова Уотсона. Как ученый, он не мог не отреагировать на заявление об открытии, совершенном только что, о котором еще никто не знает.

«Но при чем же здесь марсианские легенды, разговорами о которых он меня пичкал все эти дни? Мог ли я ошибаться в своих выводах?»

– Я весь внимание, мсье Уотсон, – ответил доктор.

– Так вот. Я задумался над тем, как вирусы влияют на нашу жизнь. Но не на повседневную, вашу или мою, а на жизнь всего человечества в течение значительного промежутка времени. Вы знаете, что такое вирус, молодой человек?

Лозье вопросительно поднял брови.

– Вирус – это минимальная порция информации, доступная всему живому для жизненной адаптации. То есть, это неисчерпаемый океан информационных ресурсов, самовоспроизводящийся, который позволяет всему живому адаптироваться к изменениям в окружающем мире. а «мелкие вредные микробы» тут совершенно ни при чем, молодой человек. Это относится как раз к расстройству иммунной системы.

Профессор сделал небольшую паузу, чтобы перевести дыхание и дать собеседнику переварить услышанное. Он хотел, чтобы Лозье соучаствовал в его монологе хотя бы тем, что прокручивал в голове новые факты и сопоставлял их со своим опытом. Критическая масса таких сопоставлений могла дать новый толчок мыслительной работе. Уотсон чувствовал, что помощь будет ему необходима.

– А что сказал бы по этому поводу Дарвин? – Лозье показалось, что он уловил интересный аспект. – Изменчивость, наследственность и естественный отбор. Вы говорите об адаптации…

– А Дарвин, мир его праху, был бы в восторге! – Уотсон довольно сложил руки на животе и откинулся на спинку стула. – Вирусы и есть тот фактор, который заставляет организмы пользоваться изменчивостью. О естественном отборе даже говорить не будем, гораздо интереснее третья составляющая.

– Наследственность…

– Именно. Вот на нее я и обратил внимание. Именно ей я и посвятил всю свою жизнь.

– Но неужели вам удалось…

– Да. Рискну заявить, что мне это удалось. и ключом к разгадке послужили трупы наших изумительных врагов. Мне посчастливилось поработать с ними, пока они были еще достаточно свежими.

«Изумительных? – Лозье был в ужасе. – Этих тварей можно назвать изумительными? Что же он обнаружил?»

– Я назвал это – ген.

– Ген?

– Я использовал греческое «genos», что значит «происхождение». Я назвал так единицу информации о наследственности. Чувствуете параллель с вирусом? Гены – это определенные участки одной замечательной молекулы. с вашего позволения, я не буду углубляться в технические детали. Моя задача рассказать вам о другом. Гены – это только один из шагов на пути к моему открытию.

– Профессор, да вы мастер интриговать! – воскликнул Лозье, но при этом подумал – «при чем тут марсианские легенды? не вижу никакой связи!»

– Продолжим. Я исследовал гены тех жалких обескровленных созданий, останки которых мы обнаружили в воронках, рядом со снарядами. Должен сказать, что никогда бы не подумал, как поразительно будет выглядеть живой экземпляр! Но причину этого, я надеюсь нам прояснит наш гость. Это потом. Так вот, к вашему сведению, друг мой, я обнаружил множество общих генов, которое роднит нас и марсианских гуманоидов.

– Роднит?

– Вы же не будете отрицать, что внешнее сходство просто изумляет? Две ноги, две руки, нос, уши и так далее. Красный цвет кожи, как вы знаете, в какой-то мере тоже встречается у землян. Да, есть и отличия – например, размер глаз. Но это, как раз, имеет отношение к естественному отбору.

– Пропустим это, мсье Уотсон. Я ксенобиолог, поэтому перейдем к следующему пункту.

– Ох уж эта молодецкая нетерпеливость! Хорошо. Вы не будете спорить, что и они, и мы – результат очень длительной эволюции?

– Не буду.

– Так вот, кое-что интересное произошло, когда я подверг анализу гены чудовищ.

– Вы хотите сказать… – Лозье вдруг показалось, что свет в помещении стал слабее.

«Этого не может быть!» – легкая тошнота подкатила к горлу, но он усилием воли сдержал приступ.

– Вы догадливы, молодой человек! – Уотсон наклонился поближе и чуть приглушил голос. – Их роднит с гуманоидами очень много генов. Слишком много, чтобы назвать это случайным совпадением.

«Этот сумасшедший определенно зашел слишком далеко! – Лозье сделал пару судорожных вздохов, чтобы унять тошноту. – Как можно говорить такие кошмарные вещи?»

– Ну-ну, молодой человек. не торопитесь с выводами. Мой рассказ еще не закончен.

– Что там еще? – не в силах справиться с собой проворчал Лозье. Больше всего ему хотелось, чтобы этого разговора никогда не было.

– Геном у них действительно общий. Но меня сильнее взволновало другое. Множество генов у этих чудовищ заблокировано. Я бы даже сказал, нейтрализовано. Как не трудно догадаться, это касается и внешнего вида, и внутреннего строения. Отличия же заключаются, например, в механизме воспроизводства и в областях, отвечающих за двигательный аппарат. Кстати, вы знаете, что при марсианской силе тяжести, чудовища способны вполне сносно передвигаться без помощи своих машин?

– В самом деле? – Лозье только что поборол тошноту и уже смог выдавить нечто язвительное. Однако, до сих пор не понимал, к чему клонит профессор.

– Но не будем отвлекаться. Я пришел к выводу, что подобные изменения генов, эти блокировки, заставляющие их из поколения в поколение быть просто ненужным балластом, не могут являться результатом эволюционного развития!

Уотсон опять сделал паузу, намекая на то, что только что сказал нечто потрясающе важное. Лозье задумался.

«Состояние их… как он сказал?… генома не является итогом эволюции? Но как же быть с теорией Дарвина? Если этого не делал естественный отбор, то что?»

Доктор Лозье поднял глаза и посмотрел на профессора. Тот сидел молча, давая собеседнику время на осмысление. Лозье перевел взгляд в окно. Марсианин в кресле вдруг зашевелился и изменил позу. Рука больше не свисала безвольной плетью, а покоилась на колене. Он почти скрылся от наблюдателя за спинкой кресла, только сильно искаженная тень на газоне давала представление о том, что в кресле кто-то сидит.

Доктор снова посмотрел на собеседника. в глазах Уотсона позади толстых линз читалось напряженное ожидание. Так ждет учитель, только что разжевавший туповатому ученику элементарное правило и ждущий, что тот наконец поймет.

«А ведь это революция! Но как тяжело с этим свыкнуться!» – подумал Лозье. Он медленно втянул носом воздух и сказал:

– Зачем гуманоиды сделали это с собой?

Профессор крякнул и хлопнул в ладоши. Люди на другом конце прохода обернулись на громкий звук, но ничто не задержало их внимания, и они вернулись к своим делам.

– Правильный вопрос, молодой человек, – сказал профессор. – Теперь вы понимаете, почему я не хотел сразу расспрашивать нашего гостя о его мире?

– Кажется, да.

– Если хочешь узнать что-то важное, сначала подбери правильные вопросы. Правильно заданный вопрос – это половина ответа.

«Какой я болван! – подумал Лозье. – Хотя, у меня еще есть шанс не выставить себя полным идиотом. Правильные вопросы, значит? Что ж, я смогу задать вам такой».

– Можно задать вам правильный вопрос, мсье Уотсон?

– О, я обожаю такие вопросы! – Профессор светился счастьем.

– Почему мы можем общаться с ним?

Уотсон секунду подумал, подняв глаза к потолку. Улыбка появилась на его лице, собрав старческую кожу сеткой морщин. Он снова откинулся на спинку стула и как-то по-новому посмотрел на Лозье.

– Вы быстро учитесь, молодой человек. За такое достижение вы зададите свой вопрос первым. а я, так уж и быть, потерплю. У меня был припасен этот вопрос, когда я пришел знакомиться к нему месяц назад. Но затем я нашел нужным спросить кое-что другое. Меня волновало завершение работы над теорией, я рассудил, что проблема языка может потерпеть. Уверяю вас, мы узнаем, что она не имеет отношения к тому, что я вам рассказал сейчас.

«Что ж, начало положено, – обрадовался Лозье. – Все оказалось не так плохо, как я ожидал».

– Как вы смотрите на то, чтобы задать наши вопросы немедленно? – Уотсон обернулся к окну. – Вы знаете, что такое исследовательский азарт. Думаю, мы сработаемся. – Профессор поднялся из-за стола. – Мне кажется, он уже достаточно отдохнул. Пойдемте, молодой человек.

Джек испытывал приступ дежавю. Глядя на улицу из щели между покосившейся дверью и косяком, он размышлял о странных повадках судьбы. Через узкое отверстие открывался вид на участок городской улицы, разделяющей здание очистного комплекса и стоящий напротив лондонский корпус Института Марса. Цель их вылазки была на той стороне, совсем близко, но преодолеть это узкое пространство требовалось с особой осторожностью.

Криспин, Джек и два добровольца только что покинули убежище, заняв наблюдательную позицию в помещении здания, выходящем прямо на улицу. Раньше здесь было что-то вроде холла, куда попадали работники комплекса, войдя в массивную парадную дверь. Теперь повсюду в беспорядке валялись несколько опрокинутых шкафов, один из которых подпирал изнутри входную дверь. от удара дверь сорвалась с верхней петли, но шкаф не дал ей распахнуться, и теперь партизаны использовали дверной проем, как наблюдательную амбразуру.

Джек вспомнил сцену, в которой участвовал ночью, сразу после выздоровления, когда Дикси повел их к вокзалу.

«История удивительно повторяется. За что судьба заставляет нас испытывать раз за разом похожие переживания? Может быть, существует какой-то урок, который мы все еще не усвоили? Или это непреодолимый закон природы?»

Впечатления Джека усугублялись еще и тем, что чуть в стороне от цели их операции, на перекрестке с улицей, отходящей от набережной вглубь города, лежал искореженный остов легкого самолета. Криспин сообщил, что это и есть один из немногих разведчиков, которых посылали европейцы, чтобы понять происходящее.

Вход в здание института отлично просматривался на той стороне. Выждав еще минуту, чтобы окончательно убедиться в безопасности броска, Джек подал сигнал к выходу.

Снаружи дул слабый ветерок, но воздух уже успел прогреться после первого ночного заморозка. Быстро, но аккуратно, стараясь не задеть мусор, разбросанный по проезжей части, группа добежала до массивной стеклянной двери институтского корпуса. Она не была повреждена, лишь слегка запачкана пятнами гари, и легко подалась внутрь, впустила отряд в просторный вестибюль.

Криспин оставил Джека проверить, все ли тихо снаружи, а сам подошел к указателю на стене – выяснить, где находится библиотека, в которой хранились документы, указанные в запросе из штаба. Задание, полученное по радио из Лилля, как нельзя лучше подходило для первого опыта. от них требовалось только войти в здание, найти документы и вернуться в бетонную нору форпоста. Очередная подводная лодка с партией грузов должна уже скоро причалить. Она повезет обратно то, что им сейчас удастся обнаружить.

Указатель гласил, что библиотека на десятом этаже, Криспин подал сигнал Джеку, отряд в полном составе стал подниматься по лестнице. Предстояло нелегкое восхождение, без лифта, давно лишенного энергии, с грузом необходимого снаряжения за плечами.

Коридор десятого этажа уходил темным туннелем вглубь здания. Чтобы хоть как-то ориентироваться, пришлось зажечь фонари. Немного рискованно, поскольку свет мог оказаться виден снаружи, случись им проходить мимо какого-нибудь окна.

Через несколько десятков метров лучи фонарей выхватили из темноты запутанную конструкцию, перегораживающую проход. При ближайшем рассмотрении это оказался участок стены, вывалившейся в проход под действием взрывной волны. Что-то страшное произошло в этой части здания, вызвав обрушение стены. в провале было светлее, Джек заглянул туда, но обнаружил только развалины внутренних перегородок и широкую плоскость, наклонно спускающуюся к дальнему концу видимого пространства. Джек догадался, что это потолок провалился из-за обрушения верхнего этажа. Здесь по коридору гулял сквозняк, пострадавшая часть здания сообщалась теперь с окружающим миром.

Отряд медленно пробирался вдоль упавшей части стены. То и дело приходилось останавливаться, чтобы фонариком осветить и выбрать лучшее место, куда можно поставить ногу среди кирпичных обломков. Дойдя до участка, где поперек прохода лежала массивная балка, партизаны остановились, чтобы решить, как удобнее ее преодолеть. в ту секунду, когда все сосредоточенно осматривали препятствие, повисла тишина, и Джеку почудилось, что он слышит вдалеке человеческий голос.

«Как причудливо играет ветер в этих развалинах. Словно они хотят рассказать нам, что произошло».

– Вы слышите, Джек? – спросил Криспин еле слышным шепотом.

– Ветер?

– Мне кажется, это с той стороны стены, – Криспин показал рукой туда, где здание не подверглось разрушению.

– Это легко выяснить, – ответил Джек и осторожно переступил через кусок кирпичной кладки, чтобы встать поближе к стене.

Он напряг слух и замер в ожидании. Ничего не было слышно. Джек решил, что им показалось, покачал головой и повернулся к командиру. Когда хотел сказать, что, вероятно, это все-таки ветер, снова явственно расслышал приглушенный человеческий возглас. Звук исходил действительно с этой стороны, Джек вновь вернулся, направил туда фонарь.

В ярком овале появился угол двери, придавленной всем весом балки, преградившей партизанам дорогу. Одним концом балка легла на дверную панель, полностью лишив ее возможности открываться. Дверь, как и положено на случай пожара, должна была открываться в коридор.

– За этой дверью, – Джек качнул фонарем, – разговаривает человек. Я не могу разобрать слов, но голос, кажется, принадлежит одному человеку.

– Нужно открыть, – сказал Криспин.

Они занялись тщательным осмотром балки, чтобы понять, хватит ли сил отодвинуть ее. По всему выходило, что усилий четырех человек будет достаточно. Ухватились за балку, натужно пыхтя оттащили в сторону и опустили на пол. Коридор наполнился гулким эхом. Из-за двери вдруг послышалось громкое шипение, переходящее в свист, а затем человеческий голос прокричал что-то, почти не различимое в продолжающемся шуме.

Криспин подскочил к двери, на ходу открывая поясную сумку.

– Это может быть черный газ! Марсиане могли забросить бомбу с газом в окно! Всем надеть противогазы! Надо немедленно войти туда, пока он еще жив!

Натягивая противогазы, остальные подбежали к двери и просигналили жестами, что все готово. По команде Криспина один из солдат распахнул дверь. в помещении царила непроглядная темнота, лучи фонарей утонули, не найдя противоположной стены. Криспин и второй солдат шагнули в черный проем, Джек и тот солдат, что открыл дверь, приготовились идти следом.

Сквозь наушники противогаза Джек услышал два глухих удара, почти одновременных, тут же из темноты вылетели два тела. Толкнув Джека, оба повалились навзничь, крепко приложились спинами об обломки на полу. Джек рефлекторно дернул фонарем, осветил упавших людей. Криспин заворочался и попытался встать. Противогаз съехал набок, перекрывая обзор, – удар пришелся в голову. в секундном замешательстве Джек и отскочивший в сторону партизан наблюдали за барахтающимися на полу товарищами.

– Ой, как неловко получилось! – прозвучал голос за спиной.

Джек обернулся. Противогаз не позволил его челюсти упасть от удивления. Луч фонаря, который так и следовал за движениями Джека, уперся в фигуру, стоящую на пороге. в ярком свете в мельчайших подробностях виднелся засаленный фартук, опускающийся до колен. Джек посветил вверх, его ждали неожиданные открытия. Он поднимал луч все выше и выше, пока не увидел огромный широкий мужской торс, перекрывающий почти весь дверной проем. Фартук сидел на нем как нечто совершенно неуместное, к тому же явно на несколько размеров меньше, чем следовало.

Джек задрал голову и наконец добрался до лица удивительного субъекта. Голова едва не касается притолоки, широкое открытое лицо, курносый нос. в голубых глазах отчетливо видна насмешка и следы недавнего удивления. Всклокоченные русые волосы торчат в разные стороны. Губы растянулись в виноватой улыбке и человек, глядя на Джека сверху вниз, произнес:

– Вы уж простите, ребятки…

Джек отошел немного назад, чтобы охватить говорящего одним взглядом, пытаясь одновременно понять, что ему мешает смотреть.

«Что за громадина! – подумал он. – Так это он свалил Криспина?»

Джек вдруг понял, что мешало – противогаз. Поведение великана явно говорило о том, что никакой опасности для дыхания здесь нет. Он рванул с головы резиновый колпак и сунул в петлю на поясе, стало видно гораздо лучше. Джек посмотрел на стоящего солдата. Тот был в еще более сильном шоке и до сих пор не пошевелился, держась за ручку открытой им двери, словно приглашая гостей сделать еще одну попытку.

– Дайте-ка, помогу вам, что ли, – сказал тем временем человек и наклонился к лежавшим на полу. Голос звучал глубоко и спокойно. Это навело Джека на мысль, что обладатель такого голоса вряд ли когда-нибудь встречал достойного своих возможностей противника.

Великан протянул руки к Криспину и партизану, которые так и не смогли самостоятельно встать, схватил за грудки и одним движением поставил на ноги, что не вызвало у него особенного напряжения. Криспин стянул противогаз, солдаты последовали его примеру. в свете фонаря Джека уставились на великана. Среднего роста, крепко сбитый, майор Криспин дотягивался тому до широкой как стол груди.

– Ну и встретил ты нас! – промямлил командир, приложив ладонь к щеке. Было заметно, что нижняя челюсть еще не совсем подчиняется. – Пригласишь войти?

– Милости просим, – радушно улыбаясь ответил великан и отодвинулся, освобождая проход.

В комнате было сумрачно из-за полуприкрытых жалюзи. Обоих солдат Криспин отправил дальше, на поиски библиотеки, а сам с Джеком остался выслушивать нового знакомого да ждать результата поисков документов.

Великан сидел на массивном металлическом столе перед партизанами и неторопливо рассказывал свою историю. Звали его, как оказалось, Иван Кулибин.

– Родом я из династии Кулибиных, русских инженеров, слыхали о таких? Ну так вот. Хоть боженька меня комплекцией не обделил, но к техническим наукам я с детства пристрастился, предки наши могут быть довольны. Поначалу в Петербурге учился, а потом оказия появилась, так я сюда приехал, марсианскую технику изучать. Вот и работал тут до поры. Лет-то мне уже тридцать в этом году стукнуло, пора серьезным делом заняться было.

Джек примостился на шатком стульчике и рассматривал руки русского инженера. в ладонь поместились бы обе ладони Джека, и он прикидывал, в каких случаях Кулибин мог бы обходиться вообще без инструмента? Пока выходило, что трубы гнуть мог бы наверняка.

– Дали мне тут лабораторию, ну я и ковырялся со своими железками. Решил как-то раз остаться ночевать, уж больно штука получалась интересная. Да и задремал после полуночи. Под утро – грохот, рев, взрывы. Кинулся к окну, а там эти поганцы вовсю хозяйничают! Кабины треножников перед самыми окнами – туда-сюда! Я к двери, а тут все здание как тряхнет, чуть на пол не повалился. Дверь дергаю – хоть ты тресни! Так я тут и застрял. Из окна не выбраться – высоко, да и тяжеловат я для таких подвигов. в дверь не выйти – капитально завалило.

Кулибин развел ручищами и опять широко улыбнулся, всем видом показывая, что все ему ни по чем, лишь небольшое приключение.

«Мне бы его оптимизм, – подумал Джек, глядя в простодушное лицо русского великана. – Как же он жил тут, целый месяц? Это же с ума можно сойти».

Тем временем, рассказчик пристроил руки на колени и поерзал, усаживаясь на столешнице поудобнее. Железный стол тоскливо заскрипел.

– Поначалу я, конечно, заскучал немного. а потом думаю: дай-ка займусь своей давнишней идеей, раз время теперь есть. Ну не верил я, что никто меня не найдет. Я по жизни везучий. Тем более, что вспомнил – тут рядом за стенкой какие-то опыты над собачками проводили, и были у ребят там запасы кормежки. а стенка хлипкая, там раньше дверь была, потом ее заделали. Ну я ее разобрал для начала.

Кулибин махнул рукой в направлении дальней стены. Джек посмотрел – в стене зияла огромная дыра, смутно виднелись белые шкафы и, кажется, прутья небольшой клетки.

– В общем, пропитание я нашел. Жаль вот только, собачки остались там, в клетках, брошенные. Уж как я ни старался экономить, но на всех не хватало. Быстро запасы наши кончились. – Кулибин вздохнул и почесал затылок. – Пришлось, в общем, взять грех на душу. Так вот и дотянул до сего дня.

Видно было, что его неподдельно огорчает участь несчастных животных. «Вот ведь какой человек интересный. Казалось бы, все ради своего спасения, а он до последней крошки старался все делить с ними. Вот она, настоящая человечность». Джек моментально проникся симпатией к этому гиганту.

– А что за шум мы слышали, когда открывали дверь? – Криспин хотел как-то вывести разговор на причину столь неординарного приема, устроенного горе-спасателям.

– А, так это штука моя, «ракета» называется. Я ж тут времени зря не терял. Мыслей полно в голове, а материалов под рукой не так чтобы много. Долго соображал, чем заняться. Решил модель построить, проверить – совсем идея дурацкая или есть в ней толк. Придумал, чтобы пар под давлением большим хранить, а выпускать тонкой струей, в одну сторону. Идея была, чтобы полетела эта штука.

– Как же она полетит, если у нее винта нет? – удивился Джек.

– А она от пара своего оттолкнется, – снова улыбнулся Кулибин.

– Ерунда какая-то. Это что же, как Мюнхгаузен, сам себя за волосы? – Криспин проявил образованность и решил вступить в спор.

– Эх, ребята, зря смеетесь, – добродушно рассмеялся великан. – Модель-то вон, в углу стоит. Я как раз ее испытывал. Она у меня чуть в окно не улетела, вот я и чертыхался. Это вы, наверное, тогда меня и услышали.

– Может быть, – Криспин решил все же прояснить последний волновавший его самолюбие момент. – А что ж ты бросился на нас?

– Да я, как услышал возню в коридоре, обрадовался – вот, думаю, спасение мое! Как раз вовремя. а то последняя собачка, того… – Кулибин замялся. – В общем, пошел я встречать спасителей моих, а тут дверь распахивается, и на меня чудища эти лезут, в намордниках, да с баллонами на спине…

– Какие еще чудища? – Криспин сперва не понял, о чем речь.

– Он имеет в виду этих вражеских гуманоидов, – поспешил напомнить Джек. – Они же в масках и с колбами за спиной. Это про них я рассказывал.

– А, так вы их тоже видели? – спросил Кулибин. – А я часто за ними наблюдал в окно, когда они по улицам расхаживали. У меня тут обзор сверху хороший получился. Вот я и подумал, что они меня тоже заметили и пришли забирать.

– Так ты что, принял нас за этих тварей марсианских? – До Криспина наконец дошло, почему он летел кубарем.

– Ага. Вы же в своих противогазах зачем-то были. Да рюкзаки ваши. Вот я в темноте и не разобрал. Извините, ребята. – Он снова развел руками. – Но я все-таки разглядел в последний момент, что тут что-то не то. Иначе в полную силу саданул бы.

– В полную силу? – Криспин поежился. Воспоминания о недолгом полете затылком вперед были еще очень свежими и болезненными.

– Ну извините. Чего старое ворошить? Обошлось же…

– Повезло вам, командир, – резюмировал Джек.

Криспин только кивнул.

– Ну так что, соберу я свои вещички? – спросил Кулибин у Криспина, поняв, что он самый старший в отряде.

– Ты что, хочешь забрать с собой эту… ракету?

– Это замечательная штука. Ее только немного доработать нужно, прочности ей не хватает. Может получиться мощное оружие.

Криспин пристально посмотрел в угол, где стояла модель. Перспектива получить новое оружие всегда возбуждает военных, особенно, находящихся на передовой линии фронта.

К наспех собранной треноге была прикручена труба, десяти сантиметров в диаметре, с небольшими плоскими пластинами, торчащими сбоку, возле одного из концов. в торце трубы с этой стороны было отверстие. Противоположный конец довольно грубо обмят, так, чтобы получился конус.

«А ведь он мог это сделать голыми руками», – подумал Джек. Он все еще был под впечатлением от знакомства с Кулибиным, и картина с могучими руками инженера, поднимающими с пола Криспина с напарником, все стояла перед глазами.

– Придется тебе ее самому тащить, – сказал Криспин.

– Это ерунда! Главное – вы открыли эту чертову дверь. – Кулибин опять обезоруживающе улыбнулся. – Ну что, когда отправляемся?

В это время из коридора появились оба солдата, вернувшиеся из библиотеки. Они тащили плотные тяжелые пакеты, в которых угадывались пачки бумаги. Поиски увенчались успехом.

Спуск в вестибюль оказался легче, чем подъем. Впереди шли Криспин с Кулибиным и оживленно обсуждали будущие возможности применения ракет в военном деле. Великан тащил свою ракету на спине, как студенты носят тубусы с чертежами.

Джек шел чуть позади, на несколько ступеней отставая от них, и смотрел на эту пару. Ему было забавно наблюдать, как командир отряда, майор, с детским восторгом воспринимал объяснения русского инженера. При этом сходство с ребенком усиливалось многократно, потому что Криспин был намного ниже ростом и постоянно задирал голову, чтобы посмотреть собеседнику в лицо. Кулибин походил на отца, рассказывающего любознательному сыну об очередном потрясающем открытии.

Размышляя о таких забавных ассоциациях, Джек пропустил момент, когда отряд спустился в вестибюль. Едва сделали первый шаг в сторону двери, на улице, по ту сторону стекла, сверкнула вспышка, над головами раздалось слабое шипение.

«Что я сделал! – молнией мелькнуло в голове Джека. – Я должен был идти впереди. Расслабился!»

Он кинулся вперед, сбивая с ног Криспина. Кулибин мощным прыжком рванулся к приемной стойке и рухнул на пол, прикрываясь ей. Отделанная камнем низкая перегородка могла выдержать первые залпы лучевых генераторов.

Солдаты, все это время шедшие сзади с тяжелыми пакетами, отпрянули и скрылись за углом, на лестничной площадке.

«Еще секунда, и мне не перед кем было бы извиняться».

Джек поднял голову. на проезжей части, напротив входа в здание, стоял марсианский пехотинец и направлял небольшой лучевой генератор на дверь. Через стекло уже слышался шум работающего двигателя многоногой машины, которая всегда была составной частью патрулей. Джек осознал, что у маленького отряда нет никаких шансов справиться с чудовищем, сидящим в бронированном жуке. Он слишком хорошо помнил, каких усилий стоило всего лишь отпугнуть такого на перроне вокзала. а ведь тогда он стрелял из гаубицы, дважды попал прямой наводкой.

Фасад институтского корпуса отражался в блестящем каркасе пехотинца. Шаги машины приближались. Нужно было срочно предпринять какой-то решительный шаг, прежде чем не подошло подкрепление.

«Давай, Джек, это твой шанс. Ты должен показать Криспину, на что ты способен, чего стоят твои рассказы. Возможно, это загладит вину за недосмотр».

Пока им повезло. Выстрел, сделанный пехотинцем сквозь дверное стекло, ушел чуть вверх, обжег отделку стены над их головами. Следующий выстрел мог быть гораздо более успешным. Пока марсианин медлит, нужно действовать.

– Слезайте! – сдавленно прохрипел Криспин.

Джек опомнился и перекатился в сторону, освободил командира, на которого навалился всем телом.

– Он нас не видит, – прошептал Джек. – Он мог стрелять на шум, а стекло двери, должно быть, бликует. Поэтому он не попал. а теперь ждет подкрепления. Слышите грохот?

– Машина не пройдет в дверь…

– Да, но они просто зальют нас черным газом.

– Надеть противогазы! – крикнул Криспин, чтобы его услышали все.

– Я бы рад, ребятки, но… – прозвучало из-за стойки.

– Черт! – Криспин стукнул кулаком по мрамору пола. – Все назад, на лестницу!

Он приподнялся, чтобы отползти задом. Джек увидел, как фигура в блестящем каркасе пошевелилась и двинулась к двери. в сектор обзора вошла другая, как два шарика из подшипника похожая на первую.

– Поздно, – прошептал Джек.

«Почему они идут внутрь? – лихорадочно пытался сообразить он. – Зачем покидать выигрышную позицию? Одна бомба с газом в дверь, и дело с концом!»

Пехотинец подошел вплотную к стеклу и заслонил часть света, бьющего снаружи. Стало темнее.

«Сейчас он нас заметит. Зачем… мы нужны им живыми! Им нужны живые пленники. Вероятно, они прекратили применять газ, чтобы захватывать больше пленных. Конечно! Они наденут на них каркасы и отправят в патруль. Чудовищно!»

– Газа не будет, – сказал Джек. Криспин вопросительно посмотрел на него. – Они хотят захватить нас живьем.

Криспин сжал челюсти и что-то прорычал. Он оглядывал помещение в поисках любой мельчайшей зацепки, которая поможет выбраться из этого безвыходного положения. Он заметил, как огромная сгорбленная фигура приподнялась за приемной стойкой и стала продвигаться к двери вдоль боковой стены, оставаясь вне поля зрения марсианина.

– Назад! – прохрипел Криспин, впившись взглядом в спину Кулибину.

«Показательное выступление? – подумал Джек. – Неужели он настолько уверен в себе? Хотя, если получилось один раз, почему бы не попробовать второй?»

Кулибин добрался до угла, замер в ожидании. Он вдруг напомнил Джеку чучело бурого медведя, которое, как он слышал, русские любят выставлять перед входом в рестораны.

Марсианин толкнул ногой дверь, она распахнулась в противоположную от Кулибина сторону. Пехотинец сделал шаг и огляделся. Следом вошел второй, остановился бок о бок с первым.

«Их глаза привыкают к темноте. Но они готовы стрелять вслепую при малейшей опасности. – Джек не отрывал взгляда от стоящего в мрачном углу великана. – Сейчас самое время».

Кулибин словно услышал мысли Джека. Оттолкнувшись правой ногой от стены позади себя, он пушечным ядром вылетел из угла и обрушился на марсиан. Раздался лязг ударившихся друг о друга каркасов, затем Джеку померещился хруст ломающихся ребер, прижатые друг к другу пехотинцы отлетели под натиском гигантской массы. Кулибин превосходил ростом марсиан на добрые пятнадцать сантиметров. Он почти целиком закрыл собой обоих врагов, они провалились в тень, ударившись перед этим о дверную панель. Дверь отскочила и с громким стуком захлопнулась.

Джек услышал два коротких, глухих удара, затем сопение. Кулибин со вздохом поднялся на ноги и шагнул на более освещенное место.

– Кажется, я немного перестарался, – пробормотал он. – И зачем обвешивать себя этой грудой железа?

При падении, труба ракеты съехала со спины. Кулибин аккуратно поправил ее, затем подошел к Джеку и помог подняться. Криспин успел встать сам и теперь пытался рассмотреть, что же лежит в том месте, куда улетел Кулибин. Темнота, в контрасте с освещенной дверью, скрывала тела.

С лестничной площадки спустились солдаты.

– Осталась машина, – напомнил Джек. – Она остановилась, когда пехотинцы пошли в здание, но сейчас чудовище наверняка решит подойти поближе, чтобы посмотреть. Оно не сможет войти сюда, но у него есть генератор лучей на поворотной консоли, так что можно не сомневаться, что он пустит его в ход, если заподозрит неладное. Нужно срочно решать, как поступить.

Джек посмотрел на командира.

– У вас есть опыт встречи с подобной машиной, мистер Ридл, – сказал Криспин. – Что вы предлагаете делать?

– Я предлагаю отступить вглубь здания и переждать.

– Э, нет, ребята, – возразил Кулибин. – Возможно вы и встречали такую машину, но уж точно не наблюдали за ними целый месяц, как это делал я. Я вам вот что скажу. Эти паразиты способны часами стоять на одном месте без движения, наблюдая за обстановкой. Похоже, у них бесконечное терпение. Если этот гад решит взять нас измором, он просто встанет тут и будет стоять. а чего доброго, еще и других позовет. Я слышал, как они перекрикиваются – мерзкие голоса, доложу я вам.

– Что ты предлагаешь? – спросил Криспин.

– Ну как что? Мне совершенно не хочется сидеть в этом милом месте и дальше, здесь тесновато. Вы отойдите на лестницу, да посмотрите из-за угла, а я вам покажу кое-что интересное. Годится?

«Что мы теряем? – подумал Джек и посмотрел на командира. – Мы отойдем в безопасное место, дадим этому великану шанс развлечься, посмотрим, что получится. а если все пойдет не так хорошо, мы ретируемся наверх и вступит в действие мой план. Жаль будет потерять такого интересного человека, но у нас, кажется, нет ни сил, ни времени, чтобы ему препятствовать».

– Ты не в моем подчинении, – произнес Криспин. – А жаль. Поступай как хочешь, а мы отойдем в безопасное место. У нас будет возможность наблюдать, и, в случае чего, отойти дальше.

«Он читает мои мысли, – удивился Джек. – Неужели я действительно мог бы предложить нечто здравое? Похоже, я упустил момент».

В тишине отряд отошел к лестничной площадке и укрылся за углом так, чтобы видеть происходящее в вестибюле. Кулибин остался стоять на открытом участке зала, снял с плеча железную трубу.

Джек и Криспин переглянулись. Джек увидел, что майор горит от нетерпения, желая увидеть в действии устройство, про которое так захватывающе рассказывал Кулибин, спускаясь сюда.

Кулибин присел на одно колено, положил на согнутую ногу трубу ракеты, направил острым концом на дверь. За дверью виднелось сооружение очистного комплекса, желанная и недоступная пока цель. Инженер что-то покрутил на корпусе трубы, затем засунул пальцы в отверстие на заднем конце. Вся рука не могла пролезть в узкую дыру, но пальцами он там что-то нащупал. Партизаны услышали, как внутри ракеты раздался щелчок. Кулибин взял трубу обеими руками и стал ждать.

Ожидание закончилось неожиданно быстро. на улице раздался лязг и грохот множества ног, переступающих по асфальту. в светлом прямоугольнике двери появилась кабина машины, сверкающая затемненными стеклянными панелями и белым металлом бортов. Позади кабины покоилась многорукая машина, гибкие щупальца свернуты в клубок. Огромный металлический жук остановился перед дверью, лязг стих, остался лишь рокот двигателя, работающего в недрах корпуса.

Кулибин обернулся к притаившимся партизанам и подмигнул, словно приглашая. Двумя пальцами сдвинул небольшой рычажок, торчащий из гладкого бока трубы. Тонко засвистело, из хвостового отверстия вылетело облачко пара. Секундой позже свист стал громче и сочнее, из трубы с хлопком вырвалась белая клубящаяся струя. Ракета выпрыгнула из рук Кулибина, еле различимой стрелой врезалась в стеклянную панель двери. Дверь взорвалась фонтаном мельчайших брызг, направленным в сторону кабины чудовища. Ракета не заметила препятствия, ударилась острым носом в бок машины, чуть ниже края борта, за которым лежал клубок блестящих щупалец.

Все произошло настолько быстро, что наблюдатели не успели моргнуть. Струя пара выметнулась за спину Кулибина, на какое-то время скрывая его от Джека. Но скорость выброса была настолько большой, что пар почти сразу рассеялся. Кулибин сидел на полу, держась руками за колено, штанина под ладонями набухала от крови.

Однако у Джека не было возможности задержаться глазами на том, что происходило в помещении. За лишенным стекла остовом двери творилось нечто впечатляющее. Удар ракеты оказался настолько силен, что металлический жук перевернулся днищем кверху.

Джек услышал скрежет сминаемой консоли с генератором луча и лязг щупалец многорукой машины, накрытой перевернутым корпусом. Несколько сегментированных конечностей торчали снизу, неспособные справиться с навалившейся тяжестью. Джек во всех подробностях увидел сложное переплетение рычагов и главного привода трансмиссии, идущих к двум рядам коротких ног машины, собранных в группы по три штуки. Двигатель продолжал работать, ноги дергались в воздухе, пытались найти опору.

Поверженная машина была совершенно беспомощна. Чудовище, вероятно, барахталось в перевернутой кабине, лишенное ориентации, оглушенное внезапным ударом.

Только теперь Джек обратил внимание на инженера. Кулибин поднялся, хромая, медленно подошел. с колена на пол капала кровь. Джек догадался о причине ранения. Одна из плоских пластин, что крепились к заднему концу трубы, врезалась в колено, которое служило стартовой площадкой.

«Он знал, что так будет, – догадался Джек. – Он не мог запустить ракету иначе, только с колена. в любом случае пластины поранили бы ногу».

Джек понял, как много он еще не знает об этом человеке.

«А на что способен я сам? не это ли один из вопросов, на которые я буду искать ответ здесь, в логове чудовищ, сражаясь плечом к плечу с партизанами?»

– Вот такая штука, ребята, – усмехнулся Кулибин. – Каково, а?

– Вот тебе и Мюнхгаузен, – пробормотал Криспин. Наглядная демонстрация оказалась куда более действенной, чем все предыдущие рассказы.

– Иван, нам надо срочно двигаться отсюда, – сказал Джек, глядя на его колено. – Нам осталось только перейти дорогу, вы сможете?

– Да, ерунда это, – невозмутимо ответил Кулибин. – Я теперь налегке…

«И он еще жалеет о потере своей экспериментальной модели!»

– Выступаем! – скомандовал майор.

Когда проходили через дверь, Джек вгляделся в темноту, скрывавшую место, где лежали пехотинцы. Он смог разглядеть два тела, одно на другом. Верхнее повернуто спиной кверху, и Джек готов был поклясться, что там, где должны крепиться колбы, готовые для откачки крови, сейчас пусто.

«Кажется, кому-то не достанется обеденная порция, – злорадно подумал Джек. – Нет, даже две порции».

Подойдя к перевернутой машине, Джек с опаской посмотрел на нее. Откуда можно знать, какие сюрпризы способно выкинуть чудовище, запертое в этой бронированной коробке? Кулибин во все глаза разглядывал побежденный им механизм.

– Эх, ребята, – сказал он с досадой в голосе. – Мне бы эту машинку, да в лабораторию…

– Не переживайте, Иван, – подбодрил его Джек. – У вас еще будет такая возможность. Но для этого вам придется построить еще одну модель вашей ракеты.

– Да хоть две! – усмехнулся Кулибин и зашагал дальше, оставляя на асфальте редкие капли крови.

«Капли на асфальте, – подумал Джек. – Мы оставляем следы. Проклятье!»

– Командир! – воскликнул он. – Чудовище в кабине могло выжить. Нам надо срочно убраться отсюда – оно может наблюдать за нами из-за стекла и увидеть, куда мы пойдем.

Криспин кивнул и быстро оглядел улицу.

– Нам нужно обойти здание с другой стороны, – сказал он не раздумывая. – Второй выход должны уже закончить. Воспользуемся им.

Партизаны, сопровождаемые хромающей громадой, возвышающейся над ними на две головы, быстро направились к ближайшему углу здания очистного комплекса и скрылись из виду.

В этот момент тишину прорезал оглушительный рев. Чудовище смогло взять под контроль какие-то органы управления и подавало призывный сигнал всем боевым машинам, какие могли его слышать в этом районе.

Аннет Пети слегка мутило. Путешествие длиной в несколько часов, пусть и на глубине, почему-то измотало ее. Первый опыт подводного плавания оказался не слишком приятным, но Аннет поклялась вытерпеть испытание. Цель оправдывала подобные лишения.

По случаю путешествия, зная, куда стремится, девушка оделась с продуманной основательностью. Попросила выдать военную форму самого маленького размера и теперь щеголяла в плотных брюках пятнистой раскраски и такой же куртке, надежно защищавшей от холода. Она уже успела это проверить, пока сидела неподвижно в тесноте крошечной каютки в железном чреве подводного судна.

Аннет только что покинула шлюзовую камеру «причала», вошла в бетонную трубу, что вела наклонно вверх, в помещения партизанского форпоста. Негодные больше деревянные ящики из-под грузов партизаны превратили в мостки, сильно облегчившие девушке проход по туннелю.

Стараясь не помешать работе людей, разгружающих лодку, Аннет немного подождала в каюте, пока туннель не освободится от снующих между складом и лодкой серьезных мужчин. Там она еще раз напомнила себе, зачем настояла на приезде сюда.

Десяток раз повторив историю двухнедельного пребывания в подвале, прежде чем подвернулся случай покинуть город на локомотиве, Аннет трижды прокляла дотошных военных, а затем рванулась домой. Больше всего хотелось увидеть семью. Она раскаивалась, что не смогла быть рядом, когда они получили страшную весть о падении снаряда во Франции. До дома добралась, когда все уже вздохнули с облегчением, знали, что падения снарядов на Землю совсем прекратились.

То были несколько дней сдержанной радости. с одной стороны, девушка оказалась жива, чудом спаслась в компании таких достойных людей, как знаменитый актер Джек Ридл и всемирно известный ученый Персифаль Уотсон. с другой стороны, тяжелейшее давление обстоятельств настолько сильно повлияло на настроения всех жителей объединенной Европы, что слишком многие предпочли бы умереть, но не дожидаться, когда чудовища перешагнут пролив.

Аннет стала угнетать атмосфера тягостного, смиренного ожидания худших событий. Она пыталась бороться с унынием, но долго не могла найти правильного решения. Она не могла на месте изменить жизнь всех этих людей к лучшему. Однако опыт, полученный в ходе спасительного путешествия, постоянно напоминал о себе. Аннет вдруг стала с тоской отмечать, что чувствовала себя вполне неплохо, когда сидела в подвале с двумя готовыми на любое тяжелое дело мужчинами, участвовала в дежурствах и коротких вылазках в поисках пропитания. Они даже слушали ее с вниманием, соглашались, когда говорила дельные вещи.

«Я была им нужна. Да! в моей жизни там, в подвале, был какой-то смысл. Это было выживание, но мы занимались этой проблемой сообща, поддерживали друг друга, прислушивались к мнениям и… спасали друг другу жизнь, в конце концов. а чем я занята здесь?»

Размышления, в которых Аннет часто прибегала к актерским навыкам анализа личностей и переживаний, понемногу трансформировались. не замечая этого, постепенно Аннет вернулась к настроению, которое владело ей во время перелета через пролив. Она все больше видела пользы в своих действиях и все сильнее раздражалась по поводу качеств, проявленных Джеком в критических ситуациях.

«Снял с тех несчастных сапоги! Малодушный мародер!»

Этого Аннет вообще не могла забыть ни на секунду. Несомненно, она гораздо лучше представляла, как надо вести себя в подобной обстановке. Она ни разу не позволила себе ничего похожего, даже когда невыносимо долго тянулись первые часы в охваченном паникой городе.

«Это кровавое безумие не сломило меня! Почему я должна прятаться здесь, когда мои способности необходимы этим отважным героям, собирающимся проникнуть в самое логово мерзких тварей и дерзко обосноваться прямо у них под носом?»

Это была своего рода психическая накачка, но Аннет верила, что поступает единственно верно.

«Только активными действиями мы можем приблизить победу! Я должна быть там!»

Затем последовали долгие споры с военными, организующими форпост в Лондоне. в ход шли различные способы – трагические монологи, логические обоснования, тщательно выверенные выражения лица и, в особенности, больших выразительных глаз, способных профессионально наливаться слезами по заказу, строго в нужный момент.

Самым приятным событием стала неожиданная встреча, произошедшая на следующий день после появления Аннет в штабе. Она столкнулась в коридоре с китайцем. Мистер Чи рассказал, что все еще ждет возможности отправиться на родину, но все местные заняты только тем, что готовятся к военной акции. а добираться за десяток тысяч километров своим ходом – тяжелое испытание даже для него. Обрадованный встречей, он скоро согласился поддержать стремление Аннет.

– Конечно, дома всегда лучсе, – сказал ей китаец. – Но там у меня никого не осталось, только аптека, а что с ней будет? Врач долзен помогать людям, а там, куда вы отправляетесь, этой помоси будут здать есе сильнее.

Готовность китайца отправиться обратно в пекло, откуда только что выбрался, оказала влияние на штабистов и те по-другому посмотрели на просьбу Аннет. Она победила командующего.

Немного опоздав к первому рейсу, она отправилась со второй партией. Это не было проблемой – она добилась своего, а мешаться под ногами, когда храбрецы-партизаны заняты оборудованием помещений базы, как-то несолидно. Из чуть оттянутого, но эффектного появления на следующий день, можно извлечь гораздо больше выгоды. Тем более, что ничего экстраординарного не могло произойти на время этой отсрочки. а уж на месте она не позволит помешать ей добиться своего.

Аннет решительно ворвалась в помещение форпоста, в котором оказались несколько солдат, сортировавших груз, сразу спросила:

– Где командир базы?

Удивленные глаза уставились на нее, не понимая, что делает здесь это крохотное создание с копной рыжих волос и большими глазами на почти детском лице. Наличие военной формы на девушке не добавляло ясности.

Один солдат очнулся быстрее других, на родине была оставлена жена и пара детишек, недоверчиво произнес:

– Он на задании с группой. Подождите там. – Он указал рукой вдоль прохода, облицованного серым бетоном, как и любое другое место на всей базе.

– Спасибо, – деловито ответила Аннет и уверенно направилась в указанном направлении. Непонимающие взгляды проводили ее, придя в еще большее недоумение от вида шедшего позади китайца. Когда они исчезли за углом, все вернулись к работе. Недоразумение!

«Ну вот. Я все-таки пропустила первую вылазку. Ну ничего, тем сильнее будет эффект неожиданности».

Аннет постаралась быстрее освоиться в новом месте. Рассматривала стены, разложенные тут и там вещи, пыталась представить себя опытной участницей партизанского отряда.

«Как это будет выглядеть через неделю?»

Она отметила, что здесь вполне можно существовать. Разительный контраст по сравнению с подвалом воодушевлял, вселял уверенность в способности этих людей совершить много важных дел. Мистер Чи спокойно сидел в углу, лишь дополнительно усиливая эту уверенность.

В дальних помещениях, назначения которых Аннет пока не знала, послышался шум и удивленные возгласы. Аннет выглянула из комнаты с низким потолком, в которой ждала возвращения командира, посмотрела в проход.

«Только не это! – взорвалось в голове. – Почему?»

Все ее тщательно сохраняемое настроение разбилось на мелкие кусочки о лицо идущего навстречу человека, украшенное тонкими аккуратными усиками. Выражение лица довольное, отчетливо проступали признаки облегчения от только что сброшенной тяжкой ноши.

«Чертов Джек! – подумала Аннет. – Что ему здесь надо, этому эгоистичному мужлану, заботящемуся только о спасении собственной шкуры?»

Ридл выглядел вполне органично в компании окружающих людей. Все были одеты приблизительно одинаково и делились впечатлениями от пережитого на поверхности.

Оправившись от потрясения, Аннет смогла обратить внимание и на остальных вошедших. Она пока оставалась незамеченной то ли оттого, что выглядывала из дальнего конца туннеля, то ли оттого, что волнение не позволяло им замечать все детали окружения.

Чуть позади Джека шел мужчина средних лет с суровым лицом, в котором Аннет моментально признала командира базы.

«Никем другим такой типаж и быть не может».

То, что увидела Аннет за его спиной, поначалу даже не поддалось определению. Позади командира, заметно переваливаясь из стороны в сторону, двигалась живая гора, облаченная в перепачканное темными пятнами тряпье неопределенного цвета. Лица девушка не могла разглядеть, потому что рост человека был настолько велик, что ему пришлось втянуть голову в плечи и прижать к груди подбородок, чтобы не задевать потолок. Вперед тараном торчала только макушка с шапкой светлых курчавых волос, также не поражающих чистотой. Потолок туннеля сводчатый, но человек все равно иногда касался затылком, производя впечатление, словно сам выгибает потолок вверх. Фигура полностью перекрывала узкий проход, Аннет не смогла увидеть, шел ли там сзади кто-нибудь еще. Судя по голосам, людей там было еще много, и все шумно реагировали на огромного человека, пришедшего с группой партизан.

– Ой-ой-ой, – восхищенно сказал мистер Чи. Все это время он тоже неотрывно смотрел из-за плеча Аннет. – Человек-гора!

Китаец всегда был открыт для созерцания любых чудес, которые мог встретить в природе.

Аннет сидела в тесной комнатушке напротив Джека, силилась понять, что же привело его сюда.

«Погеройствовать захотелось? Покрасоваться, разыгрывая привычное амплуа героя-освободителя? – Аннет трясло от злости. Она боялась, что Джек разглядит волнение и начнет задавать вопросы. – Переиграли вы, мистер Ридл. Надо было раньше остановиться. Теперь время не изображать героя, а действовать под страхом смерти, реальнее которой ничего нет».

Джек, тем временем, разговаривал с великаном, назвавшимся Иваном Кулибиным. Из-за него комнатка съежилась чуть ли не вдвое.

– Ничего, Иван, наш замечательный доктор быстро вас на ноги поставит!

Джек имел в виду китайца. Он сразу предложил свои услуги по залечиванию раненого колена. Мистер Чи воспользовался привезенным набором лекарств, аккуратно разложенных в небольшом плоском чемоданчике. Испытывая скепсис относительно действенности «этих европейских безделусек», мистер Чи не преминул дополнить их любимым средством. Теперь рваная рана чуть выше обнаженного колена больше смахивала на ежа. Пучки длинных тончайших игл торчали в разные стороны по краям обработанного антисептиками участка, покачиваясь при каждом легком движении «человека-горы».

– Ну китаец отмочил! – качал головой Кулибин. – Как же я дальше-то пойду?

– А это не надолго, – успокоил его Джек. – Минут десять посидите, не больше.

– Чудны дела твои, Господи! – воскликнул Иван и взглянул на Аннет.

«Какой потрясающий типаж, – думала девушка, разглядывая открытое широкое лицо русского инженера. – Неужели он и вправду сделал то, о чем говорит Джек? Наверняка приукрасил, решил произвести впечатление. Почему он всегда старается вывести меня из себя?»

– Вам, дорогая моя, лучше здесь не задерживаться. – Джек теперь тоже смотрел на нее.

– С какой это стати я должна вас слушать?

– Здесь теперь такие дела твориться будут, что…

– На себя посмотрите! – Она снова начала злиться, причем, в первую очередь – на судьбу, которая снова столкнула их в такой обстановке. «Опять подвал, опять сидим на ящиках, опять наверху разгуливают чудовища в своих смертоносных машинах!» – Вы такой же актер, как и я! – она попыталась открыть ему глаза. Он должен увидеть смехотворность своего образа!

– Я, по крайней мере, мужчина, – парировал Джек.

«Началось! Теперь он будет унижать меня, говоря о женских слабостях».

Портрет Джека, созданный воображением девушки, мысленно сказал ей: «здесь даже нет косметики!» Пусть не копируя слова, но портрет пока точно соответствовал тому, что она видела перед собой. Она часто развлекалась, уничтожая его хлесткими фразами, словно тренируясь перед реальным сражением. Худшие ее опасения подтвердились.

«Я не была готова именно к этому, отправляясь сюда».

– Ребята, – произнес Кулибин. – Ну что вы, ей Богу? Живы пока еще, и то славно!

«Ну хоть в его присутствии Джек перестанет меня доставать? Эти русские любят вступать на защиту женской чести. – Аннет мечтательно прикрыла глаза. – Он же его рукой перешибет!»

– Вам, сударыня, действительно, хорошо бы со мной поехать, – Кулибин улыбнулся и посмотрел на нее в упор. Голубые глаза излучали обезоруживающую доброту.

«Как бы я хотела этого… – Аннет спешно отогнала пелену с глаз. – Нет, нельзя поддаваться слабости. Это будет отступление и позорное поражение. Я должна быть здесь, здесь мое место, я знаю это!»

– И вы против меня? – Она надела маску возмущения, что было не трудно, видя перед собой Джека.

– Я не могу настаивать, – с сожалением ответил Кулибин.

– Что же нам с вами делать? – спросил Джек.

«Нам? Он уже считает себя одним из них. Тоже мне, партизан!»

– Вам со мной – ничего! – Она постаралась быть максимально твердой. – А я здесь буду делать то, что подсказывает мне долг! Это мое личное решение и отвечаю за него только я!

В комнату заглянул майор Криспин. Задержал удивленный взгляд на ощетинившемся колене Кулибина, затем сказал великану:

– Отправляетесь на лодке, как только все будет готово.

– Командир, я советую отослать и мисс Пети. – Джек кивнул в ее сторону.

«Он советует! – вспыхнула Аннет. – Да что тут творится, в самом деле?»

– Ее сопроводительные документы не позволяют мне сделать это, мистер Ридл.

«Пусть теперь подавится!» – подумала Аннет, упиваясь еще одной маленькой победой.

Массивный человек с лысой головой полулежал в мягком, сделанном на заказ кресле. Утомленный длительными размышлениями, в которых проводил долгие часы бодрствования, Кларк расслаблялся в дремотном состоянии, готовый моментально взбодриться, если поступят важные сведения.

Уже месяц прошел с того момента, как он узнал об особенностях «французского снаряда», как он называл его. Очередная новость пришла на следующий день после известия о самом факте падения. Кларк был уже вооружен спущенным в бункер радиоприемником, поэтому мог воспринимать информацию без посредников. Необъяснимое отсутствие чудовищ во «французском снаряде» и прекратившиеся после этого еженощные падения посланников Марса убедили Кларка, что наступил переломный момент. Наступали времена, когда события будут сменять друг друга со все большей скоростью.

Но дни шли за днями, а европейцы не стремились проявлять заметную активность. Среди городских развалин там, наверху, тоже наметилось некоторое затишье, говорившее Кларку о завершении марсианами первого этапа вторжения.

«Несомненно, какие-то предосторожности не дали им сдохнуть в нашей заразной атмосфере. Теперь они будут самоуверенно двигаться дальше по своему плану. не наблюдаем ли мы затишье перед бурей, когда твари рванутся с островов на континент, имея за спинами охраняемые тылы?»

Он знал, что европейцы не полные дураки, и наверняка понимают, что критический момент может наступить скоро. Со дня на день Кларк ожидал, что они проявят себя.

«Невозможно сидеть, сложа руки, зная, что за узкой полосой воды безжалостный враг копит силы для неизбежной атаки. Военные действия вскоре должны начаться, но им будут предшествовать попытки сбора разведывательных данных. Нельзя вступать в бой без подготовки. Почему они так медлят?»

Кларк начинал терять терпение. Месяц, прошедший без малейших изменений в отчетах наблюдателей с поверхности, не вписывался в картину будущего, разработанную Кларком.

«Может ли быть так, что я не учел какой-то фактор?» – думал он все чаще и чаще.

«Но ведь они продолжают созывать добровольцев своими передачами», – успокаивал он себя.

Кларк очнулся от звука хлопнувшей двери. Мимолетное бормотание, в коридоре прошлепали шаги. Джонни, как и все остальные охранники, был предупрежден, чтобы пропускать без задержек гонцов с поверхности, которые могли принести то самое, наиболее важное сообщение.

Вошедший столкнулся с твердым взглядом, совмещавшим нетерпение и властность. Секунду поколебавшись, гость не выдержал давления и опустил глаза к богатейшему персидскому ковру ручной работы. Он обнаружил на нем едва заметную тропинку примятого ворса, разоблачавшую маршрут, которым двигался хозяин во время размышлений.

– Сэр…

– Говори, – потребовал Кларк.

«О, эта чертова неуверенность! Они вечно боятся что-то сделать не так. Я сам привил им эти комплексы, но сейчас они начинают раздражать».

– Кажется, мы нашли то, что вы ожидаете.

«Да! Но не сметь впадать в эйфорию!»

– Рассказывай, – невозмутимо ответил хозяин, стараясь не вспугнуть удачу.

– Сэр, мы из той группы, что вы поставили наблюдать за институтом, – начал рассказывать посланник. – Сегодня утром там произошло сражение.

– Вот как? – Кларк сделал удивленное лицо.

«Пусть этот парень немного взбодрится, увидев естественную человеческую реакцию. Это поможет сосредоточиться на рассказе и, возможно, он не упустит из-за волнения важных деталей. Однако, все-таки – институт!»

Это была одна из вероятных целей для интереса разведчиков из Европы, которую Кларк наметил для себя. Вполне возможно, что для подготовки сопротивления им потребуются данные из хранилищ института, где сосредоточена основная деятельность по изучению марсиан.

– Наше внимание привлекла группа мужчин, двигавшихся через улицу к зданию. в них читалась военная подготовка – один из указанных вами признаков.

Рассказчик поднял глаза на хозяина и заметил оттенок удовольствия на его лице.

– Они вошли в здание. Через некоторое время появился патруль. Один из тех, облегченных, которые стали появляться в последнее время. Два гуманоида и машина. Они остановились у входа, возможно, как-то определили, что там недавно были люди. Мы заметили, как гуманоиды вошли в здание, а машина осталась стоять чуть в стороне. Дверь захлопнулась, мы не могли понять, что происходит внутри. Их не было довольно долго. Скорее всего, чудовище в машине что-то заподозрило, потому что подвело машину ко входу. Дверь была стеклянной, наверное, можно было разглядеть внутренне помещение.

Парень остановился, переводя дух, вытер лоб рукавом сильно потертой теплой куртки, отчего на коже осталась заметная полоса размазанной грязи.

«Он определенно принес хорошие вести», – подумал Кларк.

– Затем произошло что-то непонятное. Извините, сэр, но все случилось очень быстро, мы не можем объяснить причину. Дверь как бы взорвалась изнутри, и тут же патрульная машина завалилась на борт, а затем перевернулась кверху днищем. Удар был очень сильным, но мы не знаем, что это было. Машина легла так, что тварь ничего не могла делать. Самостоятельно освободиться было невозможно. Она так и осталась лежать там. а спустя пару минут из института вышла та самая группа людей, но с ними был еще один человек.

– Что за человек? – резко спросил Кларк.

Событие с машиной позабавило его, но в этом не было ничего особенно неординарного. Мало ли способов перевернуть машину? Однако, эти люди настроены решительно.

«Неужели, я оказался прав? Похоже, им даже удалось спасти какого-то бедолагу, скрывавшегося в здании. Это только подтверждает правильность моего плана».

– О, это был очень необычный человек, сэр, – на лице говорившего вспыхнули отголоски удивления, которое он, видимо, испытал, наблюдая за той сценой. – Настоящий великан, на две головы выше любого из той группы. и гораздо крупнее. – Парень вдруг снова посмотрел на Кларка и сказал: – Даже крупнее вас, сэр!

– Что было дальше? не отвлекайся!

– Они просто прошли мимо перевернутой машины и скрылись за домом напротив. Нам не удалось увидеть, куда они ушли. Чудовище смогло послать сигнал о помощи, поэтому нам пришлось покинуть пункт наблюдения.

– Вы правильно сделали. – Кларк задумчиво провел ладонью по бритой голове. – Что ж, я ожидал чего-то какого. Теперь мы можем действовать дальше.

– Что нам делать, сэр?

Гонец понял, что новость пришлась как нельзя кстати. У него зародилась слабая надежда, что его заслуги могут даже каким-то образом отметить. Гонцы, приносящие хорошие новости, всегда пользовались расположением хозяев.

– Ваша группа будет усилена, – сказал Кларк. – Вы должны будете сосредоточить внимание на квартале, прилегающем к зданию, за которым скрылись те люди. Сомневаюсь, что они могли уйти далеко. О любом движении в этом районе докладывать мне незамедлительно. – он сделал паузу, раздумывая, все ли он сказал. – Свободен! – Кажется ничего не было забыто.

Визитер кивнул и повернулся к выходу. Кларку показалось, что в движении поникших плеч промелькнуло разочарование.

– Стой. Возьмешь кое-что из продовольствия. и этот скотч. Отметите этот день. Но не терять бдительность! Все только начинается.

Уотсон и Лозье подошли к креслу на лужайке и остановились поодаль. Они принесли с собой такие же кресла. Марсианин спал, Уотсон секунду поколебался, будить или нет, затем стал аккуратно раскладывать кресло. Поставил так, чтобы сидеть в пол-оборота к пришельцу, призвал Лозье сделать то же самое. Три складных кресла образовали на зеленом газоне трилистник.

Кресла скрипнули, пришелец проснулся.

– Здравствуйте, – сказал он, как только открыл глаза. «Они пришли поговорить. Теперь я смогу спросить о ней!»

Лозье вздрогнул – успел забыть, как плохо сочетались высокая худая фигура марсианина и его тонкий, фальцетом, голос.

– Мы хотим задать вам, Иррат, несколько вопросов, – сказал Уотсон.

«Правильно ли будет настаивать на своих вопросах? – растерялся Иррат. – Не лучше ли посмотреть, что хотят узнать они?»

– Я хочу на них ответить, – сказал он.

«Все-таки, сперва про его речь, – подумал Уотсон. – Тут парень, похоже, прав. Мы должны знать, через какие лингвистические дебри придется продираться дальше. а ведь нам предстоит серьезная беседа, когда будут важны нюансы понимания».

Профессор повернулся к Лозье и сделал приглашающий жест. Тот не заставил себя упрашивать: «вот что надо было сделать еще месяц назад!»

– Почему вы умеете говорить на нашем языке?

Лозье внутренне напрягся и приготовился слушать каждый звук. Он помнил, как было трудно в первый раз разобрать слова марсианина. Правда, то, как он говорил сейчас, звучало заметно лучше. «Возможно, он уже успел потренироваться. Но откуда же у него базовые знания? Уж не… как он сказал?… гены ли этому причиной?»

Иррат удивился. Происходило нечто странное. «Они не должны задавать подобные вопросы, это же очевидно!» Им овладела растерянность.

– Но ведь Амелия… – медленно произнес он, но осекся.

– Амелия? – Лозье подумал, что ослышался.

«При чем здесь какая-то Амелия? Он с самого начала говорил с нами по-английски, его никто не мог научить. Да и не было у Гаспара женщин в отряде».

– Она научила мою мать, а мать… – продолжал марсианин.

«Кажется я теряю связь с реальностью. Нет! Скорее, это этот пришелец – сумасшедший. Разве может быть смысл в его словах? Как мы можем разговаривать с ним?» Лозье молчал, не зная, что ответить.

Страшная догадка поразила Иррата. «Но это же означает, что обитатели Земли гораздо могущественнее, чем я думаю. Они смогли победить чудовищ, не будучи предупреждены и подготовлены! и они не стали после этого нападать на Марс. Ведь они не знали о нас, они должны были подумать, что чудовища – единственные жители Марса, а вторгаться на планету, населенную только ими, слишком рискованно. Победить прилетевших в снарядах – это одно, но могущества землян могло и не хватить для ответного удара. Они должны были предполагать, что окажутся в таком же положении, как только что поверженные ими захватчики. Но теперь, когда я расскажу, что на Марсе живут угнетенные рабы, готовые поднять восстание… Надо непременно рассказать им о нас. на земле люди сумеют победить и на этот раз, а затем им не составит большого труда помочь и нам. Великое Время! Сознавали ли они, какую роль сыграет их посланница? и потом, их, конечно, не должно удивлять, почему Амелия не вернулась. Возможно, они действительно забыли о ней, после всего, что произошло. Как жаль!»

– Значит, она не смогла вернуться… – произнес Иррат.

«Бесполезно! – внутренне закричал Лозье. – Это просто набор звуков! Мы никогда не поймем друг друга! Какой смысл выяснять о языке, если с его помощью все равно невозможно общаться? а какая была идея! – Он пристально посмотрел на Уотсона. – Ну, гениальный старик, что вы сможете сделать теперь?»

Уотсон словно услышал этот вопрос.

– Правильный вопрос… – сказал он.

«А что я теряю? Если его не удивляет поведение этого сумасшедшего, то что должно мешать мне задать еще один вопрос. Может это убедит старика в бесполезной трате нашего времени?»

– Расскажите нам о ней, – попросил Лозье.

«Как хорошо начать с этого! – подумал Иррат. – Пусть они узнают о ее подвиге от меня. Но нужно быть последовательным, они должны почувствовать мудрость Времени, связывающего все живое».

– Мудрецы рассказывали о пророчестве. Выйдет из среды угнетенных мессия, вождь, который поднимет рабов на борьбу. Когда моя мать была девочкой, в бараке, где она жила, появилась женщина. Она говорила на непонятном языке, и никто не мог понять ее. Моя мать подружилась с ней, смогла выучить слова ее языка. Женщина подняла народ на восстание, как и было сказано в пророчестве. Это и была Амелия. Моя мать помогала ей разговаривать с рабами. Восстание было жестоко подавлено, но моя мать смогла уцелеть. Когда родился я, она научила меня языку, на котором произносились слова о свободе и борьбе.

Иррат замолчал. Было видно, сколько усилий потребовала от него эта длинная речь. Еще одно доказательство, что эти звуки были чуждыми для него. Он переводил взгляд бледных глаз с одного человека на другого.

«Поймут ли они меня?»

В некоторых местах с трудом разбирая слова в череде высоких свистящих звуков, ученые, тем не менее, отчетливо уяснили общий смысл всего рассказа Иррата.

«Опять легенды и пророчества. Господи, почему мой вопрос тоже привел к разговорам о марсианских сказках? Неужели, мы каждый раз будем слушать легенды? – Лозье был в редком замешательстве. – Женщина появилась в бараке? Стала вождем рабов? Восстание было подавлено? Мать передала сыну знания о языке? По отдельности все звучит обычно и понятно, но сложенное в целый рассказ… Как это объясняет проблему с языком? Мы уходим все дальше в непролазную чащу бессмыслицы. Теперь получается, что английский знала марсианская рабыня? и при чем здесь рабы?» Лозье словно стоял на краю утеса, нависшего над бушующим океаном. Он смотрел вниз, представляя невероятную ледяную глубину под собой, которая гипнотизировала его.

Доктора вывел из раздумий голос профессора.

– Что вы сказали, мсье? – переспросил он.

– Правильные вопросы…

«Да, опять правильные вопросы. Что ж, ничего другого не остается».

– Иррат… – начал Лозье.

– Вы смогли меня понять?

– Да, похоже на то, но у меня есть еще вопросы.

– Скажите их мне.

Профессор Уотсон сидел молча, терпеливо наблюдал за разговором. Ветерок легко шевелил седину, клены шептали над головой, в парке была такая умиротворяющая атмосфера, что профессору на миг почудилось, что не существует никакой войны. «Ах! Какие восхитительные вещи говорит этот марсианин! Он уже почти подтвердил мои догадки!»

Лозье мгновение поколебался, выбирая, с чего начать. Океанская бездна все еще владела его воображением.

– Эта женщина рассказывала твоей матери, откуда она появилась? – спросил он наконец.

«Но ведь он сказал, что понял меня… – Иррат растерялся. – Ведь они же сами послали…»

– Она сказала, что они прилетели…

– Они? – переспросил Лозье, в ужасе подумав: «я не выдержу!»

– Позже появился Бледный Карлик, он исполнил другое пророчество…

«Это просто какая-то сказочная планета! Все, что у них происходит, делается по пророчествам. Как можно анализировать это с помощью науки?»

– …он, как было предсказано, сошел с боевой машины и своими руками убил чудовище.

«Бред! – Лозье посмотрел на профессора. – Старик что-то чувствует. Иначе он не сидел бы так спокойно. Терпение!»

– Так что сказала женщина?

– Она сказала, что они с Бледным Карликом прилетели с Теплого Мира на корабле, похожем на те, что строят чудовища.

«Могли ли они настолько забыть о ней? – Иррат ощутил, что существа с иной планеты могут иметь абсолютно иные представления о совершаемых поступках. – Внешний вид может обманывать. Что для них прошлое? Великое Время! Я должен был начать именно с этого, напомнить им сразу о ее полете».

– Профессор, вы что-нибудь понимаете? – Лозье оторопело взглянул на Уотсона в поисках поддержки.

– Большую часть. Продолжайте, у вас хорошо получается.

«Хотел бы я быть в этом уверенным, – подумал доктор. – Скоро я потеряю остатки разума, если буду вникать в эти пророчества».

– Теплый Мир – это наша планета?

– Вы сказали, что она называется Земля.

«Я сказал? – Лозье опешил. – Ах! Точно. в рубке снаряда, когда приветствовал его. Надо же было ляпнуть такую чушь! Остался один вопрос. Но это же может разрушить всю нашу науку!»

– Иррат, вы знаете имя бледного карлика?

Когда Лозье задавал этот вопрос, Уотсон удовлетворенно кивнул.

– Амелия называла Бледного Карлика – «Эдуард». Но мы называем этих людей – Мессия и Бледный Карлик, как говорят пророчества.

«Это невероятно, – думал Лозье. – Нам придется заставить себя или поверить в это, или выкинуть на свалку все наши представления о мироздании. Нет причин, по которым марсианин может лгать, его знание английского языка красноречивее любых доказательств. Имена этих персонажей абсолютно земные. Но что же тут не так? Я что-то упустил».

Доктор некоторое время размышлял, отрешенно глядя на багровые клены. Вдруг один узорчатый лист сорвался с ветки и закружился на ветру, вспыхивая на полуденном солнце. Лозье проследил за его полетом, пока тот, качнувшись на острых травинках, не замер у ножки кресла. «Какой изящный полет». Он вспомнил, что было не так.

– Они прилетели с Земли на корабле, подобном снарядам чудовищ?

– Так сказала Мессия.

Лозье посмотрел на Уотсона и наткнулся на его испытующий взгляд. «Что он хочет от меня? Новых вопросов? О чем тут можно еще спрашивать? Разве мы, наша наука, наша история, не раздавлены?»

– Иррат, мне нужно немного подумать, – Лозье словно просил об отсрочке перед смертью.

– Я подожду новых вопросов.

Лозье попытался ухватиться за тонкий волосок оставшейся у него способности мыслить логически. Что еще остается ученому?

«Итак, они прилетели на Марс в снаряде. Какой безумец мог сделать такое? Очевидно, что сам перелет возможен, чудовища прилетели уже второй раз. Но что могло заставить людей отправиться на Марс? Конечно, развитие земных наук пошло огромными шагами с тех пор, как мы начали исследовать машины марсиан. Но возможно ли, что кто-то сумел понять, как строить подобные снаряды? Мы знаем, что Европа не делала этого. Россия, и тем более Азия – тоже. с какой стати азиатам запускать в своем корабле двух англичан? Что же остается?

Америка! Кто может поручиться, что эти толстосумы американцы не решились на безумный проект строительства аналогичного снаряда? Это вполне в их духе – построить что-нибудь гигантское и бессмысленное. Эти Амелия и Эдуард могут оказаться американцами и даже инициаторами этого полета. Это может все объяснить. Но как они смогли удержать такое событие в тайне? Слишком много вопросов, это какое-то болото. Чтобы выбраться из него, нужно больше достоверной информации».

Профессор кашлянул, пытаясь привлечь внимание Лозье. Когда тот обернулся, Уотсон спросил:

– Молодой человек, вы позволите мне спросить Иррата?

«Похоже, он не сильно обескуражен. Что ж, я вынужден упустить инициативу. Придется подождать удобного момента. а сейчас я посмотрю, как он справится со своей задачей».

– Да, мсье, пожалуйста.

Уотсон кивнул и повернулся к марсианину.

– Как давно прилетели Амелия и Эдуард?

«Неужели он хочет мне помочь? – подумал Лозье. – Это тот вопрос, который должен был задать я?»

– Семнадцать лет назад, – ответил Иррат. Он еще больше начинал сомневаться в своем понимании землян. «Был ли для них полет Амелии на Марс таким совершенно несущественным, сиюминутным делом, что они забыли о нем полностью?»

«Вот оно! – Лозье ликовал. – Я был прав насчет Америки. Теперь сомнений нет. Это их безумная затея. Но зачем отправлять в логово врага двоих людей, да еще женщину? Вероятно, можно найти в архивах какие-то газетные заметки. Я был слишком молод семнадцать лет назад, чтобы обращать внимание на новости о дурацких американских проектах!»

– Молодой человек, – обратился Уотсон к доктору. – Вы не подскажете мне, сколько длится марсианский год?

– Я не интересовался этим вопросом.

– Марсианские сутки всего на несколько минут короче земных, – сказал Уотсон. – Но их год приблизительно равен двум земным.

– Но это же означает…

– Вы совершенно правы, молодой человек, – спокойно сообщил Уотсон.

«Вот теперь я полный идиот, – подумал Лозье. – Этому старику удалось-таки указать мне мое место. Еще один такой приемчик, и он окончательно меня уничтожит».

– Я полагаю, – сказал профессор, – что это совершенно отдельная тема для разговора. Я думаю, вам с Ирратом стоит вернуться к этому вопросу в следующий раз. а пока я бы хотел выяснить кое-что, интересующее меня. Вы не против?

«Великодушное помилование? Что ж, я принимаю его. Возможно, это даст мне опору для восстановления репутации».

– Продолжайте, мсье Уотсон.

Уотсон провел рукой по торчащим клочкам седины и сделал глубокий вдох, чтобы справиться с волнением.

«Сейчас решится судьба дела всей моей жизни, – подумал он. – Одно слово может уничтожить меня. Но чем бы я поклялся, что он ответит именно так, как я предполагаю? Ладно, не будем пытаться избежать неминуемого».

– Иррат, зачем ваши предки создали чудовищ?

Огромные блеклые глаза марсианина вдруг расширились до пугающих размеров. Он судорожно втянул в себя воздух и вжался в кресло, словно пытался спрятаться.

«Это невозможно! – мысли заметались в голове Иррата. – Откуда этот человек может знать наши легенды? Ведь Амелия не вернулась на Землю! Что за невероятные люди, эти хозяева Теплого Мира! Мессия всколыхнула своими словами весь мой народ, Бледный Карлик своими руками уничтожил чудовище прямо в кабине боевой машины. а теперь Доктор говорит, что знает о нашей катастрофе! Великое Время! Какие еще способности есть у этих людей?»

Иррат ухватился руками за деревянную раму кресла и почувствовал нагретую солнцем поверхность. Он не переставал удивляться разнообразным материалам, которые используют земляне, делая свои вещи. на Марсе были доступны камни, песок, металлы из недр планеты, ткани из волокон арры и множество искусственных веществ, создаваемых чудовищами на заводах для использования в боевых машинах. Земля поразила Иррата разнообразием материалов естественного происхождения – дерево, кожа, шерсть, пух и множество других. Подумав об этом, Иррат решил, что на такой богатой планете и люди могут иметь богатый набор неведомых способностей.

«Суть вопроса говорит об огромном знании, доступном этим людям. Но в то же время они хотят, чтобы я сам рассказал об истории нашего позора. Они спасли мне жизнь. Я должен ответить на их вопросы, как бы странно они ни звучали. Потом они непременно разрешат задать вопросы им. У меня еще будет возможность понять этих загадочных людей».

Он решился и начал рассказ.

– Когда-то наша планета процветала. Но однажды наши мудрецы вычислили, что планета обречена на скорую смерть. Она слишком мала, чтобы удержать атмосферу, достаточную для комфортных условий. Атмосфера таяла, планета остывала. Мудрецы стали искать способ отсрочить нашу гибель. Но это оказалось не под силу им. Тогда было решено создать из клеток самых талантливых мудрецов особых существ, мыслителей, единственной целью которых будет решение проблемы спасения планеты. Мыслителей наделили огромным мозгом и органами чувств для общения с окружающим миром. Но многие функции их организма уничтожили, чтобы не отвлекали от главной цели. Сначала они не имели даже способности передвигаться. Кровь для них приходилось изготовлять искусственно и периодически заменять. Они могли воспроизводить себя особым способом, передавая при рождении все знания и память потомкам.

Приступив к работе, мыслители сделали несколько изобретений, которые должны были оттянуть крайний срок и продлить жизнь населению. Они изобрели компактные генераторы тепла, чтобы обогревать жилища. Они вывели специальное растение – арру, которая вбирала в себя влагу из почвы, не давала испаряться и исчезать вместе с атмосферой. Они открыли способ создания защитных куполов, которыми накрыли города, чтобы сохранить там необходимую плотность атмосферы.

Но, получив интеллект взамен утраты естественного облика, они оказались поражены нечеловеческой жестокостью. Они оставались верными поставленной перед ними задаче – спасению планеты, но не собирались останавливаться ни перед чем в способах ее достижения. Им потребовалась свобода перемещений, и каким-то образом они получили щупальца. Они размножились, чтобы увеличить и без того огромный потенциал интеллекта, и им стало требоваться столько крови, что пришлось забирать у домашних животных. После этого им оставалось сделать только один шаг. Они решили, что для выполнения задачи нужно подчинить все население планеты и сделали это с невиданной жестокостью, которая потрясла наших предков. Они не смогли оказать сопротивление. После этого никто уже не называл их мыслителями. Это название осталось в легендах и почти затерялось в древности. Теперь их называли тиранами и чудовищами.

Они отказались от возни с кровью домашних животных и перешли на выкачивание крови у своих порабощенных создателей. Они продолжали биться над решением задачи, но те, кто дал им эту цель, уже мечтали только об одном – чтобы планета погибла раньше, чем они придумают, как ее спасти. Генераторы тепла теперь питали смертоносные лучи, плантации арры стали местом, где в нечеловеческих условиях трудились миллионы рабов.

Через какое-то время в рядах чудовищ произошел раскол. Одни пришли к выводу, что спасти планету невозможно, и переключились на поиски способа переселиться с нее в более пригодное место. Они выбрали для этого Теплый Мир. Другие упорно продолжают искать решение первоначальной задачи. Их называют Непреклонными. Они оказались в меньшинстве, и к тому моменту, когда все было готово для первой попытки полета к Теплому Миру, занимали всего три города в экваториальной области. Иногда между двумя лагерями вспыхивают войны, заканчивающиеся всегда поражением Непреклонных. Но раз от раза войны становятся все более ожесточенными, ведь людей – источника крови – на планете остается все меньше.

Сторонники переселения в Теплый Мир очень многочисленны, они не остановятся ни перед чем. Отправив первую партию снарядов, они только ненадолго отвлеклись, чтобы расправиться с восстанием, поднятым мессией Амелией. Жестоко подавив восстание, они с прежним рвением возобновили подготовку к переселению и сейчас смогли отправить новую партию снарядов.

Когда Иррат закончил говорить, солнце уже заметно продвинулось к закату. Марсианин очень устал, но его никто не прерывал – опасались упустить что-нибудь важное. Истощенный, он расслабленно вытянулся в кресле и молча посмотрел на слушателей.

«К чему приведет моя откровенность?»

Профессор Уотсон еле справлялся, скрывая дикое возбуждение от услышанного. Рассказ настолько точно повторял его теорию, что о большем и мечтать нельзя. Спустя некоторое время, когда Иррат придет в себя, нужно будет прояснить некоторые детали, но уже сейчас можно смело утверждать, что десятилетия, потраченные профессором на исследования, не пропали зря. Теперь профессор имел все основания убеждать командование сил сопротивления в том, что необходимо использовать его теорию для победы над чудовищами.

Уотсон собирался немедленно потребовать созвать совещание штаба, чтобы аргументировать свое предложение. Теперь все доказательства в его распоряжении.

С доктором Лозье творилось нечто столь же грандиозное. Осознание правоты Уотсона вызвало у доктора чувство небывалого восхищения. Но это было не восхищение гениальностью старого ученого. Да, это присутствовало, но в меньшей степени, чем потрясение от перспективы использования его открытия. Только теперь Лозье начал понимать, какую мощь представляет собой наука о генах, открытых профессором.

Новый взгляд на бесконечность возможностей стремительно менял воззрения Лозье на цель его будущей жизни. Потрясение открытием полностью вытеснило из сознания невероятный рассказ о людях, прилетавших на Марс.

«Гены! Могущество!»

Доктор Лозье встал из кресла совсем другим человеком.

Инженер Салье сидел за верстаком в комнате, битком набитой инструментами, слесарным оборудованием, станками и измерительной аппаратурой. в дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Салье.

Дверь распахнулась, внутрь протиснулся невообразимых размеров человек. Ему пришлось сильно пригнуть голову, он осторожно прошел, едва не задев плечами оба косяка сразу.

– Тесновато живете, – проворчал гость, впрочем, вполне добродушно. Он говорил по-французски с сильным акцентом, Салье не смог определить, с каким именно.

– С кем имею честь?

– Иван Кулибин, прямым ходом из Лондона.

Пришедший огляделся, но дальше пройти не торопился. Проход между двумя станками был подозрительно узок.

– Клод Салье, инженер-механик, рад познакомиться.

– Я тоже по этой части, – ответил новый знакомый. – Ваши ребята откопали меня в Лондоне, вовремя успели, не то я бы скоро там коньки отбросил.

– Говорите, Кулибин? а не из тех ли…

– Они самые. Мы одни такие.

– Вот Морис удивится.

– Что за Морис?

– Морис Антрак, мой коллега по работе здесь. Изучаем образцы, снятые со снаряда. Я – по механике, он – больше по материалам необычным.

– Ну, значит, я попал, куда надо.

Кулибин наконец решил рискнуть, стал пробираться дальше. Один из станков, тот что оказался полегче, с натужным скрипом уступил давлению богатырской груди и съехал в сторону, пока не уперся задней стороной в стенку.

– Да, действительно тесновато, если подумать, – заметил Салье.

– Да ерунда! в тесноте, да не в обиде, как у нас говорят. Присесть бы мне, а то колено поцарапал, все ноет и ноет.

Он присмотрел свободное местечко на полу, огляделся в поисках стула. не найдя свободных сидений, подошел к железному закрытому ящику, стоявшему на верстаке. Взяв его в руки, Кулибин легонько встряхнул, но ничего по звуку не определил. Поставил ящик на пол, уселся, крёхнув, вытянул вперед больную ногу.

Салье с трудом сглотнул. Он прекрасно помнил, что лежало в ящике, а также долгие потуги двух молодых грузчиков, которые пытались поднять его на верстак.

– Так вас, мсье Кулибин, к нам определили?

– Да вот, говорят, лаборатория ваша одна на весь штаб. Так что тут особенно и выбора не было.

– Ну да, ну да, – протянул Салье, продолжая смотреть на чуть видимый под фигурой Кулибина ящик.

– Я там, в Лондоне, пока взаперти сидел, успел одну штуковину смастерить. Ваши ребята как увидели ее, сразу сказали – «мы тебя на большую землю отправим, ты нам таких побольше наделай». Ну, а я что? Они мне жизнь спасли, что ж я, отказываться буду? Вот и приплыли.

Салье пока ничего не понимал из слов великана, но чувствовал, что наступают интересные времена. Первый день партизанский отряд в Лондоне – и уже такие успехи. Какого-то специалиста обнаружили, да еще переправить успели, и не куда-нибудь, а сразу в штаб. Нет сомнений, что повод для этого оказался самым наиважнейшим.

Кулибин крутил головой, изучая интерьер.

– Что это за форточка? – он ткнул пальцем в сторону прямоугольной стеклянной плоскости, стоящей перед Салье на столе.

– Это электрический проектор. – В голосе Салье слышались нотки восхищения. – Мы сняли его со снаряда. Удивительная вещь.

– Как электрический?

– С помощью электричества он может создавать на своей поверхности изображение. Больше всего это похоже на кинематограф. Но не требуется никакой пленки.

– Какой в этом смысл?

– О, это можно понять, только рассмотрев вторую составляющую.

Кулибин чуть подался вперед, ящик жалобно скрежетнул. Он вгляделся в инопланетный предмет. Плоская пластина из стекла, не прозрачного, словно наполненного серой дымкой. Рядом на столе лежал толстый жгут проводов, змеей выползающий из-за панели. Салье машинально касался рукой жгута, легонько поглаживая пальцами его поверхность. Внешний осмотр не дал Кулибину никаких ответов.

– Кончайте темнить.

– Если бы не случай, мы никогда не оценили бы всю мощь этого устройства. Но нам повезло. Мы обследовали каждый закоулок снаряда, проследили все провода, но нашли это.

Салье кивнул в сторону небольшого предмета. Круглый, напоминающий шайбу, он был сделан из материала, родственного материалу панели. Кулибин проследил еще раз глазами за переплетением жгута. Точно, другим концом жгут соединялся с кругляшом.

– Это кинокамера, – продолжал Салье. – Но она не обычная. Я даже думаю, что нам не следует применять термин из кинематографа, потому что к съемке на пленку это не имеет никакого отношения.

– Я, видите ли, сударь, инженер-механик…

– Вы не сможете этого не понять. Это необычно, но по сути своей просто. Итак, я бы предложил назвать это просто камерой, хотя внутри она не пустая, но… Впрочем, ладно, не будем тратить время. Так вот, панель – показывает изображение, а камера – создает его для нее. Точнее, не создает, а, подобно кинокамере, передает изображение на панель, как на кинопленку. Но на панели его видно сразу же!

Салье наконец выплеснул свой восторг на слушателя, ожидая бурной реакции на шокирующее откровение. Кулибин задумался.

– Еще раз можете повторить?

Салье огорченно хлопнул ладонями по коленям. «Как же втолковать этому увальню?»

– Морис сейчас должен вернуться… – протянул он, словно говоря сам с собой. – Один момент, мсье.

Салье вскочил и взял камеру в руки. Подошел к двери, аккуратно протянул жгут за собой так, чтобы он ничего не задевал. Отворив дверь, инженер опустил камеру на пол, по ту сторону порога, и тихо притворил дверь, прижимая ею провода, фиксируя камеру в неподвижном положении.

Затем сел за стол, покрутил какими-то ручками на приборах, разложенных в пределах досягаемости, щелкнул крупным выключателем. Панель ответила вспышкой белого света, погасла, медленно зажглась снова. Изображение выглядело, как несколько прямых линий, идущих под небольшим углом друг к другу. Пространство, отсеченное линиями, было залито сплошным цветом, меняющим яркость от одного конца участка к другому. Кулибин непонимающе смотрел на все это.

В это время что-то темное выросло в середине одной из боковых линий, вывалилось в центр панели, отделилось и начало увеличиваться. Кулибин изумленно уставился на движение. Несомненно, это был человек, но его пропорции сильно искажены. Огромные ноги, кисти рук словно клешни краба, над всем этим – маленькая головка. Двигался человек, нисколько не стесняясь своего уродства, с обыкновенной легкостью прямоходящего существа. Фигура сместилась наверх, осталась только огромная ступня в форменном ботинке. Каждая трещинка на подошве, каждая ворсинка на шнурках – панель все показывала необыкновенно четко.

Кулибин отпрянул от панели, пару раз изумленно моргнул. Дверь распахнулась, вошел мужчина. Одного возраста с Салье, в военной форме, с порога сказал:

– Опять шокируешь непосвященных, Клод? – он глянул на гостя и невольно остановился. – Ух ты!

– Иван Кулибин. – Великан приподнялся, вынуждая Антрака задрать голову.

– Ух ты, – повторил тот, но тут же опомнился. – Морис Антрак, специалист по материалам.

– Уже наслышан.

– Что ты ему наболтал? – с наигранной строгостью спросил Антрак у своего друга.

– Не успел пока.

– Ну что, впечатлились? – вновь обратился Антрак к Кулибину. – Клод обожает хвастать своей игрушкой.

– Да я, даже…

– Он угробил на нее две недели, – сказал Антрак. – Чуть с голоду не умер – забывал есть, представляете?

Салье метнул гневный взгляд на приятеля. Кулибин начал догадываться, что взаимные пикировки – органичная часть повседневной жизни этих двух типов. «Мне не хватало этого… там», – с тоской подумал Иван. Он вдруг искренне захотел работать с ними. Нет ничего более вдохновляющего, чем работа над общим делом в компании с людьми, понимающими друг друга с полуслова.

– Это потрясающе, – Кулибин кивнул в сторону панели. – Действительно, лучше один раз увидеть…

– Думаем вот, что теперь с этим всем делать, – ответил Салье.

– Тут и думать нечего, – живо откликнулся Кулибин. – Вы хоть знаете, что сейчас делается в Лондоне?

– Да мы тут, как-то… – оба ответили почти хором.

«А теперь я их удивлю».

– Ваши ребята, партизаны, там уже базу отгрохали. в каком-то сливном коллекторе, не приведи Господи. Они сидят там, в этих бетонных кишках, а наружу кажут носы через дверную щель. Того и гляди, марсианин за нос ухватит.

– Мда… – сказал Салье. – Кажется я начинаю понимать.

– Так вы, мсье, что же, – оттуда? – Антрак был удивлен таким поворотом беседы.

– А откуда ж? – Кулибин дождался своего часа. – Сейчас расскажу.

Рассказ получился не долгим, но красочным. Великан, правда, из-за природной застенчивости умолчал о неприятном инциденте во время встречи с партизанами, но зато компенсировал это эффектным изложением момента запуска ракеты. Затем особенно отметил, какие рискованные моменты приходится переживать дозорным в местах входа на базу, когда они вынуждены оглядывать окрестности. Всегда есть риск демаскироваться. в конце рассказа Кулибин показал на жгут, исчезающий за дверью.

– Вам бы, друзья мои, научиться побыстрее эти штуки делать.

– Как тебе задачка? – Антрак посмотрел на Салье. – Вот чего жизнь требует. Кажется, тебе теперь еще пару недель не спать, не есть.

– Для тебя тоже занятие найдется, – ответил Салье. – Я до сих пор не понимаю, что за вещество они используют.

– Куда уж без меня, – согласился Антрак. – Я как раз закончил… Да, точно! Я же с хорошей новостью!

– Так тебе удалось?

– Ага. Сдался, как миленький.

– Ребята, – напомнил о себе Кулибин. – Рассказывать, так уж каждому…

– А я и не скрываю, – Антрак засунул руку в карман. – Вот, извольте посмотреть.

Он извлек из кармана штанов кусок блестящего металла, сверкнули гладкие грани. Он умещался на ладони и, судя по движениям Антрака, весил очень мало для своего объема.

– Удалось-таки отпилить его! – Антрак подкинул кусок на ладони, с легким шлепком поймал и положил на стол.

– Он с ним бился даже дольше, чем я с камерой, – вставил слово Салье.

– Этот кусок мы наконец отрезали от ударного датчика. – Антрак посмотрел на Кулибина. – Вы знаете, мсье, что это такое?

– Нет, хотя подозреваю, что это еще одно устройство со снаряда. Но когда я изучал их конструкцию, там ничего не было сказано про ударный датчик.

– Не мудрено. Снаряды модифицированы. в них не только нет отсека для несчастных жертв, но и добавлены некоторые новые механизмы и приборы. Самый поразительный из них – как раз ударный датчик. Чудовища решили применить новую тактику – побыстрее вылезать из своих чертовых болванок. Там много сделано для этого: ускоренное охлаждение корпуса, измененный привод крышки, но самое главное – он, ударный датчик. Это он дает толчок всему процессу, срабатывает от удара о землю. Поэтому сделан особо прочным. У меня дух захватило, когда я представил, насколько он должен быть крепок. Я даже поначалу испугался, думал, как же мы его разбирать будем? Размер у него, к слову сказать, огромный. Но в конце концов он сдался.

– То есть вы теперь можете отрезать от него такие куски?

– Да какие угодно, – Антрак с довольным видом сунул руки в карманы. – Можно спросить вас, мсье Кулибин?

– Все что угодно.

– Вы сказали сейчас, что вашей… ракете? – Кулибин кивнул – …не хватает прочности?

– Да, сфера для пара должна удерживать большее давление. Тогда скорость будет еще выше.

– Что ж, как видите, я смогу теперь помочь и вам.

– Я действительно попал, куда надо.

Кулибин вскочил с ящика и ринулся на Антрака, чтобы пожать руку. Сгреб лапищей, словно акула проглотила рыбешку. Антрак приготовился услышать хруст костей, но, вместо этого ощутил сухое крепкое рукопожатие, осторожное, но уверенное. Вернувшись в общество, русский великан, успел уже восстановить навыки обращения с хрупким окружающим миром.

Промозглый ветер на этот раз заставил ученых собраться в комнате Иррата. За окном бушевала настоящая буря, срывала багровые листья с деревьев, уносила их в бурлящем хаосе за горизонт. О стекло бились мелкие ветки, словно делали отчаянную попытку спастись от непогоды в уюте наглухо закрытого помещения.

Мрачные, набухшие от влаги тучи плотными слоями закрывали вечернее небо, вынуждая зажечь лампу. Желтоватый свет придал комнате еще больше тепла и спокойствия.

Марсианин расположился на кровати, укрытый пледом и готовый к очередной беседе с двумя учеными. Он ждал, что сегодня сумеет задать волнующие вопросы. в пустых, не подкрепленных точными сведениями размышлениях не было смысла. После того, как он понял, что Мессия не смогла участвовать в освобождении Земли от нашествия чудовищ, его занимал только один вопрос: какие способности позволили землянам расправиться с ненавистными тварями?

Напротив, в удобных креслах по обе стороны небольшого столика, сидели Уотсон и Лозье. Вечно всклокоченный старый профессор протирал очки полой пиджака, щурясь на них безоружными глазами. Лозье выжидал, желая предоставить право начать разговор Уотсону, чтобы понаблюдать, куда будет клониться беседа. Сам Лозье до сих пор содрогался от воспоминаний о том, какое нервное напряжение вызвал у него последний разговор в парке. Чтобы прийти в себя после этого, пришлось приложить поистине титанические усилия.

Уотсон завершил незатейливую процедуру и водрузил тяжелые очки на нос.

– А что, собственно, заставило вас прилететь сюда, молодой человек?

– Мессия…

– Амелия?

– Амелия повела нас за собой, открыла нам глаза. Рабы больше не испытывали ненависти к надсмотрщикам. Она показала нам, что все мы являемся рабами, даже если некоторые, волей чудовищ поставленные чуть выше рабов, живут в менее тяжелых условиях. У нас один враг, мы это поняли, благодаря ее словам.

Иррат прервал рассказ, недолго помолчал, затем спросил:

– Могу я рассказать о событиях тех дней более подробно?

– Мы будем счастливы, Иррат, – ответил Уотсон.

Ученые превратились в слух.

– Чудовища готовились к вторжению в Теплый Мир, это поглотило их, они перестали уделять столько же внимания контролю над рабами, как раньше. Это совпало с появлением Мессии, и мы увидели, что Время дает нам шанс на спасение. Мы готовились к решающему моменту. Чудовища не смогли распознать тщательно спланированный саботаж на фабриках, работавших для подготовки перелета. Нам удалось значительно ослабить их, но они были неутомимы, и полностью помешать им мы не могли.

Бледный Карлик рассказал нам историю своего появления в нашем городе. Они с Мессией долго были пленниками Непреклонных в одном из их экваториальных городов, пока атака чудовищ на этот город не привела к тому, что Мессия оказалась в числе рабов, отнятых победителями и отправленных в город, где жила моя мать. в этом городе создавались снаряды для полета к Земле.

Непреклонные решились на ответный удар. Они использовали похожие снаряды, только меньшего размера, чтобы перебросить боевые машины к городу своих врагов. Бледный Карлик сумел очутиться на борту одного из таких снарядов. Он рассказывал, как ему повезло пробраться на одну из боевых машин Непреклонных, которая участвовала в сражении на подступах к городу. Когда эта машина была повреждена в бою, управлявшее ею чудовище решило выместить свой гнев на рабах с ближайшей плантации арры.

Во время этого кошмара Бледный Карлик сумел пробраться в кабину боевой машины и собственными руками убил чудовище, испепелявшее беззащитных рабов. Исполнилось второе пророчество.

Мессия и Бледный Карлик воссоединились и с удвоенной силой стали помогать нам в подготовке восстания. Однако, поняв суть замысла чудовищ, Бледный Карлик сумел внушить Мессии, что необходимо предотвратить порабощение Теплого Мира. Тогда они и открыли нам, что прилетели оттуда. Они сказали, что нельзя допустить, чтобы чудовища поселились на другой планете. в таком случае, даже если восставшим рабам удастся покончить с тиранией на Марсе, всегда останется угроза возвращения чудовищ. Мессия говорила, что ее уроки должны принести нам победу, даже если ее уже не будет с нами. Она была уверена, что ее последователи выдержат испытание.

Они вдвоем смогли убедить рабов принять их решение. Я и сейчас считаю, что это было верным поступком. Они решили проникнуть на снаряд, летящий к Земле, и предупредить ваш народ о грядущей трагедии. Им придавал уверенности опыт Бледного Карлика, полученный при полете на снаряде Непреклонных. Они улетели в первом снаряде, стартовавшем к Земле.

Иррат остановился, чтобы сделать передышку. Длинные тонкие пальцы подрагивали, выдавая волнение, которое он испытывал, мысленно возвращаясь в прошлое. Он взглянул на слушателей, не проронивших ни слова во время рассказа. Непривычно маленькие глаза землян излучали понимание, убеждая Иррата в том, что он вполне освоился с земным языком. Это придало Иррату сил, и он продолжил. Предстояло рассказать о самых тяжелых временах, наступивших на его планете после отлета снарядов.

– Когда первая партия снарядов отправилась к земле, запуск пришлось остановить. Пусковое сооружение было изношено колоссальными нагрузками, требовалось отремонтировать его. Чудовища обратили внимание на происходящее на фабриках и плантациях. Рабам не удалось скрыть свои намерения. Началась кровавая бойня. Уничтожая саботажников и предводителей восстания, обученных Мессией, твари устроили себе настоящий пир, празднуя успех первого этапа нашествия на Землю. Восстание было подавлено быстро, с беспощадной жестокостью, на которую способны только эти проклятые монстры.

Затем наступили тяжелейшие времена. Производство новых боевых машин возобновилось. Чудовища стремились как можно скорее отправить следующую партию снарядов к Земле. Однако, каким-то образом им стало известно, что твари, улетевшие в первых снарядах, потерпели поражение. Мы не знаем точно, как они это узнали. Возможно, они смогли разглядеть что-то в свои наблюдательные трубы. Возможно, они должны были получить какой-то сигнал, который отправили бы захватчики, если бы удалось захватить Теплый Мир.

Так или иначе, понимание провала нашествия привело к тому, что чудовища решили изменить подход к подготовке. Рабы, допущенные к участию в работе, рассказывали об изменениях в процессе производства боевой техники. Чудовища изобрели какие-то новые механизмы, которыми оснастили кабины машин, сделав их полностью герметичными. Они сделали какое-то открытие, позволившее им получить контроль над людьми, заставить выполнять их волю, не прибегая к грубой силе. на Марсе было достаточно чудовищ и надсмотрщиков, которые могли контролировать рабов, постоянно угрожая тепловым лучом. на родной планете было легко установить контроль, используя технические средства и численность чудовищ. Но, вторгаясь на чужую планету, они должны были иметь возможность как можно быстрее подчинить огромные массы местных людей, не уничтожая их, действуя при этом силами всего нескольких десятков захватчиков. Они вторгались на планету не только с целью получить новое, комфортное место для жилья, но и огромное количество людей, кровь которых пригодна для питания. Уничтожать их было неразумно. и они придумали этот…

Иррат судорожно сглотнул. Его лицо побледнело, утратив красный оттенок. Он прикрыл глаза и постарался успокоиться. Воспоминание о пережитом на борту снаряда кошмаре снова нахлынуло, заставило мелко затрястись все тело. Он закутался в плед и сделал несколько глубоких вдохов. Более густой воздух Земли быстрее питал кровь кислородом, Иррату удалось унять помутнение рассудка.

– Они никак не называли его. Я назвал его «разрушителем воли», потому что это точно отражает кошмарную сущность их изобретения.

– Вы можете рассказать нам о нем? – осторожно попросил Уотсон. Лозье молчал, потрясенный подробностями рассказа марсианина. Перед его внутренним зрением проносились яркие картины, возникшие под действием убийственно емких слов пришельца, не вызывающих сомнений в истинности.

– Это химическое вещество. Оно попадает в организм вместе с водой и проникает в мозг. Я подвергся его воздействию, находясь на борту снаряда. Это чуть не стоило мне жизни. Я мог бы никогда не попасть сюда, но мне удалось найти способ противостоять ему.

Любое существо, попавшее под гнет чудовищ, испытывает жгучую ненависть к поработителям. Они, без сомнения, знают об этом. Но их изощренный мозг нашел способ обратить эту ненависть против нас. Я предполагаю, что подобные чувства вызывают в нашем мозге определенные процессы, которые возможно отследить. «Разрушитель воли» реагирует на проявления ненависти, преобразуя эти сигналы в сигналы боли чудовищной силы. Эта боль сводит с ума, парализует сознание человеческого существа. Мысли становятся вашим врагом, причиняя невыносимые страдания.

Воля к сопротивлению тирании, таким образом, подавляется самим страдающим существом, которое стремится избежать приступов боли, заставляя себя не испытывать ненависть к тиранам. Возможно, они посчитали необходимым применить «разрушитель воли» только во время нашествия на Землю, потому что нашествие стало для них более важной задачей. Погибающий Марс, остатки стремительно истребляемого населения уже не представляют для них особой ценности. Применять этот яд к моим сородичам они не стали, ограничились только опытами, доказавшими его эффективность. Я был свидетелем этих мук, когда меня готовили стать пилотом снаряда. Но я не подозревал, что мне уготовано испытать его на себе, когда окажусь запертым в рубке после взлета.

– Они отравили воду на борту? – Уотсон задал вопрос, уже зная ответ. «Правильный вопрос».

– Вы проницательны, – ответил Иррат. – Но цель, которую я поставил перед собой, была настолько важной для меня, что это придало мне сил, и я нашел способ избавиться от яда.

– Ваша смелость потрясает меня, Иррат.

– Мне помог случай. Если бы я не поставил себе целью избавиться от чудовищ, запертых в грузовом отсеке, то мне никогда не удалось бы обнаружить путь к спасению.

– Что же помогло вам? – Этого профессор никак не мог знать. Самоотверженность пришельца восхитила его настолько, что он желал выяснить все, что тот согласится рассказать.

– Я обнаружил, что система охлаждения содержит воду, в которую было бессмысленно добавлять яд. Их подвела расчетливая рациональность.

«Расчетливость! Подчиненное строжайшей логике сознание, направленное на оптимальное решение задачи. – Уотсон напомнил себе, что чудовища были созданы из клеток марсианских ученых для решения важнейшей задачи спасения планеты. – Ими двигала наука, они искали рациональный путь спасения, вооружившись техникой и беспощадной логикой. Это подвело их в случае с Ирратом. Он смог найти лазейку. Существуют ли другие скрытые лазейки, которыми мы тоже можем воспользоваться в своей борьбе? – Профессор знал, что этот вопрос слишком сложен, другая мысль отвлекла его: – Что сделает с нами рационализм нашей собственной, земной науки? не скрываются ли в нем пороки, угрожающие нам полным уничтожением? Кем станем мы?»

Профессор обнаружил, что марсианин молчит. Сидящий рядом Лозье замер, словно статуя, погруженный в свои мысли. Рассказ Иррата не мог не подействовать на любого, способного сопоставлять факты и пользоваться воображением для прогнозирования возможных событий. в комнате повисла тяжелая, гнетущая атмосфера, будто сюда перенеслась частичка марсианской действительности, пропитанной страданием и обреченностью.

Нужно было разрядить обстановку. Уотсон решил немного сменить тему, поскольку один из вопросов остался не до конца ясным.

– Так каковы были причины, побудившие вас прилететь сюда? – Профессор решил проверить свою догадку. – Я думаю, что здесь не место случайности, если человек, обученный матерью, бывшей ближайшей подругой Амелии, оказался на борту посланного к Земле снаряда. Ведь это путь к смерти.

– Вы правы, Доктор. – Иррату действительно стало лучше. Он переключился на мысли о великой цели, толкающей его вперед. – Потребовалась помощь некоторых моих соплеменников, не потерявших еще надежду на избавление. Я оказался в числе тех, кого отобрали чудовища для роли пилотов. У меня с самого начала был план, который позволил бы мне выжить, окажись я на Земле.

– Пропустим это, – сказал Уотсон. – Чуть позже я еще попрошу вас рассказать о способе, каким вам удалось избавиться от груза. Но что заставило вас устремиться сюда? Вы же знали, что чудовища устроят здесь страшную бойню?

– Я надеялся, что мне удастся оказаться на первом снаряде, так же, как это произошло с Бледным Карликом и Мессией. Интервал запуска снарядов – сутки, а избавившись от чудовищ на борту, я мог надеяться, что сумею предупредить землян об опасности, как это сделала она. Но Время в тот раз было не на моей стороне. По ужасному стечению обстоятельств я оказался не в первом снаряде, а в последнем. Но отступать было уже некуда.

– Постойте, молодой человек. – Уотсон ухватился на проблеск озарения. – Так вот о чем вы говорили в прошлый раз! Вы считали, что Амелия предупредила нас, и мы смогли оказать достойный отпор захватчикам?

– Да, Доктор. Только сейчас я понял, как я ошибался. Вероятно, мне следует смириться с тем, что Мессия погибла во время посадки снаряда. Или сразу после того, как чудовища выбрались из него и запустили боевые машины.

– Я вынужден подтвердить ваши слова. Мы ничего не слышали об этих людях – Амелии и… как вы назвали этого мужчину?

– Эдуард.

– Тем более. Прилет чудовищ был для нас полной неожиданностью.

– Но это только усиливает мою надежду, Доктор! – Иррат оживился. – Если вы смогли уничтожить чудовищ в тот раз, не будучи предупрежденными, то сейчас вы сможете справиться с ними еще быстрее!

– Ммм… – Уотсон вдруг осознал всю глубину заблуждения, постигшего марсианина.

Ему стало трудно подобрать достойные слова, чтобы попытаться объяснить ему это. «Как это подействует на его психику? Мы ничего не знаем о его внутреннем мире». Но откладывать было нельзя, разговор застрял в этой точке и требовал продолжения.

Он оглянулся на Лозье, напряженно ожидавшего увидеть, как профессор выпутается из щекотливой ситуации.

– Видите ли, Иррат, – начал Уотсон. – Люди не сделали ничего, что помогло бы уничтожить прилетевших сюда чудовищ.

«Все, слова произнесены. Теперь ему поможет только он сам. Дай Бог, чтобы он оказался настолько силен!»

На Иррата было страшно смотреть. Он побледнел, руки тряслись, лоб покрылся испариной. Он открыл рот, но слова так и не прозвучали.

– Я попробую объяснить. – Профессор молился, чтобы пришелец смог понять его слова. – На Земле, в воздухе, в почве, в воде, словом – повсюду, живут бесчисленные виды микроскопических существ. Это не живая форма материи, если вы понимаете эту категорию понятий, а как бы частицы природного вещества. Они не наделены сознанием, вы понимаете?

Иррат все еще боролся с собой, но профессор принял одно из движений за кивок и решил продолжить.

– Эти частицы мы называем «вирусы», «микробы». Попадая в организм, они зачастую вызывают расстройство в налаженном ходе жизни, отчего организм испытывает ослабление и, в каких-то случаях, может даже умереть.

– Да, кажется, я понял. – Иррат смог выдавить несколько слов. – Легенды мудрецов говорят, что когда-то, еще до появления… мыслителей… наши предки сумели избавиться от подобных вещей.

– До появления чудовищ на Земле человечество тоже активно мечтало и стремилось к тому же самому. Но урок, который нам преподали вирусы, уничтожившие захватчиков, наглядно показал, что нам стоит распрощаться с этой затеей. Я даже был одним из тех, кто работал над созданием новой теории, изменяющей концепцию восприятия вирусов, как явления природы.

– Значит, сама природа помогла вам избежать…

– Именно. Получается, что так. Это было одним из самых великих потрясений, обрушившихся на научное сообщество нашей планеты.

– Но это значит… – Иррат вдруг замер, а затем прошептал: – значит все мои усилия были напрасными.

И Уотсон, и Лозье видели, насколько нелегко дается марсианину признание этого факта. Бледность не сходила с его лица, пальцы вцепились в плед и не разжимались.

– Значит, чудовища обречены и на этот раз. Значит, предупреждения бессмысленны. Вирусы невозможно предупредить.

Он опустил голову и затих. Только мелкая дрожь проходила по плечам, заставляя шевелиться складки шерстяной материи, так поразившей марсианина своим происхождением.

Ветер продолжал завывать за окном, придавая еще больший трагизм разыгравшейся в комнате сцене. Лозье перевел взгляд на окно. Порывы воздуха несли кувыркающиеся листья мимо стекла.

«Мда, так недолго и простудиться. Жаль, что я не взял зонт. Добежать бы до общежития…»

Доктор снова посмотрел на Иррата.

«Как жаль его. Только сейчас мы смогли, наконец, узнать обо всех мучениях, что ему довелось пережить. Правда безжалостна».

Уотсон тоже терзался угрызениями совести. в его опыте не было примеров, как стоило выходить из подобных ситуаций. Сталкиваться с жизненными трагедиями подобного масштаба ему никогда не приходилось.

Внезапно Лозье вскочил с кресла и бросился к марсианину. Тот не реагировал. Доктор решительным движением приподнял его голову, и тут обнаружилось, что пришелец без сознания. Устойчивая поза не позволила ему упасть, а лицо, опущенное на колени, было невозможно разглядеть.

– Что с ним? – воскликнул Уотсон.

– Как вы сказали? – ответил Лозье. – «Попадая в организм, вирусы вызывают расстройство»…

– Но не могли же мы…

– А вы вообще занимались этим вопросом? – вскричал Лозье, отбросив все приличия. Проблема такого масштаба заставляла отбросить любые нормы вежливости.

– Я старый дурак!

– Зато я – молодой!

– Срочно бегите, вызывайте персонал моей лаборатории! Мы должны немедленно взять анализ крови! – старик сильно толкнул доктора к двери. – Быстрее!

Яркий свет освещал койку посредине лабораторного помещения. Марсианин лежал, накрытый белоснежной простыней. Руки и лицо бледны, лоб облепили сырые от пота черные волосы. Он отрывисто дышал, все еще не приходя в сознание.

Рядом стоял Уотсон, наблюдая, как лаборант подсоединяет сосуд для забора крови к игле, прикрепленной к вене на правой руке пришельца. Следовало взять еще один анализ крови, точная причина болезни все еще не была до конца понятна.

Лозье активно помогал сотрудникам лаборатории Уотсона, используя свои знания в ксенобиологии для достижения скорейшего результата. Уже несколько тестов проведены, но впереди еще много работы.

Сосуд начал наполняться кровью, зрительно не отличимой от человеческой.

«Удивительно, как природа использовала одинаковое решение в наших организмах, – думал Уотсон. – Что это, как не рука Господа? Может быть, все-таки правы ученые, которые обратились в креационистов? Жаль, что я слишком стар, чтобы посвятить себя этому вопросу. Да и куда мне, грешному, с моей генной теорией? Что мы сотворим, вмешавшись в эту святая святых? не станем ли мы подобны Творцу? – Он следил, как медленно наполняется сосуд красной жидкостью. – Да, чудовища действительно нашли здесь огромный простор для деятельности. с такими запасами пропитания…»

Марсианин дернулся и открыл глаза. Ощутив боль от укола иглой, посмотрел на руку и закричал. У всех, кто был в помещении, кровь застыла в жилах. Это был нечеловеческий вопль, рожденный таким жизненным опытом, которого не испытывал ни один человек, живущий сейчас на земле. Марсианина парализовал ужас, он неотрывно смотрел, как его кровь стекает в стеклянную колбу, и не мог остановить крик.

Уотсон метнулся к нему и отвесил хлесткую пощечину. Иррат дернулся и замолчал, глядя невидящими глазами перед собой. Это был страх смерти, только что проникший в каждую клетку страдающего тела.

– Очнитесь! – закричал Уотсон. – Вам ничто не угрожает!

Марсианин, ориентируясь на звук, перевел глаза на профессора. Полные губы дрожали, лицо отражало смесь самых кошмарных ощущений – осознание предательства, страх смерти, беспомощность… Он по прежнему не реагировал на слова, истерика словно заставила его забыть на время о навыках владения земной речью.

– Жак! – крикнул Уотсон. – Прибор для переливания крови!

«Только бы это сработало! Я никогда не прощу себе, если это не сработает!»

Лаборант отбежал к шкафчику с медицинскими инструментами. Его место занял Лозье. Он тщетно пытался понять намерения профессора.

Через считанные секунды сосуд с пробой крови Жак отсоединил от иглы, а на его место прикрепил один из отводов аппарата для переливания. Профессор тем временем скинул пиджак и закатал рукав рубашки. Лозье уже разгадал замысел, но отказывался верить в его действенность.

Иррат, все еще в параличе, не сводил глаз с невидимой точки на дальней стене за спиной Уотсона. Профессор помог закрепить на своей руке другой отвод аппарата и подал сигнал Жаку. Тот держал в руках небольшую коробочку, главную часть инструмента, помогающую контролировать скорость потока крови и объем, прошедший по системе трубок от донора к пациенту.

Красная жидкость потекла по прозрачным трубкам. Свободной рукой Уотсон схватил марсианина за волосы и силой повернул его голову.

– Смотри! – закричал он. – Я даю тебе свою кровь!

Иррат моргнул.

– Моя кровь теперь в тебе!

Звуки голоса наконец проникли сквозь стену ужаса. Иррат сфокусировал зрение, заворожено смотрел, как струйка крови течет по тонкой прозрачной трубке, попадая в вену на сгибе локтя.

Прошла долгая, томительная минута. Никто в комнате не шевелился. Все ждали, что будет дальше.

– Как вы смогли? – мимические мышцы все еще слабо слушались Иррата, оцепенели во время приступа. – Почему вы сделали это?

– Ну, дорогой мой, – Уотсон выдавил улыбку. Он вдруг понял, что у человечества еще есть шанс сохранить отличия от марсиан в подходе к науке. – Разве можно прийти к этому рациональным путем?

Наблюдатель у одного из входов сообщил об отчетливом шуме перестрелки. Звук однозначно говорил о том, что стреляли из огнестрельного оружия. Это доказывало, что в стычке участвуют люди, вооруженные малокалиберным оружием, поскольку все более крупное давно модифицировано для использования принципа Гаусса. Характерного грохота и лязга, отличавшего марсианскую технику, тоже замечено не было, поэтому Криспин рассудил, что происходит столкновение между группами людей.

«Но что могло заставить людей стрелять друг в друга в такой обстановке? Так легко быть обнаруженными врагом. и зачем уничтожать собратьев, когда есть более значительный, общий противник?»

Джек пытался с помощью этих вопросов подготовиться к тому, с чем встретится, когда выйдет на поверхность. Криспин включил его в отряд, считая что может пригодиться его опыт стычек с местным населением, выжившим среди развалин.

Джек вспомнил, с какой резкостью смотрела на него Аннет, услышав разговор с Криспином.

– У вас действительно большой опыт стычек, мистер Ридл, – слова девушки жгли кипящим змеиным ядом.

– Я посоветую командиру взять в следующий раз тебя.

– Вы посоветуете? – сказала она с презрением, повернулась, дернула плечом и скрылась за поворотом.

«Что за дурь ей втемяшилась?» – подумал Джек, но сразу переключился на приготовления к выходу. Наверху люди пытаются убить друг друга, некогда задумываться над причиной подобной перемены в отношении к нему Аннет.

Вооруженные легкими укороченными винтовками с глушителями, партизаны небольшой группой вынырнули из недр комплекса с той стороны, откуда слышались опасные звуки. в этой части квартала к зданию, скрывающему базу, примыкали развалины большого сооружения, по которым уже трудно определялось его назначение. Скорее всего, до нашествия это был жилой дом.

Закат выделял черные рваные контуры разрушений в западной части города, четко видимые на фоне оранжевого неба. Погода тихая, но холодная, как это бывает поздней осенью.

Резкие выстрелы пронзали тишину вечера, повторяясь эхом среди причудливо раскиданных каменных обломков. Криспин повел группу под прикрытием невысоких обрубков стен, заставив всех пригнуться и ступать след в след, петляя между кучами мусора.

Один из выстрелов прозвучал совсем близко. Кто-то выругался. Разведчик замер впереди, медленно выглянул из-за угла. Отступив назад, жестами показал, что заметил одного человека.

– Как он выглядит? – свистящим шепотом спросил Криспин.

– Со спины похоже на военную форму. Сидит в укрытии.

«Это вполне вероятно, – подумал Джек. – Остатки воинских частей могли уцелеть, как и мы тогда. Шансов выжить у них было больше, военная подготовка должна была помочь».

– Пойди, спроси его. Только не вспугни, чтобы не наделать шума.

Прозвучала серия выстрелов, нацеленных явно на укрытие человека в военной форме. Близкие звуки рикошетов, приглушенное ругательство за стеной. Разведчик осторожно пополз за угол. Спустя несколько секунд послышались сдавленные возгласы и короткая возня. Недолгая тишина, затем неразборчивый шепот, почти заглушенный стеной.

Выстрелов пока не было. Криспин пододвинулся ближе к углу. Оттуда высунулась рука разведчика, поманила всех за собой.

Лежа на россыпи битого кирпича, партизаны слушали, что говорил обнаруженный ими человек.

Он действительно был солдатом, точнее, рядовым. Их осталось только трое из батальона, расквартированного в Лондоне. в двух словах он сказал, что они неплохо освоились с тактикой выживания здесь, но теперь становится все тяжелее находить продукты в заброшенных домах. Они как раз направлялись к институту в надежде, что в таком большом здании найдется множество запасов, когда их обстреляли в развалинах какие-то бандиты. в городе много мародерствующих банд, обирающих дочиста уцелевшие дома. в последнее время мародеры совсем распоясались, лишившись, кажется, последних крупиц страха перед чудовищами. Должно быть, отчаяние сводило с ума. Шедший чуть впереди солдат оказался отрезан выстрелами от остальных двух товарищей и теперь пытался помочь им сдержать натиск мародеров. Шансы стремительно таяли, когда вдруг появился Криспин с людьми.

– Надеюсь, вы сможете помочь нам, – закончил солдат.

– Это наш долг, – заверил его Криспин и стал выяснять диспозицию.

Солдат, назвавшийся Клайвом, убеждал командира партизан в том, что нет смысла проявлять жалость и снисхождение к бандитам. «Это совершенно опустившиеся люди, они озверели от безысходности и ни на какие переговоры не способны». Клайв призывал уничтожить их совместными усилиями, торопясь вытащить товарищей из-под перекрестного огня.

Криспин быстро прикинул план атаки. с точки зрения военной науки, операция по спасению двоих солдат не представляла ничего сложного. Будут жертвы среди мародеров. При рассчитываемой слаженности действий никаких повреждений отряд партизан получить не должен. Криспина слегка волновало, справятся ли его подчиненные с первым боевым заданием в этой тайной войне. Но сомнения были неуместны в такой момент, и он отбросил их.

Майор поставил перед каждым задачу, подал сигнал к выступлению. Партизаны растворились в темноте. Роль Джека заключалась в том, чтобы оберегать Клайва, не давать бандитам зайти с тыла. Задача была не очень сложной. Пока партизаны тихо перемещались в сумерках, Джек даже успел перекинуться парой фраз с подопечным. в ответах бедняги сквозила такая отчаянная усталость, которой Джек никогда не встречал у людей.

«До чего могли дойти мы, если б не уехали тогда на локомотиве? Возможно, для нас все кончилось бы гораздо быстрее».

Среди неясных очертаний развалин показались силуэты. Они вышагивали осторожно, но уже не скрывались – теперь препятствием была только наступившая темнота.

Один из двоих, которых привел с собой Криспин, был крупнее и немного выше среднего роста, выглядел почти так же, как Клайв. Те же оборванные остатки военной формы, те же обмотки, прикрывающие поврежденные места. Несколько недель не мытые лица и смертельная усталость в глазах.

Второй спасенный был тех же габаритов, но ему удалось сохранить комплекцию, даже несмотря на лишения последнего времени. Одежда сохранилась чуть лучше, а голову прикрывал маскировочный платок, завязанный на пиратский манер. в темноте как-то особенно выделялись глаза и зубы, когда солдат отвечал на вопросы Криспина. Джек вдруг понял, что солдат чернокожий.

– Сейчас мы отведем вас в наше убежище. Вас накормят и осмотрят раны. – Криспин продолжал начатый раньше разговор.

Они подошли к укрытию Джека и Клайв вскочил, приветствуя своих напарников.

– Сержант! Джонни! – воскликнул он. – Вы только гляньте, какая удача!

– Да, Клайв, – сверкнул зубами массивный негр. – Даже и не думал. Столько времени прошло.

– Поздравляю, – проговорил Джек, обращаясь сразу к обоим.

– Джон Фирби, сержант артиллерийского батальона Ее Величества.

Негр протянул руку Джеку и тот сморщился от очень крепкого рукопожатия. «Однако, до Кулибина ему далеко», – с облегчением подумал Джек.

– Рядовой Джон Кларк, – другой солдат повторил процедуру приветствия.

– Не будем задерживаться, – скомандовал Криспин. – Мало ли, кого могла привлечь ваша стрельба.

«Первый этап пройден, – думал Кларк. – Эти военные поразительно предсказуемы. Но они сработали даже лучше, чем я ожидал. Это доказывает, что они серьезно взялись за дело. Что ж, тем лучше. План не будет развиваться слишком медленно».

Кларк шел по бетонной кишке коридора форпоста, разглядывал базу партизан. Увиденное полностью удовлетворяло его. Четкость действий, решительность в глазах, строгий порядок в расположении оборудования и личных вещей. Все поставлено на службу эффективности. Это как раз то, что он ценил выше всего. Это открывает перспективу успеха.

«Роном и Филом можно было пожертвовать. Даже нужно – они знали о бункере. Должно остаться как можно меньше людей, знающих, откуда я появился. Нет, даже не так! – Кларк ухмыльнулся, посмотрев в затылки Клайву и Джонни. – Не должно остаться никого. Но всему свое время. План должен развиваться последовательно. Эти ребята еще пригодятся».

Криспин хозяйским взглядом осматривал владения. Что изменилось за время отсутствия командира? Отдав пару приказов на ходу, он повел спасенных по боковому туннелю, чтобы показать место для ночлега. в распоряжении любого партизана было только одно место, которое могло называться личными апартаментами – пара сдвинутых ящиков, накрытых свернутым спальным мешком. Под крышкой – личные вещи, на крышке – место для отдыха. Вся остальная территория отдана для нужд всего отряда, ни метра, потраченного впустую.

Вдруг взгляд Кларка зацепился за знакомые формы.

«Хм. Женщина на корабле? Интересные вариации позволяют себе эти европейские вояки! Неужели у них настолько все плохо с добровольцами?»

Кларк живо нарисовал себе картину – в Европе анархия, армия стремительно теряет людей, призывы трансляции не приносят результатов…

«Что происходит в их кадровой армии?»

Он увидел, как другая женщина колдует возле небольшой плитки, подключенной к компактному генератору.

«Частичка домашнего уюта?»

Будоражащий инстинкты запах пищи только начинал распространяться по тесным помещениям. Некоторые люди заинтересованно оглядывались. Этим приходилось жертвовать, с влиянием аппетитных запахов на работоспособность пока смирились. Только естественное проветривание. Никаких вытяжек и активной вентиляции. Это прямой путь к открытию маскировки.

«В этом тоже остается большой риск, – подумал Кларк. – Знают ли они уже, какие свирепые стаи бродят теперь по развалинам? Скоро они начнут жрать друг друга. а если учуют запах пищи? не забыть упомянуть об этом, это может стать следующим шагом».

Кларк внимательно вглядывался в каждую фигуру, попадавшуюся на глаза. Ненадолго задержался на рации, рядом с которой в углу сидел радист – плечи напряжены, взгляд прикован к стрелке уровня сигнала.

«Где же тот гигант? Всегда нужно знать, откуда может прийти опасность. Нельзя недооценивать собственные внешние данные, но нужно соизмерять их с окружением. Заложенное в план как преимущество, может обернуться против меня. Кто был тот человек?»

Клайв обернулся. Кларк подал слабый сигнал бровями и уголками губ.

«Пусть успокоятся. План выполняется, они это видят. Еще одна капля, усиливающая уверенность. а Рона и Фила они даже никогда не знали. Это и к лучшему. Им не зачем распоряжаться своей судьбой. Они все равно этого не умеют».

Все, кто был на базе и не стоял в карауле, столпились в главном помещении и прилегающих коридорах. Криспин представлял отряду спасенных солдат.

– Сержант Фирби, рядовые Кларк и Клайв, – сказал он, – артиллеристы. Отбили их у мародеров, вовремя успели.

«Мародеры! Какая мерзость, – подумала Аннет. – Вот что происходит с такими как Джек, случись им остаться здесь. Да он мне еще благодарен должен быть за то, что я его уберегла.

Что-то не похожи они на солдат. – Она всматривалась в новые лица. – Сколько они тут просидели? Месяц? – Аннет вспомнила, с какой жадностью поглощала чудом обнаруженные консервы, сидя в подвале после вылазки на вокзал. – Если они так выглядят сейчас, то как же они заплывали жиром перед вторжением? – Девушка болезненно реагировала на вопросы похудения, видела в спасенных что-то подозрительное, ненатуральное. – И вообще, чернокожий – в армии Ее Величества? Жаль, я не сильна в этом вопросе. Хотя, Криспин, кажется, не видит ничего странного».

Командир что-то спрашивал, новички отвечали. Наконец, один из партизан решился спросить о чем-то, что волновало его лично. Затем другой. Начались расспросы о жизни в городе, о трудностях. Аннет решила не терять шанс.

– Вы выглядите довольно упитанно, – она оценивающе посмотрела на них, показывая остальным, что еще остался повод для подозрительности.

«А девчонка – не промах! – подумал Кларк. – Хорошо, что у нас заготовлен подходящий ответ. Однако, придется быть постоянно настороже».

– А нам повезло, – ответил один из артиллеристов. – Мы наткнулись на продовольственный склад. Просидели рядом с ним все время, пока запасы не подъели. Потом вот, пришлось мигрировать. Тут нас и подкараулили.

«Все вроде гладко, – Аннет все еще ощущала тревогу. – Но разве на складе их не легче было обнаружить, сидящих на кучах еды, чем во время перебежки по развалинам? Что-то они темнят. Надо к ним присмотреться».

– Да, дорогая моя, – сказал стоявший рядом Джек. – Вот бы нам такой подарок судьбы, мы бы тоже сидели, носа не высовывали. Как ты думаешь?

Аннет снова начала закипать. Дурацкое замечание отвлекло ее от важной мысли, она не успела высказать замечание, а разговор с артиллеристами уже повернул в другую сторону.

– Наш долг – сражаться! – Девушка обрушилась на Джека. – Вы провалялись без памяти в то время как мы пытались выжить. Дай вам ящик консервов, вы бы там еще месяц провалялись? Ну уж нет! Больше я не буду обращать внимание на ваши глупости, дорогой Джек.

– Что-то ты расшумелась, – спокойно ответил Ридл. – Обстановка меняется, люди меняются.

– Чтобы Джек Ридл изменился? – Аннет изобразила величайшее недоумение. – Ни за что не поверю. Вы никогда не изменитесь!

– Время покажет.

– В философию потянуло? Здесь надо работать, все отдавая, до последней капли…

– Капли крови ты имеешь в виду, я надеюсь? Я видел, как это выглядит.

– Избавьте меня от ваших намеков! Какой кошмар!

– Это реальность, моя дорогая.

– Какой же вы… – она топнула ногой, развернулась и стала продираться сквозь плотные ряды партизан, наблюдающих за спасенными солдатами. Все слушали, раскрыв рты, не обращая внимания на перепалку, произошедшую у них под боком.

Джек остался стоять, силясь понять, что же все-таки случилось с Аннет. «Как сильно война изменила нас. Кто бы мог подумать?..»

«Момент истины настал. Теперь они не смогут ничего противопоставить моему успеху. Нужно быть полным идиотом, чтобы не заметить очевидного. Хочется верить, таких тут нет. Но какие они все одинаковые! Все на одно лицо. Что приводит к появлению таких обобщающих типажей? Кажется, это еще одно подтверждение моей теории».

Пройдя вдоль длинного стола в штабном помещении для совещаний, Уотсон решительно опустился на отведенный ему стул. Он был инициатором собрания и место за столом выбрали так, чтобы каждый участник мог видеть его.

Штаб сил сопротивления. Почти одинаковые, суровые мужские лица, несущие отпечаток тяжести принимаемых решений. на погонах – чехарда звездочек и разноцветных полос, разобраться невозможно, тем более – запомнить. не отдельные личности, которые реализуют творческий потенциал через решение неповторимых задач, а просто машина, состоящая из четко подогнанных запчастей, делающих свою работу по многократно повторяющейся схеме.

«Имело бы для них значение, с кем воевать? Чем отличаются для них марсиане от любого другого агрессора? Ты знаешь, что на тебя напали. Ты должен победить врага. Ты должен извлечь максимум пользы из победы».

Уотсон еще раз попытался выделить человека, на которого следует обратить поток убеждений. Невозможно излагать судьбоносные предложения, видя перед собой одинаковые штампованные выражения лиц, глаза, прически. Ты не можешь быть уверен, что тебя поймут все. Но рассказывать тому, что не понимает? Нужно найти потенциал к восприятию в ком-то одном и обращаться к нему. Остальные будут вынуждены следить за реакцией и корректировать свою. Но говорить с ровным рядом однообразных военных портретов, все равно, что говорить со стеной, на которой они висят.

«Нужен диалог. Приемлема ли здесь такая форма общения? Они привыкли подчиняться командам. Говорит один, потом другой. Все суммируется, усредняется. Машина принимает решение, в котором есть доля каждого. Решение становится решением каждого. Решение выносит штаб».

Помещение тонуло в тишине. Долгие вязкие секунды проходили в попытках Уотсона найти форму изложения.

«Шаблоны поведения. Шаблоны реакций. Продолжают ли марсиане укладываться в их представления о шаблонах агрессоров? Стало ли уже первое вторжение таким шаблоном?»

Профессор посмотрел на стол. Пачки бумаги на полированной поверхности словно висят в воздухе на фоне отражения стен и лиц. Блокноты, карандаши.

«Шаблоны работы с данными. – Профессор слегка кивнул в такт собственным мыслям. – Враг изменился. Они знают это по данным разведки. Сложилось ли это в общую картину? Создается ли новый шаблон? Но я буду вынужден сломать его сейчас, и они не готовы к масштабам разрушений, которые я нанесу их планам. Шаблоны открывают путь к поражению. Нужно быть готовым к их реакции на мои слова. Это выбьет у них из-под ног твердую почву, вымощенную многократно испытанными шаблонами».

Тишину нарушил голос с другого конца стола.

– Все присутствующие знают профессора Уотсона, – спокойно и утвердительно произнес человек. Сидящие за столом кивнули, как по команде. – Вы должны меня помнить, – не меняя тона обратился он к Уотсону. – Я генерал Тресси.

«Должен? – ученый попытался вспомнить всех штабных, с кем уже приходилось общаться. Все на одно лицо. – Скорее перейти к делу, вот что я должен!»

– Я должен сообщить важные сведения.

– Для этого мы здесь и собрались.

«Сначала отметить их осведомленность. Это будет переход от знания к незнанию».

– Вам должно быть известно, что мне удалось излечить нашего гостя от болезни.

Генерал медленно наклонил голову, не отрывая глаз от профессора, снова поднял, ожидая продолжения.

– Прежде, чем перейти к сути моего предложения, я должен дать некоторые пояснения. Вы знаете, что марсианин столкнулся с той же вирусной атакой, какой подверглись чудовища при первом нашествии. Она была не так сильна, как в то время. Все-таки, за прошедшее время нам удалось значительно очистить нашу атмосферу от многих болезнетворных микробов. У нас не было времени на выяснения совместимости земных лекарств с организмом марсианина. Болезнь развивалась быстро, а лекарства могут содержать вещества, которые только усилят ее течение.

«Теперь они начнут замечать несоответствие шаблону. Лечение без лекарств».

– К чему вы клоните, профессор?

– Мне не оставалось иного выбора, кроме использования моих последних работ, которые я вел в Англии до недавнего времени. Мы не могли позволить себе потерять нашего гостя.

«Ключевые слова – нет иного выбора, последние достижения. Пусть это свяжется в их головах с фактом – марсианин жив».

– Почему вы не поставили нас в известность заранее?

– У вас есть специалисты, которые могли бы определить степень пригодности моих методов?

«Немного профессиональной гордости. Они сами переполнены значимостью своего опыта. Они восхищаются величием здания, сложенного из шаблонов внутри их сознания. Пусть заметят общие черты. Это усилит доверие. То, что у них нет специалистов – факт. а привлечение меня к своему делу они ставят себе в заслугу».

– Продолжайте.

– Я давно перешел от работы с вирусами к проблеме наследственности. Мне удалось открыть глубокую связь, вынудившую сделать такой переход. Мне не хотелось бы использовать научные термины, тем более, что многие из вещей, с которыми я имею дело, еще только предстоит обозначить словами. Поэтому я постараюсь описать все образными сравнениями.

– Не считаете ли вы нас…

«Надо быть осторожнее. Выдергивание из привычной среды всегда болезненно. Насколько у них ослабла способность воспринимать новое?»

– Я не пытаюсь нанести урон вашей компетентности, просто у нас разные области… Сам я, например, ничего не смыслю в вопросах вооружения.

– Вам это и не нужно.

– Но я настаиваю, чтобы вы выслушали мои объяснения. Это имеет отношение к возможности победить чудовищ.

«Ключевое слово – возможность победить. Естество военного – жажда нового оружия. Теперь их внимание будет приковано намертво».

– Мы слушаем.

«Мы – штаб. Машина, принимающая решения, готова к новой порции информации из самой аппетитной области интересов».

– Я открыл способность живых организмов содержать в себе информацию обо всех признаках и свойствах, которыми обладали предки. Такие порции информации по каждому свойству я назвал «генами». Каждый ген определяет что-то одно в организме, что-то о деталях внешнего вида или о способностях всего организма в целом.

– Это интересно, но при чем здесь лечение болезни марсианина?

– Одна из таких способностей организмов – сопротивляемость воздействию болезнетворных микроорганизмов. Человек успешно выздоравливал и до изобретения лекарств. Лекарствами мы только упрощаем себе жизнь, пытаясь ускорить выздоровление. Тем самым мы лишаем наш организм возможности самому решить проблему, тренироваться в этом и усиливать эту способность. Стрелок без тренировки начинает промахиваться.

Штаб усмехнулся.

– С марсианами произошло именно это. Они искоренили болезни, способность сопротивляться им стала не нужна. Она осталась в генах, но только как след, отпечаток прошлого. После долгого перерыва в тренировках все же можно вновь обрести спортивную форму. Так и здесь. Я нашел способ пробудить от спячки эти способности.

Генерал Тресси прищурился. Внимание, разбуженное ожиданием рассказа о новом оружии, работало усиленно. Он отметил необычность сказанного профессором, но в то же время не получил никаких пояснений об оружии. Нетерпение возрастало.

– Марсианин вылечился сам, без лекарств?

– После того, как я напомнил ему, как это делается.

Тресси хмыкнул и потер шею. Участники совещания выдали свое отношение к услышанному, переглянувшись между собой.

«Сделает ли он самостоятельно следующий шаг? – подумал Уотсон. – У них есть все данные, чтобы задавать правильные вопросы. Неужели придется все разжевывать?»

Тресси замер и снова уставился на ученого. Ощупал глазами внушительные очки, узкое морщинистое лицо, щуплую фигуру в затертом костюме.

– Эти твари на островах не дохнут уже больше месяца.

«Слава Богу, в жизни есть место чуду! – обрадовался Уотсон. – Он не безнадежен».

– Совершенно верно, – ответил он.

– Почему?

«Это что-то новое! Он считает, что у меня есть готовые ответы. Кажется, мне удалось произвести более сильный эффект, чем я ожидал. Стоит ли усилить его?»

– У меня есть предположения. Наш гость рассказывал, что видел, как перед отлетом сюда чудовища модифицировали кабины боевых машин. Кроме того, по рассказам очевидцев нам известно, что рабы, используемые чудовищами в качестве пехоты, также снабжены устройствами, закрывающими органы дыхания.

– Фильтрация. Так я и предполагал.

– Это очевидный вывод, но здесь есть повод для сомнений. Мы теперь знаем истинную природу чудовищ. Будем считать это доказанным историческим фактом. Те образцы, что довелось исследовать мне после первого вторжения, однозначно не имели активной способности к сопротивлению болезни. Но мы не знаем, к каким выводам они пришли, узнав о провале первой попытки.

– Не слишком ли много вы им приписываете?

– У меня есть все основания бояться, что мы по прежнему знаем о них еще очень мало. Поэтому такое допущение можно считать приемлемым. Они могли проделать нечто, подобное моей работе с Ирратом, но над самими собой.

– Тогда при чем здесь фильтры?

– Поймите, они не дураки. Помня о первом провале, обо всех оставленных здесь машинах, доступных нам для изучения… Они знали, что мы станем сильнее. Они могли подозревать, что у нас будут наготове отравляющие вещества, созданные на основе черного газа. Хотел бы я, чтобы это оказалось так!

Во взгляде Тресси мелькнуло сожаление. Он тоже очень хотел этого.

– Но, догадываясь о нашей силе, почему они снова сунулись сюда?

– Приближение смерти планеты гонит их. Но кроме этого, предполагаю, они придумали нечто, давшее им уверенность в том, что они сумеют противостоять нам в любом случае. и посмотрите, что происходит сейчас.

– Итак, вы утверждаете, что земные вирусы больше не смогут нам помочь.

«Он только что попрощался с одной из самых сладких надежд. Но что его поддерживает? Ах, да! Новое оружие».

– Да, боюсь, что с этим надо смириться.

– И имеющееся у нас оружие не способно причинить им должный урон.

«О, как очевидно читается тут «пока имеющееся»! Да, он помнит об этом».

– Поэтому я и просил, чтобы меня выслушали, – намекнул Уотсон.

– Продолжайте.

– Мне все же думается, у нас есть один шанс, что дело в фильтрации и от вирусов тоже. Я все еще сомневаюсь, что они действительно проделали что-то со своими генами, прежде чем сюда лететь. Но есть только один способ проверить это.

– Вы понимаете, насколько это сложно? Это почти невозможно. Мы только приступили к первым шагам у них в тылу. Мы чуть не обнаружили себя в первой же вылазке!

«Он даже не стал утаивать этот неприятный момент. Это может свидетельствовать только о том, что он говорит чистую правду. Очень болезненную для них правду. Но ведь именно первая вылазка и может дать решение. Почему он не упомянул об этом? Мы все здесь уже слышали, что случилось».

– Но как же этот русский инженер? Этот эпизод с перевернутой машиной действует на всех исключительно воодушевляющее.

– Вы и о нем знаете? Эти чертовы слухи… – генерал вздохнул. – Рассказ Кулибина слишком оптимистичен. Это может быть случайностью.

– Он талантливый ученый, я бы не говорил в связи с этим о случайностях.

– Возможно, вам легче понять его, чем мне.

«Немного честности не помешает».

– Я скорее отнес бы это на счет интуиции.

– У вас есть что-то конкретное?

– Я думаю, стоит поговорить с ним о продолжении работы. Для ученого – это подобно глотку воздуха.

– Я никогда не пойму творческих людей.

«Я не сомневаюсь».

– Мы знаем все об устройстве кабин первых треножников. с учетом модернизации, появляется риск, но мы не должны потерять слишком много, если попробуем добраться до кабины. Ракета может сильно в этом помочь. а дальнейшее… сможет решить командир лондонского отряда?

– Это надежнейший человек. Если не он, то мы можем сворачивать миссию.

«Странная откровенность. Это что, потенциальная готовность к поражению? Только успешное выполнение моей просьбы сможет в таком случае вселить в них уверенность. Только после этого я смогу сделать окончательное предложение. Значит, пора остановиться. Сейчас они не смогут воспринять весь мой план».

– Значит, если у них будет русская ракета, они пришлют мне для опытов одно из чудовищ?

Иван Кулибин прохаживался вокруг корпуса ракеты, установленной вертикально в зажимах посреди комнаты.

Новая модель не сильно отличалась от той, что геройски погибла, прокладывая дорогу из здания Института Марса. Чуть толще, в полтора раза длиннее. Оперение прочнее, тщательнее обработаны плоскости. Стабильность траектории была ключевым требованием. от предшественницы ее сильнее всего отличала форма носовой части. Теперь это полусфера, пониже которой торчат небольшие повторители хвостовых стабилизаторов. Округлость носа отделяли от остального корпуса временные крепления.

Кулибин ожидал прихода Антрака, чтобы установить на место оставшуюся деталь.

«Ну, ребята, – думал он, – эти паразиты должны сами будут к вам приползти, когда увидят такую красоту. Жаль, конечно, будет потерять и этот экземпляр, но если все сработает, получится настоящий кавардак».

Шаги в коридоре заставили его остановиться и с надеждой обернуться к двери. Нехватку последней детали Кулибин переживал особенно тяжело. Быть всего лишь в полушаге от завершения – тяжелое испытание.

Вошел Антрак. Обеими руками он прижимал к животу деревянный ящик, из которого торчали пучки длинных тонких опилок, используемых для уплотнения упаковки. Комната наполнилась запахом струганного дерева.

Поставив ящик, француз достал из него сложную конструкцию, сделанную из материала со снаряда марсиан. Небольшой, но сложный по форме, предмет сверкал полированной белизной металла в лучах октябрьского солнца, косо падающих через окно на стол. По внешнему диаметру, равный диаметру корпуса ракеты, предмет состоял из двух половин, выглядящих как смятые диски. Они изгибались чашей навстречу друг другу, давая увидеть в щель между ними уходящие внутрь каналы, разделенные тонкими перегородками. Верхняя и нижняя плоскости были снабжены креплениями для присоединения к корпусу ракеты.

– Заждался?

Кулибин молча протянул руку.

– Сразу поставишь?

– Испытаем слабым давлением. Неспокойно мне что-то.

– Это правильно. Слишком важное дело.

– Сейчас поставлю, и продуем ее.

Установка детали заняла несколько минут. Кулибин подсоединил к внутренностям ракеты гибкий шланг от компрессора, засунув его через открытую заднюю оконечность корпуса. Несколько пустых ящиков и свободный стул расставил вокруг ракеты таким образом, чтобы они были на высоте носовой части ракеты.

– Ну что, дунем? – спросил Кулибин, когда все было готово.

– Где бы спрятаться?

– За мной, если хочешь. Но тогда пропустишь самое интересное, – великан усмехнулся и подошел к компрессору, предупредил: – я включаю. Сначала только один импульс.

Он взялся за ручку, похожую на стопкран, дернул вниз. Раздался резкий сильный пшик, ударивший по ушам повышением давления. Кулибина толкнуло в грудь, мягко, но сильно. Раздался глухой стук и голос Антрака:

– Ой!

Когда Кулибин обернулся на возглас, Антрак сидел у стены на корточках и пытался выровнять дыхание.

– Чего ты там делаешь? – спросил Кулибин.

– Работает штука…

– А ты думал?

– Ты бы предупредил…

– Это она тебя так кинула?

– Нет, это я сам от страха сюда залетел.

– Значит, точно работает.

Антрак поднялся и подошел поближе, разглядывая, как деталь подошла к остальной конструкции.

– Теперь хоть расскажешь, зачем вся эта сложность?

– Это распределитель ударной волны.

– Да, меня он точно распределил. Вместе с волной.

– Когда ракета ударится о препятствие, давление газов из внутренней камеры выйдет через эти отверстия и рассеется в области, заданной кривизной этой щели. – Кулибин показал на отверстия в детали. – Меняя форму детали, мы можем задавать форму ударной волны, направляя ее в нужную сторону. Сейчас мы испытали самый простой вариант – распределение в форме диска, перпендикулярного оси ракеты. а вот когда ты мне принесешь вторую насадку, мы сможем проверить, каков будет конус.

– Но что это даст?

– Мы направим ударную волну, сконцентрировав ее на выбранной точке поражаемого объекта.

– Откуда ты такой умный…

– Оттуда, – Кулибин махнул на окно.

– Зачем включал в полную силу?

– Почему в полную? Я легонько… Эта штука в несколько раз мощнее первой. а уж если та смогла патрульную машину перевернуть, то эта, да еще с баллоном из твоего материала…

– Хочу вас попросить помочь мне, молодой человек, – сказал Уотсон.

– Охотно, впрочем, я ничего другого здесь и не делаю, – ответил Лозье. «И это самый лучший вариант. Рассказывай мне побольше о своих планах! Я первый, кто готов поучаствовать в любом деле, касающемся развития генной теории».

– Я только что с совещания. Штабные дали согласие на мою просьбу.

– Вы ничего не говорили о ваших намерениях.

– Я не мог торопить события, пока наш гость не поправится. Но последние анализы показали норму, так что я сразу решился на разговор с генералом Тресси.

«Это связано с действиями военных на лондонской базе. Очень интересно. Мы наконец переходим к активной фазе?»

Лозье наблюдал все это время, как профессор работает с марсианином. Мощь теории Уотсона чувствовалась даже в таком простом на первый взгляд деле, как излечение пришельца от земного проклятья – вирусной инфекции. Методы, которые применял старик, настолько расходились с традиционной практикой, что Лозье постоянно балансировал на грани понимания происходящего. Цель, которую Лозье поставил перед собой, постоянно ускользала, становилась призрачной, как только профессор делал очередной маневр в своей практической работе. Виртуоз играл на сложнейшем инструменте, и уследить за каждым движением его пальцев было невозможно. Лозье понимал, что первостепенная задача сохранить жизнь марсианину не давала, однако, полностью раскрыть потенциал применимости теории Уотсона. Возможность перехода к активным действиям в борьбе с чудовищами давала надежду Лозье на скорое получение сведений, столь необходимых для его движения к цели.

– Осталось провести цикл очень важных исследований, – продолжал Уотсон. – Но без субъекта исследования нам в этом деле не преуспеть.

– Значит, мы наконец будем работать с живым материалом!

«О большем и мечтать невозможно!»

– Да, вот только как его заполучить? – ответил Уотсон.

Лозье заметил, что это был, скорее, риторический вопрос. в тоне старика слышалось, что он уже предпринял серьезные шаги в этом направлении. «Оставив на мою долю лишь маленькую возможность поучаствовать?»

– Я говорил с генералом, – сказал профессор. – Он убежден, что с захватом пленника не должно быть проблем. Ох уж этот оптимизм военных. Хотя, мы можем чего-то не знать об их последних успехах. Ну да ладно, в общем, будем исходить из предположения, что партизаны поймают одно из чудовищ.

– Он нужен нам живым.

– Они это понимают. и вот с этим мы должны помочь им справиться. Рассказы нашего замечательного гостя пригодятся нам еще не один раз. Пришла пора вспомнить его слова о жизни на борту летящего снаряда.

– Принудительное усыпление?

– Правильный вопрос, молодой человек. и я предлагаю заняться этим именно вам.

Форпост кипел, как уха на костре. Волнение сосредоточилось в помещении, отведенном для совещаний. Сейчас оно было переполнено, несколько человек стояли в прилегающих коридорах, заглядывали поверх голов, высоко вытягивая шею. Каждому давалась возможность высказать свое мнение. Политика Криспина предполагала, что в таком тесном, небольшом коллективе, как партизанский отряд, запертый в бетонном муравейнике очистного комплекса, каждый должен получать максимум информации о происходящем. Бюрократию можно оставить для европейского штаба, а здесь иная реальность, хоть и участвуют в ней такие же военные специалисты, как и всегда.

– Нас слишком мало здесь, чтобы мы позволяли себе оставлять кого-то из нас в неведении, – объяснял это командир. – Пропущенное мимо ушей слово из отчета об очередной вылазке может стоить жизни в следующей. Пусть даже наш повар узнает, как мы выполнили поставленную задачу.

Это поднимало доверие членов отряда к командиру на другой уровень. До сих пор ни в одной операции не погиб ни один человек.

Последняя радиограмма из Лилля всех поставила на уши. Это был прорыв, новая стадия. Это означало прямой контакт с врагом.

«Необходимо захватить одного пилота боевой машины и доставить на базу в Лилле живым».

От добровольцев не было отбоя. Весь форпост был готов сей же час в полной выкладке броситься в атаку и пленить мерзкое чудовище. Это конец отсиживанию под землей и ползанию по канавам в страхе быть замеченным. Это то, что мечтал сделать любой землянин с первых минут вторжения. Прямой контакт с врагом, пленение и… да все, что угодно! Это получение удовольствия от самого факта превосходства над противником. Он – твой пленник!

Все понимали, что пойдут избранные. Но любой сможет прикоснуться к победе, любой сможет увидеть поверженной и беззащитной тварь, которая явилась поработить человечество. Криспин не мог недооценивать значение подобных последствий успеха нового задания. «Мы станем иначе смотреть на тварей после этого, – думал он. – Совершенно иначе».

Криспин не мог знать слова, сказанные Ирратом о Бледном Карлике, о значении исполнения им пророчества мудрецов. «Он показал всем рабам, что тираны смертны». Но даже не зная этого момента истории Марса, Криспин интуитивно понимал важность успеха. «Мы не должны проиграть».

Сообщение по радио о новом задании опередило прибытие лодки. Транспорт должен был доставить необходимые технические средства, разработанные в Лилле. Краткий перечень данных о возможностях новой техники передали по радио, чтобы партизаны могли использовать его при планировании. Все было направлено на экономию времени. Если только время отделяет от решения проблемы, то все умение надо направить на борьбу с ним.

Криспин сделал вывод, что пленник нужен штабу незамедлительно. Этого не было сказано в приказе. Штабисты понимали, в каком положении находятся обитатели форпоста, поэтому говорить о «скорейшей необходимости добиться успеха» было пустой тратой слов. Они здесь одни. Только они владеют полными данными о текущей обстановке, только они имеют практический опыт. и кому, как не им, стремиться выполнить приказ как можно быстрее. Особенно – такой приказ.

«Захватить тварь живой! – у Криспина снова перехватило дух при мысли об этом. – Никакого расслабления, только четкий план и резервные ходы имеют сейчас значение».

– У нас будет одна попытка, – сказал Криспин. – Мы даже не можем представить, какие уроки извлекут чудовища, если мы провалим операцию.

«Только бы эта ракета действительно была тем, что про нее говорят!»

Ракета Кулибина должна была прибыть вместе с двумя сменными деталями, меняющими форму области поражения цели. За счет чего это делалось, объяснений не было. Партизан интересовало практическое применение. Выбрав перед запуском одну из двух, нужно только направить ракету в цель. Для этого предназначался легкий переносной лафет. Заявленная скорость полета заставила партизан только присвистнуть от удивления. При попадании ракета создавала ударную волну, распространение которой контролировала выбранная деталь. Поскольку ракета соприкасалась с целью носом, в котором был датчик удара, ударная волна могла пойти только в стороны. Сменные детали давали два варианта – либо плоскость, либо конус, направленный расширением по ходу движения. Кроме того, само столкновение также давало очень сильный разрушительный импульс.

– Меня настораживают характеристики ракеты. – задумчиво произнес Криспин. – Нам нужно со всей осторожностью продумать эффективный вариант ее применения.

Боден, заместитель Криспина по оружейной части, первым начал излагать результат анализа.

– Мы имеем только два варианта запуска. Либо мы стреляем сбоку по корпусу машины, либо снизу. Ракета должна столкнуться с целью под углом, максимально близким к прямому, чтобы избежать рикошета. Это сильно уменьшает наши шансы на хороший выстрел сбоку. Корпус кабины треножника округлый, ракета соскользнет, как меч со шлема рыцаря. и к тому же, для запуска нужно будет установить лафет на высоте, сравнимой с высотой треножника.

– Слишком мала вероятность найти такое место, – ответил Криспин. – Треножники встречаются не часто, в городе осталось не так много высотных домов.

– Есть еще многоногая патрульная машина, – продолжал оружейник. – Она также мало пригодна для удара сбоку. Тот выстрел Кулибина был очень удачным, но надо признать, что это случайность. Можно попасть в многорукую машину в кузове или в консоль с лучевым генератором, но это не даст эффекта. в днище ей так же не выстрелить. К ней легче подобраться сверху, но машину сопровождают пехотинцы…

– А одновременное уничтожение всего патрульного отряда нам не под силу. – Криспин вынужденно признал этот факт. Подготовка и практический опыт членов отряда были еще не достаточноы.

– К сожалению, – согласился Боден. – Патрульная машина представляет собой менее доступную цель, снабжена многоруким механизмом, более маневренна, передвигается под прикрытием отряда пехоты. Треножник всегда один, менее динамичен, менее маневрен, вооружен только генератором луча. Нужна ситуация, когда можно будет вывести из строя треножник таким образом, чтобы кабина оказалась на земле.

Повисла напряженная тишина, прерываемая невольными вздохами тех, кто пытался придумать решение, но терпел неудачу. Криспин внимательно оглядел собравшихся. «Нам надо найти решение, и мы его найдем».

Джек, как обычно, сидел неподалеку на ящике с патронами и хорошо видел лицо командира, выражающее неотступную решимость. Это наполняло Джека уверенностью, но он знал, что у отряда пока еще слишком мало информации об обстановке.

«Не пали ли мы жертвами оптимистического самовнушения? – думал Джек. – Как хочется думать, что мы уже готовы к такому испытанию. Искреннему воодушевлению ребят можно только сочувствовать».

Джек вспомнил решающий момент спасения с островов. Великолепно сработавший план Сайда, в результате которого треножник оказался повержен и задыхался в приступе бессильной ярости.

«Какую ловушку поставил Сайд? Взрыв произошел на земле, но как он был активирован?»

– Командир, вы помните обстоятельства моего отлета из Англии?

– Да, мистер Ридл, – ответил Криспин. – Я понимаю, о чем вы думаете.

Аннет торопливо искала выход из положения. Джек опередил ее, напомнив командиру про ловушку, поставленную Сайдом. Но это можно еще использовать, хотя бы для того, чтобы показать свое отношение к проблеме. «Пусть не забывают, что я тоже многое знаю».

– Точно, – воскликнула она. – Мы должны заминировать улицу, заманить треножник туда и взорвать. Оторвать ему ноги!

«Ну конечно, – думала Аннет, – если это сработало один раз, да еще в чистом поле, то это наверняка сработает на тесных лондонских улицах».

– У нас нет ничего подобного, – произнес оружейник. – Я даже склонен считать, что ваш героический сэр Сайд придумал что-то совсем оригинальное. Но свое знание он унес в могилу. Мне очень жаль.

Он посмотрел на Аннет, на Джека, развел руками. в его реакции читалось искреннее сожаление, но никакого намека на упрек в скоропалительности и непродуманности. Все искали решение, годилась любая идея, если было что развить, обсудить, найти рациональное зерно.

Сержант Фирби поднял руку и, получив разрешение говорить, спросил:

– Нам бы хотелось знать, о чем речь.

«Нам. Эти ребята уже давно с нами, но по прежнему не чувствуют себя частью нашего отряда, – задумался Джек. – Они были здесь слишком долго, одни, без какой-либо надежды. Они до сих пор не могут свыкнуться с переменой. Придется повторить рассказ. Который уже раз по счету?»

Джек коротко, привычными, почти заученными фразами рассказал спасенным солдатам о бегстве на самолетах, ставшем возможным благодаря подвигу Стивена Сайда.

– Какая аналогия с пехотной миной! – Фирби был удивлен. – Вот так, запросто, оторвать треножнику ногу? Этот ваш старик-ученый, действительно, большой оригинал. Но раз это сработало…

– У вас есть идея? – Боден оживился, заметив намек в голосе Фирби.

Кларк наблюдал за командиром, разделившим любопытство оружейника. «Вот и пришло время воспользоваться нашим первым шансом. не думал, что это пригодится, но, похоже, все пойдет даже лучше, чем я предполагал. и никаких подозрений! Чистая работа!»

– Мы здесь с самого первого дня, вы знаете, – начал Фирби. – Мы видели, как они действуют. в первую очередь, конечно, пришли треножники. Это скорость, мощь и психологическая атака. Но затем пришла пора для патрульных. Треножники сломили дух, патрули не дали нам подняться. Они медлительны, но лезут в каждую щель. Вы знаете, зачем они – собирать пленных. Какое-то время мы отсиживались, но затем поняли, что это не выход. Активные действия, движение, вот что помогло нам спастись.

– Вы не уклоняетесь от темы, сержант?

«Как он нетерпелив, – подумал Кларк. – Зацепился за возможность, как утопающий за соломинку, и теперь будет тянуть все жилы, пока не добьется. Полезная черта».

– Я приближаюсь к главному, – сказал Фирби. – Мы много ходили по городу, видели, как здесь все меняется. Наступил момент, когда треножники исчезли, мы видели только патрули.

По помещению прокатилась волна движения. Сообщение достигло каждого, и теперь в головах роились мириады догадок.

«Они стали подозревать, что мы владеем важной информацией. – Кларк был доволен. – Секретом, которого пока никто не знает. Пусть немного свыкнутся с этим ощущением. Когда человек видит перед собой кого-то, кто знает секрет, он непроизвольно проникается уважением к нему: он знает больше, чем я! Он заинтригован: насколько важно это знание? Это придаст определенный оттенок нашим образам».

Фирби немного подождал, пока восстановится внимание людей.

– Остались только жалкие горстки выживших, прячущихся по подвалам и канавам.

«Да, этого никто теперь не сможет забыть», – подумал Джек. Он взглянул на Аннет, но ее глаза были прикованы к рассказчику, она вся обратилась в слух.

– Их вылавливали патрульные отряды. Многорукие машины хватали несчастных, парализуя разрядами из своих щупалец, уходили с урожаем куда-то на окраину города. а потом появлялись люди в составе патрулей. Мы видели их пару раз.

Мурашки побежали по коже Джека, когда их вспугнуло воспоминание о леденящем ужасе от зрелища сложенного каркаса, поверх респиратора которого виднелись такие невероятно земные, остекленевшие глаза. «Я пережил это, – Джек попытался успокоиться, посмотрел на стоящих рядом. – Только не показывать свою слабость, все уже в прошлом, просто воспоминания».

– А потом мы обнаружили треножник, – продолжал Фирби. – Он стоял на площади перед собором и не двигался. Нас поразило это, мы долго наблюдали за ним.

– Вы подумали, что чудовища начали умирать? – спросил Криспин. Все помнили, с чего началось поражение тварей в прошлый раз.

– Конечно, – ответил Фирби. – Но нас ждало разочарование. Мы поняли, что треножники просто перешли в другой статус, перестали быть боевыми машинами. Они слишком превосходили все, что мы могли бы противопоставить. Патрулей достаточно для целей чудовищ. Треножники превратились в наблюдательные башни. Мы заметили через какое-то время, что кабины вращаются, обозревая горизонт, а ноги неподвижны. Они словно вросли в землю на своих постах, наблюдают за городом с высоты.

– Вышки дозорных в лагере военнопленных? – оружейник понимающе кивнул.

– Так было по всему городу, мы видели еще двоих после того случая.

– Это очень ценная информация, сержант, – сказал Криспин. – Спасибо.

«Теперь посмотрим, – подумал Кларк, – сумеешь ли ты ей воспользоваться? не стоит продолжать. Было бы слишком скучно одержать победу настолько легко. Решение должен принимать командир. Пока он еще стоит у власти. – Кларк приготовился наблюдать за процессом обсуждения операции. Первые шаги в реализации его личного плана были слишком успешными. – Только не расслабляться! Непрерывный успех нарушает концентрацию на конечной цели».

– А ведь мы сидим в канализации, командир, – сказал Боден.

– Прекрасно! – воскликнула Аннет, обрадованная новой возможностью проявить себя. – Мы можем, как кроты, проползти под всем городом…

– Да, это может быть нашим единственным шансом, – прервав девушку, медленно проговорил Криспин, погружаясь в раздумья. Решение задачи штаба могло оказаться очень эффективным. – Немедленно высылаем группу разведки. Нужно найти подходящий люк.

Впереди шел один из тех солдат, что участвовали в поисках треножника. Помогая себе фонарем, двигался по оставленным меткам, обозначающим путь. Тесные туннели еще вчера были сырыми от прошедшего накануне дождя, но теперь все покрывала корка льда после ночного заморозка. Изо рта валил пар, тонкая ледяная корочка похрустывала под ботинками. После каждого такого случая виновник шума чертыхался, кляня себя за невнимательность, и проклинал слишком слабый фонарь, не дающий мощного пятна света.

Фирби, как самый физически сильный в группе, получил задание нести ракету Кулибина. Лафет тащил чуть менее крупный Джонни. Джеку доверили одну из важнейших вещей, от которой успех операции зависел не меньше, чем от ракеты, – снотворное.

Лодка привезла несколько ампул препарата, который должен усыпить чудовище и сделать возможной его транспортировку на базу. Сопроводительные документы гласили, что концентрация подобрана таким образом, чтобы избежать невольной передозировки, но это также означало, что на протяжении всего времени доставки пленника уколы снотворного нужно будет периодически повторять. Группа взяла с собой несколько ампул, но это просто резерв. Использовать нужно будет только одну.

Криспин разработал очень простой и понятный всем план. Он лично возглавил группу, чтобы не допустить ни малейшего отклонения, которое могло обернуться провалом всей миссии сил сопротивления на островах. Аннет, пользуясь бумагой, написанной для нее в штабе, добилась включения в состав группы. Она не могла сказать точно, какую пользу принесет, но изо всех сил надеялась, что подвернется удачная возможность проявить себя.

Туннели уличных стоков тянулись бесконечными ломаными линиями, соединялись и разветвлялись, образуя сеть, которая, словно грибница, опутывала снизу все городские улицы. Многочисленные дожди давно отмыли стоки, хождение по ним не вызывало никакой брезгливости, кроме невольных ассоциаций с крысами в норах, рождавшихся у особенно впечатлительных людей.

Пользуясь архивными картами, разведчики быстро смогли проложить оптимальный путь до пункта назначения, пометив его для надежности условными знаками. Пятно фонаря то и дело выхватывало из сумрака очередной знак, подтверждая, что с каждым поворотом группа оказывается все ближе к цели.

Очередная метка заставила проводника остановиться. Он подал сигнал, призывая к тишине. Еще два поворота, и путешествие закончится.

Туннель оборвался выходом в локальный коллектор, собирающий стоки от нескольких источников, сходящихся с разных сторон площади. Расширенное пространство давало некоторый простор для маневров, позволяло удобно расположится, выбрать позицию для стрельбы. в своде коллектора виднелся люк, открывающий путь наружу, на покрытую инеем площадь перед собором.

Небольшая складная лестница помогла подняться под потолок, чтобы открыть люк и осторожно осмотреться. Тратя больше сил на соблюдение тишины, нежели на борьбу с тяжестью, один из партизан сдвинул люк, просунул в щель небольшой перископ.

– То самое место. Все чисто, – доложил он Криспину, когда спустился вниз.

– Приступайте, – приказал Криспин. – У вас полчаса. Группа захвата – на позицию!

Джек с Криспином, Аннет, Фирби и Джонни составили группу захвата, которая вылезет на поверхность через другой люк, займет укрытие в здании на площади, ближайшем к месту атаки. Это позволит сократить время, нужное, чтобы добежать до чудовища.

Атакующая группа осталась внизу, в коллекторе, и готовилась запустить ракету. Дальнейшая синхронизация шла по часам, план предусматривал точные временные отрезки для каждого действия, отработанного тренировками на базе.

Люк открыли полностью, убрали лестницу, лафет установили точно под отверстием. Выровняли отвесами вертикаль, закрепили на полу с помощью откидных телескопических опор. Ракету закрепили на лафете, нацелив в отверстие, из которого на ее округлый нос падал рассеянный луч рассветного солнца, отраженный от стен собора. Насадку, создающую ударную волну в форме плоскости, установили заранее, на базе, чтобы избежать задержек. в назначенный срок все было готово к пуску.

Группа захвата укрылась на первом этаже, в помещении, где раньше было кафе. Небольшие круглые столики, рассчитанные на двоих, были разбросаны по полу, в углу громоздилась куча высоких стульев с круглыми сиденьями на трех трубчатых ножках. Повсюду валялись подносы, остатки битой посуды. Сорванная с петель дверь наклонной плоскостью лежала на полу, на толстом слое пыли и грязи отчетливо просматривались следы множества людей, находивших это место в надежде поживиться.

Солдаты расположились по обеим сторонам дверного проема, ожидали ключевого момента.

Джек еще раз выглянул на улицу. Площадь была видна как на ладони, стены уцелевших домов делились на яркий, горящий желтым в восходящем солнце верх и мрачный низ, скрытый холодной тенью. Мостовую загромождали перевернутые экипажи, многие котлы были взорваны, кузова раскурочены.

Джек удивился, что не видно ни одного трупа, даже придавленного экипажем. «Каннибализм? – Джек внутренне передернулся. – Какие еще жуткие стороны нашей психики открывает отчаяние? – Он поднял глаза выше. – Может быть, все-таки, это они навели тут «порядок»? Что мы знаем о том, что они могут делать с трупами? Подходит ли им кровь, взятая у трупов?»

Он смотрел теперь на виновника их нахождения здесь. Посреди площади высилась башня, сверкающая полированным металлом в почти горизонтальных лучах солнца. Кабина, поднятая на тридцатиметровую высоту, сияла в желтоватом ореоле, словно купол православного храма. от сложного переплетения рычагов трансмиссии, на котором держалась кабина, вниз уходили три опоры, так непохожие в своей неподвижности на гибкие ноги треножников, разгуливавших раньше по улицам. Но все же это были они. Каким-то способом ноги были выпрямлены и поставлены параллельно, напоминая теперь те самые стулья в кафе, что лежали грудой за спиной Джека. ни одна зеленая вспышка не озаряла конструкцию сочленений, как это происходило во время ходьбы машины. Двигатель не работал, площадь давила тишиной, которую не нарушали даже птицы. Мертвый город.

«Неужели чудовище действительно там? – думал Джек. – Но разведчики утверждали, что кабина поворачивалась, когда они нашли это место. Все же нам невероятно повезло – найти треножник, стоящий над люком! Он никогда не узнает, какую ошибку совершил, заняв здесь позицию. – Джек усмехнулся. – Все решится через минуту».

Он посмотрел на Криспина. Тот следил за стрелкой часов, спокойно дышал, всем видом внушая уверенность в собственном плане.

– Сейчас, – сказал Криспин.

Солдаты чуть подались вперед, оставаясь в тени дверного проема. Аннет стояла чуть позади, выглядывая из-под локтя Фирби, даже не пришлось сильно наклоняться. в ту же секунду это произошло.

Раздался резкий хлопок, из темной дыры в мостовой между ног треножника взметнулось белое облако. Послышался пронзительный свист, ушедший в бесконечные разветвления подземных туннелей. Кабина треножника чуть зримо дрогнула, чудовище решило осмотреться. Из отверстия люка взметнулось длинное тело, сверкнуло на границе солнечного света и ткнулось в центр трансмиссии, туда, где соединялись корневые суставы металлических ног. Эхо удара железом по железу разнеслось по площади, мгновенно перекрытое еще одним хлопком.

Резким звуком заложило уши. Во внезапной тишине Джек наблюдал за триумфом операции, словно смотрел кино без тапера. Хлопок обозначил вырвавшуюся на волю ударную волну, рожденную давлением из открытой двигательной сферы ракеты. Сформированная отражателем в тонкую плоскость, волна многократно повышенного давления лезвием дисковой пилы пошла во все стороны, обрушилась на первое же препятствие на пути – опоры машины.

Верхние, несущие суставы, лишенные части энергии из-за выключенного двигателя, не выдержали режущего усилия, направленного от центра наружу. Сочленения разорвало, во все стороны полетели обломки конструкции гибких подвесок и проводников. Несущий каркас не выдержал и лопнул. Ноги, отброшенные ударом по верхнему оторванному концу, стали валиться в стороны.

Ускорение ракеты несколько мгновений толкало машину вверх, нейтрализуя силу притяжения. Опоры успели выскочить из-под днища, лишив кабину поддержки, она обрушилась вниз, погребая под собой открытый люк. Металлическая громада упала с высоты тридцати метров, смяла в лепешку то, что осталось от ходовой части, заметно деформируясь под своим весом. Падение вызвало локальное землетрясение, сбило пыль со стен ближайших домов, подняло клубящееся серое облако вокруг металлической глыбы.

Рама основного иллюминатора покосилась, выпуклая пластина затемненного стекла вылетела наружу, открыв доступ во внутренности кабины. в отверстии, обращенном к укрытию партизан, Джек увидел чудовище, управлявшее поверженной машиной. Бурая туша заполняла почти все пространство, оставляя перед собой место для приборов контроля. Огромные глаза-плошки монстра были закрыты, треугольный рот перекосило, прижало к панели, щупальца не шевелились. Из разгерметизированной кабины вырывался теплый воздух и, превращаясь в пар, рассеивался над площадью.

– Он потерял сознание! – воскликнул Джек. – Скорее!

Партизаны ринулись на улицу, огромными скачками понеслись к месту крушения. Джек на бегу сорвал рюкзак и достал ампулу, затем вынул шприц. Остановившись у открытого проема, Джек замер, не в силах пошевелиться. Зрелище чудовища, пусть и обездвиженного шоком, ввело Джека в ступор. Ничего более мерзкого и отталкивающего он не видел. Даже когда посещал залы Музея Вторжения, где в колбах хранились несколько заспиртованных тварей, не испытывал такого сильного отвращения. Было ли тому причиной осознание того, что чудовище живо, Джек не задумывался. Он вообще потерял способность думать, осталось только созерцание.

Чьи-то ловкие, настойчивые руки выхватили у Джека ампулу и шприц. Он услышал голоса и мельтешение вокруг. Усилием воли подавив приступ, Джек смог сконцентрироваться на происходящем. Криспин стоял слева, спиной к кабине, смотрел по сторонам, выискивал любое подозрительное шевеление. Аннет завладела вещами Джека, просунулась в проем иллюминатора и протянула руки к туше чудовища. Девушку поддерживал Фирби, иначе она не дотягивалась.

– Попался, мерзавец! – сквозь зубы злорадно процедила девушка, прикладывая иглу к подрагивающей бугристой коже. Впрыснула снотворное, соскочила на землю и сунула ненужные предметы в рюкзак, который Джек до сих пор сжимал в руках, посмотрела на него с нескрываемым презрением. Джека пробрало холодом, он догадался, как выглядело со стороны его поведение. Это встряхнуло его, он полностью овладел собой.

– Он не очнется? – спросил Джек, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Уж теперь мы за этим проследим! – воскликнул Фирби, расплываясь в довольной улыбке.

– Срочно тащите его оттуда! – бросил Криспин. – Фирби, Джонни, доставайте. Мы будем страховать.

Оба солдата полезли в отверстие, пытаясь протиснуться в узкое пространство, оставленное телом чудовища по краям. Поднять тушу оказалось нелегкой задачей. Утроенная сила тяжести действовала на мягкие ткани его организма, расплющивала лишенное твердого скелета тело, заставляла растекаться, словно в меру густое тесто.

Криспин выхватил из рюкзака сложенную в несколько раз плотную ткань, расстелил под кабиной.

– Сюда!

Перевалив через край отверстия, солдаты спихнули тушу на подстилку. с глухим шлепком тело упало на ткань, разметались многочисленные щупальца. Криспин ногой, сморщясь от отвращения, словно дохлых змей подпихнул их поближе к телу. на теле твари не было никаких повреждений. Диаметром около полутора метров, оно заметно подрагивало, влажная поверхность поблескивала в утреннем свете.

Джека вдруг поразило ощущение нереальности происходящего. Словно во сне, повинуясь отложенным в памяти инструкциям командира, он помог свернуть ткань и завязать мешком вокруг тела. Фирби и Джонни подхватили куль за свободные углы, подняли, пыхтя от натуги, поволокли к спуску в подземный проход. Теперь нужно скрыться, пока на шум не отреагировал кто-нибудь в радиусе слышимости. Расчет был на то, что здания, окружающие площадь, все же значительно погасят силу звука, отразив его эхом обратно на площадь.

Под поверхностью группа захвата соединилась с группой запуска, ожидавшей в томительном неведении. Зрелище массивного мешка, который тащили двое крепких солдат, вызвало бурю ликования. Криспин прикрикнул на подчиненных, требуя тишины, и приказал отправляться в обратный путь. Проводник пошел знакомой дорогой, освещая пространство впереди двумя фонарями, отобранными у несших добычу товарищей. Время от времени те перебрасывались радостными замечаниями, подбадривая друг друга.

Внезапно проводник остановился и крикнул:

– Я не туда свернул! Мы заблудились!

Криспин заскрежетал зубами, но не стал ничего говорить провинившемуся партизану. Отвлекшись на товарищей, тот, вероятно, обернулся и не заметил нужную метку поворота.

– Ищем выход на поверхность, – скомандовал Криспин. – Сориентируемся по местности!

Люк обнаружился за поворотом. Проводник выглянул и радостно сообщил:

– Почти пришли. База в конце улицы.

– Повезло, – сказал Криспин. – Этот участок туннелей нами не исследован. Если будем идти внизу, можем ходить кругами до вечера. Нам нужна скорость. Пленника надо спрятать как можно быстрее. Лезем наверх, остаток пути пройдем по поверхности.

Решимость командира заразила всех. Осторожно поднялись и, закрыв за собой люк, двинулись в сторону очистного комплекса под прикрытием стен уцелевших домов. Улица была захламлена кучами мусора, обломками кирпичной кладки, остатками разрушенных баррикад и брошенными вещами. Впереди, недалеко от перекрестка, лежал подбитый французский самолет-разведчик.

Отряд шел по теневой стороне улицы, где еще сохранился ночной иней, поверхность разбросанных предметов покрывала белесая пушистая бахрома.

Продвигались не спеша, тщательно обходили хлам, чтобы не наделать шума. Джек переводил взгляд со спины идущего впереди проводника на асфальт под ногами. Вдруг необычная мысль поразила его. Он вгляделся в проводника еще раз и понял, что привлекло его – пар. Дыхание на морозном воздухе создавало клубы пара, поднимающиеся над головами разгоряченных людей.

– Командир, – сказал Джек. – Пар идет изо рта. Если придется прятаться, дыхание может нас выдать.

– Черт побери! – воскликнул Криспин. – Мистер Ридл, вы очень вовремя. Я как раз задумался над тем, что мы здесь можем быть на виду.

«Посмотрите-ка! – прошипела про себя Аннет. – Мистер Ридл сделал что-то полезное!»

Криспин приказал остановиться. Достал из рюкзака запасной сверток материи, разорвал на узкие полосы.

– Повяжите это на лица, закройте нос и рот. Это не даст образовываться пару. Выдыхайте через нос, чтобы уменьшить струю воздуха.

Когда все было готово, продолжили движение. До базы оставалось несколько сотен метров.

Пройдя мимо смятого, как бумажная модель, фюзеляжа, приблизились к перекрестку. Проводник выглянул из-за угла, резко отпрянул, сдавленным шепотом просипел:

– Патруль идет сюда!

Криспин лихорадочно закрутил головой в поисках укрытия. Ближайшее здание не имело выходов на эту улицу, внутрь не войти. Чуть позади лежала обширная куча крупногабаритного хлама. Коробки, бочки, перевернутый экипаж такси, врезавшийся в эту груду. Еще ближе дохлым китом развалился самолет. Криспин подал знак, все бросились туда.

Фирби и Джонни со своим грузом шли позади всех, они быстрее других укрылись за самолетом и замерли. Остальные подошли, прислонились по бокам. Криспин наблюдал, как все прячутся, и секундой позже, убедившись, что с этого направления ничего не заметно, поспешил следом. За поворотом отчетливо нарастал рокот двигателя многоногой машины.

Когда до укрытия оставалось несколько шагов, Криспин вдруг споткнулся и растянулся на мостовой, животом пропахал по асфальту. Руки вытянул вперед, пытаясь рефлекторно защитить лицо, но коснулся земли не слишком удачно. от удара при падении полоса ткани сползла с лица, лишив только что придуманной защиты.

Не успел командир поднять голову, чтобы оценить положение, из-за угла показалась лязгающая множеством конечностей боевая машина. Она двигалась медленно, подлаживаясь под скорость ходьбы двух сопровождающих ее пехотинцев. Белесый иней придавал матовый оттенок корпусу машины, исчезая в местах, где двигатель нагрел обшивку. Выйдя на перекресток, патруль стал оглядываться по сторонам.

«После истории с Кулибиным этот район пользуется у них популярностью, – подумал Джек. – Как это все некстати. Почему именно сейчас?» Он смотрел в щель под изломанным крылом, затаив дыхание, пытался понять намерения патрульных марсиан. Криспин лежал лицом к Джеку и взглядом спрашивал – «что там?»

Джек чуть повел глазами из стороны в сторону, пытаясь сказать – «ничего не предпринимай!»

Криспин изо всех сил втянул в себя воздух.

«Задержал дыхание!» – заметил Джек.

Остальные партизаны в укрытии сжались в комки, опустили головы между колен, став похожими на округлые кучи тряпья, слушали шаги марсиан.

Патруль медленно поворачивался, оглядывая улицы, идущие от перекрестка. Дольше всего они смотрели в сторону здания института, словно желали увидеть наконец причину гибели тех двоих пехотинцев. Опрокинутой Кулибиным машины уже давно не было. Спасательный патруль перевернул ее силами многорукой машины и оттащил для ремонта в логово чудовищ.

Наконец, спустя мучительно долгие секунды, патруль повернулся в сторону спрятавшихся партизан. Предметы не интересовали их, это все было осмотрено и проверено многими патрулями. Они ловили движение, то, что меняет привычную картину.

«Пар от дыхания! – думал Джек. – Воистину, экстремальные ситуации выявляют в людях удивительные способности. Откуда я воспринял эту идею насчет пара? Неужели это и называют предвидением?»

Он посмотрел на Криспина. Тот лежал вдоль фюзеляжа, прижимался левым боком к его гладкой выгнутой стенке, почти сливаясь с закопченной, обгорелой обшивкой. Джек вгляделся в его лицо.

«Он покраснел! – Джек с ужасом осознал причину этого. – У него кончается воздух, но он не может выдохнуть! Пар!»

Джек закрыл глаза. Происходило нечто невообразимое, не поддающееся логическому осмыслению, но, тем не менее, это был результат человеческого решения. Джек понял, что способен сделать Криспин, он словно ослеп, пораженный новым ощущением. Способности человека в экстремальной ситуации! Это событие сумело произвести то самое изменяющее воздействие, которого он желал так долго, предчувствуя еще на борту самолета, в воздухе над Ламаншем.

«Но почему это должно быть именно так? – Джек давился слезами. – Я согласен терпеть сколько угодно долго, только чтобы это произошло не так, как сейчас!»

Он открыл глаза. Патруль ушел. Тишина, только медленное дыхание партизан за спиной, осторожно выпускающих пар сквозь повязки. Криспин не шевелился.

Мышцы Джека ослабли, он привалился спиной, не мог больше сдерживаться. Слезы текли по щекам, промывая две дорожки на запыленном лице, впитывались в спасительную повязку, данную ему «настоящим человеком».

Аннет вскочила, обернулась в поисках командира. Увидев тело, замерла, показала пальцем:

– Это как?

– Он не выдал нас, – прошептал Джек.

Девушка посмотрела на сырые полоски на щеках Джека, нахмурилась. Партизаны встали, потрясенно глядели на командира. Только сейчас до всех остальных дошло, что случилось непоправимое.

– Так и будем стоять? – она оглядела группу. – Берите его, нужно убираться отсюда.

– Это точно, – поддержал ее Фирби. Вместе с Джонни они уже поднимали с земли тяжелый тюк с пленником.

– Джек, предлагаю вам нести тело, – Аннет смерила его взглядом. – Или это вам не под силу?

Он ничего не ответил, захваченный переживаниями, осмыслением значения поступка командира. на затекших от напряженного сидения ногах подошел к телу, поднял за грудки, взвалил на плечи, крякнув от тяжести. Ответил мысленно девушке – «ты еще не знаешь, что мне теперь под силу», потащил груз к базе, догоняя ушедших вперед товарищей.

Проходя перекресток, Джек заставил себя оглянуться. Патруль бесследно исчез, но вдалеке еще слышался размножаемый эхом низкий гул, металлические лязгающие удары множества ног по мостовой.

Живая клетка пульсировала и переливалась неуловимыми оттенками. Отчетливо прослеживаемый поток плазмы увлекал за собой питательные микроэлементы в путешествие по внутреннему пространству крошечной капельки жизни.

Уотсон в задумчивости сидел перед большой плоской стеклянной панелью. Морщинистое лицо освещал голубоватый свет. Новое устройство пришлось ему по душе. Салье и Кулибин постарались на славу, приспособив камеру и панель со снаряда к микроскопу. Огромное, метр в поперечнике, изображение, полученное с микроскопа, позволяло вести совместные наблюдения и обсуждения увиденного. не было больше нужды сменять друг друга у окуляра, тратить время на перенастройку фокуса. Но самое главное – одновременное наблюдение. Больше ничто не ускользнет от внимания ученых, пока один передает другому микроскоп.

Доктор Лозье, падкий на все новшества, двигающие науку вперед, восторженными глазами поглощал картинку. Последний анализ крови пришельца. Затишье перед бурей. Со дня на день должно произойти важнейшее событие – захват пленного чудовища. После этого – бессонные ночи и лихорадочные дни, сливающиеся в одну сплошную круговерть мозговых штурмов. Техническая новинка оказалась как нельзя кстати.

В дверь по хозяйски, без стука, вошел генерал Тресси, мрачный, словно невыспавшийся сторожевой пес. не обращая внимание на технологические изыски лаборатории биологов, подошел к Уотсону и угрюмо произнес:

– Вам повезло, профессор. Мы смогли выполнить вашу просьбу.

– Великолепно! Когда он будет здесь? – Сердце ученого заколотилось, глаза засияли предвкушением.

– Ночью, – проворчал генерал. – Мы уже выслали лодку.

– Что-то случилось еще?

– Мы потеряли командира форпоста! – Генерала прорвало. – Вам придется попотеть, чтобы хоть как-то оправдать поступок человека, отдавшего жизнь ради вашего любопытства!

– Вы хотели победить, не пролив и капли крови? – По внешнему виду Уотсона можно было понять, что гибель командира для него ничего не значила. Что может быть важнее последнего доказательства истинности его теории?

– Мы теперь отброшены на много шагов назад, – бушевал Тресси. – Там, на базе, на счету каждый человек! Как бы нам совсем не потерять эту базу из-за ваших экспериментов!

– Думаю, что очень скоро эта база нам пригодится, как никогда раньше. Когда я обследую пленника, я смогу рассказать вам потрясающие вещи, генерал.

– Пока я только теряю из-за вас ценнейших людей! Как только эта тварь окажется здесь, у вас будет два дня, чтобы убедить меня в вашей правоте!

– В таком случае, генерал, наберитесь терпения. – Уотсон улыбнулся и сложил руки на груди.

Генерал несколько мгновений сверлил его злобным взглядом, затем повернулся и, не прощаясь, вышел.

«Кого выбрать? – Профессор в задумчивости теребил подбородок и наблюдал за Лозье, разглядывающим генные карты Иррата. – Да и согласится ли кто-нибудь? Нет, конечно не согласится! Как бы мы ни были угнетены и раздавлены, мы никогда не решимся на такой шаг, зная, к чему это привело однажды. Глупая, никчемная эмоциональность может погубить все дело».

Уотсон отметил мимоходом, что Лозье добрался уже до участков, помеченных профессором как «доминирующие признаки опорно-двигательной системы». Молодой ученый работал с редким рвением, полностью отрешился от окружающего мира.

«Но сопротивление надо переломить. – Уотсон в который раз убедил себя, что другого выхода нет. – Как с ними можно еще разговаривать? Только с помощью обещаний оружия, как я уже сделал. Они помнят об этом, это их гложет с каждым днем все сильнее. Что ж, этот обман будет максимально приближен к истине. Придется держать весь процесс в тайне. Одна надежда, что результат будет неоспорим».

В последнем, впрочем, профессор не сомневался. Короткий, простейший опыт, проведенный с пришельцем, уже давно дал Уотсону все необходимые доказательства. Теперь осталось только найти добровольца.

«Я оставлю ему психику и личность. Но что это должна быть за личность, которая сможет пережить такое? Это будет перерождение, обретение новой сущности. Конечно, проще всего добиться назначения любого из этих военных. Приказ генерала – и нет проблем. Но это тупик. Нельзя полагаться на их психологию в этом случае. Дело закончится сумасшествием. а второго шанса не будет».

Поиски нужной кандидатуры были мучительны. Запланированный им опыт должен совершить переворот в любой области, имеющей малейшее отношение к науке. Да и не только к науке, ко всем социальным и моральным нормам.

«Настолько ли величественна цель, чтобы рискнуть использовать подобное средство? – Это был главный вопрос. Ответив на него, можно было больше ни о чем не задумываться. – И что убережет нас от участи марсиан? Достаточно ли одного знания о ней, чтобы не пойти по их стопам?»

Он встал и нервно прошелся по лаборатории. Сотрудники возились с регулировками прибора, изготовленного по заказу ученого. Он называл его «инкубатор». Осталось совсем немного, прежде чем в нем начнет развиваться штамм. Последние калибровки датчиков, очередная проверка герметичности.

«Забавно, рассказы Иррата можно интерпретировать оригинальным образом. Сначала они создали шаблон мессии и закрепили его в своих легендах. Затем они наложили шаблон на появившуюся кандидатуру, и он удивительным образом подошел по всем параметрам. и этот шаблон создал настоящего мессию, из плоти и крови, который стал действовать по предсказанию, начал успешно исполнять свою роль».

Уотсон остановился как вкопанный. Перед ним была пустая стена, но он не замечал этого. Ноги сами принесли его в этот угол. Он всмотрелся в тончайший рисунок переплетения трещинок на крашеной штукатурке, будто там вот-вот фотографией проявится искомый образ.

«Роль! Ну конечно! – это был всплеск озарения. Уотсон зажмурился и несколько раз поморгал, словно проверяя, остается ли на стене рисунок из трещинок. – Это должен сделать актер. Профессиональная тренировка управления эмоциями, готовность к перевоплощению, способность быстро усвоить информацию о новой роли. и самое главное – привычка работать в гриме!»

– Теперь все ясно! – от возбуждения профессор заговорил сам с собой.

Лозье обернулся, отметил перемену в лице ученого.

– Что случилось?

– А? – Уотсон посмотрел на него, как на незнакомца. – Я знаю теперь, кто нам нужен.

– Нам скоро привезут пленника, неужели вам этого мало?

– О, молодой человек, это только начало. Нам предстоит создать кое-что восхитительное, уникальное. Мы будем бить врага его же оружием!

– Вы меня поражаете, профессор. Вы еще и в военной технике разбираетесь?

– О чем вы? – Уотсон явно слабо следил за разговором, постоянно отвлекаясь на бурный поток мыслей, хлынувший через только что прорванную плотину. – Нет, в этой войне не будет места оружию. Нам предстоит бороться иначе.

– На что вы намекаете?

– Нам нужен актер. – Уотсон начал размашисто жестикулировать . –  И я даже знаю, кто это будет. Мы должны убедить его помочь нам. Я знаю его, он должен согласиться.

Лозье уставился на собеседника, пытаясь понять, действительно ли тот сошел с ума. Перемены были настолько значительны, что предполагать можно было все, что угодно.

– Мы поможем ему измениться, – продолжал ученый. – Он сыграет эту роль для спасения всего человечества.

– Как измениться?

– Вирусы, молодой человек. Помните? Захватчики – враждебная среда. Нам надо адаптироваться к ней, чтобы справиться с ее влиянием, чтобы изменить ее. Но для этого потребуется измениться самому.

Связность слов профессора по-прежнему вызывала у Лозье сомнение в его нормальности. «Сумасшедший старик! Он хотя бы два слова сумеет сказать так, чтобы его поняли?»

– Вы говорите о мутации, мсье Уотсон?

– Ну конечно о мутации, о чем же еще? – он взмахнул в недоумении руками. – Мы используем истинную мощь генов!

– Но зачем?

– Вы согласны, что марсиане должны иметь общий центр, руководящий вторжением на нашу планету? – Профессор даже не дал Лозье попытаться ответить. – И вы, конечно, не думаете, что этот мозговой центр легко доступен? Мы никогда не победим их, пока не уничтожим ядро. Иначе они будут сидеть там, отпочковывая все новых и новых тварей, а мы даже близко не сможем подобраться. Нам нужно проникнуть туда, молодой человек. Мы должны вырвать у врага сердце.

Лозье передернуло, словно вырывать сердце предлагалось ему лично.

– Но при чем тут мутация?

– Людям туда никогда не проникнуть, уж поверьте мне. а вот марсианам, – Уотсон показал на генные таблицы, лежащие перед Лозье, – марсианам туда вполне может быть открыта дверь.

Лозье посмотрел на разложенные бумаги, как будто первый раз их увидел. «Гены Иррата? Ну конечно! Мы не можем рисковать, отправляя самого марсианина на такое задание. Он слишком ценен, его нельзя потерять. Но вызвать мутацию, которая преобразит человека так, что он станет внешне похож на пришельца… Да, старик вполне может быть способен на такое».

– Не может быть! – невольно вырвалось у него, хотя он уже почти поверил.

– Вы не знаете, на что способны гены, молодой человек.

Уотсон догнал генерала Тресси в коридоре штабного здания, когда тот торопился выехать в Кале, встречать подводную лодку с усыпленным пленником на борту.

– Генерал, лодка уже отправилась из Лондона? – борясь с одышкой спросил профессор.

– Нет, они только начали погрузку. У них в запасе еще около часа, могут не торопиться.

– У меня к вам небольшая просьба…

Генерал остановился и в упор уничтожающе посмотрел на щуплого седого человечка.

– Вы что, думаете, что мы только и делаем, что готовимся выполнять все ваши прихоти?

– Это не приведет ни к каким неприятностям, – поспешил успокоить ученый. – Напротив, это сильно ускорит мою работу, а вы сказали, что у меня будет всего два дня!

– Что вы на этот раз хотите?

– Я прошу вас отозвать оттуда мистера Ридла, человека, с которым мы…

– Я прекрасно помню, кто это, – одернул его генерал. – Но зачем он вам тут нужен?

– Я бы не хотел вдаваться в технические тонкости. Это связано с моими исследованиями. Я уверен, что он сможет помочь мне при работе с пленным марсианином. Видите ли, актеры имеют обостренное чутье на психологические тонкости и отклонения, у них так развито воображение и способность ставить себя на место других…

– Все, хватит, не утомляйте меня вашими путаными умозаключениями. Мне нужен конкретный результат. Вы говорили о новом оружии против тварей. Пленника мы вам предоставим, как это будет связано с оружием?

– Это имеет самое прямое отношение. Я надеюсь провести с помощью мистера Ридла несколько экспериментов, которые помогут нам понять психологию, погрузиться в тайны наших врагов…

– У меня мало времени, профессор, – генерал снова прервал его и пошел дальше, еще быстрее, стараясь наверстать упущенное время. Уотсон побежал за ним. – Не думаю, что от этого актера, пусть и имеющего опыт выживания в тылу врага, будет заметная польза на базе. Они там и так уже достаточно долго, им больше не нужен инструктор. Тем более, что у них теперь есть люди, более опытные в этом вопросе.

– Тогда передайте на базу сообщение для него, – старик протянул клочок мятой бумаги.

– Хм, – Тресси ухмыльнулся. – Ну хорошо. Это последняя просьба, которую я выполню, прежде чем получу от вас какие-то результаты.

– А большего мне пока и не нужно. Спасибо, генерал.

Уотсон повернулся и поспешил обратно в лабораторию. Нужно было подготовиться к приезду Джека. Предстояло самое неприятное – убедить его в необходимости сделать правильный выбор.

Джек вертел в руках листок с записью сообщения. Обрывок серой бумаги почерком радиста говорил: «У меня для вас работа, которая изменит всю вашу жизнь. Уотсон». Перечитав в пятый раз, Джек погрузился в тяжелые раздумья.

«Как непредсказуемы повороты судьбы. Я стремился сюда, в надежде стать другим, изменить в себе что-то, что чуть не уничтожило меня. и что я получил? Военной подготовки у меня нет. Жалкие потуги казаться необходимым. Поначалу – да, была какая-то польза. Но разве не я проворонил нападение тогда, в институте?

Опыт выживания! Хватило на первое время, и то со скрипом. а потом появились эти, артиллеристы, которые мотались тут целый месяц и даже не похудели! Консультант по выживанию на захваченной территории… Чего теперь стоят мои советы? Тот же Фирби сделает дважды по столько и не вспотеет.

Признать это страшно и тяжело, но – пользы от меня, как от козла – молока. Криспин, кажется, начал понимать это, но решение направить меня сюда принимал не только он. Что толку, что я дал два дельных совета? Это разве помогло его уберечь? Какой бред. Разве так должны заканчивать жизнь люди, которые могут пальцем горы сворачивать? К чему были все эти его навыки, тренировки, продвижение по службе? Священная борьба на родной земле… Где он теперь? в родной земле».

Почти забытые липкие щупальца страха стали вползать в сознание, вытаскивая на поверхность самые жуткие мысли и предчувствия. Так и не удалось разделаться с ними, заглушить боль. Он словно наяву видел, как трусость вырастает в нем из крошечного зернышка, в которое удалось ее упрятать за долгие часы кропотливых самокопаний.

«Как же сильна эта мерзость! Но в чем-то здесь есть правда – это оказалось не лучшим решением. Может быть, профессор прав?

Светлая голова. Очевидно, пленника мы добывали для его экспериментов. Вот кто работает, пытаясь спасти всех нас. Криспин погиб не напрасно, я чувствую это.

Значит, не забыл меня Уотсон. Но зачем я ему нужен? Что он может предложить мне, чтобы изменить мою жизнь? Будто читает мои мысли. Впрочем, в тот раз мы прислушались к его предложению, и это привело нас сюда. Почему сейчас не может случиться так же? Что-то есть в этом сообщении…»

Джек взглянул еще раз на клочок бумаги. Ему померещилось, что это лотерейный билет, который может обернуться чем угодно – безумным выигрышем или глупейшим проигрышем.

«Но что я потеряю? Ничего! У меня нет ничего, что я мог бы потерять, решившись на его предложение. а кто же не захочет попытаться изменить свою жизнь? Никто, если он окажется на моем месте».

Джек сунул бумажку в карман, поднялся со спального ящика, начал собирать пожитки. Мешок из грубой серой ткани быстро наполнялся мелким барахлом, которое создавало иллюзию личного пространства, относительного комфорта в том бетонном углу, где лежал спальник Джека.

– Узе уеззаете? – характерный голос прозвучал за спиной. Джек обернулся.

– Да, мистер Чи. – Джек с радостью подумал, что поговорить с китайцем перед отъездом было бы очень неплохо. – Профессор Уотсон говорит, что ему нужна моя помощь.

– Это хоросо. Тязело вам здесь. – Китаец протиснулся в закуток и присел на ящик. Глаза как обычно излучали спокойствие и уверенность. Никаких лишних движений, суеты, спешки.

– Это вы верно подметили. Неужели так заметно?

– Тренированный глаз видит, – без тени хвастовства ответил мистер Чи. Он просто констатировал правду, ему нечего было стесняться.

– Поеду. Должно быть, там от меня будет больше пользы.

– На войне многие теряют свое место. Вы есе не насли свое. Но я визу изменения, вы стараетесь.

– Спасибо, – Джек улыбнулся, – хотелось бы, чтобы было так.

– Все проблемы в голове. Нузно разобраться в себе, в своих мыслях, чувствах. – Китаец слегка кивнул. – Это тязелая работа.

– Да, мне еще многое предстоит. – Джек даже перестал складывать вещи, удивившись, насколько слова мистера Чи совпали с его собственными намерениями и стараниями.

– Так вот вы где! – звонко воскликнул голос из коридора. – А я ищу вас, мистер Чи. Что-то голова разболелась, вы мне поможете?

– Конечно! Всегда рад помочь хоросей девуське!

Аннет стояла в проеме, смотрела на мешок в руках Джека. Улыбка тронула ее губы, глаза зажглись радостным блеском, будто она увидела нечто давно ожидаемое, приятное.

– Наконец-то вы решили поступить правильно. – Она посмотрела на Джека, задиристо подняв подбородок. – Кто это вас надоумил?

Джек давно отчаялся понять причину так резко возросшей неприязни, сквозившей в каждом разговоре с девушкой. Он относил это на счет влияния войны на нежную психику, старался успокоить, но попытки рождали еще более сильную волну негодования. в Аннет не осталось и следа того легкого, ни к чему не обязывающего, флиртующего тона, который сопровождал их общение во время съемок.

«Конечно, – думал Джек, – это все ужасы войны. Разрушения, трупы, гигантские снаряды, падающие с неба, непобедимые смертоносные машины, расхаживающие по уничтоженной стране. Жаль, что меня не было с ней в первые дни нашествия. Идиотский случай. Проваляться раненным, беспомощным все время, пока происходили самые страшные вещи. Теперь уже мало что можно исправить».

Джек старался говорить как можно нейтральнее, тише, не вызывая придирок и нападок, но были моменты, когда Аннет сама шла в атаку. Он решил ничего не скрывать, рассказывать все как есть, только голые факты.

– Уотсон зовет меня в Лилль. Говорит, я могу помочь ему в работе.

– Представляю! – Аннет желчно усмехнулась. – Жаль старика.

– Ему, возможно, виднее, Аннет. Я ничего не знаю о его планах. Но он заинтриговал меня.

– Да уж, звать вас на помощь, это…

– Что?

– Ладно, – она тряхнула головой, отмахнулась. – По крайней мере, нам от этого хуже не будет.

Джек вдруг понял, что она радуется его отъезду, потому что избавляется от него. «Кого она видит во мне? Что за чушь засела в ее голове?»

– Откуда такая жестокость, Аннет? – спросил он, впрочем, не очень-то рассчитывая на честный ответ.

– Жизнь жестока, дорогой Джек, – она снова усмехнулась. – Так что вопрос не ко мне. Удачи на научном поприще!

Аннет подмигнула ему. в ее тоне звучал явный намек на издевательство, но Джек решил стерпеть, разговор утомил его.

– Мистер Чи, пойдемте, – Аннет повернулась к китайцу, словно забыв о Джеке, поманила за собой. – Ваши волшебные иголки явно соскучились по работе.

Китаец поднялся, протянул Джеку сухонькую ладошку.

– Всего хоросего, мистер Ридл, я верю, что у вас все получится.

– Спасибо, прощайте, – Джек крепко, благодарно сжал ему руку, почувствовал скрытую силу в ответном движении.

Китаец имел множество секретов, которые не спешил открывать даже знакомым. Он вышел вслед за Аннет, как и она, не оборачиваясь. Джек лишь проводил взглядом прямую спину в пестрой рубахе с драконами, такую неуместную в окружающей строгости униформ, военной собранности, серости стен.

Бывший заместитель Криспина по оружейной части, Боден, взявший теперь на себя руководство базой, отпустил Джека без лишних разговоров. Трое бывалых солдат, спасенных недавно партизанами, компенсировали потери отряда, хотя со смертью Криспина смириться трудно. К тому же, относительная стабильность, которой удалось достигнуть здесь в последнее время, позволяла переправить сюда подкрепление. Отъезд Джека не выглядел бегством. Вызов в штаб для участия в научной работе – достаточно весомый повод для возвращения.

Завершалась погрузка. Пустая тара из-под пищи и хозяйственных вещей отправлялась обратно, чтобы не загромождались тесные коридоры форпоста, и не было нужды выбрасывать мусор на поверхность, опасаясь быть замеченными по свежим следам. Джек перешел в лодку, надежно принайтовленную к шлюзу, и начал пробираться тесными проходами к гамаку, в котором предстояло провести ближайшие шесть часов плавания.

Протискиваясь мимо нагромождений приборов, индикаторы которых перемигивались в металлическом полумраке, Джек заметил место, куда определили мешок с пленным марсианином. Он удивился сноровке ребят. Они сумели затащить сюда громоздкий, обмякший тюк, не задев острых углов и не ударив о края узких люков в переборках корпуса. Огороженное помещение, обычно считавшееся кают-компанией, в которой могли собраться два-три человека, свободные от вахты, приспособили на время этого рейса для содержания драгоценного груза. Небольшой столик отвинтили и убрали, освободив достаточно места на полу между двумя рядами сидений, которые надежно подпирали мешок с боков, не давая ему лишний раз шевелиться.

Даже зная, что снотворное действует безупречно, ни один член экипажа не хотел невольным действием нарушить бессознательное состояние чудовища. Наглухо завернутый мешок скрывал любые детали содержимого, не давая разыгрываться любопытству и не пробуждая слишком острую реакцию у людей. Все понимали, что груз должен быть доставлен невредимым. от этого зависит слишком многое, чтобы позволить себе мимолетную, импульсивную выходку или приступ ярости.

«Посмотрим, ради чего Криспин отдал свою жизнь, – думал Джек, глядя на округлый сверток. – Последний урок оказался самым простым и коротким. Ты на войне. Будь готов умереть в любой момент. Но сделай это так, чтобы никто не усомнился, что ты сделал все, что мог для успеха общего дела. а если ты все еще жив – делай даже больше, чем можешь».

Было в словах сообщения профессора что-то, заставляющее Джека думать, что он сможет принести значительно больше пользы, если откликнется на него. Но это был только один из потоков размышлений. Параллельно он продолжал смутно сомневаться в правильности выбора, но заставлял себя не думать об этом. Возможно, то был отголосок малодушия, заключавшегося в боязни погибнуть как Криспин, спасая очередного, чудом выжившего среди оплавленных руин бедолагу. Погибнуть, не успев завершить начатое.

Работа над искоренением пороков и слабостей продвигалась медленно, но все же шла, заставляя Джека прилагать все больше и больше усилий, копаться в мыслях, вырывать с корнем гнилые отростки отвратительного страха, лезущего изо всех щелей при мысли о чудовищах. Атмосфера партизанской базы помогала достигать нужного душевного состояния, участие в вылазках требовало полного сосредоточения, чтобы не показать себя слабее идущих рядом. Но последний урок Криспина оказал слишком сильное воздействие, перевернув многое, что успело улечься в душе Джека, и в чем он перестал уже сомневаться.

Размышляя о правильности выбора, он пытался найти хоть едва заметный признак, который укажет ему на более верное решение. Послание профессора как нельзя лучше походило на такой знак.

Легкий толчок возвестил об отплытии лодки. Джек закрепил мешок на переборке в изголовье, забрался в гамак. Он ощутил, что сделал очередной решительный шаг на намеченном пути, пусть и непредвиденный заранее, но кажущийся таким верным, что путь стал видеться рельсами, уходящими прямой линией вдаль.

Он вспомнил первую реакцию, когда увидел в открывшемся отверстии морду чудовища, оглушенного падением кабины. Лицо Аннет, вырывавшей шприц из мешка, который Джек так и не смог заставить себя открыть, вглядываясь в чудовищную гримасу мерзкой твари.

«Нужен строжайший контроль эмоций, – подумал Джек. – Это понадобится всем нам, если мы не хотим превратиться в дрожащий кисель и позволить делать с собой все, что угодно этим монстрам».

Лодка покачивалась, течение Темзы несло ее прочь, к границам захваченных территорий. Скоро она вырвется на простор и устремится через ленту пролива к пристани в Кале, откуда груз немедленно отправят в Лилль, в лабораторию Уотсона.

Удобно пристроив бритый затылок на сцепленные руки, Кларк лежал на спальном мешке. Его распирало потрясение невероятным везением, которое сопровождало его с того момента, как он приступил к воплощению плана.

«Осторожно! – Кларк одернул себя, вырвав из мечтательного благодушия. – Главное – не потерять контроль. Все идет слишком хорошо. Это может привести к беде – притупляет чувство опасности».

Гибель командира идеально вписывалась в план, поражала Кларка своей своевременностью. Словно кто-то могущественный помогал ему, крепкой рукой решительно устранял препятствия на пути даже там, где у Кларка были заготовлены способы борьбы с ними. Значит найдется, куда приложить высвободившиеся ресурсы.

«Итак, пока командование принял Боден. Он склонен к логическому анализу, но сейчас подавлен навалившейся ответственностью. Он не желал этой должности. Его реакция на рассказ о треножниках говорит о том, что он видит в нас реальную пользу, которую мы уже начали приносить, работая в отряде после «спасения». Это зарождение авторитета. Нужно, не упуская времени, укрепить позиции. Напомнить о решительности, проявленной во время операции захвата. Его там не было, он в уязвимом положении, а за нас говорят наши дела. Все было сделано нашими руками, в то время как некоторые стояли, как вкопанные, и пялились на этот мешок потрохов в консервной банке.

Опыт и еще раз опыт. Только это помогло выполнить задачу и захватить пленника. Пусть еще раз обдумают это. Только опыт и решимость помогли нам выживать в покоренном Лондоне все это время. Они все это знают и верят, что это не пустые слова».

Кларк ухмыльнулся, представив всю глубину заблуждения, в которое так легко удалось ввести людей, приютивших «артиллеристов».

«Выживать… Ха! в бункере сидеть! Чуть не помер там от тоски, ожидая, пока они наконец соберутся окопаться здесь».

Он открыл глаза и уставился в потолок. Грубая серая поверхность бетонного свода блестела сыроватыми пятнами, реагируя на перепады температур во время осенних заморозков, что каждую ночь сковывали город предчувствием зимы. Теснота и сырость.

«База не может находиться здесь слишком долго. Она годится для первого броска, для роли якоря, помогающего зацепиться. Но приближается зима, эта сырая нора промерзнет насквозь».

Мощное тело передернуло. Кларк вспомнил о теплом бункере, укрытом на такой глубине, что даже сейчас туда не проникал холод. Больше всего он тосковал по мягкому креслу, в котором провел столько дней, оттачивая мельчайшие детали плана.

«Нужно как-то заставить их сменить убежище. Причина проста, понятна и неоспорима. Тут и думать нечего, все очевидно. База больше не безопасна. на прилегающих улицах произошло уже два случая с нападением на марсиан, причем последняя из тварей исчезла, остался только искореженный металлолом. Они не идиоты – быстро поймут, что это акты сопротивления.

Что ж, мы опять выступим с инициативой, и она будет настолько притягательной, что они не смогут отказаться. и наш авторитет вырастет до небес. Пусть большинство увидит, что делают «простые солдаты», а что – их командир. К черту субординацию! Это не обязательно должна быть военная база. Сейчас время для решительных действий, и не важно, что соответствующий человек не носит надлежащего высокого звания».

Кларк понимал, что смещение командира – дело не одного дня, к этому нужно подходить постепенно, тщательно обдумывать ходы, подготавливать почву, влиять на всех участников отряда. Как никто другой здесь, он знал, что означает приобретение авторитета, и к каким последствиям оно может привести. Ради этого стоит потрудиться.

«Что ж, пора подкинуть очередную приманку. Странно, что никто из них до сих пор не подумал о подземке».

«Скоро очнется», – думал Лозье. Узнав, когда была введена последняя доза снотворного, он легко вычислил оставшееся в распоряжении ученых время.

Стеклянный куб сверкал начищенными до хрустального блеска гранями, дробил лучи слабеющего ноябрьского солнца, бросал радужные всполохи на стены лаборатории. Аквариум, как шутливо назвали его лаборанты, надежно изолировал содержимое от окружающего мира, не давая проникнуть бактериям, микробам, вирусам. Воздух закачивался через сложную систему многослойных фильтров, отсеивающих пыль, замораживающих, а затем нагревающих, чтобы избавиться от вредоносных примесей. Горячий поток проходил через дистиллированную воду, заставляя ее кипеть, и шел дальше, оставляя в череде фильтрующих слоев все болезнетворное, что таил в себе. в камеру поступала только нейтральная, безжизненная смесь газов, пригодная для дыхания. Профессор не собирался повторять прежнюю ошибку. Он надеялся, что пленник не успел подхватить заразу, пока его доставляли сюда – все-таки это не две недели на открытом воздухе.

Туша марсианина бесформенной кучей высилась посреди куба, колыхалась, словно бурый пудинг, от толчков рефлекторных вздохов. Огромные, с блюдце, глаза закрыты дряблыми веками, треугольный рот вытянулся книзу, из щели тянется струйка густой слюны, растекается по полу липкой лужицей. Щупальца спутанными клубками лежат, словно раздавленный валуном выводок змей.

Лозье поморщился, наткнувшись взглядом на вялые толстые плети, отвернулся, посмотрел на профессора. Старик откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди изучал пленника. Очки в пол-лица, седые клочки вокруг лысой макушки, губы плотно сжаты. Напряженный взгляд словно проникает в глубины клеточного строения, изучая молекулы генов, потоки обмена веществ.

– Какая, все-таки, мерзость, – не удержался молодой доктор.

Уотсон шевельнулся, увеличенные линзами зрачки нехотя повернулись к Лозье.

– Восхитительная мерзость, молодой человек, – сказал он скрипучим голосом. – Живое свидетельство величия его создателей.

Лозье вздохнул.

– А где этот ваш человек…

– Мистер Ридл?

– Да, что-то он не показывается.

– Я отправил его в карантин. Надо хорошенько его осмотреть, он нужен нам совершенно здоровым.

– Вы уже сказали ему?

– Нет.

– Чего вы ждете?

– Дадим ему время осмотреться. Надо его подготовить. Психологически. Пусть пообщается с Ирратом…

Уотсон бросал обрывки фраз, блуждая мыслями по красочным ландшафтам, в форму которых он облекал свою теорию. Ему нравилось отыскивать параллели с бесконечным горизонтом, с бесчисленным разнообразием природных форм. Практическое приложение предоставляло невиданные возможности.

– Да, наверное, вы правы.

«Старик все продумал, – Лозье отметил про себя, что все больше проникается уважением к коллеге. – Прежде, чем стимулировать мутацию, нужно убедить его в безопасности эксперимента. Пусть пообщается со своим прототипом, свыкнется, увидит, что это не монстр. Им предстоит много времени провести вместе, чтобы стать похожими. Лучше начать заранее, пока изменения еще не начали происходить».

– Но как же срок в два дня?

– Ерунда. Я уже сейчас мог бы убедить штабистов, но лучше сделать вид, чтобы они поверили в свою значимость.

– Неужели, вы настолько уверены в себе, мсье Уотсон?

– Молодой человек, – старик растянул сморщенные губы в широкой улыбке, обнажил пожелтевшие, но все еще ровные зубы. – Я никогда еще не был настолько уверен.

«Как сильно он изменился, – подумал Лозье. – Вид твари за стеклом так подействовал на него? Или он все еще скрывает какие-то тайны своего знания, которые не решается открыть мне? Как же заставить его раскрыться? Иногда он сводит с ума своей бессмысленной болтовней, невозможно восстановить ход его мыслей. а иногда скажет всего пару слов, и раскрывается такая глубина, что не знаешь, как она умещается в мозгу человека. Чертова гениальность! Ее отсутствие не компенсируешь трудолюбием. Но надо сделать невозможное».

Дверь позади них приоткрылась, чуть слышно скрипнули петли, послышался шорох одежды. Сидящие обернулись. на пороге нерешительно стоял Иррат. Белые мешковатые рубаха и штаны делали его красную кожу еще темнее, высвечивая яркие белки бледных глаз, подчеркивая черноту коротких волос. на лице отражалась внутренняя борьба, начатая еще на пути сюда. Марсианин долго готовился к встрече с пленником, настраивал себя, заставляя пересилить ужас и отвращение, клокочущую ненависть к тирану, остаться разумным существом, будущим победителем. Пока шел по коридору, силы чуть не покинули, словно сила тяжести вдруг стала не втрое больше привычной, а в пять, десять раз. Только воспоминания об одержанной в снаряде победе наполнили силой, внушили уверенность.

Вид аквариума подействовал на Иррата отрезвляюще. Он впился взглядом в стеклянные грани, словно испытывая на прочность клетку пленного монстра. Иррат никогда не видел, что делает с мягкой тушей повышенная сила тяжести. Чудовище потеряло форму, расплылось, сплющилось. в нем не чувствовалась безжалостная жестокая властность, с которой передвигались на Марсе твари, отталкиваясь щупальцами, способными ворочать только втрое меньший, чем здесь, вес.

«Он беспомощен! – Иррата наполняло ликование. – Что он сможет без своих машин? Только бессильно лаять скрюченным ртом. Пусть очнется! Пусть увидит меня, стоящего перед ним прямо и гордо. Как хочется взглянуть в его глаза!»

Иррат шагнул в комнату, приблизился к ученым, положил руки на спинки стульев. Пристально посмотрел на поверженного пленника горящими глазами, пальцы так сдавили дерево, что хрустнуло.

– Нравится зрелище, да, Иррат? – спросил Уотсон.

Иррат молча кивнул, не в силах подобрать английские слова. «Они смогли сделать это! Они выковырнули тварь из ее машины, обездвижили, доставили сюда, заперли в клетку. Что за люди эти земляне! Воистину, и Время свидетель, их ничто не остановит в борьбе! Как повезло мне, что я попал к ним, и теперь смогу помогать и надеяться на ответную помощь. Каждое их действие подкрепляет мою надежду. Я словно попал в мир, где оживают легенды и исполняются все пророчества».

– Поможете нам? – продолжал профессор. – Нам будут еще очень нужны ваши знания.

«Он будто читает мои мысли. Это не удивительно, это прекрасно, ведь у нас общая цель».

– Я сделаю все, что будет нужно, чтобы уничтожить тиранов, – ответил Иррат, тщательно подбирая слова, чтобы выразить всю гамму ощущений.

– Я познакомлю вас с одним человеком. Ему нужно узнать от вас все ваши истории, легенды, воспоминания. Вы прекрасно освоились с языком, теперь вам будет легче общаться с ним. Он должен узнать историю Марса как можно подробнее.

– Я с радостью сделаю это. Но это трагическая история.

– Он справится. Но это не все. Я хочу попросить вас… обучить его вашему языку.

Иррат и Лозье ошарашенно уставились на Уотсона. Тот смотрел на них спокойно, словно рассуждал о погоде на завтра.

– Даже так? – первым среагировал Лозье.

– Да, степень достоверности должна быть максимальной.

Иррат переварил новость, на лице отразилось сомнение.

– Мессия… – он осекся. – Амелия пыталась выучить наш язык, но не смогла. Некоторые звуки, интонации…

– Наш друг, – невозмутимо прервал его ученый, – до вторжения был актером, у него профессиональный слух и отличная память…

– Актером? Что это значит?

– Он занимался тем, что изображал других людей. Притворялся, что он – другой человек. Перевоплощался.

«Какое точное слово! – Лозье внутренне встрепенулся. – Именно перевоплощение ему и грозит. Старик даже не соврал, жаль, что марсианин так и не понимает».

– Он вам сам объяснит, Иррат, – сказал Лозье, чтобы избежать долгих разговоров на эту тему сейчас.

– Я сделаю все возможное. Но поверьте, наш речевой аппарат…

– Уверяю вас, молодой человек, он сможет. не сразу, но сможет. Вы сами увидите.

Профессор говорил медленно и спокойно, позой и жестами придавая дополнительный вес словам. Иррат увидел твердость во взгляде Доктора. Посмотрел на Лозье, тот молча наблюдал за тушей по ту сторону стекла. «Пожалуй, он говорит правду. Но ведь мать уверяла, что люди Теплого Мира не могут говорить на нашем языке, именно поэтому она учила меня. Но Доктор уже доказывал свою мудрость и силу знаний. Он вылечил меня, нет оснований не верить ему».

– Хорошо, – ответил Иррат.

– Вот и ладно. Он скоро познакомится с вами, вы должны подружиться. – Профессор повернулся к стеклянной грани аквариума. – А пока мы займемся нашим пленником. Он должен многое нам сообщить. и нам даже не придется с ним разговаривать…

«Еще бы, – усмехнувшись подумал Лозье. – Что толку с ним разговаривать. Он все равно не скажет ничего. Тварь слишком ненавидит все живое, чтобы вести с нами беседы, выкладывать секреты. Нам нужна другая информация, то, что таят в себе его клетки. Их не надо заставлять говорить».

– Вам, должно быть, тяжело находиться здесь, – сказал Уотсон Иррату. – Может быть, вам лучше зайти сюда в следующий раз?

– Это самое приятное, что я видел с тех пор, как выбросил тварей со снаряда. Но я действительно все еще устаю от ходьбы. Я слишком тяжел.

– Тогда вам лучше пойти отдыхать. До свидания, Иррат.

Марсианин устало побрел к выходу, обернулся на пороге, стараясь запомнить воодушевляющую картину, лежащее под стеклом беззащитное чудовище. на лице мелькнула улыбка. Он притворил дверь, звук медленно удаляющихся шагов затих в коридоре.

Старый ученый поднял кулак, подпер бритый подбородок, прищурясь вгляделся в пленника.

– У нас должно получиться, профессор, – произнес Лозье. – Это на самом деле может быть нашим единственным шансом одолеть их. Проникнуть в их логово…

– Больно уж сильные изменения… Выдержит ли он? – Уотсон, казалось, на миг утратил решимость.

«Сильные? – Лозье задумался. – Но наши расы очень близки. Все анализы, что мы делали в последнее время, только подтверждают это. Поразителен промысел Божий, но наука – точный инструмент, мы не могли ошибиться. Цвет кожи, чуть больше рост, размеры глаз, губ. Это встречается и у землян, даже в пределах нашего вида».

Доктор глянул на Уотсона, пытаясь найти ответ в выражении его лица. Старик переводил взгляд с округлых, колышущихся, бугристых боков чудовища на его морду, следил за изгибами гладких спутанных щупалец. Снова ушел в свои мысли.

«Свидетельство величия создателей, – вспомнил Лозье недавние слова старика. – Твари тоже – творения рук. Древние марсиане обладали знаниями, возможно, даже более глубокими, чем у нашего старика, раз сумели создать из своих клеток нечто подобное. Этакого монстра – из своих, гуманоидных клеток».

Вдруг будто дуновение ветра шепнуло в уши. Лозье насторожился, прислушался. Нет, в комнате тихо, слышно биение сердец. Что-то назойливо стучалось в сознание молодого доктора, требуя внимания. Он стал перебирать в памяти все, над чем размышлял в последние полчаса. Что-то пропущено, важное, волнующее, пугающее своей неестественностью.

«Марсиане создали чудовищ, вызвав направленную мутацию клеток своих ученых. Что сказал старик? Перевоплощение!»

Дыхание перехватило, грудь сжало тисками, тело перестало слушаться. Мысли лихорадочно заметались табуном диких лошадей, норовя снести все преграды. Что-то рушилось, будто взорванное здание, закрывая масштабы обвала могучими клубами пыли, не давая разглядеть детали. Лозье потрясенно переводил взгляд с профессора на коричневато-зеленую, маслянисто блестящую тушу, изо всех сил стараясь отогнать навалившееся откровение.

«Этого нельзя допустить! – чуть не закричал вслух, сжал челюсти до боли в деснах. – Нет, должен быть другой выход!»

– Так зачем же вы вызвали меня, профессор?

– Представьте себе, друг мой, мне пришло в голову, что мне сможет помочь только актер.

– Это то самое ваше изобретение? Что вы на самом деле придумали, мистер Уотсон?

– Придется начать издалека.

– И не забудьте пояснить, к чему такая торжественность.

Джек только что вышел из карантина, но его продолжали держать под наблюдением. Профессор позаботился, чтобы комнату Джека обставили с должной степенью комфорта, хотел показать, что Джек представляет ценность, которой надо уделить особое внимание.

Они беседовали, удобно расположившись в мягкой мебели, Джек – на обширном диване с кучей подушек, Уотсон – в кресле с обволакивающей спинкой и услужливыми подлокотниками. Столик между ними ломился от гор фруктов, извлеченных по просьбе профессора из армейских хранилищ, что создавало ореол исключительности, учитывая вид из окна. Зима с боем наступала на Лилль, обрушивала воющие ветры, порывы дождя, сковывала по ночам заморозками, днем заволакивала непроглядной пеленой набухших синевой туч. Размороженные апельсины, бананы, ананасы светились в сером сумраке комнаты словно костер в ночи, приковывали взгляд, заставляли тянуться к ним, будто действительно могли согреть протянутые пальцы накопленным за время созревания солнечным теплом.

Уотсон обстоятельно вел рассказ о своих открытиях, о бескрайней перспективе использования генов, описывал встречу с Ирратом, потрясшие до глубины души подробности марсианской трагедии. Особое внимание уделил истории перелета марсианина на Землю, его борьбе с «разрушителем воли», титаническому труду во имя избавления от ненавистных пассажиров.

Джека потрясла истинная причина всех бедствий, обрушившихся на обе планеты. Но это было так давно, что даже в легендах не сохранилось точное время роковых событий. Когда он думал о генной тории Уотсона, душа переполнялась восторгом и невольным трепетом перед мощью человеческого интеллекта. Джек отметил, что человеческие цивилизации на Земле и Марсе пошли по схожему пути, раз ученым обеих планет пришли в голову схожие идеи – проникнуть в тайны клеток.

– Вот только мы, наученные их опытом, распорядимся более разумно попавшей в наши руки силой, – ответил Уотсон. – Мы направим наши знания так, чтобы они действительно помогли нам, и не в отдаленном будущем, а прямо сейчас.

– Ваша теория поможет нам победить?

– Она уже помогает. Мне удалось стимулировать организм нашего гостя, чтобы он обратился к своей генетической памяти и воспользовался спящими резервами, защитными механизмами, которые помогают справляться с болезнями.

– Его тоже не миновала эта участь? и вы вылечили его?

– Он сам себя вылечил, я только напомнил его клеткам, как это делается.

– Но неужели вы смогли заставить изменения происходить настолько быстро?

– Это одна из замечательных особенностей моего открытия, молодой человек. – Уотсон показал сухим пальцем куда-то на потолке. – И нам предстоит еще раз воспользоваться ею.

Джек потянулся за пламенеющим в чаше апельсином, но остановился на полпути.

– Не томите, профессор, я уже пытаюсь утолить жажду знания поглощением фруктов. Имейте совесть!

– Терпение, молодой человек. Мне нужно подготовить вас.

– Продолжайте, не останавливайтесь, – буркнул Джек, разделывая апельсин.

– Вы должны были уже видеть пришельца, я имею в виду – не тех пехотинцев, а нашего гостя. Он часто прогуливается по парку, когда позволяет погода. Кстати, заметно адаптировался.

– Да, видел, но поговорить не удалось – смотрел из окна карантинной палаты.

– Как он вам?

– Внешне?

– Да, – профессор засмеялся, – внутренне вы его пока не знаете, не то что я.

– Тяжело ему. При малом весе на Марсе вымахал под два метра, там легче, а здесь – вижу, что мается, ползает еле-еле.

– Но по виду – вполне человек, правда?

– Да, только ребра растопырены посильнее…

– Это от разреженного воздуха, эволюция, знаете ли…

– А так… да, вполне. Глаза вот только заметно больше. Это отчего?

– Это для меня пока не приоритетно. Гораздо интереснее то, что наши организмы в целом очень похожи. Это наводит на размышления.

– И до чего же вы доразмышлялись?

– Что было бы, если б марсианин вырос на Земле?

– Пониже был бы немного, посильнее.

– Вы правы.

– Приспособлен был бы, в общем, к здешней жизни.

– А со стороны и не сказали бы… – Уотсон сделал паузу, прежде чем перейти к ключевому моменту. – Знаете, все указывает на то, что у чудовищ есть главный центр, направляющий их действия на захваченной территории. Логично?

Джек немного оторопел от смены темы, посидел молча, дожевал дольку.

– Ну, они же разумные существа.

– И они не ждут землян с распростертыми объятьями к себе в гости?

Джек кивнул, не спуская глаз с ученого.

– И, при всей их мощи, землянам трудно было бы добиться от них такого радушия.

Джек улыбнулся. Профессор продолжил разматывать цепочку выводов:

– А вот марсиан туда вполне пускают.

– Допустим.

– Вот только все марсиане – в пехоте, изуродованные «разрушителем воли», а единственный, который не с ними – слишком ценен, чтобы рисковать им. Я имею в виду Иррата.

– Совершенно верно.

– А попасть туда надо. Иначе мы погибнем в бесконечных стычках с треножниками, твари будут размножаться, захватывать пленников, территории, планету…

– Предлагаете бить в сердце?

– Нет, – он помедлил, для придания пущего эффекта. – В мозг.

Джек вспомнил кожистый мешок, усыпленный, безвольный, который приплыл вместе с ним с того берега. Мозг невероятного размера и способностей.

– Да, так точнее, – ответил он.

– Вот только, кому это под силу?

– Дайте подумать.

– Охотно.

Джек стал вспоминать их разговор. «Уотсон явно ведет меня к чему-то, хочет, чтобы сам догадался. Любит играть в логические задачки. Что ж, он считает, что у меня есть все данные. Мозговой центр, доступный только марсианам. Потрясающие возможности работы с генами, работы быстрой и успешной. Марсианин, адаптированный к земным условиям. Натренировать Иррата? Нет, он сам сказал, что он слишком ценен, чтобы им рисковать. Но нужен именно марсианин. Что же еще? Ах, да. Наши расы очень похожи».

– Вы хотите создать земного марсианина, не отличимого от настоящего?

Профессор восторженно хлопнул в ладоши, с задором посмотрел на Джека. Видно было, что вопрос доставил истинное наслаждение.

– Все-таки я не зря надеялся на вас. Вы на редкость сообразительны.

– Но тогда ответьте, как же создать подобное существо?

– А мы не будем создавать с чистого листа. Это слишком долго. Нас всех перебьют, если мы будем выращивать его до нужного возраста.

– Но тогда я ничего не понимаю. – Джек растерянно смотрел на собеседника, полностью запутанный, не видя решения. Рассеянным движением положил очередную дольку в рот, выдавил языком кислый сок, пожевал.

– Все очень просто. – Профессор подался в кресле поближе, заглянул в глаза. – Им станете вы.

Джек подавился, закашлялся, замахал руками, хватая воздух. Глаза налились, выпучились, словно решили сами, не дожидаясь команды, превратиться в глаза марсианина.

– Осторожнее, – воскликнул Уотсон, – вы нужны мне живым. Все только начинается.

– Но как? – смог выдавить Джек хрипло, борясь со жжением в горле.

– Это предоставьте мне. Но уверяю вас, все будет сделано как надо.

– Вы что, загримируете меня?

– Ну… – Уотсон почесал затылок, – можно и так сказать. Только загримируем каждую вашу клетку. Вы просто превратитесь. Внешне.

– В смысле?

– Мозг ваш затронут не будет. Память, опыт, личность – все останется.

– Да, вот уж грим, так грим, – протянул Джек, до сих пор не в силах представить себе ожидаемую картину. – И меня обучат, отвезут обратно, пошлют в их логово…

– Да, примерно так. Штабистам очень понравилась такая идея.

– Сыграть такую роль, в таком гриме, в таких декорациях…

– Да, я подумал, что вы лучше всего подойдете. Вы должны были оценить красоту идеи.

– Вы гений?

– Да как вам сказать… не думаю. Просто я любопытен.

«Насколько, все же, стало спокойнее, даже не верится. Когда не видишь больше эту противную рожу с усиками, этот ровный пробор. Кто решил, что это внешность героя освободителя? Какой специалист по кастингу? Немудрено, если бы фильм провалился. Даже интересно, что было бы».

Аннет задумчиво приложила пальчик к губам, взгляд отрешенный, хотя обстановка серьезная – обсуждается важное предложение. Артиллеристы, уже освоившиеся в отряде, только что попросили созвать собрание. У них есть идея, требующая коллективного обсуждения. Это касается безопасности. Новый командир тут же собрал людей.

Фирби, на правах старшего среди своих товарищей, принялся рассказывать. Голос грубый, глубокий, подчеркивающий массивность грузного тела. Лысая голова повязана грязно-серой косынкой. Старую, обтрепанную за месяц скитания форму, солдаты давно сменили на новую, привезенную партизанами. Для Фирби и Джонни чудом нашелся самый большой размер, и тот пришлось немного расшить. Солдаты сделали это сами, даже с места, где сидела Аннет, отчетливо было видно грубые стежки на предплечьях и голенищах.

«Другое дело – вон, этот, – думала Аннет. – Здоровенный, серьезный, черный как черт. Сразу видно, что мужественный человек. Вот кто старается для общего блага, предлагает что-то, что может облегчить нам существование здесь».

– Нет, я не говорю о бегстве! – излагал Фирби. – Вы доказали, что можете закрепиться здесь. Идея с форпостом была верной, я не имею ничего против. Но я считаю, что наш опыт тоже нельзя игнорировать. Мы торчали тут с самого начала, обследовали город, знаем, что тут происходит.

– Да, эти твари слишком умные, чтобы не принимать их в расчет, – вставил Джонни Кларк.

– Поблизости от базы было уже два случая с нападениями на марсиан. Уже после первого они стали очень внимательны к этому месту. – Фирби огляделся, задержался взглядом на командире Бодене. – Майор Криспин погиб именно из-за повышенного внимания патрулей.

Вздох сожаления прокатился среди собравшихся. Это было самое веское доказательство уязвимости партизан.

– А после того, как мы завалили треножник, после того, как пропал один из марсиан… – Фирби сделал паузу, чтобы дать почувствовать слушателям глубину возможных последствий. – Никто не может ручаться, что твари продолжат спокойное патрулирование.

– Да они просто начнут переворачивать все вверх дном в этом квартале, – добавил Джонни.

Многие закивали, послышались потрясенные возгласы тех, кто особенно не задумывался об обратной стороне действий партизан. Решения принимал командир, пусть и после общего обсуждения, поэтому значительная часть партизан не заботилась о чем-либо, кроме выполнения своей части работы. Выступление артиллеристов с инициативой, подкрепленное продуманными аргументами, задело людей за живое. Они увидели, что любой человек может задумываться о будущем, о безопасности базы, об успехе общей миссии.

Боден молча сидел, внимательно слушал. Он с самого начала опасался ответственности, еще когда его назначили заместителем командира. Его стихия – вооружение, подбор арсенала и хозяйственная деятельность. Стремления к командирской работе никогда не проявлял, командовать большим отрядом людей не стремился, словом, знал свои возможности.

– База становится небезопасной, – продолжал Фирби. – Нам уже тесно здесь, мы должны иметь простор для деятельности и более защищенное убежище, дающее преимущество перед врагом.

– Что вы предлагаете? – спросил Боден. Сам он не находил выхода из положения, а из штаба не поступало распоряжений и новых планов.

– Подземка, – Фирби расплылся в белоснежной улыбке. Он прямо смотрел на командира, всем видом говоря: «Что, самому это в голову не пришло?»

Боден поперхнулся, закашлялся. Поворот был столь неожиданным, что он вдруг понял, насколько не контролирует ситуацию. Это полное поражение. Он точно не готов к командирской работе. Но каков сержант!

– Браво! – воскликнула Аннет.

Она уловила идею мгновенно, во всей простоте, красоте и оригинальности. Девушка наблюдала, как меняется мнение собравшихся, как они по-новому смотрят теперь на командира и на довольно скалящегося Фирби.

«Ловкий ход, – подумала Аннет. – Едва освоился в отряде, и сразу раз – какой авторитет! Кажется, стоит присмотреться к этим ребятам повнимательнее».

Среди партизан многие выражали свое мнение так же бурно, что только усугубляло ситуацию. Боден был жалок, съежился, нахмурился, пристально смотрел на Фирби, словно ожидал еще одного удара, который добил бы окончательно. Это не ускользнуло от внимания сержанта.

– Предлагаю обсудить план переселения, – сказано было таким тоном, будто вопрос уже решен, приказ подписан, осталось заняться рутинными приготовлениями.

«Хороший прием, – отметила Аннет. – Перейти сразу к практическим, простым и понятным делам, касающимся вовлечения каждого участника. Ключевой момент сразу отходит в прошлое, эффект притупляется, начинает восприниматься как данность».

Восхищение девушки продолжало нарастать, тут было чему поучиться. в поведении сержанта видна сила, внутренний стержень, главная цель, к которой он неуклонно движется. Обостренным актерским чутьем Аннет ясно видела, что Фирби не так прост, как показалось поначалу. Это было четкое ощущение нарастающей конкуренции. Опасность для успеха ее замысла.

Лозье работал как проклятый, забыв обо всем. Сон не шел, редкие минуты забвения наполнялись кошмарными видениями. Спешка была чудовищной, словно за ним гнались полчища треножников, нависая исполинскими глыбами, грозя раздавить как таракана. Иногда кошмар приходил наяву, доктор тряс головой, стараясь снять наваждение, понимая, что это результат дикого переутомления. Спину, шею, плечи ломило, будто перетаскал весь боезапас артиллерийской батареи.

«Я должен успеть! – думал он, заставляя себя концентрироваться на главном. – Боже, как мало я еще знаю, но я должен перебороть. и вроде все доступно, все на ладони. Он даже ничего не скрывает!»

У доктора не осталось времени на выбор оптимального решения. Он доверился интуиции, она подсказала направление, ошеломила красотой спасительной комбинации. Замысел выглядел просто и изящно. Клин – клином. Он имел доступ ко всем наработкам профессора, видел, что тот готовит вирус, способный запустить мутацию. Слова Уотсона стучали в голове: «будем бить врага его же оружием!» Это было ослепительно верно и заманчиво. Лозье приступил к изготовлению собственного вируса, противоядия, защитного механизма, который должен будет вступить в сражение с кошмарным творением гениального старика. Лишь потом вскрылись пробелы в знаниях, недостаток опыта, подводила сообразительность. После двух суток без сна стала давить усталость, заставляла терять концентрацию, делать лишнюю работу, упускать важные мелочи. Держался на самовнушении.

«Человечество не должно ступить на тот же губительный путь, который загнал в рабство марсиан. Дьявол скрывается за священной целью, на древнем Марсе – за спасением планеты от гибели, на сегодняшней Земле – за спасением человечества от захватчиков. Суть одна, люди рискуют потерять контроль, сдаться под напором заманчивых перспектив, соблазниться легким, красивым решением».

Борясь с собой, чтобы невольно не раскрыть намерения, Лозье днем работал с Уотсоном, помогая создавать страшное оружие. Запоминал каждое движение, смысл, формулы, дозировки, чтобы вечером вернуться и использовать полученные знания в собственном труде, добавляя к своему вирусу новые способности для противодействия свойствам, только что воплощенным профессором. Закладывая днем средство атаки, ночью он лихорадочно изобретал средство обороны. Оставалось только удивляться, как профессор до сих пор не обнаружил следов. Впрочем, увлеченность старика делала его слепым ко всему, что непосредственно не влияло на ход работы.

Ясным солнечным утром, в один из первых зимних дней, Джека вызвали в лабораторию. Сосредоточенный, преисполненный решимостью, он вошел в святая святых – помещение, сверкающее белыми стенами, хромом стерилизованных инструментов, кристально чистыми пробирками, полными разноцветных жидкостей.

Профессор встретил его счастливой улыбкой. Ослепительно белый халат захрустел, когда ученый двинулся навстречу Джеку. Показав руки в перчатках, профессор жестом извинился, что рукопожатия не будет. Джек приветственно кивнул, поискал куда сесть. Лаборант подкатил кресло.

– Неужели готово? – Джек явно устал ждать.

– Сегодня великий день, молодой человек! – Уотсон вернулся к столу, лязгнул склянками, поправил что-то в нагромождении предметов. – Не будем затягивать. Вот, извольте.

Он повернулся к Джеку, рука сжимала простой стеклянный стакан, наполовину полный прозрачной жидкостью.

– Давайте уж, а не то передумаю. – Джек протянул руку. – Столько заставили терпеть, все эти анализы, проверки, тесты. с одним только Ирратом сколько времени в разговорах…

Он ощутил пальцами холодную поверхность стекла, взвесил стакан в руке. Взглянул, пытаясь найти что-то необычное, подобающее моменту. Жидкость чуть колыхалась, запуская по срезу сосуда сверкающие блики.

«Что тут думать? Все давно решено. Кто на свете отказался бы стать спасителем человечества? Подумаешь, другое лицо в зеркале! Так даже интереснее. Зато какая роль!»

Джек посмотрел на стоящего перед ним Уотсона. Руки в карманах халата, чуть ироничный взгляд, скрывающий напряженное ожидание. в наклоне головы, плеч – уверенность в себе.

«Даже причесался», – мелькнула мысль.

Он поднес стакан ко рту, втянул ноздрями воздух. Никакого запаха. Вытянул губы трубочкой, коснулся холодной жидкости. Осторожно вобрал в себя небольшую порцию. Никакого вкуса. Подержал во рту немного, согрел, одним глотком отправил внутрь.

– Это же просто вода! – невольно вырвалось у него.

– Великое скрывается за привычным обликом. – Старик ухмыльнулся. – Вы ждали чего-то другого?

– Я просто не знал, чего ожидать… – Джек заметно увереннее сделал пару глотков, почти опустошив стакан. Он все еще ждал необычных ощущений, прислушивался к желудку, к прохладе в горле.

– Пейте, не бойтесь.

Подопытный опрокинул остатки в рот, сглотнул, вернул пустую склянку.

– Два часа не есть, нужду не справлять. Выдержите? – Профессор глянул насмешливо, стараясь разрядить атмосферу недоверия, источаемую Джеком.

– Сделаю все возможное, – парировал Джек. Он до сих пор не верил, что все оказалось настолько буднично. Выпить стакан воды! Чего проще?

Он оглядел лабораторию. У дальнего стола приметил Лозье, столкнулся с напряженным взглядом, словно ударился о стену. Глаза доктора буравили Джека сверлами, с ним явно было что-то не так. в поисках ответа Джек посмотрел на Уотсона. Тот вернул стакан на стол, пододвинул журнал, склонился, писал что-то размашисто, шевеля в такт губами.

«Что происходит? – забеспокоился Джек. – Они что-то скрывают от меня? Но неужели с профессором что-то случилось?»

Недоверие росло, Лозье не менял позы, Джек скользнул глазами по остальным лаборантам. Обычная суета, возятся с приборами. Молодой ассистент шевельнулся, наконец оторвал взгляд от Джека, опустил голову, закрыл глаза.

«Он что-то знает! – Джек рванулся было встать, но одернул себя. – Ладно, еще успею. Нужно улучить более подходящий момент, найти его, когда будет один, расспросить. Он выглядит смертельно уставшим, может, все дело в этом?»

– Что мне теперь делать?

– Ну, пойдите, прогуляйтесь. Зайдете вечером, посмотрим на вас. – Профессор обернулся, лицо светилось удовольствием. – Все прекрасно, друг мой, не волнуйтесь.

Ридл краем глаза заметил, как Лозье вздрогнул.

«Определенно, что-то происходит», – но ждать не стал, выбрался из кресла, пошел к двери.

– Да я и не волнуюсь.

– Вот и отлично, – старик снова склонился над журналом.

Джек вышел, медленно побрел, прислушиваясь к себе, попытался отыскать хоть намек на отклонения. Ничего, просто выпил воды.

Сзади хлопнуло, он обернулся – Лозье торопливым шагом догонял его. Остановился в шаге от Джека, посмотрел прямо в глаза. Жуткая смесь эмоций выплеснулась на Ридла, поразила глубиной, многослойностью, напряжением. Джек открыл рот, но Лозье рукой остановил его, сказал резко, отрывисто:

– Вечером, после осмотра, я зайду к вам. Нужно поговорить.

Развернулся, так же спешно зашагал обратно, дверь за ним закрылась, оставив потрясенного Джека посреди коридора. Тяжелые предчувствия навалились, словно нырнул в глубину. Сделав пару успокоительных вздохов, Джек направился к себе, собираясь все время до вечера посвятить наблюдениям за своим состоянием. Тревога продолжала крепнуть, вытесняя из головы привычные мысли.

В мрачных раздумьях Джек провел остаток дня, дождался назначенного времени, как в последний бой, ринулся в лабораторию на осмотр. Уотсон пребывал в прежнем настроении, бодрился, шутил с лаборантами. Лозье сосредоточенно занимался непонятными манипуляциями на своем столе, не отвлекаясь ни на что. Джеку показалось, что ассистент внимательно прислушивается к происходящему, но тот ни разу не повернул голову.

Уотсон взял кровь из вены, посмотрел зрачки, горло. Джек вспомнил привычные осмотры, когда жаловался в детстве на боль в горле. Врачи вечно перестраховывались, прописывали что-то от гриппа. Рутинные действия немного успокоили Джека, старик заверил, что все идет как надо, утром будет результат анализов, а сейчас нечего ждать особенных изменений. Джек ушел, бросив с порога взгляд на Лозье, но тот не обращал внимания, работал, словно вокруг никого не было.

После ужина Джек вернулся в свою комнату, растянулся на диване, прикрыл глаза, привычно прислушался к телу. Ничего, только в животе урчит.

В дверь деликатно постучали.

– Войдите! – Джек рывком сел.

Появился Лозье, оглянулся в коридор, словно боясь слежки, шагнул внутрь, тихо прикрыл дверь.

– Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно.

Доктор присел в кресло. Джек обратил внимание, что тот держал в руках стакан, точь-в-точь такой, как в лаборатории, когда доктор поставил его на столик перед собой. в стакане плескалась прозрачная жидкость, Джек нахмурился.

– Я должен вам рассказать кое-что, – сказал Лозье. Он не скрывал волнение, пальцы заметно подрагивали, глаза ощупывали Джека. Вопросительно подняв брови, Джек пригласил гостя начинать.

«А что если он сойдет с ума раньше, чем я скажу про свою идею? – этот вопрос мучил Лозье, но проверить это можно было, только начав разговор. – Выхода нет, я уже здесь».

– Профессор солгал вам.

– В каком смысле?

– Он ожидает другой результат.

– Но ведь превращение…

– Превращение, – Лозье скривился, – превращение будет, но другое. Если вы не позволите мне вмешаться.

– Вмешаться в эксперимент? Что вы затеяли? – Джек вскочил и подошел к сидящему гостю.

Лозье поднял глаза, умоляюще посмотрел:

– Я все объясню, дайте мне пять минут.

– Что вы принесли? – Джек ткнул пальцем в стакан.

– Все по порядку, вы позволите?

– Черт знает, что происходит… – Джек вернулся на диван, плюхнулся на подушки. – Выкладывайте быстрее!

– Мсье Уотсон, безусловно, гениальный ученый, его теория… Но, боюсь, он проводит не совсем тот эксперимент, о котором сказал вам. Его поддерживают в штабе, я не мог открыто препятствовать ему, это дело спасения всего человечества, как они думают…

Лозье перевел дух. Рассказ давался ему с трудом, хотя он готовился к нему очень тщательно, подбирая слова, формулировки, чтобы добиться наилучшего эффекта.

– Мутация запущена, анализы подтверждают это. Но это не та мутация…

– Не марсианин, что ли? Что за ерунда?

– Марсианин, но… не тот.

«Вот сейчас мы и увидим, чего он стоит», – отрешенно подумал Лозье.

Джек вдруг закрыл лицо руками, откинулся спиной, шумно вздохнул. Медленно опустив руки, он долго пытался сфокусироваться на госте, проговорил:

– Вы с ума сошли?

– Нет. и надеюсь, что вы не сойдете и дослушаете до конца. Логика движет профессором, только логика. Превращение в чудовище будет гораздо эффективнее, вероятность провала практически будет сведена к нулю. Гуманоиды… мы не знаем, какие законы действуют в их логове. Возможно, туда даже нет доступа никому, кроме самих тварей. Зачем рисковать? Он полагается на вашу сознательность и силу воли. Разум ваш сохранится, это не ложь. а вот облик… профессор подготовил другой.

– Это безумие. Уотсон? Это действительно его идея?

– К сожалению, это так. Штабисты вне себя от счастья – это лучший из диверсантов, который только может быть. Идеальное оружие.

– Чудовищно, – Джек зажмурился.

– Именно так. в точности.

Джек вдруг живо представил себе картину. Чудовище неторопливыми движениями подготавливает инструменты, по ту сторону стенки шкафа бьется в конвульсиях от отчаяния человек, схваченный крепчайшими зажимами, иглы впиваются в вены, баллон наполняется густой, маслянистой, красной жидкостью, текущей по прозрачным трубкам. Чудовище соединяется с аппаратом, не дожидаясь, когда баллон закончит наполняться, начинает жадно поглощать, перекачивать себе кровь, дрожит, словно желе, ухает от удовольствия, пучки щупалец извиваются, грузное тело наливается сытостью, с треугольной губы срывается капля тягучей слюны. Чудовище зовут Джек Ридл.

– Но вы сказали, что собираетесь вмешаться… – Джек вспомнил о соломинке и ухватился за нее, изо всех сил подавляя приступ тошноты.

– Я тайно готовился к этому. Я не мог помешать до начала эксперимента, это выглядело бы саботажем, предательством. Но я подготовился. Мне удалось сделать противоядие, антивирус. Вы ведь помните, что объяснял профессор о своем методе?

– Да.

– Я рискнул сделать то же самое, только направить свой вирус на борьбу с этим. У меня все еще есть сомнения, но медлить больше нельзя. Я вынужден действовать, пока реакция не зашла слишком далеко.

– Но что же будет потом?

– Мне кажется, я знаю. Обнаружится сбой в работе вируса Уотсона. Его теория первый раз проверяется на практике в таком масштабе. Может случиться все, что угодно. Он будет вынужден начать все заново, все проверять, пересчитывать. Он же свято уверен в своей непогрешимости. Пока оправится от такого удара, пока предпримет меры… Главное, что это даст вам шанс. Вы сможете заявить, что не желаете больше продолжать. Он не посмеет предложить вам попытаться еще раз, с другим вирусом. Если ему вообще разрешат продолжать.

– Это возможно?

– Генералы спишут все на безумство гения, вернутся к проверенным средствам. Этот русский инженер, которого вы спасли, изобрел потрясающее оружие – вот за что они могут зацепиться. Воевать с помощью искусственных вирусов – это же смешно, если подумать.

– Да уж, – Джек нервно усмехнулся, но от сердца немного отлегло. Слова Лозье звучали вполне убедительно. По крайней мере, для Джека, в его теперешнем состоянии.

«Но как? Как это может быть? – Джек метался, бросаясь рассудком в разные стороны, старался ухватить всю громаду обрушившихся на него откровений. – Персифаль Уотсон, гений, стремящийся спасти человечество… и таким путем? Чем же это лучше того, что сделали марсиане? Неужели это судьба каждого, кто прикоснется к знанию о наследственности, о назначении генов? Так вот, что он скрывал все это время! Его идея, его предложение, которое спасет мир. Как страшно! а этот молодой ученый, которому открылось чудовищное знание, не испугался пойти наперекор, разрушить карьеру, рискнуть всем… Что за мужество! Вот не знаешь, где найдешь… в нас столько общего. Я решился на этот эксперимент, отринув все, а он решился тоже, и не менее отчаянно. Да, похоже, он говорит правду. Война не может быть выиграна такими средствами. Я должен присоединиться к нему».

– Просто выпейте это. Это все, что я могу сделать для вас, – сказал Лозье, заметив, как загорелся огонек в глазах собеседника. Он знал, о чем говорит подобный огонек.

Человек в белом, плотно облегающем костюме стоит в окружении толпы. Люди держатся на расстоянии, давая простор для движений, окружают плотным кольцом. Лица сливаются в сплошную ленту неровного кружева, она опоясывает человека, чуть извивается, переливается оттенками кожи. Все напряжены, боятся пропустить мельчайшую деталь.

Перед человеком возникает ослепительный золотой шар, пульсирует, чуть приплясывает в воздухе. Шар срывается с места, уходит в высь. на его месте рождается прозрачная, сверкающая ледяными гранями призма, уносится догонять шар, ложится на прочерченный золотым сиянием овал. Фигуры пытаются догнать друг друга, но расстояние между ними неизменно. Человек следит за полетом глазами, тело расслаблено, поза спокойна.

Неуловимым броском призма прыгает за шаром, но в образовавшемся разрыве возникает черный цветок, раскрывшийся сотней бархатных лепестков. Равновесие восстановлено. на лицах зрителей появляются улыбки одобрения, эффектное начало нравится, но они ждут большего.

Стремительно, давая прежним фигурам сделать всего пару кругов, в хоровод врываются все новые и новые предметы. Их разнородность только сильнее раззадоривает публику, многие начинают хлопать в ладоши. Круг больше не вмещает всех предметов, он раздвигается, едва не касаясь пола. Теперь в бешеном хороводе гонятся друг за другом бумажный кораблик, вереница чашечек кофейного сервиза, стул с витиеватыми деревянными ножками и плетеной спинкой, свеча с нервно бьющимся пламенным язычком, колесо от велосипеда.

Рукоплескание сливается в единый шум, слышны возгласы, детский смех. Жонглер невозмутимо разглядывает безумный круговорот, удерживая его, казалось бы, всего лишь силой мысли. Дружный, монолитный вздох удивления накатывает от толпы словно морская волна. К хороводу присоединяется книжный шкаф, набитый томами в разноцветных переплетах. Завихрения воздуха от пролетающих вещей колышут черную прядь на лбу жонглера. Предметы реальны, шкаф поскрипывает, спицы в велосипедном колесе со свистом режут воздух.

Публика в восторге, овации не стихают, успех номера феноменален. Вдруг летящие предметы исчезают, оставляя после себя лишь завихрения бурлящего по инерции воздуха, и в круге остается только человек в белом. на его лице наконец появляется осмысленное выражение, проявление эмоций. Губы чуть тронуты улыбкой, глаза едва прищурены. Он делает медленный глубокий вдох.

Джек разлепил веки. Теперь добавился шкаф. Сон в очередной раз расширился, дополнился деталями, но суть была все той же.

Он прислушался к себе. Тело расслабленно лежало на мягком диване, Джек по-прежнему был в своей комнате, в обстановке ничего не изменилось. в организме тоже. Оставалась еще одна ритуальная проверка. Он скинул одеяло, поднялся, прошел в ванную. Без удивления изучил картину в зеркале – темноволосый мужчина, около тридцати. Усталые, не до конца оправившиеся ото сна глаза, подстриженные усики топорщатся, примятые подушкой, на щеках щетина. Расправил плечи, потянулся, хрустнули суставы. Облегченно вздохнул, привычно, не задумываясь, стал умываться.

«Что ж, теперь можно уже не ждать. Лозье оказался прав, слава Богу. Как бы отблагодарить его? Что можно дать человеку, спасшему тебе жизнь? Есть ли адекватный ответ?»

Иногда Джек позволял себе вспомнить, какой участи удалось избежать с помощью молодого доктора, рискнувшего всем ради сохранения человечности в некоем Джеке Ридле. Представив себя однажды тварью, сосущей кровь у обездвиженной жертвы, Джек уже не мог отделаться от этого кошмара. Он старался заглушить его в себе. в последнее время, воспоминание приходило все реже, но полностью не исчезло. Джек лишь научился рефлекторно переключаться на мысли о чем-нибудь другом. Этого удалось избежать, это в прошлом. Но надо подумать и о будущем.

«Скоро все это закончится. Теперь неудача очевидна всем, эксперимент будет прекращен. Может, сегодня? Но что же делать дальше? Я не могу остаться здесь. Встречаться с профессором после того, что он задумал сделать со мной? Найду ли я силы для этого?

Уехать домой? Но мой дом в Англии. в изувеченной, опустошенной, чудовищно растоптанной стране, где хозяйничают безжалостные твари. Уехать в другую страну? Но куда? Весь мир замер в ожидании прорыва чудовищ с острова. Европа собирает последние силы. от более удаленных областей мы до сих пор не получили ответа. Что там происходит? Даже мистер Чи не рискнул возвращаться в Китай. Нет, это будет бегство. Очередное, позорное, трусливое бегство от смертельной угрозы. не таким ли образом я оказался здесь?

Все ищут способ победить в этой войне. Все на свой лад, даже Уотсон, будь он проклят в своем безумстве, но и он стремится найти выход. а что же я? Уехал с базы, не сумев приспособиться, найти свое место. Надеялся на что-то важное, что случится здесь, в Лилле, а что получил? Метнулся из ада в ад, но который из них оказался горячее?

Нет, нельзя отступать от своей цели. Она никуда не исчезла, просто временно отошла на второй план, заслоненная более яркой перспективой. Это оказался обман. Что ж, пусть так. Это всего лишь ценный опыт, надо заставить его служить себе, чтобы дальше идти еще увереннее в успехе».

Джек принял решение достаточно легко. Сказывалась тренировка, умения, выработанные за время последних мытарств. в этом было даже что-то привычное. Скоро все и вернется на привычные места. Страшный эпизод, который удалось пережить, уйдет в прошлое. Только нужно набраться терпения и довести все здесь до конца. Чтобы не иметь к себе претензий. Ради собственной совести.

«Раз судьба не дает в руки шанса на решительный прорыв, придется карабкаться, ползти, вгрызаться зубами, цепляться ногтями. Лишь бы вперед. Медленно, но верно. Приближать победу примитивно, день за днем, отдавая себя, рискуя жизнью, убивая врагов одного за другим. Сопротивляться хоть как-то».

Обрывок сна снова ворвался в бодрствующий разум. Перед ним кружились фигуры, стараясь догнать друг друга в бесконечном цикле. Но он отчетливо понимал, что они всецело в его власти. Словно каждый предмет зажат в невидимый кулак, будто у Джека сотня рук, каждая крепко держит свой предмет и ведет по назначенному пути, как по рельсам, не сбиваясь, уверенно, и не чувствуя усталости. и в любой момент он может сделать с ними все, что угодно. Но его пока интересует только круговорот, простое движение, вызывающее предсказуемую реакцию у публики.

Уотсон делал последние приготовления к осмотру Джека. с минуты на минуту тот должен был прийти в лабораторию. Рядом деловито суетился Лозье, переставлял склянки, скрывал напряжение тем, что насвистывал незатейливую мелодию.

«Волнуется, – подумал Уотсон. – Это хорошо. Стресс часто идет на пользу, помогая свершиться тому, что должно произойти».

Джек постучал, вошел, не дожидаясь ответа. Тщательно выбрит, причесан, аккуратно застегнут на все пуговицы.

«Интересный момент, – отметил профессор. – Подчеркивает свою человечность? Уделяет особое внимание мелочам, имеющим отношение ко внешности? Надо не забыть обдумать эту особенность. Раньше за ним такого не замечал».

– Доброе утро, дорогой мой! – Уотсон раскинул руки и шагнул к Джеку. – Прекрасно выглядите, очень за вас рад.

– Здравствуйте, – ответил Джек, тщательно скрывая внутреннее напряжение. «Что за лицемерие! Говорить теперь о внешнем виде!»

– Располагайтесь, – старик пригласительно указал на кресло. – Процедура вам знакома, ничего не изменилось.

«Вот именно, – съязвил про себя Джек. – Ничего не изменилось. Неужели это совершенно не бросается в глаза? Когда он заговорит об этом?»

Он молча сел, принялся закатывать рукав рубашки. Показался сгиб локтя, испещренный, как у наркомана, красными точками уколов от многочисленных заборов крови на анализ. Доктор Лозье подскочил, четким движением воткнул иглу. Он склонился над Джеком так, что его лицо было видно только пациенту, подмигнул, рот дернулся в улыбке.

– Кажется, все идет по плану, – спросил он. – Да, мсье Ридл?

– Вам виднее, – буркнул Джек.

– Я просто уверен в этом, – прошептал Лозье. – Скоро все решится. Осталось не долго.

Джек посмотрел, как шприц наполняется густой красной жидкостью, что-то неразборчиво промычал. Когда Лозье отошел, Уотсон склонился к Джеку и сказал:

– Дайте-ка взглянуть на вас.

Он посветил фонариком в зрачки, заглянул под веки, померил пульс. Блестящим молоточком проверил рефлексы.

– А теперь, молодой человек, посмотрим на интересные картинки.

Уотсон сходил за папкой, принес, положил на стол, сел напротив Джека. в папке была пачка белых листков, размалеванных хаотичными кляксами, цветными пятнами, линиями, фигурами. Иногда попадались фотографии и даже короткие обрывки текста. Уотсон поочередно показывал Джеку листы, задавал дурацкие вопросы, записывал в журнал. Джек поначалу внимательно изучал рисунки, отвечал, тщательно обдумывая. Профессор хмыкал, иногда довольно крякал, писал, не пропуская ни слова.

Через некоторое время Джеку начало надоедать. Он ощутил раздражение, готовое вырваться наружу, но решил подавить его. Картинки профессора перестали вызывать интерес. Он отодвинул восприятие зрительной информации на второй план, больше усилий уделив борьбе с нервозностью. Ответы Джека стали быстрыми, автоматическими, короткими. Профессор заметил это, поднял на Джека глаза, забавно увеличенные толстыми линзами, секунду вглядывался в лицо Джека. Затем, крякнув еще сильнее, продолжит эксперимент. Рука старика писала все быстрее, стараясь успеть за ответами Джека.

Ему удалось сохранить самообладание. Листы кончились, профессор сложил их в папку, убрал, полистал журнал, перечитал некоторые места. Джек устало откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.

«Ну теперь, наконец, он отстанет от меня? Что за странные манипуляции? Очевидно же, что все идет не так, как он рассчитывал. Почему бы не признаться во всем сразу, это помогло бы избежать позорного лицемерия, которым он сейчас занимается».

– Ну, молодой человек, порадовали вы меня, – сказал Уотсон и отложил журнал. Теперь он с довольным видом смотрел на Джека. – Даже добавить нечего. Задерживать вас больше не могу, идите, отдыхайте, делайте, что хотите.

«Больше всего я хочу покончить с этим фарсом! и убраться отсюда поскорее».

– До свидания, профессор, – сухо ответил Джек и поднялся.

Снова подошел Лозье, протянул руку. Молча попрощались рукопожатием, Джек вышел.

Профессор деловито потер ладони. Удовлетворение явно читалось на его лице, он снова взял журнал и пошел в дальний угол, чтобы спокойно еще раз перечитать записи. Лозье в замешательстве наблюдал за ним.

«Что происходит? – он терялся в догадках. – Что это такое? Бравада, гордость? Старик впал в юношеский максимализм, выдает желаемое за действительное? не может же быть, чтобы он не видел, что все идет не по его сценарию. Или это хорошая мина при плохой игре? Он стремится сохранить свое лицо, удержаться на месте, боясь быть выброшенным отсюда? Но скоро все станет известно штабистам. Они давно не проверяли нас, пора бы уже устроить расспросы».

Лозье отошел к своему столу, плюхнулся на стул, тупо уставился на полированную плоскость. Что-то витало в воздухе, словно слабый аромат, но концентрация настолько незначительна, что невозможно определить источник. Намек на намек на подозрение.

«Откуда в нем такая самоуверенность? Неужели старик сошел с ума и занимается самовнушением, все больше отдаляясь от реальности? Это уже начинает граничить со слепотой. Делать комплименты о внешнем виде человеку, которого намерился превратить в… – Лозье передернуло. Волнение подкатило, грозя выдать себя в жестах, интонации, принимаемых решениях. – Нужно замаскировать свое состояние. Иначе все сорвется».

Доктор встал, состроил целеустремленную мину на лице. Подошел к лаборанту, спросил о чем-то, касающемся анализов. Выслушал ответ, кивнул, двинулся к двери скорым шагом. Прямая по-солдатски спина скрылась за дверью.

Уотсон украдкой поглядывал на молодого доктора. Склонившись над журналом, он не читал, а наблюдал за реакцией коллеги, отмечая мелкие движения, позы, характерные особенности построения фраз.

«Парень, кажется, очень доволен, – думал Уотсон. – Это хорошо. Он проделал отличную работу. Даже удивительно, насколько ему удалось быстро усвоить все, что я обрушил на него по моей теории. Понимание сущности генов не каждому под силу. Определенно, у него огромная перспектива. Только вот как узнать, насколько он способен выдерживать удар? Как жаль, что этого не избежать. Надо как-то суметь помочь ему пережить это испытание. Ошибки нелегко признавать, еще труднее делать из них правильные выводы. Но он нужен мне, я даже не надеялся, что появится такой способный ученик».

Профессор устало закрыл глаза, снял очки. Машинально протер стекла о полу пиджака, вернул на место. Сморщенной старческой рукой провел по щеке, подбородку. Старая проблема так просто не давалась.

«Что же сделать? Доброта, великодушие, сочувствие? Возможно. ни в коем случае не давать ему увериться в том, что весь мир против него. Мало ли что взбредет в молодую горячую голову. Такой груз знаний может сломить, если не поставить подпорку. Он так дерзок в своих поступках, целеустремлен. Надо же, решиться на такое! Хорошо, что удалось вовремя найти выход. Но без шокирующего удара не обойтись. Как ни прискорбно, но все идет именно к этому. Но еще есть время, чтобы придумать способ решения нашей проблемы».

Кларк торжествовал. Давно уже не ощущал себя на коне, в родной стихии – управление подчиненными, принятие важных стратегических решений, поддержание статуса лидера. Сидя в бункере, вынашивая план, он направлял всю энергию на самого себя. Усилия оказались вложены не напрасно. Эффект был великолепен, гораздо мощнее ожидаемого.

Он вальяжно прохаживался по широкому, уходящему в даль пространству, занятому теперь партизанской базой. Глория-Холл, ближайшая к их прежнему укрытию станция лондонской подземки, гостеприимно приняла отряд, предоставила невиданные до тех пор просторы, способные вместить десять таких отрядов. Перроны и идущий между ними пассажирский проход сливались в единую площадку, станция была из новых, простейшей конструкции, без архитектурных излишеств. Все пространство отлично просматривалось, в одном из концов виднелась лестница, поворачивающая за угол, уходящая наверх, к наземному вестибюлю. Вестибюль был давно разрушен. Блочные перекрытия современного дизайна громоздились грудой, перекрывая спуск, незаметно сливаясь с окружающей разрухой, царящей в этом районе Лондона.

Разведчики проверили все закоулки и служебные ходы. в помещениях, обычно скрытых от пассажирских глаз, расположились склады, столовая, совещательная комната. Огромное пустое пространство перрона тоже не пустовало. Его решили отвести для размещения спасаемых местных жителей, которые периодически, по нескольку человек попадались партизанам во время вылазок. Иногда приходилось вступать в короткие бои с мародерами, но Кларк был безжалостен к ним. Это было наилучшей маскировкой.

Если встреченные люди не были сумасшедшими, давно утратившими связь с реальностью, если они не выжили лишь чудом, из-за своей паранойи умудрившись не попасть на глаза патрулям, им находилось место среди партизан. Тех больных, которых уже не спасти, Кларк приказал добивать. Это было трудным решением, как казалось окружающим, но аргументы он придумал слишком убедительные, чтобы нашлись несогласные. в критический момент в отряде не должно быть ни одного ненадежного человека. Требовать дополнительного рейса подводной лодки, чтобы перевозить в Европу умалишенных – штаб не пойдет на такое.

Сейчас все силы направлены только на укрепление позиций и продвижение вперед. Подготовка плацдарма для наступления, создание новых видов оружия, проверка их в сражении. Внезапные короткие вылазки, болезненные уколы, мгновенное исчезновение нападающих. Разветвленная сеть канализационных туннелей, путей подземки, соединяющих надежно укрытые под разрушенным городом станции метро – идея использовать все это действительно была превосходной.

В штабе восприняли известие восторженно, оценили поступок артиллеристов, предложивших идею переселения. Кларк мгновенно получил необходимую ему поддержку сверху и признание тех, кто был рядом. Боден с облегчением вернулся к исполнению обязанностей заместителя по оружейной части, не выказывал и тени недовольства или недоумения по поводу того, что руководить базой поручено бывшему сержанту. Ситуация была настолько нестандартной, враг – настолько нетипичным, стратегия – непривычной, что не приходилось удивляться, что управлять доверено человеку, показавшему необходимые для этого способности. Кларк постарался сделать эти способности очевидными и не упускал случая, чтобы подтвердить и укрепить свое право. в его руках сосредоточена теперь сила, сравнимая с той, что была до нашествия марсиан. Только теперь это официальное войско, присланное сюда из Европы, выполняющее великую миссию.

Услышав знакомый шум, он остановился. в туннеле показался отблеск луча фонаря, освещавшего путь небольшому отряду. Через минуту под грохот железных колес на станцию вкатилась вагонетка с тремя солдатами, везущими аккуратно уложенную кучу мешков. Распределение сил по соседним станциям уже требовало налаживания регулярного сообщения между образовавшимися подразделениями.

На главной станции, где размещался Кларк, обнаружилось подземное депо, где стояли несколько поездов, грузовые вагонетки. на складах, в мастерских путейщиков хранилось множество инструментов и запасов запчастей, подручного ремонтного материала. Все пустили в ход, чтобы оснастить базы с должной тщательностью, получить собственные производственные мощности, обрести дополнительную порцию независимости. Все ради оперативности, мобильности и скрытности. Каждый рейс подводной лодки был риском. Партизаны до сих пор не знали, насколько внимательно марсиане наблюдают за Темзой и прибрежной линией Ламанша. на Марсе были каналы, но не было морей и океанов. Люди не знали, догадываются ли чудовища об их способности перемещаться под водой.

«Совсем скоро мы будем полностью готовы, – раздумывал Кларк, – чтобы проводить более крупные операции. Наступает момент для решительного броска. Осталось только дождаться нового оружия, обещанного штабом. Почему не сообщают, что это будет за оружие? Боятся нарушить секретность? Но почему? Мы не давали повода подозревать нас в разглашении секретов. Да и кому? Чудовищам? Ничего не понятно, а выяснить, задавая вопросы штабистам – невозможно. Подозреваю, что они исчерпали доверие, разрешив организовать местную жизнь по моему плану. Теперь будут ждать результатов. и мы дадим эти результаты! Лишь дождемся оружия, ведь уже сообщили, что пришлют со дня на день».

– Ну что, командир, груза все нет? – звонкий женский голос вывел его из задумчивости.

Кларк обернулся. Погруженный в размышления, он не заметил, как его догнала Аннет.

«Интересно. Сколько раз уже замечаю, что она будто читает мои мысли. Неужели так бывает? Что это, совпадение мироощущений?»

– Не терпится в драку? – спросил он, сам того не зная, подражая Криспину.

– Неужели, я настолько кровожадна?

«В последнее время девчонка проявляет такую активность, что хватило бы на десять мужиков. Если бы все были такими! не так уж тут много женщин, но с остальными все ясно – приплыли с первой партией или попались нашим разведчикам. и те и другие не рвутся в бой. Они либо на кухне, либо в таком ужасе от происходящего наверху, что их туда пинками не выгонишь. а Аннет, насколько я понимаю, примчалась сюда по своей воле. Интересно, что ей движет? Совпадения мироощущений…»

– Надеюсь, не больше чем я, – Кларк нахмурился. Смутное ощущение замаячившей на горизонте угрозы повлияло на настроение, добавило мрачных красок, толкнуло течение мыслей в новое русло.

«Расслабляться не следует. Власть всегда притягивает. Ввязавшись в гонку, вынужден оглядываться назад. Хорошо догоняющему – преследуемые впереди, всех видно, можно планировать атаки. Лидер гонки должен работать на два фронта. Сзади опасность не меньшая, чем впереди. Как незаметно подкралась сейчас девчонка…»

Аннет заметила помрачневшее лицо командира, мгновенно сменила тон.

– Ну что ты, разве здесь кто-нибудь может быть больше тебя? – перевод разговора в шутливую форму был ее излюбленным приемом.

Чуть-чуть лести, прикрытой толстым слоем двусмысленных подначек. не придерешься – остроумная, неунывающая девушка, способная найти каплю веселья в любой тяжелой ситуации. с тех пор, как в отряде новый командир, Аннет получила заметно больше свободы по части влияния на принимаемые в отряде решения. Укрепление влияния на коллектив достигается не только через волевые решения и выполнение авантюрных планов. Если нельзя силой и внушительным внешним видом…

Все время, пока длился этот странный эксперимент, состоящий из сражения слившихся в напряженном клинче двух противодействующих вирусов, Джек беседовал с марсианином. Иррат оказался удивительным собеседником. За многие недели пребывания в обществе людей, он довел знание языка до совершенства. Свистящий акцент почти полностью исчез, только изредка прорывался в моменты особенного волнения. Запас слов загадочного гостя был неожиданно обширным. Он впитывал в себя новые знания, понятия, определения, напоминая земного ребенка, осваивающего родную речь.

Поначалу Джек относился скептически к распоряжению Уотсона. Заранее уверив себя в успехе задуманного доктором Лозье, Джек смирился с тем, что для виду придется изобразить активное участие в программе Уотсона. Она предписывала изучение всего, что может поведать гость. Все легенды, предания, рассказы о собственном опыте и описания бытовых сцен жизни на Марсе должны были снабдить Джека знаниями, которые могут пригодиться во время выполнения ответственной миссии. Вот только Джек-то знал уже, что никакой миссии не будет.

Тем не менее, он разговаривал с Ирратом, слушал, уточнял, задавал вопросы. Однажды марсианин замолчал, что-то вспоминая. Джек терпеливо ждал, поглядывая в окно, где все застилал молочно белый утренний туман. Первые ряды облетевших кленов еще можно было различить, черные силуэты на белом фоне. Более отдаленные деревья тянули из тумана костлявые изломанные руки, словно молили о помощи, утопая в мутном мареве.

«Какая жуткая влажность, – думал Джек. – Интересно, Иррат нормально переносит наши условия? Насколько я понял, с водой на Марсе большие проблемы. Нужно получше расспросить его о климате. Среда обитания оказывает сильное влияние на психику, чувства, восприятие окружающего мира. Я и сам был бы другим, родись я в сибирской тайге».

– Джек, что такое актер? – спросил Иррат.

От неожиданной смены темы Джек не нашелся сразу, что ответить. Удивленно моргнул, хмыкнул.

– А какое это имеет отношение…

– Доктор сказал, что вы актер, поэтому вам будет легче пытаться выучить мой язык.

– Выучить язык? – Джек опешил. «Уотсон не предупреждал об этом. Неужели забыл? Странно, это сильно подкрепило бы его аргументы, добавило бы правдоподобности обману».

– Доктор сказал, что вам это очень пригодится. Почему вы удивлены?

– Наверное, он забыл меня предупредить. Что ж, надо будет поговорить с ним. а вы можете меня научить?

– Мессия пыталась выучить язык, но это ей не удалось. Доктор сказал, что вы актер, и, значит, у вас получится.

– Ну, актер – это…

«А что это такое? – Джек замолчал. Оказалось, что за всю жизнь он не задавал себе таких вопросов. Это было что-то само собой разумеющееся, не требующее влезания в глубины смысла. – Я актер, но чем я занимался? Снимался во второсортных фильмах, в сотый раз обсасывающих бессмысленные подвиги доведенных до крайности ребят, едва не сошедших с ума при виде испепеляющих все треножников? Изображал героев войны, которые никак не влияли на ее исход? Спасая блондинок, брюнеток, шатенок – кого там еще? – из лап кровожадных чудовищ, напрягая последние силы так, что лопались жилы, уничтожал треножник, собирающийся случайно наступить на свою жертву. Что за бред! в конце концов, все эти фильмы – только лишнее доказательство того, как мы были слабы и беспомощны. Всех победил вирус, ура! Наши жертвы были напрасны! Мы могли бы зарыться в норы и подождать пару недель! Вот такой я актер».

Джек испугался, что длинная пауза выставит его в негативном свете, надо было что-то отвечать.

– Актер рассказывает людям сказку. Говорит, показывает что-то такое, что обычный человек никогда в жизни не совершит. Люди любят представлять себя на чужом месте, особенно, если это связано с приключениями, геройскими поступками, сильными переживаниями. Знаете, Иррат, жизнь на Земле очень скучна. Нам приходится развлекать себя такими вот выдуманными историями, чтобы представить себя внутри каких-то событий, которые не могут произойти в реальной жизни. Я, например, показывал людям, как вели себя отчаянные смельчаки, пытавшиеся бороться с чудовищами во время их первого появления. Это было популярно. Молодежь не видела войну, мирная жизнь не обещала никаких новых сражений. Они хотели увидеть, как все могло бы быть, окажись они в такой же ситуации. Хотя, конечно, если бы они оказались там, в прошлом, то вели бы себя совершенно иначе…

«Как я сам, – подумал Джек. – Я оказался не лучше своих зрителей, которых просмотр фильмов о героях ничему не научил. Ради чего я старался? Тот же Криспин не из-за просмотра фильмов оказался способным на свой поступок, вовсе нет. Просто это есть в душе. Или нет».

– Вы притворялись другим человеком, рассказывая свои истории?

– Да, можно сказать и так.

– Но это же потрясающе! Мы только передаем друг другу тексты наших легенд, запоминаем их, чтобы не забыть нашу историю. а ваш способ гораздо более сильный. Вы историю оживляете.

«Вот и еще один слепой поклонник кинематографа! Что же будет, если мы покажем ему какой-нибудь фильм? Он, вероятно, примет все за чистую монету. – Джек улыбнулся. – Странно, что ему никто до сих пор ничего не показал. Война отвлекла все силы».

– Так при чем здесь актерство, если вы должны научить меня языку?

– Теперь я не понимаю. Доктор сказал, что это вам поможет.

– Ну, если уж доктор сказал, – Джек картинно развел руками.

«Он мне тоже многое что сказал. Однако верить всему – оказалось смертельным аттракционом. Молодец все-таки этот Лозье! и как он его раскусил?»

– Давайте попробуем, – с готовностью закончил Джек. – Раз это входит, оказывается, в программу нашего общения.

– Но я предупреждаю, это может оказаться невыполнимо. Строение нашей гортани несколько иное…

«Уотсон и ему задурил голову! Представляю, какое было бы у меня строение гортани! Тогда марсианская речь сама из меня рекой полилась бы! Вот только успел бы я к тому моменту выучить такие ругательства, чтобы описать все, что я думаю о нем?»

– Тогда, в качестве первого урока, скажите мне, Иррат, как звучит на вашем языке «ты коварный, сумасшедший сукин сын»?

Беседы становились все более долгими. Еще во время второй встречи Джек заметил, что рассказы Иррата начинают интересовать его, независимо от чужих распоряжений. в них было столько боли, страданий, героизма, самоотверженности, что Джек едва сдерживал себя, чтобы не дать волю чувствам. Актерское воображение живо рисовало ужасные картины рабского угнетения марсиан, чудовищных ошибок, совершенных ими. Джек словно своими глазами видел происходящее в переполненных бараках, когда трясущиеся от страха рабы отворачивались, чтобы не смотреть, как сородичи, выбранные по жребию, покорно исчезают за дверцами шкафов, вываливаются оттуда через минуту бездыханными, до прозрачности бледными телами.

Подкрепляемые фразами на родном языке Иррата, истории получались еще более выпуклыми, объемными, многослойными. Они врезались в память Джека, обжигали, оставались рубцами.

Ненависть к чудовищам кипела в Джеке с той же силой, с которой Иррат выплескивал ее на благодарного слушателя. Джек как никогда раньше понимал, что марсианам надо помочь избавиться от тяжкого ига. Раньше Джек просто принимал к сведению, что есть марсиане, которые стремятся к освобождению своей планеты, что один из них прилетел в снаряде и рассказал обо всем людям. Но тогда Джек был поглощен тем, что происходило вокруг. Земля страдает от захватчиков, и все силы следует бросить на собственное спасение. Теперь Джек видел – Иррат прекрасно понимает это и целиком на стороне людей. Никакой помощи не дождется Марс, если люди не одолеют чудовищ у себя на родине. Борьба с чудовищами наполнилась для Джека новым смыслом. Теперь это была не только битва за свою свободу. Джек видел, что это лишь первый шаг на пути к полному уничтожению всех ненасытных тварей. Он осознал, что земляне не должны остановиться, очистив от них свою планету. Тяжесть страданий марсиан нельзя игнорировать. Джек видел, что на людях лежит еще большая ответственность, чем он мог вообразить раньше.

Он убеждал Иррата в том, что все так и будет. Час расплаты неминуем. Он верит в способности людей. События на Земле – это не то же самое, что на Марсе. Чудовища пришли сюда извне, чтобы поработить планету единым броском. Они не овладевают своими бывшими хозяевами скрытно, постепенно, как это было на родной планете Иррата. Нет, люди дадут решительный отпор. Уже делается очень многое, чтобы приблизить этот день. Джек рассказал Иррату, как они захватили пленника, выволокли его из треножника, усыпили. Иррат восхитился мужеством людей. Он понял, что у людей в крови страстное желание отстаивать свою свободу. Бледный Карлик не оказался исключением, они все здесь такие. Это воодушевляло Иррата, давало надежду, гораздо более сильную, чем та, которая привела его сюда.

Но Джек прекрасно понимал, что он всего лишь солдат. Один из тысяч, которые каждый день будут идти в атаку, стараясь убить чудовище, хотя бы еще одно, чтобы сделать маленький шажок вперед. Он знал, что не вправе давать слишком радужные обещания марсианину. Джек чересчур хорошо помнил, что творилось с ним самим, когда оказывался в центре событий. Но, решив перебороть себя, он твердо вознамерился вернуться как можно скорее в Лондон. Только там он сможет каждую минуту приближать исполнение мечты Иррата.

Последние дни выдались особенно трудными. Сосредоточенность утекала водой сквозь пальцы, песком в песочных часах. Перестали рождаться новые идеи. Иван маялся в нарастающей тоске.

«Прямо изобретательская импотенция какая-то. Никогда не было такого. Шатаюсь по коридорам, как приблудный пес, все места не нахожу. Чего ищу?»

Вопрос был чисто риторическим. Он уже давно знал причину, отдался ей всецело, отбросив сомнения и робость. Большому человеку – большие чувства. Самоирония все реже выручала его, давая сначала дни, затем часы, а теперь уже короткие минуты трезвости. Работа в мастерской начинала тяготить, больше отвлекая, нежели давая выход накопившимся мыслям.

Перед его мысленным взором красовались большие, открытые всему новому глаза, зеленые как листва, что просвечивает на солнце, искрится мельчайшими прожилками, переливами цвета. Сколько силы было в этих глазах, сколько решимости! Это не могло не заразить. Иван попался в западню, сам не ведая, моментально и навсегда. и слишком долго, как теперь думал, боялся признаться себе в этом.

По свойству русской души, он мысленно разговаривал с ней, придумывая темы для бесед, каверзные вопросы и яркие ответы. Называл ее в мыслях не иначе, как Анюта. от этого она становилась еще родней и ближе.

«Ведь ты же сразу показала мне, как надо поступить, – в который раз досадовал Кулибин. – Это мой долг, делать здесь все, от меня зависящее, сражаться. Так ты сказала? а сама намекала, что хотела бы поехать со мной, я это сразу заметил. Ну что я за дурак? Какой леший попутал, понес сюда делать эту чертову ракету, возиться с улучшениями, спорить с местными парнями? Сейчас все кажется такой глупой суетой. а настоящая жизнь, борьба – вот где. Там где ты, Анютка! Ох и тупой же я увалень…»

Иван в сердцах топнул ногой. Его коллеги, Салье и Антрак, работавшие над очередным механизмом для нужд партизанской базы, испуганно вздрогнули, посмотрели на русского великана.

– Иван, что с вами? Вы в последнее время на себя не похожи.

– Не бойтесь, ребята, пол не проломлю.

– Этого мы боимся меньше всего, – ответил Салье, но не удержался и мельком глянул в угол, где валялись обломки сломанного вчера стула. Иван, вот так же задумавшись, облокотился на него. в рабочем угаре искореженные куски даже не успели еще унести. Да и кто знает, не пригодится ли, например, трубчатая ножка в качестве элемента конструкции очередного опытного образца? Ход мыслей русского инженера иногда поражал изгибами и невообразимыми пируэтами.

– Ну да, задумался опять. Извините.

– О чем же, позвольте полюбопытствовать? – вступил в разговор Антрак.

– Хм, – Иван поскреб мощной ручищей затылок, – вам, французам, должно быть, и не в диковину… Хотя, что там в книжках напридумывают? – Он снова замялся, да так и замолчал, не зная как продолжить.

– Ох уж эти шаблонные типажи, – саркастически протянул Антрак. – Ясно все с вами, можете не продолжать. Понял, Клод? – он пихнул Салье. – Наш русский друг мается сердечной тоской.

– Мог бы и не объяснять, – буркнул Салье, не отвлекаясь от работы даже во время такого серьезного разговора. – Со всеми бывает, Иван. Однако, работа не ждет.

Кулибин усмехнулся.

– Знали бы вы, сколько у нас на эту тему пословиц. Да только переводить не охота – вся соль пропадет. Вот только загвоздка тут есть…

– Что такое?

– Думается, ребятки, пора мне двигать отсюда. Толку от меня все меньше и меньше.

– С ума сошел. Слышишь, Морис, книжек он начитался, многое про французов понимает. а я вот тоже почитывал. и знаешь, что скажу? Иногда они не врут. Эти русские, если уж втемяшится, то такое начинают нести…

Антрак внимательно посмотрел на Кулибина. Могучей горой тот возвышался рядом с друзьями, занимал все свободное место, конкурируя с массивным железным шкафом для инструментов. Что-то в глазах Ивана заставило Антрака вглядеться еще пристальней. Подозрительная смесь, тоска и задорное веселье, задумчивая отрешенность и молниеносное внимание к деталям были во взгляде великана. Сомневаться в серьезности его слов не было причин.

– По-моему, его надо выставить отсюда, Клод, – сказал Антрак. – Пусть проветрится. Да подольше. Знаем мы, как оно лечится.

– Угу, – снова пробубнил Салье. – Гнать таких влюбчивых юношей из нашего солидного заведения.

– Вот это я понимаю, – Кулибин хлопнул обоих по плечам, так что они присели. – Знал ведь, что не будете поперек становиться.

– Такому встанешь, – продолжил в прежнем тоне Салье, распрямляя плечи после обрушившейся тяжести.

– Ну не могу я тут сидеть. – Кулибин вдруг пустился в объяснения, чего сам от себя не ожидал. – Я тут, в железках ковыряюсь, а она там, под тепловыми лучами, в бетонных катакомбах, на зимнем морозе. не должен мужчина так поступать!

Иван изредка размашисто жестикулировал, заставляя коллег нервно следить за его руками. Как бы ненароком не зашиб в запальчивости. Махнет в сердцах, и не заметит.

– Сижу тут в четырех стенах, а вы на меня посмотрите! Разве тут мое место, когда она там жизнью рискует? Да я бы все для нее, только рядом бы оказаться. Руку подать, прикрыть от опасности…

– Раздавить не боишься? – вставил Антрак.

– Чего?

– Да ладно, ты продолжай.

– Знаете, выражение есть у нас такое – «руки чешутся»? и еще другое есть – «наших бьют». Вот о чем думать надо! Вот что мне покоя не дает!

– Да, Морис, – Салье сокрушенно вздохнул. – Потеряли мы парня.

– Да, Клод, – в тон ответил Антрак. – Всегда все кончается одинаково.

– А знаешь, я читал, что у них такая забава есть – кулачные бои. Это совсем не то, что английский бокс. Это такая штука…

– Охотно верю, Клод. Я даже за него не волнуюсь, хоть это меня и удивляет.

– Знаете, Иван, – Салье посмотрел на притихшего после душевных излияний Кулибина. – Вы бы пошли к командиру, да попросили его…

– А и пойду! – Богатырь грохнул рукой по столешнице. Пудовые тиски подскочили и с глухим стуком вернулись на место. Салье опять вздрогнул. – Терпения уже нет, хватит с меня.

– Да, да. Кажется, это наилучший вариант.

Кулибин протиснулся к выходу, просунул тело в дверь, осторожно, без грохота, прикрыл ее за собой. в коридоре забухали тяжелые шаги. Комната сразу стала просторной.

– Жаль, конечно, – сказал задумчиво Антрак. – Но пора бы ему наконец определиться, где его место.

Инженеры переглянулись, вернулись к прерванной работе. Как бы ни повернулись события, а поставленная перед ними задача еще очень далека от решения.

Они продвинулись совсем немного. Разобрались с одной неприятностью, но возникли две других. Сложный прибор никак не давался, в схеме скрывался изъян, умело прятался, маскировался за ложными простыми решениями, побочными эффектами.

Время пролетело незаметно. За окном рано стемнело, зимнее хмурое небо затянулось плотно, навсегда, скрыло ото всех закат, вызывая потерю чувства времени. Было светло-серое, стало темно-серое. Голые, черные, сырые ветви за окном ушли в темноту. Свет, вырываясь из окна, уносился в глухую даль, не встречая зацепки, не возвращаясь даже тонким отблеском. «Как в космосе», – подумал Салье.

Кулибин вернулся, мягко отворил дверь. Друзья сначала не заметили огромную тушу, загородившую светлый прямоугольник. Задача увлекала их все больше, подманивая надеждой на скорое решение.

– Все, ребятки, – раздался глубокий сильный голос. – Поеду я от вас далеко, в самое пекло.

Антрак обернулся.

– Уговорили?

– Легко. Уломал тем, что мне необходимо лично пронаблюдать, как используются наши наработки. Вдруг что замечу или в боевой обстановке придумаю. Согласились, куда они могли деться? Попросили только дела сдать.

Кулибин прошел на свое место, аккуратно разместился, подмяв под себя очередную потенциальную жертву из оставшейся мебели. Он был спокоен, уравновешен, словно перешел ту грань, которая отделяет напряжение перед началом действия и само методичное, понятное и продуманное воплощение замысла. Теперь впереди намеченная дорога, а первый шаг уже позади.

– Сейчас расскажу вам, что делать предстоит, что успел выдумать.

– Мы его чего-то не знаем? – Салье прищурился.

Они работали много и долго, всегда сообща, но ведь человеку не запретишь размышлять над чем-то в свободное время. Воображение изобретателя, попавшее в поток вдохновения, остановить трудно. Инженер собрался выслушать что-то оригинальное, что может повернуть их работу в ином направлении.

– Ну, обо всем почти знаете, я же не держу в тайне свои измышления. Так, проверим только, не забыл ли чего важного.

Кулибин наклонился, придвинул массивный железный короб, служивший вместилищем для рабочих материалов, заметок, чертежей. Порылся огромными, как у медведя, лапами в его недрах, поворошил, пошуршал бумагой. Извлек пачку листков, исчерканных кривыми строчками и линиями. Кое-где были кляксы, разводы. Аккуратностью Иван не блистал. Салье подумал, что некоторые объяснения, действительно, оказались бы очень полезными. К тому же, нужно помнить еще и о языке, на котором Кулибин вел свои записи.

– Так. Кое-какие доработки по ракетам, которые мы навострились делать, я вам, кажется, рассказывал?

– Да, совсем недавно.

– Отлично, с тех пор ничего не изменилось. – Иван отложил в сторону несколько листков. – Насчет мин «противотреножных» мы с вами тоже говорили?

– С магнитным детонатором? Говорили.

Салье вспомнил об этой идее. Рассказ спасшихся из Англии на самолете беженцев анализировали множество раз, пока, наконец, Кулибин не догадался, что сумел сделать Стивен Сайд. Все оказалось предельно просто – детонатор снабжался магнитом, рассчитанным на реагирование только на большую массу движущегося металла. Как только нога треножника опускалась неподалеку, механизм замыкался силой притяжения, и дальше все зависело от расстояния до цели и мощности заряда. Кулибин также предложил снабдить мины насадками, направляющими ударную волну, чтобы усилить разрушительный эффект.

– Ладно, – еще несколько листков отправились в ящик. – А вот про это, вроде бы, не успели еще. Клод, вы, если я не ошибаюсь, говорили, что уверены в возможности воссоздать марсианскую камеру, передающую живую картинку на панель?

– Говорил. и сейчас подтвержу – это можно сделать. Нужно только убедить командование в важности этого для сегодняшнего момента, чтобы они выделили средства и время.

– Так, значит, будем считать, что можем. – Кулибин взял последний листок и несколько секунд разглядывал, вспоминая, подбирая слова для объяснения. – Так вот, ребятки, интересная штука пришла мне в голову. Что вы думаете насчет создания умной ракеты?

– Умной? – Брови на лице Салье вскинулись домиком.

– Ну да, ракеты, которая знает, куда надо попасть.

– Вы не перегрелись, дорогой Иван? – сказал Антрак. – Похоже, все-таки, буря чувств…

– Да бросьте, Морис, я еще из ума не выжил, хоть и опротивело мне все это. Попробуйте вспомнить, как к нам летели снаряды марсиан? Сам пилот, драгоценный наш Иррат, говорит, что они постоянно знали, куда лететь. У них была карта, с которой они сверялись. Так что нам мешает сделать ракету по их образу и подобию?

– И что же нам мешает?

– Да ничего не мешает, в том-то и дело! Раз вы сможете сделать подобную камеру, то не мешает больше ничего. Сейчас расскажу, и только попробуйте меня не понять, господин Салье!

Кулибин расхохотался, довольный эффектом. Французы слушали, раскрыв рты. в комнате повисла такая тишина, что было слышно, как от дыхания Кулибина под ним натужно скрипит стул.

– Все просто – ставим на нос ракеты камеру. Стрелок берет изображение перед запуском, оно сохраняется на панели внутри ракеты. Когда ракета летит, камера постоянно дает изображение, которое сравнивается с самым первым. Картинка отклоняется – ракета отклоняется.

Салье промычал что-то невнятное, ушел в себя, пытаясь найти повод придраться.

– Вы же разобрали аппаратуру по винтикам, дружище, – не унимался Кулибин. – Вы знаете, что марсиане использовали что-то подобное! Я не исключаю, что мы сможем просто позаимствовать еще несколько деталей со снаряда и использовать их, как нам надо.

– Либо вы придумали нечто гениальное, либо это точно сумасшествие. – Салье хмуро смотрел на Кулибина. – В первом случае, должен вам сказать, нас ждет нечто неслыханное. Во втором… нам будет жаль, что вы решили нас покинуть.

– Я всего лишь предлагаю задуматься над моей идеей. Я не настолько разбираюсь в вашей области, но судя по тому, что я видел на вашем столе – у нас есть некоторые шансы.

– Это слишком фантастично, – Салье помедлил, – чтобы не попробовать это проверить!

– Вот и славно. Я рад, что вам будет чем заняться без меня. – Кулибин ловко отправил в ящик последний листок. – А я буду ждать от вас посылки. Уж больно руки чешутся!

– Мсье Ридл, сейчас самое время, – говорил Лозье. – Думаю, что дальше терпеть просто не имеет смысла.

«Ну вот и пришел долгожданный момент, – подумал Джек. – Теперь нас ничто не должно остановить. Мы раскроем карты. Впрочем, в этом нет особого смысла. Чем спокойнее и тише решится ситуация, тем лучше для всех».

– Согласен. Я сейчас же поговорю с Уотсоном.

– Скажите ему, что уже очевидно для любого постороннего, что что-то идет не так. Что он вам наобещал? и где результат?

– Да, все так. Я уже давно подыскиваю слова для своей речи, – Джек улыбнулся. Освобождение близко, остался всего один тяжелый разговор. Но почему-то он не ощущал этой тяжести в такой мере, в какой она виделась ему в самом начале, когда Лозье только сделал свой ответный ход. Сейчас Джек был сосредоточен, направлен на конкретный результат, который они с Лозье спланировали. Нужно просто пойти и сказать эти слова.

– В таком случае, я вижу, что вы действительно готовы, – Лозье смотрел на него с одобрением и некоторой гордостью. – Момент самый лучший, не будем откладывать.

Они отправились в лабораторию, где вероятность застать профессора была наибольшей. Уотсон пребывал в приподнятом настроении, что-то, произошедшее совсем недавно, вызвало в нем новый прилив сил.

– Какое чудесное утро, молодые люди, – старик приветствовал их в своей обычной манере, раскинув руки для объятия. При приближении, однако, он всегда протягивал руку для рукопожатия, словно обниматься и не собирался.

– Я хотел бы поговорить с вами, – промолвил Джек.

– Прекрасно! Я слушаю вас.

Лозье пристроился в сторонке, делая вид, что они с Джеком просто случайно встретились в коридоре и поэтому одновременно вошли. Что-то перебирал пальцами, перекладывал, внимательно слушая и анализируя все, что происходило за спиной.

– Вам не кажется, профессор, что эксперимент идет не совсем так, как вы обещали мне?

– Хм. Это смотря как судить. Что вы хотите сказать?

– Видите ли, я все-таки помню, что вы обещали некоторые… внешние изменения… – Джек надеялся, что для раскрытия всей картины ему потребуется только один намек. Он не хотел пускаться в долгие объяснения, высказывания претензий.

– Ах, вы об этом! – Уотсон будто опомнился. – Да, вы правы. Мне приходится признать, что не все оказалось в моей власти. Я слишком обнадежил вас, пообещав «совершенный грим»…

«Обнадежил? – Джек содрогнулся. – Ничего себе! Он продолжает маскировать свои истинные цели, не хочет, чтобы кто-то раскрыл его коварство! Что ж, это сделать не трудно. Моя цель вовсе не требует этого. Можно убраться отсюда и без того, чтобы вскрывать все жуткие тайны происходящего здесь».

– Как бы то ни было, профессор, но я считаю, что эксперимент следует считать проваленным. То, что вы обещали мне, – не достигнуто, поэтому о дальнейшей работе не может быть и речи. Поверьте, я не хочу предъявлять вам какие-либо претензии, просто мне действительно жаль, что пришлось провести здесь столько времени и столкнуться с неудачей. Я теперь сожалею, что не смог остаться там, в Лондоне. Там, по крайней мере, я делал что-то реальное, вещественное, что двигало нас вперед. Здесь же мы топчемся на месте, обманываясь в ожиданиях. Я хочу прекратить это.

Уотсон внимательно выслушал, опустил голову, постоял, сложив руки за спиной. По всему было видно, что он занят принятием тяжелого, трудного, но вынужденного решения. Джек терпеливо ждал ответа. Он сказал все, что хотел. Теперь надо только смотреть, как отреагирует Уотсон.

Лозье весь подобрался в ожидании. Момент истины близок, как никогда. «Рискнет ли старик раскрыть свои тайны? Смирится ли с поражением или будет изворачиваться, чтобы любой ценой довести начатое до конца? Стоит только ему получить такой шанс, как все будет кончено! У меня не окажется второй попытки, такой риск слишком велик. Старик будет уже начеку, мне не удастся подобраться даже близко».

Профессор нарушил молчание, взглянул Джеку в глаза.

– Вы правы, – он вздохнул. – Я не смею больше удерживать вас. Я не хочу объяснять вам причины произошедшего. Это теперь не важно, все равно эксперимент оказался слишком сложен.

– Значит ли это, что я могу покинуть Лилль?

– Да, дорогой Джек, – Уотсон немного расслабился. Главные слова сказаны, остались мелочи. – Можете делать все, что угодно. Уверяю, с вами все будет замечательно. Никаких неприятных последствий наших опытов вы не обнаружите. Я бесконечно ценю ваше согласие пойти на такой риск и не могу просить остаться, чтобы продолжить эксперименты. Мне придется теперь долго анализировать результат. Возможно, мне понадобится новый доброволец, но это будете не вы.

«Это победа! – Лозье ликовал, с трудом сдерживая себя, чтобы не расхохотаться. – Старик сдался, мне удалось одержать верх! а уж о дальнейшей работе мы позаботимся отдельно. Посмотрим еще, что скажет на такое завершение эксперимента генерал Тресси!»

– Что ж, – Джек облегченно улыбнулся. – В таком случае, я должен попрощаться с вами. не знаю, сможем ли мы увидеться еще раз, поэтому позвольте поблагодарить вас за все, что вы сделали для меня. Я очень ценю ваше стремление внести свою толику в общую победу. Теперь, видимо, все будет в наших руках. За дело возьмутся пушки.

– Посмотрим, посмотрим, – Уотсон усмехнулся. – История подчас делает занятные повороты. Тем интереснее следить за ее развитием. Успехов вам, молодой человек, в вашем деле. До свидания!

Уотсон крепко пожал Джеку руку, хлопнул по локтю, с улыбкой глядя в глаза. Джек улыбнулся в ответ и вдруг неожиданно издал серию звуков, напоминающих щебетание птицы, с легким присвистом.

– Ну, хоть какая-то польза, – сказал Уотсон. – Глядишь, скоро нам всем придется выучить марсианский. Надо же как-то будет общаться с братьями по разуму.

– Тогда я не буду переводить, – ответил Джек, поворачиваясь к двери. – Придет время, сами догадаетесь.

Профессор долго смотрел на закрывшуюся за Джеком дверь, словно сквозь преграду видел его, идущего по коридору прочь.

«Все идет точно по плану, – думал Уотсон. – Удивительно, насколько оказалось все близко к расчетным параметрам. Даже язык усвоил! Надо будет немедленно сообщить в штаб, чтобы Джек не столкнулся с лишними проволочками. Задержки нам не нужны, мы слишком близки к цели».

Как только Джек покинул комнату, Лозье обернулся. У него еще будет время попрощаться, поздравить спасенного. Он заметил странное выражение на лице Уотсона, выражение, которого, по его мнению, не должно было быть.

«Чем он гордится? – Лозье снова испытал неуверенность. – Что тут можно найти хорошего в том, что твой эксперимент, самый главный в жизни, окончился полным провалом? Нужно как-то выяснить, что у старика на уме. Да и на месте ли его ум?»

– Мсье Уотсон, – обратился Лозье, выбрав как можно более нейтральный тон. – Вы не могли бы пояснить причину вашей радости?

– С удовольствием, молодой человек, – ответил старик. – Дело в том, что все идет как нельзя лучше.

– Лучше? Эксперимент провален, у нас нет добровольца, нет результата. Что скажут в штабе?

– Ничего страшного не скажут, поверьте. Я их знаю, как облупленных. Они не будут иметь ничего против. Они знают, что достигнуто, а что нет. Я докладываю о ходе процесса. Генерала вполне удовлетворяет ход работы. Революционные методы, идеи, всегда могут вызвать осложнения, от этого никто не застрахован. Они изначально были готовы к этому. Так что вы можете быть спокойны, все идет хорошо.

«Хорошо? Но ведь это значит, что он будет продолжать упорно стремиться к своей страшной цели. не Ридл, так кто-то другой. Ему даже не важно, сейчас или через месяц. Он уверен в конечном успехе, а на промежуточные неудачи не обращает внимания. Чертовы военные! Их интересует только обещанное им супероружие. Они согласны пойти на любые гнусности, терпеть сколько нужно, лишь бы получить его. Да, профессору крупно повезло, черт бы его побрал, что его работой заинтересовались такие люди и в такой момент».

Лозье ошарашенно смотрел на профессора. Он осознал перспективу, увидел свое будущее.

«Это значит, что он будет готовить новые версии вируса. и мне остается только один выбор – либо продолжать противодействовать ему, моля Бога, чтобы старик не заметил моих стараний, либо отказаться от работы вообще. И, кажется, я уже знаю, каким должно быть решение. Я не намерен отступать. Этот сумасшедший никогда не добьется своего!»

Адъютант доложил о приходе профессора. Тресси ждал его, догадывался, что именно сегодня Уотсон должен сделать доклад. Прошло довольно много времени с момента, когда они в последний раз обсуждали ход работы. Тогда профессор весь искрился энтузиазмом, доказывал, насколько прекрасно идут дела, обещал, что осталось ждать совсем немного. Тресси прождал несколько дольше, чем недолго, но теперь он узнает последние новости.

«Хорошо бы, если бы они оказались действительно последними, – подумал Тресси, пока Уотсон еще не успел войти. – С каждым днем враг становится все сильнее. Хватит ли нам того потенциала, той мощи, которую обещает профессор?»

Уотсон прошмыгнул в дверь, адъютант мягко прикрыл тяжелую створку за ним, оставив ученого и генерала наедине. «Хорошо, что нет остальных работников штаба, – отметил Уотсон. – Разговор один на один всегда продуктивней».

– Добрый день, генерал!

– Добрый. Присаживайтесь, мсье Уотсон. Я полагаю, вы сегодня расскажете о чем-то по-настоящему значительном?

– Вы очень проницательны, генерал. Но я скажу даже больше – эксперимент успешно завершен!

– Как? Уже? – Тресси едва не вскочил с места. Новость и вправду была самой значительной, на какую только он мог надеяться.

– Сегодня утром я имел последнюю беседу с нашим замечательным мистером Ридлом. Его состояние как нельзя лучше соответствует моим ожиданиям. Мало того, он даже намеревается сделать то, что я ожидал от него в самом начале. Он хочет вернуться в Лондон! Нам даже не придется его уговаривать. Восхитительно, не правда ли?

Тресси немного протрезвел, скинул первое потрясение.

– Но насколько вы можете гарантировать…

– Полностью. Все происходит очень своевременно. Процесс идет в точности по плану, он еще не завершен, конечно, но в результате теперь можно не сомневаться. Для финального шага мы просто не сможем создать здесь нужные условия. Он снова должен оказаться там, на переднем краю фронта. Ту атмосферу невозможно подделать, это единственный риск, на который нам осталось пойти – отправить его туда, лишившись полного и постоянного контроля.

– Это может как-то ухудшить качество результата, обещанное нам?

– Наоборот. Это только поспособствует его улучшению. Повторяю, здесь условия не сымитировать.

– Что ж, в таком случае, его заявление будет удовлетворено незамедлительно, как только он сам попросит. Вы ведь продолжаете настаивать, чтобы он не замечал нашего участия?

– Да, это будет лучше всего.

Тресси замолчал. Его волновал всего лишь один вопрос, но как задать его, он до сих пор не решил. Однако, упускать момент нельзя.

– Профессор, скажите, – он немного замялся, – Он действительно станет именно таким…

Уотсон понял, что мучает генерала. «Вот она, кульминация. Поразительно, какое воздействие могут оказать на него сейчас мои слова. Насколько этот человек во власти своих желаний, пусть и разбуженных мной, моим замыслом, предложением. Похоже, он в последнее время только и думает об этом».

– Он уже почти готов. и именно таков, как я и говорил вам. Скоро вы убедитесь, генерал. Дайте ему только добраться до Лондона.

Выйдя от генерала, профессор ощутил редкостный голод. Силы организма словно выплеснулись в едином порыве, не оставив ни капли. Но дело стоило того. Теперь самое время уделить немного внимания заслуженному отдыху. Впереди оставалось еще одно, очень трудное, требующее колоссального внимания и тщательности дело. К нему надо подготовиться особо.

Уотсон отправился прямиком в столовую. Путь туда от генеральской приемной пролегал в том числе и по крытому переходу между корпусами штабного комплекса. Узкий переход, предназначенный только для сотрудников, наполнялся ярким дневным светом, льющимся со всех сторон рекой через широкие окна, занимающие большую часть обеих стен. Белые оштукатуренные стены ослепительно сияли в лучах зимнего солнца, не прикрытого, как в последние дни, тяжелыми тучами, набухшими ледяной влагой.

Профессор ненадолго задержался, стоя посредине перехода. Ясная погода удивительно соответствовала его настроению. Все идет гладко, так, как он рисовал себе в мыслях, когда только задумывал свой эксперимент. Еще вчера тучи словно специально стянулись сюда в ожидании развязки, а когда она произошла – разлетелись без следа. Только чистое, немного бледнее летнего, голубое небо и белое, мягкое солнце в вышине. Как добрый знак. Хоть профессор никогда и не верил в скрытое значение подобных совпадений.

Легко и бодро он вошел в столовую, порадовался, что помещение почти пусто в этот час. Заказал нечто, более или менее пригодное, чтобы отпраздновать момент – порцию жареных колбасок с картофельным гарниром. Блюдо сбивало с ног своим тяжелым, но стремительно пробуждающим аппетит ароматом приправ. К нему – кружку знаменитого во всей западной Европе лилльского пива. Золотистый бокал искрился в этот ясный день миллионами пузырьков, словно звездами на ночном летнем небе.

Выбирая место, Уотсон заметил у окна Лозье. Молодой доктор ковырялся в тарелке, глядя с отсутствующим видом в парк по ту сторону стекла.

«Эх, не на голые облезлые ветви надо смотреть! – подумал Уотсон. – В небо, надо смотреть в небо! Вот где все ответы».

Уотсон направился к окну, балансируя с тяжелым подносом, на котором дымилось горячее кушанье. Окутанный ароматами, проникающими в самое нутро, Уотсон приблизился к столику Лозье.

«Собственно, а зачем тянуть время? Вот прямо сейчас, на подъеме настроения, выпив пива, утолив голод. Сытость располагает к рассудительности. Чем не помощь? Да, нужно попробовать».

Лозье оторвался от окна, обернулся на звук осторожных шагов. Уотсон уже усаживался напротив, тяжело опускал на стол поднос. Лозье недоуменно уставился на старика – тот был недвусмысленно воодушевлен, от него исходили волны радости, гордости и самодовольства.

«Как он переменился сегодня с тех пор, как Джек поговорил с ним. Откуда он мог сейчас прийти? Ах, да! Он был с докладом у генерала! Какой кошмар! Он рассказал генералу все и получил одобрение. а как же иначе, только одобрение! Видел бы он себя со стороны!»

Лозье начал закипать, он слишком устал контролировать себя. Последняя перемена в профессоре была завершающим аккордом, толкнувшим Лозье к действию.

– Чем вы восторгаетесь, мсье Уотсон? Неужели даже визит к генералу не поколебал вашей уверенности в успехе?

– О да! Сегодня нам есть, что отпраздновать!

– Хм? Эксперимент, отправившийся под хвост коту? Я, пожалуй присоединюсь к вам! – Лозье не удержался и вложил издевку в свои слова. «Пусть не радуется! Еще не все потеряно!»

– Вы, молодой человек, многого не знаете. Все далеко не так, как вы себе представляете.

– И где же, в таком случае, ваш искусственный марсианин? А, профессор?

– Он скоро отплывет в Лондон, дорогой друг. – Уотсон с нарочитой демонстративностью втянул в себя ароматы блюда. Кружка, запотевшая, прикрытая пеной, словно гриб шляпкой, так и просилась в руку. Он не стал сопротивляться.

Лозье замер, не донеся вилку до рта. Рука вдруг начала предательски подрагивать, он заметил, резко опустил руку. Вилка стукнула по столу, слишком громко в пустом зале.

– Отплывает? – медленно проговорил, скорее, выдавил из себя Лозье.

– Да, соберет сейчас вещички и отплывет. – Уотсон вонзил нож в колбаску, брызнувшую кипящим, пузырящимся соком. – Вы, наверное, понимаете, что я должен кое-что вам объяснить? Я готов сделать это прямо сейчас.

Лозье натужно сглотнул пустоту пересохшим горлом.

– Сделайте одолжение…

– Это будет нелегко понять. Я знаю, что это шокирующее знание.

– Вы уже начали, так не останавливайтесь на половине пути.

– Да, вы правы. Итак, эксперимент удался. Я говорю это вам авторитетно, вы можете мне поверить, пока авансом.

«Чокнутый старик обманул меня? – паника начала охватывать Лозье, мешая четкому восприятию. а оно было так нужно! – Но как это возможно?» Он попытался срочно успокоиться.

– Начните по порядку. У нас ведь теперь есть куча времени, не так ли?

– Да, это так. Что ж, извольте. – Уотсон сделал большой глоток, вытерся салфеткой и положил вилку. «Немного остынет, ну да ничего страшного. Беседа, все-таки, важнее».

– Я заметил в вас большой потенциал, молодой человек, еще когда мы только познакомились. Мне, с моим опытом, было не трудно разглядеть характерные признаки. То, как вы меня слушали, какие задавали вопросы, с какой скоростью выполняли мои поручения. Качество вашей работы, опять же. Я радовался, как ребенок. Я спасся чудом с островов, лелея надежду, что мне дадут возможность хотя бы высказать свою теорию. а обнаружил тут благодарного слушателя, готового впитывать новые знания, следовать непроторенной дорожкой, будучи ведомым только ощущением потенциальной мощи новой теории. Я решил сделать из вас своего ученика, последователя, помощника и, в конце концов, равного себе по способностям коллегу. Вы действительно способны на это.

Лозье слушал и не верил. «Неужели профессор с самого начала думал, что я смогу безоговорочно принять к выполнению его сумасшедшую идею с этой чудовищной мутацией? Откуда такая уверенность в единственности решения проблемы?»

– Я решил построить нашу совместную работу таким образом, чтобы вы могли как можно быстрее и эффективнее обучиться нужным методикам прямо в процессе практической работы. Конечно, это потребовало от меня дополнительного контроля, но время было нашим врагом, не меньшим, чем чудовища по ту сторону пролива.

«Он следил за мной все это время? – Лозье начал метаться, ища зацепку. – Боже, неужели это провал, возможно ли, что он с самого начала догадался, что я задумал противодействовать ему, сорвать эксперимент?»

– Знаете, друг мой, – продолжал Уотсон, – мне очень совестно. Когда я окончательно уверился в том, что в качестве подопытного человека мне более всего необходим наш замечательный мистер Ридл, я уже тогда знал, что мне придется обмануть его. Тяжелое решение, но пришлось пойти на такой неприятный шаг.

«Обмануть? – Лозье мысленно усмехнулся, но постарался не изменить выражения лица. – Это для него всего лишь неприятный шаг? Скрыть от человека, что хочешь превратить его в чудовище?»

– Мне пришлось специально придумать историю про превращение в гуманоида, зная, что Джека это вдохновит. Он актер, он захочет поэкспериментировать, попытаться стать идеальным актером, в идеальном гриме, на идеальной сцене – в реальности, перед самой критически настроенной публикой – чудовищами, захватчиками с Марса. Какой вызов для актерского мастерства! Лучшая роль в карьере.

Профессор усмехнулся. Нужно было дать Лозье время, чтобы усвоить полученную информацию. Уотсон вернулся к своему блюду, с аппетитом проглотил несколько сочных кусков.

«Вот он и подошел к признанию, – Лозье открылось, что старик собирается во всем сознаться, прямо сейчас, во всех подробностях. – Но какую цель он преследует этим? Хочет добиться моего сочувствия? Но это невозможно!»

– Вы считаете, что было допустимо пойти на обман? – Лозье воодушевился, заметил, что сейчас сила может оказаться на его стороне. Он – исповедник, перед ним – преступник, сознающийся в содеянном.

– К сожалению, да, – Уотсон говорил со всей возможной искренностью. «Вот и наступил решающий момент. Выдержит ли он?» – Но это не все. Я должен признаться вам, что мне пришлось обмануть не только Джека.

– Кого же еще? Генерала Тресси?

– Нет, он как раз все знал с самого начала. Мне пришлось обмануть еще и вас, мой дорогой коллега.

– Что? – Лозье снова охватила паника. «Так все-таки мой замысел раскрыт? Но когда? Насколько рано это могло произойти? Насколько я был слеп?»

– Я никогда не сомневался в ваших моральных качествах, – сказал Уотсон. – И я был вынужден воспользоваться ими, чтобы провести эксперимент с максимальной эффективностью. Я уже говорил, что мне нужно было, чтобы вы как можно быстрее освоили мои методы. Я спровоцировал вас.

Лозье вскинул брови. Слов у него не нашлось.

– Да, внушить вам подозрения о моем желании превратить Джека в чудовище было достаточно просто, и это было оптимальным способом вовлечь вас в работу полностью, без остатка. Я знал, что вы попробуете создать антивирус. Это было очевидным решением для вас. Вы мечтали проверить мою теорию в деле. Я дал вам такую возможность, внимательно следил за ходом вашей работы. Поздравляю, вы справились с задачей мастерски!

«Меня использовали! Это была всего лишь инсценировка, тренировка, проверка моей профпригодности! Но как же тогда понимать его слова о результате?» Лозье едва совладал с собой, сумев вернуть дар речи.

– Профессор, я потрясен, – воскликнул Лозье. – Но как быть с вашим заявлением, что эксперимент удался? Ведь мой антивирус…

– Да, он был успешен. Но только против той части вируса для мутации, которую я открыл вам. Это было для меня самой трудной задачей, ведь я знал, насколько вы проницательны. Что ж, у меня есть повод гордиться и собой. Мне удалось сделать это незаметно. – Профессор снова довольно улыбнулся.

Лозье опять задумался. Что-то было еще не выяснено до конца. «Но если мне удалось блокировать превращение в чудовище, а профессор обманул Джека, пообещав превращение в гуманоида… Тогда что же он сделал с Джеком на самом деле?»

– Так что же вы на самом деле…

– Правильный вопрос! Помните, я говорил Джеку, что его разум, его память, его мозг останутся неизменными? Иначе как он сможет сыграть свою роль?

– Но вы же говорите, что обманули его. Значит…

– Именно. Настоящая, реально действующая часть вируса воздействовала именно на мозг.

– Но, простите, – Лозье перестал понимать что-либо, – Джек же остался нормальным, обычным человеком. То, как он разговаривал, как вел себя… Что вы обнаружили своими тестами?

– Я обнаружил, что все идет точно по плану. Он меняется. Но происходит это очень медленно, и мы, постоянно находясь рядом, и уж тем более – он сам, не замечаем изменений в силу их постепенности. Но тесты, разработанные мной, не лгут.

– И что же они говорят?

– Молодой человек, наш Джек теперь является самым главным ударным элементом, главным оружием, которое мы противопоставим захватчикам. Оружием невидимым, взведенным, ждущим своего момента. Но даже сейчас изменения еще не закончены. Джек полностью завершит эксперимент сам, находясь в Лондоне, в боевой обстановке, которая сработает, как последнее условие для совершения финального шага.

Погребенный под свалившимся на него откровением, Лозье сидел неподвижно, пытаясь собрать воедино все, что только что разрушило его внутреннее представление о происходящем вокруг.

Профессор не торопил с выводами. Он раскрыл свой секрет, снял тяжесть с души, теперь ему было удивительно легко и свободно. Он поспешил доесть свой праздничный обед, пока тот окончательно не превратился в холодную, безвкусную, комковатую массу, и пока пиво не лишилось последнего игриво взлетающего пузырька.

У него определенно был повод гордиться собой сегодня. а завтра нужно будет ждать новостей. Его творение отправилось в самостоятельное плавание, о его свершениях можно будет узнать только по косвенным сообщениям, обрывкам отчетов, данным разведки. Генерал Тресси обещал снабжать Уотсона всей информацией, которая будет иметь отношение к дальнейшей судьбе земного марсианина Джека Ридла.

С первоначальной надеждой на легкое плавание пришлось быстро расстаться. Джек ждал, что отплытие принесет долгожданное облегчение, должен был сработать эффект возвращения домой, но не сработал. Войдя в отведенную ему каюту, Джек повалился в гамак под грузом гнетущей усталости. Накопленное волнение вырвалось на простор, завладело сознанием, подавило способность сосредотачиваться. Он провалился в тяжелый, полудремотный сон, в котором была лишь чернота.

Он проспал все время перехода. Лишь под конец, когда лодка перешла на особенно крадущийся режим передвижения, чтобы без проблем пришвартоваться, во сне Джека мелькнули неясные образы. в проблесках света, вспышками фотоаппаратов выхватывающих из темноты фрагменты сцены, Джек заметил знакомую фигуру жонглера, бешеный калейдоскоп вращающихся предметов перед ним. от попытки уследить за движением по кругу у Джека закружилась голова. Приступ тошноты вывел его из забытья, заставил вскочить из гамака, ухватиться руками за поручни. Слабость была не во сне, а в реальности. Потребовались долгие секунды, чтобы справиться с ней. Желание скорее покинуть лодку вытолкнуло Джека в проход, он подхватил вещи и побежал к выходу, торопясь ощутить под ногами неподвижную поверхность.

Джек с облегчением выбрался из стального нутра лодки, вошел в шлюз форпоста. Здесь пришлось остановиться, дыхание сбилось, сердце колотилось, кололо в боку.

«Что со мной? – подумал Джек, наваливаясь плечом на холодный бетон стены. Ртом тяжело хватал воздух. – Совсем нервы ни к черту!»

Гулкий удар эхом прокатился по коридору.

– Ох, леший тебя побери! – выругался подозрительно знакомый голос.

Джек обернулся. Заполнив собой весь проход, у входа в шлюз стоял Кулибин, нелепо потирая набухающую на макушке шишку.

– Эй, Джек, хорошо, что вы все-таки остановились, – морщась проворчал великан. – Вы так пронеслись мимо меня, я даже вслед крикнуть не успел. – Он пощупал шевелюру. – А догонять вас – себе дороже!

– А вы здесь откуда? – спросил Джек, забыв от удивления поздороваться или хотя бы извиниться.

– А есть варианты? – Кулибин был явно не в духе.

– Похоже, что нет, – согласился Джек.

Кулибин пригнулся с запасом, чуть не обдирая спиной потолок втиснулся в трубу туннеля. Бесцеремонно подтолкнул Джека, затопал следом.

– Проходите уже, – ворчал он за спиной. – Не хватало еще застрять тут, как этому вашему Винни Пуху!

Поднявшись наклонным туннелем, оказались в помещениях, где раньше располагался партизанский форпост. Пустота и тишина встретили их, но Джек стряхнул с себя удивление, вспомнил, что база переехала вглубь города. «Даже в прямом смысле», – усмехнулся он мысленно. Теперь здесь было только самое необходимое, что использовал сменный караульный пост, встречающий и отправляющий лодки.

Навстречу прошагал партизан, кивнул приветственно, словно попрощался с ними только вчера. Его куда сильнее интересовали грузы, присланные с базы. Джек свернул в небольшую комнатку, пустую, как и многие другие теперь.

– Давайте передохнем, – предложил он Кулибину. – Этот переход так вымотал меня, даже сам удивляюсь. Нам все равно ждать, пока кончится разгрузка. на базу отправимся вместе со всеми.

– И то верно. – Кулибин с охотой расположился в тесном углу. – Присесть на дорожку – это у нас очень приветствуется.

– Как же вас отпустили сюда, Иван?

– Ну должен же я проверить в действии свои штуковины? Изобретаешь их, а как они тут, помогают ли вам, представляешь очень смутно. Доклады, конечно, весьма радостные, но своими глазами – оно как-то лучше.

Кулибин сощурил голубые глаза, показывая, как именно собирается наблюдать за своими «штуковинами». Джек присмотрелся. Тренированный взгляд нашел характерные несоответствия в выражении лица, в чуть затуманенном взоре собеседника.

– Врете ведь… – строго глядя на русского заметил Джек.

– Вру, – без малейшей паузы заявил Кулибин. – Вас обмануть и не надеялся, но тренировка не помешает.

– Из-за нее?

– А как же еще?

– Понятно.

«Еще один потерявший покой поклонник. Интересно, она еще не наигралась с ними? Последние съемки были в этом отношении настоящим пиршеством. – Джека вдруг тронула слабая догадка. – Так вот, наверное, в чем дело! Вот зачем она сюда приехала. и верно – тесный мужской коллектив, бравые солдаты, герои. Ясно теперь, почему она на меня так взъелась. Еще бы – живой свидетель ее маленькой слабости. не знала, бедняжка, что мне это давно безразлично. Звездной болезнью я уже переболел. Эх, молодое актерское дарование!»

Джек улыбнулся, одними глазами, стараясь не подавать вида. Кто может знать, насколько сильное значение имеют для Ивана эти чувства?

– Что именно понятно? – во взгляде Кулибина мелькнула холодная искорка.

– Что вы самый счастливый человек на свете, – ответил Джек со всей возможной серьезностью. – Разрешите вам тайно завидовать?

– Только если тайно, – буркнул Иван и расслабился. Его фигура оплыла, словно сдулась. Джек только теперь оценил, насколько тот был напряжен во время разговора.

«Что делают с человеком эмоции? – подумал он. – Хотя вряд ли стоит ему сейчас говорить о подобных вещах. Надо сменить тему».

– Ну что, двинемся навстречу своему счастью? – он встал, стряхнул пыль.

– А вы тоже не смогли отсюда насовсем…

– Знали бы вы, насколько это было трудно, – кислая усмешка исказила лицо Джека.

– Да уж. Война – странная вещь. Вроде все просто, а скольким неожиданным вещам находится в ней место…

«На философию потянуло парня, – отметил Джек, но тут же одернулся. – А если это и есть тот самый случай? Бывает же, мы что-то ощущаем заранее».

Группа прибывших последним рейсом двигалась по туннелю канализации. Достаточно вместительному, чтобы даже Иван не пригибался. Он и пользовался этим, вышагивая в полный рост, так и эдак перехватывая массивный ящик с чем-то неимоверно тяжелым, который не доверил тронуть никому. Сам выгрузил из лодки, сам намерился тащить до места хранения. Кулибину ноша не доставляла особых хлопот – умудрялся закидывать ее на плечо, не сбавляя хода, шедшие рядом опасливо шарахались, когда он в очередной раз менял хватку.

Джек поразился, когда узнал, что как раз перед переносом базы в новое место партизанам удалось обнаружить в путанице входящих в очистной комплекс туннелей один, который позволял выходить целой группе в городскую подземную сеть. Джек проклинал спешку, в которой они тогда обживали форпост. Найди они этот выход раньше, гибели Криспина удалось бы избежать.

Джек углубился в размышления о превратностях судьбы, мерно вышагивая позади могучей спины Кулибина. Проводник вел их проверенной дорогой, приближаясь к коллектору, связанному с системой подземных переходов станции метро. Для каких целей проектировщики заложили в проект такие места, Джек мог только гадать, но их роль в осуществлении дерзкого плана использования подземки в военных целях была неоценима.

Проводник подвел группу к широкой металлической двери, почти сливающейся с материалом стены. Было ли так изначально, или партизаны специально выщербили поверхность, покрасили в грязно-серый, чтобы замаскировать дверь? Так или иначе, без проводника Джек с чистой совестью прошел бы мимо.

Дверь отворилась на стук, глухой, без эха, говоривший о том, что здесь не обошлось еще и без шумоизоляции. в проеме дергались скрещенные лучи фонарей, обшаривали стены, выхватывали лица пришедших. Войдя вместе со всеми, Джек очутился в сухом, пыльном пространстве, продуваемом легким, чуть прохладным ветерком, хранящим в себе остатки наружного воздуха, прошедшие долгий путь по вентиляции подземных коммуникаций.

Теперь группу вел новый проводник. Сделали несколько резких поворотов, спустились по узкой, дребезжащей вертикальной лесенке, ведущей в обширный туннель круглого сечения, поразивший Джека черным непроглядным простором. Лучи фонарей уходили вдаль, растворялись в ней без остатка. Осветив пол под ногами, Джек увидел идущие вперед толстые железные бруски – уже подернутые ржавчиной от долгого неиспользования рельсы.

Проводник дал команду грузить вещи на вагонетку. Действительно, чуть в стороне стояла грубо собранная металлическая тележка на двух осях, явно позаимствованных у вагона подземки. Транспорт был самодельный, рассчитанный на перевозку многих мешков, ящиков с грузами, которые крепко удерживали решетчатые бортики. Двое солдат встали у качающегося на центральной опоре рычага, принялись размеренно качать, сначала тяжело, потом, набирая ход, все легче и сноровистее. Тележка покатила в темный мрак, в котором шарили желтоватые лучи электрических головных фонарей.

После духоты туннелей в первой части пути прохлада встречного ветра освежила Джека, он окончательно пришел в себя.

За поворотом показалось светлое пятно, размытое, изрезанное черными тенями на бетонных панелях, укрепляющих стены туннеля. Пятно приближалось, открывая обширное освещенное пространство главного зала подземной станции. Вагонетка, словно грузовой поезд, выезжала к перрону на Глория-Холл. Солдаты поднялись, заранее, еще до остановки, готовясь перегружать тюки и ящики на платформу.

«Приехали, – подумал Джек. Он не скрывал своего восторга, во все глаза разглядывая новое обиталище. – Поразительно, сколько они успели сделать за это время! и что-то мне подсказывает, что это дело рук вовсе не Бодена. Неужели, это наша деятельная Аннет развернулась после моего отъезда?»

Заканчивалась разгрузка вагонетки. Местные оказались не дураки воспользоваться появлением русского богатыря, у Джека сложилось ощущение, что тот работал почти в одиночку, но даже не замечал подвоха. Джек про себя посмеялся над таким неприкрытым проявлением мелкой человеческой хитрости, соблазну не поддался, работал в полную силу, тайно надеясь, что его пример окажет нужное действие. Попытка не удалась, эффект от появления великана с легкостью затмил этот жалкий демонстративный жест.

Наслаждаясь коротким пятиминутным отдыхом, Джек и Иван сидели на груде деревянных ящиков и смотрели вслед исчезающей в туннеле вагонетки. Их возвращение на базу пока оставалось поразительно будничным, веяло какой-то армейской рутиной, налетом отлично налаженных процессов, где каждый знает свою роль.

Джек снова задумался о причинах таких заметных перемен. Иван слез с ящика и присел возле своей ноши, с которой не расставался всю дорогу. Джек облегченно вздохнул – ящик под ними опасно скрежетал, в отчаянии растягивая последние мгновения жизни под гнетом веса Кулибина.

– Что вы здесь делаете? – послышалось сзади.

Даже оборачиваться было не нужно, чтобы догадаться, кого он увидит.

– Отдыхаем, моя дорогая, – сказал Джек и только потом повернулся. Она стояла, уперев руки в бока, буравила глазами сначала затылок, а теперь лицо Джека.

– Опять пытаетесь шутить, Джек? – привычно съязвила Аннет, пряча за маской надменности свое удивление.

«Да что же это такое, в самом деле? – Аннет пыталась себя успокоить, но получалось плохо. – Никак не избавиться от этого типа! Что сталкивает нас с такой регулярностью, кому это все нужно?»

Обилие вопросов, на которые не было ответа, бесило Аннет, лишало способности трезво размышлять.

– Я просто говорю правду, – сказал Джек.

– Зачем вы преследуете меня? – Аннет чуть не взвизгнула.

– Побойся Бога, дорогая моя, я же не один из тех безумных поклонников твоего таланта. – Джек изобразил обезоруживающую улыбку. – Как некоторые, – добавил он, кивая в сторону сидящего на корточках Кулибина.

Иван услышал голос и узнал его моментально. Только вот такая неожиданность, встреча без всякой подготовки, никак не входила в его планы. Он представлял себе это совсем по-другому. Сидя спиной к Аннет, он замер, не закончив движения, и теперь боялся шевельнуться, чтобы не показаться неловким. Спина напряглась и вздулась буграми, отчего он стал похож сзади на кучу тех тюков, которые только что выгрузили. Даже цвет – хаки – был таким же.

Слова Джека вывели Ивана из ступора. не отвертеться, не спрятаться, времени на подготовку нет. Он медленно выпрямился на деревянных, затекших, терзаемых сотней иголок ногах и заставил себя повернуть голову к ней. Растерянность с лица убрать сил уже не хватило.

Аннет смотрела теперь на него. Ротик приоткрыт, ресницы хлопают, дыхание замерло.

– Здрассте, – чуть слышно прошептал Иван, но сразу опомнился, повторил по-английски.

– Рада вас видеть, – ответила Аннет.

«Что я говорю! Дура! Это нарушает все правила! Держи себя в руках».

– А мы, вот, с Джеком…

– Меня не надо припутывать, – одернул его Джек.

– …без Джека… – поправился Иван. – Приехали… к вам…

«Интересно, они в России все такие? – думал Джек, с любопытством разглядывая эту сцену. Он не испытывал волнения, смущения, неловкости. Вообще не испытывал эмоций. Это его немного удивило и перевело ход мыслей в новое русло. – Похоже, эта история с Уотсоном меня окончательно доконала. Надо что-то решать, что-то придумывать. Так можно потерять связь с реальностью, если лишиться способности адекватно реагировать на окружающее».

Аннет прыснула, прикрыв рот ладошкой, согнулась пополам, пытаясь сдержать взрыв хохота. «Еще не известно, кто смешнее выглядит, – сказала она себе. – Еще можно выправить ситуацию, оттянуть момент».

– Ну тогда заходите… к нам, – она уже взяла себя в руки, но продолжала улыбаться. – Поговорим.

Она развернулась и пошла по платформе, лавируя между нагромождениями барахла, то и дело оглядываясь, словно желала получше запомнить картинку. Иван провожал ее взглядом, застыл с глупой улыбкой на лице.

– Зайдем, – пробормотал он наконец.

«Вот и все. Так все просто, – подумал Джек. – Пара слов, мимолетный взгляд, искренний смех. Кажется, теперь скучать не придется».

Аннет добрела до ответвления служебного коридора, повернула и в изнеможении прислонилась к облицованной кафелем стене. Холодное прикосновение проникло через одежду, отозвалось мурашками на спине и руках. Она обхватила плечи руками, пытаясь согреться. Паническая растерянность железными клещами брала верх над недавним приступом веселья.

«Это катастрофа! Это может разрушить все планы, все достижения. и зачем только он появился! с каким трудом удалось тогда отказаться от его предложения, думала – все, короткий миг забудется. Так нет же, вернулся! Сам. Но зачем? А, ладно, какая разница? Все, что он мог сделать – он уже сделал. Просто появился, показался на глаза».

Она вскинула голову, коснулась затылком прохладной стены. Глаза зажмурены, губы плотно сжаты.

«А вообще, кто сказал, что это плохо? Сильные чувства, искренняя забота, поддержка, взаимопомощь. Может, ну их к черту, этот трезвый расчет, проработку вариантов действий, пути отхода, обманные маневры? Взять – и просто так, на эмоциях. Напрямую, на вдохновении. Ощущая рядом его. Зная, что не предаст, что вытащит, что… защитит».

Ее лицо раскраснелось, покрылось веснушками, на миг стало каким-то детским, бесхитростным. Ресницы дрожали, выдавая бурю переживаний, но в коридоре безлюдно, скрываться не от кого.

«К черту Фирби! Надоело подстраиваться, ловить оттенки настроений, угадывать мысли. Тупой вояка, жаждущий победы. Это не единственная цель! Он никогда не увидит этого. Нет, это было ошибкой. Ладно, все к лучшему, бесценный опыт получен, учтен. Но дальше так нельзя».

Она открыла глаза, набухшие готовыми сорваться слезами. Оттолкнулась от стены, зашагала в одну из небольших служебных комнатушек, где раньше размещалась администрация станции, а теперь – ее личные апартаменты.

«Они еще увидят, как надо. на самом деле».

Когда на поверхности наступил вечер, мрачный, покрывший развалины коркой инея, Джек и Иван выполнили обещание. Они сидели в комнате Аннет, отмечая, как изменился быт партизан с момента переезда на станцию.

Глория-Холл во время нападения была покинута в жуткой спешке, даже панике. Люди почему-то решили спасаться наверху, вместо того, чтобы уйти под землю и получить хоть какой-то шанс на выживание. Многие погибли в давке, их тела, уже обезображенные до неузнаваемости, разведчики партизан первым делом вытащили на поверхность в герметичных мешках и замаскировали, чтобы не привлечь внимание одичалых собак или тех, других, которые от зверей уже почти не отличались.

Обстановка – мебель, предметы быта, какая-то одежда – все было не тронуто, прочно замурованное рухнувшим наземным вестибюлем. Партизанам было из чего создать довольно сносный комфорт, не требуя дополнительных поставок с материка. Штаб в известность также никто не ставил, что, как ни странно, положительно сказалось на моральной атмосфере и боевом духе.

Аннет угощала гостей спиртным, обнаруженным в баре кабинета начальника станции. Сервировка, подобающая случаю. Угощение было одной из небольших уловок, которую Аннет решила напоследок применить, чтобы ускорить выяснение некоторых интересных подробностей появления старых знакомых. Количество выпитого уже давало повод думать, что ее надежды оправдаются с избытком.

– Вот где мое место, – говорил Иван. – И чего меня понесло тогда? Остался бы, все было бы совсем иначе…

– Но вы же гениальный изобретатель! – Аннет не отрывала от него глаз. – Вы должны были сделать эту ракету! Иначе у нас ничего не получилось бы, правда Джек?

– Да.

– Да что, никто не смог бы ракету сделать? Ерунда это все! Штука-то простейшая. – Иван не сдавался, стараясь объяснить всю глубину своей ошибки. – А здесь я мог бы столько полезного сделать… – Он вдруг замолчал ненадолго. – Я бы вас защищал, Аннет.

– Ну, знаете, здесь было полно желающих… – протянула Аннет, эффектно опустив глаза.

Иван вскочил.

– Я должен с ними поговорить!

– Успеете, – сказал Джек.

Кулибин плюхнулся обратно в небольшой кожаный диван, который полностью занимал единолично.

– Вы такой решительный, – сказала Аннет.

Иван расплылся в улыбке.

– Джек, а почему вы вернулись? – девушка посмотрела на него серьезно, намекая, что хочет получить правдивый ответ.

– Я сбежал.

«Опять за старое! – подумала Аннет. – Неужели он ничуть не изменился?»

– Но от кого? Что может быть такого в штабе, что вы решили сбежать сюда? Сюда, в Лондон!

– Уотсон.

– Что? – взревел Кулибин. – Как это может быть? Это не моя область, но я слышал, это просто гениальный старик. Он придумывает такие загогулины…

– Джек, вы понимаете, что говорите? – спросила Аннет.

– К сожалению да. Я расскажу вам. Надеюсь, вы меня поймете.

Много времени не потребовалось. Джек говорил коротко, обдуманно, без лишних подробностей. Он давно осмыслил для себя и свое отношение, и поведение Лозье, и обстоятельства, вынудившие Уотсона решиться на такой шаг. Он где-то даже мог понять профессора. Рациональной своей частью. Сейчас в Джеке говорила именно она.

– Это чудовищно! – воскликнула Аннет уже в который раз, когда Джек закончил свою историю.

– Хороший каламбур, – ответил Джек.

– Вы правы, вы совершенно правы, Джек. У вас не было другого выхода. – Девушку рассказ Джека довел до крайней степени возбуждения.

– Вот ведь попали вы в котовасию, – сказал Кулибин. Он сидел с потрясенным видом, слушал молча, но было видно, что верит всему, до последнего слова.

Аннет пришла в голову крамольная мысль. Она испугалась, решив, что это действие алкоголя, но остановиться не могла. Предположение требовало обдумывания, причем немедленного.

«А что, если профессор сумел что-то сделать с Джеком? – размышляла девушка, боясь даже представить, что именно это могло бы быть. – Если он и впрямь настолько гениален, кто может поручиться, что разгаданы все его замыслы? Но тогда что же получается? Прежний ли Джек сидит передо мной? Я видела, как он вел себя с самого начала, но можно ли поручиться, что он сейчас прежний? Война меняет людей слишком сильно, чтобы можно было твердо сказать, какие изменения естественны, а какие нет».

Аннет посмотрела на Джека, пристально, будто стараясь проникнуть в его мысли.

«Почему он так спокоен, когда рассказывает все эти ужасные вещи?»

Унылая застывшая сырость сопровождала Лозье во время прогулки по парку. не находя себе места, ученый отправился наружу, чтобы сменить обстановку. Несколько недель работа не позволяла оторваться, расслабить мозг, переключиться на что-то другое. Необходимость помочь Джеку, спасти от коварного покушения старика, вытеснила из сознания доктора все, что могло помешать выполнению данной себе клятвы.

Все кончилось в один миг. После разговора с профессором в столовой мир рухнул, оставив Лозье в растерянности стоять перед грудой обломков надежд, еще пытавшихся по инерции привлечь к себе внимание радужными всполохами. Он вдруг очутился в однообразном лабиринте коридоров научного корпуса штабного городка, среди одинаково одетых людей с одинаковыми, сосредоточенными выражениями лиц. Лозье поймал себя на том, что больше не понимает сути происходящего. Ценой неимоверных усилий, бессонных ночей, он выполнил обещание, но Уотсон одной короткой речью разбил все в хлам, превратив в помойку радость от одержанной победы.

Лозье забыл, когда в последний раз выходил на открытый воздух. Погода в этом месяце не радовала. Пришедшая в Лилль зима отличалась редкой суровостью, подчеркивала масштаб трагедии, обрушившейся на британские острова. Сотрудники штаба стремились поскорее покинуть двор, если нужда заставляла высунуть зачем-то нос под хмурый взгляд сплошного покрывала низких туч.

Доктор бродил в парке один. Раскисшие дорожки хлюпали, чавкали под ногами, обливая брюки комьями коричневой жижи. Вода повсюду, в земле, воздухе, деревьях. Слой слипшихся бурых листьев грозил расползтись вызывающим омерзение склизким киселем, если зазевавшийся глупец случайно ступит ногой за пределы тропинки. Дождь кончился, мутные тяжелые капли нависали гроздьями, едва держась за черную сырую кору голых ветвей.

Согнувшись под давлением разочарования, Лозье брел по лужам не разбирая дороги, поворачивая наугад на редких пересечениях протоптанных между деревьями путей.

«Мерзкий старик! – клокотал яростью доктор. – До чего опустился! Использовал всех, заморочил голову мне, штабным, лаборантам, этому бедняге Джеку. Кем он возомнил себя – богом?»

Он тряхнул головой, скопившаяся влага сорвалась с капюшона, веером капель разлетелась в стороны.

«Какое счастье, что я избежал этого сумасшествия! а ведь мысли такие были, надо признать, не отвертишься! Могущество, бесконечный выбор возможностей, власть над сущностью живого организма! Воистину, рука Господа остановила меня. не стоит пытаться сравниться. Вот он, наглядный пример».

Лозье, словно слепой, замер на полушаге, прислушиваясь. Но не к звукам тонущего парка, а к своим смутным подозрениям. Он стоял посреди лужи и не видел этого.

«Но ведь это самообман, – его вдруг пронзила холодная судорога. – Я ничуть не лучше! Я сделал то же самое, прикрываясь благими намерениями. Антивирус. Чем он отличен от созданного стариком? Ничем. Он также менял гены, и не важно, что они были перед этим изменены вирусом старика. Чудовищно! а если бы я ошибся? Суммарные усилия двух вирусов могли превратить Ридла в еще более страшное чудовище, чем-то, против которого мы так боролись.

Какой же здесь сухой остаток? Он назвал меня преемником, учеником, в будущее которого верит. Заставил пройти испытание. Забудем на время, каким способом. Но он сказал, что я его прошел. Значит, я сравнялся с ним в умении. Пусть у меня нет его сумасшедшей гениальности. Слава Богу и Боже упаси! Усердие никто у меня не отнимет. Лишь бы цель была».

Он пошел дальше. Глинистая жижа затягивала следы, они наполнялись черной водой, оплывали по краям, превращались в крохотные лужицы, цепочкой вьющиеся по тропкам унылого парка.

«Цель. – Губы растянулись в кривой гримасе. – Цель есть. Это будет неотвратимая, безжалостная месть за коварное оскорбление».

На горизонте, скрытом переплетением черных, сочащихся влагой ветвей парковых деревьев, сверкнула белая вспышка. Гроза надвигалась на Лилль, стремясь окончательно утопить, превратить в хлипкое болото, вымочить до нитки. Ветер пришел с запада, промчался над проливом, ринулся на материк, словно репетируя атаку чудовищ, набирающихся сил для нового броска. Почти растеряв в пути, ураган все же донес до города слабые признаки грядущих событий – редкие молекулы, оставшиеся от запахов раскаленного металла, дымных столбов, пролитой крови. Недоступные человеческому нюху из-за слабой концентрации, они действовали на подсознание, рождали тревогу, навевали ночные кошмары.

Доктор, не сознавая надвигающихся перемен, повернул обратно, ноги сами влекли его в теплое убежище штабного комплекса. Он зашлепал по скользкой хляби, руки в карманах плаща, капюшон на глаза.

«Месть должна быть всеобъемлющей, – смаковал он очертания будущего плана. – Сбудется то, чего страшится каждый ученый, добившийся признания, занявший свое уникальное место. У него будет преемник. Но где окажется он сам, когда поймет, какими возможностями преемник обладает, какие способности скрыты в нем до поры, до времени?»

Крепчающий ветер подгонял, толкал в спину, пока еще мягко, осторожно, но давая понять, какая сила скоро наполнит его порывы. Лучше спрятаться, смотреть на его буйство через толщу стекла, сквозь потоки воды, бросаемой ураганом в жажде пробить окна, захватить трусливо отгородившиеся помещения.

«Ты умный, старик. Но ты сам научил меня. Ты показал, что можно сделать, если тебе не мешают введенные в заблуждение недоучки. Больше это не повторится. Я был слеп, глух и испуган. Это все кроется в мозгу. Но ты все сказал мне про мозг. Мне больше не нужно. Дорога открыта и ничто не ждет моего возвращения».

Когда Лозье взошел на крыльцо и растворил дверь, сопротивляющуюся натиску воздушного кулака, за его спиной небо обрушилось, оглушило громовым шелестом, потекло мутными реками, смывая оставленные доктором торопливые следы. Плотная колышущаяся стена воздвиглась позади, отрезая дорогу назад. Доктор юркнул в желтую от света лампы сухость коридора, едва не получив пинка захлопнувшейся дверью.

Спешки больше не было. Ее сменила расчетливая размеренность действий, просчитанные реакции, заготовленные ответы. Лозье ясно видел перед собой свой план, словно карту с начерченной единственно верной дорогой. Все препятствия обозначены, все острые углы спрямлены.

Одетый в неизменный стерильный белый халат, с ящичком инструментов, Лозье вошел в комнату с аквариумом. Деловой вид, уверенный шаг. Просто очередные анализы, пробы, проверки.

Из-за идеально прозрачного стекла на него уставились две плошки блестящих глаз. Ненависть, кипящая под бугристой блестящей кожей, изливалась на любое живое существо, подобно двум тепловым лучам. Желеобразные, расползшиеся в стороны под действием земного притяжения, бока дергано вздувались, когда чудовище втягивало в себя обеззараженный воздух. Бурые плети щупалец вяло шевелились, эхом реагируя на клокочущую внутри ярость. Треугольная губа обвисшим ломтем тряслась в такт дыханию, тягучая струя густой слюны стекала по ней.

Вид чудовища не изменился с момента его появления, пугая постоянством, не подвластным внешним воздействиям. Монстр словно взял бесконечную паузу, ожидая момента, когда более могущественные силы выпустят его. Тратить энергию на бессмысленные телодвижения – значит проявлять слабость воли. Тварь стремилась казаться победителем даже в герметично запаянной стеклянной клетке, находясь в полной зависимости от пленивших ее людей.

Лозье секунду разглядывал пленника. Он уже проделывал по просьбе Уотсона то, что собирался повторить сейчас. Но что-то задержало его, возможно, желание взглянуть на чудовище в последний раз пока еще не измененным взглядом. Запомнить свою реакцию, чтобы потом сравнить.

Он зашел сбоку, где к аквариуму крепились устройства управления подачей воздуха, проверки степени фильтрации, параметров смеси газов. Вынутая из ящичка колба нашла свое место на пульте, наполовину утонув в отверстии. Усыпляющая смесь, разработанная самим Лозье, была примешана к порции донорской крови, заготовленной для питания твари.

Доктор взялся за ручку с округлым набалдашником, торчащую в центре панели. Шарнирный манипулятор, состоящий из двух секций, соединенных гибким суставом, послушно выдвинулся из боковой стенки. Чудовище дернулось, рот затрепетал, делая похожие на глотательные движения. Довольное, приглушенное стеклом уханье вырвалось изо рта, глаза подернулись влажной пленкой.

«Жрать хочешь, – подумал Лозье. – Но за это ты кое-чем поделишься со мной».

Манипулятор пододвинулся к пульсирующему бугорку на том месте туши чудовища, которое у людей называется височной областью. Игла на конце механической руки проткнула вену, заставила пленника замереть, приготовиться к новой порции. Лозье тронул небольшую кнопку слева от рычага, открывая канал для перекачки крови.

Когда все закончилось, доктор взял стул, уселся напротив и стал ждать. Снотворное действовало почти мгновенно, он хотел успеть понаблюдать за процессом, ощутить власть над пленником. Этот момент оказался очень приятным для него еще в первый раз. с тех пор Лозье стремился сам проделать операцию, если намечались очередные заборы материала для лаборатории.

Порождения марсианской науки, чудовища не спят, не нуждаются в отдыхе, только в пище. Почувствовав уже знакомое помутнение рассудка, пришедшее сразу вслед за долгожданной сытостью, тварь вздрогнула всем телом и скривила рот в злобной гримасе. Туша затряслась, будто силилась преодолеть действие вещества. Комнату огласил лающий хриплый вопль, булькающий, режущий слух нечеловеческими обертонами. Пленник взмахнул парой щупалец, плети вскинулись, глухо шлепнули по стеклу, но тут же безвольно опали, свернулись в клубок перед мордой твари. Монстр уже спал.

Лозье довольно потянулся, хлопнул по коленям, поднялся. Теперь он воспользовался другим рычажком, похожим на первый, но предназначенным для обратного действия. Порция свежайшей клеточной ткани отправилась в герметичную шлюзовую камеру, из которой ее извлек Лозье, сразу поместив в пузырек для хранения образцов.

Дело сделано. не теряя времени, доктор сложил все вещи в ящик, вернул стул на место, бросил последний взгляд на неподвижное тело и вышел, мягко прикрыв дверь.

Уотсон взял пару дней отдыха, убедив штабистов, что не следует ждать настолько скорого результата от действий Ридла. Лозье весь день проводил в лаборатории. Объяснив свое рвение желанием по горячим следам систематизировать данные опытов, он избавился от ненужных вопросов и получил доступ ко всем записям.

Уотсон сделал свое признание, рассчитывая на полное понимание молодым доктором причин, вынудивших старика на такой поступок. Лозье охотно ему подыграл. Убежденный в успехе обучения Лозье, профессор доверил ему изучить рабочие материалы, чтобы восстановить весь ход эксперимента в таком виде, как было задумано Уотсоном. Активность доктора обрадовала старика, преемник получил в свое распоряжение лабораторию и спешил использовать все выигранное время без остатка.

С утра до вечера светилась панель микроскопа, Лозье напряженно вглядывался в мельтешение микроэлементов клеточной структуры. Производя тончайшее, деликатное вмешательство во внутренний мир клетки, он выстраивал будущую структуру вируса, идя по стопам своего учителя.

Многое из опыта с Ридлом пошло в дело и сейчас. Кое-что можно переделать, поскольку не надо создавать второй, маскировочный слой реакций, обманувший тогда Лозье. Теперь все быстрее и проще.

Прошло не много времени после того, как комнату с аквариумом покинул Лозье. Пленник неподвижной кучей лежал на дне стеклянного куба. Дверь открылась, впустила пригнувшегося перед низкой для него притолокой Иррата. После долгих тренировок его организм кое-как приспособился к земной тяжести. Вирус профессора Уотсона, возродивший иммунитет, вызвал общее укрепление, адаптация пошла заметно быстрее. Движения Иррата стали более быстрыми и точными.

Он пришел сюда в смешанных чувствах. в первый раз, когда пленника только доставили, Иррат не смог до конца проверить себя, взглянуть в ненавистные глаза – они были закрыты, чудовище спало, оглушенное снотворным. Однако то посещение вселило в Иррата уверенность. Он решил снова прийти сюда, один, без посторонних.

«Испытание надо завершить, – настраивал он себя, подходя к комнате. – Люди даже не знают, какой подарок делают для меня, давая возможность быть здесь».

Он замер на пороге, недоуменно глядя на стеклянный куб. Пленник снова спал.

«Какое невезение! Великое Время, зачем ты так шутишь со мной? Снова я пришел сюда, когда его накачали до потери сознания».

Он поколебался немного, но все же решился и вошел. Притворил дверь, чтобы внешние звуки не мешали, не нарушали атмосферу. Он хотел остаться вдвоем с чудовищем. Глаза в глаза.

Иррат подошел к стеклу, приложил ладонь. Прохладное стекло запотело, окружило кисть с длинными пальцами туманным ореолом, теплая рука выдала волнение марсианина. Мутный контур постепенно стягивался, словно рука всасывала свой след обратно. Ладонь ощутила слабый толчок, легкую дрожь. Иррат перевел взгляд со своих пальцев внутрь, сфокусировался на темной туше перед собой. Отдернул руку, отпрянул, отступил на шаг. на него смотрели блестящие, немигающие, черные глаза, в которых зияла космическая пустота и ледяной холод.

Снотворное отпустило чудовище так же быстро, как овладело им. Тварь видела перед собой своего раба. Он стоял в шаге перед ним, отделенный тонким стеклом, настолько прозрачным, что можно не заметить. Раб замер в нерешительности, с поднятой будто в приветственном жесте рукой.

Мысли закипели в огромном мозгу чудовища, ускоряя свой бег, стряхивая груз химиката, набирая обороты для обычного ритма. Пленник анализировал. Раб стоит по ту сторону, на территории врага, передвигается свободно, одет в чистое, без усиливающего мускулы каркаса. Раб заодно с врагом. Этого следовало ожидать. Непонятно только, как он попал сюда. Но это раб, а все рабы должны подчиняться.

– Открой клетку! – резким лаем стегнула тварь стоящего перед ней. Яростный крик стремился пробуравить стекло, разнести его в крошку, оглушить раба, пинком погнать исполнять приказ.

Иррат вздрогнул, перевел взгляд на поднятую руку, одернул ее, сжал кулак. «Нет, не дождешься, – подумал Иррат и сам поразился силе своего решения. – Это ты за стеклом, а не я. Ты – пленник, а я – свободен». Простая мысль оказала волшебное, преображающее действие. Широкая улыбка растянула полные губы, Иррат нагнулся к аквариуму, протянул руку и легонько постучал пальцем.

Чудовище бешено взревело, неразборчиво, захлебываясь от ярости. Одно из щупалец взвилось над тушей, обрушилось на стекло, хлестко шлепнуло плетью. Иррат не двинулся. Он улыбнулся еще шире, снова легонько постучал пальцем по стеклу, а затем повернулся спиной и пошел за стулом. в спину ударил очередной гневный окрик.

«Ори, беснуйся, – думал Иррат, неся стул и ставя его поближе. – Посмотрим, что можно с тобой сделать».

Он уселся, по хозяйски закинул ногу на ногу жестом, подсмотренным у людей. Сложил руки на груди, продолжая улыбаться, уставился на перекошенную морду чудовища.

«Итак, с чего же начать? – Иррат неторопливо подыскивал слова, которыми будет ломать волю твари. – Его надо поставить на место, пусть увидит, что его время кончилось. Сломить сопротивление, проникнуть в его поганый мозг, узнать, что там скрывается. Это может очень помочь людям, ведь они не могут разговаривать с ним. Им даже в голову не пришло, что с ним можно поговорить. а может быть, они берегли меня? Боялись, что это будет слишком тяжело? Нет. Я должен сделать это даже для себя самого. У меня нет выбора».

– Кричать бесполезно, – сказал Иррат медленно и спокойно. – Ты в моей власти… мыслитель!

Пленник взревел, заскрежетал на высокой ноте. Клубок щупалец извивался, словно они собирались задушить друг друга.

– Придется тебе смириться, – продолжал Иррат. – Будем разговаривать.

Треугольный рот чавкнул, захрипел, с него сорвалась капля слюны.

– Я не разговариваю с пищей, – произнесла тварь, словно отхаркиваясь.

– Хм, выхода у тебя другого нет. Или ты можешь заткнуть уши? – Иррат засмеялся. Он ощущал небывалый прилив сил. Легкость, с которой удалось заставить пленника отвечать, наполнила его уверенностью. ни один из живущих сейчас марсиан не мог разговаривать так с тираном. Иррат единственный во всей вселенной, первый, кому выпало такое счастье.

– Вы больше нам не нужны, здесь полно рабов, хватит на тысячи лет!

– Не торопи события, тварь! – воскликнул Иррат. – Вы заперты на жалком клочке земли, вам не выбраться оттуда.

– Вы даже не знаете, что ожидает вас. Но осталось недолго. Приготовления почти завершены. Вас ничто не спасет! – чудовище сипло залаяло, изображая смех. – Планета уже наша!

– Тупое самомнение. Легенды правы, это всегда было вашей главной особенностью. Вы не можете поверить, что кто-то окажется сильнее вас.

– Раб не может быть сильнее!

– Я уже сильнее, – сжав зубы проговорил Иррат. – Я уничтожил всех вас на своем снаряде. Весь поганый выводок выкинул в пространство. Я обманул вашу отраву!

– Ты будешь уничтожен, – прохрипел пленник. – Когда меня освободят, будь рядом. Мне нужно будет поесть.

Он снова зашелся в лающем смехе, маслянисто поблескивающие бока заколыхались, внутри что-то булькало.

– Кто тебя освободит, тварь? – Иррат усмехнулся. – Кого ты хочешь обмануть?

– Скоро мы начнем окончательный захват. Перед нами не устоит ничто. – Он ударил в стекло перед собой. – Даже этот стеклянный ящик.

– Ты сошел с ума, мыслитель. Воздух отравит тебя, ты растечешься вонючей лужей, если подышишь здешним воздухом без своей защиты. Люди рассказали мне, чем кончилась ваша первая попытка.

– Значит, мы были правы. Но это не важно. Я уже разделился на этой планете. и когда меня освободят, я успею рассказать все, что узнал здесь.

Иррат задумался, забыв на мгновение, кто перед ним. Чудовище заронило в его душу зерна страшных догадок.

«Проклятые мыслители! Какие выводы он мог сделать, анализируя увиденное? Он мог многое узнать и понять из того, что делали с ним во время опытов. Он мог догадаться, что люди использовали его, чтобы усилить свое могущество. Если его освободят, он может рассказать об этом. Тогда спасения не будет».

Он вскочил в смятении, пытаясь сообразить, как лучше поступить. Кого-то надо предупредить, рассказать о грозящей опасности.

«Твари действительно готовят прорыв на эту сторону. и мы стоим как раз у них на пути. Возможно, они никогда не спасут его. Они скорее сметут все лучами, оставив только дым и пепел. Но нас уже не будет в живых, чтобы сожалеть об этом».

Иррат пошел к выходу. За его спиной чудовище заворочалось, натужно повернулось в его сторону и закричало, изрыгая ненависть подобно вулкану.

– Беги, раб! Я скоро выпью тебя до капли!

Вопли перешли в клокочущий скрежет, тварь захлебывалась яростью, пожирающей ее изнутри. Иррат уже был в коридоре, бежал, преодолевая боль в слабеющих ногах, чтобы найти Доктора, рассказать о грядущей угрозе.

«Людям надо спешить! Храни их, Время, дай им успеть!»

После того, как Аннет сообщила о прибытии таких интересных личностей, Кларк отправился к ним сам. Его подталкивало любопытство и целый ворох вопросов, требовавших немедленного выяснения.

«С Джеком Ридлом все понятно. Зачем-то понадобился профессору, теперь снова свободен, вернулся продолжать борьбу. Тем более, зная, каких успехов нам удалось достичь. Оно и к лучшему – солдаты должны получать иногда отпуск, бывать в тылу, видеть, за что идут в бой. Воинский дух это только укрепляет».

Кулибин интересовал Кларка гораздо больше. Он помнил еще, как заинтересовало его сообщение о великане, замеченном наблюдателями среди партизан. Таких людей нужно либо привлекать на свою сторону, либо избавляться от них, несмотря на сиюминутную полезность. Слишком мощная фигура, с огромным потенциалом влияния, даже если у него нет такой цели, то им всегда можно попытаться воспользоваться. и лучше, если Кларку удастся сделать это первому.

«С такими данными трудно оставаться в стороне, – размышления Кларка были в значительной степени автобиографичными. – не в мужской природе спокойно игнорировать такую возможность проявить себя. Каким бы исключительным умом он не обладал, сила будет требовать выхода, особенно, когда вокруг столько возможностей для ее применения.

Но если окажется, что у этого русского есть хоть малейшие притязания на влияние, ничего не поделаешь, придется им пожертвовать без сожаления. Любая незначительная угроза, даже намек на нее, может развиться до таких масштабов, когда с ней уже не справиться».

Кларк называл свою методику работы с кадрами «прополкой». Лучше избавиться от хорошего бойца, чем допустить, чтобы в отряде появился человек, способный в будущем подорвать авторитет командира. Даже если он не собирается занять его место.

Аннет похлопотала, чтобы Джека и Ивана поселили вместе. Это давало больше поводов, чтобы приходить к ним, да и Джек оказывался под присмотром Ивана, которого было не трудно теперь просить рассказать о каких-нибудь подмеченных странностях в поведении Джека. Девушку продолжал волновать эксперимент Уотсона, она решила понаблюдать за Джеком, чтобы понять, можно ли теперь на него положиться.

Войдя в комнатку, где обустраивались Джек и Иван, Кларк застыл на пороге.

«Да, этот случай потребует особого внимания. Стыдно признаться, но я оказался не готов».

Собственные габариты Кларка не давали ему повода комплексовать, он давно научился пользоваться производимым эффектом. Но сейчас он словно оказался по ту сторону, испытывая те же чувства, которые, как он теперь понимал, испытывали люди при общении с ним. Кулибин осторожно передвигался по комнате, стараясь не задеть Джека в созданной им самим тесноте. Они не замечали вошедшего.

Взяв себя в руки, Кларк сказал:

– Ну, как разместились?

От неожиданности Кулибин резко повернулся, толкнул могучим плечом Джека, отчего тот отлетел к стене.

– Разместились отлично, командир! – отрапортовал Иван, вытягиваясь в струнку. от этого он стал еще выше и едва не касался потолка.

– Я выделю вам помещение попросторнее, – сказал Кларк, поглядывая, как Джек потирает ушибленное место.

– Было бы неплохо, – проворчал Джек.

– Ну, как вам наши хоромы? – с плохо скрываемой гордостью спросил Кларк.

– Впечатляет, – согласился Джек. – И все это, пока меня не было.

– Да, надо было действовать быстро, – ответил Кларк. – Старое место стало небезопасным. Пришлось свернуть там все операции. – Он устал задирать голову, глядя на Кулибина, сказал: – Присядьте, что стоять? У нас тут атмосфера простая, без муштры.

Теперь Кларк мог смотреть на Ивана с привычного ракурса, сверху вниз, что вернуло ему привычный настрой. Нависавшая над ним громада мышц стесняла не только движения, но и мешала спокойно думать.

– Значит, мистер Ридл, вы больше не нужны в штабе?

– Да, профессор сделал все, что мог, вот я и решил вернуться.

«Совсем ни к чему рассказывать все подробности, – решил Джек. – Никого не касается, что случилось со мной. Дайте мне только возможность сражаться».

– Вот и отлично, нам всегда нужны опытные бойцы, – он переключил внимание на Кулибина. – Ну, а вы какими судьбами? Тоже руки чешутся? – Кларк кивнул на тяжелые, с голову, кулаки Ивана. – Понимаю. Сам хожу вместе с отрядом, не даю крови застояться.

Кулибин смущенно опустил глаза, сказал:

– Ну, не только за этим. Решил, что надо посмотреть, как тут мои штуковины, пригождаются ли, может, есть какие-то замечания.

Кларк удивленно вскинул брови.

– Так это ваше? Вот не ожидал, такой светлый ум, при ваших данных… – тут он спохватился, добавил: – Поймите правильно, я не хочу сказать…

– Ерунда, – перебил его Кулибин. – Я привык. Но сейчас такое время, что могут пригодиться любые способности, не так ли? Так что от участия в ваших походах я не откажусь. Даже рад буду.

«Еще бы, – подумал Джек. – Аннет небось требуется защита, поддержка в трудный момент».

– Я вам тут еще кое-что привез, из нового, – продолжал Иван. – Это не мое изобретение, другие ребята постарались. Меня попросили проверить, будет ли польза.

«Новое оружие? – Кларк встряхнулся. – Вот так сюрприз. Почему же не предупредили, что его доставят сегодня?»

– Что за оружие? – нетерпеливо спросил он.

– Да это, вообще-то, не оружие… – смущенно сказал Кулибин. – Но вещица полезная. Я ее даже на склад не решился отдать, мало ли, разобьют. Экземпляр опытный пока.

Кулибин вытащил из-под кучи мешков в углу тот самый ящик, который таскал с собой всю дорогу. Толстыми, как сардельки, пальцами пощелкал замками, сразу показавшимися игрушечными, хлипкими, распахнул крышку. в плотно свернутой толстой прокладке, защищающей от резких ударов, лежала плоская стеклянная панель. Сбоку ровными мотками был скручен витой кабель, в отдельном отсеке лежала небольшая коробочка, поблескивающая стеклянным глазком.

– Зачем нам это? – не скрывая разочарования, спросил Кларк.

– Это замечательная штука, – охотно начал объяснять Кулибин. – Закрепив это, – он ткнул пальцем в коробочку, – где-нибудь снаружи, вы сможете здесь, внизу, смотреть на панель и видеть, что твориться сверху. Искусственный глаз, чудо техники с марсианского снаряда. Нам пришлось изрядно поломать голову, чтобы понять, как он работает. Но теперь, если окажется, что от него будет польза, мы сможем дать вам много таких вещиц.

– Забавно, – протянул Кларк, стараясь сразу продумать возможные выгоды.

Джек настороженно разглядывал прибор. Ему никогда не приходилось видеть образцы марсианской техники так близко, не считая того ужасного случая, когда он столкнулся с брошенными трупами пехотинцев. Он отметил, как Иван по-хозяйски обращается с прибором.

– Вот и я говорю, – подхватил Иван. – Предлагаю немедленно провести опыт. Наверху еще достаточно светло, можно проверить прямо сейчас.

– Да, это было бы интересно, – ответил Кларк. Но один вопрос ему все не давал покоя. – А как насчет нового оружия, которое нам обещали? Нам нужны серьезные пушки, как ни крути, а хитростью тварей не одолеть.

– Я оставил ребятам инструкции, – с готовностью сказал Кулибин. – Они скоро закончат новые образцы ракет. Там будет применяться такой же глаз, как в этом приборе, – он любовно провел ладонью по гладкой стеклянной поверхности, темнеющей в ящике. – Поэтому нужно сначала проверить его, чтобы знать, не будет ли проблем.

Кларк кивал, находя в словах Кулибина подтверждение, что его ожидания не напрасны. «Солдаты слишком долго не выполняли серьезных поручений. Нельзя заставлять их постоянно обустраивать станции. Так и оружие держать разучатся. Нет, мне это совсем не нужно. Мне нужна атака, стремительная, сокрушительная, которая даст нам трофеи, стратегические преимущества. Без решительного боя героем не станешь. Нужно как-то подстегнуть развитие событий. План начинает буксовать, захлебываться рутиной. Нужна свежая кровь, нужно уничтожить хотя бы несколько тварей, чтобы люди продолжали помнить, что не зря выбрали меня. Чтобы продолжали думать, что это их выбор. Действительно адекватный, правильный выбор. и вот тогда, когда начнется активная стадия противостояния, план раскроется во всей мощи».

Джек заметил, с каким вниманием Фирби слушает Кулибина. Он снова краем сознания отмечал не совсем обычное для себя аналитическое состояние, тонким, но напористым родничком струящееся в спокойной глубине сознания. Это было странно, он никогда раньше не отличался способностью к тщательному осмыслению, разглядыванию многообразия фактов, обнаружению скрытых связей между явлениями. Джек отключился от разговора, наблюдая за реакцией командира, подмечая оттенки выражения грубого, темно-коричневого лица, мимику, когда он произносил что-то, обсуждая с Иваном подробности испытания нового прибора.

«Командиру очень нужно новое оружие, – думал Джек. – Резонно, он обязан заботиться о боеспособности отряда. Тем более, после того, как люди оказали такое доверие, оценили предложение использовать подземку, поставили его во главе отряда. Вот только что нам даст получение всего лишь новой партии ракет, пусть и более совершенных, но не меняющих кардинально подход к ведению боя? Достаточно ли будет этого, чтобы начать выигрывать сражения, теснить захватчиков, уничтожать их в собственном логове? Уотсон был все-таки прав – у марсиан должен быть единый центр управления. Неужели какие-то ракеты помогут нам проникнуть туда? Почему Фирби так рвется в бой? не спешит ли он? Артиллерист. Он не может устоять, когда речь идет о пушке большего калибра. Но решает ли исход войны размер снаряда, величина воронки?»

Джек выпал из задумчивости, увидел, что командир с Кулибиным, стоявшие до этого неподвижно, засобирались. Иван закрыл ящик и подхватил его обеими руками.

– Решили испытать? – спросил Джек.

– Пойдемте с нами, – сказал Кулибин. – Вам должно понравиться.

– Бодренькая погодка! – заявил Кулибин после возвращения с наружного поста наблюдения. – Но зимой я бы это называть не рискнул. не видели вы настоящей зимы, ребятки!

Прокопавшись полчаса, Кулибин установил среди развалин вестибюля станции камеру. Вечерело, пасмурное небо темнело быстро, инженер торопился, надеялся, что будет еще достаточно светло, чтобы разглядеть на панели хоть что-то. Хоть Салье и убеждал, что чувствительности аппарата должно хватить даже для ночных наблюдений, Иван все же хотел провести первую демонстрацию в светлое время, чтобы эффект был максимально впечатляющим.

Двое дозорных, чья дневная смена подходила к концу, обрадовались приказу командира. Их вахта прекращалась досрочно, чтобы они также могли принять участие в проверке прибора, сравнить передаваемую им картинку с тем, что только что наблюдали воочию. Это будет имитация рабочего режима применения наблюдательной камеры.

Бухту кабеля протянули с поверхности прямо в ближайшее помещение станции, первое, встречающееся после спуска вниз. Если все пройдет удачно, здесь оборудуют подземный пост наблюдения, на котором дозорные будут в тепле и уюте следить за панелями. Докладывать о происходящем будет тоже удобно, командир сможет заходить сюда лично. Обычно, если происходило что-нибудь важное, с наружного поста отправлялся вниз посыльный, поскольку использовать рацию запрещалось – требовалась полная тишина.

– У нас есть шанс проверить панель в обстановке, приближенной к боевой, – сказал Кулибин командиру. – Когда мы спускались, где-то за развалинами послышался звук одной из машин. Ребята говорят, это очередной патруль. Если пойдет мимо – сможем рассмотреть очень подробно. Хорошо, что сейчас наверху никого нет из наших. Лучшего момента для проверки и не придумаешь.

Кулибин закрепил вертикально стеклянную панель у стены, пригласил всех занять места. с гордым видом приготовился торжественно включить прибор.

– Включайте, пока патруль не ушел, – приказал командир.

Десяток внимательных взглядов впился в стекло, зеркалом отражавшее серьезные лица. Для всех, кроме Кулибина, происходящее было маленьким чудом, даже несмотря на объяснения, которыми щедро сыпал инженер.

Кулибин сунул руку за панель, чем-то щелкнул. Зеркальная поверхность вспыхнула, отблески заиграли на лицах зрителей в сгустившейся темноте. Панель медленно уменьшала яркость, неравномерно темнея. Пятна начали складываться в движущиеся силуэты, обрели четкие очертания. Что-то двигалось, совершало повторяющиеся движения, качалось, изгибалось, выбрасывало клубы пара. Парой секунд позже картинка налилась цветом, в центре мелькнула зеленая вспышка, на мгновение все заволокло светящимся туманом.

– Что это? – спросил Фирби.

– Патруль? – неуверенно предположил Кулибин.

– Это не может быть патруль, – произнес один из дозорных. – Патрульная машина не имеет таких деталей. Это, должно быть, треножник.

– Треножники больше не ходят, – начал спорить его напарник. – К тому же, такую махину мы бы заметили. Он слишком высок, чтобы спрятаться за развалинами.

– Что это такое? – повторил Фирби.

– Возможно, я неправильно поставил камеру, – с сомнением сказал Кулибин. Он взял панель, осторожно, чтобы не дернуть за кабель, поднял и перевернул. – Так лучше?

– Нисколько, – ответил первый дозорный. – Так еще хуже. Видите этот сустав? Он теперь перевернут. Верните панель обратно.

Кулибин снова поставил ее к стене. Несколько мгновений собравшиеся вглядывались в изображение, полностью занятое конструкцией, – даже только ее частью, – состоящей из странного сочетания суставов, рычагов, блестящих металлических плоскостей и щитков. Механизм привычно для марсианской техники исторгал из суставов облака зеленоватого пара, искрился, двигался в направлении, которое невозможно было определить.

– Оно приближается, – воскликнула Аннет. – Видите, все немного увеличилось. Эта машина идет прямо на камеру.

«Зоркий глаз, – подумал Джек. – Флирт с кинооператором не прошел даром».

Теперь панель вмещала еще меньшую часть машины, по которой определить ее назначение было еще тяжелее.

– Вам не кажется, – Фирби хмуро взглянул на Кулибина, – что ваша камера не работает?

– Пока нет, а в чем дело?

– Таких машин у марсиан нет. Ваша панель может показывать то, чего нет в природе?

Инженер задумался. Он вспомнил последние опыты Салье, когда они испытывали камеру в лаборатории. Картинка поражала всех четкостью, яркостью, точностью передачи цвета. Панель позволяла рассмотреть мельчайшие детали предметов. «Если ее установить достаточно близко», – подумал Иван.

– Машина слишком близко к камере, – уверенно произнес он. – Она просто не помещается в поле зрения. Нам надо подождать, пока она отойдет подальше…

– Она остановилась, – сказала Аннет.

Картинка замерла. Было видно, что корпус, в той части, что вмещало изображение, чуть заметно подрагивает, удерживая равновесие, но активное движение действительно прекратилось.

– Иван, а куда вы направили камеру? – спросила девушка.

– В сторону звука, – ответил он. – Ребята сказали, откуда он приближается. Я в развалинах слабо ориентируюсь.

– То есть машина прошла по развалинам?

– Не может быть, – заявил второй дозорный. – Патрульные машины ходят только по улицам. У них ноги коротки, – он ухмыльнулся. – В развалины они посылают только пехоту.

– Кажется, ваш прибор еще нуждается в доработке, – заметил Фирби.

– Несомненно, – кивнул Кулибин. – Но общее впечатление… в принципе, по-моему, польза от него есть.

– Будет. Если его переделать, – категорично ответил Фирби. – А сейчас я предпочел бы иметь наверху людей.

– Есть, командир! – дозорные кинулись обратно на посты, чтобы восстановить реальную картину происходящего. Их воодушевляло, что командир не теряет контроль даже в самой загадочной ситуации.

Дверь хлопнула за ними, с потолка осыпалась штукатурка, припорошила белесой пылью стекло панели. Фирби тихо выругался, обещая напомнить дозорным правила поведения, но закончить витиеватую фразу не успел. Сразу за первым, последовал еще один удар. Облако пыли повисло в комнате, медленно опускаясь от потолка. Стены дрогнули.

– Взрывы? – крикнула Аннет.

– Там нечему взрываться, – вставая ответил Фирби.

Все повернулись к выходу, пропуская командира вперед. Громыхнуло сильнее, Кулибин кинулся отсоединять панель, чтобы защитить от падающих кусков облицовки потолка. Прижал стекло к себе, догнал Аннет. в комнате за закрывшейся дверью что-то упало.

Джек, молчавший все время, пока шла демонстрация удивительного прибора, произнес тоном, спокойствие которого поразило даже его самого:

– Нужно вооружиться. Аннет, где арсенал?

– Пойдемте за мной, я покажу.

– Надо спрятать панель, – напомнил Кулибин. – Она не должна пострадать.

– Там и спрячете, – отрезала Аннет, увлекая мужчин за собой в хорошо известные ей переходы.

Они быстро добрались до арсенала. Туда успели прибежать многие партизаны, которые были недалеко, образовалась давка, все хотели быть во всеоружии, чтобы оказать отпор врагу. в том, что атакуют марсиане, они не сомневались, но что именно они атакуют – не знал никто.

Землетрясение продолжалось. Толчки были все сильнее, в некоторых местах со стен коридоров начала откалываться кафельная плитка, вскрывая места последнего, не очень качественного ремонта. Под ногами захрустело керамическое крошево. Кто-то поскользнулся.

Попав наконец в арсенал, Аннет приказала выдать необходимое своим спутникам. Джек отметил, что влияние Аннет в отряде действительно достаточно велико, раз солдат, работавший в арсенале, бросился выполнять ее распоряжение, как если бы приказывал командир базы.

Солдат вернулся быстро, притащил охапкой, как поленья, винтовки с глушителями. Бросил на стол связку гранат, точно вязанку репчатого лука. Вывалил несколько коробок магазинов и пулемет Томпсона с гирляндой разгонных катушек Гаусса на коротком стволе.

– Приятель, – обратился к солдату Кулибин, – а ракеты реактивные у тебя остались?

Он раздвинул стоящих перед ним Аннет и Джека, протиснулся ближе, навис горой над хозяином арсенала. Тот оценил габариты, прищурился, расплылся в ухмылке знатока, понимающего, о чем его просят, исчез среди стеллажей.

– Нормальную вещь надо брать, проверенную. Да, Джек?

– Ну уж не гранату, это точно, – поддержал его Ридл. – Ты из нее в пылу сражения можешь и сок выдавить.

Кулибин зычно хохотнул, сотрясся всем телом.

Солдат вернулся, натужно таща под мышкой трубу с острым концом – ракету. Другой рукой, удерживая изо всех сил, волочил штатив с пусковым рельсом.

– Дай-ка, дружище, – потянулся Иван через стол, – не так ты обращаешься…

Он нагнулся, выхватил лапищей ракету, закинул словно лопату на плечо. Взял штатив, сунул под мышку, прижал локтем.

– Последняя, что ли? – с сожалением в глазах спросил Иван.

– Единственная, – в тон ему ответил солдат.

– Ну, буду целиться лучше.

Кулибин поднял свои железки над головой, чтобы никого не зашибить в толпе, стал продвигаться к выходу.

– Тогда это нам, – сказала Аннет.

Они с Джеком забрали все, что выложил для них солдат, поспешили за Кулибиным. Тот грохнул штативом об косяк, чуть не выворотил его, распугал собравшихся партизан, вылез в коридор, как медведь из берлоги, тяжело потопал туда, куда бежали уже успевшие вооружиться солдаты.

Джек быстро шел позади, следуя за Аннет, которая бежала рядом с Кулибиным. Для великана это был спокойный, размеренный шаг. Глядя, как Иван несет на плече ракету, похожую на железное бревно, Джек подумал: «Да, нам нужны серьезные пушки. По крайней мере, сейчас».

С тех пор, как покинули несостоявшийся наблюдательный пост, командира не видели. Фирби координировал партизан, формировал команды, которым надлежало действовать независимо, в разных концах станции. Убежище имело несколько выходов на поверхность через вентиляционные шахты. Оставался еще главный выход, единственный, о котором в обычной жизни известно пассажирам, но станция была изучена вдоль и поперек, чтобы использовать ее потенциал с полной отдачей.

Кларк нервничал – до сих пор нет сведений от дозорных. Посыльный, отправленный к ним чуть позже, также не вернулся, что привело Кларка в еле скрываемое бешенство. Взяв себя в руки, он рассудил, что случилось нечто из ряда вон. Это вынуждало применить резервный план, предполагающий отражение атаки на базу, если она будет раскрыта. Но смутные подозрения все еще держали его в нерешительности – атака, если бы развивалась по предполагаемой схеме, должна была начаться с вестибюля. Но оттуда не поступало никаких сведений, не проникали враги, но и не возвращались свои.

Рисковать не было смысла. Кларк скомандовал покинуть базу по подземным туннелям, уводить людей в противоположную от входа с поверхности сторону. Брать самое необходимое. Марсиане не забирают захваченные трофеи, только живых людей. Если атаку удастся пережить, можно будет вернуться и занять это место снова. Если они не зальют станцию черным газом. в таком случае…

План Кларка, как всегда, разветвлялся, предусматривал обходные пути, варианты действий, запасные ходы, скрытые маневры. Обстоятельства двигали Кларка по нужной траектории, словно поезд по рельсам, переключая, где надо, стрелки, позволяли двигаться с максимальной скоростью. Это не время для обдумывания, это время незамедлительных действий. Кларк был в своей стихии.

Аннет остановилась, чтобы поговорить с одним из партизан, командиром невысокого ранга, который сноровисто отдавал приказы, направляя людской поток. Она перекинулась с ним парой фраз, вернулась к ждавшим в стороне Джеку и Ивану, потащила за собой.

– Куда мы идем? – спросил Джек, потерявший ориентацию в путанице служебных коридоров, пронизывающих толщу земли за стенами пассажирских залов станции. Коридоров было такое множество, что Джек заблудился бы после двух поворотов, но Аннет уверенно тянула товарищей за собой.

– Эвакуация. Нужно выйти на платформу.

– Мы поедем на поезде? – спросил Кулибин.

– Нет, у нас нет энергии, чтобы запустить поезд. Мы поедем на вагонетках, их достаточно много. а если не хватит – пойдем пешком.

– Но куда? – Джек настойчиво добивался своего.

– На соседнюю базу, станция Парсон-сквер, – ответила Аннет, словно это было настолько просто, что догадается ребенок.

«А новый командир – не промах. Все зашло намного дальше, чем я предполагал. и как ему удалось провернуть все это за такой короткий срок?»

– Как вы все это успели? – спросил Джек.

– Что успели?

– Сколько у вас уже занято станций?

– Пока только три.

– Три? – Джек даже сбился с шага.

«Оборудовать три базы, имея вначале всего лишь два десятка людей в жалком форпосте?»

Джек попытался сосчитать, сколько видел людей за все время, пока был на этой стации. Слишком много. Что-то здесь не складывалось в стройную картину.

– Но откуда у вас столько…

– Людей? – спросила Аннет. – Я знала, что вы заметите. Это случилось сразу после того, как мы заняли эту станцию. Когда закончили осмотр, командир приказал начать переправку вещей из форпоста. на следующий день, когда мы выгружались на платформе, из другого туннеля появилась вагонетка. Там сидели несколько солдат в изношенной форме. Они сказали, что живут на соседней станции, дальше по этой ветке. Она ведет к мемориальному парку, помните?

– Помню, – ответил Джек. в свое время, он часто прогуливался по парку, наслаждаясь отдыхом в перерывах между съемками.

– Они сказали, что решили обследовать эту часть путей и сразу наткнулись на нас. Командир, конечно, предложил объединиться. Те согласились. Но тут оказалось, что на той станции солдат очень много. Они умудрились вовремя спрятаться в подземке, когда все случилось, и с тех пор не вылезали. Даже сумели перебраться на соседнюю станцию, еще дальше отсюда. Командир попросил их прислать подкрепление, чтобы мы могли быстро обосноваться здесь. После этого новенькие остались у нас. Все эти солдаты очень обрадовались, узнав, что затевает штаб сопротивления. Так что теперь нас очень много.

– Потрясающе! – воскликнул Кулибин. – Теперь я понимаю, почему командиру так хочется побольше оружия. Такая орава мужиков, и все рвутся в бой!

– Именно так, – сказала Аннет. – Это очень укрепило моральный дух в отряде. Мы теперь, как один кулак, готовый ударить в любой момент. Но нам нужно оружие. Голыми руками много не навоюешь.

– Это точно. – Джек посмотрел на Ивана. – А вот такими ракетами, да еще улучшенными, как обещает Иван…

– Совсем иной коленкор! – закончил Кулибин и расхохотался.

Джек видел, что богатырь воспрянул духом, когда понял, какую силу представляет теперь отряд. Это уже серьезный разговор, можно развернуться, как следует.

Кулибин ловко перекинул железное бревно ракеты на другое плечо и спросил:

– Но сейчас мы что, просто уйдем отсюда?

– Боюсь, что да. Если марсиане ворвутся на станцию, они увидят слишком много. Мы пока не готовы вступить в решающее сражение, штаб до сих пор не прислал новое оружие, хотя командир говорит, что они обещали сделать это уже давно. Нам нужно успеть покинуть станцию, чтобы твари не смогли узнать степень нашей готовности.

Когда Аннет закончила говорить, они подошли к двери, ведущей в пассажирскую часть станции. Одной из тех дверей, постоянно закрытых в то время, как людской поток стремится мимо них с утра до вечера. Никто из «простых смертных» не догадывается, какая мощная разветвленная сеть коридоров, лестниц, служебных помещений скрывается за такой неприметной дверью, покрашенной в цвет стен, снабженной стеклянным глазком и загадочным сочетанием букв и цифр, выведенным по трафарету. Посторонним вход воспрещен.

Выйдя из двери, оказались в широком переходе, который плавно изгибался и вливался за углом в огромное пространство с двумя параллельными платформами. Потолок не высокий, опирающийся на массивные, перекинутые от стены к стене балки, держащие плоские облицовочные панели.

Станцию строили открытым методом, выкопали гигантскую траншею в десятки метров глубиной, а затем укрепили стены и положили перекрытия, засыпали сверху толщей земли. Выход устроили в крупном торговом центре, который теперь разрушен, превращен в груду бесформенных обломков, словно экзотическое надгробие. Стремительно растущая сеть подземки требовала экономного подхода в архитектуре. Почти все станции, построенные за последние десять лет, были похожи на эту, словно одинаковые виноградные ягоды, составляющие целую гроздь. Интерьеры отличались отделкой, иногда – шириной коридоров, в зависимости от пропускной способности станции.

Спустились по ступеням на платформу. Группа солдат грузила на вагонетки мешки с самым необходимым. Особенно не спешили. Они знали общие черты плана эвакуации, видели, что все выполняется размеренно и четко. Должны успеть. Суета только помешает. Вагонеток на всех не хватало, все-таки это грузовой транспорт, поэтому партизаны ловко спрыгивали с платформ на рельсы и большими группами исчезали в черноте туннеля, уходящего вдаль по правую сторону от Джека. Он видел теперь, что большая часть обитателей базы успела покинуть ее, последние группы шли к дальнему концу зала. Отряд прикрытия оставался на платформе. Они уйдут последними, отрежут путь, чтобы ворвавшиеся на станцию патрульные марсиане не смогли преследовать их по туннелям.

Джек понял, почему это должно сработать. Близкое течение Темзы могло нарушить герметичность подземки, прорваться плывуном, затопить туннель. Станции планировались так, что подъезды к ним снабжались устройствами, наглухо перекрывающими туннели, чтобы обезопасить пассажиров на платформах. Поездом, ненароком попавшим в плывун, пришлось бы пожертвовать. Но это был неизбежный риск.

«Мы выйдем отсюда и закроем за собой дверь», – подумал Джек.

В этом просторном зале не так сильно ощущались толчки, но стало понятно, что грохот доносится сверху. Джек вдруг представил картину: они все – словно муравьи, оказавшиеся в гробу, который только что опустили в могилу. Энергичные могильщики шустро орудуют лопатами, сбрасывают вниз огромные комья сырой земли, которая бьет по крышке, разлетается жирными черными брызгами. Внутренности их темницы сотрясаются от падающих сверху кусков глины вперемешку с валунами, крышка трещит, норовя провалиться внутрь, придавить несчастных муравьев острыми, рваными краями досок.

Джеку стало не по себе, он дернулся было, чтобы поскорее добежать до конца зала, укрыться в спасительной черной ноздре туннеля, но резко опомнился. Приступ страха, только что еще такой реальный, леденящий спину, стремительно отступал перед набирающим силу потоком спокойного анализа. Джек и не заметил, как это своеобразное течение накопило мощь, легко вытесняя так мешавшие все это время эмоции. Рассудительность вернулась, не успев сделать и шага к отступлению. Джек окинул зал изучающим взглядом, стараясь оценить, все ли идет по плану.

Дошли уже до середины зала. Сзади еще слышались возбужденные голоса и топот бегущих людей. Последние партизаны покидали станцию.

Джек оглянулся, внимание привлекло яркое пятно, мелькающее среди спускающихся по ступеням. Пятно резко выделялось на общем фоне как бутон гвоздики, приколотый на форменный китель. Джеку показалось знакомым это ощущение, он прищурился, подстраивая глаза.

Мистер Чи в неименной рубахе с драконами и черных шароварах спускался в зал, таща за собой грузный мешок. Ноша была слишком массивной, чтобы маленький щуплый человечек мог взвалить ее на плечи или нести в руках. Соскочив с очередной ступеньки, мешок не удержался, наклонился вперед, поддал китайцу под колени. Мистер Чи отскочил в сторону, уворачиваясь, выпустил падающий груз из рук. Мешок, тяжело переваливаясь, покатился вниз, набирая скорость, расталкивая идущих впереди солдат. Опрокинув одного, плюхнулся на пол, застыл.

«Что он туда напихал? – спросил себя Джек. – Приехал, вроде бы, налегке».

– Аннет! – крикнул он ушедшей немного вперед девушке. – Там наш дорогой аптекарь! Я пойду, помогу ему.

Джек протянул ей свое оружие, чтобы освободить руки для мешка, и побежал обратно. Китаец уже настиг беглеца, наклонился и что-то шептал, словно выговаривая тому за плохое поведение.

Грохот, сотрясающий потолок, усилился. Джек невольно посмотрел вверх, увидел, как в промежутках между слабо светящимися длинными лампами образуются трещины, ползут в стороны растущей на глазах паутиной. Джек припустил быстрее, краем сознания отметил, что недавнее мерзкое видение странным образом начинает сбываться.

– Давайте мешок! – крикнул он, когда до китайца оставалось еще с десяток метров.

– Вы узе здесь, мистер Дзек?

– Здесь, сегодня приехал. Давайте, я помогу.

– Это хоросо, очень хоросо.

Джек схватил объемистую ношу, рванул, чтобы поднять.

– Вы решили вынести всю базу, мистер Чи?

– Только самое нузное, командир так сказал, – китаец засеменил рядом, старясь не отстать от Джека.

– Хотел бы я посмотреть, – пыхтя пробормотал Джек.

Он с опаской поглядывал на потолок. Сетка ломаных черных трещин покрывала все пространство между опорными балками в центральной части потолка. После каждого толчка вниз осыпались обломки штукатурки, пыльные облака затянули лампы.

– Поспешим! – крикнул Джек китайцу, который и так пыхтел изо всех сил.

Внезапно зал сотрясся от особенно сильного удара. на этот раз звук дополнился оглушительным скрежетом, треском ломающихся перекрытий, раскалываемого камня. с потолка вертикально вниз ударила струя пыли и мелкой крошки, словно взметнулся перевернутый фонтан. Оказавшиеся под этим местом люди пригнулись, прыгнули в сторону. Некоторые схватились за головы – мелкие обломки, достаточно, впрочем, увесистые, попали в них, разбивая в кровь неприкрытые макушки, раздирая одежду на плечах.

Произошедшее затем, заставило Джека остановиться. Китаец замер рядом, как вкопанный, уставился потрясенно на потолок. Потолка, как такового, больше не было. Медленно, словно давая рассмотреть себя во всех подробностях, могучие балки разламывались, проваливались под натиском толщи земли. Покрытые трещинами плиты разошлись на стыках, из них сыпалась черная грязь, капала выжимаемая страшным давлением грунтовая вода.

Потолок лопнул. в центре пятна разверзлось отверстие. на пол обвалилась груда обломков, рассыпалась каменным крошевом, сбивая уцелевших людей. Стоя на безопасном расстоянии, Джек пытался решить, какой путь будет сейчас наиболее безопасным. с некоторым запозданием Джек заметил, что все люди вокруг двигаются в замедленном темпе, словно под водой. Падающие из провала в потолке обломки, отскакивают от пола и надолго зависают в воздухе, прежде чем начать опускаться. Земля словно лишилась части силы тяжести.

Мысли Джека текли в привычном темпе, он изучал обстановку, выбирая безопасную траекторию. Отнеся свое наблюдение к необъяснимым причудам восприятия в экстремальной ситуации, он решил обдумать это потом, если удастся выбраться из этой осыпающейся могилы. Аналогия становилась все более точной.

Из мрачной, непрерывно изрыгающей сырые комья дыры в потолке показался грязный, тускло отсвечивающий в желтоватом свете ламп предмет. Он высовывался все дальше, увеличиваясь в размерах, показывая новые элементы своего строения. Джек догадался, что это одна из марсианских машин. Характерный цвет металла обшивки, изгибы корпуса говорили, что чудовища создали какую-то новую разновидность боевой техники, с помощью которой успешно пробивались сейчас в укрытие партизан. Корпус дергался, толчками уминая землю вокруг себя, расширяя пролом, чтобы опуститься еще ниже.

По бокам корпуса показались три массивные опоры, не идущие ни в какое сравнение с изящными, гибкими ногами треножника. Суставчатые, но короткие, криво изогнутые, с широкими основаниями, эти опоры помогали машине прорываться сквозь толщу земли, словно лапы роющего нору крота. К грохоту ударов корпуса добавился рокот работающего двигателя и звонкий лязг сочленений. Зал озарился чередой ярко-зеленых вспышек.

Джек заметил, что град обломков утих, решился на отчаянный рывок. Пихнув китайца в бок, он бросился бежать к краю платформы, чтобы спрыгнуть на рельсы и прорываться к туннелю по этой своеобразной траншее. Неловко приземлившись на шпалы, Джек отвлекся от разыгрывающейся наверху сцены. Но новый звук привлек его внимание, раздирая ушные мембраны тонким, высокочастотным скрежетом.

Машина выливалась из отверстия. не имея опоры, потеряв прочную связь с проделанной ею норой, она рухнула вниз бесформенной грудой металла. Джек снова наблюдал падение в замедленном ритме. Машина смогла выдвинуть опоры вниз, навстречу полу, рассчитывая на мягкую посадку. Только теперь, когда она вся была в воздухе, Джек понял, какая она огромная. Она напоминала вертикальную башню, раза в три массивнее, чем кабина треножника. Бока корпуса снабжены углублениями, помогавшими ей пробивать многометровый слой земли. Некоторые части башни вращались, смещаясь вокруг вертикальной оси то в одну, то в другую сторону. Вытянутые вниз опоры делали машину похожей на странный круглый комод на коротких ножках.

«Ходячий бур, – окрестил про себя машину Джек. – Теперь ясно, почему мы не узнали его на наблюдательной панели». Прежде чем машина достигла пола, Джек еще успел пожелать ей провалиться дальше, желательно в самое пекло, но его желание марсианский бур выполнить отказался.

Коснувшись слоновьими подошвами опор твердой поверхности, бур выбил фонтаны искрящихся брызг, которые прежде были цветастым мозаичным орнаментом. Отсалютовав себе таким образом, бур мягко спружинил, не касаясь брюхом, выпрямился на ногах и медленно присел. Дождь липкой черной жижи продолжал литься сверху ледяным душем.

Джек попытался продолжить бег по шпалам, но зрелище и не собиралось прерываться. Корпус башни рассекли узкие щели, она раскрылась как цветок, распустилась бутоном, накрывшим платформу от края до края. То, что Джек увидел внутри, было знакомо, как неизменно повторяющийся ночной кошмар. Гигантской, сверкающей белыми металлическими боками мухой, в центре цветка стояла многоногая патрульная машина.

Движения в окружающем Джека мире замедлились еще сильнее. Он лихорадочно перебирал оставшиеся в его распоряжении возможности для спасения. Раз за разом проигрывал сценарий отступления, но шансы оставались призрачными. Это тупик. Смертельный тупик, из которого не выходят живым.

Джек вспомнил, что рядом стоит китаец. Он удивился, почему тот не пытается бежать. Джек хотел повернуть голову, крикнуть на замешкавшегося аптекаря, но не смог. Он оказался обездвижен, словно доисторический комар в куске янтаря, не способен даже моргнуть. Оставалось только думать и смотреть.

Медленно, вразвалочку, многоногая машина повернулась и спустилась по одному из лепестков. Как только начала движение, в кузове ожил клубок спутанных щупалец, вздыбился, поднял на извивающихся конечностях округлое тельце. Многорукий механизм спрыгнул со своего носителя, шагая намного быстрее плетущейся железной мухи, метнулся к Джеку.

Парализованный, но не потерявший способность сохранять равновесие, Джек стоял у самой стены зала живой статуей, тщетно силясь повернуться. Титаническое напряжение привело к тому, что удалось чуть согнуть руку и немного развернуться в сторону китайца. Но он проделал это, словно пытаясь двигаться в почти затвердевшем бетоне.

Мысли Джека неслись в это время со скоростью локомотива. Он успел решить загадку своей неспособности нормально перемещаться. Это было всего лишь следствие ускорения мыслительного процесса. на самом деле, все события развивались в нормальном ритме, а Джек анализировал их многократно ускоренными мозговыми импульсами.

«Что со мной? – подумал Джек, и поправился: – профессор, что вы сделали со мной?»

Пулей выброшенное в реальном времени щупальце, сверкая полированными сегментами приблизилось к Джеку. Он наблюдал, как оно медленно тянется к шее, искрясь зеленоватыми огоньками разрядов. Ледяное прикосновение к оголенной коже мгновенно сменилось обжигающим жаром электрического разряда. Джек почувствовал, как по нервной сети распространяется волна жжения, достигает позвоночника, врывается в спинной мозг и лавиной обрушивается в черепную коробку, испепеляя нервные клетки, пробивая болевые пороги.

Мгновенно утратив скорость реакций, затормозив до привычного состояния, в короткий миг Джек успел осознать, что падает безвольным мешком, как кувыркавшийся по лестнице тюк мистера Чи. Уже не чувствуя боли в обожженной шее, Джек повис в кольцах металлической змеи, оторвался от пола и утонул в темноте.

Кулибин потрясенно наблюдал за трагедией Джека. Еще когда башня бура развалилась дольками, выпуская патрульного механического жука, Иван понял, что Джека не спасти. Китайца, впрочем, тоже. Оставалось только одно – оттянуть время, чтобы оставшиеся партизаны смогли уйти подальше, а прикрывающие отход успели заблокировать туннель. Ракета идеально подходила для этой цели.

Аннет с Иваном уже добежали до пещеры туннеля, оставалось сделать еще несколько шагов, чтобы скрыться во тьме.

Иван остановился и снял с плеча ракету. Положил аккуратно, прислонил к рельсу, чтобы не повредить оперение, начал раскладывать штатив. Операция оказалась чудовищно долгой. Кулибин чертыхнулся, зло швырнул штатив об стену.

– Негодный хлам!

Схватив ракету, присел на корточки. «Неделя хромоты, зато живы будем». Взвел спусковой механизм, пристроил на колени, наклонился, проверяя направление запуска.

На рельсы спрыгнули еще несколько людей. Уворачиваясь от осыпающихся обломков, они зигзагами, вприпрыжку, неслись к укрытию.

– Пригнитесь! – закричала Аннет. Она боялась, что в грохоте ломающихся перекрытий ее никто не услышит, но бегущие сами заметили готового к стрельбе Кулибина и кинулись к стене.

Ракета взвилась в воздух, устремилась к многорукой машине, словно железный наконечник на древке из ослепительно белого пара. Ивана обдало горячими влажными клубами, он повалился, морщась от боли в ноге, которая только недавно успела восстановиться.

Полет ракеты был не долог. За несколько мгновений она покрыла расстояние до середины зала, копьем воткнулась в клубок извивающихся металлических щупалец, но взрыва не последовало. Машина блестящими дугами изогнула несколько ног, пропуская снаряд под собой, и продолжила наступать на Джека. Ракета пронеслась в другой конец зала, врубилась в облицованную каменными панелями стену над широкими ступенями, обрушила на лестницу фонтан отколовшихся кусков. Хлопок ударной волны расшвырял пыль и мелкие брызги во все стороны, разлетелись корявые черные ошметки.

Сквозь медленно рассеивающиеся облака пара Кулибин смутно разглядел, как машина охватила шею Джека щупальцем, подтянула конечность, оборачивая кольцами, легко подняла добычу в воздух.

Два солдата, истошно крича, выскочили с другой стороны распахнутого цветком корпуса бура, прошмыгнули по параллельному ряду рельсов. Механический паук ринулся наперерез, жадно выбросил навстречу извивающиеся плети.

Что-то странное заметил Кулибин во всей этой сцене. Когда Джек взлетел, уносимый хищной машиной, в том месте, где он стоял, не осталось никого. Китаец исчез. Секундой позже, расплывающийся сырой туман прорвало размытое яркое пятно, Ивана обдало ветром, он повернулся к туннелю, попытался подняться. Позади себя он обнаружил мистера Чи и Аннет, наклоняющихся, чтобы помочь Ивану встать.

Вдвоем они уцепились за его необъятные руки, потащили в спасительный мрак. Из круглой боковины туннеля уже выдвигалась бронированная плоскость, грозящая перекрыть проход и оставить их по эту сторону. Иван подхватил обоих помощников, словно детей, сгреб в охапку, запрыгал по шпалам на одной ноге, волоча истекающую кровью другую. Аннет от неожиданности взвизгнула, но стоически перенесла бесцеремонное обращение. Китаец мертвой хваткой вцепился в окаменевшее плечо великана.

Створки почти сомкнулись. Тратя последние силы, Кулибин втиснулся в оставленную для него щель, повалился на твердое, выпустил ношу. в сужающемся проеме мелькнули блестящие бока чудовищных механизмов.

– Кирдык Джеку! – сквозь зубы процедил Иван, поднимаясь на ноги. – Беги, Анютка!

– Ce qui?

– Run!

Сжав челюсти до хруста, Кулибин навалился, как вставший на дыбы медведь, на медленно ползущие створки, додавил до конца. Туннель погрузился во тьму, рассекаемую только лучами фонарей, которые предусмотрительно взяли с собой солдаты из группы прикрытия.

Чьи-то руки схватили Ивана, повернули, указали толчком направление. Желтые пятна электрического света заплясали под ногами. Еще не до конца веря в свое спасение, последние уцелевшие побежали догонять остальных.

Позади марсианские машины обрушили свою мощь на толщу брони, рассчитанную на напор плывуна, но не смогли преодолеть преграду.

Немного углубившись в туннель, Аннет заставила всех остановиться, чтобы оказать помощь Кулибину. Вдвоем с китайцем быстро перевязала раненую ногу, на ощупь, криво, но надежно, чтобы суметь пройти километр по пыльному мраку перегона. Где-то впереди быстро затихали, удаляясь, шаги последних беглецов.

Неожиданно к ним присоединился командир, вывалился с небольшой группой солдат из темного узкого ответвления, когда они проходили развилку, ведущую в подземное депо.

– Сидели там до последнего, смотрели на эту машину, – запыхавшись рассказал он. – Туннель заблокировали, молодцы. Пришлось нам окольными путями пробираться. Вышли вот только что, хорошо, что в нужную сторону свернули.

«Не похоже, – подумала Аннет, – чтобы он сидел и просто смотрел на машину. Откуда там было смотреть? Он хочет сказать, что у него нервы железные, чтобы наблюдать из-за угла, как эти твари ловят несчастных, как удав брошенных ему мышей? Нет, что-то здесь есть подозрительное».

С момента возвращения Кулибина Аннет стала более пристально присматриваться к тому, что делает командир. Некоторые его поступки можно было интерпретировать неоднозначно, что все больше привлекало ее внимание. Девушка, как и задолго до этого, четко представляла себе, как именно нужно было бы действовать.

«Ему просто везет, – думала она в такие моменты. – Сначала его спасли партизаны, отбив у мародеров. Потом вовремя воспользовался сведениями о подземке. Откуда он узнал о ней? Если от кого-то, кто бывал здесь, то почему не остался с ними сразу, в надежном укрытии? Вместо этого он странным образом оказался поблизости от нашего форпоста».

Аннет пока не находила приемлемого объяснения. Вопросов было слишком много, у нее не находилось времени, чтобы обдумать все достаточно тщательно. Интуитивно понимала, что нужно продолжать быть как можно ближе к командиру. Возможно, это даст шанс узнать что-то важное, подсказку или намек, который натолкнет на правильный ответ.

Нападение марсиан на станцию спутало все планы Аннет, но неожиданно дало новую порцию информации, над которой можно поразмышлять. Путь до соседней базы промелькнул незаметно, она шла вместе со всеми, погруженная в раздумья. Командир охотно подставил плечо, чтобы помочь Кулибину ковылять по шпалам, так что девушка была свободна. Шла рядом с мистером Чи, слышала его размеренное дыхание, в котором не чувствовалось даже отдаленных последствий произошедшего на платформе.

Аннет тоже заметила яркий вихрь, проткнувший клубы пыли и пара, пролетев от того места, где стоял Джек. Вихрь, превратившийся у нее за спиной в китайца. Еще одна порция вопросов.

«Почему китаец не стал спасать Джека? Ведь они стояли рядом. Да и каким образом, вообще, этот маленький сухой человечек смог так быстро очутиться рядом с нами? Что за волшебство?»

Она вспомнила типичное непроницаемое выражение на лице мистера Чи, прищуренные глазки, расслабленно опущенные на колени руки.

«Нет, спрашивать его бесполезно. Это какая-то тайна, разгадать которую можно только мечтать. Ох уж этот загадочный восточный народ!»

Тем не менее, мистер Чи все это время исправно выполнял обязанности врача, оказывая медицинскую помощь всем нуждающимся. Он никогда не выходил на поверхность, просиживал все время в своей комнатке, где и жил, и принимал пациентов. Аннет замечала, что китаец был вполне доволен таким положением.

– Нельзя сидеть без дела, – говорил девушке китаец, поучительно указывая пальцем в потолок. – Навыки мозно тренировать бесконечно.

Аннет ничего не отвечала на это, но мысленно недоумевала:

«Неужели его заботит только самосовершенствование? Очень оригинально заниматься этим в то время, как над нами разгуливают твари, готовые завоевать всю планету».

До момента появления толпы беженцев на Парсон-сквер люди ничего не подозревали о случившемся. в новом пристанище, осмотрев тех, кто остался в живых, командир сразу созвал военный совет. в зале с пассажирскими платформами, очень похожем на тот, где только что разыгралась трагедия, собралась огромная толпа. Потрясенные рассказами очевидцев, солдаты этой базы быстро поняли, что теперь есть реальная угроза их существованию даже здесь, под толщей земли.

Высказывалось много предположений, которые должны были объяснить, как марсианам удалось обнаружить базу. Все терялись в догадках, но однозначного ответа не было. Опасность от этого не становилась меньше, поэтому обсуждение решили отложить на более позднее время.

Нашлось много людей, требующих немедленно организовать разведывательный поход. Дьявольская машина не могла быть одноразовой. Она была устройством для уничтожения подземных убежищ, которое непременно будет пущено в ход снова и снова. Рациональность врага не давала повода сомневаться.

Аннет тоже была в числе тех, кто предлагал идти в разведку.

– Надо вернуться на станцию, – решительно заявляла она, игнорируя гримасы боли, которые вызвало ее напоминание у спасшихся партизан. – Мы должны проследить весь путь этой машины. Такая громадина не могла не оставить следов. Мы не можем больше сидеть здесь и ждать, пока нас снова не выкурят, как барсука из норы! Пора переходить к ответным мерам!

Кларк внимательно смотрел на нее, удивляясь, насколько точно она озвучивает его мысли. Вот только новое оружие до сих пор не прислано, а уничтожение базы может еще сильнее отсрочить его появление. Это тоже нужно принимать во внимание.

– Разведка – отличное дело, – сказал Фирби. – Но полученными сведениями еще надо разумно воспользоваться. Что нам даст знание, откуда появилась эта машина? Мы не сможем пойти в атаку, не имея достаточно мощного оружия, чтобы справиться с такой техникой. – Он взглянул на Кулибина, сидящего с перебинтованной коленкой. – Ракеты будут не слишком эффективны.

Иван рассеянно кивнул, вспоминая свой промах.

– Нам необходимо дождаться обещанного оружия, – продолжал командир. – Нам нужно снова наладить сообщение со штабом, мы потеряли одну базу, стали более уязвимы. Мы должны убедить их поторопиться.

– Но это не мешает нам заняться сбором сведений, – вставила Аннет. – Когда оружие окажется у нас, мы будем располагать всей картиной происходящего, сможем атаковать быстро, застать тварей врасплох.

«Как она рвется вперед! – подумал Кларк. – Нападение вывело ее из равновесия. Наверное это не плохо. Пусть послужит этаким воодушевляющим элементом, катализатором. Пусть немного поиграет в командира, она явно стремится к этой роли. Это даст мне время, чтобы хорошенько спланировать дальнейшие действия. не хватало мне еще заниматься поддержанием боевого духа среди этого сброда. Настоящий, выбранный большинством командир здесь я, и я не допущу смены власти – уже не тот момент, когда это было бы возможно. Настало время активнее использовать имеющиеся ресурсы».

– В таком случае, – обратился он к Аннет, – я поручаю тебе возглавить эту операцию. Выясни, откуда взялась эта машина, пока мы будем приводить в порядок наши силы.

Аннет просияла. Она не ожидала такого быстрого решения, приготовила себя к длительным разговорам, к отстаиванию своей точки зрения. Это была очень резкая перемена, доказывающая, что пришла пора действовать.

«Теперь они увидят, на что я способна!»

Кларк быстро соображал, какую еще выгоду можно извлечь из отправки разведывательной группы.

«Несомненно, она захочет взять с собой и этого русского богатыря. Отлично! Он уже проявил себя, прикрывая отход последних людей с базы. Кое-какая репутация появилась. Сомневаюсь, что это все, на что он способен. а вот на что он способен – надо выяснить как можно скорее. Жаль только, что не получится понаблюдать за ним в деле лично. Но это решаемо, с ограничениями, но решаемо».

Отряд укомплектовали быстро. Аннет, как старшая, сразу приняла предложение Кулибина сопровождать ее. Она выбрала несколько хорошо проявивших себя раньше партизан, знакомых ей еще со времени нахождения в форпосте. Фирби порекомендовал включить в отряд Клайва, с которым они были вместе, когда отбивались от мародеров.

После их спасения Клайв держался в тени, не слишком напоминая о себе. Аннет считала, что это следствие нервного напряжения, через которое пришлось пройти трем артиллеристам, скитаясь месяц по захваченному городу. Командир уверил ее, что Клайв может оказаться полезным. Особых возражений у нее не было, авторитет командира не время было ставить под сомнение, поэтому она согласилась, хотя не представляла, какая может быть от Клайва особенная польза.

«Не то что Иван! – мечтательно думала Аннет, что доставляло ей в последнее время большое удовольствие. – Я могла бы пойти с ним даже вдвоем, большее число народу только осложняет задачу. Ну да ничего не поделаешь».

Следуя инструкциям командира, заблокированный туннель обошли, свернув в депо, прошли служебными переходами.

Пока пробирались между мертво стоящих составов, Кулибин во все глаза разглядывал устройство обширного помещения. Словно широченная плоская пещера, уходило депо в бесконечную темноту, низко нависал закованный в бетон потолок. Особенно заинтересовали русского инженера опоры, поддерживающие потолок. Несколько раз он останавливался, утоляя жажду исследователя, осматривал конструкции вблизи, ощупывал, любовно хлопал тяжелой ладонью. Творение английских коллег ему определенно понравилось.

На станцию попали с противоположной стороны, пройдя коридорами за стеной разрушенного зала. Вышли из очередной, похожей на все остальные, двери, очутились в том самом, изогнутом дугой переходе для пассажиров. Этот выход был ближе к спуску в зал. Аннет не удержалась, решила взглянуть на то, что осталось после ухода чудовищ.

Величественная картина открылась разведчикам, как только они подошли к лестнице. Все пространство зала было погружено во тьму – вышли из строя все потолочные лампы. Но темнота оказалась не полной. Из отчетливо видимого рваного отверстия в потолке вертикально вниз струился мягкий серый свет. на поверхности было раннее утро, низкие седые облака скрывали появление зимнего солнца, сыпали мелким снежком. Легкие снежинки попадали в провал, спускались по гигантскому колодцу, парили в мертвой тишине зала, подсвеченные столбом неяркого света. на полу выделялся белесый круг, припорошенные снегом вздыбленные плиты пола с пятнами осыпавшейся мозаики обозначали место приземления бура.

В еще более слабом отраженном свете едва проглядывали тонущие в черноте стены зала. Приглядевшись внимательнее, Аннет поняла, что эта чернота не естественная. Стены, пол, потолок покрывала копоть, следы чудовищного жара генераторов тепловых лучей. Словно старая печь, зал был полностью выжжен изнутри безжалостными машинами. Только столб призрачного света, да мириады медленно кружащих снежинок нарушали давящую на психику неподвижность.

Потрясенные масштабом разрушений, партизаны направились к выходу на поверхность.

Протискиваясь между рваными каменными глыбами, обдирая плечи о торчащие ржавые концы арматуры, узким кривым лазом пробрались наружу. Особенно тяжело пришлось Кулибину. в одном месте, когда проход сузился настолько, что пройти великану оказалось невозможно, партизаны стали свидетелями его недюжинных способностей. Вздувая бугристыми веревками вены на стальных валунах плеч и бицепсов, Иван сдвинул обломок стены вестибюля, преградивший ему дорогу. Только восхищенные вздохи вырвались из легких, выражая глубину чувств потерявших дар речи соратников.

Поверхность была не менее удручающей, чем зрелище подземного пепелища. Отряд очутился в лунном кратере, заваленном руинами торгового центра, сложившегося карточным домиком под натиском треножников. Несколько этажей сгрудились в каменном месиве. Острые пики косо обломанных колонн первого этажа вздымались в набухшее низкое небо. Серую пыль уже прикрыл тончайший слой невесомого снега, по которому не прошла ни одна живая душа. Люди исчезли в этих местах давно, выловленные зоркими патрулями, даже одичалые собаки перегрызли друг друга, разбрелись в поисках пищи по другим районам. Теперь это была мертвая пустыня.

Один из солдат указал на округлые валуны, лежащие чуть поодаль.

– Наши дозорные! – сдавленным шепотом сообщил он. – Патруль их даже не подобрал.

– У них была более важная цель, – ответила Аннет.

Перевернув изуродованные тела, они невольно сморщились от жалости. Несчастные не смогли найти укрытие, атака чудовищ оказалась настолько стремительной, что солдаты не успели покинуть свой пост, выбежав сюда из потайного лаза. Командир, сам того не ведая, послал их на верную смерть. Их уже ждали.

Кулибин нагнулся, пошарил рукой под одним из тел.

– Что там? – спросила Аннет. – Оружие?

– Нет, кое-что поважнее, – ответил Иван. – Камера. Бедняга умудрился прикрыть ее телом. – Он поднял коробочку, чуть смятую, неотличимую от камня. – Возьмем с собой, вдруг пригодится.

– Тогда на обратном пути захватим еще и вашу панель, – согласилась Аннет.

Оборвав тянущийся на коробочкой провод, Кулибин сунул камеру в карман куртки.

– Что дальше?

– Поищем следы машины. Это должно быть не трудно.

Осторожно спускаясь с кургана из обломков, стараясь не поломать ноги, не провалиться в расщелину, партизаны двинулись в сторону огромной ямы, что выделялась на общем пыльно-снежном фоне сырой чернотой отвесных земляных стен. Великаний колодец был шириной около пятнадцати метров, неровный взрытый край вспучивался, как отвал вокруг воронки от взрыва. Окружающая местность истоптана глубокими рытвинами – характерными, изученными уже давно следами треножников.

– У машины все-таки был эскорт, – заметила девушка. – А вот и ее следы.

Она заметила цепочку более часто расположенных ям, глубоких, округлых, говорящих о значительно большем весе машины. Следы треножников обычно были намного меньше, а на твердом покрытии городских улиц их и вовсе не встречалось.

– За мной, – жестом скомандовала Аннет, зашагала, обходя первый из найденных следов – провал, глубиной с половину ее роста.

Уставшие от многочасового перехода по изуродованной территории разрушенного города, они вышли на окраину, когда скрытое непроглядной толщей облаков солнце было уже высоко. Это было наиболее светлое время суток. Аннет довольно улыбнулась, подумав, как удачно получилось добраться до места вовремя.

То, что приблизились к конечной точке, все поняли еще задолго до остановки. Здесь все реже попадались развалины. в прошлом это был район со множеством парков, холмистых газонов, площадок для гольфа. Сейчас встречались только обугленные головешки, бывшие раньше могучими дубами и соснами, которые росли в этих местах многие сотни лет.

Здесь стало труднее найти укрытие, при малейшем движении на горизонте приходилось распластываться по земле, где бы человек ни стоял. Хорошо, если попадалась канава.

Им удалось не потерять след. Следы патрульных машин попадались повсюду, частым пунктиром расчерчивая замерзшую грязь. Характерная поступь бура прослеживалась среди них легко, словно могучий слон шагал среди стада бегущих антилоп. Отпечатки ног сопровождавших его треножников добавили к этой компании еще двух неторопливых жирафов.

Аннет догадалась, куда им предстоит попасть. Поначалу не веря в возможность такого совпадения, долго не решалась высказать предположение, но скоро все стало очевидно. Они шли в мемориальный парк, центром которого когда-то был величественный «Стадиум».

«Что за насмешка судьбы? – горько размышляла Аннет. – Расположиться в парке, созданном в память о жертвах первого вторжения».

Взойдя на небольшой холм, украшенный короной из обугленных обрубков столетних стволов, Аннет окончательно убедилась в своей правоте. Пейзаж был как на ладони. Дальняя граница терялась в зимней туманной дымке, придавая сцене дополнительную глубину. на этом мутном фоне особенно четко виднелась цель похода.

Парк представился девушке недельной щетиной, если ее разглядывать в микроскоп. Деревьям уцелеть не удалось, только угольно черные пни разной высоты и толщины обозначали места посадок, открывая замысел планировщиков парка. Кое-где остались нетронутыми ниточки прогулочных дорожек. Лопнувшим фурункулом в отдалении торчал каменный скелет стадиона.

Потрясенные величием картины, партизаны разглядывали цитадель захватчиков. Центром служил стадион, имеющий, очевидно, какое-то особое значение во всем комплексе. Его окружало кольцо сторожевых башен, которые на раннем этапе вторжения стремительно расхаживали по округе на трех ногах, хлестали землю смертоносными лучами. Сейчас треножники стояли неподвижно, как и тот, что стал их жертвой в Лондоне.

В стороне, у подножия холма, раздался усиливающийся лязг. Упав на колени, партизаны приникли к обугленным пням. Жирная, пропитанная сыростью, обгоревшая кора вжалась в щеки, оставляя на коже угольные полосы. Толщина стволов, расщепленных над головами замерших солдат, легко позволяла остаться незамеченными.

Подождав, пока звук не начал удаляться, Клайв высунулся из укрытия, осторожно, по миллиметру отлепляясь от скользкого, влажного ствола.

– Патрульная машина, – прошептал он. – Возвращается в логово.

Когда лязг патруля совсем стих, они вернулись к наблюдению.

По разные стороны от развалин «Стадиума» стояли несколько плоских бараков, облицованных тем же белым металлом, что являлся основой конструкции всех марсианских сооружений. Среди башен, словно заключенные во дворе тюрьмы, двигались патрульные многоногие экипажи, мелькали точечки свободно передвигающихся пехотинцев, закованных в блестящие каркасы.

– Как муравьи в муравейнике, – заметил Кулибин. – Где же их королева?

Аннет улыбнулась удачной аналогии. Опомнилась, достала бинокль. Один из объектов заслуживал более пристального изучения.

Одним боком прилепленное к остаткам силового каркаса здания стадиона, высилось обширное переплетение ажурных ферм. Они мачтами взмывали в небо, скрещивались, сращивались перекладинами, образуя что-то вроде плетеной корзины высотой и шириной в десятки метров.

– Вот и оно, – процедила сквозь зубы девушка, передавая бинокль Кулибину.

– Верфь? Очень напоминает. – Иван пустил бинокль дальше по рукам.

В середине верфи неподвижно, словно корабль на стапелях, покоилась глыба ненавистного бура. Чудовища, должно быть, проводили осмотр машины после первого боевого применения. Скорее всего, пришлось вносить какие-то изменения, дополнения в конструкцию. в бинокль хорошо были видны лазающие, будто пауки по своим сетям, многорукие механизмы. Они ощупывали бур, что-то поправляли, укрепляли. Там, где проворные гибкие щупальца касались корпуса бура, вспыхивали искрящиеся разряды, вспучивались зеленоватые облака пара.

Получив, в свою очередь, бинокль, Клайв нацелил его на торопливо семенящую патрульную машину, которая недавно прошла мимо холма.

– Один ползет, – сказал он. – Неужели всех подручных сожрал по дороге?

Аннет затрясло, когда она представила это. Своеобразный привал, после трудового дня. Если есть запас, почему бы не высосать баночку-другую? Тем более, что они так медленно тащатся, мешая развить удобную скорость. Одно движение – и каркас сложится, выжмет в пустые колбы все соки, до последней капли. Только и всего – вставить в приемное гнездо, втянуть в себя, а каркас бросить в кузов, под присмотр многорукого помощника.

Что-то зашипело, обдало кожу лица жгучим едким паром. Девушка встрепенулась, рефлекторно упала на колени, перекатилась на другую сторону дымящегося пня.

«Нападение?»

Рядом, почти не корректируя движение, упал Клайв. Чертыхаясь, потирая ушибленное плечо, протянул Аннет бинокль.

– Не сожрал все-таки, – проскрипел он. – Просто пошел вперед, оставил пехоту ковылять следом. Как у себя дома!

– Мы не могли знать, – попыталась успокоить его Аннет. – Они ведут себя здесь совсем иначе.

– Было бы кому теперь рассказать об этом.

«Где же Иван? – Аннет охватила паника. – Что с остальными?»

Она оглянулась в поисках тех, кто только что стоял рядом. За соседним стволом, среди разлапистых, вздыбленных корней торчали чьи-то ноги. Аннет не смогла понять, жив человек или нет, но облегченно отметила, что это точно не Кулибин. Чуть подняв голову, рискнула выглянуть из-за жухлой, окаменевшей на морозе кочки. Ивана было трудно не заметить – он пытался укрыться за деревцем, самым тонким из всей группы. Как кабан в камышах, он был намного толще той жерди, которой жребий выпал его прикрывать.

Аннет зажмурилась, лихорадочно соображая, как выпутаться из беды. Отставшие пехотинцы – «сколько их?» – взбирались на холм, простреливая промежутки между черными корягами, так хорошо заметными на фоне светло-серых туч. Лучи небольших генераторов, которые носил каждый пехотинец, прошивали воздух, обдавали жаром вжавшихся в обледенелую почву людей. Изредка попадая по стволам, лучи испаряли потрескавшуюся шашечками кору, взрывали ее клубами пара, разбрызгивая раскаленные капли смолы.

Ивану было неловко. Осознавая всю глупость своего положения, он сразу понял, что придется сделать первый шаг, чтобы как-то разрешить ситуацию.

«Надо что-то делать, быстрее, пока деревья не загорелись! не хватало нам еще оказаться здесь, как мухам на канделябре при полной иллюминации. Чтобы все полчища ринулись сюда и размазали нас тонким слоем!»

Он отметил, что укрытие Аннет вполне надежно на ближайшие две минуты, поэтому сосредоточился на врагах. Иван уже видел пехотинцев, осторожно взбирающихся по склону. Они до сих пор ни разу не попали, поэтому решили подойти поближе, уверенные в своей непобедимости. Они были почти на базе, когда появилась досадная помеха. Машина ушла вперед, они были предоставлены сами себе, рассчитывать могли только на свои силы. а сил у них было с избытком.

«Получилось однажды – получится и дважды?»

Кулибин ощупал тонкую жердь, которая не могла даже полностью прикрыть его лицо. Толщиной с запястье, молодое деревце едва выросло, угнетенное соседством с могучими собратьями, но сейчас это оказалось очень кстати. Иван положился на удачу, медленно отполз назад, принялся изучать корни. Вывернутые, крючковатые, те словно просились в руки.

Услышав шевеление, Аннет обернулась. Мельком заметила готовые вылезти из орбит глаза Клайва, отвисшую челюсть, проследила за взглядом.

Распрямляясь, словно встающий на дыбы медведь, Иван вырастал над землей, крепко ухватив изогнутые, в комьях мерзлой земли, корни стоявшего перед ним дерева. Оно трещало, как пучок хвороста под ногами, сопротивлялось, корни с сочным хрустом разламывались пополам.

Перехватив поудобнее, Кулибин рванул сильнее. Мышцы на бедрах надулись буграми, грозя прорвать одежду. Деревце взмыло вверх, крутанулось над головой богатыря. Теперь он держал его за ствол обеими руками, как дубину.

С жуткой гримасой, обнажившей белые, влажно сверкнувшие зубы, Кулибин прыгнул вниз, как сорвавшийся с вершины горы камень. Секундой позже у подножия холма раздался металлический скрежет, сливающийся с глухими звуками падающих тел. Затем грохнул звонкий удар, камнем по железу.

Наступила тишина. Аннет встала на четвереньки, распрямилась, держась за шершавые бугры обгорелой коры. на холм поднимался Иван, хромая, морщился от боли в открывшейся ране. Посмотрел на Аннет и улыбнулся.

«Гусар, – вдруг вспомнилось ей прочитанное в детстве. Она улыбнулась. – Мальчишка».

В глазах потемнело, Аннет пошатнулась, приникла к стволу, поехала, обдирая руки, повалилась на корни уже без сознания.

Тишина, только осторожные крадущиеся звуки шагов, да изредка осыпающиеся камешки, стронутые неловким движением. Аннет ощущала тепло, ее несильно качало, убаюкивало. Она снова была в знакомом с детства кресле, в гостиной, перед камином, согревающим подставленный бок. Под шеей и коленями – плотные валики подлокотников, рука прижата к рельефной спинке. Только свежий воздух легким сквознячком из приоткрытого окна. Все кончилось, война где-то далеко, да и была ли она?

Девушка прижалась плотнее, глубже втиснулась в чашу кресла, приоткрыла глаза. Над ней нависал полурасстегнутый воротник куртки Ивана. Великан шел осторожно, водил головой из стороны в сторону, внимательно вглядывался. Руки крепко держали свернувшееся калачиком тельце, уберегали от толчков, когда приходилось перепрыгивать через яму или перешагивать раскоряченный пень.

Иван чуть раздвинул руки, легко, как пуховую подушку, поправил положение драгоценной ноши, прошептал:

– Ничего, Анютка. Скоро будем дома.

Все тот же сон про жонглера. Джек привычно созерцал манипуляцию со множеством предметов, происходящую без физического контакта. Сон стал знакомым до мелочей, как стишок, заученный в детстве для задабривания Санта-Клауса. на этот раз решил обратить внимание на окружающие лица. Раньше они сливались в непрерывную стену, улыбающуюся, восторженно ахающую, замирающую от восхищения. Джек понял, что управление круговертью вещей перестало требовать хоть какого-то участия. Времени хватит, чтобы успеть вглядеться в каждое лицо, проследить за выражением глаз.

Он посмотрел перед собой. Невысокий сухощавый старичок пристально разглядывал фокусника сквозь огромные выпуклые линзы в толстой оправе. Седые космы, торчащие в разные стороны по краям лысой макушки, выдавали привычку задумчиво почесывать голову. Лицо было странно знакомым. в Джеке шевельнулось смутное чувство узнавания. Словно всегда знал этого человека, но именно сейчас забыл его имя.

Джек решил присмотреться к соседям старика, надеясь обнаружить подсказку. Ничуть не удивился, что смог увидеть одновременно обоих, и так четко, как будто смотрел на каждого в упор. Тем более, что они были похожи, как близнецы. Нижнюю половину лица прикрывали металлические полумаски, охватывающие нос, рот, подбородок. Крепко сидящие на голове, пригнанные плотно, без щелей, маски сверкали полировкой, на которой четко выделялись частые прорези, тончайшие стыки деталей, регулировочные диски. Над масками чернели глаза, опустошенные, смотрящие сквозь Джека, немигающие, и оттого – еще более зловещие. Грязные, спутанные волосы довершали картину.

Джек отшатнулся, как от дуновения ветра, вспомнив о чем-то ужасном, стоящем за этим образом, но таким же подсознательным, не имеющим названия.

Глаза над масками обрели каплю заинтересованности. Фокус зрения неуловимо сместился от горизонта позади Джека к его носу. По спине пробежал холодок. Лучше бы они смотрели мимо.

Хоровод все вращался. Троица какое-то мгновение постояла неподвижно, затем двое в масках сорвались с мест, кинулись к жонглеру. Прошли сквозь летящие предметы, словно те были фантомами, потянули руки, подхватили жонглера за подмышки. Он не сопротивлялся. Толпа неожиданно начала рукоплескать, гораздо мощнее, громче, чем делала это, когда жонглер заканчивал представление. Его затянули в черный туман за спиной, так похожий на тяжелые пласты марсианского черного газа. Жонглер пропал в нем постепенно, растворяясь в глубине. Последними втянулись подошвы, оставив чуть заметные дорожки в пыли, покрывающей пол.

Джека тряхнуло. Он открыл глаза, тут же зажмурил от боли, пронзившей зрачки, отвыкшие от яркого света. Его действительно тащили куда-то, способом, очень похожим на только что виденный во сне. Когда жгучая боль стала терпимой, Джек приоткрыл глаза снова, тонкими щелочками, пропуская свет через спутанные ресницы.

Потолок полз над ним, расчерченный линиями балок и ребер жесткости. Джека тащили головой вперед. в поле зрения въехала лампа, такая же, как только что ослепившая его. Джек снова зажмурился и прислушался к другим органам чувств.

Перемещение сопровождалось звуками твердых шагов, с металлическим звоном бьющих по полу. Кроме них, поблизости все было тихо, но в отдалении, где-то за стенами здания, что-то грохало, вызывая легкое сотрясение пола и вибрацию стен. Чуть ближе частой дробью пророкотали шаги.

«Патрульная машина, – подумал Джек. – Взрывов нет, стрельбы нет. Значит, я у них».

Он попробовал вырваться. Мысленный приказ отправился по нервам, но не достиг цели. Тело не слушалось, мышцы висели дряблыми кусками мяса.

«Я парализован».

Он воспринял эту новость с удивившим его самого спокойствием, даже равнодушием, приписав это реакции на неизбежность смерти.

«Мне подчиняется только мой мозг».

Чтобы окончательно убедиться, Джек попробовал отыскать хоть один подвластный ему мускул в руке или ноге. Словно звонарь, стоящий перед необъятным пучком веревок, идущих к десяткам разновеликих колоколов, подергал каждую в надежде, что родится звук. Нет, он был только пассивным слушателем.

Горела раскаленным кольцом кожа на шее. Джек вспомнил, что туда его ранило щупальце многорукой машины, собиравшей пленных подземке, как вытаскивают за уши кроликов из клетки. Вспомнил, как медленно ползли искры электрического импульса, подбираясь к мозгу.

«Я действительно так ускорился? Но как?»

Словно пытаясь подсказать, его вдруг накрыла тишина, а потолок перед глазами перестал ползти. Знакомое ощущение продлилось секунду и тут же исчезло, оставив после себя воспоминание об удивительной ясности мышления. Мир ожил, застучал шагами по полу.

Движение оборвалось, Джек приготовился, что сейчас произойдет нечто новое. Жжение в шее резко сменилось холодом. Он увидел, как все вокруг поплыло, накренилось. Перед глазами мелькнул белесый выгнутый бок машины, в котором пронеслось отражение Джека с нелепо увеличенной головой и крохотным, щуплым тельцем. Затем его повернуло, он понял, что висит, удерживаемый такой же машиной, обвившей щупальцем его горло. Это было не больно, даже в какой-то степени приятно, поскольку холодное прикосновение остудило боль в ране.

Круглый корпус машины, как тельце паука, покачивался на опорных щупальцах. Держа одной конечностью Джека, свободными машина подхватила несколько блестящих предметов с тонкими узкими гранями. Один из них оканчивался пучком трубок, на другом были щели, небольшие стерженьки и углубления. Управляясь всеми руками одинаково ловко и независимо, машина потянулась к Джеку, и он почувствовал, как на теле закрепляют что-то тяжелое, гладкое, металлическое. Реагируя на увеличившийся вес, щупальце на шее усилило хватку. Стало труднее дышать.

«Надевают каркас. Как на тех пехотинцах. – Джек продолжал подвергать происходящее сосредоточенному анализу. – Но как я буду передвигаться, ведь я парализован? Скорее всего, этот механизм позволяет как-то управлять телом на расстоянии, заставлять его делать то, что нужно хозяевам. Но в таком случае, зачем оставлять пехотинцам сознание?»

На спину легла массивная коробка, которую Джек рассматривал во время первой встречи с патрулем. в нее входили пучки трубок, идущие от лицевой маски и конечностей, там были закреплены пустые баллоны, в которые откачивалась кровь, когда носитель каркаса умирал. Или когда чудовище хотело утолить голод.

Джек ощутил укол между лопаток, казалось, пробивший позвоночник насквозь, вызвавший дрожь во всем теле. Чувствительная часть механизма, скрытого в спинной коробке, присоединилась к телу, получив доступ к важнейшим параметрам, по которым определялся факт смерти. Иглы присосались к артериям, чтобы в любую секунду выкачать всю кровь.

Представляя себя рыцарем в древних латах, Джек ожидал завершения процедуры. Щупальце медленно поднесло к его лицу маску. Джек разглядел на внутренней стороне трубки с зажимами, которые должны попасть в ноздри и рот. Маска придвинулась, с поразительной точностью легла на подбородок, щеки, мягкие трубки неглубоко вошли в отверстия, замок защелкнулся на затылке. Джек услышал, как с тихим шлепком шланги присосались к разъемам на спине. Зажурчало, жидкость потекла в резервуар ранца.

Ноздри защекотал слабый поток воздуха, исходящий из трубок. Джек вдохнул. Воздух чуть отдавал металлом и влагой, содержал достаточно кислорода.

Снова тряхнуло, стукнуло по спине с металлическим звоном, раздался электрический треск. По позвоночнику прошла волна, согревающая, бодрящая, отзывающаяся миллионом крошечных иголочек в каждом уголке тела. Джек в один миг снова ощутил свой организм, каждый мускул, чуть ноющий, словно затекшая от сидения в неудобной позе нога. от радости, что обрел контроль над телом, Джек сразу попробовал двинуть рукой. Это удалось, причем он с удивлением обнаружил, что каркас нисколько не стесняет движений, не мешает лишним весом.

Многорукая машина словно ждала этого сигнала. Щупальце осторожно опустило Джека на пол и, когда подошвы коснулись твердого, отпустило шею. Как годовалый ребенок, Джек пошатнулся, не решаясь сделать первый шаг, затем качнулся вперед, выбросил ногу, поймал опору, зафиксировался. Выпрямил ноги, встал прямо, ощущая, как привычные движения даются со странной легкостью.

«Каркас усиливает меня. Несомненно, он рассчитан на марсиан, которые таким образом защищаются от тройной силы тяжести».

Открытие неожиданно порадовало Джека. Стать втрое сильнее! Все равно, что стать втрое легче. Он сразу представил, что так, наверное, чувствовал бы себя на Марсе.

«Итак, они не собираются убивать мня, по крайней мере, сейчас. Но какие у них есть средства принудить меня делать то, что нужно им? Патрули прочесывают города, залезают во все щели, чтобы найти любого, кто еще не попал в плен. Любая помеха уничтожается, любое сопротивление подавляется. Что делает людей, превращенных, как я, в пехотинцев, способными выполнять подобные поручения? Служить захватчикам, подчиняться их воле, истреблять сородичей».

Джек сделал несколько простых движений, не испытывая страха перед стоящей рядом многорукой машиной. Машина экипировала его, как и множество других пленников до этого. Наверняка, реакция на первое ощущение от использования каркаса примерно совпадает у всех.

«Может ли быть причиной этому каркас? У любого человека захватит дух от той мощи, которую он дает в распоряжение. Ты словно разделяешь частичку власти, могущества марсиан, которые даруют тебе крупицу своей силы. в душе любой человек мечтает, чтобы стать сильнее, быстрее, выносливее. Как детская мечта вырасти и стать кем-то большим, нежели ты есть сейчас. Но ведь марсиане дают это, лишая нас части человеческой сущности – требуя выискивать среди развалин выживших, убивать оказывающих сопротивление. Убивать своих. Тех, которые еще вчера сидели в осыпавшемся подвале бок о бок с тобой, но избежали участи быть пойманными во время очередного прихода патруля.

Что это – превосходство того, кто внезапно обрел силу, сохранив при этом свою жизнь? Многие ли согласны на условия хозяина, сделавшего такой подарок? Забыть свою природу, давить, жечь, крушить, истреблять всех, кто еще не такой как ты. Выискивать гнезда прячущихся, словно тараканы, несчастных, которым не повезло попасть под луч в первые минуты нашествия».

Плотные зажимы, цепко прилегающие к запястьям, локтям, плечам, другим точкам по всему телу, надежно фиксировали каркас, позволяя ощущать его, как ладно пригнанный костюм. Ловя каким-то образом изменения в мышечных напряжениях, механизм каркаса вовремя усиливал их, помогая совершать задуманное человеком движение. Деликатно, не мешая, не отклоняя в сторону.

«Скорее всего, это побочный эффект от применения тех же каркасов, что используются для компенсации силы тяжести, непривычной для доставленных сюда с Марса гуманоидов. Они получают возможность действовать здесь, как у себя дома, в то время как пленные земляне оказываются наделенными нечеловеческой силой. Возможно ли, что чудовища заранее просчитали этот эффект, надеясь на добровольное сотрудничество тех пленных, кто получил каркас? Бесхребетные, обессилевшие от земного тяготения, они и сами передвигаются здесь в машинах, упиваясь своей непревзойденной мощью».

Джеку захотелось увидеть других таких же пехотинцев, землян, кому надели каркасы. Что расскажут их глаза, движения, поступки? Джек понял сразу, что маска не дает свободно разговаривать, полностью изолируя органы дыхания от окружающего мира, подавая в легкие воздух, прошедший через фильтры спинного ранца. Это была еще одна функция каркаса – защита от отравляющих веществ, которые могли бы применять люди против чудовищ.

В то же время, Джек обратил внимание, что ему не дали никакого оружия. Обе руки были свободны, никто не ограничивал в перемещении, но и вооружать не спешил.

«Означает ли это, что они пока не доверяют мне? Процесс создания из меня пехотинца еще не завершен? Что я должен сделать, или что еще должны сделать они, чтобы я получил право иметь оружие?»

Он повернулся, вспомнив о том, что кто-то его доставил сюда, и это была не машина марсиан. Позади стояли навытяжку два пехотинца, таких же, каким стал теперь Джек. Только цвет волос отличал их друг от друга, оба были земными людьми. Но взгляды, на которые натолкнулся Джек, обожгли такой отчужденностью, что он испытал легкий приступ страха. Это было безразличие, холодное равнодушие к судьбе пленника, словно эти двое уже стали биологическим дополнением надетого на них каркаса. в правой руке у каждого был небольшой генератор теплового луча, соединенный трубками и пучком кабелей со спинным ранцем. Все устройства каркаса, очевидно, получали энергию от единого компактного источника.

«Но ведь я же еще не такой! Чудовища должны еще что-то сделать, чтобы превратить меня в такого монстра».

Перспектива напугала Джека. Он ощутил сухость во рту, неприятное жжение в желудке. Организм продолжал жить по своим законам, требуя пищи. Джек невольно сделал глотательное движение, пытаясь сглотнуть несуществующую слюну. Вдруг слабое булькание раздалось в недрах систем каркаса, в зубы ударила струя жидкости, просочилась в рот, обдала свежестью язык. Больше всего напоминая воду, жидкость обладала при этом каким-то привкусом, который Джек не смог распознать. Повинуясь рефлексу, он сделал глоток, потом еще один. Пил, не останавливаясь, пока струя сама собой не иссякла, отмерив строго рассчитанную порцию. Попытался глотнуть еще, но каркас не отозвался.

Желудок получил требуемое, активно принялся усваивать питье. По телу прошла волна бодрости, как от крепчайшего кофе. Мышцы налились силой, требуя выхода хлынувшей в них энергии. Джек кинуло в жар, легкая испарина выступила на лбу.

«Еще один стимул к верному служению? Перенасыщенная энергией пища, выдаваемая тогда, когда она необходима, без каких-то усилий. Какой тонкий расчет. Чудовищный, рациональный, бьющий в самую точку».

Металлический паук пришел в движение, отошел к стене, занялся перекладыванием деталей других каркасов. Джека толкнули в спину, принуждая идти к выходу. Движимый желанием узнать все особенности жизни на марсианской базе, Джек решил не препятствовать конвоирам, позволить действовать по своему распорядку. Кто знает, может быть еще удастся спастись? Добытые здесь сведения сыграют важнейшую роль в борьбе. и если Джеку выпала такая доля, он выполнит долг до конца. Патрули все еще были частым явлением на захваченных территориях. Попасть в район, где можно рассчитывать на стычку с партизанами, вполне вероятно. и какие-то шансы оставались, чтобы суметь вернуться к своим, в горячке перестрелки или нечаянно потерявшись.

«Только бы сохранить над собой контроль, – думал Джек, вспоминая выражения глаз конвоиров. – Если все пойдет по стандартному плану, скоро я узнаю, что еще остается пережить пленнику для окончательного превращения. Выдержу ли я?»

Джек собрался с духом, чтобы не выдать свое состояние. Лучшей маскировкой будет покорность судьбе.

Уже довольно долго Джек находился в бараке, куда его привели двое пехотинцев. Здесь трудно было следить за временем, но Джек был уверен, что прошло несколько часов. Голода не ощущал, тело по-прежнему сохраняло бодрость, готовое к любым физическим нагрузкам.

Вместе с Джеком здесь сидели еще несколько пленных, превращенных в солдат совсем недавно. Все безоружные.

Один из конвойных остался стоять рядом с выходом, преграждая путь. Дуло генератора луча смотрело в стену, но Джек теперь имел представление о силе, которой наделял владельца каркас, поэтому был уверен, что одному пехотинцу ничего не стоит справиться с десятком пленных, пусть даже одетых таким же образом. с лучом не поспоришь.

Джек приглядывался к товарищам по несчастью. Все напуганы, взгляды устремлены в пол, выдавая покорность судьбе. Джек предусмотрительно принял такую же позу – сел на пол, поджав колени – чтобы не привлекать внимания. Изредка присматривался то к одному, то к другому, но не находил внешних изменений. Тягучее, томительное, однообразное ожидание неизвестного. Самое неприятное из всех, испытываемых человеком ощущений.

Используя отпущенное ему время, Джек разглядывал помещение. Барак был пуст. Голые серые стены, ровный пол, поддерживаемая решетчатыми балками крыша. Ряды ламп дают рассеянный белый свет, без резких теней. в бараке тепло, что говорит о скрытых где-то обогревающих устройствах.

Единственным предметом, который можно было бы отнести к мебели, оказался узкий железный шкаф, закрытый двумя створками. Джек содрогнулся, вспомнив рассказы Иррата о подобных шкафах. Этот, как и множество подобных, несомненно, использовался для выкачивания крови. Следуя какому-то строгому правилу, чудовища всегда располагали такие шкафы вплотную к стене. Задняя часть шкафа соединялась с приборами, находящимися на другой стороне стены.

Джек не смог понять, зачем в бараке этот шкаф. Все пленники были в каркасах, снабженных своими устройствами отбора крови, помещающими ее в съемные колбы на спине. Наличие шкафа могло быть простым пережитком прошлого, говорящим о том, что барак раньше использовался для других целей. Возможно, конструкция была типовой, согласно которой все бараки, независимо от назначения оснащались таким шкафом.

Дверь распахнулась. Двое солдат втащили пленника, вялым мешком болтающегося между ними. Как и Джек перед надеванием каркаса, пленник был парализован ударом щупальца в шею, яркий запекшийся шрам хорошо просматривался издалека. Сокамерники Джека подняли головы, наблюдая на вошедшими. Джек отметил в них это первое проявление жизни, говорящее, что происходит нечто действительно необычное.

Солдаты протащили пленного к шкафу, бросили на пол, нисколько не заботясь о его состоянии. Один из них распахнул дверцы шкафа. Джек увидел конструкцию из металлических полос, закрепленную на задней стенке, снабженную крепкими скобами. Джек уже знал, что предстоит увидеть. Остальные пленники, очевидно, наблюдали эту сцену впервые, поэтому демонстрировали заметный интерес. Джек подумал было закрыть глаза, чтобы не быть свидетелем кошмарной сцены, но что-то заставило этого не делать. Реакция пленников занимала его, он не хотел ничего пропустить, подозревая, что происходящее имеет непосредственное отношение к процедуре создания из пленного человека пехотинца.

Солдаты подняли пленника, легко, как пучок соломы, втолкнули в шкаф, прислоняя конечностями к полосам и скобам. Механизм пришел в движение, скобы дернулись, охватили запястья, щиколотки, шею человека, защелкнулись со звонким лязгом.

И только тогда человек закричал.

Это был крик, которого Джек в своей жизни никогда раньше не слышал и никогда теперь не забудет. в крике было столько боли, страдания, отчаяния, что хватило бы на всех присутствующих. Зажмурив глаза, пленник бился затылком, стараясь таким образом лишить себя сознания, но железный ошейник скобы не давал развить должное усилие. Парализованное тело не могло сопротивляться. Человек сознавал, что обречен, но, должно быть, успел заметить что-то в глазах смотрящих на него людей в каркасах и решил призвать их вмешаться.

Вид пехотинца с генератором, наставленным уже на сидящих на полу, мгновенно отрезвил тех, кто, возможно, уже внутренне решил помочь приготовленному к казни. Никто не пошевелился.

Острые иглы выдвинулись из железных полос, вонзились под кожу пленника. Крик человека стал еще более диким, вены вздулись канатами, лицо покраснело. Несколько мгновений спустя крик ослаб, человек поник, краснота сменилась молочной бледностью. Дернув в последний раз головой, жертва повисла в зажимах.

Словно в ответ на это, скобы разжались, освобождая тело. Труп грузным мешком съехал на пол, вывалился из шкафа и вытянулся, раскинув руки, бледный до голубизны.

Один из пленников вскочил, кинулся к шкафу в стремлении сломать его, но словно оступился на полушаге. Согнувшись пополам, повалился на пол, взвыл так, что стало слышно сквозь маску. Дикая боль терзала его, сковывала каждую мышцу, выжигала нервы, ослепляла мозг.

Внезапно с другими людьми начало происходить то же самое. Кто-то сидя, кто-то пытаясь подняться, все скорчились в судорогах, не в силах сопротивляться.

Джек, наконец, с фатальным опозданием, вспомнил рассказ Иррата, что пехотинцев принуждали к покорности с помощью «разрушителя воли».

«Какой же я идиот! Какие тут могут быть стимуляции, посулы небывалой мощи от использования каркаса, снабжение бодрящей пищей? Все проще! Чудовища не принимают иных средств, кроме принуждения, вызываемого болью. Боль, стоящая на страже мыслей раба, вот и все, что нужно. Остальное – просто эффективные добавки, позволяющие выжать побольше пользы из несчастного существа! Вот он, поводок, который невозможно оборвать».

Джек посмотрел на стоящего у двери пехотинца, тот равнодушно взирал на конвульсии людей. Ярость стала подкатывать, еще далекая, как волна цунами на горизонте, но грозящая смести все на своем пути. Джек силился удержаться, чтобы не наброситься на конвойных, которые волокли труп к выходу из барака. Знание вначале помогло избежать такого сильного потрясения, какое постигло других, сидящих рядом. Но сейчас, когда к ощущениям добавилось разочарование от собственной глупости, Джек перестал сдерживаться.

Противоестественно человеческой природе – не давать выхода праведному гневу. и Джек потерял над собой контроль. Волна докатилась, могучей стеной, вздымающейся выше крыш, накатила на его сознание, подмяла под себя, сокрушила барьеры. с запозданием, словно слабое эхо, долетела до Джека мысль, что он сейчас поступает точно так же, как и другие. Как все до него. Но инерция была слишком велика, и он влетел под встречный удар марсианского яда.

Давно проникший с принятой пищей в кровь, в мозг, в каждую клетку, «разрушитель воли» взял свое сполна. Будто стоя по пояс в воде, Джек принял грудью удар волны, почва ушла из-под ног, он утратил ощущение пространства, полетел, закувыркался, съеживаясь в точку от дикой боли. и со всех сторон кололи и жгли тончайшие иглы, рвали на части клещи, давили многотонные грузы.

Приготовившись к смерти, потеряв всякую надежду пережить испепеляющую боль, Джек вдруг словно увидел себя изнутри. Ему представилась комната с бесчисленным множеством окон, маленьких и больших, в которые бьет свет. Из маленьких – тонкими иголками, из больших – тяжелыми бревнами. Лучи попадают на кожу, прокалывают, сминают, причиняют невыносимое страдание, но Джек знает, откуда именно идет опасность.

Мышление прояснилось, обрело глубину и четкость. Джек понял, что может видеть многие детали, и слепящий свет не очень мешает. Он увидел, что окна распахнуты внутрь и створки снабжены задвижками. Значит, их можно закрыть. Джек потянулся к одному из окон, налетел на него, упираясь под давлением смертоносного луча, навалился на створку и захлопнул. Боль стала меньше.

Джек кинулся к другому окну, к третьему, наращивая темп. Потом заметил, что может закрывать их простым волевым усилием. с каждым разом это давалось все легче, боль ослабевала, все реже лучам удавалось коснуться его.

Он оказался в темноте. Спасительной, прохладной, свободной от внешнего вмешательства. Последние окна уже вбил на место одновременно, будто обретя несколько рук.

Теперь он в безопасности. Но темнота стала раздражать. Еще не понимая точно, что же он хочет, Джек сделал небольшое усилие и увидел перед собой стол. Груда книг лежала на нем, толстых, тонких, некоторые раскрыты, другие потрепаны. Что-то успокаивающее, домашнее было в этой картине. Сознание Джека само довершило работу – стоило перевести взгляд, темнота превращалась в этом месте в предмет, создавая комнату, наполненную знакомыми вещами – кресло, книжные шкафы, диван, низкий столик с пепельницей. Дымящая сигара, только что опущенная на самый край. Это его библиотека.

Джек посмотрел туда, где должно быть окно во двор, но не увидел его. Только участок голой стены с чуть более темным силуэтом, какой остается, если снять долго висевшую картину.

«Надо что-нибудь повесить».

На стене появилась матово блестящая стеклянная плоскость, темным зеркалом отражающая интерьер. Джек узнал наблюдательную панель, которую показывал Кулибин.

«Она может показывать то, что снаружи. и не надо открывать окна».

Джек мысленно потянулся к выключателю. Он никогда не знал, где тот находится, но выключатель сработал сам, словно ждал этого момента. Панель осветилась уже знакомой Джеку вспышкой, приглушила яркость, высветила контуры, силуэты. Панель превратилась в своеобразный заменитель окна, из которого струился мягкий безопасный свет. Боли больше не было.

Джек испытал жгучее желание остаться здесь навсегда. Он создал свой мир, в котором было все, чего Джек лишился. Но панель на стене связывала с внешним миром, и она была творением марсианских чудовищ. Джек не мог забыть этого. а значит, не мог прекратить бороться.

Он подошел близко-близко к стене. Так, что панель закрыла весь обзор, стала его глазами. Джек выглянул, ощущая себя в неприкосновенности, готовый увидеть там все, что угодно, но зная, что это всего лишь картинка на стекле.

Джек снова видел. Он и не закрывал глаза, это ослепляющая боль от воздействия «разрушителя воли» заслонила от него мир, но теперь все в прошлом. Джека словно мягко ласкал свежий ветерок. Мысли ясные, тело бодрое, он готов к любому делу, которое потребуется выполнить.

Мир вокруг не шевелился. на полу лежали скрученные в неземной муке тела, облаченные в каркасы, словно статуи скульптора-реалиста. от тишины заложило уши, но скоро Джек понял, что воздух пропитан тягучими, обволакивающими звуками, глухими, низкими настолько, что ухо отказывалось воспринимать некоторые из них.

«Я только что создал заново свой внутренний мир, – подумал Джек, лениво наблюдая за застывшей, как фотография, сценой. – Я могу контролировать свой мозг, свое восприятие. – Он воспринимал эти идеи как что-то элементарное, сродни ходьбе на двух ногах. – Я неподвластен «разрушителю воли». Я как Иррат, марсианин, победивший этот яд во время полета к Земле. Я марсианин?»

Джек отрешенно следил, как один из пленников, зависший в падении, уже почти приблизился к полу. Момент касания ничем не выделился, лишь спустя секунду до слуха Джека долетел протяжный, басовитый звук.

«Ах, Персифаль! Что же вы сделали со мной?» – Джек мысленно усмехнулся, вспомнив, что уже задавал этот вопрос, когда многорукая машина хватала его в подземке. Усмехнуться на самом деле он не мог, мышцы снова одеревенели, реагировали с задержкой, неохотно, будто замурованные в камень. Ощущение было знакомо. Джека больше волновало то, что происходило в его мозгу.

«Вы все-таки добились своего, мой дорогой профессор. Вы провели всех нас, сделали свою работу в тайне, не сомневаясь в своей правоте. Так вот каким был ваш замысел! Что ж, теперь я это вижу».

Джек поразился той спокойной рассудительности, которая овладела им. Эмоции оказались там, по ту сторону стен, за запертыми ставнями, позволяя полностью отдаться решению насущной проблемы.

«Итак, я больше не в их власти. Сымитировать нужное поведение должно быть не трудно. Я столько раз уже видел типичные образцы. Я принимаю вызов. Я выполню то, для чего меня создали вы, профессор. и я вернусь, чтобы отблагодарить вас».

Джек чуть ускорил развитие событий в окружающем мире. Он управлял скоростью собственных мозговых процессов, ориентируясь по внешним признакам. Используя опыт, полученный во время съемок в кино, он с первой попытки добился того, чтобы картинка перед глазами двигалась с привычной скоростью. Но при этом Джек постоянно ощущал, что какая-то ниточка в сознании прочно удерживает связь, отвечающую за контроль.

Он увидел, что бьющиеся в корчах пленники стали понемногу затихать, растратив все силы на противоборство «разрушителю воли». Борьбу, оказавшуюся для них проигранной. Они поняли правила игры. Джек хорошо сыграл такую же реакцию, замерев на полу в неудобной позе.

Пехотинец, стоявший у двери, вышел. Результат достигнут, новая партия солдат скоро восстановит силы и будет готова к выполнению чужой воли. Сейчас они не представляют никакой опасности. Дикое истощение, явившееся следствием отчаянного сопротивления организма яду, скоро выльется в жуткий голод, который можно будет утолить только одним способом. Получив с новой порцией жидкости из трубки новую дозу яда.

«Для меня это теперь просто вкусная и полезная пища».

Джек улыбнулся, зная, что это не будет видно из-за закрывающей пол-лица маски.

Лозье нервно мерил шагами узкий проход в своей комнате.

Выделенное ему для жилья помещение пребывало в ужасном запустении, повсюду разбросаны вещи, кровать смята, стол помутнел от толстого слоя пыли. Проводя почти круглые сутки в лаборатории, ученый давно перестал находить свободное время, чтобы навести здесь хоть какой-то порядок. Он вообще не замечал, в каких условиях живет. Все усилия направил на реализацию плана, захватившего воображение, питающегося клокочущей жаждой мести.

На столе, ярко выделяясь среди кучи хлама, скромно стоял незатейливый стакан с прозрачной, как ключевая вода, жидкостью. Редкий в эти зимние дни солнечный луч упал на стеклянные грани, раздробился радужным веером. Мимолетная искра радости в хмуром сером бардаке.

Сомнения, точно короеды в могучем столетнем дубе, подтачивали план Лозье, грозя поколебать его целеустремленность. Необходимость сделать последнее движение вызвала множество вопросов, от которых он отбивался, как от роя рассерженных ос.

«А вдруг не получится? – он схватился за голову. – Мне не останется иного выбора, кроме как взять на себя грех самоубийства. Прости, Господи, что я дерзнул претендовать на крупицу Твоего могущества! Что за кошмарную теорию Ты вложил в больную голову этого проклятого старика? Зачем нам такие испытания?»

Шатаясь от нервного истощения, Лозье тяжело опустился на скомканное одеяло. Тупо уставился на стеклянное искушение, потом зажмурился, натужно простонал.

«Нет, невозможно смириться с бесчестием! Никому не позволю творить такое, впутывать меня в авантюру, попирающую основы человечности! Только месть остается. Отступать поздно».

Он открыл глаза. с каменным, как бесчувственная маска, лицом потянулся, взял стакан. Минуту отрешенно любовался радужными переливами, сжимая пальцами стекло все сильнее, пока суставы не отозвались резкой болью. Очнулся. Двумя жадными глотками опустошил стакан, ощутил, как похолодело в желудке. не разжимая пальцы, свесил руки, сгорбился, повалился на подушку, все еще хранящую отпечаток головы с прошлой ночи.

– Это потрясающе! – заявил профессор еще с порога, распахивая широким жестом дверь в лабораторию.

Все сотрудники оторвались от забот, уставились на начальника. Старик пребывал в редком возбуждении.

– Я и предположить не мог, что все будет развиваться так быстро!

Лозье встал из-за стола, сжал внезапно вспотевшие ладони в кулаки.

– Что произошло, мсье Уотсон?

– Мистер Ридл заслуживает всяческой похвалы. Он сделал даже больше, чем мы могли рассчитывать.

– Что с ним? – насторожился Лозье.

«Неужели я ошибся? Возможно ли, что мой антивирус не только оказался нейтрален в своем действии, но и каким-то образом помог Уотсону, усилил эффект его работы?»

– Наш дорогой друг сэкономил нам кучу времени. Знаете, что он сделал? – спросил Уотсон.

Люди в растерянности замотали головами, некоторые перешептывались.

– Он попал в плен! – восторг Уотсона достиг мыслимого предела.

Повисла напряженная тишина. Кто-то кашлянул.

– И чем же это… хорошо? – Лозье прищурился.

«Уж не выжил ли старик из ума окончательно? Месть теряет всякий смысл, если ее объект не способен оценить результат».

– Как чем? – Уотсон наконец вспомнил о двери, закрыл ее, прошел к своему креслу. – Он чудесным образом избавил нас от необходимости планировать операцию по внедрению его к марсианам. Все произошло само, да так быстро, что лучшего и желать нельзя!

«Чудовище! Он представляет вообще, сколько людей отдало свои жизни? и говорит, что все идет, как надо?»

– Взятие Трои в чистом виде! – продолжал ликовать профессор. – Даже лучше, враг сам пришел и забрал себе троянского коня. Его и к воротам подкатывать не пришлось.

– Значит, вас можно поздравить, – тусклым голосом подытожил Лозье.

– Не меня, а всех нас. Все человечество будет скоро праздновать победу!

«Если бы они только знали, какой ценой она будет достигнута. – Лозье оперся о столешницу, чтобы не поддаться охватившей ноги слабости. – Когда же кончится этот кошмар?»

Лозье начинал терять терпение. Прошло несколько дней, достаточно, по его мнению, чтобы проявились первые признаки изменений. Сделав все, что от него зависело, он предоставил вирусу распространяться по телу, а сам невозмутимо продолжил работать в лаборатории, помогая Уотсону привести в порядок записи.

«Честное выполнение своих обязанностей – лучшая маскировка», – справедливо рассудил он.

Материалов накопились целые горы. Кипы бумаг, мелко исписанных, исчерканных, мятых. Некоторые отчеты сильно пострадали от разлитого кофе, которым лаборанты нещадно накачивались, чтобы успеть за бешеным ритмом работы профессора и его ученика. Бесконечные рулоны бумаги с таблицами замеров, графики почасовых изменений клеточной структуры, зарисованные торопливыми штрихами ключевые моменты, пойманные наблюдательной панелью микроскопа. Все надлежало обобщить, оценить, разложить по полочкам, сделать выводы, проверить на соответствие теоретическим выкладкам.

Это был очередной тяжелейший период в череде других, которые пришлось пережить Лозье с тех пор, как он оказался в Лилле. в страшном сне ему не могло присниться, во что выльется та судьбоносная встреча с пришельцем в снаряде, во время которой Лозье принял решение сделать карьеру на работе с марсианином. Уотсон, сам того не ведая, коварно вмешался в его планы.

«Скоро он поплатится за все, что натворил!» – бодрился Лозье, когда ловил себя на мысли, что адский труд заставил на минуту забыть о мести.

Утомление однажды достигло такой степени, что молодой биолог увидел сон наяву. Сидя в своем углу, погребенный под пудовыми пачками бумаги, папками, журналами, он писал чистовой вариант одного из отчетов. Буквы вдруг обрели объем, выдавились изнутри, словно что-то выпихивало из плоскости листа, начали расплываться, приблизились, набухая, норовя запрыгнуть на нос. Это было похоже на галлюцинацию, но он точно знал, что никаких веществ, вызывающих подобные эффекты, не принимал. Буквы сложились в слова, которые стали вести себя как змеи, выстраиваться в ровные ряды, изображая ирреальный ползучий парад.

Доктор попытался усилием мысли подавить болезненное состояние. не хватало еще, чтобы его нашли, лихорадочно размахивающего руками над столом, гоняющего невидимых мух. Неожиданно он обнаружил, что танцующие перед ним образы полностью подчиняются ему. Он словно брал их руками, аккуратно ставил в нужное положение, мысленно выстраивая затейливую структуру. на короткое мгновение его охватило ощущение полного контроля над удивительно сложной системой, на первый взгляд – хаотической, но превращенной одной лишь мыслью в строгую, упорядоченную последовательность, пусть и многомерную, но полностью осознаваемую во всей волшебной красоте.

Это длилось несколько секунд. Прежде, чем все завершилось, Лозье успел заметить, что сердце начало биться очень медленно, редкими, тягучими толчками, словно гоняло по артериям тонны крови и тратило на пульсации все силы, до последней капли.

Больше такое не повторялось.

Вид профессора, восторженно размахивающего руками, почти лишил Лозье способности контролировать спокойствие. Ученый хотел вернуться к работе, предоставить кому угодно другому разделить радость Уотсона, но новость произвела на него слишком сильное впечатление.

Лозье извинился, вышел из лаборатории и пошел проветриться. Он брел по коридору, пытаясь сосредоточиться на собственных шагах, не думать ни о чем, дать впечатлениям улечься, потерять яркость. не разбирая дороги, поворачивая то тут, то там, он подошел к двери в помещение, в котором стоял аквариум.

Понимая, что это место ничем не лучше любого другого, Лозье вошел и встал у стеклянного куба. Пленник был странно неподвижен. Лозье сперва подумал, что марсианин умер, но медленно вздувающиеся бока твари доказали, что это не так. Однако марсианин словно не видел вошедшего.

«Это они виноваты во всех наших бедах. Они сами – порождения безумного гения. Они и нас подтолкнули на этот путь. Это убьет нас. Даже если мы победим их, мы уже обречены».

Лозье испытал страстное желание убить лежащую перед ним тварь. Он представил себе Джека, плененного, в окружении десятков жаждущих его крови монстров, задыхающегося от ужаса, от ожидания скорой мучительной смерти.

«Что бы я сделал на его месте? – подумал Лозье. – Ведь мы сейчас идем по одному пути, мы оба – жертвы подлого эксперимента Уотсона. Что испытывает сейчас он, зная, что не может сделать ровным счетом ничего, чтоб хоть на минуту отсрочить свою гибель?»

Мысленно нарисованная страдающим ученым картина приобрела интенсивную окраску, запульсировала, испуская толчками разноцветные волны. Но эта перемена не напугала ученого. Напротив, он с удивлением обратил внимание, что легко может проследить закономерность, которой подчиняется движение этих волн. Они образовывали сложную, но четкую структуру, у которой был свой центр.

Несомненно, это были глаза Джека. Лозье увидел в них холодную сосредоточенность, пугающе всеохватную ясность мышления, какую он не замечал ни у одного человека.

«Что с ним происходит? – подумал Лозье. – Неужели, так меняет людей осознание неизбежности смерти?»

Ему вдруг захотелось проникнуть в мысли Джека. У него мелькнула догадка, что там может скрываться ключ к пониманию чего-то важного, что нельзя упустить. Джек стал прозрачным. Лозье видел поразительную аналогию с тем, как рассматривают тончайший слой клеток под микроскопом. Слой подсвечивается снизу лампой, его видно насквозь, во всех подробностях.

«Так вот, что у тебя внутри», – догадался Лозье. Но глаза снова привлекли его внимание, поскольку лишь они одни оказались непрозрачными. Зрачки неотрывно смотрели на Лозье, начали увеличиваться, раздуваться, наливаться влагой. в них проявилась необычайная глубина, в которую захотелось заглянуть. Лозье показалось, что глаза стали слишком похожи на глаза марсианского чудовища, такие же бесстрастные, бездонные.

«Так вот, что у тебя внутри», – снова пронеслось в голове. Он увидел слабое отражение в мокрой черноте зрачков. Это было его лицо. Масштаб картины изменился, Лозье словно приблизился вплотную, увидел себя, как в зеркале. У отражения был такой же взгляд.

«То же, что и внутри у меня», – понял Лозье.

Отражения начали повторяться, появляясь одно в другом. Перед ученым раскрылась фрактальная бесконечность. Она поразила его уникальной сложностью, изысканностью форм. Доктор проникал все глубже, обнаруживая все новые слои, отыскивая сплетения узоров, которые можно детализировать, укрупнять, но так и не добраться до отправной точки.

«Внутри меня – целая вселенная, – подумал он. – Не хватит всей жизни, чтобы заглянуть в каждый ее уголок».

Он ощутил себя в невесомости, но сохранившим способность легко управлять своим положением. Повернулся, восхищенно оглядываясь по сторонам, наблюдая все то же буйство красок, форм, очертаний.

Ему уже было не важно, что дороги вперед не существует. Так же, как и дороги назад. Он просто больше не думал об этом.

В лабораторию вбежал один из местных, штабных солдат. Он задыхался от спешки, на лице читалось волнение.

– Профессор! – он поискал глазами. – Это, должно быть, по вашей части.

– В чем дело, молодой человек? – седые брови Уотсона подпрыгнули над толстыми линзами очков.

– Эта мерзкая тварь словно взбесилась, вопит, как резанная.

– Жак, помогите мне, – Уотсон вскочил.

В сопровождении лаборанта они вышли из комнаты, побежали за солдатом.

Еще на подходе Уотсон услышал, что творится что-то неладное. Ближайшие к комнате с аквариумом коридоры оглашались диким ревом чудовища. Дьявольские скрежещущие звуки, переходящие в сиплый надрывный лай, терзали слух. Стеклянная клетка нисколько не сдерживала натиск звуковой атаки. Уотсон ускорил шаг.

За распахнутой дверью уже столпились все, кто смог покинуть рабочие места. Толпа была плотной, профессор вломился, работая локтями, вывалился с другой стороны.

Чудовище неистово ревело, подпрыгивало, сотрясаясь всей тушей, брызгало на стекло тягучей слюной. Причина обнаружилась по другую сторону стекла, снаружи. Раскинув руки в нелепом жесте, подвернув ноги, на полу лежал доктор Лозье. Пугающе бледный, глаза закрыты. Лоб покрывает испарина, крупные капли отражают свет потолочных ламп, на висках – мокрые дорожки. Волосы слиплись, обрамляют лицо чернеющими завитками.

Уотсон опустился на колени перед своим учеником. Быстро провел первичный осмотр, приподнял тяжелые веки, пощупал пульс, приблизительно определил температуру. Ученый был без сознания, не реагировал на внешние раздражители.

Профессор поднял глаза на пленника. Морда твари была обращена на него, профессор вздрогнул, ощутив на себе давление волн ярости, изливающихся из глаз чудовища. Еще немного, и от жара переполняющей его ненависти бугристая кожа начнет вздуваться волдырями. Щупальца бились в конвульсивных судорогах, хватали друг друга, душили, хлестали мутное от разводов слюны стекло. Раскрытый в истошном крике, перекошенный злобой рот исторгал вопли, от которых у профессора заломило в висках.

Чуть пошатываясь, Уотсон поднялся. За спиной раздался голос, который мог принадлежать только одному существу в этой части планеты.

– Он говорит, что испепелит мозги каждого, кто подойдет к нему, так же, как сделал это с ним. – Иррат показал на Лозье.

– Вы понимаете, что тут произошло?

– Это больше похоже на бред. не верьте, мыслитель не мог причинить ему вреда. – Иррат помедлил. – Либо он сошел с ума, либо пытается вас запугать.

Уотсон махнул рукой, подзывая к себе лаборанта.

– Жак, давайте отнесем его в палату. Там потише.

Иррат шагнул к стеклянной стене, в упор уставился на бьющееся в истерике чудовище. Дождался, пока тварь сделает крошечную паузу, чтобы перевести дыхание, и стукнул кулаком по стеклу, привлекая внимание чудовища. Тварь вздрогнула, чуть приподнялась на пучках щупалец, готовая взорваться в новом приступе ненависти.

Иррат бросил отрывистую фразу, состоящую, казалось, из одних согласных, раскатисто скрежетнул горловым звуком. Затем, не глядя больше ни на кого, повернулся и вышел. Удивленные люди, оглушенные криками пленника, невольно расступились перед пришельцем.

Следом за Ирратом в образовавшийся проход Уотсон и Жак вынесли обвисшее мешком тело доктора Лозье. Чудовище провожало их глазами, сипло дыша, но не издавая больше ни одного звука.

Уотсон сидел на стуле у койки доктора Лозье. Пациент пребывал в том же состоянии, в каком его обнаружили. Уотсон диагностировал кому. Он машинально просматривал неоднократно прочитанные бумаги с результатами последних анализов, осуждающе покачивал головой.

«Зачем он это с собой сделал? Зачем было держать все в таком секрете?»

Еще глядя на картинку с микроскопа, Уотсон понял, что стало причиной болезни, поразившей ученика. Профессора начали мучить подозрения.

«Возможно ли, что мы столкнулись с непредвиденным проявлением реакции организма на подобное вмешательство? Риск оставался, но проверить все можно было, только начав эксперимент. Неужели Лозье решился на эксперимент над самим собой, чтобы дать нам бесценные сведения о самочувствии мутирующего человека на поздних стадиях? Толкнуло ли его на такой шаг то, что я так рано отправил Джека обратно?

Я мог ошибаться, черт побери! Действительно мог! Только реальная обстановка, принуждающая напрячь все силы для выживания, поможет завершить преобразование. Отличный довод, но ведь это всего лишь предположение. Возможно, я упустил что-то важное. а он заметил.

Не решился говорить мне, опасаясь уязвить меня? Эх, молодость! Любые сомнения нужно отбросить, когда вторгаешься в неизведанные просторы. Этак можно начать опасаться любого чиха и не сделать того единственного шага, от которого будет все зависеть.

Ладно, пусть он решил провести эксперимент с собой. Но почему он не вел записей? Это более чем странно, недостойно настоящего ученого! Или мы плохо искали?»

Уотсон со злостью швырнул папку на стол, она плюхнулась, разлетелась белым веером листов. Бумажки соскользнули со стола, спланировали на пол, легли беспорядочной мозаикой.

«Проклятье! Неужели он оказался прав? Но тогда пленение Джека было как раз тем стрессовым моментом, который мог спровоцировать аналогичный кризис. а я-то радовался! Опережение плана! Троянский конь! О, эта вечная спешка! Мы должны были тщательнее продумывать все последствия. не нужно было отпускать его. Довести все до конца, убедиться в завершении мутации, проверить и перепроверить. и только тогда посылать.

Излишняя самонадеянность! Но я не должен себя винить. Обстоятельства были непреодолимы. Кроме того, его анализы не предвещали ничего подобного. а Лозье, начав самовольно эксперимент, не вел записей. Допустим, действительно не вел. Тогда мы не сможем сравнить протекание обоих процессов. Какое несчастье! Это же второй доброволец, а мы остались в неведении!»

Уотсон решительно поднялся, поправил очки, пригладил вечно топорщащиеся седины. Целеустремленность вновь читалась в его облике, он отбросил подозрения, сомнения и неуверенность.

«Если ошибка совершена, то нам ее и исправлять! Результаты можно трактовать неоднозначно, но никто не переубедит меня в том, что генная теория дает нам невиданные перспективы. Вот еще один вызов, на который необходимо ответить. Сумасшествие? Кома? Утрата личности? Пусть! Это не окончательный результат. Мы только в середине пути. Нужна защита от побочных эффектов мутации? Мы сделаем защиту!»

Уотсон пошел было к двери, но замер, пораженный новым прозрением.

«А ведь древних марсиан могла постигнуть та же участь! – Он энергично потер ладони, предвкушая будущий успех. – Человеческая наука пойдет еще дальше! Нельзя упустить шанс поучиться на своих ошибках, и ошибках своих предшественников».

– Я пришел выполнить долг, – спокойно произнес Иррат.

– Раб одумался, – каркнула тварь, набрала в легкие воздух и несколько раз утробно ухнула, выражая удовольствие.

– Да, я принял решение, – согласился Иррат.

Он стоял перед клеткой, расслабленный, задумчиво глядел на пленника. Неторопливо обвел взглядом аквариум, прощупывая каждый шов, изучил прикрепленный к боковой стенке пульт управления. Система очистки чуть слышно гудела, прогоняя воздух сквозь фильтры. с внутренней стороны прилегающей к пульту стенки виднелись несколько отверстий. Там скрывались выдвижные коленчатые манипуляторы.

«Нет, это мне не потребуется», – подумал Иррат.

Он вернулся к осмотру самих стен клетки. Его ждало разочарование – куб был наглухо закупорен, никаких стыков, которые можно легко использовать. Чудовище не предполагалось выпускать оттуда быстрым, удобным способом. Пожизненное заключение.

Пленник нетерпеливо взмахнул конечностью, привлекая внимание Иррата. Глаза-плошки без всякого выражения буравили лицо пришельца.

– Действуй, – харкнул тиран.

Иррат определился с выбором. Похоже, другой способ найти трудно. Он взял один из стоящих у стены стульев. Простое квадратное сиденье, обитое тканью, трубчатые металлические ножки, удобная вогнутая спинка, которая всегда оказывалась слишком низкой, когда на стул садился Иррат. Взвесив стул в руке, марсианин вернулся к клетке.

– Приготовься, – чуть заметно улыбнувшись сказал он.

Чудовище подобрало к себе все шестнадцать щупалец, сплело в два тугих пучка по краям безобразного рта. Медленно, надуваясь от напряжения, оттолкнулось, отъехало на кожаном брюхе к дальней стенке.

Стиснув зубы, прищурив на всякий случай глаза, Иррат резко махнул над головой стулом и обрушил его на стекло. Словно витрина от удара булыжника, пущенного рукой уличного хулигана, лицевая стенка куба брызнула водопадом крошечных осколков, осыпалась внутрь, россыпью алмазов окатила пол. Стекло было закаленным, с расчетом на то, чтобы не причинить вреда пленнику в таком, как сейчас, случае. Неровные, размером с крупный горох, безопасные стеклянные крошки скатывались по вздувающимся в волнении бокам туши.

Иррат чуть помедлил, оценивая масштабы содеянного. Чудовище осторожно распрямило щупальца, втянуло в себя смертельно опасный воздух комнаты.

– Послушный раб, – сказала тварь.

– Я еще не закончил, – прошептал Иррат и шагнул в дыру.

Под ногами все хрустело, рассыпалось на мелкие песчинки. Иррат подошел вплотную к чудовищу и вдруг обеими ногами наступил на распластанные по полу щупальца. Тварь взревела, рванулась прочь. Придавленные щупальца скользнули по осколкам, надрезались, брызнули густой красной жижей.

Иррат ухмыльнулся. Схватив руками взметнувшиеся с пола плети, резко дернул вверх. Комната огласилась истерическими клокочущими воплями бьющейся в конвульсиях твари. Из лопнувшей в нескольких местах маслянистой кожи выплескивались фонтанчики крови.

Внезапный приступ ярости охватил Иррата. от тщательно контролируемого спокойствия не осталось и следа, он обрушил на дергающуюся тварь град сокрушительных ударов. Руки молотили бугристые бока, пальцы рвали извивающиеся плети, скользили по кровавым разводам. Он отдирал кольца, обвивающие ноги, неистово вырывал, разметывая вокруг себя брызги. Подошвы топтали, используя троекратный вес, превращали все в жидкое месиво.

Иррат больше не управлял собой. Мышцы сокращались сами по себе, глаза застилал пузырящийся туман, пот стекал ручьями, попадал в рот, щипал глаза, срывался мутными каплями с плоского широкого носа. Уши закладывало от предсмертных воплей агонизирующего монстра. Постепенно звуки превратились в булькающий хрип, затем он стих. Комнату заполняло только чавканье, хлюпанье под ногами, отрывистое сиплое дыхание пришельца.

Распахнулась от могучего рывка дверь. Показалось запыхавшееся взволнованное лицо, замерло на секунду неподвижно.

– Мама дорогая! – человек исчез, в коридоре раздался топот.

Спустя минуту коридор наполнился громкими голосами, люди пытались выяснить, что случилось, но выставленный у входа караул не пропускал.

– Дорогу профессору! – скомандовал голос.

Дверь слегка приоткрылась, протиснулся Уотсон, захлопнул ее за собой, чтобы никто не вошел.

В окружении блестящей розовыми искрами мелкой стеклянной россыпи сидел Иррат. Под ним расплывалась пузырящаяся лужа непонятного грязного цвета, в темных разводах, клочках опадающей пены. Всю одежду пришельца покрыли желеобразные ошметки, медленно сползали по рукавам, груди, ботинкам. с пальцев Иррата капало. Уцелевшие стенки аквариума покрывали изнутри бурые разводы, стекло сверкало сеткой трещин, угрожая рассыпаться в крошку от неловкого прикосновения. в углу валялся перевернутый стул.

Иррат сидел с закрытыми глазами, щека дергалась, веки подрагивали. Марсианин часто дышал, с губ срывались неразборчивые, шелестящие звуки.

Уотсон молча опустился на пол, вздохнул.

Марсианин открыл глаза, пустые, не выражающие ничего. Постепенно, вглядываясь в сидящего напротив старика, пришел в себя. Взгляд стал осмысленным, Иррат осторожно огляделся.

Уотсон видел, что самое страшное позади, теперь нужно проявить терпение. Сделанного не воротишь.

– Тираны смертны, – прошептал Иррат слова Бледного Карлика.

В личном помещении командира на станции Парсон-сквер царил полумрак. Кларк любил, когда никакие мелочи, за которые можно зацепиться взглядом, не отвлекают от принятия решений. Это мешает впитывать информацию, особенно, когда она слишком важна, чтобы упускать хоть малейшую крупицу. Этот простой прием Кларк использовал в последнее время все чаще, а после занятия первой станции – почти ежедневно, так как чувствовал, что приближается развязка. Следование плану должно быть скрупулезным, контроль за событиями – жесточайшим.

Он сидел в кресле, найденном специально для него в лабиринте этого подземного муравейника, в позе, наиболее подходящей для размышлений. Стоящий перед ним темный силуэт излагал результаты наблюдений.

– Кулибин на самом деле может быть опасен. То, как он ведет себя в сражении – это что-то на грани безрассудства. Но ему везет. Его рефлексы и мощь поражают, поверьте, и не только меня одного. Я видел, какими глазами на него смотрит девчонка. Я думаю, что за вашей помощницей придется присмотреть особо. Определенно, она попала под его влияние. Это даже можно понять.

«Но не простить, – подумал Кларк. – Как неразумно с ее стороны принимать в этом деле чью-либо другую сторону, кроме моей».

– Она может нарушить приказ, – продолжался доклад. – Мало того, я подозреваю, что она может начать действовать самостоятельно. Я заметил, как изменилось ее поведение, когда она оказалась самой старшей в группе. Я не могу сказать, что она действовала неадекватно. Напротив, все прошло очень хорошо. не без помощи этого Ивана, конечно.

«Да, его пример может оказаться слишком заразителен. Еще один такой поступок в минуту опасности, и у него станет слишком много поклонников. – Кларк на мгновение вспомнил самого себя в молодости, когда приходилось использовать любые средства, чтобы прорваться на вершину. Он знал, какие поступки можно использовать, чтобы добиться максимального эффекта. – Нам повезло, что в разведгруппе было мало людей. Но там были люди, которые видели его еще тогда, в здании института, где он продемонстрировал свою ракету. Эти рассказы про нападение на пехотинцев с голыми руками я тоже слышал. и вот теперь он повторяет все то же самое. Либо он идиот, либо…»

– Я не думаю, что они могли догадаться, с какой целью вы отправили меня с ними. в тот момент все были в ужасе, моя… внимательность… к поведению некоторых из них наверняка осталась незамеченной. на обратном пути все были слишком вымотаны, чтобы обращать на такие вещи внимание. Знаете, я рискну предположить, что между ними что-то есть.

– Между русским и девчонкой? – Кларк наконец нарушил молчание.

– Слишком характерное выражение лица у него. Да и она… вряд ли сможет устоять после такого обращения с ней.

«Любовь на войне. Это либо причина потери контроля над собой, что приводит к неосторожности и гибели, либо катализатор проявлений героизма, что приводит к появлению новых лидеров, увлекающих за собой других людей. в любом случае, любовь вступает в конфликт с необходимостью четко выполнять приказы командира. а командир здесь я! и победитель здесь буду только я, тот, что отдает приказы, выполнение которых ведет к победе! и никаких самодеятельных фокусов, никаких эмоциональных взрывов, способных помешать выполнению моих распоряжений. Моей воли!»

Он решил, что не хватает самой малости, чтобы принять окончательное решение. Оно уже готово, но последняя капля должна гарантированно прижать чашу весов к столу.

«Так прижать, что ей не вырваться».

– Усильте наблюдение за обоими, – сказал Кларк. – Приближается решающий момент, я не хочу, чтобы поблизости оставались подобные потенциальные угрозы. Собрать информацию как можно быстрее!

На Парсон-сквер кипела работа. Заканчивали размещать беженцев с разрушенной Глория-Холл, налаживали путь снабжения базы, используя обходные туннели, чтобы не подходить близко к покинутой станции. с зияющей в потолке дырой, она была открыта всем ветрам, и, следовательно, наблюдению с поверхности. а марсианские патрули не спешили прекращать наведываться в тот район.

Повинуясь растущему в глубине души чувству, Аннет старалась как можно больше времени проводить с Иваном. Они являли собой интересную пару, часто вызывали улыбки у хмурых большую часть времени солдат, но Аннет не стремилась пресекать это. в конце концов полезно разрядить атмосферу, изрядно наэлектризованную после недавних событий.

Командир заметно воодушевился – с материка прислали наконец партию новых ракет, созданных по задумке Кулибина бригадой техников под началом Салье. Вместе с ракетами прибыли еще и мины, реагирующие только на проходящую мимо марсианскую машину. Кулибин коротко рассказал принцип действия, который своей простотой вызвал бурный восторг. Немного пришедшие в себя после атаки бура партизаны снова рвались в бой, еще сильнее прежнего, особенно после того, как обещанное новое оружие оказалось под рукой.

В одном только случилась осечка. Сорвалось обещанное Кулибиным усовершенствование наблюдательных пунктов с применением панелей и камер, установленных на поверхности. Штаб не сумел пока подготовить требуемую для этой цели партию приборов, переключившись на производство ракет, а найденную Иваном на Глория-Холл камеру использовать вновь не удалось.

– Расколол я ее, ребята, – сказал тогда Иван, вернувшись из разведывательного похода, чуть не стоившего им всем жизни. – Такая вот жалость, извините.

Помня, какие неоднозначные выводы заставила сделать эта панель, командир приказал удвоить количество наружных постов. на Парсон-сквер это сделать было удобнее, поскольку местность над станцией была не так сильно разрушена марсианами, как в остальных местах.

Над тем местом, где под землей находился пассажирский зал с платформами, наверху был разбит сквер, названный в честь командира небольшого парохода, героически протаранившего треножник во время первого нашествия. в прошлом году, на волне технического прогресса, в этом районе Лондона началось строительство наземного метро, легкой монорельсовой дороги, поднятой на опорах на высоту десяти метров. Участок этой дороги проходил теперь через сквер, слегка изгибаясь дугой между двумя его противоположными углами. Чудом уцелевший монорельс использовали партизаны в качестве одного из наблюдательных постов.

Аннет наслаждалась обществом Кулибина, коротая с ним несколько минут отдыха. Они прогуливались по платформе, наблюдали, как выгружают очередной прибывший на вагонетке груз. Обнаружив в себе внезапное желание изучить русскую речь, Аннет настойчиво терзала Ивана расспросами, повторяла за ним слова, изрядно веселила его, произнося заученные фразы на французский манер – с ударением на последние гласные в каждом слове. в ответ на его смех говорила, что акцент будет труднее побороть, чем уничтожить марсиан.

– В гостях хорошо, – декламировала она, – а дома – лучше!

– Какие дома? – раскатисто хохотал Иван, – Русские или французские?

Резкий, панический крик нарушил их идиллию.

– Снова идут! – кричал посыльный, спустившийся, чуть ли не кубарем, с поверхности, с одного из постов наблюдения.

Он пробежал вдалеке, мелькнув в коридоре, кинулся разыскивать командира.

– Спокойно, Анютка. Теперь им спуску не будет, – сказал Кулибин, поворачивая к оружейным складам. – Настало время испытать наши игрушки.

«Господи! Ну почему сейчас?» – взмолилась девушка. в ушах еще звучал смех русского богатыря.

Они побежали туда, где уже бурлила взбудораженная толпа рвущихся в атаку солдат, роющих землю, точно бойцовские псы на поводках, чуя противника.

Марсиане не снизошли до изменения тактики. Атака началась с отдаленных, приглушенных толщей земли ударов, когда подошедший к скверу бур начал пробивать промерзшую корку почвы. Пришедшие с ним треножники сопровождения замерли по углам сквера, вращая башней из стороны в сторону. Бур закапывался в грунт, исполинским кротом уходил все глубже и глубже, выбрасывая вокруг себя отвалы земли и раскрошенных каменных глыб.

Дозорные на отдаленных постах оказались отрезанными от спуска на станцию, но не собирались устраняться от боя, бежать в укрытия, спасая свою шкуру. Для них был разработан особый план, который мог оказаться решающим в стратегии обороны, преложенной командиром.

Грохот и сотрясение почвы становились все более сильными, достигая подземных помещений почти без ослабления. Потолки трескались, осыпались на головы снующих по станции партизан, занимающих места согласно распорядку. Марсианам на этот раз будет дан отпор, которого они не ожидают. Эта атака должна стать первой в череде грядущих победных сражений партизан.

Силясь побороть дрожь в коленках, Аннет наблюдала, как ситуация развивается по знакомому сценарию. Потолок в середине зала уже рассекли трещины. Пробегающие внизу люди предусмотрительно огибали это место, чтобы не получить по голове обломком штукатурки или сорвавшейся лампой.

Расчеты ракетчиков занимали места, устанавливали новые ракеты на штативы. Исход битвы будет во многом определяться тем, насколько удачным окажется первый слаженный залп.

Игнорируя настоятельные просьбы Ивана, мало отличающиеся от применения грубой мужской силы, Аннет отказалась остаться там, откуда в случае неудачи легко начать эвакуацию. Ее эмоции требовали выхода, жажда действия подстегивала, тащила на передний край. Удержать ее было не под силу даже Кулибину.

Иван занял позицию в ряду ракетчиков, желая на практике проверить результат работы Салье. Материальное воплощение его смелого чертежа, умная ракета с наводящей камерой покоилась на штативе, устремленная в центр зала. Туда, где должен приземлиться бур.

Кларк наблюдал за подготовкой к сражению из-за угла коридора, примыкающего к дальнему торцу зала. с ним были Клайв, Джонни и солдат, руководивший базой на Парсон-сквер до прихода туда Кларка. Впрочем, они были знакомы задолго до того, как случилось вынужденное переселение сюда партизан. и даже задолго до того, как первый марсианский снаряд упал на британские острова.

Хмуря брови, Кларк следил за тем, как Аннет пытается помочь Кулибину. Выглядело это комично, она не могла даже поднять любой из предметов, которые ворочал Иван, сооружая свой огневой рубеж. Кларка, однако, волновала причина, а не следствие. и без всяких докладов он теперь видел, что его подозрения оправдались.

Пролился каменный дождь, смешанный с земляной осыпью – нос бура вломился в подземную пещеру. Расширив дыру, машина освободилась от тесных стен пробитого колодца, выставила вперед конечности, как ныряльщик при входе в воду, и упала на платформу,. Зал содрогнулся от падения многотонной махины. Плитка пола взметнулась фонтанами, окатила партизан дробью керамических осколков, заставила пригнуться за штативами.

Наступил решительный момент. Бока бура разломились, части корпуса упали в стороны, словно дольки апельсина, освобождая многоногого жука. в тот самый миг, когда замершая в ожидании машина готовилась сойти со своего постамента, грянул командирский крик. Ракетчики дернули спусковые рукоятки, приводя в действие стартовую процедуру ракет.

Камера на носу каждой ракеты зафиксировала картинку прямо по курсу. Пар, сжатый чудовищным давлением внутри двигательной камеры Кулибина, вырвался назад через сопло, давая одновременно энергию для работы бортовой вычислительной электроники, позаимствованной из скопища приборов марсианского снаряда. Теперь ракета постоянно следила, чтобы картинка от камеры во время полета не отличалась от той, что сделана перед пуском. Чуть отклоняя сопло в случае расхождения, ракета летела точно в цель.

Десятки белых шлейфов, извиваясь, закручиваясь в дугу, устремились в общий центр, как спицы на колесе, нацеленные на корпус патрульной машины. Многорукая машина, собирающая пленных, не должна сойти с кузова носителя. Генератор луча, закрепленный на поворотной штанге на корме железного жука, не должен повернуться, нащупывая жертву.

В то мгновение, когда ракеты еще были в воздухе, и мишень не заволокли облака пара и обломков, Иван успел заметить, что паук, покоящийся в кузове, выглядит необычно. Словно пришел не собирать урожай новых рабов, а принес сюда своих, намекая, что пленных брать не намерен. Каждое щупальце держало пехотинца, надежно обвивая кольцами,. Машина доставила их сюда, чтобы обеспечить себе поддержку. Чудовища поняли, когда прорвались на Глория-Холл, что внизу их может ожидать обширная сеть узких туннелей, опустошить которые могут только пехотинцы. Теперь чудовища исправляли ошибку.

Многорукий паук, наделенный механическим управляющим устройством, сработал с недоступной живому существу скоростью. Оценив угрозу, вскинул щупальца, выстрелил ими в стороны, разматывая кольца и выбрасывая пехотинцев подальше от эпицентра взрыва. в тот же миг обе машины скрылись в дыму, пыли, дикой смеси направленных ударных волн, рвущих металлические корпуса в клочки, как тряпичную куклу. на площадке между раскрытыми секциями корпуса бура осталась искореженная груда, в которой перемешались элементы конструкции обеих машин. Кабина патрульной машины пострадала меньше, почти сохранила форму, но ударом из нее вышибло все затемненные иллюминаторы. Лопнувшая от страшной перегрузки туша чудовища вывалилась через край проема, повисла. Раны сочились пенящейся красноватой жижей.

Брошенные железной пращой, пехотинцы рухнули на платформу и на рельсы по бокам ее. Они перелетели ракетчиков, кольцом окружавших бур, и разом оказались в тылу партизан. Падение ненадолго вывело их из строя. Они покатились, загрохотали каркасами по каменному полу, обдирая и царапая плитку, гулко ударяясь о шпалы и рельсы.

Некоторые из них получили фатальные повреждения – помятый каркас не давал передвигаться, сковывая движения или даже парализуя владельца. Механизмы контроля, скрытые в спинном ранце, заметили поломку и перешли в особый режим. Последняя команда, отданная исполнительным устройствам в конечностях, заставила каркасы принять компактную конфигурацию, сложиться таким же образом, как предусмотрено на случай смерти носителя. Устройство откачки крови сработало незамедлительно, забирая кровь у еще живого солдата. Колбы наполнились теплой бордовой жидкостью, зажимы разъединились, и емкости упали рядом с каркасом, готовые для подбора любым проходящим мимо чудовищем. Лишняя порция пищи прямо во время боя. Полезно, если есть время ею воспользоваться. Но сейчас в зале не было ни одного чудовища, кому бы это пригодилось. Силы атакующих состояли только из немного поредевшего отряда пехоты, предоставленной самой себе, лишенной поддержки могучих бронированных машин.

Увидев успех ракетного залпа, на платформу ринулось подкрепление – вооруженные пулеметами Томпсона-Гаусса партизаны спешили поддержать товарищей. Ракетчики не сразу поняли, что враг оказался за спиной. Многие даже не заметили, что механический паук успел что-то сделать.

Один из партизан потянулся к штативу, чтобы сложить его и убраться подальше от раскрытого корпуса бура. Хорошо заметный в клубах пыли и пара, оседающих после взрыва, тепловой луч белой иглой пронзил стрелка насквозь, прожег дыру, перерубил позвоночник. Партизан повалился на отказавших ногах, повис на штативе, все еще не понимая, откуда пришла смерть.

Стоявшие рядом стрелки обернулись. Глаза выкатились на лоб, когда перед ними оказался закованный в белый металл каркаса пехотинец, легким движением кисти нацеливающий генератор луча в упор, на самого ближнего солдата. Луч снова ударил, двигаясь по дуге, разрезая человека на дымящиеся половинки. Форма вспыхнула, труп окутался черным едким дымом.

Началась паника. По всему кольцу окружения на спины ракетчиков обрушивались тепловые удары, зажигая движущиеся, кричащие факелы, вызывающие предсмертными воплями страх в сердцах находящихся поблизости партизан.

Кулибин приподнялся на полусогнутых ногах. Пехотинец, размахивая руками и ногами пролетел над самой головой. Отскочив от платформы, пехотинец соскользнул вниз, на рельсы, сделал пару оборотов, ударился о стальной брус, подламывая под себя руку с оружием. Через секунду каркас сложился, колбы отвалились, звякнули о деревянную шпалу.

Иван схватил за шиворот сидевшую рядом Аннет, поднял в воздух, швырнул в след за марсианином, под прикрытие края платформы., Пока девушка еще летела, пытаясь сгруппироваться, прыгнул следом. Теперь они очутились в импровизированном окопе, из которого можно было высунуть макушку и более спокойно оценить положение.

Разозленная таким обращением, Аннет ткнула кулачком Ивана в спину, но тот не заметил протеста.

Бойня на платформе была в самом разгаре, тонкие лучи протыкали облака пыли, выжигали черные круги на стенах зала, прочерчивали пунктиры и дуги. в пылу сражения пехотинцы не выключали лучи, переводя ствол с одной цели на другую, наносили еще больше повреждений, задевая случайно попадающие под выстрел предметы. Воздух наполнился гарью, черным чадом от сгорающих тел. Сумевшие найти укрытие люди выдавали свое положение кашлем, не в силах бороться с удушливой вонью.

По параллельному пути двое отчаянных солдат волокли раненого, в надежде выбраться невредимыми поближе к концу зала, скрыться в коридорах, куда еще не добрались марсиане.

Слева от Ивана что-то тяжело грохнуло по шпалам. Кулибин и Аннет повернулись на звук, остолбенели, не в силах поверить в скорое поражение. Перед ними в полный рост возвышался пехотинец, торчащий по пояс над краем платформы. Он незаметно спрыгнул, зайдя с фланга, но теперь почему-то не атаковал, рука с генератором луча опустилась вдоль бедра. Пехотинец пристально смотрел на сидящих перед ним.

Необычное поведение врага заставило Аннет приглядеться к его лицу, глазам над маской, взлохмаченным черным волосам, выбивающимся из-под застежек. Еще не веря окончательно в свою догадку, Аннет закричала, повинуясь внутреннему импульсу:

– Джек?!

Крик отрезвил, сбросил с Кулибина оцепенение. Он тоже присмотрелся внимательнее и нашел черты лица пехотинца странно знакомыми.

«Так вот как ты решил закончить свою жалкую жизнь! – Аннет захлебнулась от возмущения. – Умудрился уцелеть, пойдя в услужение тварям! Напялил эти чертовы доспехи и разгуливаешь строем, сжигая бывших друзей? Продажная тварь! в тебе не осталось ничего человеческого!»

Аннет взвыла от ярости, гневно оскалилась, разъяренным зверем набросилась на Джека, подпрыгивая, стараясь достать глаза, выцарапать, выдрать волосы. Джек ухватил левой рукой оба мелькающих перед ним кулака, оттолкнул в строну, перехватил рукой за одежду, поднял легко, словно дамскую сумочку, а не ее хозяйку. У Аннет перехватило дыхание от такого проявления небывалой силы.

Понимая, что девушка находится в руках врага, обладающего такой мощью, Иван издал львиный рык и, как был на корточках, метнул огромное тело навстречу Джеку. в прыжке натолкнулся на другую руку Джека, как на окованное металлом бревно. Перегнулся пополам, выворачивая из легких остатки воздуха. Лязгнул зубами. Джек выпустил оружие. Оно болталось теперь у локтя на соединительном кабеле и било Ивана по ногам. Чуть присев от принятого на себя веса, Джек удержался на ногах, продолжая отстранять обоих друзей вытянутыми руками.

Слегка согнув правую руку, толчком отбросил от себя Ивана. Тот полетел обратно и плюхнулся задом на шпалу. Ошеломленный, богатырь привалился к стене под свесом перрона, понимая, что впервые не может ничего противопоставить противнику. Мигом позже ему на колени бухнулась Аннет, пролетев три метра съежившимся от страха комком.

Выжидая, чтобы его товарищи осознали случившееся, Джек постоял спокойно, расслабленно опустил руки. Все его действия были направлены на то, чтобы показать, что он не враг. в его распоряжении были секунды, которые нельзя было тратить на длительные объяснения. Заметив краем глаза движение у края платформы, Джек обернулся. Приближался другой пехотинец, поднимающий ствол с явным намерением довершить начатое Джеком.

Медлить было нельзя. Джек вспомнил, что у ног валяется сложенный каркас неудачно приземлившегося пехотинца. Он схватил его, поднял как щит, повернул к надвигающемуся врагу массивной панелью спинного ранца. Враг целил теперь в самого Джека, желая уничтожить солдата, вышедшего из повиновения, проявившего милосердие к жертве.

Луч полоснул по каркасу, преломился на гранях, неспособный причинить вред броне, отразился веером более тонких, рассеянных лучей. Один из них устремился обратно под острым углом, попал в голову стрелявшего, выжигая все, что торчало поверх маски. Противник рухнул, как подкошенный, животом вниз. Каркас задергался, ожил, начал процедуру консервации. Джек еще не успел опустить импровизированный щит, а на полу уже лежал точно такой же.

Продолжая держать каркас одной рукой, Джек легко запрыгнул на метровый уступ платформы, двинулся в сторону продолжающегося сражения.

Иван справился с шоком, заметил, что опасность миновала. Он опустил Аннет, – ее все еще трясло от пережитого потрясения, – приподнялся и приготовился бежать вдоль рельсов. в это время воздух над головой разрезал яростный свист, голову обдало горячей влагой, заволокло белым облаком.

В спину толкнуло эхо ударной волны, когда ракета долетела до стены и раскрошилась на ошметки, оставив после себя глубокую выбоину. Ивана и Аннет присыпало каменной крошкой, к ногам упали обломки корпуса ракеты. Один из них полоснул кривым ножом плечо Ивана.

Иван распрямился, пытаясь высунуть голову из шлейфа пара. Ракетчики не имели при себе дополнительных зарядов, поскольку у них был только один шанс на удачное попадание. Если бы машины не удалось уничтожить сразу, установить новую ракету уже было бы некому. Неужели кто-то добрался до другой ракеты, успел проделать путь до склада и обратно, и теперь старался расстрелять оставшихся противников, надеясь попасть по такой мелкой, подвижной цели?

То, что увидел Иван, поразило не меньше, чем встреча с Джеком. Еще не рассеявшийся в неподвижном воздухе шлейф отчетливо показывал траекторию ракеты. След уходил в дальний торец зала, начинаясь в том месте, где стояла группа солдат, укрывшаяся за углом бокового коридора. Запуск ракеты с такого расстояния требовал долгого и точного наведения. За то время, пока длилась стычка с Джеком, сделать это было нельзя, Иван мог поклясться. а вот за то время, пока Иван и Аннет находились в укрытии, нацелить снаряд было вполне возможно.

«Значит, кто-то пытался уничтожить именно нас», – ошеломленно догадался Иван. Но дальнейшее развитие событий заставило на какое-то время забыть об увиденном.

Пространство зала огласил громогласный рев, перекрывающий звуки отчаянных пулеметных очередей, взрывов гранат, криков сгорающих заживо партизан. Пехотинцы перестали теснить остатки обороняющихся, развернулись и поспешили к корпусу бура.

Иван увидел, что в последний момент, перед тем, как последовать за остальными, Джек размахнулся каркасом и со страшной силой швырнул в спину идущего впереди пехотинца. Ядро неправильной формы врезалось в спинной ранец отступающего, разметало фонтаном осколков пустые колбы, сплющило трубки, покорежило управляющие механизмы. Поврежденный каркас даже не смог сложиться в компактный вид. Джек перешагнул распростертое тело, как ни в чем не бывало зашагал к буру.

Другие пехотинцы поднимались, карабкались по лепесткам раскрытого корпуса, чтобы занять место рядом с грудой смятых патрульных машин. Джек поднялся последним, занял свободное место в группе стоящих пехотинцев. Предусмотрительно пройдя вглубь, прикрылся первым рядом, принимающим на себя град пуль и пулеметные очереди.

Бур дрогнул, лепестки начали закрываться, складываться в единое целое, образуя монолитный бутон. Машина приняла исходную форму, присела на могучих опорах, касаясь брюхом пола. Вся энергия двигателя направилась на приводы напряженных конечностей, вырвалась в резком толчке, подбрасывая многотонную громаду высоко в воздух, навстречу дыре в потолке. Словно пробка, влетевшая обратно в горлышко бутылки, бур воткнулся в отверстие, развел конечности в стороны и уперся в края потолка. Подражая повадкам животного, громадная машина задвигалась толчками, ввинчивая корпус в узкий лаз, поднимаясь все выше и выше, выдираясь на поверхность, чтобы вернуться в свое логово.

Делая вид, что выполняет некое поручение, Джек уже однажды прошелся между бараками и рассмотрел вблизи верфь, на которой стоял бур. Он планировал предпринять новую вылазку по внутренней территории базы, когда в барак ворвался механический паук, чтобы собрать в охапку всех, кто попадется, и составить отряд для нападения на очередную станцию метро.

Захватчики не утруждали себя попытками освоить язык новых рабов. Вместо этого они использовали для общения более действенные средства – болезненные тычки, которые отвешивали змееподобные щупальца вездесущих многоруких машин. Чудовище, сидящее в кабине патрульного экипажа, подъезжало к какому-нибудь одетому в каркас человеку, оглашало окрестности карканьем и скрежетом, отдавая команду, а железный паук выбирался из кузова и гнал рабов в нужную сторону.

Задания обычно бывали чрезвычайно простыми – уборка мелкого мусора, переноска кучи строительных конструкций, – которые, вероятно, чудовища считали недостойными даже своих механических помощников. Но чаще всего пленников сгребали в кучу и отправляли вместе с патрульной машиной в длительные походы – на поиски потенциальных рабов.

Такие патрульные рейды бывали очень длительными. Марсиане контролировали огромную территорию, рабы передвигались по ней пешим шагом, всегда имея при себе запас питательной жидкости. Чудовища в многоногих экипажах и вовсе не ведали усталости. Если рейд затягивался, проголодавшаяся тварь не гнушалась использовать одного из пехотинцев, устраивать своеобразный пикник, привозя на базу в кузове только сложенный каркас. Многорукие пауки затем потрошили каркасы, возвращали им форму и надевали на очередного пленника.

Оказавшись в кольцах щупалец наряду с другими пехотинцами, попавшимися на глаза чудовищу, Джек испугался, что предстоит подобная прогулка. Оставалось только отдаться на волю случая и ждать, что подвернется шанс сбежать, или хотя бы сохранять надежду вернуться целым. Тогда это будет всего лишь отсрочкой.

Когда оказалось, что патрульная машина со своим грузом направляется к верфи, чтобы занять место внутри башни бура, Джек испытал целую гамму чувств. Он ужаснулся, что марсиане не оставили попытки уничтожить каждую подземную станцию. Его переполняло горе от осознания, сколько людей погибнет во время атаки, сколько пленных будет захвачено чудовищами. Он увидел шанс проверить на прочность свою маскировку, участвуя в бою со стороны марсиан, но в то же время стараясь не причинить вреда партизанам. Если окажется возможным, он решил нанести максимальный урон захватчикам, действуя незаметно в тылу.

Но кроме того, с полным осознанием правомерности подобного чувства, он радовался, что эта короткая атака на подземку не оторвет его от выполнения главной задачи – получения сведений о расположении главного центра управления. Увидев своими глазами мощь и размах сосредоточенных на базе сил, Джек догадался, что именно район мемориального парка с останками всемирно известного «Стадиума» является ядром армии вторжения.

Джек испытывал тщательно контролируемую радость. Измененный мозг охотно использовал красочные образы для описания понятий. Теперешние эмоции представлялись Джеку мирно потрескивающим камином, что прогревал до самых косточек, успокаивал красноватым мерцанием пышущих жаром углей. Испытание действием можно было считать пройденным.

В непроглядной черноте утробы механического зверя, шагающего по лондонским развалинам обратно к своему убежищу, Джек предвкушал скорое выяснение главной тайны марсиан. Цепляясь руками за обугленный, изорванный металл корпусов машин, оставшихся внутри бура, он радовался, что сумел уберечь друзей от неминуемой гибели, уничтожить двоих пехотинцев, и при этом, что самое главное, уцелеть.

Когда его рука во время очередной встряски коснулась шланга на ранце стоящего рядом пехотинца, Джек, не мешкая, схватил ее и вырвал. Внутри, под слоем брони, что-то щелкнуло. Каркас самопроизвольно пришел в движение, через секунду упал к ногам, туго скручиваясь в узел. в колбах заплескалась жидкость. Джек прибавил еще одну единицу к своей статистике. Мало ли за что мог зацепиться сосед в кромешной темноте?

– Я все еще с трудом верю, – сказала Аннет. – Это точно был Джек?

– Да, я успел разглядеть его глаза. Сомнений быть не может.

Иван лежал на полу в новой комнате Аннет на последней уцелевшей станции партизан, куда они перешли после окончания сражения. Они собрались здесь, чтобы обсудить взволновавшее их событие, а заодно провести еще один сеанс лечения раненого плеча Кулибина.

– А что, ты не считаешь, что Джек стал одной из этих тварей? Да я бы скорее вскрыла себе вены, но не позволила нацепить эту груду железа. Ты же видел, какую чудовищную силу дал ему этот каркас.

– Это было трудно не заметить, – слегка разочарованным тоном ответил Иван.

– Джек всегда был трусом! – взорвалась вдруг Аннет. – Я еще надеялась, что он как-то изменится после того, как попал в наш отряд. Его даже брали в группу, когда спасали тебя, и командира… Да! а когда погиб Криспин? Ты хоть знаешь, что Джек сидел в укрытии ближе всех к нему, пока тот умирал на глазах у патруля? Почему он не подтащил его?

Аннет, казалось, изливает накопившуюся злость и возмущение, которую так и не смогла обрушить на самого Джека. Иван мужественно терпел, как и уколы множества игл, превративших его порванное плечо в дикобраза. Автор этой лечебной процедуры сидел тут же в любимой позе: сложил руки на животе, прикрыл глаза, делая вид, что спит. Аннет, впрочем, уже давно обнаружила, что китаец лишь притворяется, пристально наблюдая, делает какие-то выводы, всегда остающиеся в тайне.

Иван хотел было возразить, но решил не прерывать девушку. Он еще не проанализировал до конца все, что увидел.

– По-моему, он даже не сопротивлялся, – продолжала Аннет. – Помнишь, как его схватила машина на Глория-Холл? Стоял, как истукан, словно ждал этого. Может он там, в плену, сам напросился?

– Ты не права, – басовито прозвучало с пола. – Ты когда-нибудь видела, чтобы пехотинцы убивали своих? а чтобы они пощадили кого-то из наших?

– Что ты хочешь сказать?

– Он полностью отдает себе отчет в том, что делает. в время нападения он делал все сознательно. – Иван немного помедлил, прежде чем сказать самое главное. – Он все еще наш. и он вовсе не трус. Я сильно подозреваю, что у профессора все-таки что-то получилось…

– То есть убить он нас вовсе не пытался?

– Уверен. – Он чуть шевельнулся, звякнул букетом тончайших игл. – А вот кто-то другой действительно пытался это сделать. и каркаса на нем точно не было.

– Ты имеешь в виду…

– Ракету, что пролетела у нас над головами.

– Она летела в Джека! – В голосе Аннет еще ощущалось сожаление. Глубоко внутри она не спешила расставаться со своей теорией, а в соответствии с ней Джек должен был получить эту ракету вполне заслуженно.

– Она не могла лететь в Джека, – ответил Иван категоричным тоном. – Ракету бесполезно применять против пехотинца. Особенно на таком расстоянии. Слишком мелкая цель, чтобы попасть точно в нее, а осколками броню каркаса не пробить.

– Но почему тогда в нас она могла лететь?

– Потому что мы были в укрытии достаточно долго, чтобы нацелить ракету, а осколки в случае промаха все равно могли причинить большие повреждения. – Иван поморщился, кивнув на свое плечо, предъявляя веское доказательство. – Нам повезло, что мы тогда двигались.

– Невероятно! Это, наверное, кто-то случайно выстрелил, задел штатив, или… – Аннет хваталась за соломинку, выискивая малейшую возможность убедить Ивана.

– Анюта, ты не забыла, кто придумал эту штуковину? – Иван довольно ухмыльнулся. – Случайно ракету пустить невозможно.

– Ракету запустил Кларк.

Аннет и Иван молниеносно повернулись к китайцу. от рывка рана на плече открылась, но Иван даже не заметил, пораженный словами мистера Чи.

– Что?! – с опозданием крикнули хором.

– Я видел, как Кларк запустил в вас ракету, – сидящий живой статуей китаец был невозмутим. Его спокойствие наилучшим образом отбивало желание оспаривать услышанное.

Повисла томительная тишина, тяжелая, угрожающая, засасывающая в болото предательского страха.

– Морду набью! – зарычал Иван, медленно вставая с пола. Дикобразьи иглы жалобно звякнули, намертво зажатые в окаменевших мускулах.

Невесомая рука легла на его спину. Иван вопросительно посмотрел на девушку. Одного толчка все еще было достаточно, чтобы богатырь сорвался с места, дабы утолить жажду возмездия.

– Он же мог попасть в тебя, – угрюмо пророкотал Кулибин.

– Сейчас не время, – сказала Аннет, спокойно глядя ему в глаза. Она уже оценила всю сложность ситуации.

– А когда будет время? – не сдавался великан.

– Я скажу, – пообещала девушка, с легкой ноткой злорадства. – Сейчас нам не доказать ничего. Сомневаюсь, что мы найдем других свидетелей. и нам нельзя сейчас идти в открытую. Мы только что смогли отразить атаку, авторитет командира взлетел до небес. Ты видел его? Он собирается вести нас в бой против тварей, закрепить успех, использовать новое оружие по полной программе. Что будет, если мы обвиним его ближайшего соратника в покушении? Нам не поверят так же, как не верила тебе я. и даже больше, все это скорее обернется против нас и закончится – в лучшем случае – отправкой отсюда подальше.

«А у меня будет время, чтобы разобраться в происходящем, – подумала Аннет. – Что-то заставило боевого товарища командира так поступить. и это слишком подло, чтобы причина была незначительной».

Она смутно догадывалась, что это может быть связано с ее действиями в отряде. Возможно, командир сделал какие-то выводы из того, как прошла разведка марсианского логова. Возможно, Кларк просто выполнял приказ Фирби.

«Не сделала ли я какую-то ошибку? Что могло так резко изменить его мнение обо мне? Слишком глупо было бы предполагать ревность, – она посмотрела на Ивана, он сжимал и разжимал гиреподобные кулаки. – Хотя, никогда нельзя быть уверенной в том, что на самом деле происходит в голове у мужчины. Но теперь я буду настороже!»

Насупленный Кулибин молчал, чувствуя правоту Аннет. Ярость все еще клокотала внутри, но рассудительный тон девушки значительно остудил ее, помог контролировать. Иван знал, что не обладает ярко выраженной способностью просчитывать многоплановые взаимоотношения между людьми. Его чувства были простыми и сильными, под стать внешности. Поэтому он решил довериться Аннет. Она пробыла здесь намного дольше и знает, что говорит.

– Я долзен пойти с вами, – нарушил гнетущую тишину китаец. и добавил, хитро прищурив глаз: – в такой больсой драке врач нузен поблизости.

Кларк погрузился в мрачные раздумья. Неудача попытки устранения Кулибина изрядно испортила настроение. Он даже испытал внезапный приступ желания покарать неудачливого Джонни, но опомнился. Это было бы слишком заметно.

Кларк уверял себя, что у Кулибина не было возможности разобраться в тонкостях ситуации. Вокруг кипело сражение, он не мог позволить себе вглядываться в лица людей, стоявших так далеко. Шлейф пара тоже должен был сыграть на руку Кларку, маскируя стрелявшего.

Убедив себя в том, что замысел все еще не раскрыт, Кларк вернулся к другому, очень подозрительному моменту, не ускользнувшему от его цепкого взгляда. Странное поведение одного из пехотинцев, который не стал убивать Кулибина и Аннет, выбивалось из общей картины сражения. У Кларка было время присмотреться к цели, пока Джонни нацеливал ракету. Внезапный приступ сентиментальности, отчасти даже – жалости, подтолкнул тогда Кларка запомнить последние секунды жизни Кулибина. Он все еще немного жалел, что богатырь не в его команде. Как раз в это время произошел инцидент с пехотинцем, которому Кларк до сих пор не находил объяснения.

«Возможно ли, что пехотинцы на самом деле имеют гораздо большую свободу действия, чем мы думали? Или это только случайные проблески сознания? Ведь все остальные вели себя, как обычно».

Мысль о свободе действия пехотинцев вызвала из памяти Кларка картину вражеского лагеря, в котором пехотинцы разгуливают по территории. Доклад Аннет о наблюдении за базой был очень подробным, и подобная особенность не осталась незамеченной Кларком. Теперь он задумался, нельзя ли найти этому обстоятельству применение.

«У нас есть несколько каркасов, оставленных пехотинцами. Очень кстати, что их некому было подобрать».

Кларк не мог игнорировать тот факт, что второе подряд нападение марсиан на станцию метро оказалось почти таким же успешным, как первое. Только готовность партизан к отражению атаки и наличие новых ракет помогли оказать сопротивление.

«Каким-то образом твари узнали, где мы прячемся. Допустим, они провели некое зондирование поверхности, выявляя скрытые полости для своих нужд. Это может быть просто очередным этапом очистки захваченной территории. Причина не важна, важно следствие – они намерены продолжать подобные атаки и дальше. Наше сопротивление их только разозлит».

Кларк вспомнил, что особое удовольствие в прошлом у него вызывала победа над сопротивляющимся противником. от этого Кларк становился еще сильнее и опытнее, в нем крепло чувство превосходства. Он знал, что чудовища уверены в своей мощи, а психология захватчика должна быть одинаковой – то, что сопротивляется твоей силе, разгромить особенно приятно.

«Они не отступят. Им пришлось для этой цели создать специальную машину. и пока эта машина будет цела, они будут продолжать разрушать наши подземные базы, вскрывать даже пустые станции, чтобы не дать нам использовать их в будущем.

Настал ключевой момент. Нас слишком много, чтобы надежно укрываться где-нибудь на поверхности. Теперь они вынуждают и нас перейти к активным действиям. Пусть. Это только приближает успешное завершение моего плана. Нельзя слишком долго держать сжатый кулак – рука может устать. Пришла пора обнаружить главное логово. с новым оружием, действуя все вместе, мы можем рассчитывать на успех. Если это не удастся сейчас нам, то только вторжение всех сил сопротивления из Европы сможет сделать больше. Но это уже не будет моей победой! Придется рискнуть.

Но для поиска главного логова нужно еще какое-то время. Нужна отсрочка, мы не можем больше терять базы. Осталась только одна, и нас тут слишком много. Значит, нужно уничтожить этот чертов бур. Без него у марсиан нет шансов выкурить нас отсюда. У нас появится время, пока они будут строить новую машину. и это время мы должны будем потратить максимально эффективно. Второго шанса может не быть.

А если удастся вывести из строя еще и верфь, это будет приятным дополнением к победе».

Он вновь вернулся к мысли о трофейных каркасах. Сегодня он был неприятно рассеян, перескакивал с одной темы на другую, метался в поисках выхода. Ставки возросли слишком быстро, Кларк с трудом успевал принимать ответные меры. Он ненавидел спешку, ненавидел скоропалительные выводы. Но ситуация вынуждала торопиться.

«В каркасах все пехотинцы на одно лицо. Но как марсиане различают их? Да и нужно ли им различать? Что будет, если в лагере появятся несколько пехотинцев, ведущих себя не очень похоже на остальных?»

Он опять вспомнил пехотинца, пощадившего Кулибина. Остальные не обратили на него никакого внимания, продолжая полосовать всех вокруг тепловыми лучами.

«Могут ли другие марсиане поступить так же, будучи на своей территории?»

Только опытным путем можно проверить эту идею. Кларк окончательно решил, что другого выхода, кроме нападения на бур, не существует. Осталось спланировать атаку и не допустить провала.

«Отказать в участии Кулибину невозможно. Значит, придется участвовать лично. Может подвернуться еще один шанс».

Каркас сильно натирал кожу, больно вдавливался даже через одежду, оказался слишком мал для огромной фигуры Кулибина. Командир, шагавший рядом в таком же облачении, был все-таки заметно ниже Ивана, но почти так же массивен, поэтому выглядел в броне не менее комично.

Подобранные на Парсон-сквер сложенные каркасы удалось разобрать. Выскоблив безжалостно все нутро, не оставив даже намека на какой-нибудь механизм, партизаны взяли только бронированную скорлупу. Диапазона регулировки деталей Кулибину и командиру не хватило. Пришлось разъединить суставы, закрепить части ремнями на конечностях, моля Бога, чтобы марсиане не слишком внимательно приглядывались к внешнему виду рабов.

Без начинки каркасы оказались вполне легкими, даже Аннет смогла передвигаться в броне достаточно естественно, что было еще одним аргументом в ее яростной попытке убедить командира включить ее в диверсионную группу. Командир, однако, сопротивлялся не долго. Аннет готова была поклясться, что он сделал это вообще только для вида. Это лишь укрепило ее подозрение, что командир не слишком дорожит ее жизнью.

Ручные генераторы тепловых лучей перестали работать после складывания каркасов. Это было сильным ударом. Оружейнику Бодену пришлось изрядно попотеть, придумывая способ вооружить группу. Рискнув еще раз, он предложил замаскировать под генератор пулемет Томпсона-Гаусса. Это немного меняло форму оружия, но если твари не обратят внимания на отличия в каркасах, то оружие и подавно сойдет за настоящее. Если же нет – оружие вряд ли поможет.

Аннет еще раз вспоминала план атаки, выискивая слабые места, проверяя последовательность действий. Помочь совершить диверсию – уничтожить бур – должны мины, спрятанные в освободившейся полости спинного ранца. Детонатор сработает только в том случае, если поблизости от мины будет двигаться большая масса металла, меняющего электромагнитное поле в датчике. При попытке бура покинуть верфь, мины сработают, уничтожая машину, а заодно и верфь. Если останутся заряды, их можно заложить рядом с треножниками, стоящими в роли сторожевых башен. Инициировать движение машин должны одновременные удары ракетами по неподвижным объектам. Для этого территорию базы чудовищ окружат несколько групп ракетчиков, чтобы дать одновременный залп. Маневренные патрульные машины и пехотинцы ринутся к окраине базы, чтобы уничтожить нападающих. Диверсионная группа сможет использовать этот маневр, чтобы в общем движении выбраться с территории и присоединиться к своим.

Предложение командира было встречено единогласными криками одобрения, что еще раз подтвердило мысль Аннет об огромном авторитете, который мог бы обернуться против нее, выступи она с заявлением о попытке покушения. Пока расчеты оправдывались, чтобы как следует приглядеться к его поведению, ей даже удалось попасть в группу, которую решил вести сам командир.

Аннет нисколько не удивило, что Фирби включил в группу Клайва и Джонни, а также охотно принял предложение помощи от Кулибина. Что ее удивило на самом деле, так это требование включить в группу мистера Чи. Китаец не возражал, но Аннет никак не могла понять, что именно заставило командира принять такое решение. «Врач будет полезен, если мы хотим вернуться живыми», – сказал он. «Неужели только это?» – Аннет подозревала, что вернуться живым по его замыслу должны были не все.

Так или иначе, оценив состав группы, Аннет даже перестала сомневаться в том, что эта операция рассчитана командиром не только на уничтожение бура.

Они подошли к границе территории вражеской базы. Знакомая местность открылась глазам Аннет – небольшие холмы, поднимающиеся из земли покрытыми обледенелей грязью горбами, с торчащими, словно щетина, острыми обломками деревьев. По другую сторону простиралось равнинное пространство бывшего парка, изуродованное рытвинами, валами вывороченной земли, черными прыщами пней.

После недавнего сражения марсианский лагерь напоминал муравейник. Башни озирались, поворачивая головы с заметной для глаза скоростью, патрульные жуки сновали между ними, оглашая пространство резкими лающими выкриками.

Аннет пригляделась к верфи. Рассерженными пауками по паутине из решетчатых балок сновали многорукие машины, торопясь привести в порядок бур.

Отвлекающие группы уже устремились в обход, окапывались по окружности, готовились к ракетному залпу.

Помня о предыдущем происшествии, чуть не стоившем жизни разведгруппе, диверсанты заняли место среди вывернутых из земли пней, прикрывающих от обнаружения с обеих сторон.

Наблюдатель вернулся с ближайшего холма, доложил, что дорога впереди свободна. Командир приготовился отдать приказ к выступлению, но тут появился отчетливый звук шагов патрульного жука. Он шел все время под прикрытием возвышенности, догоняя партизан. Одинокая машина вышла на открытое место, прошагала мимо, стуча десятками металлических ножек по мерзлой земле, скрылась за холмом.

– Все как в тот раз, – прошептала Аннет. – Кажется, они всегда обгоняют пехотинцев, чуть завидят впереди базу. Оставляют их плестись в одиночестве.

– Это хорошее прикрытие, – сказал командир. – Быстро за ним, пока пехота нас не догнала!

Командир оставил в укрытии двоих партизан, чтобы они избавились от догоняющих группу пехотинцев. Гауссовы пулеметы позволят сделать это достаточно тихо.

Они вылезли из укрытия, пошли ровным шагом, имитируя движение виденных раньше патрульных отрядов. Выйдя из-за холмов вслед за машиной, они действительно могли сойти за отстающую группу пехотинцев. Нужно только ничем себя не выдавать. Впереди, постепенно удаляясь, вышагивала машина. Суставы изрыгали облачка зеленоватого пара, вспыхивали разряды электричества в трансмиссии, лязгал и рокотал двигатель.

Поравнялись с возвышающейся громадой замершего треножника. Неестественно выпрямленные ноги уходили тремя тонкими колоннами вверх, подпирали медленно вращающийся корпус. Аннет не могла избавиться от ощущения, что чудовище сейчас взвоет, дернется, шагнет в ее сторону, расплющит ногой, как улитку на тропинке. Держась изо всех сил, чтобы не подбежать к Кулибину и не прикрыться от опасности его могучим торсом, девушка на деревянных ногах протопала мимо часового.

Внутри кольца из наблюдательных башен суета проносящихся машин заставила диверсантов позабыть о незнающем усталости дозорном. Патрульный экипаж, за которым пришли сюда, резко набрал скорость, рявкнул зычным голосом и скрылся за углом ближайшего барака.

Диверсанты без резких движений осмотрелись. Мимо прошла группа пехотинцев, тупо смотрящих прямо перед собой. Словно лунатики вышагивали строем в сторону барака, видневшегося по другую сторону небольшой площади, на которую вошли партизаны.

– Делаем, как они, – пробурчал сквозь маску командир.

Сгрудившись похожим образом, они направились к скелетоподобной верфи. Глядя строго вперед, пересекли площадь, вошли в узкий проулок между двумя бараками. Стены из металлических щитов гулким вибрирующим эхом загрохотали от топота.

Не сбавляя скорости диверсанты вынырнули из проулка с другой стороны. Лязг быстро надвигающейся машины заставил замереть на месте. Патрульный экипаж чуть не врезался в отряд. Проскрежетал по окаменевшей глине, замер в трех метрах слева. Выкрикнув гневную тираду, машина сместилась в сторону, быстро перебирая короткими, как у сороконожки, лапками обошла стоящих в ступоре людей, ринулась вперед. Удаляясь, бросила напоследок еще один злобный каркающий окрик.

Диверсанты медленно двинулись дальше, озираясь по сторонам. Отвратительный холодный липкий пот стекал ручьями по спине и животу. Опыт научил их, что слишком опрометчиво копировать в точности то, что еще не изучено.

Верфь становилась все ближе, подпирала небо дырявой, как сыр, горой. Блестящие бока бура проглядывали в промежутках между фермами, балками и подвижными блоками. У подножия верфи группа пехотинцев складывала в пачку тонкие белые листы, легко передвигала их, как игральные карты по столу, пользуясь силой каркасов. Пока диверсанты приближались к цели, пехотинцы закончили работу, молча собрались в кучу и ушли туда, где в широкой воронке пыхтела механизированная фабрика по производству белого металла. Кларк узнал машину, которую видел в Музее Вторжения. Марсиане и на этот раз использовали ту же самую технику.

Как только грузчики ушли, стая железных пауков слетела с вершины верфи, набросилась на пачку листов, как на долгожданную жертву. Схватив каждым свободным щупальцем по листу, они потащили добычу наверх. Партизаны миновали это место, вошли в тень исполинской конструкции, приблизились к толстым, как столетние дубы, опорам бура.

– Не теряйте времени, – едва разборчиво прозвучало из-под маски командира.

Подойдя по двое к каждой опоре, диверсанты быстро огляделись – не возвращается ли группа грузчиков с очередной партией листов. Запустили отработанным движением руки за спину, извлекли из отверстия в нижней части ранцев круглые лепешки мин, размером с суповую тарелку. Нависшая над ними глыба корпуса бура прикрывала от ползающих наверху пауков.

Аннет и мистер Чи опустили мины рядом со своей опорой. Аккуратно наступили на каждую, услышали легкий щелчок активировавшегося механизма, который сработает теперь только в том случае, если бур двинется с места.

Командир и Клайв проделали то же самое на своей стороне, подали другим сигнал готовности едва заметным кивком.

Кулибин чуть дольше провозился, доставая мину. Огромная толщина рук великана не позволяла так легко вывернуть локоть и запустить руку в ранец. Извернувшись до хруста в плече, он извлек диск. Борясь с неловкостью, Иван услышал, что мина, на которую уже наступил Джонни, не издала ни звука. Что-то не сработало в механизме. Иван кинул под ноги свою мину, топнул по ней, убедился в исправности, затем подошел к Джонни. Он увидел недоуменное выражение его глаз поверх маски. Джонни в просящем жесте сложил брови домиком.

Иван решил проверить мину. Поднял увесистую лепешку с земли, повернул другой стороной. Джонни мычанием напомнил, что пора отходить. Иван поднял глаза, увидел, что Аннет с китайцем уже сделали несколько шагов в сторону командира, чтобы организованно отступить. Иван отослал Джонни к остальным взмахом руки.

«Сейчас догоню, – добавил мысленно, – секундная проверка, и все».

Он с силой стиснул в ладонях диск мины, легко имитируя нажатие ногой. Внутри раздался громкий треск и шипение, которого не должно быть при правильной работе спускового устройства.

«Ловушка!» – смерчем пронеслось в голове Кулибина. Он разом поверил во все подозрения по поводу покушения на него со стороны помощника командира. Время словно спрессовалось для Ивана, даря шанс сделать нужный выбор. Он понял, что в этом замешан не только Джонни. Убийца действовал по приказу.

«Это одна шайка!» – вспыхнула запоздалая мысль.

Иван вскинул голову, охватывая одним взглядом положение каждого партизана. Джонни слишком быстро ретировался к опоре, за которой прятались командир и Клайв. Они явно намеревались защититься от ударной волны. Аннет с китайцем успели пройти спокойным шагом только половину расстояния.

Иван понял, что нужно действовать, пока есть хоть какой-то шанс спастись самому и уберечь девушку. Заряд может сдетонировать в любой момент, разметав его мелкими ошметками по всей округе. Аннет в таком случае тоже попадет под осколки, под разлетающиеся части его каркаса.

Кулибин сильно дернул кистью руки, без замаха метнул тарелку мины в сторону коварных убийц.

Китаец краем глаза заметил пролетающий диск, пихнул Аннет в бок, повалил, накрывая собой. Мина упала под ноги Джонни, как только тот остановился, добежав до командира. Все трое услышали звонкий стук железной чушки о камни под ногами, рванулись прочь, но было уже поздно.

Оглушительным грохотом заложило уши. Огненный шар вздулся под ногами Кларка, развел в стороны, разломил пополам, подкинул тело высоко в небо. Клайв принял на себя обжигающую ударную волну. Его расплющило, вмяло грудные панели каркаса в ребра с хрустом, утонувшим в реве огня. Он полетел спиной вперед, подминая под себя Фирби с силой разгоняющегося паровоза, унося его к решетчатой опоре верфи. Ударная волна наткнулась на ногу бура, раздвоилась, прошла слева и справа от упавших Аннет и мистера Чи двумя сокрушительными кулаками.

Ветер взметнул пыль и камни, заволакивая площадку под буром непроглядным серым маревом. Подкинутое высоко вверх тело Джонни ударилось снизу о корпус бура, сломалось, брызнуло красным дождем. Ком из кусков брони и изломанного тела рухнул вниз, в пыльное облако, утонул в тумане.

Находясь дальше всех от взрыва, Кулибин успел приподнять руку, защищая лицо. Воздушный кулак отбросил, повалил на спину, потащил, продирая рваные борозды в выпуклости ранца. Контуженый, Иван распластался морской звездой, раскинув руки и ноги, потерял сознание.

Китаец рывком вскочил. Аннет медленно поднималась на ослабевших ногах, не понимая, что случилось. Мистер Чи окинул ее беглым взглядом. Увидел, что все в порядке, повернулся туда, где лежал командир. Китаец успел заметить, что взрыв не причинил Фирби особых неприятностей, только отбросил его, возможно, оглушил. Но тот был точно жив, чудом прикрытый своим расплющенным подручным. в кипящих облаках пыльной взвеси китаец заметил, как стремительная тень мелькнула, словно летя по воздуху, туда, где лежал Иван.

Кулибин ощутил удар, будто что-то тяжелое упало на него сверху. Он открыл глаза, ловя мутные очертания в сером тумане, зрачки обожгла осыпающаяся пыль.

Над ним нависла темная туша, блеснула светлым металлом броня каркаса. в округлом выступе угадывались очертания головы. Моргнув, Иван вдруг отчетливо различил глаза командира, налитые кровью, то ли от ярости, то ли от полученной встряски. Грузное тело придавило сверху, не давая ослабевшему от шока Кулибину шелохнуться.

С ужасом он увидел, как правая рука командира подняла замаскированный пулемет, дуло нацелилось в лицо Ивана. Черное отверстие подрагивало в десяти сантиметрах ото лба, не оставляя ни единого шанса на спасение.

Кулибин не отрываясь смотрел в глаза смерти. Вдруг что-то мелькнуло на заднем фоне, разорвало пылевые завихрения. Из размытого мазка образовалась фигура китайца, стоящая за спиной командира, словно была там всегда.

Командир, не замечая появление свидетеля, чуть повел пулеметом перед лицом Ивана, словно выбирая, в какой глаз выпустить бесшумную очередь ускоренных магнитным полем пуль.

Китаец моргнул, глаза превратились в щелочки. Это движение будто возымело магический эффект – командир замер всем телом, темные зрачки расширились, потеряли фокус. Грузное тело мешком повалилось на Ивана, накрывая собой, как щитом. Иван тоже застыл от удивления.

Увидев, как китаец наклоняется, чтобы помочь освободиться, Кулибин призвал все остатки сил, отжал руками обмякшую тяжесть, словно рекордную штангу. Пыхтя от усилия, отвел груз в сторону, уронил на каменную крошку. Китаец подал руку, призывая подняться.

Сев на корточки, Иван ощутил серию толчков, почти монолитным гулом ворвавшуюся в уши. Вернулся слух.

Иван огляделся, заметил в руке Фирби пулемет. Схватил его, сунул подмышку. Аннет шатаясь шла к нему, глядела огромными встревоженными глазами, полными слез. Рокот разрывов вынудил и ее обернуться. с некоторым запозданием до них дошло, что это отвлекающий ракетный залп ударил по намеченным мишеням, чтобы дать диверсантам шанс выбраться из растревоженного осиного гнезда.

Иван вспомнил о плане. Теперь они должны притвориться спешащими в бой пехотинцами, бежать туда, откуда сделаны выстрелы. Желательно – смешаться с другими солдатами, чтобы их было труднее отыскать.

Он поднялся на ноги, подхватил Аннет и мистера Чи под локти, увлек за собой, выводя из-под громадной конструкции верфи. Это место стало опасным еще и потому, что чудовища могли решить увести подальше от сражения бур, а в этом случае сработают мины.

Выскочили на свободное пространство, Иван отпустил друзей, чтобы не выглядеть подозрительно. Они побежали обратно, той же дорогой, что и пришли, чтобы не затеряться в неизвестных местах. Отряд пехоты, который ждал партию металлических листов, на глазах беглецов сорвался с места, когда их облаяла промчавшаяся мимо машина.

В воздухе протянулись, бугристо разбухая, белоснежные шлейфы многочисленных ракет. Беглецы видели теперь, что все выстрелы попали в цель. Треножники, так и не успев сдвинуться с места, потухшими факелами дымились на своих местах. Чернели обугленные рваные края башен. Логово чудовищ словно оказалось окружено сигнальными вышками, на которых горели изрыгающие смрадный чад костры. Там жарились туши застигнутых врасплох тварей.

Аннет оглянулась на барак, мимо которого они пробегали. Она заметила дверь, распахнутую наружу, сумрачную пустоту внутри. Авантюрная идея родилась у девушки, она вскрикнула, привлекая внимание товарищей. Затем кинулась в дверь, не давая себя остановить.

Они ввалились в сумрак помещения, освещенного тусклым искусственным светом желтоватых потолочных ламп. в бараке было пусто, голые стены, пол, балки под потолком. Аннет привалилась спиной к стене рядом с дверью, чтобы не было видно с улицы. Иван и мистер Чи встали рядом, корчили возмущенные гримасы.

Тяжело дыша после бега в каркасе, Аннет принялась торопливо снимать с лица маску. Нужно было многое сказать друзьям, предположение казалось слишком заманчивым, чтобы просто так убежать отсюда и потерять шанс на скорое возвращение. Следуя ее примеру, Иван быстро скинул маску, сказал сдавленным шепотом:

– Ты что вытворяешь?

– У меня есть идея.

– Ноги уносить надо! Нас и так чуть не прибили!

– Ты говоришь, как Джек! Противно слышать, – она презрительно скривилась. – Лучше послушай. Я думаю, что эта база и есть главное логово тварей.

– С какой стати? Что, мало других мест?

– Можешь считать это женской интуицией. Но я всегда к ней прислушиваюсь, и пока жаловаться не на что.

– Мужская интуиция тоже кое-что говорит!

– Пусть тоже послушает, полезно иногда подумать, а не лететь, сломя голову. Присмотрись, видишь, что там происходит?

Иван осторожно выглянул из двери. Площадь совсем опустела, только догорающий треножник торчал на той стороне. Звуки сражения, мелкий топот машин, рокот двигателей – все уже далеко, на окраине базы.

Вдруг землетрясение заставило Ивана схватиться за косяк двери. Грохот оглушил, вынуждая открыть рот для спасения барабанных перепонок. Над крышей барака напротив вырос пыльный гриб, плюющийся раскаленными обломками и кусками решетчатых балок верфи. Высоко над крышами пролетел разлохмаченный, изорванный железный паук.

Иван испугался, что на место взрыва бура кинутся спасательные машины, начнут обыскивать все вокруг, обнаружат диверсантов в бараке. Однако ничего подобного так и не случилось.

– Они все ушли, – растерянно пробормотал Иван.

– Именно! Это великолепный шанс разведать, что тут к чему. Мы должны пойти обратно, к развалинам стадиона. Я уверена, что марсиане как-то использовали их для своих целей. Это же естественное укрепление. Надо заглянуть внутрь.

– А дальше?

– Потом вернемся и выберемся отсюда так, как раньше и думали.

– Ты уверена, что мы успеем?

– Наши люди будут отступать, уводя тварей все дальше, в разные стороны. а им потом еще обратно возвращаться. Если мы побежим сейчас за ними, то упремся в спины патрульных машин. Что тогда будем делать?

– А что будем делать, когда они вернутся?

– Тогда выйдем отсюда под видом очередного патруля, так же, как и вошли сюда!

Кулибин почесал натертый маской затылок. Предложение заманчивое, а Аннет горела таким нетерпением, что всех сил Ивана могло не хватить, чтобы ее удержать. Мистер Чи устранился от разговора, полагая, что свое дело он уже выполнил, спас однажды им жизнь, а теперь все в их руках. Одному возвращаться ему, впрочем, тоже не хотелось.

Иван решился.

– Ну, Анютка, смотри. Держись рядом и не высовывайся. Пошли, только очень быстро!

Они нацепили маски, выскочили из барака и побежали, никем не замеченные, в сторону обвалившейся стены стадиона. Расстояние было небольшим, нужно только вернуться к руинам верфи и пройти чуть дальше, перелезть через груду обломков и пройти под уцелевшим несущим скелетом некогда прекрасного спортивного сооружения.

Стоя, как на постаменте, на бетонной глыбе, упавшей внутрь постройки, Аннет махала рукой и мычала из-под маски. Зрелище действительно впечатляло. Вместо футбольного поля раскинулась воронка во много десятков метров диаметром. Уцелевшие стены выглядели короной, надетой на вал выброшенной земли. Снаряд пробил подземные помещения стадиона и поэтому ушел в землю намного глубже, чем те, что попадали просто в землю. Торец снаряда был ниже поверхности земли, корпус полого уходил в глубину, словно туннель. и он явно использовался марсианами для каких-то целей. Земля была вытоптана, как берег у водопоя, следы вели туда и обратно.

Аннет опомнилась, снова расстегнула маску и более спокойно начала объяснять:

– Здесь упал только один снаряд, а техники марсианской на базе столько, что даже в два или три снаряда не поместится. Они зачем-то сюда согнали значительные силы.

– Да, теперь я тоже начинаю догадываться.

– Я подозреваю, что они даже бур использовали изначально не для нападения на нас. Он отлично роет туннели в земле.

– Думаешь, что там, в глубине, есть что-то особенное?

– Теперь уверена. Даже подозреваю, что именно.

Иван понял, о чем она говорит. Целю существования партизанского отряда здесь как раз и было обнаружение главного логова захватчиков. Иррат, рассказывая об устройстве жизни на Марсе, говорил, что у марсиан в каждом городе всегда есть мозговой центр, который всем управляет. Напав на Землю, они обязаны были повторить эту схему. и вот теперь, похоже, удалось найти это место. Иван сам загорелся желанием исследовать тут все получше. Он отметил про себя, что рискнул бы даже спуститься в этот туннель. Но жизнью Аннет рисковать был не готов. Они и так слишком далеко зашли.

– Мы пойдем туда, – заявила Аннет, и стала застегивать маску, как бы говоря этим, что дальнейшие споры исключены.

Иван только развел руками. Последняя надежда на скорое возвращение рухнула. Аннет не успокоится, пока не узнает все, что только возможно. Иван подозревал, что она могла просто забыть, что нужно еще возвращаться. Перспектива сделать наконец важнейшее открытие, способное дать человечеству шанс на победу, перекрывала все нехорошие предчувствия.

Иван переглянулся с китайцем и заметил в его глазах сочувствие. Они поплелись за Аннет, которая уже успела пробежать далеко по утоптанной мириадами механических ног дороге вглубь земли. Звуки боя отодвинулись так далеко, что отсюда почти не были слышны. в этой подозрительной тишине ноги идущих по твердой поверхности уловили слабые вибрации, пробивающиеся из глубин. Внизу скрывалось нечто большее, чем просто застрявший в толще земли пустой снаряд.

Когда раздались первые взрывы, Джек получал новую порцию питательной жидкости. Один раз в день механические пауки проходили по территории, отлавливая каждого пехотинца. Подхватив его на ходу, машина подносила короткий шланг с насадкой к клапану на спинном ранце каркаса, заполняла резервуар быстро, под давлением, до самого верха. Отпускала человека небрежно, как ребенок бросает надоевшую куклу, нисколько не заботясь о том, чтобы тот устоял на ногах. Джек устоял. Он сразу сделал пару живительных глотков, имевших для него теперь смысл, только как средство поддержания сил.

В это время над головой прочертила небо белая распухающая стрела, за ней еще несколько, стягиваясь от периметра базы к центру. Башни треножников лопнули, раскрылись рваными лохмотьями. Кровавое месиво брызнуло из выбитых иллюминаторов. Жирные дымные столбы начали вырастать из разрушенных двигателей.

Те треножники, что получили небольшую отсрочку, успели взреветь тревожными сиренами, прежде чем ракеты, пущенные с более дальней дистанции, достали и до них. Стаей всполошенных тараканов патрульные машины забегали, запетляли в проходах меж бараков, покрикивая на пехоту, сбивая рабов в кучи. Набирая человек по десять, машина устремлялась в атаку, рявкая на каждого, кто перекрывал дорогу.

Джек понял, что это происшествие может помочь закончить осмотр территории. Слаженность и действенность нападения партизан приятно удивила Джека, марсиане были явно не готовы к подобному ответу на действия бура. Джек решил не выделяться из толпы рабов, гонимых к окраине базы, но приготовился ловить каждую мелкую возможность, которая могла бы помочь затаиться и остаться в тылу.

Злобно лающий железный таракан гнал вперед отряд, в который попал Джек, приближаясь к двум баракам, стоявшим вплотную друг к другу. Проход между ними был кратчайшим путем, рационально мыслящее чудовище не могло не воспользоваться им.

Еще на подходе Джек увидел распахнутую дверь барака и загодя перестроился среди бегущих рабов на другую сторону группы. Чуть приотстал, поравнялся с замыкающим. Пробегая мимо дверного проема, Джек сделал резкий толчок ногой, усиленной каркасом. Его бросило внутрь так стремительно, что бежавший рядом даже не смог понять, что случилось.

Джек приземлился, продирая локтями и коленями борозды в полу, чтобы погасить инерцию. Поднялся на ноги, в два прыжка прижался к стене, замер, чутко прислушиваясь. Механизмы каркаса исправно снабжали потоком очищенного воздуха через носовые трубки. Маска гасила громкие звуки сиплого дыхания, помогая сохранять тишину пустого барака.

Джек слушал нестройный топот за стеной. Спустя считанные минуты звуки стали все реже, из центра базы убегали навстречу партизанам последние замешкавшиеся марсиане и пехотинцы. Скоро стало совсем спокойно, из дверного проема доносились только слабые отзвуки боя, многократно отраженные от стен сооружений, ослабленные и раздробленные.

Раньше он не мог обследовать ту часть логова чудовищ, которая скрывалась за развалинами стен стадиона. Машины охраняли подступы, безжалостными пинками швыряли прочь любого, кто случайно забредал слишком близко. Джек быстро догадался, что именно там находится его главная цель. Он не мог вообразить внешний вид, но трепетное отношение чудовищ служило неопровержимым доказательством самого ее существования. а это уже заставляло попробовать.

После того, как Джек получил общее представление о силах, сосредоточенных на базе, он почти убедил себя в ее исключительном назначении. Если здесь упал снаряд, то либо это слишком ценный снаряд, либо это место стратегически важно для марсиан. Судя по карте, место не давало тварям особой выгоды, если они планировали бы активно двинуться в бой против материковых сил землян. на пути к проливу лежали лондонские руины – не слишком удобная для пересечения местность, даже для тридцатиметровых треножников. а ведь с собой потребуется тащить отряды медлительной пехоты.

Используя для размышлений свою новую способность ускорять мозговые импульсы, Джек проводил сутки искаженного внутреннего времени за решением загадки. Ответ был однозначен – марсиане могут охранять здесь только главный управляющий центр, руководящий вторжением. Мишень, на которую Джека нацелила гениальная рука профессора.

Окончательный вывод взволновал бы его, если б он мог испытывать эмоции так же, как делал это в бытность актером. Холодное аналитическое сознание, заполняющее теперь измененный вирусом мозг, только безразлично отмечало сам факт наличия эмоции, обозначая ее уникальным образом, чтобы легче отличать от других.

Подойдя к завалу бетонных глыб, частей верхних этажей стадиона, Джек убедился, что его расчет оказался верным. Охрана тоже была отправлена на подавление дерзких партизан, дорога в святая святых была открыта. Джек без колебаний шагнул в пролом, узким ущельем идущий сквозь развалины.

Джек бегло изучил кратер, отметил точное совпадение с мысленной реконструкцией – неестественно большие отвалы земли. Окаменевшие от мороза курганы кольцом окружили воронку. Земли было слишком много, чтобы заполнить одну только яму. Подобно метростроевцам, ее извлекли из глубины марсианские машины, наверное, не без участия того самого злополучного бура.

Джек припустил бегом по серому, глиняному склону к жерлу уходящего наклонно вниз туннеля. Он понимал, что войдя в эту нору, начинающуюся с металлических внутренностей снаряда, сможет выйти обратно, только если выполнит возложенную на него миссию. Грохоча по закругляющейся обшивке грузового отсека, Джек спускался все глубже, в ледяной мрак гигантского колодца и не видел в надвигающейся темноте дальнего торца. Он был уверен, что переборка, отделявшая в летящем снаряде рубку пилота от отсека с грузом, теперь должна быть разобрана или, по крайней мере, превращена в нечто совершенно иное.

Двигаясь быстро, но так, чтобы глаза успели привыкнуть к темноте, Джек прошел половину пути. Он уже перестал различать стыки панелей под ногами, когда вдруг на верхней стороне цилиндрического туннеля вспыхнули лампы. Свет ударил по глазам, заставил Джека остановиться и ждать, пока не исчезнут яркие пятна от ослепления сетчатки.

Два ряда светильников обозначали траекторию спуска. Впереди теперь виднелась переборка, и Джек понял, что она превращена в подобие огромного, почти во всю площадь стены, шлюза. Рассчитанный на массивные патрульные машины, он без труда мог пропустить сразу две, идущие в разные стороны, а ведь каждая машина больше обычного десятитонного грузового паровика.

Дойдя до шлюза, Джек понял, что обнаружил препятствие, которое не мог просчитать заранее, рассматривая мысленно разные варианты того, что может ожидать его здесь. Внутренние помещения, скрытые шлюзом, были, видимо, настолько важны для марсиан, что пускали туда только чудовищ, но не пехоту. Шлюз не имел устройства для открывания с наружной стороны. Джек предположил, что некие датчики могут реагировать на громогласные звуки, издаваемые водителями машин и открывать шлюз по сигналу изнутри. Джек никак не мог издать звук требуемого типа.

Отметив машинально, что ситуация типична для появления эмоции панического отчаяния, Джек на всякий случай ускорил свой ритм, погружаясь в решение головоломки. Возвращаться назад не имело смысла. Шлюз должен быть открыт, осталось найти способ.

Джек привалился спиной к переборке, принял позу, имитирующую последствия случайного падения в туннель пехотинца, который споткнулся наверху и покатился по наклонному спуску. Он прижал ладони к стене, приготовился ловить каждую мельчайшую вибрацию, которую могли бы произвести внутренние механизмы.

Прошло не так много времени с тех пор, как Джек сбежал от отряда пехоты в барак. Сражение на границе не должно было прекратиться внезапно. Джек знал, как отчаянно могут действовать партизаны, цепляясь за каждый клочок земли, камень, вывернутый пень, чтобы не стать легкой добычей кровожадных тварей. Он приготовился к длительному ожиданию и замедлил до естественного уровня скорость мышления.

Взрыв небывалой силы потряс снаряд. Где-то наверху, на поверхности, грохнуло так, как взрывается, должно быть, армейский арсенал. в светлом круге выхода из туннеля мелькнули крупные обломки, оставили после себя дымные трассы. Затем снова стало тихо.

«Молодцы, – подумал Джек. – Не иначе, сумели уничтожить бур. Теперь можно ждать перемен».

Кончики пальцев дрогнули от легких глубинных толчков. Частые стуки по металлу походили на поступь патрульной машины. Вибрация становилась отчетливее, объект приближался к шлюзу с внутренней стороны.

Джек оживился. Он отпрыгнул в угол, образованный переборкой и вогнутой стеной туннеля, надеясь остаться незамеченным, когда машина выбежит из открытого шлюза. Чуть согнув ноги, приготовился к еще одному мощному прыжку, чувствуя неожиданную благодарность марсианам за то, что они снабдили его таким полезным каркасом.

«Оружие иногда оборачивается против своего создателя», – подумал он, подобравшись, как кошка перед прыжком на мышь.

С мощным, достойным сверхсовременного парового локомотива свистом, пневматика створок шлюза привела в движение сложный механизм, отсекающий подземную цитадель от внешнего мира. Разверзлась огромная пасть, из нее вылетел, как от мощного плевка, патрульный экипаж и, не сбавляя темпа, загрохотал десятками ног наверх, к кругу светло-серого неба.

Джек метнулся в проем. с шипением и глухим лязгом отверстие захлопнулось, когда он еще не успел коснуться пола. Он упал лицом вниз, успев только выставить руки, чтобы смягчить удар. Поднял голову, обнаружил в нескольких метрах перед собой еще один шлюз, точно такой же, и он был закрыт. Если бы не маска, Джек плюнул бы в сердцах. Но он только нахмурил брови и бросился к стене, чтобы обследовать новое препятствие.

Открытыми участками тела, свободными от бронированных сегментов каркаса, Джек ощутил мощные потоки воздуха, проносящиеся в этом небольшом замкнутом пространстве. Это дало ему надежду, что открытия внутренней переборки долго ждать не придется. Его теория подтвердилась, когда шипящие звуки работы пневматики повторились снова, открывая доступ незваному гостю.

Для большей оперативности автоматика держала внутреннюю секцию открытой, немного ускоряя прохождение шлюза тем, кто выходил наружу. Возможно, механизм просто готовился к появлению очередного патрульного, собирающегося отправиться на помощь обороняющимся наверху тварям. Пролетая в прыжке сквозь распахнутую дверь, Джек успел обдумать еще несколько вариантов причин своего везения, но быстро прекратил, концентрируя внимание на открывшейся его взгляду картине.

Рубка исчезла, оставив на память только загибающуюся полосу носовой части снаряда, лежащую под ногами железной ковровой дорожкой. Боковины и верх конусообразного носа были частично демонтированы и разведены подобием раструба граммофона в стороны, поддерживая потолок пещеры и ее стены от обвала. К дальнему концу этой искусственной полости уходили ряды колонн, подпирающих слегка выгнутый свод.

Пещера показалась Джеку карикатурой на лондонские станции метро, раздутой вширь, грубо отесанной и выжженной тепловыми лучами. Оплавленные до керамического блеска стены кривыми черными зеркалами опоясывали уродливое сооружение.

На полу громоздились корпуса механизмов, соединенных изгибами труб, канатами переплетенных многожильных кабелей. Ближайшая к Джеку машина двигала членистыми рычагами, похожая на вмурованного в землю перевернутого краба, исторгала снопы зеленоватых искр, струйки подсвеченного ими пара. Сочленения ритмично позвякивали, лампы отбрасывали прыгающие тени, усиливая ощущение сходства с живым существом.

Джек закончил первичный анализ, замедлил ритм, чтобы вернуть способность управлять движением. Его не заметили, этим следовало воспользоваться немедленно, извлечь побольше выгоды из своего положения. Джек направился к стене, чтобы обогнуть пещеру по периметру, отыскать цель своего визита. Со стеной позади можно уделять внимание только тому, что происходит перед глазами.

Крадучись, он прошел четверть окружности, когда стоящие ближе к центру пещеры аппараты раздвинулись, открыли обзор в глубину. в просвете появилась конструкция, похожая на перевернутую стеклянную чашу для пунша. Пучки изогнутых, толщиной в руку, шлангов присоединялись к наружной поверхности у самого пола, словно чаша прищемила выводок змей

Джек вспомнил аквариум на базе в Лилле. Но с помощью шлюза был обеззаражен весь воздух пещеры, поэтому в подобном аквариуме надобности не было. Джек решил, что здесь купол скорее имеет другое назначение – защищает от случайного падения камней со свода пещеры. и прикрывает он нежные, мясистые туши чудовищ, составляющих мыслительный центр всей армии захватчиков. Это могло означать, что проникнуть под купол будет не трудно.

Он двинулся вглубь пещеры, пробираясь между изгибами труб, выпуклыми боками корпусов машин, переступая ползущие в разные стороны провода. Купол приближался, вырастал перед Джеком до размеров средней величины загородного дома. Джек видел по ту сторону бликующего стекла неясные очертания неподвижных, бурых, округлых тел, больше похожих сейчас на поросшие коричневатым лишаем валуны в сыром лесу.

Обойдя справа, он нашел вход – неприкрытую арку, идеальной дугой вырезанную в круто вздымающейся стеклянной стене.

«Вот и наступил момент истины, – подумал Джек. – Верили ли вы, дорогой Персифаль, что я действительно смогу дойти сюда?»

Он шагнул под арку, широкую, пригодную для прохождения многоруких машин, обслуживающих драгоценных хозяев. Только смертельная опасность могла вынудить охрану покинуть пещеру, устремиться наверх, чтобы любыми средствами помешать атаке на базу.

«Наши ребята приготовили отличный сюрприз с буром. Вызвали такой переполох на самой защищенной базе тварей во всей Англии. Я должен использовать этот шанс, другого такого уже не будет».

Глаза уже смотрели на лежащих в удобных ложах тварей, подсознание воспринимало зрительные образы, готовило к выводу в область осознанного понимания. Но информация не дошла до места назначения.

Ядовитое химическое соединение, которым пропитался мутировавший мозг Джека, нанесло коварный удар заложенным в его формулу более тонким сочетанием элементов, спавшим, пока особая комбинация нервных импульсов не вызвала его к жизни.

«Разрушитель воли» реагировал на эмоции, характерные паттерны сигналов мозга, вызванные чувствами ненависти к поработителям. Яд усиливал их, возвращал обратно, обжигая мозг нестерпимой болью, заставляя существо отказаться от праведного гнева, подавить в себе ненависть, стать покорным перед хозяевами. Рациональный разум чудовищ, стремящихся обеспечить себе наилучшую защиту, потребовал создания страхующего механизма, чтобы с гарантией исключить любой шанс нанесения вреда главному мыслящему ядру. Зрительные импульсы превращаются в образы, анализируемые мозгом целостно, как сложные понятия. Это сочетание нервных сигналов имеет свою характерную структуру, четкий паттерн, на который твари нацелили тайную составляющую своего химиката.

Ни одно существо не должно было проникнуть под стеклянный купол. Яд действовал просто – вид тварей, живущих в нем, запускал спящую реакцию, которая должна была убивать на месте, уничтожая мозг еще более сильным ударом, чем трансформированная ненависть к рядовым чудовищам. Увидеть главных мыслителей значило – умереть.

Ощущение опасности вызвало у Джека рефлекторное ускорение мышления. Стены его внутреннего убежища, надежно уберегающие психику от эмоций, отрезанных закрытыми окнами, не выдержали. Сила воздействия многократно превосходила известную Джеку, сминала любые барьеры, разрывала монолитную поверхность, врывалась острыми лезвиями адского пламени.

«Но я даже подумать ничего не успел. – Джек привычно мыслил с машинным безразличием. – Что привело в действие эту лавину? Чувства рождали мысли и желания. Я блокировал их и спасся от обжигающей боли. Почему сейчас моя крепость рушится?»

Джек понимал, что времени у него не остается. Бороться можно только доступными методами, но сначала надо узнать, кто твой враг.

«Я вошел под купол. Я увидел их! Вот оно! Но я не могу закрыть глаза, уже поздно, реакция началась. Образ – та же мысль. Способ активации общий. Нужно сделать так, чтобы яду было не на что реагировать. Перекрыть кислород, чтобы огонь задохнулся. Разбить панель, через которую смотрю на мир. Но я не могу просто уничтожить ее. Тогда я ослепну и не смогу ориентироваться, чтобы закончить работу. Пока еще не поздно, нужно заменить один образ другим. Но чем?».

Стены рухнули. Джека окружил слепящий свет, впился иглой в каждую клетку тела. Это послужило катализатором, сдвинуло поиски с мертвой точки.

Джек приготовился к съемкам первого дубля. Он оглядел декорации, выполненные по последнему слову науки и техники. Специалисты по спецэффектам потрудились на славу – далекий от киноискусства человек с трудом бы отличил окружавшие предметы от настоящих. Под большим куполом из гнутых стеклянных полос располагались будущие партнеры по эпизоду. Из-за пугающей натуралистичности с ними иногда даже в шутку общались, как с живыми, разговаривали, задавали дурацкие вопросы.

– Какая сейчас погода на Марсе? – спрашивал ассистент декоратора, проверяя крепления. – Купальный сезон уже открыт?

Джек немного разозлился: недотепа опять сбил его с нужного настроя. а ведь нужно будет изобразить всепоглощающую ярость. не самое легкое, что приходится делать актеру, особенно, учитывая то, что будет много крупных планов. Вернуть настроение не удавалось, Джек хотел сначала попросить режиссера сделать перерыв, но потом подумал: «Да ну его, первый дубль все-таки, никто не обидится, если будет осечка».

Три муляжа марсианских чудовищ лежали перед ним, закрепленные на эффектных подставках. Декоратор постарался, чтобы у зрителей создалось впечатление причастности к событиям, дал волю своей фантазии, чтобы сделать главных мыслителей по-настоящему отвратительными. Он добросовестно подошел к задаче – просиживал часы, наблюдая заспиртованные туши в колбах Музея Вторжения, делал наброски, пытаясь понять, чем может отличаться тварь, чьей заботой является только еще более активное мышление.

В конце концов, утвердили вариант, в котором щупальца заметно тоньше и короче, а громадная податливая туша, наоборот, увеличена, чтобы дать мозгу еще больше пространства.

Помня, что режиссер будет применять новейшие камеры, дающие повышенную четкость, художник уделил особое внимание деталям. Пришлось использовать натуральную кожу, смазанную животным жиром, набить мешок свежей, мелко рубленой говядиной, требухой и жилами. Щупальца из наполненных фаршем тонких кишок, глаза из воздушных шариков, залитых густой, темной, маслянистой жидкостью. Декоративные трубки, приклеенные торцами к оболочке в районе висков, только усиливали отталкивающее впечатление.

На полу вокруг трех подставок с чучелами положили толстые пожарные шланги, пучки проводов от неиспользуемой в эпизоде осветительной техники.

Джек стоял у входа в купол, облаченный в жутко тяжелый железный панцирь. Состоящий из плотно пригнанных друг к другу гнутых кусков полированного металла, он так нагрелся от софитов, что Джек чувствовал себя тушенкой в консервной банке, стоящей на огне.

«Только еще первый дубль, – подумал Джек. – Как мне все это надоело, скорей бы закончить. а не сделать ли его последним?»

Джек заметил, что ассистент режиссера уже идет, поднимая в вытянутых руках хлопушку.

«Была не была. Неужели не простят известному актеру небольшую шалость?»

– Мотор! – гаркнул рупор. Камеры зашуршали, повисла напряженная тишина.

Джек спокойно двинулся к воображаемым противникам. Техники, сидящие внутри постаментов под каждым чучелом, начали дергать леску, заставляя пучки щупалец трепетать, а дряблую треугольную губу содрогаться, стряхивая намазанный вазелин. Слюна получалась очень реалистичной.

«И дураку ясно, что эта сцена никуда не годится. Чего в ней героического? – В правой руке Джека был массивный раструб бутафорского излучателя с вделанной внутрь лампочкой, которая в специально задымленной атмосфере давала хорошо заметный белесый луч света. – И эта детская игрушка… Разве так надо мстить поработителям человечества?»

Скорчив презрительную мину, Джек вдруг выпустил из руки оружие. Оно повисло сбоку на паре телефонных проводов и куске поливального шланга.

«Режиссер привык, что настоящий мастер иногда позволяет себе эффектную импровизацию. не будем его расстраивать и на этот раз».

Джек подступил к ближнему чучелу и схватил его за пучки трубок. Резко дернул, вырывая вместе с куском кожи – клей оказался крепче. Из дырки потекла свежая говяжья кровь. Спиной чувствуя, как режиссер уронил челюсть от потрясения, Джек понял, что есть еще несколько секунд, чтобы повеселиться от души.

Он как следует пнул ногой чучело прямо в глаз. Пузырь лопнул со смачным шлепком, обдал ступню черной слизью. Затем с размаху всадил руку в панцире между глаз-пузырей, погрузил в требуху по локоть, выдернул горсть фарша, стряхнул красные капли.

Толпа персонала за спиной потрясенно молчала.

«Вот! Поняли, как все должно быть на самом деле! Ничего, сейчас я им еще кое-что покажу».

Он прыгнул ко второму чучелу. Наступил тяжелыми лязгающими сапогами на колбасные щупальца, выдавил из них фарш. Размолотил верхушку набитого потрохами мешка размашистыми ударами муляжа излучателя, держа его обеими руками за раструб, как топор. Оторванные при первом взмахе от коробки на спине, провода бутафорского оружия плетьми хлестали мясную жижу, разбрызгивали во все стороны жидкость, подозрительно похожую на кетчуп.

Затем Джек кинулся к оставшемуся третьему чучелу. Тут он на секунду замер. в пылу сражения он забыл о небольшой импровизации, которую в последний момент соорудил художник-декоратор. Из остатков материала он наскоро сделал небольшой мешок и посадил его на клей, пришлепнув к той части туши, которая могла называться затылком.

«Шутник! – подумал Джек. – Однако детеныш очень натуральный. Именно так они, кажется, и почковались».

Все еще держа излучатель за дуло, Джек отточенным гольфистским махом срубил приклеенный нарост. Тот покатился, как голова с плахи, оставляя за собой густую дорожку кетчупа.

Видя, что никто не останавливает, Джек решил довершить начатое, чтобы не портить впечатление. Разделавшись в той же манере в последним чучелом, он вытер тыльной стороной ладони лоб, размазывая томатный соус вперемешку с мелким фаршем. Принял победную позу, упер руку в жестяной бок и обернулся, чтобы насладиться произведенным эффектом.

Перед ним никого не было. Исчезли осветители, гримеры, ассистенты, оператор со своей тележкой, режиссер на мягком стульчике. Арочный проем в стеклянной стене открывал вид на громады искрящих, лязгающих машин, шевеление суставчатых рычагов, зеркальную черноту оплавленных стен пещеры.

«Все таки я сделал это, – подумал он с ледяной рассудительностью. – Оказывается, я был неплохим актером».

Он повернулся обратно. Зрелище кошмарной кровавой бойни открылось ему. Развороченные туши пузырились розовой пеной, вытекающей из обнаженных легких. Дряблые складки нависали над пустыми глазницами, растоптанные щупальца плавали в луже тягучей черной жидкости, в которой закручивались красные разводы. Стеклянные стенки купола, словно вспотев, покрылись багровыми каплями, стекающими на пол, оставляя извилистые ручейки.

«Все-таки, тепловой луч был бы надежнее, – подумал Джек. – Но пострадала бы достоверность фильма. Нужно ведь эмоции показывать, а не просто тупо давить на курок».

Он повернулся и легкой походкой на усиленных каркасом ногах пошел прямиком к выходу. Шлюз еще предстояло как-то открыть, но это вопрос времени, а не страха за свою жизнь. Страх был крепко заперт в красивом сундучке с резной обивкой, который стоял на письменном столе среди груды книг, в комнате с плотно закрытыми окнами.

Иван с китайцем почти догнали Аннет на середине спуска, когда внизу в непроглядной черноте грохнуло, лязгнуло, зашипело. в конце туннеля вспыхнул неяркий свет, раздвинулись гигантские створки и мелькнула подсвеченная с тыла тень. Снова громыхнули механизмы, отверстие захлопнулось, все потонуло во мраке. Секундой позже на потолке туннеля зажглись редкие лампы, и вдалеке проявилась фигура, размеренно идущая им навстречу. Белый метал каркаса вспыхивал бликами, словно по нему пробегали стайки солнечных зайчиков.

Иван невольно притормозил, увидел, что Аннет замерла и чуть присела, будто это могло сделать ее невидимой. Вдруг мистер Чи шумно вдохнул и расплылся длинным мазком в направлении фигуры пехотинца. Иван не успел даже моргнуть, а внизу уже звонко сшиблись каркасы, тупо стукнуло. Во внезапно наступившей тишине Ивану померещилось неразборчивое бормотание.

– Анютка, не двигайся, – тихо сказал великан. – Тут что-то не так.

Снизу приближались неторопливые шаги, железные подошвы шаркали по полу. Иван медленно подошел к Аннет, они встали плечом к плечу, понимая, что в случае катастрофы уже ничего не смогут сделать. на более освещенной части туннеля их было видно слишком отчетливо.

Когда распахнулся шлюз, Джек сразу заметил на фоне светлого круга неба три фигуры в каркасах, идущие по туннелю ему навстречу. Он ускорил мышление и стал изучать обстановку, словно фотографию. Каркасы, несомненно, были как у пехотинцев, но Джека сразу насторожил заметный разброс масштабов – одна из фигур была в два раза больше остальных и держала в руках два генератора. Джек ни разу не видел на базе подобного различия, марсиане никогда не надевали каркасы на детей, и, тем более, у пехотинцев не бывало двух генераторов. Затем Джек заметил рыжие волосы, торчащие над маской ближней фигуры, и вопрос разрешился сам собой. Он услышал протяжный гул над собой, створки начали смыкаться. Пришлось замедлиться и перешагнуть порог, чтобы не остаться навеки замурованным в шлюзе.

Он успел сделать несколько шагов навстречу друзьям, как вдруг одна из фигур дернулась. Джек привычно перешел в состояние ускоренного анализа и поймал фигуру в движении, когда она уже преодолела половину пути. Это выглядело более чем странно – в то время, как все вокруг замерло, человек бежал навстречу Джеку с привычной скоростью, чуть шире обычного расставляя ноги для большей устойчивости. Позади него медленно-медленно начинали вспучиваться облачка пыли. Джек натужно, точно под водой, развел в стороны руки. с локтя свисал обрывок шланга от генератора луча, который Джек выбросил еще в пещере. Глаза бегущего изумленно расширились, он притормозил и мягко ткнулся в нагрудную пластину каркаса Джека. Перед лицом замерли раскосые азиатские глаза.

Джек стянул с затылка зажим маски, опустил ее под подбородок.

– Что же вы не помогли мне в метро, мистер Чи?

Китаец освободился от маски, Джек заметил сожаление на лице аптекаря.

– Все становится таким тязелым, неповоротливым…

– Понимаю.

Мистер Чи сощурил глаз.

– Теперь-то вы не отвертитесь, – добавил Джек.

Китаец расплылся в улыбке, Джек впервые увидел, как тот улыбается. Он взял мистера Чи под локоть, и они пошли к остальным.

– Знаете, мистер Чи, Уотсон сделал с моим мозгом что-то странное. Я могу управлять скоростью мысли…

– И только? Вам, европейцам, так редко удается доводить дело до конца…

Аннет смотрела на мирно болтающих Джека и мистера Чи и никак не могла поверить. Лицо и руки Джека покраснели от крови, издалека его можно было принять за настоящего марсианина. с каркаса стекало и капало. Каменное плечо Ивана обмякло, он пробормотал:

– Вот так загогулина…

– Джек, что вы там… – прошептала Аннет.

– Пойдемте назад, – ответил он. – Там больше нечего делать.

Аннет вдохнула полной грудью, прижала ладони ко рту, пискнула и застыла с выпученными глазами – сдерживала рвущийся наружу вопль радости. Иван подхватил ее за талию, повернул и повел, мягко обнимая за плечи. Он с опаской смотрел на округлый обрез туннеля и все пытался сообразить, почему Джек идет туда с таким спокойным видом. Наконец не выдержал:

– Что-то там тихо. Вы случайно не знаете…

– Я предполагаю, – ответил Джек. – Но нужно быть настороже.

– Что-то вы не очень насторожены.

– Не волнуйтесь, это вам кажется, Иван. Правда, мистер Чи?

Китаец заговорщицки подмигнул.

– Так что же вы предполагаете? – не унимался великан.

– Ну, раз центр управления больше не управляет, значит, то, чем он управлял…

– Но вы не уверены?

– Всегда есть место неожиданности.

Иван отдал пулемет Фирби Джеку, взял свой на изготовку, то же сделали Аннет и китаец. Джек, как ни в чем ни бывало, продолжал вышагивать вверх по склону, легко и пружинисто, словно по ровной дороге. с интересом осмотрел замаскированное под генератор луча земное оружие, хмыкнул, ухмыльнулся, но ничего не сказал.

Территория базы встретила их мертвой угрюмостью. Вдалеке чадили треножники, у холмов что-то взрывалось, трещало, скрежетало. в вышине, под слоем туч, ветер сносил ошметки белого пара. За ближайшим завалом из обломков стадиона скрежетнуло, что-то с грохотом обвалилось, взметнулись клубы гари.

– Это вы его так? – спросил Джек.

– Мы, – сказала Аннет. – До сих пор не верю, все было на волоске…

Иван обнял ее крепче, Джек заметил, что их теперь объединяет нечто мощное, неизгладимое, такое чувство, которое ему теперь, скорее всего, стало совершенно не доступно.

Они прошли среди обломков тем же путем, как пробрались сюда. Напряженно оглядывались по сторонам, ловили каждое движение, но везде видели только дым, застывшие остовы машин, догорающие бесформенные кучи.

Патрульная машина наполовину торчала из стены барака. Корпус был цел, машина не успела побывать в бою. Все выглядело так, словно водитель потерял управление и врезался на полном ходу в стену. Джек подумал, что это, наверное, тот самый охранник, что выскочил из шлюза.

– Похоже, я оказался прав, – сказал он.

– Что здесь произошло? – спросила Аннет.

– Видите эту машину? Я подозреваю, что все твари испытали мозговой шок, когда управляющий центр перестал существовать. Мне рассказывали, что они общаются не только голосом, но и как-то передают друг другу мысленные команды. Должно быть, смерть управляющих мыслителей подействовала на всех, кто был в этом районе.

– Только в этом районе? – спросил Иван.

– Хочется верить, что нет.

На горизонте грохнуло последний раз, наступила тишина, только мерзлая земля хрустела под железными подошвами диверсантов.

Они почти миновали барак, дальше стоял обезглавленный треножник, и начиналась дорога к границе базы, как вдруг что-то зашуршало, и на голову Ивана обрушилась массивная темная туша. Иван повалился на землю, а над ним нависла огромная, покрытая броней фигура. Руки вцепились в горло Ивана, на гладком коричневом затылке вздулись складки кожи. Аннет завизжала, китаец бросился к ней, зажал рот, стал теснить прочь, подальше, в безопасное место. Джек растянул имеющуюся в его распоряжении секунду, внимательно изучил нападающего. Командир Фирби определенно потерял остатки разума, его комплекция и более выгодное положение говорили Джеку, что Ивану требуется немедленная помощь. Джек был уверен, что китаец позаботится об Аннет. Выбором между Кулибиным и Фирби можно было не утруждаться.

Фигуры слишком слились в схватке, чтобы выпускать в одну из них очередь из пулемета. Джек бросил оружие и прыгнул вперед. Он схватил обеими руками Фирби за спинной ранец, напрягая изо всех сил искусственные мышцы каркаса, поднял огромное тело над головой, сжался пружиной и метнул его обратно, на крышу барака. Кровля проломилась, тело ухнуло вниз, тупо ударилось, лязгнуло что-то мелкое, чавкнуло приглушенно. Джек помог Ивану подняться, тот тер шею, разгоняя кровь, пытался отдышаться.

Джек бросился к двери барака, остановился на пороге. Шкаф для забора крови был открыт, Фирби лежал, провалившись спиной внутрь, из-под него торчали обагренные концы зажимов. Джек вернулся к Ивану.

– Почему?

– Хотел бы я сам это знать, Джек.

Подошла Аннет. Китаец отправился в барак, хотел убедиться сам, что опасность миновала окончательно.

– Похоже, нам придется сражаться здесь еще кое с кем, – сказала Аннет. – Этот был у них главным.

– Справимся, – Иван махнул рукой. – Такие парни, как мы… Знаете, Джек, мне трудно это говорить, но ваши способности заставляют меня чувствовать себя не в своей тарелке.

– Это каркас, не переживайте. Я не претендую на ваши лавры. – Джек подмигнул Ивану. – Девушки любят то, что дано от природы. а в этом с вами соревноваться бесполезно.

Аннет покраснела, спешно вмешалась в мужской разговор:

– Надо уходить. Надо срочно известить штаб.

– И вызвать лодку, – добавил Джек. – Мне нужно повидаться с одним человеком. – Он ненадолго задумался, потом добавил: – и с одним сородичем тоже.