Забытые истории города N

Христофоров Алексей

5 этаж

 

 

Часть 3

– Несколько месяцев назад я потеряла лучшую подругу… – с оттенком горечи произнесла светловолосая девушка, сидевшая в кресле напротив психолога.

После секундной паузы губы девушки приоткрылись, и из них едва различимо послышалось: у меня больше просто нет сил…

Аня сложила ладони вместе и, опустив их на колени, смотрела в окно. На ней было грязное красное платье. Давно не мытые белокурые волосы аккуратно расчесаны и собраны в хвост. Запах, исходивший от тела, говорил о том, что девушка уже долгое время не принимала душ. Психолог, немного прищурив глаза, всматривалась в профиль своей клиентки, разглядывая красивые черты её лица. Изящный контур небольшого аккуратного носа, изогнутая линия слегка полноватых губ, бледная кожа, длинные ресницы, которые за начало сеанса ни разу не вспорхнули. Вся красота лица никак не вязалась с неопрятным внешним видом.

Взгляд психолога коснулся рук. Обломанные грязные ногти. Кисти в мелких порезах, похожих на оставленные котом царапины. Глаза опустились ниже, на ноги.

Чёрные колготки порваны. На правой ноге, от колена до скрывающейся под платьем икры, тянулся разорванный след. Левая нога была практически полностью оголена, сохранив на себе у ступни обрывок колготок, который сейчас напоминал изношенный чёрный подследник. Возможно, под платьем можно было обнаружить верхнюю часть от разорванной половины, но об этом психолог старалась не думать.

Чёрные туфли, завершающие гардероб клиентки, были стёрты на носах. На правом каблуке сбита набойка. Кожа, покрывающая обувь, требовала кардинальной чистки от пыли. У психолога мелькнула мысль, что девушка уже давно не снимала свои туфли.

«Зачем я её впустила?.. – подумала психолог. – Она же бомж, что со мной творится…»

– Точнее… – Аня моргнула, ресницы резко опустились и сразу же поднялись вверх. – Возможно, я её убила, – она развернула своё лицо и впервые посмотрела психологу в глаза.

Максим перешагнул порог квартиры и сразу сбросил с плеча большую дорожную сумку, которая глухо ударилась о старый паркетный пол.

– Давай помогу, – через выдох проговорил парень, смотря на свою сестру, которая продолжала стоять на лестничной клетке, так и не зайдя в квартиру. Юля через порог передала брату небольшой чемоданчик.

– Проходи, чего стоишь-то?

– Иду, – сестра прошла к брату и закрыла за собой дверь. – Я до сих пор не понимаю, как бабушка могла переехать в этот серый городишко?! А этот дом! Мне кажется, он рухнет, когда мы ляжем спать!

– Юль, не нуди, пожалуйста, – Максим закатил глаза и, сбросив кроссовки, прошёл в гостиную.

– Самое унылое место, которое я когда-либо видела, – вслед брату с ухмылкой протянула Юля.

– Надо проветрить, очень душно, – Максим защёлкал по выключателю. Свет не зажигался. Шторы были задёрнуты, и брат с сестрой стояли в полумраке.

– Открой окно, только смотри не вывались.

– Продадим квартиру, получим деньги и уедем отсюда, – Максим распахнул закрытые шторы.

– Ты думаешь, мы найдём покупателя? – Юля скептично посмотрела на брата. – Мне кажется, нам доплатить придётся, чтобы сплавить эту квартирку.

– Какая же ты нудная! – повторил Максим.

– И вообще, – продолжила Юля, стоя уже в дверях зала, – с чего это вдруг о нас вспомнила наша мифическая бабушка?

Услышав про убийство, психолог тяжело вздохнула. К ней снова вернулись недавние сомнения о том, что не стоило соглашаться на этот приём. Не стоило отвечать на звонок девушки. Нужно было соврать. Сказать, что за границей или что тяжело больна, да что угодно. Она уже давно подумывала закрыть практику и уехать из этого города. В нём всё наводило тоску. Малолюдные улицы. Неразговорчивые горожане, смотрящие исподлобья. Отсутствие настоящих друзей. Мусор под ногами, который, как перекати поле, крутит своими порывами ветер. Безликие, тёмные дома с грязными окнами, напоминающими скорее ввалившиеся глазницы трупа, чем окна жилых квартир. Погода, температура которой уже больше двух месяцев не поднималась выше нуля. Ледяной ветер, приносивший монотонную головную боль. Всё. Всё. Всё говорило о том, что нужно скорее уезжать из этого городка, где каждую минуту чувствуешь своё одиночество, которое ежедневно щемящей тоской скапливалось где-то в области живота и неприятным давящим комом постоянно напоминало о себе. А ведь, когда она сюда переехала, всё было иначе. Откуда такие резкие изменения? Перебирая в голове все эти мысли, психолог, не отводя глаз, смотрела на клиентку.

– Всё началось с квартиры, – бесцветным голосом проговорила та, вновь глядя в окно. – Мне срочно понадобилось жильё. Какая-нибудь недорогая квартира на пару месяцев. Мы с Ольгой, это моя подруга, вы знаете, я её очень любила… Она мне помогала всегда, вот и тогда она принялась мне помогать. Не знаю, как она успевала всё делать, готовиться к свадьбе, мне помогать, ещё и на работу ходить. Квартиру нашла она мне. После работы мы поехали её смотреть. Такая маленькая, двухкомнатная, старая, странная…

Психолог пыталась не запутаться в словах девушки. Аня не задумывалась над построением предложений. Она просто говорила. Говорила всё, что хотела сказать. Рука психолога потянулась за блокнотом, одну из страниц которого она неровной линией разделила на две колонки: подруга, квартира.

Квартира. Это была уже вторая история про квартиру, которую она слышала от клиента. Того мужчину звали Александр, вспоминала психолог, продолжая делать заметки. Он так и не пришёл на последний сеанс. Хорошо, что заранее всё оплатил…

– Я долго ходила по комнатам, всё внимательно рассматривала, – продолжала Аня. – Как мне не хотелось в ней жить. Я всё детство прожила в подобной квартире и мечтала иметь свой большой дом, мужа, отличную высокооплачиваемую работу, съехать от своей сумасшедшей матери… И вот… – повисла пауза. – …Переехав в другой город, я начала карабкаться вверх, – Аня повысила голос и развернула лицо на психолога. – Я нашла работу, я сняла отличную квартиру, у меня на примете было сразу два идеальных кандидата в мужья, всё шло по плану до того момента, как моей матери понадобилась операция на сердце и мне пришлось отдать ей все свои деньги, продать всё, что можно было продать… Даже свой телефон, потому что эта проклятая операция стоила слишком дорого. После всех унижений, после всех помоев, которые мать ежедневно на меня выливала в течение всей моей жизни до переезда, она позвонила именно мне и попросила помощи именно у меня! Хотя, к кому ей ещё было обращаться… – Аня снова отвернула голову к окну. – И я помогла. Да. Переступив через себя, я помогла, и благодаря ей я снова оказалась в маленькой убогой квартирке, стою, как дура, и считаю в уме, сколько мне ещё нужно будет копишь, чтобы снять нормальное жильё, вернуться к прежнему образу жизни. Единственное, что меня на тот момент радовало, это присутствие в моей жизни Ольги и то, что я ни копейки не заняла. Ни у кого. Даже у подруги. Всё сама. Продала всё, что можно, но всё сама…

Юля прошла в маленькую комнату. Её глаза скользнули по мебели. Шкаф, стол у окна, кровать. Вся мебель, которая смогла уместиться в 8 квадратных метрах.

– Макс! – крикнула девушка. – Я буду спать в маленькой комнате, не возражаешь?!

– Нет, – спустя секунду послышался ответ брата.

– Ну и отлично, – одними губами сказала Юля. Она направилась в прихожую и принесла оттуда свой чемодан с вещами.

– Меня мучили кошмары. Будто все ошибки моего прошлого залезли в голову, оформились в сны и преследовали меня по ночам. Всё самое плохое, что было в моей жизни, все воспоминания, которые я похоронила в глубине своей памяти, всё самое неприятное, всё, всё, всё напомнило мне о прошлом. Как же мне было страшно… – голос Ани дрогнул. – Я снова окунулась в мои проблемы с алкоголем, вспомнила треклятую школу, в которой преподавала мать… Как-то мне сказали, что наши сны – это отголоски наших прожитых жизней, я в это не верила, но теперь мне кажется это правдой. Только с поправкой на жизнь настоящую… Это были проклятые дни. Кошмары ночные отравляли мою дневную жизнь. Постоянные шорохи, скрипы, давящая тишина, меня всё сводило с ума.

Психолог оторвала взгляд от своих записей в блокноте и пристально посмотрела на клиентку. Она однозначно уже слышала подобную историю.

Юля проснулась. Ей было очень душно. Она едва могла сделать вдох. Девушка стянула с себя одеяло и схватилась правой ладонью за горло. Очень хотелось пить. Такой жажды Юля ещё не испытывала. Продолжая держаться за горло, она встала с кровати и направилась на кухню. По квартире равномерно разносились удары капель о кухонную раковину. Кап. Небольшая пауза. Кап. Небольшая пауза. Кап-кап. Небольшая пауза. Юля подошла к чайнику и налила из него воды. Её губы жадно впились в керамические края кружки, и быстрыми глотками Юля выпила всё до последней капли. Утолив жажду, она поставила кружку и посмотрела в окно. Тёмный прямоугольник неба. Без звёзд, без луны. Одно безликое полотно темноты. Юле стало не по себе. Появилось неприятное ощущение, будто за ней кто-то наблюдает. Кто-то стоит сзади и смотрит в спину. Юля резко обернулась и окунулась в темноту. Глаза не видели ничего, кроме чёрной пелены. Юля растерялась. Она была полностью дезориентирована в пространстве. Маленькими шажками, вытянув вперёд руки, девушка начала двигаться к предполагаемому выходу.

В соседней квартире старухи переглянулись. Дряблые руки, принадлежавшие лысой бабке, сильнее стянули повязку на глазах небольшой вязаной куклы.

– Ненавижу этих кукол, – хриплым голосом проговорила вторая старуха и опустила свои иссиня-чёрные глаза на стол. – До сих пор не понимаю, неужели нельзя было придумать что-то другое.

– Так придумай, – чёрство ответила лысая бабка и сжала повязку на глазах куклы ещё сильнее. Юля, продолжающая ходить в темноте, обо что-то споткнулась.

Старуха с иссиня-чёрными глазами фыркнула в ответ и отвернула голову.

– Здесь стало очень уныло. Скоро в этом городе совсем никого не останется. Мы не можем долго с ними тянуть, как с последними, – продолжила с гадливостью лысая бабка и покосилась на одинокую дверь, которая находилась прямо напротив небольшого круглого стола, за которым сидели старухи. Дверь была на четверть ниже, чем дверь в прилегающей стене, ведущая в коридор. Ни ручек, ни замка на ней не было. Дверной коробки тоже. Она представляла собой цельный деревянный массив бледно-жёлтого цвета, который был прикреплён к стене тремя стальными очень маленькими петлями. Дверь опоясывал клочок обоев, чуть более ярких, чем те, которыми была оклеена комната. Этот яркий клочок был обрамлён потёртыми пыльными линиями, оставленными от стоявшего когда-то у этой стены шкафа, словно очерчивая своими рамками границу ворот.

– Нам тогда очень повезло с той беременной, – руки лысой старухи начали вертеть куклу в руках. – Правда, я хотела избавиться от этих ненавистных морщин, но кроме обычных жизненных сил, из тех двоих больше ничего нельзя было высосать, – кукла упала на стол, бабка взяла её двумя пальцами за голову и, зажав кукле уши, поднесла её к своему рту. – Кровь у них плохая. Порченая. Оно всё высасывает из города… – старуха на секунду замолкла. – А подруга беременной?! – со злобным негодованием продолжила она, – это какой надо быть дурой, чтобы принять нашего Пупсю за домового! Я бы ей показала настоящих домовых!!! Интересно, куда её сейчас черти занесли? Надо было тоже её убить, думаю, тому мужчинке, поселившемуся после неё, было бы комфортней лежать в нашем круге посреди двух обнажённых женщин, – бабка гоготнула.

– Парень пролежал в шкафу пять дней. Без еды, без воды. Нам повезло, что он тогда остался жив, – иссиня-чёрные глаза в задумчивости изучали куклу.

В зелёных глазах лысой старухи заплясали злобные огоньки. Скривив рот в злорадной ухмылке, она с секунду молча смотрела на свою подругу, пока вместо злобных огоньков в её глазах не полыхнула ярость. – И снова твоё сострадание! – с жёлчью воскликнула бабка. – Да, без еды и без воды! И лежал бы столько, сколько потребуется! Подумаешь, пять дней! Я не собиралась упускать такой шанс смешения свежей крови обоих полов! Да ещё плоть новорождённого! Так просто такая комбинация сама в руки не идёт! Плюс несколько лет к нашей жизни! Спасибо удаче и квартире! Эти дураки сами отдали нам себя в руки! А ты… Прекращай уже всех жалеть! Тебя никто не жалел! Сколько бы дней без еды и воды на морозе продержалась бы ты?! А?! – Пальцы лысой старухи сжали куклу ещё сильнее. – А эти, свалившиеся как снег на голову родственники, это козырь, который чёрт держал в рукаве! Это наша новая жизнь! Их кровь ещё не испорчена городом! Покончим с ними как можно скорее и уедем отсюда!

Старушки посмотрели друг на друга.

– Столько лет прожили здесь… – иссиня-чёрные глаза отвернулись от куклы.

– Город исчерпал себя. Уж не знаю, чем он так привлек к себе всю эту бесовщину, но посмотри вокруг! Здесь все стали сумасшедшими, – лысая старуха исступлённо смотрела на подругу. – Скоро N умрёт, Зло поглотит его полностью! Оно крепко к нему присосалось! – с остервенением прибавила она.

– Ты изначально не даёшь никому шанса.

– Ты хочешь дать шанс им? Как они его дали тебе? Хочешь вновь оказаться брошенной в холодном сарае?

– Что ты говоришь, конечно, нет! Это было лет сто назад! – отмахнулась бабка с иссиня-чёрными глазами.

– 103 года прошло, – глухо произнесла лысая старуха, и её взгляд смягчился.

– Ты помнишь? – с трепетом спросила вторая ведьма. Раньше подруги эту тему не обсуждали.

– Я нашла тебя практически мёртвую, – рука лысой старухи аккуратно опустила куклу на стол. – И не говори мне, что ты хочешь быть одной из них? Одной из этих гнилых людишек! Я уж лучше буду той, кем являюсь сейчас, и с удовольствием посмотрю, до чего докатится наш разлагающийся мир, – морщинистые руки старухи нежно поглаживали куклу, чем вызвали вопрос в иссиня-чёрных глазах второй бабки.

– Откуда столько заботы в твоих движениях? – с сарказмом спросила она.

– Ну… Она же всё-таки нам родня, а родную кровь нужно беречь. Такая кровь самая целебная… – накрашенные ярко-красной помадой губы растянулись в ехидной усмешке, оставив на жёлтых зубах размазанный алый след.

Юля не знала, как долго она блуждала по периметру мизерной кухни. Уши были заложены, она абсолютно ничего не слышала, даже своего голоса, который пробовал выкрикнуть имя брата. Нащупав стену, Юля прислонилась к ней спиной и сползла на пол. Внешние звуки, как и тёмные очертания предметов, вернулись так же неожиданно, как и пропали. Девушка сидела рядом с кухонным столом. Кран над раковиной так же монотонно барабанил свою дробь. Юля вздохнула и поднялась на ноги.

– Господи, – еле слышно пробормотали её губы.

Психолог продолжала делать пометки в блокноте.

– Вы не представляете, как страшно, когда на тебя едет газонокосилка во сне. Ещё ужасней снова побывать на уроке у своей мамаши! Как она меня гнобила в своём классе! Господи, какой же это бред, как всё это сводило меня с ума. Вы верите в зло? – Аня прервала своё повествование вопросом и впилась взглядом в психолога.

– В зло? – переспросила психолог и замолчала. Она сняла свои очки и отложила в сторону блокнот. – Верю.

Повисла пауза. Аня испытующе смотрела на сидящую напротив женщину. Она ждала более развернутый ответ. Психолог не хотела ничего говорить. Ком внутри неприятно перевернулся. Перед глазами снова пронеслись мёртвые окна домов, косые взгляды прохожих… Да, она верила в зло, в зло, которое могут причинить люди друг другу, но она отчётливо понимала, что клиентка имеет в виду совсем другое. А на эту тему ей вовсе не хотелось сейчас рассуждать.

– Мне кажется, что все накопившиеся в вас проблемы… – начала психолог с заготовленной шаблонной фразы.

– Перестаньте! С проблемами я привыкла справляться. Это были не проблемы, это было зло, которое хотело свести меня с ума! – Аня резко замолчала и снова отвернулась к окну. – Ежеминутная ядовитая инъекция в мою жизнь, – уже спокойнее продолжила она. – Скрипы, шорохи, сны, сны, скрипы, шорохи, страх, иголки в еде, – уголки Аниных губ изогнулись в горькой усмешке.

– Как спалось? – Максим стоял возле плиты и разливал по кружкам кипяток. Юля увидела на столе купленную ими в дороге пачку печенья.

– Да так себе. Не нравится мне это место, – сказала она, раскрывая обёртку.

– Я после завтрака пойду к юристу, заберу кое-какие бумаги, заодно узнаю, как лучше продать квартиру.

– Главное, быстрее! – уточнила сестра и подняла указательный палец вверх.

– Быстрее, – повторил брат. – А ты сходи в магазин, подкупи продуктов, а то есть вообще нечего.

– Хорошо, – Юля молча села за стол. – Если найду его.

– Найдёшь, конечно, – отмахнулся Максим. – Ты знаешь, у меня мороз на окнах. Такие уродливые узоры. Наверное, сегодня ещё холоднее, чем вчера. Одевайся теплее.

– Мороз? – удивилась сестра. – Рановато.

– Нормально. Не забудь сделать дубликат ключей!

– Хорошо, что напомнил, сделаю!

После завтрака, состоявшего из печенья и горячей воды вместо чая, Максим, быстро собравшись, ушёл по делам, оставив сестру одну в квартире. Как только за ним захлопнулась входная дверь, Юле стало неуютно. Она решила поскорее собраться и выйти на улицу.

Направляясь к себе в комнату, она услышала скрип двери. Замерев в прихожей, Юля пыталась понять, из какой комнаты он донёсся. Снова казалось, что за ней кто-то наблюдает. Сверху послышался топот десятка ног и приглушённый плач младенца. Точнее, звуки, похожие на плач. Сама не зная почему, Юля засомневалась в том, что это младенец. Её воображение нарисовало голый пол, на котором лежит не до конца сформировавшийся человеческий зародыш, который только учится плакать, выдавливая звуки из ещё несформированного горла. Спустя мгновение плач и топот стихли. Их заменил динамичный громкий стук, словно кто-то работал молотком.

– Ну вот, соседи сверху делают ремонт, – сама себе сказала девушка, продолжая стоять в небольшом коридорчике, прислонив полусжатую ладонь ко рту. – Я здесь не одна.

Юля заглянула в свою комнатку. Шкаф был закрыт. Она медленно подошла к нему и, открыв дверцу, начала копошиться в чемодане. Мимо лица девушки что-то пролетело. Юля отдёрнулась. Спустя мгновение что-то снова пролетело и село ей на лицо. Юля взвизгнула и начала бить себя по щекам. Посмотрев на свои ладони, она увидела раздавленное насекомое.

– Чёртова моль…

Из недр шкафа выпорхнуло ещё несколько серебристых букашек. Юля ухмыльнулась и, достав чистую кофту, закрыла чемодан на замок. Она взяла свой телефон и включила музыку. Подпевая песне, Юля начала одеваться, составляя в голове список покупок. Быстро собраться не удалось, пришлось несколько раз перекрашивать глаза. Девушка, конечно, мало верила, что встретит сегодня своего прекрасного принца, но нужно всегда быть наготове.

Посмотрев ещё раз перед выходом в зеркало, Юля осталась довольна собой. Блестящие чёрные волосы собраны в пучок, персиковая помада, в меру яркие тени, выразительные зелёные глаза. Юля всегда считала себя красавицей и, убедившись в этом ещё раз, вышла из квартиры. Она надеялась, что не замёрзнет в джинсах и кожаной куртке, надетой сверху тёплого свитера с высоким горлом. Переступая порог, девушка почувствовала, как за что-то зацепилась рукавом. Она остановилась и посмотрела на куртку. Из дверного косяка торчала небольшая острая щепка.

– Ну неет… – протянула Юля. – Только не эта куртка! – Девушка была расстроена и очень злилась. Аккуратно отцепив рукав, Юля внимательно оценила урон. Зазвонил телефон.

– Привет! Я так и не смог найти адвоката. Контора закрыта, а телефон у них не отвечает. Ты как? – тараторил на другом конце линии брат.

– Ужасно, зацепилась за косяк и порвала свою любимую куртку! Придётся сверх цены на квартиру накинуть ещё и стоимость куртки! – жаловалась Юля, закрывая дверь на ключ.

– Прости, это я виноват! Когда вышел, зацепился за какую-то иглу. Она из косяка торчала, я когда её вытаскивал, видно, отковырнул щепку. Дверь старая.

– Ужас какой, – проговорила Юля, спускаясь по лестнице.

– Я так удивлён, ты собралась всего за час?.. – ухмыльнулся брат.

– Ну тебя! Ладно, я в магазин, звони, когда закончишь дела.

– А что сейчас с той квартирой? – спросила психолог.

– Не знаю и знать не хочу. Я ушла из неё… После того, как кукла-домовой утащила Олю, я ушла.

Психолог хотела переспросить про куклу, но не стала. Она поймала себя на мысли, что верит своей клиентке. И если всё, о чём ей рассказывал Александр, она считала реакцией на происходящие в жизни мужчины проблемы, то Анне она почему-то искренне верила. Даже в то, что кукла может утащить человека.

– Она утащила её в шкаф, а я ничего не сделала. Я сидела на стуле, как бездушная тварь, и смотрела, как он утаскивает мою подругу. И знаете, что самое отвратительное… Я не то, чтобы не могла пошевелиться, я просто не хотела этого делать… – Аня тяжело задышала. – Мне казалось, что если домовой заберёт её, всё закончится… Но я никогда не думала, что он выглядит, как пупс! Знаете, девочки таких в колясках обычно возят. Когда он подошёл к нам, я поняла, что должна отдать ему Олю. За что мне всё это? Что делать? – Аня продолжала смотреть в окно.

– Вам…

– Я долго бродила по улицам, – не дала ничего сказать психологу Аня. – Очень долго.

Взгляд психолога упал на стёртые подошвы туфель.

– И я поняла, что мне жаль себя. Жаль не потому что со мной всё это случилось, нет. Жаль потому, что я понимаю, что я не могла поступить иначе. Жаль себя за то, что я рада, что живу, а не оказалась на месте Оли. Умереть не страшно, страшнее лишиться жизни.

– Сегодня нужно всё закончить. Чувствуешь? – лысая старуха держала за ногу пупса и рисовала ему на пятке разные геометрические фигуры, линии которых, пересекая друг друга, сливались в сложный иероглиф. Открытые глаза перевёрнутой вверх тормашками куклы безлико смотрели в пол. Шея пупса была опоясана тонкой цепью, сотканной из небольших металлических колец. Цепь была прикована к ржавому железному крюку, торчащему из пола.

– Да, скоро здесь действительно никого не останется, – старуха с иссиня-чёрными глазами втянула ноздрями воздух. – Зло всё очень быстро пожирает. Уедем сразу, как закончим.

Лысая бабка прищурила глаза, продолжая старательно выводить линии на пятке куклы.

– Думаешь, родная кровь нам поможет? – спросила у неё вторая старуха. Её белая одежда была больше похожа на одеяние душевнобольного в психиатрической лечебнице, чем на платье. Грубая ткань вымазана чернилами. Длинные рукава закатаны по локоть.

– Откуда сомнения? Кровь моей племянницы прибавила нам тогда один лишний десяток, это точно, – прохрипела лысая. – Мы уже убили всех моих родственников и то, что мой сын тогда смог выжить, убежав в лес, большая удача. Целых два праправнука, или кто там они нам… Парень и девушка. Уже представляю, как выпью чудодейственный сок из смеси их крови, – одна из линий плавно сошла с пятки пупса и поползла по щиколотке куклы, направляясь к туловищу. – Нужно правильно выбрать пропорции, чтобы не превратишься в детей, – лысая старуха оторвала взгляд от куклы и задорно подмигнула подруге. – Будем с тобой снова молодыми женщинами!

Тишина на мгновение окутала комнату. Лысая бабка отложила пупса и поправила на себе цветастый халат. – Родная кровь имеет очень большую силу, хотя… Родную душу я ценю во сто крат больше! – закончив говорить, старуха посмотрела на платье подруги и выдавила из себя хриплый смешок. – Ненавижу, когда ты одеваешь это платье! Как из прошлого века!

Обе старухи захохотали.

– Оно так и так из прошлого века, – махнула рукой бабка с иссиня-чёрными глазами. – А я не люблю твои халаты. Как матрёшки! Ещё и меня заставляешь их носить!

Лысая старуха усмехнулась: – А что, все так ходят. В них мы по крайней мере, когда навещаем наших жильцов, выглядим в их глазах обычными советскими бабушками, – старуха взяла со стола парик. – Вот, посмотри, – она натянула на себя парик из седых волос, покрашенных бледной фиолетовой краской, и, повязав сверху платок, криво улыбнулась. – Чем я тебе не баба Маня из соседней квартиры? Или бабка Софья. Помнишь, мы с ней год жили по соседству?

– На большее тебя не хватило, – проговорила вторая старуха.

– Вначале она меня забавляла, но потом начала изрядно раздражать. Как же было приятно пить её кровь у неё же перед глазами. Живучая мразь. До сих пор вспоминаю её с проклятиями.

– Может, наведаемся к ним сегодня в гости? – перевела тему старуха с иссиня-чёрными глазами.

– Давай не будем. Ты и так излишне сентиментальна. Сегодня ночью всё равно их увидим. И снаружи, и изнутри. Пора избавляться от лишних лет, а с ними и от морщин. Пришлось, конечно, изрядно постараться, чтобы устроить их приезд сюда, но на то у меня есть свои методы, – лысая ведьма закусила губу, снова взяла в руки пупса и продолжила вырисовывать узор. – Столько лет живу, хоть связями смогла обрасти.

– Куда поедем, когда всё закончится? – спросила вторая бабка, устремив иссиня-чёрные глаза на куклу.

– В город покрупнее. Там больше пороков. Больше сумасшедших! Хочется заняться чем-то интересным! Может, снова выйдем замуж? Кровь мужа никогда не бывает лишней.

Старухи вновь рассмеялись.

– Как бы я прожила всё это время без твоего злорадства, – старуха с иссиня-чёрными глазами посмотрела на подругу.

– А я без твоего сердобольства. Оно всё-таки зачастую не бывает лишним. Жалость помогает иногда сохранять жизнь.

– Ты хотела сказать, убивать медленнее.

– Ну, давай не будем. Ни разу не видела, чтобы у тебя дрогнула рука.

– Ты убиваешь из удовольствия, а я просто хочу продлить жизнь, – иссиня-чёрные глаза со строгостью смотрели на подругу. В голосе старухи не прозвучали ни жалость, ни раскаяние.

– Ты, конечно, права, но если бы я тебя не знала так давно, дала бы хорошую затрещину! Думаешь, я знала, что буду этим заниматься, когда была маленькой? Я же не предполагала, что всё так сложится, когда моя прабабка предложила мне передать волшебство. Эта старая ведьма слово ещё такое удачное подобрала! Волшебство! Я по дурости, маленькая была, согласилась. Думала, что волшебство, это что-то сказочное, – ручка завела линию иероглифа кукле под мышку. Пупс моргнул. – А это оказалось вовсе не волшебством… – старуха на какое-то время замолчала. – Вот только зачем умирать и кому-то передавать наш дар? Я люблю жить, и неважно, что для этого мне приходится иногда убивать…

Юля никак не могла найти работающий магазин. Она озиралась по сторонам. Взгляд то и дело выхватывал откуда ни возьмись обломки мебели. Холод своими маленькими скальпелями резал кожу лица и рук. В очередной раз поругав себя, что шапка и шарф остались дома, Юля перебежала через дорогу. Впереди замаячила вывеска «Продукты». Девушка ускорила шаг. Пройдя пару метров, она увидела, что ей навстречу идёт подросток лет семнадцати. Подросток пытался накинуть на себя шарф, но ветер постоянно вырывал из его рук то один, то Другой конец и флагом развивал их на своих ледяных порывах, которые прокрадывались Юле под свитер, терзая кожу своими острыми объятиями.

Постепенно фигура мальчика начала расплываться у Юли в глазах. Лёгкий дым тумана начал окутывать улицу, размывая контуры зданий, делая их едва различимыми. Когда ветер в очередной раз вырвал конец шарфа из рук парня, за его спиной из холодной уличной мглы начало проявляться чёрное пятно, которое выплывало из белого дыма тумана. Пятно увеличивалось с каждой секундой. Вскоре пятно оформилось в мужчину в чёрном пальто. Незнакомец стремительно подбежал к мальчику и, схватив развивающиеся на ветру концы шарфа, с молниеносной скоростью начал наматывать их на свои длинные руки. Шарф, превратившись в удавку, резко стянулся на шее своей жертвы. Парень попятился назад. С его плеча слетела сумка. Подросток, схватившись за образовавшуюся на шее петлю, пытался ослабить её путы. Юля в нерешительности замерла на месте. Прохожих на улице больше не было. Она испугалась. Всё нутро говорило ей, что лучше не выдавать своё присутствие.

Неожиданно парень убрал одну из рук от шарфа и засунул её в карман. Петля на его шее стянулась сильнее. Из открытого рта подростка вырвался хрип. Трясущейся рукой парень вытащил из кармана маленький ножик и наугад начал бить острием по рукам незнакомца, рассчитывая на удачное попадание в цель. На третьем ударе незнакомец взвыл и выпустил шарф. Парень упал на асфальт, а мужчина в чёрном пальто, пятясь назад, исчез в белёсом мареве тумана. Опешившая Юля, постояв ещё мгновение в нерешительности, глубоко вздохнула и подбежала к потерпевшему.

– Тебе помочь? – участливо спросила она.

Парень, тяжело дыша, поднял голову и посмотрел Юле в глаза.

– Раньше надо было помогать, – сказал он и, прищурившись, внимательно осмотрел Юлю с ног до головы. – Я бы с удовольствием посмотрел на тебя, когда помощь понадобится тебе! – нескладно проговорил подросток и, встав на ноги, поднял свою сумку. – Удачи, – выкрикнул он, уже убегая вперёд.

Юля с ужасом смотрела вслед убегающему парню. Уже где-то вдалеке послышался его победоносный клич.

Осмотревшись по сторонам, Юля пошла в обратную сторону, побоявшись встретить мужчину в чёрном плаще.

– Сегодня мне снился сон. Я мученица. Меня бьют кнутами у здания школы, – голос Ани звучал очень жалобно. – Мне больно и очень обидно. Я понимаю, что мне не выбраться. Я в отчаянии. Выхода нет! Ощущаю полную безысходность… И вдруг я взлетаю! Взлетаю вверх. Смотрю на город. Он чёрно-серый, а небо надо мной светло-оранжевое. Я поднимаюсь всё выше, город становится меньше. Мне кажется, что, чем выше я, тем меньше зло, которое осталось там, внизу, в городе. Ему меня уже не достать. И, подумав об этом, я начинаю падать. Всё ниже и ниже. Я камнем лечу к земле. Город подо мной стремительно разрастается. И тут я понимаю, что нужно было лететь не просто вверх, а лететь прочь, прочь от этого проклятого места, – Аня снова сложила ладони у себя на коленях. – Вы знаете, мне нужно идти, – неожиданно проговорила девушка и, отвернув голову от окна, посмотрела на психолога. В глазах читался страх, зрачки заметались из стороны в сторону. – Всё зря, больше незачем… – пролепетала Аня, поднимаясь с кресла и заламывая себе запястья.

Психологу стало не по себе от резкой смены настроения клиентки. Только что она так исступлённо рассказывала свою историю, а сейчас, словно вспомнив о забытом включённом утюге, девушка вскочила с кресла, стремясь уйти.

Аня приложила ладони к вискам и начала усиленно массировать голову пальцами. Её сознание обволок непроглядный ядовитый дурман. Ей было страшно.

Сердце билось с той же скоростью, с которой её посещали страшные мысли о безысходности, быстро сменяя одна другую.

– Нужно укрыться в безопасном месте, нужно укрыться… – бормотала она себе под нос.

За окном прозвучал приглушённый звук полицейской сирены. Аня, одержимая разлагающим страхом, отреагировав на вой сирены, подбежала к окну и вплотную прилипла лицом к холодному стеклу. Её глаза жадно следили за тем, как полицейская машина, въехав на тротуар, остановилась под окнами кабинета психолога. Сирена стихла, и Аня сразу же распахнула окно. Ветер ворвался в помещение. Девушка залезла на подоконник. Красное платье резко очертило силуэт женской фигуры на фоне серого неба. Потоки ветра слегка колыхали его подол. Освещаемая уличным светом, словно нимбом, Анна застыла на месте. Небо безучастно наблюдало за девушкой сквозь разорванные облака, которые быстро проносились над городом.

Психолог, продолжавшая сидеть в своём кресле, заворожённо, с любовным восторгом в глазах следила за Анной. Ей не хотелось подниматься со своего места, не хотелось ничего делать. Она не хотела мешать. Не хотела пропустить, что же будет дальше. Невидимый магнит приковал всё внимание психолога к стоящей на подоконнике фигуре. Томное, страшное наслаждение разливалось по её телу. В этой приятно отравляющей, как алкоголь, неге психолог со сладострастным блеском влажных карих глаз продолжала свою слежку.

Обернувшись в пол-оборота, Аня кротко взглянула на психолога, слегка склонила голову изящно очертив профиль. Девушка успокоилась. Она нашла верное решение. Это грело её изнутри и подталкивало ноги всё ближе к краю карниза. Рот психолога немного приоткрылся. Женщина с радостным восхищением взирала как Анна, закрыв глаза, немного отклонилась назад и разжала пальцы, сжимавшие оконную раму. В то же мгновение свет, который Аня загораживала своим телом, ворвался в комнату, ослепив психолога яркой вспышкой.

Робко идущая вдоль улицы Юля, услышав вдалеке глухой звук удара, смешавшегося со звуком разбитого стекла, не оборачиваясь, ускорила шаг. Свернув в очередной переулок, она с удивлением увидела работающий продуктовый магазин. Угрюмая продавщица с кислой миной лениво рассчитала единственную клиентку и, проводив её до двери, повесила табличку «Закрыто». Рядом с входом в магазин откуда ни возьмись появился бездомный. Лысый старик с седой бородой. Сжимая в руках самодельную гитару, сделанную из, как предположила Юля, обломков разбросанной по улицам мебели, сплетённых между собой обрывками полиэтиленовых пакетов, старик монотонно бренчал по бесструнной гитаре, напевая старые песни. В другое время Юлю бы развеселил этот бродяга, но в данный момент она чувствовала себя очень некомфортно под тяжёлым взглядом его тёмных глаз, устремлённых на единственного слушателя. Юля развернулась к бездомному спиной. Стараясь не попадаться на глаза и без того малочисленным прохожим, девушка заторопилась домой. Мысль о том, что скоро она закроется в квартире, как ни странно, грела её.

Обратную дорогу Юля вспомнила с трудом. Слишком долго она блуждала в поисках магазина. Город словно специально переплетал улицы в запутанные лабиринты, проводя девушку по неверным маршрутам, давая морозу больше времени, чтобы тот успел глубже вцепиться в кожу.

Было четыре часа дня. Солнце, которого не было видно под густым одеялом серого неба, уже садилось, о чём говорил окутывающий город сумрак. Фонари практически не освещали улиц. Большинство из них просто не работали. Юля поймала себя на мысли, что она не видела в городе детей. Только взрослых, которых она старалась избегать, в особенности тех, на ком видела чёрную одежду. На душе было неспокойно. Тревога засела в области солнечного сплетения и заставляла оглядываться назад. Юле постоянно казалось, что за ней кто-то идёт. Максим не отвечал на звонки. Ей как никогда хотелось, чтобы брат был сейчас рядом.

Спеша к своему подъезду, девушка подняла голову и окинула взглядом старую пятиэтажку. Ночь уже накинула свою вуаль на город. Робкий луч фонаря выхватил из темноты Юлину фигуру и, на мгновение остановившись, она застыла в его тусклом свете, молча рассматривая дом. Свет в окнах нигде не горел, кроме второго этажа подъезда, где сейчас жила она с братом. Блёклое свечение в окне очерчивало тёмную продолговатую кучу, похожую на очень длинный мешок, набитый картофелем, согнутую под углом 90 градусов, которая стояла возле окна. В полумраке комнаты кто-то или что-то сдвинулось с места, и Юля увидела силуэт опущенной набок женской головы, лежащей на подоконнике. Женщина смотрела на Юлю. Отблеск света в её глазах отдавал чем-то бесовским. Он завораживал Юлю. Два взгляда, направленных друг на друга, сошлись в молчаливом диалоге. Голова женщины приподнялась. Странная куча, которую так и не смогла толком разглядеть Юля, вслед за поднятой головой изменила свой угол наклона, и Юля поняла, что это неестественно изогнутое тело незнакомой соседки. Её голова поднялась ещё выше, и теперь будто парила над подоконником, продолжая смотреть на Юлю. Разве тело может так сгибаться, – мысль медленно текла по Юлиному сознанию. Теперь руки девушки холодели не только от мороза на улице. Неожиданно всё потемнело. Юля вздрогнула, почувствовав на своих глазах чью-то ладонь. Больше сдерживаться она не могла, и холодный воздух пронзил женский визг.

– Эй, полегче! Ты чего?! Это я!

Юля резко обернулась и увидела отскочившего от неё брата.

– Ты меня так напугал!!!

– Знаешь, ты меня напугала больше!

– Пойдём скорее отсюда! – Юля схватила Максима под руку, и брат с сестрой быстрыми шагами засеменили к подъезду. Юля снова посмотрела на второй этаж, но в уже тёмном прямоугольнике окна никого не было видно.

– Как тебе наш домик ночью? А? Такое ощущение, что здесь никто не живёт, кроме нас, той странной женщины-йоги, которую я видела сейчас в окне, да соседей сверху, которые сегодня делали ремонт, – затараторила Юля.

– Соседей сверху? – переспросил Максим. – Мы же с тобой на последнем этаже живём.

Юля взглянула на брата.

– Здесь точно какая-то чертовщина творится! Это мёртвый город! Ты вообще много сегодня видел людей?

Я лично нет, а те, кого видела, они однозначно сумасшедшие!!! Нам нужно отсюда сваливать и, желательно, завтра, чёрт с ней, с этой квартирой!

Максим открыл дверь подъезда и пропустил вперёд сестру, забрав из её руки пакет с продуктами.

– Я тоже особо никого не видел. Контора юриста закрыта. Никаких риелторских работающих контор я не нашёл.

– Ну так как? Может, правда, уедем? Здесь очень странно. Я не помню, чтобы где-то чувствовала себя так неуютно! – Юля с надеждой посмотрела брату в глаза.

– Только не делай щенячьих глазок.

– Макс, я серьёзно!

– С одной стороны, да, здесь действительно странновато, – упрямо протянул брат. – Но, с другой стороны, чего здесь может быть такого необычного? Провинциальный город. Таких десятки! Многие сочтут за счастье переехать в такой город из какой-нибудь забытой деревушки! И наша бабушка! Как-то же она прожила в этом городе.

– Она умерла в этом городе! А как долго она здесь жила, об этом мы с тобой вряд ли узнаем!!! – Юля быстро поднималась по лестнице. – Вот если мы с тобой сегодня умрём, и квартира достанется… Ну, к примеру, твоему внебрачному сыну или дочери, которых ты чисто теоретически мог сделать на одной из твоих, извини за грубость, б…х вечеринок, твой ребёнок тоже скажет: папа же как-то жил в этом городе. А ты здесь не жил!

– Как тебе вообще в голову мог прийти весь этот бред?! – сокрушался Максим.

Брат с сестрой преодолевали последний лестничный пролёт.

– Да никак, и это не бред! И вообще, как тебе вся эта мебель на улицах? Не находишь это странным?

– Да посмотри в Интернете фотографии любого провинциального городка, находящегося далеко от столицы. Везде так. Есть и хуже! А здесь я даже метро видел, правда, закрытое, и ветка всего одна, но всё равно! И вообще, ты сделала для меня дубликат ключей? – спросил Максим, остановившись у двери квартиры.

– Конечно, нет! Какие ключи?! Я продуктовый магазин полдня искала!

– Открывай дверь.

– Ну, давай уедем, пожалуйста?! – не унималась Юля, уже проходя в прихожую и включая свет.

Максим зашёл вслед за сестрой, закрыл дверь, и свет сразу же погас. Глаза заволокла чёрная пелена. Единственной светлой точкой оказался дверной глазок, но он был всего лишь точкой, случайной кляксой на чёрном листе бумаги.

– Опять какая-то чертовщина! – Юля прижалась к стене. Её прыткость испарилась вместе с погасшим светом, и теперь девушка робко прижала ладони к лицу. – Макс… – со страхом пролепетала она.

– Наверное, пробки выбило, не бойся! – Максим протянул руку к тому месту, где стояла сестра, но никого не нащупал.

– Где ты? – позвал Юлю брат.

– Я здесь, – промолвила девушка.

Голос сестры был совсем рядом, Максим сделал шаг вперёд, вытянув обе руки, но ладони скользили по пустому пространству, не натыкаясь даже на стены. С внешней стороны двери кто-то начал копошиться в замке.

– Макс, – Юлин голос дрогнул.

За входной дверью послышался тихий шёпот.

Лысая бабка, сидя на полу перед открытой дверью в центре стены, раскачиваясь из стороны в сторону, бормотала себе под нос неразборчивый набор слов.

Шёпот за дверью внушал страх. Максим отчётливо слышал учащённое дыхание сестры. Парень медленно подошёл к глазку и осторожно взглянул в него. На лестничной площадке было пусто. Загорелся свет. От яркой вспышки Юля зажмурила глаза. Брат с сестрой молчали.

– Что это, по-твоему, было? – Юля подошла к брату.

– Не знаю. Перепад напряжения…

– Перепад напряжения? Я пошла собирать вещи. Как только станет светло, мы отсюда уедем! Вместе! И даже не вздумай возражать! Мне мама с детства говорила, чтобы я за тобой следила, и здесь мы не останемся! Господи, знали бы наши покойные родители, что мы сейчас находимся у чёрта на куличках, в квартире бабушки, о которой вообще никогда не слышали!

За окном, где-то неподалеку, уже несколько минут, не переставая, орала полицейская сирена. Юля раскрыла глаза и уставилась в потолок. Было очень холодно. Не спасало даже одеяло. Часы на телефоне показывали два ночи.

– Господи, зачем мы вообще сюда приехали, – прошептала она про себя.

Тишину квартиры с определённым интервалом нарушало равномерное падение капель воды из старого крана на кухне. Закутавшись в одеяло, Юля встала с кровати и, включив в комнате свет, подошла к шкафу, в котором лежал чемодан с вещами. Она хотела достать что-нибудь тёплое. Открыв дверцу шкафа на Юлю повеяло холодом. Девушке показалось, что температура в шкафу ещё ниже, чем в квартире. Она быстро расстегнула чемодан с собранными вещами и начала искать свитер.

– Куда же я его… – палец пронзила боль.

Юля тотчас отдёрнула руку и поднесла рану к губам. Она аккуратно начала доставать одежду и, всмотревшись повнимательней, увидела, что в каждую вещь, в самых разных местах, были воткнуты иглы.

– Что за…

По другую сторону стены на полу сидели две старушки. На коленях. Одна напротив другой. Их едва видные от морщин губы были плотно сжаты. Раздался тихий щелчок, и лампочка в комнате погасла. Юля вздрогнула. Фонари рядом с домом не светили. Луну плотно заволокли тучи. Казалось, что всё препятствует проникновению света в комнату. Из шкафа, где-то на уровне её головы, послышался гулкий стук. Спустя секунду после него, очередная капля воды разбилась о старую сталь кухонной раковины. Спустя ещё секунду, из шкафа снова послышался глухой стук. Звук сирены стал ещё ближе. Полицейская машина проехала мимо дома, и переливчатый луч света на какое-то мгновение скользнул в Юлину комнату, осветил красноватым переливом её испуганное лицо и сразу же исчез.

– Максим! – громко крикнула Юля. – Максим!

Было ощущение, что её голос сдавлен в вакууме.

– Максим! – Звук голоса не проникал за пределы комнаты.

– Максим, иди сюда!

Последнее слово потонуло в горле девушки. В шкафу что-то зашуршало, и стало ещё холоднее. Глаза заслезились. Юля продолжала звать брата, но слова перестали слетать с губ. Она просто открывала рот, как актёры немого кино. Беззвучно. Шорохи, удары в шкафу, кран на кухне, сирена за окном – всё замолкло, больше ничего не было слышно. Уши давила тишина. Старушки за стенкой уже не сидели, а стояли рядом, одна на полшага ближе к двери, чем другая. Их профили были устремлены в одну сторону, как головы солдат в одной шеренге. Юля старалась не смотреть в шкаф. Она поднялась с колен. Из глаз текли слёзы.

– Максим, – безмолвно произнесли её губы.

– Максим, – послышалось откуда-то чьё-то заунывное шипение.

Юля обернулась. По другую сторону окна, едва выделяясь на фоне тёмного полотна ночи, она разглядела чей-то силуэт.

– Максииим, – вновь протянул голос за окном.

Всмотревшись в силуэт, Юля узнала незнакомца, который пытался днём задушить мальчика. Он стоял на карнизе со стороны улицы и внимательно вглядывался в комнату. Увидев Юлю, незнакомец остановил на ней свой взгляд.

Рука старухи взяла мел и начала рисовать изогнутую линию.

Юля не дышала. Она не могла отвести взгляд от незнакомца за окном.

Мел натыкался на маленькие преграды-стыки паркетных досок, но продолжал своё движение.

Юля выдохнула. Из рта выскользнуло маленькое облачко пара. Человек за окном, продолжая смотреть на Юлю, растянул рот в злой улыбке.

Линия круга замкнулась. Лысая старуха кинула мел на пол. Маленький кусочек горной породы упал рядом с пустым железным крюком.

Бледное злое лицо незнакомца, разглядывая девушку, наклонялось то в левый, то в правый бок.

– Максим, – очень коротко, как сверчок, пророкотал мужчина в чёрном плаще и подмигнул Юле. Девушка завизжала. Ей хотелось кричать, не останавливаясь. Лицо в окне скривилось в сожалеющей гримасе. – Максииим, – жалобно протянул незнакомец.

Юля продолжала визжать, ей не хотелось смотреть в окно. Из кухни начали доноситься хрипящие звуки. Капли воды застучали по старой стали раковины учащённым пульсом. Кухонный кран захрипел и начал пульсировать, выплёвывая струи ржавой воды. С каждым новым хрипом поток усиливался, и, наконец, разродившись мощной струёй, кран перестал дёргаться и, приподнявшись под давлением напора, выпускал из себя всё больше и больше воды, которая, быстро перестав помещаться в раковину, переливалась через её стальные края на пол. Словно по уже давно сформированному руслу реки, поток заскользил по полу в сторону маленькой комнаты, в которой Юля, зажмурив глаза, продолжала кричать. Незнакомец за окном неспешно, аккуратными кошачьими движениями начал двигаться в сторону соседнего окна. Он ещё раз подмигнул кричащей девушке и скрылся из вида. Голос захрипел, Юле не хватало воздуха. Она замолчала и оперлась руками об открытую дверцу шкафа, чтобы не упасть. Почувствовав влагу, Юля открыла глаза. Её голые ступни обволакивала быстро прибывающая холодная вода. Девушка посмотрела на окно. Кроме темноты ночи, за ним ничего не было. Глубоко вздохнув, она побежала к брату. Вода последовала за ней.

– Максимчик, – уже, скорее себе, прошептала девушка.

Хлюпая босыми ногами по мокрому полу, Юля застыла в дверях зала. Незнакомец, которого она видела только что у себя, стоял за окном в комнате брата и облизывал ручейки крови со стекла. Увидев Юлю, он поднял руки кверху и начал падать вниз. Через секунду его тело растворилось в темноте.

Максим смиренно стоял у окна и продолжал медленно ковырять пальцем небольшое отверстие в стекле. Свежие струйки крови, взамен тех, которые слизал незнакомец, ползли по обе стороны оконного стекла вниз, паутиной расползаясь друг от друга. Максим вытащил указательный палец из образовавшегося отверстия, заменив его мизинцем, медленно вводя его в стекло, рассекая плоть на пальце. В русло старых ручейков крови добавились свежие. Максим сжал мизинец и отколол кусок стекла, увеличив дырку в окне, придав ей более острые очертания.

– Макс, что ты делаешь! – Юля метнулась к брату и перехватила его большой указательный и средний пальцы, которые скрестившись друг с другом начали проникать в колотую рану стекла.

Максим никак не отреагировал на порыв сестры. Он едва слышно нашептывал себе бессвязный набор цифр. Юля развернула брата к себе и начала трясти его за плечи.

– Очнись! Очнись! Очнись! Ну! Давай же! – со страхом в голосе взмолила она.

– Пять, семь… – продолжал шептать Максим.

Ржавая вода медленно подступила к границе зала и перешагнув его порог начала поглощать ковёр.

– Да что же это такое! – в Юле поднялась паника. Её правая рука замахнулась для удара и обожгла левую щёку брата пощёчиной. Максим вздрогнул и немного обмяк. Юля с трудом удержала брата от падения.

– Ты как? – она присела вместе с братом на корточки и заглянула в его лицо. Максим приложил правую руку ко лбу, испачкав лицо кровью, которая шла из порезов.

– Я не знаю… – Максим тяжело вздохнул и снова выпрямился. На долю секунды луне удалось вырваться из крепких объятий ночных облаков, и её свет проник в зал. Взгляд Максима коснулся потемневшего от воды ковра.

– Чёрт, что это?

– Нас затапливает! Эй, только не падай, – Юля перехватила пошатнувшегося Максима. – Давай! Давай, приходи в себя, пожалуйста! – сестра снова затрясла брата за плечи.

– Эй! Эй, перестань, я в норме!

– Пойдём, перевяжем тебе руку!

– Подожди, надо перекрыть воду, иначе мы всех затопим.

Не дав больше ничего сказать сестре, Максим робким шагом направился в сторону кухни. Юля проследовала за ним.

Из под дверей в туалет и ванную сочились мутные струи.

– Иди, перекрой воду в ванной и туалете, – медленно проговорил Максим. – А я разберусь с краном на кухне…

В соседней квартире рука лысой старушки, державшая наполовину опустошённый стакан с мутной желтоватой водой над глубокой тарелкой, замерла. Затем старушка поставила стакан на стол и посмотрела на подругу.

Юля вышла из туалета, теребя мокрые штаны пижамы.

– Всё, вроде, перестала, – сказала она Максиму.

– У меня тоже, – кивнул в ответ брат. Шум от воды стих, и в квартире резко стало тихо.

– Мы, наверное, соседей затопили, – произнёс Максим и посмотрел на пол. Пол был абсолютно сухим. Босые ноги Максима не ощущали влаги, только холодный паркет.

Губы лысой старухи начали жадно опустошать остатки воды в стакане. Сделав последний глоток, бабка направилась к открытой двери в стене.

Максим посмотрел в раковину, она тоже была пуста. Воды нигде не было. Заработал холодильник. Брат с сестрой в ступоре застыли каждый на своём месте.

– Нам нужно как можно быстрее убираться отсюда, – Юля впилась покрасневшими глазами в брата. – Наплевать на всё. Сейчас же одеваемся и уходим! – Юля приложила ладони к щекам. – Пойдём ко мне в комнату, обработаем раны, у меня есть перекись.

Лысая старуха подошла к двери. Прошептав едва слышно несколько слов, она схватилась за живот. Старое тело сковали спазмы. Вторая старуха стояла чуть поодаль и снимала с себя одежду. Освободившись от белого платья, она подошла к подруге и, несмотря на рвотные позывы, заставившие её упасть на четвереньки, помогла ей снять с себя цветастый халат. Оставшись голой, лысая старуха глубоко вдохнула, и порыв рвоты изверг из её рта небольшую струйку воды, которая, растянувшись от губ до пола, напоминала скорее скопившуюся слюну, которую старуха решила выплюнуть.

Войдя в комнату Юли, Максим сел на кровать.

«Кап-кап», – послышалось в шкафу.

– Ты это слышала? – Максим в смятении напряг слух.

– Д-да, – неуверенно пробормотала Юля.

«Как-кап», – пронеслось в очередной раз.

Брат с сестрой оторопело подошли к шкафу, из которого отчетливо доносились звуки бьющихся капель.

Новый спазм заставил старушку опереться обеими руками о пол. Из неё начала литься вода желтоватого цвета, будто в её рту был установлен водопроводный кран. С каждым новым спазмом струя становилась всё шире. Стремительно увеличивающийся напор растягивал рот лысой старухи. Вскоре струя воды достигла такой мощи, что кожа на уголках морщинистого рта начала рваться. Вода, не обращая ни на что внимания, суетливо расползалась в разные стороны. Иссиня-чёрные глаза второй бабки следили за жидкостью, которая стремительно заполняла комнату. Вода быстро настигла вторую старуху и, коснувшись её голых лодыжек, продолжила завоёвывать новые пространства. Добежав до начерченного круга, не смея пересечь его границу, вода устремилась к противоположной стене. Войдя в круг, старуха с иссиня-чёрными глазами подняла левую руку и направила её на дверь в стене. Водные потоки на мгновение остановились и, повернув своё течение в обратную сторону, начали быстро проникать в открытую дверь. Некоторые струйки пытались взобраться на стену и саму дверь, обволакивая их мутной пеленой, но вскоре, словно под силой магнита, меняли направление и устремлялись в темноту, которая была за дверью.

Рука Максима медленно приблизилась к дверце шкафа и потянула её на себя. В то же мгновение Юлю с братом сбил с ног мощный водный поток, который, как из прорванной трубы, выстрелил из шкафа. Комната начала стремительно тонуть. С трудом встав на ноги, Максим не увидел рядом с собой сестру. Он начал искать её глазами, но Юли нигде не было видно.

– Юля! Ю-юля! – выкрикнул Максим, едва держась на ногах. Уровень воды уже достиг его колен. Запахло кровью. Желтоватые потоки бурлили, беспощадно поглощая кровать, письменный стол и остальную мебель. Ноги парня с трудом зашагали по полу. Вода прибывала настолько быстро, что казалось, будто она боится не успеть потопить всё, что находится в маленьком пространстве комнаты. Желтоватая масса проникала в каждую щёлку, в каждый уголок, стремясь промокнуть в себе каждую ниточку надетой на Максима вещи, облизать каждую поверхность, искупать в своих водах каждый предмет и не дать своим пленникам выбраться из комнаты, обессилить брата с сестрой, свести с ума, сковав их своими всеобъемлющими объятиями. Останавливаемая невидимой преградой, вода не выходила за пределы комнаты, превращая спальню Юли в большой аквариум.

– Юля!!! – ещё громче крикнул Максим, шаря руками в воде, которая уже добралась до подоконника.

Старуха продолжала изливать из себя новые потоки. Максим нырнул в бурлящую воду. После двух бесполезных попыток, он нащупал тело сестры у кровати. Брат поднял голову Юли над прибывающей водой. По лбу девушки стекала небольшая кровавая струйка. Вода уже доходила до её груди. Брат легонько начал бить сестру по щекам. Закашлявшись, Юля открыла глаза. Максим попытался поставить её на ноги, но не получилось. Вода коснулась Юлиного подбородка.

– Давай попробуем добраться до выхода, – сказал Максим и, поддерживая сестру, попытался сдвинуться с места. Сделав несколько шагов, он понял, что не продвинулся и на сантиметр. Когда вода достигла губ, Максим забултыхал ногами, стараясь удержаться на плаву. Смыкаясь друг с другом, волны стремились как можно скорее сомкнуться над головой брата и сестры. Юля, немного придя в себя после удара, старалась сама оставаться на плаву, чтобы не заставлять брата удерживать её на поверхности.

Потолок над головой становился всё ближе. Кровавый запах, шедший от воды, вместе с мелкими каплями проникал в нос и удушливым запахом заставлял откашливаться. Максим, стараясь не вдыхать тягучий аромат, активней задвигал ногами, чтобы поднять голову повыше над водой.

Тело старухи скривилось в ещё одном спазме и замерло. Остатки воды, накатываясь слоями друг на друга, суетливо вползали в открытую дверь.

– Я попробую добраться до окна и разбить его, вдруг получится, – проговорил Максим. – Хватайся за люстру и держись крепко!

Брат помог Юле схватиться за стеклянный флакон и поплыл к окну. Ощутив, что ему удаётся двигаться к намеченной цели, Максим активнее заработал руками и ногами. Юля подняла глаза кверху и увидела, что до потолка уже можно было дотронуться вытянутой рукой. Доплыв до стены, Максим сделал глубокий вдох и скрылся под водой. Он практически ничего не видел. Делая мощные толчки всем телом, парень продолжал плыть. Наконец, разглядев в мутном тумане воды мрачный силуэт оконной рамы, Максим развернулся лицом к письменному столу, стоявшему у окна, и, схватившись за его края руками, что есть силы ударил ногой по стеклу. Стекло покрылось мелкими трещинами, которые смертоносными капиллярами молниеносно расползлись по оконной раме, заставив стекло лопнуть. Глыба воды начала мощным валуном выливаться из окна пятого этажа, стремясь утянуть брата и сестру за собой. Ноги Максима вместе с потоком воды показались из окна. Порезанная рука предательски дрогнула, и Максим понял, что его сейчас вынесет на улицу.

– Давай их сюда, – прохрипела уже стоявшая на ногах лысая бабка.

Рука второй старухи, направленная на открытую дверь, резко опустилась.

На мгновение Максим и Юля замерли вместе с бурлящей водой, и в ту же секунду вся водная масса, сменив направление, водоворотом начала засасывать брата и сестру в шкаф.

Тела парня и девушки выбросило из открытой двери прямо к ногам старух. Вода испарилась, оставив в качестве напоминания о себе лишь мокрую одежду. Больно ударившись об пол, Максим едва не потерял сознание. Голова гудела, вода заполнила лёгкие. Внезапно перед глазами полыхнул сноп искр, и Максим провалился в темноту.

Психолог одиноко сидела в своём кресле. Ветер ворвался в открытое окно и, чувствуя себя полноправным хозяином, гулял по кабинету, то и дело сметая бумаги и другие не слишком тяжёлые для него предметы со своих привычных мест. В углу пробежала пятилапая тень. Ветер резко стих и выпорхнул в окно, оставив психолога в одиночестве. Глаза психолога были неподвижны. Устремлённые в одну точку, они выражали застывший восторг.

Не успев опомниться, Юля почувствовала, как её лодыжки грубо стиснули и потянули вперёд. Девушка пыталась зацепиться за что-нибудь руками, но ладони скользили по голому полу. Попробовав освободить ногу, Юля ощутила, что её схватили ещё сильнее.

– Брат, – промелькнуло у неё в голове. – Что с братом?

Вода, пытавшаяся выйти из лёгких, сдавила горло кашлем. Её перестали тащить. Чьи-то холодные руки коснулись ушибленного лба и грубо повернули голову в правый бок. Юля увидела Максима. Его тело, свернувшись в позе зародыша, лежало на полу.

– Свяжи и раздень её, – послышался хриплый старческий голос.

В ту же минуту Юлины ноги крепко стянули верёвкой. Она никак не могла понять, кто её всё это время держит, и, наконец, когда рука, придавливающая голову, исчезла, она посмотрела на свои ноги и не смогла поверить увиденному. Всё происходящее выходило за рамки её представлений о мире. Кукла пупс, закончив затягивать узел, потянула свои маленькие ручки к штанам Юлиной пижамы. Девушка попыталась смахнуть его руками, но сразу же получила от куклы сильный удар в висок.

Максим с трудом разлепил глаза. Сквозь дурман бессознания ему показалось, что кукла тащит одежду сестры. Этого не могло быть. Е[арень моргнул, и картинка вокруг стала немного чётче. Мокрая одежда липла к телу, голова болела. Максим попробовал шевельнуться. Не получилось. Как только ему удалось повернуть голову на другой бок, картинка снова рассыпалась тёмными, не связанными осколками, и Максим потерял сознание.

Юля разомкнула глаза. Она не знала, как долго была в отключке. Девушка лежала с раскинутыми в разные стороны руками. Всё тело ныло от боли. Глаза с трудом могли сфокусироваться. Перед ней всплыло тёмное пятно, которое постепенно начало обретать очертания. Это была лысая голова старухи. Голое дряблое старческое тело взгромоздилось на обнаженное тело Юли. В руках бабка держала два прямых ножа. Голова старухи склонилась над пленницей так близко, что кончики их носов соприкоснулись.

– Похожа… – произнесла ведьма, внимательно рассматривая юное лицо. Юля задрожала. Зубы начали постукивать, не попадая друг на друга. Неприятный ком стянул желудок.

– Мне будет больно? – сами того не желая, пролепетали Юлины губы, едва соприкасаясь.

– Да, – прохрипела старуха, и её правая рука с ножом потянулась к правому запястью жертвы. Сталь начала медленно проникать в кожу, доставляя Юле нестерпимую боль. Старуха не торопилась, мазохически наслаждаясь мученическим выражением лица молодой девушки. Всё сознание Юли было сконцентрировано на её правой ладони, которая полыхала адским огнём. В агонии пленница завертела головой и увидела Максима, с которого вторая бабка стягивала одежду. Она не знала мёртв ли брат или просто лежит без сознания. Крик боли и отчаяния вырвался из неё и, как ветер над полем, эхом разнёсся по всей квартире. Бешеная, нестерпимая, жгучая боль проникала в каждую клеточку, обволакивая своими раскалёнными путами всё тело. Стало трудно дышать. Ладонь горела. Не обращая внимания на крики, старуха поднесла второй нож к левой руке и, приковав её сталью к полу, слезла с обнажённого тела. Её рука медленно заскользила по молодой женской коже и замерла на животе. Помимо нестерпимой боли, Юля ясно ощущала на своем теле руку ведьмы, её сухую старую кожу, которая, как наждачная бумага, своей мозолистой коркой гладила её по животу.

Максим очнулся. Его глаза увидели полностью обнажённое тело сестры, лежащее в огромном начерченном круге. Руки раскинуты в стороны, ладони прибиты к полу ножами. Кровь, стекавшая из ран, медленно расплывалась по кругу. На животе Юли были нарисованы две неровные красные линии, которые, пересекаясь на пупке, образовывали крест. Лысая старуха, сидя сверху, поставила свою ладонь перпендикулярно к животу сестры, и её пальцы встали на упругий живот. Юля почувствовала на своём пупке что-то острое. Это были ногти. Очень медленно старушечья рука начала давить на живот девушки. Наточенные ногти миллиметр за миллиметром проникали в молодую плоть. Втянув в себя живот насколько это было возможно, Юля стремилась хоть на мгновение отдалить то, о чём она даже боялась подумать. Когда первые фаланги пальцев проникли внутрь, Юля сильно напряглась от боли, потянув на себя руки, от чего ладони обожгла новая волна необузданной боли.

– Пожалуйста, прекратите!!! – взвыла она. – За что?!

Очень медленно тело Максима кто-то начал тащить вперёд. Парень увидел, как кукла пупс тянет его за связанные ноги в сторону сестры. К кругу. Максим понимал, что он обнажён. Руки, связанные за спиной, больно ударялись об пол. Он пытался сопротивляться, брыкался ногами, но всё тщетно. Сила, державшая его, была сильнее. Когда Максим оказался в круге, не став медлить, старуха с иссиня-чёрными глазами забралась на свою жертву и, отвернув его голову от сестры на себя, начала поспешно вымазывать пальцы в небольшой деревянной баночке, которую она держала в руках. В нос ударил неприятный терпкий запах. Максим сморщился. Он понимал, надо немедленно что-то предпринять. Резко подняв туловище, парень метнулся вперёд и ударил своей головой голову старухи. От удара бабка завалилась на спину. Не теряя времени, извиваясь, как змея, Максим выполз за пределы круга. Ему нужно было как-то освободить руки.

Увидев, что вторая старуха лежит без сознания, лысая бабка резко вытащила руку из живота Юли и подбежала к подруге. Иссиня-чёрные глаза бездвижно смотрели в сторону всё ещё открытой двери. Под головой неспешно расплывалась вязкая лужица крови. Лысая старуха аккуратно приподняла голову подруги. Под ней показался измазанный кровью железный крюк.

– Тамара, – прохрипела лысая старуха и коснулась плеча подруги, чьи глаза продолжали безмолвно смотреть на дверь. – Тамара, – ещё раз прохрипели старческие губы. – Этого не может быть…

Кукла пупс, бездвижно стоявшая рядом, подняла свои глаза на Максима. Пластиковое лицо не выражало никаких эмоций. Только тускло-красные горизонтальные зрачки куклы, похожие на тлеющие угли костра, разгорались со свирепой злобой. Из пупса донёсся удушливый хрип, и он начал медленно шагать по направлению к Максиму. Парень почувствовал, как волосы на голове становятся дыбом. Медленно, прихрамывая на правую ногу, кукла приближалась. Голова Максима судорожно заметалась, глаза быстро осматривали комнату. Окон нет. Из мебели только простой круглый стол и старый буфет, заставленный металлическими колбами. Две двери. Та, которая меньше и в центре стены, – открыта. На столе одиноко лежал нож серповидной формы. Максим скорчился и, собрав все силы, проделал небольшое акробатическое движение, которое позволило вывернуть руки из-за спины и встать на ноги. Изо всех оставшихся сил, прыжками настолько широкими, насколько позволяли связанные ноги, Максим начал двигаться к столу, находящемуся в конце комнаты, рядом со второй, закрытой, дверью обычного размера. Кукла сменила направление и вслед за Максимом, продолжая издавать хриплые звуки, направилась к столу.

Схватив нож, Макс начал судорожно перерезать верёвку. Было неудобно. Несколько раз нож прошёлся по запястьям. Кукла уже тянула к ногам жертвы свои вытянутые детские ручки. Наконец веревка ослабла. Максим сбросил с себя путы и, до того, как хромой пупс приблизился к нему, взобрался на стол.

Для лысой старухи всё замерло. Она не видела ни разъярённого пупса, ни Максима, разрезающего верёвку на ногах, ни истекающую кровью Юлю. Она всё так же сидела рядом с Тамарой.

Перед её глазами стояло молодое девичье лицо. Она снова окунулась в зимнюю стужу сто три года назад. По занесённому снегом двору, одетая в простое серое платье, поверх которого накинут тулуп, София идёт за дровами в сарай. Её голову покрывает тёплый платок, спасая кожу полысевшей головы от едкого мороза. В доме муж и сын. Её старая жизнь. Как же давно это было.

В сарае она увидела лежащую без сознания молодую девушку, полуголую, бледную. Светло-русые волосы безобразно спутаны на голове. Почти не дышит. Внутри всё затрепетало. София взяла лежащий рядом топор. Порезав палец и сев к замерзающей девушке, она провела раненой плотью по бледным губам, а затем, приоткрыв девушке рот, полностью засунула в него истекающий кровью палец. Начав медленно раскачиваться из стороны в сторону, она еле слышно, одними губами зашептала слова. Постепенно лицо незнакомки начало приобретать румянец, её глаза открылись, и София навсегда утонула в иссиня-чёрных глазах Тамары.

– Теперь мы одной крови. Никто, кроме кровных, тебя не сможет тронуть. Не бойся, – проговорила она.

В тот вечер её жизнь навсегда изменилась. В ней появился верный друг. Друг в плохом и чёрном деле. Их стало двое. Она поделилась своим даром, своим проклятьем. В тот же вечер София привела Тамару в свой дом и избавилась от мужа и сына. Она не хотела ждать, обычная жизнь ей опостылела.

Кто мог знать, что её сын, четырнадцатилетний мальчишка, спрятавшийся за кроватью, на глазах которого она расправилась с мужем, успеет чудом сбежать, выживет в лесу, который простирался на десятки километров от их одинокого дома, на самом краю забытой Богом деревушки. Как она могла предугадать, что, спустя сотню лет, её праправнук, её же кровь, убьёт Тамару.

– Родная кровь, – задумчиво прошептала старуха и повернула голову в сторону стонавшей Юли.

Максим держал перед собой вытянутую руку с ножом. Куклы не было видно, она скрылась под столом, который неожиданно резко сдвинулся с места и накренился вбок. Максим упал на пол и оказался лицом к лицу с пупсом, державшим оторванную от стола ножку.

Лысая старуха суетливо подтащила Тамару к Юле. Выдернув нож из правой ладони девушки, она отточенным движением разрезала себе вены на обеих руках и приставила кровоточащие руки ко рту Юли и Тамары. Её губы начали быстро шептать заклинание. Тело Юли приподнялось. Кровь из раны на животе втянулась обратно. Зелёные глаза были широко распахнуты. Она осязала, как холод сковывает её тело, начав свой морозный путь от ног, которых она уже не чувствовала. На глазах выступили слёзы. Юля больше не ощущала боли. Она осознавала, что это конец.

Когда тело лысой старухи, одержимой заклинанием, подалось вперёд, голова Юли склонилась вслед за рукой шептавшей бабки, и она увидела Максима, который взмахнув ножом, пытался отбиться от пупса.

– Максим, – произнесла про себя Юля имя брата, и её глаза закрылись.

Максим пытался задеть куклу ножом, но всё безрезультатно. Каждая попытка заканчивалась промахом. Единственное, что ему удавалось, так это не подпускать пупса близко к себе. Максим прижался к стене и осторожно двигался к закрытой двери под пристальным взглядом преследователя. Он надеялся, что эта дверь ведёт в коридор или ещё куда, и ему удастся выманить куклу из комнаты. Он не знал, что это ему даст, но других идей в голове не было.

Когда рука нащупала дверную ручку, парень взглянул на сестру. Она всё так же лежала в кругу, рука старухи почему-то была у неё во рту… Бледное, безжизненное лицо. По сердцу Максима пробежал холод ужаса. Он боялся подумать, что сестра мертва. Воспользовавшись тем, что жертва отвлеклась, пупс сделал вперёд два шага, которых ему хватило, чтобы его маленькая кукольная ручонка глубоко впилась в ногу противника, схватив его за кость. Пупс резко потянул Максима на себя. Ногу обожгло пламя нестерпимой боли, и парень полетел на пол. Сильно ударившись плечом, он не почувствовал боли, только нарастающую злость. Свободной ногой Максим пнул куклу в лицо. Всё тело пупса дёрнулось. Голова, издав хлопок, слетела с туловища куклы, и её тело замерло. Рука, впившаяся в ногу ослабила хватку, но пальцы продолжали сжимать кость. Максим, как мог, быстро поднялся с пола и, схватив пластиковое туловище, начал бить по нему ножом. Голова куклы, откатившаяся к двери, бездвижно смотрела на то, как Максим пронзает её тело, из которого с каждым новым ударом вытекало всё больше чернил. Вскоре, кровавый костер злости, бушевавший в глазах пупса потух.

Лысая старуха не видела, как к ней подбежал Максим. Она сидела на границе круга, к нему спиной. Голова Юли качнулась в сторону. Губы лысой старухи задрожали, и она со злостным нетерпением смотрела на девушку. В этот момент ведьма почувствовала, как её горло резанула острая нить боли. Бабка с изумлением постаралась развернуть своё тело, чтобы увидеть своего убийцу, но Максим с ещё большей силой, уже во второй раз провёл серповидным ножом по её горлу. В глазах потемнело. Перед ней не пронеслась её жизнь, она даже не думала о Тамаре, единственным туманным маяком в её угасающем сознании была мысль о том, что нужно было догнать и убить четырнадцатилетнего сына.

Когда тело лысой бабки повалилось на пол, упав в лужу Юлиной крови, оставшейся в кругу, Максим сразу же бросился к сестре. Его руки, дрожа, опустились на Юлин лоб. Из глаз парня текли слёзы, комок горечи, сдавивший горло, не дал ему вскрикнуть. Перед ним лежало бледное, иссохшее тело. Максим провёл рукой по седым волосам и, не в силах больше сдержаться, взвыл хриплым плачем. Он не мог, он не хотел в это верить. Самый дорогой человек в его жизни мёртв. Сзади послышалось копошение. Заплаканное лицо Максима повернулось на шум. Над парнем нависло помолодевшее, но всё ещё старческое тело второй старухи. Глаза бабки были закрыты. Она протянула к Максиму свои руки и, неспешно двигаясь на шум его рыданий, пошла к нему навстречу. Максим закричал и, резко встав на ноги, сбил старуху с ног. Руки железным кольцом сомкнулись на её шее и начали душить. Старуха захрипела, её ноги задёргались, что побуждало Максима с ещё большим остервенением сжимать её шею. Он больше не плакал. Все его эмоции, вылившиеся в безграничную злобу, были сконцентрированы на убийстве. Когда тело замерло, Максим начал судорожно искать серповидный нож. Он должен быть уверен в её смерти. Нож так и остался в горле лысой старухи, как и рука мёртвого пупса в ноге Максима. Его руки, вытащив клинок, направили лезвие в тело воскресшей ведьмы. С безжалостной лёгкостью лезвие начало впиваться в человеческую плоть. Максим наносил удар за ударом, пока помолодевшая кожа второй старухи не укуталось в кровавое одеяло.

Злость, управляющая его руками, постепенно угасала. Нанеся ещё один удар, Максим не смог больше поднять рук. Слёзы снова покатились по щекам, смывая кровавую маску с лица. В комнате было тихо. Максим посмотрел на только что убитую ведьму. Кровь на её теле начала закипать, покрыв мёртвую бабку бисером маленьких пузырьков. Голова вздрогнула и старуха неожиданно подняла веки. На Максима смотрели яркие обжигающе-зелёные глаза Юли. Волосы старухи почернели, капли горячей крови, стекавшие с тела, смывали старческие морщины, кожа начала разглаживаться дальше, и, спустя какое-то мгновение, перед братом уже лежало обнажённое тело сестры с ножом в левой груди, который туда отправил его последний удар. Оцепенев, Максим с приоткрытым от ужаса ртом смотрел на Юлю.

– Не повезло ей, умерла от руки брата, – услышал он за спиной сиплый голос. Оборачиваться не было сил.

– Надо было убедиться, что мой сын мёртв, тогда бы вы даже не родились, ну да чёрт с ним, что случилось, то случилось…

Перед глазами Максима появились старушечьи ноги, оставившие за собой кровавые следы. Ему не хотелось смотреть на неё. Максим отвернулся и взглянул в круг. В нём на месте сестры лежала вторая колдунья. Её тёмные открытые глаза задумчиво смотрели в потолок.

– Сильная у тебя сестра, – продолжила лысая ведьма, массируя вымазанной в крови рукой почти затянувшийся порез на горле. – Думала, получится поменять их телами. Получилось. Только сознание умерших уже не оживить, – старуха замолчала.

– Тамары не стало, а девчонка смогла ожить в чужом теле. Воля к жизни у нас с ней одинаково сильна.

Снова повисла тяжкая пауза. Сиплый голос бабки выдавал ноты горечи. Внутри она проклинала Юлю за то, что ей удалось выжить, ненавидела Тамару за то, что она оказалась такой слабой. Ругала подругу за то, что она оставила её одну. Тоска уже терзала её нутро, заставляя вспомнить привкус одиночества, которое она ощущала рядом со своим мужем. Ведьма ругала себя за то, что заклинанию не удалось воскресить Тамару. Но это было невозможно. Старуха знала, что мёртвых не вернуть к жизни. Никакое колдовство на это не способно. Но понимать этого она не хотела. Упав в лужу Юлиной крови, родной крови, ей удалось спасти лишь себя.

– Твоя сестра проделала удивительный путь… – голос старухи немного окреп. – Спасибо тебе, не придётся тратить на неё время, тем более, кровь свою она мне уже отдала. Родную. Целебную, – старуха слизала с руки остатки крови и сделала шаг к Максиму. – Теперь твоя очередь, сынок, – дряблая рука схватила горло парня, и цепкие пальцы вцепились в кожу. Сопротивляться было сложно, руки лысой старухи были настолько сильны, что под их напором Максим, повалившись на пол, почувствовал, как силы покидают его. Бабка яростно душила своего праправнука. На этот раз она не могла допустить промаха. Все родственники должны быть мертвы.

В глазах рябило. Перед неясным взором Максима был лишь яростный взгляд старой ведьмы, которая с дьявольским остервенением пыталась его убить. Яростный взгляд зелёных глаз. Таких же, как у Юли. Когда сестра злилась, у неё так же сужались глаза, так же морщился лоб. Юля никогда бы не простила брату, что он так легко сдался. Без боя.

Ощутив сильный толчок в живот, бабка ослабила хватку. Максим нанёс ещё один удар коленом, и уже он был сверху, держа в руках дряблую шею.

Старуха с трудом шевелила губами, силясь произнести заклинание. Максим ещё сильнее сдавил горло, и вместо слов из старухи вырвался гортанный хрип. Парень оттащил отбивающееся тело к стене и, собрав всю силу, начал бить голову ведьмы об стену. В его спину впились острые, как бритва, ногти, но Максим не обращал внимания на боль.

Он не знал, на самом это деле или ему кажется, но в голове кто-то усиленно работал молотком, отбивая учащённые удары, сообщая о том, что сердце старухи продолжает биться. Это заставляло Максима всё сильнее и сильнее бить её голову об стену. С очередным ударом череп хрустнул. После следующего удара по стене потекла кроваво-белёсая жижа. Звонок в дверь стал последним аккордом происходящего. Его единичный долгий гудок слился с последним выдохом старухи. Молоток в голове умолк, и Максим выпустил из своих рук старческое тело.

Едва держась на ногах, обнажённый парень подошёл к двери. Не посмотрев в глазок, Максим повернул щеколду своей окровавленной рукой и открыл дверь. На пороге стояла девушка в грязном, порванном красном платье.

Всё её лицо покрывали порезы. Правая скула вдавлена, на глазах застыла кровавая пелена. Из некоторых порезов торчали маленькие разноцветные осколки стёкол. Девушка невидящим взглядом посмотрела на Максима и протянула к нему сложенные ладони, в которых лежал маленький, кровавый комочек человеческого зародыша.

– Позовите мою подругу, Ольгу, я пришла вернуть ей ребёнка.

Из глаз Максима катились слёзы.

Девушка замолчала. Её слепые глаза, не моргая, посмотрели куда-то в сторону правого плеча Максима.

– Ты плачешь? – после небольшой паузы спросила девушка.

– Да.

– Почему?

– Я убил свою сестру.

– А я свою подругу. Не плачь. Мы все совершаем ошибки.

Обнажив осколки белых зубов, девушка попыталась улыбнуться.

– Не вини себя, просто мы все оказались не в том месте и, наверное, не в то время, – с тоской в голосе проговорила она.

Максим продолжал молча глотать свои слёзы.

– Не плачь, пойдём со мной, нам пора, – Аня аккуратно переложила комочек зародыша в правую руку и, приложив его к сердцу, протянула левую руку Максиму.

– Хуже не будет, обещаю.