8 этаж
Шёл ливень. Павел спешил домой. Ледяные дождевые капли стучали по его спине. Мужчина не чувствовал надетых вещей. Рубашка полностью прилипла к телу, потеряв свой бледно-розовый цвет. Это был очередной, аномально-холодный августовский дождь, который неожиданно плотно окутал город своими непроницаемыми нитями воды. Казалось, даже остатки листьев, которые ещё не опали и редкими клоками торчали на ветках, спешили побыстрее пасть с деревьев и оказаться в мусорном пакете, лишь бы не попасть под его колкие струи. Павел вбежал в подъезд. Он опаздывал на восьмилетие своего сына. Ожидание лифта раздражало его всегда, но в этот момент особенно.
Войдя в квартиру, мужчина облегчённо вздохнул. На праздничный торт он успел. Жена, осторожно передвигаясь по прихожей с огромным тортом в виде большой красной машины из любимого мультика сына, увенчанным восемью свечами, на подносе в руках, укоризненно посмотрела на мужа. Но уже через секунду её взгляд смягчился, и родители с улыбками внесли угощение в гостиную, набитую детьми.
– Папа пришёл! – виновник торжества вскочил со стула и подбежал к отцу.
– С днём рождения, заяц! Пойдём загадывать желание! – Павел с улыбкой потрепал сына по голове и повёл обратно к праздничному столу.
Детишки дружно галдели, именинник сосредоточенно смотрел на свой торт, Павел обнял жену и медленно поглаживал её по восьмимесячному животику. Его мысли прервали детские крики: пять, четыре, три, два, один!!! Семён задул свечи и, улыбаясь, посмотрел на родителей.
Вечером в гостиной Валентина поудобнее расположилась в кресле и продолжила вязать пинетки для будущей дочки. Семён уже спал. Павел вошёл в гостиную с мокрыми после душа волосами. Высокий рост, спортивная фигура, светло-русые волосы, резко выделяющиеся скулы на мужественном лице. Он всегда был для неё идеалом.
– Как будто снова попал под дождь… – тихим голосом проговорила жена.
Павел нежно улыбнулся и, присев на корточки, начал гладить её колени.
– По-моему, день рождения удался, – Валентина была спокойна и счастлива. Ей удалось организовать один из лучших праздников для её первенца, любимый мужчина рядом, скоро в их жизни появится ещё один член семьи. Она хотела такую жизнь. Хотела быть любящей женой, идеальной домохозяйкой, заботливой матерью двоих красивых детей. Мальчика и девочки. Семёна и Натальи. Имена были выбраны ею давно, ещё в студенчестве. Всё это у неё было.
Раздался звонок. Муж с женой посмотрели на телефон. Из радиотрубки послышался щелчок.
«Пять. Семь. Восемь. Ноль», – проговорил из динамика женский голос. Было похоже, что говорит диспетчер.
«Пять. Семь. Восемь. Ноль», – снова, как из радиоприёмника, повторили из трубки. Голос был похож на человеческий, но в то же время всё естество супругов говорило им, что это не так. Голос поддельный. Фальшивый. Он имитирует человеческие интонации.
Снова раздался щелчок. «Пять, семь, восемь, ноль», – повторил голос, став похожим на эхо, эхо, передающее страшное послание из недр прошлого. Послание, звучащее нотами человеческого голоса, сыгранными на неведомом инструменте в безлюдном пространстве пустоты, искажённое волнами радиоприёмника, внушающее страх.
«Пять. Семь. Восемь. Ноль».
Вновь прозвучал щелчок, и наступила тишина. Павел с Валентиной посмотрели друг на друга. Почему-то стало страшно.
7 этаж
Пётр уже час не мог решить уравнения по математике. Мальчик нервничал. Его рука крепко сжала клок волос на голове, и со стороны было похоже, что ребёнок пытается его выдернуть. В глазах блестели слёзы.
«Зачем он постоянно кричит на меня!!! Не могу я решить эти задачи, и что?!!»
«Семь «икс» в кубе «игрик» минус семь «а» в кубе «б» в седьмой степени плюс семь». Уже в сотый раз прочёл мальчик уравнение для семиклассников. Пальцы разжали волосы на голове и опустились к бровям.
– Ты закончил?! – раздался недовольный голос отца.
– Нет ещё!!! – крикнул в ответ Петя и дёрнул за пучок бровей. Один раз, второй, третий… Пока в его пальцах не оказался небольшой клок волосков. – Чёрт возьми!!!
«Семь «икс» в кубе «игрик» минус семь «а» в кубе «б» в седьмой степени плюс семь».
Мальчик взял лежащий на столе плеер, надел наушники и нажал «илей».
В дверь постучали. Пётр не услышал отцовский стук и продолжал смотреть в учебник, слушая музыку. Пальцы больше не дёргали брови. Они были сжаты в кулак, который врезался в раскрасневшийся лоб. Голову словно залили железом. Решение не шло. Если у него не получится, отец снова будет кричать. Любимая музыка не успокаивала.
Слава вошёл в комнату и, увидев, что сын сидит перед учебником в наушниках, пришёл в ярость. Мгновение спустя наушники были содраны, плеер полетел в стену.
Слава любил своего сына. Старался быть ему и матерью, и отцом. Отказывал себе, чтобы у сына было всё. Но когда речь заходила о школьных уроках, он впадал в бешенство от того, что его ребёнок не может справиться с элементарными, по его мнению, задачами. Слава ничего не мог с собой поделать. То, как он кричал на Семёна, слышали все соседи.
– Какой же ты тупой!!! – уже не первый раз за вечер заорал на ребёнка отец. Мальчик захлёбывался своими слезами. Он ничем не мог возразить. Оставалось терпеть и ждать. Ждать, когда наступит завтра, когда ЕГО не будет дома. Когда в квартире будет тихо и спокойно.
Как он мечтал сбежать, мечтал жить без отца. Ненавидя ЕГО, сын каждый день представлял, как с НИМ что-то случается, как ОН попадает под машину, как ЕГО до смерти забивают хулиганы, как ОН не будет на него кричать, как ЕГО рука больше не поднимется для удара.
Чтобы не чувствовать боль от отцовских ударов, мальчик придумал хитрость. Перед тем как садиться делать уроки, Пётр надевал на себя несколько футболок, оставляя сверху ту, рукава которой были длиннее. Отец ни разу этого не заметил. Сейчас, во время очередного удара отца по спине, мальчик думал о том, что правильно сделал, когда сегодня надел на одну футболку больше.
Дверь, едва не слетев с петель, захлопнулась. Петру были даны 20 минут на решение задач.
Дрожащими руками мальчик поднял плеер. Он не разбился. Отыскал наушники. Включил прерванную песню.
– Мне надо успокоиться, – сказал сам себе ребенок.
Музыка странно зашипела. Голос исполнителя начали прерывать помехи.
«Пять. Семь. Восемь. Ноль», – зазвучал женский голос.
«Пять. Пётр. Семь. Славу. Восемь. Через восемь минут. Ноль. Убил».
«Пять. Семь. Восемь. Ноль».
«Пять. Пётр. Семь. Славу. Восемь. Через восемь минут. Ноль. Убил».
«Пять. Семь. Восемь. Ноль», – женский голос перешёл в вкрадчивый шёпот.
Слава услышал крик сына. Отец посмотрел на часы. Время ещё не вышло. Он направился в комнату Петра. Дверь была открыта, сквозняк обдувал лицо из настежь распахнутого окна. Мужчина опешил. К монитору компьютера на скотч была приклеена записка с неровным детским почерком: «Я тебя ненавижу».
Слава кинулся к окну и посмотрел вниз. В этот момент из-под кровати вылезла рука, затем голова Петра. Мальчик бесшумно выполз и, подкравшись к отцу, подхватил его ноги и поднял вверх.
5 этаж
Маленькой Полине не спалось. Пятилетняя девочка потёрла кулачками глазки и посмотрела на большие электронные часы, стоящие на её прикроватном столике. Вместо привычных чисел на экране бегущей строкой сменяли друг друга цифры: 5,7,8,0… 5,7,8,0… 5,7,8,0…
По телу ребёнка пробежал мороз, сковавший её тело. После мимолётного оцепенения, все мышцы напряглись, словно тетива лука. Девочка продолжала заворожённо смотреть на свои часы.
5,7,8,0… 5,7,8,0… Зашептал ей кто-то на ушко. Голос был мужской, грубый, тихий настолько, что казалось, будто он убаюкивает. Доносится издалека. Из тёмной пещеры, в которой гномы искали горшочки с золотом, как в сказке, которую ей сегодня читала мама перед сном.
5.7.8.0…
Стрела сорвалась с тетивы. По квартире разнёсся визг. Бьющееся в конвульсиях тело девочки, как выпущенная стрела, молниеносно выскочило из кровати и подбежало к стене. Остановившись, Полина судорожно провела ладонями по гладкой поверхности.
5.7.8.0.. Продолжал шептать голос. На этот раз он говорил с девочкой ехидно, стал ещё тише. Он уже не шептал в маленькое ушко ребёнка, голос прокрался внутрь, засел в голове и колокольным звоном разливался отравляющим ядом по всему телу.
Ладошки Полины, скрестившись друг с другом, остановились в одной точке и со всей силой, что была в её маленьком теле, начали бить о стену. Со стороны казалось, что тело пятилетнего ребёнка одержимо невидимой силой, которая пытается пробиться сквозь преграду. Полина продолжала наносить удар за ударом по стене. В одну точку. Целенаправленно. Она пыталась пробиться в свою пещеру, к своему горшочку с золотом.
Её кучерявые локоны метались из стороны в сторону. Когда руки были сбиты в кровь, Полина начала биться головой. В стене постепенно образовывалась небольшая щель. Полина была близка к цели. Её маленькие пальчики потянулись к отверстию и начали скрести по кирпичной стене. Цементная крошка, перемешанная с кровью и обломками ногтей ребёнка, соскабливалась со стены и падала к босым детским ногам. Неожиданно девочка застыла на месте. Она смотрела в выбитую щель. Из щели на девочку смотрел одинокий глаз. Глаз не моргал.
В комнату ворвались перепуганные мама и бабушка. Полина никак не отреагировала на их появление. Она всё так же стояла на месте и пристально смотрела в глаз. Бабушка подошла к внучке и, посмотрев на стену, остановилась рядом. Через мгновение мама, бабушка и внучка, как куклы, поставленные ребёнком на полку, стояли рядом друг с другом и смотрели на щель в стене.
Глаз моргнул. Раз. Второй. Третий. Четвёртый. Пятый. После пятого моргания веки остались открыты. После короткого перерыва глаз моргнул семь раз. Потом восемь. И снова застыл. Он говорил с людьми на своей азбуке Морзе.
Комната загудела. Куклы ожили и начали метаться по комнате.
Пять семь восемь ноль. Раздался едва слышный лукавый шёпот. Цифры отталкивались от стен и разносились по всей квартире. Стены начали вибрировать, покрывшись невидимой рябью. Шёпот разбился на эхо из сотни голосов, каждый из которых вторил куклам одно и тоже.
Пять. Семь. Восемь. Ноль.
Пять. Семь. Восемь. Ноль
Мать Полины в слезах подбежала к зеркалу, из которого на неё посмотрело лицо растерянной и напуганной женщины. Волосы растрёпаны. Губная помада растёрта по подбородку. Женщина вскрикнула и сразу же закрыла себе рот рукой. Заглушила крик. Она не должна кричать.
Пять.
Семь.
Восемь.
Ноль.
Бабушка подбежала к дочери. Приложив к её уху ладони, старушка начала быстро шептать, указывая на Полину. Её серые глаза, не шевелясь, смотрели на внучку. Лицо больше не выглядело растерянным. Оно было сосредоточенным. Казалось, что бабушка объясняет своей дочери очевидные вещи, которые необходимо быстро сделать.
Пять.
Семь.
Восемь.
Ноль.
Мать Полины в спешке побежала в спальню, достала из шкафа дорожную сумку и начала набивать её вещами, которые она, не разбирая, вытаскивала с полок, в то время как бабушка, прибежав в гостиную, открыла первый ящик комода и достала паспорта. Маленькая Полина тоже занималась сборами. Дрожащими, разбитыми в кровь ручками девочка очень быстро отворачивала головы своих кукол к стене. Игрушки, у которых голова не поворачивалась, девочка бросала под свою кроватку.
– Поля, золотце моё, ты готова?!! – крикнула мама из своей комнаты, застёгивая сумку.
– Да, мам! – голова девочки вертелась по сторонам, рассматривая свои игрушки, проверяя, всё ли в порядке.
Мама Полины подошла к кроватке, в которой спал её пятимесячный сын. Взяла малыша на руки и поспешила выйти из комнаты.
Семья собралась в гостиной. Стены квартиры продолжали вибрировать, отрекошечивая друг от друга шёпот.
Пять. Семь. Восемь. Ноль
Мать передала внука бабушке на руки и побежала в комнату за сумкой.
– Ты взяла паспорта?! – дрожащим голосом спросила у старушки женщина, возвратясь с большой дорожной сумкой.
– Да! Давай скорее!
Женщина распахнула настежь обе оконных створки. Старушка с внуком на руках проворливо забралась на подоконник.
– Полечка, давай, – подтолкнула мама дочку.
Когда девочка оказалась рядом с бабушкой и своим маленьким братом у раскрытого окна, мама Полины, с дорожной сумкой через плечо, сама залезла на подоконник.
– Ты готова? – бабушка посмотрела на дочь и крепче прижала к себе спящего внука.
– Пять, семь, восемь, ноль, – одними губами прошептала старушка, и семья, схватившись за руки, сделала шаг в пустоту.
Сосед, вышедший покурить на балкон, облокотившись локтем на перекладину, молча смотрел на людей стоящих на подоконнике открытого окна. Сигарета, которую он закурил несколько секунд назад, медленно тлела во рту от дувшего в лицо ветра. Когда его голова опустилась вниз, следя за полётом соседей из 57 квартиры, мужчина закричал своей жене: – Скорую!!!
Отец Полины возвращался домой. Пятница, Владимир, как всегда, задержался на работе. Глава семейства припарковал машину и с кейсом в руках направился к дому. Вся его семья: жена, тёща и двое детей в буквальном смысле упали к его ногам.
– Скорую!!! – продолжал в это время кричать сосед жене.
Гул в 57 квартире резко стих.
– Что случилось?! – Жена выключила работающую над плитой вытяжку.
– Т-там наши соседи из окна выбросились! – заикаясь ответил муж.
– Как выбросились?!
Вытяжка снова заработала. По кухне пронёсся гул, среди которого, как эхо, затерявшееся в песочной буре, доносился шёпот мужчины.
Каждый раз, повторяя один и тот же набор цифр, шёпот потрескивал, как сухие поленья на разгорающимся огне.
Пять, семь, восемь, ноль.
Пять, семь, восемь, ноль.
Супруги безразлично посмотрели друг на друга. Муж закрыл дверь на балкон, жена закрыла дверь в кухню и выключила огонь на плите. Не взяв спичек, женские руки вновь включили все четыре конфорки. Повеяло сладковато-едким запахом газа. Муж с женой сели за кухонный стол, сложили перед собой руки и опустили головы вниз.
8 этаж
Павел открыл глаза.
Уже второй день подряд он просыпался мокрым от пота. Мужчина посмотрел на спящую рядом жену. Её умиротворённое лицо лежало на сомкнувшихся ладошках.
Павел моргнул.
Его рука потянулась за мобильником. С телефона на одеяло упал какой-то маленький предмет. Присмотревшись, Павел увидел кнопку с цифрой пять. Она выпала из клавиатуры телефона.
Мужчина быстро вскочил с кровати и начал собираться на работу. Он не услышал сигнала будильника. Нужно было торопиться, чтобы успеть завезти сына в школу.
Когда Валентина проснулась, мужа с ребёнком уже не было. Женщина с трудом поднялась и, полусидя, облокотилась на спинку кровати, держась рукой за живот.
– Ну вот, доченька, начался наш новый день! Сейчас пойдём, почистим зубки и сразу завтракать! – говорила Валентина, поглаживая живот правой рукой.
День будущей матери проходил как обычно. После лёгкого завтрака, Валентина открыла форточки, чтобы проветрить квартиру. Надела тёплое шерстяное платье, сверху которого накинула кожаную куртку. Обула мокасины и отправилась на прогулку. Женщина, когда никого не было рядом, легко и быстро умела себя одеть. Она уже давно срослась со своим животом и считала его такой же частью своего тела, как руки, ноги, голову. Живот не мешал и не сковывал её движений, а лишь предавал им аккуратность и мягкость. Но когда рядом находился муж, будущая мама не упускала возможности издать магически усталый вздох. Павел сразу подбегал к своей беременной жене и начинал помогать. Особенно Валентина любила, когда муж завязывал шнурки на её кроссовках.
Будущая мама вышла из подъезда. Тучи заволокли небо, окрасив улицу в серые тона. Во дворе было много людей с озабоченными лицами. Валентина не стала предавать этому значение. Только положительные эмоции!!! Так сказал её доктор в начале беременности, и она следовала этому совету каждый день. Проходя мимо остановки, взгляд Валентины упал на приклеенный листок бумаги с объявлением: «Психолог. Каждому хочется, чтобы его выслушали». «Интересно, много ли у него клиентов», – подумала женщина. Городок не очень большой, и она сомневалась в популярности услуг такого рода. В подтверждение того, что клиенты у неизвестного психолога всё же были, к объявлению подошла невысокая девушка в красном платье. Валентину смутил её неопрятный внешний вид. Складывалось впечатление, будто девушка уже давно не меняла одежду и, судя по грязной голове, не принимала душ. Трясущимися пальцами незнакомка оторвала телефонный номер с объявления и, спрятав его в сумочку, не спеша продолжила свой путь вниз по улице.
Купив в магазине молока и фруктов, Валентина направилась в сторону дома. Первое, что ей бросилось в глаза, это пять гробов, стоящих в один ряд.
– Что случилось?! – спросила она у проходящей мимо старушки.
– Семья из окна выбросилась, из 57. Мама, бабушка и детки маленькие. А крайний гроб, это сосед из 58. Он с женой думал газом отравиться. Жену спасли, а его нет. Лёгкие видно подвели, курил-το он, как паровоз! Ох! Деток-то как жалко! – старушка достала из кармана носовой платок и отошла в сторону.
Чувство страха вновь посетило Валентину. Она глубоко вздохнула и, стараясь не смотреть на стоящие рядом друг с другом гробы, быстро вошла в открытый подъезд.
Павел возвращался домой на метро. Ему пришлось воспользоваться подземкой из-за того, что какой-то псих проколол ему все четыре колеса. Возиться с машиной не хотелось, и Павел решил оставить свой старый Форд на рабочей стоянке.
Он был рад, что в городе ещё функционирует метро. Из-за сокращающегося в последнее время количества жителей метрополитен решили закрыть. Справиться с пассажирским потоком, по мнению администрации города, мог и общественный транспорт, тем более проблема пробок решилась сама собой: меньше жителей, меньше машин.
В подземке было душно.
Павел с трудом дотягивался рукой до поручня.
Поезд громыхал по рельсам с такой силой, что мужчине начало казаться, будто по железным путям со всей силы молотят огромными кувалдами неведомые существа. Колёса сметают на своём пути этих существ, но, наезжая на оставленные ими молоты, подпрыгивают на рельсах, отчего вагон начинает трясти ещё сильнее.
Павел попытался ослабить узел галстука. Голова была чугунная. Его раздражение росло. Из приёмника раздался голос диктора: Станция… Объявление потонуло в треске помех. Голос диктора дрогнул и исказился. Приёмник зашипел. «Пять. Семь. Восемь. Ноль», – прорезался сквозь треск глухой мужской голос. Дыхание Павла участилось. «Осторожно, двери закрываются, продолжил диктор. Следующая станция… Пять. Павел. Семь. Семью…»
Мужчина закрыл ладонями уши. Он ничего не хотел слышать. Эти проклятые цифры преследовали его целый день. Они были повсюду! Присутствовали в комбинации номеров телефонов, смотрели на него с циферблата часов, напоминали о себе выпавшими кнопками из компьютерной клавиатуры. Сегодняшний обед в столовой обошёлся ему в 578 рублей, 0 копеек. Мужчине казалось, что он медленно сходит с ума.
Набирая скорость, поезд грохотал всё сильнее.
«Пять. Семь. Восемь. Ноль», – продолжал говорить диктор.
Павел посмотрел на пассажиров вокруг. Каждый сидел в своей скорлупе. Никто не смотрел в его сторону, и было похоже, что никто не слышит этого проклятого голоса. Никому не было дела друг до друга.
Вагон качнуло из стороны в сторону. Людская масса резко накренилась вправо, затем влево. Павел разжал уши и схватился за поручень. Его голова опустилась вниз, и мужчина увидел мальчика, сидящего на коленях своей матери. Малыш внимательно смотрел на его левое плечо. Его губы зашевелились.
– Пять. Семь… – начал медленно шептать ребёнок. Его лицо исказила злая улыбка. Он немного склонил голову и исподлобья продолжал смотреть на мужчину.
– Восемь…
Не став слушать дальше, Павел начал прокладывать себе дорогу к выходу. Поезд остановился. Как можно скорее мужчина вышел из вагона и окинул взглядом локомотив. Оказалось, что остальные вагоны были пустыми. Пассажиры по какой-то неведомой причине заходили именно в тот, в котором ехал он. Поезд продолжал стоять на станции. Через несколько секунд на платформу вслед за Павлом вышли практически все пассажиры. Люди быстро распределились по пустым вагонам. Зазвучал голос диктора: осторожно, двери закрываются… Поезд со скрипом двинулся с места.
Павел почесал ладонью лоб.
Происходящее начало его угнетать.
Мужчина был уверен, что все настроены против него. Стиснув от злости зубы, Павел быстрым шагом поспешил к выходу из подземки. Когда ему осталось пройти через парапеты, которых он боялся с детства, Павел как вкопанный остановился, пропуская вперёд других пассажиров. Именно на нём турникеты почему-то всегда захлопывались, больно ударяя по ногам. Перед выходом образовалась небольшая очередь. Она быстро сокращалась. Вот перед ним осталась всего одна женщина. Послышался крик. Вместо турникетов выскочили огромные железные лезвия, похожие на те, которые с лёгкостью отсекали головы приговорённым на гильотине. Лезвия с лязгом сомкнулись. Женщина упала. По полу сразу же начали расползаться в разные стороны алые струи крови. Следующим пройти через парапеты должен был Павел. Он с ужасом смотрел на каменный пол.
Кровавые ручейки обтекали стороной его ноги, направляясь к ступеням. Быстро добравшись до цели, кровавая вода начала медленно переливаться вниз. Кап-кап…
Павел проснулся. Он снова вспотел. Звуки бьющихся капель, словно удар гонга, разносились по его голове. Кран на кухне. У Павла никогда не было времени его починить.
Пять.
Зашептал кто-то мужчине на ухо. Голос был лукавый, заговорщический.
Семь.
Очередная капля молотом ударила о наковальню.
Восемь.
Продолжали шептать в правое ухо.
Ноооль.
Последнюю цифру голос протянул дольше остальных.
В горле пересохло. Очень захотелось пить. Мужчина резко вскочил с кровати и босыми ногами направился на кухню. Набрав стакан воды из-под крана, Павел начал жадно делать глотки. Но что-то мешало. Что-то застряло в горле. Стакан выпал из рук и разбился, мужчина закашлял. Его пальцы залезли в рот и начали скрести по языку, проникая глубже к горлу. Наконец Павел что-то нащупал. Он посмотрел на свою руку и увидел в ней небольшой клок длинных волос.
– Какого чёрта!
Мужчина зажёг свет над столешницей. Его внимание сразу же привлёк маленький топорик, лежащий на краю стола, возле мойки. Раньше этот инструмент принадлежал его отцу. Когда Павел был ребёнком, родители держали на даче большое хозяйство. Мясо семья никогда не покупала, раз в месяц отец зарубал свинью. Этим небольшим топориком он всегда рубил на небольшие куски замороженное мясо свиной туши, для того чтобы маме было удобнее готовить.
Это ответ. Павел сразу всё понял.
– Пап… – У входа в кухню стоял сын.
– С-сынок, ты проснулся? – Павел запнулся. Он не ожидал кого-то увидеть в этот момент.
– Ты что-то разбил? – Мальчик зевнул.
– Не хотел тебя разбудить, прости… – Мужчина краем глаза посмотрел на топор.
– Я хочу пить.
– Иди в свою комнату, – Павел подошёл к сыну и развернул его к кухне спиной. – А я сейчас принесу тебе молока.
Ребёнок, ещё раз зевнув, медленно направился в свою комнату. Павел достал новый стакан, налил в него молока и перед тем, как поставить подогревать молоко в микроволновку, тихонько подбежал к спальне и прикрыл дверь, чтобы не разбудить жену.
Когда молоко подогрелось, он достал из шкафчика коробку с лекарствами. Взяв из неё небольшой пузырёк со снотворным, мужчина добавил несколько капель в молоко.
– Ну вот, держи. Пей. – Отец сел к сыну на кровать. Мальчик сделал несколько глотков.
– Так спать хочется, что лень молоко пить, – сонным голосом сказал Семён. – И пить тоже хочется.
Павел улыбнулся. Он наблюдал, как сын допивает молоко.
– Держи, пап, – мальчик протянул пустой стакан.
– Ложись, – отец поставил стакан на пол и накрыл сына одеялом.
– Спокойной ночи, папуль, ты у меня самый лучший, – уже засыпая, пролепетал Семён.
Павел застыл над кроватью своего ребёнка. Его губы дрогнули, и лицо исказила болезненная улыбка.
Он вышел из комнаты. Постояв несколько секунд в тёмном коридоре, Павел направился в ванную комнату и, включив воду, попробовал рукой её температуру. Не слишком горячая, именно то, что нужно.
Когда ванна наполнилась наполовину, отец убавил напор воды и вернулся обратно к сыну. Семён спал. Мужчина взял ребёнка на руки. Войдя в ванную комнату, отец аккуратно опустил сына в воду и перекрыл кран.
В квартире снова стало тихо. Был слышен лишь шум небольших волн, которые плавно расплывались от тела спящего ребёнка по замкнутому пространству ванны и легонько бились о её чугунные стены. Павел подошёл к небольшому шкафчику, который висел рядом с зеркалом над раковиной. Открыл его и, немного покопошившись, достал лезвие.
Его лицо было спокойным. Павел присел на корточки рядом с сыном и начал водить ладонью по воде, внимательно рассматривая лицо своего первенца. Ладонь полностью окунулась в воду и достала левую руку мальчика. Лезвие скользнуло по коже, оставив после себя кровавую борозду. Когда рука обратно опустилась в воду, красный след на мгновение исчез, но быстро появился снова. Вода начала менять цвет. Через мгновение лезвие скользнуло по правой руке мальчика.
Павел поднялся, положил лезвие в раковину, склонился над лежащим в воде ребёнком и поцеловал его в лоб.
– Спи, заяц.
Вернувшись на кухню, мужчина взял топор и направился в спальню.
Ему ни разу не доводилось пользоваться этим топором. В детстве ему не разрешал отец, потом в этом не было необходимости, потому что родители устали держать живность. Павел даже не помнил, что этот топор сейчас находится у него.
Мужчина тихо вошёл в спальню и, остановившись у кровати, посмотрел на спящую жену. Окна были занавешены, и тусклый уличный свет едва проникал в комнату. Постепенно стало светлее. Это луна выглянула из-за туч и блеклым лучом-прожектором через небольшую щель, оставшуюся на стыке занавесок, прокралась в спальню, к телу спящей женщины. Луч света скользнул на кровать, медленно подкрался к ногам Валентины и неспешно начал подниматься вверх, давая Павлу ещё раз изучить и без того знакомые изгибы её тела. Окончив экскурсию, луч перебрался на стену и, добравшись до потолка, растворился. Комната снова погрузилась в полумрак. Взгляд Павла, следовавший за лучом, остановился на лице жены, затем опустился немного ниже. Мужчина разглядывал её шею.
Его рука замахнулась, но первый удар был нанесён мимо. Лезвие топора вонзилось в ключицу.
Жена проснулась. На её лице смешались боль, ужас, непонимание.
Павел вытащил топор. Это оказалось не так просто сделать, как он думал. Мужчина замахнулся второй раз и попал в шею. Крик стих. Последовал третий удар, потом четвёртый. После пятого удара голова жены скатилась к его босым ногам. Капельки крови оросили его лицо. Их было немного. Некоторые даже были похожи на родинки. Продолжая держать топор, Павел сорвал платье с оставшейся лежать на кровати части женского тела и посмотрел на живот.
По дороге одиноко шёл мужчина. С каждой минутой его фигура всё отчётливее прорисовывалась на фоне светлеющего багрового неба. В левой руке мужчины был крепко сжат узел от чёрного мусорного пакета, который волочился вслед за ним. Сзади мужчины виднелся лес и безлюдное шоссе. По левую руку одинокого путника тянулся железный забор, огораживающий территорию взлётной полосы городского аэропорта от проезжей части. Голова мужчины повернулась вбок и посмотрела на предрассветное небо, в высь которого с определённой периодичностью взлетали самолёты.
Проводив взглядом взлетающий лайнер, мужчина опустил голову, продолжая не спеша идти. Через несколько десятков шагов мусорный мешок протёрся, и на асфальте появился влажный, тёмно-красный след с непонятной жижей. След тянулся за несостоявшимся второй раз отцом. Неспешно пройдя ещё несколько метров, мужчина сошёл с шоссе и направился к деревьям, растущим на обочине. Кровавый след сменил направление вслед за ним. Мужчина разжал руку с узлом и выпустил пакет. Сев на землю и облокотившись об ствол дерева, он вытянул вперёд стёртые в кровь ноги. Его руки судорожно дрожали.
Павел достал из кармана штанов мобильный телефон, который он зачем-то взял, когда выходил из квартиры. Набрав номер жены, мужчина вновь посмотрел на небо. Очередной лайнер с гулким рёвом пронёсся мимо него.
В телефоне пошли гудки, потом раздался голос автоответчика.
– Дорогая, – вздохнул Павел. – Прости меня, я не хотел, это они мне нашептали…
Мужчина заплакал.
Отшвырнув телефон в сторону, он потянулся за мусорным мешком. Взяв его аккуратно в руки, словно это новорождённый ребёнок, Павел начал медленно покачивать его в руках.
– Доченька моя, хорошая, прости меня, они мне нашептали… Родная моя, красавица моя… Прости меня… Умница моя… Прости… Они мне нашептали…