Глава 1. МОРСКАЯ КОНТРРАЗВЕДКА РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

В начале XX века Россия не располагала своей специальной контрразведывательной службой, способной оказывать сопротивление иностранным разведывательным службам. Отсутствовала контрразведка и в структуре морского ведомства страны. Процесс формирования и становления контрразведки в российском Военно-морском флоте занял не одно десятилетие и прошел путь более сложный, чем при организации соответствующей структуры в армии.

В апреле 1906 г. при создании Морского генерального штаба России в его составе было основано отделение иностранной статистики, первостепенные задачи которого заключались в сборе информации о строительстве и планах использования морских сил потенциальных противников России, а также в руководстве деятельностью военно-морских агентов (атташе) в Швеции, Германии, Италии, Турции и некоторых других странах. Созданное отделение, а также аппараты военно-морских агентов наряду с разведкой уделяли внимание выявлению организаций и лиц, осуществлявших подрывную работу против российского флота. Вместе с тем специфика деятельности настоятельно требовала формирования специального органа, который занимался бы исключительно контрразведывательными функциями.

Конкретные предложения по созданию такого подразделения были озвучены в марте 1909 г. на межведомственном совещании представителей Главного управления Генерального штаба, Морского генерального штаба и Департамента полиции МВД России. В повестке дня стоял только один вопрос — борьба с иностранным шпионажем. В результате прошедших после этой встречи рабочих совещаний был подготовлен и в апреле 1911 г. утвержден закон, в соответствии с которым контрразведка была выделена в самостоятельную структуру. В этом законе, впрочем, и речи не было о создании особых морских контрразведывательных органов. Задача борьбы с иностранным шпионажем возлагалась на контрразведывательные отделения, формируемые при штабах военных округов. Считалось, что эти отделения смогут заниматься как собственно военной, так и военно-морской контрразведкой. На практике большинство их сотрудников составляли бывшие офицеры Отдельного корпуса жандармов, имевшие навык контрразведывательной работы, но несведущие в делах флота. Специальный отдел, получивший название «Особое делопроизводство», в функции которого входило руководство морской разведкой и контрразведкой, был создан приказом по Генмору лишь в мае 1914 г. В Инструкции заведующему Особым делопроизводством Морского генерального штаба отмечалось, что на отдел возлагается «направление деятельности контрразведки во флоте и Морском министерстве».

С началом Первой мировой войны нужда в специальных органах флотской контрразведки резко возросла. На базе прежних контрразведывательных отделений военных округов развертывались службы контрразведки армий и фронтов. Перегруженные своей работой, военные контрразведчики просто не имели сил помочь морякам.

С целью регламентации деятельности морской контрразведки в 1915 г. в Генморе был подготовлен проект «Положения о морских контрразведывательных отделениях», главной задачей которых определялась борьба с «военно-морским шпионством». Было намечено формирование контрразведывательных отделений в Главном морском штабе, а также основание балтийского, беломорского, тихоокеанского, черноморского и финляндского отделений. Кроме того, предполагалось создание морских контрразведывательных подразделений в береговых частях и морских крепостях.

Наиболее активно взялось за организацию контрразведки командование Черноморского флота. Постройка новейших линкоров Черноморского флота типа «Императрица Мария» не могла не «опекаться» агентами германской разведки. Немцев очень беспокоил рост военно-морских сил русских на Черном море, и они стремились не допустить господства России на этом театре военных действий. В связи с чем представляют интерес сведения закордонного агента Петроградского департамента полиции, работавшего под псевдонимами «Александров», «Ленин», «Шарль». Его настоящее имя — Бенциан Долин.

В период Первой мировой войны Долин, как и многие другие агенты политической полиции, был переориентирован на работу в области внешней контрразведки. В результате проведенных оперативных комбинаций «Шарль» вышел на контакт с немецкой военной разведкой и получил задание — вывести из строя «Императрицу Марию».

Сотрудник германской разведки под псевдонимом «Бисмарк», с которым русский агент встретился в Берне, сказал ему: «У русских одно преимущество перед нами на Черном море — это “Мария”. Постарайтесь убрать ее. Тогда наши силы будут равны, а при равенстве сил мы победим».

На запрос «Шарля» в Петроградский департамент полиции он получил распоряжение принять, с некоторыми оговорками, предложение об уничтожении русского линкора. По возвращении в Петроград агент был передан в распоряжение военных властей, однако связь с ним не была восстановлена. В результате такого бездействия были утеряны контакты с германской разведкой, на очередную встречу с которой агент должен был выйти через два месяца в Стокгольме. Еще через некоторое время «Шарль» узнал из газет о гибели «Императрицы Марии». Отправленное им в связи с этим событием письмо в Департамент полиции осталось без ответа.

Активность спецслужб противника требовала немедленного противодействия, и уже 14 октября 1915 г. начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал М.В. Алексеев утвердил Положение о разведывательном и контрразведывательном отделениях штаба Черноморского флота. Начальником черноморской контрразведки стал ротмистр А.П. Автамонов. Вместе с возложенной на отделение задачей по борьбе с «иностранным соглядатайством» в его ведение перешла и специальная агентура, которая до этого содержалась Севастопольским жандармским управлением на средства, выделяемые командованием Черноморского флота. В силу специфики деятельности КРО было тесно связано с жандармским управлением Севастополя, которое возглавлял полковник М.А. Редров.

В октябре 1916 г. черноморцам пришлось заниматься расследованием причин взрыва линейного корабля «Императрица Мария». Сразу после гибели линкора в Севастополе развернулось активное расследование: были произведены обыски на квартирах и аресты 47 лиц, подозреваемых в причастности к взрыву корабля.

Через неделю после трагических событий полковник М.А. Редров, используя поступившие к нему агентурные данные, в том числе и от морских контрразведчиков, в письме на имя начальника штаба командующего Черноморским флотом привел возможные версии причин взрыва, не исключая, что корабль был взорван шпионами. «В матросской среде, — писал он, — определенно держится слух о том, что взрыв был произведен злоумышленниками с целью не только уничтожить корабль, но и убить командующего Черноморским флотом (А.В. Колчака. — Авт.), который своими действиями за последнее время, а особенно тем, что разбросал мины у Босфора, окончательно прекратил разбойничьи набеги турецко-германских крейсеров на побережье Черного моря. Кроме того, он своими энергичными действиями в этом направлении вызвал недовольство в командном составе, особенно у лиц с немецкими фамилиями, которые при бывшем командующем флотом (адмирале Эбергарде. — Авт) абсолютно ничего не делали».

Однако ни одна из выдвинутых версий не набрала впоследствии достаточного количества фактов. Ход расследования осложнялся и взаимными препирательствами между жандармским управлением Севастополя и КРО штаба Черноморского флота, которому было поручено расследовать причины взрыва. Подоплека этих пререканий, очевидно, заключалась в том, что созданное в ходе войны контрразведывательное отделение полностью оттеснило от ведения дел по шпионажу жандармское управление. В письме директору Департамента полиции полковник М.А. Редров, резко отзываясь о деятельности начальника севастопольской контрразведки, высказал мнение о его полной несостоятельности в расследовании причин гибели «Императрицы Марии». К сожалению, эти межведомственные «разборки» свели к нулю попытки установить истину.

Новые документы, уже из архивов советской контрразведки, свидетельствуют о пристальном внимании германских разведслужб к «Императрице Марии».

В 1933 г. органами ОГПУ Украины в г. Николаеве была разоблачена резидентура немецкой разведки, действовавшая под прикрытием торговой фирмы «Контроль-К», возглавляемой В.Э. Верманом. Перед резидентурой стояла конкретная задача — совершение диверсий на Николаевском судостроительном заводе имени Андрэ Марти. Этот крупнейший завод был образован на базе того самого Русского судостроительного акционерного общества «Руссуд», со стапелей которого сошел линкор «Императрица Мария».

В.Э. Верман являлся разведчиком с дореволюционным стажем, завербованным германскими спецслужбами еще в 1908 г. В силу сложившихся обстоятельств ему в 1914 г. было поручено взять на себя руководство всей немецкой разведсетью на Юге России. Вместе со своей агентурой он вербовал людей для разведывательной работы, собирал материалы о промышленных предприятиях, особенно судостроительных, данные о строящихся военных кораблях.

Особый интерес для Вермана представлял завербованный им электрик «Руссуда» Сгибнев, работавший на «Императрице Марии». Через Сгибнева резидент получил очень интересовавшие его схемы артиллерийских башен линкора. А ведь первый взрыв на «Марии» раздался именно под носовой артиллерийской башней.

Сам Верман осуществить диверсию не мог, так как с началом боевых действий был депортирован. В этой связи представляют интерес данные им показания о деятельности его агентуры: «Я лично осуществлял связь с 1908 г. по разведывательной работе со следующими городами: […] Севастополем, где разведывательной работой руководил инженер-механик завода “Наваль” Визер, находившийся в Севастополе по поручению нашего завода. […] Знаю, что у Визера была своя шпионская сеть в Севастополе, из состава которой я помню только конструктора адмиралтейства Карпова Ивана, с которым мне приходилось лично сталкиваться».

В свою очередь инженер Визер вполне мог проникнуть на «Императрицу Марию» в октябре 1916 г. Тогда на линкоре ежедневно находились десятки инженеров, техников и рабочих, причем проход их на корабль не составлял труда. Это подтверждает и письмо от 1916 г. начальника Севастопольского жандармского управления в штаб командующего Черноморским флотом: «Матросы говорят о том, что рабочие по проводке электричества, бывшие на корабле накануне взрыва, до 10 час. вечера могли что-нибудь учинить и со злым умыслом, так как рабочие при входе на корабль совершенно не осматривались и работали также без досмотра. Особенно высказывается подозрение в этом отношении на инженера той фирмы, что на Нахимовском проспекте, в д. 35, якобы накануне взрыва уехавшего из Севастополя».

Сам Верман, пережив интервенцию и Гражданскую войну, «осел» в г. Николаеве, где с легкой руки секретаря германского консульства в Одессе в 1923 г. возобновил работу «по специальности», которая продолжалась до 1933 г.

Возвращаясь к истокам становления морской контрразведки, отметим, что в годы Первой мировой войны было над чем поработать и морским контрразведчикам на Севере.

После вступления Турции в войну в ноябре 1914 г. единственным европейским портом, куда могли бы направляться вооружение и военные грузы, поставляемые России ее союзниками, оставался Архангельск, соединенный узкоколейной железной дорогой с Вологдой. Однако все увеличивающаяся потребность нашей армии и промышленности в заграничном снабжении при низкой пропускной способности Архангельска и сложности навигации в горле Белого моря привели к появлению нового морского порта — Романова-на-Мурмане. Через него по подведенной от Петрозаводска железной дороге на фронт стали поступать оружие, боеприпасы и снаряжение из Великобритании и Франции.

В то же время с началом войны активизировались неприятельские разведывательные службы в данном регионе. Уже в конце августа 1914 г. сотрудники Департамента полиции в непосредственной близости от Архангельска задержали немецкий пароход, имевший на борту радиотелеграфную станцию. Для обеспечения безопасности союзных поставок было развернуто строительство военно-морских баз в Кольском заливе и губе Иоканьга, а в 1915 г. в северных водах появились и английские боевые корабли, осуществлявшие в числе прочего охрану морских перевозок. Тогда же британское посольство в России предложило организовать агентурную службу на трактах, ведущих к Романову-на-Мурмане и Архангельску. Собственно Беломорское контрразведывательное отделение было создано осенью 1915 г. Его начальником стал подполковник Отдельного корпуса жандармов П.В. Юдичев. А в январе 1917 г., когда порт Романов-на-Мурмане был введен в полноценную эксплуатацию, был сформирован отдельный контрразведывательный пункт при штабе Кольского оборонительного района под началом штабс-капитана А.И. Петрова.

Работы контрразведчикам Севера хватало. Германское командование всячески стремилось помешать бесперебойному поступлению на Восточный фронт иностранных военных грузов. Широкое распространение получили диверсии в портах, а также диверсионные акты, направленные на уничтожение транспортных судов, которые направлялись в северные русские порты.

6 июля 1916 г. в Архангельске по «невыясненным причинам» произошел пожар, уничтоживший большое количество товарных запасов. В сентябре того же года горела обеспечивавшая телеграфное сообщение России с Англией кабельная станция в Алексан-дровске. В октябре 1916 г. в Архангельске у причала № 20 произошел мощнейший взрыв на пароходе «Барон Дризен», прибывшем из Нью-Йорка. Результатом взрыва стала гибель более 1000 человек. 24 февраля 1917 г. вспыхнул пожар на английском пароходе «Нигерия», в результате которого погибло 59 человек.

Едва ли не наиболее распространенной формой прикрытия немецкой агентуры являлись торговые предприятия и страховые общества. Военные власти Архангельска неоднократно пытались выдворить из города многочисленные иностранные экспедиторские конторы, сотрудники которых имели доступ во все портовые районы. В итоге Беломорское КРО завело уголовные дела против фирм «Ферстер и Геппенер», «Гергард и Гей», «Книп и Вернер», «Гейдеман», «Шмидт». В то же время пресекались и попытки союзников вести разведывательную деятельность в этом регионе.

К примеру, в январе 1917 г. в поле зрения сотрудников военноморского контроля попал консульский представитель США в Архангельске датский подданный Карл Леве, стремившийся заполучить секретные карты фарватеров Северной Двины, Белого моря и Кольского залива. Леве был отстранен от должности, а его место занял другой дипломат — Феликс Коул.

Возросшие масштабы разведывательной деятельности против российской армии и флота, увеличение числа диверсий на судах и в портах потребовали кардинального улучшения деятельности морской контрразведки. Поэтому в начале 1916 г. специально для руководства этой работой была учреждена Морская регистрационная служба.

Во главе службы был поставлен офицер Особого делопроизводства В.А. Виноградов, который многое сделал для активизации деятельности военно-морских агентов по линии внешней контрразведки. По инициативе В.А. Виноградова в начале 1917 г. было проведено совещание контрразведчиков по вопросу формирования морской контрразведки. В этот период при штабах Балтийского и Черноморского флотов, флотилии Северного Ледовитого океана, а также некоторых морских крепостей и портов формировались органы контрразведки, подчинявшиеся Морской регистрационной службе Морского генерального штаба. Полной реализации принятых на совещании решений помешали события февраля 1917 г., в результате которых морская контрразведывательная служба понесла тяжелые кадровые потери. Были уволены практически все бывшие сотрудники Отдельного корпуса жандармов — самые опытные и профессионально подготовленные контрразведчики. Некоторые контрразведывательные отделения разом лишились до 90 % своего состава.

В то же время оставшиеся в строю контрразведчики делали все, чтобы повысить эффективность своей работы. Для практического руководства деятельностью сотрудников морской контрразведки 2 ноября 1917 г. была подготовлена Инструкция Морской регистрационной службы Временного правительства об организации разведки и контрразведки («Указания и сведения по организации и ведению разведки и контрразведки»).

В предисловии Инструкции говорилось: «Контрразведка тогда будет в состоянии действительно рационально бороться со шпионажем, когда необходимость ее будет сознаваться не одним специальным органом, а всем обществом, от обывателя до всех иерархических ступеней той военной силы или части, охранять которую контрразведка должна; когда сам контрразведочный орган будет играть в этой борьбе роль того профессионального мозга, который суммирует сознательную работу самого общества в этом направлении, чтобы ее опыт не пропал для будущего времени; когда каждый член общества, будь то обыватель или военнослужащий, сознает значение контрразведки и будет ей помогать, смотря по своему положению и занятиям, указаниями, своей осторожностью и борьбой с болтливостью и небрежностью других. Тогда контрразведка перестанет быть тою маленькой организацией, которой поручили дело охраны секрета в громадном государстве и которая пытается делать это своими десятками или сотнями агентов, не зная точно, где, как и под какой маской придет шпион.

Как бы ни казалась несбыточной мечта о такой постановке дела, при которой все будут помогать контрразведке, — наш долг стремиться к ней, наш долг заботиться о том, чтобы контрразведка выполнялась первоклассными, образованными, энергичными исполнителями, которые будут идейно служить этому делу и привлекать к помощи инертную массу».

Так писал автор Инструкции, начальник Морской регистрационной службы капитан 2-го ранга В.А. Виноградов. События 7 ноября 1917 г. внесли свои коррективы, открыв новую страницу истории отечественной морской контрразведки.

 

Глава 2. ОРГАНИЗАЦИЯ СОВЕТСКОЙ МОРСКОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ

Октябрьская революция 1917 г. и последовавшие за ней события на время затормозили дальнейшее развитие отечественной контрразведывательной службы, поскольку для нового режима борьба со шпионажем вначале не стала делом первостепенной важности. Наибольшую угрозу безопасности для нового режима представляли саботаж государственных служащих, боевые подпольные офицерские организации, спекуляция, разгул анархии, бандитизма и погромов. Поэтому созданная 7 (20) декабря 1917 г. при Совете Народных Комиссаров Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем не имела первоначально специального подразделения по предупреждению иностранного шпионажа. По замыслу ее организаторов ВЧК должна была в первую очередь ликвидировать саботаж государственных служащих в столице и других крупных городах, пресекать попытки свержения новой власти различными антибольшевистскими силами. Одновременно на нее возлагалась борьба со спекуляцией и должностными преступлениями.

Свою деятельность морские органы контрразведки, созданные в Российской империи, осуществляли до октября 1918 г., когда Морская регистрационная служба перешла в подчинение Отдела военного контроля Регистрационного управления Полевого штаба Реввоенсовета Республики.

17 декабря 1918 г. на заседании РВСР рассматривался проект положения об Особом отделе, в котором предусматривалось переименовать отделы Военного контроля в Особые отделы; непосредственное руководство всеми сухопутными и морскими особыми отделами сосредоточить в Управлении особых отделов при РВСР; военный отдел ВЧК, фронтовые, армейские и пограничные ЧК объединить с отделами Военного контроля; отделение военной цензуры передать в Регистрационное управление РВСР. 19 декабря 1918 г. состоялось заседание бюро ЦК РКП (б) с участием председателя СНК В.И. Ленина. На нем был заслушан вопрос о Военном контроле и принято постановление, в котором говорилось, что «по вопросу об объединении ВЧК и Военного контроля решено согласиться с положением, выработанным при Реввоенсовете». Особый отдел при РВСР был призван бороться «со шпионажем, изменой Родине и другими контрреволюционными преступлениями в частях и учреждениях Красной армии».

В конце января 1919 г. функции военной и морской контрразведки были переданы ВЧК. Особые отделы были сформированы при военных округах, штабах фронтов и армий.

Отделение военно-морского контроля Балтийского флота было расформировано, часть его сотрудников влилась в ОО Петроградской ЧК. 6 февраля 1919 г. Президиум ВЦИК утвердил Положение об Особом отделе (00) при ВЧК и его местных органах. Все дела флотской контрразведки передавались в ведение Особого отдела.

В течение 1919 г. проводились организационные мероприятия по созданию системы военной и морской контрразведки в виде особых отделов. С первых дней Особые отделы приступили к оперативно-розыскной деятельности в частях и соединениях Красной армии и военно-морского флота. В мае 1919 г. военные контрразведчики Петроградского гарнизона и Балтфлота, сотрудники ПетроЧК сорвали попытку заговорщиков повернуть орудия кораблей и фортов Кронштадтской крепости против войск Красной армии, открывая дорогу Юденичу на Петроград.

В целях укрепления руководства Особого отдела ВЧК 27 августа приказом Реввоенсовета Республики на должность его председателя был назначен Ф.Э. Дзержинский — с оставлением его на постах председателя ВЧК и наркома внутренних дел.

В конце августа 1919 г. начальник Морских сил А.П. Зеленой и члены Реввоенсовета вышли в РВСР с предложением воссоздать морскую контрразведку в виде Особого отдела Балтийского флота. Однако данное предложение, направленное из РВСР на заключение к Ф.Э. Дзержинскому, осталось без ответа. В то же время действительность настоятельно диктовала срочное решение этого вопроса, и в 1920 г. началось воссоздание морских контрразведывательных органов.

Становление Морского отделения Особого отдела ВЧК и его подразделений на местах проходило в трудных условиях.

Балтийский флот на всем протяжении своей истории являлся одним из основных оперативно-тактических морских соединений Российского государства. Учитывая стратегическое положение Балтийского театра, флот всегда находился в центре внимания военно-политического руководства Российского (советского) государства. Балтийский флот в первую очередь пополнялся новыми боевыми кораблями, в его частях и соединениях апробировались и проходили испытания новинки военно-морской техники, в том числе минно-торпедного оружия и средств связи. По сравнению с другими флотами пополнение Балтфлота техникой и кадрами шло более интенсивно.

19 мая 1920 г. командующий Морскими силами Республики А.В. Немитц направил доклад председателю Революционного военного совета Республики (РВСР) Л.Д. Троцкому, в котором, ходатайствуя о назначении начальником морских сил Балтфлота Ф.Ф. Раскольникова, писал: «Балтийский флот в силу переживаемого нами крупного исторического потрясения, а также потому, что до сего времени, как мне кажется, не было достаточно сосредоточено на нем внимание организующих центров, находится в весьма неудовлетворительном состоянии… Необходимо настойчиво и планомерно провести ряд мероприятий по приведению упомянутого флота в боевую готовность».

В этих целях А.В. Немитц просил упразднить Реввоенсовет Балтфлота как форму военного командования, мешающую проведению в жизнь распоряжений центра, а также назначить начальником морских сил Балтфлота «лицо авторитетное политически и действительно способное в военном отношении», предлагая в качестве кандидата на эту должность Ф.Ф. Раскольникова. Далее он просил пополнить «огромный некомплект некомандного состава Балтфлота», снабдить его углем и жидким топливом, улучшить работу заводов, выполняющих заказы флота.

8 июля 1920 г. Ф.Ф. Раскольников вступил в командование Балтийским флотом и занялся работой по улучшению боеспособности флота и укреплению дисциплины, которая активно проводилась летом и осенью 1920 г. В этих целях были изданы приказы, запрещающие увольнение в отпуска на судах, в частях и учреждениях без разрешения штаба флота, определялся порядок схода на берег на выходные дни (не более 15 % наличного состава судна) и в будние дни для устройства частных дел (не более 3 %) в Петрограде и Кронштадте.

Командующий флотом Ф.Ф. Раскольников запретил командирам кораблей и воинских частей посылать отряды для закупки продуктов, а также добивался от них наведения порядка в обеспечении вещевым и продовольственным довольствием. Эти меры были непопулярными среди личного состава и вызвали недовольство моряков Ф.Ф. Раскольниковым. Это стало ясно вскоре после того, как Центральная комиссия при Политуправлении Балтийского флота провела в сентябре — октябре 1920 г. перерегистрацию членов РКП (б) флота и выдачу им единого партийного билета. Результаты перерегистрации свидетельствовали, что около 22 % членов РКП (б) Балтфлота выбыли или были исключены из членов партии, а в партийных организациях Кронштадтской базы и крепости число выбывших и исключенных их рядов партии оказалось еще выше — 27,6 %. Часть выбывших из партии являлись латышами и эстонцами и желали уехать на родину в Латвию и Эстонию.

23 октября 1920 года Совет Труда и Обороны принял постановление о возрождении Балтийского флота. Петроградскому Совету депутатов и Комитету Обороны Петрограда поручалось обратить особое внимание на ускорение работ по восстановлению Балтийского флота.

Для того чтобы выяснить морально-политическое состояние личного состава Балтийского флота, 2 декабря 1920 г. в Кронштадт выехал представитель Особого отдела ВЧК В.Д. Фельдман. Уже 10 декабря он направил в Особый отдел ВЧК доклад, в котором отмечал, что «усталость массы Балтфлота, вызванная интенсивностью политической жизни и экономическими неурядицами, усугубленная необходимостью выкачивания из этой массы наиболее стойкого, закаленного в революционной борьбе элемента, с одной стороны, и разбавление остатков этих элементов аморфным, политически отсталым добавлением, а порой и прямо политически неблагонадежным, изменила до некоторой степени в сторону ухудшения политическую физиономию Балтфлота».

Настроения моряков Балтфлота были связаны с надеждой на скорую демобилизацию в связи с окончанием войны, улучшением материального и морального состояния, а также желанием отдыха. Все, что мешало достижению этих желаний или удлиняло путь к ним, вызывало недовольство. Недовольство моряков было связано и с тем, что корабли «Севастополь», «Петропавловск» и др. были переведены из Петрограда в Кронштадт, так как «в Питере жизнь легче и веселей».

Большинство моряков и красноармейцев в Кронштадте составляли выходцы из крестьян, которые продолжали жить настроениями сельского населения, чутко воспринимали политические колебания в деревне (недовольство сохранившейся продразверсткой, действия заградотрядов в деревне). В. Фельдман подчеркивал, что недовольство масс Балтфлота «усугубляется еще письмами с родины, в которых содержались жалобы на тяжесть жизни, указания на вольные и невольные несправедливости, действия местных властей». Матросы Кронштадта жаловались на удручающие вести с родины: изъятие лошадей и коров, запасов зерна, предметов первой необходимости, а также на репрессии по отношению к родственникам.

Недовольство рядовой массы кронштадтцев, включая рабочих, действиями большевистского правительства усугублялось тяжелыми условиями их собственной службы и работы, острым раздражением от льгот и привилегий, которыми пользовались многочисленные комиссары. В свою очередь комиссары, увлеченные шумными внутрипартийными дискуссиями того времени, мало внимания обращали на политические настроения матросов, красноармейцев и рабочих оторванной от материка островной военной базы, хотя информации об этом было более чем достаточно.

В.Д. Фельдман отмечал, что более 40 % членов РКП(б) организаций Балтфлота вышли из партии по религиозным убеждениям, подавленные усталостью от политической борьбы, разочарованностью в лучшем будущем, а некоторые просто порвали свой партийный билет.

В.Д. Фельдман сделал следующие выводы: «Общее положение политической физиономии Балтфлота характеризуется усталостью, жаждой отдыха, надеждой на скорую демобилизацию. Недовольство, вызываемое задержкой быстрого исполнения желаний, усугубляется письмами с мест, остается в скрытой форме и имеет общий характер». Недовольство, вызванное Раскольниковым в связи с проводимой им работой, достигшее своего апогея в сентябре месяце, к концу 1920 г. понизилось. Представитель Особого отдела ВЧК считал необходимым «сблизить верхи с низами путем большей общедоступности верхов»… Устранить некоторые привилегии, которыми пользуется штаб флота. Поднять уровень политработы и руководство ею. Решить вопрос с латышами, эстонцами и другими иностранцами. Немедленно изъять из Балтфлота анархистов. Перевести из Кронштадта в другое место штрафную роту, куда попадали дезертиры, мелкие воры и другие нарушители дисциплины. В. Фельдман, с одной стороны, положительно оценил деятельность Особого отделения Кронштадтской крепости, в том числе по вопросам предоставления информации, с другой стороны, он отметил, что «морское отделение ОО ВЧК совершенно не отвечает ни цели своей, ни задачам, ни средствам выполнения: полное отсутствие материала на местах, связи с этими местами, плохое представление о работе».

Тем временем конфликт между командованием Балтфлота и моряками продолжал развиваться. 14 января 1921 г. Ф.Ф. Раскольников и начальник политуправления Балтфлота Э.И. Ба-тис направили телеграмму в ЦК РКП (б) (Ленину, Троцкому, Склянскому, Гайлису) об угрозе потери боеспособности флота в связи с дискуссией о профсоюзах в партийных организациях моряков. Телеграмма была подготовлена после проведения собрания моряков-коммунистов Петроградской морской базы. На собрании развернулась дискуссия по вопросу о профсоюзах среди коммунистов Балтфлота, которая, по мнению командования флота, приняла чрезвычайно опасные формы. Одна группа коммунистов выступала против военной дисциплины, а вторая заявляла о «неприменимости военных методов в строительстве красного флота».

В связи с тем, что конфликт интересов Ф.Ф. Раскольникова как коммуниста и командующего Балтфлотом продолжался, а разграничительную линию провести невозможно, 23 января 1921 г. он подал рапорт с просьбой об отставке, заявив, что «дальнейшее пребывание в Балтфлоте» для него является невозможным. 27 января Ф.Ф. Раскольников был освобожден от должности командующего флотом Балтийского моря.

В декабре 1920 г. В.Д. Фельдман, докладывая руководству военной контрразведки о морально-политическом состоянии личного состава Балтфлота, неудовлетворительно оценивал работу Морского отделения ОО ВЧК. Он считал, что это подразделение военной контрразведки не отвечает ни своим целям, ни задачам, не располагает материалами об обстановке на местах, не поддерживает связи с местными органами ВЧК, а в целом имеет плохое представление о работе.

С целью взять ситуацию в Кронштадте под контроль перед моряками 1 марта 1921 г. выступил председатель ВЦИК М.И. Калинин.

Достоверной информации о положении на Балтфлоте не было ни в политических органах, ни в органах ВЧК. Так, 2 марта заместитель председателя ПГЧК Я.Г. Озолин передал в ВЧК о том, что «в Петрограде все спокойно. Большинство заводов работают. Матросы кораблей “Петропавловска” и “Севастополя” образовали “Ревком” из трех человек и комиссии по перевыборам в Совет. В 2 часа дня 2 марта матросы арестовали Кузьмина и ряд коммунистов. Телефон и телеграф находятся в руках матросов».

С военной точки зрения Кронштадт представлял собой морскую крепость, расположенную на острове Котлин, усиленную двумя группами фортов, запирающими проливы между островами и материком. Северная группа фортов по числу фортов, количеству и мощности вооружения являлась наиболее сильной и состояла из фортов Тотлебен, Красноармейский и семи номерных. Южная группа состояла из фортов Милютин, Кроншлот и двух южных батарей. Кроме того, в северо-западном углу острова Котлин находился форт Риф. В военной гавани находились два линейных корабля: «Севастополь» и «Петропавловск», имевших мощное вооружение. Эти корабли могли усилить любую группу фортов, но в связи с ледовой обстановкой в феврале — марте 1921 г. усиливали только южную группу фортов.

Недовольство матросов и солдат Кронштадтского гарнизона и экипажей ряда кораблей Балтфлота вылилось в их антисоветское выступление в феврале — марте под лозунгами «Власть Советам, а не партиям!», «Советы без коммунистов!», в котором приняло участие более 27 тысяч человек. 2 марта был образован Временный революционный комитет, председателем которого избрали писаря с линкора «Петропавловск» С.М. Петриченко. Вся власть перешла к Ревкому. 3 марта был образован штаб обороны Кронштадта.

ЦК РКП (б) и СНК РСФСР предприняли ряд мер для подавления восстания. 2 марта в Петрограде было введено осадное положение. Для разгрома восставших 5 марта была воссоздана 7-я армия, командовать который было поручено М.Н. Тухачевскому. Постановлением Совета Труда и Обороны от 4 марта кронштадтцы признавались мятежниками. После тщательной и всесторонней подготовки войска 7-й армии, при поддержке огня корабельной артиллерии Балтийского флота и ударов авиации с воздуха, утром 17 марта начали второй штурм. Сопротивление защитников Кронштадта было сломлено. Руководители Временного ревкома бежали в Финляндию. В марте — апреле 1921 г. военный трибунал, чрезвычайная «тройка», а позднее — президиум Петроградского губчека, коллегия Особого отдела охраны финляндской границы, чрезвычайная «тройка» Кронштадтского особого отделения, а также ревтрибунал Петроградского военного округа рассмотрели дела на участников Кронштадтских событий. К высшей мере наказания были приговорены 2103 человека, к различным срокам наказания — 6459 человек, а 1464 человека освобождены.

В ходе дальнейшей реформы органов военной и морской контрразведки Особый отдел Балтийского флота приказом ОГПУ СССР от 19 февраля 1924 г. № 115/40 с 1 марта был реорганизован в морское отделение Особого отделения Полномочного представительства ОГПУ по Ленинградскому военному округу.

Приказом № 87 от 19 мая 1920 г. ВЧК учредила Особый отдел побережья Черного и Азовского морей, а через год — и аналогичный орган на Балтийском флоте. Примерно в это же время было создано морское отделение в ОО при ВЧК в Москве.

В дальнейшем в зависимости от внутриполитического положения в стране, обстановки в армии и на флоте происходили структурные и кадровые реорганизации в системе армейских и флотских особых отделов. В целом они были направлены на улучшение работы флотских контрразведчиков, а также на создание оптимальных условий для практической оперативной работы.

В соответствии с приказом ВЧК № 81 от 31 марта 1921 г. Особый отдел побережья Черного и Азовского морей был расформирован, а весь личный состав передан Цупчрезвычкому Украины.

В годы Гражданской войны флот Советской России был значительно ослаблен и находился в критическом состоянии. Морские силы на Черном море, Дальнем Востоке и Севере фактически были уничтожены. Лишь Балтийский флот сохранил свой корабельный состав, но и он находился в бедственном положении. Материальная часть кораблей, береговых батарей и морской авиации была изношена и нуждалась в капитальном ремонте и восстановлении. За время Гражданской войны были израсходованы запасы вооружения, боеприпасов и материальных средств. Судостроительные и ремонтные заводы, арсеналы и мастерские не работали, базовые сооружения разрушались.

В марте 1921 г. на X съезде РКП (б) было принято решение о восстановлении и укреплении Рабоче-крестьянского Красного флота (РККФ): укомплектование флота кадрами и их подготовка, восстановление корабельного состава, береговой обороны, портов, баз, тыла судостроительной промышленности, ремонтной базы, развитие теории военно-морского искусства. В первую очередь необходимо было приступить к восстановлению Балтийского и Черноморского флотов, что вызывалось их значением в обороне важных районов России, а также экономическими интересами — необходимостью установления торговли и судоходства со странами Западной Европы. Через Балтийское и Черное моря проходили кратчайшие и важнейшие для России пути в экономически развитые страны Европы.

В 1921 г. СНК принимает постановление «О государственном судостроении», предусматривавшее объединение судостроительных заводов и создание Управления судостроения. Началось восстановление Петроградского и Кронштадтского военных портов, осуществлявших судоремонт и ремонт морского вооружения. В 1922 г. удалось приступить к ремонту боевых кораблей, вспомогательных, торговых и промысловых судов.

Важным этапом в строительстве Красной армии и Военноморского флота была военная реформа, проводившаяся в 1924–1925 гг. В ходе реформы был реорганизован центральный аппарат наркомата, в частности создано управление Военно-морских сил РККА и введена должность начальника Морских сил СССР, которому непосредственно подчинялись реввоенсоветы и начальники Морских сил морей.

Состояние экономики Советской России не позволяло строить новые корабли, поэтому активно велось восстановление и ремонт кораблей и береговых батарей, достройка кораблей, находившихся в завершающей стадии строительства и обеспеченных готовыми механизмами и вооружением.

Период восстановления советского флота завершился примерно к 1927 г.: к этому времени было завершено восстановление кораблей, береговых батарей, военных портов, началось развитие морской авиации.

6 февраля 1922 г. ВЦИК принял постановление «Об упразднении Всероссийской чрезвычайной комиссии и о правилах производства обысков, выемок и арестов» и образовании при наркомате внутренних дел РСФСР Государственного политического управления (ГПУ). В системе ГПУ сохранялись особые отделы военных округов, флотов, армий и особые отделения корпусов, дивизий и узлов важных коммуникаций, однако была проведена и их реорганизация. 12 июля 1922 г. был издан приказ ГПУ «О задачах Особых отделов в связи с реорганизацией органов ГПУ», который требовал от Особых отделов «всестороннего освещения жизни Красной армии и Красного Флота, выявление недостатков, ненормальных явлений, нездоровых настроений войсковых частей, волнений, предупреждение недостатков, явлений и настроений, вредно влияющих на нормальную жизнь и деятельность частей и подразделений, повсеместный анализ этих недостатков и причин их порождающих, а также пресечения должностных преступлений в войсках и военных учреждениях».

Ввиду необходимости «тщательного наблюдения за состоянием Черноморского флота и усиления борьбы с элементом разложения в нем, а также в целях объединения в одном органе ГПУ указанной работы» 20 февраля 1923 г. приказом ГПУ № 68 в городе Севастополе был организован Особый отдел Черноморского флота. Начальником Особого отдела ЧФ был назначен Яков Григорьевич Горин, бывший начальник Особого отдела Приволжского военного округа.

2 февраля 1926 г. Особый отдел Черноморского флота был передан из ГПУ Крыма и подчинен ОГПУ. Вскоре наименование Особого отдела Черноморского флота было изменено. В соответствии с приказом ОГПУ СССР от 9 августа 1926 г. № 164/59 Особый отдел стал именоваться ОО ОГПУ Морских сил и береговой обороны Черноморского и Азовского морей.

Шло становление органов морской контрразведки и на Дальнем Востоке. 23 июня 1923 г. приказом заместителя председателя ГПУ при Приморском губотделе ГПУ было организовано специальное морское отделение со штатом из шести сотрудников, осуществлявшее свою деятельность до 1 октября 1926 г.

С учетом быстро растущего Тихоокеанского флота для решения вопросов по обеспечению его безопасности 3 мая 1932 г. приказом ОГПУ был объявлен штат нового подразделения контрразведки — Особого отделения Морских сил Дальнего Востока (МСДВ). 31 июля 1932 г. отделение было переименовано в Особый отдел МСДВ, в 1934 г. — в ОО НКВД Тихоокеанского флота.

Приказом № 62 от 20 февраля 1923 г. был объявлен и штат Особого отдела Северного флота, реорганизованного в сентябре 1933 г. в Особое отделение флотилии Военно-морских сил Северных морей. В 1937 г. приказом № 00514 это Особое отделение (после ликвидации ОГПУ подчинявшееся ГУГБ НКВД СССР) было преобразовано в Особый отдел Северного флота численностью 27 сотрудников. Этим же приказом создавалось Особое отделение в Архангельске.

10 июля 1934 г. был образован общесоюзный Народный комиссариат внутренних дел. ОГЛУ при СНК СССР было упразднено, а на базе его оперативно-чекистских отделов создано Главное управление государственной безопасности, вошедшее в состав НКВД СССР. В состав ГУ ГБ НКВД СССР вошло девять отделов, в том числе Особый отдел, штатная численность которого составляла 225 человек.

Согласно приказу НКВД СССР «Об организации органов НКВД на местах» от 13 июля 1934 г., Особые отделы и Особые отделения ОГПУ при соединениях и частях РККА и РККФ были переименованы соответственно в Особые отделы и Особые отделения Главного управления государственной безопасности НКВД, с непосредственным подчинением Особым отделам управлений государственной безопасности республиканских, краевых (областных) управлений НКВД.

Для руководства особыми отделами НКВД и выполнения задач, возложенных на Особые отделы по центральному аппарату Народного комиссариата обороны СССР, Народного комиссариата Военно-морского флота и Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД СССР организовывался Особый отдел НКВД СССР армии и флота, входящий в состав Главного управления государственной безопасности НКВД СССР. В местах дислокации управлений военных округов, отдельных армий и флотов создавались особые отделы НКВД округов, отдельных армий и флотов, непосредственно подчиненные Особому отделу НКВД СССР. При армейских группах, корпусах, флотилиях, дивизиях и бригадах, укрепленных районах и крупных военных объектах (военные училища, склады и т. д.) создавались особые отделы (отделения, группы и уполномоченные) НКВД, подчинявшиеся во всех отношениях соответствующим особым отделам НКВД военного округа отдельной армии или флота.

С 25 декабря 1936 г. Особый отдел ГУГБ стал именоваться 5-м отделом ГУГБ НКВД СССР. 28 марта 1938 г. состоялось решение Политбюро ЦК ВКП(б) об очередной реорганизации НКВД и ликвидации ГУГБ — новая структура НКВД СССР была объявлена приказом НКВД СССР № 00362 от 9 июня 1938 г. В его состав вошли три управления: 1-е — Государственной безопасности, 2-е — Особых отделов, 3-е — Транспорта и связи.

Деятельность особых отделов флотов была регламентирована совместным приказом НКВМФ и НКВД СССР № 0056/007 от 17 января 1939 г., в котором были определены специальные задачи по борьбе с контрреволюцией, шпионажем, диверсией, вредительством и всякого рода антисоветскими проявлениями в Рабочекрестьянской Красной армии, Военно-морском флоте и пограничных и внутренних войсках НКВД.

Начальники особых отделов флотов, флотилий и соединений в них назначались народным комиссаром внутренних дел СССР по согласованию с народным комиссаром Военно-морского флота СССР. Назначение оперуполномоченных особых отделов при частях, на кораблях, в соединениях флота, флотилий, военноучебных заведениях и складах согласовывалось с военными советами флотов, командующими и военкомами флотилий. Назначение начальника Особого отдела НКВД СССР, начальников особых отделов флотов (флотилий) и начальников особых отделов соединений флота объявляется также приказом народного комиссара Военно-морского флота СССР.

Кроме того, Особый отдел НКВД СССР выполнял специальные задания народного комиссара обороны СССР и народного комиссара Военно-морского флота, а на местах — военных советов соответствующих округов, армий и флотов (командующих и военкомов флотилий).

Начальнику Особого отдела НКВД СССР предписывалось своевременно и исчерпывающе информировать Народный комиссариат Военно-морского флота СССР (наркома, его заместителей, а по отдельным вопросам по указанию народного комиссара Военно-морского флота — начальников центральных управлений Народного комиссариата Военно-морского флота) о всех недочетах в состоянии частей Рабоче-крестьянского Военно-морского флота и обо всех проявлениях вражеской работы, а также обо всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на военнослужащих, особенно на начальствующий состав. На местах особые отделы флотов информируют соответствующие военные советы, особые отделения НКВД флотилий и соединений флота — командиров и комиссаров флотилий соответствующих соединений флота, а оперуполномоченные при отдельных частях, учреждениях и заведениях РКВМФ — соответствующих командиров и комиссаров этих частей. Начальники особых отделов и отделений флотилий, соединений флота входили в состав военно-политических совещаний и информировали эти совещания о недочетах в политико-моральном состоянии частей, их боевой подготовке и снабжении.

Система управления обеспечения государственной безопасности и поддержания правопорядка в Советском Союзе накануне Великой Отечественной войны представляла собой многоуровневую и многозвенную иерархическую структуру в виде Наркомата внутренних дел СССР. К началу 1941 г. НКВД СССР представлял собой многоотраслевой орган административного надзора, в структуру которого входили подразделения, занимавшиеся обеспечением государственной безопасности (разведка, контрразведывательная работа, в том числе в системе НКО и НКВМФ, борьба с антисоветской деятельностью, охрана высших должностных лиц государства, шифровальное дело, политический контроль), охраной общественного порядка (правоохранительная деятельность), пограничной, внутренней, пожарной охраной, организацией исполнения наказания (содержание тюрем, исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений) и трудового использования заключенных и спецпоселенцев (экономическая и научно-техническая деятельность). Громоздкость структуры НКВД СССР, разноплановость его функций создавали существенные проблемы управления государственной безопасностью.

Стремясь изменить ситуацию, в начале февраля 1941 г. было проведено реформирование системы управления государственной безопасности. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 февраля НКВД СССР был разделен на Народный комиссариат внутренних дел (нарком — Л.П. Берия) и Народный комиссариат государственной безопасности (НКГБ, нарком — В.Н. Меркулов). Оба наркомата были союзно-республиканскими.

Согласно постановлению ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 8 февраля 1941 г. Особые отделы ГУ ГБ НКВД СССР передавались в ведение Наркомата обороны и Наркомата военно-морского флота, в составе которых были образованы третьи управления НКО и НКВМФ, подчинявшиеся непосредственно соответствующим наркомам. В рамках реализации указанного постановления был издан совместный приказ НКВД СССР и НКГБ СССР от 12 февраля 1941 г., регламентировавший порядок передачи дел в контрразведывательные подразделения различных ведомств.

На вновь образованное Третье управление НКВМФ были возложены задачи по предупреждению и пресечению шпионажа, диверсий, вредительства, антисоветских проявлений на флоте. Начальником 3-го управления НКВМФ был назначен дивизионный комиссар А.И. Петров. Соответствующие преобразования были проведены и в особых отделах флотов и военных флотилий. Особый отдел Северного флота был преобразован в 3-й отдел штаба Северного флота, Особый отдел Тихоокеанского флота — в 3-й отдел штаба Тихоокеанского флота. Соответствующие реорганизации происходили и в структурах контрразведки Амурской, Дунайской, Каспийской и Пинской флотилий. Начальники третьих подразделений по флотам, флотилиям и ниже имели двойное подчинение: по линии командования и по всей вертикали 3-го управления НКВМФ.

Для координации деятельности разведок и контрразведок различных ведомств, борьбы с «антисоветским элементом», выработки общих методов работы, дачи установок и указаний по отдельным делам и запросам, затрагивающим интересы соответствующих органов НКГБ, НКО, НКВМФ и НКВД, разрешения возникающих разногласий, в Москве был образован Центральный совет по координации агентурно-оперативной и следственной работы органов НКГБ, Третьего отдела НКВД и Третьих управлений Наркомата обороны и Наркомата военно-морского флота, в состав которого вошли наркомы государственной безопасности и внутренних дел, начальники третьих Управлений НКО и НКВМФ. Аналогичные советы из представителей органов НКГБ, НКВД и третьих отделов НКО и НКВМФ создавались в военных округах.

Центральный и местные советы по координированию агентурно-оперативной и следственной работы органов НКГБ, Третьего отдела НКВД и Третьих управлений НКО и НКВМФ созывались по мере накопления оперативных, организационных и иных вопросов, подлежащих разрешению на заседании советов, но не реже одного раза в месяц.

Организация взаимодействия строилась на взаимном обмене оперативной информации, выработки единства действий и соблюдения общих форм, методов и способов в агентурнооперативной и следственной работе органов НКГБ, Третьих управлений НКО и НКВМФ и Третьего отдела НКВД. В этих целях НКГБ направлял Третьим управлениям НКО и НКВМФ и Третьему отделу НКВД: приказы и директивы по агентурнооперативной и следственной работе; ориентировки о контрреволюционной деятельности иностранных разведок, вскрытых контрреволюционных формированиях и методах их подрывной деятельности в СССР; агентурные, следственные и прочие материалы на военных атташе, военных советников, полпредов СССР за границей, инструкторский состав правительственных учреждений и работников разведывательных органов армии и флота; приказы, учебные пособия, инструкции, программы НКГБ по специальной подготовке.

Реформа военной и военно-морской контрразведки шла медленно по причине низкого уровня взаимодействия специальных служб. 19 апреля 1941 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР, в котором указывались недостатки «в единстве действий». К координации оперативно-розыскной работы привлекли сотрудников аппарата НКГБ СССР, наделив их широкими полномочиями. В штат органов Третьих управлений НКО и НКВМФ, а также в 3-й отделы и отделения бригад, военно-морских баз и военно-учебных заведений — до округов и флотов, были введены должности заместителей начальников, которые непосредственно подчинялись соответствующим начальникам НКГБ — УНКГБ по территориальности с одновременным подчинением начальникам третьих подразделений армии и флота. Такое двойное подчинение обосновывалось интересами координации работы.

29 мая Центральный совет по координации агентурнооперативной и следственной работы утвердил инструкцию, которая установила порядок совместной деятельности. НКГБ СССР стал основным подразделением в сфере организации разведывательной и контрразведывательной работы. Центральный и местные советы созывались по мере накопления оперативных, организационных и иных вопросов, но не реже одного раза в месяц. Важно было добиться оперативного обмена разведывательной и контрразведывательной информацией, сохранить единство действий и соблюдать общие формы, методы и способы в оперативной и следственной работе органов НКГБ, НКВД, Третьих управлений НКО и НКВМФ. В этих целях Народный комиссариат государственной безопасности направлял Третьим управлениям НКО и НКВМФ и Третьему отделу НКВД: приказы и директивы по оперативной и следственной работе; ориентировки о контрреволюционной деятельности иностранных разведок, вскрытых контрреволюционных формированиях и методах их подрывной деятельности в СССР; материалы на военных атташе, военных советников полпредств СССР за границей, инструкторский состав правительственных учреждений Монгольской Народной Республики и работников разведывательных органов Красной армии и Военно-морского флота; приказы, учебные пособия, инструкции, программы НКГБ СССР по оперативной деятельности.

 

Глава 3. ПРОТИВОБОРСТВО С ЗАРУБЕЖНЫМИ СПЕЦСЛУЖБАМИ

С самых первых лет своего существования военный флот Советской России находился в сфере пристального интереса английских, германских, румынских, финских, французских, японских и других разведывательных служб иностранных государств. Об этом свидетельствовали документы, которые оказывались в распоряжении советской военной и морской контрразведки.

Так, в феврале 1921 г. закордонный агент направляет в Особый отдел ВЧК сообщение «О появлении в г. Ревеле документов о состоянии Балтийского флота» с приложением копии самого документа. Из поступивших материалов было видно, что у противника имеется полная информация о количестве наших морских сил на Балтике, техническом состоянии и вооружении кораблей.

Другие достоверные свидетельства осведомленности германской разведки о состоянии советского Военно-морского флота были получены несколько позднее. Так, 27 марта 1945 г. сотрудниками Управления контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта в своем имении был арестован бывший кадровый германский разведчик Курт Янке, у которого при обыске был изъят большой архив: копии агентурных донесений, справки и сообщения, а также некоторые немецкие официальные документы. Значительное место в архиве профессионального разведчика занимали агентурные донесения периода 1920—1930-х гг., в которых существенное место было уделено состоянию советского Военноморского флота: реализации кораблестроительной программы СССР, проведению морских учений, состоянию береговой обороны ВМФ, системе подготовки кадров, политико-моральному состоянию личного состава флота.

Например, в агентурном донесении от 1 сентября 1928 г., переданном в германскую разведку под грифом «Совершенно секретно», приводились данные о подводных лодках, находившихся в состоянии строительства. Так, наблюдатель, направленный агентом «Н», обнаружил в одном из ленинградских доков три строящиеся подводные лодки, строительство которых тщательно маскировалось и охранялось. По мнению наблюдателя, строительные работы подходили к концу.

Анализ изъятых документов показал, что немецкая разведка имела хорошо подготовленную агентуру, которая предоставляла достоверные сведения. В ходе следствия также было установлено, что часть агентурных сообщений о ВМФ СССР попадала к Янке от сотрудников спецслужб Франции, Великобритании и Латвии, которые и сами вели активную разведывательную работу против Советского Союза. Так, в ноябре 1922 г. закордонный источник ИНО ГПУ направил в Москву копию подготовленного разведкой Франции обзора «о русском советском флоте». Посылая данные, источник сообщал: «Представляю этот обзор, как: 1) дающий понятие о французских наблюдениях и о собирании сведений французскими агентами по морской части; 2) показывающий, что французское правительство имеет своих агентов в самой России; 3) предостерегающий против постороннего изучения фарватера из открытого моря через Кронштадт в Петроград».

Активно занимался добычей разведывательной информации, в том числе о советском Военно-морском флоте, судостроительных и ремонтных заводах в городах Ленинграде и Мурманске, военный атташе Германии в СССР Отто Гартман (Хартман), который располагал широкими связями среди немецких, австрийских и советских специалистов, работавших в СССР на объектах оборонной промышленности.

10 августа 1934 г. сотрудниками 7-го отделения Особого отдела ГУГБ НКВД СССР по подозрению в шпионаже в пользу германской разведки были арестованы немецкий и австрийский специалисты Ф.К. и Г.К., а также один гражданин СССР П.П.Б., у которых были изъяты схема Севастополя, планы Ленинграда и Мурманска с обозначением заводов оборонного значения, военные учреждения, аэродромы, электростанции, список с названиями 45 пароходов и 24 номерных судов, пометками о строительных верфях и фирмах, где строились пароходы и суда. Задержанные лица дали показания, что они собирали разведывательную информацию по заданию Морского отдела государственной тайной полиции (гестапо) Германии.

Морская контрразведка фиксировала, что маневры Балтийского флота в 1926–1927 гг. и его большой поход по Балтийскому морю привлекли внимание специалистов иностранных флотов, которые отмечали, что работа советского Балтийского флота в сентябре 1926 г. достигла своего кульминационного пункта. Иностранцы отмечали значительный прогресс в развитии Балтийского флота, в особенности его службы разведки, в которой «легкие единицы успешно сотрудничали с авиацией». Иностранцы фиксировали, что «ночные атаки, сопровождавшиеся стрельбой прошли без всяких несчастных случаев».

Летом 1927 г. флотские контрразведчики выявили в Кронштадте агента английской разведки — бывшего офицера Е. Клепикова, служившего на одном из кораблей Балтийского флота. Однажды квартиру Клепиковых посетил бывший казачий офицер Тегенцев, нелегально прибывший в СССР из-за границы. Он передал Клепиковым рекомендательное письмо от родственников из Финляндии и предложил им снабжать англичан сведениями о Военноморском флоте, обещая за это крупные вознаграждения. Клепиков и его жена согласились с предложением Тегенцева, однако уже после первой передачи шпионских материалов английскому разведчику они были арестованы кронштадтскими морскими контрразведчиками. При обыске у Клепиковых был изъят ряд данных о советских войсках, справочник по Морским силам СССР и несколько секретных военных приказов.

В период советско-китайского вооруженного конфликта (10 июля—22 декабря 1929 г.) на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД), контрразведчики Дальневосточной военной флотилии вели обеспечение боевых действий в ходе сражений с китайской Сунгарийской военной флотилией. В октябре 1929 г. оперативная группа в составе восьми работников особых отделов участвовала в боевой операции по овладению городом-крепостью Лахасусу. Их задачами было изучение и выявление недостатков по боевой готовности войск; выявление и пресечение антисоветских проявлений, борьба со шпионажем и с фактами перехода отдельных военнослужащих на сторону врага. Руководство оперативной группой находилось на флагманском корабле военной флотилии, что давало возможность поддерживать связь с командованием и Особым отделом Отдельной Дальневосточной армии, однако затрудняло общение с уполномоченными при полках. 12 октября 1929 г. корабельная артиллерия Дунайской военной флотилии подавила китайские береговые батареи, а части 2-й дивизии к 15 часам овладели Лахасусу. К вечеру войска возвратились на советскую территорию. 30 октября — 2 ноября Дальневосточная военная флотилия, которой были оперативно подчинены два полка 2-й дивизии, вошли в устье реки Сунгари и при содействии авиации полностью уничтожили остатки китайской флотилии. Высаженный на берег десант разгромил части противника и занял город; при отходе советских войск все его укрепления были взорваны.

К середине 1930-х гг. в СССР сформировался жесткий административный режим тотального преследования всех лиц, имевших какие-либо контакты с иностранцами, что практически исключало любые возможности для зарубежных разведок добывать информацию об экономическом и оборонном потенциале СССР. Дипломатические, консульские и торговые представительства иностранных государств находились под постоянным контролем сотрудников советских контрразведывательных подразделений. На учет брались все иностранные дипломаты и сотрудники посольств и консульств. На 1 января 1939 г. в СССР насчитывалось чуть больше 1,5 тысячи сотрудников дипкорпуса, из которых 1129 человек находились в Москве и более 400 человек — в 24 консульствах в разных городах Советского Союза.

В составе дипломатических представительств и консульских учреждений иностранных государств неизменно работали разведчики, использовавшие различные формы прикрытия. Как правило, это были военные, военно-морские и военно-воздушные атташе и сотрудники их аппаратов, для прикрытия использовались и другие должности.

О противниках советского Военно-морского флота во второй половине 1930-х годов подробно говорит Н.Г. Кузнецов.

На Балтике противником считались Германия в блоке с Польшей, Финляндией при возможном участии на ее стороне Эстонии, Латвии и даже Швеции. Балтфлоту ставились задачи: захватить господство над Финским заливом, чтобы обеспечить выход флота в Балтийское море; уничтожить флот противника, прервать коммуникации с северной частью Швеции.

На Черном море ВМФ ожидал попытки прохода крупных флотов через Босфор, рассматривалось стремление Германии и Италии захватить ресурсы Румынии и Турции для войны с СССР.

На Севере предполагалось действие флотов Германии и Финляндии против советского побережья. На Северный флот возлагалась защита советских коммуникаций и атака коммуникаций противника. На Дальнем Востоке очевидным и сильным противником была Япония. Первостепенными задачами флота были охрана советского побережья и коммуникаций от бухты Нагаево до Посьета.

На деятельность советских и немецких разведок и контрразведок существенное влияние оказали изменения на международной арене, происходившие в конце 1930-х — начале 1940-х гг.: Мюнхенский сговор (1938), англо-франко-советские переговоры о взаимопомощи в случае агрессии в Европе (1939), подписание советско-германских договоров (1939), размещение на территории Эстонии, Латвии и Литвы советских гарнизонов и военноморских баз, советско-финляндская война (1939–1940), вхождение в СССР Прибалтийских стран (1940), присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР (1940).

Советские руководители стремились уравновесить переговоры с Англией и Францией контактами с Германией. Москве предстояло сделать нелегкий выбор. В результате очевидной неудачи переговоров военных миссий Англии, Франции и СССР и по мере успешного завершения экономического и кредитного соглашения с Германией И.В. Сталин посчитал необходимым для обеспечения безопасности Советского Союза заключить договор о ненападении между СССР и Германией (23 августа 1939 г.).

В соответствии с секретным протоколом, подписанным в тот же день, о границах сфер интересов Германии и СССР, страны Прибалтики и Финляндия были отнесены в сферу советских интересов.

После заключения пакта о ненападении разведывательная работа в Германии и контрразведывательная работа по германским дипломатическим и военным представительствам на территории Советского Союза была несколько ослаблена.

1 сентября 1939 г. армия вермахта вторглась в Польшу, вслед за этим Великобритания и Франция объявили войну Германии. С начала сентября началась подготовка частей и соединений Красной армии и специально созданных из сотрудников контрразведки и офицеров войск НКВД оперативных групп НКВД к походу на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии.

Утром 17 сентября 1939 г. части и соединения Красной армии и подразделения НКВД перешли границу. Для поляков переход стал абсолютной неожиданностью. Их разведка, очевидно, не давала сведений о сосредоточении Красной армии у границы.

К 28–30 сентября войска Красной армии, продвинувшись вперед на 250–350 км, заняли территорию Польши, отведенную Советскому Союзу по секретному протоколу с Германией.

28 сентября 1939 г. в Москве был подписан советско-германский договор о дружбе и границе между СССР и Германией и два секретных протокола к нему. Эти документы официально закрепляли раздел территории Польши между Германией и СССР и решали судьбы Прибалтийских государств. Реакция правительств Великобритании и Франции на поход Красной армии и занятие ею Западной Украины и Западной Белоруссии была сдержанной. Новая граница в целом совпадала с «линией Керзона», которую сами же западные страны рекомендовали как этнографически целесообразную еще в 1920 г.

Известие о заключении договоров о ненападении, о дружбе и границах между Советским Союзом и Германией в Каунасе, Риге и Таллине было встречено настороженно и вызвало большую обеспокоенность.

В августе, сентябре и начале октября 1939 г. советское правительство поочередно провело переговоры с лидерами Литвы, Латвии и Эстонии, которые сопровождались советским дипломатическим давлением и демонстрацией военной силы. На границах Эстонии, Латвии и Литвы разворачивались крупные группировки советских войск, перед которыми ставились задачи нанести мощный и решительный удар по эстонским (латвийским, литовским) войскам. КБФ получил задачу уничтожить эстонский (латвийский, литовский) флот, нанести удар по морским базам Эстонии и содействовать наступлению сухопутных войск Ленинградского военного округа. К 28 сентября КБФ был приведен в полную боевую готовность для того, чтобы, получив приказ, нанести удар по военно-морским базам Эстонии, захватить ее флот, не допустив его ухода в нейтральные воды Финляндии и Швеции, поддерживать огнем сухопутные войска на побережье и иметь в виду высадку десанта по особому приказу. В случае выступления Латвии или Литвы следовало захватить и их флот.

Советский сценарий на переговорах с Эстонией, Латвией и Литвой был примерно одинаков. Вначале СССР предлагал заведомо неприемлемые условия, потом шел не некоторые «уступки», что давало советскому руководству возможность говорить об уважении партнера по переговорам. В это же время происходила активизация советских войск на границе.

28 сентября 1939 г. между СССР и Эстонией был подписан пакт о взаимопомощи, в соответствии с которым Эстонская республика предоставляла Советскому Союзу право иметь на эстонских островах Сааремаа (Эзель), Хийумаа (Даго) и в городе Палдиски (Балтийский порт) базы военно-морского флота и несколько аэродромов для авиации на правах аренды. Численность советских гарнизонов могла достигать 25 тысяч человек.

5 октября был подписан договор о взаимопомощи между СССР и Латвией. Советский Союз получил право на создание военноморских баз в Лиепае и Вентспилсе (незамерзающих портах Балтийского моря) и несколько аэродромов для авиации, а также построить базу береговой артиллерии на побережье между городами Вентспилс и Питрагс. Общая численность гарнизонов должна была составлять 25 тысяч человек.

10 октября был подписан советско-литовский договор «О передаче Литовской республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой». Таким образом, Литва стала третьим государством (наряду с СССР и Германией), принявшем участие в разделе Польши. Договор предоставлял СССР право на размещение на территории Литвы советских войск и иметь гарнизоны в Вилейке, Алитусе, Приенае, а также пользоваться 8 посадочными площадками для авиации. На литовской территории размещались советские сухопутные и воздушные вооруженные силы численностью 20 тысяч человек.

11 октября советско-эстонская военная комиссия подписала соглашение о размещении войск и базировании флота в районах Палдиски, Хаапсалу, на островах Эзель и Даго. КБФ на период сооружения баз получил право в течение 2 лет базироваться в Роху-кюла и Таллине. Ввод в Эстонию частей Красной армии начался 18 октября.

В результате переговоров советско-латвийской военной комиссии пунктами базирования советских войск были определены: Лиепая, Вентспилс, Приекуле и Питрагс. Соглашение было подписано 23 октября, и в этот же день в Латвию начался ввод советских военно-морских сил, в Лиепаю прибыл крейсер «Киров» в сопровождении эсминцев «Сметливый» и «Стремительный».

28 октября было подписано соглашение о размещении советских войск в Литве в районах Новая Вилейка, Приенай, Гай-жуны.

Уже в октябре 1939 г. в Либаву были перебазированы отряд легких сил, подводные лодки и торпедные катера, в Таллине находились две бригады подводных лодок.

Нахождение советских воинских и морских контингентов на территории Прибалтийских стран создавало благоприятные условия для ведения разведывательной деятельности спецслужб Германии, Англии, Франции, США и других государств. Это объяснялось наличием в странах Балтии большого числа лиц, негативно относившихся к советской власти. Здесь также были очень сильны националистические настроения.

Националистические организации Латвии, Литвы и Эстонии играли существенную роль в политической жизни своих государств. Правительства Прибалтийских государств в проведении своей внутренней политики, особенно в борьбе с идеологией коммунизма, опирались на эти организации. Ввод в Эстонию, Латвию и Литву частей и соединений Красной армии и сил ВМФ послужил сигналом для прибалтийских националистических организаций для активизации своей деятельности, а после вхождения названных Прибалтийских республик в состав СССР националистические силы ушли в подполье, продолжив антисоветскую деятельность. Подобная обстановка складывалась на Карельском участке советской границы, в Молдавии, Западной Украине, Западной Белоруссии.

Наиболее активно действовали полувоенные профашистские организации «Омакайтсе», «Кайтселиит» и «Исамаалиит» в Эстонии, «Айзсарги» в Латвии. В мае 1941 г. в Латвии при активном участии немцев была создана антисоветская организация «Латияс сарга», включавшая в себя латышей и «кулацкие белогвардейские элементы».

По данным советских спецслужб, немецкие разведывательные органы во второй половине 1930-х гг. на территории Прибалтийских государств развернули масштабную шпионскую работу, направленную против СССР. Руководитель германской военной разведки адмирал В. Канарис в 1936–1939 гг. неоднократно посещал Эстонию, встречался с главнокомандующим эстонской армией Лайдонером и вел с ним переговоры по вопросам организации разведывательной работы, а также о позиции Эстонии в случае столкновения между Германией и Англией, Германией и Советским Союзом.

В марте 1941 г. советской контрразведкой была разоблачена резидентура немецкой разведки и связанная с ней антисоветская националистическая организация «Тевияс саргс», основной задачей которой было объединение всех националистически настроенных сил и подготовка вооруженного восстания с целью свержения советской власти. Организация приобретала оружие и военное снаряжение и намеревалась установить более тесные связи с Германией, рассчитывая на ее помощь во время вооруженного восстания. Эта помощь, по мнению руководства «Тевияс саргс», заключалась в том, что Германия объявит войну СССР, а латвийские националисты поднимут восстание в тылу Красной армии. По данным резидента германской разведки в Латвии X. Шинке, «Тевияс саргс» имела политическое и военной руководство, а также отделения по всей стране. В эту националистическую организацию вовлекались бывшие офицеры латвийской армии и бывшие айзсарги. X. Шинке отмечал, что идеологией организации является латвийский национал-социализм и она готова следовать в фарватере внешней политики Германии.

В Латвии действовала другая организация — «Кауя организация Латвияс атбривошанаи» (КОЛА), ставившая задачи освобождения Латвии путем поднятии вооруженного восстания в момент начала войны Германии против СССР. В 1941 г. органами НКГБ Латвийской ССР руководство организации КОЛА и 82 наиболее активных участника организации были арестованы.

В 1940 г. в Латвии были созданы организации «Латвийское народное объединение», «Латвийский национальный легион», которые также вели нелегальную работу и готовились к вооруженному восстанию в момент нападения Германии на СССР.

После ввода в Литву советских войск литовские националистические организации вели организованную антисоветскую деятельность против СССР. Вхождение Литвы в состав СССР привело к тому, что большинство националистических организаций, так же как и в Латвии, ушли в подполье либо их члены эмигрировали из страны. Одним из организаторов антисоветской деятельности был министр иностранных дел Литвы Урбшис, который в июне 1940 г. призвал литовских послов в западных странах вести борьбу против восстановления советской власти в Прибалтике. В ноябре 1940 г. в Германии была создана националистическая организация «Летувю активисту фронтас» (ЛАФ). В начале 1941 г. ЛАФ насчитывала 36 тысяч человек, в марте были созданы антисоветские подпольные центры в нескольких литовских городах.

После заключения Эстонии с СССР в 1939 г. пакта о ненападении и ввода в страну советских войск эстонские националистические организации стали готовиться к борьбе против Советского Союза. Вступление Эстонии в СССР в 1940 г. привело к тому, что националистические организации перешли на нелегальное положение. Одной из активных националистических организаций был «Комитет спасения Эстонии», ставивший задачу по свержению советского строя с помощью вооруженных сил Германии. Деятельность Комитета координировалась германской и финской разведками через работников германского доверительного управления и представителя фирмы «Нива» в Таллине, а также финских разведчиков Куска и полковника Казака. Организация состояла из отдельных законспирированных групп по 5–8 человек в каждой. Особое внимание «Комитет спасения Эстонии» уделял созданию подпольных ячеек в эстонских частях РККА. Весной 1941 г. советскими органами госбезопасности эта подпольная организация эстонских националистов была ликвидирована. По делу было арестовано 119 человек, в том числе 21 военнослужащий эстонских частей РККА, изъято большое количество оружия и боеприпасов, 260 кг взрывчатки, радиопередатчик с шифрами и кодами.

В Эстонии действовали и другие националистические организации: в Тартуском университете — «Национальные кадры», придерживавшаяся прогерманской ориентации; в Усть-Нарве — молодежная организация, готовившая вооруженное восстание.

Шпионажем в пользу Германии занимались многие организации балтийских немцев, плотно курируемые «Великогерманским балтийским союзом» под управлением Альфреда Розенберга. В Прибалтике в 1936–1939 гг. неоднократно бывали В. Канарис и другие руководители германской военной разведки абвер.

Ввод советских войск в Прибалтийские страны не означал начала их советизации. Политическое руководство СССР всячески демонстрировало, что не намерено вмешиваться во внутренние дела Эстонии, Латвии, Литвы. Такую же позицию рекомендовалось занимать и советским военнослужащим различного уровня, находившимся в Прибалтике. Так, 25 октября 1939 г. К. Ворошилов издал специальный приказ, регламентирующий поведение советских военнослужащих в странах Балтии, не допускающий их вмешательства во внутренние дела иностранных государств и ведения коммунистической пропаганды, а также требующий производить хорошее впечатление на местное население. В документе подчеркивалось: «Весь личный состав наших частей должен точно знать, что по пакту о взаимопомощи наши части расквартированы и будут жить на территории суверенного государства, в политические дела которого не имеют права вмешиваться». Советским военнослужащим, солдатам и офицерам категорически запрещалось встречаться с рабочими и другими организациями или устраивать совместные собрания, концерты, приемы и т. д. Военнослужащим категорически запрещалось вступать в контакт с местным населением и рассказывать ему о жизни в Советском Союзе. Ворошилов обращал внимание на то, что части РККА вступают на территорию чужой суверенной страны. Советские войска собирались в Эстонию, Латвию и Литву не в кратковременный поход, а надолго.

Военнослужащим советского Военно-морского флота при нахождении на территории Латвии, Литвы и Эстонии предписывалось строго соблюдать приказы наркома обороны СССР о поведении личного состава на территории иностранных государств, в частности запрещавшие вмешательство во внутренние, межпартийные и общественные дела. Обеспечить безопасность наших моряков, оградить их от диверсий и провокаций в местах дислокации предстояло сотрудникам Особого отдела Балтийского флота. Сотрудники особых отделов в частях и соединениях РККА и РККФ накануне ввода войск на территорию Эстонии, Латвии и Литвы вели проверку личного состава, отводя от направления за границу «неблагонадежных лиц».

19 октября 1939 г. была издана директива НКВД СССР № 4/59594 об организации контрразведывательной работы в частях Красной армии и Военно-морского флота, дислоцированных на территории Эстонии, Латвии и Литвы, направленная начальникам особых отделов корпусов, эскадр и береговой обороны. В директиве отмечалось, что нахождение частей Красной армии и Военно-морского флота «на территории дружественных нам иностранных государств, с которыми заключены договоры о взаимопомощи (Эстония, Латвия, Литва), создавало особые условия их оперативного обслуживания». НКВД СССР предполагало, что «разведывательные органы иностранных государств, несомненно, предпримут все зависящие от них меры к широкому использованию открывающихся для них возможностей проникновения в части РККА и РККФ в шпионских целях. С другой стороны, повседневное общение начальствующего и красноармейского состава с населением страны, на территории которой части дислоцируются, ставит перед особыми органами задачу тщательного наблюдения за поведением его в целях своевременного выявления и пресечения случаев дискредитации высокого звания представителя Красной армии и флота Советского Союза».

Нарком внутренних дел приказал: оперуполномоченным при частях и начальникам особых отделов ежедневно информировать командование о нездоровых проявлениях в частях, добиваясь принятия решительных мер к их ликвидации. Через каждые три дня представлять спецсводки о политико-моральном состоянии частей, боеподготовке, взаимоотношениях с окружением, случаях недостойного поведения отдельных военнослужащих, фактах связей их с подозрительным, враждебным СССР элементом, попытках вербовок иностранными разведками военнослужащих и т. д.

О чрезвычайных происшествиях доносить немедленно шифром. Через десять дней после прибытия на место представить в Особый отдел НКВД СССР подробный доклад, рисующий местную обстановку, условия работы, встретившиеся трудности и перспективы работы. Директива регламентировала и проведение комплекса оперативных мероприятий.

Учитывая, что были созданы военно-морские базы в Латвии (Либава, Виндава) и в Эстонии (Палдиски), образован военный порт (Таллин), в районе Таллина размещены 43-й отдельный артиллерийский дивизион, девять батарей береговой обороны, в Латвии был создан Особый отдел НКВД военно-морской базы КБФ (Либава) и Особое отделение НКВД отряда легких сил КБФ, а в Эстонии — Особый отдел НКВД военно-морской базы.

Советская контрразведка фиксировала, что советские военнослужащие, находившиеся за границей, подвержены многим соблазнам. Это было связано с тем, что уровень жизни в Латвии и Эстонии был выше, чем в Советском Союзе, об этом наглядно свидетельствовали и качество продуктов питания, и ассортимент товаров повседневного спроса. Несмотря на строгие запреты, советские военнослужащие устанавливали контакты с местным населением, получали от них информацию о качестве жизни в Прибалтийских странах, что расценивалось как намеренная провокация и пропаганда.

Размещение советских военно-морских баз в Прибалтийских государствах в приказах НКВМФ характеризовалось как существенное расширение возможностей Балтийского флота для обороны внешних границ Советского Союза, особенно подходы к городу Ленинграду. В приказе НКВМФ отмечалось, что Балтийский флот переносит свое базирование из Кронштадта в порты Эстонии и Латвии и выходит из восточной части Финского залива на просторы Балтийского моря. При этом территория, за оборону которой отвечал советский Военно-морской флот, увеличивалась почти в 10 раз.

При размещении военно-морских баз в Латвии и Эстонии Балтийскому флоту пришлось столкнуться с множеством проблем: на островах зачастую не было удобных причалов для швартовки и разгрузки транспортов со строительными материалами и материальной частью, пристани из-за ветхости и малой мощности не могли принимать необходимое количество грузов. Медленные темпы строительства баз были связаны и с конфликтами, которые регулярно возникали с эстонской и латвийской сторонами, напряженных отношений с местным населением. Среди местного населения росло недовольство, связанное с тем, что собственников лишали наделов, забирали купленный лес под нужды армии и флота, при выселении жителей с хуторов, на островах, где должны были разместиться базы, компенсации практически не выдавали и не предоставляли новое жилье, под предлогом поиска оружия советские военнослужащие обыскивали местное население.

Несмотря на острый дефицит рабочий силы, необходимой для строительства военно-морских баз в Эстонии и Латвии, запрещалось нанимать местное население для проведения строительных работ, руководство Балтфлота и контрразведчики опасались проникновения на объекты иностранных шпионов. Кроме того, чтобы избежать контактов с местным населением (контакты могли использоваться в шпионских целях), у местных жителей запрещалось покупать продукты.

Еще одной проблемой, негативно влиявшей на темпы строительства военно-морских баз, было неудовлетворительное положение с их организационно-штатной структурой. Тема неудовлетворительного положения по различным направлениям на военноморских базах в Эстонии и Латвии прослеживается в служебной переписке с руководством КБФ весь 1940 г. В соответствии с планом командования КБФ о перебазировании в западную часть Балтийского моря и в Рижский залив в самих прибалтийских базах к июню 1941 г. была сосредоточена значительная часть надводных и подводных сил флота, однако план строительства баз и береговой охраны в Прибалтике к началу Великой Отечественной войны остался незавершенным. Это не могло не сказаться трагически на защите Прибалтики летом 1941 г.

Необходимо отметить, что сотрудникам Особого отдела Балтийского флота, кроме проблем взаимоотношения советских военнослужащих с местным населением, сразу же пришлось столкнуться с серьезным противником — разведкой Германии, которая имела сильные влияние и позиции в Прибалтийских государствах, опираясь в своей работе в том числе на многочисленную немецкую диаспору. Проявляли интерес к советскому флоту и спецслужбы Финляндии, а также члены националистических организаций Латвии, Литвы и Эстонии.

Работа, проведенная контрразведчиками Балтийского флота в 1939–1940 гг. по обеспечению безопасности советских военноморских баз за границей, завершилась после вхождения Эстонии, Латвии и Литвы в состав СССР. За этим последовала передислокация в Таллин и Лиепаю главных сил Балтийского флота и расширение операционной зоны его действия. Из крайне ограниченного и неудобного базирования Кронштадт — Ленинград Балтийский флот вышел на просторы Балтийского моря, контролируя Финский и Рижский заливы. Незначительные по своей численности флоты Эстонии и Латвии были включены в состав Балтийского флота. Пополнение состояло из 4 подводных лодок, 3 тральщиков, 4 сетевых заградителей, 5 посыльных судов.

После 1939 г. германская разведка значительно активизировала свою деятельность против СССР, добывая информацию о дислокации и численности советских войск на западной границе, о расположении военных аэродромов, баз и складов, о строительстве оборонительных сооружений. Германская разведка вербовала агентов из числа белогвардейских эмигрантов, националистов, переселенцев и других представителей Латвии, Литвы и Эстонии, а также из польского населения. Наряду с агентурной разведкой Германия активно использовала разведку с легальных позиций, используя в этих целях дипломатические прикрытия германского посольства в Москве, советско-германские торгово-экономические связи, немецкие переселенческие учреждения, созданные в Прибалтике в соответствии с советско-германскими соглашениями о репатриации немецкого населения. Основная роль в добывании разведывательной информации принадлежала представителям военного атташата Германии в СССР, добывавших в СССР сведения политического, военного и экономического характера, а также информацию о новых видах вооружения, поступавшего в Красную армию, его тактико-технических данных.

Важные задачи в предвоенный период решали резидентуры немецкой разведки в Прибалтике, которые действовали под прикрытием различных комиссий по репатриации и других учреждений. Немецкие переселенческие комиссии, созданные в Риге, Таллине, Нарве и других городах, комплектовались бывшими сотрудниками германских дипломатических учреждений (многие из которых были кадровыми сотрудниками разведки), работавших в Латвии, Литве, Эстонии до вступления их в СССР. Сотрудники репатриационных комиссий свободно передвигались по Прибалтийским республикам, подбирая и изучая кандидатов на вербовку, привлекая к сотрудничеству националистов, представителей интеллигенции, бывших сотрудников государственного аппарата. Для сбора информации об общей обстановке в Прибалтике, о состоянии частей Красной армии и Военно-морского флота СССР использовался в основном метод визуального наблюдения.

Ведя борьбу с агентами иностранных разведок, НКВД и НКГБ СССР по указанию ЦК ВКП(б) и СНК СССР в 1940–1941 гг. проводили аресты и массовые операции по депортации бывших членов различных политических партий и организаций, бывших полицейских, жандармов, помещиков, фабрикантов, крупных чиновников бывшего государственного аппарата Литвы, Латвии, Эстонии и других лиц, которые, по мнению советского руководства, вели «подрывную антисоветскую работу и использовались иностранными разведками в шпионских целях». В июне 1941 г. из Прибалтики было выслано около 39 тысяч человек «бывших людей», националистов и других лиц из числа антисоветского элемента. Из Литвы было выселено 15 тысяч 519 человек, из Латвии — 14 тысяч 474 человека, из Эстонии — 8932 человека.

В 1941 г. немецкая разведка проводила массовую заброску агентов в республики Прибалтики, перед которыми ставились задачи разведывательного диверсионного характера, а также по созданию складов оружия, баз и площадок для приема после начала боевых действий парашютных десантов, по подготовке сигнальщиков для целеуказаний авиации, совершению взрывов и поджогов, тщательно маскируя причины их возникновения.

Советская контрразведка фиксировала, что, начиная с 1936 г., шло сближение разведывательных служб Финляндии и Германии. Этому способствовал визит руководителя абвера адмирала В. Канариса в Финляндию. В дальнейшем Канарис и его ближайшие помощники Г. Пиккенброк и Ф. Бентивеньи неоднократно встречались в Финляндии и Германии с руководством финской разведки А. Свенсоном и Л. Меландером, обмениваясь информацией и разрабатывая планы совместных действий против СССР. Финляндия была третьей страной после Венгрии и фашистской Италии, которая в 1936 г. заключила договор о сотрудничестве с тайной полицией нацистской Германии.

С 1937 г. абвер приступил к созданию так называемых военных организаций («Кригсорганизацион», КО), проводивших разведывательную работу с территорий нейтральных стран и стран — сателлитов Германии. Сотрудники КО входили в штат германских посольств и пользовались дипломатической неприкосновенностью. КО подчинялись управлению Абвер-заграница.

В июне 1937 г. генерал-лейтенант Пиккенброк, адмирал Канарис и начальник отдела Абвер-1 штаба сухопутных сил Германии майор Г. Шольц находились в Финляндии, где обменивались с представителями финской разведки разведывательными сведениями о Советском Союзе. Одновременно финнам был передан вопросник с просьбой собрать разведывательные сведения о СССР и ответить по каждому его пункту. Главным образом интересовала информация о Балтийском флоте, дислокации частей Красной армии, военной промышленности в районе г. Ленинграда. В 1938–1939 гг. состоялись еще две поездки адмирала Канариса, генерал-лейтенанта Пиккенброка и начальника Абвер-1 морского флота Германии в Финляндию, где они были приняты финским военным министром, а также начальником разведки полковником Свенсоном.

С согласия финской разведки в 1939 г. абвером в Хельсинки был создан немецкий разведывательный и контрразведывательный орган Кригсорганизацион Финлянд (Kriegsorganisation Finland), вошедший в историографию как «Бюро Целлариуса» по имени его руководителя Александра Целлариуса. Основная задача Бюро состояла в сборе разведывательных данных о Балтийском флоте, частях Ленинградского военного и пограничного округов и оборонной промышленности Ленинграда.

Сотрудничество разведок Германии и Финляндии по обмену информацией о Красной армии было приостановлено лишь на период Зимней войны (ноябрь 1939 г. — март 1940 г.), в которой Германия поддерживала позицию СССР.

Находившаяся в структуре военной разведки Финляндии радиоразведка осуществляла пеленгацию и перехват сообщений радиостанций штабов соединений и частей Ленинградского военного округа, Балтийского и Северного флотов, дешифровку перехваченных радиотелеграмм.

В боевые действия в период советско-финляндской войны, хотя и в ограниченных масштабах, был вовлечен и Балтийский флот. Боевая деятельность флота носила разносторонний характер, включая помощь сухопутным войскам, десанты, действия на морских коммуникациях противника и все виды обеспечивающих действий.

С 30 ноября по 3 декабря были высажены десанты Балтийского флота на островах Гогланд, Сескар и Лавенсаари. Затем, когда война затянулась, в боевых действиях принимали участие авиация и подводные лодки Балтийского флота из Таллина и Либавы, моряки Балтийского флота не один раз участвовали в совместных операциях на побережье Финского залива и Онежского озера. Крупные надводные корабли производили обстрелы береговых объектов.

В ходе советско-финляндской войны были выявлены недостатки и упущения в подготовке войск Красной армии и Балтийского флота: недостаточное качество оперативно-тактической подготовки командного состава всех степеней и низкий уровень боевого управления, некоторые условности и упрощенчество в боевой подготовке, недостаточное взаимодействие сил флота с сухопутными войсками в совместных операциях, невысокая эффективность разведки, признано неудовлетворительным тактическое использование самолетов и подводных лодок. Стали очевидными необходимость организации подвижной тяги артиллерии в составе береговой обороны, а также создания подвижной группировки тыла для обеспечения сил флота на приморском направлении.

Согласно мирному договору между СССР и Финляндией, подписанному в марте 1940 г., граница на Карельском перешейке была отодвинута на северо-запад. Балтийский флот получил новые опорные пункты в Выборге и на острове Гогланд. Финляндия предоставила СССР в аренду территорию полуострова Ханко.

В предвоенные годы в поле зрения советской контрразведки находилось обеспечение безопасности морских коммуникаций в Арктическом регионе, деятельности Северного морского пути, бесперебойного функционирования северных морских портов СССР, безопасности движения торговых и боевых кораблей. Само стратегическое положение этого региона вызывало важность получения оперативной информации и принятия мер с целью несанкционированного проникновения в территориальные воды СССР иностранных боевых, торговых и рыболовных судов. С учетом приграничного статуса Мурманской области проводились мероприятия, необходимые для безопасности морских рубежей страны. При этом контрразведчики исходили из того, что Северный морской путь — кратчайший стратегический маршрут между Севером и Востоком.

Естественно, нас интересовали иностранные, в первую очередь немецкие военно-морские базы, находившиеся или предполагавшиеся к строительству вблизи границ СССР. В этой связи интересна записка НКВД СССР политическому и партийному руководству СССР от 15 августа 1939 г. о ситуации на норвежском острове Шпицберген. Наряду с информацией о деятельности советского треста «Арктикуголь» НКВД СССР сообщал об устремлениях немцев к острову как к возможной в будущем базе ВМФ Германии: «[…] Стратегическое значение Шпицбергена очень значительно. Германия, базируясь на этот район, во время [Первой] мировой войны нанесла огромный ущерб северному судоходству: немецкие подводные лодки топили русские и союзные военные суда почти у самых берегов Мурманска. Несколько лет назад Германия возобновила свою активность в районе Шпицбергена с расчетом превратить его в военно-морскую базу в войне против СССР. Установлена интенсивная работа германских разведчиков на Шпицбергене и в его районе. На Шпицберген засылаются различные немецкие “экспедиции”, часто курсируют немецкие суда, залетают самолеты, группами наезжают туристы. В норвежских водах отмечено появление немецких подводных лодок и военных кораблей. Находящийся на пол пути к Шпицбергену остров Медвежий, по существу, стал немецкой базой (рейсируют “траловые” суда, самолеты, действует радиостанция). Наряду с этим германской разведкой организуется шпионская и подрывная работа непосредственно на советских рудниках». С целью противодействия германским устремлениям НКВД СССР предлагалась наряду с другими мероприятиями постройка полярных метеостанций с посылкой метеорологической экспедиции на остров Медвежий для обслуживания советских судов, а также обеспечения разработки соответствующих мероприятий по линии Генштаба РККА и Главморштаба.

Первые признаки разведывательной деятельности немецких судов появились в 1938 г. Из спецсообщения 11-го отдела УГБ УНКВД СССР по Ленинградской области от 20 февраля 1938 г.: «16 января с.г. теплоход “А. Жданов”, имея на борту группу лиц, едущих в Республиканскую Испанию, вышел из Мурманска в Гавр. В тот же день два немецких тральщика, занимавшиеся рыбной ловлей у берегов Мурмана, снялись с места и сопровождали т/х “А. Жданов”, поддерживая связь с германскими портами шифрованными радиограммами».

В 1939 г. участились случаи прохода иностранных судов запретной зоной на Севере, в частности, 15 мая — эстонским «Калев», 16 мая — латвийским «Сильтвайра», 7 июня — норвежским «Ингерфем», которые имели на борту навигационные карты с нанесенными предупреждениями о трехмильной запретной зоне.

К осени 1939 г. для немецкой разведки сложились благоприятные условия для получения достоверных данных о нашем Северном флоте. Это было связано с тем, что советское правительство после проведенных с немецкой стороной переговоров разрешило кораблям германского флота использовать для базирования одну из бухт Кольского залива. Таким образом, за период с сентября 1939 г. по октябрь 1940 г. на постоянной основе в бухте Западная Лица находились три немецких судна, не относящиеся к классу боевых кораблей. Кроме того, осенью 1939 г. около 20 германских торговых пароходов временно располагались в Мурманске, используя его как порт-убежище от действий ВМС Великобритании. Воспользовавшись пребыванием этих судов вблизи основной базы Северного флота — Североморска, немецкой разведке удалось получить ценные данные о состоянии наших сил на Севере. Координировал разведывательную деятельность помощник германского военно-морского атташе Э. Ауэрбах, который в течение семи месяцев находился на немецких судах.

По данным советской контрразведки, Ауэрбах рассчитывал осесть на жительство в Мурманске на 1940–1941 гг. Проживание Ауэрбаха в Мурманске столь продолжительное время и его намерение оставаться здесь в дальнейшем вызывалось якобы пребыванием в одной из губ Мотовского залива германских военных кораблей «Финиция» и «Викинг-5».

Пребывание Ауэрбаха в Мурманске контрразведка рассматривала прежде всего как проведение разведывательной деятельности на Кольском полуострове и побережье. Губа Западная Лица, в которой останавливались немецкие военные корабли «Финиция» и «Викинг-5», располагалась поблизости от Полярного — основной базы Северного флота. Для того чтобы из Мурманска попасть в губу Западная Лица, необходимо пройти весь Кольский залив и юго-западную часть Баренцова моря. Стоянка германских военных кораблей в зоне дислоцирования боевых кораблей советского Северного флота служила официальной причиной для частых выездов Ауэрбаха в этот район. За все время Ауэрбах выезжал в место стоянки пароходов 8 раз в сопровождении официальных представителей Северного флота.

13 июля 1940 г. из Мурманска в Москву направлена телеграмма, в которой сообщалось о том, что «пребывание Ауэрбаха в Мурманске обуславливается якобы наличием двух немецких пароходов именуемых “военными”, которые с середины апреля 1940 г. остановились в губе Западная Лица. Впоследствии эти пароходы были переведены на побережье Кольского полуострова в становище Иоканьгу, являвшееся строившейся новой базой Северного флота». 14 июня 1940 г. УНКВД Мурманской области информировало НКВД СССР о том, что Ауэрбах, прикрываясь пребыванием в Мурманском порту германских торговых (а не военных) пароходов, ведет активную разведывательную работу, создает большую агентурную сеть. УНКВД Мурманской области сообщало следующее: ведя активные военные операции против военно-морских сил союзников, Германия, безусловно, нуждается в военных кораблях. Ссылки на невозможность вывести их из Мурманского порта не являются основательными, так как сопредельное государство — Норвегия — очищено от войск союзников. Следовательно, пребывание германских пароходов в Мурманском порту вызывается другими соображениями, вероятнее всего, разведывательного порядка.

По данным советской контрразведки, истинными целями нахождения на Севере Э. Ауэрбаха было стремление немецкой разведки иметь в Мурманске официального морского представителя, т. е. легального шпиона, пребывание которого без обоснования каких-либо немецких интересов на Севере трудно. Именно таким интересам служил приход в момент объявления Англией войны Германии большого количества немецких торговых кораблей в Кольский залив. При этом обращалось внимание на то, что немецкие корабли не зашли в самые северные порты Норвегии, также значительно удаленные от морских баз Англии, а все прибыли в Мурманск. Германия стремилась приобрести надежные позиции на советском Севере, в том числе «по линии общения с советским Северным флотом».

По мнению советской контрразведки, опасность пребывания Ауэрбаха в Мурманске, в непосредственном соприкосновении с Северным флотом, усугублялась тем обстоятельством, что командование Северного флота совершенно не было подготовлено к его прибытию и с самого начала до последнего времени действовало без плана и какой-либо целеустремленности.

19 июня 1940 г. руководству страны направляется письмо № 2510 за подписью наркомов внутренних дел и Военно-морского флота СССР Л. Берия и Н. Кузнецова с предложением поставить вопрос перед немцами о выводе германских судов из советских территориальных вод, так как «обстановка это уже позволяет».

3 октября 1940 г. Ауэрбах возвратился в Москву. Он пессимистически оценивал свое пребывание в Мурманске, отмечая, что работа в этом портовом городе его не удовлетворяет. Ауэрбах подчеркивал, что он прожил в Мурманске 7 месяцев и чувствовал себя как в тюрьме.

Вторжение немецких войск в Норвегию и захват ее баз изменили ситуацию, и немцы отказались от создания передовой базы германского флота с мастерскими и складами, выведя все свои суда из советских территориальных вод.

В 1940 г. в центр приходило все больше информации об усилении деятельности германской разведки против СССР, которая анализировалась и на ее основе в НКВД готовились ориентировки о методах работы противника. Так, 30 ноября 1940 г. начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР Михеев направил начальникам особых отделов НКВД округов и флотов ориентировку об оперативных мероприятиях по пресечению подрывной деятельности германской разведки. В документе отмечалось, что германская разведка предпринимает меры по склонению военнослужащих Красной армии и Военно-морского флота к измене Родине, засылает на территорию СССР не только агентов-одиночек, но и прибегает к групповым переброскам.

В 1940 г. советские контрразведывательные подразделения добывали ценные сведения о планах государств — потенциальных противников СССР, их военном потенциале. Так, в декабре 1940 г. наркомам обороны и военно-морского флота из контрразведывательного отдела был передан доклад военно-морского атташе Германии в Москве о боевых действиях германского флота против Англии.

В конце июня 1940 г. правительство СССР направило ультиматум Румынии, требуя срочно вывести войска из Бессарабии, оккупированной в 1918 г., и Северной Буковины, где проживали преимущественно украинцы. Не получив поддержки со стороны Германии, правительство Румынии было вынуждено удовлетворить советские требования. 30 июня 1940 г. части Красной армии заняли освобожденные территории, выйдя на реку Прут. Бессарабия была присоединена к Молдавской АССР, которую преобразовали в Молдавскую ССР и включили в состав СССР в качестве союзной республики. Северная Буковина вошла в состав УССР.

Территориальные изменения привели к тому, что с июля 1940 г. началось активное противоборство советских и румынских спецслужб, ареной которого стали воды Черного моря, реки Дунай и прибрежные территории. Каждый случай непреднамеренного нарушения территориальных вод со стороны советских граждан расценивался как стремление советской разведок к сбору информации военного, политического и экономического характера. Даже если лодки с советскими рыбаками во время шторма прибивало к противоположному берегу, рыбаки задерживались, доставлялись в здания румынских спецслужб и с ними начинали работать представители румынской контрразведки, пытаясь получить необходимые им сведения.

Так, например, 19 сентября 1940 г. в 2 часа дня в районе Ки-лийское гирло, в 3 километрах от советского берега, румынский военный катер, преследуя в советских водах Черного моря лодки рыбаков, незаконно захватил одну из них, севшую на мель. В лодке находились два советских рыбака — братья Петр и Карп Ч. При задержании румынами лодка была обстреляна, и рыбаки были доставлены в румынский порт Сулин, где подверглись допросам. Румыны требовали от них сведения о количестве воинских частей, расположенных в г. Вилкове, количестве пограничных комендатур. Задержанные советские граждане подвергались психологическому давлению, им угрожали расстрелом.

20 сентября 1940 г. в 19 час. 20 мин. катер Дунайской речной флотилии вышел из м. Рени в г. Измаил (участок 79-го пограничного отряда УССР) с задачей дозора реки Дунай. В 21 час 15 мин. экипаж катера, потеряв ориентировку, на участке 6-й заставы нарушил границу и зашел в Тульчинское гирло реки Дунай. Дойдя до города Тульча, экипаж определил, что находится в Румынии, развернул катер и пошел обратно. В 21 час 38 мин. при выходе в Килийское гирло реки Дунай из румынского пикета катеру был дан сигнал пристать к берегу, а через одну минуту по катеру был открыт огонь из винтовок. Всего было произведено до 150 выстрелов, в результате чего катер получил две пробоины в борт и одну пробоину в вентиляционную трубу. Ответного огня катер не открывал.

24 сентября 1940 г. между городами Измаил и Вилково в одном из рукавов реки Дунай, разделяющих острова Татару и Даллер, принадлежащие Румынии, румынами был задержан парусномоторный бот «3-й Решительный» Аккерманского рыбтреста. Бот с командой 6 человек под управлением капитана Регушенко следовал из города Одессы в город Рении с грузом соли и, видимо, сбившись с основного фарватера, попал в румынские территориальные воды. Заход бота в румынские воды наблюдал пограничный наряд 79-го пограничного отряда. Бот «3-й Решительный» находился у румынского берега под охраной румынских солдат.

По данным советской разведки, в сентябре 1940 г. в Бухаресте конфиденциально побывала германская военная делегация, оказывавшая помощь в реорганизации румынской армии. Эта делегация практически осуществляла мероприятия, вытекавшие из немецких гарантий и дававшие «возможности немцам проводить в Румынии военные мероприятия». По мнению советской разведки, Германия намеревалась ввести свои войска в нефтяной район Румынии Валеа Праховей и Сулину. В связи с этим генерал Антонеску 16 и 17 сентября 1940 г. принимал представителей Германии.

27 сентября Берия направил в ЦК ВКП(б) Сталину, в НКИД СССР Молотову, СНК СССР Ворошилову, НКО СССР Тимошенко, НКВМФ Кузнецову записку, в которой сообщил об обострении на советско-румынской границе, проходившей по участку реки Дунай. 26 сентября 1940 г. в 9 час. 45 мин. советские пограничные катера на участке пограничной заставы «Искров» 79-го пограничного отряда в устье реки Дунай, в 15 метрах от берега Дуная, в советских территориальных водах задержали румынский катер. В момент задержания румынский катер пытался уйти, однако советские пограничные катера произвели предупредительные выстрелы из пулемета и один выстрел из орудия, в результате чего румынский катер вынужден был остановиться. Катер был при-конвоирован на пограничную заставу и находился под охраной. Румынские офицеры отказались подписать акт о нарушении советских территориальных вод. В 22 часа советский пограничный катер, находившийся в районе задержания румынского катера, в 5 милях от себя в направлении румынского порта Сулим заметил два румынских эсминца и шесть катеров. В район заставы «Петров» выехал начальник пограничных войск Молдавской ССР.

В конце сентября 1940 г. советская разведка получила сведения о военных мероприятиях, проводимых в Констанце (Румыния): установке в порту артиллерийских орудий и пулеметов, сооружении на нефтеналивной пристани бетонированных площадок для орудий и окопов. С 3 по 5 сентября в порту находились 2 эсминца, 2 торпедных катера, 1 минный заградитель, 2 тральщика, 1 вспомогательное судно и 1 транспорт, вооруженный 3 орудиями. В ночь с 3 на 4 сентября минный заградитель, груженный минами, выходил в море.

* * *

Присоединение в 1939–1940 гг. к СССР части финской территории, Западной Белоруссии, Западной Украины, Латвии, Литвы, Эстонии, Бессарабии и Северной Буковины и последующая советизация названных территорий были негативно восприняты членами националистических организаций, патриотически настроенной интеллигенцией, бывшими государственными чиновниками, землевладельцами, бывшими военнослужащими национальных армий и некоторыми другими слоями населения. На присоединенных территориях стало развиваться движение сопротивления, основу которого составляли члены распущенных советским правительством националистических организаций. Националистические организации в Украине, Молдавии, Латвии, Литве, Эстонии, Финляндии получали поддержку в западных странах, прежде всего в Германии, которая в этот период активно готовилась к войне с СССР. На присоединенных территориях существенно активизировалась немецкая разведка, которая в своей деятельности опиралась на лиц, недовольных советской властью, и стремилась создать из них надежную агентурную сеть, которая могла бы начать боевые действия в советском тылу и поддерживать наступления германской армии.

Нацистская Германия и ее разведывательные службы рассчитывали, что части и соединения вермахта молниеносным ударом с суши смогут легко занять советские базы в Прибалтике, захватить или уничтожить находящиеся там корабли Балтийского флота, перерезать советские морские коммуникации и обеспечить себе морские фланги при дальнейшем наступлении сухопутных сил на Ленинград.

 

Глава 4. МОРСКАЯ КОНТРРАЗВЕДКА В ПРЕДВОЕННЫЙ ПЕРИОД

Итоги завершившейся Гражданской войны оказались плачевными для России. Трагедия расколотого российского общества стала одновременно и трагедией отечественного флота. Оценивая состояние флота, наркомвоенмор М.В. Фрунзе писал: «В общем ходе революции и […] Гражданской войны на долю морского флота выпали особенно тяжкие удары. В результате их мы лишились большей и лучшей части его материального состава, лишились огромного большинства опытных и знающих командиров, игравших в жизни и работе флота еще большую роль, чем во всех других родах оружия, потеряли целый ряд морских баз и, наконец, потеряли основное ядро и рядового краснофлотского состава. В сумме все это означало, что флота у нас нет».

К сожалению, утрата кадров командирского состава прошла не без участия особых отделов флотов и флотилий. События 1921 г. в Кронштадте заставили Наркомат по морским делам принять все меры для наведения порядка в Морских силах РСФСР. Для этого было принято решение о проведении фильтрации всего личного состава флота страны, для чего была создана Центральная морская фильтрационная комиссия под председательством комиссара при командующем Морскими силами Республики И.Д. Сладкова.

Из доклада И.Д. Сладкова в Реввоенсовет РСФСР: «Имевшие место последние события в Кронштадте, как никогда, заставили обратить сугубое внимание на фильтр и на подбор как командного, так и некомандного состава во флоте. […]

Принимая во внимание, что будущий флот должен явиться реальным защитником РСФСР, безусловно, этот флот должен быть избавлен от пришлых гнойников контрреволюционного элемента как в партийных организациях, так и среди командного состава и некомандного.

Дабы провести эту задачу в жизнь, я вхожу с ходатайством утвердить как основной последовательный порядок чистки флота:

1. Чистка каждого в отдельности флота и флотилии должна происходить через специальные местные политические флотские комиссии. […] В комиссию должны войти представители: […] начальник политотдела, начальник Особого отдела, представитель от центральных коллективов или парткомов, а также старые моряки, члены партии по роду основных специальностей во флоте.

[…] Вся работа должна, безусловно, происходить на местах непосредственно среди масс, дабы миновать ошибки, могущей быть допущенной в представляемых списках.

[…] Элементы подозрительного характера передаются в распоряжение особых отделов для фильтрации».

Приказом комиссара И.Д. Сладкова от 20 мая 1921 г. № 45 объявлялось: «[…] производить работу по фильтрации каждого отдельного моря и флотилии, не считаясь ни со временем, ни с какими бы то ни было трудностями».

Результатом деятельности этих комиссий, в работе которых приняли активное участие представители особых отделов флотов и флотилий, стало изгнание десятков первоклассных боевых морских офицеров, прошедших горнило Первой мировой и Гражданской войн. Часть из них была переведена на рядовые должности, часть незаконно репрессирована.

Сам ход фильтрации явно не удовлетворял военных контрразведчиков. 16 августа 1921 г. заместитель начальника ОО ВЧК А.Х. Артузов в своей служебной записке отмечал: «[…] Как усматривается из прилагаемых материалов по фильтрации моряков, единственными признаками, по которым отсеивался негодный элемент, были признаки строевой и технической подготовки, в политическом же отношении, кроме мнения комиссара, никаких данных перед комиссией не проходило. Анкеты заполнялись самими фильтруемыми, политического экзамена инструкция не предусматривает, и цифровой результат фильтрации говорит, что, несмотря на заявление т. Сладкова, что “о большинстве командного состава имеются неудовлетворительные отзывы”, большинство осталось во флоте. Таким образом, необходимо признать, что вопрос о моряках фактически не сходит с мертвой точки».

В ходе проведенной фильтрации командным кадрам РККФ был нанесен серьезный урон: в 1924 г. их некомплект составлял почти 30 %. Значительные потери понес и непосредственно военный и торговый флот, когда сотни российских военных кораблей и торговых судов оказались затопленными или разбросанными по всему земному шару.

В такой ситуации для воссоздания морских сил страны можно было двигаться в трех направлениях. Во-первых, вернуть на родину угнанные и незаконно удерживаемые за рубежом суда, среди которых были новейшие типы боевых кораблей. Во-вторых, поднять затопленные в годы войны плавсредства и военное имущество. В-третьих, наладить ремонт имеющихся и строительство новых кораблей на отечественных судоверфях, что являлось наиболее трудоемким направлением.

Обеспечить судоподъем была призвана Экспедиция подводных работ особого назначения (ЭПРОН), возникновение которой было связано как с необходимостью возрождения военного и торгового флота, так и с потребностью народного хозяйства в металле и оборудовании негодных к восстановлению судов. Ведение этой работы было возложено на военных контрразведчиков ГПУ СССР. В 1923 г. в структуре этого ведомства при Особом отделе была создана Экспедиция подводных работ особого назначения, управление которой находилось в Москве. 2 ноября 1923 г. был издан приказ ГПУ с объявлением штата ЭПРОНа. 17 декабря организации передавалось первое плавсредство — спасательное судно «Кубанец». Возглавил Экспедицию Л.Н. Мейер, который одновременно исполнял обязанности помощника начальника Особого отдела ГПУ. На первом этапе ЭПРОН предназначалась для обследования и подъема затонувшего в Крымскую войну английского судна «Черный принц», который, по некоторым данным, перевозил груз золота.

Данное предприятие успехом не увенчалось. Но за период работы в районе Балаклавы был накоплен богатый опыт в области судоподъема и водолазного дела, наши специалисты научились работать на больших глубинах. К середине 20-х годов Экспедиция стала основной отечественной организацией по подъему затонувших плавсредств, проведению аварийно-спасательных работ на всех водных акваториях нашей страны.

Летом 1928 г. ЭПРОН провела сложную в техническом отношении на тот период операцию по подъему затонувшей в Финском заливе английской подводной лодки «L-55», погибшей 4 июня 1919 г. в ходе боя с советскими эсминцами «Азард»и «Гавриил».

В те годы Морские силы Балтийского моря не имели аварийноспасательной службы, способной поднять затонувшую лодку. Поэтому еще до начала поисковых работ военные моряки обратились за помощью к руководству Экспедиции подводных работ особого назначения. 14 ноября 1927 г. руководитель ЭПРОНа Л.Н. Мейер сообщил в Техупр УВМС о готовности Экспедиции организовать подъем «L-55» и в Ленинград из Севастополя выехала группа водолазов для обследования затонувшей на глубине более 30 м лодки.

После обнаружения и идентификации объекта специалисты ЭПРОНа подготовили детальный план работ, который включал операцию на море (собственно подъем), буксировку и работы в гавани. К 1 июля 1928 г. в Кронштадт из Севастополя прибыло все необходимое имущество и балтийская партия ЭПРОНа приступила к работе. А уже 11 августа поднятая со дна лодка в составе каравана судов пришла в Кронштадт.

В дальнейшем английская субмарина «L-55» была отремонтирована и в августе 1931 г. вступила в боевой строй подводных сил Балтийского флота под тем же номером. В 1941–1945 гг. она использовалась как зарядная станция, а затем была отправлена на переплавку.

Однако задачи Экспедиции были значительно обширнее, чем подъем судов, техники и оборудования. В документах о деятельности ЭПРОНа говорилось о том, что «роль подводных работ должна особенно возрасти в военное время. Экспедиция должна укомплектовать боевые единицы флота квалифицированными водолазами и образовать сильные спасательные отряды при объединениях морских сил. Наши плавтехнические средства могут быть сверх того широко использованы для постановки минных и сетевых заграждений и для выполнения всяких других военных задач».

Как несомненный успех деятельности ЭПРОНа следует отметить, что за неполные первые десять лет своего существования Экспедицией было поднято 110 судов, из которых 76 восстановили. Стоимость этих плавсредств превышала 50 млн руб. Более того, водолазы Экспедиции подняли с морского дна более 13 тыс. т черного металла, 4700 т брони, 1200 т цветного металла, 2500 т механизмов, которые были реализованы.

На своем заседании 14 августа 1929 г. Президиум ЦИК СССР постановил: «Отмечая исключительные заслуги в деле поднятия морских судов, наградить Экспедицию подводных работ на Черном и Азовском морях — “ЭПРОН” — орденом Трудового Красного Знамени». До 1931 г. Экспедиция находилась в составе ОГПУ СССР, а затем продолжила деятельность в составе гражданских ведомств, став впоследствии базой для создания аварийноспасательных служб флотов.

Новая программа кораблестроения была разработана на основании постановления Реввоенсовета СССР от 8 мая 1928 г., принятого на расширенном заседании после обсуждения докладов М.Н. Тухачевского и М.А. Петрова «О значении Морских сил в системе Вооруженных сил страны». В постановлении говорилось: «1. Признать необходимым укрепление и развитие Военно-Морских сил в общем плане военного строительства. 2. При развитии ВМС стремиться к сочетанию надводного и подводного флотов, береговой и минно-позиционной обороны и морской авиации».

В целях совершенствования системы обороны побережья для отражения морского противника и совершенствования взаимодействия береговой артиллерии с силами флота береговая артиллерия, ранее входившая в состав Красной армии, в 1930 г. была передана флагу.

В 1932–1933 гг. было принято решение о создании Тихоокеанского и Северного флотов. К этому времени Северный морской путь был превращен в постоянно действующую водную магистраль страны, а также силами заключенных ГУЛАГ было завершено строительство Беломоро-Балтийского канала. Эти два важных фактора способствовали экономическому подъему северных районов Советского Союза, они же создали условия для стратегического маневра морскими силами между тремя морскими театрами — Балтийским, Северным и Тихоокеанским.

Северный флот был создан за счет кораблей Балтийского флота. 18 мая 1933 г. Кронштадт проводил на Север первый отряд кораблей, положивший начало созданию Северного флота.

11 июля 1933 г. СТО принял постановление «О программе военно-морского строительства на 1933–1938 годы», в которой предусматривалось существенное обновление корабельного состава ВМФ за счет новых кораблей различных классов.

В середине 1930-х гг. резко обострилась международная обстановка. Образование новых очагов войны на Западе и Востоке привело к новой гонке вооружений. В 1936 г., в связи с окончанием срока действия Лондонского морского договора, шесть крупных держав начали строить 20 линейных кораблей, которые по своим тактикотехническим данным превосходили своих предшественников.

В период гражданской войны в Испании (1936–1939), несмотря на то что СССР оказывал помощь республиканцам, состояние советского Военно-морского флота не позволяло активно использовать его. В советском правительстве обсуждалась возможность направления ряда кораблей в Средиземное море, но из-за слабости советского флота боевые корабли участие в поддержке республиканской Испании не принимали.

Испанские события изменили отношение советского правительства к флоту. В связи с развитием Военно-морского флота и возрастанием его роли в системе обороны государства в конце 1937 г. ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли решение о создании Народного комиссариата Военно-морского флота. В третьем пятилетием плане экономического развития СССР (1938–1942) была подготовлена обширная программа военного судостроения. В апреле 1939 г. наркомом ВМФ был назначен Н.Г. Кузнецов.

Значительное внимание в работе особых отделов флотов и флотилий в 1920–1940 е гг. уделялось информационной работе. В поле зрения флотских контрразведчиков находились политикоморальный уровень личного состава и состояние Военно-морского флота СССР, включающее в себя вопросы создания нового вооружения, средств связи; снабжение; судоремонт; боевую подготовку; мобилизационную готовность; медико-санитарное обеспечение.

Морская контрразведка в 1920—1930-е гг. регулярно информировала РВС и СТО СССР, НКВМФ, другие наркоматы и ведомства о состоянии судостроения, вооружения, береговой охраны и научно-исследовательских и конструкторских работ (НИОКР): «О катастрофическом положении с торпедным вооружением флота», «О безобразном положении с достройкой крейсера “Красный Кавказ”», «О недочетах подлодки “Декабрист”», «О недочетах торпедных катеров».

Так, например, 25 октября 1930 г. была подготовлена записка «О недочетах боевого состояния береговой обороны Черного моря», в которой сообщалось о том, что комиссия, обследовавшая в сентябре 1930 г. боевое состояние береговой обороны Черного моря, отметила целый ряд недостатков: безответственность строительства береговой обороны; артиллерия береговой обороны не отвечала поставленным задачам; состояние фортификационных сооружений и оборудования батарей неудовлетворительно; сухопутная оборона Севастополя и Керчи фактически отсутствовала; в противопожарном отношении береговые батареи недостаточно защищены. На основании изложенного делался вывод, что районы и сектора береговой обороны по своему боевому состоянию не могли решить поставленных им оперативных заданий.

Следует отметить, что информационная работа флотских особых отделов была поставлена на высоком уровне и зачастую от мнения контрразведчиков зависело решение того или иного вопроса.

В силу специфики своей деятельности сотрудники особых отделов флотов принимали участие в расследовании обстоятельств гибели и аварий боевых кораблей.

1931 г. стал для советских подводников поистине «черным»: на Балтике погибла подводная лодка № 9, а в Черном море — подлодка «Металлист», протараненная эсминцем «Фрунзе».

Подводная лодка № 9 затонула 22 мая 1931 г. в Финском заливе в результате таранного удара от подлодки № 4. Расследованием обстоятельств трагедии, повлекшей гибель 47 человек, занимался Особый отдел ОГПУ Морских сил Балтийского моря.

В результате проведенного расследования Особый отдел Морских сил Балтийского моря направил в Центр документы, в которых делались выводы: 1. Виновность в гибели подводной лодки № 9 целиком лежит на командовании подводной лодки № 4. 2. Команда подводной лодки № 9 геройски вела себя до конца. 3. Все возможные меры касательно спасения лодки приняты. 4. Нездоровых настроений во флоте в связи с катастрофой подводной лодки № 9 нет. 5. Следствие по делу ведется «в ударном порядке и будет закончено в ближайшие 2–3 дня». Виновными в гибели были признаны командир и штурман подводной лодки № 4.

Расследованием гибели подлодки «Металлист» занимался Особый отдел Черноморского флота совместно с прибывшими из Москвы сотрудниками центрального аппарата ОГПУ. 10 июня 1931 г. заместитель начальника Особого отдела Черноморского флота П.П. Паэгле передал записку по прямому проводу, в которой сообщил, что 10 июня 1931 г. в 7 час. 45 мин. подводная лодка была извлечена на поверхность. В результате этого было спасено три человека, а также извлечено 17 трупов, 9 человек не были найдены. Паэгле сделал предположение, что они, очевидно, спасаясь через рулевой люк, погибли, в том числе и командир лодки. По словам спасшихся, после столкновения командир лодки растерялся и не принял мер к организованному спасению лодки. Командование миноносца приняло все меры к избежанию столкновения, но предотвратить аварию было уже поздно. Он также сообщил о настроениях краснофлотцев подводного плавания, оценив его как «удовлетворительное» и подчеркнув, что 10 июня «четыре человека записались на сверхсрочную службу и десять — вступило в партию».

В июле 1935 г., выполняя упражнения по учебно-боевой подготовке, погибла подводная лодка Б-3 Балтийского флота, протараненная линкором «Марат». В расследовании причин катастрофы приняли участие сотрудники Особого отдела Балтийского флота. 2 августа лодка Б-3 была поднята и к 5 часам утра отбуксирована в Кронштадт. Первыми на борт поднялись представители Особого отдела Балтийского флота. На следующий день в НКВД СССР была направлена докладная записка: «3 августа, после доставки подводной лодки в Кронштадт, было немедленно приступлено к осмотру материальной части ее и розыску корабельных документов. Розыск документов был сопряжен с необычайными трудностями, так как вся начинка лодки была разрушена, все оборудование кают поломано и смещено со своих мест, обломки труб, дерева и оборудования волной были сбиты в нос и корму корабля. Все успело покрыться слоем ила, мазута и масла. Между этих развалин удалось разыскать обрывки корабельных документов и восстановить по ним поведение лодки перед катастрофой».

В ходе проведенного предварительного расследования была установлена вина каждого участника трагедии, в числе которых были командиры подводной лодки и линкора «Марат».

Следует отметить, что в центральных газетах было опубликовано сообщение ТАСС следующего содержания: «25 июля с.г. в Финском заливе во время учения Балтийского флота, при выполнении сложного маневрирования, на подводную лодку Б-3, находившуюся в подводном положении, наскочил надводный корабль. Лодка затонула. На лодке находилось 55 человек команды и курсантов морских училищ. Люди все погибли. […] Правительство постановило выдать семьям всех погибших командиров и краснофлотцев по 10 тыс. руб. единовременно каждой и установить персональные пенсии. Приняты меры к подъему лодки. Похороны погибших будут произведены в Кронштадте с надлежащими воинскими почестями».

Сотрудники Центрального аппарата НКВД СССР и Особого отдела Северного флота приняли участие в расследовании обстоятельств гибели в 1940 г. подводной лодки СФ Д-1 с экипажем из 55 человек.

Из спецсообщения 9-го отдела ОО НКВД СССР от 14 ноября 1940 г.: «13 ноября с.г. подлодка типа «Декабрист» (Д-1) Северного флота в районе Мотовского залива проводила практические занятия, в задачу которых входило погружение с подныриванием.

В 13 час. 30 мин. было получено с подлодки сообщение о том, что она идет на погружение, после чего связь с ней прекратилась.

В ночь с 13 на 14 ноября с.г. с целью розыска подлодки командованием Северного флота были высланы корабли, которые 14 ноября с.г. донесли, что в Мотовском заливе в районе ее учений обнаружено только лишь большое масляное пятно и плавающие на поверхности спасательные круги.

Подлодка же Д-1 обнаружена не была. […]

В целях выяснения причин катастрофы Особым отделом Северного флота производится расследование. НКВМФ о катастрофе осведомлен».

Перед сотрудниками Особого отдела была поставлена задача провести расследование обстоятельств гибели подлодки, а также проверить состояние боевой готовности на подводных лодках Северного флота и их материально-техническое обеспечение. Кроме того, контрразведчикам предстояло оценить и действия командного состава флота по подготовке выхода лодки в поход, ее поиску и спасению.

После проверки всех вариантов гибели, в том числе и от столкновения с плавучей миной, основными остались два — отказ механизмов и взрыв боезарядов или гремучего газа. Однако эти версии не получили достаточного фактического и документального подтверждения.

Кроме того, в ходе расследования было установлено, что «развертывание аварийно-спасательных работ проводилось крайне медленно, неорганизованно». Отмечалось неудовлетворительное состояние материально-технической части бригады подводных лодок Северного флота, в частности отсутствие на кораблях полноценных спасательных средств. Как отметили в своих докладах контрразведчики, «среди командного состава наблюдаются случаи грубого отношения к рядовому составу, в результате чего порождаются явно враждебные настроения».

Результаты проведенных военными контрразведчиками расследований и проверок были доложены политическому руководству страны.

Из проекта записки НКВД СССР в ЦК ВКП(б) и СНК СССР: «Чрезвычайные происшествия в Северном флоте стали настолько обычным явлением, что была даже создана “постоянная аварийная комиссия”. […] Инспекцией Наркомата Военно-морского флота в тот период при проверке состояния соединений Северного флота были вскрыты случаи очковтирательства, небрежного содержания материальной части, слабой дисциплины личного состава и другие недостатки. […] Командирская учеба поставлена неудовлетворительно. Командный состав недостаточно работал над повышением своих знаний, слабо боролся за выполнение плана боевой подготовки бригады.

Систематически нарушались правила кораблевождения, условия, обеспечивающие безопасность плавания и боевую готовность флота.

В течение 1940 г. в бригаде не было проведено с командным составом ни одной тактической игры. Отсутствовал повседневный контроль за прохождением боевой подготовки и выполнением приказов и инструкций Наркомата Военно-морского флота.

[…] С нарушениями дисциплины боролись путем механического наложения дисциплинарных взысканий (из 686 человек личного состава бригады подлодок за три квартала 1940 г. 568 человек получили взыскания).

[…] Считаем необходимым:

[…]

2. Предложить народному комиссару Военно-морского флота

а) укрепить руководящий состав Северного флота квалифицированными кадрами, могущими обеспечить наведение порядка во флоте, принять меры к поднятию боевой готовности соединений;

б) организовать жесткий контроль за выполнением личным составом соединений Северного флота установленных наставлений, инструкций и приказов;

в) проверить состояние боевой готовности бригад подлодок и прохождение ими курса учебы в соединениях Тихоокеанского, Черноморского и Балтийского флотов;

г) принять меры к конструктивному улучшению подачи воздуха высокого давления для продувания цистерн, а также увеличению мощности помпы “Рато” на подлодках типа “Д”.

Обязать наркома Военно-морского флота принять решительные меры к тому, чтобы подлодки выходили в море и на учения с точным соблюдением всех инструкций и наставлений, в частности:

[…] Запретить выпуск в море подлодок с личным составом, впервые стоящим на боевых постах и неподготовленным к выполнению той или иной задачи;

[…] Запретить допуск к самостоятельному управлению подлодкой командиров, не сдавших полностью всех необходимых для этого зачетов по курсу подводных лодок;

[…] Сложные учения производить на безопасных глубинах […];

[…] Тщательно проверять перед каждым выходом подлодок в море техническое состояние подлодки, особенно после ремонта».

В предвоенные годы шло интенсивное пополнение ВМФ СССР новыми кораблями, особенно эскадренными миноносцами и подводными лодками. Их строительство находилось под особым вниманием флотских контрразведчиков.

Наркомат ВМФ СССР постоянно информировался о недочетах и ошибках при проектировании боевых кораблей, их строительстве, срывах ввода в эксплуатацию, попытках проведения диверсий на судостроительных предприятиях, мерах по их предотвращению.

Так, Особый отдел Балтийского флота 13 июня 1940 г. направил в НКВД СССР спецсообщение о срыве сроков сдачи вновь строящихся кораблей для Военно-морского флота. В документе подчеркивалось: «Имеющиеся в нашем распоряжении материалы свидетельствуют о том, что выполнение плана военного кораблестроения на 1940 г., утвержденного постановлением правительства № 121 с/с, находится под угрозой срыва вследствие того, что сроки монтажа и строительства кораблей не обеспечиваются поставками механизмов, оборудования и вооружения для новостроящихся кораблей. Согласно постановлению правительства (№ 145 с/с), основные механизмы, детали, оборудование и вооружение для большинства кораблей […] поставляются заводами-изготовителями к тому времени, когда корабль должен в полной готовности выйти на сдаточные испытания или даже тогда, когда, согласно правительственному сроку, корабль уже должен быть сдан флоту. […]

Пользуясь отсутствием ряда механизмов и деталей, подлежащих поставке […], изготовители отказываются от заключения договоров на производство механизмов и вооружения для нужд судостроения».

В этой связи необходимо отметить, что до начала войны так и не удалось реализовать большую судостроительную программу, предусматривавшую строительство новейших линкоров типа «Советский Союз», а также тяжелых и легких крейсеров.

В 1939 г. в состав Черноморского флота был включен построенный в Ливорно итальянской фирмой «Орландо» лидер «Ташкент». Первоначально предполагалось провести достройку корабля на верфи в Ленинграде, однако с учетом мнения флотских контрразведчиков лидер был переведен на Черное море и на время испытаний стал базироваться на Одессу. Это было обусловлено тем, что в связи с расширением программы судостроения базирование «Ташкента» «с итальянской сдаточной командой на Ленинград или Кронштадт крайне нежелательно, т[ак] к[ак] по местным условиям просматриваются все наши заводы, стапеля, военные гавани».

С приходом корабля итальянская сдаточная команда была взята под плотную опеку Особого отдела Черноморского флота.

Из докладной записки начальника ОО Черноморского флота А.П. Лебедева от 1 июня 1939 г. в ОО ГУ ГБ НКВД СССР:

«В связи с сообщением […] о прибытии построенного в Италии лидера “Ташкент” нами сразу же были приняты меры к обеспечению его приема в г. Одессе, куда вместе с нашим личным составом, назначенным на лидер, был командирован оперативный работник. […] В целях предотвращения возможных попыток обработки и вербовки кого-либо из личного состава нами тщательно было проинструктировано осведомление и, кроме того, через политаппарат корабля была проведена глубокая разъяснительная работа.

За период изучения корабля нашим личным составом и выходов в море с итальянцами каких-либо попыток провокации или обработки со стороны итальянцев зафиксировано не было. Однако через осведомление были отмечены факты прощупывания отдельных краснофлотцев со стороны итальянцев. […]

В настоящее время вся итальянская команда, находившаяся на лидере “Ташкент”, уехала в Италию. […] По предложению наркома судостроительной] промышленности т. Тевосяна, на корабле оставлены четыре человека, итальянца, для плавания на корабле в течение гарантийного периода, т. е. до октября м[еся]ца 1939 г. […] Оставление этих лиц на корабле в течение гарантийного периода считаем крайне нежелательным, так [как] с 19 мая будет производиться окончательное комплектование корабля, составление боевых расписаний, инструкций и наставлений, причем будет происходить обучение личного состава, боевые тревоги, пожарные, аварийные и т. д. Кроме того, на корабль будет устанавливаться наше отечественное вооружение — орудия, торпедные аппараты, химаппаратура и целый ряд других приборов.

При условии оставления итальянцев на корабле все это явится достоянием итальянской разведки. […]

Считая крайне нежелательным оставление итальянцев, просим Вашего распоряжения поставить этот вопрос перед соответствующими инстанциями. […]».

Следует отметить, что «Голубой крейсер», как называли гитлеровцы «Ташкент», был последним надводным кораблем, сумевшим прорваться в осажденный Севастополь. В ночь на 27 июня 1942 г. на нем вывезли 2 тыс. раненых и панораму художника Рубо «Оборона Севастополя в 1854–1855 гг.».

Погиб лидер «Ташкент» 2 июля 1942 г. в порту Новороссийска при налете немецкой авиации от прямого попадания двух авиабомб.

Под пристальным вниманием контрразведчиков флота находилась и достройка закупленного в Германии крейсера «Лютцов», переименованного в 1940 г. в «Петропавловск». 25 января 1941 г. в НКВМФ (Кузнецову) и НКВД СССР (Кобулову) было направлено сообщение о неудовлетворительном состоянии работ по «Петропавловску»:

«В результате отсутствия должного руководства и контроля за работой контрольно-приемного аппарата в г. Штеттине […] на завод № 189 Наркомата судостроительной промышленности для достройки кр[ейсера] “Петропавловск” продолжается поступление оборудования и механизмов крайне низкого качества, с большими дефектами, на устранение которых затрачиваются большие средства и [которые] вызывают задержку хода строительства. Значительная часть оборудования […] принимается настолько изношенной, что, безусловно, к использованию на корабле не годится. […] Отдельные агрегаты принимаются по документам без проверки качества продукции и даже без наружного осмотра.

[…] Механизмы и оборудование поступают на завод некомплектно, вследствие чего работы по электрооборудованию на крейсере приостановлены.

[…] Техническая документация и основные чертежи поступают несвоевременно и некомплектно.

Управление кораблестроения ВМФ, зная о массовом поступлении недоброкачественного оборудования, реальных мер к улучшению работы КП А в Германии и налаживанию более строгого контроля за его приемкой не принимает».

Саботаж немцев и наша халатность, к сожалению, дали результаты: крейсер к началу войны так и не был достроен.

С середины 1930-х гг. началось активное возрождение германских вооруженных сил. 16 марта 1935 г. Германия денонсировала ограничительные статьи Версальского договора и заявила о возобновлении военной подготовки. Два дня спустя британское правительство заявило резкий протест против этой односторонней акции Германии и созвало межсоюзническую конференцию Франции, Англии и Италии в Стрезе, на которой союзники поддержали ее в осуждении германской акции. В то же самое время Великобритания запросила о том, согласно ли германское правительство принять британских представителей в Берлине для обсуждения военно-морской ситуации. После утвердительного ответа Германии министр иностранных дел Великобритании Джон Саймон и Энтони Иден 25 марта прибыли в Берлин для встречи с Гитлером. На этой встрече Гитлер информировал британских представителей о своем желании достичь соглашения с Англией об относительной численности двух флотов и заявил, что он был бы согласен иметь флот численностью в 35 % от флота Великобритании.

Важное значение для военно-морского флота Германии в период между двумя мировыми войнами приобрело такое политическое событие, как заключение англо-германского военноморского соглашения, которое состоялось 18 июня 1935 г. в Лондоне, а позднее было подтверждено путем обмена документами между британским министром иностранных дел Сэмюэлем Хоре и германским послом Риббентропом. Соглашение включало в себя следующие принципиальные пункты: силы германского военноморского флота должны быть равны 35 % от сил британского ВМФ, включая силы Британского Содружества; водоизмещение и огневая мощь кораблей должны соответствовать стандартам, установленным британскими соглашениями с другими странами; Германии был гарантирован паритет с Великобританией в силах подводного флота. Германия заявила, что она не планирует иметь подводного флота более 45 процентов от британского.

Политический успех этого соглашения для Германии заключался в том, что Великобритания была готова заменить жесткие статьи Версальского мирного договора добровольным ограничением, тем самым были опровергнуты осуждения Германии на конференции в Стрезе, а также санкционировано право Германии на перевооружение.

С подписания англо-германского морского соглашения начался рост германского военно-морского флота. 9 июля 1935 г. в Германии официально объявили о вводе в состав флота новых подводных лодок и о принятой перспективной программе строительства кораблей: двух линкоров водоизмещением 26 тыс. тонн каждый, вооруженных орудиями калибра 280 мм; двух крейсеров водоизмещением 10 тыс. тонн каждый, вооруженных орудиями калибра 200 мм; 16 эскадренных миноносцев водоизмещением 1625 тонн каждый, вооруженных орудиями калибра 127 мм; 20 подводных лодок водоизмещением 250 тонн каждая; шести подводных лодок водоизмещением 500 тонн каждая; двух подводных лодок водоизмещением 750 тонн каждая.

27 сентября 1935 г. был сформирован 1-й дивизион подводных лодок, командиром которого был назначен капитан 1-го ранга Дёниц. Вскоре он был назначен командующим всеми подводными силами Германии, получив задание по развитию этого рода войск.

Выступая перед рейхстагом 28 апреля 1939 г., Гитлер объявил о своем решении аннулировать англо-германское морское соглашение 1935 г.

Существенное влияние на развитие советских разведывательных и контрразведывательных органов, в том числе и на советскую морскую контрразведку, оказало подписание в Москве 23 августа 1939 г. советско-германского договора о ненападении и секретного протокола к пакту о разделе сфер влияния в Европе.

Германский военно-морской флот извлек определенные выгоды из советско-германского договора о ненападении, который был подписан в августе 1939 года. ВМФ Германии мог не беспокоиться о ситуации в Балтике, особенно после того, как польские ВМС сошли со сцены. Германскому побережью на Балтике ничто не угрожало. Германские рудовозы спокойно проходили из Швеции, причем германским ВМФ не приходилось отвлекаться для их охраны из района Северного моря. Более того, Советский Союз предоставил Германии право использовать бухту на побережье недалеко от Мурманска в качестве германской военноморской базы и дал право транзита через Северный Ледовитый океан для выхода в Тихий океан. Возможность войти в Полярный стала огромным преимуществом для германских торговых судов, пытавшихся вернуться домой в первые недели и месяцы войны. Чтобы миновать британскую сеть, большей части этих судов пришлось следовать гораздо более северным маршрутом вдоль границы полярных льдов с постоянными северными штормами, зайдя же в Полярный, они могли произвести ремонт и пополнить припасы на остаток пути в Германию через норвежские воды. Только после того как Германия заняла Норвегию, она более не нуждалась в порте Полярном. Тем не менее Рёдер направил благодарственную телеграмму командующему флотом Советского Союза за оказанную помощь.

30 ноября 1939 г. началась советско-финляндская война, получившая название «Зимняя война». Наряду с частями и соединениями Красной армии в Зимней войне (1939–1940) активно участвовали силы Балтийского флота, а также Ладожской военной флотилии, сформированной в октябре 1939 г. для обороны побережья Ладожского озера, корабли которой поддерживали действия войск 7-й и 13-й армий. Вместе с частями Красной армии и силами Балтийского флота, Ладожской военной флотилии в боевых действиях участвовали также и соответствующие особые отделы НКВД. На основе информации, поступавшей от военной и морской контрразведок, готовились докладные записки для высшего советского политического руководства (И.В. Сталина, В.М. Молотова, К.Е. Ворошилова) о ходе боев, положении в частях, настроениях военнослужащих Красной армии и Военно-морского флота.

В 1940–1941 гг., в соответствии с разработанной в СССР государственной программой по военно-морскому судостроению, шло интенсивное пополнение Балтийского флота, получившего в ходе советско-финляндской войны 1939–1940 гг. опыт ведения военных действий на море. Помимо успехов, проведенные морские операции выявили ряд существенных недостатков на флоте. Морские контрразведчики оперативно сообщали командованию флота о недочетах, а иногда и провалах в проведении боевых операций на Балтике, в организации и действиях ВВС, сил ПВО и береговой обороны. Следует отметить, что направлявшаяся руководству страны и командованию информация содержала рекомендации и конкретные предложения по устранению этих ошибок.

После окончания советско-финляндской войны были внесены существенные коррективы в организацию боевой подготовки ВМФ СССР, а также в деятельность морской контрразведки. На первое место вышло проведение мероприятий по реорганизации системы мобилизационной готовности флота и флотилий, повышение уровня готовности действий морских контрразведчиков в боевых условиях, оказания помощи командованию.

Особым отделом ГУГБ НКВД СССР, особыми отделами Балтийского, Черноморского, Северного и Тихоокеанского флотов, Амурской и Днепровской флотилий в целях оказания помощи командованию флотов и флотилий в период 1939–1941 гг. было подготовлено более 50 сообщений и докладных записок по состоянию мобилизационной готовности. Анализ этих документов показывает, что ряд мобилизационных мероприятий в ВМФ СССР был проведен недолжным образом, допускались явные ошибки и просчеты.

В январе 1941 г. начальник Особого отдела Черноморского флота информировал ГУГБ НКВД СССР: «Изучая вопрос реальности действующего мобилизационного плана Черноморского флота (МП 1939 г.), установлено, что мобилизационный план Черноморского флота по его отдельным видам нереален ввиду отсутствия на флоте необходимых мобилизационных ресурсов, без которых в случае внезапных боевых действий на Черноморском театре Черноморский флот не сможет выполнять поставленных перед ним сложных оперативно-боевых задач наступательного порядка. […] Обеспеченность флота жидким топливом на два месяца ведения войны очень незначительна. […] Имеющиеся емкости для жидкого топлива в военно-морских базах Черноморского флота ни в коей степени не удовлетворяют потребности флота в военное время. Вопрос питания флота в военное время […] не решен из-за отсутствия вспомогательного флота. […] В условиях военного времени отсутствие вспомогательного флота может пагубно отразиться на боевой деятельности флота. […] Военновоздушные силы Черноморского флота горюче-смазочным материалом не обеспечены. […]

По главной морской базе Черноморского флота имеется большой недокомплект по нормам военного времени артиллерийского и стрелкового боезапаса, а также и обмундирования для частей, развертываемых в период мобилизации. […]. Общий некомплект по флоту начальствующего состава около 1500 чел[овек], из коих основной недокомплект падает на береговые учреждения и вновь строящиеся корабли».

Били тревогу и контрразведчики Тихоокеанского флота, отмечая недостатки в разработке мобплана ТОФ на 1940 г., нехватку пиротехников, ветврачей и медсостава (эвакогоспитали укомплектованы на 50 %). Контрразведчики отмечали, что ТОФ не обеспечен полностью на военное время обмундированием, вооружением и другими видами довольствия. Для авиации не хватало запасных моторов. Из-за отсутствия емкостей запасы топлива: бензина, нефти, мазута, и различных масел составляли не более 25 % потребности. Дальнефтепроводстрой, ссылаясь на отсутствие рабочей силы, медленно строил емкости для топлива. В мобразработках военных частей и соединений флота, по мнению контрразведчиков, имелся ряд недостатков. Об этом свидетельствовали августовская и сентябрьская (1940) проверочные мобилизации: части и соединения ТОФ не отмобилизовались в сроки, предусмотренные мобпланом, личный состав показал низкий уровень боевой подготовки.

По данным морской контрразведки, аналогичная ситуация складывалась в частях и соединениях других флотов и флотилий. Морская контрразведка не ограничивалась констатацией фактов и направляла в НКВМФ конкретные предложения по устранению недостатков.

Замечания и недостатки флотских контрразведчиков внимательно анализировались командованием ВМФ СССР, которое принимало меры по их устранению и информировало руководство НКВД СССР. Так, в письме начальника Главного морского штаба РКВМФ адмирала Л.М. Галлера в ОО ГУГБ НКВД СССР отмечалось, что по поводу вопросов, затронутых в письме на имя народного комиссара ВМФ от 14 сентября 1940 г., Военному совету Северного флота даны указания о посылке в Архангельск мобработника штаба СФ для проверки документов и устранения недостатков.

К сожалению, определенную часть документов, направленных НКВД СССР в НКВМФ, составляли записки, сводки и спецсообщения, в которых содержалась информация о вскрытых на кораблях и в береговых частях троцкистских, антисоветских группах, проведении антисоветской агитации и пропаганды военнослужащими ВМФ, их арестах и ходе ведения следствия. Это было связано с тем, что определяющей во внутренней политике Советского государства в 1930-е годы была формулировка И.В. Сталина об обострении классовой борьбы по мере продвижения страны к социализму.

В 1937 г. на февральско-мартовском и июньском пленумах ЦК ВКП(б) был принят жесткий курс на борьбу со шпионами и агентами враждебных капиталистических государств. С докладом о необходимости фактически «генеральной чистки» советского общества выступил нарком внутренних дел Н.И. Ежов. Он нарисовал картину всевозможных «шпионско-троцкистсковредительских» организаций, деятельность которых якобы охватила все сферы жизни общества.

2 июня на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны И.В. Сталин в своем выступлении обозначил начало кампании в масштабе государства по поиску шпионов и диверсантов. Он заявил о существующем в стране «военно-политическом заговоре», одним из направлений которого стал сфабрикованный «военно-фашистский заговор» во главе с маршалом М.Н. Тухачевским, что привело к дальнейшему расширению репрессий среди командного состава Красной армии и Военно-морского флота и негативно сказалось на боеготовности вооруженных сил.

Органы контрразведки начали активно разрабатывать командные кадры Вооруженных сил СССР. В дальнейшем сотрудниками военной контрразведки были сфальсифицированы различные заговоры в Красной армии и Военно-морском флоте (в т. ч. на Северном, Тихоокеанском и Черноморском флотах): «военнополитический» против политработников Красной армии, «военномонархический» — против бывших офицеров царской армии.

Волна репрессий основательно прошла тогда по командноначальствующему составу Красной армии и Военно-морского флота. За один только 1933 г. из армии и флота было уволено более 22 308 военнослужащих, из них «по признакам социальной принадлежности и политической неблагонадежности» — 20 258; с 1934 по 1936 г. около 22 тысяч военнослужащих, а в 1937–1940 гг. — около 40 тысяч. К части военнослужащих были применены меры репрессивного характера — от лишения свободы до высшей меры наказания. При этом лица высшего команднополитического состава армии и флота арестовывались только с согласия наркома обороны или наркома Военно-морского флота.

С мая 1937 г. по сентябрь 1938 г. на флоте было арестовано более 3 тысяч военнослужащих.

Были расстреляны высшие руководители ВМС РККА-ВМФ СССР В.М. Орлов, М.В. Викторов, П.А. Смирнов. П.И. Смирнов и М.П. Фриновский.

На Черноморском флоте репрессии начались с ареста 26.03.1937 г. бывшего помощника командующего флотом П.И. Куркова, а с мая 1937 г. начались уже массовые аресты военнослужащих флота. В период с 8 по 12 июня 1937 г. в Севастополе было арестовано около десятка военнослужащих Черноморского флота, относящихся к старшему и среднему командноначальствующему составу. После отстранения 15.08.1937 г. от командования Черноморским флотом флагмана флота 2-го ранга И.К. Кожанова репрессии на ЧФ приняли угрожающие масштабы. 5 октября 1937 г. был арестован сам И.К. Кожанов, а следом за ним и много других военнослужащих ЧФ и членов их семей.

В справке о количестве уволенных и арестованных по политическим мотивам военнослужащих по военным округам и флотам (на конец 1937 г.) есть данные, что на Черноморском флоте были уволены 423 человека, из них арестовано 118 человек.

Число арестованных на Черноморском флоте в 1937 г. привело в замешательство даже руководство Наркомата обороны. Но это не значило прекращения репрессий. По архивным данным, общее количество репрессированных военнослужащих Черноморского флота за период с 1936 по 1941 г. составило 478 человек.

Репрессии на Северной военной флотилии (СВФ) начались в марте 1937 г., как раз в преддверии её преобразования в Северный флот (СФ). Однако в начале 1938 г. аресты на флоте прекратились. Но это оказалось затишьем перед бурей, которая вскоре обрушилась и на самого командующего Северным флотом К.И. Душенова. Вскоре следователи НКВД «выявили» всех «участников заговора на Северном флоте». Их набралось более 30 человек, в том числе заместитель командующего флотом И.И. Сынков и другие. К октябрю 1938 г. на СФ было арестовано 79 «врагов народа», «досрочной демобилизации» подверглись 24 старших и средних командира, 9 политработников и 81 младший командир и краснофлотец (в том числе 24 за «иностранное» происхождение), а также 226 вольнонаёмных.

Командующий СФ был обвинён по 58-й статье (пункт 16, пункты 7, 8, 11) Уголовного кодекса РСФСР (измена Родине, контрреволюционная деятельность и т. п.), 03.02.1940 г. приговорен к расстрелу, и на следующий день приговор был приведён в исполнение.

На Балтийском флоте одними из первых в 1937 г. были арестованы комфлота А.К. Сивков и командующий ВВС КБФ М.А. Горбунов. Сивкову обвинение было предъявлено по статьям 58–16, 58—8 и 58–11 УК РСФСР, как участнику контрреволюционной организации, проводящей вредительскую деятельность, направленную на задержку строительства флота, развития и создания морского оружия всех назначений, снижение тактических и технических качеств новых кораблей.

Военной коллегией Верховного суда СССР от 22.02.1938 г. Сивков А.К. приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день в Ленинграде.

В целом в 1937–1939 гг. на КБФ были осуждены 444 командира и политработника, из них к ВМН приговорены 64 человека. Уволены же были 389 человек.

На Тихоокеанском флоте сначала был арестован начальник штаба флота О.С. Солонников, за ним член Военного совета Г.С. Окунев и командующий флотом Г.П. Киреев. К июлю 1938 г. было задержано 66 «вражеских агентов» из числа руководящего состава ТОФ, к концу года было арестовано еще около 50 старших морских командиров. Репрессиям подверглись около 66 командиров-подводников, из них 8 человек расстреляны. Всего же в ходе репрессий штаб, отделы и службы флота потеряли не менее 58 представителей командно-политического состава.

Свою роль в репрессиях сыграли флотские особые отделы.

Трагические события 1937–1938 гг. нанесли существенный урон и кадровому потенциалу морской контрразведки. Достаточно сказать, что в те годы большинство начальников особых отделов флотов и флотилий находились в должности не более трех-четырех месяцев, не говоря уже о рядовых сотрудниках. Были репрессированы Н.А. Загвоздин (в 1932 г. начальник ОО ГПУ Морских сил Дальнего Востока), Я.С. Визель (в 1934–1937 гг. начальник ОО ГУГБ Морских сил Дальнего Востока), М.И. Диментман (в 1937 г. начальник ОО ГУГБ НКВД Тихоокеанского флота), В.И. Осмоловский (в 1937–1938 гг. начальник ОО ГУГБ НКВД Тихоокеанского флота, занимал эту должность менее года), В.Ф. Дементьев (в 1938 г. начальник ОО ГУГБ НКВД Тихоокеанского флота, в должности был всего пять месяцев),

В.Г. Кравцов (начальник 0 °Cеверного флота), П.П. Паэгле (заместитель начальника ОО Балтийского флота) и многие другие.

Большинство из них впоследствии были реабилитированы.

Эти невосполнимые потери, когда были репрессированы опытные морские контрразведчики и нарушена преемственность поколений, самым негативным образом отразились на эффективности оперативной работы в предвоенные годы и в начале Великой Отечественной войны. Основная часть сотрудников советской контрразведки самоотверженно выполняли свой служебный долг, оставаясь патриотами Родины, верными высоким принципам служения народу.

Побережье Балтийского моря, являвшегося в 1941 г. одним из плацдармов для подготовки вторжения Германии на территорию СССР, было разделено на три участка: западный — от датской границы до острова Рюген, средний — от острова Рюген до германопольской границы; восточный — от германо-польской границы вдоль побережья Польши, включая порты Гдыня, Данциг, Пиллау и Мемель. Западным участком командовал контр-адмирал Грассман, восточным — контр-адмирал Эрнст Краффт и средним (центральным) — контр-адмирал Хассо фон Бредов. Общее руководство германским побережьем Балтийского моря возглавлял адмирал Гюнтер Гузе.

В феврале 1941 г. состоялось совещание Верховного командования германского военно-морского флота (ОКМ), на котором присутствовали: адмирал Гюнтер Гузе, командующий Балтийским флотом адмирал Карле, начальник Центрального отдела верховного командования германского военно-морского флота морской капитан Шульте Ментинг, командующий побережьем Северного моря адмирал Денш, начальник штаба флота адмирал Маршалл, начальник штаба командования германского военно-морского флота вице-адмирал Шнивинд и два его сотрудника. Главнокомандующий гросс-адмирал Эрих Рёдер под большим секретом заявил присутствующим о том, что Гитлер решил в июне 1941 г. напасть на Советский Союз и что нужно начать усиленную подготовку к войне против СССР, согласно плану «Барбаросса».

В марте 1941 г. адмирал Гюнтер Гузе приказал контр-адмиралу Хассо фон Бредову принять срочные меры по подготовке вверенных ему частей на участке побережья Балтийского моря к войне против Советского Союза. По приказу Гузе были сформированы военно-морские штабы, которые в июне — июле 1941 г. захватили советские порты Либава и Виндава, острова Эзель и Даго.

Контр-адмирал Эрнст Краффт за три недели до нападения Германии на Советский Союз получил от адмирала Гузе секретный пакет штаба верховного командования военно-морского флота. В препроводительном письме указывалось, что пакет может быть вскрыт только после получения специального пароля. Этот пароль Краффт получил от Гузе в ночь с 21 на 22 июня 1941 г., приблизительно за 3–4 часа до начала вторжения германских вооруженных сил на советскую территорию. В запечатанном пакете содержался приказ германского верховного командования германской армии и флоту начать нападение на советскую территорию 22 июня 1941 г. По приказу Краффта в ночь с 21 на 22 июня 1941 г. в порту Гдыня были задержаны три советских морских парохода, груженные зерном для Германии. Эти пароходы были отконвоированы в Данцигский порт, где переданы в распоряжение военноморского штаба, ведавшего вопросами использования германского торгового флота для военных целей.