Квинт-эссенцией народного языка является словесно-поэтическое творчество народа, фольклор. Устная народная словесность – кристаллизация семантики народного языка. Поэтому народная поэзия нередко рассматривается как воплощение основных тенденций системы народной речи, основных начал народного духа [98]Богатырёв П.Г. О языке славянских народных песен в его отношении к диалектной речи // ВЯ. 1962. № 3. См. также названные выше работы И.К. Зайцевой.
.

Л.Н. Толстой считал, что язык, которым говорит народ, есть «лучший поэтический регулятор» [99]Оссовецкий И.А. Язык фольклора и диалект // Основные проблемы эпоса восточных славян. М., 1958.
.

Русский литературный язык на протяжении всей своей истории пользовался этим народно-поэтическим регулятором. Устная языческая словесность широким потоком вливалась в древнерусский письменный язык ещё в период его формирования. Почти вся древнерусская письменность проникнута отражениями, отзвуками и языком старорусской эпики и лирики. В сказаниях, летописях, повестях и многих других видах древнерусского литературного творчества заключается огромное количество цельных произведений и фрагментов, непосредственно и посредственно восходящих к народной творческой стихии. Изучение, впрочем, далеко ещё не полное, этого материала обнаруживает целую цепь географических и хронологических этапов в развитии того, что мы условно называем народной словесностью.

Богатство и свежесть красок языка народной поэзии, сила её проникновения в древнюю литературу ярко обнаружилась в поэтическом языке «Слова о полку Игореве». В XIV в, под напором книжно-славянской струи поток народно-поэтической речи несколько сузил свои пределы в русском письменном языке, во всяком случае, в его высоких стилях. Но даже в период феодальной раздробленности, когда на роль государственно-деловых языков отдельных княжеств претендовали поместно-территориальные диалекты, устная народная поэзия и её язык выступали как великая культурно объединяющая сила, как фактор национального сплочения. Именно в недрах устного народного творчества закладывался фундамент будущего национального языка. Стили народной поэзии (особенно былины, исторической песни, сказки, пословицы) были чужды местной, областной исключительности. Они развивались как общерусский народно-поэтический язык. Их усилившееся влияние на русский письменный язык в XIV–XVII и в начале XVIII в. было симптомом роста национального самосознания. Оно отражало напряженный процесс образования общерусского национального языка.

Любопытно, что сборники пословиц и поговорок, идущие от XVII в., отражают в основном ещё до сих пор не выветрившийся, не вышедший из употребления фонд народной фразеологии. Это является доказательством того, что связь между системами общерусского языка на разных ступенях его развития, самая крепкая и жизненная, создаётся с помощью элементов и форм народной речи, народной поэзии. Словесное творчество народа служит непоколебимым и не подверженным разрушению фундаментом русского литературного языка [99—101].

Таким образом, язык народной поэзии был источником и опорой развития древнерусского языка. Он же стал основным цементирующим элементом в системе русского национального языка. Связь русской языковой культуры XVIII в. с фольклором общепризнана. Специфически-дворянская и тем более придворная культура была в России XVIII в. достоянием сравнительно небольшого слоя населения, окруженного морем народной стихии, – в искусстве – фольклора. Впрочем, и двор не терял вкуса к народной поэзии [101–102].

Фольклор оставался в быту всех слоев общества, более или менее признанный, в течение всего XVIII столетия. Близость к фольклору вносила характерные черты в облик русского классицизма, чуждые и классицизму Буало и Расина и немецкому классицизму Готшеда. Эта близость к стихии народной речи отразилась и в метком, остром реалистическом слове Фонвизина, и в не организованной никакими учёными канонами речи Державина со всеми её «неправильностями», с точки зрения школьной грамматики литературного языка дворянства, и даже в свободных рифмах его поэзии [103]Ср. тавтологические сочетания в говоре д. Деулино: видом вить, глотом глотать, котом катиться, тоском тащить и мн. др. / Словарь современного русского народного говора (д. Деулино Рязанского района Рязанской области. Материал собрали и словарь составили Г.А. Баринова, Т.С. Коготкова, Е.А. Некрасова, И.А. Оссовецкий, В.Б. Силина, К.П. Смолина. Под ред. И.А. Оссовецкого. М., 1969).
.

С эпохи Пушкина язык народной поэзии становится семантическим центром разных стилей литературной речи [104]Чердынская сведьба. Записал и составил И. Зырянов. Пермь, 1969.
.

Стиль народной поэзии представляется Пушкину воплощением духа русского языка, тем бродильным началом национальности, которое несёт новую жизнь и движение в литературную речь. «Изучение старинных песен, сказок и т. п., – говорил Пушкин, – необходимо для совершенного знания свойств русского языка». В пушкинском языке была впервые найдена общенародная норма русского языка. После Пушкина русский литературный язык всё шире и разнообразнее использует фонды народно-поэтической речи. Гоголь заявлял, что до 20—30-х годов XIX в. русская языковая культура «ещё не черпала из самой глубины» словесного творчества народа, из его песен и «многоочитых пословиц». Фольклор для Гоголя – «сокровище духа и характера народа», основа русского национального стиля. Недаром гоголевский стиль с его тяготением к живой народной речи, к крестьянскому языку, к областным диалектам, к разнообразным жаргонам городского просторечия, носивший на себе яркую печать демократизма, стал, наряду со стилем Пушкина, знаменем новой русской реалистической школы XIX в.

Это погружение в глубину народно-поэтического языка особенно ярко сказалось в творчестве Некрасова, Л. Толстого и М. Горького.

Некрасов по преимуществу является истинным поэтом в тех случаях, когда он излагает народные темы народным языком («В дороге», «Зелёный шум», «Коробейники», «Влас», «Кому на Руси жить хорошо», «Крестьянские дети» и т. п.) [104–105].

Усердно изучая язык крестьянства, язык народной поэзии и придавая ему громадное общечеловеческое значение, Л.Н. Толстой не раз высказывал свой взгляд на отношение русской литературы и русского литературного языка к фольклору. В письме к Н.Н. Страхову от 3 марта 1872 г. он писал: «Заметили ли вы в наше время в мире русской поэзии связь между двумя явлениями, находящимися между собой в обратном отношении: упадок поэтического творчества всякого рода – музыки, живописи, поэзии, и стремление к изучению русской народной поэзии всякого рода – музыки, живописи и поэзии? Мне кажется, что это даже не упадок, а смерть с залогом возрождения в народности. Последняя волна поэтическая – парабола была при Пушкине на высшей точке, потом Лермонтов, Гоголь, мы, грешные, и ушла под землю. Другая линия пошла в изучение народа и выплывет, бог даст… Счастливы те, кто будет участвовать в её выплывании» (Письма Л.Н. Толстого. 1848–1909. Под ред. П.Л. Сергеенко, стр. 97–98) [106–107].

Глубина горьковского проникновения в язык и дух народной русской поэзии выражается в том, что сам

Горький в совершенстве владел стилями устного народного творчества. Он сам создавал подлинно народные произведения, и специалисты-фольклористы тщетно разыскивали их источники [107]Ср.: «Дъ йеть н'и туч'а (об облаке), а туч'а пр'д'от, (ром как удар'ит', знач'ит', туч'а (рознъйъ. / – Любая туча грозная? / – Йес'т' (рознъяъ, а йес'т' как прашла, б'из (ромъ, б'из мълан'ий» (Словарь современного русского народного говора. С. 127).
.