Пока отец был солистом Большого, выезжать на гастроли он мог на три-четыре дня, не больше, разве что летом, во время отпуска. Причём хотя начал он свою гастрольную эпопею ещё стажёром оперной труппы, в Архангельск, тогда главный город Северного края (объединял Архангельскую, Вологодскую, Северо-Двинскую губернии и автономную область Коми), приехал от радиокомитета, приглашённый, думаю, как лауреат всесоюзного конкурса.

Передо мной – документ, подобный которому мне читать не доводилось, похожие были, о них ниже, но такого – никогда:

«Отзыв о работе члена художественной бригады Всесоюзного радиокомитета при Совнаркоме Союза ССР – артиста тов. Хромченко», подписанный председателем Северного Краевого РадиоКомитета при КИКе – Краевом Исполнительном Комитете.

«Тов. Хромченко прибыл в Северный краевой Радио-Комитет 9 июля 1934 г. За время пребывания в КИКе тов. Хромченко участвовал в 12-ти концертах, из которых один открытый прошёл на лесозаводе им. Молотова и один открытый концерт в РадиоТеатре Комитета.

Тов. Хромченко прекрасно владеет голосом, имеет красивый тембр, тонкое музыкальное чутьё и в смысле постановки голоса приближается к итальянской школе.

Комитет придаёт большое значение посылке художественной бригады ВРК и в частности тов. Хромченко в Северный край, так как огромная масса рабочих и колхозных радиослушателей Края только впервые получила возможность услышать образцы подлинно-художественной музыки, выдающихся западноевропейских и русских композиторов-классиков в таком прекрасном и безукоризненном исполнении». (Подписи председателя КИК, организатора и зав сектором искусств, печать).

Освоившись в оперном репертуаре, отец подготовил несколько программ сольных концертов, с ними его приглашали в Киев, Одессу, Харьков, Минск, в последние перед войной дни он с коллегами по театру успел открыть музыкальный сезон в Воронеже.

С композитором Рейнгольдом Глиером после сольного концерта в ленинградской филармонии

После войны дал сольные концерты в залах ленинградской и киевской филармоний. Затем в Минске пел Ленского и Альфреда, потом их же в Ташкенте, Алма-Ате, Свердловске, в Баку добавил Герцога. В последний перед выходом на пенсию год (1955-й) ему «посчастливилось участвовать в открытии Челябинского оперного театра».

В роли Альфреда с Ириной Масленниковой в роли Виолетты

В республиканских и областных оперных театрах равнялись на крайне скудный репертуар Большого, потому Хромченко приглашали спеть только Ленского, Альфреда и Герцога. А в концертах он пел Владимира Дубровского (одноименная опера Э. Направника), арии Лоэнгрина (одноимённая опера Р. Вагнера), Вильгельма («Миньон» А. Тома), Неморино («Любовный напиток» Г. Доницетти), Надира («Искатели жемчуга» Ж. Бизе), Малхаза («Даиси» З. Палиашвили)

Гастрольная афиша

Когда через два года пенсионером стал Селиванов, с довоенных лет сценический партнёр и закадычный друг, они, свободные от обязательств перед театром, гастролями продлевали свою певческую жизнь (и прирабатывали к пенсии), начинали отделения соло, заканчивали дуэтами. Их слышали в Пензе и Томске, Целинограде и Норильске, Хабаровске и Оренбурге, на Красноярской ГЭС и в Братске, на Ленских приисках, на Камчатке, в Южно-Сахалинске, Владивостоке, Комсомольске-на-Амуре…

П. И. Селиванов в роли Валентина

В Большом Петр Иванович дебютировал в 1932-м Валентином («Фауст»), вместе с отцом он чаще всего выходил в «Севильском цирюльнике» (Фигаро), «Евгении Онегине» (Онегин), «Травиате» (Жермон). После выхода на пенсию – преподавал в Государственном институте театрального искусства (ГИТИС), профессор. Что же до гонораров, то пенсионеры имели право заработать, в пересчёте на месяц, не больше половины бывшей зарплаты, а потому, когда в первой же поездке её превысили, их тут же вызвали в налоговую инспекцию и не только оштрафовали, но и предложили вернуть заработанные честным трудом «излишки». (Музей ГАБТа).

Вместо очередной рецензии – письмо директора Южно-Уральского машиностроительного завода (Орск, Оренбургская область) министру культуры Е. Д. Фурцевой, копии директору Гастрольного бюро СССР, в областное управление культуры и (почему не дирекции?) в партком Большого театра:

«Дирекция, партком, заводской комитет профсоюза и заводской комитет комсомола выражают благодарность за организацию и проведение концерта перед трудящимися Южуралмашзавода, состоявшегося в цехе завода 27 декабря 1960 года артистами ГАБТа СССР. В шефском концерте принимали участие: П. И. Селиванов – народный артист РСФСР, С. М. Хромченко – заслуженный артист РСФСР, артист театра им. А. С. Пушкина П. А. Берёзов, заслуженный артист РСФСР, Месхи-Поляков – композитор. Просим Вас периодически организовывать концерты силами заслуженных артистов на наших предприятиях» (январь, 1961 г., подписи, печать).

Отец уже не придерживался строгого режима, гимнастику делал раз в день, вместо летних морских заплывов до поздней осени копался на дачном участке, и пел лишь перед студентами в классе, показывая, чего хочет от них добиться. И хотя не молодел, голос не просто звучал – крепчал. Спеть всю оперу ему было уже не по силам – для этого, как никак, требовалось другое дыхание и физическая мощь: когда-то он терял за спектакль до трёх кг. Но на арию, романс, песню его вполне хватало, в чём он маму, Сашу, меня убеждал ежедневно.

Не только нас и даже много позже: «В самом конце 1980-х мне, – пишет, почему-то не назвавшись, автор заметки в газете „Музыкальное обозрение“ (№ 6, 2009 г.) – довелось присутствовать на уроке профессора Хромченко в Гнесинке. Класс был полон, симпатичный, с необыкновенно живыми, выразительными глазами человек, выглядевший на 65–70 – только „разменял“ девятый десяток, занимаясь со студентами, раз за разом без труда и в голос брал верхний „си-бемоль“; и звучал он легче и моложе некоторых его воспитанников».

Увы, его никуда не звали.

В 1965-м году мой брат начал работать в отделе советской массовой песни главной редакции музыкального радиовещания. Композиторы приносили в отдел ноты своих новых песен, если худсовет принимал, записать их приходили певцы, работавшие в штате радио, филармонии и музыкальных театров, но не только.

С подсказки Саши пришёл и отец, и хотя ничто его из новинок не вдохновило, все же с инструментальным ансамблем «Маяк» записал по одной песне Дмитрия Кабалевского, Анатолия Новикова и Владимира Сорокина.

Александр Хромченко

Был в папке и вокальный цикл Василия Соловьева-Седова «Сказ о солдате» на слова многолетнего соавтора поэта Алексея Фатьянова. Причём одну песню – «Шёл солдат из далёкого края» – композитор написал, в отличие от своих же других, сходу становящихся любимыми певцами и слушателями, столь трудной по тесситуре (преобладающее расположение звуков по высоте по отношению к диапазону голоса – М. Х.) и дыханию, что за неё никто не брался.

Почему бы тебе, сказал брат отцу, её не взять, ты ведь её уже пел на авторском вечере Василия Павловича (декабрь 1953-го)? Нет проблем. Дома восстановил в памяти, заодно выучил вторую и записал с тем же ансамблем, на сей раз с дирижёром Большого театра Марком Эрмлером. Восторженно принятые худсоветом в Золотой фонд Гостелерадио, они тут же прошли в эфир.

А затем долгая, на десять лет, пауза. Пока к 200-летию Большого театра Всесоюзная фирма «Мелодия» не выпустила грампластинки с архивными записями оперных арий, романсов и песен его прославленных солистов, в том числе альбом, две пластинки, Соломона Хромченко. Обрадованный подарком, отец грустно вздохнул: но я же ещё живой и голос звучит! Так попросись на новые записи, резонно сказал Саша, вот тебе номер телефона главного редактора музыкального радио Геннадия Черкасова. Нет, я смолоду ни у кого ничего без крайней нужды не просил и сейчас не буду. Ну, воля твоя. Неделя прошла, две… не выдержал: позвонил.

Геннадий Константинович – из уважения к прежним заслугам или чтобы сходу не унизить отказом заслуженного человека – предложил пробную запись: вот вам студийное время, запишите, что хотите, худсовет послушает и решит. Отец пригласил пианиста-аккомпаниатора Давида Лернера, с киевских времён друга, через пару недель на худсовете прозвучали записи неаполитанской песни и старинного русского романса.

Давид Михайлович Лернер , (На фото слева направо: Хромченко, Селиванов, композитор Фрадкин, Лернер)

Родился в Жмеринке (Украина) двумя годами позже друга, но институт им. Лысенко окончил в один год с ним, учился у Феликса Блуменфельда, дяди Генриха Нейгауза, блестящего пианиста и педагога, его самый знаменитый ученик – Владимир Горовиц. После института работал в Москве (оркестр ЦДКА), в 1936-г приглашён концертмейстером радиокомитета в Петропавловск. Купленный им в московской комиссионке рояль фирмы «Ибах» – первый на Камчатке! он вёз два месяца по морю через пролив Лаперуза. В 1937-м всех сотрудников радиокомитета арестовали по статье «измена Родине» (в чём она заключалась? глупейший вопрос: «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать», для чего надо выполнять план по бдению). Два года отсидел. В Великую Отечественную воевал (мичман на Тихоокеанском флоте), награждён орденом Отечественной войны. Вернувшись в Москву, аккомпанировал Марии Максаковой, Сергею Лемешеву, гастролёрам Полю Робсону, Николаю Гедда и другим известным певцам; народный артист РФ, как солист гастролировал по стране.

Удивление, одобрение и предложение продолжить. Опять с Лернером – Давид Михайлович собрал трио: фортепиано, скрипка, виолончель – было записано ещё несколько неаполитанских песен (их в репертуаре отца было более тридцати). После чего окончательно покорённый Черкасов дал карт-бланш на любые по выбору певца записи: только вот что, дорогой С. М., трио – это хорошо, но звучит бедно, а мы можем пригласить ансамбль народных инструментов Цадиковского. Анатолий Анатольевич чуткий музыкант, работает с известными композиторами как аранжировщик-дирижёр и исполнителями, записывает в ГДРЗ и студиях «Мосфильма», его приглашает фирма «Мелодия».

Это был удачнейший выбор: с ансамблем Цадиковского были записаны и зазвучали по радио неаполитанские песни – грампластинка фирмы «Мелодия» к 70-летию, и старинные русские романсы – пластинка «Мелодии» к 75-летию.

Отец на репетиции с Анатолием Цадиковским в студии Дома звукозаписи

Мало кто верил, что слышит свежие записи – так молодо звучал голос певца: «Поразительно, что между записями 1930-50-х годов и 1982 года фактически не ощущаешь никакой разницы в качестве звучания голоса: тот же „сладостный“ лирический тембр, пластичность фразировки, тонкое филирование верхов. Словно время оказалось не властно над певцом» (из аннотации к диску с записями арий из опер и песен).

Мама ещё хозяйничает по дому, отец продолжает записываться на радио

Следом за первыми была записана третья пластинка: еврейские песни.

Инициативу проявил не отец, у него и нот не было, и идиш забыл. Уже после выхода пластинки навестивший его почитатель вспоминал: «прощаясь, я спросил, как будет по-еврейски „до свидания“, Соломон Маркович застыл в задумчивости, затем растерянно произнёс: „не помню… здравствуй, спасибо, пожалуйста – вот и всё, что помню“, перед тем сказав, что разучивает присланные ему из Прибалтики забытые всеми цыганские романсы, хочет записать очередную пластинку» (Эмиль Сокольский, Интернет). В том же признался другому гостю: «у нас в семье только бабушка идишем владела, а когда её не стало, я его, можно сказать, уже почти не слышал. Чтобы вспомнить, пришлось серьёзно заниматься с педагогом» (Сергей Панкратьев, Интернет).

Случилось же вот что: с началом горбачевской перестройки культурологи, а за ними журналисты заговорили об исчезающих этнокультурных традициях, ритуалах, языках, среди других вспомнили об идише, дошло до того, что отдел культуры ЦК КПСС (!) запросил фирму «Мелодию» представить список записей еврейских песен, коих, понятное дело, не оказалось.

Почему, понятно: после отъезда многих авторов и исполнителей еврейских песен, прежде всего Нехамы Лифшицайте и Михаила Александровича, их огромный вклад в национальную культуру был уничтожен: плёнки размагнитить – плёвое дело. Спохватившись, генеральный директор фирмы Сергей Федоровцев или, скорее всего, его тёзка, главный редактор Вихолайнен позвонил отцу с просьбой срочно записать новый диск.

Вы забыли, сказал отец, что мне скоро 80! Это я помню, возразил редактор, но знаю, что вы в отличной певческой форме, а новая пластинка пойдёт вам только в плюс… и, поведав об интересе отдела культуры ЦК, предложил пару дней подумать и перезвонить. Обсудив предложение с Сашей и Цадиковским, к тому времени другом, отец набрал номер Вихолайнена: я-то согласен, но ноты находятся в спецхране Ленинки и мне недоступны.

Нет проблем! На следующий день курьер привёз пропуск в нотное хранилище, тщательно перебирая открывшееся богатство, отец выписал шифры нескольких «арестованных» в 60-е годы песен. Ещё через пару дней, вот что значил звонок из ЦК, все ксерокопии нот были ему доставлены.

Цадиковский тут же занялся оркестровкой воскресших мелодий, приглашая в ансамбль необходимых для исполнения каждой музыкантов. К слову: традиционную для еврейского фольклора музыку восточноевропейских евреев с особым стилем исполнения, первоначально звучавшую на свадьбах, в 1930-е назвали клезмерской, а её игравших оркестрантов – клезмерами. Классический состав ансамбля: скрипка и флейта, кларнет, труба и тромбон, рояль, контрабас, ударные. И пока Анатолий Анатольевич занимался своим делом, отец начал вживаться в мелодии и вспоминать идиш, заниматься с ним согласилась Мария Котлярова, блестяще владевшая языком еврейских местечек: в ГОСЭТ она заведовала литературной частью (театральный сленг), искала авторов, первой читала предлагаемые театру пьесы.

Во время записей Мария Владимировна, сидя в аппаратной рядом с редактором и звукорежиссёром, уже не столь любезная, сколь требовательная, улавливая неточности в произношении певцом слов, всякий раз требовала остановить запись. Дошло до того, что на очередное замечание отец вспылил: мне главное спеть интонационно чисто!.. и потребовал удалить её из аппаратной. Конфликт удалось погасить с большим трудом: редактор Лариса Абелян (сама мне о том рассказала) уговорила радетельницу за правильный идиш отмечать ошибки, но запись не останавливать, мол, потом певец всё исправит, а звукооператор перемонтирует плёнку.

В аннотации к пластинке фирмы «Мелодия», выпущенной к 80-летию отца, музыковед М. Михайлов писал (цитирую с купюрами): «Обращаясь к прошлому, певец бережно воссоздает музыкальный и литературный язык оригинала, отобранные им песни слушаются словно впервые, так самобытно их исполнение… у него они будто лирический дневник. В нём – мелодический колорит его детства, „возвышающего душу“ (Л. Толстой), и чувство „крылатой гордости“ (М. Горький), оставляющие след на всю жизнь и схожие в воспоминаниях у всех людей мира. Какой жила песня когда-то в народе, такой и отозвалась у певца. В этом трепетном к ней прикосновении сказывается настоящая вокальная и артистическая мудрость. Мастерство Хромченко, воспитанное русской школой и профессией оперного певца, придаёт народной песне новое звучание, не потому ли она кажется не тронутой временем, не устаревшей? Мечта о счастье, прославление любви, радость празднеств и печаль, мудрость бытия – темы эти живут, пусть по-разному, у всех народов во все времена».

К 90-летию отца

Саша решил подарить ему компакт-диск и по совету Константина Орбеляна (Гарриевича, племянника Константина Агаларовича, журналом «Opera News» признанного лучшим вокальным дирижёром современности) собрал по девять лучших записей русских романсов и еврейских песен, ранее выпущенных на пластинках. Такая композиция юбиляру очень понравилась, и он дарил диск друзьям и ученикам в Москве, а потом в Иерусалиме. Увы, этот диск так и остался единственным при его жизни.

Соглашусь с автором аннотации в том, что эти темы живут в песнях всех народов и во все времена разно. Поэтому отец, верный классической школе вокала, русский городской (цыганский) романс, неаполитанскую и еврейскую песню, не допуская «национальных красок», и всё же с разными «модуляциями», с разным эмоциональным отношением. Потому, хотя бы, что в русских романсах чаще звучит отвергнутая любовь: «прощай, письмо любви»… «промчался безвозвратно тот сладкий миг»… «ивы печальные». В неаполитанских и испанских песнях всё солнечно, бравурно, и после всех мимолётных влюблённостей с неизбежными изменами всё равно «сегодня я готов отдать девчонке с Арагона сердце моё». В еврейских песнях, рождённых в черте оседлости и даже в гетто, тоже есть ожидание счастья, радость любви, даже безудержное веселье («Фрейлехс»), но всё окрашено другим колоритом, тем более песни на бытовые темы, например о хлебе насущном или неунывающем портняжке.

Поющий на своём 90-летии Соломон Хромченко. (Кадр видеофильма)