А ведь всё могло сложиться иначе. Из Одессы семья Матвея Хромченко могла уехать не в Киев, а, например, пароходом транзитом через Европу в США. Голосистые братья могли учиться, скажем, в высшем учебном заведении в области искусства и музыки – Джульярдской школе, где, кстати, преподавали российские эмигранты. Если бы учились столь же успешно, как в киевском институте и московской аспирантуре, обоих мог приметить импресарио, условный Сол Юрок. В той же логике Наум мог пробоваться в мюзик-холл на Бродвее, Соломон – в Метрополитен Опера. Держа в уме характер братьев: старший и в Штатах мог явить свой норов, а младший, с успехом выступив в первых спектаклях, получить гастрольный ангажемент. Выступать на лучших сценах, ни с кем из теноров не соревнуясь, ни в чьей тени не пребывая, со своим, как заслужил бы, именем. Ничто не мешает мне допустить, что однажды он мог быть приглашён и в Советский Союз с партией Альфреда или Ленского в спектакле Большом театре, выступить с сольным концертом в Большом зале консерватории!
Но – стоп! О чём это я?! Не попади он в Киев, не встретил бы ту, что была ему суждена, а тогда ведь и нас с братом не было бы…
Но хоть стрельцам, рождённым в мой день, и присущи безудержные фантазии, я на такой сюжет не согласен! Так что пусть уж всё в этой истории останется, как было ему суждено. Тем более что в страшные годы прожил достойно, никому не принеся зла.
Да, не случилось ему гастролировать в Европе и Америке, так ведь не только ему. Но начав с хора провинциальной синагоги, потом выходил на сцену солистом лучшего Театра страны, пел в лучших её концертных залах. Его уже пенсионера концерты в Сибири и на Дальнем Востоке сегодня могли бы счесть «чёсом». Но зарабатывал он свой гонорар тяжким – я помню его серое лицо в аэропорту «Внуково» после тех гастролей – и, главное, честным трудом. Где бы ни выступал, никогда не пел «под фанеру», всегда в полный голос, радуя им слушателей. Что из того, что пел не в Париже, Риме, Лондоне и Нью-Йорке для пресыщенных знаменитыми гастролёрами меломанов, в неблагоустроенных заводских и сельских клубах для неизбалованных встречами с высоким искусством слушателей – их аплодисменты были уж никак не менее громкими и искренними…
Благодарно помянув Томаса Эдисона с его последователями инженерами – их изобретения позволяют слышать давно ушедших певцов, не только выдающихся и не только певцов, я, думая об отце, перефразирую поэта: «Теперь ты звук. Ты вечен». А потому его и сегодня и завтра может слышать любой, кто захочет, в России, Европе, Америке, где угодно. Вставить компакт-диск в компьютер, подключить динамики или, чтобы никому не мешать, надеть наушники, и как мне сейчас зазвучит «голос отрадный, как мечта»: