Однако возвратимся в апрель 1956 года. Впечатленный рассказом Маленкова об эффекте, произведенном на англичан нашим Ту-104, и о его экскурсии по атомному центру в Харуэлле, отец решил включить в отправляющуюся в Лондон правительственную делегацию атомщика Игоря Васильевича Курчатова и авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева, пусть они там расскажут о наших достижениях, утрут англичанам нос.

С Туполевым отец познакомился, как я уже упоминал, в начале 1930-х, потом, с отъездом отца на Украину, их пути разошлись. Знакомство возобновилось только после смерти Сталина, когда отец начал вникать в вопросы обороны и заехал к Андрею Николаевичу в конструкторское бюро послушать, какие новинки разрабатывает коллектив академика.

В Англию отец решил отправиться на современном крейсере «Орджоникидзе», обводами своего корпуса, формой винта он опережал самые лучшие аналогичные корабли зарубежных стран, в том числе и британские. Из Москвы до Калининграда, где предстояло пересесть на крейсер, добирались поездом. Путешествие заняло целый день. Отец сидел с Туполевым и Курчатовым за обеденным столом в салоне правительственного вагона и не спеша выспрашивал Андрея Николаевича о перспективах замены винтовых пассажирских самолетов на реактивные. Тогда многие сомневались в экономической эффективности последних. Они, безусловно, летают быстрее, но и горючего потребляют несравненно больше. Туполев тут же за столом, вытащив из кармана пиджака сложенные вдвое тетрадные странички, умножал, делил, демонстрируя на цифрах, что в расчете на одного пассажира с учетом скорости и вместимости самолета реактивный самолет становится даже экономичнее обычного винтового. Отец внимательно всматривался в цифры, что-то сам прикидывал в уме, при этом губы его шевелились. Реактивный Ту-104 ему очень нравился, но и транжирить деньги он не намеревался, а тут все так удачно сводилось воедино. Отец поинтересовался: насколько безопасно летать на двух турбинах, что произойдет, если один мотор откажет? Четырехтурбинный самолет представлялся ему более надежным. Андрей Николаевич заверил его, что авария исключается, но четыре двигателя для пассажирского самолета, конечно, иметь надежнее. Он обещал подумать. Через несколько лет появится четырехтурбинный Ту-110, но в Аэрофлоте он не приживется, быстро сойдет со сцены.

Время пролетело незаметно, за окнами начало вечереть. Отец попросил принести чай с лимоном. Туполев тем временем перешел к рассказу о будущем: сейчас он переделывал стратегический бомбардировщик Ту-95 в самый большой и дальний в мире пассажирский самолет. Он пролетит без посадки от Москвы до Владивостока. Отец живо откликнулся, в 1954 году они с Булганиным на Ил-14 добирались до Пекина почти двое суток и со множеством посадок. Отец сказал, что он с удовольствием опробует новый самолет. Булганин, он сидел рядом с отцом, одобрительно заулыбался.

Разговор продолжался до позднего вечера, а на следующее утро мы погрузились на крейсер. Членов делегации расселили по офицерским каютам, отец занял «адмиральский» салон, Булганин – капитанский. Офицерам крейсера пришлось устраиваться как придется, и вряд ли они при этом поминали гостей добрым словом.

Я все время употребляю местоимение «мы», и следует пояснить, как я оказался в столь представительной компании. Я учился на четвертом курсе Энергетического института и не мечтал ни о какой Англии. За границу в те годы ездили только дипломаты, реже – иные важные чиновники и только на международные совещания или по другой государственной надобности. Можете себе представить мое удивление и восторг, когда однажды вечером, вернувшись из Кремля, отец осведомился, не хочу ли я поехать с ним в Лондон.

Что же произошло? За обедом – члены Президиума ЦК обычно обедали вместе и одновременно обсуждали разные дела – зашел разговор о визите в Англию. Главным экспертом по заграничному этикету среди них слыл Микоян, он еще в 1930-е годы немало поколесил по свету. Остальные коллеги отца, за исключением Молотова, за границей не бывали. Микоян начал рассказывать, что, в отличие от нас, на Западе главы делегаций путешествуют с женами, и если мы поступим так же, то облегчим себе контакты с хозяевами. Присутствовавшие согласились с Микояном, он знает, что говорит, один Булганин насупленно уткнулся в тарелку. Он давно не ладил со своей женой, но развестись не решался, разводы в те годы не одобрялись.

Микоян уловил настроение Булганина и, поняв свою ошибку, повернулся к отцу: «Может быть ты, Никита…» и осекся, получалось некрасиво, официальный глава делегации поедет один, а неофициальный – с женой.

– Есть иной вариант. Рузвельт везде путешествовал с сыном, – быстро нашелся Анастас Иванович.

Булганин громко засопел. Лева, его сын, летчик, крепко пил, и его кандидатуру тут же отставили. Тут Микоян вспомнил обо мне. Булганин закивал головой, заулыбался, отец тоже не возразил. Так я попал в делегацию.

Я описал наше путешествие в Великобританию в «Рождении сверхдержавы», отец тоже не оставил его без внимания в своих воспоминаниях. Так что я не стану повторяться389.

Скажу только, что лекции Курчатова в Харуэлле о термоядерном синтезе имели оглушительный успех. Вот только его прогноз, предсказывавший скорое создание термоядерных электрогенераторов, оказался эфемерным.

Если во время поездки в Англию отец возобновил старое знакомство с Туполевым, то с Курчатовым они там впервые познакомились по-настоящему. Встречаясь с Курчатовым, отец раз за разом проникался к нему все большей симпатией не только как ученому, но и как к мыслящему по-государственному человеку.

Я уже не раз повторял и, видимо, повторюсь еще, что отец обожал встречи с творческими людьми. Он напитывался от них новыми идеями, но в то же время отдавал себе отчет, что каждый из его собеседников пытается использовать его в собственных интересах. Это естественно, так уж жизнь устроена. Отец старался помочь продвижению нового, но он также понимал, что, «пробивая» свои идеи, собеседник одновременно делает все, чтобы опорочить, утопить конкурентов. Конкуренты соответственно платили той же монетой. Отец оказывался под перекрестным огнем, каждая из сторон опиралась на своих сторонников в министерствах, отделах ЦК, и все они стремились заполучить отца в свой лагерь. Все они требовали решения, естественно, в свою пользу. Отцу приходилось принимать решения, и часто – в условиях неопределенности, когда каждая из сторон сулила «златые горы», но только в будущем. Отец отдавал себе отчет, что он не состоянии разобраться и оценить сам все детали. Более, чем когда-либо, он нуждался в здравом и беспристрастном совете человека от науки, с широким кругозором. Отец понимал, что абсолютно беспристрастных людей не бывает, но Курчатов все больше представлялся ему наиболее подходящей кандидатурой. Отец приглядывался к нему еще несколько лет и наконец в самом начале 1960 года предложил Курчатову, не бросая основной работы, взвалить на плечи дополнительную нагрузку советника главы правительства по научным делам. Курчатов согласился без колебаний390. Он, человек государственный, уже много лет возглавлявший советский атомный проект, не хуже отца понимал, насколько они необходимы друг другу, а главное – насколько их сотрудничество необходимо стране, ее руководству и ее науке.

Отец в своих воспоминаниях пишет, что это не он, а сам Курчатов предложил себя на роль «советника по вопросам науки», а отец поддержал его, «понимая, что мне нужен именно такой человек, которому я бы абсолютно доверял. Он подходил идеально…»391

Сейчас уже не так важно, кто первым сказал «а», главное, что они нашли друг друга и друг другу понравились. Договорились снова встретиться по возвращении Курчатова из отпуска и тогда дообсудить детали. Не встретились и не дообсудили. Во время отпуска, в воскресенье 7 февраля 1960 года, гуляя со своим другом, главным конструктором атомных зарядов Юлием Борисовичем Харитоном по дорожкам подмосковного санатория Барвиха, Курчатов почувствовал себя нехорошо, присел на ближайшую скамейку и больше не встал. Отказало сердце.

Тем временем слух о том, что отец ищет себе советника по науке, распространился по Москве. Желающих занять это место оказалось немало. Один из них – коллега Курчатова, металлург-атомщик, член-корреспондент Академии наук Василий Семенович Емельянов – при встрече предложил отцу свою кандидатуру. Отец ушел от ответа, а дома вечером, рассказав о происшедшем, посетовал: «Мне нужен не просто советник, а советник калибра Курчатова. Емельянов же, к сожалению, далеко не Курчатов».

Нового «Курчатова» отец искал долго и безуспешно. В 1963 году он наконец создал из академиков различных специальностей Совет по науке при председателе Совета Министров СССР, другими словами, коллективного «Курчатова». Возглавить Совет отец попросил академика Михаила Алексеевича Лаврентьева, ученого курчатовского калибра. Я еще подробно расскажу о Лаврентьеве и о Совете по науке.