На другой день Сюй Саньгуань позвал Второго и Третьего и сказал:
– Сыновья! Запомните, кто наш дом разорил. Где вы стоите, были сундуки, где я – стол. Дом был полная чаша, а теперь ни табуретки – ночуешь, как в чистом поле.
– Это всё из-за Фана-кузнеца.
– Нет, из-за Хэ Сяоюна. Он, пока я не видел, обрюхатил вашу мать, она родила Первого, а Первый разбил голову сыну Фана-кузнеца. Так кто виноват? Хэ Сяоюн.
Сыновья кивнули. Сюй Саньгуань выпил воды и продолжил:
– Вырастете – отомстите. У Хэ Сяоюна две дочери. Неважно, как звать, важно в лицо знать. Надо будет их снасильничать.
Сюй Саньгуань, проспав ночь в пустом доме, решил, что, как ни крути, а надо мебель выкупать. И вдруг вспомнил, как десять лет тому назад сдавал кровь с А-Фаном и Гэньлуном. На те деньги куплены и стол, и сундуки, и табуретки… Можно и теперь кровь продать. Вот только Хэ Сяоюн слишком уж хорошо устроился – девять лет его сына корми, а теперь еще и долг за него плати? От этих мыслей Сюй Саньгуаню даже дышать стало тяжело. Но когда он велел Второму и Третьему через десять лет изнасиловать дочерей Хэ Сяоюна и сыновья, хихикая, обещали всё исполнить, Сюй Саньгуань немного расслабился и отправился в больницу к старосте Ли, которого не видал уже несколько лет. Он представлял себе, как засучит рукав и самая толстая игла вопьется ему в самую толстую вену, и его темная кровь, пенясь, потечет в бутылку.
Староста Ли сидел у окна в некогда белом халате и рассматривал на свет бумагу из-под хвороста. От масла она была почти прозрачная. Сюй Саньгуань положил перед ним подношение – полкило сахара. Староста Ли ощупал пачку и взглянул на Сюй Саньгуаня. Тот широко улыбнулся и сел на стул. Староста Ли полысел и покруглел. Сюй Саньгуань сказал:
– Давненько вы не ходили к нам на фабрику за шелкопрядами.
– Ты с шелковой фабрики?
– Да. Я у вас раньше был с А-Фаном и Гэньлуном. Я вас сразу узнал – вы живете у Южного моста. Как жена, как детки? Вы меня помните?
– Разве всех упомнишь? Ко мне столько народу ходит… Они меня помнят, я их нет. Но вот А-Фана и Гэньлуна я знаю. В последний раз три месяца назад приходили. А ты когда тут был?
– Десять лет назад.
Староста Ли харкнул на пол.
– Десять лет? Такой памяти нет и у ду́хов!
Потом положил ноги на стул и спросил:
– Ты эту пачку мне принес?
– Да.
– Не возьму. Полгода назад взял бы. А теперь я член партии и не беру с народных масс ни иголки, ни нитки. В прошлый раз А-Фан и Гэньлун принесли два десятка яиц – я ни яичка не взял.
Сюй Саньгуань кивнул:
– Нас в семье пятеро, я собрал наши талоны за весь год, чтобы поклониться тебе пачкой сахара.
– Так это сахар?
Староста Ли схватил пачку, вскрыл ее, полюбовался на блестящие кристаллики и сказал:
– Сахар – это ценность.
Он отсыпал себе в руку сахару и продолжил:
– Нежный, как девичья кожа, да?
Слизнул с руки сахар, зажмурился от удовольствия и замер. Но потом аккуратно завернул пачку и пододвинул ее к Сюй Саньгуаню. Тот отодвинул ее обратно:
– Вы уж возьмите.
– Не могу – не беру с масс ни иголки, ни нитки.
– Специально для вас покупал – кому же я его отдам?
– А ты сам потихоньку съешь.
– Разве такой сахар можно есть самому? Он подарочный!
– Твоя правда, такой сахар самому есть жалко.
Староста Ли отсыпал на ладонь еще сахару и слизнул. И опять отодвинул пачку. Сюй Саньгуань сказал:
– Да вы берите. Я не сболтну, никто не узнает.
Староста Ли рассердился:
– Я полизал, только чтобы тебя не обижать. А ты решил мне все подсунуть!
Сюй Саньгуань увидел, что он и правда обозлился, и ответил:
– Ладно, ладно, забираю.
И положил пачку в карман. Староста Ли проводил сахар взглядом, постучал по столу и спросил:
– Так как тебя зовут?
– Сюй Саньгуань.
– Где-то я про тебя слышал…
– Я к вам приходил.
– Нет, не то… Вспомнил! Ха-ха, так это тебе жена наставила рога!