Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг

Худ Брюс

Глава 8

Пойманные паутиной, или Наш мозг и интернет

 

 

Все началось с кричавшего человека в толпе. Почему он кричит? Кто-то сказал «бомба»? В секунду возникла массовая давка. Это была памятная церемония, посвященная Второй мировой войне, в Амстердаме в мае 2010 года. Одна из свидетельниц рассказывала: «Сразу после минуты молчания послышался очень громкий вскрик недалеко от того места, где я стояла. Мгновенно огромное количество людей начали двигаться прочь от того места, откуда слышался крик. Я испугалась, когда эта масса людей пришла в паническое движение».

Это пример возникновения массовой паники – распространенного феномена, встречающегося у стадных животных. Она возникает, когда что-то провоцирует внезапное движение нескольких особей, вызывающее реакцию стаи во всей его массе. Это стадное чувство, коллективный разум. Если кто-то в толпе начинает бежать, мы инстинктивно следуем за ним. Ведь мы склонны автоматически копировать других, подражать им. В этом есть смысл. Подобно сурикатам мы можем получать выгоду от осведомленности других особей об опасности. Поскольку мы инстинктивно реагируем на действия других людей, порой движение одного индивидуума может быстро распространиться и привести к эскалации сложной групповой активности. Проблемы возникают, когда очень много народу собирается на ограниченном пространстве, и уровень самой угрозы меньше, чем опасность от движущейся толпы. Более 60 человек пострадали в амстердамской давке, но им еще повезло. Ежегодно сотни людей гибнут в ситуациях, когда толпа собирается в ограниченном пространстве и возникает паника.

Собираться в группы – в нашей природе. Многие из нас ищут сборищ, стремятся быть членами коллектива, чтобы удовлетворить свою потребность быть причастным. Обычно мы объединяемся с единомышленниками, разделяющими наши интересы (именно поэтому большинство давок возникает во время религиозных фестивалей или спортивных событий). Это происходит потому, что в коллективе мы утверждаем свое Я. А кто-то, наоборот, чувствует, что его индивидуальное Я теряется в толпе, когда он становится единым целым с людьми вокруг. Независимо от того, чувствуем мы себя потерянными и обретенными, наше Я, так или иначе, находится под влиянием групп, к которым мы принадлежим. Когда мы присоединяемся к другим, наше Я отражается в толпе.

Такие отношения между индивидуумом и скоплением людей представляют интерес для ученых. Они пытаются понять природу групп с точки зрения принципов их формирования, функционирования, изменения и влияния на индивидуума. Особенно показательными примерами для изучения являются массовые беспорядки, которые периодически возникают в цивилизованных обществах. В 2011 году убийство чернокожего мужчины полицейским взорвало лондонскую толпу, проложившую себе разрушительный путь через столицу. Хотя убийство произошло в Лондоне, аналогичные беспорядки всколыхнули и другие города Англии. Комментаторы быстро нашли причины: классовая принадлежность, образование, этнические группы, плохое воспитание, безработица, скука и тому подобное. Однако когда стали смотреть досье арестованных в ходе лондонских беспорядков, очень скоро выяснилось, что там присутствовал не один единый тип мятежников, а представители разных социальных слоев, возрастов и возможностей. Много, конечно, было недовольной молодежи из социально неустроенной среды, но был и аспирант-юрист из Оксфорда, учитель начальной школы, шеф-повар ресторана органического питания, дети пастора и другие законопослушные граждане. Таким образом, единые группы погромщиков формировались из очень разных индивидуумов.

Чтобы вызвать бунт, не обязательно требуется превышение полномочий правоохранительными органами. Другой бунт в 2011 году в Ванкувере возник как реакция на результат финального хоккейного матча Кубка Стэнли, в котором «Canucks» проиграли «Boston Bruins», что стало искрой для вспышки беспорядков и погромов. Канадцы очень серьезно относятся к своему хоккею!

Николас Кристакис из Гарварда говорит, что, если вы взглянете на человечество с высоты птичьего полета через призму социальных сетей, картина индивидуумов и групп меняется. Он проводит аналогию с графитом и алмазом. Оба материала состоят из атомов углерода, но способ соединения этих атомов определяет то, что один из минералов мягкий и черный, а другой – твердый и прозрачный. Благодаря слоистой атомной решетке графит легко можно разрезать, а высокая взаимосвязь атомов того же углерода в кристаллической решетке алмаза делает его прочным как… ну, как алмаз, разумеется. Таким образом, если говорить об атомах углерода, то целое не сводится к сумме частей. Аналогично понимание индивидуального Я по-настоящему имеет смысл только в контексте групп, с которыми оно связано. Продолжая метафору углерода, можно сказать, что, когда у нас хорошие связи, мы более жизнеспособны, поскольку в численности есть сила и безопасность. В одиночку мы слабее и уязвимее.

Механизм объединения в группы не совсем случаен. Все мы обладаем индивидуальными отличиями и присоединяемся к одним группам, не желая присоединяться к другим. Здесь играют роль и исторические, географические и физические факторы. Мы склонны объединяться с людьми, которые представляют нашу культуру, живут неподалеку, похожи на нас и если с ними легко связаться. Мы формируем дружеские отношения с теми, кто разделяет наши интересы и мировоззрение. Нам, как правило, нравятся люди, которые напоминают нас внешне. Например, страдающие ожирением чаще проводят время с другими толстяками и дружат с такими же. Если у человека избыточный вес, вероятность того, что у его приятеля тоже избыточный вес, возрастает на 45 %. Если вы дружите с кем-то, у кого есть приятель с избыточным весом, то даже вероятность вашего сходства с тем приятелем на 25 % выше обычного. Этот феномен называется «закон притяжения» – подобное притягивается подобным, «рыбак рыбака видит издалека», «одного поля ягоды» и т. п.

Закон притяжения объясняется разными причинами. Национальная идентификация, религиозные убеждения, командная преданность или музыкальные увлечения – это примеры внешних факторов, формирующих группы похожих людей. Нет ничего генетического в том, чтобы быть британцем, христианином или болельщиком «Манчестер Юнайтед». Однако недавно выявлены генетические факторы формирования социальных групп. Известно, что люди приятной внешности имеют склонность проводить время вместе и что внешний вид во многом определяется генами. Исследования Кристакиса и его коллег показали, что гены имеют отношение к формированию дружеских отношений. Например, наличие гена DRD2, связанного с предрасположенностью к алкоголизму, оказывается, прогнозирует принцип подобия в дружеских союзах, в то время как другой, CYP2A6, связанный с открытостью, как ни странно, производит противоположный эффект – тенденцию объединяться с людьми, не имеющими с тобой общих интересов («противоположности притягиваются»). Механизм этого генетического влияния неясен. Пока исследования генетических факторов, причастных к образованию социальных связей, находятся в зачаточном состоянии. Однако тот факт, что гены действуют в социальной среде, означает, что нам необходимо переосмыслить масштабы влияния биологии на наше поведение.

 

Технологическая саванна

Технология меняет способ наших коммуникаций и оказывает влияние на социальное поведение. Если говорить конкретно, то социальные сети могут иметь очень значительные последствия для характера нашего развития. Наша психика, которая была выкована и отобрана для групповых взаимодействий в Серенгети, теперь должна действовать в чуждой ей среде мгновенных коммуникаций с удаленными, обычно анонимными индивидуумами. Общение лицом к лицу, столь тонко настроенное путем естественного отбора, исчезает по мере того, как люди проводят все больше времени, глядя в экраны терминалов, которые были изобретены всего одно поколение назад. Тонкие нюансы интонации голоса или микровыражения лица теряются в этой новой форме коммуникаций. Физические контакты сведены к минимуму, и к этому, вероятно, нам предстоит привыкнуть. Но в конечном счете это изменит способ функционирования нашего Я под влиянием групп нового типа. Даже если это окажется не так, было бы разумно уделить внимание этой проблеме новых технологий, поскольку она обладает потенциалом, способным оказать глубокое воздействие на образ жизни людей.

В наши дни человек имеет возможность предопределять свое будущее на некоторое время. Человечество передает знания от одного поколения к другому благодаря языку и письменности. С развитием науки и цивилизации многие люди освободились от тягот враждебной среды обитания. Цивилизация позволила человечеству поддерживать слабейших, больных и старых. Такое положение дел было изменено технологическими новшествами. Современная медицина, способная обеспечивать заботу о здоровье, изменила правила игры. Конечно, естественный отбор всегда будет оставаться с нами, но мы используем науку, чтобы перехитрить его безжалостную выбраковку слабых.

Человеческое развитие все более уходит от правил естественного отбора в направлении законов наследственности, предложенных еще Жан-Батистом Ламарком (1744–1829). Идея этого французского биолога заключалась в том, что живой организм может измениться в процессе жизни (приспособившись к определенной окружающей среде) и передать эти полезные изменения своим потомкам.

Не вполне ясно, как мы будем продолжать свою эволюцию, но наука и технология выглядят безграничными в своей изобретательности, направленной на нарушение правил. Разумеется, наши технологии и коммуникации, связанные со Всемирной паутиной, навсегда изменят будущее человечества, хотя пока не ясно, каким образом. В одном можно быть уверенным – Паутина будет оказывать влияние на наше самовосприятие, поскольку мы все большую часть жизни проводим в виртуальном пространстве Сети, будучи членами виртуальных групп.

Не вполне ясно, как мы будем продолжать свою эволюцию, но наука и технология выглядят безграничными в своей изобретательности, направленной на нарушение правил.

Я помню, когда Сеть только появилась. Осенью 1994 года я начал работать как приглашенный научный сотрудник в Массачусетском технологическом институте, в отделении науки о мозге и познании. Однажды я проверял электронную почту в компьютерном зале и услышал, как находившиеся там Зоубин Гхахрамани и Дэниэл Уолперт – два замечательных молодых ученых – восхищались Netscape, одним из первых веб-браузеров, который только что позволил вывести несколько графических файлов на терминал Зоубина. Интернет существовал уже несколько лет, давая возможность академикам и военным обмениваться электронной почтой, но разработка HTML (языка программирования для Интернета) впервые обеспечила возможность обмениваться чем-то помимо текста. Это была моя первая встреча со Всемирной паутиной. Прежде люди только начали посылать кому-то файлы с помощью электронной почты, но теперь каждый мог зайти и посмотреть определенные материалы на удаленном веб-сайте. Это было созданием чего-то стабильного в электронном мире, что другие могут прийти и посмотреть много времени спустя после того, как ты уйдешь. Фактически началась эра теперь уже виртуального знака, нацарапанного на электронной стене для того, чтобы его нашли другие. Будучи помешанными на компьютерах учеными, мы все тогда почувствовали полезность возможности удаленного доступа к информации, но я сомневаюсь, что кто-либо из нас полностью осознал его потенциальную силу.

Последовавший рост и распространение Паутины на жизнь каждого были ошеломительными для тех из нас, кто помнил доинтернетные дни. Мои дочери, например, уже не поймут этого, поскольку они росли вместе со стремительными изменениями ритма жизни и считают, что так было всегда. Я говорю своим собственным детям, что они живут в период важнейших изменений в человеческой цивилизации, что человечество находится в середине очередного великого эволюционного прыжка.

Подобного рода утверждения могут звучать как стремление к сенсационности. Они могут звучать ностальгически, поскольку порой мы тоскуем по прежним временам. Могут звучать даже как брюзгливое ворчание старика, который сокрушается: «Все было по-другому в наши дни». На самом деле каждое поколение, вероятно, думает так. Однако я не преувеличиваю значение сегодняшних перемен. Я думаю, что мы, сами того не осознавая, заходим на неизведанную территорию. И мы не должны этого бояться. Мы живем в очень интересное время.

 

Кто себя не гуглил?

Вы когда-нибудь искали себя в Сети, вводя свое имя в поисковой строке Google, чтобы посмотреть, появитесь вы или нет? Ну признайтесь. Будьте честными. Совсем мало таких, кто не интересуется тем, что о них может быть сказано. И где еще искать сведения о себе, как не в Сети? Это электронный аналог ситуации, когда случайно слышишь собственное имя на шумной коктейльной вечеринке и начинаешь напряженно вслушиваться, что о тебе говорят. Пришествие Паутины развило нашу озабоченность тем, что о нас думают другие. К добру или к худу, большинство жителей индустриальных стран находятся в Паутине.

Многие из нас с удовольствием проводят время в Интернете и активно используют его социальные возможности для общения. Сайты социальных сетей, таких как MySpace, Facebook и Bebo, привлекают миллионы пользователей, многие из которых интегрировали эти сайты в свою повседневную жизнь. Например, в сети Facebook свыше 750 миллионов пользователей.

Существует несколько общих особенностей у всевозможных социально-сетевых сайтов. Во-первых, они позволяют создавать публичные и полупубличные профайлы (страницы с личными данными) в Сети. Во-вторых, веб-сайты позволяют пользователям видеть других пользователей, подписавшихся на услуги сайта, и главное – позволяют им общаться друг с другом с помощью сообщений и услуг по обеспечению общего доступа к файлам. Это подобно виртуальной ежедневной и круглосуточной коктейльной вечеринке, где вы смешиваетесь с друзьями, но иногда встречаете новых знакомых, обмениваетесь мнениями и историями, делитесь шутками, просматриваете семейные фотографии друг друга или флиртуете (а иногда даже больше). Как коротко выразилась специалист в области новых медийных технологий Дженни Санден, социальные сети позволяют пользователям «обозначить свое существование».

Неудивительно, что анализ личных профайлов, созданных в социальных сетях, выявляет высокий уровень нарциссизма – люди много рассказывают о себе и интересуются тем, что о них думают другие. В конце концов, почему бы нам не похвастаться своими достижениями? Однако эта одержимость собой в Интернете будет зависеть в основном от того, кто вы. Сетевое существование не каждому подходит. Например, моя жена отказывается присоединяться к социальным сетям, она и не хочет появляться в публичном свете. Подобно ей, многие из доинтернетного поколения не могут понять, что там происходит, и откровенно не чувствуют потребности тратить свое драгоценное время, усилия и особенно личное пространство на сетевые сообщества. У них нет аккаунтов в YouTube или Facebook, и определенно нет своего Twitter, который, похоже, служит высшей формой распространения тривиальной информации о себе. Однако даже стойкие противники натиска социальных сетей втягиваются, крича и брыкаясь, в новую игру. Сайты социальных сетей, взорвавшиеся за последнее десятилетие, изменили коммуникации между людьми и будут играть значимую роль в самоидентификации. Если теория иллюзии Я верна, то популярность социальных сетей будет возрастать, и они будут все больше формировать наше ощущение того, кто мы есть.

Это происходит потому, что обычно мы хотим быть замеченными. Запад охвачен культом знаменитостей. Когда 3000 британских детей моложе 10 лет опросили, кем они хотят стать, когда вырастут, каждый третий ответил, что хочет быть знаменитым спортсменом, актером или поп-звездой. Сравните это с профессиями, возглавлявшими такой список 25 лет назад: учителя, банкиры и врачи. Сегодня дети хотят быть знаменитыми только ради того, чтобы быть известными, поскольку они приравнивают славу к успеху. Недавний обзор, проведенный Ассоциацией преподавателей и лекторов Великобритании, продемонстрировал, что большая часть студентов предпочитают быть знаменитыми, нежели одаренными способностями к наукам. Интернет способствует этой одержимости славой и популярностью, обеспечивая легкодоступную и постоянно обновляемую медийную среду, где можно потешить свой интерес к знаменитостям, а также прославиться самому. Каждый может найти последователей в Паутине. Она выровняла игровое поле популярности, и теперь все мы можем быть замечены.

Действительно, для многих людей Интернет – это прежде всего социальная среда. По данным Neilson Company, специализирующейся на анализе потребительского поведения, большая часть времени, проведенного в Интернете, посвящается социальным сетям, и этот показатель растет с каждым годом. В августе 2011 года люди проводили более 700 миллиардов минут в месяц только в Facebook. Каждый пятый взрослый американец ведет блог, и более половины населения Америки имеют один или более профайлов в социальных сетях. Даже находясь на работе, мы не расстаемся с любимыми сетями: среднестатистический работник в США тратит на эту деятельность 5,5 часа рабочего времени ежемесячно.

Еще глубже социальные сети проникли в среду подростков и молодежи. На сегодняшний день, если вы выросли на Западе и вам от 16 до 24 лет, быть вне Сети для вас невозможно. Эта возрастная группа более половины своего времени в Интернете проводит в социальных сетях. Многие западные тинейджеры не чувствуют, что они существуют, если они не присутствуют в Интернете. Сетевая жизнь взяла верх над школьным двором и торговым моллом, где раньше тусовались дети. Окно возможности для общения расширилось на любое время и любое место. Прежде люди указывали своим детям, что пора перестать болтать по телефону. Теперь дети используют свои собственные телефоны и могут болтать в Сети, когда захотят. Согласно последнему отчету Ofcom, половина тинейджеров Великобритании имеют смартфоны, и только пятая часть взрослых людей. Наиболее распространенное применение телефона – не телефонные звонки, а выход в социальные сети. Две трети тинейджеров используют свои смартфоны для социального общения с другими. Треть не отсоединяются от Сети даже во время еды. А приблизительно половина тинейджеров пребывают в Сети, находясь в ванной и в туалете. Неудивительно, что 6 из 10 пользователей-тинейджеров считают себя зависимыми от своих смартфонов.

Отразится ли вся эта сетевая активность на их развитии, и если да, то как? Социальное развитие ребенка в младенчестве и дошкольном возрасте проходит благодаря общению с родителями, затем оно требует выхода за пределы семьи и конкуренции с другими детьми на детской площадке и в классе. Изначально примерами для подражания детям служат их близкие, но по мере наступления подросткового возраста дети начинают дистанцироваться от семьи, им необходимо выработать свою независимую индивидуальность среди сверстников.

Мне как отцу пришлось принять, что мнение сверстников может легко растоптать все, что родители хотят для своих детей. Возможно, это не так и плохо. Я не психотерапевт, но согласен, что родительский авторитаризм создает проблемы в дальнейшем, если детям не позволено сформировать свою собственную индивидуальность среди сверстников. Большинство западных подростков поглощены состязанием в популярности. Именно в этот хаотический период конструирования себя у подростка есть шанс проявиться как личность, с уверенностью глядящая в лицо миру.

Любому родителю на Западе известно, что юношеский возраст – это период восстаний, бравады, показухи, рискованных поступков, проверки прежних границ на прочность, споров, слез, стратегических альянсов и макиавеллианских переговоров. Некоторые грешат на незрелый мозг. Считают, что разрушительное поведение этой возрастной группы есть неизбежное следствие недостатка тормозного контроля лобных долей, которые достигают взрослой зрелости одними из последних среди мозговых структур. Тинейджеры гиперчувствительны к социальной оценке, но разве это объясняет рискованное поведение? Психолог Роберт Эпштейн убежден, что объяснение подростковых правонарушений незрелостью мозга – миф. Подростковая смута имеет большее отношение к культуре и тому, как мы обращаемся со своими детьми.

Тенденция такова, что популярность социальных сетей будет возрастать и они будут все больше формировать наше ощущение того, кто мы есть.

Например, он указывает, что негативизм подростков нехарактерен для большинства доиндустриальных культур. Он утверждает, что подростковая преступность – изобретение современных обществ и медийных стереотипов, и рассказывает, что до появления западных средств массовой информации и школ канадские эскимосы не имели проблем с подростковым бунтарством. С его точки зрения, проблемы, наблюдаемые у западных тинейджеров, больше связаны с тем, что мы изолируем эту возрастную группу и, таким образом, позволяем подросткам сформировать собственные социальные группы и иерархии. Это неформальная иерархия популярности. Она зиждется на основе объединения, конкуренции и формирования оценки себя в глазах сверстников. В такой ситуации тинейджеры думают, что для завоевания репутации среди сверстников они должны стать отщепенцами в глазах всего остального общества.

Другие утверждают, что данные о рискованных поступках подростков неоспоримы. Они могут отражать некоторое культурное влияние, но далеки от того, чтобы быть случайными. Тинейджеры не хуже взрослых понимают, что является риском. Они просто считают, что некоторые риски стоят того, чтобы предпринять их ради самоутверждения.

Возрастной психолог Лоренс Штейнберг продемонстрировал, что подростки, когда они одни, выполняют симуляционные задачи по вождению, как взрослые, но когда друзья смотрят на них, идут на риск. В присутствии друзей рискованное превышение скорости и проезд на красный свет у подростков возрастают на 50 %, в то время как у взрослых такого возрастания не наблюдается.

Одно из объяснений может быть таким. Центры вознаграждения в мозге подростка особенно активны в этот период развития. Таким образом, вознаграждение сверхинтенсивно, когда индивидуум достигает успеха в присутствии друзей, что делает успех намного слаще, а риск его достижения стоящим того, чтобы его предпринять. Но этого недостаточно для успеха. Для успеха нужно, чтобы тебя заметили.

Западного подростка раздирают противоречия: с одной стороны – стремление быть принятым своими сверстниками, с другой – потребность отличаться от них. Музыка, мода, фильмы и, конечно, секс – это те вещи, о которых тинейджеры больше всего беспокоятся, поскольку это помогает создать уникальную индивидуальность. Именно эти сферы являются основными темами оценки «нравится – не нравится» в виртуальных социальных сетях. Что бы вы ни выложили в социальную сеть, вы предлагаете людям откликнуться на это. Это предназначено для вещания о себе на весь мир. Количество комментариев и хитов – посещений страницы – говорит вам, и главное другим, что вы что-то значите. Люди хотят быть замеченными, и сайты социальных сетей сделали это всеобщее стремление основой своей деятельности. Подтверждение своего существования другими людьми – это то, к чему стремятся участники сетей.

 

Ловушка «Твиттера»

Однажды в начале этого года знаменитая британская актриса Хелен Миррен начала следить за мной. Это случилось вовсе не по пути в Лондон или Лос-Анджелес, где обладательница «Оскара», вероятно, проводит большую часть своего времени. Я в тот момент сидел за кухонным столом в своем домишке в графстве Сомерсет, устроив себе передышку, чтобы заглянуть в свой Twitter, где и обнаружил, что @HelenMirrenDBE отслеживает меня. Или, по крайней мере, я думал, что это так. Мое сердце замерло.

Для непосвященных: Twitter – это сайт, где вы можете оставить любую запись, лишь бы ее длина не превышала 140 символов. Это как эсэмэски открытого доступа для всего мира, где любой, кто подписался на тебя, может прочесть твою запись или воспользоваться ссылками на изображения или другие сайты, которые могли быть включены в запись. На сегодняшний день у меня свыше 3000 подписчиков. И хотя список моих подписчиков звучит впечатляюще, я расположен довольно низко в иерархии Twitter. Индивидуумы, которых вы никогда бы не смогли представить в качестве идолов, привлекающих всеобщий интерес, обретают величие в Twitter. У Лэнса Армстронга, велосипедиста из спортивной элиты, больше миллиона подписчиков. Как и у актера Брента Спайнера (Brent Spiner). Кто такой Брент Спайнер, поинтересовался я. А не кто иной, как актер, сыгравший андроида Дэйту в сериале «Star Trek» («Звездный путь»). В мире очень много Трекеров!

Что такое есть в Twitter, что делает его столь привлекательным? Почему мы подписываемся на кого-то и хотим, чтобы на нас подписались? Вероятно, все сводится к нескольким вещам, имеющим отношение к нашему Я. Во-первых, наш мозг – это судачащий мозг. Люди ужасно любопытны и хотят знать, что происходит у других, даже о том, что те ели на завтрак сегодня. Во-вторых, человеку нравится, когда его мнение поддерживают другие. Когда кто-то позитивно реагирует на его мнение или разделяет его, он чувствует себя признанным. А если мнение отвергается или высмеивается, то его самооценка нередко снижается. Само наличие мнения, на которое подписываются или не подписываются другие, означает, что члены социальной сети разделяют одинаковые ценности и отношения к вещам.

Нам также нравится узнавать что-то первыми и распространять новости. Мы так делали, когда были детьми. Помните, как важно было быть первым, кто расскажет новость во дворе? Если вы были последним, кто узнавал о чем-то, то это отражалось на вашем положении в неформальной дворовой иерархии. Став первым, кто узнал о чем-то, мы подкрепляем свою собственную значимость в глазах других. Однако одна из самых больших приманок социальных сетей типа Twitter состоит в том, что вы чувствуете себя значимым, если у вас много друзей («френдов») или подписчиков («фолловеров»). Ваша самоценность подтверждается, и чем больше у вас подписчиков и друзей, тем больше вы себя цените.

Другая причина такого роста популярности Twitter (это самая быстрорастущая социальная сеть) – многие знаменитости радостно выкладывают туда свои мысли и регулярно обновляют свои записи. Прежде они были недоступны для общественности. Внезапно мы получили доступ к избранным. Аппетиты публики в отношении повседневной жизни знаменитостей неутолимы. Существует целая армия папарацци и бульварной прессы, выросшей из первозданной грязи для того, чтобы кормить массы слухами, но Twitter далеко превосходит их всех, поскольку информация исходит напрямую от знаменитостей. Конечно, знаменитости нуждаются в своих подписчиках, поскольку без фанатов они исчезают с глаз общественности, что обычно означает также – с работы. Поэтому большинство из них присутствуют в Twitter. Фактически многие нанимают писателей, которые пишут записи (твиты) от их имени, чтобы поддерживать иллюзию доступности и видимости.

Самым большим вливанием в вашу самооценку будет ситуация, когда знаменитость вроде Хелен Миррен подпишется на вас. Если кто-то с высоким общественным статусом «прифрендит» вас, вы повышаетесь в своем ранге. Это называется греться в лучах чужой славы. Многие из нас получают компенсаторное удовольствие от собственной причастности к известным людям. Не зря поклонники так одержимы знаменитыми личностями и становятся членами команд, которые их поддерживают. Спортивные фанаты, вероятно, самый яркий пример. Я слышал много споров в пабах, где фанаты ругали решение менеджера команды так, как будто это была семейная распря. Фанаты даже говорят так, словно являются членами команды игроков, используя местоимение «мы».

Twitter создает иллюзию легкой достижимости кумиров. Каждый может подписаться на Twitter знаменитости. Это интересный социальный феномен, когда мы чувствуем близость с людьми, которых никогда не сможем встретить в своей нормальной жизни. Относительно открытый доступ Twitter тоже создает проблемы. Чужие люди чувствуют, что они в достаточно близких отношениях с теми, на кого они подписались, и это не сильно отличается от преследователей знаменитостей, которые пребывают в заблуждении, будто они делят жизнь со своими жертвами.

Карл Куин, австралийский журналист, указывает, что Twitter идеален для гнусности толпы. Некоторые оставляют здесь грубые комментарии, а затем передают их: «Многие из нас не уверены, являются ли знаменитости людьми из плоти и крови или они в большей степени пожизненные пиньяты, нуждающиеся в том, чтобы их изрядно поколотили».

Проблема в том, что, как только жертва определена, люди всегда готовы присоединиться к травле. Помните, как это было на детской площадке? Присоединиться к травле было легче, чем противостоять толпе. То же самое верно и для Twitter: люди объединяются по закону толпы. Кроме того, учитывая проблему крайней поляризации (коротко обсуждавшуюся выше), которая свойственна социальным сетям, мнения и взгляды будут естественным образом сдвигаться в сторону экстремизма: те, кто соглашается с вами, подстрекает вас, и вы ощущаете потребность быть более категоричным. Вдобавок быстрые (без времени на обдумывание) коммуникации, дистанционность и анонимность. Все это делает социальные сети идеальным пространством, где мы ведем себя так, как никогда не позволили бы себе в реальной жизни.

Это поднимает важный вопрос, касающийся разницы между онлайновым Я (виртуальным) и офлайновым (реальным Я). Если мы ведем себя по-другому в интернет-пространстве, то где истинное Я, если оно действительно существует? Можем ли мы провести реальную границу? Если наши действия виртуальны и анонимны, они меньше представляют наше реальное Я?

Кто-то скажет, что наша обычая жизнь не отражает наших истинных мыслей и взглядов, поскольку слишком сильнó давление социальных правил и необходимости соответствовать им. Но если какие-то мысли и взгляды могут быть выражены только в Интернете, в отсутствие всякой угрозы возможных последствий или социального отторжения, то что это за подлинное Я? Значит, все-таки Я – это иллюзия, если не может существовать независимо от той или иной среды и влияния других. Кто-то может счесть, что существует только одно Я, которое ведет себя по-разному в зависимости от ситуации, но это и есть суть иллюзии. Мы гораздо больше находимся под влиянием окружающей среды и окружающих людей, чем считаем сами. Как алкоголик, который наивно полагает, что он способен контролировать, сколько он пьет, наша иллюзия Я предохраняет нас от осознания того, насколько мы подвержены внешним влияниям, не поддающимся нашему контролю.

Если какие-то мысли и взгляды могут быть выражены только в Интернете, то что это за подлинное Я?

Однако я уверен, что вы хотите узнать больше о Хелен Миррен. Что ей нравится? Что она ест на завтрак? К сожалению, я заблуждался в оценке собственной значимости. Когда я посмотрел ее профайл, где оказалось всего 216 подписчиков. Стало ясно, что моя Хелен Миррен совершенно определенно была «троллем». Тролли – это персонажи, получающие удовольствие от разрушения социальных сетей, для чего они выдают себя за кого-то другого и оставляют грубые и обидные комментарии. Я даже не знаю, есть ли у Хелен Миррен Twitter, но если он есть, то, без сомнения, у нее тысячи подписчиков. И все же на один дразнящий момент того утра мое сердце замерло, когда я подумал, что предмет моего юношеского увлечения проявил ко мне интерес. Это бы невероятно простимулировало мое эго, но зачем такой великой британской актрисе, как Хелен, беспокоиться о таком неприметном книжном черве, как я? Наверное, даже знаменитые актрисы иногда интересуются повседневной жизнью простых смертных? В конце концов, они тоже люди.

 

Киборги?

Некоторые выражают большую озабоченность быстрым ростом социальных сетей и предсказывают крах человеческой цивилизации. Однако и прежде были подобные мрачные пророчества и обвинения, звучавшие в адрес всех средств информации, начиная от книг и заканчивая радио и телевидением. Одно из здравых опасений следующее. Наши дети будут неполноценными из-за того, что не получают навыков взаимодействия с другими людьми в реальной жизни и пропускают критический период психологического развития, играющий важнейшую роль в здоровой социализации. Утверждают, что они навсегда лишаются нормального социального развития и превращаются в психически отсталых взрослых. Они никогда не достигнут адекватной устойчивости внимания, которая в реальной жизни стимулируется социальными взаимодействиями. Социальные сети и интернет-активность вообще лишают их нормальной социальной среды. Более тревожным является аргумент, что рост детского аутизма может быть связан с ростом увлечения Интернетом.

Однако научные доказательства этого сомнительны. Нередко, наоборот, Интернет приносит пользу тем, кому оказывается трудно вести нормальное социальное общение. Кроме того, роль критических периодов ограничивается ситуациями полного лишения в очень раннем возрасте. Помните румынских сирот и критические первые 6 месяцев жизни? Среди них было очень мало детей, использовавших Интернет в возрасте до одного года! Как указывает возрастной нейропсихолог Дороти Бишоп, заявления, что интернет-активность служит причиной аутизма, абсурдны, поскольку заболевание проявляется задолго до школьного возраста и начала использования компьютера.

Если говорить о социальном развитии, то в этом аспекте человеческий мозг невероятно жизнеспособен и находчив. Пока существуют хоть какие-то социальные взаимодействия, все должно быть хорошо. Точно так же, как в ситуации с языком, люди изначально созданы для социальных взаимодействий, но при этом невероятно гибки в том, как в реальности их осуществляют. Да, возможно, дети не учат те же правила социального этикета, которые их родители обрели в процессе живых взаимодействий с людьми, но они выработают свои собственные способы взаимодействий онлайн и офлайн. Рассмотрим, ради примера, как дети общаются, используя в текстах такие аббревиатуры, как LOL («laugh out loud» – громко смеюсь), OMG («oh my God» – о, мой Бог!), SNM («say no more» – все ясно, хватит об этом!), BRB («be right back» – ща приду!), GTG («got to go» – мне пора идти!) или ROLF («roll on the floor laughing» – катаюсь по полу со смеху). Это высокоэффективный прием передачи своей реакции в оптимальной форме. Сокращения не были специально разработаны кураторами социальных сетей и переданы пользователям, а, подобно большинству правил сетевого этикета, зародились среди пользователей. Предоставленные сами себе, дети отлично справляются.

Фактически существуют утверждения, что новая социальная медиасреда не столько угрожает будущему человеческого психологического развития, сколько возвращает нас к ситуации, существовавшей до того, как старые средства массовой информации – печать, радио и телевидение – пропитали нашу жизнь. Один из одаренных пророков этой новой социальной революции, Джун Коэн из организации TED Media, доходчиво излагает эту контринтуитивную мысль. На протяжении большей части истории человеческой цивилизации, утверждает она, информационная среда представляла собой процесс обмена новостями, историями, мифами, шутками, знаниями и творческими произведениями между людьми. Вокруг бивачного костра в Серенгети люди общались в основном друг с другом. Еще несколько столетий назад мало кто на самом деле умел читать. Потом появились средства массовой информации – книги, радио и телевидение. Если всю человеческую историю условно сжать до одного дня, то получается, что эти средства массовой информации появились только за две минуты до полуночи. Однако уже эта информационная среда отличалась от деревенских сплетен, в которых люди обычно проводили свое время. В отличие от взаимных живых коммуникаций, средства массовой информации, вошедшие в дома, уже были односторонними коммуникациями. Люди читали новости, слушали радио или смотрели телевизор. Люди уже тогда перестали общаться друг с другом. Как выразилась Коэн: «Телевидение создало глобальную аудиторию, но при этом разрушило деревню».

Затем Тим Бернерс-Ли изобрел Паутину, предоставляющую социальный опыт различных типов. Эта новая информационная среда, которая, согласно приведенной аналогии, появилась несколько секунд назад по часам человеческой истории. И она гораздо более демократична, децентрализована и интерактивна. Коэн уверена, что мы возвращаемся к той точке человеческого развития, где мы снова сможем по-настоящему общаться друг с другом, только теперь мы не ограничены пространством и местоположением деревни.

Возможно, это и так, но есть несколько предостережений, о которых следует помнить. Мы снова взаимодействуем, но Интернет сильно отличается от стойбищного костра или садовой ограды. Мы едва ли станем социально отсталыми, но способ формирования нашего чувства Я будет затронут. Этот процесс не остановить, можно только изменить свой подход к нему. Речь идет не просто об объеме и спектре легкодоступной информации или способе ведения бизнеса, или поиске развлечений. Речь идет о самом характере нашего поведения в отношении друг друга. В конце концов, общение с людьми через компьютер неестественно. Правда, таково же и телефонное общение, а телефон едва ли изменил наше социальное развитие. Реальное отличие Интернета – возможность для каждого из нас общаться одновременно с целой группой. Это первое.

Никогда в истории человечества у нас не было возможности мгновенно обмениваться обширной информацией практически с кем угодно на планете. Каждая очередная инновация в истории (книгопечатание, телефон и затем компьютер) воспринималась как краеугольный камень в техническом прогрессе человечества. Однако появление Всемирной паутины превзойдет их всех в смысле своего влияния на человеческую расу. Сейчас мы в принципе вольны общаться с кем угодно. Мы можем объединять мощь множества мозгов. Поразительно, что могут сделать компьютеры и программное обеспечение. Закон Мура говорит нам, что мощность компьютера удваивается приблизительно каждые два года (и это, видимо, одна из причин, почему я всегда откладываю замену своего компьютера в ожидании более продвинутой модели, которая уже на подходе). Со временем мы достигнем технических пределов действия закона Мура, и нам потребуется новый тип компьютера. Но Интернет – это другое. Интернет не будет ограничен таким образом, потому что Всемирная паутина – это среда для обмена знаниями и идеями.

Человеческий разум мощнее любого компьютера, созданного до настоящего времени. Связывая их вместе Всемирной паутиной, мы создаем потенциал энергии коллективного мышления миллионов отдельных умов, которые постоянно проверяют и перепроверяют материалы, размещенные в Сети. В 2005 году ведущий научный журнал «Nature» декларировал, что интернет-энциклопедия «Википедия», полностью созданная добровольными усилиями интернет-пользователей, настолько же точна, как Британская энциклопедия – традиционный многотомный источник знаний, созданный командой оплачиваемых специалистов и впервые опубликованный в конце XVIII столетия. Пользователи Интернета готовы на основе собственной мотивации поделиться своими знаниями бесплатно, и на сегодняшний день «Википедия» практически полностью финансируется за счет частных пожертвований.

Рассмотрим процесс принятия решения и аналитический паралич, возникающий в случаях слишком обширного выбора. Большая часть этой проблемы решается для нас в Интернете. Когда в последний раз вы делали покупку в интернет-магазине? Вы при этом смотрели рейтинги и комментарии, оставленные другими? Вы хоть раз выбирали товар, стоящий на третьей или четвертой строчке в рейтинге? Я полагаю, вряд ли. Идет ли речь о книге, фильме, отеле или микроволновке, мы порой игнорируем экспертные обзоры, но уделяем внимание отзывам других пользователей, поскольку доверяем им больше. У них нет причин лгать. Везде в Сети нас приглашают высказать собственное мнение, предлагая для этого большие пальцы, направленные вверх или вниз (как на гладиаторских боях в Древнем Риме).

По данным упомянутой выше компании Neilson на 2010 год, почти каждый пятый интернет-пользователь регулярно оставляет отзывы о фильмах, книгах, телевизионных передачах, музыке, услугах и потребительских товарах. Коллективный опыт множества пользователей порождает консенсус мнений, формирующий наши решения. Конечно, именно вы делаете выбор, но он опирается на то, что думают другие.

Человеческий разум мощнее любого компьютера, созданного до настоящего времени.

Этот коллективный разум имеет свои недостатки, поскольку мы склонны следовать стадному чувству, как свидетельствуют массовые паники. Однако этот эффект значительно снижен в Интернете. Под покровом анонимности в Интернете мы честнее и менее склонны к конформизму. Конечно, всегда найдутся такие, кто оставляет ложные рекомендации, но их голос заглушают другие. В прошлом году в ученых рядах случился большой переполох. Выдающийся британский историк Орландо Файджис был обвинен в недобросовестной критике книг других историков на сайте Amazon под личиной анонимного обозревателя, он подписывался просто Историк. Файджес пригрозил обратиться в юридические органы за защитой. И вскоре, к его немалому смущению, выяснилось, что это его жена писала отклики в Сети, чтобы дискредитировать конкурентов своего мужа. Можно расценивать это как трогательную женскую заботу.

Распространение Паутины неумолимо. Нет сомнения, что в ближайшие несколько лет доступ к сети будет упрощен, увеличивая еще более наши возможности общения друг с другом.

Фундаментальное значение Сети для человеческой цивилизации, – ее коллективный разум. Мы стали человеческим эквивалентом Боргов (как фантастическая раса киборгов из сериала «Star Trek», которые были все одновременно связаны между собой). Правда, мы не роботы с дистанционным управлением. Мы – независимые автономные личности. По крайней мере, мы так думаем.

 

Раскапывая горы данных

Распространение Паутины может быть неумолимым, но в нем существует большая проблема – в буквальном смысле. Естественный отбор говорит нам, что когда что-то укрупняется, оно становится неэффективным. В случае Интернета – он становится слишком большим, слишком громоздким. Cisco Systems, мировой лидер в области сетевых технологий, оценивает, сколько данных генерируется и хранится в Интернете. По словам их главного футуролога, Дэйва Эванса, одного из тех парней, которые планируют будущие стратегии компании: «В 2009 году люди выдали больше данных, чем за предыдущие 5000 лет, вместе взятых».

Нам предоставлена масса информации для обработки. Однако большая ее часть – просто мусор: обрывки сплетен и пустой треп. Как прокомментировала это специалист по медийным социальным сетям дана бойд (danah boyd – по какой-то причине она избегает использования больших букв в своем имени): «Если мы не будем осторожны, то рискуем получить психологический эквивалент ожирения. Мы начнем потреблять контент, наименее полезный для нас и общества в целом». Преобладающая часть содержимого Интернета – эквивалент фастфуда, поэтому поисковые системы типа Google просеивают эти данные в поисках запрошенной информации, используя хитрый моделирующий алгоритм. Всякий раз, когда мы просим найти информацию, поисковая система анализирует страницу в Интернете, которая просматривалась другими пользователями, искавшими подобную информацию, и затем классифицирует наиболее подходящие страницы для обзора. Такой метод позволяет использовать опыт масс, чтобы представить нам то, что мы ищем. Это замечательно: мы можем опираться на коллективное знание, чтобы перекопать гору данных и отбросить все ненужное.

Проблема в том, что фильтры еще и исключают информацию. Каждый раз, когда мы бродим по Интернету, поисковые системы записывают то, что мы делаем и какой информацией мы интересуемся. Это не злой умысел, не шпионаж и не попытка контролировать наше поведение. Машины просто пытаются обеспечить нас наиболее подходящей нам информацией. Однако Эли Паризер полагает, что в этом кроется большая проблема. В своей книге «The Filter Bubble: What the Internet Is Hiding from You» он объясняет, в чем потенциальная опасность поисковых систем. Попробуйте сами. Войдите в Google и поищите информацию, введя слово «Египет». Потом позвоните родственнику или другу, живущему в другой части страны, и попросите его сделать то же самое. Эли заметил, что его друзья получают совершенно другие перечни ссылок. Эта разница значима, потому что люди, как правило, смотрят только на первую страницу списка ссылок. Другими словами, нам не позволяют увидеть полную картину.

Причина такого расхождения в том, что Google выдает персонализированный результат поиска, подогнанный под каждого пользователя с помощью фильтров. По словам неизвестного сотрудника из Google, с которым разговаривал Паризер, фильтр основывается на профайле пользователя, созданном из 57 переменных, отражающих информацию о нем. Эли Паризер обратил внимание, как персонализация искажает характер информации, которую для него находят в Сети. Например, стремясь распространить свои взгляды, Эли намеренно подписывался на чтение представителей партии консерваторов в своем аккаунте на Facebook, хотя его друзья в основном либералы. Однако через некоторое время он заметил, что программное обеспечение Facebook намеренно отфильтровывало записи консерваторов, поскольку они оценивались как менее подходящие для Эли, чем записи большинства его либеральных друзей. Фильтрующие программы заключали его в «пузырь» неосведомленности о противоположных взглядах. Эли назвал это «пузырь фильтров».

 

Одного поля ягоды

Идея о том, что связь с каждым человеком благодаря Интернету позволит получить широкий взгляд на жизнь – ложная. Программное обеспечение, просеивая невероятные объемы информации, подает нам только то, что, «по его мнению», мы хотим видеть. Однако не стоит обвинять программы. В жизни мы тоже фильтруем то, чему собираемся уделить внимание. Люди тяготеют к тем, кто имеет схожие взгляды, разделяет с ними ценности, мнения и откликается на наше мнение. Мы склонны дружить с теми, кто проявляет к нам наибольшую симпатию. Мы читаем одни и те же газеты, любим определенные телепередачи и отдаем предпочтение определенным занятиям. Такое подобие может вести к повышению единства группы, но она же изолирует нас от других групп, разделяющих иные ценности. Другими словами, она способствует поляризации. Например, по данным одного опроса отношения к глобальному потеплению, республиканцы изменили свою убежденность в том, что планета нагревается, с 49 % утвердительных ответов в 2001 до 29 % в 2010 году. А среди демократов за тот же период показатели изменились с 60 до 70 % – тех, кто верит, что потепление представляет собой проблему. Такое впечатление, что люди живут на разных планетах!

Вроде бы Интернет должен препятствовать принципу подобия и расширять наше сознание за счет иных точек зрения. Действительно, активность Twitter поощряет одиноких людей устанавливать связи. Если вашим подписчикам нравится или не нравится то, что они слышат, они могут оставить комментарий или дать вам знать путем «упоминания» вас в своей открытой записи. Исходя из этого, вы можете знать, уделяет вам кто-нибудь внимание или нет. Пользователи Twitter «ретвитят» записи (вставляют в свой твиттер чужие записи с указанием источника) и ссылки, которые им нравятся. Это подобно словам: «Эй, люди, смотрите, что сказал вон тот человек!», распространяющим влияние этого человека на других пользователей, не связанных с ним напрямую.

Если вы сказали что-то интересное, то это может быстрее распространиться через «твиттер-сферу», чем по традиционным каналам. Именно так пользователи Twitter узнали о сверхсекретном штурме комплекса Усамы Бен Ладена, который США провели в мае 2011 года. Один из пользователей Twitter, Сохаиб Атар, известный так же как @reallyvirtual, жил рядом с Бен Ладеном. Он напрямую транслировал в Twitter рейд, не понимая, что происходит. Позже он написал в своем Twitter: «Ого, теперь я стал тем парнем, который снимал для блога рейд на Усаму, сам того не ведая». До рейда у Сохаиба было 750 подписчиков. После рейда – 90 000. Неудивительно, что «прогулки» по обычным блогам и Интернету выглядят скучными и многословными на фоне Twitter. Вам даже не обязательно находиться возле компьютера, поскольку все сайты социальных сетей сейчас доступны и на мобильных телефонах. Twitter – это крэк-кокаин социальных сетей.

Несмотря на простоту установления связей в Twitter, он способствует единообразию. Люди одного возраста, расы, вероисповедания, образования и даже темперамента подписываются друг на друга и игнорируют тех, у кого иные взгляды. Например, в одном исследовании, охватившем свыше 102 000 пользователей Twitter, которые создали в общей сложности 129 миллионов записей в течение 6 месяцев, были проанализированы эти тексты с точки зрения негативности или позитивности содержания. Оптимистичные записи звучали примерно так: «Нет ничего лучше хорошего душа, бритья и стрижки… люблю это дело» или «Спасибо, что подписались на меня, я подписался на вас в ответ, замечательная группа удивительных людей». Те, кто находился в более плачевном состоянии, делали записи типа: «Я болен, и мое тело решило атаковать мое лицо и засыпало его сыпью!!!» Когда исследователи проанализировали социальные связи внутри группы, они обнаружили, что объединяются люди, переживающие одинаковые состояния. Такой тип объединения проиллюстрирован на рисунке 10. Счастливые пользователи связаны с другими счастливчиками, а несчастливые с другими пребывающими в унынии.

Рис. 10. Анализ коммуникаций в  Twitter выявил заметное группирование (по данным Боллена и соавт.: Bollen, 2011; разрешение на публикацию согласовано)

Картина выглядит так, будто между пользователями Twitter происходит эмоциональное заражение, – та же мимикрия зеркальной системы, о которой говорилось выше. Только здесь инфекция виртуальная. Конечно, тут играет роль и поляризация. Анализ 250 000 записей в Twitter во время промежуточных выборов в конгресс США в 2010 году показал, что и либералы, и консерваторы обширно ретвитят партизанские сообщения, соответствующие линии партии, а не те, которые принадлежат оппозиционному лагерю.

Помимо всего прочего, пафос общения с тысячами пользователей остается невыполнимым из-за еще одного большого камня преткновения. Когда были проанализированы записи 1,7 миллиона пользователей Twitter за 6 месяцев, аналитики пришли к одному примечательному выводу. По мере увеличения числа подписчиков, возможности контактов с ними сильно осложняются из-за ограниченности возможностей нашего внимания. Мы не можем вести осмысленные диалоги с неограниченным числом людей. Нам просто не хватит времени и сил ответить каждому. Выходит, что в этом огромном океане социальных сетей оптимальное число людей, с которыми возможно поддерживать двусторонние коммуникации, достигает своего пика где-то между 100 и 200 подписчиками. То же самое в Facebook: средний пользователь имеет 130 френдов (друзей). Знакомое число? Должно быть знакомо. Это снова приближается к числу Данбара, которое характеризует отношение между корой головного мозга приматов и размером социальной группы. Оказывается, оно точно предсказывает нашу социальную активность в виртуальном мире социальных сетей, которая равна активности в реальном мире.

 

Время для себя

Мы верили, что технологии освободят нас от забот повседневной жизни. Они должны были сделать нас счастливее. Прогнозы XX века обещали нам мир автоматизации и постоянного удовлетворения. Когда в 60-х появился первый компьютер, а потом, в 90-х, компьютеры были уже в большинстве домов на Западе, нам говорили, что скоро доля свободного времени для досуга и развлечений заметно увеличится и у людей появится больше времени друг для друга.

Компьютер, безусловно, облегчил выполнение многих задач, но парадоксальным образом многие из нас больше времени проводят в одиночестве у своих компьютеров, нежели в общении с людьми, с которыми мы живем и работаем. Мой коллега, Саймон Бэрон-Коэн, специалист по аутизму, подсчитал, что он отвечает приблизительно на 50 электронных писем в день и проводит за этим занятием свыше 1000 часов в год. Я думаю, что моя ситуация хуже. Хотя я не получаю столько электронных писем, но я каждый день нахожусь в Интернете и не могу припомнить, когда в последний раз провел целый день без него. Даже в выходные и в поездках я подключен.

Если я не ищу статьи или не готовлю обучающие материалы, то я захожу в социальные сети. Я рассылаю электронные письма, веду блог, пишу в Twitter, разговариваю по Skype, у меня есть профайл в LinkedIn, и я забегаю в Facebook. Я присоединился к Google+ – последней разработке в сфере социальных сетей. Я бесконечно брожу по Интернету. Я могу заниматься этим на своем офисном компьютере, на переносном ноутбуке, iPad или смартфоне. Я целиком и полностью подсоединен к Сети. Даже когда я смотрю репортажи о каких-либо важных событиях по телевизору, я держу включенными ленты своих социальных сетей, чтобы следить за тем, каково мнение других людей об этой трансляции. По моим оценкам, я провожу в Интернете, по крайней мере, половину своего бодрствования, с 7 утра до полуночи. Это намного больше 3000 часов в год – чрезмерно по любым стандартам. Я знаю, что мой случай нетипичен, но многие люди на Западе все больше погружаются в свои сетевые занятия. Некоторые утверждают, что зависимость от Интернета ничем не отличается от любой другой патологической зависимости (аддикции), хотя психиатры не единодушны в этом мнении.

Моя интернет-зависимость началась в 2009 году, когда я обозначил свое присутствие в Паутине и социальных сетях по просьбе издателя моей первой книги. Вначале меня попросили завести блог (веб-сайт, где вы пишете истории в надежде, что люди зайдут туда и прочитают, что вы написали). Тогда я думал, что ведение блога – это самоублажающая деятельность, но согласился, чтобы помочь продвижению своей книги. И хотя я брался за это с неохотой, вскоре я стал испытывать зависимость от обратной связи. Читатели могли оставлять комментарии под каждым постом (записью в блоге), и, как администратор собственного сайта, я мог видеть, сколько людей посещали мой блог и кто конкретно в него заходил. Оставлять записи в блоге для невидимой аудитории оказалось недостаточно. Мне требовалось подтверждение посетителей, что мои старания и мое мнение оценены. Это регистрировалось в форме «хитов» – частоты заходов посетителей в мой блог.

Таким образом, в отличие от научных публикаций коллег и рецензий критиков на вашу книгу (которые могут занять месяцы и годы и совершенно непредсказуемы), социальные сети способны дать немедленное вознаграждение благодаря быстрой обратной связи. Если публика позитивно реагирует на ваши записи повышением трафика или доброжелательными комментариями, это заставляет вас чувствовать себя очень хорошо. И оправдывает ваши усилия.

Причины такого удовольствия давно известны благодаря исследованиям условного вознаграждения. Условные рефлексы были открыты в 1890-х годах русским физиологом Иваном Павловым. Он вырабатывал у собак условный рефлекс, сопровождая их кормление звуком электрического звонка. В результате слюноотделение у них начиналось еще до появления еды – в момент звонка, который стал условным раздражителем. Собаки научались ассоциировать звук звонка с пищей. Это было значимым открытием. Значит, можно формировать поведение собак путем выработки реакций на самые разные стимулы. Можно вырабатывать условные рефлексы, т. е. дрессировать, с помощью вознаграждения. Выработка условных рефлексов и реакций вскоре развилась в целое теоретическое направление психологии – бихевиоризм. Его пионерами в США были Дж. В. Уотсон и Б. Ф. Скиннер, полагавшие, что любое сложное поведение может быть сформировано путем наград и наказаний.

Сейчас полагают, что повторяющееся поведение подкрепляется не столько вознаграждением, сколько ожиданием вознаграждения, которое доставляет большое удовольствие. Глубоко в толще нашего мозга находится так называемая система вознаграждения. Она включает приблизительно 15 000–20 000 дофаминовых нейронов, распространяющих свои длинные отростки в другие области мозга. Эта система служит центром удовольствия, имеющем существенное влияние на наше поведение, поскольку позволяет нам прогнозировать и ожидать вознаграждения и наказания. Без этой системы вознаграждения мы бы были безнадежно несостоятельными в принятии решений, и поведение наше было бы хаотичным.

Когда в процессе выработки условного рефлекса животное учится тому, что нажатие рычага (или, например, клевание диска) принесет вознаграждение, вырабатывается дофамин предвкушения, и в большей степени именно он подкрепляет поведение, а не само вознаграждение. Именно поэтому крысы с имплантированными в центры удовольствия электродами могут продолжать стимулировать свои центры удовольствия в мозге без всякого вознаграждения пищей – вплоть до состояния полного истощения. Самого выброса дофамина достаточно для формирования условного поведения. Когда пациентам вживляют электроды в аналогичные области мозга (для лечения стойкой эпилепсии), они сообщают о чувстве удовольствия. Во многих случаях зависимого поведения, от азартных игр до секса, именно трепет ожидания доставляет нам наибольший кайф.

Более того, лучший способ подкрепить поведение – вознаграждать его лишь от случая к случаю. Это называется неожиданное подкрепление. Дело в том, что наш мозг постоянно ищет закономерности и взаимосвязи в окружающей среде. И хотя информация и обратная связь, поступающая извне, обычно бывает фрагментарной и неполной, наш мозг приспособлен к такой неполноценности. Когда мы делаем нечто, что кажется причиной некоторой формы положительного вознаграждения, мы затем повторяем действие в попытке воссоздать удовольствие. Если такое вознаграждение случается не каждый раз, мы будем гораздо дольше настойчиво повторять попытки. Это усиливающий принцип, стоящий за пристрастием к азартным играм. Мы играем больше и дольше просто потому, что хотим того случайного вознаграждения. Игорным автоматам достаточно выдавать выигрыш с частотой, соответствующей случайному подкреплению, чтобы игроки продолжали опускать в них все больше монет. Выброс дофамина в предвкушении возможного выигрыша подкрепляет их поведение.

Аналогичная выработка условных рефлексов объясняет нашу тягу к Интернету. Мы спешим проверить свою электронную почту или ищем откликов со стороны своего сетевого сообщества в надежде получить нечто действительно знаменательное или интересное. Всякий раз, когда я проверяю свою почту или количество отзывов в моем блоге, я подобен крысе в опытах Скиннера по выработке условных рефлексов.

Поначалу цифры посещаемости были небольшими, но они увеличивались каждую неделю. В течение месяца я пришел к тому, что стал проверять посещения каждый день, радостно возбуждаясь, когда они достигали пика, или когда я получал хороший комментарий, и впадая в уныние при их спаде либо критических замечаниях. И время от времени я получал вознаграждение. Дофаминовый всплеск, спровоцированный соответствующим предвкушением, стал моим излюбленным наркотиком, и я превратился в цифрового маньяка.

Всякий раз, когда я проверяю свою почту или количество отзывов в моем блоге, я подобен крысе в опытах Скиннера по выработке условных рефлексов.

Таким образом, может развиться зависимость от Интернета. Это опасно, особенно когда люди часами пребывают в мире фэнтези, погруженные в игру. В 2010 году Южная Корея имела самый высокий показатель доли населения в Интернете, больше, чем любая другая нация (81 % из 46 миллионов жителей). Большинство корейцев проводят свое время в Сети, сидя в интернет-кафе, которые обеспечивают быстрое и дешевое соединение. Это нередко приводит к разрушительным последствиям. У некоторых возникли серьезные проблемы со здоровьем, из-за многочасовой онлайн-активности в ущерб физической активности. У них раздувались суставы, возникала мышечная боль. Иногда страдали их ближние. В том же году в Южной Корее пара, которая познакомилась в Интернете, поженилась, но к несчастью, у них родился больной недоношенный ребенок. Тогда они решили продолжить свою семейную жизнь в Интернете (в кафе через дорогу)… они растили виртуального ребенка. И только раз в день возвращались домой, чтобы покормить своего живого младенца. В результате их настоящий ребенок умер от сильнейшего обезвоживания и голода.

Без сомнения, это крайний случай, но он демонстрирует неодолимость влечения Интернета. У меня недавно гостила высокообразованная семья профессоров, приехавшая из Соединенных Штатов. И вот после первой оживленной беседы и обмена анекдотами за обеденным столом мы вскоре разошлись, чтобы проверить свою почту, Facebook и другие интернет-заведения. В нашей группе были не только взрослые, но и дети. В какой-то момент я поднял глаза от своего ноутбука и увидел, что каждый, кто был в комнате, молча погружен в свою собственную Паутину. Прежде люди отделяли свою рабочую жизнь от семейной, но Интернет навсегда разрушил эти границы. Мы всегда на связи, и нам это нравится. И подобно наркотической зависимости, многие из нас испытывают симптомы абстиненции (тревогу и раздражительность), когда отказывают себе в сетевом доступе.

Мы стали формируемыми и контролируемыми технологиями, как это предсказывал Маршалл МакЛюэн, он ввел такие выражения, как «глобальная деревня» и «медиасообщение». Уже в 1960-е, задолго до появления Интернета, МакЛюэн предсказывал, что общество изменится и станет зависимым от информационных технологий. Он понимал, что мы распространяем свое Я на других и, таким образом, попадаем под влияние их ответного расширения. Таким образом, мы находимся в отношениях сложной взаимосвязи друг с другом, протянутой через среду наших коммуникаций.

Шерри Теркл, социолог из Массачусетского технологического университета, тоже описывает это переключение от общения «лицом к лицу» к общению «терминал к терминалу» в своей недавно вышедшей книге «Alone Together». По мере того как мы проводим все больше времени в Интернете, мы неизбежно меньше проводим его вне Сети. Это означает, что жизнь изменилась и мы перестали сильно зависеть от своего непосредственного окружения. Нас все больше формирует медиасреда, в которой мы существуем. Некоторые находят это пугающим, другие считают освобождением.

 

Вторая жизнь

Что вам делать, если вы безработный, страдаете ожирением и живете на пособие, не имея шансов выбраться из ловушки нищеты? С 2003 года существует другой мир, где вы можете жить, – мир, где вы можете получить еще один шанс. Это «Second Life» («Вторая жизнь») – виртуальный мир в Интернете, где можно облачиться в другое Я и жить жизнью среди аватаров, которые никогда не стареют, обладают идеальными телами, не болеют, имеют прекрасные дома и ведут интересную жизнь.

Дэвид Поллард и Эми Тэйлор – два человека, пожелавших (каждый по отдельности) убежать от тягот повседневной жизни. Оба – жители Ньюквея, приморского курорта на юго-западе Англии, который превратился в Мекку для пьяной молодежи, приезжающей целыми компаниями кутить все лето напролет. Городок далек от идиллии, и я могу себе представить, что жизнь там без работы и перспектив должна быть очень депрессирующей. Чтобы убежать от невзгод, Дэвид и Эми (которые потом встретились в интернет-чате) присоединились ко «Второй жизни», где стали Дэйвом Барми и Лорой Скай (см. рисунок 11).

Дэйву Барми в этой новой «жизни» было приблизительно 25 лет, рост 193 см, он – худой, с длинными черными волосами, владелец ночного клуба, живущий на обширной вилле. Дэйв питает слабость к деловым костюмам и украшениям. В реальности Дэвиду Полларду 40 лет и он весил 160 кг. Этот лысеющий мужчина жил на пособие по нетрудоспособности в снимаемой им комнате. В жизни он носил футболки и тренировочные штаны.

Рис. 11. Дэйв Барми и Лора Скай

Лора Скай – тоже экзотический персонаж. Ей около 25 лет, она худая, ростом 180 см, с длинными черными волосами, живет в большом доме. Ей нравился стиль кантри-и-вестерн, с его обтягивающими саржевыми блузами и сапогами. В реальности Эми была рыжеволосой, толстой, ростом 162 см, и тоже жила на пособие. Контраст между реальностью и виртуальным образом очевиден (см. рисунок 12).

И вот пара встретилась в виртуальном мире как Дэйв Барми и Лора Скай. Они влюбились друг в друга и вскоре виртуально поженились во «Второй жизни». Однако они встретились и в реальной жизни, и Эми переехала к Дэвиду в Ньюквей. Через два года они поженились по-настоящему, но потом все пошло наперекосяк. Лора (Эми) начала подозревать, что во «Второй жизни» Дэйв флиртует, поэтому она наняла виртуального детектива, чтобы проверить своего виртуального мужа. В какой-то момент она обнаружила, что в игре Дэйв Барми занимался сексом с девушкой по вызову. В реальной жизни Дэвид извинился и умолял о прощении. Последней каплей стала ситуация, когда Эми застала своего реального мужа в его скромном жилище за компьютером, наблюдающим, как его аватар страстно обнимается на кушетке с другим персонажем «Второй жизни» – Модести МакДоннелл. На самом деле это была Линда Бринкли, 55-летняя, дважды разведенная жительница Арканзаса, США. Эми была в отчаянии. Она подала на развод на основании измены, хотя у Дэйва даже в реальной жизни не было секса или романа. Вскоре после этого Дэйв сделал предложение Модести в Сети и в реальной жизни, хотя пара ни разу не встречалась.

Когда мир узнал, что пара разводится на основании виртуальной измены, пресса повалила в Ньюквей. Однако корнуоллская пара сначала отказывалась давать интервью и не открывала двери. Затем случилось нечто странное. Двум предприимчивым журналистам из «South West News» пришла в голову идея зайти в «Second Life», чтобы добыть интервью там. Из своих офисов, расположенных за много миль от Ньюквея, в Бристоле, Джо Пикеринг и Пол Эдкок создали виртуальных репортеров-асов «Мэгги Полс» и «Джэшли Готли», чтобы отыскать Дэйва Барми и Лору Скай и взять интервью.

Джо до сих пор работает в «South West News», и она сказала мне, что у нее появилась эта идея после разговора с коллегой, который использовал аватар для посещения интернет-курсов. Джо под видом Мэгги Полс нашла Лору Скай во «Второй жизни». Она сказала мне, что в Сети Лора Скай была куда более доступна и уверена в себе, чем Эми в реальной жизни. Постепенно Мэгги Полс убедила Эми выйти из Сети, спуститься и открыть дверь репортерам, обосновавшимся у ее крыльца. И они в конечном счете узнали ее историю.

Джо объяснила, что Эми считает измену в Сети гораздо хуже измены в реальной жизни. Они оба (она и Дэйв) создали свои идеальные Я, и все же эти Я оказались не так хороши. В реальной жизни все имеют недостатки, и обычно мы миримся с недостатками друг друга, но в «Second Life» все должно быть идеально. Именно поэтому виртуальная измена причиняет боль. Как сказала Джо: «Эми создала идеальную версию себя, но даже эта версия не была достаточно хороша для него».

Рис. 12. Реальные «Дэйв Барми» и «Лора Скай»

Мораль этой поучительной истории такова: границы между реальностью и фантазией иногда размываются. Пол Блум рассказывает об одной научной сотруднице, получившей от своего профессора поручение провести исследование в таких виртуальных сообществах. Нетрудно догадаться, что молодая женщина с задания не вернулась. Она предпочла жить в виртуальном мире.

Но если притяжение Сети настолько сильно, что нам готовит будущее? Очевидно, что чем-то придется пожертвовать, поскольку нельзя быть в двух местах одновременно, даже если это реальный и виртуальный миры. Оба требуют времени, ресурс которого ограничен.

 

Когда виртуальное поведение выходит в жизнь

Член конгресса от Республиканской партии Энтони Винер оказался в центре разрушительного для карьеры скандала в 2011 году. Его заставили уйти в отставку после признания в том, что он рассылал фотографии своего пениса женщинам, которые были подписаны на него в Twitter. «Винергейт», как это окрестили журналисты, – просто очередной пример того, как высокопоставленные мужи, используя Интернет, рассылают женщинам свои фотографии в обнаженном виде. С появлением сайтов социальных сетей демонстрация достоинств переместилась в виртуальную среду и стала очень распространенной.

Некоторые утверждают, что одна из функций Интернета – приспособление его для секса. Опрос более 1280 тинейджеров и молодых людей 20–26 лет, проведенный в 2008 году, показал, что каждый пятый тинейджер и каждый третий молодой человек выкладывал в Сеть свою фотографию в голом или полуголом виде. По оценкам, приблизительно половина участников одного сайта знакомств, Friendfinder.com, состоят в браке. Они либо ищут новых партнеров, либо возможности для флирта. Вероятно, самым заметным случаем такого рода был случай с полковником армии США Кассемом Салехом (Kassem Saleh), который одновременно обхаживал 50 женщин в Интернете и делал предложения руки и сердца многим из них, несмотря на тот факт, что уже был женат.

«Секстинг» – относительно новый феномен, когда люди используют технологические средства для удаленной сексуальной активности. Сьюзан Липкинс (Susan Lipkins), психолог из Порт-Вашингтона, штат Нью-Йорк, сообщает, что благодаря интернет-опросу людей в возрасте от 13 до 72 лет она выяснила, что две трети из них посылали сообщения откровенно сексуального характера. Пик такой активности приходится на старших тинейджеров и молодых людей. Интересно, что эти действия оказались статистически связаны с такими чертами личности, как самоуверенность, доминирование и агрессия. Но это касается лиц старше 27 лет и нехарактерно для более молодой возрастной группы.

Простота и скорость Интернета, а также дистанционность и условность реальности способствуют бесстыдным поступкам. Здесь социальные нормы реальной жизни не так сильны. Анонимность, отдаленность и отстраненность в режиме онлайн позволяют нам не быть самими собой, такими, как в обычной жизни.

 

Киберизнасилование, совершенное мистером Банглом по кличке Клоун

Если говорить о границах между фантазией и реальностью, нравственностью и аморальными действиями, то наиболее показательной историей, демонстрирующей их расплывчатость, послужит, вероятно, история м-ра Бангла по кличке Клоун. Мистер Бангл был киберперсонажем, обитавшим в виртуальном мире LamdaMOO – одном из первых интернет-сообществ в начале 1990-х, где множество игроков создавали виртуальных персонажей. М-р Бангл был особенно противным созданием. В одном печально известном событии, произошедшем однажды вечером в виртуальной комнате виртуального особняка, он подверг насилию членов своего интернет-сообщества, используя компьютерные подпрограммы (разделы исходного кода, разработанные для выполнения конкретных задач в компьютерном программировании), стремясь заставить их выполнять извращенные сексуальные акты.

Конечно, все это ужасное зрелище, устроенное м-ром Банглом, полностью происходило в умах пользователей. Он не существовал в реальности. Во времена первых виртуальных сообществ, входя в LamdaMOO, вы просто получали доступ к базе данных, хранящейся где-то внутри исследовательского компьютера Xerox Corporation в Силиконовой долине. Данные представлялись пользователю в виде текстового листинга, содержащего описания. Среда, объекты и персонажи были просто текстовыми подпрограммами – весьма примитивный материал по сравнению с богатой визуальной средой, которую мы наблюдаем в современных интернет-сообществах с их продвинутыми технологиями. LamdaMOO была ничем на фоне графических 3D-миров Second Life или World of Warcraft, но человеческому воображению нужно совсем немного, чтобы создать живую картину.

М-р Бангл был созданием молодого хакера, входившего в систему из Нью-Йоркского университета. Ему удалось вскрыть системные программы и вставить в них подпрограммы, представлявшие других пользователей текстами, которые эти пользователи не санкционировали. Во время события, о котором идет речь, в Сети было несколько пользователей-женщин, и им неожиданно были представлены тексты, описывающие, как их персонажи вводят в себя всевозможные кухонные принадлежности и получают сексуальное удовольствие, в то время как м-р Бангл смотрит на это и садистски смеется. Повторюсь, что все это разыгрывалось лишь в воображении, поскольку атака представляла собой серию текстовых листингов.

После этого одна пользовательница из Сиэтла, чей персонаж, Легба, подверглась виртуальному издевательству, публично обнародовала текст, нанесший ей оскорбление, в общем чате сообщества LamdaMOO и назвала м-ра Бангла кастратом. Несколько месяцев спустя она рассказала репортеру, который первым открыл эту историю, что, когда она писала эти слова, «слезы от полученной травмы лились по ее лицу». Очевидно, что в ее сознании это не было виртуальным инцидентом – она приняла это к сердцу, как реальная жертва. Оскорбление перешло границы условного и по-настоящему ударило по чувствам тех, кого оно коснулось.

Говорят, что слова – это только слова, но для иллюзии Я слова других людей могут быть всем. Случай мистера Бангла поднял много интересных вопросов об идентификации, самовосприятии и о том, как это проявляется в интернет-сообществах. Все, что происходило (персонажи, оскорбления, реакции и последующее воздаяние), – было только словами, которые неистово печатали компьютерные фрики на своих клавиатурах.

Откуда такой всплеск ярости? Почему люди чувствовали себя оскорбленными? Никакого физического контакта вообще не было, но психологически пользователи чувствовали себя жертвами издевательства. В сознании игроков ситуация вышла за пределы ролевой игры. Их негодование было реальным. Остракизм и боль социальной отверженности могут быть очень легко спровоцированы простой компьютерной симуляцией сообщества, которое служит достаточной заменой реальности. Это происходит потому, что оно эксплуатирует нашу глубоко засевшую потребность в социальном общении.

Так где же реальное Я в этих различных случаях интернет-сообществ и виртуальных миров? Обычно мы уверены, что не двуличны. Нам нравится думать, что мы целостны. Если Я есть цельная, интегрированная сущность, то разумно предположить, что то, как мы ведем себя в Сети, должно точно отражать наше поведение в жизни. Однако все оказывается совсем не так. Поведение людей, зависит от того, что их окружает. Интернет не исключение. То, как мы ведем себя в Интернете, никогда не будет приемлемо в реальной жизни, и наоборот. В Интернете мы открыты, общительны и готовы делиться, легче говорим людям, что мы думаем о них, флиртуем и в целом действуем таким образом, который навлек бы на нас неприятности в реальной жизни.

Для иллюзии Я слова других людей могут быть всем.

Иногда мы удивляемся тому, как ведем себя в Сети – будто другой человек. Вероятно, и поэтому Интернет так популярен. Человек может здесь стать другой личностью – возможно, тем, кем мы жаждем быть. И он может общаться с другими, теми, кого ему не хватает в повседневной жизни. Эта потребность в виртуальной индивидуальности, отличающейся от реального Я, удивляет взрослых людей доинтернетного поколения. Но нам необходимо понять, как эта потребность в технологическом эскапизме интегрируется в психологическое развитие человека. Ведь Паутина постепенно поглотит каждого на планете, и пора задуматься о том, как она может повлиять на следующее поколение и изменить его. Мы едва ли превратимся в боргов, но, судя по всему, мы без усилий переключаемся между своим виртуальным и реальным Я. Следовательно, Интернет прекрасно демонстрирует иллюзорность Я.