За 96 минут жаркого летнего полдня 1966 года бывший морской пехотинец Чарльз Уитмэн, расположившись на самом верху высотного здания Техасского университета в Остине, произвел 150 выстрелов, убив 14 человек и ранив еще 32, после чего был застрелен полицией. Массовое убийство в Техасском университете было одним из первых случаев массовых расстрелов. Данблайн, Коламбайн и Вирджинский политех – это всего несколько кошмарных примеров из растущего ныне списка бессмысленных расправ над людьми, не поддающихся пониманию. Каждый раз, когда случается подобный ужас, мы остаемся с немым вопросом – почему? Применительно к Чарльзу Уитмэну у нас есть ответ. Он, вероятно, не был самим собой.

В своей заранее составленной предсмертной записке Уитмэн пишет о приступах жестокости и психическом смятении, которое он переживал. За ним и прежде замечали приступы агрессии, и он создавал неприятности для семьи, но в последние месяцы перед остинским безумием Уитмэн чувствовал, что ситуация ухудшается. Он написал: «Прошу провести вскрытие после моей смерти, чтобы узнать, есть ли какие-либо видимые материальные нарушения». Он также просил, чтобы после оплаты всех его долгов оставшиеся деньги пошли на исследования, помогающие объяснить его действия. Уитмэн понимал, что с ним что-то не так. И, к несчастью, он был прав: в его мозге обнаружили значительных размеров опухоль в области миндалевидного тела.

Миндалевидное тело – структура в толще мозга, связанная с эмоциональным поведением. Повреждения миндалевидного тела могут вызвать чрезмерные наплывы ярости и гнева. Так, избыточное раздражение области миндалевидного тела в эксперименте вызывает всплески агрессии и у животных, и у людей. Опухоль Уитмэна могла быть причиной его импульсивной агрессии. Вдобавок его семейная жизнь была полна проблем, Уитмэн злоупотреблял амфетаминами и переживал большой стресс летом 1966 года.

Но если мы знаем про опухоль мозга, может ли Уитмэн нести ответственность за свои действия?

Вот еще один странный случай. У 40-летнего мужчины появился интерес к детской порнографии. Он знал, что педофилия непозволительна, и шел на все, чтобы скрыть свою деятельность, но со временем все-таки был разоблачен своей падчерицей и вместо тюрьмы отправлен в реабилитационный центр на лечение. Однако он не мог избежать сексуальных домогательств в отношении персонала и других пациентов и в конечном счете был выдворен из госпиталя. Вечером накануне того, как его тюремный приговор должен был вступить в действие, его забрали в больницу с жалобами на жестокие головные боли. В больнице было обнаружено, что у него опухоль лобной доли, т. е. той самой области, которая относится к подавлению и торможению позывов и сексуальных побуждений. (Именно лобная кора помогает преодолеть побуждение съесть зефир, когда вы ребенок, или отключать позыв бить, бежать или блудить у взрослого.)

Так была ли опухоль причиной педофильного поведения? По-своему была. Когда опухоль удалили, педофильные проявления снизились, и через семь месяцев мужчине позволили вернуться домой, где жила его падчерица. Однако год спустя он начал снова коллекционировать порнографию, после чего очередное сканирование мозга выявило, что опухоль снова выросла и снова требовала хирургического удаления. Но каким образом клубок раковых клеток может побуждать половое влечение в отношении маленьких детей? Верно ли мы воспринимаем связь между мозгом, поведением и разумом?

 

Мой мозг заставил меня сделать это

Нейробиолог Дэвид Иглмэн убежден, что мы входим в новую эру. Скоро наше понимание работы мозга заставит нас столкнуться с трудностями установления критериев: когда человек может нести ответственность за свои действия. Это зарождающееся поле нейроэтики: нейрологический базис нравственности и правил поведения. Нейроэтика призвана решать: можно ли возлагать вину на Уитмэна или того педофила при условии такой очевидной патологии мозга, как раковая опухоль? Иглмэн полагает, что, по мере постижения принципов работы мозга, мы все больше будем сталкиваться с аргументами в защиту преступников как не отвечающих за свои действия из-за каких-либо биологических отклонений. Чем больше мы понимаем микрофункционирование мозга, тем больше узнаем о разных дисбалансах и предрасположенностях, связанных с криминальными деяниями. Где общество со временем проведет черту виновности?

Фактически сейчас уже нет нужды доказывать биологические нарушения – достаточно лишь действовать нехарактерно для себя, для вашего обычного Я. Именно такое решение принял канадский суд присяжных в случае Кена Паркса, который в 1988 году проехал 23 километра до дома родителей жены в Онтарио, где напал на них с ножом, убив тещу. Затем он пришел в местный полицейский участок и сказал: «Я думаю, что я кого-то убил».

До нападения Паркс утверждал, что любит родителей жены, которые называли его «добрый великан». Защита настаивала, что Паркс не помнит нападения, что он был в сомнамбулическом состоянии. Они ввели формулировку «убийство в состоянии не-безумного автоматизма как часть предполагаемого эпизода сомнамбулизма». У Паркса прежде не было зафиксировано такого поведения, и, поскольку нападение абсолютно не соответствовало его характеру, присяжные приняли доводы защиты и оправдали его.

Но что это означает – действовать не соответственно характеру? Это утверждение предполагает, что наше суверенное Я узурпировано некими внешними силами. Откуда эти внешние силы распространяют свое влияние, как не из нас самих? Можно ли утверждать, что прошлое или окружающая среда виноваты в чьих-то действиях или что его мозг сделал это? Я однажды обсуждал эти проблемы за обедом с двумя взрослыми людьми, которые расходились в своих политических взглядах диаметрально противоположно. Как вы, вероятно, догадываетесь, консерватор был склонен винить личность, а либерал выносил обвинение обществу. Очевидно, что эти вопросы не имеют однозначных ответов.

Многие правовые системы действуют на основе версии Правила М’Нэйтена – судебного прецедента, последовавшего за попыткой убийства британского премьер-министра Роберта Пила, предпринятой Дэниэлом М’Нэйтеном в 1843 году. Оно известно как признание невменяемости и основывается на следующем критерии: «…в момент совершения деяния обвиняемый действовал в состоянии нарушения способности разумно мыслить, произошедшей из-за расстройства ума: не понимал природы и характера того, что делал, а если и понимал, то не отдавал себе отчет, что совершает недопустимое».

Проблема в том, что мы всегда можем найти способ оправдать собственные действия, превратив в ретроспективе бессмысленные вещи в обоснованные. Этот момент важно учитывать при обсуждении процесса принятия решений. Кроме того, мы можем считать свои действия нормальными, если не принимаем во внимание их последствий. Это тоже повод сделать нам исключение? Если так, то что же считать нехарактерными действиями? Однократное нарушение хуже, чем повторяющееся? В конце концов, если кто-то постоянно нарушает закон, может быть, он просто не способен контролировать собственные действия или не ведает, что эти действия неправомерны. С другой стороны, если действие совершено только однажды, не означает ли это, что нарушитель должен быть наказан более жестоко, поскольку он лучше сознавал недопустимость этих действий?

Чем больше мы понимаем микрофункционирование мозга, тем больше узнаем о дисбалансах, связанных с криминальными деяниями. Где провести черту виновности?

Именно такие споры возникли в 2010 году, когда мир взорвался негодованием из-за импульсивного жестокого поступка, совершенного 45-летней служащей британского банка, Мэри Бэйл из Ковентри. Августовским вечером она шла домой и увидела симпатичную четырехлетнюю кошку Лолу, сидевшую на садовой ограде. Мэри обычно останавливалась, чтобы погладить кошку по дороге в больницу, куда она приходила каждый день, навещая своего больного отца. На сей раз она снова остановилась, чтобы погладить полосатую кошку, а затем дважды оглянулась, открыла крышку ближайшего контейнера для перерабатываемых отходов, схватила кошку за холку и ловко бросила в контейнер, после чего быстро пошла к своему дому, который находился через три улицы от того места.

К несчастью для Мэри, ее подлый поступок был зафиксирован домашней системой наблюдения хозяина кошки, который разместил это видео на своей странице в «Фейсбуке». Видео разошлось по всему миру и вскоре тысячи людей со всего света стали судить о Мэри: «Она хуже Гитлера». Когда Мэри наконец была идентифицирована по этому видео, ее арестовали за жестокость, но одновременно взяли под защиту полиции из-за угроз негодующей публики, которые она получала.

Что заставило эту обычную, нормальную служащую банка совершить подобный бессмысленный акт жестокости? Сначала Бэйл сказала, что она «внезапно подумала, что будет забавно» посадить кошку в корзину. Позже она заявила, что ее действия были «совершенно не характерными для нее» и что она совершенно не помнит этого события. Дескать, без сомнения, это был единичный нравственный проступок. Когда ее судили в октябре 2010 года, суд принял тот факт, что она испытывала сильный стресс. Мэри пришлось оставить работу в банке. Ее отец также только что умер, но суд был менее понимающим, чем в случае Кена Паркса. Бэйл признали виновной в жестоком обращении с животными, присудили большой штраф и запретили иметь домашних животных в течение пяти лет. Возможно, это больше говорит о том, как британцы относятся к своим домашним любимцам, чем об их готовности оправдать мгновенные приступы безумия.

 

Неприятности со свободной волей

Обычно мы убеждены, что если не находимся в состоянии стресса и не страдаем никаким психическим расстройством, то способны свободно принимать решения и делать свой выбор. По общему убеждению, наши решения не предопределены, и мы можем сами выбирать из имеющихся альтернатив. Именно это многие люди понимают под свободой воли: убеждение, что человеческое поведение есть выражение личного выбора и не определяется физическими силами, судьбой или богом. Другими словами, существует управляющее всем Я.

Однако нейробиология говорит нам, что, возможно, мы ошибаемся: свободная воля тоже является иллюзией – не тем, что мы думаем. Мы полагаем, что обладаем свободой, но на деле это не так. Пора переосмыслить понятие свободной воли. А точнее, недостаточность свободной воли для оправдания наших мыслей и поступков. Например, я убежден, что предложение, которое я только что напечатал, было моим выбором. Я думал о том, что я хочу сказать и как это сказать. У меня не только было осознанное ощущение собственного намерения начать эту линию дискуссии в данный момент, но и ощущение личного действия, фактического его написания. Я знал, что именно я делаю это, чувствовал авторство собственных действий.

Кажется абсурдным подвергать сомнению свободу моей воли в данном случае, но, как бы ни было неприятно это признавать, эти ощущения – совсем не то, чем они кажутся. Потому что любой личностный выбор является кульминацией взаимодействия множества скрытых факторов: от генетической наследственности и жизненного опыта до текущих обстоятельств и планируемых целей. Все эти факторы оборачиваются паттернами нейронной активности в мозге. Это матрица нервных клеток, передающих сигналы по всей моей нервной структуре. Мои склонности, мои воспоминания, мои ощущения и мои мысли сводятся к взаимодействующим паттернам возбуждения и торможения в моем мозге. И когда эти проверки и настройки наконец-то проведены, результирующая сумма всех этих сложных взаимодействий выражается в решениях и выборе, который я делаю. Мы не осознаем этих влияний, поскольку они подсознательны, и нам кажется, что решение было достигнуто независимо. Еще Спиноза писал: «Люди ошибаются, думая, что они свободны. Это мнение основывается на осознанности своих действий и игнорировании причин, которыми они определяются».

Таким образом, с точки зрения изложенной логики свободной воли существовать не должно. Нет в нашей голове никакого царя Соломона, взвешивающего доказательства. Мы уже обсуждали проблему гомункулюса у нас в голове. Он не может существовать, поскольку это свелось к бесконечной регрессии: а кто находится в голове этого человечка, и так далее, и так далее.

Однако если мы уберем свободную волю из уравнения, некоторые забеспокоятся: мол, тогда остается единственная альтернатива – детерминизм, который предполагает, что все предопределено и что наши жизни сводятся к проигрыванию сложной игры предустановленных ходов, где рок властвует над свободой. Многие люди сочтут это мнение пугающим, поскольку оно означает, что мы не контролируем свое будущее.

Действительно ли будущее предопределено? Если не существует духов и богов и только материальные силы управляют нами и миром, в котором мы живем, то, возможно, физические факторы не настолько предсказуемы, как многие полагают? Один привлекательный способ избежать детерминистского взгляда – избавиться от предопределенности на уровне мозга. И здесь мы попадаем в таинственный мир квантовой физики, где, как известно, неприменимы правила, управляющие материальным макромиром, который мы знаем. И если эти правила исчезают, вместе с ними исчезает и предсказуемость работы мозга, тем самым приоткрывая дверь для некоторой свободы выбора.

 

Очаровательные кварки

Мир квантовой физики странен, он не подчиняется законам обычного мира. Элементы могут возникать из ничего и исчезать в ничто, быть в двух местах одновременно, и в основе своей постоянно нарушают принципы привычного нам ньютоновского мира. Проще говоря, квантовая физика открыла, что базовые элементы материи – элементарные субатомные частицы – ведут себя совершенно непредсказуемым образом. Они известны как «неопределенные» (в противоположность определенным) и ведут себя не так, как объекты ньютоновского макромира. Речь идет о кварках. Их непредсказуемость подрывает детерминизм, поскольку они демонстрируют, что на квантовом уровне законы причинно-следственной связи неприменимы. Защитники этой позиции утверждают, что если материя Вселенной по сути своей непредсказуема, то исходы выбора не определены и существует множество потенциально возможных вариантов будущего. Таким образом, квантовая неопределенность должна приободрять сторонников идеи свободного выбора человеком собственной судьбы и поступков.

Одна из проблем применимости квантовой неопределенности для объяснения свободы воли состоит в том, что передача сигналов по нейронным сетям в мозге происходит на макроуровне, а не на уровне субатомных частиц, где возникает неопределенность. Это подобно высказыванию о том, что отдельные песчинки, из которых состоит отдельный кирпич, могут повлиять на структуру собора, построенного из миллионов кирпичей, а также на сообщество прихожан, посещающих собор. Даже если случайность на квантовом уровне каким-то образом транслируется на молекулярный уровень мозговой деятельности и макроуровень общества, то она тоже не будет удовлетворительным объяснением того, что большинство из нас ощущает как свободную волю. Решения человека в таком случае не были бы его выбором, а скорее, следствием случайных событий, которые тоже не определяются его волей.

Наше убеждение в свободе воли отражает не только наш личный субъективный опыт контроля над собственными действиями в повседневной жизни, но и наше невежество в отношении тех механизмов (сознательных и бессознательных), которые определяют наши решения. Многие люди считают этот вывод крайне неприятным, как будто их жизнь уже предопределена. Дэн Деннетт говорит: «Когда мы размышляем: является свободная воля иллюзией или реальностью, мы смотрим в бездну. То, что, как нам кажется, предстает перед нами, – это погружение в нигилизм и отчаяние».

Но почему это должно так расстраивать? Многие вещи в жизни не таковы, какими кажутся. Вполне возможно, что все наши ощущения являются иллюзией, поскольку у нас нет прямого доступа к реальности. Наш разум служит матрицей, симулирующей реальность. Даже материальный мир не таков, каким кажется. Квантовая физика обнаружила, что цельный кирпич больше состоит из пустоты, чем из вещества. Значит ли это, что мы должны теперь иначе вести себя, когда кто-то бросает кирпич нам в голову? Очевидно, нет.

Однако пессимистический вид детерминизма тоже неубедителен, поскольку невозможно сколько-нибудь осмысленно охватить все схемы причинно-следственных связей. Сложность глубинных процессов, формирующих нашу психическую жизнь, такова, что делает невозможным прогнозирование с любой степенью уверенности – оно может быть с таким же успехом случайным. Это все равно что футбольный матч. Мы учитываем, что законы физики управляют движением игроков и мяча, но это не значит, что вы можете предсказать хоть с какой-то определенностью, во что выльются движения игроков, участвующих в матче. В лучшем случае можно прогнозировать, что произойдет, но говоря инженерным языком: здесь слишком много степеней свободы, чтобы сделать точный прогноз того, как поведет себя система.

Наше убеждение в свободе воли отражает не только наш субъективный опыт контроля над собственными действиями, но и наше невежество в отношении тех механизмов, которые определяют наши решения.

Давайте еще раз посмотрим на некоторые цифры. Уже при наличии 500 нейронов количество возможных паттернов соединения превышает предполагаемое число атомов в обозримой Вселенной. А если у нас миллиард нейронов, каждый из которых имеет 10 000 соединений, это дает практически бесконечное количество возможных состояний мозга. Поэтому выяснить, что делает каждый паттерн электрической активности, просто нереально.

Кроме того, не существует двух одинаковых мозгов. Даже идентичные клоны таких простых организмов, как водяная блоха, выращенные в одинаковой среде, имеют разные паттерны нейронных связей. Поэтому карта одного мозга не применима напрямую к другому мозгу.

Последним гвоздем в гроб предсказуемого детерминизма станет тот факт, что тысячи всевозможных состояний мозга могут выдать один и тот же результат. В философии это известно как «множественная реализуемость». Это просто означает, что множество различных паттернов активности мозга могут привести к одинаковым мыслям и действиям. Не существует одной-единственной схемы, связывающей мозговую активность с конкретной результирующей реакцией индивидуума. Например, ученые изучали более простые нервные системы, чем человеческий мозг, – пищеварительный канал лобстера. Они тщательно записали многочисленные паттерны активности нервных клеток, управляющих пищеварительными движениями, и обнаружили, что тысячи разных комбинаций порождали одно и то же поведение. Для каждой отдельной клетки возможны многочисленные паттерны активности в сочетании с другими, соединенными с ней клетками, которые дают один и тот же результат на выходе.

Множественная реализуемость, скорее всего, свойственна и человеческому мозгу. Другими словами, наши мысли и поступки реализуются множеством вариантов активизации нейронов. Это хорошо. Не забывайте, что нейронные сети массово запараллелены. Таким образом, одни и те же нейроны могут быть включены тем или иным процессом распространяющейся активизации. Такие параллельные структуры объясняют скорость, сложность и в конечном счете богатство психической жизни, но это также означает, что невозможно составить точную карту этих структур, даже для одного индивидуального мозга.

Несмотря на сложность расчетов активности мозга, многие по-прежнему остаются неудовлетворенными материалистическим объяснением работы психики, даже если она непредсказуема. Хочется верить, что человек – нечто большее, чем компьютерное устройство из мяса, призванное лишь продолжать свой род. Мы не просто разумные машины из мяса. Возможно, есть какая-то неоткрытая действующая сила? В конце концов, нам постоянно напоминают, что большая часть Вселенной сделана из субстанции, о существовании которой ученым известно, но они не могут ее оценить и измерить. Так можно ли исключать нематериальное объяснение разума и свободной воли, если ученые сами утверждают, что не знают всего?

Наука лишь предлагает и оценивает различные модели мира. И эти модели лишь приблизительно описывают истинное состояние Вселенной, которого мы, откровенно говоря, можем никогда не узнать. Но наука постоянно движется вперед, уточняя эти модели, сообразно эмпирическим данным – данным наблюдений. Однако и наблюдения иногда бывают неверны.

Проблема свободы воли в том, что воля только кажется такой реальной. Все мы думаем, что наши мысли появляются прежде наших действий. Время движется вперед, и мы полагаем, что наши мысли породили действия. Оказывается, это не совсем так.

 

Жизнь в прошлом

Представьте себе, что я прошу вас нажимать кнопку в любое время, когда вы захотите. Просто подождите, когда вы почувствуете, что в настроении и готовы. Выбор того, когда вы собираетесь сделать это, полностью за вами. По прошествии некоторого времени вы принимаете решение, что хотите нажать на кнопку, и делаете это. Что может быть более очевидным примером свободы воли? Ничего, за исключением того, что вы пережили одну из наиболее интригующих и невероятных иллюзий человеческого разума.

В 1980-х калифорнийский психолог Бенджамин Либет изучал нейронные импульсы, порождающие движения и моторные акты. Перед большинством добровольных двигательных актов, таких как нажатие кнопки пальцем, происходит всплеск нейронной активности в двигательной зоне коры головного мозга, отвечающей за совершение последующего движения пальца. Это называется «потенциал готовности», и он служит предвестником каскада реакций активизации мозга, которые на деле заставляют палец двигаться. Конечно, принимая решение, мы ощущаем сознательное намерение или свободу воли инициировать акт нажатия кнопки приблизительно за пятую долю секунды до того, как действительно начали нажимать на кнопку. Но обнаружилась страшная вещь. Либет продемонстрировал, что есть расхождение между запуском потенциала готовности и моментом, когда индивидуум переживает сознательное намерение нажать кнопку.

Заставив взрослых людей смотреть на часы с движущейся точкой, которая делала полный оборот каждые 2,65 секунды, Либет наглядно показал, что люди ощущают потребность нажать кнопку спустя полсекунды после того, как потенциал готовности уже запущен. Другими словами, к тому моменту, когда субъект осознает свое собственное решение, активность мозга уже готовит нажатие кнопки. Этот интервал почти вдвое превышает время между сознательным решением нажать кнопку и собственно движением пальца. Это значит, что, когда мы думаем, что сознательно принимаем решение, это событие уже произошло подсознательно. В результате наше сознание отстает – живет в прошлом.

Кто-то может возразить, что полсекунды едва ли можно считать продолжительным временем, но позднее, когда ученые использовали методы визуализации мозга, этот интервал достигал порой 7 секунд. И на основании активности мозга они могли определить, какую из двух кнопок впоследствии нажмет участник эксперимента. Это потрясающе.

Разумеется, подобного рода открытия повергают в смятение большинство людей. Как мы можем настолько не контролировать собственное тело? Мы вообще обладаем сознательным контролем? Вся суть проблемы с добровольными действиями состоит в том, что мы ощущаем и намерение, и усилие нашего посредничества. Вроде бы существует момент времени, когда мы решаем сделать что-то, а затем следует акт исполнения этого. Наука о мозге говорит нам, что в этих экспериментах осознание намерения возникает после его фактического появления.

Однако открытия Либета не означают, что намерения не могут предшествовать действиям. Мы все можем строить планы на будущее, и было бы нелепо говорить, что это не так. Например, утром я принял решение, что в полдень проверю почтовый ящик, и сделал это – я составил план действий и затем выполнил его.

Многие другие действия совершаются без сознательного обдумывания, и слава богу. Представьте, что вы осознанно размышляли бы о том, стоит ли нажать на тормоз при угрозе дорожного столкновения: вы уже были бы покойником. Идет ли речь о долгосрочных целях или автоматическом поведении, инициируемом внешними событиями, в обоих примерах ощущение намерения либо возникает задолго до события или не возникает вообще. Наши действия не всегда следуют за нашими намерениями, как в демонстрации Либета.

На самом деле открытия Либета показали, что в ситуациях, когда нас просят инициировать волевое действие и отслеживают момент мысленной инициации этого действия, подготовка к нему происходит задолго до того, как мы осознаем свое намерение. Большинство людей находят это удивительным. Однако нейробиологи менее впечатлены, поскольку знают, что мозг заведует как движением, так и осознанной осведомленностью, что делает невозможной беспристрастную и объективную оценку. Другая проблема интерпретации динамики событий заключается в том, что активизация мозга, связанная с осознанной осведомленностью, происходит не единовременно, а скорее имеет распределенный характер. Другими словами, хотя мы и можем внезапно осознать мгновение, когда приняли решение, процесс должен был нарастать в течение некоторого времени. Может казаться, что все случилось прямо перед тем, как мы пошевелили пальцем, но это не так. Мы только так думаем. Спиноза понял это 350 лет назад.

Когда мы думаем, что сознательно принимаем решение, это событие уже произошло подсознательно. В результате наше сознание отстает – живет в прошлом.

Одна крупная ошибка в интерпретации открытий Либета и в понимании истинной природы Я вообще кроется в том, что невозможно пассивно ждать, когда возникнет побуждение, и в то же время отслеживать момент осознания его осуществления. Мы не можем выйти за рамки собственного сознания и сказать: «Да, в этот момент я почувствовал позыв к действию, а вот в этот момент я фактически начал выполнять его». Нельзя усидеть на двух стульях. Как указывал философ Гилберт Райл, в поиске себя нельзя быть одновременно и охотником, и добычей. Упомянутые заблуждения отражают наше подспудное дуалистическое представление о том, что наш разум отделим от нашего тела.

Мы полагаем, что разум управляет телом, но это иллюзия свободы воли и контроля. Она возникает, когда наше субъективное осознанное намерение предшествует реальному выполнению движения, которое происходит с небольшим отставанием. И эта временная задержка имеет критическое значение, поскольку, если разорвать связующее звено между моментом осознания намерения действовать и собственно действием, оно уже не выглядит произвольным.

 

Когда два ума не лучше

В большинстве ситуаций мы ощущаем, что контролируем собственные действия. Из этого есть исключения, например рефлексы, не имеющие сознательного контроля, и другие типы непроизвольного поведения. Некоторые из них оказываются на удивление заразительными, такие как смех и зевота, в сообществе людей. Но большинство наших обычных повседневных действий вроде бы находятся под нашим контролем. Однако повреждение мозга способно это изменить. Паралич – наиболее распространенный пример. Руки и ноги человека могут быть в полном порядке, но если повреждены мозговые центры, отвечающие за движение, то, несмотря на все усилия воли, его парализованные конечности не могут двигаться.

А иногда наоборот части тела могут двигаться сами по себе. Например, при «синдроме чужой руки» пациенты не контролируют одну из своих рук и ощущают ее действия так, будто ею управляет кто-то другой или что у этой руки своя собственная воля. Это заболевание известно так же как синдром доктора Стрейнджлава в честь персонажа фильма Стэнли Кубрика 1964 года, которого сыграл Питер Селлерс, – прикованного к инвалидной коляске эксперта по ядерной войне и бывшего нациста, чья неконтролируемая рука вскидывалась в нацистском приветствии и делала попытки удушить своего обладателя. Сколь бы странным ни выглядел синдром доктора Стрейнджлава, ему есть обоснованное объяснение: каждая рука находится под контролем противоположного полушария мозга.

По причинам, ведомым только матери-природе, большая часть процессов обработки информации и результатов на выходе передана в нашем организме противоположному полушарию. Если вы проведете воображаемую линию посередине вдоль человеческого тела, то вся информация, поступающая с левой стороны мира, направляется в правое полушарие. Точно так же вся информация с правой стороны обрабатывается в левом полушарии. Это же касается и тактильных ощущений и действий. Левое полушарие контролирует правую сторону тела, а правое полушарие – левую. При серьезном повреждении левого полушария у человека может оказаться парализованной вся правая сторона тела, и наоборот.

Некоторые наши навыки тоже специализированы – отнесены к одному из полушарий. Например, левое полушарие контролирует речь, в то время как правое лучше справляется с обработкой визуальной информации и воображаемых образов. Именно поэтому повреждение левого полушария нарушает речевые способности, и пациенты страдают афазией, а повреждение правого полушария часто не позволяет пациенту замечать объекты, особенно если они находятся в левой части зрительного пространства.

Мы не чувствуем этого разделения труда, поскольку два полушария работают всегда сообща при выработке схем поведения. Это происходит благодаря тому, что полушария мозга связаны большим пучком нервных волокон, образующих в своей массе так называемое мозолистое тело. Обмен информацией между полушариями, кроме всего прочего, делает возможными всплески аномальной электрической активности. Например, при эпилепсии они могут возникнуть в одном из полушарий, но распространиться на весь мозг, вызывая общие судороги. Эпилепсия может делать человека совершенно недееспособным, лишь рассечение волокон мозолистого тела, соединяющего два полушария, позволяет сдерживать мозговой шторм, предотвращая его распространение из места происхождения по всему остальному мозгу. Это облегчает наиболее тяжелые симптомы.

Последствие такой операции – пациент с «рассеченным мозгом». Два полушария мозга у него работают независимо друг от друга, но бывает очень трудно заметить какую-либо разницу. Пациенты с рассеченным мозгом ведут себя абсолютно нормально. Сразу напрашивается вопрос, зачем тогда нам вообще нужна связь между полушариями. Но на деле вышло, что пациенты с рассеченным мозгом не вполне нормальны. Им просто очень хорошо удается компенсировать потерю обмена мозговой активностью, которая в норме происходит между полушариями в обоих направлениях.

Нейробиолог Майкл Газзанига продемонстрировал, что у пациентов с рассеченным мозгом на самом деле каждая половина тела и мозга может думать и действовать по-своему. Одно из его наиболее драматических наблюдений было очень похоже на синдром д-ра Стрейнджлава. Газзанига дал пациенту с рассеченным мозгом головоломку, которую нужно было решить, используя только правую руку (контролируемую доминирующим в речи левым полушарием). Однако это была пространственная головоломка, где блоки надо было установить в правильную позицию (действие, требующее активности правого полушария). Правая рука беспомощно вертела блоки вновь и вновь, пока, будто в негодовании, левая рука, на которой пациент сидел, не выпрыгнула и не попыталась забрать блоки у правой руки пациента. Это выглядело так, как будто это была рука другой личности.

Иногда такой недостаток управления охватывает все тело. Французский невролог Франсуа Лермитт описал очень странное расстройство, которое он назвал «синдром зависимости от внешней среды»: пациенты рабски копируют поведение врача. Как и больные синдромом Туретта, подражающие поведению любого другого человека, пациенты Лермитта были вынуждены копировать каждое движение, выполняемое врачом. В какой-то момент французский невропатолог упал на колени в своем кабинете, словно собирался молиться, и пациентка повторила это за ним, склонив голову и сложив руки в молитвенном жесте. Другие пациенты демонстрировали поведение невольного применения. У них сам вид объекта запускал неконтролируемую реакцию, связанную с этим объектом. Например, они брали чашки, находившиеся поблизости, и начинали пить из них, даже если чашки были пусты или принадлежали не им. Они чувствовали непреодолимый позыв щелкнуть выключателем или потянуть за ручку. Во всех этих примерах действия пациентов запускались внешними событиями и не были их добровольными (т. е. произвольными) действиями, хотя некоторые из них пытались объяснить свое необычное поведение как произвольное. Они судили о своих действиях так, будто они хотели сделать их, но на деле что-то из окружающей среды брало контроль над их действиями.

 

Мастер иллюзий

Обычно мы, если в нас не вселилось какое-либо странное нервное расстройство, чувствуем себя под контролем, поскольку соединение сознания и намерений в повседневном опыте подкрепляют наше убеждение, что мы хотели выполнять эти действия по доброй воле. Но если реальность свободной воли иллюзорна, почему мы ощущаем ее как реальность? Зачем нам нужно чувство свободы воли? Зачем оно было выработано в ходе эволюции?

Гарвардский психолог Дэн Уэгнер изложил одно из лучших объяснений этому. Уэгнер утверждает, что именно наш мозг интерпретирует действия таким образом, поскольку это очень удобный способ отслеживать наши решения и действия. Множественные сознательные и неосознаваемые воздействия, ведущие к этим решениям, скрыты или слишком сложны, чтобы их отслеживать, но зато мы можем следить за результатом, испытывая чувство, что мы приняли решение. Например, мы пришли на праздник и хотим произвести впечатление на гостей. Подумайте обо всех причинах, заставляющих нас желать этого: социальная тревожность, страх быть отвергнутым, потребность быть в центре внимания и так далее. Что мы делаем? Мы полагаемся на свой прошлый опыт и решаем рассказать анекдот. Мы наблюдаем результат и затем сохраняем его в резерве на случай будущих праздников. Мы рассказали анекдот, но были ли мы вольны сделать по-другому? Конечно, мы чувствовали, что приняли такое решение, но при этом на наш выбор влиял опыт прошлых ситуаций, а также социальные нормы и правила. Если же наше поведение оказалось неуместным или мы совершили оплошность, то испытываем неловкость и смущение и в тайне спрашиваем себя: «О чем я думал?»

Ощущение свободной воли, стоящей за нашими мыслями и действиями, заставляет нас воспринимать ее как инициатора наших решений, хотя это не совсем так. Зато чувство свободы воли помогает нам отследить, что мы сделали или не сделали, и что следует или не следует повторять в будущем. Если наши осознанные намерения предшествуют нашим действиям, естественно предполагать, что эти действия являются добровольными.

Такое авторство действия требует иллюзии единого, цельного чувства Я. В конце концов, весьма полезно знать, кто несет за все ответственность. Уэгнер назвал этого Мастера Иллюзий «Great Selfini». Когда мы действуем в мире, мы интерпретируем последовательность действий с точки зрения привилегированной позиции нашего единственного Я. Это приводит к некоторым интересным последствиям. Например, мы помним свои действия гораздо лучше, чем действия других. Идет ли речь о ходьбе, бросании дротиков или хлопанье в ладоши, люди лучше узнают свои собственные движения, чем движения других. А на деле выходит, что мы склонны помнить те действия, которые выполнили просто в ответ на «действия» мира. В ходе одного исследования участники либо выбирали полоску бумаги из корзины, либо ее давал им в руки экспериментатор. Затем экспериментатор зачитывал слова, соответствующие каждому из кодов, указанных на этих полосках. В сравнении с теми, кто получил полоску из рук экспериментатора, выбравшие свою полоску сами помнили больше «своих» слов, хотя понятия не имели о цели эксперимента. Это была последовательность несвязанных действий, но поскольку большинство из нас заряжены вниманием к самим себе, мы, как правило, уделяем особое место всему, что делаем сами.

Однако подобно ложным воспоминаниям, авторство наших действий тоже может быть ошибочным. Например, собираясь сделать что-то, мы порой забываем, сделали это на самом деле или нет. Если вы попросите человека представить, что он ломает зубочистку, много раз подряд, а затем неделю спустя попросите его вспомнить свои действия, ему будет трудно припомнить, ломал ли он зубочистку на самом деле или нет. Это как пытаться вспомнить, опустили вы письмо в ящик или просто представили, что сделали это? Даже просто наблюдая за тем, как кто-то выполняет некое действие, например, встряхивает бутылку, человек тоже может сформировать ложное воспоминание, будто сам выполнял это.

Поиск причины этих феноменов возвращает нас к встроенной системе зеркальных нейронов в нашем мозге, реагирующей на реальные действия, воображаемые действия и наблюдаемые.

Уэгнер полагает, что авторство действия подобно ментальному компасу, который помогает нам ориентироваться в сложности повседневной жизни. Словно автопилот, оно управляет судном в зависимости от курса, окружающих условий и положения стрелки компаса. У этого корабля нет капитана в рубке, читающего показания компаса, поскольку это снова вернет нас к иллюзии управляющего Я.

 

Вы чувствуете, что засыпаете

«Если вы сосредоточитесь на моих часах, вы почувствуете, что засыпаете. Ваши веки станут тяжелыми. Вы захотите держать глаза открытыми, но не сможете сделать этого. Чем больше вы пытаетесь держать их открытыми, тем больше вам хочется спать». Это типичные указания гипнотизера, заставляющие человека отказаться от контроля над своими действиями. Гипноз, вероятно, один из лучших примеров отказа от собственного ощущения свободной воли.

Почему? Гипноз кажется магической силой, которой располагают другие, чтобы распространять на нас свой контроль: будто некая внешняя энергия исходит из глаз или приковывающих внимание пальцев гипнотизера, с немигающим взглядом и козлиной бородкой. Эта сила позволяет ему пересиливать волю других людей. Однако это лишь миф. Гипноз работает потому, что мы не только инстинктивно подражаем другим, но и в определенных ситуациях склонны делать то, что они нас попросят. Если соединить гипноз с методами наведения расслабленного состояния, при котором человек не контролирует собственное тело, то загипнотизировать кого-нибудь нетрудно. В этом нет ничего сверхъестественного.

Представьте себе типичную сцену за праздничным обедом, где мы съели слишком много, но хозяин побуждает нас попробовать еще один кусочек торта: «Ну, давай, съешь его, один маленький кусочек не принесет вреда». Многие сталкивались с таким социальным принуждением, и большинство при этом сдаются, поскольку давление желания соответствовать социальным требованиям очень велико. Аналогичное принуждение в ресторане не сработало бы, и мы бы очень подозрительно отнеслись к официанту, если бы он настаивал, чтобы мы съели побольше. Сцена на званом обеде – другое дело, поскольку это прежде всего социальное событие, где мы подчиняемся воле группы или авторитетной личности. Мы становимся восприимчивы к влиянию тех, кого хотим ублажить. Это происходит из-за нашей естественной склонности соответствовать требованиям и ожиданиям других.

В процессе гипноза нас аналогичным образом просят добровольно подчиниться авторитету другого. Многие обращаются к гипнотизерам за лечением или помощью в том, чтобы бросить курить или сбросить вес. Другие платят большие деньги, чтобы посмотреть шоу со сценическим гипнозом, где мы надеемся увидеть, как нормальные люди делают идиотские вещи, не контролируя себя. В обеих этих ситуациях присутствуют ожидания, что гипноз будет работать, и мы готовы соответствовать этим ожиданиям.

Методы бывают разные, но чаще всего гипнотические состояния наводят последовательностью прогрессирующих уступок. Для сценических представлений гипнотизер довольно быстро выбирает наиболее внушаемых представителей аудитории, предлагая всем поучаствовать в каком-либо двигательном акте, например, плотно сжать ладони. Затем он говорит людям, что их ладони склеены клеем и они не могут разжать их, как бы ни старались. Этот простой прием укажет тех, кто готов принять внушение гипнотизера.

Другие техники наведения опираются на различные двигательные иллюзии, такие как попытка удержать ладони вытянутых рук от касания. Руки в таких обстоятельствах естественным образом соединятся, когда мышцы устанут, но гипнотизер, указывая на невольное движение рук, говорит человеку, что он не контролирует свое тело, и для многих это оказывается простым шагом к тому, чтобы начать сдаваться и отказываться от чувства собственного контроля. С этого момента гипнотизер может сосредоточиться на таких индивидуумах и манипулировать ими. Приблизительно один из десяти человек сильно внушаем, и это означает, что в любой аудитории найдется более чем достаточно подходящих добровольцев, которых можно заставить лаять, как собака, или есть луковицы, которые покажутся им яблоками.

Регистрация активности мозга указывает, что загипнотизированные люди находятся в измененном состоянии сознания.

В противоположность общепринятому мнению, загипнотизированные люди не безумны. Большинство из них осознают свои действия, но снимают контроль над ними. Некоторые говорят о состоянии сна.

Правда, если человек думает, что его легко загипнотизировать, это не значит, что так оно и есть. Есть множество рассуждений по поводу того, как на самом деле работает гипноз. Регистрация активности мозга указывает, что загипнотизированные люди находятся в измененном состоянии сознания. Однако другое направление полагает, что гипноз – это просто преувеличенная ролевая игра. Поскольку люди настолько обязательны, некоторые из нас склонны принимать на себя роли, ожидаемые группой. Научные дебаты о том, что на самом деле происходит во время гипноза, по-прежнему не утихают, но следует честно признать, что гипноз – состояние, в котором люди думают и ведут себя так, будто не имеют контроля над собой. Их чувство свободы воли временно захвачено гипнотизером и той социальной ситуацией, в которой они в этот момент находятся.

 

Суеверные ритуалы

Суеверия и приметы тоже порой заставляют нас делать вещи, последствия которых выходят за пределы нашего контроля. Вы избегаете наступать на трещины в асфальте? Как насчет броска щепотки соли через плечо, если вы случайно ее рассыпали? У вас есть талисман? Это только некоторые из суеверных ритуалов, которые мы выполняем. Хотя мы не уверены, что такие магические действия повлияют на результат, мы испытываем потребность выполнить их «на всякий случай». Некоторые из этих суеверий очень древние, они годами передаются из рук в руки, так что мы утратили исходный контекст, в котором они появились. Большинство важных событий, которыми отмечена наша жизнь, такие как рождение, церковные праздники, брак и моменты других важных изменений, приправлены ритуалами, ставшими традицией. В таких обстоятельствах мы выполняем их, потому что это от нас ожидается.

Существует также огромное множество личных суеверных действий. Иногда они превращаются в навязчивость, которая подрывает нашу способность обуздать их. Это происходит из-за двух механизмов, действующих в нашем мозге. Во-первых, мозг рассчитан искать закономерности в окружающем мире и объяснения причин происходящего. Во-вторых, в неопределенных ситуациях, где результат важен, мы испытываем стресс от его непредсказуемости и чувствуем потребность выполнить какие-то действия, создающие иллюзию, будто мы контролируем события. Эти действия и есть ритуал.

Мы склонны воспринимать мир в форме причин и следствий, поэтому, когда что-то происходит, мы предполагаем, что некое причинное событие предшествовало этому, и начинаем искать подходящего кандидата. Однако при этом часто находим причины, которые не несут ответственности за следствие. Это создает когнитивную иллюзию, в соответствии с латинской пословицей «post hoc, ergo propter hoc» («после этого, следовательно, по причине этого»). Особенно очевидно она проявляется в суеверном поведении. В одном эксперименте участникам представили машину с рычагами и лампочками. Эта машина выдавала выигрыш через случайные промежутки времени. Люди, участвовавшие в эксперименте, думали, что машина будет выдавать выигрыш, если обнаружить правильную комбинацию рычагов и лампочек. Очень скоро участники выполняли сложные последовательности, уверенные, что именно их действия определяют, платит машина или нет. Одна женщина даже решила, что выигрыш получается, когда она прыгает на месте. На деле никакой причинно-следственной связи между их действиями и результатом не было.

Наиболее характерные примеры суеверного поведения можно наблюдать в мире спорта и азартных игр – двух видов деятельности, ассоциирующихся со случайным везением и удачей. Скажем, у вас получилась особенно успешная игра за столом блек-джека. Это приведет вас к попытке понять, что необычного предшествовало этому успеху, чтобы воспроизвести формулу победы. Может быть, это была та самая рубашка, которую вы тогда надели, или что-то, что вы съели. В следующий раз вы пробуете снова сделать все точно так же, и, если вам сопутствует успех, вы вводите собственный ритуал. Например, когда Дэвид Бекхэм играл за ФК «Милан», его товарищи по команде выработали ритуал: всегда шлепать английского бомбардира по мягкому месту после забитого гола – на удачу. Вторая причина формирования ритуалов – они помогают справиться с неуверенностью. Суеверия, как правило, обостряются в ситуациях, где присутствует элемент риска. Ритуалы обеспечивают человека иллюзией управления ситуацией, ощущением, что он сделал что-то, чтобы повлиять на результат, хотя на самом деле никакого контроля у него нет. Если вы лишите человека этого ощущения контроля, то он будет переживать ситуацию неуверенности как стрессовую, испытывая тревожность, которая наносит вред иммунной системе и способности ясно мыслить. Ритуал – прививка от тревоги и негативного воздействия стресса. Именно потому суеверное поведение характерно для представителей опасных профессий.

Пожарные, летчики, моряки и солдаты – это только некоторые из профессий, которые связаны с большим риском и ритуалами. Мой любимый – ритуал русских космонавтов перед взлетом. Прежде чем Чарльз Симони, миллиардер, курировавший создание программ Microsoft Office, сел в советскую ракету, летевшую на орбиту для стыковки с Международной космической станцией, он присоединился к своим попутчикам в ритуале: полагалось помочиться на задние колеса автобуса, доставившего их на стартовую площадку. Ритуал возник после того как Юрия Гагарина застали за этим занятием прямо перед первым полетом в космос, и это действие стало хорошей приметой для всех, кто путешествует на русских ракетах.

 

Блюстительница чистоты

Обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) – это тоже потеря самоконтроля и свободы воли. Это расстройство порой становится гораздо драматичнее безобидных примет.

По пути в Бристоль, следуя из своего пригородного дома в офис, я каждый раз проезжал мимо пожилой леди. Иногда я видел, как она болтает с соседями, но чаще всего она стояла согнувшись, и ее лицо находилось очень близко к земле. Сначала я думал, что она уронила что-то ценное или увидела удивительное насекомое на тротуаре. Чего она ищет, удивлялся я. Однажды я снизил скорость машины, чтобы разглядеть, что она делает. С особой тщательностью одной рукой леди подбирала мельчайшие частицы сора с асфальта и собирала их в другую руку. Она убирала улицу рядом со своим домом. Иногда она прибегала к помощи ручной щетки и лотка, но чаще, судя по всему, она предпочитала тщательную и трудоемкую ручную методику.

Эта старая леди была одержима боязнью грязи. Я никогда не говорил с ней и не заходил к ней, но бьюсь об заклад: ее дом был в идеальном порядке. Все до единой вещи были на своих местах, и нигде ни одного пятнышка. Полотенца аккуратно сложены, и совершенно новое мыло у раковины. Конец туалетной бумаги не болтается, и все пахнет дезинфицирующим средством. Я думаю, что, достигнув неземной чистоты в своей вотчине, она переключалась на улицу рядом со своим домом, где ветер и прохожие очень кстати бросают мусор, чтобы она могла на нем сосредоточиться.

Эта блюстительница чистоты имела красноречивые признаки ОКР, которое случается приблизительно у 1 из 50 представителей населения. Нередко ОКР выражается в чрезмерном беспокойстве о том, что, уйдя из дома, вы не заперли дверь или не выключили свет. Наверное, многие из нас по нескольку раз проверяют, на месте ли паспорт, собираясь в путешествие. Не важно, сколько раз мы убедились, что он на месте, для большей уверенности хочется проверить еще раз. Многие из нас вырабатывают привычные процедуры и выполняют их всю жизнь, предпочитая от них не отклоняться. Например, последовательность прочтения рубрик утренней газеты или типичное начало вашего рабочего дня. Иногда такие процедуры превращаются в ритуалы, которые доминируют и управляют нашими жизнями. В одном примечательном случае у британского парня с синдромом Туретта было ОКР, заставлявшее его идти четко по белой дорожной разметке. И утром 11 сентября 2001 года он, по иронии судьбы, не выполнил своего навязчивого действия, что окончилось большой эмоциональной травмой, поскольку он был уверен, что несет личную ответственность за атаку на небоскребы.

 

Контур обсессивно-компульсивного расстройства

Симптомы ОКР включают одержимость (обсессии: неотступно преследующие мысли – обычно о том, что случится нечто плохое) и навязчивые действия (компульсии: повторяющееся ритуализированное поведение, позволяющее смягчить тревогу и обсессии). Карен, 34-летняя мать четверых детей, была одержима страхом, что что-то плохое случится с ее детьми, если она не соблюдет определенный ритуал. Например, если она курила и пила кофе, ей нужно было выкурить четыре сигареты подряд и выпить четыре чашки кофе. Она понимала, что это иррационально, но если она не осуществляла своего счетного ритуала, то испытывала невероятную тревожность. Так создается замкнутый круг поведения: осуществление ритуала ослабляет психологические страдания, но усиливает невротическую хватку ОКР.

Что же запускает этот цикл ритуалов? Невроз обычно основан на беспокойстве по поводу реальной угрозы. Неадекватна здесь лишь оценка степени воспринимаемой угрозы и активность по ее устранению. Это может происходить из-за нарушений работы мозга. Правда, этот вопрос до сих пор недостаточно изучен.

Есть версия, что все дело в дисбалансе активности лобной коры, передней поясной коры и хвостатого ядра базальных ганглиев. Эти структуры образуют так называемый контур ОКР. Функциональная визуализация мозга демонстрирует, что активность в сети коры – базальные ганглии у страдающих ОКР выше в сравнении с нормальными индивидуумами и повышается в момент провокации симптомов, и она ослабевает после успешного лечения.

Кора лобных долей поддерживает такие эксклюзивные функции, как планирование поведения и подавление импульсов, в то время как передняя поясная кора связывает лобные доли с лимбической системой среднего мозга и имеет отношение к мотивации. Вместе лобная и передняя поясная кора могут сигнализировать о мнимой важности стимула, запускающего ритуальное поведение. Хвостатое ядро связано с инициированием намеренного поведения. В частности, повреждение этой области может привести к неспособности начать движение (как при болезни Паркинсона) или неспособности остановить движение (как при болезни Хантингтона). Лекарства, повышающие активность нейромедиатора серотонина, снижающего активность хвостатого ядра, нередко смягчают симптомы ОКР. Но это не означает, что заболевание вызвано избыточной активностью хвостатого ядра. Скорее, его чрезмерная активность – следствие невротического поведения.

Описанный контур мозга, связанный с компульсивным и ритуализированным поведением, тоже поддерживает предположение, что наше Я иллюзорно. Эти работы открывают тот факт, что мы находимся в постоянном конфликте с захватывающими нас мыслями и побуждениями. И некоторых невезучих личностей они выводят из состояния баланса.

 

Истощение эго

Молодая японская актриса говорит тихо. Бывшая балерина, 24 лет, с идеально симметричным узким лицом и длинными черными волосами – такая типичная азиатская красавица. У Аойомы большие миндалевидные глаза и очаровательная улыбка. Она – найденное режиссером экранное воплощение невинности и беззащитности. Но ее игра в печально знаменитой сцене пыток культового фильма ужасов режиссера Такаши Миикэ «Кинопроба» (1999) – зрелище настолько шокирующее и незабываемое, что мгновенно обеспечило фильму скандальную славу. Будучи уверенной, что все мужчины лгут, прекрасная, но психопатичная Аойома говорит своему любовнику, что «боль никогда не лжет», и вставляет иглы в его глаза, сладко щебеча: «Кири… Кири… Кири…» («Глубже… Глубже… Глубже…»). Затем, радостно смеясь, она ампутирует его левую ступню проволочной пилой…

Психолог Мэтт Филд из Ливерпульского университета поставил эксперимент. Ради исследования самоконтроля он показал участникам эксперимента эту скандально знаменитую сцену. Половине студентов-добровольцев было велено не отворачиваться и не проявлять никаких эмоций. Они должны были сопротивляться тошноте и переполняющему чувству отвращения. Они вынуждены были смотреть на насилие со стиснутыми зубами. Вторая половина группы просто смотрела эти сцены, и ей было позволено реагировать естественным образом. Их тошнило. Им было отвратительно. Многие закрывали глаза. Один студент потерял сознание. Их система зеркальных нейронов уводила их в сопереживательный коллапс.

Что за садист Мэтт Филд? Как это исследование вообще прошло через университетский комитет по этике? На самом деле он очень приятный малый и пытается понять природу некоторых наихудших бичей современного общества – алкоголизма и наркомании. Оказывается, что после того, как их заставили выдержать экстремальный японский фильм ужасов, участники, которым было велено контролировать свои эмоции, ощущали потребность выпить. После заполнения фиктивной анкеты обеим группам было позволено выпить пива, сколько им захочется, в качестве части вознаграждения за участие в эксперименте. Участники группы, которую принудили подавлять эмоции, выпили в полтора раза больше тех, кому было позволено не скрывать своих чувств. Эффект был массовым. И для этого не нужно было экстремального ужаса. Слезовыжималки типа «Terms of Endearment» тоже заставляют нас реагировать эмоционально, и, если мы пытаемся подавить свои чувства, это делает нас уязвимыми для соблазнов.

Филд, как и многие специалисты по зависимостям, уверен, что самоконтроль и сила воли – ключевые компоненты в понимании того, почему некоторые из нас сдаются желанию злоупотреблять психоактивными веществами после того, как перенесли стресс. За самоконтроль приходится платить. Если вам пришлось строго контролировать себя, это делает вас более уязвимым для соблазнов в течение этого дня. Отчасти поэтому некоторые пьют слишком много, едят слишком много и т. п..

Исследователь силы воли психолог Рой Баумайстер верит в реальность Я. Он не согласен, что это иллюзия. Более того, он считает, что Я имеет три различных компонента: Я как субъективная осознанность (собственно Я), Я в соотношении с другими («я-сам») и Я, способное принимать решения и избегать соблазнов (исполнительная функция). Ситуации, когда нам не удается устоять перед соблазном, которого мы предпочли бы избежать, Баумайстер называет «истощением эго», как если бы Я было неким подобием психического мускула, который может ослабеть от усталости. У человека есть определенный запас сил для самоконтроля, и, когда они истощаются, он становится уязвимым для искусов, способных одержать над вами верх.

Истощение эго может происходить разными путями. Для этого не обязательно просматривать кино исключительно эмоционального или жестокого содержания. Трудности всех сортов могут истощить силу нашего эго: от необходимости терпеть неприятные запахи, борьбы со сложной головоломкой, пребывания с другими людьми в стесненных условиях до неожиданного оглушения легким разрядом тока. Снижение запаса силы воли не позволяет с успехом сопротивляться влечениям. В результате мы едим вредную пищу, пьем больше алкоголя, проводим время в Сети, глядя на полуголых представителей противоположного пола (особенно если обычно вынуждены сопротивляться этому соблазну), и в целом не справляемся с контролем над собой.

Мы расходуем силу воли своего исполнительного эго, даже тратя усилия на то, чтобы выглядеть хорошо в глазах членов своей социальной группы или враждебно настроенной аудитории. Наверное, поэтому многие чувствуют желание выпить после собеседования для приема на работу. Если бы в этих обстоятельствах мы могли бы быть самими собой, мы испытывали бы меньший стресс. Даже большие начальники не исключение: необходимость наказывать кого-то тоже истощает силу воли, если это не в вашей природе. Стремясь соответствовать ожиданиям других ради выгодной самоподачи, мы нагнетаем самоконтроль, эффект от которого настигнет нас позже, в моменты соблазнов. Таким образом, привыкание к публичным имиджам, которые не соответствуют нашему истинному эмоциональному устройству, может дорого стоить. Именно потому порой известных людей уличают в поведении, противоречащем их репутации. Мы уже практически привыкли к тому, что политики и судьи попадают под арест за походы по проституткам.

Многое из этого выглядит настолько очевидным, что возникает вопрос, нужно ли говорить о какой-то форме особой психической мышцы. Еще одна метафора? Баумайстер так не думает. Он продемонстрировал, что мозг должен работать на износ, чтобы применять силу воли, и это требует энергии. Глюкоза – один из жизненно важных видов топлива для мозга, и Баумайстер со своими коллегами доказал, что уровень глюкозы снижается при выполнении задач, истощающих эго. В ходе одного из экспериментов взрослые участники должны были вести дискуссию о равных возможностях с латиноамериканским интервьюером, избегая при этом демонстрации какой бы то ни было предубежденности. Участники с расистскими взглядами (выявлено на основе анкетирования) после дискуссии имели более низкий уровень глюкозы в крови, нежели те, у кого не было проблем с межрасовым общением. Причем после питья сахаросодержащего энергетического напитка испытуемые были способны быстрее справиться со стрессом – в сравнении с теми, кому дали напиток с искусственным подсластителем. (Глюкоза всасывается в кровоток со скоростью 30 калорий в минуту и приблизительно через 10 минут может быть метаболизирована для питания мозга.)

В одном из подобных экспериментов взрослых участников просили читать слова о смерти. Это, как оказалось, истощает эго, поскольку оказывает негативный эффект на способность впоследствии решать словарную головоломку. Однако это не касалось тех, кто был простимулирован сахаросодержащим напитком. (Видимо, именно поэтому мы заказываем коку с сахаром в кино, если собираемся посмотреть фильм ужасов типа «Кинопроба».)

Все это означает, что значительная часть наших усилий по самоконтролю может быть направлена не туда. Желая придерживаться диеты, что мы делаем? Мы сопротивляемся соблазну первой шоколадки, и желание становится все больше. Снижение сахара в крови и делает нас более подверженными истощению эго впоследствии. Это порочный круг.

 

Контроль мочевого пузыря

Расширяя свою мышечную метафору, Баумайстер уверяет, что можно тренировать свою силу воли для улучшения самоконтроля. Например, он обнаружил, что, заставляя студентов отслеживать и контролировать свою осанку в течение двух недель, можно привести их к лучшим результатам в исследовании по измерению самоконтроля в целом.

А еще помогает поза силы: если вы просто расправите и напряжете плечи и сожмете кулаки, это добавит вам силы воли и повысит уровень тестостерона и у мужчин, и у женщин. Как и принужденная улыбка, стимулирующие позы тела и действия способны сами по себе вызвать те биологические изменения и психологические состояния, которые в обычной ситуации приводят к этим позам и действиям.

Еще одним важным ключом к успеху оказались изменения в рутинных действиях. Большинство проблем, связанных с соблазнами, произрастает из привычных последовательностей поведения, которые мы вырабатываем. Гораздо проще сдаться установленному набору действий, чем выработать новый. Привычка в буквальном смысле наша вторая натура, и мы легко впадаем в циклическое поведение, которое кажется трудно сломать. Если вы действительно хотите поменять свое поведение, то не пытайтесь что-то просто прекратить, запретить себе. Такая стратегия лишь отрикошетит в вас и сделает вас более зависимым. Вместо этого найдите альтернативу – замените одну деятельность другой. Это не только обеспечит сценарий для того, чтобы занять вас, но и позволит избежать проклятия истощенного эго.

С другой стороны, вы можете просто практиковаться в управлении своим мочевым пузырем. Мирьям Тук обнаружила, что после того, как она выпила несколько чашек кофе, чтобы не заснуть во время длительной лекции, к ее концу она готова была бежать, чтобы не лопнуть, но ей пришлось ждать. Мирьям задумалась: а нельзя ли использовать все те психологические усилия, которые она задействовала, чтобы избежать конфуза, для подавления других позывов. В одном из ее исследований участники выпивали 5 чашек воды (около 750 мл), а затем, приблизительно через 40 минут (время, необходимое для того, чтобы вода достигла мочевого пузыря), она давала им задание на отложенное вознаграждение для взрослых. Они могли выбрать оплату наличными в размере 16 долларов на следующий день или 35 долларов в течение 35 дней, если они немного подождут. В сравнении с теми, кто не пил воду, многие из тех, кому не терпелось уйти, как ни странно, потребовали более высокого вознаграждения. Тук даже предположила, что принятие финансового решения любого типа выигрывает от повышенного контроля над мочевым пузырем.

Хотя эти открытия на первый взгляд противоречат теории истощения эго, Тук полагает, что разница может объясняться тем фактом, что мочевым пузырем управляют преимущественно автоматические неосознанные процессы, а истощение эго в большей степени имеет отношение к когнитивным процессам. Осталось только посмотреть, как эта история будет развиваться с участием детей, но мне представляется весьма маловероятным, что мы предпримем подобного рода исследования с детьми в нашей лаборатории (вы только представьте, сколько придется вытирать за ними лужи?).

 

Малыш в кондитерской

Каким бы замечательным ни было исследование истощения эго, нет никакой необходимости призывать сущее Я к руководству нашими процессами принятия решений и поведением. Полученные данные могут быть отнесены не столько к эго под давлением обстоятельств, сколько к изменению баланса между всеми внешними условиями, конкурирующими в борьбе за влияние. Да, в подобных ситуациях хочется призвать иллюзию Я, поскольку это обеспечивает нас главным героем, который не сумел жить в соответствии с ожиданиями и идеалами. Подобно ребенку в кондитерском магазине, мы видим вокруг себя множество соблазнов, но упорно придерживаемся версии, что именно Я подвергается соблазну, принимает решение и осуществляет выбор. А если этот ребенок любит разные конфеты и каждый сорт конфет борется за его внимание? Любая конфета, притягивающая ребенка, тут же становится ему неинтересна из-за другой, более вкусной, которая попадает в поле его зрения и отвлекает внимание на себя. Таким образом, решения и выбор находятся не внутри ребенка, а отражают относительную силу находящихся вокруг факторов, которые толкаются в борьбе за его внимание. Определенно в этой метафоре кондитерского магазина существует ребенок, но мы ошибаемся, располагая решения внутри него. То же самое относится к свободной воле.

Истощение эго звучит так, будто в нем участвует некая форма Я, не так ли? Кто принимает решения и избегает соблазнов, если не Я? В своей книге «The Ego Trick» философ Джулиан Баггини указывает, что нельзя говорить о психических процессах и поведении личности, не прибегая к понятию эго.

Нам трудно представить себе, что решения и поведение могут возникать без Я. Например, мы часто слышим, что страдающие зависимостью люди не могут себя контролировать, но так ли это? Действительно ли они полностью находятся во власти наркотиков и привычек, управляющих их жизнью? Никто не отрицает, что зависимость есть проблема, которую трудно преодолеть, но даже наркоман способен удержаться от употребления наркотиков, если некоторые непосредственные последствия этого выглядят весомо. Редкий алкоголик или наркоман сделает следующий глоток или инъекцию, когда к его виску приставлен пистолет. Очевидно, что в этой ситуации непосредственная угроза смерти подавляет так называемые неконтролируемые потребности. Они неконтролируемы только в определенных контекстах, где конкурирующие влияния не сопоставимы с привлекательностью интоксикации. Таким образом, проблема страдающих зависимостью состоит в том, что негативные последствия их привычки несопоставимы с немедленным удовольствием, которое обеспечивает им принимаемое психоактивное вещество. Они предпочли бы не быть зависимыми, но это требует продолжительной абстиненции, что значительно сложнее. Когда мы говорим о выборе, который делают индивидуумы, то речь идет о множестве влияний и побуждений, конкурирующих за эти решения. Многие из них исходят извне.

Даже если Я и наша свобода воли иллюзорны, не все потеряно. На самом деле убеждения, судя по всему, влияют на наше поведение. Истощение эго, о котором так много говорят, оказывается, происходит только у тех, кто верит, что ресурс силы воли ограничен. Другими словами, если человек думает, что его самоконтроль ограничен, то демонстрирует истощение эго, если же не верит в ослабление самоконтроля, то истощение эго у него не возникает.

Сами убеждения о самоконтроле, откуда бы они ни проистекали, являются мощным мотиватором человеческого поведения. Посмотрим на две группы десятилетних детей. Одной группе сказали, что их тестовые показатели – результат их природного интеллекта, а второй, что они – результат приложенных усилий. Затем обеим группам дали действительно сложную дополнительную задачу, сильно превосходящую их возможности, которую никто не смог завершить. Однако, пытаясь ее решить, дети с легендой о природном интеллекте сдались гораздо быстрее, поскольку приписали неудачу в решении своим ограниченным способностям. Они проявляли меньше упорства в решении задачи. Зато дети второй группы не только дольше бились с трудной задачей, но и получали от этого удовольствие. Таким образом, лучше поощрять в детях приложенные усилия и трудолюбие, а не просто хвалить их за ум.

То же самое можно сказать и о свободной воле. Если человек уверен, что является хозяином собственной судьбы, он ведет себя совсем не так, как отрицающий свободную волю фаталист. Это было исследовано экспериментально с использованием прайминга (способа изменения психологических установок человека за счет предварительной информации, влияющей на него).

Половину участников эксперимента заставили мыслить в детерминистском ключе, предложив для чтения тексты, опровергавшие свободу воли. Например: «В целом мы являемся биологическими компьютерами, созданными эволюцией, построенными на основе генов и запрограммированными окружающей средой». Остальные участники предварительно читали поддерживающие свободу воли утверждения типа: «Я способен преодолеть генетические факторы и воздействия окружающей среды, которые иногда влияют на мое поведение». Оказалось, что испытуемые, которые были настроены на отрицание свободы воли, на экзаменах гораздо чаще списывали и после них чрезмерно награждали себя удовольствиями, по сравнению с читавшими обоснования свободной воли.

Для большинства из нас отсутствие свободной воли равносильно детерминизму, который очень похож на фатализм: не важно, что мы делаем, мы все равно не можем ничего изменить. Это весьма деморализующий взгляд на жизнь, который способен подорвать мотивацию к каким бы то ни было действиям. Возможно, именно поэтому убежденность в свободе воли прогнозирует не только большую эффективность в работе, но и ожидаемый карьерный успех. Сторонники свободы воли работают лучше своих коллег, и это замечает и вознаграждает их начальство. Таким образом, если человек верит в свободу воли, он больше радуется жизни.

Мораль сей басни такова: даже если свободной воли не существует, лучше игнорировать подобные утверждения нейробиологов и философов. Сам факт веры позволяет действовать себе на пользу. И это важно не только для самомотивации – окружающие тоже иначе воспринимают вас. Всем нравятся люди, способные принимать решения, позитивные и мотивированные. С ними чувствуешь себя комфортнее, чем в обществе тех, кто во всем сомневается.

И наконец, уверения, что чего-то не существует, не делают сам этот феномен бессмысленным. Мир был бы скучным без фантазий и сказок. Кроме того, человек не способен просто отказаться от убеждения, приняв логические аргументы. Как написал Уэгнер, больше всего сделавший для выявления Мастера Иллюзий: «Если бы иллюзия могла быть рассеяна путем объяснений, я должен был бы быть неким роботом».