В комнату тут же вбежали две знакомые девушки, и граф велел им приготовить все для игры. Судя по тому, как быстро повеление было исполнено, оно не являлось для них непривычным. Двое слуг бесшумно внесли карточный стол, одна из девушек расставила вокруг него стулья. Другая ловко сдернула со светильников красные абажуры, и в помещении сразу стало гораздо светлее. Еще один светильник повесили прямо над центром стола, где уже лежали две новенькие колоды карт и стояла лакированная шкатулочка с фишками.

— Рассаживайтесь, господа, рассаживайтесь, — распечатывая колоды, пригласил Ульдерик, когда девушки и слуги ушли. — Ну что, какую игру мы затеем?

— В альянсы, — сказал Квэтвел и бросил на стол тяжелый мешочек с монетами.

— Идет, — согласился Окхэм и последовал примеру кузена. — При каких ставках?

Лайама вдруг охватило волнение. Деньги при нем были, однако кто знает, как играют аристократы?

— Белые — по серебряной, красные — по пять, синие — по кроне. Идет?

Кузены кивнули. Лайам полез в карман, мысленно прикидывая, сколько золотых он сегодня с собой прихватил. Лорд Окхэм поглядел на него с беспокойством.

— Ренфорд, я, кажется, не предупредил вас, что будет игра, — сказал он. — Если вам не хватает, вы можете у меня одолжиться…

Граф Ульдерик удивленно вздернул бровь, Квэтвел насмешливо фыркнул, но Лайам лишь улыбнулся и покачал головой.

— Благодарю вас, Окхэм, не стоит. К такого рода вещам я всегда подготовлен. — Он сложил золотые столбиком возле себя, и Ульдерик одобрительно кивнул, любуясь их блеском.

— Счастливый человек! А вы знаете эту игру?

— Знаю, — ответил Лайам, что являлось чистейшей правдой. Он знал много карточных игр, однако играть не любил, и, скорее всего, потому, что игрок из него был неважный. Лайам давным-давно уяснил, что успех в игре зависит от хорошей памяти и везения. Память его, в общем-то, не подводила, но обычная удачливость ему изменяла, как только он садился за карточный стол. Поэтому Лайам удрученно вздохнул и сказал: — Я играю редко и, должен вас предупредить, не слишком-то хорошо.

Окхэм добродушно улыбнулся.

— Ничего. Квэтвел тоже никудышный игрок.

Молодой барон сердито нахмурился и перебросил косичку через плечо.

— Я вас всех обыграю.

Ульдерик собрал деньги, аккуратно сложил их в лакированный ящичек и выдал игрокам разноцветные фишки. Потом, тщательно перетасовав обе колоды, он приступил к сдаче.

Альянсы (или генералы, если партнеров не четверо, а трое) одно время были очень популярны во Фрипорте. Разгул в припортовых тавернах затих — моряки денно и нощно резались в карты.

Там Лайам и освоил правила этой несложной, но увлекательной и развивающей умение стратегически мыслить игры. Она велась в две колоды: одну раздавали играющим, другая оставалась в центре стола — для прикупов. Из тринадцати полученных карт каждому игроку следовало сколотить «армию» (одну или несколько таковых), чтобы потом распоряжаться ей (или ими) по своему усмотрению. Армии составлялись вокруг «генералов» — королей или дам — из карт одной с ними масти числом не менее трех. В начале очередного тура игры каждый участник имел право прикупать карты из центральной колоды, а в конце — сбрасывать ненужные.

Армии выкладывались на стол и атаковали позиции других игроков или сами подвергались атаке. Атакуя или защищаясь, игроки могли усиливать свое положение, вводя в строй новые карты из тех, что оставались у них на руках. После подобного усиления производился подсчет очков, и игрок с более мощным войском забирал себе армию проигравшего. Участник, растерявший все свои армии, выбывал из игры, а оставшиеся у него на руках карты могли выкупить счастливые победители. Секрет успеха таился не только в том, чтобы вышибить противника из седла, но и в умении вынудить его делать ходы. Размер выигрыша от этого впрямую зависел. Потому что каждый дополнительный ход стоил денег.

Содержание одной армии обходилось игроку в красную фишку на каждый тур. Карта из центральной колоды вставала в белую фишку. Усиление своего положения одной картой из остававшихся на руках не стоило ничего, зато каждую следующую карту, выложенную с этой целью на стол, оплачивала красная фишка. Бесплатным был и ввод в действие первой армии игрока, но чтобы выложить в тот же заход еще одну армию, приходилось расстаться с фишкой синего цвета. Своя цена имелась и у дополнительных карт из центральной колоды, и у карт, которые игрок сбрасывать не хотел, нейтралитет в одном или нескольких турах также стоил очень недешево, а плата за право откупить армии, потерянные в атаке, вполне могла превысить сумму потерь, которые игрок этим действием пытался предотвратить. Короче, с пустым карманом участвовать в этой игре было попросту невозможно.

Впрочем, Лайам не помнил, чтобы во Фрипорте ему доводилось крупно проигрываться. «Тогда ты играл с моряками, и в ход шли медяки», — напомнил он себе и решил играть осторожней. Граф Ульдерик с довольным лицом приступил к первой раздаче.

Смысл игры состоял в том, чтобы истощить силы противника, атакуя его до тех пор, пока он не потеряет возможность составлять новые армии — по причине отсутствия генералов или из-за нехватки нужных мастей. Трое участников обычно заканчивали игру, когда кто-то из них выбывал из схватки. Игра вчетвером также приносила барыш только двоим счастливцам, которые делили выигрыш между собой, пропорционально силам своих армий. Однако при несогласии сторон бой можно было продолжать до полной победы того, кому улыбнется фортуна.

В первой из пяти сыгранных партий Лайам, сам того не ожидая, поделил выигрыш с графом — ему достались две части накопленной в процессе сражения суммы, а графу — семь. Во второй партии масть не пошла, а Квэтвел непрерывно атаковал, но сам при этом настолько ослабил свои силы, что банк сорвали Окхэм и Ульдерик. Третью партию разыгрывать не стали, поскольку при раздаче у Лайама не оказалось ни одного генерала. Квэтвел, которому пришла самая сильная карта, получил с каждого из участников по отступной белой фишке, а с Лайама еще и красную — за игровую несостоятельность. Четвертая партия продолжалась дольше, чем все предыдущие разом. Никто не спешил бросаться в атаку, игроки вдумчиво наращивали свои силы, но Лайаму вновь не повезло с ходом мастей. В итоге трое соперников ополчились против него, и ему пришлось сильно потратиться на защиту. В конце концов после нескольких неудачных попыток спасти положение Лайам выкинул белый флаг, оставшись с жалкой горсточкой фишек. Ульдерик в его разгроме участия не принимал, он трижды объявлял нейтралитет, каждый раз выкладывая на стол синюю фишку. А Квэтвел, вдохновленный победой над Лайамом, повернул свои армии против Окхэма и сумел выбить того из игры.

— Альянс? — предложил Ульдерик. Его армии еще не участвовали в сражениях, и, судя по улыбке графа, на руках у него имелся крепкий резерв. Но в распоряжении Квэтвела теперь находились армии выбывших игроков. Он мог бы попробовать отбить себе все фишки, стоящие на кону, правда, изрядно потратившись предварительно.

Квэтвел колебался, раскачиваясь на стуле. За время игры молодой барон выпил больше вина, чем остальные партнеры. Лицо его раскраснелось, он поджал губы и то разглядывал армии, выложенные на стол, то изучал рубашки сброшенных карт.

— Альянс, — наконец проворчал барон и выскользнул из-за стола, направляясь к буфету. Лайам и Окхэм тоже встали, чтобы размяться, а Ульдерик тем временем принялся делить выигрыш.

— Сыграем последнюю партию? — предложил он, разложив фишки по стопкам.

— Да! — крикнул из дальнего угла Квэтвел. — Еще одну!

— Я тоже рискну, — сказал Окхэм. — А вы, Ренфорд?

Лайам покачал головой.

— Нет. Я не смогу окупить даже содержание армии.

Окхэм улыбнулся.

— Играйте, я поручусь за вас. Расплатитесь завтра утром.

Ульдерик посмотрел на него и нахмурился.

— У вас тоже ведь фишек не так уж и много, Этий.

— Я призайму у вас и ручаюсь за Ренфорда. Что скажете, граф?

Ульдерик подумал немного, потер подбородок пальцем, потом придвинул к себе лакированную шкатулку.

— Тридцати крон будет достаточно? — спросил он и начал отсчитывать фишки.

— Если карта пойдет, хватит и тридцати, — с улыбкой сказал Окхэм. — И десять, пожалуйста, для меня. Не может же вам и барону все время везти!

— Я очень на это надеюсь, — сказал Лайам. Он снова присел за игральный стол и беспечным движением придвинул к себе фишки. Его беспечность вовсе не была показной, он хранил дома достаточно средств, чтобы безболезненно расплатиться и не с такими долгами. И потом, хорошо проведенное время стоит некоторых затрат.

«Тебе лишь бы тратить! — выбранил себя мысленно Лайам. — Лучше поучись у графа играть. И постарайся вытрясти из него хоть что-нибудь стоящее!»

Вообще-то, кое-что он уже узнал, однако никаких зацепок эти новости пока не давали. Лайам сделал попытку-другую завязать разговор, но безуспешно — все были сосредоточены на предстоящем сражении. Он вздохнул и принялся анализировать стиль игры каждого из участников сегодняшней встречи.

Окхэм играл самоуверенно и открыто. Он выкладывал сильные карты на стол, мало что оставляя в резерве. Лорд непрестанно атаковал, громко смеясь, когда его армии побеждали, и еще громче, когда их побивали. Мало тратясь на прикуп дополнительных карт и не делая дорогостоящих попыток усилить свою оборону, Окхэм умудрялся, теряя армии, почти ничего не терять — и хотя горстка фишек перед ним уменьшалась, его проигрыш не был обвальным.

Квэтвел, наоборот, осторожничал и хитрил, накапливая резервы. Он, шевеля губами и закатывая глаза к потолку, пытался запомнить все карты, прошедшие по игре, долго думал, прежде чем сделать очередной ход, а прикупал охотно и часто. В первых двух партиях барон нападал только на соперников, ослабленных чужими атаками, — это были либо Лайам, либо красавец лорд. В четвертой игре — наверное, под воздействием выпитого вина — Квэтвел атаковал почти так же рьяно, как Окхэм, но все равно придерживал мощный резерв и много тратился на укрепление своего положения. Однако головы подвыпивший барон не терял и воздерживался от нападений на Ульдерика, хотя подолгу глядел на него и облизывал губы. Он вышел в лидеры, поделив с графом банк, но не вернул даже затрат, что ставило его в один ряд с проигравшими.

Единственным, кто все время выигрывал, был Ульдерик. Горка его фишек значительно подросла, несмотря на то что граф атак избегал и постоянно уходил от игры. Вот и в четвертой партии он откупил для себя нейтралитет, хотя Лайам не понимал зачем — ведь ни Окхэм, ни Квэтвел на графа не нападали, а самому Лайаму не с чем было против него выйти.

Поначалу казалось, что лорд и барон не задевают графа из особенного к нему почтения, но постепенно Лайам пришел к выводу, что эти двое просто побаиваются играть с тем, кто побогаче. Сидя на горе фишек, Ульдерик легко мог наращивать свою мощь.

Квэтвел вернулся к столу с новым бокалом вина. Румянец на его щеках сделался еще ярче.

— Я всех вас сейчас обскачу! — заявил юноша с таким видом, будто партнеры в чем-то перед ним виноваты. Ульдерик только кивнул и приступил к раздаче.

Как только Лайам поднял карты, он тут же понял, что игра не пойдет. К нему пришел только один генерал — дама, а остальные карты были мелкими и без длинных мастей. Окхэм и Ульдерик держались невозмутимо, а Квэтвел радостно ухмыльнулся и сразу, даже не дожидаясь очереди, выложил на стол свою армию. Граф нахмурился и поместил неподалеку свою. Лайам и Окхэм также предъявили партнерам тот актив, с которым они решили вступить в сражение, правда, Лайам выложил все, что имел, а лорд наверняка придержал кое-что про запас.

Эта партия шла медленнее, чем предыдущие. Граф и лорд меланхолично тянули карты, не выкладывая добавочных армий. Барон же в каждый заход присовокуплял к своим основным силам по генералу, так что вскоре под его рукой собрались четыре внушительные когорты. Лайам все прикупал, стремясь заполучить еще одну даму или какого-нибудь короля. Ни короля, ни дамы он так и не вытянул, зато сумел составить приличный резерв и даже с драконом, одним из двух, имеющихся в колоде.

Так продолжалось какое-то время. Горка фишек перед Лайамом неумолимо таяла, впрочем, изрядно потратились все игроки. Наконец лорд и граф присоединили к своим силам еще по одной армии, и тут Окхэм неожиданно напал на Лайама, бросив в атаку третье войско с королем во главе.

Чтобы отразить нападение, приходилось много платить — но у Лайама не было выбора. Он заплатил и устоял. Окхэм с улыбкой двинул в атаку резервы. Лайам с трудом уравнял силы, что стоило ему пяти синих фишек, затем уплатил еще и ввел в схватку дракона.

У Окхэма отвалилась челюсть. Его самая сильная армия разом ушла в отбой, а Лайам получил возможность контратаковать. Он выбрал самую слабую армию лорда, усилил свое — ведомое дамой — войско двумя старшими картами и оплатил операцию.

— Мне… нечем бить, — запинаясь, пробормотал Окхэм, придвигая к Лайаму карты.

Следующий ход был за Ульдериком. Положение Окхэма провоцировало его на атаку, но граф решил не вступать в игру и с некоторым колебанием оплатил свой нейтралитет на два следующих захода. Квэтвел в нетерпении ерзал на стуле и, как только Ульдерик внес фишки в банк, тут же оплатил содержание своих четырех армий, выложил на стол пятую и атаковал Лайама и Окхэма разом.

Красавец лорд уже исчерпал резервы, поэтому его последняя армия тут же сдалась. Лайам держался немногим дольше. Три белые фишки помогли купить ему сильные карты в поддержку своей дамы, красная дала возможность ввести в бой войско, доставшееся от Окхэма. Но Квэтвел, как и всегда, усилил свою мощь картами, остававшимися у него на руках, и легко подавил жалкие всплески сопротивления.

Фишек у Лайама больше не было, и он только кивнул, ошеломленный молниеносным триумфом молодого барона. Квэтвел загреб его карты и придвинул к своим.

— Выходит, я зря тратился на уход от игры, — проворчал Ульдерик с ноткой легкого разочарования в голосе. — Альянс? — произнес он вопросительно и потянулся к банку, не сомневаясь, что предложение будет принято. Квэтвел подался вперед и перехватил руку графа.

— Нет! Никаких альянсов! — Его голос сорвался, и юноша, откашлявшись, повторил: — Никаких альянсов! Я вас обставлю, я ведь предупреждал!

Лайам насторожился. Ему показалось, что в словах Квэтвела кроется некий подтекст. Окхэм, судя по всему, тоже не мог понять, с чего это его кузен сделался вдруг таким несговорчивым. Взгляд лорда, направленный на барона, выражал легкую озадаченность.

— Ну что ж, — сказал наконец Ульдерик, высвобождая руку, — в таком случае — ход за мной.

Граф сделал взнос в банк за содержание армий и за право не сбрасывать карт. Квэтвел оплатил дополнительный прикуп, оплатил ввод в действие еще одной армии, потом прикупил еще и сбросил какую-то мелочь. Обстановка за столом накалилась. Лайам судорожно вздохнул, но тут же одернул себя. Зачем волноваться, когда все, что можно, проиграно? Однако волнение не уходило, и он заметил, что в прах проигравшийся Окхэм также встревожен: красивое лицо его побледнело.

Квэтвел сузил глаза и тяжело посмотрел на противника. Голова барона дергалась, он непрестанно облизывал и покусывал губы, но Ульдерик этого словно не замечал. Граф с самым невозмутимым видом оплатил свой очередной шаг и выложил на стол новую армию, очень сильную. Потом он прикупил еще три карты в резерв (больше трех прикупов в один заход делать было нельзя) и сбросил одну из них — красную двойку.

— Еще не поздно пойти на мировую, — негромко произнес Ульдерик, но Квэтвел пропустил его слова мимо ушей. Барон вновь прикупил из центральной колоды и, шумно вздохнув, атаковал позиции Ульдерика. Пять армий, сплотившихся вокруг королей, и три возглавляемых дамами. Зрелище впечатляло, хотя на ручках у Квэтвела и поубавилось карт.

— Я выиграл! — заявил хрипло барон и радостно улыбнулся.

Количество дам и королей в двух колодах позволяло составить всего лишь шестнадцать армий в течение всей игры, но одну из них, принадлежащую Окхэму, дракон Лайама уже вывел за скобки сражения. Это означало, что против восьми боевых когорт молодого барона граф мог выставить только семь.

Ульдерик с кислой миной выложил эти семь армий на стол и сказал:

— Я предпочел бы их разыграть.

— Если вам нравится мучиться, то — пожалуйста! — ответил Квэтвел, взмахнув рукой.

Граф придвинул свои карты к картам противника.

— Добавим резервы?

Квэтвел склонился над столом, оценивая расклад, потом усилил резервами первую армию. Лоб и щеки молодого барона внезапно покрылись крупными каплями пота. Ульдерик последовал его примеру — так что силы обеих армий сравнялись. Со второй и третьей армиями произошло то же самое — они сравнялись по силам и ушли в отбой. Лайам только сейчас начал понимать стратегию графа. Тот расходовал резервы весьма экономно, лишь нейтрализуя мощь армий соперника и приберегая самые сильные ходы напоследок.

Окхэм нервно облизал губы и встал из-за стола, чтобы наполнить опустевший бокал.

Еще три пары армий отправились в отбой. У графа осталось только одно войско, самое сильное — оно располагалось напротив самого сильного войска Квэтвела. Восьмая армия барона лежала отдельно — Ульдерику нечего было выставить против нее. Квэтвел расхохотался.

— Я вас умыл!

— Будете добавлять резервы? — любезно спросил Ульдерик.

— Зачем? Даже если ваша армия окажется сильнее и вы заберете мою в плен, вам все равно нельзя будет ввести эти карты в игру — до следующего захода. А значит, в поле останется только одна армия — и она принадлежит мне! Нет, я не стану возиться с резервами! Делайте, что хотите, — я все равно сорвал банк! Весь выигрыш — мой!

— Да, если армия останется вашей, — спокойно сказал Ульдерик. Он сделал взнос в банк и усилил свое положение, забрав седьмую армию Квэтвела. Затем граф положил в банк еще пять синих фишек, прикупил себе дракона — единственного остававшегося в колоде — и побил им последнюю армию Квэтвела. — Но теперь эта армия — моя, — заключил граф и удовлетворенно улыбнулся.

Квэтвел вскочил, перевернув стул и сжал кулаки. Какое-то мгновение он ошеломленно рассматривал лежащие на столе карты, потом застонал.

— Это невозможно! О, нет! — Барон запрокинул голову и взвыл: — Окхэм! Сделай же что-нибудь! В это нельзя поверить!

Сурово взглянув на барона, граф медленно произнес:

— Этий, по-моему, наш юный друг слегка возбудился! Не кажется ли вам, что ему пора охладиться?

— Нет! — закричал Квэтвел и ринулся через стол к Ульдерику, но лорд был начеку. Он успел схватить барона за плечи и оттащить назад. Верткий юноша попытался выскользнуть из его рук, однако Окхэм сгреб скандалиста в охапку и вынес из комнаты. Со стороны это выглядело даже забавно: Квэтвел брыкался и кричал, как ребенок. Лайам чуть не расхохотался, но осекся, заметив, каким мрачным взглядом провожает парочку Ульдерик. Впрочем, когда дверь захлопнулась, граф встал из-за стола, потянулся и как ни в чем не бывало сказал:

— Ну, вот и славно, — он потер пальцами подбородок. — Ему не стоит ни пить, ни играть. Достойно проигрывать — большое искусство, не так ли? Мальчику следовало бы пройти выучку у людей вроде вас.

— Да, у меня есть в этом деле кое-какой опыт, — усмехнулся Лайам. — Но учтите, проигрывать я тоже не очень люблю.

Граф отмел его иронию в сторону.

— Никто не любит. Но — эти крики! Мужчине они попросту не к лицу. — Ульдерик вытащил из-под диванчика пару сапог и быстро обулся. Граф двигался на удивление собранно, и Лайам невольно залюбовался его плавными выверенными движениями.

— Что ж, думаю, мне пора, — сказал он, потянувшись к плащу, валявшемуся на кресле. — Приятный был вечер, милорд.

Приятный, но не особенно прибыльный. Денежки он потерял, а взамен ничего не обрел. Лайам встал и поклонился, прощаясь.

— Погодите! — остановил его граф. — Я тоже не прочь прогуляться кое-куда. Составьте-ка мне компанию, господин Ренфорд. Такие люди, как вы, чрезвычайно редки. А если вы сейчас на мели, — он указал рукой на игральный стол, заваленный деньгами и фишками, — будьте моим гостем. — Ульдерик заправил в сапоги брюки и набросил на плечи серый плащ, весьма гармонирующий с костюмом.

Лайам еще раз поклонился. Ему не хотелось куда-то тащиться. День был длинным, насыщенным, и глаза у него уже начинали слипаться. Кроме того, он совсем не был уверен, нравится ли ему этот человек. Властность, проскальзывавшая в словах и движениях графа, не вызывала в нем особой симпатии. Пойдешь с ним, а потом не отплюешься, да и приглашение больше смахивало на посвист хозяина, чем на дружеское предложение продолжить пирушку. И все же принять это предложение стоило, поскольку оно давало Лайаму новый шанс сдвинуть следствие с мертвой точки.

Они рука об руку покинули красную комнату и спустились по лестнице в вестибюль. Он был почти пуст, молодежь, резвившаяся возле фонтана, куда-то девалась, только в дальнем углу за кадками с экзотическими растениями все еще укрывалась группа солидно одетых мужчин средних лет. Правда, все внимание их теперь занимали девушки в одинаково скромных, но элегантных нарядах. Судя по всему, и тут деловой настрой сдавал позиции сладкой неге праздничного отдохновения от забот. Возле чаши фонтана находилась и сама Гериона. Хмуро покусывая губу, она смотрела, как слуги возят тряпками по полу, убирая огромную лужу.

— Мадам, — обратился к ней Ульдерик. — Я хотел бы, чтобы вы присмотрели за комнатой и за деньгами, что там остались. Знайте, что все они сочтены — до единой монеты. Вверяю вам эту сумму в задаток моих будущих трат.

— Конечно, милорд, — Гериона учтиво присела и низко склонила голову, чтобы скрыть гневный румянец, вспыхнувший на ее щеках.

— Идемте, Ренфорд?

Граф подошел к двери и принялся рыться в корзине для дорожных тростей, а Лайам чуть задержался. Он дождался, пока Гериона выпрямится, поклонился ей и примирительно улыбнулся.

— Веселых пирушек, мадам!

Содержательница приюта услад кивнула в ответ, и лицо ее прояснилось.

— И вам того же, сэр Ренфорд. Не забывайте наш скромный дом.

«Учтивость еще никому не вредила, — похвалил себя Лайам. — Особенно если мы учтивы с теми, кто может нам многое при случае сообщить…»

Когда Лайам подошел к Ульдерику, тот, горделиво осклабясь, показал ему тяжелую трость.

— Видели, какова? — Граф вскинул трость и описал ее кончиком в воздухе пару восьмерок, с улыбкой прислушиваясь к легкому свисту, сопровождавшему эти движения. — Моя телохранительница. Невероятно полезная штука, особенно в тех местах, где полно жулья и ворья…

Окхэм ждал их на улице, привалившись к колонне. Скрестив на груди руки, лорд бездумно смотрел, как слуга поливает ступени водой. Ульдерик остановился рядом и фыркнул:

— Даже уважая праздничные обряды, вовсе не стоит делиться со всем белым светом тем, что ты выпил и съел.

— Я окунул его в фонтан, — устало сказал Окхэм. — И он как будто немного пришел в себя, но, как только мы вышли на улицу, ему сделалось дурно, — он кивком указал на слугу, который смывал с мрамора рвотные массы. — Потом он ушел — скорее всего, к Пэту Рэдди.

Граф фыркнул опять.

— К Рэдди, вы говорите? Значит, там опять будет забава? Не прогуляться ли и нам в ту сторону, господа?

Ночь была темной, безлунной. Лайам стоял, приучая глаза к мраку, пока не стал различать окружающие предметы, облитые бледным мерцанием звезд. Он пил мало, а потому холодный ночной воздух основательно его подбодрил. Совсем скоро Лайам почувствовал себя свежим и полным сил.

— Пожалуй, — неуверенно сказал Окхэм. — Но захочет ли Квэтвел, чтобы мы присоединились к нему?

Ульдерик рассмеялся и зашагал по улице к выходу из богатых кварталов.

— Что мне за дело? Я хочу посмотреть на травлю!

Лайам и Окхэм молча последовали за графом. В такой темноте Лайам не мог разглядеть лица соседа, но он готов был поклясться, что красавец лорд всерьез озабочен. Эта ситуация напомнила ему о студенческих днях. Там — в Торквее, в среде однокашников — тоже существовала сложная и переменчивая иерархия отношений, способная временами наделать много шума из ничего. «Окхэму хочется водить с Ульдериком дружбу, но от Квэтвела он тоже не может отстать, — подумал Лайам. — А Квэтвел отказывается быть пай-мальчиком по… по причине своих скверных манер».

И правда, барон словно нарочно старался вызвать к себе неприязнь. Он много пил, заносился и чуть было не назвал графа шулером, потом его вывернуло на ступеньках борделя. Такое поведение примерным не назовешь. Впрочем, Ульдерик тоже вел себя достаточно странно. Принял гостей, лежа в постели, сидел за столом босой, словно какой-нибудь оборванец. Поглядывал со значением на мальчишку, когда рассказывал о лисах, крадущихся в чей-то курятник. Чувствовалось, что между ним и бароном что-то стоит.

«А сегодня между ними буду стоять еще и я, приглядывая, как бы чего не вышло», — подумал, успокаивая себя, Лайам, но все же не смог выбросить глупую историю из головы.

Ульдерик шел быстро, ритмично постукивая тростью по мостовой и прекрасно ориентируясь на перекрестках. Они продвигались на север, к Аурик-парку и вскоре пересекли Храмовую улицу, которая даже в столь поздний час была на удивление освещенной и многолюдной. Остальные улицы города покрывала ночная тьма, им встретились только трое случайных прохожих да пара компаний гуляк с факелами.

Лайам все думал о вспышке ярости, охватившей барона. А и впрямь, не сжульничал ли наниматель красного кабинета? Выиграл он весьма немало — Лайам спустил за пять партий и те сорок крон, что имел при себе, и те тридцать, что занял по протекции Окхэма. Окхэм также проиграл все свои карманные деньги и еще десять крон, которые одолжил ему Ульдерик. Трудно было сказать, чему равнялся проигрыш Квэтвела, но в последней игре он много вкладывал в банк. В выигрыше остался лишь граф, а ведь игра велась в им нанятой комнате и карточные колоды принадлежали тоже ему.

«Не придумывай лишнего, — сказал себе Лайам. — Ты ведь никудышный игрок. Ты играл плохо. Ты всегда плохо играл. Нет ничего удивительного, что ты опять проигрался». Игра Окхэма также не могла быть причислена к игре высокого класса, а Квэтвел… нет, Квэтвел играть умел. Но все равно за столом не происходило ничего необычного, а кроме того, барон был сильно пьян. «И вел он себя, как грубый, наглый мальчишка! — добавил Лайам и сам удивился, насколько несимпатичен ему юный барон. — Да, именно таков он и есть. Мелкий заносчивый наглый дворянчик. Его лишний раз проучили, и он это заслужил!»

Ульдерик что-то сказал, обращаясь к нему, но Лайам его не расслышал. Он извинился и попросил повторить вопрос.

— Вы когда-нибудь видели травлю, господин Ренфорд?

— Нет, милорд, никогда.

— Тогда вас ждут новые впечатления.

Они шли уже около получаса и давно углубились в кварталы Аурик-парка, а теперь приближались к Норсфилду, ремесленному райончику на окраине Саузварка, где город переходил в сельскую местность. Улицы постепенно делались шире, дома — ниже, а булыжная мостовая сменилась проселком.

— Рэдди умеет это устраивать лучше других. Говорят, он выписывает животных даже из Мидланда, и у него всегда что-нибудь происходит. Петушиные или собачьи бои, крысиные бега и многое в этом роде. Травля, конечно, развлечение дорогое и редкое, но сейчас праздник, и вряд ли старина Рэдди лишит публику главного удовольствия…

Лайам неопределенно хмыкнул. Он не любил кровавые развлечения. В детстве, в Мидланде, ему не нравилась даже охота, если она устраивалась ради потехи. Но охотники, по крайней мере, долго свою добычу не мучили. А медведь или кабан в яме… отбивающийся от своры собак… нет, это слишком жестоко!

— Ну вот мы и пришли. Это здесь, — сказал граф, указывая на не совсем обычное сооружение, расположенное на огороженном и довольно большом участке земли. Строение было длинным, приземистым, с тесовой крышей, державшейся на массивных столбах. Стенами ему служила плотная парусина. Два ряда чадящих факелов подводили к входному проему. Ульдерик уплатил три серебряные монеты угрюмому здоровяку. Лайам нырнул под брезентовый полог и сразу же пожалел, что согласился на эту прогулку.

Помещение было битком набито людом всех сортов и сословий — от хорошо одетых господ до оборванцев в жалких лохмотьях. Все собравшиеся возбужденно галдели и размахивали руками. Одни пытались протолкаться куда-то, другие топтались на месте, превращая мокрый земляной пол в раскисшее месиво. Толпа окружала огромную яму футов пятнадцати глубиной, огражденную шатким заборчиком и укрепленную толстыми бревнами. В воздухе плавал тяжелый дым факелов, отовсюду несло потом, мочой, испражнениями и сладковатым запахом свежей крови.

Внезапно раздавшийся рев разъяренного зверя перекрыл гомон толпы. Публика ошеломленно притихла, потом все вновь загалдели, торопясь сделать ставки и заключить пари. Лайама оттеснили к одному из опорных столбов, но и там ему не сделалось легче. Давка была просто ужасной, а вокруг горланила, бушевала и ликовала, предвкушая кровавую потеху, толпа.

— Шесть псов! — надрывно вопил ему в ухо какой-то толстяк. — Эта зверюга завалит шесть псов! Кто ставит против шести?

— Я! — гаркнули с другой стороны. — Готовь монеты, дружище! Рэдди спускает отборную свору!

— А, чтоб вас! — озлился Лайам и заработал локтями, стремясь убраться подальше от ямы. Зверь снова взревел — рев походил на медвежий, — потом залаяли и завыли собаки. Толпа бесновалась все сильней и сильней.

Лайам упорно пробивал себе путь и вдруг, совершенно не ожидая того, ощутил, что давка ослабла. Он оказался в одном из пустых углов огромного помещения, и молодой Квэтвел тупо взирал на него.

Юнец стоял, привалившись спиной к опоре, и держал в руке высокую кружку с вином. Серое, забрызганное грязью лицо его было исчерчено дорожками пота. Грязь покрывала также и всю одежду барона — куртку, штаны, плащ. Заметив Лайама, Квэтвел словно очнулся и промычал что-то невразумительное.

— Барон, вы в порядке? — крикнул ему Лайам.

Из ямы несся все тот же несмолкающий рев, ему вторил собачий лай, смешанный с воем толпы. Квэтвел попытался выпрямиться и взмахнул кружкой.

— А, господин, которого взгрели на сотню крон! Ну что, вам понравилось, как вас облапошили?

«Он все-таки редкий говнюк!» — подумал Лайам, а вслух сказал:

— Вы, похоже, пьяны! Давайте выйдем на воздух!

Квэтвел оттолкнул протянутую ему руку.

— Шулер, — пробормотал он тихо, потом закричал во весь голос: — Шулер, обирающий честных людей! А кто он такой? Ничтожный тип, не умеющий даже приглядывать за собственной женушкой! Ха! И еще раз — ха!

Юноша смолк, жутко тараща глаза, словно увидев что-то за спиной собеседника. Лайам невольно обернулся и тут же о том пожалел. Там стоял Ульдерик, с мрачно мерцающим взглядом и тростью, прижатой к плечу. За ним возвышался бледный, испуганный Окхэм. Лайам повернулся к барону.

— Уйдемте отсюда! — крикнул он, хватая Квэтвела за руку. Толпа в этот миг восторженно взвыла, заглушая пронзительный визг раненых псов.

— Эй, граф, куда подевалась ваша супруга? А? Что скажете, а?! Шулер, треклятый шулер! — завопил барон, напирая на Лайама и вновь заставляя его повернуться к безмолвному графу.

Лайам не видел, как трость слетела с плеча Ульдерика, но даже вопль толпы не смог заглушить мягкого хруста костей и тихого вскрика. Квэтвел, обливаясь кровью, рухнул на землю — нос его был перебит.

На какой-то миг все участники сцены застыли. Трость Ульдерика зависла в воздухе, Лайам оцепенело разглядывал ее наконечник, Квэтвел не подавал признаков жизни. Наконец лорд Окхэм сдавленно выругался. Потом он осторожно взял графа за руку и куда-то повел. Ульдерик не сопротивлялся. На губах его играла торжествующая усмешка.

Лайам склонился над Квэтвелом, который, глухо постанывая, стал приходить в себя.

Четверть часа спустя Лайам сумел унять кровь, хлеставшую из перебитого носа барона, он поднял Квэтвела на ноги и вывел из жуткого заведения. Крики толпы, рык ослабевшего зверя, злобный лай и жалобный визг собак еще долго преследовали его.

Прохладный ночной воздух подействовал на Квэтвела благотворно, молодой барон встряхнул головой и открыл глаза.

— Что это со мной? — пробормотал он и застонал.

Окхэм, возникший из темноты, подхватил юношу с другой стороны. Вдвоем они вывели его на дорогу. Там их уже поджидал Ульдерик, он стоял, опустив руки и держа трость за оба конца. Лицо графа, освещенное отблесками огня факелов, было бесстрастным.

— Я требую удовлетворения, — ровным тоном произнес Ульдерик. — Когда он оправится, мы с ним сойдемся на поле чести. Господин Ренфорд, вы видели все, что произошло, вы будете моим секундантом. Завтра в полдень я жду вас у себя.

Не проронив больше ни слова, граф развернулся и скрылся в ночной тьме. Прошло несколько долгих мгновений. Потом Лайам выругался и топнул ногой.

— Проклятье! Как будто у меня и без того мало дел!

Окхэм сплюнул и с досадой сказал:

— Считайте, что вам еще повезло. А мне придется быть секундантом кузена, — он кивком показал на Квэтвела, который никак не мог обрести равновесие. Пришлось протащить злополучного юношу еще с десяток шагов, прежде чем тот — со стонами и с руганью — начал перебирать ногами.

— Погодите, — сказал наконец Окхэм. — Так мы недалеко уедем. Ваша лошадка сейчас где?

— В конюшне. — Лайам назвал адрес конюшни и имя мальчишки, дежурящего там по ночам.

— Прекрасно. Я знаю этого огольца. Ступайте туда и скажите, чтобы он пригнал сюда какого-нибудь тяжеловоза, а потом поезжайте домой. Дальше я сам обо всем позабочусь.

Лайам кивнул и выскользнул из-под руки барона. Он хотел было идти, но задержался, ибо знал, как управляться с людьми, пораженными в голову, а лорд мог подобного опыта и не иметь.

— Постарайтесь, чтобы барон шел или стоял, пока не прибудет лошадь, а потом следите, чтобы он все время сидел. Даже дома не давайте ему лечь, пусть сидит и в постели. Если начнется рвота, не позволяйте ему заснуть. Вы меня поняли? Это весьма важно!

Окхэм нетерпеливо махнул рукой:

— Хорошо-хорошо!

Лайам все еще медлил. Он посмотрел лорду в глаза и сказал:

— Я думаю, нам надо о многом поговорить, Окхэм. Если и дальше все пойдет в том же духе, ничего толкового наша затея не даст. Вы должны рассказать мне о своих знакомцах побольше.

— Да-да, я это и сам теперь понимаю, — с тяжким вздохом признался лорд. — Приходите завтра, часам к десяти. Мы отправимся к Кэвуду и по пути все обсудим.

Лайам еще раз окинул лорда внимательным взглядом, потом повернулся и зашагал по укрытому мраком проселку, оставив за спиной освещенную факелами площадку с двумя приникшими друг к другу фигурами.

Когда последние отсветы факелов поглотила ночная тьма, Лайам остановился и мысленно окликнул своего фамильяра:

«Фануил!»

«Да, мастер?»

«Ты далеко?»

«Я буду через пару минут».

— Хорошо, — сказал Лайам вслух и шумно вздохнул. На него вдруг накатила злость. Он злился на Окхэма, который от него что-то таил, злился на Ульдерика — за его непреклонную властность, злился на Квэтвела — за его несносную глупость и безрассудство. Но эта злость лишь маскировала поток неодолимой усталости, затопившей каждую клеточку его тела. Этот очень длинный и очень хлопотный день никак не хотел кончаться, и ему совсем не хотелось плутать в одиночестве по темным, неприветливым закоулкам.

«После того, как я лишился кучи монет, после того, как меня затащили в гнуснейшее место, а потом втянули в дуэль — для полного счастья мне не хватает лишь встречи с ночными грабителями!»

Он скорее услышал, чем увидел, как прилетел Фануил. Что-то громко зашелестело, темная тень на миг заслонила звезды — и дракончик завис над ним, чуть подрагивая крыльями.

«Я здесь, мастер!»

— Присаживайся, приятель, — сказал Лайам. — Составишь мне компанию, а?

Дракончик тут же опустился ему на плечо. Он был такой легкий, что Лайам почти не почувствовал его веса.

Мальчишка-конюх оседлал чалого в неимоверно короткий срок и начал седлать вторую лошадку, даже не дослушав, кому и зачем это нужно. Лайам цедил слова медленно и неохотно. Длительная прогулка совсем его доконала, и к тому же он сильно продрог. Ему не хотелось сейчас думать ни о чем, кроме теплой постели.

— Ты знаешь заведение Рэдди?

— Знаю, там травят зверей собаками, — быстро ответил мальчишка и одарил его восторженным взглядом.

— Поедешь туда и поможешь лорду Окхэму усадить в седло прихворнувшего господина.

Мальчишка, стрельнув глазами, кивнул. Только тут до Лайама вдруг дошло, что поглядывают не на него, а на Фануила.

«Тут уж ничего не поправишь», — равнодушно подумал Лайам. Он слишком устал, чтобы беспокоиться из-за такой ерунды.

— Лети как молния, парень. — Лайам пошарил в кошельке и кинул конюху последнюю полукрону. Мальчишка привычно поймал монетку, а потом вдруг с присвистом подбросил ее в воздух, явно испытывая небывалый подъем.

Лайам устало улыбнулся и вскарабкался на спину Даймонда. Он управлял чалым, пока не выехал за городские ворота, а потом предоставил ему самостоятельно выбирать дорогу домой.

— Все идет просто прекрасно, — проворчал он какое-то время спустя. — Кое-кто из нас имеет успех! По крайней мере у конюхов, которые приходят в телячий восторг, даже если им показать палец.

«Я показывал ему не палец, а когти», — совершенно серьезно ответил дракончик.

Лайам рассмеялся. Смешок получился короткий, он тут же перешел в сдавленный вздох. Оставшаяся часть пути прошла в унылом молчании. Кутаясь в плащ, чтобы хоть немного согреться, Лайам ощущал себя несчастной, всеми покинутой сиротинкой. А когда конь начал медленно и осторожно спускаться к берегу по скалистой тропе, в голове ночного скитальца билась только одна мысль: «Скорее в постель!»