— Дон Рамон!

Он проснулся после того, как в дверь постучали несколько раз, и понял, что Хуанито, его слуга, сопровождающий их в свадебном путешествии, стоит за дверью и упорно зовет его.

Быстро вскочив со смятой постели, Рамон поднял валявшиеся на полу пижамные штаны и, надев их, провел рукой по волосам. Он бросил взгляд на Нену, которая с разметавшимися по подушке волосами крепко спала, свернувшись в клубок, как котенок. Рамон улыбнулся и направился к двери. Тихо открыв ее, чтобы не разбудить Нену, он вышел в коридор.

— Что такое, Хуанито? — спросил он, подавляя зевок. — Что случилось? — добавил он по-испански.

— Дон Родриго, сеньор. Позвонила донья Аугуста, чтобы сказать вам, что его состояние ухудшилось. Они с доном Педро считают, что вы должны немедленно возвратиться в Лондон.

— Боже мой! — Сон мгновенно слетел с Рамона, и его мозг быстро заработал. Он посмотрел на дверь. Как отреагирует Нена? У него упало сердце от мысли, что ему придется войти в комнату, разбудить Нену и сообщить ей печальное известие. Хорошо, — кивнув, сказал он. — Позаботься, чтобы вертолет был здесь через час. Нам необходимо быстро прибыть в международный аэропорт в Афинах.

С этими словами Рамон повернулся и вошел в комнату, чтобы сказать женщине, с которой он впервые занимался ночью любовью, что медовый месяц, на который он начал возлагать такие надежды, подошел к концу. Некоторое время Рамон смотрел на нее, затем приблизился к кровати. Сев рядом с Неной, которая спала в той же позе, он ласково провел рукой по чудесным густым волосам ни темным и ни светлым, удивительный цвет которых подчеркивали мириады золотистых прядей.

Собравшись с духом, Рамон нежно поцеловал ее в закрытые глаза, потом в губы.

— Нена, — прошептал он, осторожно тряся ее за плечо. — Проснись, дорогая.

Нена медленно выплывала из глубин восхитительного сна. Сначала она не размыкала веки, наслаждаясь ощущениями, вызванными чудесным сном. Затем она потянулась, почувствовала свое тело, легкую боль, возникшую от этого движения, и мало-помалу она вспомнила события прошедшей ночи.

Вздрогнув, она открыла глаза и увидела склонившегося над ней Рамона.

— Доброе утро, жена, — тихо сказал он. — Ты хорошо спала? — В его глазах вспыхнул огонек, и Нена почувствовала, что краснеет.

— П-прекрасно, — пробормотала она, отводя глаза, когда Рамон наклонился и, обняв, притянул ее к себе.

— Не смущайся тем, что произошло между нами, — ласково сказал он, — так и должно быть.

Он не добавил, какое необыкновенное чувство испытал, когда наконец овладел ею. Ничего подобного ему не приходилось ощущать, а ведь в его жизни было много женщин — молодых, зрелых — и со всеми он пережил волнующие моменты. Они научили его, как довести до совершенства искусство любви, стать умелым и тонким любовником, умеющим доставлять удовольствие и способным одновременно удовлетворять собственные потребности. Но никогда он не испытывал такой всепоглощающей страсти, которую пробудила в нем его жена-девственница.

Но сейчас неподходящий момент, чтобы думать о таких вещах, напомнил себе Рамон. В конце концов, долг прежде всего.

Усадив Нену, которая стыдливо завернулась в простыню, он положил руки ей на плечи.

— Нена, боюсь, у меня плохие новости.

— Что? Что случилось? — она нахмурилась, и в ее глазах мелькнул страх.

— К сожалению, они касаются твоего дедушки.

Ему стало хуже.

— Боже мой, нет! — она отпрянула от Рамона, в ужасе глядя на него. — Я должна немедленно уехать, — прошептала Нена, внезапно осознав, где она находится. Она занималась любовью с мужчиной, которого навязали ей и которому она позволила овладеть своим телом, в то время как ее дедушка тяжело болен и, вероятно, нуждается в ней. — Я должна уехать сейчас же! — вскричала она, пытаясь вскочить с кровати.

Рамон быстро поднялся.

— Я приказал, чтобы вертолет был здесь как можно скорее.

— Спасибо, — натянуто сказала Нена, вставая.

Простыня закутывала ее наподобие тоги.

— Мы улетим, как только приземлится вертолет.

— Мы?

— Конечно, — ответил Рамон.

— Но я могу уехать одна, — возразила Нена. Ей хотелось побыть в одиночестве, чтобы попытаться заглушить мучивший ее стыд.

Почему она допустила то, что произошло ночью? Как смогла она забыть о дедушке и позволить Рамону уложить ее в свою постель и… Все это так ужасно и вселяет в нее чувство безысходности. В конце концов, этот мужчина всего лишь хотел обладать ею — сделать ее частью своей обширной собственности. И теперь он поставил на ней свое клеймо, утвердил право владеть ею. Вероятно, он полагает, что может везти ее, куда захочет, использовать для удовлетворения своих потребностей так, как он делает со всем, что принадлежит ему.

Пытаясь сохранить то, что осталось от ее достоинства, Нена коротко кивнула и, высоко подняв голову, направилась в огромную ванную комнату, отделанную мрамором, дверь в которую, как она заметила, была приоткрыта. Но даже горячие струи воды не могли смыть с нее мучительное чувство вины и стыда.

Рамон вздохнул, когда Нена закрыла за собой дверь. Он читал ее как книгу — сомнения, гнев, шок, самоуничижение, которыми были полны ее глаза, — и жалел лишь о том, что нет времени, которое помогло бы смягчить неизбежные переживания. Пожав плечами, Рамон пошел во вторую ванную. Сначала надо решить первоочередную задачу — как можно скорее доставить Нену к дону Родриго.

Он всей душой надеялся, что они не приедут слишком поздно.

Во время полета Нена не сказала и двух слов.

Когда самолет приземлился в лондонском аэропорту Хитроу, таможенники поднялись на борт и быстро покончили с формальностями. На летном поле их ждал автомобиль Рамона, и они немедленно поехали в Виндзор.

Из нескольких телефонных звонков, которые Рамон сделал по мобильному телефону, они узнали, что состояние дона Родриго не улучшается. Вероятно, его придется отвезти в больницу.

Нена забилась в угол, стараясь быть как можно дальше от Рамона. Судорожно стиснув руки, она проклинала себя. Заслужит ли она когда-нибудь прощение за то, что ее не было с дедом, когда он больше всего нуждался в ней? Ей не надо было соглашаться на этот злополучный медовый месяц.

Она должна была просто отказаться уехать. Они могли бы остаться где-нибудь поблизости. Не было никакой необходимости отправляться так далеко — в Грецию.

Снова и снова Нена безжалостно укоряла себя.

Когда они подъехали к Турстон-Мэнор, она выпрыгнула из машины, не дожидаясь, пока шофер откроет ей дверцу.

Выходя из автомобиля, Рамон видел, как Нена ворвалась в дом и побежала по лестнице в комнату деда, не обратив внимания на медсестру и донью Аугусту, которые стояли в коридоре.

И только оказавшись перед дверью, она остановилась, сделала глубокий вдох, пригладила волосы и на цыпочках вошла, боясь побеспокоить больного.

В комнате было темно. Портьеры были задернуты, чтобы яркий солнечный свет не проникал в комнату. Дон Родриго неподвижно лежал на большой дубовой кровати. Он показался Нене более изможденным и хрупким, чем в последний раз, когда она видела его. Подойдя к нему, она подавила рыдание и, тихо опустившись на стул рядом с кроватью, осторожно положила руку на неподвижные, пожелтевшие, как воск, пальцы деда.

— Я здесь, дедушка, — тихо прошептала она, задыхаясь от рвущегося из груди рыдания. — Пожалуйста, прости, что меня не было здесь, когда я была нужна тебе.

— Пена? — Глаза старика открылись, и он с трудом повернул голову. — Дитя мое, ты приехала. Тяжелые веки снова сомкнулись, и он слабо сжал руку внучки. — Так некстати, что мне стало хуже именно в это время, — едва слышно добавил он.

— Дедушка, я уверена, что ты почувствуешь себя лучше! — воскликнула Пена, проводя рукой по лбу деда. Она заставит его выздороветь, несмотря на страшный прогноз врачей.

На лице дона Родриго появилось слабое подобие улыбки.

— Ах, моя Нена… Ты всегда была такой милой решительной малышкой, — прошептал он.

Дверь открылась, и, подняв голову, она увидела, как вошли донья Аугуста и Рамон, за которыми следовала пожилая медсестра в белом халате.

— Боюсь, что он не должен переутомляться, тихо сказала медсестра, подходя с подносом в руках к кровати. — Прошу прощения, миссис Вильальба, но мне надо дать дону Родриго лекарство.

— Хорошо. — Нена поднялась со стула. Она нежно поцеловала деда в морщинистый лоб и прошептала:

— Я вернусь позже, дорогой.

Дед слабо кивнул, но Нена заметила, что он побледнел. Даже те несколько минут, которые она провела с ним, вызвали у него упадок сил.

Закусив губу, Нена вышла из комнаты, даже не взглянув на мужа.

Донья Аугуста взяла ее под руку.

— Я очень сочувствую тебе, Нена, — сказала она, не в силах видеть такое безмерное страдание. Давай спустимся вниз. Тебе нужно выпить чаю или спиртного. О твоем дедушке заботятся наилучшим образом.

В ту ночь они остались в Турстон-Мэнор. Нена ясно дала понять, что они будут спать в отдельных спальнях. Рамон намеревался воспротивиться этому, но, инстинктивно поняв, что в это тяжелое время ей необходимо одиночество, не стал возражать.

Из Лондона приехал дон Педро, и они поужинали, лишь изредка обмениваясь словами. Есть никому не хотелось. Нена не могла проглотить ни кусочка, неотступно думая о дедушке, в комнате которого она проводила большую часть дня, молча сидя на стуле рядом с кроватью. Она гладила худую руку деда и молилась, чтобы произошло чудо.

Несмотря на первоначальное стремление немедленно отвезти его в больницу, Нена прислушалась к словам доньи Аугусты, которая со свойственной ей мягкостью предположила, что дону Родриго, возможно, приятнее находиться в своем доме.

Позже Рамон высказал ей ту же мысль, и, несмотря на сильное желание отнестись с пренебрежением к его словам — Нена чувствовала, что он отчасти повинен в том, что ее не было с дедом, — и все-таки отправить деда в больницу на вертолете, она выслушала горькую правду.

— Нена, я знаю, как тебе трудно смириться с этим, но, думаю, ты должна взглянуть правде в лицо. Конец уже близок, — сказал Рамон, когда они остались одни в холле. Он не сделал попытки взять ее за руку и разговаривал с ней, стоя поодаль.

— Должен же быть какой-то выход! — в сотый раз повторила она. — Я уверена, что можно сделать что-то.

— Ты слышала, дорогая, что сказал врач, — мягко возразил Рамон. — Дону Родриго ничем нельзя помочь. Мы можем только сделать все возможное, чтобы скрасить ему последние часы жизни.

Услышав эти слова, Нена с глазами, полными слез, побежала по лестнице. С силой сжав балясину перил, Рамон смотрел ей вслед, чувствуя, что лучше оставить Нену в покое.

И ему снова захотелось поднять вопрос об общей спальне. Не потому, что он хотел заняться с ней любовью. Он знал, что Нена отчаянно нуждается в утешении, которое она смогла бы найти в его объятиях. Но, видя ее отчужденность, он промолчал. У него будет достаточно времени, чтобы облегчить ее горе, когда дон Родриго отойдет в лучший мир и Нена полностью осознает свою потерю. Как мудро поступил престарелый джентльмен, который сумел предвидеть подобное развитие событий! — подумал Рамон. Скоро ему придется оказать своей жене поддержку, в которой она будет нуждаться.

А пока ночь, которую он проведет в одиночестве, даст ему возможность позвонить Луисе. Собравшись с духом, Рамон набрал номер в Буэнос-Айресе.

— Слушаю, — прозвучало по-испански.

Удивительно, но мелодичный грудной голос не произвел на него обычного впечатления.

— Лу, это я, — по привычке сказал Рамон.

— Неужели, дорогой? И где же ты?

— В Англии.

— Понимаю. Если верить слухам, в последнее время ты был очень занят, — ее голос стал холоден, как воды Антарктики.

— Послушай, Лу, я знаю, что следовало позвонить тебе раньше и все рассказать. Но мне не удалось, — закрыв глаза, он поморщился, представив злое лицо Луисы.

— Значит, это правда, — сказала она после непродолжительного молчания.

— Боюсь, что да.

— И у тебя не хватило порядочности позвонить и самому сказать мне об этом?

— К сожалению, я забыл.

— Ты забыл! Что же, Рамон, это просто чудесно!

У нас была связь, о которой трубила вся пресса, а ты просто "забываешь" сказать мне, что женишься. Прими мои поздравления, — сухо добавила Луиса.

— Лу, я знаю, что виноват. Я должен был сказать тебе. И я готов надавать себе пощечин, но…

— Но что? Ты был поглощен своей юной невестой? — сладчайшим голосом осведомилась Луиса.

— Не глупи! И она не такая уж юная, ей…

— Ох, Рамон, заткнись! Я даже не знаю, почему разговариваю с тобой. Ты заслуживаешь, чтобы тебя повесили, утопили и четвертовали, и, поверь мне, будь ты где-нибудь поблизости, я сделала бы с тобой кое-что похуже.

Рамон содрогнулся, но затем на его лице появилась улыбка.

— Лу, — сказал он вкрадчиво, — ты же знаешь, что, несмотря на то, что между нами все кончено, я всегда буду обожать тебя.

— Гмм. Не пытайся смягчить меня своими льстивыми речами, Рамон Вильальба, — возразила Луиса, явно оттаивая. Она рассмеялась. В конце концов, у них много общего: они искушенные светские люди, которые знают правила игры и могут оставаться друзьями.

Дальнейший разговор шел о пустяках, и, когда он закончился, Рамон с облегчением повесил трубку. Почитав немного, он выключил свет и погрузился в сон.

Спокойствие Рамона заметно пострадало бы, если бы он знал, что Нена, выйдя из комнаты деда и проходя мимо его закрытой двери, услышала единственную фразу, которая заставила ее, уязвленную и разгневанную на него и себя, бегом устремиться в свою комнату.

Я всегда буду обожать тебя.

Эти слова колокольным звоном звучали в ее ушах. Как он мог? Как он мог заниматься с ней любовью, называть ласковыми именами, а потом говорить другой женщине, что обожает ее?

Сбросив халат, Нена легла в постель, чувствуя себя самой несчастной женщиной на свете. Более печального и страшного времени в ее жизни не было. Дедушке не становится лучше, и она постепенно примиряется с неизбежным концом. И теперь ей пришлось услышать эти страшные слова…

Что ж, попыталась утешить себя Нена, свернувшись калачиком под одеялом и решительно высморкавшись, вероятно, даже лучше, что ей стала известна правда. Больше она не сделает такой глупости, как прошлой ночью.

С этого момента она настоит на том, чтобы они спали отдельно. Ясно, что Рамон талантливый актер. Но, как гласит пословица, кто предупрежден, тот вооружен. И она обязательно примет во внимание предупреждение, которое ей случайно удалось услышать, подумала Нена, в ярости сбрасывая на пол подушку.