Войдя в прихожую, Девон поставил вещи на пол и насмешливо спросил жену.

— Что у тебя там, цыганка, — камни?

— Тебе лучше знать — ведь ты упаковывал эти чемоданы. В моем чемодане только одежда, не считая, конечно, килограмма-другого песку. — Тори ногой закрыла входную дверь, поставила на пол этюдник и осторожно прислонила к стене какой-то завернутый в материю холст.

— Что все-таки у тебя там? — Он уже, наверное, раз десять задавал этот вопрос.

Но Тори и на этот раз уклонилась от ответа.

— Да так, когда ты уходил на раскоп, я от нечего делать немного поработала.

В экспедиции Тори ежедневно показывала Девону сделанные ею этюды рабочих, окружающего пейзажа, разные мелкие наброски, и Девона, конечно, заинтересовал этот большой холст, написанный, очевидно, маслом. Однако месяцы женитьбы не прошли даром, он хорошо узнал характер своей жены, поэтому решил не приставать к ней больше с расспросами, а дождаться той минуты, когда ей самой захочется показать свою картину.

— Хорошо, — весело произнес он, — я подожду. — Что же касается камней, то я никогда не привожу их домой. Если ты помнишь, мы оставили их в музее.

Тори подошла, встала на цыпочки, обвила его руками и подняла к нему свое улыбающееся лицо.

— Я все прекрасно помню. Например, как ты настоял на том, чтобы представить меня директору музея и потом долго надоедал ему, расписывая блестящие способности твоей жены.

— Тори, извини меня. Но я действительно очень горжусь тобой.

— Никогда бы не подумала.

Девон не успел ничего ответить, потому что в этот момент раздался истошный кошачий вопль, прервавший их разговор, — и откуда-то сверху с высокой лестницы, на них обрушился бедняга Виски, приземлившийся точно на плечо Девона.

Девон вздрогнул и даже пошатнулся от неожиданности.

— Посмотри-ка, как он соскучился без нас!

Тори со смехом принялась отдирать котенка от его рубашки.

— Напомни мне, Девон, чтобы я не забыла поблагодарить Фила и Анжелу за то, что они заботились о нем и доставили его сюда к нашему приезду.

— Не забуду еще одно: ему необходимо постричь когти, — потирая плечо, сказал Девон.

Прислушиваясь к громкому урчанию котенка и с нежностью глядя на него, Тори проговорила:

— Знаешь, Девон, активность Виски — неотъемлемая часть его очарования. — Она встала на цыпочки и, поцеловав Девона в подбородок, добавила — Как и твоего тоже.

Девон с улыбкой наблюдал, как Тори проследовала за котенком на кухню, чтобы накормить и напоить малыша. Наклонившись, он поднял чемоданы и понес их наверх, благородно устояв перед искушением заглянуть под материю, которой была закрыта таинственная картина.

К тому времени, как он снова спустился вниз, Тори распахнула двери французского балкона в гостиной, чтобы, впустить теплый воздух и полюбоваться пейзажем позднего лета, и набрала номер Анжелы.

Поскольку Девону было позволено присутствовать при беседе, он слышал, что в разговоре упоминалось и его имя. Он стоял рядом и смотрел на свою жену. Тори по-прежнему представляла для него притягательную тайну, и ее разгадка требовала не менее глубокого изучения и нежного обращения, чем те тысячелетние находки, которым он посвятил большую часть своей жизни.

Прежняя нервозность в ней уступила место безмятежному спокойствию. Цыганские глаза оставались такими же загадочными и все так же меняли цвет, но в них исчезла былая настороженность. И хотя и раньше она не предавалась унынию, месяцы их брака дали ей чувство защищенности и уверенности в себе, во взгляде вместо растерянности появились живость и восторженность.

Она бывала разной: счастливой, любящей, сердитой, веселой, озабоченной. Ему приходилось видеть ее в различных, не слишком выгодных для женщины ситуациях, например, после ужасного путешествия на верблюдах по раскаленной пустыне или после того, как она однажды упала в грязную реку. Под жгучими лучами солнца, стоя на коленях, она перебирала глиняные черепки, с восторгом разглядывая их, или мыла их под проливным дождем. Она не боялась ни насекомых, ни пресмыкающихся, легко находила общий язык и с научными сотрудниками, и с рабочими, весело шутила со студентами, добрая половина которых была в нее влюблена.

Он видел, как, вскарабкавшись на развалины древних руин или на гребень песчаной дюны, она с альбомом в руках и с запасными карандашами за ухом и в зубах увлеченно работала, стараясь схватить заинтересовавшее ее выражение на лице рабочего или сделать набросок пейзажа в лучах заходящего солнца.

Она привыкла спать в самолетах, поездах, автомашинах, но только не тогда, когда проезжали мимо реки или озера, потому что ей нравилось смотреть на воду. В совершенстве овладев французским языком, она легко осваивала и языки местных жителей. Она обожала романы ужасов и, читая их, порой умирала со страха, но обязательно вставала, чтобы посмотреть, в чем дело, услышав ночью какой-нибудь подозрительный шум.

Он вспомнил, как был напуган, обнаружив ее отсутствие в одну из таких ночей, но, выйдя на поиски, вскоре увидел ее неподалеку: она кормила забредшую в их лагерь бродячую собаку.

Девон знал, что она готова прийти на помощь любому живому существу, стоило тому лишь посмотреть на нее печальными глазами. О том, что это могло быть опасно, она не думала. Когда в течение двух недель они гостили у его друга, работавшего в знаменитой долине Серенгети в Африке, она умудрилась внушить симпатию к себе даже одному из львов — огромному дикому хищнику. Было с чего тревожиться ее бедному муженьку. Когда же Тори настояла на том, чтобы проделать хотя бы небольшое путешествие по Сахаре («Просто грешно отказаться от такой возможности, мы же совсем рядом», — твердила она ему), ей удалось добиться признания у самого противного, с точки зрения Девона, верблюда. Животное, испытывавшее явную неприязнь к Девону ходило за Тори, как на привязи.

Тори удалось сделать набросок, изображавший инцидент, когда этот чертов верблюд — Тори дала ему кличку Слот — загнал Девона в палатку. На рисунке была видна задняя часть туловища животного, который собирался лягнуть Девона, метавшегося по палатке, пытаясь как-то выбраться из нее. Под рисунком была подпись, сделанная рукой Тори: «Мой герой».

Ничего себе, герой, вспомнил он себя в ту минуту, улыбнувшись. Хотя… может быть, она имела в виду верблюда?

Девон все смотрел и смотрел на нее, а Тори, не подозревая, что за ней наблюдают, смеялась над чем-то, что говорила Анжела, и ему так и не верилось до конца, что она — его жена. Его Тори, его дорогая цыганочка. Девон увидел, что на простенке напротив портрета Магды теперь висел портрет отца Тори. Он подошел к нему и стал внимательно рассматривать. Светлые волосы мужчины едва заметно подернула седина, а карие глаза, словно смотревшие внутрь, выражали то же стремление к самопознанию, что отличало его прабабку и дочь. Перед ним был тот самый тип мужчины, который покрыл зеркалами всю ванную, чтобы никогда не забывать, что он всего лишь человек. И Девон про себя поблагодарил его за дочь, которую он вырастил и так воспитал.

— Почему ты глаз не сводишь с портрета моего отца?

Девон улыбнулся ей, своей Тори, которая закончила разговор с Анжелой и теперь слегка насмешливо наблюдала за ним.

— Я благодарю его за замечательную дочь которую вырастили он и твоя мать.

Тори опустилась на край кушетки.

— На тебя опять что-то находит, — озабоченно проговорила она.

— Ничего подобного, и вообще у меня не бывает плохого настроения.

— Нет, ты иногда впадаешь в меланхолию. Например, когда смотришь на одну из своих древних находок, ты становишься каким-то не от мира сего.

— При чем тут дурное настроение? Или меланхолия? Это просто увлеченность.

— Ну, разве что ты так считаешь. Хотя я все же думаю, что дело в настроении.

— Боже, какая у меня упрямая жена!

— Ты тоже хорош. Кроме того, ты не должен замечать мелких недостатков, которые, конечно, могут у меня быть.

— Вот как?

— Я же стараюсь не замечать твоих — все должно быть справедливо.

— Знаешь ли ты, моя дорогая цыганка, что играешь с огнем?

— Уж не собираешься ли ты меня перевоспитать?

— Не испытывай моего терпения. Перестань!

— И не подумаю! — Она вдруг засмеялась. — И пожалуйста, можешь меня наказать: я готова остаться без обеда.

— Да? Чтобы ты свернула себе шею на лестнице, когда ночью будешь пробираться на кухню за едой? Кстати, что ты думаешь насчет того, чтобы съездить за продуктами? Надо снова наполнить холодильник. Насколько я помню, перед отъездом мы его весь очистили.

— Можешь об этом не беспокоиться. Сегодня утром Анжела наполнила его.

— Какая у меня замечательная невестка!

— Совершенно с тобой согласна.

— Как у нее дела?

— Будущая мать чувствует себе превосходно. Так что месяца через два у тебя появится еще один племянник или племянница. — Тори засмеялась — Анжела несколько нетерпелива, она говорит, что ей надоело ходить, как раздувшийся шар.

— Могу себе представить, как ей тяжело.

— Ты? Вряд ли.

— Я вообще уверен, что женщинам дети не нужны, — с самым невинным видом проговорил он.

— И ты, небось, считаешь, что главная роль здесь принадлежит мужчине?

На мгновение задумавшись, Девон ответил:

— С анатомической точки зрения — да.

Тори фыркнула.

— Я вполне серьезно это говорю, — возмутился он.

— Я и не сомневаюсь, — Тори подавила очередной приступ смеха и вдруг, вспомнив о чем-то, придвинулась ближе и легонько погладила его по щеке. — Дорогой…

Ее вкрадчивый тон заставил его насторожиться.

— Ч-что, дорогая?

— Ты ведь не слишком устал, правда?

Он с трудом подавил улыбку.

— Все зависит от того, что последует за этим вступлением.

— Дело в том, что мы могли бы приготовить спагетти, а так как они у тебя получаются лучше, чем у меня…

— Да уж, если за дело возьмешься ты, спагетти вряд ли будут съедобными, — проворчал он с кислой миной.

— Вот именно, миленький, — обрадовано подхватила она. — Так ты займешься ими?

— Вполне возможно. — Легко, как пушинку, Девон поднял ее и усадил к себе на колени. — А что мне будет за это?

Тори обвила руками его шею.

— Ничего, — сказала она кокетливо.

— Может, исполнишь «Танец с семью покрывалами»?

— Я его не знаю.

— А ты сымпровизируй, — подсказал он.

Тори задумалась, потом решительно кивнула головой.

— Так и быть, попробую.

— Мне не терпится это увидеть.

— Сначала выполни свое обещание. И пока ты будешь занят на кухне, я поднимусь наверх и попробую соорудить себе какое-нибудь подобие костюма. — Она весело поцеловала его.

Девон встал с кушетки, не выпуская ее из рук, потом осторожно поставил на ноги.

— Ладно, иди. — Он посмотрел, как она поднимается по лестнице, и направился в кухню готовить спагетти и отражать новые нападения любознательного котенка.

Не прошло и десяти минут, как Тори стремительно влетела в кухню, ее сияющее лицо выражало радостное изумление.

— Как это тебе удалось? — спросила она его без всякого вступления. — Тайком от меня? Удивительно: ведь эти вещи упаковывала я. Но как ты мог мне не показать этого? Ведь мы проходили таможенный досмотр!

— Точно так же, как ты прятала от меня свою картину. — Девон отложил в сторону нож, которым он резал овощи для соуса, и заговорщически подмигнул. — Просто я знаю одно волшебное слово. Оно безотказно действует на таможенников.

Тори крепко обняла его, не выпуская из рук забавную мягкую игрушку, изображавшую верблюда. — Дорогой Девон, спасибо тебе, он мне так нравится! И где ты отыскал такого пятнистого — он вылитый Спот!

— Поверь мне, это было нелегко, — сдержанно сказал Девон и поцеловал ее.

Она посмотрела на него своими удивительными, таинственно подернутыми фиолетовой дымкой глазами.

— Я люблю тебя. — Голос ее был полон нежности и страсти. — И я любила бы тебя, даже если бы ты ничего мне не дарил.

— Не хочешь ли ты сказать, что я мог сэкономить на этом несколько баксов? — насмешливо спросил он.

— Ох, ты забыл про твои спагетти!

— Кстати, это твои спагетти, — напомнил он. — И именно ими я занимался, когда одна сумасшедшая особа ворвалась в комнату с верблюдом в руке.

Тори со смехом вскочила и, послав ему воздушный поцелуй, вспорхнула по лестнице и снова принялась за распаковку.

Когда после душа Девон поднялся в спальню, Тори мирно поджидала его. В этом факте не было ничего особенного. Необычной была сама Тори.

Сдвинув в сторону покрывало, она лежала, облокотившись на подушки на красивых шелковых простынях кремового цвета, которых он никогда раньше не видел, да и сейчас не обратил на них большого внимания. Он не сводил глаз с Тори. На этот раз она была в подаренном им черном ансамбле из шелка и кружев, составлявшем удивительный контраст с золотистой гладкой кожей и соблазнительно облегавшем ее гибкое тело. Девон не удержался и присвистнул от восхищения. Она как-то торжественно поблагодарила его за этот необычный комплимент:

— Спасибо.

Внезапно оробев, Девон прокашлялся и сказал, скрывая смущение за шуткой:

— Следует ли мне смиренно просить тебя о милости или же с благодарностью принять этот щедрый дар Богов?

— Что ты действительно должен сделать, — прошептала Тори, — так это заняться шампанским. Я не умею открывать бутылки.

Только теперь Девон заметил на ночном столике бутылку шампанского в серебряном ведерке наполненном льдом, и стоящие рядом два бокала. Медленно пройдя через всю комнату, он сел на край постели и потянулся за бутылкой, не сводя глаз со своей жены.

— О, дорогая, вряд ли спагетти достойны такого великолепного сопровождения.

Тори улыбнулась.

— Но у нас есть повод. Мы должны кое-что отметить. Ведь почти год прошел с тех пор, как в то знаменательное утро ты постучал в дверь моего дома. И поскольку в самый день этого юбилея мы будем в Вашингтоне, я решила, что можно, отпраздновать событие чуть пораньше.

Она взяла бокалы в руки, а когда пробка с шумом вылетела из бутылки, подставила их под струю, и Девон разлил по ним искрящуюся жидкость. Затем он снова положил бутылку в ведерко, принял бокал из ее рук и торжественно поднял его.

— За тебя, моя любимая цыганка. За нас.

Нежно зазвенели бокалы. Они пили шампанское, не переставая глядеть друг на друга. Фиолетовые глаза встретились с зелеными. Тори покорно склонила голову на плечо Девона, и его рука нежно гладила ее затылок, потом шею, потом медленно спустилась к груди, и она услышала, как он прошептал:

— Я очень тебя люблю.

Девон нежно ее целовал, и постепенно, под влиянием все разгоравшегося желания, его поцелуи становились все более пылкими, более жгучими. Свободная рука Тори скользнула вниз, к его груди, худому животу, добравшись до полотенца вокруг его бедер, и вдруг она не без досады вспомнила, что забыла нечто очень важное — показать ему свой сюрприз, который она приберегла именно к сегодняшнему вечеру.

Он осыпал поцелуями ее шею, когда она тихо шепнула ему:

— У меня есть для тебя подарок.

— Да ты сама — просто подарок, — выдохнул он, не в силах от нее оторваться.

Но Тори освободилась из его объятий, поставила бокал на ночной столик и, запустив пальцы в его волосы, мягко повернула к себе его лицо:

— Но у меня есть действительно подарок для тебя, очень хороший подарок.

Девон вздохнул, его глаза были темны от страсти.

— Но мне и так хорошо, моя девочка.

— Что же, суди сам.

Он нехотя поставил свой бокал, взглянув на нее, и увидел в ее лице удивившее его выражение какой-то неуверенности.

Дотронувшись до его щеки, она кивком головы показала на что-то за его спиной.

— Это там, посмотри.

Девон медленно обернулся. Входя в комнату, он не заметил в том углу ничего особенного. Но теперь он увидел все. Мягкий свет стоявшей на столике лампы освещал висевшую на стене картину — ту самую, которую она так охраняла от его любопытства.

Девона как будто что-то подняло с кровати, он в одно мгновение оказался перед картиной. Фон ее представлял собой прекрасный пустынный пейзаж с руинами. Разрушенные стены — эти немые свидетели древней цивилизации — освещали лучи заходящего солнца. На переднем плане стоял мужчина в рубашке с открытым воротом. Сощурив от солнца глаза, он смотрел на потрескавшуюся от времени глиняную фигурку, которую держал в руках. Однако его внимание было сосредоточено на чем-то другом, о чем зритель мог только догадываться.

Изящная и горделивая осанка мужчины, ощущавшаяся в нем уверенность внушали уважение. Его волевое, мужественное лицо было озарено вдохновением. Насмешливость и выражение какого-то удивления застыли в изгибах упрямого рта. Кисть Тори запечатлела и другие черты: решительность, терпение, тонкость чувств; внимательный взгляд мог различить в его худощавом лице едва заметную ранимость. Но самым замечательным в нем были зеленые глаза, в которых светилась глубокая, непреходящая любовь.

— Я ведь хорошо помню тот день, — заговорил Девон после долгого молчания. — И тот момент, когда, взглянув наверх, увидел, что ты наблюдаешь за мной.

— Да, верно. — Затаив дыхание, Тори ждала, что он скажет дальше.

Девон медленно вернулся к ней, сев рядом на кровать.

— Значит, ты меня увидела таким… — спросил он, с трудом выговаривая от волнения слова, — таким…

— Да, именно таким красивым, — шепотом закончила она фразу вместо него. — Держащим вечность в своих руках и смотрящим на меня с такой любовью. Вот что я увидела тогда и то, что вижу в тебе всегда. Вот почему я должна была написать твой портрет.

Девон взял ее руки в свои, дрожащие от волнения, и склонил перед ней голову. Целуя ее ладони, он прошептал:

— Благодарю тебя, любимая, за этот бесценный подарок.

— Не благодари меня, Девон. Я только изобразила то, что есть.

Он улыбнулся, его зеленые глаза, полные любви, сияли.

— Тогда я хочу поблагодарить тебя за твой вдвойне ценный дар: за то, что ты дала мне возможность увидеть себя твоими глазами и за твою любовь к тому, что ты во мне увидела.

— Девон, дорогой…

— Моя прекрасная любовь…

Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.