Джон ждал Мэгги там же, где и в прошлый раз, в коридоре, где находилась палата Холлис Темплтон. На этаже – как, впрочем, и во всей больнице в этот поздний час – было тихо, и ничто не отвлекало его от размышлений.

Но сегодня Джон хотел, чтобы кто-то ему помешал.

По идее, он должен был испытывать облегчение от того, что оказался прав и что его сестра не покончила с собой, как считала полиция. С другой стороны, никаких доказательств у него по-прежнему не было. Джону совершенно нечего было предъявить Энди и копам. Да и для него самого вопрос упирался в то, верит он Мэгги или нет.

Верить хотелось. Он почти убедил себя, что Мэгги действительно может знать, чувствовать недоступное абсолютному большинству людей. Но весь его опыт, весь его здравый смысл, на который Джон привык опираться, справляясь с той или иной запутанной проблемой, восставал против этого самым решительным образом. То, о чем рассказала ему Мэгги, казалось невероятным, невозможным, но стоило ему засомневаться, как он вспоминал все, что видел своими собственными глазами: ее острую физическую и эмоциональную реакцию на те места, где происходило насилие или жестокость; страдания, которые Мэгги испытывала вместе с жертвами, пытаясь помочь.

Кроме того, он сам видел картину. Джон был совершенно уверен, что на ней нарисована Тара Джемисон, зверски замученная и убитая сексуальным маньяком. Вместе с тем у него в голове никак не укладывалось, что Мэгги написала ее до того, как Тара была похищена, а главное – он никак не мог представить себе состояние, в котором пребывала Мэгги, работая над ней. Чтобы нарисовать так, нужно было самому быть жертвой.

Или убийцей.

Нет, в том, что ее способность к эмпатии действительно есть нечто реальное, Джон уже не сомневался. С каждой проведенной с ней минутой он все больше убеждался в том, что перед ним человек по своей природе искренний, честный и добрый, но… одержимый. Ее желание помогать другим казалось ему каким-то слишком кармическим, заданным извне, а Джон никогда не верил ни в карму, ни в предопределение.

В конце концов Джон пришел к выводу, что Мэгги не сказала ему ни слова лжи. Что-то в ее голосе, в выражении лица, в ее нежелании рассказывать ему обо всем, что она чувствовала и переживала, убедило его в этом.

Ну и что же дальше?

Во-первых, в смерти Кристины виноват вполне конкретный человек, который хладнокровно застрелил его сестру в ее собственной квартире. При этом не исключено, что убийца и насильник одно и то же лицо.

Во-вторых, Квентин действительно может видеть будущие события.

В-третьих, подонок, за которым они все гонялись в надежде как можно скорее отправить его за решетку, – зверь в человеческом облике, калечивший, насиловавший и убивавший женщин по какому-то своему капризу, рационально истолковать который не в силах был ни один здравомыслящий человек, – уже жил в Сиэтле раньше.

И убивал.

Господи, что же ему теперь делать со всем этим знанием?

Всю жизнь Джон верил только в то, что мог пощупать, к чему мог прикоснуться руками, – в то, что он считал реальностью. Он никогда не был верующим и считал религию систематизированным собранием предрассудков и бессмысленных обрядов. Что касалось так называемых паранормальных способностей, то к ним Джон относился с откровенным презрением, полагая ясновидение, гадание на картах, чтение мыслей и разговоры с загробным миром корыстной выдумкой кучки бездельников, боящихся замарать руки настоящей работой.

И теперь, столкнувшись с паранормальным, что называется, лицом к лицу, Джон отнюдь не был поколеблен в своих убеждениях. Потрясло его совершенно иное. Как, оказывается, мало знает он о том, что такое реальность. Потому что если мир, в котором он живет, допускает существование эмпатов, ясновидящих и кровожадных чудовищ, обладающих способностью возрождаться, чтобы снова и снова мучить свои жертвы, потому, что кто-то когда-то не сумел их вовремя остановить, тогда… тогда реальности его собственной жизни есть не что иное, как дом на песке.

Сознавать это было не слишком приятно, но вместе с тем – интересно и захватывающе. До недавнего времени Джон совершенно искренне считал, что в природе не осталось тайн, во всяком случае, лично для него. Когда он создал свою могущественную финансово-промышленную империю, огромный, доведенный до совершенства механизм, способный функционировать практически самостоятельно, – все честолюбивые цели и задачи, которые Джон когда-то ставил перед собой, оказались достигнуты. Все его мечты сбылись, и жизнь Джона незаметно превратилась в привычное и предсказуемое существование. Джон еще не был готов признаться, что спокойная и размеренная жизнь ему осточертела, но назвать ее скучной он уже мог. Особенно теперь.

Джон уже не помнил, когда в последний раз оказывался в столь сложной, запутанной и… захватывающей ситуации, требовавшей от него мобилизации всех моральных и физических сил и серьезного напряжения ума. Своим умом он когда-то по праву гордился, но он, оказывается, успел изрядно закоснеть, убаюканный годами спокойного бытия.

Только сейчас Джону стало ясно, почему в свое время Квентин пошел работать в ФБР. Джон прекрасно знал, его друг наделен бесшабашным, дерзким, в высшей степени независимым характером, что в сочетании с критическим умом и едким юмором делало его совершенно непригодным к полицейской службе в ее обычном понимании. Квентин пошел в ФБР только потому, что Ной Бишоп потихоньку набирал людей с паранормальными способностями в новое, сверхсекретное подразделение, где Квентин смог найти наилучшее применение своему редкостному таланту, казавшемуся всему остальному миру непонятным, странным и даже пугающим.

– Паршивым же другом я для него был! – пробормотал Джон сквозь стиснутые зубы.

Одно то, что Квентин сохранил дружеские отношения с ним, несмотря на то что Джон не только не верил в его способности, но даже позволял себе посмеиваться над «пророком», как он часто его величал, многое говорило о характере Квентина. Как, впрочем, и о характере самого Джона. Если Квентин показал себя мудрым, терпеливым, всепрощающим, то каким упрямым, грубым, подчас жестоким был он сам.

И глупым.

Что ни говори, вывод был неутешительным.

– Джон?!

Он оттолкнулся от стены, на которую опирался, и выпрямился, удивляясь про себя, как он мог так глубоко задуматься и не услышать ее приближения. Но стоило ему увидеть лицо Мэгги, как все посторонние мысли вылетели у него из головы.

– Что случилось, Мег? Что с тобой?!

Мэгги засунула под мышку альбом для набросков и, натянуто улыбнувшись, достала из кармана сотовый телефон.

– Холлис показалось, она вспомнила что-то важное, но, к сожалению, ничего нового я не узнала. – Ложь далась ей сравнительно легко, и Мэгги поспешно продолжила, боясь, как бы Джон, который в последнее время довольно остро реагировал на все, что касалось ее лично, не догадался о том, что она предпочла бы от него скрыть. – Но я все равно за нее беспокоюсь. Она и Эллен Рэндалл – единственные оставшиеся в живых жертвы Окулиста. И если Эллен останется слепа и не представляет для него опасности, то Холлис… В четверг ей снимут бинты, и не исключено, что она снова будет видеть. Это может напугать Окулиста настолько, что он решит довести начатое до конца. Словом, я считаю, что Холлис необходима охрана на случай, если Окулист что-то пронюхает.

– По-моему, это разумно, – согласился Джон.

– Алло, Энди? – сказала Мэгги в трубку. – Это Мэгги. Вы что, совсем перестали ходить домой? Я – это совсем другое дело: ничто так не нагоняет сон, как очередная порция срочной работы. Нет, у меня никаких новостей нет. Я хотела только попросить тебя, можешь ли ты организовать пост у палаты Холлис Темплтон? Мне не хотелось бы пугать ее, но я думаю, охрана ей не помешает… Нет, ей никто не угрожал, но, если этот ублюдок узнает, что она может видеть, он, скорее всего, может решить, что она для него опасна. Договорись об этом с больничным начальством, ладно? Отлично, спасибо. Что? – Мэгги некоторое время слушала, устало закрыв глаза. Когда она их открыла, взгляд ее был мрачен.

– Понятно… Значит, он решил, что надежнее приканчивать жертвы на месте, не оставляя им ни малейшего шанса выжить. Должно быть, он похитил Тару через несколько часов после того, как расправился с Самантой. Дело принимает скверный оборот. Впрочем, оно с самого начала было скверным. Нет, Джон все еще со мной, мы приедем вместе… Хорошо.

Энди еще что-то сказал, и Мэгги нахмурилась.

– Люк у себя? – спросила она. Ее лицо словно окаменело, и она добавила совершенно мрачным тоном, который Джон слышал только один раз – в день их первой встречи в участке: – Сделай одолжение: скажи ему, что я была бы весьма признательна, если бы он меня дождался. Мне нужно срочно с ним поговорить… Ну ладно, Энди, до встречи.

Она выключила телефон и сунула его в карман. Джон сказал:

– Ты думаешь, Драммонд тебя послушает?

До сих пор Мэгги как-то не приходило в голову, что Джону не было нужды спрашивать, о чем она думает.

– Пусть только попробует не послушать! – ответила она резко. – В некоторых ситуациях упрямство, быть может, совсем неплохая вещь, но дело зашло слишком далеко, чтобы мы и дальше спотыкались о его самолюбие!

– Я думаю, теперь даже Люк это понимает, – откликнулся Джон. – А что тебе сказал Энди? Они нашли Саманту Митчелл?

– Да. Окулист убил ее сразу. Перерезал ей горло. – Она ничего больше не прибавила, но Джон понял – она думает о ребенке Саманты.

– В таком случае, – сказал он, – нам пора объединить наши силы и людские ресурсы и начать работать вместе.

Мэгги кивнула:

– Да. Это следовало сделать уже давно, нам мешал Драммонд. Но теперь у нас нет другого выхода.

– Можешь рассчитывать на мою поддержку. К тому же я уверен, что Энди будет на твоей стороне.

– Я тоже так думаю, – согласилась Мэгги. – Но сначала я все-таки поговорю с Энди, а уж потом пойду к лейтенанту. Если понадобится, я не постесняюсь обратиться к самому начальнику городской полиции, и пусть Люк об этом знает.

– Можешь сказать, что это я пригласил Квентина и Кендру, – сказал Джон. – Тогда Драммонд будет злиться на меня, а вас не тронет.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Кстати, если вам понадобятся дополнительные ресурсы: люди, оборудование, специалисты, – можешь намекнуть Драммонду, что губернатор мне кое-чем обязан, но что мне пока не хочется к нему обращаться. Так и скажи: пока не хочется, но в случае крайней нужды…

– Это действительно так, Джон?

– Честное благородное слово. Я приберегал эту карту на случай, если Драммонд заупрямится и попробует свести мое участие в расследовании к пустой формальности, но в данном случае приходится разыгрывать все козыри, какие есть на руках.

Мэгги усмехнулась.

– Оказывается, все не так плохо, как мне казалось, – сказала она. – Хорошо, я использую этот довод, если все остальное его не убедит.

Джон обнял ее за плечи, отчасти потому, что Мэгги выглядела слишком усталой, отчасти потому, что ему хотелось, нет – было необходимо дотронуться до нее, и сказал:

– Ну что? Едем?

– Едем, – храбро ответила она.

Войдя в конференц-зал, Скотт сел на стул напротив Дженнифер.

– Будь я проклят, если знаю, что происходит, но, похоже, дело серьезное. Джон уединился с Энди в его прежнем закутке в общей комнате, а Мэгги отправилась прямо в кабинет к Драммонду. Дверь, разумеется, закрыта, но в комнате все прекрасно слышно.

– И что же слышно в комнате? – заинтересовалась Дженнифер.

Скотт усмехнулся:

– Что лейтенант трубит как раненый слон – вот что!

Дженнифер покачала головой:

– Если лейтенант дошел до того, что кричит на Мэгги, значит, дело и впрямь не шуточное. Обычно он обращается с нею куда осторожнее, чем с любым из нас.

– Это потому, что Мэгги высоко ценит шеф полиции.

– Да. – Дженнифер бросила взгляд на часы. – Вот, уже почти одиннадцать. Энди сказал, что мы должны отдохнуть, как все порядочные люди, иначе мы ноги не будем таскать.

– Мы не люди, и тем более – не порядочные. Мы копы, и этим все сказано. Впрочем, от таких предложений грешно отказываться, не знаю только, стоит ли ехать домой, или проще соснуть пару часов в свободной камере. Знаешь, когда в прошлый раз босс отправил меня домой, я просидел на диване перед выключенным теликом (просто забыл его включить!) не менее трех часов – все думал о нашем деле.

– Да, я тебя хорошо понимаю, – сказала Дженнифер. – Со мной было то же самое, только я сидела не на диване, а на табурете в кухне.

– Как насчет этого бродяги, которого ты разыскиваешь? – сменил тему Скотт. – Удалось напасть на какой-нибудь след?

– Пока нет. Я обзвонила все городские ночлежки для бездомных, но у них никогда не было человека по имени Дэвид Робсон.

– Он мог назваться другим именем.

Дженнифер пожала плечами.

– Кроме имени, у нас, считай, больше ничего и нет. Описание, которое мне дали в Центральном участке, не слишком точное. Хорошо бы имя было настоящее!..

– Как ты думаешь, что он мог видеть? Ведь не призрак же, в самом деле, ему явился!

– Я думаю, он мог видеть что-то потрясшее его.

– Это Терри Линч так говорит? – не удержался от шпильки Скотт.

– Он хороший коп, Скотти.

– Не сомневаюсь. И все-таки мне очень любопытно, что такого страшного мог увидеть пьяный бродяга?

– Я знаю, вероятность того, что нам повезет, очень мала, – сказала Дженнифер извиняющимся тоном. – Но попробовать все равно стоит. Мы ничего не теряем, к тому же никаких более важных дел у нас все равно нет.

– И, боюсь, не будет. – Скотт снова вздохнул.

– Твоя правда. Нам совершенно нечего делать, так что не буду-ка я тратить время зря. – Дженнифер потянулась к телефону. – Мне нужно еще раз позвонить в те ночлежки, где в первый раз не оказалось никого из администрации. Конечно, это напоминает бросание камней по кустам, но ведь никогда не знаешь, кто вылетит тебе под выстрел в следующий раз – воробей или жирный тетерев.

– Или никто, – мрачно пошутил Скотт. – Так бывает чаще всего, особенно когда слишком надеешься на успех. Ладно, не буду тебе мешать – лови своего тетерева.

И с этими словами Скотт вышел в коридор.

– Я терпеть не могу шантажистов, Мэгги. – Голос лейтенанта звучал спокойно и ровно, но от его недавнего крика у Мэгги все еще слегка звенело в ушах.

– Терпеть не можешь? – Мэгги встала с кресла для посетителей и, слегка наклонившись вперед, оперлась руками о лежащий на столе блокнот. – Тогда не вынуждай меня этим заниматься. Ситуация вышла из-под контроля, и если бы у тебя хватило смелости взглянуть правде в глаза, ты бы давно это признал. И перестал упрямиться!

– Мои люди вполне способны…

– Это преступление им не по плечу. Они отличные копы, но им еще никогда не приходилось сталкиваться с подобным. Их подготовка и опыт им не помогут. Подобного опыта у них просто нет.

– Если бы ты сделала набросок…

Мэгги выпрямилась и негромко рассмеялась:

– Да, можешь свалить все на меня. Мне наплевать. Можешь сказать, что твой полицейский художник не в состоянии справиться со своей работой и поэтому ты не можешь арестовать преступника.

У Драммонда хватило порядочности покраснеть, но взгляд его по-прежнему оставался злобным.

– Мы делаем все, что в наших силах. Все, что вообще можно сделать. Шеф полиции со мной согласен. Зачем звать на помощь людей из ФБР, если мы все равно не можем предоставить им никаких материалов, никаких улик, с которыми они могли бы работать?

– Выслушай меня, Люк, – терпеливо сказала Мэгги. – Представь себе, что ты охотишься на какого-то опасного зверя. Что тебе понадобится в первую очередь? Тебе нужны опытные егеря, загонщики, следопыты. Если, к примеру, ты собираешься охотиться на медведя, значит, тебе нужен специалист по медведям…

– Мы копы и охотимся на преступников, – сердито перебил Драммонд. – И даже иногда их ловим, если ты заметила!

– Да, это так. – Мэгги намеренно заговорила спокойным, почти небрежным тоном, в котором не звучало ни малейшего намека на угрозу. – Но Окулист – это не просто еще один преступник. Именно в этом кроется твоя главная ошибка, Люк. Ты недооцениваешь ситуацию. Он не просто преступник, Окулист – это монстр, взбесившийся зверь, который идет на все, лишь бы скрыть свое нечеловеческое лицо от умирающих жертв. А когда охотишься на чудовищ, нужно найти помощников, которые в них разбираются.

– Например, ФБР.

– Специализированное подразделение в составе ФБР. – Голос Мэгги внезапно прозвучал резко, повелительно. – Тебе нужны специально подготовленные, квалифицированные, преданные своему делу люди, которым совершенно наплевать, что напишут о них в газетах после того, как они сделают свою работу и вернутся в Квантико. И напишут ли вообще. Для них главное – отправить преступника в тюрьму, в газовую камеру или на электрический стул. Им все равно, кто заработает на этом политический капитал.

И снова Драммонд слегка покраснел. Намек на его политические устремления пришелся ему не по вкусу, но он сказал только:

– Что-то я никогда не слышал об этом подразделении.

– Это вполне естественно, – сообщила Мэгги, – они отнюдь не рекламируют себя. – Она выдержала коротенькую паузу, выжидая, пока смысл сказанного дойдет до Люка, и добавила: – Но если ты внимательно пролистаешь информационные бюллетени, которые время от времени рассылает ФБР, ты найдешь несколько упоминаний о специальном отделе. Это и есть то самое подразделение. Противоправные деяния, связанные с особой жестокостью или представляющие большую общественную опасность, – вот их основной профиль. И надо сказать, что послужной список спецотдела выглядит весьма впечатляюще, даже несмотря на то что сотрудникам отдела запрещено вмешиваться в расследование. Они только консультируют, оказывают информационную поддержку, а также другую необходимую помощь.

– Откуда ты вообще знаешь об этом отделе?

– Пару лет назад один мой хороший знакомый едва не поступил туда на работу. – Мэгги пожала плечами. – Они действительно классные специалисты, Люк.

– И все равно я не понимаю, что такого они могут, чего не можем мы? – проворчал Драммонд. – Или они какие-нибудь сверхлюди вроде Человека-паука?

Мэгги невольно улыбнулась такому сравнению. Она уже догадалась, что Люк в конце концов сдастся, пусть и без особой охоты, и не стала нажимать, чтобы не ранить его самолюбие еще глубже.

– Нет, они не сверхлюди, – сказала она. – Просто им уже приходилось охотиться на подобных чудовищ. Поэтому я не исключаю, что они способны взглянуть на проблему под каким-то новым углом. В конце концов, свежий взгляд никогда не повредит. Но даже если у них ничего не получится, это ничего не меняет. Убийство Саманты Митчелл разом подняло все ставки. Как только новости распространятся, люди обязательно спросят, что еще мы можем предпринять, чтобы остановить садиста-насильника, который превратился в жестокого убийцу? Обратись в спецотдел, и у тебя появится ответ на этот вопрос.

– Черт! – Люк Драммонд откинулся на спинку скрипнувшего кресла и ухмыльнулся.

– Ведь ты сам знаешь, что это единственный выход. Единственный разумный выход, – продолжала Мэгги. – Несколько дней назад ты просил меня как можно скорее дать тебе портрет Окулиста. Сегодня я отвечаю: я не могу сделать это одна. Допросы пострадавших мне тоже не помогут. Мне нужна помощь, Люк! Мне нужны люди, которые помогут мне разобраться, как он мыслит!

– Именно поэтому в последнее время ты так любезна с Гэрретом? – недовольно спросил Драммонд.

Но Мэгги пропустила намек мимо ушей.

– Несколько дней назад Джон сказал мне, что, если ты не можешь или не хочешь воспользоваться ресурсами Федерального бюро, он сделает это сам. Тебе ведь прекрасно известно, что он решил во что бы то ни стало отыскать негодяя, который напал на его сестру. В спецотделе у Джона работает близкий друг. Сейчас он здесь, в Сиэтле, и не один, а со своим постоянным партнером. Их приезд носит строго неофициальный характер, к тому же оба агента в настоящий момент в отпуске. Именно их мы должны поблагодарить за то, что тело Саманты Митчелл было найдено так быстро.

Мэгги была уверена, что эта последняя фраза помешает лейтенанту взорваться, и оказалась права. Драммонд задумался, и Мэгги, не давая ему опомниться, повела атаку дальше.

– Никто не собирается покушаться на твой авторитет, Люк, – сказала она. – Все мы думаем только о том, чтобы помешать Окулисту убить еще кого-нибудь. И только от тебя зависит, добьемся мы своей цели или нет. Ты хороший коп, Люк, но сейчас тебе необходимо проявить политическую мудрость. Пошли в специальный отдел официальный запрос. Прикажи Энди ознакомить фэбээровцев со всеми обстоятельствами дела, и я обещаю, что ты не пожалеешь!

– Что ж, пусть будет по-твоему, – неохотно проворчал Драммонд. – Скажи Энди, пусть зайдет ко мне.

Стараясь ничем не выдать своего торжества, Мэгги поспешила выйти из кабинета лейтенанта. Час был поздний, и в общей комнате было всего несколько сотрудников, однако Мэгги сразу заметила, что все они исподтишка за ней наблюдают. Это, впрочем, ее не удивило – поначалу Драммонд орал так, что во всем участке звенели оконные стекла.

Джон и Энди ждали ее.

– Иди к нему, – сказала она Энди. – Быть может, он еще немного порычит для острастки, но официальное разрешение посвятить Квентина и Кендру во все детали ты получишь.

– Надеюсь, тебе не пришлось пообещать ему за это свое первое дитя? – поинтересовался Энди, вставая.

– Нет. Но, боюсь, все это далеко не бесплатно, – ответила Мэгги.

Подмигнув обоим, Энди направился к кабинету Драммонда, а Мэгги повернулась к Джону.

– Отличная работа, Мэгги, – негромко сказал он. – А теперь посиди немного, расслабься. – Она выглядела не просто усталой, а измотанной, и он волновался за нее, но решил ничего не говорить.

Мэгги села на второй стул.

– Легче допросить десять свидетелей, чем переспорить Люка. Он почти так же упрям, как пишут в детективных романах.

Джон слабо улыбнулся.

– Ты сумела его убедить. Это главное.

– Будем надеяться. – Мэгги улыбнулась в ответ. – Как ты думаешь, Квентин и Кендра еще не спят?

– Они оба настоящие «совы», предпочитают вести ночной образ жизни, особенно когда участвуют в каком-нибудь расследовании. Квентин утверждает, что ночью ему лучше думается. Слушай, ты уверена, что лейтенант позвонит им прямо сейчас?

Мэгги кивнула:

– Мы не можем позволить себе терять время, и Люк это понимает.

– Я тоже так думаю. – Джон потянулся к телефону. – Пожалуй, позвоню-ка я им сам.

7 ноября, среда

К тому моменту, когда участники расследования собрались в конференц-зале, время уже перевалило за полночь. Драммонд, впрочем, уехал домой, сказав, что предпочитает встретиться с «этими пресловутыми агентами» завтра, но его отсутствие никого особенно не огорчило. Отсутствовали также несколько детективов: некоторые сдали дежурство и отправились по домам, остальные работали в городе, пытаясь разыскать последнюю из пропавших женщин – Тару Джемисон.

Таким образом в комнате осталось только ядро следственной группы: Энди, Скотт и Дженнифер. Джон представил им Квентина и Кендру, после чего все немедленно занялись делом. Пока Квентин разглядывал прикрепленные к доске описания, фотографии и наброски, Кендра сообщила остальным, что поиск по федеральной базе данных не выявил ни одного хотя бы отдаленно похожего преступления. Следовательно, сказала она, Окулист действительно начал нападать на женщин только шесть с небольшим месяцев назад.

– Но вот это, – сказал Квентин, постучав пальцем по доске с прикрепленными к ней фотографиями, – это совершенно потрясающе. Хотел бы я знать, кто это выкопал? Кому пришла в голову эта блестящая – и сумасшедшая идея?

– Им, – Энди показал на Скотта и Дженнифер.

Скотт объяснил, почему они решили поискать похожие преступления в старых досье.

– Психолог считал почерк преступника слишком устоявшимся, сформированным, вот мы и решили, что, если Окулист начал нападения только недавно, он, возможно, копирует старые преступления, – закончил он.

– Ты, наверное, постоянно залезал за линию, когда в детстве раскрашивал треугольнички и кружочки, правда? – спросил Квентин.

Сначала Скотт не понял вопроса, но потом заметил в глазах агента лукавый огонек и кивнул.

– Да. Из-за этого у меня были вечные неприятности с учительницей. Наша мисс Хендриксон настаивала, чтобы геометрические фигуры были раскрашены аккуратно. Кстати, это в основном были прямоугольники и квадратики.

– Понятно. Вот вам наглядный пример того, как школа подавляет в детях инициативу, фантазию, творческое мышление! – произнес Квентин с шутливым пафосом. – И тем не менее вы с Дженнифер сумели найти единственное логически верное и рациональное решение проблемы. В последнее время подражателей стало, пожалуй, даже слишком много. Возможно, Окулист действительно вдохновился серией старых, нераскрытых преступлений, благо о них подробно написано в нескольких книгах, и не было никакой нужды копаться в полицейских архивах.

При этих его словах Джон бросил быстрый взгляд на Мэгги, ожидая, что она возразит Квентину, но она молча слушала, и лицо ее было суровым. Джон понял, что ему тем более следует молчать. Даже если Мэгги была права, когда утверждала, что они имеют дело с возродившимся в новой телесной оболочке Злом, это вряд ли могло помочь им разыскать эту самую оболочку и отправить ее за решетку. Скорее всего подобное заявление только повредило бы делу. Джон считал, что Окулиста неплохо бы вздернуть повыше в назидание всем, кому вздумается ему подражать.

– Сейчас Джен пытается разыскать свидетеля, который предположительно видел что-то странное в районе, где была найдена Холлис Темплтон. К сожалению, особых надежд на это возлагать не стоит. Найти этого Дэвида Робсона почти невозможно. У него нет ни работы, ни дома, а сейчас многие бродяги подались на юг. Больше у нас почти ничего нет, если не считать утверждения Мэгги, будто Тара Джемисон узнала Окулиста в момент нападения.

Нахмурившись, Дженнифер посмотрела на Мэгги:

– Почему ты так думаешь?

Мэгги пожала плечами:

– Можно назвать это шестым чувством, эмпатией или еще как-нибудь.

– Это не сказки, а проверенный факт, – счел нужным вмешаться Энди, который увидел, как вытянулись лица младших детективов. – Именно благодаря этому шестому чувству Мэгги удается делать невероятно точные наброски предполагаемых преступников. Кстати, я предпочитаю называть его интуицией, – сказал он и улыбнулся Мэгги. – Когда мисс Барнс допрашивает пострадавших или свидетелей, она в буквальном смысле слова переживает с ними то, что они чувствовали во время нападения. Это помогает ей воссоздать картину происшедшего и облик преступника.

– Как правило, удается, – уточнила Мэгги. – Увы, с одними людьми это ощущение сильнее, с другими – слабее. Кроме того, много зависит от того, насколько серьезным было преступление. Жертвы изнасилований, хулиганских нападений и прочих связанных с насилием преступных деяний глубоко травмированы. Их чувства и эмоции намного сильнее, чем, например, чувства домашней хозяйки, у которой в универсаме вытащили кошелек с кредитными карточками. Впрочем, бывают и исключения…

– Когда в кошельке оказываются наличные, – подсказал Квентин, и все невольно рассмеялись.

– А ты можешь сказать, что я испытываю сейчас? – требовательно спросила у Мэгги Дженнифер, сразу ставшая серьезной, если не угрюмой.

– Ну, для этого не нужно быть… – «экстрасенсом», чуть не ляпнула Мэгги, но вовремя поправилась: – …семи пядей во лбу. Вы не верите мне и раздражены, что я отнимаю у вас время. Это все, что я могу прочесть по вашим позам, жестам, голосу, выражению лиц, не вступая в физический контакт.

– Расскажи им остальное, – неожиданно вмешался Квентин.

Мэгги посмотрела на него, потом перевела взгляд на сидевших за столом детективов.

– Любая эмоция, любое сильное чувство, – начала она, – является одной из разновидностей энергии, судя по всему – электромагнитной. Эта энергия обладает свойством накапливаться в определенных местах, которые словно бы пропитываются ею. Когда я попадаю в такое место, например, в квартиру, где произошло убийство, мне удается подключиться к жертве или даже к преступнику. И тогда я чувствую… многое из того, что они переживали и чувствовали в тот момент.

– Именно так ты узнала о ссорах между Митчеллами? – догадался Энди и, когда Мэгги кивнула, быстро перечислил названные ею события, чтобы остальные поняли, что он имеет в виду.

– В каждом из этих случаев, – добавила Мэгги, – эмоции Митчеллов оказывались намного сильнее, чем обычно. Особенно сильно они поссорились из-за попугая, но и спор Томаса с тестем тоже был достаточно ожесточенным. Что касается осколка зеркала, которым порезалась Саманта, то тут была просто сильная боль, и я ее почувствовала.

– Но в полицейском участке должно быть достаточно сильных эмоций, – сказала Дженнифер. – Их ты ощущаешь?

Мэгги слегка поморщилась.

– До недавнего времени я воспринимала их как неприятное покалывание на коже. Так бывает, когда в воздухе скапливается слишком много статического электричества. Но в последнее время ощущение усилилось. Кроме этого, я начала чувствовать страдания пациентов в больницах.

– Ты ничего не говорила, – сказал Джон растерянно. – Почему?

– А что я могла сказать? – пожала плечами Мэгги. – Для меня это превратилось в постоянный шумовой фон, который почти не воспринимается сознательно. Так житель большого города не замечает шума транспорта и, только оказавшись на природе, начинает понимать, что ему чего-то недостает. Впрочем, время от времени какая-то особенно сильная эмоция прорывается и в сознание.

– Например? – В вопросе Дженнифер ясно прозвучал вызов.

Мэгги бросила вопросительный взгляд на Квентина. Тот покачал головой.

– Надо, Мэгги. Придется пару раз прыгнуть через горящий обруч и походить на задних лапах, иначе никто не поверит, что тигр на самом деле ученый.

– Хорошо. – Мэгги заметила, как щеки Дженнифер слегка порозовели, но ответила на вопрос так, словно не заметила брошенной ей перчатки. – Например, сегодня, то есть вчера утром сюда доставили подозреваемого в краже со взломом. Детектив Харрисон, который ведет дело, совершенно уверен, что этот парень действительно вламывался в богатые квартиры и особняки, но вся беда в том, что ни у него дома, ни у известных скупщиков краденого вы не обнаружили ничего из похищенного.

– Да, – подтвердил Энди. – Все верно. Ну и что?

– Когда сегодня этот парень был в участке, он очень боялся, что вы узнали о складском помещении в подвале соседнего дома, которое он взял в аренду на имя своей замужней сестры.

– Господи Иисусе! – воскликнул Скотт. – Нужно бы позвонить Майку Харрисону, но я боюсь что-нибудь пропустить.

– Позвонишь потом, – коротко приказал Энди, внимательно разглядывая Мэгги. – Что еще ты можешь рассказать?

– Та пожилая женщина, которую вы подозреваете в убийстве мужа, на самом деле его не убивала.

– Не убивала?

– Нет, он умер своей смертью. Но она избавилась от тела, закопала за домом в лесу.

– Вот черт! – озадаченно произнес Энди. – Зачем ей это понадобилось, если она его не убивала?

– Он не был застрахован, а без его пенсии ей не прожить. Вот она и решила сделать вид, будто он не умер, а просто пропал.

В наступившей тишине Квентин сказал негромко:

– Иногда мне тоже бывает очень неприятно работать на правительство.

Энди глубоко вздохнул:

– Что ж, видно, придется дополнительно приплачивать Мэгги, чтобы она целыми днями сидела возле нашей входной двери.

Мэгги улыбнулась ему:

– Зачем собирать информацию, которую твои ребята все равно раскопают?

– Ну, в этом я далеко не уверен. – Энди покрутил головой. – Впрочем, даже если ты согласишься, нам придется что-то предпринять, чтобы твои, гм-м… откровения выглядели как обычные рабочие версии, добытые нечеловеческим напряжением ягодичных мышц. Полагаю, что это вряд ли удастся.

– Поверь мне, Энди, это будет очень и очень трудно, – вмешался Квентин. – А если общественность пронюхает, что вы доверились экстрасенсу вместо того, чтобы расследовать преступления как положено… Я даже не представляю, что тогда с вами будет.

– Может возникнуть вопрос о вмешательстве в личную жизнь, это как минимум, – сказала Мэгги. – За исключением, пожалуй, нескольких детективов, которые бьются над расследованием самых сложных дел, большинству сотрудников полиции вряд ли понравится, что кто-то читает их мысли как раскрытую книгу каждый раз, когда они входят в участок. – Она слегка пожала плечами. – Давайте-ка не будем отвлекаться, а вернемся к нашему делу. Теперь, надеюсь, вам понятно, откуда я знаю, что Тара Джемисон знакома с насильником. Как только он ее схватил, она его узнала. Я почти уверена, что они встречались раньше, может быть, даже разговаривали…

Энди оглядел собравшихся и кивнул.

– Что ж, мне кажется, это уже кое-что, – сказал он. – Нужно собирать информацию о Таре Джемисон – о ее друзьях, родственниках, знакомых, романтических увлечениях, соседях, коллегах по работе. Как это делается, я думаю, объяснять не нужно – со стандартной процедурой все знакомы. Я знаю, уже поздно, но времени терять нельзя. Можете поднимать людей с постелей, ответственность я беру на себя. Если есть хоть малейший шанс найти Тару до того, как Окулист начнет с ней забавляться, нужно его использовать. Все согласны?

Все были согласны.