Когда Скотт вошел в конференц-зал, он выглядел усталым и был с ног до головы покрыт пылью, но лицо его сияло торжеством. Кивнув Квентину, сидевшему в одиночестве за столом, он подошел к доске объявлений и прикрепил к ней еще две фотографии молодых женщин, погибших в тысяча девятьсот тридцать четвертом.

– Вот, – сказал он с гордостью. – Выкопал в архиве Северного полицейского участка. Жертвы номер три и шесть, если соблюдать хронологический порядок.

– Но Окулист, похоже, этот порядок не соблюдает. – Квентин отложил в сторону дело, которое листал, и, прищурившись, посмотрел на доску. – Они очень похожи на Саманту Митчелл и Тару Джемисон.

– Да. В тридцать четвертом было шесть жертв, и мы тоже имеем шесть. И пусть меня назовут идиотом, если Окулист не подражатель.

– Похоже, ты прав, – сказал и Энди, входя в комнату следом за ним.

– Но ведь вы говорили, что число погибших в тридцать четвертом может быть больше, – заметил Квентин.

Скотт кивнул.

– Так было написано в книге, которую нашла Джен. Но нам до сих пор так и не удалось обнаружить недостающие дела за тридцать четвертый – тридцать пятый годы. Впрочем, я уже знаю, где искать. В подвале мэрии находится здоровенный ящик со старыми полицейскими досье за разные годы, которые попали туда бог весть каким путем.

– Наверное, это поработали доллары, которые мы, скромные налогоплательщики, внесли в государственную казну в определенный законом срок, – пробормотал Энди. – Я не знаю, помогут ли нам чем-то эти недостающие досье или нет, но искать их надо. Возьми это на себя, Скотти, хорошо?

– Конечно, босс. – Воодушевленный успехом, Скотт лихо козырнул и быстро вышел из комнаты. Энди тяжело опустился в кресло и устало потер лицо обеими руками.

– Я всего на десять лет старше его, а кажется, что на двадцать, – сказал он. – Интересно, почему после тридцати пяти организм начинает уставать в три раза быстрее, чем раньше? Куда деваются силы?

– Никуда не деваются, – ответил Квентин. – Просто после тридцати пяти организм требует более бережного обращения. Например, очень полезно дремать по двадцать минут каждые четыре часа. Действует не хуже чашки крепкого кофе. Даже лучше.

Энди внимательно посмотрел на него.

– И когда ты дремал в последний раз? – осведомился он.

– Я обязательно лягу чуть попозже, – серьезно ответил Квентин. – Просто я до сих пор не нашел того, что искал, и это меня серьезно беспокоит.

– Ты так и не вспомнил, что это могло быть?

– Пока нет, но я уверен – эти сведения где-то здесь. – Он протянул руку и взял со стола новое досье. – Может быть, какая-то фраза, оброненная кем-то из родственников или потерпевших? Или это отчет судебно-медицинской экспертизы? А может быть – фотография с места преступления? – Он тряхнул головой. – Нет, не помню!..

Прежде чем Энди успел ему посочувствовать, мобиль-ник Квентина зазвонил. Когда тот ответил, Энди расслышал чей-то возбужденный бас, похожий на рык медведя в очень маленькой берлоге.

– Квентин? Это ты, Квентин?!

– Да, Джоуи, это я. Я отлично тебя слышу. – Слегка поморщившись, Квентин отодвинул телефон от уха на добрых пять дюймов. – Что стряслось?

– Слушай, Квентин, я подумал, что, может быть, я смогу помочь тебе поймать того сукина сына насильника, которого ищут все копы. Я тут поспрошал ребят, и у меня, кажется, что-то наклевывается.

– Говори.

– Один мой кореш клянется, что примерно месяц тому назад видел припаркованный черный «Кадиллак» – вроде того, какой был у моего папаши, помнишь? Стоял недалеко от дома, где нашли одну из женщин. Он говорит, что с тех пор эта тачка попадалась ему еще несколько раз, в основном по ночам. Сечешь?..

– Очень хорошо, Джоуи, но послушай: не надо так орать, – попытался остановить его Квентин, но куда там!

Голос Джоуи продолжал греметь на весь конференц-зал.

– Он, этот мой приятель, говорит, что видел тот же старый «кадик» совсем рядом с домом, где нашли эту бедняжку Митчелл, врубаешься? Так что это даже очень может быть он, Окулист. Я хочу все проверить, Квент, может быть, я сумею найти для тебя эту тачку…

– Постой, Джоуи! Мы не можем…

– Я перезвоню, как только что-то прояснится, Квентин. И не вибрируй зазря, я буду очень осторожен, клянусь!

– Джоуи! Джоуи! – Квентин медленно опустил руку с телефоном. – Черт! – пробормотал он.

– Это и есть тот источник, который сообщил тебе о Брейди Оливере? – спросил Энди.

– Он самый.

– Ты думаешь, он действительно напал на след?

Квентин поднялся и подошел к большой карте города, висевшей на стене. На ней красными флажками были отмечены места, где Окулист оставлял свои жертвы.

– Джоуи сказал – примерно месяц назад, – проговорил он задумчиво. – Холлис Темплтон нашли почти месяц назад, верно? Вроде бы тот же автомобиль видели возле дома, где был обнаружен труп Саманты Митчелл… – Квентин показал на два флажка, которые находились друг к другу ближе всего. – Судя по масштабу карты, расстояние между этими точками составляет не более трех миль. Да, для Джоуи это действительно почти что рядом. Похоже он действительно напал на что-то серьезное.

Энди поднялся.

– Нужно справиться в Управлении автомобильного транспорта насчет черного «Кадиллака». Интересно, что это может быть за модель? Старый «Кадиллак» – понятие очень широкое.

Продолжая хмуриться, Квентин вернулся к столу.

– Отец Джоуи погиб двадцать пять лет назад. Насколько я помню, у него был «кадик» семьдесят второго года, но на всякий случай придется проверить машины выпуска с семидесятого по семьдесят шестой годы.

– Пожалуй. – Энди слегка поморщился. – Думаю, в городе найдется не слишком много тридцатилетних «Кадиллаков», которые все еще на ходу.

– Будем надеяться.

Энди собрался уйти, но остановился.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил он.

Квентин не стал запираться:

– Да.

– Джоуи?

– Да.

– Но ведь он обещал, что будет осторожен.

– Знаю я его осторожность. Прямо по пословице про слона в посудной лавке. Иначе Джоуи просто не умеет.

– То есть, если он найдет «Кадиллак»…

– …Он на этом не остановится. И я очень боюсь, что дальнейшее окажется ему не по плечу.

– В таком случае надо попробовать найти машину раньше его.

Энди вышел, и Квентин снова остался один на один со своими тревожными мыслями. Он понятия не имел, откуда звонил Джоуи, и не тешил себя надеждой найти его, прежде чем его приятель попадет в беду. В большую беду. Как ни хотелось Квентину поскорее разыскать и обезвредить насильника, он надеялся, что ниточка, за которую потянул Джоуи, никуда его не приведет. Весь опыт Квентина неопровержимо свидетельствовал, что Джоуи с его простодушной хитростью и грубой силой не стоит и пытаться одолеть Зло, на след которого он напал. Он мог одержать в этой схватке верх только при условии, что ему очень-очень повезет.

Вся беда была в том, что Джоуи никогда не везло. А на совести у Квентина и без того было слишком много смертей.

– Черт! – снова сказал он, бросая беспокойный взгляд на свой сотовый телефон. Ему очень хотелось, чтобы Джоуи позвонил еще раз, но в глубине души Квентин знал: он не перезвонит. И ясновидение тут было совершенно ни при чем. Просто Джоуи был упрям, как сто мулов, и если уж он решил найти насильника самостоятельно, значит, можно было не сомневаться – он не отступит. Он будет идти до конца и не остановится, пока не добьется своего или не сломает себе шею. И все только для того, чтобы заплатить старый долг Квентину – долг, которым последний весьма беззастенчиво пользовался, стараясь уберечь Джоуи от беды.

Теперь Квентин почти жалел, что за все эти годы так и не удосужился придумать какой-нибудь другой способ держать Джоуи в рамках закона.

В конце концов Квентин решил, что нет никакого смысла беспокоиться из-за того, что он все равно не может изменить, и взял со стола следующую папку. Раскрыв ее, он начал читать, пытаясь разыскать то место, которое его так заинтересовало, но в это время вернулся Энди.

– Результаты вскрытия по Саманте Митчелл, – сказал он, бросая на стол тонкую пластиковую папку. – На несколько часов раньше, чем можно было надеяться.

– Есть что-нибудь? – Квентин достал из папки отчет и стал быстро просматривать.

– Увы, насколько я успел заметить, никаких сюрпризов.

Квентин перевернул страницу и внезапно выпрямился.

– Проклятье! А это что?!

– Где?! – встревоженный его тоном, Энди потянулся к отчету.

– Вот здесь. Разве Саманта Митчелл умерла там, где нашли ее тело?

– Ну да, – кивнул Энди. – Но ведь это давно известно…

Квентин схватил со стола свой сотовый и начал торопливо набирать номер.

– К сожалению, это известно не всем! – сказал он мрачно.

Джон не мог понять, отчего у него на душе так неспокойно.

– Жуткое место даже для человека с пятью обычными чувствами, – сказал он больше для того, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

Он видел, как Мэгги слегка повернула голову, но потом что-то привлекло ее внимание в конце длинного, темного коридора, и она решительно шагнула вперед. Сначала Джон растерялся. У него появилось острое желание догнать ее, схватить за плечи и…

Что «и…» он не знал и не успел сообразить. В кармане зашелся трелью мобильник. Джон чуть не подпрыгнул от неожиданности. Мэгги продолжала удаляться, и он поспешил следом, на ходу выдирая из внутреннего кармана телефон, который, как назло, запутался в подкладке.

– Джон, это ты? – узнал он голос Квентина. – Немедленно уходите оттуда! Это опасно!

– Что?! Почему?!! – изумился Джон.

– Немедленно уходите! – не терпящим возражений тоном повторил Квентин. – Уходи сам, но главное – вытащи Мэгги. Скорее! Она умерла в этом доме. Саманта Митчелл умерла здесь!!!

До слуха Джона донесся какой-то тупой удар. Джон осветил фонарем. Сначала он увидел только растрепанные рыжие волосы, но потом Мэгги повернулась. Пальцы ее судорожно хватали воздух, из горла рвался странный сухой кашель, словно она чем-то подавилась. Лицо Мэгги казалось белым как мел, рот был открыт, губы скривились, словно она силилась что-то сказать.

Одно долгое-долгое мгновение Джон стоял неподвижно, словно парализованный нахлынувшим на него ужасом. Потом Мэгги схватила себя за горло и с силой сдавила. Кашель ее перешел в хрип, и Джон бросился к ней, но не успел. Мэгги с трудом оторвала руки от горла и поднесла к глазам с таким видом, словно они принадлежали кому-то другому.

Пальцы и шея ее были в крови.

Вернувшись к машине, где ждала ее Кендра, Дженнифер устало пожала плечами.

– В этом районе слишком много бродяг. Найти среди них Дэвида Робсона очень нелегкая задача. Я просто не могу винить патрульных за то, что они его до сих пор не задержали. Проклятье!

– Можно еще раз проверить ночлежки.

– Разумеется, но только не сейчас. Клиенты начнут собираться там ближе к ночи.

Кендра кивнула:

– Между прочим, я обратила внимание, что несколько типов, которых стоило бы допросить, куда-то испарились сразу после нашего появления.

– Обычное дело. Патрульные говорят, что в последнее время народ здесь пуганый. Многие уверены, что, если полиция не сумеет найти настоящего насильника, она попытается повесить это дело на кого-нибудь другого. – Она вздохнула: – Я их понимаю, но работать от этого не легче!

– Не легче, – Кендра явно что-то вспоминала. – Кажется, твой знакомый патрульный говорил, что Дэвида Робсона задержали за нарушение общественного порядка. Я не ошиблась?

– Нет. Согласно протоколу задержания, Робсон приставал к покупателям, выходившим из винного магазина, который находится в конце этого квартала. Он бранил их на чем свет стоит. Дескать, все они ослепли и оглохли и не видят, что антихрист со своими падшими ангелами уже явился на землю. Сам Робсон, похоже, был в этом абсолютно убежден, поскольку каждому, кто проходил мимо, он подробно рассказывал, что призрак его старого врага специально явился за ним из ада. При этом он показывал на заброшенный дом, где нашли Холлис Темплтон. Оттуда его прекрасно видно. – Дженнифер покачала головой, внезапно почувствовав себя неловко под испытующим взглядом Кендры. – Нечего и говорить, что в тот день Дэвид Робсон был «под мухой», но Терри утверждает, что это не белая горячка. Он считает, что Робсона и вправду что-то сильно напугало. Сейчас я начинаю думать, что это все-таки пустышка.

– А почему ты тогда решила, что это похоже на след? – спросила Дженнифер. – Ведь что-то тебя насторожило!

Дженнифер потянулась за зубочисткой.

– Не исключено, что я ухватилась за информацию Терри просто от отчаяния, – произнесла она после неловкой паузы. – Ведь у нас не было ровным счетом ничего, просто ничегошеньки! Вот я и вообразила, что эта ниточка может нас куда-то привести.

Кендра едва заметно улыбнулась.

– Ты слишком хороший коп, чтобы впадать в отчаяние и воображать то, чего на самом деле нет, – возразила она. – Ведь ты сама сказала, что доверяешь Терри…

– Да.

– И именно поэтому ты стала разматывать этот клубок. Но я уверена, что было еще что-то… Постарайся вспомнить, Джен, может быть, твое внимание привлекла какая-то фраза или слово в протоколе?

Дженнифер уже готова была сказать «нет», но вдруг замерла. Кровь бросилась ей в лицо, а сердце застучало отчаянно и громко, как всегда бывало, когда ей удавалось найти решение трудной загадки.

– Да, – ответила она твердо. – В том, что нес в участке этот пьянчужка, не было почти никакого смысла; я даже подумала, что он скорее шизофреник, чем бисексуал, но одна фраза меня действительно заинтересовала.

– Какая же?

– Робсон утверждал, что призрак или дух его старого врага нес на спине большой мешок, в котором шевелились живые щенята. Он считал, что призрак сначала утопит их, а потом явится за ним.

Кендра медленно кивнула.

– В мешке было что-то живое, и оно двигалось.

– Это да еще тот факт, что призрак вообще нес что-то в мешке. Я, конечно, не врач, но мне показалось, что для бреда это выглядит слишком… экстравагантно. Я еще могу представить злого духа с ножом, топором или раскаленными вилами в руках, но с мешком. На спине!!! Не Санта-Клаус же явился этому Робсону!

Прежде чем ответить, Кендра повернулась и посмотрела на заброшенный дом, где была найдена Холлис Темплтон.

– Видишь вон тот старый склад на углу перед домом? – спросила она наконец. – Наверное, некоторые бродяги прячутся там в плохую погоду. А ведь когда Окулист напал на Холлис, было уже холодно, не так ли?

– Да, очень.

– Как ты думаешь, из склада видна тыльная сторона дома, где нашли Холлис?

– Не знаю. Если хочешь, давай сходим и проверим.

Через десять минут обе женщины осторожно вскарабкались на ржавый металлический балкон, прилепившийся к внутренней стороне восточной стены старого склада. Как они и ожидали, им сразу бросились в глаза несомненные признаки того, что, по крайней мере, несколько человек использовали склад для ночлега. В углу стояла ветхая и грязная, очевидно, подобранная на помойке мебель – заплесневелая, продавленная софа, кресло с прорванной обивкой, несколько колченогих стульев и большой фанерный ящик, служивший столом. Угол был занавешен куском просмоленного брезента, задерживавшего, по крайней мере, самые сильные сквозняки. В центре этой импровизированной комнатки в большой закопченной бочке Кендра и Дженнифер увидели свежие угли.

На балконе, как ни странно, тоже кто-то жил. Здесь лежало несколько старых половиков, драных циновок и целая кипа газет, служивших постелью.

– Не представляю, как здесь можно спать! – проговорила Дженнифер, поддавая газеты носком башмака. – Наверное, страшно до жути!

– Зато безопасно, – ответила Кендра. – Безопаснее, чем внизу, – во всяком случае с точки зрения человека с параноидальными наклонностями. Этот балкон так скрипит и гремит, что подкрасться к спящему незаметно совершенно невозможно. К тому же я полагаю, здесь все-таки теплее. Этот старый брезент что-то не внушает мне доверия.

Дженнифер посмотрела на грязное окно над постелью.

– Может быть, он и спит прямо под окном, чтобы иметь лучший обзор, – сказала она. – Параноик или шизофреник, но он явно предпочитает быть в курсе того, что происходит вокруг.

– Ты думаешь, это Робсон? – напрямик спросила Кендра.

– Пока не знаю. – Дженнифер шагнула к окну. Как ни странно, почти все стекла в нем сохранились, однако они были настолько грязны, что сквозь них, наверное, можно было любоваться разве что солнечным затмением. Но в одном углу стеклянная панель отсутствовала, и сквозь дыру открывался роскошный вид на заднюю стену соседнего дома – того самого, где Окулист оставил Холлис Темплтон.

– Ты была права, – сказала Дженнифер, отступая от окна и знаком приглашая Кендру посмотреть. – Отсюда все отлично видно.

Кендра, в свою очередь, выглянула из окна.

– Насколько я могу судить, это – единственный наблюдательный пункт во всем квартале, откуда хорошо виден второй вход в здание. Скажи, там, на углу, уличный фонарь? Он работает?

– Это можно узнать, – ответила Дженнифер. – И если он работает или работал месяц назад, в таком случае Робсон – если это его место – даже ночью мог разглядеть человека, входящего в здание, и увидеть у него на спине мешок или чье-то тело, завернутое в парусину.

– Не человека – призрака, – напомнила Кендра. – Я все думаю, как Робсон мог узнать своего старого врага. Ведь если это Окулист, он наверняка был в маске! Не показалось ли ему? Скажем, случайное сходство, недостаточное освещение… – Она посмотрела на Дженнифер и улыбнулась. – И тем не менее я уверена, что на этот раз нам повезло. Надо искать Дэвида Робсона.

– Согласна. – Дженнифер кивнула, чувствуя, как от прилива адреналина быстрее потекла по жилам кровь.

Лишь десять минут спустя, когда они уже садились в машину, Дженнифер вдруг спросила:

– Как ты узнала, что в протоколе было что-то, привлекшее мое внимание? Ведь ты его даже не читала?

– Совершенно верно.

– Тогда как?

Кендра улыбнулась:

– Считай, что это было предчувствие.

– Господи, Джон, прости меня ради бога!.. – говорил Квентин в телефон. – Этот ублюдок всегда мучил свои жертвы в другом месте, а потом отвозил в пустой дом и бросал – вот я и решил, что так было и с Самантой Митчелл. Если бы я как следует рассмотрел фотографии с места преступления, я бы заметил, что весь матрас пропитался кровью. Я должен был понять, что Окулист скорее всего прикончил ее там, в этой комнате!

– Ты не виноват… – Джон вздохнул. – Мы все старались не разглядывать снимки подолгу, очень уж страшно они выглядели.

– Тем не менее я прошу у тебя прощения. – Квентин немного помолчал. – Как там Мэгги?

– Мэгги? – Джон хмыкнул. – Честно говоря – неплохо. Во всяком случае – лучше, чем я. Кровотечение остановилось, как только я вытащил ее на улицу, а когда мы вернулись к машине и я вытер кровь, у нее на шее была только красная полоска, похожая на свежий шрам.

– Что она сейчас делает?

– Спит. Естественная реакция. Я отвез Мэгги домой и уложил в постель. Она почти сразу заснула.

– В таком случае с ней, пожалуй, все будет в порядке. К счастью, она пробыла там не слишком долго, чтобы подключиться к событиям на все сто процентов.

– А если бы она, как ты выразился, подключилась? – спросил Джон неожиданно агрессивно. – Это убило бы ее?

Квентин тихо сказал:

– Возможно, по крайней мере теоретически. Если ее способности будут развиваться такими темпами, Мэгги очень скоро превратится в абсолютного эмпата. И тогда…

– В абсолютного эмпата?

– Да. Ее организм может сделаться настолько чувствительным, что она будет не только ощущать чужую боль, но и принимать на себя раны и болезни тех, кто эту боль испытывает. Если ты порежешься, а она подключится к тебе, твоя рана затянется, а у нее, напротив, появится. Самая настоящая рана, совершенно идентичная той, что была у тебя.

– Немыслимо.

– Представь себе. – Квентин усмехнулся. – У фанатично верующих на руках, ногах и на лбу тоже появляются раны словно от гвоздей и тернового венца. Некоторые ученые объясняют это самовнушением, но на самом деле вопрос гораздо сложнее. Один кардинал-католик, забыл его имя, носил стигматы Христа на протяжении всей жизни. Когда бедняга умер, кто-то подсчитал, что за последние тридцать пять лет он потерял не менее семидесяти литров крови, при том, что сам весил не больше ста тридцати фунтов. У человека в среднем около шести литров крови, так что кардинал полностью истек кровью не меньше десяти раз. Вопрос, откуда в его организме взялось столько крови?..

– Я не знаю, – проговорил Джон несколько растерянно.

– И я не знаю. Впрочем, сейчас речь о Мэгги. Как я уже сказал, она может сделаться абсолютным эмпатом. К сожалению, я пока так и не разобрался, к какому типу относятся ее способности. Кто она – эмпат-целитель или эмпат-участник?

– Что это значит?

– Если она – целитель, следовательно, любая рана, кроме смертельной, которую она принимает на себя, залечивается и у объекта, и у субъекта, то есть – у самой Мэгги. Значит, твой порез исчезнет у тебя сразу, а у нее – в течение нескольких минут.

– Но это невозможно! – перебил Джон. – Лечить чужие раны с помощью прикосновения? Я в это не верю!

– Это-то как раз возможно. – Квентин усмехнулся. – Я лично знал целителя, который вытащил одного парня буквально с того света. Впрочем, его способности не имели к эмпатии никакого отношения; он лечил с помощью паранормального стимулирования внутренних сил организма самого пациента. Это требует от целителя предельного напряжения физических сил, воли, энергии, но мой знакомый целитель не страдал от чужих ран. Никогда.

– А Мэгги страдает… Значит, она – эмпат-целитель?

– Я все больше склоняюсь к этой мысли, – осторожно подтвердил Квентин.

– А другой эмпат не может лечить? Он только страдает?

Квентин задумался.

– Я не могу сказать точно, – промолвил он наконец. – Мы, я имею в виду Бишопа и всех остальных, еще никогда не сталкивались с абсолютным эмпатом. Мы только теоретизировали на этот счет, строили разные предположения, в том числе – невероятные. Но, учитывая, что рана на шее Мэгги затянулась очень быстро, можно заключить, что она скорее целительница. Впрочем, кто она, по большому счету не так уж важно. Куда важнее знать, способна ли Мэгги контролировать эти свои способности, или они проявляются у нее рефлекторно. Будем надеяться, что Мэгги умеет управлять своим талантом, в противном случае…

Что может случиться «в противном случае», Джон так и не решился спросить. Вместо этого он сказал:

– Объясни мне, как получилось, что у Мэгги появилась на горле эта… рана. Ведь она не прикасалась к трупу Саманты, верно?

– Я же говорю, она просто оказалась в информационном поле, которое сохранилось в этой комнате. Ведь именно там умерла Саманта Митчелл, умерла совсем недавно. Перед смертью она, несомненно, испытывала очень сильную боль, отчаяние, ужас. Все это отпечаталось, впиталось в стены, в пол, потолок, а Мэгги это почувствовала. – Квентин вздохнул: – Я не могу сказать, превратится она в абсолютного эмпата или нет, – добавил он нехотя, – но мне кажется, что организм Мэгги особенно чувствителен к каждой из этих смертей, потому что она каким-то образом с ними тесно связана.

– Она говорила, это судьба. Предназначение.

Квентин долго молчал, потом сказал:

– Да, это судьба. Не знаю, связана ли Мэгги с душами этих несчастных женщин, или что-то соединяет ее с Окулистом, но такая связь, несомненно, существует, и Мэгги ее чувствует.

Джон поглядел на картину, висевшую над камином в гостиной Мэгги.

– Пожалуй, я у нее спрошу, – проговорил он задумчиво, – но не сейчас. Я хочу, чтобы она как следует выспалась. Думаю, оставлять ее одну было бы неблагоразумно, поэтому я еще побуду здесь. Если что-нибудь случится, дай мне знать.

– Договорились. Впрочем, ничего такого я не жду. Погода испортилась, а значит, Кендра и Дженнифер скоро вернутся. И Скотт, наверное, тоже. Из Управления автотранспортом прислали целый список черных «Кадиллаков». У меня такое чувство, что еще немного, и мы выйдем на след этого подонка. Не знаю только, каким будет финал…

– Так или иначе, все закончится, – произнес Джон задумчиво.

– Да, так или иначе.

Джон дал отбой и, подойдя к камину, вновь посмотрел картину над ним. В углу холста он заметил подпись художника. Рафферти. Бью Рафферти. Это была работа брата Мэгги.

У Джона было две картины Бью. Несмотря на молодость, брат Мэгги считался одним из самых талантливых американских живописцев за последние сто лет. Он был чуть не единственным, кто работал в импрессионистской манере. Его способностей оказалось достаточно, чтобы стиль прошлого века занял чуть не главенствующее место в современной американской живописи. Бью Рафферти подражали, его копировали, но сравняться с ним не мог никто.

Один художник, который нес миру свет, радость и красоту, и другой, вернее – другая, кто разговаривал с жертвами чудовищных преступлений, а потом рисовал портреты преступников. Два художника, дети одной матери, наделенные, кроме таланта к живописи, и другими, еще более редкими и странными способностями. Интересно, задумался Джон, какой была их мать? Была ли она не только замечательной актрисой, но и одаренным экстрасенсом – эспером, как говорили Квентин и его коллеги? Или она ничего не знала о своих паранормальных способностях и просто передала их детям, как передаются внешность, цвет глаз, характер?..

Тут Джон поймал себя на мысли, что все эти рассуждения не имеют прямого отношения к делу, и криво улыбнулся. Похоже, его раздумья о наследственности были лишь способом занять ум, чтобы не позволить ему погрузиться в действительно важные вопросы. Как человек, очутившийся ночью на кладбище, начинает насвистывать для храбрости, так и он задумался о Мэгги, Бью и их матери, чтобы заглушить собственное беспокойство.

Поглядев в окно, где сгущались сырые и холодные осенние сумерки, Джон зажег в камине газ. Когда огонь, шипя и потрескивая, заплясал по искусственным поленьям, он сразу почувствовал себя спокойнее и даже включил телевизор – впрочем, больше по привычке, чем из желания посмотреть фильм или послушать новости.

Новостями он был сыт по горло.

Выйдя на кухню, Джон приготовил кофе, заглянул в холодильник. На одной из полок он обнаружил замороженный полуфабрикат под названием «Домашний суп». «То, что надо», – решил Джон. Приготовить суп было делом считаных минут, и, когда бы Мэгги ни проснулась, у нее будет горячая еда!

Пока в кастрюле закипала вода, Джон еще раз проверил все шпингалеты и крючки на окнах и дверях и убедился, что все надежно заперто. Обычно Джон не придавал большого значения вопросам личной безопасности, но то, что случилось с Мэгги совсем недавно, сильно подействовало на него. В конце концов, рассудил он, осторожность не помешает, особенно если имеешь дело с самовозрождающимся космическим Злом в лице хитрого и изворотливого преступника.

Разумеется, Джон отдавал себе отчет, что вряд ли сумеет оградить Мэгги от «психических вибраций», способных причинять ей не только моральный вред, не только страдания, но и, как выяснилось, наносить вполне реальные физические раны, но он твердо решил, что ничто материальное ее не коснется.

Джон чувствовал, что Мэгги может грозить опасность.

На всякий случай он подошел к дверям спальни и заглянул внутрь. В комнате было тихо, на тумбочке горел ночник, шторы были задернуты. Мэгги спала глубоким и спокойным сном, если судить по ее мерному дыханию.

Джон еще немного постоял на пороге, глядя на нее и прислушиваясь. Мэгги заснула буквально у него на руках, пока он нес ее от машины до дома. Он снял с нее только рубаху и ботинки и укрыл теплым шерстяным одеялом, которое нашел в шкафу. Джон подумал, какой хрупкой и беззащитной она на самом деле была. Беззащитной и в то же время – сильной и мужественной.

Беззвучно шагнув в комнату, он взял с кресла ее теплую рубашку. Даже в полутьме он ясно видел пятна крови на груди. Кровь еще не высохла до конца – на ощупь пятна были влажными, хотя уже почти не пачкались.

Это была самая настоящая кровь. Джон ясно ощущал ее железистый запах.

И это была ее кровь. Джон в этом не сомневался. Он своими глазами видел глубокую рану у нее на горле, видел страдание и муку в глазах. Мэгги не издала ни звука, но он ясно видел, что ей очень больно.

Снова положив рубашку на кресло, Джон попятился к двери и так же бесшумно вышел из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь. Опустив концентрат в кастрюлю, он засек время и еще раз обошел дом, методично проверяя все, что должно было запираться. Когда он вернулся на кухню, суп был готов. Джон накрыл его крышкой и отправился в гостиную. Там он уселся перед телевизором. По телевизору обещали дождь и ветер. Похоже, подумал Джон, предстоящая ночь будет неспокойной во всех отношениях.