Эдаму по-прежнему хотелось пригласить Рэчелвресторан, но она была так потрясена телефонным звонком, что он не стал настаивать. Когда подошло время обеда, Фиона накрыла им в библиотеке, но Рэчел почти не притронулась ни к горячему бульону, ни к сандвичам, ни к своему любимому салату с креветками.

— Перестань на меня таращиться, — сказала она Эдаму, отодвигая от себя тарелку и снимая салфетку с колен. — Со мной все в порядке.

— Я вовсе не таращился, — возразил он и улыбнулся. — Я просто смотрел, и, пожалуйста, не запрещай мне этого. И потом, с тобой отнюдь не все в порядке. Любой нормальный человек на твоем месте чувствовал бы себя по меньшей мере неуютно.

— Я никак не могу привыкнуть к мысли, что кто-то хочет со мной расправиться, — пытаясь говорить спокойно, произнесла Рэчел.

— Мы не знаем этого наверняка, — серьезно сказал Эдам, неожиданно становясь на защиту того, что так недавно опровергал. — Быть может, человеку, который звонил в агентство, действительно нужно было повидаться с тобой, но он приехал к магазину уже после взрыва и не нашел тебя в этой сутолоке. Быть может, он побывал там, пока фельдшер обклеивал тебя пластырями в «Скорой».

— И все равно я не представляю, кто бы это мог быть.

— А как насчет Грэма Беккета?

Рэчел покачала головой.

— Он бы не назвался моим знакомым. Грэм так бы и сказал: «С вами говорит адвокат мисс Рэчел Грант…» — Она слабо улыбнулась. — Ему очень нравится, как это звучит.

Эдам в задумчивости подпер подбородок руками.

— Кто еще мог знать о твоих планах? И кому ты могла так срочно понадобиться?

— Не знаю… — ответила Рэчел и опять помрачнела. — Из тех, кто знал про мою затею с бутиком, — никому. Грэма мы уже исключили, остается всего несколько человек. Например…

— Я,— подсказал он.

— Да, но ты все время был со мной. Кроме тебя и Грэма, о магазине знали только мой дядя Кэмерон и Николас Росс. Конечно, они, в свою очередь, могли кому-то об этом рассказать, но, опять же, зачем? Кому это вообще может быть интересно?

— И все-таки, лучше у них спросить.

Рэчел поморщилась.

— Только спроси у Ника сам, ладно? Все-таки он твой друг. Я его просто боюсь.

Эдам улыбнулся.

—Хорошо, с Ником я поговорю.

— А я позвоню Грэму. И расспрошу дядю, когдаон вернется.

— Ты подозреваешь кого-нибудь из них? — спросил Эдам как будто через силу. Он ожидал быстрого и, конечно же, отрицательного ответа, но Рэчел вдруг смутилась. Когда же она, наконец, ответила, ее голос звучал нарочито бесстрастно.

— У меня есть завещание. Вернее, не завещание, а скорее договор о распоряжении имуществом на началах доверительной собственности. Он был обновлен вскоре после того, как родители погибли. Если бы в ближайшее время я умерла, и умерла бездетной, этот дом со всем его содержимым перешел бы к дяде Кэмерону. Ник получил бы мою долю в предприятии. Грэму достался бы небольшой участок земли на побережье. Достаточно ли это веские причины, чтобы убить?

Эдам протянул руку через стол и осторожно взял ее за руку.

— Я не думаю, что дело в этом договоре, поскольку твои неприятности начались не после смерти твоих родителей, а после того, как ты вернулась в Ричмонд. Так что мне кажется, начинать нужно все-таки с бумаг твоего отца.

Рэчел опустила голову, разглядывая его крепкие пальцы, лежащие у нее на запястье. Она отнесласькэтому жесту как к чему-то совершенно естественному и даже не попыталась убрать руку.

— На то, чтобы разобрать деловые бумаги отца, понадобилось несколько месяцев. На то, чтобы просмотреть его личные записи и письма, нужно гораздо больше времени.

Она хотела сказать, что раз кто-то вознамерился расправиться с ней, то у них в запасе считанные недели, быть может — дни, но Эдам понял ее по-своему.

— Я пока никуда не уезжаю, — сказал он. — Так что…

— Послушай, я вовсе не хочу, чтобы ты считал себя обязанным заниматься всем этим! Ну, охранять меня. Что бы отец для тебя ни сделал, он вряд ли захотел бы чтобы ты…

— Рэчел!

Она подняла глаза и встретила его взгляд. Он был совсем другим, не таким, как у Томаса. И дело былонетолько в цвете глаз. Взгляд Эдама был пронзительным, напряженным; казалось, он проникал в самую глубина души Рэчел, у которой от неожиданности захватило дух.

Его пальцы дрогнули на ее запястье и сжались сильнее.

— Скажи мне, что ты не готова, запрети мне говорить… — прошептал он.

Еще никто не смотрел на нее так. Никто. Даже Том. На мгновение Рэчел даже перестала дышать — так стиснуло у нее горло. Но уже в следующую секунду она откинулась на спинку стула и осторожно высвободила руку из его пальцев.

Сердце ее отчаянно билось, но она не знала, волнение или страх были тому причиной.

— Я не готова, Эдам, — сказала она тихо. — В конце концов, мы едва знакомы…

— Я знаю тебя достаточно, — хрипло прошептал он, но его губы тут же дрогнули в слабой улыбке, а взгляд смягчился. Или, может быть, он просто притворился спокойным, чтобы не пугать ее еще больше. — Тебе нужно время, Рэчел.

— Да. Сказать, что сейчас в моей жизни происходит слишком много всякого, значит ничего не сказать. Мне действительно нужно время. Ты появился…

— Не в самый подходящий момент, — закончил он. — Да, я знаю, Рэчел, и не стану тебя торопить. Я умею быть терпеливым. Но я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, понимаешь?

Она кивнула, прислушиваясь к гулким и частым ударам собственного сердца. Они были такими громкими, что за ними она почти ничего не слышала.

— Понимаю, — промолвила она наконец.

— Вот и хорошо. — Эдам, казалось, обрадовался. — А сейчас я лучше пойду. Нам нельзя терять время — пора начать задавать вопросы.

— Ах да, — пробормотала она. — Вопросы…

— Рассказывал ли я кому-то о твоих планах насчет бутика? — медленно повторил Грэм, словно для того, чтобы лучше уяснить суть вопроса. — Да нет… До взрыва я вообще не подозревал, что ты так серьезно восприняла мое предложение. Но даже если бы я знал, то не стал бы никому рассказывать. Зачем?

— Я просто спросила, Грэм. — Рэчел говорила спокойно, почти небрежно, словно ее это не очень-то волновало. Но на самом деле она внимательно следила за выражением лица своего адвоката, который сидел напротив нее по ту сторону стола. Именно ради этого разговора она и приехала в контору «Меридит и Беккет» вскоре после утренней встречи с Эдамом, зная, что даже по субботам Грэма можно застать на рабочем месте.

— Дело в том, — пояснила она все тем же ровный голосом, — что вскоре после того как мы с Эдамом поехали осматривать магазин на улице Клейборн, кто-то позвонил в агентство недвижимости и, назвавшись моим знакомым, сказал, что разыскивает меня по срочному делу. И этот человек знал о том, что я собираюсь открыть собственный бутик. Шэрон Уилкинс, менеджер по недвижимости, даже приняла его за моего помощника или компаньона и дала ему адрес. Дальнейшее ты знаешь… — Она немного помолчала. — Вот почему я спрашиваю, не говорил ли ты кому-нибудь о моих планах.

— Нет. — Лицо Грэма было встревоженным.

— И ты сам не разыскивал меня в пятницу?

Она знала, что нет, но все равно спросила.

— Нет. Я бы сказал тебе об этом, когда звонил сразу после взрыва, помнишь? Если бы я забыл, то вспомнил бы об этом сегодня. Правда, ты не захотела со мной разговаривать, но…

— Должно быть, я была занята. — Рэчел слегка покраснела, и адвокат это заметил.

— Я звонил тебе еще раз около полудня. Фиона сказала, что ты в библиотеке, обедаешь с Эдамом Делафилдом.

Рэчел помнила этот звонок. Он раздался, как только они с Эдамом сели за стол, но она чувствовала себя слишком расстроенной, чтобы разговаривать с кем бы то ни было, и велела экономке подойти к телефону. Но она не учла, что Фиона всегда была расположена к Грэму Беккету, считая его чуть ли не членом семьи. Порой Рэчел даже хотелось сказать экономке, чтобы она поменьше рассказывала адвокату о том, что происходит в доме.

— Да, мы действительно обедали.

— Значит, мой совет держаться от него подальше по крайней мере до тех пор, пока я не выясню, что он за птица, пропал зря, — с усмешкой промолвил Грэм. — И повторять его, наверное, не стоит…

— Нет, твой совет не пропал. Но повторять его действительно не стоит.

Адвокат снова усмехнулся.

— Я не доверяю ему, Рэчел.

— Ты это уже говорил. Но до сих пор ты не привел ни одного мало-мальски веского аргумента, не назвал ни одной причины, по которой ему не должна доверять я… — она говорила спокойным, ровным голосом, зная, что Грэм беспокоится о ней совершенно искренне. — Кроме того, Эдам фактически спас мне жизнь. Если тебе этого мало, то… Вспомни: мой отец доверял ему настолько, что дал ему три миллиона долларов просто под честное слово. И он готов их вернуть.

— Это он так говорит.

— Но он мне нравится! — с вызовом закончила Рэчел.

При этих ее словах лицо Грэма исказилось, но тотчас же снова стало профессионально бесстрастным.

— И это, — сказал он сухо, — конечно же, не имеет абсолютно никакого отношения к тому обстоятельству, что мистер Делафилд — точная копия Томаса Шеридана?

Рэчел невольно вспыхнула. Грэм напомнил ей о том, о чем она сама старалась не думать. Тем не менее Рэчел справилась с собой и сумела выдержать его взгляд.

— Этого я пока не знаю, — сказала она. — Но я узнаю.

Адвокат покачал головой.

— Неужели тебя не беспокоит тот факт, что с тех пор, как Эдам Делафилд появился в твоей жизни, с тобой стали происходить престранные вещи? Два таких происшествия за неделю — не многовато ли?

— Конечно, это меня беспокоит, — ответила Рэчел как можно спокойнее. Теперь она боялась, что, если обнаружит свой страх или неуверенность, Грэм начнет действовать решительно и может наломать дров. — Не знаю, утешит это тебя или нет, но Эдам обеспокоен происходящим почти так же сильно, как и ты. Он считает, что у отца могли быть враги, которые по какой-то причине хотят убрать с дороги и меня.

Грэму очень не хотелось ни в чем соглашаться с Эдамом, но профессиональная объективность взяла верх, и он сказал:

— Чем богаче человек, тем больше у него врагов — тут мистер Делафилд, безусловно, прав. Но даже если у твоего отца были… недоброжелатели, я не понимаю, зачем им было покушаться на тебя.

— Я тоже этого не понимаю. — Рэчел нахмурилась. — Иногда мне кажется, что это может быть как-то связано с компанией. Ведь я еще не решила, что мне делать с моей долей акций. Неужели кто-то пытается таким образом заставить меня продать их?

— Ты подозреваешь Ника Росса?

— Нет, — почти без колебаний ответила Рэчел. — Ник и без того является фактическим главой банка и может делать все, что ему захочется. Поэтому ему мои акции не нужны. К тому же, когда я говорила с ним об этом, я обещала, что не стану вмешиваться в управление компанией, и думаю, что он мне поверил. Кстати, Ник посоветовал мне нанять Мерси, чтобы управлять моими акциями. Если я решу оставить отцовский пай за собой.

— В таком случае, — заметил адвокат, — я просто не представляю, кому еще могло понадобиться вынуждать тебя к продаже твоей доли.

— Но я вовсе не утверждаю, что все дело именно в этом, — возразила Рэчел. — Это просто один из возможных вариантов, и я нисколько не настаиваю на том, что именно он — правильный. Я даже не уверена, что эти два происшествия действительно были покушениями. Тормоза могли испортиться сами, взрыв в магазине тоже мог не иметь ко мне никакого отношения. Повторяю, Грэм, я ничего не знаю…

— Ты знаешь достаточно, чтобы вести себя с предельной осторожностью.

Рэчел вздохнула.

— Вот и Эдам говорит то же самое…

Упоминание имени Эдама, да еще в таком контексте, не понравилось Грэму. Он упорно отказывался признавать, что столь антипатичный ему мистер Делафилд может изрекать правильные вещи. Адвокат, однако, ограничился тем, что сказал:

— Это говорит здравый смысл, обычный здравый смысл, Рэчи. Тебе, кстати, не следовало выезжать сегодня в город одной. Где ты оставила машину — на стоянке или перед зданием?

— Перед зданием, — пробормотала Рэчел, смущенно опуская голову.

— Ну вот! — Грэм снял трубку внутреннего телефона и велел секретарше вызвать такси. Потом он снова посмотрел на Рэчел.

— Сделаем так: ты оставишь ключи от «Форда» мне, а сама вернешься домой на такси. Эту машину я сдам, а тебе пригоню другую, такую же. И ты должна обещать мне, что никогда не будешь оставлять ее где попало. Договорились?

Рэчел достала из сумочки ключ от зажигания и перебросила его Грэму.

— Договорились.

— И еще одно… — сказал Грэм, убирая ключ в стол. — Могу я попросить тебя хотя бы некоторое время никуда не ездить? Посиди немного дома — наверняка тебе есть чем заняться. Потом, когда мы будем знать больше, ты сможешь ездить куда захочешь.

Рэчел не хотелось этого обещать, поэтому она поспешно спросила:

— Знать больше о чем? О прошлом Эдама?

— В том числе и об этом.

— А еще? Что еще ты надеешься узнать?

— Я хочу пересмотреть свои дубликаты деловых документов твоего отца — контрактов, договоров, протоколов деловых встреч и заседаний. Быть может, мне удастся найти что-нибудь такое, что даст нам ключ…

— Но ведь один раз ты уже изучал их.

— Верно, но одно дело заниматься наследством, и совсем другое — искать объяснение всем этим странным событиям. На этот раз я буду просматривать документы именно с этой точки зрения. Вряд ли я что-нибудь обнаружу, но сделать это надо.

Рэчел кивнула и поднялась.

— Хорошо, займись этим. И еще — в понедельник во второй половине дня я должна подписать договор, аренды с агентством недвижимости. Я решила останов виться на помещении, которое находится на Куин-стрит.

— Пришли мне копию договора — я должен на него взглянуть, прежде чем ты подпишешь.

Рэчел состроила недовольную гримасу, но, возразить было нечего, и она снова кивнула.

— Ладно, я пришлю его тебе по факсу. Ну а пока я хочу заняться отцовскими личными бумагами. Быть может, мне повезет и я что-нибудь раскопаю.

— О'кей. И не забудь, что я тебе говорил. Будь осторожна.

— Хорошо. Я все понимаю…

Когда она вышла, Грэм долго сидел неподвижно, глядя прямо перед собой. Наконец он очнулся и потянулся к телефону.

Когда автомобиль затормозил у тротуара, из густой тени, отбрасываемой стеной пакгауза, появился Эдам. Оглядевшись по сторонам, он открыл дверцу и скользнул на сиденье.

— Неужели обязательно было встречаться в такой час? — ворчливо спросил сидевший за рулем человек. — Уже поздно, и мне давно пора быть дома, в постели. И район ты выбрал дурацкий. Полиция даже днем сюда не захаживает, а уж ночью и подавно. Я не могу выключить двигатель даже на минуту, иначе мне порежут покрышки или снимут колеса.

— Ладно, Майкл, перестань, — перебил его Эдам. — Покажи лучше, что ты мне принес.

Майкл сунул руку во внутренний карман своего просторного темного плаща и вытащил оттуда небольшой прозрачный пакет.

— Вот эта штука. Я взял ее со склада вещественных доказательств, и если до завтра я не успею вернуть эту штуку на место, меня просто вышвырнут на улицу. Тебе ведь она нужна ненадолго?

В голосе Майкла прозвучали тревожные нотки, но Эдам и не подумал отвечать. Вместо этого он спросил:

— Это то самое устройство, которое эксперты нашли на месте?

— Да. Теперь уже никто не сомневается, что это был поджог.

Вместо того чтобы зажечь свет под потолком салона, Эдам извлек из кармана крошечный потайной фонарик размером не больше авторучки. Включив его, он принялся внимательно рассматривать сквозь прозрачный пластик содержимое пакета.

В пакете лежали почерневшие от огня металлические детали, спутанные провода, куски оплавленной пластмассы.

— У следователя есть кто-нибудь на примете?

Майкл покачал головой.

— Нет. Это дело выделено в отдельное производство, так как все остальные поджоги на нашем участке совершались с помощью бензина и спичек. Тот, кто взорвал магазин на улице Клейборн, проявил гораздо больше изобретательности и технической сметки. Эксперты утверждают, что это сложное взрывное устройство оригинальной конструкции с дистанционным управлением. Или с таймером — этого, к сожалению, установить не удалось. Мы проверяли по компьютеру все случаи нераскрытых поджогов и взрывов,но эти обломки не подходят ни под одно из описаний.

Эдам что-то проворчал.

— Что? — насторожился Майкл. — Тебе это устройство знакомо? Ведь ты, как-никак, специалист по всяким электрическим штукам.

— Нет, оно мне незнакомо, — ответил Эдам, выключая свой фонарик. — Послушай, я точно не могу оставить его у себя хотя бы на сутки?

— Послушай, приятель, я, конечно, твой должник, но не настолько же! — возмутился Майкл. — Я же сказал, если эта история откроется, меня выставят в два счета. Я не хочу рисковать.

— Ладно, не переживай. — Эдам вернул ему пакет. — Как-нибудь обойдусь. Кстати, вот еще что, Майкл, не мог бы ты достать мне копию экспертного заключения?

Майкл застонал.

— Нет, ты точно хочешь моей смерти!

— Просто копию, — продолжал настаивать Эдам. — Ты же можешь ее достать?

— Хорошо, попробую, —неохотно согласился Майкл. — Но я ничего не обещаю.

— Спасибо, дружище.

Майкл, прищурившись, посмотрел на Эдама.

— Ты не хочешь рассказать мне, в чем дело? Из-за чего весь сыр-бор?

— Одному моему другу, возможно, угрожает опасность. И я хочу исключить любые неожиданности,

— Ты имеешь в виду Рэчел Грант? — Майкл усмехнулся. — Половина мужчин в Ричмонде желали бы иметь такого друга.

Эдам поерзал на сиденье, но сказал только:

— А что ты можешь сказать по этому поводу?

—То есть не думает ли кто-то из наших, что покушение было организовано с целью отправить наследницу на тот свет?

— Да, примерно это я и имел в виду.

— Нет, насколько мне известно. Все считают, что это просто совпадение. А что? Ты знаешь что-нибудь такое, что мы упустили?

— Нет. Я просто спросил.

— Если уж речь зашла о покушениях, — заметил Майкл, — то мне кажется, что жертвой этого несчастного случая должна была стать не Рэчел Грант, а ты. За свою жизнь ты обзавелся изрядным количеством врагов, которые хотели бы тебе отомстить.

— Да, — спокойно согласился Эдам. —Но ведьэто Ричмонд,а не Чикаго, не Лос-Анджелес и неНью-Йорк.

— И все же мне кажется, что один-два твоих приятеля так тебя «любят», что готовы последовать за тобой хоть на Северный полюс.

Эдам медленно повернул голову и уставилсяна Майкла.

— Кого ты имеешь в виду?

— Макса Гэллоуэя. Я видел его буквально на днях. Он — та песчинка, которая может попасть в часовой механизм и вывести его из строя. Или, вернее, не песчинка, а нечто более увесистое. И опасное.

— Что Макс делает в Ричмонде? Что он задумал?

— Честно говоря, не знаю. Но готов поставить свой последний доллар, что ничего хорошего.

— А ты можешь это выяснить?

— Вряд ли. Мы можем взять его за бока, только если он нарушит закон. Но он, похоже, не собирается предпринимать ничего такого. Полиции Ричмонда Макс, во всяком случае, неизвестен. Один я знаю, что это за фрукт, потому что когда-то я работал в Калифорнии и в Чикаго.

— Может быть, стоит предупредить копов?

— Возможно, я так и поступлю. Но до тех пор, Эдам, я рекомендую тебе почаще оглядываться. Гэллоуэй никогда не скрывал, что ненавидит тебя. Не исключено, что он приехал в Ричмонд, чтобы, наконец, поквитаться с тобой.

Эдам ничего не ответил, но когда он выходил из машины, лампочка под потолком осветила его лицо. Оно было спокойным, хотя и бледным.

— Спасибо, что дал мне взглянуть на вещественное доказательство, — сказал он, придерживая дверцу. — Когда достанешь заключение экспертов — позвони. Я буду ждать.

— Дай мне несколько дней, — попросил Майкл.

— Хорошо. — Эдам захлопнул дверцу.

Не тратя времени даром, Майкл включил передачу и отъехал. Когда красные тормозные огни его машины в последний раз мелькнули вдали и пропали за углом, Эдам зашагал в противоположном направлении. Ночная прохлада, которую он неожиданно почувствовал, заставила его поднять воротник куртки. Улица, по которой он шел, была пустынна, хотя из расположенной неподалеку «Старой таверны» доносились нестройные пьяные крики. Это, да еще шорох его шагов и шелесч газетных обрывков, которые тащил по асфальту порывистый северный ветер, были единственными звуками, нарушавшими ночную тишину.

Макс Гэллоуэй.

Что это — случай? Паутина, сплетенная богинями судьбы? Тяготеющее над ним проклятие? Как еще объяснить, что его злейший враг появился в Ричмонде именно сейчас, когда столько поставлено на карту?

Как давно Макс в Ричмонде? Что он делает? Наблюдает? Выжидает? Или уже действует?

Эдам покачал головой и невольно ускорил шаг. Насколько он знал своего врага, Макс Гэллоуэй никогда не отличался терпением. Прежде Эдам просто не позволял ему подойти к себе достаточно близко, чтобы нанести удар, но теперь, когда он вынужден был делить свое внимание между безопасностью Рэчел и собственными проблемами, его бдительность неизбежно должна была ослабеть. И Макс мог воспользоваться первой же представившейся ему возможностью.

Стало быть, ему тоже грозит опасность. И не только ему, но и Рэчел…

Эдам машинально поднял руку, чтобы потрогать под рубашкой золотой медальон. Но это прикосновение лишь усилило его тревогу.

Макс Гэллоуэй.

Рэчел.

Господи Иисусе!..

Эдам Делафилд бросился бежать.

Выйдя из ванной комнаты, Рэчел опустила полотенце и тряхнула влажными волосами. И остолбенела. На мгновение ей показалось, что она снова почувствовала ускользающе тонкий запах одеколона Томаса.

«Опять мое дурацкое воображение разыгралось», — подумала Рэчел, но эта мысль ее не успокоила.

Сев перед зеркалом, Рэчел стала приводить себя в порядок, однако движения ее были автоматическими и, глядя на себя в зеркало, она почти ничего не видела. Почудившийся ей запах снова пробудил в ней воспоминания, совладать с которыми было нелегко. Ну разве могла она не вспомнить, как Том добродушно поддразнивал ее тем, что туалетная вода, которую она подарила ему и которая потом так нравилась ей самой, была той, что усиленно рекламировалась по телевизору. В рекламе утверждалось, что каждая женщина «мечтает о том, чтобы от ее мужчины пахло морскими просторами», и Том говорил, что, когда одеколон кончится, ему придется бросить летать и пойти матросом на нефтеналивной танкер или на какую-нибудь пропахшую сырой рыбой посудину. Теперь-то Рэчел понимала, что сам Том никогда не купил бы себе ничего подобного, однако ради нее он постоянно пользовался именно этой водой. Томас… Он любил писать ей записки и делать маленькие подарки, которые прятал здесь же, в доме или в саду, а потом заставлял искать, счастливо смеясь всякий раз, когда она их находила. Он нашептывал ей на ухо горячие слова любви, и Рэчел чувствовала, как ее охватывает сладкая истома. Он рассказывал Рэчел об их долгой и счастливой жизни, которую Том обещал ей в самом ближайшем будущем.

Но и это обещание он не сумел сдержать. Когда эта мысль пришла ей в голову, Рэчел неожиданно почувствовала такое острое разочарование, что ее грезы прервались сами собой, и она в мгновение ока вернулась из сладостного прошлого в одинокое воскресное утро, которое она не знала, чем занять.

Посмотрев на себя в зеркало, Рэчел увидела, что ее щеки мокры от слез.

«Этого еще не хватало!»

Разозлившись на себя, она схватила со столика салфетку и поспешно вытерла глаза.

Да, Том не сумел сдержать свое обещание, и не только то, которое он дал ей, отправляясь в свой последний полет. Часто бывало, что, пообещав ей что-то под влиянием минутного настроения, порыва, простой прихоти, он впоследствии оказывался не в состоянии сдержать слово. Когда это случалось, Том всегда искренне сожалел и горячо извинялся, и Рэчел вполне мирилась с этой особенностью его характера, но сейчас ей совершенно неожиданно пришло в голову, что из Тома вряд ли бы вышел идеальный муж.

Это соображение снова расстроило ее, и она поспешила занять себя чем-нибудь, чтобы отогнать непрошеные мысли. Рэчел поднялась, подошла к стенному шкафу и стала одеваться. Она уже повернулась, чтобы выйти из спальни, когда вдруг заметила розу. Цветок лежал на ее подушке. Роза была такая свежая, что на желтых матовых лепестках еще блестели капли росы.

Сначала Рэчел не удивилась. Она всегда любила розы, особенно — желтые. Лишь когда она взяла цветок в руку и поднесла к носу, чтобы вдохнуть сладкий, легкий аромат, Рэчел неожиданно поняла, насколько все это странно. Откуда здесь взялась эта роза? Час назад, когда она пошла в ванную комнату, никакой розы здесь не было — в этом Рэчел была совершенно уверена. Значит, пока она принимала душ, кто-то заходил к ней в спальню. Но кто?

Она посмотрела на часы. Вряд ли это был Кэмерон — как все артистические натуры, дядя Рэчел любил поспать подольше, особенно в выходные. Фиона? Тоже нет. По самому складу своего характера старая экономка вряд ли была способна на подобное проявление сентиментальности. Кроме того, в саду не было ни одного куста желтых роз, а представить себе Фиону, едущую за цветами в Ричмонд, Рэчел не могла при всем желании.

Значит, в спальне побывал кто-то чужой. Но кто?

Только после обеда Рэчел сумела заставить себя засесть за разборку отцовских бумаг. Откровенно говоря, этой работе она предпочла бы любую другую, однако сознание того, что кто-то пытается запугать или даже убить ее, пугало Рэчел даже больше, чем перспектива остаться один на один с памятью отца.

По крайней мере она надеялась, что страх поможет ей справиться с болью.

В первый час она, однако, занималась в основном тем, что доставала из верхних ящиков стола их содержимое и аккуратно раскладывала по столешнице. В одной кучке оказалось несколько перекидных календарей за разные годы, которые Рэчел собиралась просмотреть позднее. Рядом она сложила личные письма, однако пока читать их не стала. Карандаши, ручки, скрепки для бумаг и прочие канцелярские принадлежности она сметала в картонную коробку, чтобы отдать их Фионе — пусть разберется и выбросит все ненужное или испорченное. Отдельно Рэчел положила карточки из плотной бумаги, на которых рукой ее отца были сделаны разнообразные пометки, не всегда понятные ей или просто загадочные. В последней маленькой стопке лежала деловая корреспонденция, не имевшая отношения к компании.

Среди бумаг Рэчел увидела две крошечные записные книжки. В них подробно, с указанием дат, были расписаны все вклады и снятия денежных сумм с личного номерного счета Дункана Гранта.

Счет был открыт в одном из швейцарских банков в Женеве.

Открыв одну из записных книжек, Рэчел стала медленно ее перелистывать. Руки ее дрожали.

Счет был открыт ее отцом больше двадцати лет назад. С тех пор отец регулярно пополнял его или, наоборот, снимал со счета определенные суммы. Некоторые из них были совсем маленькими. Некоторые, наоборот, были представлены шести— или семизначными цифрами.

Миллионы! Миллионы проходили через этот секретный счет.

Когда первое потрясение прошло, Рэчел разыскала в кипе канцелярских принадлежностей чистый блокнот и заточенный карандаш и принялась за вычисления. Ей потребовалось всего полчаса, чтобы заметить, что в том, как пополнялся или худел счет, была своя система.

В первые пять лет Дункан Грант только клал деньги в банк. Когда же общая сумма вклада превысила десять миллионов долларов, он впервые снял со счета пятьсот тысяч долларов.

Впоследствии, примерно один или два раза в год, Дункан Грант снимал со счета энную сумму, однако пополняя его затем в один или несколько приемов. Например, взяв со счета двести тысяч, он в тот же год вносил миллион, или, наоборот, сняв два миллиона, клал только пятьсот тысяч, да и то не сразу, а частями. Несмотря на это, общая сумма вклада год от года почти не менялась, колеблясь в районе двенадцати миллионов, хотя, после особенно крупных вкладов, она подскакивала до пятнадцати или, напротив, после снятия значительных сумм со счета падала до семи миллионов.

Иными словами, сумма снятых отцом денег всегда в конечном итоге оказывалась равна сумме возвращенных.

Некоторое время спустя Рэчел выяснила, что, кроме дат, каждая финансовая операция сопровождалась коротеньким комментарием, часто представлявшим собой лишь несколько цифр и букв. Последних было строго по две, и Рэчел поняла, что это могут быть только инициалы. Тогда, взяв наугад одно из самых крупных изъятий, помеченных инициалами О. X., Рэчел проследила несколько последовавших вкладов, помеченных теми же буквами, и путем простейших арифметических подсчетов обнаружила, что обе суммы равны.

— Займы! — прошептала она. — Личные займы!

У нее в руках была секретная бухгалтерия отца, подробнейший реестр всех денежных сумм, которые он давал в долг тем или иным людям. Впрочем, сам Дункан Грант наверняка предпочитал называть их инвестициями, которые он осуществлял сам, без всякой бумажной волокиты. И лишь врожденная аккуратность и привычка к порядку побудила его заносить приход и расход в свои записные книжки.

«Дункан Грант никогда не вел дел подобным образом», — вспомнила Рэчел слова Грэма Беккета. Ее отец действительно никогда бы не стал рисковать средствами основанной им компании. Но, как видно, когда дело касалось его личных сбережений, Дункану Гранту было вполне достаточно честного слова и нескольких строк в записной книжке.

Очевидно, он давал в долг только тем, в ком у него не было оснований сомневаться.

Потрясенная, Рэчел взялась за вторую записную книжку и сразу нашла то, что искала. Вот они — три миллиона, выданные пять лет назад некоему Э. Д. Эти инициалы больше нигде не встречались, но Рэчел теперь знала — почему. Долг в три миллиона не был возвращен.

Значит, Эдам сказал ей правду.

Если, конечно, он тот, за кого себя выдает.

«Но я верю ему! — сказала себе Рэчел. — Разумеется, верю. И вовсе не потому, что он похож на Тома…»

И все же сомнения не оставляли ее. Казалось, они еще больше усилились после того, как Рэчел отыскала эти записные книжки.

Внезапно новая мысль поразила ее, и, склонившись над блокнотом, Рэчел начала лихорадочно подсчитывать и вычислять.

Результат этих вычислений вызвал у нее легкое головокружение.

Если не считать трех миллионов, выданных якобы Эдаму, Рэчел обнаружила еще три займа, которые до сих пор не были возвращены. Один из них был сравнительно небольшим — всего сто пятьдесят тысяч долларов. Два других были огромными — полтора и пять миллионов.

Они были помечены инициалами Р. Ш., Л. М. и. Дж. У., причем последний, самый большой, был выдан ее отцом всего за несколько месяцев до гибели.

Значит, поняла Рэчел, существовало еще по меньшей мере три человека, которым ее отец помогал. И они до сих пор не вернули ему деньги. С другой стороны, Рэчел не было известно, когда должники должны были расплачиваться. Эдам получил свой беспроцентный кредит на пять лет; судя по записям, некоторые, особенно крупные ссуды, также выдавались Дунканом на срок в пять лет или около того. Возможно, что эти три займа должны быть возвращены через годы.

Разумеется, это не объясняло, почему должники отца не поспешили сообщить ей о полученных от Дункана суммах, как сделал это Эдам.

Рэчел предвидела, разумеется, что скажет по этому поводу Грэм. Он скажет, что эти трое злоупотребили доверием ее отца, что они не объявляются в надежде, что Рэчел никогда не узнает о полученных ими суммах.

Но у нее не было даже намерения что-либо рассказывать адвокату.

Это решение пришло к ней просто и естественно.

Рэчел считала, что раз ее отец ничего не сообщил адвокату об этой своей деятельности, значит, он так хотел. На протяжении двух десятков лет Дункан Грант помогал, как мог, таким людям, как Эдам, — людям, которым нужны были большие суммы наличными, чтобы осуществить свои планы, — и если он предпочитал делать это тайно, то она тем более не имеет права никому об этом рассказывать.

Грэм Беккет, несомненно, назвал бы такой подход неразумным.

Но сама Рэчел так не считала.

Она не знала, права она или нет, но, как бы там ни было, решение ничего не говорить адвокату об отцовской тайне не вызывало в ней ни неловкости, ни тревоги. Другое не давало Рэчел покоя — она совершенно не представляла, как ей быть дальше.

Придвинув к себе блокнот и записные книжки, она вновь принялась за вычисления. Результат ее ошеломил, хотя, казалось, она уже должна была перестать удивляться. Даже за вычетом еще не возвращенных займов, включая три миллиона Эдама, на счету оставалось чуть больше восьми миллионов долларов. И она не видела никакой возможности забрать их оттуда.

— О, боже, папа! Что же мне теперь делать?! — воскликнула она вслух.

Это был настоящий крик души. Рэчел достаточно хорошо разбиралась в финансах, чтобы понять: личные финансовые операции отца, хоть и были направлены на благородные цели, оставались не вполне законными. Восемь миллионов, которые он держал в Швейцарии, не были даже включены в общую сумму наследства, хотя в завещание, насколько она помнила, и была вставлена довольно туманная фраза насчет того, что «любые вклады в любых финансовых учреждениях, не имеющие отношения к деятельности компании „Дункан и Росс Инвестиции Лтд.“, должны быть переданы моей дочери Рэчел Грант».

Или что-то в этом роде.

Тогда Рэчел приняла эту фразу за пустую формальность, но теперь она поняла, что отец вписал ее в трастовый договор не просто так.

Значит, эти деньги принадлежат ей — по крайней мере формально. Но откуда они взялись, были ли они нажиты законным путем, как получить их с секретного счета в Швейцарии?

Нет, определенно в ближайшее время ей придете нанести конфиденциальный визит специалисту по налогам и наследованию.

Но тут Рэчел пришло в голову, что с этой проблемой можно будет разобраться потом — после того, как она официально вступит во владение той частью наследства, которая не вызывала столько вопросов и сомнений, Если только ей дадут это сделать. Если ее не убьют раньше.

Это волновало ее теперь больше всего. Снова и снова Рэчел спрашивала себя, может ли оказаться так, что за этими таинственными инициалами скрывается человек, который хочет с ней разделаться, потому что ему не хочется возвращать свой долг.

Сначала она думала, что только пятимиллионный заем может служить действительно веской причиной для убийства, но, поразмыслив как следует, Рэчел поняла, что это вовсе не обязательно. Даже ста пятидесяти тысяч долларов для некоторых людей могло оказаться достаточно, чтобы решиться на преступление.

Дрожащими пальцами Рэчел обвела карандашом инициалы Р. Ш., Л. М. и Дж. У.

Рэчел понятия не имела, кто скрывается за этими инициалами. Одно было ей ясно: с ее смертью эти люди ничего не теряли. Но приобретали многое.

Рэчел с силой толкнула калитку и невольно поморщилась, когда ржавые петли пронзительно взвизгнули. За воротами начиналась тропа, терявшаяся в близком лесу, и она пошлапо ней, стараясь не обращать внимания на сырой туман, клубившийся под ногами и поднимавшийся все выше.

Вокруг было очень тихо.

И темно.

И страшно.

И все же Рэчел чувствовала себя почти счастливой. На шее у нее снова висел золотой медальон, который она когда-то подарила Томасу. На внутренней поверхности его крышки был изображен святой Христофор, и она надеялась, что он сумеет уберечь Тома от опасности.

Святой ее подвел, но сейчас это почему-то не имело никакого значения.

Рэчел быстро шла по тропе, не замечая ни сырости, ни холода. Взгляд ее был устремлен на опушку леса, где уже виднелась темная фигура.

Когда она приблизилась, ожидавший ее человек шагнул вперед, и она разглядела его широкие плечи и светлые волосы. Он протягивал к ней руки и улыбался, и Рэчел с радостным смехом бросилась вперед.

Но вот она увидела его лицо и остановилась как вкопанная.

Его лицо напоминало маску, потрескавшуюся фарфоровую маску, в темных, пустых глазницах которой клубилась тьма. Голос, донесшийся из прорези рта, тоже был незнакомым, хриплым.

— Не доверяй ему, Рэчел. Не доверяй!

Фарфоровая маска разваливалась. Из пустых глазниц выползали слепые желтые черви.

Тогда Рэчел закричала.

Эдам резко сел на кровати. Пронзительный крик ужаса застрял у него в горле, он чувствовал, что задыхается, но не мог сделать ни глотка воздуха. Сердце отчаянно стучало в груди, а кровь в ушах ревела, словно горный поток.

Но в комнате было тихо, темно, и постепенно он успокоился.

Медленно опустив голову на подушку, Эдам сжал в кулаке висевший на груди медальон.

— О боже, Рэчел!.. — прошептал он.