— Это так заметно? — после некоторой паузы спросил Гриффин чуть охрипшим голосом.

— Нет, — покачала головой Джоанна, не в силах объяснить, что она это не столько увидела, сколько почувствовала.

— Наверное, у каждого есть свои страшные воспоминания, — сказал Гриффин. Сплетя пальцы на коленях, он некоторое время сидел, опустив глаза, а когда поднял их на Джоанну, взгляд его был тверд. — Это было больше двадцати лет назад. Точнее, в августе исполнилось двадцать два. Мне было пятнадцать лет. Моей сестре — двенадцать.

Джоанна слушала его, окаменев, стараясь держать себя в руках. По спине у нее поползли мурашки — она уже догадалась, что это будет за история.

— Мы были очень близки. Дети военных обычно держатся вместе, наверное, потому, что их родителей постоянно перебрасывают с места на место. Словом, мы в очередной раз переехали и готовились пойти в новую школу; мы прожили на базе всего несколько недель и едва успели познакомиться с другими детьми. — Он помолчал и продолжал так же спокойно:

— Линдси все-таки подружилась с одной девочкой своего возраста и в тот день собралась пойти к ней поиграть. Они тоже жили на базе, буквально в нескольких домах от нас. — Он опять помолчал, рассказ давался ему все труднее и труднее. — Мы поняли, что что-то случилось, через час, когда эта девочка позвонила и спросила: «Где же Линд-си?» Ее тело обнаружили примерно в миле от базы только через три дня. — Лицо Гриффина окаменело, глаза стали холодными. — Ее избивали, пока она не умерла, — это я узнал из газет. Все, что я знаю, — только из газет и телепередач. Полиция и военные, которые расследовали ее смерть, ничего не могли сказать, а родители были просто убиты, они понимали только, что ее больше нет.

— Я сожалею, — тихо сказала Джоанна. — Вам пришлось пройти через ад.

— Самое страшное — это полная растерянность. Все произошло так внезапно. Только что она была жива — и вот… Так глупо, так бессмысленно!

— И никто не мог сказать почему. — Джоанна страдала, в эту минуту она чувствовала боль того мальчика, который стал шерифом Клиффсайда, как свою. Неудивительно, что его так глубоко затронула смерть Амбер — он слишком хорошо прочувствовал на себе, что значит потерять близкого человека.

Гриффин продолжал, и лицо его сохраняло выражение того непонимания, которое было на нем тогда.

— Ни ответов, ни причины. Власти не нашли преступников; подозреваемых не было. Расследование тянулось многие месяцы, пока… пока не сошло на нет. Линдси похоронили. Жизнь продолжалась. Но никто из нас не сумел примириться с ее смертью. Слишком многие вопросы остались без ответов.

— Вы так и не узнали, что случилось?

Гриффин опять покачал головой.

— И по сей день дело об убийстве Линдси Кавано в Техасе не закрыто. Для дел об убийстве не существует временных ограничений.

Джоанна подумала, что это хуже всего — так и не узнать, что же произошло.

— И потому вы стали полицейским? Чтобы находить ответы — для других?

— Да, — без колебания ответил он; в его голосе не было и тени сомнения. — Если бы я тогда был постарше или помладше, может быть, это не подействовало бы так сильно. Но теперь я знаю, что самое страшное в мире — это не понимать, почему ты потерял кого-то. С этой точки невозможно сдвинуться, не получив ответа на этот вопрос, невозможно жить дальше. И в то лето я решил, что стану полицейским. — Он передернул плечами. — Вероятно, из-за того, что случилось с Линдси. Я уверен, что эти вопросы, оставшиеся без ответа, разрушили мою семью. Через год родители разошлись, так и не придя в себя; каждый обвинял другого в происшедшем. Понимаете, не получив никаких объяснений, они искали причину и находили виноватых друг в друге. Я жил с отцом, пока сам не ушел в армию, но с тех пор мы виделись от силы десяток раз. А маму за последние десять лет я видел только дважды, на Рождество, да и эти визиты были явной ошибкой. Она сделала из своего дома храм, посвященный памяти Линдси, и я ей совсем чужой. Отец вышел в отставку и перебрался на Аляску, мама живет во Флориде. Невозможно быть дальше друг от друга. И оба очень, очень одиноки.

«Один ребенок мертв, другой, в сущности, брошен, — родители разошлись и страдают от одиночества. Убийца Линдси не просто убил ее, он сделал много больше, — подумала Джоанна. — Он разрушил всю ее семью. А Гриффин, хотя и выжил, — на него все это наложило явственный отпечаток».

— Вы думаете, если бы ваши родители знали, кто убил Линдси, они не разошлись бы? — спросила она, уже не зная, что было самым невыносимым в этой трагедии.

— Скорее всего, не разошлись бы, — не задумываясь ответил Гриффин. — Получилось, что им некого было обвинять, только друг друга. А если бы убийцу нашли, и можно было бы посмотреть на него и спросить с него — по крайней мере спросить его: зачем? — тогда, может быть, ее смерть не разрушила бы их брак. Тогда, возможно, они нашли бы в себе силы пережить это.

— Гриффин… ведь бывает и так, что объяснения просто нет. — Джоанна хотела сказать что-то другое, она хотела сказать гораздо больше, но перед лицом такой страшной муки невозможно было найти подходящие слова.

Он чуть улыбнулся.

— Поверьте, я все понимаю. Даже если бы убийцу моей сестры и нашли, мы бы, конечно, никогда не смогли понять, зачем он ее убил. Если даже я и назову Уэйдам имя того, кто убил их дочь, любая причина ее убийства покажется им нелепой и лишенной смысла.

— Но вы бы чувствовали себя лучше. — Она подумала: «Может быть, это объясняет, почему Гриф-фин так настаивает на том, что смерть Кэролайн — это несчастный случай? В конце концов, если несчастный случай и оставляет какие-то неясности, их не назовешь невыносимыми. В отличие от убийства».

— Если бы я смог рассказать им, как это произошло, я бы чувствовал себя полезным, — сказал Гриф-фин. — Я бы знал, что я выполнил свой долг. И, может быть, это помогло бы Уэйдам пережить смерть дочери.

Джоанна поняла. Дело в том, что ему нечего сказать родителям Амбер.

— Сорок восемь часов еще не прошло, — напомнила она. — Сейчас вы не можете сказать ничего определенного, но, возможно, завтра все изменится.

— Да, я тоже себя этим успокаиваю. — Он посмотрел на дневник и тяжело вздохнул. — К тому времени мне нужно прочесть дневник хотя бы с того дня, как они сюда приехали. И обязательно поговорить с Кейном.

«Не позавидуешь», — подумала она.

— Тогда не буду вам мешать, — произнесла она вслух, поднимаясь. Раз она решила все-таки не рассказывать ему то, что узнала о Кэролайн от Адама Харрисона, и раз он был так занят расследованием смерти Амбер, ей не оставалось ничего другого, кроме как вести свое собственное расследование жизни Кэролайн и особенно того, как она провела последние дни перед аварией. Пока она не найдет конкретных доказательств, пока не обнаружит очевидных связей между Кэролайн и другими двумя, погибшими здесь, она мало чем сможет помочь Гриффину.

— Джоанна?

Она обернулась уже от двери, вопросительно подняв бровь.

— Вы ведь пробудете здесь еще неделю, верно?

— По меньшей мере, — кивнула она.

— Хорошо.

И она вышла из кабинета, чувствуя одновременно и радость, и смущение от последнего вопроса Гриффина. Но хорошее настроение скоро прошло. Слишком многое ее беспокоило. Сон не переставал ее мучить, и воздействие его только усилилось. Чем больше она узнавала о Кэролайн, тем меньше та ей нравилась. К тому же теперь нужно было найти объяснение уже трем смертям, а не той одной, что привела ее сюда. Джоанна уже неделю жила в этом городе, а легче ей отнюдь не стало — наоборот.

Она стояла на тротуаре перед Отделом шерифа и, закусив губу, пыталась решить, что ей дальше делать. Но нельзя же было торчать здесь до бесконечности, и она нехотя направилась к магазинам на Главной улице. Больше всего ей сейчас хотелось поговорить с доктором Питером Бекетом, но она никак не могла придумать хорошего — то есть достаточно нейтрального — предлога. Гриффин, конечно, представил их друг другу в то утро, кэгда тело Амбер грузили в санитарную машину, но до сих пор почтенный доктор ни разу не встретился Джоанне случайно, чтобы можно было непринужденно заговорить с ним. Таким способом она узнала почти все, что знала теперь о Кэролайн.

Она раздумывала, не ускорить ли события, придумав себе какую-нибудь неопасную и трудноопределимую болезнь, что-нибудь вроде расстройства желудка, которая заставила бы ее обратиться к врачу…

— Привет, Джоанна.

— О, привет, Мэвис, — поздоровалась она с юной продавщицей аптеки — они столкнулись у магазина «На углу». — Сегодня рано отпустили?

— Да, на два часа раньше. Э… вы говорили с шерифом? — Мэвис старалась, чтобы вопрос прозвучал максимально незаинтересованно, как бы между делом, но Джоанна насторожилась.

— Да, но недолго, — ответила она. — Шериф сейчас очень занят, вы понимаете.

Мэвис тотчас кивнула.

— Делом этой девушки, которая упала с обрыва в воскресенье ночью. Я… э… я слышала, теперь выходит, что мистер Барлхэу имеет к этому отношение. Потому что он солгал шерифу, где был в ту ночь.

И впрямь в этом городе слухи разносятся быстро.

— А где вы это слышали?

— Да только что в аптеку заходила миссис Нортон — знаете, моя соседка — и сказала, что шериф присылал одного из своих людей к ней, специально чтобы узнать, может быть, она случайно видела, не уезжал ли куда мистер Барлоу в воскресенье ночью. А она-то как раз и видела. Незадолго до полуночи, ведь именно тогда бедняжка погибла. А другой покупатель говорил, что был в «Гостинице», когда шериф Кавано допрашивал мистера Барлоу, и сам слышал, как тот сказал, что всю ночь пробыл дома, так вот…

Джоанна подумала, что миссис Нортон, должно быть, летела в город сломя голову, чтобы как можно скорее поделиться со всеми этой новостью.

— Что бы ни говорил мистер Барлоу, это вовсе не обязательно делает его причастным к смерти Амбер.

— Да, но ведь каждому известно, как она за ним бегала, — сказала Мэвис, азартно блестя глазами. — А ему это, возможно, не нравилось. В конце концов, у него роман с Холли Драммонд, и уж ей-то это не нравилось наверняка. Я уверена, он не хотел зла несчастной Амбер, но, может быть, просто чуть оттолкнул, потому что очень уж она к нему липла, вот и…

— Это, вероятнее всего, случилось около полуночи, в сильный шторм. — Джоанна старалась говорить как можно более бесстрастно. — Подумайте сами, Мэвис, что кажется вам логичнее: что кто-то назначил любовное свидание под таким-то дождем или что Амбер воспользовалась коротким затишьем, чтобы глотнуть свежего воздуха после того, как целый день просидела в отеле, и просто… упала?

— Похоже, никто не видел их той ночью, но ведь они и должны были скрываться — из-за Холли, — убежденно сказала Мэвис, решительно мотнув головой. — Конечно, Джоанна, я не могу знать точно, правда ли это, но если шериф подозревает мистера Барлоу, стало быть, у него есть на то причины. Это вам каждый скажет.

Джоанна не впервые столкнулась с тем, что люди в большинстве своем предпочитают думать о других самое худшее, но при каждом таком столкновении ей было так же плохо, как и в первый раз, многие годы назад. Она жила тогда в Чарльстоне с тетушкой Сарой, и некий безответственный молодой репортер, интересующийся таинственными смертями и склонный во всем видеть тайные заговоры, стал крутиться около них и расспрашивать соседей о родителях Джоанны.

Постепенно выяснилось: он убежден, что Алан Флинн тайно работал в качестве адвоката на представителей организованной преступности, а «несчастный случай» на самом деле был воровской разборкой. Флинн, как утверждал репортер, собирался сдать преступников властям, и потому его убили вместе с женой.

Это было настолько абсурдно, что Джоанна поначалу просто не поверила своим ушам. Потом рассердилась — как посмел этот чужак порочить доброе имя ее отца? И вдруг, разговаривая с соседкой на эту тему, она увидела в глазах женщины нехороший блеск и с ужасом поняла, что той очень хочется верить в историю, придуманную репортером. И самое страшное — не ей одной. Расторопный юноша хорошо знал своего читателя. И все это были люди, уважавшие ее родителей. И даже родственники. Всем им хотелось в это верить.

Тетушка Сара ничего не сказала по этому поводу, но через несколько недель их дом уже продавался — они переехали в Атланту.

А сейчас Джоанна, глубоко вздохнув, сказала:

— Тетушка Сара учила меня не строить предположений, так что я, пожалуй, не буду зря говорить, а подожду, пока шериф кого-нибудь арестует.

— Он хочет арестовать мистера Барлоу? — сгорая от любопытства, поспешно спросила Мэвис.

— Сомневаюсь, — сухо ответила Джоанна, жалея, что вообще ввязалась в этот разговор. — Но я ведь не работаю в Отделе шерифа…

Мэвис не смогла скрыть разочарования.

— Я думала, шериф вам все рассказывает, — недовольно протянула она.

— Сожалею, но я ничего не знаю. Приятно было побеседовать, Мэвис.

— Мне тоже, Джоанна. Заходите в аптеку, я угощу вас коктейлем с шерри.

— Спасибо, обязательно зайду. — Джоанна смотрела, как Мэвис заспешила прочь, причем отнюдь не в сторону своего дома, а к ближайшему магазину, очевидно, желая продолжить обсуждение животрепещущей темы.

— Черт! — тихо выругалась Джоанна, но этим дела не поправишь.

— Спешит измазать его дегтем и вывалять в перьях, — услышала Джоанна женский голос. — Не буквально, конечно.

Джоанна оглянулась и увидела в открытых дверях магазина «На углу» экзотическую блондинку, которая в Атланте приняла ее за Кэролайн.

— Здравствуйте еще раз, — сказала блондинка. — Меня зовут Лисса Мейтленд.

Красивая женщина лет тридцати пяти, она одевалась с небрежной элегантностью — это запомнилось Джоанне еще по Атланте. Сегодня на ней были черные брюки, шелковая блуза и гобеленовый жилет, а светлые волосы она зачесала наверх. Глаза у нее действительно редкостно красивого зеленого цвета, поскольку, как определила Джоанна, контактных линз она не носит.

— А я — Джоанна Флинн.

Лисса улыбнулась.

— Да, так мне и говорили. Должна сказать, мне очень приятно, что вы реально существуете, а не являетесь порождением моего разыгравшегося воображения.

Джоанна сделала два шага к ней.

— Меня это, знаете, тоже потрясло. Я имею в виду, когда дважды приняли за женщину, о которой я и не слышала.

— Представляю себе. — Лисса с неприкрытым интересом рассматривала ее. — И поэтому вы решили приехать в Клиффсайд? Чтобы узнать, за кого вас приняли?

Джоанна быстренько придумала краткое, но вполне правдоподобное объяснение.

— Я — научный сотрудник библиотеки. Вскоре после того, как вы и Дилан приняли меня за Кэролайн, я, работая, неожиданно наткнулась на ее фотографию в портлендской газете, а потом и на некролог. Близилось время отпуска, вот я и решила провести его здесь.

А то, что она нашла фото Кэролайн сразу после того, как ее дважды приняли именно за эту женщину, конечно, странное совпадение, но при ее работе не вовсе невероятное. В конце концов, это даже и не ложь; другое дело, что это и не вся правда.

Лисса вроде бы поверила, во всяком случае она кивнула.

— Понятно. Так что вы проводите отпуск, привычно занимаясь исследовательской работой. Исследуете судьбу Кэролайн.

— Это, конечно, не обязательно, просто очень уж любопытно, — пожала плечами Джоанна.

— Вы знаете, я работаю у Скотта. Джоанна решила, что перед этой женщиной нет смысла изображать незаинтересованность.

— Да, мне говорили. Значит, вы хорошо знали Кэролайн?

— Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь хорошо знал Кэролайн. Кроме Скотта, разумеется.

— Она же всю свою жизнь провела здесь, — с нескрываемым удивлением сказала Джоанна. — Как здешние жители могут ее не знать?

Лисса чуть заметно улыбнулась.

— Если вы спрашиваете меня, то я думаю — она не хотела, чтобы ее знали. Ей приятно было думать, что она для всех загадка — это льстило ее тщеславию. Кэролайн, кстати, вовсе не нравилось жить здесь, если вам никто еще этого не поведал.

— Но, кажется, она сделала для этого города много хорошего, — заметила Джоанна.

— Да, конечно. Она состояла в различных комитетах и неустанно работала на благо города, и вообще застолбила за собой место первой леди Клиффсайда.

Джоанне вдруг подумалось, а не ревность ли слышится в голосе Лиссы.

— И при этом ей не нравилось жить здесь?

— Не слишком. Когда ей было семнадцать и она заканчивала школу, она дождаться не могла, когда же отсюда уедет. Ну, уехала. Поступила в какой-то колледж в Сан-Франциско и меньше чем через полгода вернулась домой. К сожалению, обнаружилось, что в настоящем большом пруду она всего лишь очень маленькая рыбка, и то, что она Мисс Кэролайн Дуглас, там совершенно ничего не значит. Однако именно там она встретила Скотта, и он приехал за ней сюда.

— Он перебрался сюда только из-за нее?!

Так вот как они встретились. И вот она, связь с Сан-Франциско.

Лисса кивнула.

— Его семья исстари вела дела в Сан-Франциско, и, когда он стал продавать предприятия, чтобы ехать сюда, родственников чуть удар не хватил. Но он никого не слушал. Купил здесь старую лесопилку, и уже через полгода она приносила доход, хотя до этого все время числилась в убыточных. Он переоборудовал несколько старых магазинов, вызвал из Сан-Франциско нас с Диланом. Дилан здесь родился и рад был вернуться домой, а мне захотелось поработать в многообещающем, хорошо налаженном деле. — Лисса дернула плечом. — В то время Скотт боготворил Кэролайн. Готов был все бросить к ее ногам, как принц из сказки о Золушке. И как только ей исполнилось восемнадцать, она вышла за него замуж.

Так, значит, Лисса и Дилан тоже из Сан-Франциско! Похоже, то, что Батлер оттуда же, не слишком много значит.

Чуть поколебавшись, Джоанна тем не менее сказала:

— А я слышала, их брак оказался не слишком счастливым. Так что же стало с хрустальным башмачком?

— Наверное, разбился. — Лисса опять дернула плечом, видно, нервы расходились. — А может быть, он никогда и не был ей впору. Несчастная женщина.

Ей не нравилось жить в маленьком городке, но не хотелось терять те преимущества, которые он дает. В Сан-Франциско, будучи женой Скотта, она могла бы иметь куда более обширное поле деятельности, но большой пруд ее страшил. Скотт согласился остаться, и они стали жить здесь.

— Она вам не нравилась?

Лисса подумала.

— Что ж, пожалуй. Как и большинству женщин. Она умела быть такой очаровательной, умела сводить мужчин с ума своей какой-то трепетной беззащитностью, но на женщин она сил не расходовала, с ними она в лучшем случае была вежлива. Вот почему продавцы, обслуга и тому подобная публика, которая знала ее на уровне формального разговора в две-три фразы, считает ее прелестной, или застенчивой, или очень милой. А те, кто знал ее ближе, как правило, испытывает куда более сложные чувства.

Помолчав, Джоанна задала следующий вопрос:

— Вам не показалось, что она была чем-то расстроена в последнюю неделю-другую перед смертью?

— Нет, ничего особенного не замечала. А почему вы спрашиваете? — Лисса вдруг прищурила зеленые глаза. — Что вы хотите доказать? Что несчастный случай — это не несчастный случай?

Джоанна покачала головой.

— Я слышала, что она была подавлена, нервничала — не потому ли она не смогла совладать с машиной в тот день?

— Я думаю, мы уже никогда не узнаем об этом.

— Да, наверное. — Джоанне было не по себе, но она выдавила любезную улыбку. — Что ж, приятно было познакомиться, Лисса.

— Мне тоже, Джоанна.

Джоанна направилась в дальний конец Главной улицы, где была припаркована ее машина. На углу она оглянулась — Лисса в той же позе стояла в дверях и смотрела на нее с совершенно бесстрастным лицом — настолько бесстрастным и неподвижным, что невольно холодок пополз между лопатками, и Джоанна поспешила завернуть за угол.

Выйдя из поля зрения Лиссы, она остановилась, пытаясь справиться с нервами. У нее было такое чувство, что события страшно ускорились. Это движение началось много месяцев назад, а теперь стремительно приближается к своему пику.

Но, черт возьми, она по-прежнему не понимает, куда и зачем торопиться? У нее по-прежнему нет ответа. Одна лишь ни на чем не основанная уверенность, что если она разгадает, отчего погибла Кэролайн, то все остальное сразу станет ясно.

И пора обратиться к доктору Бекету — по любому поводу или вовсе без оного.

В больнице, в своем заваленном бумагами кабинете, доктор Бекет чуть отрывисто поздоровался с Джоанной, прищурив вечно усталые голубые глаза.

— Марион сказала, что вы хотите поговорить со мной, — кивнул он в сторону регистраторши. — Так на что жалуетесь, Джоанна?

Усевшись, куда он указал — на коричневый кожаный стул у его стола, Джоанна покачала головой.

— Я совершенно здорова.

Он сел за стол с другой стороны.

— Понятно. Значит, настала моя очередь отвечать на вопросы о Кэролайн?

Он произнес эти слова спокойно, но тем не менее под прямым и твердым взглядом его голубых глаз Джоанна почувствовала себя неловко.

— Если вы не против, — наконец нашлась она, хотя и не лучшим образом. — Просто я слышала, что вы хорошо знали Кэролайн, может быть, вы расскажете что-нибудь полезное.

— Полезное? Полезное для чего? Джоанна решила, что Бекет нарочно притворяется непонимающим, и тут же насторожилась.

— Я стараюсь ее понять. Стараюсь понять, какой она была. Не могу объяснить зачем, просто я чувствую, что мне это необходимо.

— Понятно, — повторил он.

— И поэтому, что бы вы ни рассказали, я выслушаю внимательно и с благодарностью.

— Не думаю, Джоанна, что мне есть чем с вами поделиться. То есть я могу вам сообщить, что у нее была аллергия на пыльцу вообще, а особенно на сурепку. Могу сообщить, что она каждый год болела тяжелой простудой, но никогда не подхватывала грипп. Что у нее была тяжелая беременность, но легкие роды. Разве это будет полезно для вас?

— Полезна любая мелочь, если она поможет мне лучше понять Кэролайн, — настаивала она. — Говорят, она была застенчива. Это так?

— Скорее сдержанна.

— Даже с вами?

Он пожал плечами.

— Я был ее врачом, а не конфидентом.

У Джоанны уже не осталось сомнений в том, что он не намерен откровенничать с ней. Она решила не пугать его излишним упорством.

— Вы виделись с ней в последнюю неделю ее жизни? — все же задала она следующий вопрос, намереваясь, впрочем, вскоре распрощаться.

Бекет взял со стола ручку и стал крутить ее в длинных пальцах.

— Нет, — сказал он, не отрывая глаз от вертящейся ручки.

Он явно лгал, причем лгал неумело.

— Значит, вы не знаете, была ли она расстроена или обеспокоена чем-то тогда?

— Не знаю. — Он любезно улыбнулся. — Сожалею, что не смог вам ничем помочь, Джоанна.

— Ничего, — улыбнулась она в ответ. — Я собираю мелочи, детали, штрихи — почти каждый может что-нибудь сказать о Кэролайн. Потом все это сложится воедино.

— И что же это будет за картина? — спросил он.

— Если бы ей нужно было название, — сказала Джоанна, — я бы выбрала такое: «Сложная натура». Кажется, ей не подходят обычные в таких случаях ярлыки.

— Обычные ярлыки?

— Да. «Жена богача». «Матрона маленького городка». «Преданная мать». Все они вроде бы и годятся, но не вполне.

— А подходят ли вообще кому-нибудь обычные ярлыки?

— Наверное, нет. — Джоанну вдруг охватило разочарование, и на секунду она замолчала, стараясь скрыть его. Потом поднялась. — Спасибо, доктор, что нашли время для разговора со мной.

Он тоже встал, с той же любезной улыбкой, отнюдь не коснувшейся его глаз.

— Просто док, Джоанна. Жаль, что я так мало знаю о Кэролайн.

Подняв руку в знак прощания, она вышла из кабинета в холл. В регистратуре Марион заносила данные в компьютер, пользуясь послеобеденным затишьем и отсутствием больных. Марион, энергичная женщина средних лет, темноволосая, с очень цепкими глазками, на которой словно бы крупными буквами было написано, что спуску она никому не даст, подняла голову, когда Джоанна проходила мимо.

— Удачно? — спросила она.

Джоанна подумала, что все уже знают: она расспрашивает о Кэролайн, — и это логично, учитывая скорость распространения слухов в этом небольшом городе. Поэтому она не стала спрашивать, что Марион имеет в виду, а просто пожала плечами.

— Да нет.

— Наверное, он прочел вам целую главу и еще один стих об ответственности врача за сохранение тайны пациента?

— Я не слишком настаивала, чтобы не нарываться, — ответила Джоанна. — Просто он сразу предупредил, что не знает о Кэролайн ничего такого, что может быть мне полезно.

Ничуть не удивленная, Марион кивнула.

— Он, мягко говоря, неболтлив.

У Джоанны не было намерения заставлять эту женщину сплетничать про доктора и Кэролайн, она сказала просто наобум:

— Кэролайн ведь часто приходила сюда из-за своей аллергии. Вы ее знали?

— Знала ли я ее? Как сказать? Видела, обменивалась вежливыми словами — это да. Но у Кэролайн Маккенна на других женщин всегда как-то не хватало времени.

— Да, я слышала, — пробормотала Джоанна. — Но неужели у нее совсем не было подруг?

— Я не могу назвать ни одной.

— А вы случайно не видели ее в последнюю неделю ее жизни?

— Как же, — сказала Марион, — она заходила сюда дня за два до гибели. Хотела видеть дока. Джоанна постаралась не выдать себя.

— Увидела?

— Э, я уже хотела пригласить ее в кабинет, как в ту же секунду зазвонил телефон: один из старшеклассников, игроков школьной бейсбольной команды, повредил ногу. Док схватил свой чемоданчик и помчался со всех ног. Кэролайн еще попыталась с ним заговорить, но он ее просто отодвинул с дороги. — Марион чуть нахмурилась. — Дайте вспомнить… да, она шла за ним до самой стоянки.

Джоанна задумалась о том, почему Бекет солгал ей. То ли он знал о смерти Кэролайн что-то такое, чего не хотел говорить — это вполне возможно, в конце концов, именно он делал вскрытие. А может быть, он лгал потому, что тоже чувствует себя виноватым, ведь Кэролайн пришла к нему за помощью, а он от нее отвернулся.

— Она не казалась подавленной?.. — спросила Джоанна разговорившуюся регистраторшу. Та поджала губы.

— Я бы сказала, немного взволнованной.

— А вы не знаете почему?

— Нет.

Джоанна кивнула.

— Большое спасибо, Марион.

— Помогло? — поинтересовалась та.

— Бог знает. Но так или иначе, еще несколько частей головоломки встали на свое место. — Джоанна повернула голову и уловила какую-то тень движения у двери в кабинет, словно бы, стоя в дверях, Бекет быстро отступил из поля зрения, когда она оглянулась.

Много ли он успел услышать?

— Удачи с головоломкой, — пожелала Марион, возвращаясь к работе.

— Спасибо. До свидания.

Джоанна вышла из клиники и направилась к Главной улице, где стояла ее машина. Начинало темнеть, в воздухе веяло холодом. Новые факты и догадки беспорядочно крутились у нее в голове. Кажется, пора вернуться в «Гостиницу», поужинать и залечь в горячую ванну — и тогда уже постараться логически осмыслить все, что она сегодня узнала.

Свернув на Главную улицу, Джоанна помедлила, окидывая взглядом городок. Он казался таким мирным в лучах закатного октябрьского солнца. «Блейзер» Гриффина стоит возле Отдела шерифа, — значит, главный полицейский города все еще на работе. Миссис Чандлер запирает библиотеку. Лисса и Ди-лан, оба с портфельчиками, немного постояли, непринужденно болтая, напротив мэрии, а потом разошлись в разные стороны, каждый к своей машине. Большинство магазинов открыто: они работают до шести или даже до семи; немногочисленные покупатели заходят в них и выходят, и никто никуда не спешит.

Прелестный мирный городок! Правда, с весны здесь три человека умерли насильственной смертью. Правда, многие горожане смотрят на Джоанну непроницаемым взглядом — то ли потому, что не любят чужаков, то ли им не нравятся ее вопросы, то ли им есть что скрывать…

Прелестный мирный городок. Правда, что-то здесь не так.

Она вздохнула, стараясь стряхнуть с себя ставшее почти постоянным напряжение и непомерную душевную тяжесть. Это самое лучшее, что она могла сейчас сделать. Она так устала — пора было дать себе немного отдохнуть.

Перед тем как возвращаться в гостиницу, Джоанна зашла в аптеку — ей нужно было кое-что купить. Она пробыла там совсем недолго, обменявшись лишь несколькими словами с двумя-тремя покупателями, — но, когда выходила, у нее не осталось сомнений, что будущее Кейна Барлоу в этом городке уже определено. Казалось, практически каждый был уверен, что художник непременно причастен к гибели Амбер. Джоанна подумала: «Если Гриффин не сможет убедительно доказать, что это был несчастный случай с трагическим исходом, или найти настоящего виновного, то эти подозрения подобно черной туче будут вечно нависать над головой несчастного Кейна».

Джоанна ни за что не желала верить, что девушку убил Кейн, пусть даже непреднамеренно. Но в то же время она не знала, чем здесь можно помочь — разве что продолжать делать то, что она делает, то есть стараться выяснить, что же произошло с Кэролайн.

Из аптеки Джоанна пошла к машине, которая стояла в дальнем конце Главной улицы. Выудив из переднего кармана джинсов ключи, она включила зажигание и автоматически застегнула ремень безопасности, хотя путь до отеля был недолог. Поскольку машина стояла на горке, на газ нажимать было не нужно; она просто дала задний ход, не снимая ноги с педали тормоза.

Джоанна всегда была осторожным водителем, даже до того, как попала в аварию; а сейчас стала осторожней вдвойне. Ни при каких обстоятельствах она не превышала скорость — ей не было свойственно вжимать акселератор в пол до отказа. Но едва, вырулив на Главную улицу, она слегка прикоснулась к педали, как та мгновенно ушла в пол.

И запала.

В первую секунду Джоанна попыталась вытащить педаль, подцепив ее ногой, стараясь при этом как-то следить и за дорогой. Это оказалось невозможным. Автомобиль, бешено набирая скорость, несся по Клиффсайду. Перед глазами у нее все слилось в сплошное пятно, в ушах стоял страшный рев работающего на пределе мощности двигателя, и единственное, что она могла придумать, — это ехать к югу, минуя «Гостиницу» и владения Скотта Маккенны.

Она хорошо помнила карту. Если ехать на север, то там прибрежное шоссе долго бежит прямо вдоль края обрыва, отделенное от пропасти лишь перилами заграждения — а они не остановили машину Кэролайн.

И ее машину тоже не остановят.

Джоанна не решалась отвести взгляд от дороги даже затем, чтобы посмотреть на спидометр, но, миновав парк в южном конце города, поняла, что скорость больше пятидесяти миль в час.

Она пробовала нажать на тормоз, но, кроме страшного скрежета, не добилась ничего — скорость не упала ни на милю. Джоанна попробовала переключить передачу на нейтральную, но рычаг не слушался. У нее мелькнула смутная мысль, что если на полном ходу и на такой скорости выключить зажигание, то машина словно на стену наткнется. Но, несмотря на пристяжной ремень и воздушную подушку машины, все же не рискнула; она решила оставить это в качестве самого последнего средства.

Проносясь мимо поворота к «Гостинице», она услышала сирену — в погоню за ней оперативно устремился Гриффин или кто-то из его людей. Джоанна не могла позволить себе даже бросить мимолетный взгляд в зеркало заднего вида, ибо прибрежное шоссе за землями Маккенна начинало извиваться, и все ее внимание сосредоточилось на том, чтобы удержать машину на шоссе.

Вдруг слева и чуть впереди она увидела лужок, на котором высилось несколько старомодных стогов сена. Не зная, хватит ли сопротивления такого стога, чтобы хотя бы слегка замедлить скорость машины, Джоанна решила, тем не менее, что на лугу у нее больше шансов, чем на шоссе.

Колючая проволока ограды не послужила препятствием — сворачивая с шоссе на луг, машина просто повалила столб и разорвала проволоку в клочья. Джоанна с ужасом почувствовала, что машина начинает скользить, словно земля еще не высохла после воскресных дождей, и резко вывернула руль в отчаянной попытке направить автомобиль к ближайшему стожку.

Машина въехала в небольшой стожок, задрожала и замедлилась, с трудом преодолевая сопротивление. Джоанна продолжала бороться с рулем, целясь в следующий стог. Но тут машина вильнула и закрутилась на месте. Задний конец кузова врезался в другой стог, вращение несколько замедлилось, и наконец четвертый стог ее остановил. Разметав его, автомобиль страшно задрожал, двигатель взревел и резко смолк. Тотчас ветровое стекло и окна завалило сеном, и Джоанна оказалась в темноте.

С замечательной аккуратностью она нащупала ключ зажигания и повернула его. Потом сложила руки на коленях и долго сидела, слушая, как гулко колотится о ребра сердце.

До нее доносились какие-то смутные звуки, а потом с водительской стороны сено откинули, и дверца распахнулась.

— Джоанна?! Ты в порядке?

Голос Гриффина звучал резко и хрипло, да и такого мрачного лица у него Джоанне еще не приходилось видеть. Она хотела успокоить его, сказать, что жива и здорова, просто сильно испугалась. Но вместо этого почему-то спокойно произнесла совсем другие слова, отвечавшие на данный момент ее мыслям.

— Это третий раз.

— Со мной все в порядке, уверяю вас. — Джоанна попыталась улыбнуться доктору Бекету. — Честное слово!

— Похоже на то, — сказал он, откладывая стетоскоп. — Но вы пережили сильнейшее потрясение, Джоанна. И когда уровень адреналина в крови упадет, вы это почувствуете, уверяю вас, так что лучше я оставлю вас на ночь в больнице, чтобы вы были под наблюдением.

— Спасибо, не нужно.

— Послушайте, к утру у вас будет все болеть после этих кувырканий с машиной. Если вы у нас останетесь, мы по крайней мере сможем облегчить боль.

Джоанна покачала головой.

— Не обижайтесь, док, но я терпеть не могу больничных коек. Я хорошо себя чувствую.

Бекет посмотрел на дверь.

— Гриффин, будь добр, хоть ты скажи ей.

До этого момента не проронивший ни слова, Гриффин очень тихо произнес:

— Он прав, Джоанна.

Джоанне не хотелось показаться упрямой, но в то же время она никоим образом не собиралась оставаться в больнице, особенно не будучи больной. Кроме того, ей пришло в голову, что, хотя пока она и спокойна, реакция, без сомнения, наступит. Право же, если с ней случится истерика, то лучше пережить ее в одиночестве, а не под этим самым наблюдением.

Она посмотрела на Бекета.

— Спасибо, но лучше я все-таки поеду в отель. Если что-то случится, я вам позвоню. Хорошо?

— Полагаю, случится. — Он чуть улыбнулся. — По крайней мере выслушайте мой совет. Примерно через час у вас будет реакция на шок. Примите горячую ванну. Если сможете поесть чего-нибудь горячего — это тоже помогает. И постарайтесь расслабиться и успокоиться.

— Непременно все исполню, — с готовностью согласилась Джоанна.

— Хорошо. — Ободряюще притронувшись к ее плечу, он снова повернулся к двери. — Грифф, что с машиной?

— Всмятку, — лаконично ответил Гриффин. — Да и пастбище Билла Кука не в лучшем состоянии.

Бекет покрутил головой, но, ничего не сказав, вышел из смотровой.

Джоанна встала с кушетки.

— Если моей страховки не хватит, я сама возмещу ущерб, — торопливо сказала она, адресуясь к Гриффину.

— Глупости. За пастбище никого не штрафуют. — Он говорил по-прежнему хрипло.

— Но, кажется, у меня просто не было другого выхода, — продолжала волноваться она. — Или луг, или обрыв. Мне как-то не хотелось упасть с обрыва.

Гриффин оторвался от притолоки и вошел в комнату — мрачное лицо, сосредоточенные глаза. Подойдя к Джоанне, он, ни слова не говоря, вынул руки из карманов куртки и крепко обнял ее и поцеловал.

Джоанна была застигнута врасплох — она и не пыталась вырваться, причем вовсе «не потому, что это ей вряд ли бы удалось. Теплое, сильное прикосновение его губ вдруг показалось ей совершенно необходимым. Словно она очень долго и безнадежно искала что-то и вдруг нашла, когда уже и надеяться-то перестала.

Он гладил ее по голове, обводил пальцами скулы, и она, не раздумывая, крепко прижалась к его груди. Ее тело отвечало ему, как чуткий музыкальный инструмент руке мастера, касание которой извлекает из него только самые чистые ноты. Так, словно она была создана специально для него. И уверенность в этом была такой же сильной, как та необъяснимая тяга, что привела ее в Клиффсайд.

Гриффин, казалось, чувствовал то же. Его поцелуй был честен и прям — как сам акт любви. Овладение, простое и чистое. И Джоанна вдруг поняла, что если между ними и стояли какие-то вопросы, то теперь их нет.

Он наконец оторвался от ее губ с чуть слышным хриплым стоном. Но не отпустил ее, а покрепче обнял обеими руками и застыл. Она слышала, как сильно и часто бьется его сердце, — наверное, ее сердце билось в том же сумасшедшем ритме; и ей так хорошо было в его объятиях — ну просто хорошо, — что ей и в голову не приходило как-то протестовать или, не дай бог, вырываться.

— О, прошу прощения. Я хотел дать Джоанне мой телефон, на случай, если я ей понадоблюсь ночью.

— Немного не вовремя, док, — спокойно сказал Гриффин. Не выпуская Джоанну из объятий, он повернулся к двери. Совсем почему-то не смутившись, Джоанна взяла у Бекета протянутую ей карточку и мурлыкнула что-то вроде» спасибо «. Она тоже обнимала Гриффина за талию и не пыталась отпустить, смутно удивляясь себе.

— Прошу прощения, — повторил Бекет, с легкой улыбкой глядя на Гриффина.

— Забудем. — Гриффин повел Джоанну к выходу; Бекет проводил их до регистратуры.

— Завтра придет результат токсического анализа, — напомнил он Гриффину. — Он будет отрицательным, я уверен, но, по крайней мере, это будет документально подтверждено.

— Хорошо, спасибо, док.

Они вышли из больницы и направились к» Блейзеру «. Стемнело, но стоянка была хорошо освещена. Гриффин открыл перед Джоанной дверцу автомобиля, она села, но не успел он усесться сам, как на стоянку въехала полицейская машина.

— Я сейчас вернусь, — сказал он и пошел поговорить со своими людьми.

Минут через пять он вернулся, сел за руль и включил зажигание.

— Сегодня ты останешься у меня, — сказал он, и тон его был совершенно непререкаемым.

Она чуть вздрогнула — такого сурового голоса ей еще слышать не приходилось, но в ответ заметила только, что ей будет неплохо и в отеле.

Гриффин нажал было на газ, потом на тормоз; полуобернулся к ней и чуть ли не скрипя зубами заявил:

— Док сказал, что этой ночью за тобой надо будет присматривать, так вот я и буду присматривать.

— Гриффин…

— Джоанна, послушай! — хрипло и отрывисто сказал он. — Акселератор в твоей машине не» вдруг» запал, и тормоз не сработал не «почему-то». Акселератор защемили специально — вся электросистема была развинчена. Понимаешь?! Это было подстроено. Джоанна, тебя хотели убить!