Предисловие автора

Алиса открыла новый, странный мир, просто шагнув в зеркало. Далеко не всегда безопасный, этот мир был наполнен безумием, бессмыслицей, приключениями и очарованием.

Но это всего лишь сказка, а что бы случилось с реальным человеком, если бы он шагнул в зеркало? Что бы его ожидало там? Чай в гостях у Сумасшедшего Шляпника или что-то еще более неожиданное?

 

Пролог

— Я не помешала тебе, дорогая? — приятный женский голос, раздавшийся в телефонной трубке, был бесстрастен и невыразителен, однако некоторые нотки выдавали личность сильную и волевую. В этом голосе было что-то магическое, завораживающее, и Мэгги была не в силах противостоять ему.

— Нет, тетя Джулия, я одна.

Тетя Джулия никогда не вмешивалась в личную жизнь Мэгги и никогда не задавала лишних вопросов, но казалось само собой разумеющимся, что ее редкие звонки могли помешать бурным занятиям сексом, характерным для нынешней молодежи. Особенно с тех пор, как она взяла в привычку звонить поздней ночью.

Мэгги приподнялась на локте и протерла глаза, прежде чем взглянуть на часы на прикроватной тумбочке. Конечно же, как обычно, ее тетя звонила в два часа ночи.

— Одна? В твоем-то возрасте? Мэгги, ты и в самом деле не уделяешь этому должного внимания. Это, конечно же, твое личное дело, но все эти опасности, с которыми молодым людям приходится сталкиваться в наши дни… Я полагаю, что ты достаточно мудра, чтобы постараться избежать их.

— Да, тетя, — ответила Мэгги вежливо, — я только хочу, чтобы вы, наконец, поняли, что за моей дверью не толпится очередь из нетерпеливых поклонников. Еще в десятилетнем возрасте я сказала вам, что собираюсь ждать мистера Совершенство, и до сих пор не переменила своего решения. Может быть, с моей стороны и глупо быть идеалисткой, но такая уж я есть, и с этим ничего не поделаешь.

— Ты еще не нашла его, я правильно поняла?

— Едва ли. Вокруг меня постоянно ошивается огромное количество мужчин, но ни один из них не подходит на эту роль. Вы позвонили только, чтобы справиться о прогрессе в моих сердечных делах?

— Ты же знаешь, я никогда не вмешиваюсь.

Мэгги тихо рассмеялась.

— Да, знаю. Вы также никогда не обращаете внимания на часовые пояса — у нас сейчас два часа ночи, тетя Джулия.

— Мне очень жаль, дорогая, но, боюсь, у меня плохие новости.

Поднимаясь, чтобы сесть в кровати, Мэгги спросила:

— Это не дядя Сайрус?

— Нет, нет. Это твой кузен Мерлин.

Мэгги помнила своего весьма необычного кузена, хотя прошло несколько лет с тех пор, как она видела его в последний раз, как, впрочем, и остальных родственников. Члены ее огромной старой семьи были рассеяны по всему миру, очень редко собирались вместе, и это было, по личному убеждению Мэгги, не так уж плохо. Сказать, что большинство ее родственников были необычными людьми, значит, сильно приуменьшить этот факт. Разнообразие их характеров простиралось от несколько эксцентричных до, бесспорно, безумных, хотя, как Мэгги было известно, никто из них не был по-настоящему опасен.

Неоспоримыми главами клана являлись тетя Джулия и дядя Сайрус, и оба были… необычными. Совершенно необычными. Более юные члены семейства называли их дядей и тетей, но истинные родственные узы оставались неясны. Мэгги не знала ни их возраста, ни чего-либо более конкретного о них. Когда в один прекрасный день она попыталась исследовать свою родословную, то забралась в своих изысканиях почти до самого начала века. К этому моменту корни родословной расходились в стороны с таким огромным количеством ярких характеров и пикантных историй, что она, наконец, решила: ей совсем не хочется знать, как же это все началось на самом деле.

Мерлин был ее взаправдашним кузеном, правда, она не знала точно, с какой именно стороны. Его имя — Мерлин — было подлинным; доставшимся от его романтически настроенной матери. И он его вполне оправдал. Выступая в бродячем цирке, Мерлин демонстрировал самые изумительные фокусы. Сколько же лет назад? Мэгги подумала, что ей, должно быть, было около шести, когда она впервые увидела его, и уже тогда он был достаточно стар.

— Сколько Мерлину лет? — спросила она внезапно.

— Я не думаю, что теперь это имеет какое-то значение, дорогая, потому что он умер, — просто ответила тетя Джулия.

— О, мне очень жаль. Когда поминки? — В ее клане были не столь уж сильны ирландские традиции, просто они очень любили вечеринки и все, без исключения, ненавидели траур.

— Послезавтра. Ты, конечно же, будешь на них присутствовать?

— Конечно. А где именно? — В последний раз их семья справляла поминки в Новом Орлеане, тогда, как помнила Мэгги, было устроено торжественное шествие под звуки труб.

Тетя Джулия глубоко вздохнула, и впервые за все время разговора в ее голосе прозвучало раздражение:

— Он пожелал, чтобы его пепел был развеян над Диснейлендом, но власти даже и слышать об этом не захотели. Сайрус попытался уговорить их, но и он ничего не смог поделать. Мы остановились на Ниагарском водопаде, это, конечно, не так хорошо, но Мерлин много раз говорил, что хотел бы спуститься по нему в бочке.

Мэгги восприняла это все без тени удивления.

— Ну что ж, водопад — почти так же хорошо, как и Диснейленд. Я постараюсь попасть туда. Отчего он умер?

— Полиция расценивает его смерть как несчастный случай, Мэгги, но это просто смешно. Он был убит, — тетя Джулия высказала свое мнение тем же безапелляционным тоном, каким бы сказала, что идет дождь, находясь посреди грозового фронта, — тоном абсолютно непогрешимой инстанции. Бесполезно было даже пытаться возразить ей. Только дядя Сайрус, как каждому было известно, мог успешно оспаривать ее категоричные утверждения.

— В самом деле? — удивилась Мэгги. — Члены нашего семейства обычно умирают естественной смертью.

Ее странная семейка, пожалуй, побила все рекорды по долголетию своих членов, отменному здоровью и удивительно малому числу врагов.

— Мы не настолько глупы, чтобы поверить в несчастный случай. У тебя ведь только начались летние каникулы, правда? После поминок, может быть, ты съездишь в «Страну Чудес» и посмотришь все там хорошенько? Нам необходимо знать правду, дорогая, для успокоения совести и для бедного Мерлина, конечно, тоже. Он будет несчастен, если его душа не сможет найти покоя и оставить то место, где с ним это случилось.

Мэгги отнеслась к этому заявлению философски, так как смутно помнила, что кузен Мерлин, действительно, верил в призраков и в то, что дух человека, погибшего при загадочных обстоятельствах или насильственной смертью, оказывается прикованным к месту своей безвременной кончины до тех пор, пока загадка не будет разрешена или убийцу не постигнет заслуженная кара. Она не была особенно удивлена предложением своей тетушки. За последние несколько лет Мэгги стала кем-то вроде детектива, расследуя запутанные семейные дела, и, разумеется, убийство кузена относилось к их числу.

— Хорошо, тетя Джулия, вы введете меня в курс дела, когда я прибуду на место. Я постараюсь вылететь завтра.

— Чудесно, дорогая, тогда до встречи.

Джулия повесила трубку и стала что-то задумчиво рассматривать на большом письменном столе.

— Ты удивил меня, Сайрус, как никогда. Втянуть этого слабого, нежного ребенка в такую потенциально опасную ситуацию да еще к тому же одну…

Тот мягко рассмеялся.

— Нежного? Слабого? На первый взгляд, конечно, это так и есть, но Мэгги далеко не хилый цветок, дорогая. У нее удивительно ясное здравое мышление, особенно принимая во внимание ее воспитание. От всех нас, своих предков, она унаследовала воистину величайшее терпение, прекрасно развитое чувство абсурда и по-детски непосредственное восприятие мира. В сочетании с острым интеллектом эти черты характера делают ее довольно грозной молодой женщиной. И я совсем не удивляюсь тому, что она до сих пор еще не встретила мужчину, способного покорить ее.

— Ну и? — вопросительно произнесла Джулия.

— Я нашел-таки одного для нее, — закончил Сайрус.

— Ты пошлешь его в «Страну Чудес»?

Живые темные глаза Сайруса сверкнули острым, озорным умом.

— Как в свое время Алиса, он должен свалиться в кроличью нору. Если он сможет разобраться в Мэгги, то сразу увидит, что та собой представляет.

После секундного замешательства Джулия слабо улыбнулась.

— Для него это будет ужасно. Бедный мальчик.

— Он перенесет это, — Сайрус снова засмеялся, на этот раз громко. — Он даже может кое в чем преуспеть.

— Мы ему поможем?

— Возможно. По крайней мере, будем готовы прийти ему на помощь. Ну и, как обычно, будем постоянно наблюдать за ними.

Джулия кивнула и криво улыбнулась:

— Я полагаю, ты знаешь, что делаешь.

— Всегда, сладость моя, всегда.

Мэгги совершенно не была удивлена тем, что владельца «Страны Чудес» по рождению назвали совершенно невероятным именем — Балтазар Банди. Она знала и гораздо более странные имена, особенно среди своих родственников.

Когда на пятый день рождения она отказалась откликаться на собственное имя, внесенное в свидетельство о рождении, ее все понимающий отец предложил «Мэгги» как разумный компромисс.

Ее также совершенно не удивило, когда Балтазар немедленно и настойчиво предложил ей присоединиться к своей бродячей труппе фокусников, клоунов и актеров. Она постаралась одеться и вести себя подобающим образом, а ее утверждение, что она — дрессировщик зверей, было бы, несомненно, доказано, если бы только хозяин потребовал от нее демонстрации своего умения.

Что поразило ее, как нечто совершенно неожиданное, так это изложенная в вежливой и убедительной форме просьба Балтазара стать менеджером его цирка, пока он отлучится в Африку для поимки носорога.

— Но почему именно я? — спросила Мэгги с любопытством, в то время как тот рассовывал разноцветные костюмы в битком набитые дорожные чемоданы.

Она обдумала и отбросила за ненадобностью вопросы о реальной возможности не только обнаружить и изловить носорога, но и о том, каким образом его можно доставить из Африки в Америку в обход многочисленных законов. По своему опыту она уже знала, что Балтазар относится к тому типу мужчин, которые отвергают подобные вопросы, считая их совершенно бессмысленными.

Балтазар изобразил на лице комичное удивление.

— Ну, моя дорогая, никто больше не способен это сделать, кроме вас.

У Мэгги был достаточно большой опыт в обращении с дружелюбными сумасшедшими, чтобы задавать какие-то вопросы. А так как она уже нашла для себя несколько разумных доводов в пользу того, что уже ничего не поделать с «несчастным случаем» кузена Мерлина, то даже и не пыталась противиться событиям и просто подчинилась их ходу. Единственное, что ей удалось сделать, это задать с полдюжины или около того вопросов, относящихся к ее теперешним обязанностям, стоя у него на пути, пока он не удосужился дать на каждый удобоваримые ответы. Мэгги приняла из его рук ключ от казначейского сундучка, который находился (и это было, видимо, его постоянное место) на полу в бывшей клетке удава, и пообещала чувствовать себя в его фургоне, как дома.

Затем она сделала ему ручкой некоторое подобие прощального жеста, когда он в лучах заходящего солнца садился в кадиллак 1958 года.

Глухой стук позади нее заставил Мэгги подпрыгнуть. Она обернулась и посмотрела на кровать. Та откинулась от стены и упала на пол, что должно было произойти только в том случае, если ее открепить. Балтазар предупреждал мимоходом, что крепление не вполне надежно. Мэгги посмотрела на роскошное покрывало из красного бархата и подушки с золотыми кисточками, а затем с ужасом оглядела то, что осталось в фургоне после Балтазара. Внутри было не так уж много места, особенно, если кровать была разложена, как сейчас.

Вокруг ножек кровати была ясно видна дорожка вытертого пола, которая показывала, что Балтазар не заботился о том, чтобы поднимать кровать, когда та падала, и уж тем более не ползал под ней, когда она стояла на полу. Изумрудно-зеленый бархатный, очень удобный на вид маленький диван вклинился между дверью и обшарпанным деревянным столом, на котором стояла керосиновая лампа. Гардероб, ныне опустошенный Балтаза-ром, накренился набок, подобно пьяному матросу, из-за отсутствия двух ножек, сразу за ним располагался люк, ведущий к месту водителя этого фургона, оставшееся пространство занимал полированный круглый стол с гнутыми ножками, его ящики под самую крышку были забиты пожелтевшими от времени бумагами.

Мэгги расслышала собственный вздох, что само по себе уже было удивительно. Она снова обернулась и окинула взглядом все это, показавшееся ей помесью цыганского табора, старого цирка и прибежища для сумасшедших на колесах.

— Весьма занятное местечко для того, чтобы провести каникулы, — пробормотала она и отважилась пройти вперед, чтобы познакомиться с обстановкой жилища как следует.

Самое странное в этой истории было то, что она и в самом деле чувствовала себя, как дома.

— Боюсь, что я не могу сама этого объяснить, сударыня, — сказала Алиса, — потому что в данный момент я — это не совсем я. Видите ли…

— Не вижу, — сказала Гусеница. — Приседай в реверансе, пока думаешь, что сказать. Это экономит время.

 

Глава первая

— Извините, но не могли бы вы сказать, который час? — голос взволнованный и озабоченный, под стать лицу, с умоляющим выражением повернутому к Гедеону. Лицо было старческим, все в морщинах и с заискивающей улыбкой. Дородное тело, облаченное в клетчатый пиджак с немыслимым сочетанием цветов — пурпурного и зеленого.

Довольно поспешно Гедеон взглянул на свои часы.

— Сейчас три с четвертью.

— О Господи, я опаздываю, — простонал человечек и заспешил прочь.

Гедеон некоторое время следил за ним взглядом — ему показалось, что в этой сцене было что-то очень знакомое. Он отогнал прочь эту мысль и сделал еще несколько шагов, удаляясь от своей машины и глядя по сторонам осторожным взглядом человека, вырванного из привычных условий. Так как он был представителем среды крупных финансовых воротил, настоящим волшебником, обращавшим, подобно Мидасу, в золото все, к чему ни прикоснется, то его обиталищами были, как правило, величественные дома с огромными комнатами и превосходной отделкой.

И уж, конечно, они не шли ни в какое сравнение с потрепанными фургонами.

Справедливости ради следует отметить, что ни разноцветные тенты повозок, влекомых лошадьми, ни люди, ни тем более звери, не были в самом деле такими уж потрепанными, особенно с тех пор, как все было тщательно вымыто и приведено в божеский вид. Сказать так было бы… ну, небольшим преувеличением. Правда, в наше время разнообразных технических эффектов и достижений бродячий цирк «Страна Чудес» выглядел несколько архаично. За все тридцать лет существования он почти не изменил своего внешнего вида и деятельности, несмотря на то, что в нем уже сменилось несколько поколений актеров. Цирк разъезжал по маленьким городам и ненадолго располагался на пустырях, парковых полянах, лужайках и тому подобных местах. Через несколько дней, максимум через неделю, он снимался и уезжал дальше. Маршрут скитаний бродячего цирка был совершенно бессистемным. Этот факт и был, пожалуй, самой главной причиной раздражения Гедеона. Поиски цирка заняли у него почти месяц, а так как он не считал свою миссию очень уж приятной, то задержка никак не могла послужить улучшению его настроения. Что-то бормоча себе под нос, он сделал еще несколько шагов в самое сердце этого хаоса и чуть не столкнулся с мальчишкой, появившимся, казалось, из-под земли. Волосы мальчишки напоминали всклокоченную паклю.

— Вам, наверное, нужно повидать Мэгги, — доверительно сообщил постреленок, низко поклонившись.

Определив возраст мальчишки, как лет шесть или около того, Гедеон стушевался и выдавил из себя:

— Ты живешь здесь?

— Я — кэрни, — заявил мальчик, задрав подбородок и продемонстрировав дырку вместо переднего зуба.

— Тебя так зовут?

— И вовсе нет. Меня зовут Шон, — Шон окинул Гедеона снисходительным взглядом и подарил ему улыбку, которая привела того в замешательство. — А вы знаете не так много, или я не прав? «Кэрни» означает, что я здесь живу. Вы не живете здесь. А зачем вы сюда приехали?

Непривычный к обращению с детьми, Гедеон попытался вернуть мальчишке его взгляд, но понял, что сейчас как раз один из немногих моментов в его жизни, когда он оказался не в состоянии выиграть поединок воли.

— Я хотел бы поговорить с менеджером, я полагаю, или с тем, кто заведует всем этим, — он вздохнул.

— Зачем так длинно говорить? Пошли со мной, я покажу вам.

Не дожидаясь ответной реплики, мальчик повернулся и пошел вперед, его короткие ножки несли его по земле с удивительной скоростью.

Гедеон последовал за ним, пробираясь между фургонами, палатками, повозками. На повозках стояли клетки со зверями, большая часть из них спала. От их разнообразия захватывало дух. Гедеон насчитал двух львов, тигра и, как ему показалось, гепарда, а также обезьян, медведей и несколько нераспознаваемых шаров из меха.

Он думал о совершенно неожиданном для него разнообразии, когда обогнул очередную повозку и увидел Шона, весьма почтительно разговаривающего с какой-то женщиной. Та повернулась к Гедеону лицом как раз в момент его появления из-за фургона, и он почувствовал, что его желудок подпрыгнул, будто его туда лягнула лошадь.

Ей было что-то около двадцати пяти, хотя единственное, в чем он мог быть твердо уверенным, это то, что она уже вышла из детского возраста. Ее волосы были настолько светлыми, что казались сделанными из чистого серебра, они блестели и сверкали в лучах полуденного солнца и к тому же были так длинны, что она, возможно, могла бы на них сесть. Невероятно зеленые глаза на тонком лице смотрели магическим взглядом кошки, и в них было какое-то выражение… которое нельзя было назвать недобрым, нет, скорее, это было озорство неисправимого, но очаровательного ребенка. Хрупкое стройное тело было облачено в платье из матово-зеленого тонкого материала, развевавшееся на теплом ветерке.

Гедеон неплохо разбирался в женщинах и сразу понял, что под газовой изумрудно-зеленой материей ничего больше не было.

— Вы как раз вовремя, — сказала она ясным, по-детски чистым голосом.

Захваченный врасплох, Гедеон только и смог произнести:

— Вовремя для че… — и вдруг обнаружил, что держит в руках какой-то пушистый комочек. К своему громадному облегчению, он распознал в этом комочке обычного щенка. Он так и стоял со скулящим мягким созданием в

ладонях, не спуская изумленного взгляда с женщины и ощущая себя несколько потрясенным.

Не обращая внимания на Гедеона, она разговаривала с Шоном с выражением неправдоподобной строгости на лице.

— Тебе следовало помочь Малколму как следует подготовиться. Ты же знаешь, что он любит чай и покер в четыре часа пополудни.

Чай и сдобные пышки, подумал Гедеон, может быть, она имела в виду чай и сдобные пышки? Если бы она сказала пиво и покер, тоже было бы понятно. Он постарался отогнать прочь эти абсурдные мысли.

— Я буду помогать ему, как делаю это всегда, — обиженно оправдывался Шон. — Но ты сказала, чтобы я нашел Лео, а я не смог и так и сказал тебе. И, кроме всего прочего, он хочет поговорить с тобой, — маленькая грязная ручка указала на Гедеона.

— Ну, тогда все в порядке, — женщина извлекла щенка из его временного пристанища в ладонях Гедеона и передала мальчику. — Отнеси Александра обратно Тине, а я поищу Лео.

— Хорошо, — Шон принял щенка осторожным движением рук и поспешил прочь, прижимая его к груди.

Гедеон заметил, что его темный пиджак покрыт белой шерстью. Он наклонился, чтобы отряхнуться, а когда выпрямился и собрался обратиться к женщине, она уже куда-то уходила. Он последовал за ней, опасливо обойдя огромного пса, развалившегося между двумя палатками, и широкий зад лошади, мирно пасущейся на зеленой лужайке с обильной сочной травой.

Женщина остановилась у опушки леса и слегка нахмурилась, когда Гедеон, наконец, настиг ее. Прежде, чем он успел произнести хотя бы слово, она повернулась к нему с озабоченным видом.

— Вы думаете, что Лео мог забраться сюда? Несмотря на то, что я неоднократно говорила ему не делать этого?

Он уставился на нее, совершенно непоследовательно задаваясь вопросом, как может такая тоненькая женщина обладать такими… такими крутыми изгибами тела. Ее полупрозрачное одеяние мало что скрывало, очень мало. Он попытался не думать об этом. Макушка ее головы даже не доставала ему до плеча. И что-то в ее манере приподнимать голову, когда она обращалась к нему, прямо завораживало его. Нет, это совершенно неподходящая мысль.

В это мгновение ее вопрос, наконец, дошел до него. Подозрение, что она может быть значительно моложе, чем он думал вначале, пронеслось у него в голове, но он отбросил его. В этих зеленых загадочных глазах могли светиться озорные огоньки, но там присутствовал ум и здравый смысл. По крайней мере, он надеялся, что это так.

— Кто или что такое Лео? — спросил он со всей выдержкой, на которую только был способен в данную минуту.

— А, ну, он думает, что он лев, — пояснила она.

Гедеон уже не был уверен, что ему действительно хотелось это узнать, но все равно спросил:

— А кто же он на самом деле?

Она посмотрела на него озадаченно.

— Мы не можем быть уверены ни в чем, что касается Лео. Может быть, вы поймете, что он такое, когда увидите его.

— Я не думаю, что мне очень хочется его видеть. Видите ли, если вы менеджер этого бродячего цирка, то я приехал специально, чтобы переговорить с вами.

— Ну что ж, это хорошо, — мягко сказала она. — Но сначала я должна найти Лео, чтобы он кого-нибудь не поранил и, в первую очередь, самого себя.

Гедеон обнаружил, что обращается уже к ее затылку, так быстро она повернула свою серебристую головку, и совершенно не был удивлен, услышав в своем голосе нотку отчаяния:

— Скажите же мне, наконец, как он выглядит и на что он похож?

Когда она, обернувшись, посмотрела на него через плечо, он мог бы поклясться, что в ее глазах сверкнули искорки откровенной насмешки, но приятный голос не носил никакого следа иронии.

— А, он… ну, нечто такое коричневое. Он похож на кота, но на самом деле это не кот, хотя он несколько больше кота, но меньше, чем лев.

После этого исчерпывающего объяснения Гедеон приготовился встретиться с чем угодно. Говоря себе, что эта странная женщина, очевидно, не способна больше ни о чем думать, кроме как о своем пропавшем животном, он собрал в кулак все свое терпение и решил последовать за ней в лес.

Почти сразу же он потерял ее из виду. Это его удивило, потому что из-за ее блестящих серебристых волос она должна быть легко видимой, хотя в лесу было сумрачно, но сквозь кроны деревьев пробивалось достаточно света. Гедеон постоял минуту, обдумывая сложившуюся ситуацию, затем вполголоса выругался, повесил пиджак на ближайшую ветку, закатал рукава рубашки и углубился в лес.

Он не беспокоился о том, что может заблудиться, ибо обладал превосходным чувством направления. И даже если эта маленькая леди, которая, если верить Шону, и есть менеджер «Страны Чудес», захотела развлечься с ним подобным ребяческим способом, чтобы посмотреть, как он будет себя вести… Он попытался не думать об этом. Несмотря на то, что он оказался втянутым в эту абсурдную охоту по собственному почину, теперь уже ничего нельзя было изменить.

Будучи человеком добросовестным, Гедеон начал методично осматривать лес, состоящий преимущественно из вековых дубов и кленов. Ограниченный с двух сторон двумя проселочными дорогами, он представлял собой в плане приблизительный треугольник и делился пополам бурным ручьем с небольшим водопадом. Общая площадь, занимаемая лесом, составляла что-то около десяти акров.

Гедеон обшарил все десять акров. И, наконец, разгоряченный, усталый и раздраженный вернулся к тому месту, откуда начал поиски. Его пиджак висел на том же самом месте, где он его оставил, но там было что-то еще.

Оно расположилось на той же самой ветке, положив самые кончики передних лап на воротник пиджака, и было, без сомнения, коричневого цвета, во всяком случае, испещрено некоторым количеством коричневых пятен, оно было меньше льва на несколько футов и, видимо, легче его на значительное количество фунтов. Но это также было, определенно, гораздо больших размеров, чем кот. Это было таким… каким оно было.

До смешного длинные, похожие на дымовые трубы уши венчали макушку вполне обычной для кошачьих формы головы. Пушистый длинный хвост обернулся вокруг пятнистого коричневого тела, его кончик лениво подрагивал. А огромные, совершенно круглые глаза внимательно следили за Гедеоном, в них читалось неприкрытое сомнение.

— Лео? — что-то в нерешительном взгляде животного заставило Гедеона задать этот вопрос, хотя он чувствовал всю его абсурдность.

— Ву-у-у-у? — ответило животное.

Гедеон моргнул. «Не совсем кошачий звук», — подумал он. Но все-таки это должен быть Лео, ибо сам он устал от поисков.

— Слезай отсюда, — приказал он твердо. И, к его немалому удивлению, Лео немедленно спрыгнул с ветки и стал чуть поодаль от него с выражением комического сомнения на пушистой пятнистой морде.

Гедеон снял пиджак с ветки и перебросил его через руку у сгиба локтя.

— Пошли со мной, — обратился он к животному и начал выбираться из леса. Быстрый взгляд назад показал, что Лео покорно следует за ним. Это был довольно крупный зверь, его лопатки почти достигали колен Гедеона, а от кончика носа до кончика хвоста было около трех футов.

— О, как хорошо, что вы нашли его!

На какое-то мгновение Гедеону показалось, что он не сможет справиться со своими чувствами. Женщина сидела на опушке леса в тени деревьев, расположившись в удобном парусиновом шезлонге. Груда разноцветного материала лежала у нее на коленях, и она штопала прорехи маленькими аккуратными стежками. Гедеон уже открыл рот, чтобы сказать что-то, что могло бы задеть ее, но был опережен Лео, который скакнул к ней, издавая самые абсурдные звуки.

Она, казалось, слушала с самым неподдельным вниманием и смотрела на кота с совершенно серьезным выражением лица, в то время как животное привстало на задние лапы, положив передние к ней на колени. Наконец, когда он замолчал и поднял на нее в ожидании морду, она тряхнула головой и сказала:

— Но ведь это не моя вина. Я же говорила тебе не ходить в лес. Тина сохранила твой ланч для тебя, ты можешь пойти и съесть его.

— Ву-у-у-у? — скорбно спросил Лео.

— Да, я полагаю, что это так. Она, должно быть, очень рассердилась на тебя. Поэтому лучше поспешить. Если ты ее очень хорошо попросишь, она, возможно, сделает для тебя еще один.

Лео убрал свои лапы с ее коленей и поскакал по направлению к беспорядочной группе фургонов. Он скакал довольно странным аллюром, далеко вперед выбрасывая задние лапы.

Гедеон следил за ним взглядом, не говоря ни слова, затем посмотрел на женщину.

— Сделает ему еще один что?

— Ошейник, — она подняла шитье и изучила его критическим взглядом, затем быстрым, ловким движением закончила стежок, воткнула иголку в маленькую подушечку, которую с отсутствующим видом засунула в карман юбки.

— Он потерял его в лесу, разве вы не слышали, как он говорил об этом?

Несколько возможных ответов на этот не совсем обычный вопрос пронеслось у него в голове, пока он наблюдал, как она поднялась и начала складывать шезлонг, а затем взяла его под мышку вместе с узлом материи. Гедеону очень хотелось верить, что эта женщина сумасшедшая. Это было бы самым простым и удобным объяснением. Она, наверняка, безумна, и в своих собственных интересах он должен сейчас же сказать все, что собирался ей сообщить, и немедленно оставить это место со всей возможной скоростью.

Он почти убедил себя в этом. Но в этот момент она глянула на него, слегка приподняв брови в немом вопросе, и Гедеон почувствовал странную смесь шока и удовлетворения, когда увидел в ее глазах блеск холодного трезвого ума.

Она не была сумасшедшей.

Гедеона всегда манили и очаровывали всякого рода загадки. Он не мог ни одну оставить неразгаданной. В этот момент его охватил привычный азарт. Эта женщина была самым загадочным явлением из всех, с которыми ему до сих пор приходилось сталкиваться. Он не мог уехать просто так, не попытавшись понять ее.

Все это Гедеон говорил себе самому.

— Где это вы поранили руку? — спросила она, глядя на маленький порез на его предплечье.

Он проследил за ее взглядом, вспоминая, что ходил по лесу с закатанными рукавами.

— Я полагаю, об какую-нибудь колючку. Вы не имеете ничего против, чтобы сказать мне свое имя?

— Нет. Меня зовут Мэгги, вам надо смазать ранку чем-нибудь антисептическим, чтобы в нее не попала инфекция. Мой фургон вон там.

Идя за ней, он посмотрел себе под ноги и спросил:

— Вы, в самом деле, понимаете Лео?

— А вы разве нет?

Он решил не отвечать на этот вопрос.

— Мэгги, а как дальше?

— Дюран.

— Меня зовут Гедеон Хьюз.

— Да, — спокойно сказала она. — Я знаю.

— Вы знаете? — он был немного напуган.

— Конечно. Адвокат Балтазара связался с нами сразу же после трагедии, и мы узнали о том, что случилось. Печально, не правда ли? Я имею в виду, что он практически был почти у цели. Если бы власти не задержали его в Дакаре, носорог не взбесился бы и не забодал его. Но вы могли не получить завещание в течение нескольких месяцев, и мы не ждали, что вы появитесь здесь так скоро.

Ее легкий, по-детски искренний голос звучал обезоруживающе. У Гедеона ушло несколько секунд на то, чтобы вникнуть в суть того, что она сказала.

— Ожидали меня? — наконец, выдавил он из себя.

— Естественно.

Гедеон собирался задать следующий, вопрос, но в этот момент они обогнули заднюю стенку фургона, и их взору предстала картина, которая заставила Гедеона забыть обо всем на свете.

Лагерь был разбит вдоль леса, в нескольких сотнях ярдов от дороги, некоторая часть фургонов и палаток стояла в тени деревьев. Между выцветшей бледно-розовой палаткой и лиловым фургоном, в тени, была расстелена круглая скатерть в красно-голубую клетку. Вокруг нее сидело пять человек, с головой погруженных в созерцание карт, которые они держали в руках.

Только один из них обратил внимание на Гедеона и посмотрел на него, как на старого знакомого. Это был абсурдно одетый человек, спросивший у него, который час. Но теперь он уже не выглядел таким уж нелепым и смешным.

По левую руку от него сидел аристократического вида джентльмен с благородной сединой в волосах, облаченный в некое подобие белой тоги. Следующим по часовой стрелке был клоун в полном гриме и соответствующем

костюме, затем женщина с буйными черными волосами, одетая пестро, как цыганка; замыкал круг молодой человек лет двадцати пяти, одетый в шотландский килт и с венком из полевых цветов на голове.

Гедеон остановился и оторопело уставился на них. На скатерти были видны следы только что закончившегося чаепития. Сервиз состоял из чайника, чашек тонкого фарфора, блюдец, тарелок, на которых не осталось ничего, кроме крошек. На плече клоуна сидела обезьянка, деловито поедавшая банан, на плече мужчины, облаченного в тогу, переминался с ноги на ногу попугай-какаду, а на ухо цыганке что-то настойчиво нашептывал Лео.

— Пшел вон! — пробормотала та, резко отталкивая его локтем.

— Тина, отбивайся, — раздраженным тоном сказал человек в тоге.

— Неужели ты не видишь, что я пытаюсь, — она повернула голову, гневно посмотрела на продолжавшего настойчиво приставать к ней кота и вплотную поднесла свои карты к его носу. — Посмотри на это.

Лео внимательным взглядом изучил карты, затем издал короткий звук и поспешно присел на задние лапы.

— Забирай, — сказали четверо мужчин хором, побросав карты на скатерть.

Тина глянула на небольшую кучку монет, лежавшую в центре, а затем снова обернулась и внимательно посмотрела на Лео.

— Ладно, я дам тебе новый ошейник. Как ты будешь чувствовать себя в петле палача?

— Ву-у-у-у? — очень печально произнес Лео и понурил голову.

Гедеон встряхнулся, чтобы выйти из оцепенения, и пошел дальше, найдя Мэгги, терпеливо ожидающую его у дверей большого фургона, стоящего на небольшом удалении от прочих. Едва глянув на фургон, он резким движением выбросил назад руку и недоверчиво спросил:

— Они не дурачат меня?

Она поглядела в направлении, куда указывал Гедеон, затем перевела озадаченный взгляд на его лицо.

— Что вы имеете в виду?

Он вгляделся в совершенно ясные зеленые глаза. Женщина была очень красива. Ему лучше уехать отсюда немедленно. Ее глаза были, как два бездонных колодца, так глубоки, что можно было видеть лишь безмятежную поверхность, отражавшую свет и лишь намекавшую на то, что могло скрываться в неимоверной глубине. Возможно, в этих колодцах скрыты сокровища, но так же возможно, что кому-то весьма легко в них безвозвратно утонуть, напомнил он себе.

— Не обращайте внимания, — промурлыкала она. — Я не думаю, что все это имеет какое-то значение.

На какое-то мгновение, столь короткое, что Гедеон подумал — ему это показалось, в ее глазах сверкнули озорные искорки проницательного, остро отточенного ума. Затем ее взгляд снова приобрел спокойное выражение, как будто что-то, только показавшись на поверхности, ушло в глубину. От ее улыбки, теплой, как солнечный луч, внезапно пробившийся сквозь пелену облаков, у него перехватило дыхание.

— Вот мой фургон, — она повернулась и поднялась по ступенькам к открытой двери.

Гедеон внезапно почувствовал себя обездоленным и совершенно выбитым из колеи. Это было не слишком-то комфортное ощущение для мужчины тридцати пяти лет. Особенно, если принять во внимание тот факт, что этот мужчина до сих пор не совершил ни одного необдуманного поступка в жизни. Но тоненький голосок внутри него, искушая, нашептывал, что сокровища не могут быть найдены на тщательно и аккуратно вымощенной дороге, где за день проходят тысячи ног. Он попытался проигнорировать этот голос, ведь никогда не прислушивался к таким вещам прежде, ибо это грозило потерей контроля над собой и было совершенно для него неприемлемо.

— Гедеон? — она обернулась к нему, вопросительно приподняв брови. — Вы не хотите зайти внутрь?

Через мгновение он уже взбирался по ступенькам и входил внутрь фургона.

— Присаживайтесь, — жестом пригласила она, указывая на небольшой, очень удобный на вид зеленый бархатный диванчик, в то время как сама поставила сложенный шезлонг, прислонив его к стене, положила охапку одежды на кровать и открыла дверь обширного гардероба, чтобы что-то найти в нем.

Гедеон с радостью принял предложение и уселся на диванчик. Интерьер фургона поразил его воображение. Он медленно обвел помещение взглядом, задержавшись на ярко-алом бархатном покрывале, расстеленном на кровати, и подушках с золотыми кисточками, лежавшими там же и занимавшими большую часть свободного пространства. Он прикрыл глаза и открыл их, когда она села рядом с ним. На ее коленях лежала открытая коробка из набора для оказания первой помощи.

Гедеон внимательно наблюдал за тем, как она извлекла тюбик с антисептиком и небольшой кусочек марли, поставила коробку на пол, потом взяла его за руку, чуть повыше запястья, и положила ее поперек своих бедер. Он мог ощущать тепло ее тела и ее аромат, чем-то схожий с ароматом луговых цветов. Этот запах заставил затрепетать его ноздри. На ее длинных ловких пальцах не было ни одного кольца.

— Вы замужем?

Она тщательно размазывала мазь вдоль его царапины на руке и не подняла глаз.

— Нет.

— Увлечены кем-нибудь?

— Нет, а вы?

Он всмотрелся в ее профиль и услышал собственный тяжелый вздох.

— Не был до тех пор, пока не приехал сюда.

Закончив свое занятие, она швырнула использованную марлю в небольшую мусорную корзинку, стоящую рядом с дверью.

— Ранка заживет лучше, если не будет закрыта, — она завинтила крышку тюбика с мазью.

— Вы слышали, что я вам сейчас сказал? — осведомился Гедеон.

— Да, — она положила тюбик обратно в коробку и снова присела, глядя на него. Легкая улыбка тронула уголки ее губ, но выражение загадочных глаз осталось совершенно нераспознаваемым.

— Я просто попытался забросить крючок, — пояснил он.

— Нет. Вы показали свой интерес. Попытка забросить крючок — это что-то вроде: «Почему бы нам не позавтракать вместе в постели?»

— Почему бы нам не позавтракать вместе в постели?

— Вы без обиняков идете к намеченной цели, да?

Он посмотрел прямо ей в глаза, они оба немного смутились, его собственная последняя фраза прозвучала для него самого довольно неожиданно. Это было совершенно не похоже на него — так форсировать события. И особенно ему было не свойственно говорить так грубо. Но, однажды начав, он уже не мог остановиться.

— Я думаю, что нам обоим больше двадцати одного. Я надеюсь, наконец…

— Мне двадцать восемь, — сдержанно произнесла она.

— Ну, тогда вы, наверное, слышали кое-что подобное?

— Кое-что.

Он хотел спросить, как она воспринимала ухаживания других мужчин, но сдержался. Она может сказать, что это не его дело, так же, как не ее дело его собственные отношения с женщинами. И будет права. Ее прошлое совершенно не имело для него никакого значения, и он никогда не задавался подобными вопросами в отношениях с женщинами. Как правило, он никогда не удосуживался их об этом спросить.

— Вы собираетесь проигнорировать мои ухаживания?

Она взглянула на него, и что-то в ее живых глазах заставило его почувствовать себя несколько неуютно. Он подумал, что это поднялось из самых глубин, как нечно фантастическое, как легендарные сирены.

— Сейчас и до тех пор, пока ваши мотивы не изменятся, — да, я думаю, что буду игнорировать.

— Мои мотивы?

Она мягко пояснила:

— Вы не хотите, чтобы над вами кто-либо получил контроль, а до тех пор, пока не станете понимать меня, вы чувствуете, что не в силах меня контролировать. И не хотите быть зависимым из-за возможных отношений. Вы зависимы только от собственного рассудка и знаний. И верите в то, что секс — один из путей приобретения знаний, а из своего опыта знаете — женщины отдают своему возлюбленному все, что имеют, независимо от того, получают что-либо взамен или нет. Ну, а что же делать мне?

Гедеон прокашлялся и откинулся назад на удобную спинку, отдернув руку от ее теплого бедра. Он искренне верил, что не выглядит таким взволнованным, каким чувствовал себя на самом деле. Она аккуратно, с исчерпывающей точностью обнажила его мотивы, в то время как сама стала для него еще более загадочной.

— Если принимать во внимание ваше описание, то я выгляжу эгоистичным ублюдком, верно? — спросил он, не подтверждая, но и не отрицая того, что она сказала.

— Большая часть людей эгоистичны — это заложено в их природе. У вас логическое мышление, и совершенно логично было бы заключить, что кратчайший путь между двумя точками — прямая линия.

— А вы хотите сказать, что это не так?

Очень вежливо она ответила:

— Нет, если это касается людей. В отношениях между людьми прямота обычно причиняет боль.

Она была права, и он еще больше удивился самому себе. Неужели он в самом деле до такой степени утратил над собой контроль? Неужели его так потрясло внезапное влечение к ней, что он уже был готов к немедленной поверхностной близости? Такой внезапный скачок, учитывая, как она к этому отнеслась, фактически гарантировал, что между ними может быть нечто гораздо большее, чем просто сиюминутные интимные отношения. Потому что она была права еще в одном: интимная близость между малознакомыми людьми редко приносит что-то, кроме разочарования.

И ему было известно это.

В следующее мгновение он сказал:

— Я прошу прощения.

Мэгги выглядела слегка удивленной.

— Я вовсе не была оскорблена. Я просто хотела, чтобы вы поняли: секс — это еще далеко не все. К тому времени, как двое людей вступят в связь, на большую часть вопросов должны быть получены ответы.

— Вы правы, — Гедеон был несколько обескуражен собственным отказом от защиты своей позиции. Он был больше, чем когда-либо прежде, заинтригован ее проницательным пониманием его мотивов, а также несколько расстроен этими мотивами. — Но как вы догадались? Я имею в виду свои мотивы, неужели я так ясно их показал?

— Нет, я просто узнала.

«Н-да, вот это-то и было волнующим», — подумал он.

— Каким образом?

— Есть у меня такое умение, — ответила она совершенно серьезно.

Прежде чем Гедеон успел задать еще один вопрос, за дверью послышался шум, который вполне можно было принять за стук, и рыжеволосый парень, один из членов компании, игравшей в покер, с венком из цветов, все еще покоившимся у него на голове, уставился на них и произнес скорбным тоном, теребя себя за юбку в такт сказанному:

— Мэгги, любовь моя, ты должна что-то сделать с Освальдом, он опять захватил ее.

Она повернула голову, чтобы видеть визитера.

— Фэрли, я не могу научить Освальда любить волынку. И не могу удержать его, чтобы он не прятал ее от тебя. Почему бы тебе не предложить ему сыграть с тобой в покер на твою волынку?

Лицо Фэрли просветлело.

— А это, пожалуй, хорошая мысль. Конечно, любовь моя, это должно задеть его за живое, его чувство собственного достоинства.

— Разумеется, заденет. Фэрли, это Гедеон.

— Хелло, — коротко бросил Фэрли Гедеону и исчез из дверного проема. Гедеон тихо сказал себе, что приветливость — естественная черта Фэрли, и он не придает ей особенного значения.

Мэгги наверняка решила, что их приватная беседа уже закончена, ибо подняла с пола коробку с медикаментами и встала. Она поставила коробку в гардероб, затем, обойдя кровать с одной стороны, посмотрела на Гедеона с улыбкой.

— Не хотите ли познакомиться с теми людьми, которых затем уволите?

Он моргнул. Эта атака была для него совершенно неожиданной. Нет, конечно, это не было атакой в полном смысле слова. Ее голос был мягким и спокойным. Но слова… Поднявшись на ноги, он тихо сказал:

— Вы, очевидно, знаете, что я собираюсь продать этот цирк?

— Да. Я полагаю, что это естественно. Наши доходы едва покрывают наши затраты, и мы не обманываемся по тому поводу, что нас легко могут списать со счета. Вы — не кэрни, у вас нет никакого представления об этой жизни, вернее, что значит она для людей увлеченных. Я понимаю, Балтазар был настолько далек от вас, что вы с трудом представляете себе даже степень вашего родства, поэтому у вас нет и никаких обязательств перед ним.

Гедеон открыл было рот, но она продолжала тем же мягким, по-детски ясным голосом.

— Фургоны почти все антикварны и могут принести приличный куш. Дрессированные звери всегда пользуются спросом, а те, кого не удастся выгодно продать, найдут себе пристанище в зоопарке. У нас есть большое количество костюмов и антуража, что вряд ли можно купить за несколько долларов. Вы, не должны будете заботиться о заработной плате, выходном пособии или пенсионном обеспечении, ибо актеры не подписывали трудового соглашения. И совершенно не имеет значения, что большая часть людей буквально не имеет другого пристанища или места, куда они могли бы уйти, или, наконец, что трое из них были рождены в фургонах «Страны Чудес». Это просто-напросто не ваши проблемы.

— Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.

 

Глава вторая

Мэгги все еще оставалась для него загадкой, но Гедеон уже знал про нее одну вещь: она могла ободрать кору с дуба, не повышая голоса и даже не утратив своей мягкой улыбки. Он почувствовал себя несколько ободранным и был вынужден перейти в оборону.

— А что вы ожидаете от меня? — воскликнул он. — Я не знаю ничего о бродячих цирках, и меня совершенно не привлекает возможность стать владельцем одного из них.

— Конечно, нет. Вместе с прочими недостатками это совершенно чуждый для вас образ жизни. Я полагаю, вы совершаете только благоразумные поступки и уж никакие другие.

Ее голос был ровным, в нем не слышалось никакого сарказма, но по каким-то причинам Гедеон чувствовал себя в этой ситуации все хуже и хуже.

— И что вы собираетесь делать дальше? — он не сумел сдержать вырвавшийся вопрос.

— В отличие от других у меня есть место, куда я могу уйти.

— И куда же?

— Это не должно вас беспокоить. Вы хотите видеть других сейчас, или мне самой сообщить им дурные новости?

Гедеону хотелось встряхнуть ее. Ему хотелось ее поцеловать. Она стояла в своем совершенно нелепом фургоне и говорила такие вещи, которые он не хотел бы слышать из ее уст. Она смотрела на него почти не отрываясь своими загадочными, таинственными глазами. И, черт побери, с каждым мгновением интриговала его все больше и больше.

Понимая, что ему вряд ли нужно обдумывать такие вещи, чтобы не выставить себя круглым дураком, он произнес сухим, официальным тоном:

— Уже довольно поздно. Сегодня на ночь я остановлюсь в городе и вернусь завтра утром. Тогда и встречусь с остальными членами труппы.

— Как хотите.

Он заколебался, затем неохотно спросил:

— Вы ведь будете здесь?

Она предпочла ответить на этот вопрос так, если бы он имел в виду всю труппу, хотя вопрос был адресован именно ей.

— Мы будем здесь.

Гедеон снова заколебался, затем выругался про себя и вышел из фургона.

Мэгги шагнула к двери и выглянула наружу, провожая Гедеона взглядом. Его высокая фигура двигалась с естественной грацией, отметила она про себя автоматически, от нее веяло такой силой, которая приходит не только после длительных физических тренировок, но и от глубокой внутренней уверенности в своих силах, разуме и чувствах. Гедеон Хьюз всегда точно знал, кто он и что собой представляет.

Фэрли появился с другой стороны фургона и перехватил ее взгляд.

— Куда это он направился?

— В город, но он вернется, — произнесла она с отсутствующим видом.

— Завтра?

— Нет, сегодня вечером, ведь там нет ни одной свободной комнаты.

Фэрли глянул на нее насмешливо.

— Хочешь, чтобы я поставил еще одну палатку?

— Я полагаю, так будет лучше, — она подождала, пока он не начал поворачиваться, затем мягко сказала: — Фэрли, ты никогда до сегодняшнего вечера не называл меня «любовь моя».

В его карих глазах сверкнули искорки смеха.

— У меня было подходящее настроение, — пояснил Фэрли с невинным видом.

— Видимо, твое настроение было навеяно чем-то совершенно особым?

— Я полагаю, что сродни настроению собаки у кормушки, — сказал он рассудительным тоном и, подмигнув ей, повернулся и пошел прочь.

Мэгги провожала его взглядом, пока он не пропал из виду. «Ты наверняка подслушивал, Фэрли. Мне бы очень хотелось, чтобы это сделал не ты». Через мгновение она глянула на оседавшее облако пыли под колесами машины Гедеона при его отъезде и сказала уже значительно мягче:

— А ты пришел значительно раньше, чем я ожидала. И что же мне теперь делать, черт побери?

Не совсем такой, каким она ожидала его увидеть. Мистер Гедеон Хьюз, он был… н-да, слишком уж таким… слишком уж реальным, слишком умным, слишком хорошо все воспринимающим. И было слишком много причин, по которым она не хотела, чтобы он встретился и переговорил с остальными. Было бы просто здорово, если бы она смогла довести его до такого состояния, чтобы он просто сбежал.

Он выглядел, как мужчина с сильным характером, что, однако, совершенно не смущало Мэгги. Ей еще не доводилось встречаться с человеком, чей характер по необузданности мог сравниться с ее собственным. Единственной проблемой, тревожившей ее, было то, что он может не уехать, как бы она ни старалась его довести, ибо он не скрывал своего интереса к ней. А он выглядел человеком, который привык добиваться того, чего хочет, приходится ли ему сражаться за это или оно достается ему мирным путем.

И, конечно, его вряд ли занимала продажа цирка по частям, пока он занят достижением объекта своего желания.

Фэрли снова появился, держа в руках гору парусины и несколько палок.

— И где ты хочешь, чтобы я поставил ее? — спросил он самым вежливым тоном.

Мэгги указала на пустую прощадку рядом со своим фургоном.

— Я полагаю, здесь.

Она проигнорировала его поднявшиеся в удивлении брови и стала наблюдать за тем, как он разбивает палатку.

Уже почти стемнело, когда Гедеон вернулся назад в цирковой лагерь. Он не знал, как воспринять тот факт, что в одном из двух городских мотелей все номера были заняты в связи с конференцией местных бизнесменов, а другой был закрыт на ремонт. Снять где-либо комнату оказалось совершенно невозможным. Вспоминая свою первую встречу с Мэгги, Гедеон старался не думать, как она отнесется к его возвращению.

Он припарковал машину несколько ближе к ее фургону, чем раньше, и подошел к нему с некоторой опаской. В лагере царило относительное спокойствие, из большинства фургонов и палаток пробивался свет, доносились голоса и аппетитные запахи приготовляемой пищи, но он не увидел снаружи ни одного человека. Новая палатка была установлена примерно в двенадцати футах от фургона Мэгги. Взглянув на ее отвратительный желтый цвет, Гедеон сразу же отвел глаза.

— Вы уже вернулись? Так скоро?

Несмотря на вопрос, у него создалось впечатление, что она совсем не удивилась, увидев его.

Гедеон остановился у нижней ступеньки лестницы, ведущей к ее двери, и посмотрел вверх, на Мэгги, стоящую в дверном проеме. Мягкий свет керосиновой лампы, пробивавшийся изнутри фургона, обрисовал ее хруп-кий силуэт и сделал ее платье несколько более прозрачным, чем марля. Все его чувства немедленно прореагировали, но он постарался максимально сосредоточиться на том, что говорил.

— Я не смог найти комнату в городе, — пояснил он, слегка заколебавшись, прежде чем продолжить. — Я подумал, что смогу остановиться здесь, всего лишь на одну ночь, если вы ничего не имеете против.

— Это ваш цирк, — она повела рукой. — Все фургоны заняты, но если вы желаете вышвырнуть кого-нибудь вон…

— Нет, черт возьми, — Гедеон чувствовал, что опять начинает оправдываться, и уже не заботился о том, чтобы сдерживать свои чувства. — Если здесь нет свободного места в фургоне или палатке, я вполне могу лечь спать и в машине.

Мэгги вышла из дверей и уселась на третьей сверху ступеньке. Ее выражение лица оставалось все таким же вежливым, а голос — таким же безмятежным.

— Как раз у нас есть свободная палатка. Желтая. Здесь, недалеко. Вы можете занять ее.

Прежде чем он успел что-либо сказать в ответ, Гедеон уловил какое-то движение за ее спиной и услышал глухой стук падения чего-то тяжелого, от которого содрогнулся весь фургон. Он понял, что это упала кровать. Мэгги даже не моргнула глазом.

— Что это было?

— Несправный крепеж. Кровать должна пристегиваться к стене, как в поездах, но у крепежа на этот счет собственное мнение. Так вы займете палатку?

— Да, — он решил, что должен принять это как можно более холодно. — Спасибо.

— Зачем меня благодарить? Это же ваша палатка.

Он попытался сдержать себя и скрестил руки на груди.

— Скажите мне кое-что. Мы и дальше собираемся продолжать в том же духе?

— В том же духе? — В ее глазах отразился последний свет меркнущего дня, как отражается луч в глухом лесном озере.

— Да, мисс Дюран, в том же духе. Вы постоянно упрекаете меня моими планами в отношении этого балагана, разве нет?

Не отвечая на его вопрос, она сказала:

— А вы не скажете мне кое-что?

— Если смогу.

— У вас есть какие-то твердые планы?

— Нет, — произнес он через мгновение. — Я никогда не поступаю подобным образом. Вы хотите воспользоваться случаем и привести мне свои аргументы в защиту вашей позиции?

— Думаю, да, — она чуть-чуть нахмурилась, что мгновенно изменило выражение ее лица от наивно-детского до озабоченно-серьезного. — Но если вы собираетесь уехать завтра, то у меня не будет для этого достаточно времени.

С тех пор, как Гедеон заинтересовался ею, он постоянно искал случая, чтобы подольше задержаться здесь, и вот случай сам плыл ему в руки.

— Я могу остаться здесь на несколько дней, если это будет необходимо.

Блестящие зеленые глаза внезапно глянули на него с искорками иронии, поднявшимися из глубины.

— Не беспокойтесь на мой счет, — сказала она мягко.

Гедеон откашлялся и попытался не выглядеть таким бараном, каким себя чувствовал. Чертова баба, она продолжала его методично обламывать.

— Извините, это замечание по характеру было защитного свойства. Защитная реакция мужчины, не предполагавшего найти лучшую причину для того, чтобы оказаться поближе к женщине.

Она слегка приподняла брови и взглянула на него с интересом.

— И кто же сказал, что он не предполагал?

— Это есть в руководстве для настоящих мужчин. Как раз между главами, где говорится о том, почему настоящий мужчина не носит розовых рубашек и почему настоящий мужчина не ест леденцов.

С тех пор, как она досконально разгадала его мотивы, он совершенно не был удивлен тем, что его нескрываемый интерес ни оскорбил, ни польстил ей.

— Если бы я была на вашем месте, я бы выбросила на помойку вашу книгу.

— Мы опять становимся слишком чувствительными? Я что-то выбит из колеи, — нотки отчаяния в его голосе не были такими уж фальшивыми.

Мэгги слегка скривила губки.

— Одному Богу известно, в какой мы сейчас фазе. Но я предпочитаю честность. Просто будьте самим собой.

— Я уже был самим собой. Несколько раньше. И вы были очень любезны, сказав мне, что я эгоистичный ублюдок.

— Вы сами это сказали, а вовсе не я. Я сказала только, что вы хотите контролировать ситуацию, — она произнесла это тоном совершенной невинности.

Гедеон вздохнул.

— Я испытываю отвратительное ощущение, что все мои шансы на ваше хорошее обращение со мной равны нулю.

Мэгги широко улыбнулась, в ее необычных глазах засверкало неподдельное веселье.

— Я ненавижу забывать, — промурлыкала она. — Может быть, вы захотите запомнить это сами, — и, совершенно не меняя тона, продолжала, — там в палатке есть пара шерстяных одеял, если вам мало, то у меня найдется еще несколько штук. Вы уже поели?

— Нет.

— На этой неделе наш повар — Тина, у нее наверняка припасен горшочек жаркого по-ирландски. Вас это устроит?

— Да, спасибо.

Мэгги кивнула и поднялась.

— Мы обычно едим в наших фургонах, поэтому, пока вы переоденетесь, я пойду и принесу вам еду. Или вы не собираетесь переодеваться?

Он оглядел свой костюм-тройку, сидевший на нем отлично.

— Вряд ли мой вид подходит к данной ситуации, верно?

— Роза среди маргариток.

— Ни один мужчина, — возразил он после секундного замешательства, — не захочет называться розой. И это не из руководства, это в мужской сути. К счастью, я захватил с собой несколько больше вещей, чем я беру обычно, — он окинул взглядом желтую палатку с заметным выражением неблагодарного отвращения на лице. — Я не смогу нормально переодеться, находясь там. Можно ли мне занять ваш фургон на несколько минут?

— Разумеется, — она преодолела несколько ступенек, разделявшие их. — Мне в любом случае необходимо проверить до наступления темноты, на месте ли все звери. Чувствуйте себя как дома.

Гедеон проследил за ней взглядом, тщетно пытаясь понять, почему она, казалось, двигалась с большей грацией, нежели любая женщина, которую он только мог вспомнить. Может, она танцовщица? Нет, он так не думал. Ее грация скорее была врожденной, чем следствием выучки. Это интриговало его еще больше. В ее движениях, голосе, даже взглядах и мягкой улыбке было ощущение… чего-то совершенно непокорного.

Возможно, это было только в его воображении, но Гедеон так не думал. Как бы там ни было, он был уверен, что подобного ощущения не испытывал ни с одной из женщин до сих пор. И эта реакция была скорее инстинктивной и эмоциональной, чем рассудочной. Такой же, как его отвращение, когда его назвали розой, — это сидело глубоко в его сущности.

И нельзя было сказать, что он не оценил по достоинству ее интеллектуальный и эмоциональный уровень, ему нравилось разговаривать и пикироваться с ней. Он ощущал, что все его чувства необычайно обостряются, когда он находится рядом с ней; в эти мгновения он больше всего расположен говорить то, что думает, совершенно не испытывая желания как-то смягчить или приукрасить собственные слова.

Нахмурившись, Гедеон пошел к своей машине. Он сознавал, что ситуация отнюдь не находится под его контролем и баланс далеко не в его пользу. В этом, конечно, большая заслуга Мэгги, но не только ее.

Роза среди маргариток. Великолепно.

Лео сидел на крыше машины, взятой Гедеоном напрокат. Они уставились друг на друга сквозь пелену наступавших сумерек. Кот с таким же сомнением во взгляде, как и человек.

— Ву-у-у-у? — отважился нарушить молчание Лео.

У Гедеона возникло совершенно абсурдное желание ответить, но у него не было никакой мысли по поводу того, что мог означать этот вопрос. В абсолютной тишине он достал из багажника свою сумку, запер машину и вернулся к фургону Мэгги, чтобы переодеться. Когда она вернулась спустя полчаса, он уже был одет в джинсы и светло-коричневый свитер и, сидя на удобном диванчике, листал толстенный том английской литературы. Как только она показалась в дверях, он быстро отложил в сторону книгу и немедленно поднялся, чтобы принять у нее из рук деревянный поднос, уставленный едой.

— Позвольте мне.

— Я не гордая, — она передала ему поднос. — Подождите минутку, пока я накрою на стол.

Гедеон следил за тем, как она извлекла из гардероба карточный столик и начала раскладывать его рядом с диванчиком. Занимаясь этим, она говорила:

— Кстати, у нас даже есть душ, размещенный в конце лагеря, в одной из наших палаток. Все современные удобства, за исключением, разве, горячей воды.

Гедеон подумал о том, как можно мыться под холодной водой, и не смог сдержать гримасы.

— И вы вместе с вашими людьми всегда так живете?

Он держал поднос, пока она разгружала его, расставляя на карточном столике тарелки с горячим мясом, корзинку с хлебом, кувшинчик чая со льдом, раскладывала приборы и расстилала салфетки.

— Всегда? Я полагаю, мы должны были расположиться ближе к городу, но впереди нас прошел большой цирк, и теперь в этом нет никакой пользы. Нашей следующей остановкой, скорее всего, будет Вичита, но там на прошлой неделе уже побывал цирк, поэтому нам следует переждать несколько недель перед тем, как отправиться. Вот почему, на самом деле, мы остановились здесь.

— Вы даже составили расписание своих остановок?

— Расписания, они, ну, слишком негибки. Вы так не считаете? — она обошла вокруг стола и села на край диванчика. — Просто положите поднос на кровать.

Гедеон повиновался, задаваясь вопросом, относилась ли к нему реплика по поводу негибкости расписания. Заняв место рядом с ней, он сказал:

— Я полагаю, вы знаете, что я банкир?

Мэгги налила в стаканы чай и с любопытством, явно развлекаясь, посмотрела на Гедеона.

— Я верю, что вы настоящий банкир, то есть, тот, кто ворочает огромными суммами денег.

— Ну, не совсем так. Я обеспечиваю финансовый оборот в рискованных деловых предприятиях.

— Которые могут обанкротиться?

— Это, конечно, возможно, — согласился он. — Но не так уж часто, если ты стараешься свести риск к минимуму.

— Держу пари, что вы так и поступаете, — пробормотала она.

Гедеон решил переменить тему разговора, так как эта заставляла его чувствовать себя вошедшим в поговорку чванливым и скучным банкиром. Кивнув назад, в сторону стола позади диванчика, куда он положил книгу по литературе, он сказал:

— Я думаю, эту хрестоматию я еще помню по колледжу. Ваша?

— Да.

— И чем вы занимаетесь?

— Психологией, историей и программированием компьютеров.

Гедеон моргнул.

— Что, всеми тремя предметами сразу?

— Три разных колледжа, — ее голос был совершенно спокоен. — Я обычно прохожу четырехлетний курс обучения за два года. В следующий раз я собираюсь испытать себя в археологии. Очень интересно. Наука для мужчин. Мне всегда нравились пирамиды. Может быть, я буду специализироваться в египетской археологии.

Гедеон некоторое время молча поглощал свою порцию жаркого, смутно сознавая, что оно превосходно приготовлено.

— Вы имеете в виду, что у вас три диплома за четырехгодичные курсы?

— Да, это так.

— И вы получили их за то время, пока управляли цирком?

Мэгги выглядела несколько удивленной.

— Нет. Я управляю им только этим летом. Перед тем, как уехать в Африку, Балтазар попросил меня об этом, а у меня не было других планов.

— Три диплома, а она управляет дешевым балаганом, — Гедеон пробормотал это себе под нос.

Мэгги снова посмотрела на него и сказала:

— Когда умер мой отец, он оставил некоторый капитал с условием, чтобы я использовала эти деньги для своего образования. Мне нравится учиться, и у меня еще не кончились деньги, поэтому я все еще учусь. Я полагаю, что вы можете назвать меня вечной студенткой, — совершенно внезапно ее мягкий голос приобрел стальные нотки. — А что касается дешевого балагана, то здесь нет никакого обмана, никаких нечестных игр и тому подобного. Просто группа слегка эксцентричных людей, которые оказались весьма приятными во всех отношениях и которые не знают иного способа жизни.

Гедеон откинулся на спинку диванчика и вопросительно посмотрел на Мэгги.

— Я продолжаю говорить всякую ерунду, верно?

Она скопировала его позу, тоже откинувшись на спинку.

— Я думаю, что вы пытаетесь найти немного логики в этой ситуации, — ее тон был скорее беспристрастным, чем извиняющим.

— И найду ли я?

— Нет. Цирк сам по себе нелогичен в том смысле, как вы понимаете логику. Но не те люди, которые находятся здесь, включая и меня. Ваш мир находится в миллионе миль отсюда.

Он покачал головой.

— Я не настолько уж отличаюсь от вас. Я ведь не попал на другую планету, Мэгги.

Она улыбнулась.

— Нет. И это Канзас, а не страна Оз. Но вы ожидаете какой-то упорядоченности и не находите ее здесь, никаких расписаний, кроме чая и карточных партий Малколма. Это место, где вы можете надеть на себя маску клоуна, или тогу, или килт, и никто не обернется на вас в удивлении. Место, где вы разговариваете с животными и они разговаривают с вами, и при этом совершенно не имеет значения, что вы говорите не на одном и том же языке. Место, где для того, чтобы быть нормальным, нужно быть слегка сумасшедшим.

— В моем мире много безумцев.

— Да, но в вашем мире они ненормальны, а в моем они такие же, как все, — она сидела на диване чуть-чуть впереди лампы, и в мягком свете ее волосы серебристо блестели. Гедеон подумал, что она выглядит сейчас, как ангел, если только не считать загадочной и странной глубины ее глаз.

Безумный ангел. Гедеон откашлялся.

— Мы говорим о цирке? Или о нас?

Мэгги твердо посмотрела на него.

— О нас? Разве мы уже не закрыли эту тему?

— Нет. Если я правильно помню, вы использовали слова «пока» и «до тех пор». Должны были измениться мои мотивы. Они изменились.

Он был удивлен, услышав такое из своих уст, но не поддался искушению прервать себя на полуслове или как-то сгладить сказанное.

— Ну, и какие мотивы у вас теперь?

— Я думаю, вы уже имеете привычку наблюдать подобную картину?

— Если вы хотите, чтобы я была последовательной, — произнесла она несколько сухо, — то вы совершенно не слушали меня.

— Извините, — Гедеон слегка улыбнулся. — Тогда все в порядке. Мои мотивы, я не могу этого отрицать, еще сегодня днем перевешивали на чаше весов мои поступки, и вы были совершенно правы, говоря о них. Но я согласился с тем, что вы сказали. Сначала нужно ответить на большую часть вопросов. Я бы попытался получить эти ответы, но совершенно не знаю, как. Я хочу тебя, Мэгги.

К его удивлению, это прямое утверждение вызвало у нее заметную реакцию. Ее зрачки расширились… и она залилась румянцем. Залилась румянцем! Нежная краска разошлась от ее скул деликатной волной и внезапно сделала ее очень юной и восхитительно смущенной. Это было просто очаровательное зрелище.

— Я знаю, — пробормотала она, опуская взгляд.

— Ты покраснела? — взволнованный голос отражал его чувства.

— Конечно же, нет. В последний раз это случалось со мной много лет назад, — она снова глянула на него, таинственная рябь взволновала спокойствие ее глаз. — Я была просто удивлена.

— Почему? Ты же знала, что я хочу тебя.

Мэгги не хотела отвечать на этот вопрос отчасти потому, что ее ответ может дать ему еще один повод. Он явно не слышал собственного голоса, не знал, что в нем была какая-то неумолимая нота. Когда Гедеон сказал, что хочет ее, в его голосе было что-то большее, чем желание, что-то непреодолимое, словно продиктованное инстинктом. И чем бы это ни было, ее реакция проявилась совершенно против ее воли.

Это было странным чувством. Почти пугающим. Она могла слышать биение собственного сердца, глухо стучавшего в грудной клетке и в горле в необычном для него ритме. Ее кожа горела, и Мэгги внезапно, совершенно неожиданно для себя, почувствовала, что у нее женское тело. Холодный расчетливый ум пребывал в смятении и неуверенности.

Раньше Мэгги чувствовала себя независимой от мужчин. Она слышала огромное количество раз, как они выражали свой интерес и желание; они, как и Гедеон, задавали множество вопросов, ибо были озадачены ею. Но ни одному из них так и не удалось зажечь в ней ответный огонь, и она до сих пор не теряла головы, давая ответы на все вопросы. Никогда ни одному из них не удавалось соответствовать хотя бы наполовину тем меркам, которые она придумала для идеала, ибо решила, что если ей не удастся найти идеального мужчину, то она, во всяком случае, не совершит такой ошибки и не свяжет свою судьбу с простым смертным; Мэгги флиртовала, получая истинное удовольствие от словесных баталий, как и сейчас с Гедеоном. Но у нее никогда не возникало побуждения, до сегодняшнего дня, зайти дальше.

— Мэгги?

Она испытывающе посмотрела на него. В джинсах и свитере он выглядел совсем неофициально. Его густые медные волосы отливали золотом, а глаза были серого цвета штормовых облаков. Лицо, почти классически красивое, несло отпечаток сильного характера. Светло-коричневый свитер оттенял загар и подчеркивал мощь его широких плеч, а джинсы плотно облегали узкие бедра и длинные ноги. Он был значительно более мужественен, чем любой другой мужчина, встречавшийся ей, казалось, его окружала какая-то аура.

Гедеон наклонился к ней.

— Мэгги?

Она попыталась справиться со своим дыханием, попутно вспоминая, с каких пор автоматическая функция стала зависеть от ее сознания.

— Вы уверены в том, что хотите получить ответ? — спросила она хрипло.

— А почему я могу не хотеть?

— Может быть, он вам не понравится. Она часто думала о себе, как, по меньшей мере, о странной женщине. Это ее никогда не тревожило, но его могло расстроить.

— Не могу себе этого представить. Но это и не имеет никакого значения. Мне сейчас уже слишком поздно делать выбор. Ты можешь оттолкнуть меня, выставить за дверь, но я не могу уйти от тебя.

— Я не могу выставить тебя за дверь. Это твой цирк.

— Прекрати так говорить, — его голос стал резким. — Я говорю не о цирке, и ты это прекрасно понимаешь.

Через мгновение она едва заметно кивнула, зная, что выбор уже сделан и для нее. Теперь то, что ждет ее впереди, не может быть хуже, и она впервые ощутила, как это может быть больно, если мужчине, на вопросы которого она хотела ответить, не понравится ни один из ее ответов. Когда он поймет ее, то может решить, что их миры лежат на слишком большом расстоянии друг от друга. Или, возможно, захочет удовлетворить лишь свои физические потребности. Только время покажет это.

— Я полагаю… — ее прервал неожиданный стук в дверь.

Женщина, одетая пестро, как цыганка, с распущенными вьющимися черными волосами, просунула голову в дверной проем.

— Я подумала, что могла бы забрать поднос, если вы уже закончили.

Мэгги кинула беглый взгляд на Гедеона и ответила:

— Мы уже закончили, но ты не была обязана приходить за ним, Тина.

— Не беспокойся, — Тина вошла в вагон и начала перемещать все с карточного столика на поднос, стоявший на кровати.

— Тина, это Гедеон.

— Конечно же, это он, — сказала Тина, прежде чем Гедеон смог вымолвить хоть слово. Она оглядела его, затем посмотрела на Мэгги. — Его ноги будут торчать наружу, — заметила она.

— Нет, если он слегка подогнет колени, — возразила Мэгги.

— Это правда, — Тина слегка подняла поднос, все еще глядя на Мэгги. — Ламонт потерял свой нос, — сказала она, явно ожидая, что ее поймут правильно.

— Где?

— Он не знает, но очень расстроен.

Мэгги кивнула.

— Хорошо, я пойду и поговорю с ним.

Тина, в свою очередь, тоже кивнула и проворно вышла с подносом из фургона. Еще минуту после того, как она вышла, Гедеон молчал, затем осторожно произнес:

— Я сделал вывод, что мои ноги будут торчать из палатки, если я не подогну колени.

Мэгги посмотрела на него торжествующе, по-видимому, уже обретя

утраченное равновесие.

— Чем дальше, тем лучше, я думаю, Ламонт — клоун?

— Да.

Гедеон вздохнул.

— Я не знаю, радоваться или ужасаться тому, что я понял ваш разговор.

— Дай мне знать, когда решишь это для себя.

Он посмотрел на нее.

— Ты собиралась кое-что сказать мне, прежде чем вошла Тина.

— Неужели? О, я собиралась сказать тебе, что тема нашего разговора остается открытой.

— Эта тема — мы с тобой?

Мэгги поднялась на ноги и принялась складывать карточный столик.

— Да, в данный момент времени. Но сейчас в любом случае мне придется пойти к клоуну и поговорить с ним о пропавшем носе.

— Еще рано, — рискнул заметить Гедеон, поворачиваясь к ней.

— Я встаю на рассвете, чтобы покормить зверей.

Он вздохнул.

— И завтра будет новый день.

— Доброй ночи, Гедеон.

— Я думаю, это очевидно, — сказал Фэрли твердо. — Мэгги прислонилась к этому мужчине, чтобы он не выставил нас за дверь.

Тина послала ему предупреждающий взгляд, но Шон, сидящий на пороге фургона и приканчивающий свою порцию жаркого, даже не глянул на них.

— Думай о том, что говоришь, — сказала Тина низким, раздраженным голосом.

— Парень совсем не обращает внимания…

— Он понравился ей, — вмешался Шон. Тина посмотрела на Фэрли.

— Он всегда обращает внимание, — затем взглянула на сына. — Шон, а почему ты думаешь, что он ей понравился?

Мальчик пожал плечами.

— Ха, когда он сегодня уехал, она смотрела ему вслед, может быть, поэтому. Мама, можно я буду спать в палатке Бастера? Он возьмет с собой Александра и…

Заметив хорошее настроение матери, Шон поспешил выйти за дверь, пока та не передумала, оставив пустую тарелку неустойчиво покачиваться на пороге.

— Ты думаешь, парень прав? — Фэрли откинулся и вытянул ноги на раскладной кровати, вклинившейся между дверью и столом, за которым Тина очищала тарелки от остатков пищи.

Она слегка пожала плечами.

— Он — хорошо выглядящий дьявол, и он не смог удержать своих глаз от нее. Судя по его одежде, я сомневаюсь, что он нуждается в тех деньгах, которые может получить от продажи цирка. Если он хочет навести мосты с Мэгги, то не станет этим угрожать. Посмотрим, что будет дальше.

В следующее мгновение Фэрли произнес:

— Поэтому мы должны относиться к нему терпеливо и ждать? Я никогда не был терпелив.

— А что еще ты можешь поделать? Сразу же, как только он захочет, он может продать цирк, и мы ничем не помешаем ему.

— Думаешь, не сможем? Всегда можно найти способ помешать. Человек не скала, но у них есть кое что общее. Их можно обойти.

Тина наклонилась над столом и внимательно посмотрела на него.

— Ты можешь говорить все, что взбредет тебе в голову, но даже не вздумай выкинуть одну из своих штучек, никаких трюков. У Мэгги есть шанс обойти его, но у остальных нет надежды даже на дьявола. А теперь ты не будешь против удалиться и не путаться у меня под ногами, чтобы я могла закончить работу?

Фэрли поднялся с обиженным выражением лица.

— Это не ты выставила меня за дверь. Я ухожу сам по себе.

Мэгги прижалась к фургону Тины, чтобы спрятаться в его тени, пока не уверилась, что Фэрли отошел на значительное расстояние, затем тихонько отошла и направилась к себе. Сегодня вечером она слышала еще две подобные беседы, и все они имели почти одинаковое содержание. Всех обеспокоило появление Гедеона. И все были убеждены, что она может очаровать или обольстить его, чтобы он пощадил цирк.

Она надеялась, что это давало ей еще немного времени.

Чего она постарается избежать любой ценой, так это того, чтобы Гедеон объявил остальным о своем намерении продать цирк. До тех пор, пока он не принял по этому вопросу окончательного решения, она считала, что ничего не должно случиться, по крайней мере, в ближайшее время. Уровень напряжения был настолько высок, что она не могла ожидать большего, кроме благосклонности на несколько дней, и не имеет значения, что он будет делать все это время.

Она решила сказать Гедеону всю правду, зачем она здесь, но в следующее мгновение отвергла эту идею. Она не знала его достаточно хорошо, но в любом случае, если он узнает, что вместе с цирком унаследовал и убийцу, это способно достаточно сильно его расстроить.

Чувствуя беспокойство и волнение, она вернулась в свой фургон, обойдя палатку Гедеона. Слабый свет керосиновой лампы, которую там оставил Фэрли, пробивался наружу, но тени не было видно, и неясно, спит Гедеон или еще нет. Мэгги взошла по ступенькам в свой фургон и тихонько притворила за собой дверь.

Она переоделась в ночную рубашку и передвинула лампу вместе с подставкой поближе к кровати. За несколько недель, проведенные здесь, она уже более-менее привыкла к ярко-алому покрывалу кровати и подушкам с золотыми кисточками и не думала о том, как они выглядят, как выглядит она сама, облаченная в длинную белую ночную рубашку, лежа в постели и откинувшись на подушки, держа на коленях хрестоматию по английской литературе. С тех пор, как среди кэрни появилось неписаное правило — без крайней нужды не открывать чужую дверь и не откидывать полог чужой палатки, закрытый на ночь, можно было не опасаться неожиданных посетителей.

У нее вошло в привычку читать перед сном обычно старые, полюбившиеся ей вещи, собрания стихов, короткие рассказы и очерки. Она уже погрузилась в чтение длинной поэмы, когда услышала стук в дверь и рассеянно ответила: — Да?

— Я бы хотел обсудить с вами ваше предложение, — начал Гедеон, шагнув внутрь.

Довольно долго Мэгги пыталась сообразить, о каком предложении идет речь. Она едва ли была застенчивой и робкой женщиной, но даже при неярком свете керосиновой лампы можно было заметить смятение в ее глазах, и, внезапно осознав, как она выглядит в полупрозрачной ночной рубашке, она сразу все вспомнила.

— О, ты имеешь в виду одеяла?

Частью своего сознания Гедеон попытался проанализировать, что именно привлекает его в этой загадочной женщине. Это не была красота, подумал он. Обычно женская красота не производила на него особого впечатления с тех пор, как он открыл для себя, что самое ценное, как правило, находится глубоко внутри, спрятанное от поверхностного взгляда. Хотя сейчас, в данный момент, он не был так уж в этом уверен. На Мэгги была белая ночная сорочка с глубоким треугольным вырезом на шее, от талии вниз шли прозрачные кружева, под которыми просвечивала коротенькая белая юбка. Она слегка подогнула колени, чтобы поддерживать книгу, длинные волосы свободно ниспадали на плечи, часть лежала на груди свободными шелковистыми прядями.

Довольно необычная, кричащих цветов, даже безвкусная кровать сейчас выглядела почему-то совершенно иначе. Ярко-алое покрывало казалось теперь более глубокого цвета, а золотые кисточки на подушках были как бы яркими всплесками, сочетавшимися с цветом покрывала. Мэгги лежала в центре, как какой-нибудь редкий драгоценный камень.

Гедеон не мог оторвать от нее взгляда. Ему трудно было бороться со своим желанием.

— Одеяла? — повторила она. Гедеон откашлялся.

— Да, правильно, одеяла.

— Верхняя полка гардероба.

Он сделал шаг, намереваясь обойти одну из ножек кровати и направиться к гардеробу, но неожиданно осознал себя сидящим на постели рядом с ней.

Мэгги посмотрела на него серьезно, слабая краска залила ее щеки, в голосе слышалась легкая хрипотца, когда она заговорила.

— Я не думаю, что это хорошая идея.

— Это кажется хорошей идеей, — пробормотал он, протягивая руку, чтобы прикоснуться к ее щеке. — Я хотел поцеловать тебя с того самого момента, как ты впервые повернулась и посмотрела на меня.

— Это все, чего ты хочешь? — прошептала она. — Поцелуя?

— Тебе лучше знать, но для начала я, наконец, решусь на это.

Мэгги не сопротивлялась и не протестовала. Как только его губы коснулись ее она поняла, что очень хотела этого, почти испытывала в этом нужду. Все ее размышления по этому поводу теперь не имели никакого значения.

Первое прикосновение было легким, почти неощутимым, но возбуждение быстро нарастало. Загоревшись, Мэгги ощутила жар, бушующий у нее внутри, подобно урагану, столь сильный и неукротимый, что у нее не было сил бороться с ним. Его рот впился в ее губы, язык проникал в нее все глубже, с непреодолимой яростной страстью, которая делала ее все более беспомощной, и она уже не отдавала себе отчета в том, что ее руки медленно поднялись и обвили его шею.

— Она в таком состоянии духа, — сказала Белая Королева, — что ей хочется от чего-то отречься, только она не знает, от чего именно.

 

Глава третья

Ее руки обнимают его шею и… это был непроизвольный жест доверия и желания, он вернул Мэгги некоторое подобие осознания реальности происходящего. Она чувствовала густые мягкие волосы Гедеона под своими пальцами, чувствовала давление его грудной клетки на свою грудь, когда он внезапно прижал ее к себе, и испытала то же самое внезапное потрясение, как и раньше.

Она хотела его. Вопросы не имели значения. Ответы тоже не имели значения. То, что ощущала Мэгги, было настолько глубоким и сильным, что даже не было слов, чтобы описать это. Все, что она знала в это мгновение, определенно было лишь пониманием того, что такое настоящее безумие.

Гедеон первым прервал поцелуй и, чуть расслабившись, приподнял голову, чтобы посмотреть на нее. Ее глаза затуманились и влажно блестели, лицо было напряжено.

— Я не ожидал этого, — прошептал он. Мэгги сглотнула, прежде чем смогла задать ему вопрос.

— Ожидал чего?

— Разве ты не почувствовала этого? Этой силы?

Мэгги была честной женщиной, но у нее также был сильно развит инстинкт самосохранения. В это мгновение она подумала, что, сказав правду, только подольет масла в огонь. Если, конечно, не сумеет облечь свое высказывание в безличную форму стороннего наблюдателя. Самым бесстрастным голосом, который только смогла изобразить, она произнесла:

— Если кинуть два соответствующих химиката в мензурку, то неизбежно произойдет реакция.

— Итак, мы — два химиката, которые реагируют друг на друга? — Его голос был ровным и спокойным.

— В физическом смысле — да, — она сама не верила этому, но предпочла выбрать эту позицию: если ничего другого не остается, то лучше им спорить об этом. — Легкий путь, помнишь? Самый короткий. Если ты будешь нажимать на нужные кнопки, то в физическом смысле получишь ожидаемую реакцию. Эмоциональный отклик — это совершенно другое дело, — к ее горлу подступил комок, но она встретила взгляд его сузившихся глаз совершенно спокойно.

Запоздало Мэгги приказала своим пальцам оставить его волосы в покое и убрала руки, все еще обнимавшие его шею.

Через мгновение Гедеон отнял и свои руки. Он выпрямился, но продолжал смотреть на нее сверху вниз. Огоньки гнева, которые Мэгги заметила в его глазах, уже погасли, их место занял рассудительный взгляд, который несколько сильнее тревожил ее внутренний мир.

— Это не тот ли случай, когда человек становится безумным и подчиняется обуревающим его чувствам? — спросил он.

Мэгги уже привыкла к тому, что часто ставит людей в тупик, но никогда не могла понять, почему… Теперь же она знала. В этом было что-то волнующее и очаровывающее, когда кто-то, наконец, обретал понимание ее поступков, благодаря собственной проницательности, а она упорно продолжала настаивать на противоположном.

— Это, если согласиться с тобой, — сказала она ему Мэгги никогда даже не задумывалась прежде над тем, как трудно говорить, сохраняя величественное выражение, когда на тебе лишь одна мало что скрывающая ночная рубашка. Она взяла это себе на заметку, чтобы быть готовой, если подобная ситуация повторится в будущем. Он произнес мягко:

— А теперь кто из нас хочет контролировать ситуацию?

Это была шпилька в ее адрес, и, если и не уколола ее, то, во всяком случае, задела. В наступившей тишине Мэгги мысленно спорила сама с собой,

затем сказала:

— Может, ты и прав, но также права и я. Тот факт, что существует физическое влечение, значит совсем немного до тех пор, пока эмоции не достигнут того же состояния. Может быть, ты и готов лечь со мной в постель, потому что тебя к этому принуждает твоя плоть, я же — нет.

Так же мягко он сказал:

— Должен заметить, я был поощрен.

— Каким образом?

Гедеон улыбнулся.

— Я задал очень простой вопрос, Мэгги. Я спросил тебя, чувствуешь ли ты то же самое, что и я.

Обычно быстро соображавшая Мэгги лишь сейчас осознала, что наделала. Она смогла только улыбнуться этому про себя.

— Я быстро оказалась не в состоянии объяснить, отказать и оправдаться.

— Ты только что сделала это.

— Не злорадствуй, — вздохнула она.

— Я пытаюсь, но это не так-то легко. Ну, а теперь ответишь ли ты прямо на поставленный вопрос?

Мэгги постаралась сделать это со всей легкостью, на которую была способна в данный момент.

— Да, я почувствовала нечто… необыкновенное.

Гедеон кивнул с серьезным видом.

— Хорошо. Мы установили, что между нами существует физическое влечение. Теперь посмотрим, как обстоят дела на других фронтах.

— И как же мы собираемся это сделать? — спросила Мэгги настороженно, но с неподдельным интересом.

— Самым обычным путем, я думаю. Разговаривать. Узнать получше друг друга. И тому подобное, — все еще сохраняя серьезное выражение лица и менторский тон, он добавил: — В отличие от тебя, я ничего не имею против того, чтобы забраться в эту абсурдную постель и позволить всем вопросам выясниться с течением времени. Но я соглашаюсь с тобой, что ответы на часть этих вопросов должны быть получены в первую очередь.

Мэгги посмотрела на него с сомнением.

— Ты и в самом деле так считаешь?

— Конечно. Я вполне зрелый мужчина и способен совладать со своими гормонами.

— Рада это слышать.

— Поэтому мы будем двигаться вперед легко и непринужденно, а, главное, не торопясь, — его голос заметно оживился. — Я буду спать в палатке, подогнув под себя колени, мыться под ледяным душем и играть роль чужака в чужой стране.

— А я?

— Ты будешь, я верю, не настолько загадочной, как прежде. Это очень важно для того, чтобы у меня появился реальный шанс найти ответы на поставленные вопросы.

Мэгги кивнула:

— Ладно, идет.

Гедеон поднялся на ноги.

— Прекрасно, тогда до встречи утром.

Она подождала, пока он не подошел к двери, и сказала:

— Гедеон, ты забыл одеяла.

— Нет. Я не забыл. Температура снаружи больше семидесяти, а температура моего тела выше ста. Спокойной ночи, Мэгги.

— Спокойной ночи.

Она еще долго смотрела на закрывшуюся дверь, затем, наконец, положила книгу на столик и задула лампу. Она не залезла под одеяло — температура воздуха была вполне подходящей, и, так же, как и Гедеон, Мэгги могла бы сказать, что температура ее тела несколько выше нормальной.

Лежа откинувшись на подушках в темном фургоне, она мысленно прокрутила перед глазами последние несколько часов и постаралась представить, что делать дальше. Это было не так-то просто. До появления Гедеона она просто наблюдала и слушала. Но теперь здесь появился он и пытается наладить с ней близкие отношения. Каждое око в цирке, за исключением разве что маленьких детей, будет наблюдать за ними открыто или втихомолку. И Мэгги сомневалась, что Гедеон будет находиться слишко часто вне поля ее зрения. Впервые за всю свою жизнь она почувствовала, что разрывается между двумя абсолютно несовместимыми желаниями. Ей очень хотелось познать Гедеона, но в то же время хотелось найти того, кто убил Мерлина, и выяснить мотивы убийства. Если она увлечется Гедеоном, то должна быть с ним честной и правдивой. Поиск же убийцы означает совершенно противоположное — отчужденность и притворство.

Мэгги было непривычно колебаться в выборе решения. Не имело никакого значения, что она казалась капризной или противоречивой — к намеченной цели она всегда шла упорно. Но теперь… как можно было явить Гедеону одно лицо, а цирковым артистам совершенно другое? Как она могла искать любовь и убийцу в одно и то же время?

Любовь?

Как-то несколько лет назад дядя Цирус сказал ей, что любовь приходит, когда ее меньше всего ждешь и, несомнено, в самое неподходящее для этого время. Как обычно, он был прав. Мэгги не верила, что влюбилась в Гедеона, еще нет, но впервые в жизни у нее появилась такая возможность. Ее теперешнее состояние возбуждения, беспокойства, озабоченности, нерешительности было настоящим испытанием для нее.

У Мэгги было искушение найти удобный предлог, чтобы на несколько недель отослать Гедеона прочь. Если же она скажет Гедеону правду — он останется и будет настаивать на том, чтобы привлечь а этому делу полицию. Если же она выдумает какой-то другой повод, который он не сможет принять или который сочтет неубедительным, она легко может потерять возможность найти свою любовь, хотя шансы преуспеть в этом и невелики.

Не в натуре Мэгги было уклоняться от ответственности. Она обещала своей семье, что постарается найти убийцу Мерлина, и ей хотелось выполнить обещание. Но ей также хотелось развития их отношений с Гедеоном. Проблема в том, думала она, как решить эти вопросы одновременно. Ей даже не пришло в голову, что это невозможно просто потому, что слово «невозможно» было выброшено из ее словаря еще в детском возрасте. Всегда существовал способ соединить две цели в одну. Вопрос лишь в том, каким образом это сделать лучше всего.

Прежде чем она могла обрисовать какой-либо приемлемый план и принять его к исполнению, ей нужно было рассказать его самой себе вслух. Весьма опасная вещь, когда вы занимаетесь поисками убийцы.

Или своей любви.

На следующее утро, проснувшись на рассвете от звуков, издаваемых голодными животными, требовавшими завтрака, Гедеон освежился холодной водой, предоставленной ему удобствами цирка, позавтракал вместе с Мэгги в ее фургоне, а затем пошел представиться остальным членам семьи «Страны Чудес».

За завтраком Мэгги вела обычную для таких случаев беседу, говоря в основном о цирке и очень мало о себе. Гедеону показалось, что у нее сегодня не совсем обычное настроение, и то же почувствовала она сама. Мэгги была так непосредственна и в то же время так неопределенна, что Гедеон, казалось, готов был отдать полжизни за то, чтобы приподнять завесу таинственной вуали, окутывающей ее. Она нарушила обещание, данное накануне, больше не ставить его в тупик и не озадачивать, если это не будет продиктовано необходимостью. Но как бы там ни было он не напомнил ей об этом, ибо был слишком заинтересован поисками причины, почему она так внезапно отдалилась от него.

В то же время он терпеливо выжидал, сопровождая ее от одного актера к другому, пока она представляла его, называя каждому его имя и не давая совершенно никаких объяснений, хотя, кажется, никто из них и не ожидал большего.

— Знают ли они, кто я такой? — спросил Гедеон после того, как они вышли из фургона Освальда. Освальд был джентльменом аристократического вида, облаченным в тогу во время чаепития. В тот же самый костюм он был одет и сегодня и отнесся к церемонии знакомства весьма своеобразно — уставился на Гедеона хищным взглядом и раздраженно изрек:

— Да, конечно, это он и есть.

Мэгги кивнула с совершенно безмятежным видом.

— Естественно, они знают, что ты являешься владельцем цирка.

— Никто об этом даже не обмолвился, — заметил Гедеон.

— Они знают, — Мэгги бросила на него быстрый взгляд, затем задержалась у клетки с тигром, очевидно, для того, чтобы позаниматься с животным. Не оглядываясь на Гедеона, она мягко сказала:

— Освальд когда-то учился в Массачусетском технологическом институте. Они называли его вторым Энштейном.

— Тогда что же, черт возьми, он делает здесь?

— Ты когда-нибудь слышал выражение «шок будущего»?

— Да.

— Это произошло с Освальдом, но несколько иначе. Он смог самостоятельно разобраться в том, как быстро движется вперед технология, но к тому же видел несколько дальше, чем другие. Он сказал мне однажды, что у нас слишком много знаний и слишком мало мудрости, мы слишком быстро всему учимся. Это ужаснуло его.

Через секунду Гедеон медленно произнес:

— Поэтому он просто… отступил? Вернулся в анахронизм?

— Я полагаю, тебе нравится Раджа? — она протянула руку между прутьями, чтобы почесать ухо тигру.

Гедеон принял перемену темы разговора и посмотрел на сонного зверя.

— Очень. Он выглядит довольно ручным.

Мэгги прекратила ласкать животное и направилась к другому фургону.

— Первый взгляд обманчив, особенно, если это касается тигров, — ее голос был вкрадчивым. — Под его полосками стальные мускулы, и за его сонными глазами скрываются хищные, разбойничьи помыслы.

Идя чуть позади Мэгги, Гедеон спросил:

— Это, кажется, справка для принятия к сведению?

— Это просто наблюдение, — она остановилась и протянула руку для того, чтобы легонько постучать в косяк настеж открытой двери.

— Ламонт, — позвала она. — Выйди и познакомься с Гедеоном.

Клоун в полном гриме, за исключением красного носа, немедленно вышел наружу и уселся на верхнюю ступеньку. Он посмотрел на Гедеона, сказав «привет» голосом сумасшедшего, затем печально взглянул на Мэгги. Это было что-то сродни триумфу, когда он смог соединить печальное выражение лица и широкую улыбку большого ярко-красного рта.

— Тебе следует быть бережливее, — пожурила его Мэгги.

— Хорошо, я больше не буду, — его костюм, совершенно не соответствующий гриму, состоял из джинсов и тенниски, на голове был буйный рыжий парик. Гедеон понял, что Ламонт совсем еще юный, почти ребенок. Клоун прикоснулся пальцем к голому носу и подарил Мэгги еще один печальный взгляд.

— Сегодня я поеду в город, — сказала она, — и постараюсь найти для тебя новый нос, хорошо?

Он кивнул, все еще держа палец на своем носу.

— Хорошо, может, ты там увидишь Джаспера.

Мэгги выглядела слегка удивленной.

— А разве он в городе?

— Да, я уверен. Я имею в виду, он должен быть там, правильно?

У Гедеона возникло странное ощущение, что между этими двоими происходит тайный обмен информацией, несмотря на то, что выражение их лиц совершенно не изменилось.

Спустя мгновение Мэгги кивнула.

— Каждому свое. Ламонт, может, тебе лучше встретиться с ним?

— О'кей. Приятно было познакомиться с вами, — прибавил он не совсем внятно, обращаясь к Гедеону, затем сбежал по ступенькам и пошел прочь.

Мэгги направилась в противоположную сторону к довольно большой палатке, разбитой в нескольких ярдах от фургона.

— Что случилось у Ламонта? — спросил у Мэгги Гедеон.

Она глянула на него, между ее бровей образовалась легкая складка.

— В дополнение к тому, что он клоун, Ламонт — наш кузнец.

— Я это понял, я спрашиваю, почему он присоединился к цирку?

— Случилось так, что «Страна Чудес» проходила мимо его городка пару лет тому назад. Ему было шестнадцать, и он подумал, что ему лучше уйти из дома.

— Почему?

Она остановилась и внимательно посмотрела на него.

— У его отца были кое-какие проблемы, и Ламонт страдал из-за них.

— С ним плохо обращались? — тихо спросил Гедеон.

Мэгги кивнула.

— Клоуны веселы только для детей. Ламонт никогда слишком много не смеялся в детстве, теперь он пририсовывает себе улыбки и изображает детский смех, но до сих пор чувствует себя беспокойно и не уверен в се-бе. Поэтому он так сильно расстраивается, когда теряет что-либо.

— Почему он постоянно носит грим?

— Потому что ему так хочется. Может быть, он не может по-настоящему улыбаться без грима. Еще не может, во всяком случае, — она продолжила путь.

Чуть помедлив, Гедеон последовал за ней. Это ему не слишком нравилось. Он хотел, чтобы будущее цирка осталось в стороне, не задевая их отношений, а Мэгги все время ставила его на середину сцены. Он не пытался отогнать сострадание к этим людям, которое начал ощущать, но понял, что к нему подкрадываются другие чувства, которые могут ему помешать.

Это место значило для нее очень много. Он не знал, насколько, но это его интересовало. Достаточно ли много для того, чтобы Мэгги вмешалась в процесс продажи? Она показала ему индивидуальность этих людей, им всем в самом деле некуда больше идти, но что, если он проигнорирует эмоции и примет логичное решение продать цирк? Будет ли ее следующим ходом предложение самой себя в обмен на гарантию сохранения «Страны Чудес»?

Как много в ее загадочном облике принадлежит изменчивому хамелеоновскому лицу актрисы?

Гедеону не хотелось об этом думать, не хотелось верить в то, что объект его страсти имел какие-то корыстные цели, что вся ее загадочность и таинственность была лишь искусной уловкой. Но так как у него было слишком много вопросов и слишком мало ответов, сомнения начали одолевать его.

— Твой мир стал выглядеть слишком мрачно, — заметил Гедеон.

— Нет, не мир. Этот мир — убежище от мрака.

— А от чего убежала ты, Мэгги? — ему нужно было знать ответ на этот вопрос.

— От скуки летних каникул, — в нескольких футах от палатки Мэгги едва удержала равновесие, когда в нее врезался мальчишка в возрасте Шона. — Куда ты так спешишь, Бастер? — спросила она спокойно, отрывая его от себя.

Тот посмотрел на нее фарфорово-голубыми глазами с выражением ангельской невинности на лице.

— Я не делал этого. Клянусь, это не я!

— Не делал чего?

— Бастер!

Ребенок зажмурил один глаз в комичной гримасе, когда из палатки раздался сердитый оклик, и подавленно пробормотал:

— Я не забыл положить вчера бумагу для Александра, но он, должно быть, съел ее. Или, может быть, Шон стащил, чтобы подстроить мне гадость. Скажи маме, что я не забыл, пожалуйста, Мэгги, — он посмотрел на нее таким жалобным взглядом, от которого, казалось, могло разорваться сердце.

Но на Мэгги этот взгляд не произвел особого впечатления.

— Бастер, ведь мы с тобой договорились. Или нет? Я сказала, что Александр может спать в твоей палатке, если разрешат твои родители и если ты научишь его ходить на бумагу.

— Ему не нравится ходить на бумагу, — простодушно ответил Бастер. — Ему больше нравится использовать для этих целей пол палатки. Мэгги, он ведь всего лишь щенок.

Из палатки высунулись два человека — мужчина среднего телосложения лет тридцати с небольшим со спокойным выражением лица и удивительно красивая женщина, чьи огромные, фарфоровой голубизны глаза не скрывали даже нахмуренные брови.

— Бастер! — сказала она. — Пойди и убери кучку!

Мальчик взглянул на бесстрастное лицо Мэгги, затем перевел взгляд на Гедеона, которого эта сцена явно забавляла, и побрел по направлению к палатке.

— Ага, иду, — проворчал он, но заметно ускорил шаги, когда женщина еще раз назвала его по имени, но уже более сердитым тоном.

Когда мальчик исчез внутри, Мэгги сказала:

— Сара, Том, это Гедеон.

Сара посмотрела на него с детским любопытством.

— Чем вы занимаетесь?

Уже зная, что кэрни не пожимают руки незнакомцам, Гедеон оставил свои в карманах.

— Я банкир, — ответил он, интересуясь, это ли она имела в виду.

Та в изумлении посмотрела на Мэгги.

— Мы что, пытаемся получить заем?

— Нет, до этого мы еще не дожили, — ответила Мэгги.

Том кивнул, приветствуя Гедеона, затем посмотрел на свою жену.

— Теперь он — наш хозяин. Я же говорил тебе, — негромко сказал он.

Гедеон подумал, следует ли ему заметить, что рабство запрещено законом, и решил этого не делать.

— Он выглядит иначе, — упрямо твердила Сара.

— Вчера он был одет в костюм, — пояснил Том.

Сара снова принялась изучать гостя.

— Вам следует отказаться от костюмов, — заявила она. — Они делают вас скаредным на вид.

— Я запомню это — сказал Гедеон в ответ.

Проигнорировав его замечание, Сара посмотрела на Мэгги.

— Том сказал, что Джаспер уехал в город. Это правда, Мэгги?

— Я полагаю, что да.

— Конечно же, это правда, — Том говорил негромко, но твердо. — Он несколько вышел из себя. Ты же знаешь об этом, — и внезапно удивленно произнес: — Посмотри-ка, Сара, я, оказывается, оторвал пуговицу.

Он смотрел на пуговицу в своей раскрытой ладони.

— Ты так неаккуратно обращаешься с рубашками, — тон его жены был сердитым. — Я даже не знаю, что мне с тобой делать, Том. Пошли в палатку и дай мне рубашку, я пришью.

Гедеон, видевший, как мужчина нарочно незаметно открутил пуговицу, не сказал ни слова, когда пара направилась к своей палатке. Он последовал за Мэгги к следующему фургону. Через несколько шагов, почти против своего желания, он спросил:

— А они, какая у них история?

— Бастер родился в этой палатке, — ответила Мэгги. — Том и Сара присоединились к цирку, когда были еще совсем детьми, ее семья хотела избавиться от нее.

— Безумие!

Мэгги остановилась, глядя на фургон, к которому они шли. Затем глянула на Гедеона.

— Подходящее слово для обозначения подобных родственных отношений, не правда ли? Сара… ну, она не совсем в себе. Она беспокоится, доводит себя до истерики без всякого повода. Ее семью тяготило ее присутствие. И ее проблемы усиливались тем, что она так изумительно красива. Когда ей было всего четырнадцать, какой-то мужчина пообещал ей красивую цепочку, если она пойдет с ним. Том защитил ее тогда, он и сейчас ее защищает. Он заботится о ней. Мы все заботимся о ней. Здесь она в безопасности, и здесь она счастлива.

— Какова их работа в цирке?

— У Тома есть несколько трюков, настоящих трюков. Сара — наша швея и художник по костюмам. Она шьет просто замечательные костюмы.

Гедеон окинул взглядом лагерь, состоящий из фургонов и палаток, разбросанных в беспорядке, и пробормотал себе под нос:

— Убежище.

— Ты можешь назвать это так.

Он снова посмотрел на безмятежное лицо Мэгги, в бездонные, ничего не выражающие глаза.

— Ты аргументируешь свою защиту слишком убедительно.

— Я просто знакомлю тебя.

— Мы же оба знаем: ты превратила это в личное дело. Я не смогу принять беспристрастного делового решения о продаже цирка после того, как ты заставила меня увидеть этих людей личностями.

Он рассердился по двум причинам. Она заставила увидеть его то, что он предпочел бы проигнорировать, еще он хотел, чтобы она думала о нем, а не об этом чертовом балагане. Ему не нравились сомнения, которые сейчас одолевали его.

— Разве это несовместимые вещи — четкое деловое решение? — голос Мэгги все еще был мягок, но уже звучал несколько раздраженно. — Потому что, если это так, то решение уже принято. Разумное, логичное, деловое. Ибо основной проблемой, стоящей перед тобой, является продажа цирка. Никаких тебе сложностей, беспокойства, забот, головной боли. И совершенно нет нужды вникать во все это.

— А если я так и сделаю? Это наверняка разрушит все мои шансы на тебя, Мэгги?

Мэгги почувствовала, что ее настроение выходит из-под контроля, и это было для нее совершенно непривычным ощущением. Она почувствовала жар, напряжение, и, несмотря на то, что голос разума звучал у нее в голове, объясняя, почему Гедеон говорит все эти вещи, это ей совершенно не помогало. Странный, отрывистый смех сорвался с ее губ.

— О, я выступаю в качестве приза? Если ты будешь послушным мальчиком и сделаешь все, что мне нужно, получишь все, чего добиваешься? Мы с тобой играем в эту игру?

— Ты сама сказала это, — его серые глаза были тверды, как сталь. — И в самом деле, мне хотелось бы это знать, Мэгги. Сегодня утром ты снова отдалилась от меня на значительное расстояние и ни о чем больше не говорила, кроме цирка и этих людей. Поэтому я и заинтересовался. Или вся вчерашняя страсть была фальшью? Ты использовала себя, как приманку, чтобы сохранить «Страну Чудес»?

Она шагнула назад, будто он ударил ее, и сказала мягким, дрожащим голосом:

— Ты хочешь продать цирк? Прекрасно. Я куплю его. Сломанное тележное колесо может служить в качестве насеста в курятнике. Скажи своему адвокату, чтобы он подготовил бумаги.

Гедеон понял, что зашел слишком далеко.

— Мэгги…

— Уезжай немедленно. Тебе здесь больше нечего делать, — она развернулась на каблуках и пошла прочь.

Гедеон смотрел ей вслед и чувствовал, как к горлу подкатывается комок.

— Черт, — пробормотал он.

Тина нашла Мэгги, чистящей одну из лошадей, и стала рядом, наблюдая за ритмичными поглаживающими движениями. Она посмотрела на печальное лицо молодой женщины и сказала:

— Он уехал. Сел в свою машину и уехал.

— Я знаю.

Подпрыгнув, чтобы сесть на распиленную пополам бочку, служившую в качестве кормушки, Тина спросила:

— Ну и?

Мэгги оторвалась от своего занятия и вздохнула, бросив щетку в деревянный ящик, где лежало еще несколько таких же, затем уселась на перевернутую бадью для воды.

— Что «ну»?

Тина состроила легкую гримасу.

— Эй, это же я, ты помнишь? Я же гадала тебе, когда ты впервые пришла сюда, ты не сможешь ничего утаить от мадам Валентины, — она улыбнулась, затем сказала серьезно: — Мы обе знаем, что ты очень умная и сильная леди. И очень хорошо поработала все это время, управляя этим заведением. Старик Балтазар никогда не делал этого так же хорошо. Но ты не задержишься здесь намного дольше, чем этот рыжий дьявол, который только что укатил отсюда на своей машине.

— Я подхожу для этого дела, — Мэгги знала, что это правда.

— Уверена, что подходишь, но ты здесь ненадолго. Большинство из нас в различной степени безумны, а ты всего лишь немного странновата, и все.

— Большое спасибо.

Тина снова улыбнулась.

— Я хочу сказать, что ты не должна из-за нас упускать свой шанс с Гедеоном. В твоей жизни мы — явление временное, тогда как он, кажется, пришел в нее надолго.

Мэгги помолчала минуту, затем сказала.

— Ты все слышала, да?

— Малколм слышал, когда вы были у его фургона. Телефон-телеграф, как говорит Малколм. Каждому известно, что у вас с Гедеоном произошел спор. Это вызвало кучу всяких предположений.

— Я вышла из себя, Тина. Со мной никогда прежде такого не случалось. Это было так глупо. У него неизбежно должны были возникнуть сомнения, он мог подумать, что я… черт, — Мэгги слегка тряхнула головой. — Я не знаю, вернется ли он теперь.

— Он вернется.

— Ты посмотрела в свой хрустальный шар? — Мэгги старалась придать своему голосу шутливую интонацию.

— Нет. Я видела его лицо, когда он садился в машину. Он выглядел так, будто его ткнули кулаком в живот, и он вдруг обнаружил, что это был его собственный кулак.

Мэгги вздохнула.

— Он задал вполне логичный вопрос: являюсь ли я приманкой для него, чтобы сохранить цирк. Самое скверное в том, что я, действительно, подумала об этом, когда увидела его впервые. Ты же знаешь, я могла бы увлечь его, но не могу пересилить себя.

— Не слишком ли великодушно? — спросила Тина с усмешкой.

Ответная усмешка была несколько натянутой.

— Не слишком.

— О, вон оно как, а?

— Если говорить откровенно, то я слишком полюбила этот цирк и этих людей, а Гедеон не смог предложить мне ничего взамен. Он даже не попытался сделать это.

— А он знает об этом?

— Очевидно, нет. Я слишком хорошо выполнила свою работу, удерживая его сегодня на расстоянии. А затем я совершила глупость, начав ему рассказывать о людях, которые живут здесь. И, возможно, он думает, что я пытаюсь вызвать у него сострадание.

— Ага, — пробормотала Тина.

— Да, так оно и было. Я не сомневаюсь: если бы я предложила ему себя в обмен на сохранение цирка, он бы ушел. Он не из тех мужчин, которые покупают женщин, невзирая на цену, которую за них запрашивают. То, что происходит между нами, — совершенно не зависит от судьбы цирка, но мне кажется, он начал сомневаться в том, что я так считаю.

— Может быть, тебе лучше прояснить это, когда он вернется? — спокойно предложила Тина.

Они стали подругами за последние несколько недель, но Мэгги до сих пор не выдала Тине настоящей причины своего появления в цирке. Поэтому она тщательно подбирала слова, отвечая на ее предложение.

— Я попытаюсь, но судьба цирка в его руках, и теперь для него будет очень трудно забыть об этом.

— Поэтому ты блефовала, когда сказала, что покупаешь цирк? — спросила Тина обыденным тоном.

Мэгги выругалась про себя, она надеялась, что ее последняя фраза никем, кроме Гедеона, не была услышана. Она не хотела, чтобы кто-то из кэрни знал, что она в состоянии купить цирк.

— Нет, я бы нашла деньги для этого в любом случае. Тина, я не хочу, чтобы «Страна Чудес» была разорвана на лоскутки. Никому не говори об этом, ладно? — она не могла больше ничего добавить.

— Я пропустила сказанное мимо ушей, — Тина склонила голову набок и задумчиво посмотрела на молодую женщину. — Я предполагаю, что ты их найдешь. Конечно, это не Барнум и не Бэйли, но цена подобного заведения все же несколько выше, чем цена кулька орехов. Если ты соберешь деньги, чтобы купить цирк, то останешься без гроша за душой. Будет лучше, если ты уговоришь Гедеона оставить нас в покое.

— Ты права.

— Это ваша с ним проблема. А как ты собираешься убедить его, что ты и цирк — это совершенно не связанные между собой вещи?

— Я не знаю. Все, что я могу сделать, — только сказать это, а поверит он или нет — это зависит от него.

— Да, наверное, это так.

Мэгги тряхнула головой.

— Ладно, поживем — увидим. Кстати, что там с Джаспером?

— Никто не видел его с прошлой ночи.

Почувствовав легкий озноб, Мэгги попыталась придать своему голосу обычное озабоченное выражение.

— А разговоры о том, что он в городе?

— Эта история выдумана для Гедеона. Неизвестно, как бы он прореагировал на то, что один из нас потерялся, — Тина слегка пожала плечами. — Тебя не было здесь, когда пришел Мерлин, но я расскажу, как это произошло. Полиция даже не шевельнула пальцем, пока его не нашли мертвым, и тогда они просто набросились на нас. Я думаю, каждый подозревает и беспокоится, как бы это не случилось снова.

— Ты думаешь, с ним могло что-то случиться?

— Кто знает, — тон Тины был скорее безнадежным, нежели бесстрастным. — Он иногда уходит сам по себе, но обычно это не более чем на несколько часов. Если он не вернется до наступления темноты…

Мэгги кивнула и в следующее мгновение сдержанно произнесла.

— Скажи всем, чтобы они перестали делать вид, будто ничего не случилось, ладно? Гедеон ухватил суть, когда Ламонт сказал мне о Джаспере самым невинным тоном, и я думаю, заметил, как Том отвлек Сару, оторвав пуговицу на своей рубашке. Вряд ли Гедеон полный идиот.

— Угу. Ладно. А он не думает, что ты не совсем в себе?

— Как и ты, он считает меня немного странной.

Тина спрыгнула с кормушки и улыбнулась.

— Но очаровательной.

Мэгги вздохнула.

— Я уже несколько устала от собственной очаровательности, подружка. Это так же, как иметь большую грудь. Мужчины пялятся на нее и не обращают внимания на твое лицо.

— А я и не знала об этом, — Тина оглядела себя печальным взглядом.

Мэгги рассмеялась и, все еще смеясь, смотрела вслед подруге, удаляющейся неспешной походкой. Поток веселья иссяк, оставив ее в унылом расположении духа, которое было для Мэгги необычным состоянием. Доскональное знание себя позволяло ей сохранять душевное равновесие, независимо от того, что ее окружали безумцы, но теперь это самосознание, казалось, начало ускользать. В отличие от Гедеона, Мэгги редко старалась обрести контроль над ситуацией, ее собственный метод был гораздо более простым и значительно более рискованным.

Столкнувшись с незнакомым или необычным, она просто погружалась в это. Отчужденно и внимательно наблюдая, находясь посреди хаоса, она терпеливо ждала подходящего момента. Как настоящий хамелеон, она меняла цвет, чтобы соответствовать своему окружению; благодаря тонкому внутреннему чутью, она всегда знала, каким образом это выгоднее всего сделать, реагируя на людей так, как они ждали или предполагали, что она может реагировать именно так.

Но в присутствии Гедеона ее инстинкты сами становились хаотическими. Он выразил желание, чтобы она оставалась сама собой, и это была просьба, с которой к ней никто никогда прежде не обращался. Она знала, кем была, что собой представляла. Проблема заключалась в том, что она инстинктивно пыталась быть для Гедеона такой, какой он хотел ее видеть, и не была уверена в том, что была такой на самом деле. Как только менялось его представление о ней, она немедленно и бессознательно изменяла собственное поведение.

И неудивительно, что он был обескуражен.

И неудивительно, думала она, что эмоции и инстинкты все время были сконцентрированы на этом. То, что он видел в ней в некоторые моменты, было столь явственным для нее, что она реагировала спонтанно. Во время их первой встречи он думал, что она непосредственна и непонятна, и она приняла эти цвета автоматически. Он считал, что находится посреди приюта для душевнобольных, и Мэгги сразу же продемонстрировала ему несколько ярких и живых примеров. Он взглянул на нее с мужским вожделением, и она сразу ощутила, что воплощена в женское тело. Гедеон ожидал, что она отдалится от него после того, что произошло вчера вечером в фургоне, и ей пришлось это сделать. И когда Гедеон пытался раздразнить ее, она вышла из себя, несмотря на то, что сама ожидала от него этой или подобной выходки.

И это все придумано ею самой. Все, что он увидел в ней, было сделано ею. Но он не увидел ее саму, не смог отделить ее настоящую личность, и именно поэтому для нее было буквально невозможно явить себя перед ним такой, какой он просил. То есть, быть самой собой.

— Ничего странного, — сказала Мэгги себе вполголоса. — Я так же ненормальна, как и большая часть из них.

Дядя Сайрус говорил ей, что ее необычная способность была ее силой. Он также сказал, что большинство людей не заглядывает дальше собственного представления о ней или того, какой она им кажется, однако в один прекрасный день некто захочет заглянуть гораздо глубже, чтобы пробраться за отраженное лицо и увидеть, что там внутри.

И продолжение этой истории может быть весьма огорчительно.

Дядя Сайрус иногда был склонен к преуменьшениям. Единственное, что успокаивало, — дядя Сайрус был всегда прав. Он также сказал, что она, может быть, некоторое время будет чувствовать себя огорченной и безрадостной, но вскоре восстановит равновесие. Но может случиться и так: чье-то представление о ней с грохотом столкнется с ее собственными принципами и она начнет реагировать по-настоящему, взаправду. Она не утратит своей хамелеоновской окраски, но с того момента для того человека все станет ясно и у него больше не будет никаких сомнений по поводу того, какая она на самом деле.

Мэгги не знала, был ли Гедеон этим человеком, хотя на первый взгляд

казалось, что так оно и есть. Она поднялась и направилась к своему фургону, по пути остановившись, чтобы обдумать эту мысль. Тина могла легко ошибиться, он может не вернуться. Ей совсем не понравилось чувство, испытанное ею, когда она осознала эту возможность. Ей совсем не понравилось, что она вообще испытывает по этому поводу какие-то чувства.

Утро прошло без каких-либо известий о Джаспере. Близился полдень. Мэгги стояла на коленках на опушке леса, сажая в горшок куст диких роз, который выкопал ей в подарок Шон, когда услышала звук приближающейся машины. Она села на пятки, отряхнула руки от комков земли, наблюдая, как Гедеон вышел из машины, быстро огляделся по сторонам и направился к ней.

Он нес большой завернутый в бумагу пакет, прижав его локтем. Выражение его лица было совершенно спокойным. Он старался удержать свой взгляд только на ней, игнорируя заинтересованные взоры наблюдавших за ними из разных уголков лагеря. Подойдя к ней, он опустился на колени и твердо посмотрел на нее.

Мэгги скользнула взглядом по свертку, который он положил на землю, затем встретилась с ним глазами.

— Предложение мира, — тихо сказал Гедеон.

— Что это такое? — холодно спросила она.

Кривая улыбка смягчила его жесткое лицо.

— Со вкусом подобранная коллекция носов для Ламонта. В городе открылся новый магазин.

Это было необычно. Неожиданно. Может быть, в этом было что-то безумное. Мэгги почувствовала, как ее губы расплываются в улыбке.

— Ламонт будет в восторге, — прошептала она.

— Я также купил себе палатку. Немного больших размеров, поэтому мне теперь не нужно будет подгибать ноги в коленях. И симпатичный ошейник для Лео на тот случай, если Тина не захочет сделать ему новый.

— Это все звучит так, будто ты собираешься остаться здесь, — нейтральным тоном произнесла Мэгги.

— Я хотел бы, если ты мне позволишь, — он протянул руку и коснулся ее щеки самыми кончиками пальцев. В выражении его лица внезапно появилось что-то нежное.

— Прости меня, Мэгги. Позаботься о чувствах, а звуки позаботятся о себе сами.

 

Глава четвертая

Через мгновение Мэгги отклонилась назад настолько, чтобы рука Гедеона не доставала ее.

— Может быть, ты говоришь искренне, но ты до сих пор сомневаешься в моих мотивах. Я могу сказать тебе, что наши с тобой отношения совершенно не зависят от судьбы, уготованной цирку, могу сказать, что любое твое решение не повлияет на мои личные чувства, но не могу заставить тебя поверить в это. Я могу купить у тебя «Страну Чудес», хотя это будет для меня нелегко, и я оставляю этот шаг на самый крайний случай.

Гедеон посмотрел на нее.

— Хорошо. Тогда давай сейчас же разрешим эту проблему. Я не хочу «Страну Чудес». Я не желаю иметь с ней никаких проб-лем, владея ею, выручка от ее продажи мне тоже не нужна. Сразу, как только я официально вступаю в права наследования, я передам эти права кому-то другому. Любому из актеров балагана, кроме тебя, — он улыбнулся. — Я не хочу быть обвиненным в попытке купить то, что не предназначено для продажи.

Подумав, она медленно произнесла:

— Я полагаю, нам нужно скооперироваться, чтобы у каждого была своя доля.

Он открыл было рот, затем бистро его закрыл.

Мэгги невольно улыбнулась.

— Я понимаю, тогда сумасшедшие, и в самом деле, будут управлять своим приютом. Но они — одна семья и заботятся друг о друге. Тина будет вести дела, она самая проницательная из всех.

— А что касается тебя?

— Я здесь временно. Уйдя отсюда, я вернусь обратно к учебе.

— Тогда это не твоя жизнь, не твой мир, — глаза его сузились.

Мэгги опустила взгляд на розовый куст, медленно отрывая засохшие листики.

— Мой мир там, где я.

— Это не ответ.

Ее ответы были инстинктивно неопределенными, потому что именно этого он от нее ожидал, но Мэгги боролась с собой. Если он собирался увидеть ее такой, какая она на самом деле, нужно пойти ему навстречу, но ведь это так трудно.

— Ты не прав, — сказала Мэгги. — Это самый верный ответ из всех. Вот почему я прижилась здесь так хорошо, хотя не родилась кэрни, и впервые увидела это место несколько недель назад.

Гедеон внимательно наблюдал за ней, очарованный тем, что видел. Лицо ее оставалось спокойным, глаза — ясными, и было что-то в интонации ее голоса, чего он никогда прежде не слышал, — твердое и мягкое, без непосредственности и двусмысленности. Он не понимал, как могут сочетаться такие противоположные вещи.

— Где ты родилась?

— В Вирджинии. Единственное дитя двух необычайно практичных и логичных людей. Они совершенно не знали, что со мною делать, мать до сих пор не знает. Отец же погиб десять лет назад.

— Я сожалею. Несчастный случай?

Она внезапно улыбнулась, и Гедеон почувствовал, что его сердце замерло. Эта была она, эта волшебная улыбка, необычайно мудрая и снисходительная и в то же время несколько странная, будто ей были известны тайны, недоступные большей части населения мира.

— Можно сказать, что так. Мой удивительно практичный и благоразумный отец решил заняться планеризмом. Думаю, он делал это не слишком хорошо, но очень радовался, и даже мама воспринимала это спокойно. А погибнуть в тот момент, когда ты счастлив, — это, пожалуй, не самый худший вариант уйти из жизни.

Гедеон решил не спрашивать больше.

— У тебя такой уникальный взгляд на вещи.

Мэгги подарила ему озорной — взгляд.

— Не такой уж уникальный для моей семьи.

— Я понял так, что твоя мать не очень хорошо понимает тебя.

— Нет, просто мама — не совсем обычное явление среди прочих моих родственников. Большая часть… Ладно, скажем так: будь я владелицей «Страны Чудес» и они узнали бы об этом, каждый из них захотел бы присоединиться к цирку.

— Ты меня разыгрываешь?

— Вовсе нет. Если сказать, что моя семья эксцентрична, это значит сильно приуменьшить факт.

— Во что я влип?

— О, тебе не следует беспокоиться. На самом деле мы не слишком часто видим друг друга. Обычные семейные собрания, которые случаются довольно редко. Кажется, когда мы собираемся вместе, это несколько нервирует прочих людей.

Она снова посмотрела на Гедеона с выражением спокойной невинности на лице.

— Я даже не могу себе представить, почему это…

— Черт, и она не может, — сейчас Гедеон ощущал под ногами твердую почву. — Может быть, я знаю тебя недостаточно хорошо, но одну вещь я усвоил довольно быстро — с тобой никогда не соскучишься.

Мэгги слабо улыбнулась, но не прокомментировала его слова, а продолжила:

— То, что я хочу сказать, выражается в следующем: даже несмотря на то, что я не родилась кэрни, это — мой мир. Я сделала его своим, когда появилась здесь. И мне здесь достаточно комфортно. Я не люблю быть практичной и последовательной — это не слишком интересно.

— Поэтому ты становишься слегка чокнутой всякий раз, когда попадаешь в общество сумасшедших?

Она мягко рассмеялась.

— Тебя заботит это, да?

Гедеон выглядел несколько смущенным или, вернее, делал вид.

— Если ты имеешь в виду, что я нуждаюсь в убедительном доказательстве твоей безвредности, ты права. Просто скажи, что ты — неопасная чокнутая.

— Да, но если бы и была, то вряд ли допустила бы такую мысль, разве нет?

— Мэгги.

Она вздохнула.

— Гедеон, у меня три университетских диплома, я заслужила звание гроссмейстера по шахматам, звание кулинара как повар и получила лицензию на управление авиетками; когда мне было девятнадцать, я вскарабкалась на Эверест; в двадцать в очень небольшом суденышке я переплыла Китайское море; в двадцать один приняла участие в Европейских гонках Монгольфьеров, которую выиграла.

Я разговариваю с растениями и животными, знаю обычно, почему люди говорят или делают те или иные вещи, даже если они сами об этом не догадываются. Я прекрасно разгадываю кроссворды, мне известно огромное количество вещей, и при помощи простой заколки и резиновой ленты я могу исправить любой механизм. Я ненавижу обман в любой форме, мелочей, пропущенных в декорации, ядовитые замечания и спаржу. Среди моей семьи и в моем мире ничто из вышеупомянутого не делает меня необычной. А что же такой делает меня в твоем мире?

Мягко он ответил:

— Исключительность.

Мэгги тряхнула головой.

— Но делает ли это меня безопасной для окружающих? Я не могу реально доказать свою безопасность. Мы все верим, что безопасны, или надеемся на это. В заключение я могу сказать, что никогда не имела проблем, действуя в твоем или моем мире. Никто не пытался запереть меня на замок, и это внушает мне надежду, что я не более опасна, чем любой другой человек. Я полагаю, что последнего аргумента для тебя будет достаточно.

— Да, этого даже более чем достаточно.

— Мне приятно это слышать. А как насчет тебя самого?

— А что насчет меня?

Мэгги торжествующе посмотрела на него.

— С моей точки зрения, как тебе известно, ты не совсем нормален.

— До вчерашнего дня я думал, что безопасен, но теперь не уверен в этом.

— А что случилось вчера?

Гедеон тряхнул головой, улыбаясь.

— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос, так как впоследствии это может быть использовано против меня. Кстати, а почему это мы сидим на земле?

— Я сижу, потому что Шон решил выкопать для меня замечательный розовый куст, и теперь я пересаживаю его в горшок, ты сидишь потому, что очень трудно стоя разговаривать с тем, кто сидит у твоих ног.

— Краткое пояснение — боюсь показаться не слишком мужественным, но у меня затекли ноги.

Мэгги приподняла брови.

— У мужчин не затекают ноги?

— Только после марафона или энергичной физической работы, поэтому принято считать, что стоять на коленях на земле совсем не трудно. Можем мы подняться?

— Пожалуй, нам даже следует это сделать, ибо туземцы начинают беспокоиться.

Гедеон поглядел по направлению фургонов и палаток и увидел множество любопытных глаз.

— И правда. А я и забыл про них.

— Зато они не забыли о тебе. Аи!

Он посмотрел на нее, затем быстро взял за руку.

— Дай-ка я попробую.

— Это просто шип.

— Я знаю, потерпи немного.

Мэгги послушно протянула ему руку, чтобы он вытащил шип из указательного пальца. Глядя на его склоненную голову, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Несмотря на то, что они находились в центре внимания множества зрителей, казалось, они были совершенно одни. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, соткал над ними покрывало из света и тени. Легкий теплый бриз шелестел листвою, касаясь деревьев и лаская их лица.

Все чувства Мэгги вдруг необычайно обострились, как никогда прежде. Зрение и слух приобрели необычайную остроту, а ощущение его прохладных рук на ее руке было настолько волнующим, что казалось интимным. Вот он поднял ее руку, его губы сомкнулись на ее указательном пальце, и Мэгги внезапно почувствовала, как ее охватило возбуждение и, исходя откуда-то изнутри, горячей волной разлилось по телу.

Мысли проносились, как осенняя листва, совершенно бессвязно мелькая в сознании. Ему не следовало этого делать, у нее были грязные руки… у него затекли ноги… за ними наблюдали люди… Почему она вдруг почувствовала себя обнаженной?!

— Не делай этого, — прошептала Мэгги умоляюще.

Гедеон поднял голову, глядя на нее потемневшими глазами. Желваки заходили на его скулах, а его руки нежно и бережно держали ее ладонь. Его лицо несло на себе отпечаток силы, которую она видела и раньше и услышала в его голосе. Такой необузданной… и неумолимой… необходимость? Решительность? Чем бы это ни было, это затронуло инстинкты, лежавшие значительно глубже, гораздо более сложные, чем инстинкты хамелеона.

— Не делай чего? — его голос звучал мягко и вопрошающе.

Мэгги не могла отвести взгляд, не могла освободить свою руку. Его глаза были, как ураган на напряженном лице, отражали бушевавшие чувства, сдерживаемые лишь хрупким барьером, она не могла ответить на его вопрос вслух, но подумала, что он должен найти некое подобие ответа в ее глазах.

— Мэгги, — прошептал он и снова склонил голову, сжав губами ее палец.

Это было так, будто тихая музыка, звучавшая до сих пор внутри Мэгги, вдруг достигла крещендо, это волновало, от этого перехватывало дыхание, сердце бешено и гулко колотилось в груди. Ее реакция на Гедеона была физической, эмоциональной, отозвалась каждая клеточка ее тела. Еще никто никогда не мог привести ее в такое состояние, ни один человек.

Это мощное ощущение было кратким, достигнув пика, оно начало постепенно спадать, пока не осталась лишь пульсирующая теплота где-то глубоко внутри, но это оставило после себя возбуждение, смутившее Мэгги, заставившее ее попытаться отстраниться, как будто она боялась совершить нечто недозволенное. Очень осторожно она высвободила свою руку из его ладони.

— Я подумала, что лучше всего поставить этот розовый куст рядом со ступеньками, — она задумчиво и вопросительно глядела на растение. — Возможно, он зацветет еще раз, прежде чем завянет.

— Я добьюсь этого, Мэгги, — его голос был все еще взволнованным. — Я найду ответы. Ты можешь сейчас меня оттолкнуть, но что будет дальше, когда вопросов больше не останется? Как ты тогда сможешь от меня ускользнуть?

— Может быть, это и будет самым последним вопросом, — она встала на ноги и подождала, пока он сделает то же самое. — Может быть, тогда мы оба будем знать ответ.

На мгновение Гедеон задержал на ней свой испытующий, внимательный взгляд, поднял с земли свой подарок Ламонту и горшок с розовым кустом и, выпрямившись, сказал:

— Я всегда считал себя терпеливым мужчиной. Мы отыщем все ответы, да?

Они направились к фургону Мэгги, ее весьма забавляло, как каждый из зрителей немедленно засуетился с видом деловой озабоченности, пока все не приняли позу людей, погруженных в свою работу. Гедеон тоже это заметил.

— Я полагаю, мы должны сказать всем о будущем цирка, прежде чем они лопнут от распирающего их любопытства, — сказал он сдержанно.

— Наверное, так будет лучше, — согласилась Мэгги.

Гедеон снова посмотрел на нее.

— Кто такой Джаспер?

Его голос был совершенно обычным, но это не обмануло Мэгги — он догадывался, что происходило что-то не совсем хорошее. Она постаралась придать своему голосу бесстрастное выражение.

— У нас трое ухаживают за животными — Фэрли, Джаспер и я. Джаспер в «Стране Чудес» с самого начала. Он прекрасно чувствует животных и знает их, как никто другой.

— И где же он теперь?

— Иногда он уходит сам по себе, никого не предупреждая. Возможно, он сейчас в городе. Я ожидаю его возвращения до наступления темноты, — Мэгги надеялась, что так и будет. Она и в самом деле надеялась.

— А если нет?

Они уже подошли к ее фургону. Гедеон поставил горшок с розами у подножия лестницы и выпрямился, глядя на нее в ожидании ответа.

Она заколебалась, затем сказала:

— «Страна Чудес» кажется неизменной, но люди меняются. Нет ничего особенного в том, что в один прекрасный день на одного кэрни станет больше или меньше. Для некоторых людей цирк становится пристанищем на несколько дней или лет.

Что-то в том, что она говорила, вызвало внутри нее тревожное ощущение. Она что-то упустила из виду, что-то очевидное, но она не обратила внимания. И еще что-то, о чем раньше сказал Гедеон.

Убежище!

— Про что ты мне толкуешь? — Гедеон слегка нахмурился.

Мэгги изо всех сил постаралась продумать каждое слово.

— Я говорю тебе, что здесь не задают слишком много вопросов. Если кто-то уходит, то мы понимаем, что он хочет это сделать.

— Значит, ты не ожидаешь его возвращения.

— Я надеюсь, что он вернется.

Мгновение Гедеон переваривал услышанное, затем кивнул.

— Почему бы нам не отдать Ламонту его носы, и ты сможешь закончить представлять меня.

Новость о том, что они теперь будут владельцами «Страны Чудес», кэрни восприняли со своим обычным апломбом. Сразу же возник вопрос, какими должны быть доли, равными или нет. Мэгги не имела особого желания принимать участие в разгоревшемся споре, она предоставила их самим себе и сказала Гедеону, что поможет ему установить его новую палатку, если он ничего не имеет против. Она сложила старую палатку, пока он извлекал новую из машины, и они занялись ею вместе.

— Ты, в самом деле, думаешь, что кооперация — это хорошая идея? — спросил он, вбивая колышек в землю.

— Конечно. Не беспокойся, они сами все наладят, — сказала она с отсутствующим видом, разбирая стойки палатки.

— Ты знаешь их лучше, чем я, — Гедеон уселся на пятки и внимательно посмотрел на Мэгги, задаваясь вопросом, что она может так тщательно скрывать от него. Что-то происходило. Он чувствовал это. Отчасти это было исчезновение Джаспера, но было и что-то еще, что случилось значительно раньше.

Хотя Мэгги была посторонним человеком, но все же понимала этих людей, тогда как для него они были загадками. Каким бы абсурдным и необычным ни казалось, это место на первый взгляд, здесь что-то крылось, это заставляло его постоянно чего-то опасаться, вызывало внутреннее напряжение. Сперва Гедеон подумал, что раз он держит судьбу цирка в своих руках, то озабоченность людей за свое будущее касается и его, но когда они с Мэгги объявили о своем решении, напряженность осталась такой же. У него появилось ощущение, что именно из-за этого кэрни теперь так ожесточенно спорили, и показалось, что Мэгги тоже об этом знала.

— Лео понравился новый ошейник, — заметила Мэгги еще отсутствующим тоном, и Гедеон окончательно понял, что она скрывает от него нечто.

Он посмотрел на лесенку, ведущую в фургон, где необычный зверь с наслаждением потягивался и, зевая, являл миру улыбку Чеширского Кота. Вокруг его пятнисто-коричневой шеи красовался веселенький красный ошейник, украшенный искусственными бриллиантами и серебряной табличкой с его выгравированным именем и названием цирка. Все сомнения Лео относительно Гедеона были сразу же забыты, как только новый ошейник коснулся его шеи, и с того момента у него появилось желание постоянно находиться поблизости от своего нового идола.

— Этот кот… — подал голос Гедеон.

— Трудно определить, правда? Я не могу натянуть эти концы, пока не вбиты колышки.

Посмотрев на парусину, расстеленную на земле, с внезапной ненавистью, Гедеон сказал:

— Эта идея с ухаживанием совсем не моя.

Мэгги наблюдала, как он заканчивал вбивать колышки в землю, решив не спрашивать его о значении последней фразы.

— Должна заметить, что несколько удивлена. Неужели банкиры проводят свой отпуск, живя в палатках, или это не отпуск?

— Сейчас это, действительно, отпуск. Когда я вчера был в городе, то позвонил в банк и предупредил, что меня не будет некоторое время. Что касается палатки, то я пока не услышал лучшего предложения.

Проигнорировав его последнее замечание, Мэгги с любопытством спросила:

— Скажи-ка мне кое-что. Ты всегда бросаешь работу и предпочитаешь жить поблизости от женщины, которой заинтересовался?

— Нет, обычно я просто посылаю цветы, — Гедеон отшвырнул деревянный молоток в сторону и посмотрел на нее насмешливо. — Если она отвечает мне взаимностью, то после этого я приглашаю ее на обед и, возможно, в театр. Мы общаемся, и все такое. Нормальное сближение.

— Ну, тогда тебе не стоит отчаиваться. Подожди, пока я вернусь в Ричмонд. Там куча ресторанов, театров и торговцев цветами.

Гедеон задумчиво смотрел на нее.

— Тебе случайно не известен тот факт, что я живу в Сан-Франциско?

— Адвокат Балтазара упоминал об этом.

— Между моим и твоим домом расстояние в три тысячи миль.

— Скверная история, — заметила она. — Но ведь нам не следует об этом беспокоиться теперь, верно? Или у тебя ко мне серьезные намерения?

— Мои намерения — это разгадать тебя и как можно скорее поставить эту чертову палатку. А дальше я не заглядывал.

— Да неужто?

Ему хотелось, чтобы ее глаза не были такими зелеными. Это нечестно иметь такие глаза.

— Проклятье, Мэгги, ты же знаешь, чего я хочу. Я хочу быть твоим любовником.

И тут кто-то пропищал тоненьким голоском:

— А что такое «любовник»? А у вас все веревки перепутались.

Мэгги поднялась на ноги и с облегчением вздохнула.

— Шон знает все о палатках. Правда, Шон?

— Конечно, — важно ответил мальчик.

— Тогда ты сможешь помочь Гедеону, — она перевела взгляд с мальчика на мужчину, который, казалось, ничуть не был обрадован появлению подобного помощника. Стараясь скрыть насмешку, Мэгги сказала:

— Я думаю, они будут спорить еще очень долго. Мне, наверное, следует навести там порядок.

— Уверен, — Гедеон был занят мыслью, что же все-таки дало ему надежду, что его ухаживания увенчаются успехом в балагане, заполненном сумасшедшими. Он смотрел вслед Мэгги, подошедшей к группе на другой стороне лагеря, и хотел, чтобы она не надевала одежды, от которой у него поднимается кровяное давление. Сегодня на ней были джинсы и нечто вроде блузки, плотно облегавшей стройное тело, длинные волосы заплетены в косу, висевшую вдоль спины. Если смотреть на нее с одной стороны, казалось, ей не больше шестнадцати, если же с другой — то она выглядела значительно старше.

— Что значит «любовник»? — настаивал Шон.

Гедеон посмотрел на мальчика и вздохнул.

— Тот, кто любит, — сказал он и только тогда вдумался в смысл сказанного, а затем поспешно добавил: — Раз ты эксперт по палаткам, то покажи-ка, братец, как их нужно правильно ставить.

Мэгги быстро прекратила спор, напомнив всем, что до принятия окончательного решения впереди еще несколько месяцев и у них предостаточно времени для того, чтобы справедливо поделить паи. Когда группа распалась, они с Тиной прошли к фургону гадалки.

— Я же говорила тебе, что он вернется, — пробормотала Тина. — Эта маленькая сцена между вами двумя выглядела прелестной и волнующей.

— У меня возникло такое же ощущение.

— Тогда почему же вместо тебя сейчас с ним мой сын?

— Не торопи меня, Тина. Разве женщина не имеет права выиграть немного времени, чтобы привести в порядок свои мысли?

— Конечно, но, по-моему, ты уже привела их в порядок.

— Ну, ладно, тогда ему нужно немного времени привести в порядок свои мысли. Я ведь не продаю на рынке альбом газетных вырезок.

— Как я и сказала, он надолго пришел в твою жизнь.

Мэгги слабо улыбнулась.

— Увидим. В любом случае, с тех пор как он решил избавиться от цирка, адвокаты будут трудиться неустанно, пока не приведут все бумаги в порядок. Я не оставляла на прошлой неделе бухгалтерские книги в твоем фургоне?

— Да, они на полке над моей кроватью. Иди одна. Я обещала Ламонту посмотреть, как он будет примерять новые носы.

Мэгги вошла в фургон и достаточно легко нашла книги счетов цирка. Она сначала хотела отнести их к себе, но затем передумала. Сидя на кровати Тины, она открыла первую страницу одной из книг, взяла карандаш и начала просматривать старые счета.

Мэгги просматривала их и раньше, но без какой-либо определенной цели, сейчас же у нее было кое-что. Совсем незначительно продвинувшись в выяснении причин гибели своего кузена Мерлина, Мэгги хваталась за любую возможность. Она наблюдала и слушала, узнала все истории актеров цирка, но это ничуть не помогло. Все лишь сходились во мнении, что Мерлин не имел ни одного врага и был всеобщим любимцем. И в самом деле, он был весьма лриятным стариком, почти не способным рассердиться, и очень добрым к окружающим.

С тех пор как Мэгги не смогла найти ключ к загадке убийства Мерлина, она обратила внимание на поиски причин. И здесь тоже зашла в тупик. Какую возможную цель преследовал убийца безобидного старика? Если бы она засомневалась в утверждении тети Джулии, то поверила бы в версию несчастного случая, принятую полицией, но она слишком хорошо знала свою тетю, и подобный вывод не приходил ей в голову. Ее осенило только, когда Гедеон заметил, что «Страна Чудес» является убежищем. И ей пришли в голову возможные мотивы убийства. Цирк был безопасным местом, и с доисторических времен преступники извлекали из этого выгоду.

А что, если один из этих людей имеет нечто, что нужно спрятать или сохранить? Может быть, какой-то опасный секрет? Мерлин мог это обнаружить, а так как он к тому же был очень честным и принципиальным человеком, то вполне мог попытаться вывести преступника на чистую воду. И вполне возможно, что ради сохранения тайны он не был единственным убитым.

Эти предположения поставили перед Мэгги сложный вопрос, как обнаружить это.

Книги «Страны Чудес» были заполнены разнообразными сведениями, описанными очень подробно, однако все записи располагались хаотично. Даты приобретения, рождения и смерти каждого животного, общие суммы выручки от посетителей, расходы на питание, расходы на содержание, ремонт, ежегодные инвентаризации имущества, животных и тому подобное.

Здесь были записи о каждой остановке «Страны Чудес» в своих передвижениях с указанием даты, места, а также записи о присоединении и уходе актеров, которые вступали в цирковую труппу.

Эти-то записи и интересовали Мэгги. Она должна была сузить круг подозреваемых и, поразмыслив, решила не заглядывать в счета более чем семилетней давности. Просто из-за закона о сроке давности преступления. Она рассудила, что Мерлин, должно быть, нашел какое-то доказательство содеянного, нечто конкретное, и это навело Мэгги на мысль о возможном ограблении.

Если кто-то совершил ограбление и ему нужно было укрыться от полиции, пока не пройдет срок давности, где он мог бы найти лучшее убежище, чем в бродячем цирке? Они были почти всегда в движении, всегда в пути, лишь на короткое время останавливаясь в городах, по большей части, очень маленьких, наподобие этого.

Теперь Мэгги неплохо знала этих людей и понимала, что никто из них не мог быть хладнокровным убийцей. Но она так же знала, что некоторые вполне могли бы пойти на убийство, чтобы защитить себя и свою тайну.

Цирк — совершенное место для того, чтобы спрятаться самому и спрятать нечто ценное, ибо в больших неуклюжих, витиевато разукрашенных антикварных фургонах могло быть спрятано любое количество предметов. Для обнаружения чего-то такого нужно время, которого у Мэгги не было. Сами кэрни не верили, что смерть Мерлина случайна, они подозревали убийство, а неизобличенный преступник все еще ходит на свободе безнаказанно. Это очень волновало их и держало в постоянном напряжении. Теперь пропал Джаспер, и у Мэгги было плохое предчувствие, что он уже не вернется назад.

Все, что она имела несколько минут спустя, после того как закрыла очередную книгу счетов, был лист, на котором значились всего два имени. Рядом с именами двух, наиболее поздно присоединившихся к цирку, она написала дату и место, где в это время находилась «Страна Чудес», и поставила книги обратно на полку.

Ламонт присоединился три года назад, когда цирк находился в Техасе, в нескольких милях от Далласа.

Фэрли присоединился четыре года назад в то время, когда цирк проходил через Литтл Рок в Арканзасе.

Внимательно посмотрев на свои записи в течение нескольких секунд, Мэгги сложила листок и сунула его в карман. Теперь предстоит самое трудное. Она должна найти, какие до сих пор нераскрытые грабежи были совершены в этих районах в последние три-четыре года.

Замечательно.

Но возникло много проблем. Для начала добыть информацию. Дядя Сайрус поможет обнаружить то, что необходимо, если она сумеет сообщить ему об этом. Гедеон с самого начала был проблемой. Она не могла держать его в стороне слишком долго, к тому же ей самой не очень хотелось этого. У нее было нервирующее чувство, что она не сможет от него что-то скрыть, если он окажется у нее в постели.

Они все сидели на бочке с порохом. Среди них находился убийца, каждый был необычайно возбужден и скрытен, к тому же до сих пор не объявился Джаспер.

Джаспер… куда же ты пропал? Мэгги очень занимала эта мысль. Еще одна жертва, нашедшая то, что ей не следовало? Он был в «Стране Чудес» уже более двадцати лет, значит ли это что-либо? Она осмотрела его фургон еще раньше, все его вещи остались на месте, совершенно ничего не указывало на то, что он решил уйти навсегда. И, хотя он довольно часто уходил куда-то, теперь его не было слишком долго.

Слишком долго.

— Ты все еще здесь? — Тина вошла в фургон и посмотрела на нее несколько удивленно. — Какие-то проблемы с книгами?

— Нет, я просто размышляла. Где сейчас Гедеон?

— Ищет тебя. Ему сейчас приходится трудновато. Каждый спрашивает у него, как следует поделить доли, а он, по-видимому, не желает высказывать свое мнение.

— Бедный парень. От Джаспера никаких вестей?

— Ничего. Том и Фэрли совсем недавно обшарили весь лес, но ничего не нашли. По-моему, становится слишком поздно. У Малколма идет чаепитие.

— Ты не играла?

— Не сегодня. Тебе лучше пойти и выручить этого парня. Он выглядел натянутым, когда я его видела в последний раз.

Приняв этот совет к сведению, Мэгги вышла из фургона Тины и пошла искать Гедеона. Она нашла его наблюдавшим за игрой из-за вагонного колеса с дистанции в несколько ярдов. Выражение лица у него было уже не столь ошеломленным, как вчера.

— Разве они не пригласили тебя поиграть? — спросила Мэгги.

— Да. Мэгги, а где ты была?

— Удостоверилась, что у нас есть все бумаги, которые понадобятся твоим адвокатам. Для передачи права на владение.

— У этого места есть еще и бумаги? — недоверчиво спросил Гедеон.

— Ты никак удивлен?

— Да. А еще пытаюсь понять, как тебе пришло в голову оставить меня в руках этого… отродья дьявола.

— Шона? — улыбнулась Мэгги. — Он не может быть настолько плохим.

— Допускаю это. Но я не привык к общению с детьми. Правда, Шон — далеко не дитя. Может быть, он невелик ростом, но, ты понимаешь, он все видит и слышит. Я имею в виду ВСЕ. Он начал рассказывать мне такие вещи, которые мне совсем не хотелось бы знать.

— Например?

— Тина красит волосы, Освальд пытается научить своего попугая говорить несколько… невежливые вещи, Фэрли под килт надевает голубые трусы, что отвечает на стародавний вопрос. И некто, по имени Мерлин, нашел Медвежий пруд. Что такое Медвежий пруд, и кто этот чертов Мерлин?

— Медвежий пруд? Это меня тоже озадачивает. А Мерлин был незадолго до меня. Гедеон, мне нужно поехать в город, чтобы позвонить матери, я обещала, что буду держать ее в курсе. Не хочешь ли ты отлучиться на некоторое время? Пообедать или что-то в этом роде?

— А я уж думал, что ты никогда не предложишь.

Мэгги улыбнулась.

— Тогда все в порядке. Я сейчас переоденусь и встречу тебя у машины через несколько минут.

Она перекинулась парой слов с Тиной и переоделась в шелковую юбку и атласную блузку. Через каких-то полчаса Мэгги и Гедеон уже были на пути в город. Разговоры были обычными, Мэгги расспрашивала его о работе и о повседневной жизни. Он отвечал на ее вопросы так же легко, как она их задавала, чувствуя невыразимое облегчение, удаляясь от цирка.

Когда они подъехали к маленькому городку, Гедеон довольно сухо предложил единственный ресторан, который не принадлежал сети «ешь и иди», там была гостиная, где подавали напитки, звучала фортепианная музыка и ожидалось, что здесь еда окажется лучшей в городе.

— Я полагаю, это означает большее разнообразие, чем гамбургеры и жареная картошка, — сказала Мэгги со смехом.

— Возможно. Ты готова?

— Посмотри, там снаружи телефон. Почему бы тебе не войти в ресторан и не занять для нас места, пока я позвоню?

— Ладно. Только не позволяй никаким незнакомцам украсть тебя.

— У меня неподходящее настроение для этого.

— Я надеюсь, у тебя подходящее настроение, чтобы потанцевать?

Мэгги подождала, пока они выберутся из машины, и сказала:

— Я люблю танцевать. Встретимся внутри.

Она подошла к платному телефону на углу, совсем недалеко от здания ресторана, обернулась через плечо, чтобы убедиться, что Гедеон вошел внутрь, и, прежде чем она успела снять трубку, довольно внушительная знакомая фигура вышла из-за угла и улыбнулась ей.

— Дядя Сайрус? Что ты здесь делаешь?

В ту же секунду, как он вошел в ресторан, Гедеон понял, что им не стоило беспокоиться о столике: зал был полон едва ли наполовину. Но он все же зарезервировал столик на семь часов и сказал, что до тех пор они будут в гостиной. Он вернулся к двери, чтобы подождать Мэгги, глядя сквозь стеклянные панели более из желания удостовериться, что она там, чем из любопытства к ее телефонному разговору.

Она была не одна.

Мужчина, стоявший рядом с ней и слушавший ее, наклонив голову, выглядел величественной версией Кентуккийского полковника. Он был крупного телосложения, одет в белый костюм, опирался на трость с золотым набалдашником. С места, где стоял Гедеон, мужчина выглядел очень старым. У него были густые седые волосы и пышная седая борода. Но что-то такое в нем наводило на мысль о большой физической силе вне зависимости от того, сколько лет оставил он за своими плечами.

Гедеон наблюдал за тем, как Мэгги что-то серьезно говорила, затем увидел, как она достала из кармана юбки сложенную бумагу и протянула ее мужчине. Листок был развернут и внимательно изучен, а затем мужчина сказал ей нечто, что вызвало на лице Мэгги улыбку.

Гедеон отошел от двери, чувствуя переполнявшее его любопытство. Что же, черт возьми, здесь такое происходит?

Он выглядит довольно добродушно, подумала Алиса, но у него очень длинные когти, а зубов так много, что она почувствовала — лучше обращаться к нему уважительно.

 

Глава пятая

Сначала Гедеон не сказал ни слова о том, что видел. Когда Мэгги вошла в ресторан, ее глаза были такими же простодушными, как глаза ребенка. Они пошли в затемненную гостиную, где молодой человек, одетый в обеденный сюртук, со скучающим видом играл на рояле. В гостиной около дюжины посетителей, преимущественно пары, разговаривали приглушенными голосами.

Мэгги и Гедеон отыскали небольшой столик в самом углу зала и заказали подошедшей официантке: Гедеон — бренди, а Мэгги — просто томатный сок.

— Я становлюсь странной, когда выпью, — пояснила она.

Гедеон подождал, пока отойдет официантка.

— Ты становишься странной, только когда выпьешь?

— Ну, хорошо, я становлюсь тогда еще более странной. А что случилось, Гедеон?

Как всегда в ее присутствии, Гедеону не хватило силы духа, чтобы прямо сказать ей то, что он думает.

— Ты сама должна мне рассказать, что происходит.

Ее искристые зеленые глаза несколько мгновений внимательно изучали его, а затем она опять удивила его.

— А, ты видел рядом со мной дядю Сайруса.

Противоречивые мысли проносились в голове Гедеона, он подумал, что сейчас ей бы следовало немного уклониться от истины. Он чувствовал, как потихоньку сходит с ума, и ему нужно дать выход накопившемуся напряжению. Несмотря на свои, более ранние, заверения, его хваленое терпение уже истощилось и висело на волоске. Теперь ему очень хотелось понять Мэгги, уверенность в том, что она от него что-то скрывает, сводила его с ума.

— Я видел тебя с кем-то, — ответил он, наконец.

— Это был мой дядя Сайрус, он интересно выглядит, правда?

Гедеон не высказал своего мнения на этот счет.

— Так как ты не упоминала о родственниках, живущих поблизости, то я заинтересовался, что он здесь делает?

— Я тоже спросила у него об этом. Он сказал, что они с тетей Джулией ездили в Орегон и теперь возвращаются назад. Они очень много путешествуют.

— Но что они делают здесь?

— Он не сказал.

Гедеон уставился на Мэгги.

— Я думал, ты спросила его.

— О да, я спросила, но он не ответил. Думаю, ему нравится так поступать. У него уши летучей мыши, несмотря на то, что он стар, как этот мир. Но он отвечает лишь на те вопросы, на которые хочет ответить.

— Стар, как мир? — осмелился спросить Гедеон.

— Просто такое выражение, но он, действительно, очень стар, я думаю. Я исследовала свою родословную до начала века и все еще его не нашла.

— А ты уверена, что он твой дядя?

— Вообще-то нет, но я уверена, что мы родственники. Я просто точно не знаю, в каком колене. Каждый в нашей семье моложе тети Джулии и дяди Сайруса, по крайней мере, я так думаю. И все мы зовем их дядей и тетей. В любом случае — мы родственники, они возглавляют нашу семью, и мы все согласны с этим.

Принесли напитки, и Гедеон сделал большой глоток из своего стакана. Подкрепившись, он осторожно вымолвил:

— Есть какая-то причина, что ты меня не представила?

— Тебя же там не было.

— Мэгги, почему у меня такое ощущение, что тебе хочется переменить тему разговора?

— Почему ты такой восприимчивый?

Гедеону трудно было сердиться, глядя на вопросительное выражение ее лица, на самом деле ему хотелось рассмеяться. Но постоянные неудачи подмывают даже самые благие намерения, а его намерения были далеко не из их числа.

— Я так же упрям, как и ты. Если ты расскажешь, что происходит, это только сбережет время.

— Я не думаю, что хочу это сделать. Кстати, ты заметил, мы одними и теми же словами говорим и о времени, и о деньгах. Мы бережем время и тратим

его. Мы бережем деньги и тратим их.

— Ты что-то хочешь этим сказать?

— Вообще-то нет, думаю, это просто подходящая мысль.

Гедеон допил содержимое стакана и пожалел, что сразу не заказал двойную порцию бренди.

— Ты, очевидно, не хочешь ничего рассказать о происходящем. Ну, хорошо. Посмотрим, смогу ли я узнать это самостоятельно, — он нахмурился на мгновение, затем тряхнул головой. — Черт возьми, дай мне хоть какой-нибудь ключ.

— Я думаю, это сделает дворецкий.

— Мэгги!

Она потихоньку отпивала свой сок, задумчиво наблюдая за Гедеоном.

— Что заставило тебя думать, будто что-то происходит?

— Напряжение среди кэрни, которое можно резать ножом. Пропавший кэрни, а я проверил фургон Джаспера, Мэгги. Все его вещи на месте, почему же он оставил их, если ушел подобру-поздорову. Тот факт, что ты явно от меня что-то скрываешь. А также зуд на моем затылке, который говорит, что за мной наблюдают каждую минуту с тех пор, как я появился в лагере.

Ее глаза слегка расширились, затем стали задумчивыми.

— За тобой наблюдают? За это время ты уже должен был привыкнуть к этому. Я думаю, они все наблюдают за тобой.

— Я не это имел в виду. За мной кто-то следит тайно, кто, черт возьми, сильно озабочен тем, чтобы его не застали за этим занятием.

— Даже сегодня, после того как ты сделал объявление.

— Да.

Мэгги это не понравилось. Ей это совсем не понравилось. Беззаботное выражение на ее лице начало исчезать. Если только Гедеон был прав, а он не казался ей параноиком, тогда, видимо, ему угрожает нечто, не зависящее от того, кому принадлежит цирк. Но почему? Она не могла дать однозначного ответа на этот вопрос. Но в одном была совершенно уверена — если Гедеону что-то угрожает, он должен знать об этом, чтобы суметь защититься.

— Мэгги? — Хамелеон снова поменял цвет, понял Гедеон. Ее взгляд был прямым и ясным, черты лица незаметно заострились. Такое лицо, отметил он про себя, способно скрыть все, что происходит внутри. Подвижное, серьезное и очень рассудительное.

Мэгги собралась с мыслями и начала говорить тихим голосом.

— Я не собиралась тебе этого сообщать, потому что предполагала, как ты на это отреагируешь. Но, кажется, ты должен знать некоторые вещи.

— Какие такие вещи?

— Несколько недель тому назад член труппы, отсутствующий некоторое время, был найден мертвым… на дне старого, заброшенного колодца. Полиция решила, что эта смерть случайна, что он упал туда, возможно, оступившись в темноте. Они были удовлетворены своим заключением.

— Но ты — нет? — Гедеон внимательно наблюдал за ней.

— Меня тогда не было в цирке, но погибший — мой кузен Мерлин.

— Мерлин Шона?

Что-то промелькнуло в глубине сознания Мэгги, но оно пронеслось так быстро, что она не смогла ухватить. Но это должно проясниться рано или поздно.

— Да, — сказала она. — Моя тетя Джулия решила, что он был убит.

— Она его мать?

— Нет, или, вернее, я так не думаю. Она никогда не говорила этого.

Гедеон моргнул.

— Еще одна сомнительная родственная связь?

— Думаю, да.

Гедеон тяжело вздохнул.

— Но она решила, что его убили. Она была в труппе?

— Нет, она была в Орегоне, — выражение лица Мэгги и тон голоса оставались серьезными, хотя смысл сказанного граничил с безумием. Гедеон заглянул на дно своего пустого стакана, снова жалея, что не заказал двойную порцию. Некоторое время он молчал, пытаясь найти логическую связь, и оказался не в состоянии сделать это.

— Почему она решила, что он был убит? Я имею в виду, что заставило ее думать, что его смерть не была случайной?

Слабый отблеск симпатии сверкнул в глазах Мэгги.

— Это звучит абсурдно, я знаю. Но могу заверить тебя — предсказания тети Джулии редко, точнее, очень редко бывают неверными. Если моя тетя скажет мне, что солнце встает на западе, я буду верить ей до тех пор, пока не найду доказательств противоположного.

— Хорошо, я принимаю это, хотя, как мне кажется, у меня просто нет другого выбора. Она решила, что он был убит, а затем?

— Она позвонила мне.

— Почему?

— Потому что я — единственный логично мыслящий человек в нашей семье.

Гедеон внимательно посмотрел на нее.

— Да, так и есть. И кроме того, я очень хорошо решаю загадки и проблемы. За последние несколько лет я стала чем-то вроде детектива в нашей семье. Поэтому, естественно, она позвонила мне.

Решив пока проигнорировать ее заявление о логике, Гедеон озабоченно спросил:

— Ты имеешь в виду, тетя послала тебя разыскивать убийцу?

Мэгги важно кивнула.

— Да. Дух кузена Мерлина не сможет успокоиться до тех пор, пока его убийца не будет пойман. Тетя Джулия не хочет, чтобы он навечно был прикован к этому ужасному колодцу, ведь там плохо и скучно.

— Мэгги, ты же, на самом деле, не веришь в эту чепуху? — осторожно спросил Гедеон.

— Не имеет значения, во что я верю. В это верил кузен Мерлин. А тетя Джулия говорит, что безопаснее лишний раз подстраховаться; она решила допустить такую возможность, то есть, что это, действительно, так. Поэтому наш долг перед кузеном Мерлином расследовать его смерть и позволить его душе освободиться.

Это было сказано с такой разумной ясностью, что Гедеон постарался более или менее принять это для себя.

— Ну ладно, — сказал он медленно. — Как бы там ни было, но тетя Джулия послала тебя в цирк, чтобы ты нашла убийцу.

— Да.

— Ну и как?

— Еще ничего не ясно, но я работаю над этим.

— И как же ты над этим работаешь?

— Сперва я не могла сделать ничего, кроме, как наблюдать и слушать. Мерлин был всеми любим и не имел привычки говорить слишком много, поэтому я сомневаюсь, что он довел кого-нибудь до состояния аффекта и из-за этого кто-то убил его. Он был стариком. Очень добрым и честным стариком. Почему же кто-то захотел убить его? Я не могла придумать никакого возможного мотива до тех пор, пока ты не сказал мне кое-что, что заставило в моей голове прозвенеть тревожным звоном.

— И что же я сказал?

— Ты назвал это место убежищем. Я обдумала это и пришла к выводу, что цирк может быть идеальным местом, чтобы спрятаться человеку, совершившему преступление.

— Какого рода преступление?

— Я предполагаю, достаточно выгодное, с достаточно ценной добычей, чтобы иметь для убийцы большое значение. Зачем, в другом случае, беспокоиться? Я думаю, Мерлин нашел нечто и пригрозил преступнику разоблачением. Он должен был сделать это, так как всегда был честен. — Мэгги нахмурилась. — Я полагаю, если ты украл что-то ценное и решил залечь на дно, пока не пройдет срок давности, то цирк — хорошее место, чтобы спрятаться. Очень хорошее, это факт. Всегда в движении, в любом костюме, в любом гриме, какой только захочешь, и масса мест, где можно спрятать награбленное.

— Но кэрни с подозрением относятся к чужакам, — заметил Гедеон.

— Верно, это значит, ты должен хорошо уметь приспосабливаться к новым для тебя условиям.

— Как и ты, — пробормотал Гедеон. Мэгги улыбнулась.

— Как и я. Ты должен быть также частью труппы «Страны Чудес» не более семи лет: если ты спрятал свою добычу в одном из фургонов, ты бы не захотел находиться в ожидании больше, чем это необходимо.

— Все это очень логично от начала и до конца, — заметил Гедеон. — Но ты не знаешь, что было украдено, где украдено и как давно. Ведь твое предположение построено на том, что сначала это было воровство.

— Я знаю, это потрясающе долгий путь, но это все, что у меня есть. Я проверила все книги «Страны Чудес» и нашла двух людей, которые в цирке меньше семи лет.

— Кто они?

Мэгги заколебалась.

— Я бы предпочла пока не говорить тебе. Подожди минуту, — добавила она, когда он открыл рот для того, чтобы что-то сказать. — У меня есть очень хорошее оправдание.

— Какое же?

— С самыми лучшими намерениями быть объективной я узнала этих людей довольно близко. И это знание может повлиять на мое предположение о том, кто убийца. Ты же их не знаешь. Ты будешь более объективен. До тех пор, пока мы не найдем нечто, указывающее на какого-то определенного человека, я предпочитаю, чтобы ты участвовал в решении проблемы с совершенно непредвзятым мнением. Если ты подозреваешь всех, ты сможешь заметить то, что я упустила из виду.

— Убийца — «проблема»?

— Это такое же хорошее слово, как и любое другое. Ты согласен со мной?

— Нет, со словом не согласен. Но, полагаю, ты права, не называя мне имен, сейчас, во всяком случае.

— Хорошо.

Гедеон кивнул.

— Итак, ты нашла имена, И теперь?

— Я записала, где находился цирк, когда они присоединились к нему, вместе с точными деталями их прибытия. Дядя Сайрус теперь проверяет их для меня.

— Ищет сообщения о грабежах?

— Мне нужно несколько фактов. Все, что у меня есть, — чисто умозрительно и базируется, как ты сказал, на предположении, что виновник этого убийства — грабитель, защищавший свой тайник.

— Этого убийства? Ты думаешь, что он снова кого-то еще убил? — Гедеон нахмурился, затем сказал: — Джаспер.

— Я надеюсь, что Джаспер просто на время ушел. Я, в самом деле, надеюсь на это. Но, если он нашел что-то такое, что ему не следовало…

— Иди в полицию, — категорично заявил Гедеон.

— И что я скажу? — Мэгги твердо смотрела ему в глаза. — Что у нас пропал кэрни, просто отсутствует с сегодняшнего утра, не прошло даже двадцати четырех часов. У нас произошло убийство несколько недель тому назад, которое полиция соседнего штата квалифицировала как несчастный случай. И это все, что у нас есть.

— Мне это не нравится, Мэгги.

— Мне тоже не нравится, особенно то, что кто-то следит за тобой.

Гедеон думал об этом несколько секунд.

— Почему именно за мной?

— Очень просто. Сначала я думала, что ты представляешь угрозу для убийцы, потому что хочешь продать цирк по частям. Это имело смысл: он не хотел потерять свой тайник. Это также одна из причин, почему я была так неприветлива с тобой. Если бы ты объявил о том, что собираешься продать цирк по частям, то преступник обязательно бы запаниковал. Обязательно. Это бы лишило его отличного убежища, места, где он прячется сам и прячет что-то еще, и ты стал бы причиной этой потери. Но сегодня ты объявил другое решение. И если он все еще считает, что ты ему угрожаешь, то возникает вопрос, каким образом? Я не знаю ответа, а ты?

— Естественное беспокойство? Я — чужак и, следовательно, сам по себе несу угрозу? Или это может быть более личная угроза.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не оставила следа в чьем-нибудь сердце до моего приезда? — вопрос был задан легким тоном, но выражение глаз при этом было мрачным.

— Нет, насколько я знаю, — немедленно ответила Мэгги. — И, я думаю, это ложный след.

— Может быть, но если я представляю угрозу для убийцы, то каким образом? Когда я приехал, все артисты цирка были для меня совершенно чужими людьми, даже моя связь с Балтазаром настолько сомнительна, что я до сих пор не уверен, родственники ли мы вообще. Что я мог знать обо всем этом?

Мэгги слегка тряхнула головой.

— Сама не знаю, — она заколебалась, потом добавила. — По-моему, будет лучше, если ты уедешь на несколько дней, пока у нас такой накал страстей.

— Нет, — возразил он немедленно. — Я не уеду до тех пор, пока ты не поедешь со мной.

— Это что, предложение? — спросила она мягко.

— Да, если ты хочешь иметь лучшие условия. Поехали со мной, у меня огромный особняк, выходящий на Бэй, горничная, кабельное телевидение и «Ягуар», который не живет в клетке.

— Ты большой краснобай, — пробормотала Мэгги, думая о том, что, сделай он такое предложение всерьез, она не нашла бы в себе сил, чтобы отклонить его.

Гедеон рассмеялся и покачал головой.

— Я серьезно, Мэгги. Ловить убийцу — это совсем не твое дело.

Задумавшись, как ему это все объяснить, Мэгги пыталась говорить тихо, но твердо.

— У меня семейное дело, Гедеон. Семья — это очень важно для меня. Член моей семьи был убит из-за жадности или в панике, и я не могу оставить это просто так. У меня ответственность. Я должна до конца выяснить то, что случилось.

— Это не твоя ответственность…

— Да, но я сделала ее своей.

— А что, если убийца повернется к тебе? — своей рукой он накрыл ее руку через стол. — Ты представляешь для него реальную угрозу. Действительную и единственную угрозу, насколько я понимаю. И если этот маньяк смог сбросить в колодец доброго старика, я сомневаюсь, что он будет колебаться, прежде чем убить прелестную молодую женщину.

— Ты думаешь, что его можно отпустить на свободу?

Гедеон тихо выругался.

— Нет, мы можем нанять частного детектива, чтобы он расследовал это дело.

— Который не сможет подойти достаточно близко к кэрни, Гедеон. Они уже и так нервозны и подозрительны. Когда было найдено тело Мерлина, полиция опросила всех в цирке. Я рассказывала тебе истории некоторых из них. Большинство кэрни прячется. От собственного прошлого, если ничего нет больше. Одна из причин, почему никто не хочет, чтобы ты знал о Джаспере, — они боятся, что ты вызовешь полицию. Вот почему каждый продолжает говорить, что Джаспер в городе. Если же сюда приедет еще один чужак, то они плотно захлопнут створки своих раковин и мы никогда не докопаемся до правды. А что касается убийцы, то как он прореагирует?

— Ты в опасности, разве ты не понимаешь этого? — общее напряжение, которое чувствовал Гедеон, нашло выход, чувство к Мэгги стало еще сильнее, потому что он боялся за нее.

— Он сейчас не подозревает меня, Гедеон, я уверена в этом. Я же кэрни, помнишь? Я хорошо прижилась, никто не знает о связи между мной и Мерлином. Я никого не спрашивала ни о чем таком, не задавала неверных вопросов, не обыскивала их жилища и не делала ничего, чтобы выглядеть в их глазах подозрительной.

Мэгги откинулась на спинку стула, и Гедеону не понравилась эта поза.

— Ты, кажется, знаешь историю каждого. Ты расспрашивала их?

— Нет, они чувствовали себя настолько комфортно, что сами все рассказали. Кэрни не задают вопросов друг другу.

— Мэгги…

— Послушай, мы ничего больше не можем поделать, кроме как ждать, пока дядя Сайрус не раскопает какие-нибудь факты, что, кстати, он делает очень хорошо. Ну, а сейчас, почему бы нам не постараться пока об этом забыть? Между нами и цирком лежат мили, и даже если убийца выехал на лошадях, он все еще не может находиться поблизости от нас за это время.

— Собираюсь сделать все возможное, чтобы уговорить тебя уехать из цирка, — предупредил Гедеон.

— Замечательно, — легко сказала Мэгги, несмотря на дурные предчувствия. Она чувствовала, что если он станет достаточно настойчив, ей трудно будет сопротивляться. — Но я не хочу сегодня об этом говорить. Ты обещал мне танцы.

Гедеон оттолкнул свое кресло назад и уже совсем было собирался встать, когда какая-то суматоха у входа вдруг привлекла его внимание. Дверь лязгнула, издав звук, потрясший воздух вместе с отборными ругательствами, и что-то стремительное, с коричневыми пятнами влетело в гостиную, перескочило через рояль и заскользило лапами по полу, чтобы остановиться рядом с Гедеоном. Это создание носило красный ошейник с фальшивыми бриллиантами и серебряной табличкой, которая гласила, что оно принадлежит «Стране Чудес».

— Ох ты, черт! — не сдержался Гедеон. Лео встал на задние лапы, положив передние на колени своего идола, и немедленно начал болтать на своем необычном языке. Гедеон проигнорировал его и посмотрел на Мэгги.

— Как он сюда попал? Бежал всю дорогу?

— Возможно, он спрятался в машине. Я забыла проверить заднее сиденье, прежде чем мы уехали, да и стекла были опущены.

— Что он говорит мне?

— Что в машине жарко и он хочет пить.

Подняв брови, Гедеон сказал:

— Это просто общий смысл. Ты ведь не понимаешь его на самом деле?

Мэгги спокойно отпила томатный сок из своего стакана.

— Слушай, кот, — начал Гедеон, вперив взгляд в животное, но был прерван появившейся официанткой.

— Сэр, кроме как с собаками-поводырями, вход с животными сюда воспрещен, — заявила та.

Гедеон некоторое время думал, но понял, что не сможет выпутаться, придумав что-либо. На Лео не было даже намордника…

Лео повернул голову, чтобы посмотреть на официантку, и та в замешательстве отступила назад. Скучающий человек за роялем даже не сбился с ритма, когда кот сиганул через огромный инструмент. Другие посетители были поглощены своими собственными делами.

— На улице жарко, — начал Гедеон, — и он хочет пить.

— Менеджер говорит…

— Я сам поговорю с менеджером, — Гедеон скинул лапы кота с коленей и встал.

— Ты извинишь меня? — обратился он к Мэгги кислым тоном.

— Конечно.

— Спасибо Лео, садись в кресло.

К его удивлению, кот немедленно вспрыгнул в освободившееся кресло и уселся в нем. Гедеон смотрел на него мгновение, затем строго добавил:

— И держи свой нос подальше от моего стакана.

Лео принял вид святоши.

Оценив эту сцену, Гедеон издал невнятный звук и последовал за отступившей официанткой.

Мэгги осталась, тихо смеясь про себя и думая о том, что любой мужчина, который смог держать себя в руках с таким скандальным котом, как Лео, был и, в самом деле, необыкновенным мужчиной.

Менеджер приводил всевозможные аргументы, начиная от чувств других посетителей и кончая требованиями инспектора здравоохранения, но небольшая взятка и обещание того, что Лео не войдет в ресторан, победили его холодный прием. Он даже предложил миску молока, которая, правда, стоила столько же, сколько двойной скотч.

Возвращаясь к своему столику, Гедеон понес молоко сам, ибо официантка лишь бросила на него взгляд и ухмыльнулась. Он не мог решить, оставить ли ей необычайно щедрые чаевые, показав, что он выше такого недостойного чувства, как месть, или вообще не оставлять никаких чаевых и преподать небольшой урок хороших манер. Дойдя до столика, он не решил этот вопрос. Гедеон придвинул свободное кресло, стоявшее у соседнего столика, и поставил его рядом со своим, считая, что чувства Лео будут сильно ущемлены, если тот не сможет сидеть за столом, как люди, и пить свой невероятно дорогой напиток.

— Это тебе, незаконнорожденный зверь, — сказал он, отодвигая свой стакан от морды Лео и ставя на его место миску с молоком. Затем придвинул кресло поближе к Мэгги и уселся сам, а кот начал жадно пить молоко.

— Он в милости у менеджера? — спросила Мэгги.

— До тех пор, пока мы не пойдем в ресторан. Тогда он вернется обратно в машину или даже в багажник. Он ведь не совал свой нос в мой стакан, нет?

— Он был совершеннейшим джентльменом.

Гедеон вздохнул.

— Я думал, что мы не сойдемся с менеджером во взглядах на эту проблему, но никогда не знаешь заранее.

— Это здорово, что ты дал взятку менеджеру. Я и Лео оценили это.

— Единственное хорошее дело, совершенное мною за этот день. Ты думаешь, он захочет потанцевать с нами?

— У него нет музыкального слуха.

Внимательно посмотрев на нее с минуту, Гедеон большим пальцем поскреб зачесавшуюся переносицу, бормоча при этом:

— Ты знаешь, за это время — очень короткое время — ты едва ли сказала что-либо абсурдное, вернее, все было абсурдным, но все имеет какой-то безумный смысл, за исключением разве что того, что преступник прячется в цирке и постоянно ходит вокруг, охраняя свое спрятанное сокровище. Это совершенно абсурдно, но ты говорила так убедительно, что я начал думать об этом и даже находить какой-то смысл.

Мэгги протянула руку, чтобы потрепать его по руке, лежащей на столе.

— Я думаю, ты утрачиваешь его.

Все еще глядя на нее, он задержал ее руку, накрыв ее сверху своей второй ладонью, и сказал тем же ясным голосом:

— Ты помнишь, я говорил о своем терпении? О том, что я хочу ждать до тех пор, пока на все мои вопросы не будут получены ответы?

— Это звучит знакомо. Да.

— Это было разумно с моей стороны говорить такие вещи, верно?

Мэгги кивнула. Гедеон тоже кивнул.

— Но сейчас это уже не имеет смысла, Мэгги. Срок моего ожидания был укорочен благодаря коту. Это разумно?

Она прокашлялась.

— Я полагаю, что нет.

— Я сплю в палатке в центре Канзаса, которую был вынужден купить, потому что в другой мне приходилось подгибать ноги в коленках, чтобы они не торчали наружу. Палатка же установлена в самом центре балагана, что, мягко говоря, необычно даже для балаганов, это разумно?

Мэгги свободной рукой ущипнула себя за подбородок.

— Ну хорошо, если ты так говоришь…

— Я увлечен женщиной, у которой глаза сирены, лицо ангела, а разум, как лабиринт. Она дает самые абсурдные ответы на самые логичные вопросы и изменяет свое настроение прямо у меня на глазах. Я знаю, что она несколько не в себе, но не знаю, до какой степени. Она пытается найти маньяка среди сумасшедшего дома, потому что маньяк столкнул ее кузена в колодец.

— Гедеон!

— Да, я знаю, ты думаешь, что это разумно, но это не так. Во всей этой ситуации нет ничего разумного. Даже наша с тобой беседа и, собственно, наши отношения. Я трезво мыслящий человек, я распознаю смысл, когда вижу его, но его здесь нет. Тогда почему же я пытаюсь оставаться рассудительным?

Мэгги снова прокашлялась.

— Необходимость внести в хаос порядок? — предложила она.

Он посмотрел слегка смятенным, даже заинтересованным взглядом, но затем покачал головой.

— Контроль — это иллюзия, я знаю об этом. Порядок — тоже иллюзия. Исключая, возможно, только математические формулы, во всем же остальном нет ни грана чистой логики.

— Ну и? — прошептала она.

— Вернемся к моему первому вопросу: почему я пытаюсь оставаться рассудительным и логичным?

— Потому что ты — рассудительный человек? — У Мэгги было смущавшее ее ощущение, что любой вид контроля, которым, по ее мнению, она обладала в этой ситуации, с Гедеоном был совершеннейшей иллюзией.

— Но именно поэтому я был неправ. Я не могу жить в твоем мире и играть по собственным правилам.

— Что ты имеешь в виду?

— Пойдем потанцуем, — вместо ответа предложил Гедеон.

Мягко вытащенная из своего кресла и проведенная на пустую танцевальную площадку, Мэгги сказала:

— Ты не ответил на мой вопрос.

Гедеон взял ее за руки, привлек к себе и автоматически оглянулся на столик, убедившись, что Лео примерно сидит в кресле. Глядя на Мэгги сверху вниз, он сказал:

— Я решил играть по твоим правилам, вот и все.

— Моим правилам? Я и не знала, что они у меня есть.

— Отлично. Замечательно. У меня теперь нет никаких ограничений. Почему же ты не сказала мне об этом раньше?

— Мне было необходимо преимущество, — невольно вырвалось у нее.

Его глаза сверкнули.

— Ну хорошо. Теперь мы с тобой на равных. Никаких правил. Будем играть, как придется.

Мэгги хотела обдумать способ опровергнуть его утверждение, потому что, пока он играл роль терпеливого джентльмена у нее было неоспоримое преимущество. Но теперь, если он и, в самом деле, намеревался оставить рационализм и терпение за бортом, у нее совершенно не оставалось такого шанса. Ее разговоры о химических реакциях и необходимости ответить на все вопросы теперь не удержали бы его даже на расстоянии вытянутой руки.

Игра без правил предоставляла все одним инстинктам.

И как теперь Мэгги сможет бороться со своими инстинктами, если они потребуют, чтобы она отозвалась на его природные инстинкты?

Она не могла. С того момента, как Гедеон с глубокой убежденностью в голосе сказал: «Я хочу тебя», она поняла, что сама судьба шагнула в ее жизнь. Она ожидала идеального мужчину, зная, что он рано или поздно придет. И он пришел. Вся ее логичность и осмотрительность теперь не смогли бы от нее это скрыть.

Отдать себя мужчине значило отдать все, что у нее было, Мэгги понимала это. Это не обязательно для всех женщин, но для нее это обстояло именно так. Она подумала о том, что Гедеон смог бы полюбить ее, если бы позволил себе это сделать. Но даже если это никогда не случится, ее чувства останутся неизменными.

Когда Мэгги полностью осознала это, то совершенно избавилась от неуверенности. Теперь у нее не было обратного пути. И она знала, что любовь — это нечто, требующее к себе уважительного отношения, нечто захватывающее и сильное, что оставляет след на всем, к чему она прикоснется.

— Ты что-то совсем притихла, — проговорил Гедеон, прижимая ее ближе к себе, когда темп музыки замедлился.

Мэгги обхватила его руками за шею и вздохнула, когда его руки опустились на ее ягодицы. Ему значительно проще без правил, подумала она. У него потрясающее чувство юмора, спрятанное глубоко внутри, возможно, еще в раннем юношеском возрасте. Если Гедеон даст себе хотя бы самый маленький шанс, то сможет сделать из себя вполне приличного хамелеона. Она надеялась, что у них будет шанс, чтобы использовать эту возможность.

И в то же время его импульсивное заключение опасно. Не само заключение, а выбор момента, когда оно было сделано. И она должна предупредить его о последствиях, ибо не верила, что он готов принять их. По справедливости он должен был об этом знать. Возможно, он считал это временной страстью, но ему следует знать, что эта страсть изменит их обоих.

— Я вот сейчас подумала, что вся эта ситуация значительно хуже, чем ты себе представляешь.

— И каким же образом?

— Я боюсь, что люблю тебя.

Гедеон прекратил танец и медленно посмотрел на нее сверху. Он выглядел несколько смущенным, но что-то загорелось в его глазах.

— Ты боишься, что любишь меня? А ведь мы познакомились только вчера.

— Это вряд ли имеет значение.

— Ты боишься, что любишь меня… — повторил он медленно.

— Да, пожалуй, если бы это было просто увлечение, то не возникло бы никакой проблемы. Увлечение — быстротекущая вещь. Когда бы это закончилось, ты вернулся бы в Сан-Франциско, а я — в Ричмонд, и все осталось бы, как прежде. Но любовь — это совершенно другое, поэтому я подумала, что лучше предупредить тебя.

— Предупредить меня?

Улыбка Мэгги была слегка печальной.

— Гедеон. У меня не совсем обычная семья по самым разным причинам. Странным причинам, как я полагаю. Можно привести тому множество примеров. И один из таких примеров то, что у нас не было ни одной несчастной любовной истории и ни одного развода с самого начала века. Кажется, мы отмечены особой печатью влюбляться только однажды и… в совершенно правильно выбранного человека.

Гедеон уже забыл о музыке. Держа ее в своих руках и внимательно глядя на нее сверху, он озабоченно спросил:

— О чем ты говоришь, Мэгги?

Выражение ее лица стало совершенно серьезным, а взгляд — прямым и спокойным. Мягкий, нежный голос был полон уверенности.

— Я говорю, что когда мы станем любовниками, ты будешь моим. Ты будешь принадлежать мне так же, как я буду принадлежать тебе. Это не легкая интрижка, не флирт, ничего временного. Это один из ответов, которые ты искал, Гедеон. В моем мире любовь навсегда.

Через мгновение он снова начал двигаться под музыку. Она очень хорошо танцевала, вяло заметил он, и ее слова затронули его до самой глубины души. В том, как они двигались, не было ничего неуклюжего, ничего неловкого или непоротливого. Он подумал, а будут ли они так же грациозно заниматься любовью?

— Я мог бы сказать тебе, что не умею быть серьезным. Но, я думаю, что ты серьезна, а мне…

— О да, я серьезна.

— А если я скажу, что все, на что я рассчитываю, — это только интрижка?

— Это не имеет значения, — ее голос был совершенно спокоен, волшебные глаза мягко улыбались ему. — Ты можешь бросить меня, конечно, когда-нибудь это может произойти. Уйти и никогда не вернуться. И я не буду преследовать тебя. И все же ты останешься моим. И другая женщина сразу же поймет это, и ты сам тоже.

— Колдовство? — спросил он наполовину серьезно.

— Любовь, настоящая любовь меняет тебя, зажигает изнутри и снаружи. Сам ты чувствуешь ее или другой человек испытывает ее к тебе, это не имеет значения, ты все равно воспламеняешься.

— Мэгги, это что, еще одна новая стратегия? Я имею в виду, может быть, ты ожидаешь, что я с воплем брошусь к тебе в постель?

— Я ничего не ожидаю от тебя, кроме честности, потому что я, и в самом деле, люблю тебя. Я не планировала этого и, может быть, сейчас не самое подходящее время, но я ничего не могу с этим поделать. Я люблю тебя, Гедеон.

— Как хорошо было дома, — думала бедная Алиса. — Там я всегда была одного роста! Зачем я только полезла в эту кроличью нору! И все же… все же… Такая жизнь мне по душе — все тут так необычно!

 

Глава шестая

Гедеон не знал, что и сказать. Он всмотрелся в ее лицо, очаровавшее его в такой короткий срок, захватившее все его мысли, лицо, бывшее таким безмятежным, ясным, таким уязвимым и теперь без маски, совершенно беззащитным.

И невинным.

«Господи, — подумал он. — Этого не может быть».

— Ты никогда прежде не была влюблена? — спросил он медленно.

— Нет.

— Тогда значит… ты никогда…

— Нет, — ответила Мэгги твердо.

Как он и говорил ей раньше, Гедеон не задумывался дальше сегодняшнего дня. Стать ее любовником — да, он хотел этого. Он хотел этого так сильно, что его первым побуждением было проигнорировать ее предупреждение, но в своей жизни, профессиональной и личной, он привык тщательно взвешивать любую возможность риска, прежде чем предпринять какой-либо шаг. Он не мог проигнорировать свою привычку все воспринимать по своему разумению, несмотря на то, что решил играть по ее собственным правилам.

Быть первым возлюбленным… Гедеон слышал, что женщины никогда не забывают свою первую любовь, может быть, она это имела в виду? Они оба будут помечены, когда она лишится невинности? Нет, не так все просто.

— Ты говоришь, я ранил тебя? — сказал Гедеон, когда музыка смолкла.

— Нет, я не это тебе говорила, — Мэгги шагнула от него назад и в сторону, затем повернулась и пошла с танцевальной площадки впереди него. Когда они уже сели за свой столик, она потрепала Лео по сонно склонившейся голове. — Он почти спит, я уверена, это из-за молока.

— Мэгги, посмотри на меня.

Она выполнила его просьбу, улыбаясь.

— Я не говорила, что ты ранил меня, Гедеон. В конце концов, если и задел, то несильно. Я просто хотела сказать, что ты для меня навсегда. Несмотря на свой изменчивый характер, я все-таки серьезно отношусь к некоторым вещам. Думаю, я романтична и ожидала так долго, потому что ни один человек не был навсегда. Ты — да. Для меня больше не будет никого на свете, кроме тебя.

— Ты не можешь этого знать.

— Конечно же, могу. Я уже говорила, мы любим только однажды. Как волки и ястребы, мы вступаем в брак на всю жизнь. Если ты считаешь, что я для тебя обременительна, то тебе лучше поскорее вернуться назад в Сан-Франциско.

— Ты просто пытаешься выпроводить меня на время из цирка, — сказал Гедеон, надеясь, что это так.

Улыбка сникла, и Мэгги покачала головой.

— Нет, я не хочу, чтобы ты так думал, Гедеон. Найти убийцу Мерлина — это очень важно для меня, но ты — гораздо важнее. Я не хочу, чтобы ты уезжал, даже несмотря на то, что кто-то следит за тобой и мне это очень не нравится. Возможно, я лучше справлюсь с этой работой, если ты уедешь. Но я говорю о нас с тобой, а не о том, что происходит вокруг нас. И я совсем не играю, по правилам или без них, я просто говорю тебе правду.

— Что ты любишь меня?

Она кивнула.

— Что я люблю тебя.

Он окинул ее взглядом.

— Могу ли я спать сегодня ночью в твоем фургоне?

— Если ты этого хочешь.

— В твоей постели?

— Я хочу этого, — сказала она просто, со всей страстью невинности… и предвкушения.

Гедеон отвел от нее взгляд и посмотрел в свой пустой стакан. Он хотел заказать еще выпивку, но подавил это желание. Пьяный кураж вряд ли может помочь.

— Ты самая яркая и необычная женщина из всех, которых я знаю, — пробормотал он. — Вчера ты сказала мне, что мы движемся слишком быстро, вернее, я двигался.

— Это было вчера.

— Да, я вижу. Сегодня ты любишь меня и говоришь, что это навсегда.

— Это так.

Он вздохнул и бросил взгляд на часы. Странно. Несколько минут назад он думал, как воспринять Мэгги и ее мир, — отбросить все правила и поддаться импульсу. Но все его импульсы перемешались в кучу. К тому же несколько обескураженный, он был в той же точке, откуда и начал, но с добавившимся чувством ответственности, потому что все это было очень важно для нее. А как много это значит для него самого?

Гедеон чувствовал — ему следует отнестись осторожно к ее предсказанию, что ее любовь изменит его, пометит навсегда. Скажи это любая другая женщина, скорее всего, он вообще не поверил бы в это, посчитал просто словами. Прекрасными романтическими словами. Но эти слова сказала Мэгги. Сказала с глубокой уверенностью. Без единого намека, что она хочет заполучить его, Мэгги сказала, что он будет принадлежать ей, а она — ему. Она так считала и верила в это.

У него было чувство, что он должен думать так же.

Поэтому Гедеон не мог принять это, не решив, как дорого это обойдется для Мэгги… и, возможно, для него самого. Он понимал, что они оба должны знать о возможных последствиях. Если же он не поверит, что у них общее будущее, то у него нет никакого права находиться в ее постели.

— Гедеон?

— Наш столик, должно быть, уже накрыт, — сказал он отрывисто. — Я отведу Лео в машину, и затем мы сможем пообедать.

— Прекрасно, — согласилась Мэгги.

Тина сидела на ступеньках фургона, когда взятая напрокат машина Гедеона вернулась в лагерь. Было уже почти девять, но диск заходящего солнца еще давал достаточно света, и все было прекрасно видно. Она наблюдала за тем, как они вылезли из машины и как Лео грациозно выпрыгнул с заднего сиденья.

Он был с ними. Ламонт должен ей доллар, она оказалась права. Кот поспешил к Тине, и та молча подвинулась, чтобы пропустить его в свой фургон, где стояла его миска, полная еды.

Мэгги что-то коротко сказала Гедеону, тот кивнул, и она направилась к зверям, чтобы провести вечернюю проверку. Тина задержала взгляд на Гедеоне, наблюдая, как он направился к фургону Мэгги, а потом остановился, глядя на свою новую палатку. Он не был похож на человека, который много потерял, подумала Тина. Но он был явно озабочен какой-то сложной проблемой. После секундного раздумья Тина поднялась и направилась к фургону Мэгги.

Лагерь был тих, почти все готовились ко сну. Единственные звуки исходили от Шона, Бастера и Риччи, самых юных представителей цирка, чьи родители пошли им на уступку. Дети гоняли мяч на опушке леса, играя в футбол.

Подойдя к фургону Мэгги, Тина изучающе посмотрела в лицо Гедеону.

— Привет. Как прошел вечер?

Он оторвался от своих сложных мыслей, посмотрел на Тину и слегка кивнул:

— Хорошо.

— Я надеюсь, Лео не создавал серьезных проблем?

— Ничего, о чем стоило бы говорить.

— Он — не та проблема, что тебя сейчас занимает?

— Неужели это так заметно? — спросил Гедеон через мгновение.

— Только слегка, — и, внезапно переменив тему, Тина сказала: — Ты знаешь, я дала Мэгги кое-что почитать, когда она впервые появилась в цирке.

— Почитать?

— Мадам Валентина знает все! — сказала она с легкой насмешкой. — Хрустальные шары, кофейная гуща, гадание на картах.

— Ерунда, — сухо отрезал Гедеон. Она не обиделась.

— Может быть. Иногда. Но мне всегда нравилось находить и использовать предоставившиеся возможности. Говорят, что это, возможно, цыганская кровь. Поэтому я всегда вижу прошлое и будущее. Например, с Мэгги так и случилось.

— Хорошо, я сдаюсь. И что ты видишь?

— Зеркало.

Гедеон нахмурился.

— Я не совсем понял.

— Я сначала тоже, — заявила Тина. — Но когда я понаблюдала за Мэгги в течение нескольких дней, то поняла, что она бывает только тем, что люди хотят в ней видеть, немедленно отражая их представление о том, какая она есть в тот момент. Как зеркало.

Гедеон не верил в предсказания судьбы, но наблюдения Тины были такими меткими, что он внезапно почувствовал, как все стало на свои места.

— Я думал о ней, как о хамелеоне, — произнес он медленно.

— Это совершенная правда. Она меняет обличья. Я представляю, как она вживается в любой образ, какой ты только сможешь выдумать.

— Прирожденная актриса?

— Нет, это больше и гораздо совершеннее. Она не просто изменяется внешне, она становится другой внутри или открывает новую часть себя. Это инстинктивно и, возможно, бессознательно, хотя, мне кажется, она прекрасно осведомлена о своих возможностях, — Тина слабо улыбнулась. — Ты должен был сам со временем понять, я думаю.

— Тогда зачем ты мне это говоришь?

— Потому что я увидела в зеркале твое лицо.

— Что?

Она кивнула.

— Несколько недель назад. Я знала, что ты будешь единственным, может, единственным во всем мире, способным отразиться в нем, Гедеон. Мы все нуждаемся в том, чтобы нас увидел такими, какие мы есть на самом деле хотя бы один-единственный человек. До тех пор, пока ты не сможешь смотреть на Мэгги, не имея собственного представления о ней, никогда не увидишь ее по-настоящему. Пока ты не станешь смотреть на нее без ожидания, что она будет кем-то, она всегда будет отражать твое представление о ней.

— Это не имеет особого смысла, но я хочу увидеть ее настоящую. Черт возьми, это я и пытаюсь сделать почти ежесекундно с тех пор, как появился здесь.

— Мэгги пыталась помочь тебе, борясь со своей собственной природой, вот почему она и ставила тебя в тупик. Ваша с ней общая проблема в том, что все это происходит слишком быстро, нет времени, чтобы подумать, и вы верите, что это все, что вам нужно сделать.

— Подумать? Конечно, мне следовало бы подумать об этом.

Тина покачала головой.

— Размышления о любви вряд ли помогут тебе. Это эмоция, помнишь? Инстинкт. Разум же ищет смысл и объяснение. А сердце просто чувствует. Мэгги создана из инстинктов и эмоций, Гедеон, то, что она чувствует, для нее всегда важнее того, что она думает. Почему ты думаешь о ней, пытаясь понять ее? Почему не пытаешься почувствовать ее? Ты можешь быть удивлен.

Гедеон внимательно посмотрел на нее долгим взглядом, затем спросил:

— Какая у тебя история, Тина? Почему ты здесь?

— Ты никогда не слышал, что психиатры всегда безумнее своих пациентов? — она подождала, пока он утвердительно кивнул, затем весело сказала: — Я была доктором-психиатром и работала в психиатрической лечебнице. Однажды восемь лет назад я решила, что мне лучше уйти. Спокойной ночи, Гедеон, — Тина повернулась и пошла к своему фургону.

Гедеон проследил за ней взглядом, думая, почему он не удивился.

Была ли Тина права, говоря о нем и Мэгги? Его разум твердил, что абсолютно все — абсурд, безумие, и Гедеон чувствовал, что это так. Чувствовал. Может быть, проблема в этом? Был ли его разум столь настойчив в своих попытках все понять и дать всему логичное объяснение, что его эмоции и инстинкты оказались подавлены? В своих безуспешных попытках понять Мэгги не закрыл ли он ту часть себя, единственную из всех, способную на правильное восприятие?

Выкинуть прочь все правила и руководствоваться импульсами… он был неспособен сделать это. Заявить об этом, да. Сказав самому себе, что это лучший путь преодоления. Но тогда же Мэгги сказала, что любит его. Почему? Почему именно тогда? Потому что, медленно начал сознавать он, она знала, куда приведут его импульсы. Она знала, что они станут любовниками. Ее собственные чувства сделали невозможными только физические отношения, она должна была остановить его, предупредить, прежде чем он запутается в собственных эмоциях, и это может ранить их обоих.

Мэгги создана из импульсов и инстинктов… а он рациональный человек, человек, чья работа состоит из чисел, логики и тщательно просчитанного риска, чья жизнь идет безопасным, хорошо изученным путем.

До сих пор он шел по утоптанной дороге, у него не было компаса с безумно скачущей стрелкой, он пытался руководствоваться только разумом и логикой, ими он проверял каждый свой шаг.

— Гедеон?

Мэгги появилась из-за угла фургона, вопросительно глядя на него. И вдруг он сказал нечто, неожиданное для самого себя.

— Господи, как ты запутанна и сложна!

Она моргнула, потом улыбнулась.

— О, я сожалею, но должна сказать, что никогда не обещала розовый сад, хотя я не понимаю, почему считается, что сад — это легко. Сады требуют тяжелой работы, особенно когда они усажены розами, к тому же, хотя они и красивы, и радуют глаз, у них множество шипов.

— Я в самом центре кризиса, — сказал Гедеон. — А ты говоришь о розах.

— Я просто размышляла, — пояснила Мэгги извиняющимся тоном, — и совсем не собираюсь преуменьшать твой кризис. У тебя был тяжелый день, правда?

— Ну, это было совсем неплохо. Лучше скажи, Джаспер не вернулся?

— Нет. О нем никаких известий. Все ожидают, что он вернется к утру. Может, так и будет.

— Я этому не верю.

— Может, так и будет, — повторила она упрямо.

Через секунду Гедеон прошел расстояние между ними и лестницей, ведущей в фургон, и уселся на ступеньку. Уже стемнело, но в небе стояла полная луна, и он мог видеть Мэгги в ее свете.

— Ты знаешь о том, что Тина была врачом? — спросил он обыденным тоном.

— Да.

— Психиатром?

— Ты был ее пациентом?

— Что-то вроде этого, — вздохнул он. — В то время, как ты… отсутствовала.

— О, она что-то сказала тебе?

— Массу всяких вещей, вот почему я говорю, что ты очень сложна и запутанна. Мэгги, почему ты любишь меня?

Она серьезно посмотрела на него.

— Я не задавалась этим вопросом, Гедеон. Да и зачем мне это делать? Если что-то происходит, то быть по сему. Смысл этого уже не имеет значения.

— Я бы хотел понять это, — он неспешно поднялся на ноги. — До тех пор, я думаю, мне лучше спать в моей палатке. Спокойной ночи, Мэгги.

— Спокойной ночи.

Наблюдатель спрятался в тени фургона на другой стороне лагеря, стараясь не двигаться и не нарушать тишины, в то время как двое, за которыми он наблюдал, находились рядом с Ее фургоном. Было слишком светло для того, чтобы он мог подойти поближе, не рискуя быть обнаруженным, поэтому не мог слышать, о чем они говорили.

Был ли он еще в безопасности? Гедеон Хьюз опасен, но Она поставила его в тупик. Ее внезапное появление в цирке заставило его несколько поволноваться. Сначала он подумал, что Она не стоит внимания, но за несколько недель Ее присутствия он переменил свое первоначальное мнение. Она не глупа, далеко не глупа. Даже не сумасшедшая, как большинство из них.

Она заставляла его беспокоиться, пока не явился Хьюз.

Судьба была против него. Да, так оно и было, ибо какой еще возможный смысл появления здесь Хьюза так далеко от Сан-Франциско? Это несправедливо: кто же мог предположить, что человек, подобный Хьюзу, может каким-то чертовым образом быть связан с такой странной вещью, как «Страна Чудес»? Он вспомнит, раньше или позже, но вспомнит, где они встречались. И наблюдатель боялся этого очень сильно.

Он постарался успокоить глухо стучавшее сердце. Пока все было хорошо, сомнительно, что Хьюз знал о Мерлине и Джаспере. Они просто пропали, и все. Чертов старик пропал как раз тогда, когда ему нужно было получить ответы на такое количество вопросов! И во всем этом было нечто странное, что ему совсем не нравилось, совсем. Кэрни разговаривали между собой, сплетничали, делясь своими предположениями, основанными на домыслах и выдумках, но никто из них ни словом не обмолвился о Мерлине. При нем, во всяком случае. У него появилось недоброе предчувствие, что это уже само по себе плохой знак. Они, возможно, не были уверены, что смерть старика — простая случайность, но они слишком подозрительны, чтобы говорить об этом вслух. И из-за этого все были в напряжении.

Он должен оставаться спокойным, не паниковать. Все будет в порядке, если не поддаться панике и не сделать какую-нибудь глупость. Он осторожно огляделся вокруг, затем тихо направился к своему собственному пристанищу.

Несколькими минутами позже другая, меньшая тень проскользнула между фургонами и подошла к одному, чья дверь была открыта.

— Шон, — строго сказала Тина, когда мальчик вошел. — Я же говорила тебе не шастать вокруг после наступления темноты.

— Еще не темно, ма. Луна взошла. Ты можешь видеть все кругом почти, как при дневном свете. Почти так же хорошо.

— Ну ладно. Умывайся и быстренько ложись в постель.

… Оставшись одна, Мэгги подумала, что не готова лечь в постель. Не стоило удивляться, что Тина поделилась с Гедеоном своими наблюдениями, особенно если принять во внимание жизнь, которой жила Мэгги. Единственное, что удивляло, — до сих пор никто другой даже не пытался ухаживать за ней. Но затем она разрешила и эту загадку. Напряжение в «Стране Чудес» приводило всех в смятение, и ни у кого не было ни желания, ни уверенности для ухаживаний.

Это напряжение не шло на пользу и Гедеону, даже наоборот. Мэгги знала, что пройдет, возможно, еще несколько дней, прежде чем дядя Сайрус отыщет хоть какую-то информацию, которой можно будет воспользоваться. Пока же ничего не остается, кроме ожидания.

Мэгги залезла в постель и загасила лампу. С бьющимся сердцем она стала размышлять, останется ли Гедеон или она потеряет его, сказав ему правду? Он был выведен из равновесия и озабочен, а Гедеон не такой человек, который способен долго выдерживать такое состояние. Он обвинил ее в том, что она слишком запутанна, и это было именно обвинением, но ведь и он был не менее сложным. Он порядочный человек, в противном случае он бы уже оказался в ее постели. У него несомненное чувство юмора. Он правильно вел себя с этим котом. Человек, который хочет везде найти смысл, даже там, где его нет…

Проблема состояла в том, что любовь не имеет смысла. Мэгги знала это. Это неразумная вещь, которую нельзя просчитать. У нее не было никаких предположений, почему именно Гедеон стал тем мужчиной, кого она полюбила, среди многих других, которых она знала. Она даже не знала, какое именно качество или качества затронули что-то, лежавшее в самой глубине ее души.

Мэгги знала только то, что она любила его.

И сразу же, как только она призналась, что любит его, у нее появилась возможность надежно сдерживать свои собственные эмоции. Еще в детстве Мэгги не однажды страдала из-за того, что слишком близко воспринимала некоторые вещи, ведь чувства имели для нее очень большое значение. Наиболее отчетливо из своего раннего детства она помнила не эпизоды и даже не каких-то людей, а эмоции, настолько сильные, что даже теперь они еще способны расстроить ее. Она буквально доводила себя до болезни из-за своих ощущений радости или возбуждения, неудачи или боли.

С годами Мэгги научилась немного контролировать себя, теперь, если ее чувства были так сильны, что вызвали боль, она научилась отвлекаться, заглушая их, чтобы перевести дух и успокоиться. В такие моменты ее рассудок стремился вырваться из плена эмоций, учился избегать таких волнений.

Ее беспокоило, не посчитал ли Гедеон ее легкомысленной, когда она упомянула розовый сад. Ей так сильно хотелось обнять его, позволить бурным чувствам, сжигавшим ее изнутри, выплеснуться наружу, увлечь его в фургон. Еще в детстве случалось, что ее эмоции заставляли отшатнуться людей, пораженных силой чувств, помещавшихся в таком маленьком теле. Но то, что бушевало в ее душе сейчас, было не сравнимо ни с чем, что она пережила раньше, все прочее было просто бледным.

«Ты говоришь, я раню тебя».

Она не хотела, чтобы он верил этому, совершенно не желала использовать этот, вполне реальный вид эмоционального шантажа. Он ранит ее, если уйдет, она знала это. Ранит так сильно, что какая-то часть ее не переживет этого. Но в этом нет его вины, если он не сможет любить ее, то не сможет; и все, и нечего этого стыдиться. Связать сердце мужчины виной и жалостью не только жестоко, но и трагично, и она вовсе не хотела этого. И неважно, как дорого это будет ей стоить.

Мэгги перевернулась на спину и уставилась в темный потолок, бессознательно положив напряженные руки на низ живота под одеялом, как будто пыталась удержать себя. Сила ее чувств была сродни безумию.

Она почти не спала в эту ночь, но на рассвете встала, чтобы накормить зверей. Фэрли присоединился к ней, когда она уже наполовину закончила. В килте и веселый, как всегда, он побранил ее за то, что она вытащила из фургона с припасами очень тяжелую сумку с кормом.

— Я не такая хилая, какой выгляжу, — сказала она мягко, наблюдая, как легко он перебросил ремень сумки через плечо.

Он задержался на мгновение, задумчиво взглянув на нее.

— Хилая, это не то слово, которое я использовал, вообще-то. Но ты с самого утра сегодня какая-то бледная. Это факт. Плохая ночь?

— Приступ бессонницы, — пожала плечами Мэгги. — Такое иногда случается. Мы сегодня должны позаниматься с животными, а то они начинают жиреть.

— Еще один факт. Начнем после завтрака?

Мэгги кивнула.

— Я займусь кошками, если ты возьмешь на себя остальных.

— Ладно. Лошади хорошо отъелись и будут легко тянуть большую клетку. Я запрягу их для тебя.

— Спасибо, Фэрли, — она посмотрела, как он поставил большую сумку с едой рядом с обезьяньей клеткой, затем взяла небольшой мешочек с зерном и пошла кормить птиц. Она уже закончила и просто наблюдала, как птицы спускались вниз, чтобы склевать корм, когда негромкий голос Гедеона раздался у нее за спиной.

— Доброе утро!

Она обернулась, слегка удивленная тем, что он поднялся в такое раннее время. Он, по-видимому, принял душ и побрился, его волосы были еще влажными. На нем была рубашка с короткими рукавами, в которой он выглядел сильным и даже несколько опасным. В его взгляде светилось нечто необычное. Направленный внутрь взор, чего она раньше в нем не замечала.

— Доброе утро, — Мэгги была рада, что ее голос оставался спокойным, хотя, на самом деле, она так себя совсем не чувствовала. Ей хотелось где-нибудь спрятаться, чтобы справиться со своим дыханием и найти способ совладать со своими эмоциями. И она не хотела, чтобы он прикасался к ней. Если он коснется ее, она уже не сможет успокоиться. Сейчас она едва контролировала себя.

Верная тень Гедеона была у его ног. Мэгги с благодарностью воспользовалась возможностью отвлечься.

— Доброе утро, Лео.

— Ву-у-у-у, — вежливо отозвался Лео.

— Он спал снаружи у моей палатки, — голос Гедеона был веселым, но, казалось, это было наигранное веселье. — И ему что-то снилось, а я и не знал, что коты видят сны. Ему, должно быть, привиделось, как он гоняется за кроликами.

Лео издал короткий выразительный звук и поднял голову, чтобы взглянуть на своего кумира.

— Ну, тогда за крысами, — поправился Гедеон совершенно спокойно.

Мэгги подняла брови. Странно, она тоже мысленно решила, что Лео сказал именно это. Конечно, никто не мог быть уверенным в своей догадке, но она чувствовала, что это верно. Гедеон, казалось, не знал, что совершенно правильно перевел убедительную поправку Лео о крысах.

— С тобой все в порядке? — спросил он коротко.

Вопрос испугал Мэгги.

— Прекрасно. Готовься к завтраку. Тина, наверное, его уже приготовила. Я только положу мешочек с зерном в кладовую, — и она медленно пошла к фургону с припасами, задавая себе вопрос, понял ли Гедеон ее состояние.

Гедеон присоединился к ней. По молчаливому согласию они позавтракали на открытом воздухе несколько ближе к фургону Тины, нежели к фургону Мэгги.

Это и задало тон на весь день. Мэгги все время была занята, стараясь, насколько возможно, отвлечься от своих мыслей. Гедеон же, по большей части, находился поблизости, наблюдая за ней. Постоянно наблюдая за ней. Она ощущала устремленный на нее взгляд и была удивлена, осознав, что у нее нет абсолютно никаких предположений по поводу того, что он сейчас о ней думает или чувствует или даже чего ожидает от нее. Возможно, это происходило из-за того, что собственные эмоции ослепили ее, решила Мэгги. Но как бы там ни было, ее умение чувствовать других людей внезапно исчезло.

Это лишало присутствия духа.

Гедеон в этот день переговорил с большей частью кэрни, но почти ни словом не обмолвился с Мэгги. Как только он подходил к ней достаточно близко, она всегда начинала заниматься новым делом, поглощавшим все ее внимание. Это началось с кошек — львов, тигра, гепарда, с которыми она по очереди занималась в большой клетке на некотором удалении от лагеря.

Кошачьи выводились на привязи из собственных клеток и отводились к клетке для занятий. Им давалось несколько минут, чтобы просто погулять и размять ноги, а затем Мэгги начинала с нескольких самых простых трюков.

Гедеону это не нравилось. Он считал, что этим должен заниматься Фэрли, но рыжеволосый парень в килте репетировал с лошадьми, очевидно, у них было какое-то разделение труда. Разумеется, Мэгги хорошо управлялась с кошками, Гедеон видел это. Они подчинялись ей, не огрызались и не бросали хищных взглядов.

К нему подошел Освальд, как всегда, одетый в тогу. Попугай, обещающий стать оратором, сидел на его плече. Освальд немного помолчал, а затем спросил:

— Беспокоишься за нее? — как всегда, голос его был шершав и груб, но он достаточно сильно понизил его, чтобы не привлекать внимания тигра, лениво рысившего в нескольких футах от них.

Гедеон не сводил глаз с Мэгги и старался говорить как можно тише:

— А как ты думаешь?

— Тьфу, тьфу, тьфу. Разве ты не видишь? Они никогда не рычат на нее. Она их слишком любит.

— Что? — Гедеон бросил взгляд на аристократического экс-профессора и уловил в глазах старого человека блеск холодного ума, о котором ему рассказывала Мэгги.

— Инстинкт, парень, инстинкт. Они реагируют на нее так же, как и она на них. Она чувствует их, и они знают это. Я часто думаю, что Мэгги находится в совершенной безопасности рядом с большинством животных, — Освальд неожиданно фыркнул. — Но ты все равно волнуешься, я вижу. Мне говорили, что любовь делает это с мужчинами, — он поспешил отойти прочь, как будто у него было неотложное и важное дело.

Несколько мгновений Гедеон изумленно смотрел ему вслед, затем снова обратил свое внимание на клетку. Он не мог ни о чем думать и даже свободно дышать, пока Мэгги не подвела огромного тигра к клетке и не заперла его внутри. Раджа был последним из кошачьих, и тогда Сара поспешила к Мэгги, начав что-то говорить еще задолго до того, как подошла к ней, и обе ушли куда-то. Гедеон не пошел за ними.

Вместо этого он не спеша направился к фургону Мэгги, размышляя. Освальд, казалось, понимал ее так же, как и Тина. И как многие другие? Понимал ли убийца, что она является для него источником угрозы? Понимал ли он также, что Мэгги здесь с определенной целью? Потому что, если это так…

Конечно же, Гедеон беспокоился. А как он мог не беспокоиться? Львы и тигры да еще пока что кто-то безликий, убивший однажды, чтобы защитить себя.

Любовь. Освальд сказал, что любовь делает это с мужчинами, заставляя их переживать.

Бодрствуя в течение всей ночи, слушая возню Лео и его мяуканье во сне, Гедеон пытался распутать этот клубок чувств и разложить все по местам, но ничего не распутывалось, все было так сложно и круто завязано. И сегодняшнее утро, когда он увидел Мэгги, одетую в потертые джинсы и мужскую рубашку, с волосами, завязанными в хвостик, благодаря чему она выглядела не больше, чем на шестнадцать, подтвердило — что-то необычное случилось с ним. Она казалась такой хрупкой, слегка бледной, ее глаза были темными и широко раскрытыми, и что-то всколыхнулось внутри него с такой силой, что у него закружилась голова.

Она не отражала, понял он. Как будто в солнечный день на окне была задернута занавеска, через которую проходил свет. Гедеон наблюдал за Мэгги и видел, что с кэрни она ведет себя так же, как всегда. Ее настроение и отношение соответствовало их настроению и их нуждам. Только с ним она уходила в себя. Он знал, что это не было новым настроением, еще одним цветом хамелеона или даже отражением его собственной внутренней борьбы. Это что-то еще.

Из-за того, что изменилась она, он понял, что меняется также и сам. В настоящее время его сознание озадачено, что почти совсем не проявлялось на поверхности, до сих пор его разум не сталкивался с подобной проблемой. Он прекратил думать о ней, потому что начал чувствовать ее.

Он опомнился только у фургона Мэгги и уселся на верхнюю ступеньку.

— Черт возьми! Чтобы со мной происходило такое! В моем-то возрасте! — воскликнул он, обращаясь к своему верному спутнику.

Лео поставил передние лапы на ступеньку ниже и положил морду на колени Гедеону.

— Ву-у-у-у, — пробормотал он в ответ. Гедеон поскреб у кота за ухом.

— Она стала скрытнее, Лео. Она сказала, что любит меня, а потом просто закрыла дверь где-то внутри. Как же мне теперь открыть ее снова?

Лео поднял морду и сказал что-то настойчиво и довольно длинно.

Гедеон еще оставался рационально мыслящим человеком, несмотря на то, что теперь был занят собственными эмоциями. В большинстве случаев он верил в рациональные вещи. Часть его сознания твердо настаивала — человек не может понимать того, что говорит кот, даже если кот говорит что-то разумное и к месту.

Все это было очень спорно.

Но так или иначе в течение длинного монолога Лео Гедеон понял, что теперь должен делать. Он убедил себя, что это решение сформулировалось раньше. Конечно же, ничего не поделать с кошачьей мудростью, но, когда кот замолчал и посмотрел на него в ожидании, Гедеон тем не менее потрепал его по голове.

— Спасибо, друг.

Не было никакого вреда в том, чтобы оставить место для возможностей.

Гедеон ждал. День для него тянулся очень медленно. Он наблюдал за Мэгги, иногда перебрасывался с ней словом-другим об обыденных, ничего не значащих вещах. Она была занята, помогая Саре шить новый клоунский наряд для Ламонта, потратила пару часов с тремя мальчиками, занимаясь с ними чтением, склеивала разбитый чайник, который чуть не стал причиной слез Малколма.

Гедеон видел, как облегченно она вздохнула, когда, тщательно обыскивая вместе с Ламонтом фургон Джаспера, они обнаружили кое-как нацарапанную записку, лежащую под подушкой, которая сообщала, что Джаспер отправился навестить семью и присоединится к ним несколько позже.

— Это его почерк, — сказала Мэгги Гедеону, пробегая глазами записку. — Это должно всех успокоить.

Гедеон не знал, что сказать по этому поводу, но понимал, что теперь у них не остается другого выхода, кроме как принять все, как есть, по крайней мере, в первое время.

Он ждал. Мэгги села на верхнюю ступеньку своего фургона и начала расчесывать свои длинные светлые волосы, высушенные после душа, который приняла под вечер. Ему захотелось подойти к ней, взять расческу и сделать это для нее. Для себя. Но вокруг были люди.

Все время вокруг люди.

Уже была полночь, когда он выбрался из своей палатки и обнаружил Лео, насторожившего свои круглые уши и глядевшего на него с любопытством. Лагерь был спокоен, только ночные звуки нарушали тишину. Ярко светила луна, и Гедеон не заметил никаких признаков движения вокруг.

— Ву-у-у-у? — пробормотал Лео.

— На спальном мешке, но только не внутри, — строго сказал Гедеон. Все

его внимание было обращено на фургон Мэгги.

Он придержал клапан палатки, пока Лео не скользнул внутрь, затем опустил его и направился к фургону. Он тихонько постучал в дверь.

— Мэгги.

Внутри стояла тишина.

— Мэгги, я знаю, что ты не спишь. Через мгновение раздались негромкие звуки, и полоска света пробилась между дверью и порогом.

Сияло солнце в небесах,

Светило во всю мочь,

Была светла морская гладь

Как зеркало, точь-в-точь,

Что очень странно — ведь тогда

Была глухая ночь.

 

Глава седьмая

Гедеон вошел в фургон и закрыл за собой дверь. Лампа у постели Мэгги горела неярко, фитиль прикручен, но комната была столь мала, что казалась просто залитой светом. Мэгги сидела на кровати под одеялом, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Так как она не вставала, он подумал, что на ней, возможно, одета одна лишь тенниска, а ниже больше ничего нет.

— Уже поздно, — сказала она.

Он прошел небольшое расстояние между дверью и кроватью и присел на краешек, неотрывно глядя на нее.

— Я надеюсь, что еще не слишком поздно. Ты любишь меня, Мэгги?

Ее ресницы дрогнули, будто она собиралась отвести взгляд, но не нашла сил.

— Да.

— Я не верю тебе, — сказал он мягко. Мэгги молчала, выдерживая паузу, но это простое утверждение сильнее разрушало ее контроль над собой, чем что-либо другое. Она была влюблена, но старалась не говорить об этом, сдерживая себя, чтобы не захлестнуть Гедеона крутой, необузданной силой своих эмоций. И вот он сидит здесь с холодными глазами и каменным выражением лица и называет ее лгуньей.

Она не могла вынести это, не могла попытаться пропустить это мимо ушей, чтобы выиграть время и успокоиться. Он не позволит ей это сделать, а волнение давило изнутри, как нечто живое…

«Прикоснись ко мне, нет, не делай этого… Уходи. Но если ты уйдешь, ты вернешься? Я не знаю, чего ты хочешь… Неужели это и есть безумие? Мне это не нравится, совсем не нравится, по крайней мере, держать это внутри. Не давай мне выпустить это наружу, будет еще хуже, если это вырвется. Я не вынесу, если это вырвется, а ты не захочешь это принять»…

— Я не могу заставить тебя поверить, — она была потрясена.

— Разве? — его голос оставался ровным. — Я хочу увидеть это, Мэгги. Все, что ты сделала — это просто произнесла слова. Ты знаешь, о чем я думаю? Я думаю, что слова — это все, что у тебя есть. Ты очень хорошо отражаешь эмоции, совсем, как зеркало, и я был очарован. Или дитя, сидящее во мне, я полагаю. Все дети заинтригованы зеркалом. Их воображение занимает вопрос: а что там, по ту сторону?

— Прекрати, — вымолвила она. Он проигнорировал ее реплику.

— Но я вырос, Мэгги. Я знаю, как выглядит обратная сторона зеркала, она темная и тусклая, никакой тайны. И мужчина не желает отражения ни в своей постели, ни в своей жизни. Он желает теплую любящую женщину, а не плоское отражение в зеркале.

— Никто не говорил мне так, чтобы это столь сильно ранило меня. Не говори больше, разве ты не видишь этого? Это совсем не холодное зеркало… это горячее… почему ты не веришь мне? Зачем ты меня испытываешь таким способом? Не делай этого… пожалуйста, не делай…

— Это твой отточенный трюк, дорогая. Женщина таинственна лишь до тех пор, пока мужчина не в состоянии проникнуть слишком глубоко. Улыбки, когда я хочу их видеть. Злость, когда я чувствую, что мне нужно бороться. Страсть

или требовательность… — его голос сорвался на высокой ноте.

— Это не ты, — прошептала Мэгги. Боль и замешательство затмили ее мысли, в то время как давление эмоций изнутри только усилилось.

— Я не понимаю, зачем ты говоришь такие вещи.

Гедеон не знал, как долго еще сможет продержаться. Ее широко раскрытые глаза были так темны, что казались бездонными, ни единой искорки. Дверь все еще закрыта. Ну что с этим поделать, черт возьми? Мрачно, презрительным тоном он произнес:

— Почему? Я хочу, чтобы ты знала — я все понял. Это ведь просто игра, да? Все эти очаровательные отражения, ослепившие меня, ты была приманкой, Мэгги, верно? Приманкой, чтобы сохранить «Страну Чудес» в бизнесе, — он отчаянно надеялся, что прав, что подобрал ключ, ибо знал — она никогда не простит, если он посмеет выдвинуть подобное обвинение в следующий раз.

— Приманка?.. О нет… Зеркала… О, как бы я хотела ненавидеть тебя!

Когда это случилось, оно застало Гедеона врасплох. Он не знал, когда ему следовало этого ожидать, не знал, чего ожидать. Но узнал это сразу, несмотря ни на что. Это была самая гипнотизирующая вещь из всех, которые ему доводилось видеть в жизни.

Глаза стали окнами в душу. Скорее зеркалами могли быть чьи угодно глаза, только не Мэгги. Потому что когда появился свет, он пришел из такой глубины, что не осталось никаких сомнений в его происхождении. Теперь уже не было никаких намеков на то, что может происходить в самой глубине, это все было здесь, все, что есть в ней. Разум, неудержимость, страсть, юмор, мудрость, терпение, темперамент… все взгляды, говорившие о понимании безумных вещей, торжество, бессознательно вырвавшиеся слова и самое лучшее, что только было в ней.

— Мэгги, — прошептал он.

— Приманка? — тихо сказала она. Ее голос дрожал, показывая, как сильно она уязвлена и возмущена. — Я люблю тебя, ты, идиот! — она выбралась из-под одеяла, став на колени, серебристые волосы разлетелись по плечам, будто ее эмоции были буквально пронизаны электричеством. Тенниска скрывала совсем немного, и Гедеон был так ошарашен, что не сразу почувствовал маленькие руки на своих плечах, когда она попыталась встряхнуть его.

— Как ты осмелился сказать, что я — отражение?

Гедеон подчинился инстинктам. Он схватил ее в охапку и прижал к себе, одной рукой придерживая ее голову, ощущая, как струятся между пальцев серебряные шелковистые волосы, будто существовавшие сами по себе, в то время как он закрыл ее губы своими. Кулачки стучали по его спине и плечам еще некоторое время, затем стихли. Ее пальцы разжались, и Мэгги начала гладить его волосы. И тут ее губы раскрылись, и она ответила на его поцелуй.

Все еще целуя, он легко положил её на кровать, наклонившись, начал покрывать поцелуями ее лицо, ощущая соленый вкус ее слез.

— Не плачь, — сказал он хрипло. — Не плачь, Мэгги.

— Ты обидел меня, — прошептала она, глядя на него зелеными глазами, полными детской боли.

— Я знаю, прости. Но ты заперла меня, и мне нужно было найти выход, — он осторожно смахнул ее слезы большим пальцем, а затем нежно взял ее лицо в ладони. — Сначала я не видел ничего, кроме отражений, а затем я вообще ничего не мог видеть. Ты пряталась от меня.

Она закусила нижнюю губу.

— Я не хотела делать этого, но я так много чувствовала, а ты не хотел…

— Я хочу тебя, — сказал он с внезапным пылом. — Ты сказала, что принадлежишь мне, и я хочу тебя.

Мэгги почувствовала, как ее сердце замерло в груди, она резко сглотнула, надеясь, что чувства, которые она видела на его лице, были настоящими.

— А ты не боишься, что для меня не найдется места в твоем мире и я там буду не на своем месте?

Гедеон поцеловал ее.

— Милая, ты будешь к месту везде, даже на Марсе.

Ее сознание, утомленное такими сильными чувствами, рефлекторно поспешило отвлечься от темы.

— Марс? Но там ведь совсем нет людей, это доказано наукой. И каналы, они, на самом деле, не являются каналами, это…

Гедеон снова поцеловал ее.

— Почему ты заговорила об этом?

Она попыталась прийти в себя, но не получилось, слово все еще было у нее на языке.

— О Марсе? Потому что я должна отвлечься на минуту.

Может быть, и странно, но он понял ее.

— Тебе не нужно отвлекаться от нас, Мэгги. Мы ведь навсегда, помнишь?

— Ты уверен? — прошептала она. — Я не смогу перенести, если ты не уверен. Это одна из причин, почему я пряталась.

Гедеон отбросил серебряную завесу ее волос с лица и улыбнулся.

— Я уверен. Я полюбил тебя с того момента, как ты повернулась и впервые посмотрела на меня. Любимая, у меня просто не было возможности перестать думать об этом и начать чувствовать.

Ее улыбка была такой, какую он никогда еще не видел.

— Я ждала тебя всю жизнь. Где ты пропадал?

Он задумчиво ответил:

— Я уверен, что должен был пройти сквозь зеркало Алисы, прежде чем смог посмотреть сквозь твое. Я ведь, черт возьми, набил себе немало шишек.

— Вот что случается, если загадываешь то, что знает каждый ребенок, — сказала она важно. — Обратная сторона зеркала вовсе не тусклая и темная, если ты попадаешь туда правильным путем.

— Этот урок я никогда не забуду, — Гедеон поцеловал ее. Первое нежное прикосновение, ставшее внезапно чем-то большим, когда она загорелась желанием.

— Мэгги, — прошептал он, слегка касаясь ее губами. — Я чувствую, что ждал тебя всю жизнь.

— Теперь не нужно больше ждать, — ее руки крепче обняли его шею. — Я люблю тебя, Гедеон. Я так сильно люблю тебя.

Он, в самом деле, чувствовал, что ждал ее всегда, напряжение, желание, огорчения последних нескольких дней почти взорвались у него внутри. Теперь, зная, что женщина в его руках обладает способностью чувствовать то же, что чувствует он сам, и способна вернуть это ему с той же страстью, освободило его. Впервые за свою сознательную жизнь он мог позволить себе больше не контролировать себя.

Это было новое и пьянящее ощущение свободы — насыщаться сознанием эмоциональной и чувственной связи с другим человеком, это было так сильно, что потрясло его до глубины души. Эмоционально он чувствовал себя привязанным к ней, соединенным с ней благодаря чему-то родственному, что его разум прежде блокировал, как будто это всегда лежало внутри него, не ощутимое до этого момента. И его чувства вдруг открылись в той полноте, какой он прежде никогда не ощущал, поразив его бурным огнем желания. Гедеон подумал о том, что знал и прежде о своих желаниях, но это…

Сначала это было не больше, чем просто слепое побуждение прижать ее к себе так крепко, как если бы каждая клетка его тела нуждалась в том, чтобы соединиться с нею, стать одним целым. Но они не могли сблизиться так сильно, а просто держать ее в руках было недостаточно, совершенно недостаточно, чтобы удовлетворить его огромное страстное желание. Мэгги почувствовала прикосновение его рук к бедрам, а затем, как он потянул ее тенниску вверх, несколько нетерпеливо пытаясь снять ее. Стараясь подчиняться его движениям, она помогала ему, высвобождая руки из рукавов, когда он приподнял ее, чтобы стащить тенниску. Ее серебряные волосы разметались по подушке, ниспадая серебряным дождем почти до самого пола, куда полетела майка.

— Мэгги…

Ей даже не пришла в голову мысль, что ей следует стыдиться своей наготы. Выражение его лица не допускало подобных чувств, он смотрел на нее так, как будто она была самой прекрасной женщиной из всех, виденных им за всю его жизнь. Его серые глаза, теперь сверкавшие серебром, скользили по ней взглядом с таким волнением, с таким возбуждением, что это было сродни прикосновению к ее телу. В ответ искры, тлеющие внутри нее, разгорелись в жаркое пламя.

— Это… слишком… — она едва дышала. Собственные чувства переполняли ее. — Я не могу…

— Нет, ты можешь, — перебил он ее негромким хриплым голосом. Он поцеловал ее, на этот раз настойчиво, требуя, чтобы она не сдерживала себя больше. — Это мое. Все эти примитивные эмоции принадлежат мне, и я хочу их.

Она никогда не сомневалась в том, что он все понимает, угадывает, чувствует и видит неистовство ее эмоций. И Гедеон не скрывал этого, он требовал, чтобы она позволила выплеснуться этим чувствам, освободилась от них и разделила их с ним. И впервые за всю свою жизнь она уже не могла отвлечься от них. Издав звук, подобный стону, она протянула руку к его рубашке, помогая ему преодолеть последние из барьеров, которые еще разделяли их.

Мэгги даже не представляла себе, что он так прекрасен. Мускулы мощно перекатывались под его загорелой кожей, когда он двигался, теперь обнаружилась его сила. Вьющиеся спутанные золотисто-рыжие волосы, покрывавшие его грудь, были мягкими и упругими на ощупь. Она легонько прикоснулась к ним пальцами. Жесткие линии и изгибы его тела настолько отличались от линий ее собственного, что казались чужими, инородными и в то же время такими волнующе-знакомыми. И все ее эмоции вдруг начали бурно заполнять пространство внутри нее, еще занятое болью.

— Господи, Мэгги, — пробормотал Гедеон, легко ведя рукой вокруг ее упругой груди. — Я так сильно нуждаюсь в тебе.

Она вздохнула, когда его горячий рот сомкнулся вокруг ее набухшего соска, испытав настолько острое ощущение, что оно оказалось для нее почти болезненным. Ее пальцы взъерошили его густые волосы, и легкий стон вырвался у нее из груди. Он зажигал ее, каждая клеточка ее нервов занималась огнем, в то время как его губы скользили по ее телу. Его желание вызывало дрожь его сильного тела и ее ответную дрожь, которая горячей волной прошла по ее телу.

Все внутри нее пульсировало, билось, она уже не могла сдерживать себя, не могла дышать, не могла остановить звуки, рвавшиеся из горла. Она чувствовала, как его руки скользнули книзу ее живота, горячего и тяжелого, и она нетерпеливо раскрылась перед ним, инстинктивное напряжение удерживало ее на краю чего-то незнакомого, потому что он был так близко от ее ужасающей внутренней пустоты.

Она почти беззвучно закричала, когда он прикоснулся к ней, возбужденное тело изогнулось дугой. Он только пробовал, продвигая пальцы, усиливая ее болезненное нетерпение до такой степени, что ей казалось — она сойдет с ума, пока не почувствовала, как пустота начинает поглощать ее.

Его имя сорвалось с ее уст звуком, выражающим любовь, надежду, отчаяние, звук, вырвавшийся на свободу из самых ее глубин, потому что она теперь принадлежала ему. Он почувствовал, как этот звук пронзает его, задевая струны в глубине души, отозвавшиеся ответным аккордом.

Он сам издал гортанный звук, раздвинул ее колени и скользнул между ними, призывая на помощь последние силы, чтобы хоть немного дольше сдержаться.

Но нетерпеливое движение Мэгги вывело его из-под контроля. Она приподняла бедра вверх, чтобы встретить его и обладать им в той же мере, в какой он обладал ею. Ее тело принимало его, требовало его, и только любовь пронизывала теперь каждую клеточку, она была так же уверена в нем, как и в самой себе.

И Гедеон чувствовал эту уверенность так же хорошо, ощущая, как огонь соединяет их обоих, разгораясь в тесном единении их тел, ведя к кульминации и вершине чего-то, чего, как он знал, они так желали оба.

Это был момент величайшей физической радости и глубоких эмоций. Он понимал это. Он принадлежал Мэгги не только в переносном, но в прямом смысле этого слова. Их связь теперь сильнее из любых возможных социальных связей — Друг, любовник, жена — она была его второй половиной на всю жизнь…

— Ву-у-у-у?

Мэгги зевнула и крепче прижалась к Гедеону, думая о том, что бы мог означать этот необычный звук.

— Ву-у-у-у.

Она почувствовала, как его руки сильнее обняли ее, и сквозь накатившиеся волны ощутила восторг. Как хорошо спать с мужчиной, этим особенным мужчиной. Каждый дюйм ее тела испытывал теплое покалывание. Кто-нибудь должен был сказать ей об этом раньше. Тогда она хотела бы в Сан-Франциско и охотилась бы на этого мужчину еще много лет назад.

— Ву-у-у-у?

— Скажи ему, пусть идет прочь, — проворчал Гедеон, прижимая ее к себе на еще один невозможный дюйм ближе.

Мэгги снова зевнула. Одна, полностью бессонная ночь, и затем еще одна, почти бессонная, взяли свое. Она подумала, что поднимется, если только кто-нибудь разложит под ней костер, остальное — просто пустая трата времени.

— Ву-у-у-у!

— Золотце мое, если ты меня любишь, то прогони этого кота, — голос Гедеона звучал так же заунывно, как и голос животного снаружи.

— Он тоже любит тебя, — пробормотала она. — А ты оставил его этой ночью.

— Это его собственная вина. Он сам посоветовал мне сделать это, —

заставив себя открыть глаза, Гедеон увидел, как она подняла голову с его плеча и смотрит на него с легким изумлением. Короткий и довольно неуверенный смешок вырвался у него. — Не придавай значения. Это звучит так же безумно, как и по эту сторону зеркала.

Мэгги снисходительно приняла это.

— Который час?

Он посмотрел на свое запястье.

— Я не знаю. Мои часы пропали, — затем, взглянув через ее плечо, добавил: — Они справа на столе с твоей стороны.

Кровать не была такой уж большой. Мэгги потянулась и пошарила на ощупь у себя за спиной, пока не нащупала столик и на нем часы. Она с минуту смотрела на циферблат, затем тяжело вздохнула.

— Уже больше восьми. Я надеюсь, что Фэрли покормил зверей.

— Ву-у-у-у! — жалостно прокомментировал Лео с другой стороны закрытой двери.

— Он хочет войти, — сказала Мэгги.

— Он не войдет, а мы не выйдем. Ты слышишь это, Лео? — Гедеон слегка повысил голос. — Иди прочь и занимайся собственными делами.

— А почему это мы не выйдем? — спросила с интересом Мэгги. — Не то, чтобы я могла сейчас двигаться, нет, но мы должны поесть.

— Я хочу, чтобы ты полностью принадлежала мне, хотя бы некоторое время. Это очень интересный мир, с твоей стороны зеркала, но… там очень много людей.

Внезапно Мэгги села.

— Я только что вспомнила. Сегодня не будет слишком много людей. Один раз в неделю все едут в город, чтобы походить по магазинам и, возможно, сходить в кино. Но один из нас обычно остается, чтобы присмотреть за лагерем. Если останемся ты и я…

— Это значит…

— Что мы сможем поискать тайник, — закончила она.

Гедеон закрыл глаза, затем повалил ее на себя.

— У меня есть другое предложение. Давай поедем в Ричмонд. Сан-Франциско. Австралию.

Мэгги сложила руки у него на груди и оперлась на них подбородком.

— В любое место, чтобы уехать отсюда?

— Да, в этом заключается моя идея!

Она очень серьезно сказала:

— Я должна закончить то, что начала, Гедеон. Я должна это моей семье. Это не займет слишком много времени. Если я знаю моего дядю Сайруса, он найдет информацию, в которой мы нуждаемся. И после этого все, что нам останется, это найти тайник и добиться признания.

Гедеон внимательно смотрел на нее.

— И это все? Дорогая, я допускаю, что мы найдем тайник, если только он существует на самом деле. Мы даже можем найти виновного, но как, черт возьми, ты собираешься добиться признания? Да и зачем? Содержимое тайника, вполне вероятно, само изобличит его.

— Но не в убийстве.

Гедеон не был удивлен, у него было глухое предчувствие, что именно она может ему сказать. Он уже знал, что с ней бесполезно спорить, когда видел в ее глазах такую решимость. Но, естественно, попытался.

— Мэгги, ты сама сказала, что этому нет доказательств. Даже полиция квалифицировала эту смерть, как случайную. Ни один убийца в здравом уме не признается в… — он остановился, моргнув. — А есть ли здесь кто-нибудь в здравом уме, кроме меня и тебя? Есть?

Оставив его вопрос без ответа, Мэгги сказала:

— Да, признание может стать проблемой. Нам нужны доказательства. Или свидетель. Я должна заставить убийцу думать, что мне точно известно, как все произошло в ту ночь, когда погиб Мерлин.

— И сделать из себя мишень?

— Конечно же, нет, меня не было здесь, когда убили Мерлина. Как я могла об этом узнать? Очевидно, кто-то рассказал мне, а это означает, что кто-то еще знает правду. Тогда зачем убийце избавляться от меня? Это ему все равно не поможет.

— А что, если он не додумается до этого, Мэгги? Он может быть импульсивным убийцей. Может быть, именно поэтому Мерлин был сброшен в колодец вместо того, чтобы быть убитым более совершенным методом.

— Ты же будешь поблизости, — сказала она как нечто само собой разумеющееся. — Скрытым от его глаз, разумеется. Он станет разговаривать со мной, если будет уверен, что нас больше никто не слушает. У меня есть карманный диктофон с очень чувствительным микрофоном, поэтому я смогу записать наш разговор на пленку.

— Мы оба продолжаем говорить «он». Скажи мне, может быть, под подозрение попадает кто-нибудь из женщин?

— Нет. Никто из них не входит в состав труппы менее семи лет, исключая меня, разумеется.

— Значит, это Ламонт или кто-то еще?

Мэгги нахмурилась и посмотрела на Гедеона.

— А я задавалась вопросом, запомнил ли ты это, черт возьми.

— У меня превосходная память. Ты говорила мне, что Ламонт присоединился к «Стране Чудес» пару лет назад, когда цирк проходил через его город. Кстати, а какой это был город?

— Даллас. И это было три года назад, согласно книгам счетов. Ты не задумывался над тем, кем может быть второй подозреваемый?

— Фэрли, — сказал Гедеон без колебания.

— Почему именно он?

— Он мне не нравится.

Мэгги приподняла голову и посмотрела на него сверху.

— Это интуитивное замечание, да?

Он задумался на мгновение.

— Наверно, это так. Но, если исходить из логики, то он подходит на роль подозреваемого, и это не слишком сильно сказано. Я имею в виду, что думал над этим. Если взять, например, Малколма или Освальда — они в глубине души смеются над собой и своими позами.

— Весьма проницательно с твоей стороны, — Мэгги наблюдала за ним. Гедеон продолжал перечислять подозреваемых.

— Том и Сара — ни коим образом. Он убил бы, чтобы защитить ее, но он произвел на меня впечатление хорошего человека. Она же не смогла бы этого сделать. Родители Бастера кажутся наиболее чувствительными среди многих, но и наиболее удовлетворенными, я не думаю, что им хотелось бы большего, чем у них есть.

— А Тина?

— Она бы убила ради стоящей цели. Но не думаю, чтобы это были деньги, — Гедеон помолчал немного, затем сказал: — Мэгги, а как насчет Джаспера?

— Он со «Страной Чудес» больше двадцати лет.

— О'кей. А что, если в этом-то вся и прелесть? Если предположить, что несколько лет назад Джаспер уехал навестить семью и совершил грабеж?

— Черт, это совсем не приходило мне в голову.

— Ты же говорила, что он иногда уходит. И, кажется, никто не был удивлен, когда была найдена записка, в которой он сообщал, что уехал навестить родственников. Не может ли такое случиться, что он смылся и прихватил с собой содержимое тайника?

— Я бы предпочла этот ответ другому, который очень тревожит меня, — серьезно сказала Мэгги.

— Что он убит?

— Да. Но, Гедеон, если Джаспер убийца и он ушел, чтобы замести следы, кто же тогда следит за тобой?

— Может быть, я вообразил это. Господу Богу известно, что это место наводит на безумные размышления. Это все слишком странно, факт. Я даже не знаю, что и думать.

Мэгги улыбнулась.

— Ты не настолько озадачен, как об этом говоришь. Ты довольно верно охарактеризовал здешних людей. Из тебя получился бы неплохой детектив.

— Тщетные надежды, — вздохнул Гедеон. — Скажи-ка мне кое-что. Часто ты вовлекаешься в подобные истории?

— Да, но не в убийства, естественно. И у моей семьи нечасто случаются такие проблемы.

— Я знал, что мне следует побольше узнать о твоей семье, — сказал он, усмехаясь.

— Ты полюбишь их, я обещаю, — она отразила его усмешку, затем добавила честно. — Когда-нибудь ты привыкнешь к ним.

Он поднял голову и поцеловал ее.

— Я люблю безумного ангела. Но, полагаю, может быть и худшая доля.

— Конечно, может. Я-то люблю банкира.

Рука Гедеона скользнула вниз к ее округлой ягодице и слегка ущипнула ее.

— Не говори скверные вещи о нашем будущем источнике средств к существованию. Но, я должен отметить, офис будет казаться слишком мрачным после «Страны Чудес».

— Я буду навещать тебя ежедневно и приносить тебе ланч.

— Я смотрю в будущее с надеждой, — он снова поцеловал ее и пробормотал: — В твоей двери нет замка, верно?

— Никто не вздумает побеспокоить нас, разве только в самом критическом случае.

— Если кто-то побеспокоит нас, тогда сразу же жди критического случая.

Когда они часов в десять вышли из фургона, то увидели надувшегося Лео, мирно дремлющих зверей и прочих обитателей лагеря, сгруппировавшихся рядом с фургоном Тины и что-то бурно обсуждавших.

— Я думаю, мне нужно пойти побриться, — сказал Гедеон, глядя на группу и пытаясь представить, на какого рода вопросы ему придется отвечать после того, как он провел ночь в фургоне Мэгги.

— Трус, — улыбнулась она ему. — Но все к лучшему, я полагаю. Я пойду к этим зевакам и скажу, что мы с тобой остаемся в лагере. Нам нужно побыть одним, — добавила она нежно.

Гедеон, понимавший глубину ее чувств как никто другой, совсем не обиделся на ее поддразнивание.

— Так и поступим, — он взял ее за подбородок кончиками пальцев и поцеловал в губы.

— Ву-у-у-у?

Гедеон посмотрел через плечо на что-то бормочущего себе под нос кота, который подкрадывался к его тени и при этом выглядел надутым.

— Пошли со мной, кот, и ты сможешь посмотреть на то, как я бреюсь. Я понимаю, что это не ахти какое развлечение, но, кажется, вчера это зрелище доставило тебе удовольствие.

Лео презрительно фыркнул, но тем не менее последовал за своим павшим идолом, направившимся в другой конец лагеря.

Мэгги провожала их взглядом несколько мгновений, затем позволила некоторым из своих эмоций проявиться на лице и направилась к группе у фургона Тины.

— Доброе утро.

Фэрли прищурил один глаз и глянул на солнце.

— Едва ли, — изрек он.

— Это любовь заставляет мир вращаться, — пробормотал Освальд и затем поспешно прибавил: — Тише ты! — когда попугай, сидевший на его плече, начал свою первую фразу, целиком позаимствованную из матросского лексикона.

Ламонт, нацепивший голубой нос, выглядевший, скорее, как птичий насест, просто сказал:

— А мне он нравится.

— Попугай? — спросила Мэгги, несколько растерявшись.

— Нет, Гедеон. Он душка.

Тина слабо улыбнулась.

— Он будет им до тех пор, пока не начнет храпеть.

Мэгги попыталась выглядеть достойно.

— Если и будет, я не замечу. А почему вы все здесь стоите?

— Решаем, кто остается, — ответила Тина.

— Никаких проблем. Остаемся мы с Гедеоном, — к своему удивлению, Мэгги почувствовала, что заливается румянцем. — Мы не против того, чтобы провести немного времени наедине.

Шон посмотрел на нее несколько озадаченно.

— Я думал, вы были одни в твоем фургоне. Или там был кто-то еще?

Мэгги беспомощно посмотрела на Тину, которая немедленно приказала сыну:

— Иди в фургон и надень обувь. Босиком ты в город не поедешь.

— А почему нет, — настаивал мальчик.

— Они не пустят тебя в кино.

Эта угроза возымела на Шона эффективное действие, и он скрылся в фургоне без дальнейших возражений.

— Спасибо, — пробормотала Мэгги.

— Не стоит, — улыбнулась Тина. — Твой час еще настанет. Дети всегда задают самые неудобные вопросы.

— Кстати, чуть не забыла. По дороге в город ты не могла бы остановиться у мистера Дэвидса и заплатить ему за аренду поляны?

— Ладно. О, для того, кто останется здесь, у себя в фургоне я оставила кое-что перекусить. На тот случай, если вы с Гедеоном проголодаетесь. Мы же поедим в городе.

Мэгги кивнула, а затем вопросительно посмотрела на остальных.

— Нужны ли какие-нибудь припасы, о которых я не знаю?

— Мы могли бы запастись свежим мясом для кошек, — сказал Фэрли. — Это означает, что мне нужно взять батарею для холодильной установки и перезарядить ее.

— Хорошо, я принесу деньги. Всем вам лучше поторопиться, если вы хотите, чтобы у вас хватило времени на магазины, поесть и попасть в кино.

Они засуетились, когда Мэгги пошла к фургону, чтобы достать деньги из потайного места, устроенного на полу в бывшей клетке удава.

Примерно полчаса спустя фургон-кладовая был освобожден от оставшихся припасов, чтобы служить в качестве транспорта, затем он и еще один, не антикварный, а вполне приличный на вид фургон, были заняты группой отъезжавших. Кэрни заняли свои места, и два фургона покатились от поляны по направлению к дороге.

Гедеон, стоя позади Мэгги и наблюдая за отъездом, не мог сдержать мыслей о том, как выглядит эта процессия — одновременно смешной и трогательно-очаровательной.

— Они не собирают толпы зевак? — спросил он у Мэгги.

— Нет вообще-то. Мы получили специальное разрешение на въезд фургонов в город, и первую пару визитов привлекали большое внимание. Но теперь мы уже пробыли здесь несколько недель, и жители к нам достаточно привыкли.

Гедеон посмотрел на нее сверху, слегка улыбаясь.

— Ты всегда говоришь «мы», когда упоминаешь об этом месте.

— Один из способов вжиться — это рассматривать себя как часть окружающей обстановки.

— Да. Я вижу, — Гедеон обхватил Мэгги руками и привлек к себе. — Ну, а теперь кто ты?

— Кэрни, — сказала она невинно.

Он прислонился лбом к ее виску и вздохнул.

Мэгги хихикнула, затем посерьезнела.

— Ты знаешь, у меня была счастливая жизнь, но я никогда прежде не чувствовала себя такой живой, какой чувствую с тобой. Кажется, изменился весь мир, стал ярче и полон обещаний. Это все ты. Я люблю тебя, Гедеон.

— Я тоже люблю тебя, дорогая, — он поцеловал ее, затем негромко ругнулся. — Впервые мы с тобой, действительно, одни, а ты хочешь устроить охоту за сокровищами.

— Думай об этом иначе, — сказала она в утешение. — Чем скорее мы найдем то, что нам нужно, тем скорее сможем уехать отсюда.

Он просветлел.

— Это обещание?

— Вот тебе крест!

— Хорошо. Черт возьми, тогда приступим к обыску жилищ?

— Осторожному обыску. Мы же не хотим, чтобы кто-то узнал о наших поисках. И фургоны наиболее предпочтительны. В палатках трудно что-либо спрятать.

— О'кей. Какой первый?

Мэгги окинула лагерь задумчивым взглядом.

— Я не знала, что это имеет значение. У меня такое чувство, что где бы ни был тайник, он не будет находиться поблизости от того, кто его устроил. Он должен быть осторожным и рассчитывать на то, что тайник может быть обнаружен.

— Фургон Джаспера пуст. Ты обыскивала его вчера.

— И не увидела ни одной вещи не на своем месте. Я думаю, мы прибережем его напоследок.

Гедеон задумчиво кивнул и посмотрел на нее.

— Все остальные фургоны заняты. Если бы я собирался что-то спрятать в чьем-либо фургоне, я бы выбрал личность наименее наблюдательную, которая не станет обследовать трещины и укромные уголки, — он внезапно нахмурился. — У Мерлина был фургон?

Мэгги широко раскрыла глаза.

— Какая же я глупая. У него был фургон. Когда он погиб, Фэрли и Ламонт тянули жребий, оба хотели жить в фургоне. Ламонт выиграл.

— Тогда давай начнем оттуда.

Лео проводил их до самого фургона, но затем, очевидно вспомнив, что его раньше прогнали от фургона Мэгги, и не ожидая, что его пригласят внутрь этого, предпочел скользнуть в тень другого. Он не дулся больше, но выглядел скорее покорным, нежели удовлетворенным.

Так как кэрни прикрывали свои двери только на ночь или когда желали уединиться, дверь в фургон Ламонта была распахнута настежь.

— По крайней мере, нам не надо специально подбирать ключ к замку, — Гедеон усмехнулся.

— Все равно это выглядит так, будто мы взламываем дверь и входим, правда? — Мэгги взобралась по ступенькам впереди Гедеона и вошла внутрь. — Я рада, что у него есть окно, нам не придется зажигать лампу, чтобы видеть, что мы делаем.

Гедеон стоял, оглядываясь по сторонам. Как и во всех фургонах, здесь было не много места. Кровать на день была придвинута к стене под единственным, высоко расположенным окном. Она была покрыта пестрым одеялом, сшитым из лоскутков, рядом находилось видавшее виды легкое кресло, накрытое потертым в нескольких местах вельветовым чехлом ярко-алого цвета, небольшой деревянный столик, на котором стояла керосиновая лампа, поцарапанное сосновое бюро и, наконец, карточный столик, стоявший около стены, на которой прямо над ним висело зеркало. Столик был завален склянками, кистями, париками на подставках, на нем же стоял поднос с гримом и носами, недавно подаренными Гедеоном.

Оглядывая фургон внимательным взглядом, Мэгги сказала безразличным тоном:

— Все вещи Мерлина Балтазар переслал моему дяде Сайрусу.

— Но ведь фамилия твоего дяди не Дюран? Я имею в виду, если Балтазар знал это…

— Нет, это просто удача для дяди Сайруса. Мерлин носил фамилию Льюис.

Гедеон кивнул.

— Ты понимаешь, ведь мы даже не знаем, что нам надо искать?

— Да, понимаю, — Мэгги присела на кровать, нахмурившись. — Если бы я была чем-то ценным, где бы я находилась? — пробормотала она себе под нос.

— Ты — что-то вовсе бесценное.

Она одарила его быстрой улыбкой.

— Соберись, пожалуйста, с мыслями на нашем предмете.

— Если ты настаиваешь. Нечто ценное. Нечто небольшое. Нечто, что легко спрятать, — он обвел взглядом фургон.

— Золото тяжелое. Произведения искусства, как правило, слишком велики, чтобы их легко было спрятать. Драгоценные камни. Может быть, бумажные деньги или их эквивалент.

— Их эквивалент?

— Акции, облигации, депозитные чеки, что-то в этом роде.

Мэгги кивнула, затем сказала медленно:

— Мерлин, должно быть, нашел что-то, но, даже если и нашел, то как узнал, что его находка является свидетельством чьей-то вины? Если ты находишь нечто, спрятанное в твоем фургоне, ты автоматически решишь, что это было украдено. А если это так, если ты честный человек, то ты пойдешь прямо к владельцу цирка и скажешь ему: ха, посмотри-ка, что я нашел?

— Ты уверена, что Балтазар чист?

— Чист, дядя Сайрус проверил его.

— Имя твоего дядюшки слишком часто возникает в связи с этим делом, — мягко заметил Гедеон.

Мэгги слабо улыбнулась.

— У него свой способ узнавать вещи. Но у меня закралось подозрение, что он прекрасно знает, кто убил Мерлина.

— Тогда зачем, ради всего святого, он втянул тебя в это дело?

— У него свои цели. Может быть, потому что он не может найти доказательства и знает, что я из кожи вон вылезу, чтобы раскопать их. А может быть… — ее голос вдруг сник, когда она посмотрела на Гедеона, а глаза широко раскрылись.

— Может быть, что?

Она начала смеяться.

— Если он сделал… А я-то ничего не подозревала обо всем этом.

— Мэгги, о чем ты говоришь?

Наконец, посерьезнев, она откашлялась и сказала:

— Я думаю, что мы с тобой были подставлены.

— Твоим дядей?

— Ага. Я видела, как он работает, он, и в самом деле, изумляет. И он делает это уже так давно, сколько я себя помню. Мой отец непрестанно повторял, что если бы дядя Сайрус нашел другое применение своим талантам, то смог бы управлять миром.

Гедеон сделал шаг и сел рядом с ней на кровать.

— Дорогая, о чем ты говоришь? Какие таланты?

— Талант знакомить людей. О, не просто представить их друг другу, это легко. Дядя Сайрус устраивает все так, что два абсолютно ни о чем не подозревающих человека оказываются рядом в совершенно точно выбранный момент. Если необходимо, он вмешивается, чтобы устранить некоторые препятствующие, случайно возникающие проблемы, но я знаю некоторых людей, они никогда не видели его и понятия не имели о его вмешательстве и тем не менее были обязаны ему своим счастьем.

Через мгновение Гедеон сказал:

— Несколько дней назад я, наверное, сказал бы, что ты дурачишь меня. Но теперь я хочу допустить, что это не так. Только откуда он мог знать, что Балтазар будет убит и оставит мне цирк? Ведь именно поэтому я появился здесь.

Внезапный огонек веселья загорелся в ее живых глазах.

— Гедеон, я удивляюсь твоему простодушию. Забодан носорогом? Это самая сумасшедшая вещь, которую мне приходилось слышать.

— Ты вытягиваешь из меня все нервы, — сказал он, в глазах его загорелся ответный огонек.

Она хихикнула.

— Ну ладно, так вот. Я подумала, что все это сфабриковано сразу же, как только мы получили извещение от адвокатов. Я пришла к выводу, что дядя Сайрус купил у Балтазара цирк и сказал, чтобы тот попросил меня стать его менеджером, прежде чем уйти со сцены. Это позволило мне войти сюда, и каждый принял меня.

— Тогда зачем подстраивать мое появление здесь? О Господи! Для того, чтобы свести нас с тобой?

— Это именно так и выглядит. Мне следовало догадаться раньше.

— Это выглядит очень тщательно подстроенным.

Мэгги кивнула.

— Совершенно верно. Его планы всегда реализуются. Скажи мне, тебе не случалось получить в наследство черный кадиллак 1958 года выпуска?

— Нет, у меня даже не было такого желания.

— Это окончательно все подтверждает. Балтазар очень даже жив и, возможно, загорает на солнце на каком-нибудь из островов. Если верить кэрни, которые знали Балтазара значительно дольше, чем я, он любил эту машину, как собственное дитя. Никто не может убедить меня в том, что он в своем завещании позаботился о «Стране Чудес», а свое дитя оставил где-нибудь забытым на стоянке.

Гедеон смотрел на нее несколько мгновений, затем сказал:

— Я не знаю, благодарить ли мне твоего дядю или как следует стукнуть его по носу.

Она улыбнулась.

— Он никогда не допустит этого. Если любой из нас прижмет его к стене и потребует сказать правду, он широко раскроет глаза и у тебя уже не останется никаких сомнений по поводу полнейшей невинности старика.

Он скажет, что рука человека не может вести влюбленных. Это делает только судьба.

— Он так и скажет?

— Слово в слово.

— А сам он так считает?

— Уверена. Но еще, когда мне было десять, я решила, что судьба приняла облик моего дяди Сайруса.

— Это худший из видов памяти, которая хранит в себе только прошлое, — заметила Королева.

 

Глава восьмая

— Он был, скорее, похож на полковника Сандерса, по-моему, — неуверенно сказал Гедеон. — Конечно, я бросил на него лишь поверхностный взгляд.

Мэгги рассмеялась и покачала головой.

— Подожди, пока ты узнаешь его лучше. Итак, дядя Сайрус нам не поможет, пока сам не будет к этому готов, поэтому мы предоставлены сами себе. Если бы ты был чем-то ценным, спрятанным здесь, где бы ты был?

— Если я не знаю, кто я, то как я могу знать, где я? — Гедеон поднял вверх руки, когда она, нахмурившись, посмотрела на него. — О'кей! О'кей! Я был бы спрятан там, где живет Мерлин. Он нашел меня или некоторую часть от меня. Он не искал меня, возможно, он делал что-то другое. Может быть, что-нибудь передвигал?

Мэгги на мгновение задумалась.

— Вещь, которая чаще всего здесь передвигается — это кровать. Она занимает слишком много места, когда не стоит у стены.

— Тогда давай попробуем ее.

Они встали, каждый из них взялся за противоположный конец кровати. Она не была слишком тяжелой, но небольшое пространство фургона сделало затруднительным ее передвижение. Они смогли отодвинуть ее от стены всего лишь фута на два.

Мэгги стала на колени со своей стороны и внимательно посмотрела.

— Часть обивки кажется поцарапанной. Есть у тебя перочинный нож?

— Нет, но… — он протиснулся к гримерному столику и нашел нечто, похожее на нож-шпатель. Затем попытался обойти кровать и добраться до Мэгги, подал ей этот предмет и сел на краешек кровати. — Попробуй вот это.

Между панелями обшивки дюймах в двенадцати от пола проходил горизонтальный шов, и Мэгги осторожно вставила в него лезвие. Края деревянной панели были прибиты гвоздями, но через несколько минут работы из верхней части были извлечены два гвоздя. Мэгги приподняла лезвие ножа, просунутое в щель, и сильно потянула на себя.

Оставшиеся гвозди легко выскочили. Стук, с которым они упали на пол, громом прозвучал в царившей тишине. Она просунула в дыру пальцы и потянула сильнее, пока панель над щелью не отошла вовсе. Пухлый конверт, заклеенный по краям черной изолентой, выскользнул из тайника и плюхнулся на пол с глухим стуком.

— Будь я проклят, — сказал Гедеон.

Мэгги уселась на пятки, держа пакет и глядя на Гедеона.

— Возможно, нам следовало бы стать частными детективами.

— Это могут быть чьи-то любовные письма.

— Держу пари, что даже на Рождество ты говоришь: «Ба! Надувательство!» — сказала она, осторожно открывая край конверта.

— Я реалист, — ответил Гедеон твердо.

Она заглянула в конверт, извлекла наружу пачку бумаг, несколько секунд изучала их, затем протянула ему.

— Лучше проверь-ка свое ощущение реальности.

Гедеон уставился на тисненую бумагу в ее руках.

— Чеки на предъявителя. Господи Боже, сколько же их здесь?

Мэгги вытащила из потрепанного конверта оставшиеся чеки и быстро просмотрела.

— Это стоит не меньше двух миллионов долларов, достаточно, чтобы убить.

— Да… — в его голосе была какая-то необычная нотка, насторожившая ее.

— Что именно?

Гедеон медленно произнес:

— Я начинаю думать, что твой дядя может быть судьбой, потому что не верю в ряд совпадений. Компания, которой принадлежат эти чеки, искала возможность увеличить свой капитал четыре года назад.

— Компания в Сан-Франциско?

— Да. И они обратились в мой банк. Я потратил несколько дней на то, чтобы ознакомиться с их планами. За неделю до того, как все дела должны были быть закончены, случилась кража. Два миллиона триста тысяч долларов просто вылетели в трубу, это сделал, очевидно, кто-то из своих.

Мэгги молчала, наблюдая за ним.

— Один из работников подделал все идентификационные аксессуары, введенные их службой безопасности, для него это оказалось возможным, Он проработал там несколько месяцев, заведя себе друзей среди охраны. И в один прекрасный день он что-то подсыпал в кофе охранника, открыл подвал, а затем растворился, как дым, они так и не смогли найти его.

— Ты видел его там? — спросила Мэгги. — Перед кражей, когда работал в офисах компании?

Гедеон покачал головой.

— Это была большая компания, с большим числом сотрудников. По правилам, он должен был оставить там свою фотографию. Позже эту фотографию поместили в газетах, я, должно быть, тогда бросил на нее взгляд. Черт, наверняка я видел его дюжину раз в офисах, но никогда по-настоящему не присматривался.

— Не думай о нем, каким он был там, — сказала Мэгги. — Возможно, он теперь выглядит иначе. Подумай о наших людях. Просто лица. Глаза. Характерные особенности движений.

Он внезапно встал, уставившись глазами в стену. Затем посмотрел на Мэгги, в его сознании возникла какая-то ассоциация.

— Черт, я дважды видел его там, он приносил подшивки бумаг, но на нем не было килта и гирлянды цветов на голове.

Облегченно вздохнув, Мэгги сказала:

— Я никогда по-настоящему не верила, что это может быть Ламонт. Итак, это Фэрли, ничего удивительного, что ты представлял для него угрозу. Он знал, что ты можешь вспомнить, никто другой не связал бы его с кражей в Сан-Франциско. Он присоединился к «Стране Чудес» в Литтл Роке.

— Я сожалею, Мэгги.

— Я также, — она улыбнулась. — Это было бы легче, будь он более мерзким типом.

Гедеон помолчал мгновение.

— Полиция определенно может связать его с кражей. Это упрячет его за решетку на очень долгое время, дорогая.

Мэгги отрицательно покачала головой.

— Он убил Мерлина и должен тоже заплатить за это. Если бы только кто-нибудь смог мне рассказать, что произошло в ту ночь, достаточно для того, чтобы обвинить Фэрли, если бы кто-нибудь видел или слышал что-то…

— Мэгги? — она выглядела испуганной, подумал он, когда ей внезапно что-то приходило на ум.

— Медвежий пруд, — пробормотала она. — Кто-то назвал то, что нашел Мерлин, Медвежьим прудом.

— Об этом говорил мне Шон, — затем Гедеон понял: это выражение имело свой особенный смысл, когда ты мыслишь, как шестилетний ребенок. — Конечно, Мерлин нашел чек на предъявителя.

— Шон услышал это и не понял, поэтому он перевернул это так, чтобы для него был какой-то смысл. Гедеон, Шон — наш свидетель, ты же сам сказал, что он видит и слышит все происходящее вокруг. Даже то, что ему совсем не полагается. Даже то, что он не в силах понять.

— А поверит ли полиция шестилетнему мальчугану?

Мэгги нахмурилась.

— Возможно, они не поверят, но если Шон мне расскажет о том, что произошло в ту ночь, я смогу обвинить Фэрли и сказать ему, что там присутствовал свидетель, не называя конкретно, кто это был.

— Это опасно, Мэгги.

Она твердо посмотрела на него.

— Я не думаю, что Фэрли причинит мне вред. Но мы сделаем это осторожно. Ради безопасности ты будешь рядом, а потом все это закончится.

Гедеон наклонился вперед, уперевшись руками в колени, и сказал:

— Я же не смогу тебя от этого отговорить, верно?

— Возможно, ты бы смог, но я прошу тебя не делать этого, — призналась она. — Мне нужно закончить это дело, Гедеон.

— Ну хорошо, что сначала?

— Сначала, — она встала на ноги. — Мы поставим эту кровать на прежнее место. Затем прихватим бутылку вина и ту еду, которую нам оставила Тина, и вернемся в мой фургон. До тех пор, пока не вернутся остальные, а это будет ближе к вечеру, нам больше нечего делать, кроме как воспользоваться отведенным нам временем.

— Ты просто пытаешься отвлечь мои мысли от этого.

— А что, действенно?

— Давай попробуем проверить.

Это оказалось действенным.

Кэрни вернулись в лагерь в начале шестого, и тишина была нарушена разговорами, смехом и спорами людей, которые прекрасно провели день и были довольны этим. Фургоны были расцеплены друг от друга, припасы и личные покупки рассортированы и разложены по местам, и все начали заниматься обыденными делами.

Мэгги беспрепятственно поговорила с Шоном наедине, потому что он сам захотел рассказать ей о фильме, который видел в городе. Она села на ступеньку своего фургона, непринужденно разговаривая с ним. Гедеон собирал свою, едва использованную палатку, ему с энтузиазмом помогал Лео, приободрившийся, наконец. Гедеон исподтишка посматривал по сторонам, чтобы никто не подслушивал, о чем говорили Мэгги с Шоном.

Улыбаясь, Мэгги слушала, как мальчик живо описывал картину, специальные эффекты которой вызвали у него восхищение, когда же, наконец, он несколько выдохся, она начала осторожно разговаривать с ним серьезным, но вовсе не пугающим тоном.

— Шон, мне нужно поговорить с тобой кое о чем. Очень важном.

— О чем?

Прекрасно понимая детей, Мэгги знала, что никогда ничего не добьется от Шона, пока он не будет уверен, что его не накажут за то, что он оказался там, где ему не следовало быть. Она также знала о том, как Шон любил тайны.

— Это секрет, — сказала она важно. Его глаза засияли.

— Но дело в том, что я знаю только часть секрета и надеюсь, что тебе известна другая его часть. Я думаю, что однажды ночью, когда тебе полагалось находиться в кровати, ты прокрался наружу.

— Мама не позволяет мне этого делать, — сказал мальчик невинно.

— Теперь, — голос Мэгги был доверительным. — Она наверняка будет довольна тобой за то, что ты это сделал. Потому что ты раскрыл тайну и был достаточно сдержан, чтобы не рассказать об этом кому-то еще.

Шон наморщил лоб, его брови сошлись к переносице.

— Какую это тайну я раскрыл?

— Ты думал, что Мерлин нашел Медвежий пруд, правильно?

Шон какое-то время изучал свой грязный большой палец, затем взглянул на нее из-под ресниц.

— Ма не будет сердиться на меня?

— Я обещаю. Если мы с тобой на ушко поделимся секретами, то мама будет очень довольна тобой.

В следующую минуту мальчик сказал с легким огорчением в голосе:

— На самом-то деле я так по-настоящему и не увидел Медвежьего пруда, я только слышал, как Мерлин и Фэрли разговаривали о нем.

— Это было за ночь до того, ты знаешь, до того, как Мерлин упал в колодец. Фэрли был безумен.

Так как колодец, в который упал Мерлин, находился на некотором удалении от лагеря и так как мальчику никто не рассказывал о том, что случилось в ту ночь, сведения Шона имели очень большое значение. Если, конечно, ему не доводилось слышать случайно эту историю от взрослых, обсуждавших это происшествие.

— А почему это секрет? Потому что Мерлин упал в колодец?

— Давай-ка посмотрим, сможем ли мы себе это представить, — сказала Мэгги серьезно. — Я хочу, чтобы ты точно рассказал мне все, что видел и слышал в ту ночь. Только сперва хорошенько вспомни все, ладно?

— Ну, ма рано легла в постель, поэтому я прокрался наружу…

Несколькими минутами позже Шон закончил свой рассказ. Мэгги задала ему еще несколько вопросов, затем взяла у него очень важное обещание, прежде чем мальчик убежал к фургону Тины.

Мэгги пошарила рукой в кармане юбки, затем поднялась и направилась к Гедеону, стоявшему рядом с довольно большой кучей парусины, лежащей на земле.

— Ну, как у тебя дела? — спросил он обычным тоном.

— Лучше, чем я ожидала, и я записала это на пленку, — она похлопала себя по карману.

— Ву-у-у-у? — печально сказала куча парусины.

— Что ты сделал с Лео?

— Я завернул его в палатку.

— Нарочно?

Гедеон взглянул на нее в легком шоке.

— Неужели ты думаешь, что я мог бы сделать такое с абсолютно беззащитным животным?

— Нет, но ведь мы говорим о Лео.

Он опять посмотрел на кучу парусины, которая начала шевелиться и дергаться из стороны в сторону.

— Я полагаю, что у меня не получится обвязать все это бечевкой и отослать обратно в магазин?

— Лучше не надо.

— Ву-у-у-у!

— Не то, чтобы я имел что-то против котов вообще и против Лео в частности, — пояснил Гедеон. — Это все потому, что он продолжает говорить вещи, а я думаю, что понимаю его, которые меня несколько обескураживают.

— Что же он сказал?

— Сначала он спросил, есть ли у меня балкон в Сан-Франциско, а затем начал критиковать то, как я складываю палатку. Поэтому я завернул его в нее. Мэгги, если бы это был Чеширский кот, то, возможно, я был бы способен забрать его с собой, но твоя «Страна Чудес» должна иметь Лео.

— Хочу добавить, что он слушает нас.

— Ву-у-у-у?

— Он становится жутким, когда издает этот звук. Это звучит так жалобно. Но когда он начинает говорить, это похоже на то, будто слушаешь иностранную речь и в то же время читаешь субтитры.

Лео начал что-то говорить. Это звучало, как ругательство.

— Нам лучше выпустить его оттуда, — сказала Мэгги. — Я не слышала от него такого с тех пор, как он прищемил себе хвост, пытаясь залезть в клетку с птицами.

Вздохнув, Гедеон опустился на колени и начал разворачивать Лео. Низким подозрительным голосом он сказал:

— Мы должны будем завтра утром запереть его в твоем фургоне, будет ли он молчать?

— Если ты ему скажешь.

Наконец освобожденный, Лео что-то пробормотал, насторожил уши и поскакал по направлению к фургону Тины за своим ужином.

Гедеон поднялся на ноги.

— Мне был сделан выговор, — заметил он, обнял Мэгги и обернулся, обводя взглядом архаичные и несколько безумные фургоны «Страны Чудес», затем уныло посмотрел на нее.

— Я полагаю, вся твоя странная семья соберется на нашей свадьбе?

— Моя семья любит свадьбы. И они преподносят интересные подарки. Мама до сих пор рассказывает об урне, которую ей подарила тетя Зелда.

К этому времени Гедеон осознал, наконец, насколько изменился его образ мышления, благодаря интенсивным эмоциям.

— А чего необычного в урне?

— В ней был дядя Руди.

Гедеон не смог сдержать смеха.

— Он пришел на свадьбу и остался?

— Вообще-то нет. Мама уговорила тетю Зелду забрать его обратно домой. И он перебрался в банку из-под маринада.

После минутного колебания Гедеон сказал:

— И ты можешь говорить такие вещи с совершенно спокойным лицом?

— Практика, — ответила она и рассмеялась.

Гедеон крепко прижал ее к себе.

— Ты должна выйти за меня замуж, — горячо сказал он. — Мы с тобой навсегда.

Мэгги обняла его за шею, ее глаза были широко раскрыты, в них Гедеон мог прочесть все, что творилось у нее в душе.

— Я знаю это. Я выйду за тебя замуж сразу же, как только мы сможем вытащить кузена Рэйнора из Франции.

Он снова поддался искушению.

— А кто такой кузен Рэйнор?

— Наш священник. Он сочетает браком членов нашей семьи вот уже пятьдесят лет. Без кузена Рэйнора это не будет иметь силы.

Гедеон поцеловал ее.

— Ну, если так, тогда мы дождемся кузена Рэйнора. И всех остальных. Сколько их всего?

— Очень много, — ответила она счастливо.

— Мне будет очень трудно ждать, — Гедеон совершенно не был удивлен тем, что его слова были абсолютной правдой.

На следующее утро на рассвете Мэгги сидела на ступеньках фургона с провиантом, глядя, как Фэрли выбирается из палатки и направляется к ней. Она знала, что Гедеон, спрятавшийся в фургоне, видел все так же хорошо и что он включил маленький магнитофон, на котором уже была записана история, рассказанная Шоном накануне.

Она видела приветливую улыбку Фэрли, исчезнувшую, когда он подошел ближе и увидел пухлый конверт, лежащий у нее на коленях.

В лагере стояла тишина, животные еще не требовали свой завтрак, и Мэгги тихо сказала:

— Доброе утро, Фэрли.

Он медленно подошел к ней, как всегда в килте, но заметно бледнее обычного. Подойдя к бочкам с пищей, которые выстроились в ряд недалеко от ступенек, он остановился, прислонился к одной из них и твердо посмотрел на Мэгги.

— У меня такое чувство, что оно не будет слишком уж добрым, — сказал он тихо, шотландский акцент полностью исчез из его голоса. — Что у тебя здесь, Мэгги?

Она положила ладонь на конверт и пристально посмотрела на Фэрли, чувствуя горечь и разочарование, потому что он нравился ей.

— У меня здесь свыше двух миллионов долларов в действительных чеках на предъявителя. У меня есть все ответы, за которыми я пришла в цирк.

— Ответы?

— Мерлин был моим кузеном, Фэрли, и я приехала сюда, чтобы узнать, что с ним случилось на самом деле.

Он рассмеялся.

— Я знал с первого дня, как ты здесь появилась, что это неспроста. Просто я не мог понять, чего от тебя можно ждать.

Мэгги все еще сдерживала свой голос.

— Ты украл эти чеки в компании в Калифорнии и добрался с ними до самого Литтл-Рока, где и присоединился к цирку. И ты воспользовался первым же удобным случаем, чтобы спрятать чеки в фургоне Мерлина. И все шло хорошо в течение четырех лет. Но Мерлин нашел один из чеков, верно?

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Уверена, что знаешь. Но есть кое-что, о чем ты действительно не знаешь. Этому был свидетель, Фэрли. Кто-то, кто видел Мерлина, стоящим на коленях перед кроватью, я полагаю, он стал двигать кровать, потому что под нее забрался кролик. Я знаю, что он всегда держал кроликов у себя в фургоне.

Чеки были спрятаны в этом потрепанном конверте, но один из них, возможно, просто выпал. Тебе следовало прибить гвоздями панель обшивки раньше, а не после смерти Мерлина. Кое-кто видел, как ты забивал гвозди в панель после того, как погиб Мерлин.

Но в тот вечер там не было вбито ни гвоздя. Чек выпал, и Мерлин нашел его, а когда он посмотрел вверх, то увидел тебя, стоящим на ступеньках. И он удивленно сказал тебе, что нашел чек на предъявителя.

Фэрли побледнел еще сильнее.

— Тебя не было здесь тогда, — сказал он хрипло. — Ты не могла этого видеть. Кто видел это?

— Ты думаешь, я тебе скажу? Ты уже убил однажды, чтобы защитить себя.

— Это был несчастный случай! — вскричал Фэрли. — Глупый случай! Старик оступился, когда я попытался вырвать у него чек. Я даже не знал, что там был колодец!

— Зачем же ты тогда отвел его в сторону от лагеря, если не намеревался убить его? — вяло спросила Мэгги.

— Я просто хотел поговорить с ним, клянусь. Я бы поделил с ним деньги, пообещай он держать рот на замке. Я ждал почти четыре года, Мэгги, четыре года. Он сказал, что это неправильно, аморально и что он собирается заявить в полицию. Но я не убийца, даже из-за миллионов. Я хотел вырвать чек у него из рук, потому что срок давности еще не истек и полиция проследила бы меня до Сан-Франциско. Они тогда узнали бы обо мне очень многое. Я хотел вырвать чек и побежать назад, чтобы забрать все остальные. Он был всего лишь старик, и у меня было преимущество. Это был шанс, и после четырех лет ожидания я не мог им не воспользоваться. Но он поскользнулся, а колодец был прикрыт лишь куском гнилой фанеры. Это случилось так быстро.

В следующее мгновене Мэгги сказала:

— И ты остался в цирке и ничего никому не сказал.

— А какой у меня был выбор? — голос Фэрли стал резким. — Я знал, что его не найдут сразу, а когда нашли, следы уже пропали… в ту ночь шел дождь. Я должен был быть со всеми, когда они его нашли, или я попал бы под подозрение. Полиция квалифицировала это, как несчастный случай.

— И ты думал, что снова в безопасности?

— Да. Но появилась ты, и события начали быстро развиваться. Уехал Балтазар, все были в напряжении из-за Мерлина. Я знаю, они не поверили в несчастный случай. Затем появился Хьюз, и Джаспер выбрал не самый лучший момент, чтобы навестить родственников. Все думали, что с ним что-то случилось, и я уверен, Хьюз думал так же.

Мэгги с облегчением услышала, что записка Джаспера была настоящей, но попыталась не отвлекаться от сути дела.

— Гедеон видел тебя в компании в Сан-Франциско, верно? Вот почему ты старался не попадаться ему на глаза и следить за ним все это время. Ты боялся, что он узнает тебя?

Фэрли мрачно произнес.

— Он ведь узнал, да?

— Да.

Фэрли кивнул.

— Я знал, что так и будет при известных обстоятельствах. Ты можешь теперь выйти, Гедеон, — и добавил таким же тусклым голосом. — Я не могу быть ни в чем уверен, но, черт возьми, знаю, что ты никогда не позволил бы ей рисковать собой без нужды.

Гедеон вышел в дверной проем позади Мэгги, и Фэрли скорчил легкую гримасу, когда увидел в его руке магнитофон.

— Да, все так и было, я не убийца. Но я сомневаюсь, что вы двое позволите мне забрать чеки и уйти.

— Боюсь, что нет, — тихо ответил Гедеон.

Фэрли кивнул.

— Тогда вы ничего не имеете против, чтобы пойти в полицию прямо сейчас? Я бы предпочел не оставаться здесь и не смотреть всем в лицо.

Полицейский участок маленького городка имел все черты полицейского участка большого города. Существенной разницей между ними было только то, что полицейские в маленьком городке всегда имеют время, чтобы перевести дух и сыграть партию-другую в покер с местными преступниками. Еще одно отличие заключалось в том, что жизнь маленького городка текла медленно и размеренно, и большая часть населения знала друг друга в лицо, поэтому конфликты разрешались с минимальным шумом и без суеты, а такого явления, как шантаж, здесь вообще не было.

— Джордж, мы же знаем, ты бы не хотел, чтобы твоя миссис узнала о твоей поездке в Вичиту, где ты нанес визит своей подружке, поэтому ты просто скажи нам, отчего сгорел твой магазин, чтобы нам не пришлось наводить справки, сколько стоили тебе твои апартаменты в Вичите.

Так как полицейские постоянно имели дело со всевозможными происшествиями, их трудно было чем-то сконфузить или сбить с толку. Но они также были людьми и по-мужски ценили женскую красоту, вот почему четверо сидевших в комнате подпрыгнули и уставились на Мэгги, когда она вошла.

Конфуз наступил примерно три секунды спустя.

Из-за того, что Фэрли расстроил Мэгги, ее объяснения перескакивали с одного на другое, и она описывала события, не вдаваясь в детали, пытаясь пояснить, почему они с Гедеоном оказались в цирке.

Полицейским явно не хватало опыта Гедеона, чтобы воспринять это правильно. Но они все-таки слушали, изумленно кивая, когда тетя Клара, кузен Руфус и двоюродная бабушка Гертруда каким-то образом оказались втянутыми в эту историю. Выглядели полными сочувствия, когда дядя Раймонд был убит в битве при Булл Ран в то время, когда заряжал пушку «Чертов Янки».

Гедеон веселился от души, невзирая на обстоятельства, пытаясь несколько раз подавить смех и видя, что даже Фэрли время от времени улыбается. Мэгги была сама собой больше, чем обычно, глядя на четырех мужчин, слушавших ее открыв рты и, видимо, окончательно решивших, что она премиленькая дурочка. Может быть, поэтому Гедеон и подумал, что все отклонения от сути были очень тщательно продуманы для того, чтобы сконфузить их больше, чем они бы изумились, изображай она просто глупость.

Шеф полиции дослушал ее до самого Булл Ран, а затем, сделанный из более прочного материала, чем его подчиненные, почесал лоб и сказал:

— Но, мадам, разве это не Гражданская война?

— Конечно.

— Ну ладно, а какое она имеет отношение к чекам и фокуснику, который упал в колодец?

— Вообще никакого. А почему вы подумали, что имеет?

— Потому что вы сказали… — он остановился, видимо, пытаясь сосчитать до десяти или даже до двадцати, затем закончил очень твердо. — Мадам, вы говорите, что этот мужчина в шотландском костюме украл чеки у компании из Калифорнии, правильно?

— Да, и…

Он поднял вверх руку.

— Пожалуйста, мадам, я хотел бы попытаться понять это. Шотландец присоединился к цирку в Литтл Роке, и четыре года спустя фокусник, ваш кузен, нашел один из чеков и угрожал, что пойдет в полицию. Это было в Айове, мадам?

— Да, — терпеливо ответила Мэгги.

— О'кей. Между шотландцем и фокусником возник спор, и фокусник случайно упал в колодец. Полиция Айовы квалифицировала это, как несчастный случай. Затем к цирку присоединились вы, и вы хотели выяснить, что случилось на самом деле?

— Да.

— И вы, как я понимаю, абсолютно ничего не знали о чеках?

— Тогда нет. Не знала до тех пор, пока Балтазара не забодал носорог и не пришел Гедеон.

Шеф медленно обхватил лицо руками.

— Угу, — сказал он удрученно сквозь пальцы.

Гедеон, которому отнюдь не нравилось бедственное положение этого симпатичного мужчины, теперь заговорил сам, чтобы прояснить ситуацию, как получилось, что он приехал в «Страну Чудес». Вместо того, чтобы упростить свой рассказ для вящей убедительности, он рассказал о предполагаемой судьбе Балтазара. К несчастью, ему пришлось скрыть некоторые вещи, не подлежащие занесению в протокол, например, Медвежий пруд Шона. Но некоторые посторонние подробности все же вкрались в его рассказ, и вскоре напряжение, возникшее вокруг него, дало ему понять, что он не внес в эту историю большей ясности, чем Мэгги.

Слишком много подробностей, и слишком многое имело значение.

Шеф, наконец, замахал рукой, чтобы водворить тишину. Он нахмурился на мгновение, размышляя, затем протянул конверт одному из своих людей.

— Ты, Грег, позвони в полицию штата Калифорния и скажи им, что мы нашли чеки, украденные несколько лет назад. А ты, Кевин, позвони в полицию штата Айова и спроси у них об этом фокуснике и колодце.

Молодой полицейский возразил:

— Но, шеф, я даже не знаю имени…

Шеф раздраженно ответил:

— Во имя святого Петра, как много фокусников могло упасть в колодец в штате Айова с прошлой весны?

Молодой полицейский бросился к своему столу и схватился за телефон.

Смеющийся Фэрли посмотрел на Гедеона и беззаботно сказал:

— Ты знаешь, наверное, стоило быть пойманным, чтобы все это услышать.

Четвертый полицейский, стоявший позади кресла шефа и выглядевший совершенно сконфуженным, спросил:

— А кто такой Лео?

… Наконец, все было выяснено, но это заняло довольно много времени. Полиция штата Калифорния связалась с полицией Сан-Франциско, которая, покопавшись в архивах, нашла соответствующий случай, затем пообещала прислать человека с нужными бумагами для сопровождения Фэрли и чеков. Один из полицейских сварил кофе, а когда Мэгги сказала, что они еще не завтракали, его послали за пончиками. Шеф выпил две таблетки аспирина и начал лично разговаривать с полицией Айовы, совершенно поставленный в тупик сообщением о том, что с прошлой весны два фокусника упали в колодец.

— Опасное место для фокусников, — промямлил он.

— Совсем, как Бермудский треугольник, — рассудительно заметила Мэгги.

— Но там были корабли и самолеты, — запротестовал шеф. Затем посмотрел на потолок или в небо над ним и пробормотал: — Она продолжает меня втягивать, но я не хочу этому поддаваться.

Фэрли, жуя кусок пончика и запивая его кофе, спросил:

— Мэгги, а ты будешь давать свидетельские показания на моем суде?

— Мне кажется, я буду обязана это сделать, а что?

Обрадованно посмотрев на нее, Фэрли ответил:

— Да так, ничего.

Гедеон не смог сдержать смеха, вообразив, в каком положении окажется суд присяжных, когда перед ним начнет выступать Мэгги.

Мэгги посмотрела на него тоже с искорками смеха в глазах.

— Ну да, — прошептала она ему на ухо. — Это ведь был всего лишь несчастный случай, а чеки вернутся к тому, кому принадлежат.

Прежде чем Гедеон успел ответить, шеф схватил телефонную трубку и произнес во всеуслышание:

— Ничего из этого не входит в нашу юрисдикцию, и я не знаю, почему… Ладно, не придавайте значения… Вот что… мы теперь собираемся делать… Мистер Хьюз, полиция Калифорнии желает получить ваши показания больше всего, потому что вы идентифицировали чеки и можете опознать шотландца, я имею в виду преступника, так как видели его в той компании в Сан-Франциско, где были украдены чеки. Поэтому Грег отведет вас в другую комнату и займется вашими показаниями, которые вы затем прочитаете и подпишете. Я… — он громко сглотнул, — я сниму показания мисс Дюран здесь. После этого, если вы предъявите свои документы и оставите свои постоянные адреса, вы будете свободны. Кевин, не отведешь ли ты шотландца в подвал, пока он не выскочил на улицу? И зачитай ему положение о его правах.

— А какое обвинение, шеф? — спросил молодой полицейский, все еще не совсем пришедший в себя.

— Он стибрил два миллиона триста в чеках. Не хлопай ушами, черт бы тебя побрал!

— А разве никто не хочет услышать мое признание? — обиженно спросил Фэрли, наконец, спустившись с небес на землю.

— Ты пробудешь здесь еще некоторое время, — огрызнулся шеф. — Мы выслушаем тебя позже.

Фэрли понуро направился в сторону подвала, держа чашку кофе в одной руке, а пончик — в другой. Его под руку в высшей степени осторожно держал юный Кевин, который, казалось, был так сильно озадачен килтом, как ничем другим в жизни.

Гедеон покорно последовал за полицейским Грегом в небольшую комнату с противоположной стороны, и последнее, что он услышал, был жалобно-просящий голос изможденного шефа, взывавшего к Мэгги:

— Хорошо, хорошо, мисс Дюран, но не могли бы вы временно оставить Булл Ран в стороне?

Снятие показаний Гедеона оказалось довольно долгой процедурой. Полицейский Грег был педантичен, он хотел, чтобы над всеми «I» стояли точки. Когда же, наконец, начала вырисовываться последовательность событий, некоторое время было потрачено на выяснение всех подробностей. Когда Гедеон прочитал, подписал свои показания и выбрался из маленькой комнатки, оказалось, что он провел там почти два часа.

Его глазам предстал лишь один шеф, сидевший за столом и вперивший взгляд в кассету, лежавшую в центре стола.

— А где Мэгги, шеф? — спросил Гедеон, подходя к столу.

— Ты знаешь, — сказал шеф с отсутствующим видом, — я встретил за свою жизнь всего лишь двух уникальных людей. Первым был друг моего дедушки, он был чем-то. Очарование распространялось от его облика, и он смог бы уговорить осла отдать ему его заднюю ногу. Я не знал до самой его смерти, что он был героем. На его похоронах были люди из шести штатов, четырех зарубежных стран и сам президент.

Через мгновение Гедеон спросил, уже начиная догадываться, кто был вторым человеком:

— А кто же второй?

— Она. Я никогда не встречал кого-либо, похожего на нее. Она — что-то очаровательное, правда?

— Да, — просто согласился Гедеон. Выражение отстраненной задумчивости на лице шефа пропало, и он посмотрел на Гедеона недовольным взглядом.

— Никто из вас не сказал, что у вас есть пленка. Почему, черт возьми? Было бы гораздо легче во всем разобраться, просто прослушав ее.

— Извините, я совсем забыл про нее. Шеф, а где Мэгги?

— Ушла.

Гедеон уставился на него.

— Ушла? Как ушла?

Шеф вздохнул.

— Явился полковник Сандерс и сказал, что отвезет ее домой. Если сказать по правде, я даже не подумал задержать его. Она оставила нам свой адрес, — он похлопал по карману рубашки и достал сложенный листок бумаги. — Это записка для вас.

Записка была очень короткой и без подписи. Своим удивительно элегантным почерком Мэгги писала: «Я думаю, тебе следует взять Лео с собой, ты не против?»

— Ну что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, — сказал Единорог, — можем договориться: если ты будешь верить в меня, я буду верить в тебя! Идет?

 

Глава девятая

Двумя днями позже Гедеон вел взятую напрокат машину по извилистой дороге в направлении к большому дому в элегантном старом районе Ричмонда, штат Вирджиния. Дом был импозантным, сложенным из серого камня, на котором время оставило свой след, и выглядел так, будто был построен еще в колониальную эпоху. Он располагался посреди превосходно ухоженного луга, спускавшегося к самой Джеймс Ривер.

— Ву-у-у-у, — благоговейно прокомментировал Лео.

— Я же говорил, — отозвался Гедеон. Они задержались на мгновение у подножия выложенной плиткой лестницы, мужчина и кот, просто глазея, а затем Гедеон направился к массивной двери парадного входа и твердо постучал блестящим медным дверным молотком.

Дверь открылась почти немедленно, явив строгого вида старика, облаченного в традиционный для Старого Света камзол дворецкого. Он не выглядел удивленным. Он выглядел так, словно его уже давно ничем нельзя уди — вить.

— Добрый вечер, мистер Хьюз, — сказал он вежливо, с легким полупоклоном. — Мисс Дюран ожидает вас, входите, пожалуйста, — он шагнул назад, открывая дверь шире, и даже бровью не повел, когда вместе с Гедеоном вошел довольно крупный и необычно выглядевший кот.

В течение прошлой недели Гедеон здорово изменился, причем настолько, что его сильнейшей эмоцией, когда он стоял в изысканном фойе, было восхищение. Блестящая люстра над его головой, полированный паркет пола, винтовая лестница, огромные картины, изображающие людей, одетых в шелка, атлас и тонкие кружева, — все говорило, что этот род существовал так давно, что мог похвастать членами, участвовавшими в войне с красными мундирами, а не только в Гражданской войне. И неудивительно, что Мэгги могла рассказать столько красочных историй, подумал Гедеон с улыбкой, ее предки, возможно, высадились здесь, когда еще ничего не было, кроме прерий и индейцев.

— Что задержало тебя?

Он посмотрел вверх, наблюдая, как она спускалась к нему по винтовой лестнице. Ее появление было великолепным. Хамелеон теперь имел величавые и изысканные цвета. Серебряные волосы были уложены вокруг головы наподобие короны, бриллианты украшали шею и уши, хрупкое тело было облачено в зеленый шелк самым соблазнительным образом, ноги обуты в лакированные туфли, которые делали ее выше и стройнее.

Она держалась в этом наряде очень уверенно, и Гедеон подумал, что женщина, одинаково уверенно чувствовавшая себя и здесь, и в пестром балагане в самом центре Канзаса, и в самом деле, будет дома везде, где бы она ни находилась.

Тем же игривым тоном, который прозвучал в ее вопросе, Гедеон ответил:

— Я должен был вернуться в лагерь за Лео, ты же знаешь. И, естественно, все захотели узнать, что же произошло, поэтому я был вынужден рассказать. Одно потянуло за собой другое. В твоем мире это — обычное дело. Я сказал им, что мы навестим их на обратном пути в Сан-Франциско.

— О, прекрасно. Гедеон, это Лютер. Лютер, не присмотришь ли ты за багажом мистера Гедеона?

— Да, мисс Мэгги, — дворецкий отвесил легкий полупоклон в знак того, что признал Гедеона. — Следует ли мне отвести кота на кухню?

— Да, так и сделайте. Привет, Лео!

— Ву-у-у-у?

— Иди с Лютером и следи за своим поведением. Тебя покормят на кухне, — она наблюдала за тем, как кот покорно вышел из комнаты вместе с Лютером, потом взяла Гедеона за руку и ввела в прелестную гостиную. — Так как ты был в пути, я не смогла послать тебе цветы, но на сегодняшний вечер у нас романтическое меню, и, если пожелаешь, мы можем пойти в театр.

— Мой предпочитаемый метод ухаживания? — напомнил он.

— Ну да, это было бы только справедливо, ведь ты оставил свою работу и предпочел свободную жизнь, да еще с таким достоинством. Все, что остается сделать мне, это показать тебе мой стиль жизни.

Гедеон привлек ее к себе. Они стояли рядом с массивным камином, над которым висел портрет молодого темноволосого мужчины со смеющимися темными глазами, одетого по моде 1890 — х. Не обращая внимания на наблюдателя, Гедеон поцеловал Мэгги долгим поцелуем.

— Привет, — прошептал он, когда смог.

— Привет, — ответила она счастливо. — Дядя Сайрус охраняет семью.

— Почему я не встретился с ним в Канзасе? — и сам же предположил. — Ты захотела бросить меня посреди страны, чтобы теперь предстать во всем великолепии.

— Нет, дядя Сайрус очень торопился. Он сказал, что кое-что намечается во Флориде и он лично хочет проследить за развитием событий. Он отправил меня домой самолетом, а теперь составляет расписание рейсов, чтобы все могли быстро собраться здесь.

Гедеон чувствовал себя немного утомленным после дороги и хотел принять душ и переодеться перед обедом. Мэгги показала ему комнату, где были распакованы его чемоданы, и вышла, объяснив, что должна проверить, все ли в порядке на кухне.

Он с первого взгляда понял, что это была ее комната. Рука Мэгги чувствовалась во всем. В полках, полностью загруженных книгами по всевозможным предметам, начиная от фантастики и заканчивая хрестоматией по литературе. На тяжелом круглом столе рядом с диваном стоял вполне современный компьютер. Обширная кровать, поддерживаемая четырьмя массивными ножками, выглядела более чем удовлетворительно, а ванная комната была оборудована с комфортом в полном смысле этого слова.

Он принял душ и переоделся в более строгий костюм, чтобы соответствовать элегантности Мэгги, думая уже, возможно, в тысячный раз, как он будет счастлив, женившись на ней. Ему никогда не придется скучать, в этом он был уверен.

Или, например, этот дом, еще одна ее грань. Она очень стремительно умчалась из Канзаса, желая изменить свои цвета, чтобы он смог увидеть ее в совершенно ином свете, чем прежнюю Мэгги, которую он знал. И Гедеон был рад, что она так сделала, потому что его, и в самом деле, изумил этот необычный контраст.

Но это неважно. Ее изменяющиеся цвета больше не выводили его из равновесия. Он видел и понимал все ее мотивы и по достоинству оценил черты характера, ибо увидел и понял целое.

Это было нечто зачаровывающее.

Улыбаясь в душе, Гедеон оставил спальню и спустился вниз по лестнице, встретив свою любимую в фойе, разглядывающую пакет, который только что прибыл.

— Там кое-что хорошее, — обрадовал ее Гедеон.

— И что же там?

— Пойдем в гостиную, и ты увидишь, когда откроешь его.

— Когда ты в последний раз сделал мне подарок, — напомнила Мэгги, когда они перешли в другую комнату, — это была коробка с клоунскими носами.

Сидя рядом с ней на диване, Гедеон рассмеялся.

— Но не теперь. Давай распечатывай.

Она начала распаковывать, сняв бумагу и поднимая крышку коробки. Внутри лежало очень старое и изящное серебряное зеркало с ручкой, заботливо завернутое в папиросную бумагу. Несмотря на очевидный возраст, зеркало было отполировано до совершенства, без каких-либо изъянов и сверкало, как бриллиант.

— Гедеон, это прекрасно.

Он вынул зеркало из коробки, подержал его вертикально, а затем медленно повернул обратной стороной.

— Кое-что еще, чему ты научила меня, — сказал он мягко. — Что ты найдешь на обратной стороне зеркала зависит от того, как ты его держишь.

То, что нашла она, было очаровательной миниатюрой, написанной в пастельных тонах, мазки кисти были столь легки и воздушны, что сцена казалась взятой из мечты. Там были единороги и драконы, эльфы и радуги, львы и ягнята.

Мэгги долгое время рассматривала ее, затем посмотрела на Гедеона. Ее глаза горели внутренним огнем, как будто где-то там внутри внезапно зажглась звезда.

— Мне больно, когда я так сильно чувствую, — прошептала она еле слышно. — И мне нужно отвлечься, ибо мне кажется, я совсем пропаду, если буду смотреть на это чуть дольше. Но я ведь не должна отвлекаться от нас, правда?

— Нет, ты не должна отвлекаться, — прошептал он в ответ, положив зеркало в сторону и крепко обнимая ее. — Мы навсегда. Я люблю тебя, Мэгги.

— Я тоже очень сильно люблю тебя.