— Я думала, — сказала вдова, — о том, чтобы гроб для покойного супруга сделать из сосны.

— Неужели? — переспросил ее Джордж Победоноссон, и по его голосу было слышно, что он потрясен до глубины души. — Сосна! Такое тонкое и хрупкое дерево. Я бы не сказал, что оно подходит для гроба любимого мужа. — Он задумчиво покачал головой. — Если супруг был вам очень дорог, то боюсь, вам следует остановить свой выбор на полированном дубе. Разумеется, если покойный играл не такую уж важную роль в вашей жизни… — Мистер Победоноссон сделал паузу, и фраза повисла в воздухе: незаконченная, обвиняющая.

Прошло уже несколько дней с тех пор, как Грейс узнала волнующие новости о наследстве, и она снова стояла в красной комнате, ожидая, когда ее предъявят как живой пример сознательной, профессиональной скорбящей, которую можно нанять, дабы подчеркнуть момент прощания с бренным миром.

Женщина вздохнула.

— Дело в том, что я оказалась в несколько затруднительном положении с точки зрения финансов.

— Финансовую сторону такого дела вовсе не стоит принимать в расчет, — заметил мистер Победоноссон, печально качая головой.

— Вы уже думали о том, чтобы воспользоваться поездом компании «Некрополис»? — включилась в диалог миссис Победоноссон. — Некоторые современные вдовы считают, что это именно то, что нужно, — и к тому же удивительно экономично.

— Поезд? — переспросила вдова. — Ни в коем случае. Мой муж не переносил поездов. — Она снова вздохнула. — Что ж, по поводу дерева для гроба…

— Мадам! — воскликнул мистер Победоноссон. — Я бы оказался никудышным гробовщиком, не заботящимся о своих клиентах, если бы согласился на что-либо меньшее, чем высококлассный полированный дуб.

— О Боже, ну что ж, возможно…

Стоявшая с опущенной головой Грейс, услышав последнюю фразу, даже не знала, что ей делать: громко поносить увертливость Джорджа Победоноссона или же не менее громко восхвалять его изобретательность.

Поскольку в тот день похорон не было, она вышивала еще одну брошь, и опять человеческим волосом (волосы умершего следовало сложить в лавровый венок и пришить к шелку), когда миссис Победоноссон велела ей надеть шляпку, взять ленты и ждать в красной комнате, придав своему лицу трагическое выражение. Теперь, когда Победоноссоны и вдова перешли в соседнее помещение, чтобы вернуться к вопросу о дереве, Грейс с любопытством осмотрелась в комнате, куда ей редко дозволялось заходить. Она увидела внушительный письменный стол красного дерева, несколько кожаных кресел и высокий буфет, дверцы которого были приоткрыты. Над столом висели две большие полки: одна из них была заполнена картонными папками с именами заказчиков последних похорон, а на второй стояли журналы для гробовщиков и несколько экземпляров Библии. На столешнице лежал нож для резки бумаги, а также стояли чернильница и пять деревянных подставок для папок с деталями похорон, которые фирма Победоноссонов планировала провести в ближайшие несколько дней. Но там не было никакого великого плана мошеннически лишить Лили Паркес ее наследства. Сказать по правде, в холодном свете лондонского дня вся ситуация показалась Грейс слишком абсурдной, чтобы быть правдой.

Грейс поразмыслила об этом, а затем уделила минут десять беспокойству о Лили. Наконец в комнату вернулись Победоноссоны. За ними шла безутешная вдова.

— Если вы не хотите воспользоваться поездом, то должна вам заметить, упряжка всего лишь из двух лошадей для первого экипажа в процессии выглядит довольно-таки жалко, — произнесла миссис Победоноссон, входя в комнату. — Она будет символизировать — если вы позволите мне говорить прямо — определенное равнодушие к покойному со стороны тех его родственников, которые остались на грешной земле.

Вдова что-то пробормотала, очевидно, не соглашаясь с подобным утверждением.

— В прошлом году некая дама, живущая с вами по соседству, овдовев, заказала четырех превосходных жеребцов, которые тянули дроги с телом ее супруга прямо в рай, и благодаря этим животным вся процессия выглядела весьма импозантно: шикарные плюмажи, развевающиеся гривы… Не правда ли, мистер Победоноссон?

— Истинная правда! Ибо они выступали символами великой любви, которую эта женщина лелеяла в своем сердце, — любви к покойному супругу.

— О Боже… Ну, если вы считаете, что это так необходимо… — сказала вдова.

Миссис Победоноссон повернулась к Грейс.

— И раз уж мы затронули вопрос о похоронном кортеже, — произнесла она, — то что вы скажете о наемных участниках процессии?

Грейс сделала неглубокий вдох и, сдвинув носки туфель вместе, замерла, словно восковая фигура.

— Я об этом не думала, — призналась вдова. — Я и не догадывалась, что это может быть необходимо.

— Наемные скорбящие пользуются большой популярностью, — заметила миссис Победоноссон. — Они могут быть одеты в плащи с капюшонами или, вот как Грейс, нарядиться во все черное, включая шляпку, и нести в руках ленты. «Плакальщики» — вот как мы называем ленты, ведь они символизируют пролитые слезы.

— Понятно, — ответила вдова, бросив на Грейс злобный взгляд. — Но я, право же, не…

— Обычно их нанимают по двое, — продолжала миссис Победоноссон, словно не заметив комментария вдовы. — А если их поставить по обе стороны входной двери, они производят очень трагическое впечатление. Думаю, вы согласитесь, что у этой девушки, Грейс, весьма душераздирающий вид.

Вдова тяжело вздохнула и высморкалась в белый с черной каймой носовой платок, но в результате согласилась нанять двух участников процессии. Грейс ждала, когда же ее отпустят, ведь у нее оставалось еще много работы над брошью из волос, и она хотела закончить ее засветло. Вдову проводили к выходу, и Роуз едва успела закрыть за ней двери, когда в них неожиданно громко постучали.

Двери снова открыли, и Роуз начала было произносить вежливое приветствие, но Сильвестр Победоноссон тут же перебил ее и, ворвавшись в холл, помчался прямо в красную комнату.

— Оно у меня, Джордж! — воскликнул он, торжествующе поднимая руку с зажатым в ней плотным конвертом. — То, чего мы так ждали!

Грейс бросило в жар, затем — в холод. Это свидетельство. Безусловно, это оно.

Ее тут же отпустили восвояси, но вместо того, чтобы вернуться в комнатушку для шитья, девушка осталась в узком проходе, соединявшем хозяйские покои в передней части дома и мастерские в задней.

— Подделка хорошего качества? — услышала Грейс вопрос Джорджа Победоноссона.

— Исключительного. Эти люди собаку съели на подделывании документов! — ответил его кузен.

Затем конверт открыли, и Грейс, сердце которой отчаянно билось, представила себе, как мужчины разворачивают документ.

— Как по мне, выглядит неплохо, — услышала она через несколько секунд голос Джорджа Победоноссона.

— Хотя как оно должно выглядеть на самом деле, не знает никто, — заметила его супруга.

Ненадолго воцарилась тишина, и Грейс предположила, что они все вместе читают документ.

— Когда ты отвезешь его? — спросил Сильвестр.

— Вечером, как только мы закроемся, — ответил его кузен.

Миссис Победоноссон восторженно хихикнула.

— Не забывай, он не должен выглядеть слишком новым, — сказала она. — Ведь ему должно быть уже много лет. Запачкай его; вотри в него сажи из камина.

— Мудрые слова! — весело воскликнул Джордж Победоноссон. — Какая у меня умная жена!

Последовала еще одна небольшая пауза — похоже, документ снова спрятали в конверт, после чего владелец похоронного бюро предложил всем выпить в задней комнате. Миссис Победоноссон ответила, что оставит это удовольствие мужчинам (а ей нужно проверить, как работают девушки), и Грейс с быстротой молнии проскочила коридор и свернула за угол.

Она сразу же направилась в комнатку для шитья, повесила на крючок шляпку и плащ и взяла в руки вышивку. Наверное, ей просто повезло: четыре девушки из похоронного бюро все еще работали в магазине на Оксфорд-стрит, и единственным человеком в комнатке на тот момент была Джейн. Однако она прилежно вышивала инициалы покойника на подушке для гроба и, когда Грейс вошла, даже не подняла глаз от работы.

Несколько мгновений Грейс молча сидела на табуретке, держа работу в руках. Что же ей делать? Может ли она сообщить об этом Джеймсу? Но как? Если она все же сообщит ему новость, то чего он может от нее потребовать?

И тут в ее мозгу созрел пугающий ответ: он определенно захочет, чтобы она выкрала документ!

Грейс тут же почувствовала, что качает головой. Нет, она никогда не осмелится на такой дерзкий поступок!

Но если она на это не осмелится, прозвучал внутренний голос, то будет просто стоять и смотреть, как кто-то присваивает состояние, которое сколотил ее родной отец. Готова ли она позволить Шарлотте Победоноссон выдавать себя за Лили, а возможно, даже смириться с тем, что она, Грейс, больше никогда не увидит сестру? Готова ли она позволить Победоноссонам вести роскошную жизнь на ее деньги?

Нет! Ни к чему из вышеперечисленного Грейс не была готова. Однако все так и произойдет, если она ничего не предпримет для того, чтобы остановить Победоноссонов. Даже если ее ждет неудача, она все равно обязана попытаться…

Придя к такому решению и понимая, что действовать нужно немедленно, пока мужество ее не покинуло, Грейс снова отложила вышивку и, бросив быстрый взгляд на Джейн, чтобы проверить, заметила ли та вообще ее присутствие, покинула помещение для шитья, прошла по коридору и (прислушавшись на мгновение у дверей, нет ли кого внутри) проскользнула в красную комнату.

«Обошлось», — вздохнула девушка: конверт все еще лежал на столе. Грейс быстро, в восемь шагов, преодолела расстояние до стола, достала плотную белую бумагу из конверта и прочла первые несколько строк: «Подтверждение удочерения в графстве Миддлсекс». Чуть ниже от руки было вписано имя Лили, а имена Летиция и Реджинальд Паркес приводились как имена родных матери и отца Лили.

О, коварные Победоноссоны!

Грейс не стала читать дальше, но сложила документ и спрятала его в лифе платья (ей хватило предусмотрительности оставить уже пустой конверт на столе, на том же месте). Затем повернулась к двери… но тут же с ужасом услышала голос Сильвестра Победоноссона, приказывающего Роуз принести ему графин портвейна в красную комнату. К несчастью для Грейс, Сильвестр Победоноссон решил вернуться к большому камину.

Услышав его ненавистный голос прямо за дверью, Грейс замерла, но затем, увидев, что спрятаться можно в одном-единственном месте, быстро распахнула дверцу высокого буфета и влезла внутрь. После этого девушка дрожащими пальцами прикрыла дверцу.

В узкую щель между дверцами Грейс увидела, как вслед за Сильвестром Победоноссоном в комнату вошла Роуз. Горничная подмела золу в камине и снова вышла, но через минуту вернулась, неся поднос, на котором стоял графин с темно-красной жидкостью. Сильвестр Победоноссон даже не подумал поблагодарить Роуз; он молча снял пальто и повесил его на вешалку, налил себе бокал портвейна и пододвинул удобное кресло ближе к огню.

Грейс старалась дышать как можно тише; она уже готова была упасть в обморок от страха. Девушка что есть силы прикусила нижнюю губу, чтобы привести себя в чувство. Она повторяла себе, что справится, что сумеет победить, ведь ей просто нужно сидеть и ждать, когда Сильвестр Победоноссон выйдет из комнаты…

Но было не похоже, что он собирается уходить; по правде говоря, создавалось впечатление, что он чувствует себя как дома и намерен задержаться еще какое-то время. Вынужденная следить за ним, Грейс смотрела, как он устраивается в кресле: грудь колесом, ноги раздвинуты — самомнение так и сочилось из него, даже когда он просто сидел. Немного погодя Сильвестр Победоноссон снял ботинки и, наклонившись вперед, придвинул их поближе к камину; затем снял перчатки — сначала стянул с руки правую, а затем и левую — и небрежно уронил их на пол. Он немного повернулся и сунул руку в карман сюртука, чтобы достать сигару, — благодаря этому жесту его левая ладонь была очень хорошо видна Грейс, и в то же мгновение девушка, к своему полному изумлению и ужасу, поняла, что эта ладонь представляла собой хитроумное устройство, состоящее из металлических пластин с заклепками, крепящееся к обрубку руки полосками полотна.

И тут она все поняла. Грейс осознала причину, по которой запах сигар и макассарового масла для волос включил цепочку воспоминаний, по которой ей совершенно не хотелось идти; причину того, почему все ее тело начинало кричать от отвращения каждый раз, когда этот человек оказывался рядом. Сильвестр Победоноссон был тем мужчиной в церкви на похоронах Вэлланда-Скропса; мужчиной, одно присутствие которого вызвало у нее приступ тошноты. Сильвестр Победоноссон был тем самым мужчиной, который пришел к ней среди ночи…