Грейс снова прикусила губу, на сей раз так сильно, что почувствовала вкус крови и чуть не закашлялась. В голове у нее крутились сотни вопросов и сотни ощущений, и она поняла, что уже не может держать себя в руках. Ей захотелось выпрыгнуть из буфета, осыпать Сильвестра Победоноссона градом ударов, выкрикнуть ему в лицо оскорбления. Ей захотелось схватить нож для резки бумаги и вонзить ему в сердце! Какие страдания причинил ей этот человек! Он похитил ее невинность, украл ее прошлое, разрушил будущее — а сейчас собирался присвоить наследство, по праву принадлежащее ее семье. Разве можно допустить, чтобы такой человек жил на земле? Грейс хотелось убить его на месте.
И тем не менее, скрываясь в темноте буфета и лишь с большим трудом сдерживая бушующую ярость, девушка прекрасно понимала, что не осмелится поступить так, как ей хочется. У нее на это не хватит сил — ни физических, ни душевных; кроме того, она слишком страшилась возмездия. Мужчина таких габаритов и силы одолеет ее в мгновение ока. Будь у нее даже нож или пистолет, хладнокровно лишить человека жизни — это безрассудный, отчаянный поступок. Она просто не способна на подобное!
Кровь стучала у Грейс в ушах, когда она пыталась взять себя в руки и сидеть тихо, как мышка. Она должна оставаться спокойной, но быть настороже и ждать первой же возможности сбежать. Только если ей удастся выскользнуть из комнаты незамеченной, у нее появится шанс взять верх над Победоноссонами.
Сильвестр, даже не подозревая о присутствии в комнате посторонних, постучал зажатой в механической руке сигарой по столешнице. Все его внимание было поглощено подсчетами приблизительной суммы, которую они получат в результате мошенничества. Кто-то сказал ему, что все наследство составляет около сотни тысяч фунтов. Другой человек утверждал, что речь идет о ста пятидесяти тысячах. Даже учитывая то, что ему придется поделиться с кузеном, сумма очень и очень приличная. Ее хватит на новый магазин похоронных товаров в каком-нибудь крупном промышленном городе, например в Манчестере или Бирмингеме…
Размышляя о деньгах и способах, с помощью которых он их получит, Сильвестр Победоноссон неожиданно повернулся к конверту, по-прежнему лежащему на столе. Несколько секунд он просто смотрел на конверт, а затем подкатился на снабженном колесиками кресле поближе и протянул руку, намереваясь взять его.
У Грейс кровь застыла в жилах.
Он заглянул в конверт раз, затем второй, а потом недоверчиво выругался. Победоноссон швырнул конверт на пол и разразился потоком ругательств. Затем с недоумением уставился на пол, выдвинул несколько ящиков стола и, крича и сквернословя, выбежал прочь из комнаты.
Грейс не колебалась ни секунды. Она выскользнула из буфета, покинула красную комнату и вернулась в вышивальную, где сейчас никого не было. Девушка взяла в руки оставленную ранее вышивку и замерла на минутку, чтобы дать себе осознать то, что ей только что довелось увидеть, и попытаться совладать с недавними открытиями.
Так значит, это был он. Разумеется! Разве она не чувствовала это с самого начала? Сильвестр Победоноссон был тем самым человеком, чье появление в церкви, на похоронах, вызвало у нее нервную дрожь. И уже здесь, в магазине, она не то чтобы узнала его, но в глубине души испытала ужас от его присутствия. Именно ему принадлежит запах сигар и помады для волос. Именно ему принадлежит та аура зла…
Из глубины дома донеслись громкие крики, и Грейс тут же склонилась над шитьем, но, сделав это, услышала шорох бумаги. Свидетельство! Она должна избавиться от него, и как можно скорее.
Но куда его положить?
Первой ее мыслью было сжечь документ, но, поскольку день уже клонился к закату, в камине оставалось два-три тлеющих уголька и ни следа яркого пламени, от языков которого плотная бумага моментально вспыхнула бы и сгорела дотла. Кроме того, свидетельство, несомненно, лучше сохранить — чтобы доказать его незаконность. Может, спрятать его у себя в комнате, под матрасом? Подумав об этом, Грейс встала, но почти тут же снова села, поняв, что комнаты прислуги обыщут в первую очередь, и уж, конечно, начнут с кровати сестры Лили. Победоноссоны будут искать везде. Но тут ее осенило. Станут ли они обыскивать приемную Господа?
Как только Грейс об этом подумала, она вышла из комнаты и торопливо спустилась по каменным ступеням в прохладный покой, где в тот день лежали благородные останки мистера Траскот-Дивайна и мистера Мэйхью, чьи похороны должны были состояться в Бруквуде на следующий день. Тела были уже практически готовы к церемонии: господа покоились в гробах, одетые в свои лучшие костюмы, а их руки аккуратно сложили на груди. Крышки гробов лежали сверху: их заколотят только перед самым погребением. Грейс знала, что это своеобразная страховка от погребения заживо (ей было известно и о второй причине: так мистеру Победоноссону будет проще освободить трупы от всех мало-мальски ценных вещей).
В помещении было ужасно холодно. В жестяном подсвечнике горела одинокая свеча; она мигала и оплывала в сыром воздухе, отбрасывая дрожащие тени и создавая мрачную, тревожную атмосферу. Однако Грейс это не отпугнуло: она подошла к ближайшему гробу, который принадлежал мистеру Траскот-Дивайну, отодвинула крышку и положила свидетельство внутрь, под матрас. Совершая это действие, Грейс не могла не вспомнить о другом, похожем случае: печальном дополнении, которое она около полугода тому назад спрятала в другой гроб и в другом месте. Как странно, что тот случай оказался так крепко связан с нынешним…
Но для воспоминаний времени не оставалось, и Грейс, приподняв юбки, проворно взбежала по лестнице и вернулась в комнату для шитья. Из красной комнаты до нее доносились голоса и невнятный шум (голоса принадлежали обоим кузенам Победоноссон и Роуз, причем последняя плакала и оправдывалась), и Грейс решила, что будет разумно зайти к миссис Победоноссон и тем самым обеспечить себе хоть какое-то алиби. Вышеупомянутую даму она обнаружила в одной из мастерских, вместе с Джейн и еще двумя девушками: они вплетали восковые цветы в венки.
Грейс присела в реверансе. Последние несколько дней ей было очень нелегко скрывать свою ненависть к семейству Победоноссон и вести себя с ними вежливо и почтительно, и сейчас — после того что ей открылось в отношении Сильвестра Победоноссона — она отчаянно пыталась вести себя естественно.
— Я уже почти закончила лавровый венок, мадам, и не знаю, стоит ли мне сразу же приниматься за вышивку на подушке, — произнесла Грейс, протягивая хозяйке следующую работу, взятую из корзинки. — Или вы прикажете мне поработать над чем-то другим?
Миссис Победоноссон наградила Грейс фальшивой улыбкой, обнажив значительную часть не только зубов, но и десен: она тоже старалась вести себя естественно и не подавать виду, что замешана в невероятном заговоре.
— Бери из корзинки любую работу, какую хочешь, Грейс, — ответила миссис Победоноссон. — Тебе еще много осталось доделать в лавровом венке?
— Нет, мадам, — смиренно ответила Грейс. — Не желаете ли взглянуть на мою работу, мадам?
— Пожалуй. Ты так хорошо вышиваешь — кое-кому стоило бы брать с тебя пример.
— Благодарю вас, мадам. — Грейс опустила глаза, в то время как остальные девушки бросили на нее возмущенные взгляды. — Я принесу вам вышивку.
Крошечный вышитый лавровый венок был принесен в комнату, рассмотрен и предъявлен другим девушкам — но тут же вернулся к Грейс, как только дверь распахнул обезумевший Джордж Победоноссон.
— Он исчез! — крикнул Победоноссон жене.
Миссис Победоноссон повернулась к супругу и удивленно посмотрела на него.
— Что исчезло?
— Документ! А ты что подумала?
— Но я видела его своими собственными глазами менее получаса тому назад. Как он мог исчезнуть?
— Не важно как, главное, что это произошло!
Миссис Победоноссон неожиданно вспомнила о том, где находится, а также о том, что их девиз — предусмотрительность.
— Только не при девушках. Особенно… — начала она и замолчала. — Пойдем в красную комнату.
Мистер Победоноссон вышел; за ним последовала и его супруга, молчаливая и растерянная. В последнее время она могла думать лишь о наследстве, которое (она уже все решила) даст ей возможность отойти от дел и поселиться на вилле у моря. Она уже сыта по горло похоронными делами, постоянной маской заботы, проявлением сочувствия при полном отсутствии оного, притворным интересом к тому, какие цветы лучше использовать в венке; красные розы или розовые гвоздики. Иногда миссис Победоноссон ловила себя на том, что ей ужасно хочется сказать скорбящим родственникам: «Да какая разница? Они все равно не увидят эти цветы, верно? Они же умерли!»
Когда мистер и миссис Победоноссон закрыли за собой двери, их работницы в едином порыве, словно под действием магнита, перешли в дальний конец комнаты, чтобы попытаться расслышать, о чем говорят хозяева. Все трое Победоноссонов беседовали на повышенных тонах, что значительным образом облегчало эту задачу.
— Где же он, черт побери?
— Если бы я знал, я бы там поискал!
— Наверное, его забрал кто-то посторонний.
— Может, налетел сквозняк?
— И что, выдул письмо из конверта? Не будь смешной, женщина!
— А тот, кто его сделал, не может сделать его еще раз?
— На это нет времени, — ответил Сильвестр Победоноссон. — Конкуренты наступают нам на пятки.
На минуту воцарилось молчание, а затем Джордж Победоноссон заявил:
— Его наверняка похитил кто-то из наших. Соберите всех, и давайте осмотрим комнаты.
Вскоре всех работников, включая кузнеца и конюхов, собрали в холле. Им сообщили, что пропал некий ценный предмет и потому их комнаты подвергнут осмотру. Осмотр этот был проведен в чрезвычайно короткие сроки, поскольку в комнатах прислуги не было ничего, кроме кроватей и стульев, и все слуги могли похвастаться только одним комплектом одежды.
Пока остальные служащие, напустив на себя обеспокоенный вид, получали удовольствие от неожиданных драматических событий, Грейс отчаянно пыталась сохранять хладнокровие. Она не сомневалась в том, что следующим шагом станет допрос прислуги, а возможно, и личный досмотр, и, хотя пропавшего документа у нее не было, она очень боялась, что личный досмотр будет проводить мистер Сильвестр Победоноссон. Она понимала, что, если это произойдет, если он просто прикоснется к ней, она больше не сможет сдерживаться. Возможно, она и не сумеет убить его, но не будет просто стоять и позволять ему ощупывать себя. Она вряд ли справится с желанием укусить его, поцарапать или ударить. И тогда, конечно, игра будет окончена.
— За последний час никто не выходил из здания, не так ли? — спросил Сильвестр Победоноссон.
Все покачали головами, и миссис Победоноссон быстро пересчитала слуг.
— Судя по всему, нет, — подтвердила она.
— Значит, если пропавшего документа в доме нет, вор держит его при себе.
— Погоди-ка. — Джордж Победоноссон достал из кармана золотые часы и, прикрыв ладонью гравировку «Томасу Перкинсу от любящей супруги», открыл их. — В здании все-таки стало на двух человек меньше. Завтрашние трупы отправились на склад в Ватерлоо, где будут дожидаться своего поезда.
— Ну, вряд ли кражу совершили они! — презрительно фыркнула его супруга.
На какое-то время воцарилась тишина, а затем Джордж Победоноссон задумчиво произнес:
— Возможно, и они. Я сегодня спускался в подвал, чтобы проверить, все ли готово, и обратил внимание на то, что крышка одного из гробов немного сдвинута.
— Ты хочешь сказать, что один из покойников встал и похитил свидетельство?
Джордж Победоноссон бросил на жену испепеляющий взгляд.
— Я имел в виду, что кто-то положил свидетельство в гроб, чтобы вынести его из дому.
Услышав это и едва не упав в обморок от ужаса, Грейс посмотрела на лица девушек и постаралась скопировать их невинные, любопытные выражения. Ей, конечно, давно было известно, что «Лондон некрополис рэйлвей» собирает гробы, предназначенные для проведения похорон в Бруквуде, накануне вечером, но в суматохе и волнении совершенно об этом не подумала.
— И что теперь? — спросила миссис Победоноссон.
— Теперь придется ехать вслед за гробами, — заявил Сильвестр Победоноссон. — Куда именно они направились?
— На склад возле станции Ватерлоо, на Вестминстерроуд, — ответил ему кузен.
— И чьи тела мне нужно искать?
— Мистера Траскот-Дивайна и мистера Мэйхью, — ответила миссис Победоноссон. — Гроб из полированного вишневого дерева и дуба, соответственно.
— Или из того, что очень похоже на дуб, — пробормотал Джордж Победоноссон и повернулся к кузену. — Составить тебе компанию?
Сильвестр Победоноссон покачал головой.
— Оставайся здесь и осмотри все еще раз на тот случай, если мы что-то упустили, — резко ответил он. — Кроме того, мой кучер уже сидит на козлах, а в ландо места хватит только для меня одного. — Он толкнул стоящую рядом с ним девушку. — Сходи за моим пальто, и поживее.
Прислуга начала расходиться, перешептываясь и пытаясь понять, что же происходит, а бледная дрожащая Грейс вернулась в комнату для шитья. Что же ей теперь делать? Если она пустит все на самотек, то Сильвестр Победоноссон снова завладеет свидетельством и все вернется на круги своя.
Она не могла этого допустить. Нет, каким-то образом ей нужно закончить то, что она начала: она должна взять наемный экипаж и постараться добраться до склада первой.