— Мы поедем в кебе? — спросила Грейс у Джеймса, стоя в вестибюле гостиницы и глядя в окно на серое дождливое утро. На ней была темно-зеленая бархатная накидка, меховая муфта и шляпка; зеленый цвет очень шел к ее волосам, а глаза сияли янтарным светом.

Джеймс рассмеялся.

— Как же быстро вы привыкли к недавно обретенному богатству, — заметил он. — Две ночи в лучшем отеле Лондона, завтрак в постель — и вуаля: вы уже требуете, чтобы я вызвал кеб для поездки в Коннот-гарденз.

— Прошу вас, не думайте, будто я…

Он снова рассмеялся и покачал головой.

— Я просто пошутил; разумеется, мы поедем в кебе. — Джеймс поговорил со швейцаром, и тот пошел вызывать наемный экипаж. — А где же ваша сестра?

— Вернулась в постель, — ответила Грейс. — Хотя, думаю, на самом деле мне следует сказать, что она еще не вставала, поскольку мы практически не спали ночью. Мы несколько часов болтали, делились происшедшими событиями и планами на будущее. И должна с прискорбием добавить, что Лили съела все фрукты в вазе до последнего.

Джеймс рассмеялся, но тут же стал серьезным.

— Вы сообщили ей о преждевременной кончине… одного джентльмена?

— Да, — ответила Грейс, садясь в кеб. — И я также рассказала ей о том, кем он был на самом деле.

Для девушек эта ночь стала незабываемой. Они столько смеялись и плакали, что трудно было определить, чего все-таки было больше — слез или смеха. Грейс улыбнулась воспоминаниям.

— Впрочем, Лили все равно не смогла бы выйти со мной: у нее ведь нет туфель.

— Да, — кивнул Джеймс, протягивая ей конверт. — Мистер Стэмфорд весьма кстати вручил мне десять фунтов, чтобы вы могли купить все необходимое.

Грейс взяла конверт и с жаром поблагодарила Джеймса. Она подумала, что не сумеет выразить словами, что она чувствовала, сидя в наемном экипаже рядом с молодым джентльменом и проезжая через весь Лондон. В зеленой бархатной муфте лежало целых десять фунтов. Грейс не могла избавиться от ощущения, что в любой момент к ней подойдет незнакомец и заявит, что все происходящее было ошибкой.

* * *

Их направили к высокому дому с террасами в Коннотгарденз, где жила миссис Макриди, и она лично открыла им двери и ахнула, увидев преображенную Грейс.

— Милое дитя! — воскликнула миссис Макриди и отступила на шаг, чтобы получше рассмотреть ее. — Надо же, как изменилось ваше положение! Стоило вам уехать из Севен-Дайлз, и вы стали настоящей леди!

Грейс рассмеялась.

— Так и есть! — кивнула она, с восхищением глядя на строгое платье миссис Макриди, отделанное кружевом.

Их пригласили пройти в гостиную, где Грейс представила хозяйке дома Джеймса и объяснила цель их визита. Глаза миссис Макриди округлились от изумления, когда она услышала краткую версию приключений Грейс, и женщина с готовностью согласилась подписать бумаги, которые привез Джеймс.

— Разумеется, я все подпишу, чтобы подтвердить: эти девушки снимали у меня комнату, — сказала она. — За всю свою жизнь мне не доводилось сдавать комнату более милым девочкам.

Когда Джеймс поблагодарил ее и стал готовить бумаги, миссис Макриди посмотрела на Грейс и подмигнула ей, а также показала ей сжатые вместе указательный и средний пальцы, как бы говоря, что они — прекрасная пара.

Грейс на это не отреагировала, поскольку не представляла, как такое в принципе возможно. Джеймс ей очень нравился, но она и мысли не допускала о том, что такой образованный молодой человек, с блестящим будущим, из хорошей семьи сочтет ее подходящей спутницей жизни — особенно учитывая тот факт, что ему были известны самые неприглядные моменты ее биографии.

Миссис Макриди медленно и аккуратно написала свое имя — Джейн Эбсворти Макриди. Подпись была засвидетельствована Джеймсом, после чего документ присыпали песком, а затем свернули в рулон. Миссис Макриди сердечно расцеловала Грейс в обе щеки и заставила пообещать как-нибудь снова приехать к ней в гости.

Грейс как раз собиралась сесть в ожидающий ее кеб, когда миссис Макриди окликнула ее. Грейс не терпелось вернуться к Лили, и она уже хотела сделать вид, что не расслышала, но затем извинилась перед Джеймсом и взбежала вверх по ступеням дома.

— Что-то еще?

— Ну, я долго об этом думала и никак не могла успокоиться, — сообщила ей миссис Макриди.

Грейс вопросительно посмотрела на нее.

— Потому что она приходила снова и снова и повторяла, что ее последнее желание перед смертью — найти вас. А это накладывает некоторые обязательства, не так ли, когда ты знаешь, что кто-то сообщил тебе о своем предсмертном желании.

— Думаю, да, — согласилась Грейс, все еще ничего не понимая. — Но о ком мы сейчас говорим?

— О миссис Смит, или как там ее зовут на самом деле.

— Вот как! — воскликнула Грейс. Похоже, некоторые этапы ее жизни никак не желают оставаться в прошлом.

— Она пришла ко мне со своей дочерью и умоляла помочь ей вас найти. Разумеется, к тому времени вы уже сообщили мне, что работаете на гробовщиков, и я могла бы рассказать ей, где вас искать, но не стала: я решила, что она задумала недоброе. — Грейс молчала, ожидая, что пожилая дама скажет дальше. — Впрочем, по ней было видно, что жить ей осталось недолго, и теперь я думаю, что эта женщина уже никому не сможет причинить зло, ведь одной ногой она уже стоит в могиле. Так что решать вам, дорогая.

Грейс кивнула, вспоминая о самом печальном, полном страданий дне своей жизни.

— Конечно, может быть, она уже умерла — но, возможно, и нет.

— И где живет эта миссис Смит? — спросила Грейс.

— В доме под названием Тамаринд-коттедж, на Сидней-стрит. Неплохой район.

Грейс кивнула.

— Я знаю, где это. Я бывала там в те дни, когда торговала водяным крессом.

— Значит, вы пойдете к ней?

— Еще не решила.

Но на самом деле Грейс уже все решила. Она победила Сильвестра Победоноссона и одержала верх над остальным семейством; пришла пора встретиться лицом к лицу с миссис Смит. А когда она увидится с ней и решит и эту проблему, то уничтожит всех своих демонов.

Вернувшись в кеб, Грейс спросила Джеймса, не мог бы он попросить кучера остановиться где-нибудь на Оксфорд-стрит, чтобы она купила пару туфель для Лили и для себя.

— А затем я пойду домой пешком, — добавила девушка. — Чтобы подышать свежим воздухом и немного подумать.

— Ну надо же! — воскликнул Джеймс. — Вам уже надоело кататься в наемных экипажах?

Грейс рассмеялась.

— Что вы, вовсе нет! Но все происходит так быстро, что мне необходимо подумать о том, что же предпринять дальше.

— Тогда, конечно, вам нужно время, — согласился Джеймс.

Он приказал кучеру остановиться в начале Риджент-стрит (по его словам, именно там находились самые изысканные и модные магазины для дам) и пообещал навестить сестер позже, в гостинице, и сообщить им о том, где они смогут пожить некоторое время.

Грейс вошла в первый попавшийся обувной магазин, где столкнулась с еще одной проблемой. У нее никогда еще не было новой пары туфель, и потому она совершенно растерялась от многообразия фасонов и качества выставленного товара. Радостно примеряя каждую пару, которую ей предлагали, Грейс в результате поняла, что перед ней на прилавке стоят семь пар туфель, все из выкрашенной в разные цвета кожи, и уже собиралась заплатить за все, но неожиданно поняла, что выглядит просто смешно. Ведь еще не известно, сколько именно денег они унаследуют, и если она станет так глупо сорить ими, то в результате они с Лили снова могут стать бедными. Просто необходимо взять себя в руки! Извинившись перед работницей магазина, Грейс купила только две пары из черной кожи (украшенные бантами из лакированной кожи, поскольку она не хотела носить туфли, слишком похожие на траурные) и попросила завернуть их.

Грейс направилась к Сидней-стрит быстрым шагом, стараясь покончить со всем как можно скорее, и, дойдя до Тамаринд-коттеджа, увидела, что это аккуратный домик с террасой и небольшим палисадником. Дверь была выкрашена в красный цвет, а тщательно отполированный медный молоточек был сделан в форме львиной головы.

Грейс постучала, не зная, как относиться к новой встрече с миссис Смит. Она надеялась, что дамы не окажется дома — но это лишь отсрочит неизбежное. Кроме того, сказала себе Грейс, встреча лицом к лицу с миссис Смит станет для нее хорошей репетицией аналогичной встречи с Победоноссонами в зале суда.

Из дома не доносилось ни звука, и Грейс, подождав с минуту, развернулась, решив уходить, но напоследок еще раз, вполсилы, ударила молоточком о дверь. Однако, когда она дошла до ворот, дверь дома открылась и, к вящему изумлению обеих девушек, Грейс очутилась лицом к лицу с мисс Вайолет, работницей «Универсального магазина траурных товаров Победоноссона».

— Мисс Вайолет!

— Мисс Грейс!

Девушки обменялись вопросительными взглядами, не переставая улыбаться, и Грейс заговорила первой:

— Сейчас, несомненно, в магазине много покупателей. Почему же вы не на работе?

— Магазин закрыли на три дня в знак уважения к покойному, — объяснила мисс Вайолет. — Мистер Победоноссон…

Грейс торопливо кивнула.

— Да, я слышала.

Вайолет удивленно посмотрела на нее.

— А вы…

Грейс нервно откашлялась.

— Я пришла поговорить с некой миссис Смит.

Вайолет кивнула. Ее лицо стало печальным.

— Миссис Смит — это имя, которым иногда пользовалась моя мать.

Грейс в нерешительности молчала.

— Ваша мать умерла? — наконец осторожно спросила она и тут же заметила у собеседницы черную повязку чуть выше локтя.

Вайолет снова кивнула.

— Неделю назад. Похороны прошли вчера; присутствовали только родственники.

— Организаторами были не Победоноссоны?

— Вот уж точно не они! — с жаром ответила мисс Вайолет. — Может, я у них и работаю, но не одобряю их методов. Однако меня снедает любопытство: зачем вы пришли к моей матери?

Грейс несколько раз начинала объяснять причину визита, но сразу же замолкала, не зная, что сказать. Во время этих жалких попыток Вайолет провела ее в небольшую гостиную и предложила сесть и выпить чаю.

— Насколько я поняла, ваша мать очень хотела увидеть меня, — наконец сказала Грейс. — Она знала меня под именем Мэри.

Вайолет, прекрасно понимая, что это означает, посмотрела на Грейс с нескрываемым удивлением.

— Неужели вы были одной из ее Мэри?

Грейс кивнула и покраснела.

— Да. И, насколько я понимаю, вы вместе с матерью ходили к моей прежней квартирной хозяйке, миссис Макриди, чтобы выяснить мое местонахождение.

Глаза Вайолет распахнулись еще шире, как только она услышала это имя.

— Так значит, вы та самая Мэри! Вы познакомились с моей матушкой в июне прошлого года? В Беркли-хаус?

— Именно там и тогда, — кивнула Грейс. — Но миссис Макриди ничего не известно о сопутствующих обстоятельствах, и, заподозрив неладное, она не стала сообщать, где меня можно найти. — Девушка тяжело вздохнула. — Я только что нанесла визит миссис Макриди, и она убедила меня разыскать вашу матушку. Миссис Макриди сказала, что та очень настаивала на встрече.

— Так и было, — кивнула Вайолет, садясь на диван рядом с Грейс. — Более того: матушка заставила меня пообещать ей, что я продолжу ваши поиски, и наказала, когда я найду вас, сообщить вам нечто очень важное. Правду.

— Правду? — Лицо Грейс исказилось от страха. Значит, с ребенком, которого она родила, что-то было не так! Он был искалечен, изувечен, изуродован!

— Эта правда не должна вас испугать, — поспешила добавить Вайолет, догадавшись, о чем подумала Грейс. Она помолчала, затем покосилась на часы на каминной полке и, похоже, приняла окончательное решение. — Не желаете ли прогуляться со мной?

Грейс показалось, что она ослышалась.

— Прогуляться?!

— Да. По дороге я все вам объясню, обещаю. — Вайолет взяла накидку, шляпку и перчатки. На ее верхней одежде был единственный знак траура — узор в виде пурпурных цветов на полях шляпки. — Идти нужно в сторону Блумсбери, — добавила она.

Благополучно перейдя дорогу, миновав крупные гостиницы и магазины и держа путь в сторону Рассел-сквер, Вайолет взяла Грейс за руку.

— Мне жаль, если вам кажется, будто я напускаю таинственности, но это последнее, что я совершаю для своей дорогой матушки, и я хочу все сделать правильно. Мама велела мне отвести вас туда и все подробно объяснить, а затем уже вам решать, что делать.

Грейс ничего не ответила: в голове у нее было слишком много вопросов.

— Когда отец умер, мама, чтобы не умереть от голода, стала работать повитухой, — объяснила Вайолет, когда они проходили мимо двух оборванных детишек, дерущихся из-за окурка сигары. — Она была одной из первых женщин, которых этому учили, и учили как следует. В основном она помогала женщинам на дому, но дважды в неделю ходила в Беркли-хаус, чтобы оказать помощь тем, кому повезло в жизни меньше. Как-то раз она сказала мне, что, наверное, приняла тысячу младенцев.

Грейс кивнула, стараясь держать себя в руках, чтобы понять, что ей говорят, а не забегать вперед.

— Конечно, выживали не все дети, да и матери тоже умирали: деторождение — дело чрезвычайно опасное. У некоторых женщин умирало несколько детей, прежде чем они наконец рожали живого. Например, одна женщина потеряла пятерых, одного за другим, и последняя смерть так на нее повлияла, что ее муж испугался, как бы она не сошла с ума.

— Бедняжка… — тихо произнесла Грейс.

Вайолет продолжала:

— На следующий же день в Беркли-хаус пришла молодая незамужняя девушка. У нее не было ни родни, ни друзей, ни опекуна, и жила она в трущобах. Она совершенно ничего не приготовила к рождению ребенка и ни пенни не отложила на нужды малыша.

Вайолет вопросительно посмотрела на Грейс. У той пересохло в горле, и она молча кивнула, желая услышать продолжение истории.

— Мама боялась, что ребенок этой девушки не выживет: хоть он и родился здоровым, он слишком мало весил, и у него были кое-какие проблемы, решить которые девушка не смогла бы из-за отсутствия денег. Мама почувствовала, что если позволит девушке забрать ребенка, то тем самым фактически вынесет малышу смертный приговор. И потому… потому она совершила то, на что не имела права.

Грейс, одновременно боясь и желая услышать продолжение рассказа, тихонько вскрикнула, остановилась и повернулась лицом к Вайолет.

— Мама взяла новорожденного и отдала его женщине, потерявшей пятерых детей, — закончила Вайолет.

— Нет! — хрипло крикнула Грейс. — Ей не следовало так поступать!

— Она это понимала. Понимала, что поступает неправильно, — произнесла Вайолет, — но она говорила мне, что в тот момент такой поступок показался ей единственно верным. — Она посмотрела Грейс в глаза. — Иначе ребенок не прожил бы и нескольких месяцев.

Грейс представила себе, как бродит по холодным улицам с малышом. Ей негде уложить его спать ночью, и за целый день у нее во рту нет ни крошки хлеба.

— Но как же бедная девушка? — всхлипнув, спросила она.

— Да, как же бедная девушка? — эхом отозвалась Вайолет и вздохнула. — Мама не могла ее забыть, постоянно о ней вспоминала. Как только она узнала, что смертельно больна (несколько месяцев назад у нее обнаружили рак), то начала искать ее. — Вайолет снова посмотрела Грейс в глаза. — Она искала вас, а когда не смогла найти, заставила меня поклясться, что я продолжу поиски.

— Ей не следовало так поступать, — хриплым шепотом повторила Грейс.

— Не следовало, — согласилась Вайолет.

Они пошли дальше, достигли Рассел-сквер и повернули на улицу с привлекательными свежевыбеленными виллами, стены которых были увиты виноградом и плющом. Вайолет попросила Грейс пройти вместе с ней по узкой улочке.

— Мама знала, что не права. Но она попросила меня найти вас, все рассказать и позволить вам самой принять решение о том, как поступить. Она оставила мне признание, подписанное и засвидетельствованное, которое можно предъявить в суде. Вы можете потребовать вернуть вам ребенка, и я поклялась ей, что если вы захотите поступить именно так, то я помогу вам.

С этими словами Вайолет остановилась у железной ограды за домом, откуда было видно детскую: великолепную комнату, на стенах которой были нарисованы кораблики, на полу стояла лошадка-качалка и лежали кубики. В комнате находилась женщина — миссис Робинсон, — державшая на коленях ребенка месяцев семи от роду. Ребенок — мальчик — был красивым, пышущим здоровьем крепышом. Грейс тихонько вскрикнула и посмотрела на него с такой любовью, что казалось, она может привлечь его к себе силой своей любви.

— Я надеялась, что нам удастся его увидеть, — призналась Вайолет. — Моя мама иногда приходила сюда по утрам, чтобы посмотреть на него и убедиться, что поступила правильно. Новые родители очень любят этого ребенка, о нем прекрасно заботятся.

Грейс неожиданно расплакалась.

— Но тогда… кого же я отвезла на кладбище в Бруквуде? — в отчаянии спросила она. — Это был другой мертвый младенец?

Уголки рта мисс Вайолет приподнялись.

— Нет, — ответила она. — Буханку хлеба за пенни.

— Буханку?!

Вайолет кивнула.

— Мама говорила, что такая буханка почти идеально повторяет вес и форму младенца. — Она больше не могла сдерживаться и улыбнулась. — Так что, чей бы гроб вы ни выбрали, на пути в рай голодать ему не придется.

Повернувшись к окну в детскую, Грейс снова стала любоваться ребенком. Она и сама видела, что его очень любят, а он отвечает такой же искренней любовью.

Грейс тяжело вздохнула. В ближайшие месяцы ей будет о чем поразмыслить. Ей предстоит принять много решений: о том, где им жить, как устроить судьбу Лили, что ей теперь делать со своей жизнью, и о том, что может произойти между ней и Джеймсом. Но над этим ей долго думать не нужно.

— Я не стану забирать ребенка, — сказала Грейс, по-прежнему не сводя глаз с малыша. — Я просто не смогу так поступить.

Вайолет повернулась к ней.

— Я надеялась, что именно это вы и скажете! Но вы уверены? Вам не обязательно принимать решение прямо сейчас.

— Уверена, — кивнула Грейс. — Мне не нужно время на раздумья. Забрать его будет жестоко, ведь тогда я разобью по меньшей мере три сердца.

Вайолет со слезами на глазах взяла Грейс за руку и крепко пожала ее.

— Я уверена: вы приняли правильное решение.

— Я не хочу, чтобы мой ребенок так рано узнал о сердечной боли, — продолжала Грейс.

— Думаю, вы никогда об этом не пожалеете, — ответила Вайолет, не выпуская ее руку.

— Но иногда, возможно, мы с вами сможем приходить сюда и…

— Восхищаться красотой сада!

— Да, восхищаться красотой сада, — эхом откликнулась Грейс.

Девушки переглянулись, а затем Вайолет предложила Грейс руку и они продолжили прогулку.