К-219, 6 октября, 08.30
Несмотря на то, что солнце сильно припекало днем, в море, даже недалеко от Бермуд, чувствовался октябрь. Особенно это ощущалось сейчас, ночью. Воздух стал прохладнее, но его нельзя было сравнить с воздухом Баренцева моря. Британов вместе со старшим механиком стояли на открытом мостике подводной лодки. Еще несколько часов назад их положение не вызывало сомнений. Но теперь оба лучше других понимали, что лодка обречена.
В течение двух часов предпринимая отчаянные усилия, они так и не смогли отдраить нижний рубочный люк, а аварийные люки первого и десятого отсеков из-за увеличения осадки давно скрылись под водой. Проникнуть в лодку было невозможно.
— Ты понимаешь, что произошло? — спросил Британов.
Красильников пожал плечами.
— Теперь, к сожалению, да. За трое суток после взрыва смесь воды и окислителя просто разъела все, что могла. Ракетные отсеки заполняются водой, и гораздо быстрее, чем мы предполагали. Мы почти потеряли запас плавучести.
— Но что-то еще можно сделать? И ты же был уверен, что агрессивность смеси в четвертом нейтрализована!
Механик посмотрел на командира и отрицательно покачал головой.
— Нет. Я ошибся. Я просто не знал, насколько она опасна. Даже яйцеголовые консультанты в Москве не смогли предвидеть этого.
Снизу продолжали доноситься звонкие удары кувалды по крышке люка. Теперь эти звуки напоминали забивание гвоздей в крышку гроба.
— Что будем делать, товарищ командир? — на мостик поднялся старпом.
— Вызывайте шлюпку с теплохода. Будем снимать людей. — Британов отвернулся в сторону моря. На него вдруг нахлынуло полное безразличие и опустошенность. В голове осталась одна мысль: “Я потерял свой корабль…” Как ни странно, не было ни отчаяния, ни страха за свою судьбу, только горечь от собственного бессилия. Окислитель сожрал не только железо, но и его душу.
Красильников, наверное, испытывал нечто похожее. Сплюнув за борт, он произнес:
— Мне нужна сигарета, чтобы перебить этот вкус дыма во рту.
— Курение вредно для здоровья, — заметил Британов.
Красильников уже было хотел ответить что-то резкое, но, взглянув в лицо командира, просто сказал:
— Смешно.
Только они двое понимали, что вскоре произойдет. Остальные еще продолжали надеяться и ждали рассвета.
— Знаешь, какая здесь глубина? — спросил Британов.
— Достаточно глубоко, — ответил Красильников. Но потом, повернув голову, спросил: — А какая?
— Шесть тысяч метров.
Они оба посмотрели в сторону американского буксира, силуэт которого был четко виден на ночном горизонте.
— Они не смогут ее достать. Никогда.
— Ты очень ошибаешься. Еще в 1974 году они подняли в Тихом океане нашу лодку К-129 с глубины более пяти тысяч метров. Не думаю, что с тех пор их технологии подъема затонувших судов стояли на месте.
— Да, помню. Операция “Дженифер”. Наверное, ты прав. А тебе не кажется зловещим сочетание наших номеров — К-129 и К-219?
Американский патрульный самолет “Орион” включил навигационные огни; три разноцветные звезды, составленные вместе: одна красная, одна зеленая и одна белая. Пролетая над еще дымящейся лодкой, он полоснул по ней лучом прожектора.
— Надеюсь, у него скоро кончится топливо, и ему придется добираться домой вплавь, — проворчал Красильников, после того как рев немного поутих и самолет полетел разворачиваться, чтобы совершить еще один надоедливый облет. Дед вытащил сигарету и закурил.
— По крайней мере, ему не придется плыть до дома так далеко, как нам, — сказал Британов. — Ты когда-нибудь размышлял о том, как можно перебить вкус дыма еще большим количеством дыма?
— Никогда.
— Может, оно и правильно. У тебя еще одна есть? Красильников выглядел удивленным.
— Мне показалось, ты сказал, что курение вредно для здоровья.
— Я просто немного хочу поразмышлять над некоторыми вещами. Теперь для этого есть время.
— Боюсь, скоро у нас с тобой его будет еще больше. Лет восемь, полагаю.
Азнабаев отправил в Москву радиограмму об агрессивных действиях американской подводной лодки. Британов мог легко представить, какой переполох поднимется там, в главном штабе. Когда сталкивались политика и собственные убеждения, высшее командование замирало, словно олень, пойманный в лучи прожекторов.
Москва, Центральный командный пункт ВМФ
Получив сообщение Азнбаева о действиях американцев, какой-нибудь особо впечатлительный офицер мог бы даже назвать это началом войны.
Оперативный дежурный аккуратно сделал все записи для адмирала Чернавина, думая про себя, что если сначала они разорвали буксирный трос, то сейчас попытаются таранить лодку. Что еще придет им в голову?
Это было против правил моря. Что за моряк был этот командир американской подлодки? Пытается погубить спасшихся людей? Американцы действовали так, словно и не намечалось никакой встречи в верхах на следующей неделе. Они вели себя как ковбои, а в море, где люди готовы к войне, это может привести к неожиданным последствиям. После нескольких стычек между советскими и американскими кораблями две супердержавы достигли тихого понимания: чего-то вроде негласного договора о предотвращении происшествий, которые могли бы привести к войне. Очевидно, командир американской подлодки решил проигнорировать это соглашение.
К-219
Неудивительно, что на ответ из Москвы ушло больше часа, да и сам ответ вряд ли мог удивить:
ОСТАНОВИТЕСЬ. НЕ ПРЕДПРИНИМАЙТЕ НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ, ПОКА МЫ ДУМАЕМ И СОВЕЩАЕМСЯ.
В конце концов у Москвы пропал вкус к приключениям, и оттуда пришел приказ прекратить попытки буксирования. И сейчас все пять кораблей, четыре надводных судна и подлодка К-219 тихо дрейфовали на север в объятиях Гольфстрима.
“Нет, — подумал Британов, — не пять. Шесть”. Он был уверен, что где-то неподалеку была американская подводная лодка, хотя ее перископа нигде не было видно.
Американская подлодка “Аугуста”
На командном пункте стояла мертвая тишина, все ждали очередных указаний Вон Сускила.
— Мы очень близко подошли к этой посудине, — сказал старпом.
— Нам ничего не остается, раз уж мы хотим остановить их, — ответил командир. — Пока это удалось. Но что они предпримут с рассветом? Мы должны быть готовы к новой атаке.
— Так точно, — произнес старпом, и в его голосе чувствовалось отвращение. — Всё будет как нельзя лучше.
— Хорошо. Видишь ли, — продолжил командир, — сейчас нам точно известны их координаты и как они выглядят вблизи. Это может пригодиться, когда мы потащим их со дна.
Теперь все на командном пункте знали, и это скоро станет известно всем находящимся на “Аугусте”, что задумал их полоумный шкипер.
Вон Сускил отошел от экрана и, развернувшись, произнес:
— Дайте мне знать, если что-нибудь случится. Я немного отдохну. Теперь вы управляете лодкой.
Акустик знал, что они получили несколько чрезвычайно сложных заданий из Норфолка. Но Вон Сускил не только грубо играл с подводной лодкой стоимостью в один миллиард долларов: он собирался пренебречь основными святыми принципами моря — нельзя топить спасшихся. Никогда. А он хотел именно этого. И акустику казалось, что если действовать таким образом, словно была объявлена война, то это будет самым лучшим способом ее начать. Если дойдет до этого, то они не смогут обвинить его. Он стал делать копии всех своих кассет. Это строго противоречило правилам, но тогда из отчетов будет видно, что акустик не виноват, в отличие от того парня, который не только спокойно наблюдал, но и делал все, чтобы позволить разгореться третьей мировой войне.
К-219
Американский буксир подошел поближе, но Британов решил не обращать на него внимания, пока тот не удивит его чем-то особенным. В тусклом свете можно было разглядеть людей на его палубах, даже различить их лица. Британов был уверен, что они с радостью предложат помощь в буксировке, но как только последний человек покинет лодку, сразу же заберутся на нее. Он был просто уверен в этом, так же как и в том, что ни за что не допустит этого.
— Сколько времени у нас осталось? — вопрос Британова звучал как у постели тяжелобольного.
— Часа два, не больше, — произнес Красильников.
— Я думаю, что следует приготовить два спасательных плотика. На всякий случай. Пока не подошла спасательная шлюпка. Ведь это может случиться и гораздо быстрее?
Впервые Красильников не смог в ответ сказать командиру свою коронную фразу “Ситуация под контролем”. Тяжело вздохнув, он ответил:
— Да, это может произойти и гораздо быстрее. Плоты не помешают. А почему два?
Не ответив, Британов вытащил портативную рацию и нажал на кнопку передачи.
— Женя?
— Слушаю, товарищ командир, — раздался знакомый голос его штурмана, находящегося на борту “Анатолия Васильева”.
— Пусть капитан пошлет сюда последнюю спасательную шлюпку. Прямо сейчас.
— Понятно, но их люди устали, и все шлюпки подняты на борт. Может, подождем до утра?
— Нет, — ответил Британов, — сейчас. И чем быстрее, тем лучше.
На несколько минут радио замолкло, затем Азнабаев произнес:
— Понятно, товарищ командир. С вами хочет поговорить капитан…
В 09.45 с подлодки поступил доклад о том, что ПЛ погружается. Объявлена судовая тревога “человек за бортом”, начали сближение с аварийной ПЛ, связались с командиром и условились с ним о следующем:Из судового журнала теплохода “Анатолий Васильев”
1. Девять человек аварийной партии сходят на плот во главе со старшим помощником командира С. Владимировым с радиостанцией УКВ для обеспечения их поиска спасательной шлюпкой.
2. У командира остается еще один спасательный плот, в который он пересядет в тот момент, когда ПЛ будет уходить под воду.
3. Перед тем как сойти с лодки, он даст сигнал красной ракетой.
В 09.45 аварийная партия покинула ПЛ на спасательном плоту. Командир остался на борту. Обстановка доложена в Москву.
В 10.15 подошли к ПЛ на расстояние 6 кабельтов, спустили на воду шлюпку № 1 под командованием старшего помощника капитана Иванова Ю. Н. В 10.44 девять человек с аварийного объекта приняты на борт спасательной шлюпки. Маневрирую в 1–2 кабельтов от лодки, освещаю ее прожекторами. Видна рубка ПЛ, на которой находится командир Британов, рядом с рубкой — спасательный плот. В корме выглядывает из воды вертикальный руль — лодка имеет значительный дифферент на нос. Лодка медленно погружается, рубка уходит под воду.
В 10.55 командир дал красную ракету…
Москва, Центральный командный пункт ВМФ, 09.57
— Товарищ главнокомандующий! С “Анатолия Васильева” передают по спутниковой связи:
ЛОДКА БЫСТРО ПОГРУЖАЕТСЯ, ПО ПРИКАЗАНИЮ КОМАНДИРА АВАРИЙНАЯ ПАРТИЯ ПОКИНУЛА КОРАБЛЬ.
— Черт побери, что у них происходит? Они же недавно передали только об обрыве буксира! Тогда им померещилась американская лодка, а теперь они со страху наложили в штаны и бросили лодку!
Можно понять гнев адмирала. Только вчера вечером он второй раз доложил на заседании Политбюро ЦК КПСС лично генсеку Горбачеву о том, что лодка спасена и буксируется на базу. И теперь вдруг такое!
На заседании Политбюро обстановка была деловой, но спокойной. Все всё понимали, что, конечно, позволяло более обстоятельно и взвешенно анализировать ситуацию.Главнокомандующий ВМФ адмирал флота В. Н. Чернавин
Вопросы задавали М. С. Горбачев, Н. И. Рыжков, Е. К. Лигачев, Л. Н. Зайков, Ю. Д. Маслюков.
В частности, перед заседанием стало известно, что в одном из загерметизированных отсеков может случиться взрыв из-за большого выделения водорода из аккумуляторной батареи.
Меня спросили, в чем здесь опасность. Я рассказал, что водород, смешиваясь с воздухом отсека, образует гремучий газ.
— А почему нельзя войти и провентилировать? — был вопрос.
Пояснил, что экипаж намерен это сделать, но операция крайне опасная. Любая искра может дать взрыв. Поэтому подводника, посылаемого в отсек, одевают в специальные матерчатые бахилы, не дают ему ничего металлического, он не может включить электричество, даже отсечную дверь должен открывать так, чтобы она не ударилась, не хлопнула…
— Откуда вы знаете, как и что они делают?
— Мы им выдали все рекомендации, да и лодочные специалисты эти меры предосторожности знают.
Довольно спокойно вел себя в этой неприятной для Вооруженных Сил обстановке и министр обороны. Я сам дважды в день звонил ему и докладывал, что происходит, Трудность заключалась лишь в том, что Сергей Леонидович стремился вникнуть в некоторые детали и ему, лишь относительно представлявшему специфику подводной лодки, приходилось давать долгие, подробные объяснения.
Но, видимо, положение с кораблем министра сильно беспокоило…
Это, безусловно, совершенно правильные рассуждения. Но все дело в том, что на К-219 была совершенно другая обстановка! И не было никакой гремучей смеси и опасности взрыва водорода! Откуда такая дезинформация? И какова тогда реальная цена рекомендаций — надеть белые тапочки и не хлопать дверью? И почему министр обороны, стремясь вникнуть в детали, не догадался поинтересоваться: где же судно-спасатель “Агатан”, зачем и с каким грузом летали в район аварии самолеты дальней авиации? И вообще, почему атомную лодку спасают обыкновенные гражданские суда? Оставим это на их совести…
— Немедленно вызвать на прямую связь командира! Вернуть аварийную партию на лодку! — команда была отдана металлическим голосом и не допускала обсуждений.
На ЦКП повисла мертвая тишина — никто не хотел перечить главкому. И вновь вышел вперед Антонов.
— Товарищ адмирал! Наши расчеты показывают, что лодка действительно находится в критическом положении. Смесь окислителя и морской воды превратила ее корпус в решето. И она может затонуть в любую минуту. А командир Британов находится не у трубки телефона, а на борту своей лодки.
Пауза продолжалась. Только теперь все ожидали ответа Чернавина.
Доклад каперанга был честен и полностью соответствовал истине. И главком понял это! Ожидавшие разноса просчитались. Адмирал сумел взять себя в руки.
— Вы уверены в своих расчетах?
— Так точно, уверены, — теперь, когда гроза миновала, Антонова поддержал и начальник главного ракетного управления. — Наши расчеты показывают…
— Где вы были вчера со своими расчетами? Где, я вас спрашиваю?
Главный ракетчик флота посчитал за благо промолчать. Оправдываться тем, что такая авария никогда не просчитывалась даже теоретически, было бесполезно. И без слов ясно — ситуация была совершенно нештатной, а потому до сих пор и не предсказуемой.
— Хорошо. Я отменяю последнее приказание. Передайте Британову — немедленно покинуть лодку. Это приказ. Судя по всему, ему там больше нечего делать…
Чернавин направился к выходу, но в дверях обернулся:
— Немедленно доложить, когда снимете командира, — и тут же вышел. Ему еще предстояло подготовиться к докладу Горбачеву. С учетом специфики…
К-219
Когда спасательный плот отошел от борта лодки, Британов остался один. Он не мог знать, сколько продлится агония. Ему не хотелось ни о чем думать, он просто запрокинул голову и стал смотреть на звезды. Ощущение полного одиночества пришло почти сразу.
Что теперь ожидает его, молодого и так блестяще начавшего свою карьеру командира? Его, уже успевшего познать силу власти и снискать славу лихого подводника?
За что судьба так несправедливо обошлась с ним? За что Бог наказал его? За излишнюю гордыню и самоуверенность?
Почему-то вспомнилась история гибели “Титаника”. Перед его первым и последним выходом в море одна из газет напечатала слова капитана: “Этот корабль не сможет потопить даже Господь Бог!” Неужели и он провинился перед Всевышним?
Видимо, да.
Ему не надо гадать насчет дальнейшей судьбы — он слишком хорошо знал систему — это конец. Конец не только служебной карьеры, но и всей жизни… Военный трибунал, лагерь или, в лучшем случае, поселение, лишение звания офицера и всех наград…
Он станет тем стрелочником, на которого спишут все грехи, как на того директора Чернобыльской АЭС.
Как поется в песне, во всем виноват капитан!
— Товарищ командир! Москва передает — вам немедленно покинуть лодку! Немедленно! — голос Азнабаева из карманной рации звучал напряженно и взволнованно. — Это приказ! Приказ самого главного из Москвы!
Британов безразлично посмотрел на рацию, но отвечать не стал. Он и сам знает, когда ему покидать лодку. И покидать ли вообще.
— Товарищ командир! Ответьте! Вам следует немедленно покинуть лодку… — батарейки рации были на исходе, и голос штурмана звучал как из преисподней. — Если вы хотя бы слышите и поняли меня, дайте зеленую ракету!
Что ж. Ракету он даст. Иначе он подведет своего штурмана. И без того неприятностей у всех хватает. Надеюсь, у них не возникнет желания снимать его силой…
Выпущенная через минуту зеленая ракета отчетливо засветилась над лодкой. Рация замолчала.
Теплоход “Анатолий Васильев”
— Что нам передать в Москву? — голос замполита был явно заискивающим.
— Передайте — ваше приказание выполнено. — Азнабаев, в отличие от других, представлял, что сейчас думает и чувствует его командир, и не хотел мешать ему. Это его право — принимать сейчас решение. И никто не может и не должен вмешиваться. Даже самый главный в Москве.
— И это всё?
— Да. Это всё.
Удивительно, но Москва заткнулась. Видимо, такой доклад устраивал всех. Право выбора оставалось за командиром.
К-219
Мысли проносились в его голове как звезды перед глазами.
Он знал, что есть еще один выход. И не просто знал, а тому были примеры. Когда в 1970 году в Бискайском заливе погибла К-8 вместе с командиром Всеволодом Бессоновым, ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Теперь у него была вполне аналогичная ситуация, а скорее и проще. Ведь тогда вместе с командиром погибла и вся оставленная на борту после эвакуации на гражданские суда аварийная партия — пятьдесят два человека. Сейчас он был на лодке ОДИН, и никто не посмеет упрекнуть его в бессмысленной гибели людей. Никто!
Никто? А его родители? А его жена и дети, в конце концов? Кто вырастит и воспитает их? Он слишком хорошо знал цену лицемерным словам и клятвам, которые услышат его родные на траурном митинге в его честь. Конечно, ему поставят памятник и назовут его именем улицу, но разве только это нужно его детям?
В чём сейчас настоящее мужество командира? Погибнуть и тем самым переложить свою вину на других, на свой экипаж в первую очередь? Или, как предписывает корабельный устав, последним покинуть корабль и взять всю ответственность на себя?
Совершить самоубийство, утонув вместе с лодкой, и тем самым добавить себе еще один смертный грех?
Британов опустил голову и посмотрел вниз: нос лодки уже скрылся под водой, а семиметровая рубка возвышалась лишь наполовину, зато в лунном свете было хорошо видно вздыбленную корму.
Любой момент мог стать критическим. Настало время принятия решения. И командир его принял — выпущенная красная ракета поставила яркую точку в звездном небе, и всем стало ясно: командир покидает лодку!
Многие, в первую очередь старшие офицеры, вздохнули с облегчением.
Больше всего я боялся, что командир не успеет или не захочет уйти с корабля. Он успел и сделал это сознательно, но не из трусости перед смертью. Это было мужественное решение мужественного человека. Он не бросил нас.Капитан второго ранга Игорь Красильников, старший механик К-219
Оставалось последнее. И хотя никто не видел его, командир спокойно, без суеты, а скорее нарочито медленно спустил военно-морской флаг своего корабля, аккуратно сложил и спрятал за пазуху.
Легко перешагнув через борт мостика, он оказался на спасательном плоту. Отвязав удерживающий конец и сделав несколько сильных гребков веслами, Британов взглянул на лодку. Казалось, она только и ждала этого прощального взгляда — сначала корма быстро пошла вверх, так, что в лунном свете блеснули огромные бронзовые винты, а через мгновение черный корпус устремился вниз — лодка пошла на свое последнее погружение…
Словно последний вздох, над океаном прокатился гул вытесненного из цистерн воздуха…
Будто завороженный, командир смотрел на уходящую в бездну лодку, нисколько не задумываясь о риске быть увлеченным вместе с нею…
Как только мы увидели красную ракету, старший помощник командира ПЛ сообщил, что имеется возможность взрыва при затоплении лодки. Я немедленно дал указание всем судам отходить от объекта курсом на север максимальным ходом…Капитан-наставник Лев Будылкии
Подводная лодка К-219 Северного флота затонула в 11 часов 03 минуты московского времени 6 октября 1986 года в Саргассовом море Атлантического океана в точке с координатами: широта 31.28.2 северная, долгота 54.39.8 западная на глубине 5650 метров.
Как только лодка начала быстро погружаться, спасательная шлюпка с уже спасенными людьми по указанию капитана начала отходить от опасного места вслед за большими судами. В этой ситуации никто не мог предвидеть, что может произойти в месте гибели лодки, когда начнет взрываться ее смертоносная начинка.
Наша шлюпка спешно уходила от места гибели. Все мы — и подводники, и гражданские моряки — ожидали самого худшего — взрыва, который погубит и всех нас. Сильного страха не было, только почему-то было до слез обидно нелепо погибнуть с уже спасенными нами людьми. Прошло минут десять, когда внезапно, как всем показалось, шлюпка на полном ходу словно налетела напрепятствие и ее резко подбросило вверх один и сразу другой раз… Грохота взрывов не было и в помине, просто два сильнейших гидравлических удара, потом еще несколько, но уже гораздо более слабых. Когда мы опомнились и пришли в себя, наш старпом Иванов закричал:Алексей Гаккель, четвертый помощник капитана
“Давай назад! Там ее командир!” — и я так резко переложил руль на борт, что шлюпка угрожающе накренилась. Честно говоря, я подумал, что Британов, скорее всего, погиб — слишком мало у него оставалось времени для спасения…
…Игорь Британов не хуже других понимал всю опасность своего положения, когда лодка ушла в глубь Атлантики навсегда. Как только волны навечно сомкнулись над несчастливой субмариной, командир внезапно ощутил точно такой же страх, как и люди на спасательной шлюпке. Но им было гораздо легче — они были вместе и все-таки уходили от опасности, а он был совершенно один и мог только ждать своей участи. От бессильной ярости он заскрипел зубами и в отчаянии бросился на колыхающееся в такт волнам резиновое дно плота. Погибнуть сейчас было просто нелепо! Но выше страха смерти был страх от того, что его сочтут трусом! Неужели судьба сыграет с ним свою последнюю злую шутку?!
Два мощных удара снизу чуть было не выбросили его из плота, но уже в следующее мгновение, он понял, что остался жив, и потерял сознание…
… Искаженный эфиром крик маленькой рации привел его в чувство:
— Командир!!! Где вы?! Отзовитесь!
Нажав на кнопку передачи, он прошептал в микрофон:
— Я здесь…
Севшие батарейки не смогли донести даже этот слабый ответ до напряженно вслушивающихся в эфир людей. Но Британов уже ничуть не сомневался, что его найдут.
…Через пятнадцать минут спасательная шлюпка ткнулась в резиновый бортик плота, и тут же раздался отчаянный крик:
— Здесь никого нет! Плот пустой! Яркий луч фонаря осветил плот, и со шлюпки увидели тело, скрюченное на днище.
— Командир!!! Ты жив? — дед Красильников орал на всю Атлантику. — Командир?!
— Петрович, чего ты орешь как белый медведь в теплую погоду? Чего мне на хрен сделается? — слабый, но вполне отчетливый ответ командира не оставил сомнений, и стармех заорал еще громче:
— Дайте ракету! Передайте на теплоходы — мы нашли его! Он в порядке! Сообщите в Москву!
Американская подлодка “Аугуста”
— Докладывает акустик. Красный-2 все еще набирает скорость погружения. Приблизительно сорок узлов. Лодка сейчас находится на глубине около пятисот футов, смещаясь к востоку.
— Отметьте место с максимальной точностью, — приказал командир Вон Сускил. Ему не нужно было прибегать к помощи акустика, чтобы услышать гул, скрежет и сейсмическое громыхание тонущей подлодки. Весь этот шум буквально пронизывал корпус их лодки, и звуки казались почти ощутимыми. “Прямо вниз со скоростью сорок узлов, — подумал он. Дно находится где-то на расстоянии трех с половиной миль. — Пройдет минут пять, прежде чем она достигнет дна”.
— Сейчас скорость уже пятьдесят узлов, сэр. На глубине тысяча футов. Скорость все увеличивается.
“У нее осталось четыре минуты, если не взорвется”.
— Акустик, мне нужны самые точные данные, когда она упадет. Кое для кого это может оказаться полезной информацией.
— Она падает вертикально вниз. Глубина две тысячи футов.
“Это может произойти в любую минуту”, — мелькнула у командира мысль. Море расплющит корпус русской лодки, как дешевую жестяную банку из-под пива. Вместе со всеми, кто находится внутри. Обломки упадут на дно, и можно будет среди них найти что-нибудь интересное. Два подряд глухих тяжелых удара сотрясли лодку.
— Глубина три тысячи футов, сэр. Что-то там взорвалось.
Звук постепенно затихал, по мере того как подлодка падала вниз в пучину впадины Гаттераса.
— Сэр, я не думаю, что она разлетелась вдребезги.
— Рано или поздно это должно было произойти.
— Глубина четыре тысячи. Все еще целая. Я уловил новый контакт, координаты ноль-восемь-пять.
Определен как Красный-1. Идет со скоростью восемнадцать узлов.
— Это наш новый друг — русская “Дельта”, — сказал Вон Сускил. Он надеялся, что смерть этой старой “Янки” умилостивит море и оно принесет из своих вод что-нибудь интересное. “Дельта” была более современной ядерной подводной лодкой. Более достойный противник для “Аугусты”. Он улыбнулся. “Черт. Быть может, эта тоже убьет себя”. Тогда он сможет вернуться в Нью-Лондон с двумя красными звездами, нарисованными на парусе рубки. Это, конечно, не совсем позволительно, но зато русские будут знать. Они должны понять, что здесь, недалеко от Америки, они находятся очень далеко от дома, во враждебных водах.
Вон Сускил хранил молчание. Никто из экипажа не решался произнести ни слова. Три минуты. Четыре. Пять. Наконец еще одна ударная волна сотрясла лодку.
— Докладывает акустик. Она ударилась о дно. И, похоже, не разлетелась на куски. Восемнадцать тысяч футов!
— Ну что, — произнес капитан, — Иван строит лодки неискусно, но зато надежно. Связь! Отошлите сообщение. Скажите им, что мы возобновляем тайную слежку за Красным-1;
— Ответ положительный.
— Рулевой, скорость двадцать узлов. Курс ноль-четыре-ноль. Сначала немного прибавим скорости, затем продрейфуем в сторону и позволим “Дельте” пройти. А потом мы немного с ними развлечемся.
Старпом поежился. Звуки умирающей “Янки” только-только затихли. Он лишь знал, что на борту было несколько людей из ее экипажа, и теперь они находились на глубине восемнадцать тысяч футов. Что лучше, умереть во время взрыва горящего воздуха или медленно задыхаться на дне холодного, глубокого моря? Это был кошмар. Разрыв буксирного троса, таран. Снизу доносилось громыхание К-219, ударившейся о дно моря. Какой-то ужас. Если это было развлечение, то что же тогда на уме у Вон Сускила относительно “Дельты”?