К-219
В нелепой маске на голове и с ярко-красными баллонами ИДА-59 на груди в пятом отсеке появилась неуклюжая фигура, узнать которую было невозможно. Кузьменко обернулся на нее, пытаясь понять, кого принесла нелегкая в уже ставший смертельно опасным пятый. Человек в маске хлопнул себя ладонью по груди.
Он что, тронулся? Нашел время изображать вождя индейцев!
Фигура упрямо повторила жест, и тут до Олега дошло — он показывает на пришитую к робе бирку. Наклонившись, он прочитал: “Оперуполномоченный КГБ”. Слава Богу! Теперь он старший в отсеке, и вся ответственность на нем!
Пшеничный развернул к себе лицом Кочергина и, показывая рукой в сторону шестого отсека, прокричал через маску:
— Игорь! Тебе приказано убыть в седьмой, там двое без сознания. Боевые санитары не справляются.
Кочергин поднял руку в знак того, что понял, и молча двинулся в корму. Ноги его уже подкашивались, в голове мутилось. Слишком поздно он надел маску. Зайдя в полутемный медблок, он собрал все, что мог унести, и вылез из отсека. Больше он сюда не вернется. Никогда.
— Где мичман Швидун? — Пшеничный взял за плечо Кузьменко.
Тот, также молча, показал на прислонившуюся к переборке фигуру.
— Виталий! Командир приказал вернуться в четвертый и найти Петрачкова. Может, он еще жив. Заодно осмотришь отсек и приготовишь его к вентилированию. Ты понял?
Молчаливый кивок и поднятая рука. Так точно, понял. Раз надо — значит, надо. Он пойдет.
06.50–07.12 Мичман Швидун произвел разведку четвертого отсека. Очагов пожара нет. Из-за плохой видимости шестая шахта детально не осмотрена, командир БЧ-2 не найден. Подготовлен отсек к вентилированию. Насос на прокачку шахты не запустился.
Тяжело дыша, почти ничего не видя сквозь запотевшие круглячки противогаза, Швидун вышел из четвертого, и его сразу, под руки, повели в восьмой отсек.
Проходя по узкому коридору седьмого, он увидел лежащих на палубе матросов. Их лица были до неузнаваемости искажены гримасой боли и страха. Игорь Кочергин встал с колен и невидящим взглядом обвел окружающих.
— Всё, я больше ничего не могу сделать… Они мертвы.
— Надо доложить на центральный, — произнес кто-то.
— Да, надо, — бесцветным голосом отозвался доктор. — Доложите сами.
Еще два часа Игорь Кочергин будет продолжать оказывать помощь отравленным людям. То, что все остальные остались живы, — его заслуга. Благодаря мужеству корабельного врача потери оказались минимальными. После эвакуации с лодки сам он окажется в тяжелейшем состоянии.
— Командир! У нас потери — Харченко и Смаглюк, — стармех не заметил, как перешел на неуставной тон.
— Как остальные?
— Пока нормально, доктор занимается.
— Будем надеяться на лучшее. — Британов понимал, что список потерь может быть продолжен, но об этом лучше не думать. — Как вентиляторы?
— Готовы, можно начинать.
07.25–07.40 Провентилированы четвертый, пятый и шестой отсеки в атмосферу.
07.45–07.54 Произведена разведка четвертого отсека аварийной партией в составе мичманов Швидуна и Гаспаряна.
Виталий Швидун даже с виду не был крепким парнем. Однако именно он оказывался под рукой, когда нужна была очередная разведка четвертого.
Он и Азат Гаспарян вошли в четвертый, не ожидая увидеть там ничего хорошего. Однако, на удивление, на этот раз в отсеке не было бурого дыма и на первый взгляд не было видно особых разрушений. Только разбросанные противогазы, хруст разбитого стекла и залитая водой палуба напоминали о разыгравшейся здесь трагедии.
Азат непроизвольно попытался снять маску, но предостерегающий жест напарника вовремя остановил его. Швидун включил газоанализатор, и тот мгновенно зашкалило. Разведчики переглянулись — концентрация паров окислителя была смертельной.
“Шервудский лес” превратился в мертвый.
Краем глаза один из них увидел за приоткрытой дверью столовой неестественно вывернутую ногу.
Осторожно заглянув в проем, он увидел свернувшегося на палубе и, казалось, спящего человека. Это был Петрачков. Рука его все еще сжимала сорванную маску. Открытые глаза смотрели безучастно, а на лице застыло непонятно спокойное выражение — как у человека, полностью искупившего свою вину.
Осторожно, словно это имело сейчас значение, разведчики отнесли тело офицера к кормовой переборке и вернулись к злополучной шестой шахте. Следовало попытаться прокачать ее забортной водой и освободить от ядовитой смеси, иначе смерть будет продолжать свое дело. Опасность грозила не столько людям, сколько самой лодке — агрессивность смеси превосходила все мыслимые и немыслимые пределы. Она просто пожирала резину кабельных вводов прочного корпуса и грозила превратить его в решето. То же будет и с переборочными сальниками, и тогда неминуемо затопление смежных отсеков, а это уже верная гибель лодки.
Однако, как только насос заработал, из верхнего пояса поврежденной шахты пошла вода и вновь повалил ядовито-оранжевый дым.
Остановив насос, разведчики ретировались в пятый, унося с собой тело погибшего Петрачкова.
08.13 Отдраен верхний рубочный люк. Старший помощник командира Владимиров поднялся на ходовой мостик и осмотрел ракетную палубу…
Теперь, когда чуть-чуть рассвело, появилась возможность хоть что-то рассмотреть на кормовой надстройке.
Конечно, Сергей не ожидал увидеть ничего хорошего, но вид развороченной, искромсанной ракетной палубы буквально ошеломил его. Вы видели когда-нибудь живую, кровоточащую рану?
Вывернутое железо с рваными краями, неестественно торчащие детали механизма открытия крышки шахты — и все это в струях оранжевого дыма паров окислителя — было от чего содрогнуться…
Господи, неужели это произошло с ними? Почему именно на борту их лодки? Что будет с остальными ракетами?
— Товарищ командир, ее нет… — голос старпома был просто растерянным.
— Кого нет? Ты что, совсем охренел?
— Никак нет, то есть да, точнее… ракеты нет! Вместе с боеголовкой! Мы потеряли ЯБП!
— И на том спасибо, а штаны ты не потерял? Или ты надеялся, что она лежит на ракетной палубе? И не вздумай совать в шахту свою голову! А то мы потеряем и старпома! — Британов сорвался на крик, но тут же взял себя в руки и совершенно спокойно произнес:
— Есть одно человеческое качество, которое не имеет предела, — это идиотизм. Старпому — вниз, задраить рубочный люк. Радисты! Пора обрадовать Москву! Передать аварийное радио!
Когда меня спрашивали, почему я задержал передачу аварийного сигнала, честно говоря, я не знал, что отвечать… Может, действительно надеялся, что ракета с боеголовкой осталась в шахте? А может, просто забыл? И теперь не могу объяснить…Игорь Британов, ноябрь 1994 года
08.15 Передано РДО № 1: “Авария ракеты с ЯБП. Боеголовка разрушена. Погибло три человека, поражено шесть. Всплыл в надводное положение. Имею ход. Наши координаты… Командир К-219…”
Только после четвертой передачи, в 08.48, была получена окончательная квитанция — теперь Москва знала об аварии.
Дешифровка сигнала заняла минуты.
Оперативный дежурный ВМФ поднял трубку прямого телефона спецсвязи с золотым гербом СССР и табличкой “Главком ВМФ”:
— Чернавин слушает.
— Товарищ главнокомандующий! Получено аварийное радио с ПЛ К-219…
Получение аварийного сигнала, конечно, самое неприятное, что может встречаться в деятельности главнокомандующего. Мне в такую ситуацию пришлось попасть уже к концу первого своего года в должности главкома ВМФ — 3 октября 1986 года, когда после взрыва ракеты стратегическая лодка К-219, вынужденно нарушив скрытность, всплыла на поверхность.Главнокомандующий ВМФ адмирал флота В. Н. Чернавин
Получив первичный сигнал об аварии, я, как это положено, туг же сделал доклад министру обороны С. Л. Соколову. Он спросил обеспокоено:
— А что там случилось и как?
— Еще не знаю, разбираемся, — ответил я.
— Разбирайтесь.
Разговор получился короткий, довольно спокойный. Хотя я себя чувствовал отвратительно. Надо же, такая неприятность. Подобных аварий у нас давно не случалось, и, конечно, входить в должность с таким происшествием — не позавидуешь самому себе.
Продолжал регулярно докладывать министру обороны о том, что нам становилось известно. Создал группу из флотских специалистов и специалистов от промышленности, которая по мере поступления информации обсуждала ситуацию и вырабатывала меры, рекомендации по спасению корабля.
Вдруг мне позвонили из Секретариата ЦК КПСС:
— Завтра в 10 часов будет заседание Политбюро, где вас будут слушать по поводу аварии на подводной лодке. Ваш вопрос первый, необходимо подготовить доклад…
Информационный центр службы наблюдения ВМФ США (FOSIC), Норфолк, Виргиния
Подводники — главные действующие лица в этом спектакле. Они всё знают и всем располагают. Если вы не принадлежите к их касте, то ничего от них не добьетесь. Ничего.Капитан-лейтенант Гейл Робинсон, ВМФ США
Полчаса назад адмирал Тед Шейфер зачитал утреннюю сводку разведданных. Капитан-лейтенант Гейл Робинсон разглядывала внушительных размеров карту Атлантического океана, сводя воедино разрозненные факты, чтобы представить их в обобщенном виде заместителю главы штаба разведслужбы. Она сосредоточилась на трех зонах, патрулируемых советскими ракетными подлодками вдоль Восточного побережья США; это были так называемые зоны “короткой траектории”, откуда боеголовка, отделившаяся от ракеты, могла достичь Вашингтона за считанные минуты. Советский упреждающий удар, направленный на уничтожение американского руководства одним махом, мог последовать из любой из этих трех зон.
Русские перемещали подлодки из одной зоны в другую. Иногда в каждой зоне находилось по лодке, а временами две субмарины патрулировали один район, оставляя третью зону на время без присмотра. Как бы там ни было, эти перемещения требовали от личного состава FOSIC постоянного обновления разведданных.
Существовало два подразделения FOSIC: “красное”, следившее за судами Советского Союза и стран Варшавского договора, и “синее” — для судов дружественных стран. По всей Атлантике было рассредоточено множество красных подлодок и не было ни одной синей. Доступ к информации об операциях американских подлодок был строго ограничен рамками одного отдела; любые сведения предоставлялись только в случае крайней необходимости. Это сообщество подводников, больше известное как “подводная мафия”, делало все возможное, чтобы как можно меньше людей, не состоящих в этом священном братстве, испытывали эту необходимость.
Местонахождение кораблей определялось следующими способами: прямое наблюдение Американскими Вооруженными Силами, спутниковая разведка и перехват электронных сигналов. Каждый раз, когда корабль, дружественный или вражеский, посылал электромагнитный импульс, сигнал радара или радиотелефонное сообщение — все что угодно, — специальные станции слежения, разбросанные по всему миру, регистрировали источник и направление. Сами станции напоминают гигантские постройки Стонхенджа в виде концентрических кругов, с той лишь разницей, что нагромождения камней заменены хитросплетениями антенн. Эти станции иногда называют “клетками для слонов”. Совмещая данные с нескольких таких станций, можно определить район местонахождения корабля в виде треугольника.
В то утро “Янки-1” крейсировала по северному району боевого патрулирования в тысяче миль от побережья Америки; одна из двух более современных подлодок класса “Дельта” контролировала серединную зону, другая же находилась далеко на юге. Каждая из них могла запустить ракету, способную испепелить Вашингтон или Норфолк задолго до объявления предупреждения об атаке. По этой причине в каждой из этих трех зон непременно должны были находиться и американские торпедные подлодки.
Гейл Робинсон наблюдала, как один из сотрудников INTEL подошел к огромной карте и передвинул красный значок в сторону Гаваны. Старшина изменил предполагаемый курс с северо-восточного на северный. Гейл отыскала нужный корабль в своем справочнике.
Это был сухогруз “Красногвардейск”, следующий рейсом в Одессу через Гибралтар. Он делал слишком большой крюк на пути в Средиземное море.
“Но почему?” — подумала она. Она хотела выяснить у старшины, что он знал о новом курсе сухогруза, который далеко уводил его от проторенных морских путей, когда старшина начал передвигать второй значок красного цвета, обозначавший контейнеровоз “Анатолий Васильев”, отплывший из Галифакса, Новая Шотландия, и следовавший южным курсом в Гавану.
Теперь он повернул на восток.
Странно. На пути не было ни штормов, ни судов, терпящих бедствие. Два корабля без видимой причины изменили курс и направлялись в район, весьма отдаленный от предписанного места назначения, к тому же поблизости не было вообще ни одного порта.
А затем был изменен и третий курс: старшина передвинул красную ленту, обозначавшую предполагаемый курс “Федора Бредихина”, сухогруза, следовавшего к американскому побережью Мексиканского залива. Этот повернул почти что в обратную сторону, взяв курс на Бермуды.
Три судна. Три новых курса. Все суда — советские.
— Что происходит с этими торговыми судами? — Спросила Гейл у старшины, когда тот закончил с изменениями оперативной обстановки на карте.
— Не знаю. Эти трое изменили выявленный ранее курс.
Это она видела и без него. Отступив от карты во всю стену, она мысленно продолжила красные линии, отмечавшие новые курсы трех кораблей. Они пересекались в северном районе боевого дежурства “Янки-1”.
— Что у нас в районе Бермуд? — наконец спросила она.
— Никаких учений надводных кораблей.
— А подлодки? Есть что-нибудь по “Янки”?
— Уточненных данных нет.
Она была уверена, что подводники знают, где находится эта “Янки”.
— Там что-то происходит. Я выясню в SUBLANT. Может, они ответят без обиняков.
“А может, они назначат меня на должность командующего военно-морскими операциями”, — подумал старшина.
— Удачи.
— Взять всех троих под особое наблюдение. Я хочу, чтобы их маршруты уточнялись при каждом поступлении новых данных.
— Есть.
— То же и в отношении “Янки”. Что это за лодка?
— К-219.
Гейл Робинсон могла справиться о происходящем у технарей из SOSUS, но без крайней необходимости это не поощрялось. Задавать слишком много вопросов — значит злоупотреблять их гостеприимством. Так постановила “подводная мафия”.
Она подошла к ближайшему телефону спецсвязи и набрала номер своего визави — вахтенного офицера SUBLANT.
— У аппарата капитан-лейтенант Гейл Робинсон из FOSIC, — проговорила она, когда на противоположном конце провода подняли трубку. — У нас тут какие-то аномальные перемещения судов. Ребята, вы не заметили ничего необычного к востоку от Бермуд?
— А что? — последовал тщательно взвешенный ответ.
— А то, что три советских торговых судна направляются в северный район боевого патрулирования. Там одна из “Янки”. К-219. Я думала, может, вы что-то знаете.
— Ничего, — произнесли там после секундного колебания.
— Я думала иначе. И на том спасибо. — Робинсон повесила трубку. Если до звонка она подозревала, что в районе Бермуд творится что-то неладное, то теперь в этом не сомневалась. Через полчаса об этом станет известно адмиралу Шейферу. Он — офицер разведки флота. Подводники обязаны с ним работать. Пускай он борется с их мафией.
К-219, центральный пост
O8.50 Теперь, когда все первоочередные меры были выполнены и обстановка более-менее стабилизировалась, появилась возможность оценить ее и выбрать главное направление по борьбе за живучесть лодки.
Британов крепко растер лицо ладонями, тряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли, исказал:
— Я хочу выслушать ваше мнение по поводу случившегося, и мне нужны ваши предложения по дальнейшим действиям. Я хочу, чтобы вы были предельно откровенны, иначе нам не справиться с ситуацией.
— Товарищ командир, — первым поспешил высказаться замполит Сергиенко, — считаю, моральный дух экипажа достаточно высок, и мы выполним…
— И перевыполним! — резко перебил комиссара командир. — Кто еще здесь не понимает, что происходит? Кто? Кому непонятно, что лодка взорвалась и у нас три трупа и девять пораженных??? — Британов кричал во весь голос, не заботясь об авторитете политработника. Сейчас ему было наплевать на всё и на всех, кто мешал спасению корабля. Это была почти истерика, нервный срыв, вызванный страшным перенапряжением последних трех часов.
Но одновременно она послужила и мощной разрядкой натянутых до предела нервов командира и остальных.
Он не сорвал злость на своем заместителе, он просто естественно отреагировал на глупость и непонимание ситуации. Время пустых слов прошло. Настало время ответственности и профессионализма.
— Механик! Вы контролируете ситуацию, в конце концов?
— Почти. Мы вентилируем четвертый, пятый и шестой отсеки. Через тридцать минут будет введен в действие второй борт ГЭУ. Главная опасность — окислитель в шестой шахте и трюме четвертого. Необходима прокачка шахты и промывка трюма четвертого.
— Сколько людей в кормовых отсеках?
— Пятьдесят четыре человека. Старший в корме — Пшеничный. Он вполне справляется.
— Хорошо. Готовьте две аварийные партии в четвертый. Пересчитать все средства защиты. Приготовиться к аварийному сливу окислителя из шестой.
Потом это поставят в вину Британову и экипажу. В этом решении крылась принципиальная ошибка: аварийный слив окислителя предусмотрен только из исправной ракеты и никак не годился в данной ситуации! Отсутствие конкретной инструкции по действиям в данной ситуации не может полностью оправдать ошибочное решение командира.
— Товарищ командир! — начальник химической службы Сергей Воробьев наиболее трезво мог оценить ситуацию в загазованных отсеках, — в корме нет индикаторных трубок для замера концентрации паров окислителя, не хватает регенеративных патронов к защитным противогазам. Предлагаю разрешить мне убыть в четвертый и лично произвести замеры. Я могу передать все необходимое в кормовые отсеки.
— Я готов отправиться с ним, — поддержал начхима механик.
— Нет, — отрезал командир, — вы оба нужны мне здесь. Кого пошлем?
— Мичмана Байдина. Он готов.
— Есть. Посылайте Байдина.
— Центральный — радисты! Получено РДО из Москвы. Нам назначена точка встречи с судами морского флота. Они запрашивают наши возможности по скорости. Что отвечать?
— Капитульский? Что скажешь?
— Оба борта в работе. Ограничений нет:
— Радисты! Передайте:
Имею полный ход тринадцать узлов. Курс двести девяносто. Следую в точку встречи. Обстановка стабилизировалась. Готовлюсь к аварийному сливу окислителя. Командир К-219.
— Это всё.
Корпус лодки мелко завибрировал, отзываясь на увеличение хода. Со стороны это было невиданное зрелище: в открытом океане, ни от кого не таясь и не скрывая своей принадлежности к Военно-Морскому Флоту Союза ССР, полным ходом шел стратегический подводный крейсер.
Национальную принадлежность корабля обозначал бело-голубой краснозвездный флаг. В лучах восходящего солнца сейчас его видел только один человек.
“Аугуста”
Этим человеком был американский командир Вон Сускил.
Обхватив рукоятки перископа, он внимательно вглядывался в удаляющийся силуэт “Янки”.
— Сэр, докладывает акустик. Красный-2 увеличил ход до полного и изменил курс. Они уходят, сэр.
— Я вижу. Старпом, мы пойдем следом. Радист! Передайте в штаб:
Объект увеличил ход до тринадцати узлов и изменил курс на северо-запад. Продолжаю скрытое слежение. Жду указаний. Цезарь.
Глубина сто пятьдесят футов! Ход — тринадцать узлов!
“Аугуста”, набирая скорость, устремилась за “Янки”. Странно, почему они пошли на норд-вест?
Вон Сускил не снимал готовности своих торпедных аппаратов и по-прежнему был готов атаковать и уничтожить “Янки”. Если понадобится.