Сегодняшний день обогатил меня новым бесценным знанием — похоть имеет свои последствия. Она требует от тебя двойных усилий. Я приняла душ два раза, вместо обычного одного. Я переоделась четырежды (обычно дважды). Я убрала в доме (на один раз больше, чем я это делаю вообще). А уж на часы посмотрела около тысячи раз и примерно столько же проверяла свой телефон в надежде найти там новые входящие сообщения.
К несчастью, в своём вчерашнем эсэмэс Холдер не написал, когда собирается прийти, так что к пяти часам я как на иголках. Все дела уже переделала, печенья вчера напекла на год вперёд и сегодня пробежала не меньше пяти миль. Подумывала, не приготовить ли ужин, но ведь неизвестно когда заявится гость. Я сижу на диване и барабаню ногтями по подлокотнику, когда приходит эсэмэс.
«Во сколько мне прийти? И не подумай, что я сгораю от нетерпения. С тобой до отвращения скучно».
Вот так просто?! Как же я сама-то не додумалась? Пять часов назад могла бы написать ему и спросить, когда он придёт. И не пришлось бы ждать и дёргаться, как какой-то жалкой дурочке.
«Приходи в 7. И принеси что-нибудь поесть. Я тебе не кухарка».
Кладу телефон и утыкаюсь у него пустым взглядом. И чем прикажете занять оставшиеся час и пятьдесят минут? Как пережить тоскливое ожидание? Вот ведь странность какая — жила я себе без всяких вожделений, горя не знала. И вдруг захотелось большего, куча соблазнов сразу: и широкие возможности современных технологий, и ходячее искушение в виде Холдера. Непонятно только, что действует на меня сильнее. Возможно, то и другое одинаково.
Кладу ноги на кофейный столик. Сегодня я принарядилась в джинсы и футболку, решив дать передышку своим домашним штанам. Волосы оставила распущенными, но лишь потому, что Холдер видел меня только с хвостиком. А вовсе не потому, что хочу произвести на него впечатление.
Ещё как желаю произвести на него впечатление! Всеми фибрами.
Беру журнал, листаю, но так нервничаю, что даже ноги дрожат и сосредоточиться нет никакой возможности. Трижды прочитав одну и ту же страницу и ничего из неё не поняв, бросаю журнал на кофейный столик и откидываю голову на спинку дивана. Изучаю потолок. Потом изучаю стены. Потом изучаю ногти на ногах, праздно размышляя, не пора ли обновить лак.
Я схожу с ума.
Наконец, не выдержав, со стоном хватаю телефон и набираю:
«Приходи прямо сейчас. У меня уже от скуки шарики за ролики заходят, и если ты срочно не заявишься, дочитаю книгу без тебя».
Не выпуская телефона из руки, пристально слежу за экраном. Ответное сообщение приходит чуть ли не в ту же секунду.
«ЛОЛ. Как раз покупаю вам еду, леди босс. Буду через 20 минут».
ЛОЛ? Это что ещё значит? Люблю, очень люблю? Ох, лучше бы не надо. Иначе вылетит за дверь быстрее, чем мальчик Мэтти. Нет, ну правда, что это значит?
Отбрасываю мысли об этом и сосредотачиваюсь на двух последних словах. Двадцать минут… Чёрт, это же ужасно скоро! Мчусь в ванную, проверяю, в порядке ли волосы, одежда, не пахнет ли изо рта. Пробегаю по дому, смахивая последние пылинки. Когда звенит дверной звонок, я уже точно знаю, что мне делать: открывать.
Холдер стоит на пороге, держит в обнимку пакеты с продуктами, и вид у моего гостя очень домовитый. Я подозрительно смотрю на пакеты. Он подтягивает их повыше и пожимает плечами:
— Должен же хоть кто-то проявить гостеприимство. — Протискивается мимо меня, проходит в кухню и опускает пакеты. — Надеюсь, тебе нравятся спагетти с фрикадельками?
Начинает доставать продукты из пакетов и кухонную утварь из ящиков.
Я закрываю дверь и подхожу к барной стойке.
— Ты приготовишь мне ужин?
— Вообще-то приготовлю себе, но ты можешь присоединиться, если хочешь. — Он смотрит на меня через плечо и улыбается.
— Ты всегда так выделываешься? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— А ты?
— И ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?
— А ты?
Хватаю со стойки кухонное полотенце и швыряю в него. Он ловит, направляется к холодильнику и спрашивает на ходу:
— Хочешь чего-нибудь попить?
Ставлю локти на барную стойку и кладу подбородок на ладони.
— Ты предлагаешь мне напитки в моём собственном доме?
— Ты чего хочешь: молока со вкусом дерьма или колы? — спрашивает он, заглянув в холодильник.
— А у нас даже кола есть?
На все сто уверена, что уже выхлебала всю заначку, купленную вчера.
Он выглядывает из-за дверцы холодильника и выгибает бровь.
— А мы можем не разговаривать вопросами?
— А почему бы и нет?— смеюсь я.
— Как думаешь, надолго нас хватит? — Он находит колу и берёт две бутылки. — Хочешь льда?
— А у тебя есть лёд?
Пока он не перестанет задавать вопросы, не перестану и я — обожаю состязания.
Он подходит ко мне, ставит бутылки на стол и ухмыляется с вызовом.
— Ты думаешь, у меня должен быть лёд?
— Каково это — держать лёд? — бросаю я новый вызов.
Он кивает, впечатлённый тем, что я не отстаю:
— А какая тебе польза от льда?
— Ты предпочитаешь лёд колотый или в кубиках?
Он сощуривается, понимая, что я загнала его в ловушку. На это он не сможет ответить вопросом. Он открывает крышку и наливает колу в мой стакан.
— Для тебя у меня льда не найдётся.
— Ха! — восклицаю я. — Я выиграла!
Он смеётся и ретируется к плите.
— Я позволил тебе выиграть, потому что пожалел. Тот, кто так дико храпит, нуждается в постоянном снисхождении.
Я самодовольно ухмыляюсь.
— А знаешь, в устной форме все твои оскорбления звучат не так забавно.
Отпиваю глоток колы. Да, лёд точно не помешал бы. Подхожу к морозилке, достаю кубики и бросаю в свой стакан.
Когда я оборачиваюсь, то нос к носу сталкиваюсь в Холдером. От его взгляда — озорного и одновременно серьёзного — моё сердце ускоряет свой бег. Он делает шаг вперёд, я отступаю, пока не натыкаюсь спиной на холодильник. Гость непринуждённо поднимает руку и упирается ладонью в стенку холодильника рядом с моей головой.
Сама не знаю, как мне удаётся удержаться на ногах и не сползти на пол.
— Ты же понимаешь, что я шучу, правда? — мягко произносит Холдер. Он изучает моё лицо и улыбается — чуть заметно, но вполне достаточно, чтобы появились ямочки.
Я киваю. Чёрт, когда он уже отодвинется?! У меня вот-вот начнётся приступ астмы, а я ведь даже не астматик.
— Вот и отлично, — заявляет он, придвигаясь ещё на пару дюймов. — Потому что ты не храпишь. На самом деле, во сне ты чертовски очаровательна.
Лучше бы он ничего такого не говорил, особенно сейчас, когда он опять вторгся в моё личное пространство. Его рука сгибается в локте и внезапно он оказывается ещё ближе. Наклоняется к моему уху, и я хватаю ртом воздух.
— Скай, — обольстительно шепчет он. — Мне нужно тебя… подвинуть. Пропусти меня к морозилке.
Он медленно отстраняется, наблюдая за моей реакцией. Уголки его рта приподнимаются в улыбке, он пытается её скрыть, но всё-таки разражается смехом.
Упираюсь ладонями ему в грудь, отталкиваю и ныряю под его локоть.
— Какой ты всё-таки засранец!
— Извини, но ты так откровенно от меня балдеешь, что трудно удержаться.
Я знаю, что он шутит, но всё равно мне неловко до чёртиков. Сажусь за барную стойку и опускаю голову на руки. Уже ненавижу ту девчонку, в которую он меня превращает. И если бы я не проболталась, что он мне нравится, мне было бы с ним гораздо проще. И было бы гораздо проще, если бы он не был таким забавным. И милым, когда захочет. И сексуальным. Теперь я знаю, почему похоть имеет такой горько-сладкий вкус. Чувство само по себе прекрасное, но слишком много сил уходит на то, чтобы с ним бороться.
— Сказать тебе кое-что? — спрашивает он.
Я приподнимаю голову. Он не отрывает взгляда от сковороды, в которой что-то помешивает.
— Лучше не надо.
Он бросает на меня быстрый взгляд, потом снова возвращается к сковороде.
— Может, тебе от этого станет лучше.
— Сомневаюсь.
Он смотрит на меня, уже без игривой улыбки. Достаёт из шкафа кастрюлю, идёт к раковине, набирает воды. Возвращается к плите и снова помешивает содержимое сковородки.
— Возможно, ты тоже кажешься мне чуточку привлекательной.
Я незаметно втягиваю в себя воздух, потом делаю медленный контролируемый выдох, стараясь не показать, как огорошена этим заявлением.
— Только чуточку? — интересуюсь я, пряча смущение за сарказмом.
Он снова улыбается, но не отрывает взгляда от сковороды. На несколько минут воцаряется тишина. Он сосредоточен на своей стряпне, а я сосредоточена на нём. Наблюдаю, как непринуждённо он перемещается по кухне, и восхищаюсь его уверенностью. Мы в моём доме, а я нервничаю больше, чем гость. Ёрзаю на стуле и уже мечтаю о том, чтобы Холдер снова заговорил. Он, похоже, не имеет ничего против молчания, но на меня оно давит, и мне нужно от этого избавиться.
— Что значит «ЛОЛ»?
— Ты серьёзно спрашиваешь? — хохочет он.
— Да, серьёзно. Оно было в твоём эсэмэс.
— Это значит «laugh out loud». Так пишут о чём-то смешном.
Не стану отрицать — я испытала облегчение, узнав, что это не «Люблю, очень люблю».
— Ха! Чушь какая-то, — комментирую я.
— Да уж, та ещё чушь. Впрочем, это просто привычка, и если наловчиться, то сокращения очень удобны, с ними быстрее. Всякие там OMG, и WTF, IDK.
— О нет, прекрати! — восклицаю я, прежде чем он выпалит ещё какие-нибудь аббревиатуры. — Вот только в разговоре не надо сокращений, это не очень привлекательно.
Он оборачивается ко мне, подмигивает и шагает к духовке.
— Ладно, не буду.
И снова тишина. Но если вчера эти паузы в разговоре были очень даже к месту, то сегодня они на редкость некомфортны. По крайней мере, для меня. Наверное, я просто нервничаю при мысли о том, чем продолжится вечер. Очевидно, что нас с Холдером тянет друг к другу, а, значит, рано или поздно мы перейдём к стадии поцелуев. Собственно, я только об этом и думаю, и потому мне ужасно трудно сосредоточиться на настоящем моменте. Неизвестность невыносима. Когда? Холдер подождёт до окончания ужина, когда изо рта у меня будет пахнуть чесноком и луком? Или, может, мы поцелуемся перед его уходом? А, может, он набросится на меня в тот момент, когда я меньше всего буду этого ждать? Мне уже почти хочется поскорее с этим разделаться. Раз уж это неизбежно, не лучше ли перейти сразу к сути, а потом расслабиться и спокойно провести вечер?
— Ты как там? — спрашивает он. Я резко вскидываю голову — он стоит напротив меня с противоположной стороны барной стойки. — Такое ощущение, что ты унеслась в мыслях куда-то далеко-далеко.
Я встряхиваю головой и заставляю себя ответить:
— Всё нормально.
Он берёт нож и начинает нарезать помидоры — да так ловко, словно учился на специальных курсах. Есть ли на свете хоть что-то, что этот парень не умеет делать? Нож вдруг замирает над разделочной доской. Я поднимаю глаза на гостя — тот смотрит на меня с серьёзным выражением лица.
— О чём ты задумалась, Скай? — Он ждёт ответа, наблюдая за мной, но, поскольку я молчу, снова опускает взгляд на разделочную доску.
— Обещай, что не будешь смеяться, — решаюсь я.
Он смотрит на меня искоса, взвешивает мой вопрос и отрицательно мотает головой.
— Не могу. Я сказал тебе, что всегда буду с тобой честным. А если пообещаю, что не буду смеяться, то наверняка совру — ты очень забавная.
— Ты всегда такой неуступчивый?
Он широко улыбается, но я храню каменное выражение лица. Он впивается в меня взглядом, словно бросая вызов: ну, скажи уже, что у тебя на уме, или слабó? К несчастью, меня легко взять на слабó.
— Ну хорошо. — Я выпрямляю спину, делаю глубокий вздох и выплёскиваю накопившееся одним махом. — Я небольшой спец по свиданиям, и даже не знаю, у нас сейчас свидание, или нет, но как бы то ни было, это не просто дружеская тусовка, и потому я постоянно думаю: когда ты соберёшься уходить, поцелуешь ли меня на прощанье, а я такой человек — ненавижу сюрпризы, и мне ужасно неловко, потому что я хочу, чтобы ты меня поцеловал, и, наверное, это слишком самонадеянно с моей стороны, но мне кажется, что ты тоже хочешь меня поцеловать, вот я и подумала: может, если мы уже перестанем тянуть резину и поцелуемся, то станет намного легче — ты спокойно вернёшься к готовке, а я перестану прокручивать в голове возможные варианты развития событий.
Кажется, воздух из моих лёгких вышел весь, поэтому делаю глубоченный вдох.
Холдер перестал резать помидор в какой-то момент этой длинной тирады, я не знаю, в какой именно. Он таращится на меня, слегка приоткрыв рот. Я снова делаю глубокий вдох и медленный выдох. Кажется, я добилась противоположного эффекта, и больше всего на свете моему гостю хочется сейчас сбежать куда подальше. Увы, если это так, мне трудно его винить.
Он медленно кладёт нож на разделочную доску и упирается ладонями в столешницу, не отрывая от меня взгляда. Я опускаю руки на колени и покорно жду реакции — это всё, что мне остаётся.
— В жизни не слышал, чтобы кто-нибудь произносил такое длинное предложение, — многозначительно выдаёт он.
Я закатываю глаза, съёживаюсь и скрещиваю на груди руки. Я только что практически умоляла его меня поцеловать, а он решил побеседовать о грамматике?
— Расслабься, — говорит он с улыбкой. Сбрасывает нарезанные помидоры в сковородку и ставит её на плиту. Прибавляет огня на одной из конфорок и опускает спагетти в кипящую воду. Разобравшись со всем этим, вытирает руки полотенцем, обходит барную стойку и приближается ко мне.
— Встань, — велит он.
Я бросаю на него настороженный взгляд, но медленно сползаю с табурета. Когда я оказываюсь на ногах, Холдер кладёт руки мне на плечи, оглядывает кухню и тянет задумчиво:
— Х-м-м. — Потом, соскользнув ладонями по моим рукам, берёт меня за запястья. — Холодильник, пожалуй, вполне подходящая декорация.
Ведёт меня к упомянутому бытовому прибору, прислоняет к нему спиной, как куклу, упирается ладонями по обеим сторонам моей головы и склоняется ко мне.
Я себе представляла более романтичный антураж для поцелуя, но уж пусть будет как будет. Хочу только одного — поскорее с этим покончить. Особенно теперь, когда Холдер устроил целый спектакль. Он склоняется ко мне всё ниже, я задерживаю дыхание и закрываю глаза.
И жду.
И жду ещё немного.
Ничего не происходит.
Открываю глаза и вижу Холдера так близко, что вздрагиваю, а он только разражается смехом. И всё-таки он не отстраняется, его дыхание щекочет мои губы. Оно пахнет мятой и колой. Никогда бы не подумала, что такое сочетание может казаться приятным, но так и есть.
— Скай? — шепчет он. — Не подумай, я не собираюсь тебя мучить, ничего такого. Но я уже всё решил ещё до того, как пришёл сюда. Сегодня я не стану тебя целовать.
Под тяжким грузом разочарования сердце моё проваливается куда-то в коленки. От моей уверенности в себе не остаётся и следа, и мне сейчас жизненно необходима хоть одно восхищённое эсэмэс от Шесть.
— Почему?
Он медленно подносит руку к моему лицу и проводит пальцами по щеке. Собираю всю волю в кулак — только бы не задрожать под этим прикосновением, только бы не выдать, что я погружаюсь в полнейшее опьянение. Его взгляд следует за пальцами, те медленно скользят вниз, к моему подбородку, потом шее и останавливаются на плече. Он снова поднимает глаза, и я вижу плещущееся в них желание. Да, желание, вне всяких сомнений. Моё разочарование чуточку слабеет.
— Я хочу тебя поцеловать, — говорит он. — Поверь мне, очень хочу. — Опускает взгляд на мои губы и обхватывает ладонью мою щёку. На сей раз я с готовностью льну щекой к его ладони. Похоже, я сдалась ровно в тот момент, когда он вошёл в дом. И теперь я всего лишь воск в его руках.
— Если хочешь, почему не делаешь?
Сейчас прозвучит: «у меня есть девушка», и всё пойдёт прахом.
Он обхватывает моё лицо обеими руками и приподнимает к себе. Гладит большими пальцами скулы, и я чувствую, как быстро и резко поднимается и опускается его грудная клетка.
— Я боюсь, что ты ничего не почувствуешь, — шепчет он.
Втягиваю в себя воздух и задерживаю дыхание. Прокручиваю в голове наш вчерашний разговор и понимаю, что зря я так разболталась. Совершенно не следовало сообщать ему, что я цепенею, когда целуюсь с другими, потому что он — абсолютное исключение из этого правила. Поднимаю руку и накрываю его ладонь своей.
«Я почувствую, Холдер. Я уже чувствую». Мне хочется сказать это вслух, но я не могу. И только киваю.
Он закрывает глаза, вздыхает, отрывает меня от холодильника и прижимает к своей груди, положив одну руку на мою спину, другую — на затылок. Мои же руки неуклюже висят, я робко поднимаю их и обхватываю Холдера за талию. И в этот момент я чувствую, как мир и покой нисходят на меня в его объятиях. Мы притягиваем друг друга ещё ближе, и он целует меня в макушку. Не такого поцелуя я ждала, но и этот очень и очень хорош.
Через некоторое время раздаётся сигнал таймера. Холдер отпускает меня не сразу, и я прячу улыбку. Мы разжимаем объятия, я утыкаюсь взглядом в пол. И с чего это я взяла, что стоит мне поднять поцелуйную тему, и неловкость исчезнет? Стало только хуже.
Словно почувствовав моё смущение, Холдер берёт мои кисти в свои и переплетает наши пальцы.
— Посмотри на меня. — Я поднимаю глаза. Горько осознавать: похоже нас тянет друг к другу с разной силой. — Скай, я не буду тебя сегодня целовать, но поверь, никогда прежде мне так не хотелось поцеловать девушку. И не надо думать, что ты не привлекаешь меня, ты и понятия не имеешь, насколько это не так. Можешь держать меня за руку, ерошить мои волосы, можешь усесться мне на колени и есть спагетти из моих рук, но целоваться мы сегодня не будем. И завтра, возможно, тоже. Мне это необходимо. Мне необходима уверенность в том, что когда мои губы коснутся твоих, ты почувствуешь всё без остатка, каждое мгновение. Потому что я хочу, чтобы наш первый поцелуй стал лучшим за всю историю первых поцелуев. — Он поднимает мою руку и прижимает к губам. — А теперь прекращай дуться, помоги мне с ужином.
Я не могу сдержать улыбку. Он, конечно, сначала меня отверг, но оправдание было таким, что перекрыло всё. Да пусть отвергает меня хоть каждый день всю оставшуюся жизнь, если за этим последует такое оправдание!
Он покачивает нашими руками, поглядывая на меня сквозь ресницы.
— Хорошо? Этого хватит, чтобы протащить тебя ещё через парочку свиданий?
— Да. Но кое в чём ты ошибся.
— И в чём же?
— Ты сказал, что хочешь, чтобы мой первый поцелуй был лучшим в мире. Но ты же знаешь, что это будет не первый мой поцелуй.
Он прищуривается, вырывает свои кисти из моих и снова обхватывает ладонями моё лицо. Прижимает меня к холодильнику и склоняется низко-низко — его губы опасно близки к моим. Он больше не улыбается, и выражение его лица настолько серьёзное и напряжённое, что я перестаю дышать.
Медленно, мучительно медленно он склоняется всё ниже, и вот наши губы уже едва не соприкасаются, и я замираю в предвкушении. Его глаза открыты, мои тоже. Он на мгновение застывает, и наше дыхание смешивается. Никогда прежде не чувствовала себя такой беспомощной, и если он сию секунду не сделает хоть что-нибудь, я начну драться и царапаться.
Он смотрит на мой рот, и я тут же прикусываю нижнюю губу. Иначе я могла бы укусить его самого.
— Позволь тебе кое-что сообщить, — произносит он низким голосом. — Когда мои губы коснутся твоих, это будет твой первый поцелуй. Потому что если ты раньше ничего не чувствовала, значит, тебя никто не целовал по-настоящему. Не так, как я собираюсь тебя поцеловать.
Он роняет руки и отступает к плите, неотрывно глядя мне в глаза. Потом поворачивается к своим кастрюлям. Как ни в чём не бывало. Как будто не понимает, что с этого момента все парни на свете утратили для меня привлекательность.
Не чуя под собой ног, я сползаю вниз, пока не приземляюсь задницей на пол.