Чтобы построить заинтересованный диалог между двумя пересечёнными (знакомыми) людьми, нужно усадить их напротив друг друга, - и не как по-другому. Глаза смотрят в глаза, в открытое лицо устремлён открытый рот, из которого выпрыгивают не просто слова, а убежденность в своей правоте.

Например, стоячее положение в разговоре всегда поверхностно, мимолётно и непродуктивно. Что сказать, кроме – как дела дружище? Взаймы дать не могу, так как отстал от прогресса. В карты играть? – по-взрослому не умею. А говорить сидя? Да. Да конечно. Могу. Но только через «аську». Пиши, поговорим - по душам, так сказать, напрямую естественно без дураков и…

Ну что и?..

Чёрт забыл.

Как их (щёлкает пальцами).

Революционеров?

Нет-нет. Зачем?

Да!! У тебя же красная рожа бывшего ре-во-лю-ци-О!-нера.

- Может всё-таки, посидим? – спросил высокий поджарый мужчина преклонного возраста, потому что немного, возможно от ветра, естественно горбился. – Десять лет как не виделись. Для нас это катастрофический срок.

- Нет. Я сейчас точно не смогу. – Ответил такой же мужчина, правда, седой и чуть ниже ростом, выдвигая, как аргумент комическую моложавость. Так как разница в возрасте между беседующими стариками была год. – Звони, то есть пиши. Или я… сам… Напишу. Обещаю…

- Осип не уходи…

- Владимир Владимирович, ну зачем я… тебе?

Вечер схлестнулся с ветром, соревнуясь - кто быстрей убьёт (темнотой) этот ноябрьский день календаря. «Чёрный квадрат Малевича» был бы кстати. Правда, музеи уже закрылись в четыре (праздничный день). В этой схватке ветер размахивал тучами и моросящим дождём. Вечер теребил время, заставляя часы тонуть в темноте. Но темнота, в конце концов, отступила, потому что вспыхнули разноцветные гирлянды: и вечер, который потерялся во времени, и ветер, который сдулся – разом проиграли. Только дождь продолжал моросить, как неотложная помощь к осени.

Ноябрьский «красный день календаря» перенесённый в праздники недавно, сегодня (в общем, как и всегда) отмечался без особой помпы, и воспринимался многими как обычный выходной, возможно, из-за не возможности подвести под общий знаменатель согласия донельзя расслоившихся со временем граждан. Вот раньше бывало, седьмого, под лозунгом «Пролетарии всех стран…» страна откаблучивала такой жар души, в едином порыве: показного единства, равенства и братства, что было приятно смотреть.

Владимир Владимирович посмотрел на передвижной рекламный щит и, прочитав призыв: «Пейте Кока-Кола Лайт», вдруг вспомнил, как после праздничной демонстрации, кажется на детской площадке, пил с Осипом теплую водку. А рядом в закутке прятался его передвижной рекламный щит «Пролетарии всех стран соединяйтесь».

***

В высотке на Баррикадной к ноябрьскому празднику всегда готовились основательно. Многочисленные родственники, занимающее пространство из пяти комнат, не считая огромных коридоров и холлов, старались изо всех сил угодить хозяину. Поэтому закуски готовились только домашние. Спиртное – дорогое. Выпечка своя – проверенная годами. Сценарий торжества: с речами, тостами, шутками и аплодисментами написан загодя в строгой последовательности.

Пока хозяин был на подходе, родственники (отцы и дети) между делом общались. Причём общение шло через посредников в телевизоре; в разных комнатах смотрели разные программы. Пения магнитолы; музыка бренчала на любой вкус. И ленты негативных новостей, таких необходимых в замкнутом быту. Общение ради общения без всякой претензии на оригинальность. Так, брякнуть что-нибудь, между прочим.

В дверь позвонили. Родственники, как и положено, в данном случае, засуетились.

К входной двери ринулись, можно сказать наперегонки, двое статных мужчин в костюмах (отцы), за ними на всех порах подскочили юноша и девушка в джинсе (дети). Из кухни, снимая на ходу фартуки, выскочили друг за другом две полнотелые женщины в вечерних платьях (жёны).

Перед тем как Владимиру Владимировичу открыли, он сделал ещё один предупредительный звонок, чтоб ожидавшие деда родственники прочувствовали важность вечерней встречи. Утренний намёк о нотариальной конторе наследники поняли правильно. Каждый ждал и надеялся на свою, исключительную правоту в получение лакомого куска, потому что, как часто бывает, не родственный ранжир давал наследнику преимущество, а банальное приближённость к телу.

Семья старшего сына Вячеслава, декана факультета одного технического вуза, его сына Алексея, студента того же вуза, и жены Екатерины, неработающей домохозяйки, надеялась, что в делёжки имущества будет иметь преимущество. Перед семьёй младшего сына Сергея, декана гуманитарного вуза, его дочери Валерии, студентки того же вуза, и жены Елены работающей домохозяйки. Главным аргументом в семье технаря был Вячеслав – долгожданный для деда ребёнок. А гуманитарию Сергею отводилась второстепенная роль, потому что он был на год младше, да к тому же незапланированный.

- Владимир Владимирович, я так рада, что вы пришли! – обрадовалась Елена, так, будто не видела свёкра долгое время.

- И я рада! Ах, как… – подхватила Екатерина.

- Да все рады. – Подытожил общую радость Вячеслав. Кто-то меньше. Кто-то больше…

- Я самый большой радостьник в этом доме! – съехидничал Алексей.

- После меня… - подала голос Валерия.

- Может всё-таки, к столу пройдём? – спросил Сергей и, уходя, добавил: – Радостные вы мои.

***

После встречи с Владимиром Владимировичем Осипу, несмотря на то, что сильно ныла нога, пришлось долго идти пешком. Только так он мог успокоиться, мысленно набросить смирительную рубашку на клокочущие нервы. Только память, лучший реставратор прошедшего времени, как назло, чётко воссоздавала картинки минувших дней. Пока они, словно опавшие листья, лежали вперемешку под ногами. Но стоило вспомнить: как возрождалась структура, проявлялся цвет, хотелось воспарить обратно на дерево жизни.

Осип вдруг вспомнил как его и Володю принимали в партию. Затем как они, соревнуясь между собой, начали восхождение по карьерной лестнице. «Лестница в небо» так, кажется, Владимир Владимирович формулировал свою цель. И действительно, в конце концов, оказался на небесах, став секретарём ЦК по идеологической работе.

«А кем был я? - спросил самого себя Осип. – Так. Никем. Мелкой сошкой. Винтиком в государственном механизме».

Володя и Осип были давно на пенсии, но Осип так и не смирился с ролью лузера. Зависть, словно ржа, продолжала разъедать остатки его жизни.

Вот так с чувством досады Осип дошёл до Триумфальной площади, на которой устремился ввысь бронзовый Маяковский. Подойдя к памятнику, Осип заметил двух неряшливых персон, суетливо копавшихся в полиэтиленовом пакете. Неряхи на мгновения замерли, соединившись в общую композицию с шестиметровым поэтом «Гигантоман и две пьющие козявочки», так как было видно невооруженным глазам, те двое действительно собирались выпить.

- Вы что здесь делаете? – с чувством брезгливости спросил Осип.

- Не ругай нас, - сказал один неряшливый. – Мы третьего никак не можем найти. Вот и пришли сюда.

- Да вы что алкаши чёртовы! - возмутился Осип. – Совсем свихнулись. Это же Маяковский!

- Ну и что, - вступился другой неряшливый. – Без третьего индивидуума нам водка в глотку не лезет. Дядя, составь нам компанию, и мы мигом улетучимся.

- Я сейчас дам вам компанию! – закричал Осип. – Я сейчас вам…

- Осип Максимович!! Осип Максимович!!

Такой зов отчаянья Осип никогда не слышал, наверняка случилось что-то из ряда вон выходящее, возможно сверху пришёл много раз анонсированный конец света и ему решили сообщить об этом первому, как главному лузеру страны.

«Ну что ж я готов», - согласился Осип.

Он уже хотел по-дурацки завопить, но крик застыл на губах, и замерло сердце. К парализованному телу осталось выписать гроб, потому что Осип узнал кричащую прорицательницу. Знакомая девушка Ася из его группы недовольных просто так гнать волну не будет. Осип понял, что эта нехорошая новость специально для него.

«Уж лучше бы конец света, - подумал Осип. – Чем эта»

- Ну! – коротко всхлипнул Осип.

- Памятнику Маяковскому конец, - сказала Ася на последнем издыхании.

***

В конце застолья, когда обычно пьют чай или кофе, Владимир Владимирович сделался мрачнее тучи: то ли родственники не так искренне сегодня пели ему дифирамбы, то ли холодец оказался не такой едрёный. Возможно, настал момент произнести вслух завещание, где любая вещь, прописанная там, становились важнее хозяина, потому что хозяин уже прикреплен к смерти канцелярской скрепкой. Есть официальная бумага с печатью, остаётся только дождаться им конца одного конкретного человека.

- Зачем же так? – тихо сказал Владимир Владимирович. – Уж лучше сразу отдать и забыть. Надо бы…

- Ещё чаю? – спросила Елена.

- Что? А-а-а. Нет, нет. – Владимир Владимирович задумался. – Я должен вам сказать. Вернее зачитать… завещание.

- Отец, может не сейчас, - сказал Сергей. – Сегодня праздник, мы выпили.

- Причём здесь выпили. – Елена была явно взволнована. – Разве праздник этому помеха?

- Я давно хотел это сделать. Именно сейчас… - сказав это, Владимир Владимирович вышел из гостиной.

- Ты что такое говоришь? – Елена часто использовала этот вопрос в семейных сценах.

- Ни-че-го… - Сергей закурил.

- Я не понимаю, что здесь такого? – адресовал самому себе вопрос Вячеслав. – Праздник не праздник, какая разница. Бумага составлена, пусть прочтёт.

- Это тебе не праздник. – Возмутилась Екатерина. – А для него годовщина…

- Великого Октябрьского Социалистического Переворота. И всё с большой буквы, - съехидничал Алексей.

- Это для толтосумых переворот, а для нас ре-во-лю-ция. - Валерия глупо улыбнулась. – Ясно?

- Валерия!

- А чё он?

- Я хочу знать, это кто ж такие толстосумые, мы что ли? – спросил Вячеслав. – А-а-а?

- Слава! – Екатерина попыталась усмирить мужа. – Я прошу тебя, не начинай.

- Вячеслав, не надо из искры раздувать пламя. – Сергей укоризненно посмотрел на дочь. - Она девушка… ляпнула, не подумав.

- Папа!

- Как же мы с вами живём-то здесь, - не унимался Вячеслав. – Ведь в ваших головах вихри враждебные веют.

- У малообеспеченных граждан всегда так… - вставил Алексей.

- Это мы малообеспеченные?! - негодовала Елена.

- Началось… – Сергей достал ещё одну сигарету.

- Граждане, временно проживающие здесь, - встав в позу конферансье, Алексей выразительно начал. - Для получения наследства, не отходя от кассы, правда, в порядке очереди по старшинству на первый, второй рассчитайся!

- Алексей!

- Я! Могу быть и последним.

- Надеюсь, так и будет, - съязвила Валерия.

Вяла текущая перебранка, закончилась. Каждый остался при своём мнении, потому что вернувшийся хранитель клада и к своему потерянному виду добавил:

- Завещание пропало. Куда делось, ума не приложу.

***

Двигаясь, как боевая единица. Забыв про боль и хромоту, Осип своим ходом, упирая на правый шаг, отталкивал прочь встречных прохожих. Ася торопилась следом, заходя то с левого, то с правого фланга, она, как опытный агитатор, продолжала будоражить обстановку, пропагандируя на ходу вызубренные революционные тезисы, от которых у Осипа ширился вождитский дух.

«Наконец-то пришёл и мой час, - думал Осип. – Пусть и на старости лет. Дайте слово товарищу Маузеру. Слава памятнику Маяковскому».

Осип и Ася нырнули в арку, отсчитали нужный подъезд и, поднявшись на третий этаж, перед тем как войти, возможно, чтобы выделить текущий момент, взяли конспиративную паузу. Внизу послышалось шарканье. Сделав шаг в сторону, Осип нагнулся в лестничный проём. На него снизу вверх смотрели двое.

- Это вы? – спросил Осип у двух неряшливых выпивох, с которыми схлестнулся у памятника Маяковскому. – Следите?

- Нет, что ты… - сказал один неряшливый. – Даже и не думали.

- Ваша подруга, - добавил другой неряшливый. – Сказала такие судьбоносные слова, что мы до сих пор находимся под впечатлением.

- Приобщите нас к массам.

- Ася, ты видишь? – гордый Осип вытянул вперёд руку, так как делали известные вожди. – Простой народ поднимает головы.

- Да. - Ася одобрительно кивнула.

- Товарищи, за мной в новую жизнь с чистого листа. - Осип кивнул на дверь. – Звони!

Сделав условный знак: два стука в дверь и один длинный звонок, Ася прислушалась.

- Какое сегодня число? – за дверью спросили шёпотом.

- День нашего октября, - ответила Ася.

- Вы сделали правильный выбор. Проходите.

Судя по табачному туману, висевшему в тусклом коридоре, присутствующие, а их было восемь: шесть парней и две девицы, довели себя до критического состояния, потому что битый час спорили на повышенных тонах. Одни предлагали митинговать с политическими лозунгами, другие ограничиться экономическими, а затем, как пойдёт.

- Что за шум, а драки нету? – снимая на ходу плащ, спросил Осип.

- Сейчас будет, - обиженно сказала одна из девиц.

- Ну не надо… - весело протянул Осип. – Дайте мне слово я разберусь. Убирают памятник Маяковскому. Вот что главное. Мы здесь должны подсуетиться и гнуть свою линию. Убеждать народ, что не на три месяца увозят, а совсем. Что никакая там не реставрация, а именно уничтожение главного поэта революции. Что там реставрировать? Менять бронзу на бронзу? Пьедестал разваливается? Чушь. Главное для нас всколыхнуть массы, закрутить такую карусель, чтоб всем было б тошно. Площадь переименовали. Так? Так. Скоро станцию метро переименуют. Вот о чём надо трубить. А под какой лозунг встать сам народ скажет. Я знаю, куда вас вести и я вас поведу. Верите?

- М-м-м… - присутствующие закивали. – Да, да.

- Сколько у каждого в группе людей? – спросил Осип. - Тыща будет? Мне нужна тыща, не меньше.

***

- В тумбочке письменного стола смотрели? – спросила Екатерина.

- Все ящики перетряхнул. – Владимир Владимирович оправдывался как нашкодивший ребёнок. – Там нет.

- Может, сунули в папку к квитанциям по ЖКХ? – спросила Елена.

- Там тоже нет.

- В кожаном портфеле… - посмотрев на брата, который отвёл в сторону взгляд, предположил Вячеслав. – Ты весь день не выпускал его из рук.

- И там нет.

- Послушайте, на антресоли лежит чемодан. – Екатерина указала пальцем вверх. – Почему нет?

- Может, в машине забыли? – с надеждой, что дед вспомнит, спросила Елена, но дед качнул головой.

- Ну, дедуля, заплёл такую интригу. – Валерия показала большой палец. – Без Шерлока Холмса нам не обойтись.

- Это верно. Главное в этом деле мотив. – Выдержав паузу, Алексей скользнул взглядом по лицам родственников. – Давайте предположим, что кто-то из нас уже прочитал завещание и… Что? Содержимое завещания его… или её… не удовлетворило. Тогда ценная бумажка рвётся на мелкие куски и летит в унитаз.

- Послушай, хватит молоть чепуху! – Сергей вплотную приблизился к Алексею. – Зачем же так… м-м-м… цинично подозревать? Если завещание можно завтра написать заново.

- А время? Человек пока живёт сегодня, а завтра… как сказать.

- Как ты можешь такое говорить! – восстала Елена, путаясь выдавить из себя слезу. – Владимир Владимирович…

- Будет жить вечно. – Чтобы обратить на себя внимания Владимир Владимирович встал. – Ты это хотела сказать?

Елена кивнула и отошла в сторону Сергея, который курил у окна, выпуская в форточку дым. Валерия шагнула к матери. Вячеслав о чём-то увлечённо шептал Екатерине, и подошедший Алексей прервал отца на полуслове.

Одна семья стояла напротив другой семьи с недоверчивыми лицами. Родственные связи всегда трещат по швам, когда приступают к дележу имущества. Тем более, если знаешь: сумма наследства более чем…

- Я не буду больше писать завещание. После смерти пусть делят всем поровну. Так сказать, от каждого по способности, каждому по труду. - Владимир Владимирович засмеялся. – Только большую часть денег я уже это… перечислил на сохранения памятника Маяковскому. Вы же знаете я его давний поклонник.

- О памятниках заботиться государство. – Констатировал Вячеслав. – Твои деньги тупо украдут.

- Так и будет. – Поддержал брата Сергей. – Нужно восстановить завещание. Без тебя нам будет трудно договориться.

- У государства, когда речь заходит о памятниках, всегда кончаются деньги. – Владимир Владимирович был неумолим. – Что касается раздела, ничего, как-нибудь договоритесь. Правда, я буду уже там на небесах.

- Какой памятник дед?! – крикнул Алексей. - Его давно уже продали с потрохами.

- Этого не может быть!! – Владимир Владимирович схватился за сердце.

- Подожди, я читала про реставрацию, - сказала Валерия. – Кажется, на три месяца…

- Какая реставрация?! – усмехнулся Алексей. – Весь интернет пестрит, что какой-то миллиардер из Америки решил пополнить свою коллекцию памятником Маяковскому. Настоящего туда, а копию нам.

- Это им так не пройдёт! – Владимир Владимирович потряс кулаком. – Собирайтесь! Мы не можем сидеть, сложа руки.

- Куда?!

- Куда, куда… к памятнику Маяковскому. Площадь переименовали, памятник продали. Сволочи…

***

Двигаясь, как боевая единица. Забыв про головную боль, Владимир Владимирович своим ходом, упирая на правый шаг, отталкивал прочь встречных прохожих. Родственники, семеня следом, походу движения меняясь флангами, пытались усмирить разбушевавшегося деда, из многочисленных реплик выделяя главный аргумент, - действовать в рамках закона.

На триумфальной площади было многолюдно. Разогретая толпа, требуя перемен, ругала жуликоватую власть. Тем временем полицейское окружение постепенно сжималось. Используя рупор, Осип призывал митингующих не подаваться на провокации и стоять до победного конца. Вдруг кто-то, пытаясь выхватить рупор, толкнул его в грудь.

- Дай мне сказать! – Владимир Владимирович навалился всем телом.

- Ты?! Опять ты на моём пути! – чувство ненависти добавило Осипу силу. – Нет! Я здесь хозяин! Пусти…

- Товарищи! – кричал Владимир Владимирович. – Нельзя допустить, чтобы продали памятник Маяковскому. Устроим круглосуточное дежурство.

- Граждане митингующие разойдитесь! – над площадью прогремел командирский голос. - Иначе будет применена сила.

- Дать отпор наше право! – требовали голоса. – Бей фараонов!

- Стойте! – кричал Владимир Владимирович. – Мы же мирные люди…

В толпу ворвались полицейские, и как часто бывает, в таких случаях, стали хватать агитаторов. Началась паника. Самые отважные борцы пытались сопротивляться. Владимиру Владимировичу ткнули в лицо и скрутили руки.

- Что ж вы делаете?!

- Молчи старый осёл!

Из его носа потекла тёплая кровь.