Мира не помнила, как вернулась домой. Мокрый снег превратился в дождь. Дорога была ужасной, и сосредоточиться на ней не получалось. В какой-то момент на извилистом повороте Мирослава утратила контроль над авто и почувствовала, как машину заносит. Холодный пот выступил на лбу. Мира съехала на обочину и заглушила мотор. Ее бил озноб, сердце болезненно ныло.

Может быть, еще не поздно?.. Она могла бы завтра написать заявление, уйти с работы и больше никогда не видеть Самарина. Но сможет ли она так поступить? Конечно, нет!

Мира завела мотор и осторожно поехала дальше.

Загнав машину во двор и закрыв ворота, растопила печку. Заварив чаю, переоделась в домашнее, забралась с ногами в кресло-качалку, натянула на колени старый плед и долго сидела, погруженная в собственные мысли. Ее обступала тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в печи да тиканьем часов на стене.

В субботу погодные условия не улучшились. Непроглядная серость и унылость за окном угнетающе действовали на Мирославу. Рассвело поздно, потом быстро стемнело. В доме целый день царил сумрак. Не включая свет, не зная, чем себя занять, девушка бесцельно бродила по дому, переходя из одной комнаты в другую, пила чай и слушала капли дождя, стучавшего в окна.

В какой-то миг Мирослава поняла, что, если и дальше останется в доме, сойдет с ума.

Быстро одевшись, она вышла на улицу и, засунув руки в карманы куртки, пошла по дороге. Потом свернула на тропинку, петляющую между деревьев. Через какое-то время оказалась у мостков, перекинутых через речку. Здесь она однажды провалилась под лед, здесь оплакивала Вадима, думая, что тот погиб, и своего не родившегося ребенка, здесь, поднимая глаза к небу, просила Бога вернуть ей Вадима…

Сейчас снова поднимала глаза к небу…

Прошедшая ночь стала сном. Поверить в то, что было, казалось сложным. Тоска сжимала сердце. Хотелось хоть на мгновение, хоть мельком увидеть темные глаза Самарина. Услышать его голос, звонкий, жизнерадостный, пронизанный искорками смеха и нежности. Весь день Мира не расставалась с мобильным телефоном, проверяя, нет ли сообщений или пропущенных звонков. Но телефон безмолвствовал. Самарин не звонил, а мог бы, мог…

Сердце рвалось к нему.

Не до конца понимая, что делает, Мирослава бегом бросилась к машине, завела ее и покатила в «Берег роз». Нет, она не собиралась ни звонить ему, ни тем более появляться там. Просто безумно хотелось быть хоть чуточку ближе к нему…

Мира остановилась на остановке, как раз напротив жилого корпуса, без труда нашла окно его номера, в котором горел свет, и стала внимательно вглядываться в него, надеясь увидеть Самарина.

Дождь стучал по крыше машины, тонкими струйками стекал по лобовому стеклу, неоновым светом светилась приборная панель, Мира смотрела в окно. Вспоминал ли Самарин о ней? Или, овладев ею и утолив желание, уже и думать забыл? А может, и не думал ни о каких отношениях с ней? Он ведь женат! Ему не нужны неприятности в семье! Хватило одной ночи! А она катилась в пропасть, и остановить ее стремительное падение не мог никто. Мирослава долго сидела вот так. Она не плакала, нет, хоть спазмы и сдавливали горло так, что трудно становилось дышать, и сердце ныло, но уехать не могла. Лучше уж быть в машине, в нескольких десятках метров от него, чем в пустой, глухой деревне. Мира терзала себя, и все же здесь, поблизости от него, ей было легче.

Она с нетерпением и страхом ждала понедельника. Не представляя, как посмотрит в глаза Вадиму, вместе с тем жаждала заглянуть в них, увидеть нежность, теплоту, желание. Прошедшие выходные показались вечностью. А сколько передумано было, сколько переосмыслено, перечеркнуто и воскрешено в памяти…

Когда Мирослава пасмурным утром после выходных шла к корпусу, то чуть не упала, услышав возле котельной его голос. Стало трудно дышать. Миновав изгиб дорожки, скрывший ее от посторонних глаз, девушка опустилась на мокрую скамейку, не заботясь о новых джинсах, и прижала пальцы к пылающему лицу. Стараясь дышать глубоко, она чувствовала, как теснит в груди, и понимала, что, если не успокоится, спровоцирует приступ. Лихорадочно порывшись в сумочке, извлекла пузырек с таблетками, открыла крышку, высыпала на ладонь две и бросила в рот, проглотила не запивая. Как она будет работать в таком состоянии? Как сможет что-либо делать, не выглядывая каждую минуту в окна, чтобы увидеть его?

По плитке дорожки застучали каблучки.

Мира выпрямилась и постаралась придать лицу непринужденное выражение. Не хватало еще, чтобы работники заподозрили, что с ней что-то не так…

Скоро из-за поворота вырулила Катерина.

— Ой, Мира, привет! А ты чего здесь сидишь? Меня ждешь?

— Да… — неуверенно пролепетала девушка, поднимаясь со скамейки.

— Пойдем скорее, мы, кажется, уже опаздываем!

— Да, — Мирослава пошла следом, то и дело оглядываясь назад. Но увидеть Самарина не удалось.

Работа валилась из рук, сосредоточиться на чем-то не получалось. Убираясь в номерах, она подходила к окнам, стараясь рассмотреть сквозь голые ветки деревьев знакомую фигуру. Пару раз видела, как он выбегал из своего кабинета, направляясь в офис начальника, потом бежал обратно. Без куртки и шапки, с кипой каких-то бумаг в руках. Он занимался своей работой, а у девушки сердце разрывалось на части от отчаяния. Ей нужно было его увидеть! Нужно! Нужно! И казалось так странно, что они, в общем-то, рядом, но далеко друг от друга.

После обеда Мира и Катя обычно задерживались минут на пятнадцать в комнате для горничных. Так было и сегодня. Они пили чай, но разговор не клеился. Мирослава весь обеденный перерыв простояла у окна, а Самарин преспокойно уехал обедать домой.

— Мира, у тебя все в порядке? Мне кажется, ты вот-вот расплачешься. Что-то случилось? Может, плохие новости? Может, муж расстроил чем-нибудь? — спрашивала Катерина, внимательно глядя на девушку.

— Муж? — переспросила Мира, не совсем понимая, о чем она. — Да, нет. У меня все в порядке. Не обращай внимания. А как отдыхающие на выходных? Не очень доставали?

— Да не более чем всегда! Самарин надоел… — сказала она. — То сауну ему, то еще что.

— Да? Он ведь с детьми был…

— Да, с детьми и женой.

— Женой? — недоверчиво переспросила Мира, вскидывая на Катю глаза. — Кажется, они были записаны втроем.

— Записаны, да, но она тоже с ними была. В пятницу на последнем заплыве с детьми плескались, а потом в номер пошли. И в субботу она здесь была и в воскресенье.

— Я пойду, Катя! — отодвинув чашку, Мира встала и направилась к выходу, не желая, чтобы коллега увидела выражение ее лица. — У меня куча работы!

— Мира, у тебя что, с ним роман? — спросила Катерина, но Мира не обернулась, понимая, что, если останется хоть на секунду, не совладает с собой.

Так значит, он был с женой!

Девушка зажмурилась. Он пришел к ней, уложив спать не только детей, но и жену, а потом вернулся к ней, после Миры. Все выходные чудно отдыхал в кругу семьи, даже не вспоминая о ней, получив желаемое, а она каждую секунду думала о нем, ждала его звонка. Как глупо было думать, что ее мало волнует его семейное положение. Как самонадеянно было уверять себя, что это ничего не значит для нее. Мира хотела Самарина и наивно предполагала, что ее устроит одна-единственная ночь. Но эта ночь лишь разожгла пожар страсти, тлеющий в ее душе. И не утолила желания. Она хотела его и ревновала к жене. Только сейчас она поняла, что такое на самом деле делить мужчину с другой. Оказывается, Мирослава не из тех женщин, которые могут легко с этим мириться. Она поняла, что хочет, чтобы Вадим принадлежал лишь ей одной, но знала, что этого не будет никогда. Она стала его любовницей! Какое ужасное, грязное слово, и исправить уже ничего нельзя. Что случилось, то случилось. Назад дороги нет.

Одинокие слезинки катились по щекам.

За окном быстро стемнело. В целях экономии, которой на базе отдыха строго следовали, Мира не включала электричество в коридоре, обходясь светом в номерах, которые мыла один за другим. После обеда к ней никто не поднимался, и даже Катя не заходила, чему Мирослава была несказанно рада. Она никого не желала видеть. Ей хотелось, чтобы этот бесконечный день поскорее закончился, сесть в машину и уехать домой. Забиться в угол и в полной тишине и отрешенности от всего мира предаваться горестям.

Когда скрипнула дверь в коридоре, Мира даже не выглянула, чтобы посмотреть, кто там бродит в темноте. Быстро вытерла мокрые щеки, не желая, чтобы Катерина, а Мира не сомневалась, что это она, увидела ее слезы. Наверняка молодая женщина пришла осведомиться, не заработалась ли Мирослава.

Ковер в коридоре заглушал шаги; в какой-то момент, оторвав взгляд от раковины, которую девушка усердно мыла, в отражении зеркала увидела Самарина. Он стоял в проеме двери и смотрел на нее. Мира резко обернулась и ухватилась руками за край раковины, чтобы не упасть. С минуту они стоя ли молча, глядя друг другу в глаза.

Вадим первым сделал шаг навстречу. В то же мгновение, оторвавшись от раковины, Мира бросилась к нему. Обвив руками его шею, прижавшись щекой к его груди, вдохнув аромат его парфюма, сводивший с ума, она вдруг поняла, что примет все, лишь бы он был рядом. А он все понял, увидев ее глаза, в тот миг, когда она кинулась к нему.

Потом, много позже, Мирослава поймет, что допустила огромную ошибку. Он увидел ее беззащитной, слабой, ранимой и бесконечно одинокой. И это не вызвало в нем ни восхищения, ни уважения, ни преклонения. Он давно разучился ценить и уважать чувства других людей, а в чувства женщин, с которыми проводил время, вовсе не верил. Только однажды, давно, его сердце откликнулось на чистое светлое чувство девушки с глазами лесной нимфы, но и она оказалась обманщицей. Теперь же то, что он увидел в глазах Миры, вызвало в его душе ликование и торжество.

Но он хотел ее. Хотел безумно.

— Привет, Мира Сергеевна, — тихо прошептал ей на ухо. И в голосе его было столько нежности и теплоты, что поверить в их неискренность Мира не смогла. — Я думал, ты зайдешь ко мне сегодня, — он протянул руку и погасил свет. Их обступила темнота, и только свет уличного фонаря рассеивал ее.

— Я не была уверена, что ты захочешь меня видеть, — прошептала она.

— Вот глупая, — тихо засмеялся он. — Как думаешь, Катя не зайдет сюда?

— Не знаю. Но вообще может. А что? — отняв лицо от его груди, Мира подняла к нему глаза.

— Ничего, — Самарин засмеялся и склонил к ней свое лицо. — Ты разве не скучала без меня?

— Скучала, — выдохнула девушка и закрыла глаза. Не важным стало, зайдет ли Катя или еще кто-нибудь. Желание сладким вином разливалось по жилам. От него кружилась голова и весь мир переставал существовать.

Весь следующий год, пролетевший, как один день, был наполнен встречами украдкой в номерах пустого корпуса, в офисе начальника отдела, где-то на лесных дорогах в полуночный час, взглядами, от которых начинал электризоваться воздух, улыбками, переглядками, прикосновениями, разговорами по телефону, бесконечным ожиданием, слезами, ревностью. Все в «Береге роз» знали, что у Миры с Самариным роман. Скрыть подобное на небольшой территории невозможно, да они и не старались. Чаще всего встречались в обеденный перерыв, и, естественно, ее походы в его офис или в корпус не могли остаться незамеченными. Стоило лишь приглядеться, какими глазами они друг на друга смотрели, и все становилось ясно.

Их осуждали. Они оба были несвободными. Мира так и не рассказала Самарину, что ее муж умер. Девушка догадывалась, какого мнения о ней на работе, понимала, что репутации конец и в глазах работников она просто шлюха, но ее это волновало мало. Ее вообще никогда не волновало общественное мнение, и ответ держала только перед собой. Она не могла без Вадима, и ради того, чтобы быть с ним, готова была пройти через что угодно.

Слухи о Мириных похождениях дошли и до родителей. Мама не раз заводила нравоучительный разговор, пытаясь воззвать к ее благоразумию и совести, когда была трезвой. Если же Мирослава заставала ее пьяной, доставалось сполна. Мать не выбирала выражений. Но ничто не могло остановить девушку. Она предполагала, что и Степику известно о ее романе, иногда ловила на себе его задумчивый взгляд, от которого становилось не по себе, но Рудинский ни разу не намекнул об этом. Возможно, он знал, какой может быть ее реакция. А возможно, не догадывался, кто такой на самом деле Самарин.

Мира не сразу узнала его, только после первой ночи, проведенной вместе, поняла, что Вадим — тот самый таинственный незнакомец с хутора. С этим трудно было смириться, еще тяжелее жить и молчать, поскольку хотелось, часто хотелось все рассказать ему, объяснить, но что-то в темных глазах мужчины удерживало ее от этого шага. Что-то подсказывало ей, что и он узнал ее, но не пожелал признаться. Мира нередко задавалась вопросом: «А почему?» Но вразумительного ответа не находила. Понимала только, что пропасть в десять лет, разверзшуюся перед ними, перешагнуть не смогут. Она не сможет забыть всего, что пришлось пережить. И от боли, обид и сожалений не уйти, как бы ни хотелось. А он… Мира была уверена, что Вадим считал ее предательницей. И она чувствовала свою вину перед ним, потому что вышла замуж за Полякова, несмотря на то, что уверяла Самарина в своей любви. Вышла замуж за человека, который разлучил их, стал виной трагедии, разыгравшейся на хуторе… Иногда Мирославе хотелось взять Самарина за руку и заставить выслушать ее. Но ее оправдания теперь не имели значения. Они ничего не могли изменить. Да и Вадим не желал к ним возвращаться. Прошлое было под запретом. И Самарин ни разу не приехал к ней в Старые Дороги, а ведь куда проще было бы встречаться в ее доме, где никто не мог бы их увидеть.

Но мужчину устраивало все как есть. А Мирославу не покидало близкое предчувствие беды. Как-то не верилось, что их встречи и свидания на глазах всего «Берега роз» будут длиться вечно.

И пусть, в общем-то, завидовать особо было нечему, завистники находились. Он был все-таки первым заместителем начальника, а не каким-нибудь дворником. В канун Нового года Миру отправили в срочный отпуск.

Ей действительно нужен был отдых, она это понимала, чувствовала, но… Не представляла, как сможет прожить полтора месяца без Вадима. Со дня знакомства, с той первой ночи, каждый день он был рядом… Ради того, чтобы находиться с ним поблизости, она готова была работать до бесконечности без отпуска и перерыва, но такой возможности ей никто не предоставлял. В последний ее день они встретились в номере. Прижимаясь к Самарину, Мира боялась разжать объятия. Прошлое, не отпуская, жило в ней вечным страхом. Казалось, стоит лишь отпустить его, уйти, и она снова потеряет его. Вадим, конечно, не разделял ее страхов, и суеверные предчувствия девушки его забавляли. Он с легкостью заверил Миру, что будет звонить, и они, конечно, будут видеться, как же без этого. Ничто не помешает их встречам. Вадим легко и беспечно отпустил ее, и уезжала Мирослава с работы с тяжелым сердцем и слезами на глазах. Все время оглядываясь на светящийся корпус, она была уверена, что никогда не вернется обратно… Предстоящие дни в пустой, занесенной снегами деревне пугали ее. А неотвязные мысли относительно собственного будущего все чаще не давали уснуть. Да, она нашла Вадима, того человека, которого когда-то безумно любила, а теперь так же сильно желала, но он не принадлежал ей. Он был чужим мужем. И Мира, не теша себя иллюзиями, подозревала, что им он так и останется. Ничего не изменится. Или изменится — она надоест ему, и он ее оставит. Ведь за целый год ни разу не сказал, что любит ее. И пусть девушка понимала, что не слова говорят об искренности чувств, а поступки, легче не становилось.

Не зная, чем себя занять, следующие несколько дней Мира отдыхала и бездельничала. Спала до обеда, потом готовила есть, выходила гулять, а когда ранние сумерки опускались на землю, возвращалась домой и занималась обычными домашними делами: носила воду из колодца, топила печку, что-то стирала, где-то убирала, а после забиралась в кресло-качалку, включала какие-то фильмы и смотрела их до поздней ночи.

Морозы крепчали, потрескивали дрова в печи, равномерно шли часы, отсчитывая время, гудел компьютер. Плавно текли мысли в ее голове, но чтобы совсем не утонуть в них, отвлекалась на фильм. Вадим не звонил. Он и раньше не особенно баловал ее телефонными звонками. Мира знала, что он загружен работой; что на днях состоялась корпоративная вечеринка, а в канун Нового года ожидается приезд vip-персон, которые уже давно по традиции отмечали праздник в «Береге роз». Но все равно скучала по нему и ждала звонка. А телефон безмолвствовал, впрочем, как всегда. Он у нее вообще редко подавал признаки жизни. Звонить ей, в принципе, было некому.

Тридцатого декабря, проснувшись пораньше и выпив чаю с лимоном, Мира решила отправиться в райцентр. Ей вдруг захотелось и в своем одиноком доме создать ощущение праздника. Купить елку, украшения, свечи, шампанское и всевозможные вкусности. Что-нибудь приготовить и накрыть стол.

Переходя от одного магазина к другому, Мирослава купила красивую искусственную голубоватую ель, серебряные и сизые стеклянные шары, гирлянды, бусы, с десяток понравившихся сувениров. Смешных, нелепых и, в общем-то, ненужных, но приглянувшихся ей. Подарить их было некому, но это и не важно. Сегодня она пребывала в приподнятом настроении. Девушка улыбалась прохожим, заставляя мужчин заинтересованно оглядываться ей вслед. Она купила еще открытки с чудесными поздравительными стихами. Одно из них собиралась набрать в телефоне и в новогоднюю ночь сообщением отослать Вадиму.

Загрузив покупки в багажник машины, Мира почувствовала, что проголодалась, и решила перекусить в кафе, а заодно позвонить Вадиму, раз он сам не звонит.

Вытащив из кармана мобильный, быстро нашла заветный номер.

— Да? — через пару секунд откликнулся Самарин.

— Привет! Ты не занят? — с улыбкой обратилась к нему девушка. — А я в городе сейчас, приехала за покупками, соскучилась по тебе…

— Я занят сейчас. Потом перезвоню, — прервал ее Вадим и тут же отключился.

Мира недоуменно взглянула на телефон, пожала плечами и сунула его в сумочку.

«Позже, так позже!» — решила она, но неприятный осадок от разговора остался.

Заказав поесть, Мира сидела за столиком и чувствовала, как медленно испаряется хорошее настроение и тревога закрадывается в душу. Самарин не обрадовался, услышав ее голос. Совсем не обрадовался! Более того, голос его звучал как-то странно сдержанно, отчужденно и даже холодно. Раньше он никогда не разговаривал с ней так! Может быть, в «Береге роз» что-то случилось? Может быть, у него самого какие-то неприятности?

Поковырявшись в салате и выпив чашку чая, девушка расплатилась и вышла из кафе. Оказавшись на улице, поежилась. Казалось, за полчаса, проведенные в кафе, на улице стало еще холоднее. Зябко передернув плечами, Мира набросила на голову капюшон пуховика, засунула руки в карманы и огляделась по сторонам, не зная, куда пойти. Настроение опустилось к нулевой отметке.

В сумке ожил мобильный телефон. На дисплее высветилось имя Самарина. Мирослава поднесла телефон к уху.

— Извини, я, наверное, отрываю тебя от дел? — первой заговорила девушка. — Я понимаю, у вас там сейчас завал, но я подумала… Я сейчас в городе, и я подумала, а вдруг и ты где-то здесь. И мы могли бы где-нибудь пересечься…

— Я не в городе! И я действительно был занят! Меня начальник вызывал к себе! — Самарин говорил отрывисто и холодно. Мира не предполагала, что он может с кем-то так говорить, а тем более с ней.

И, конечно, даже представить себе не могла, что там, у себя в кабинете на базе отдыха, Вадима просто трясет от ярости, от ярости, направленной против нее, против Миры.

— Знаешь, зачем?

— Нет, — ответила девушка, чувствуя, как больно сжимается сердце в груди.

— Чтобы побеседовать. Он раньше хотел мне это сказать, еще перед корпоративом, но решил не портить настроение. Знаешь, он меня этак мило усадил на диван и прямо спросил, а правда ли, Самарин, что говорят, будто ты с Ярославской гуляешь, а она, в свою очередь, направо и налево делится некими интимными подробностями, к примеру, как быстро тебя возбуждает…

— Что? — потрясенно выдохнула Мира и беспомощно огляделась вокруг, чувствуя, как дрожат колени и она вот-вот может упасть. Его слова обрушились на нее как гром среди ясного неба. Нет, даже не так! Если бы сейчас громовые раскаты сотрясли небо, она не была бы так поражена, обескуражена и потрясена.

Поверить в то, что начальник запросто, в своем кабинете, на рабочем месте мог сказать такое, казалось немыслимым. А как же профессиональная этика? Уважение? Ведь существуют же какие-то границы, переходить которые нельзя…

— Да, вот так прямо и сказал!

— Но так нельзя… — пролепетала Мира.

— Он начальник. Ему можно!

— Ты должен был ему ответить! Он не имеет права…

— Я не ответил. Не поверишь, я был в таком шоке, что сказать ему что-то или возразить просто не смог. Я стоял и улыбался, как дурак! Как будто то, что он сказал, было крайне забавным! А напоследок посоветовал, чтобы я завязывал со всем этим! Ему не нужны проблемы с моей женой! Мира, откуда эти подробности, ты не хочешь мне сказать?

— Я не знаю, — растерянно прошептала девушка, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Правда? А вот я знаю! Сколько раз я просил тебя не откровенничать с девками из корпуса?

— Я не… — запротестовала Мира, но он перебил ее.

— Ты думаешь, Галя или Катя так замечательно к тебе относятся? Ты думаешь, у них нет повода желать тебе зла? Ты забыла, чье место заняла?

Нет, Мира не забыла. Да и как можно было забыть? Раньше, до нее, в «Береге роз» работала еще и родственница Галины. Они втроем — Катя, Галя и Таня — составляли замечательный тандем. Потом Таня ушла в декретный отпуск, а ее место заняла Мирослава и заняла основательно. Таня тоже работала по договору, но это не имело значения. К тому же в «Береге роз» давно ходили слухи о введении в штат еще одной единицы…

Нет, Мира никогда и ни с кем не делилась никакими интимными подробностями, но и Галя, и Катя, безусловно, о многом догадывались. Как и большинство в «Береге роз». Только они с Вадимом не хотели этого замечать. К тому же в коллективе, где многие только и ждали, когда кто-нибудь споткнется, более того, где сами готовы были подставить подножку, одного невзначай брошенного слова хватало, чтобы вызвать море сплетен, разговоров, пересудов.

Мира закрыла глаза, слезы покатились по щекам.

— Все это уже, бесспорно, дошло до моей жены, — продолжал между тем Вадим. — В последнее время она как-то странно посматривает на меня. Ну, да ладно, с ней я как-нибудь разберусь, а вот со всем остальным… Мира, ты хоть отдаленно представляешь, через какое унижение мне пришлось пройти из-за тебя?

Голос Вадима был злым, холодным, жестким. Он ранил девушку сильнее, чем слова, которые произносил.

— А… это… вообще хорошо или плохо, что со мной ты… Ну, быстро… — зачем-то спросила она.

Да, Мирослава понимала, что самолюбию мужчины нанесен сокрушительный удар. Да, она понимала, как это унизительно и гадко стоять перед начальником и выслушивать всякое. Но Самарин же мог и должен был ответить, а он промолчал. Пришел в ярость, выход которой дал, обрушив ее на Миру. Ему нужно было кого-то обвинить, чтобы самому не чувствовать вины. И он обвинил ее.

— Это уже не важно! Ты же понимаешь, после случившегося мы не сможем больше встречаться, — сказал он.

Это был не вопрос. Утверждение. Он все решил за обоих.

— Нет, — вырвалось у Мирославы. — Нет, пожалуйста, нет! Я не хочу! Ты же знаешь, я не смогу без тебя, — заплакала девушка.

Но ни слезы ее, ни ее боль его не тронули.

— Все, давай! Обед закончился, мне нужно идти работать! — бросил Вадим и отключился.

А Мира так и осталась стоять, прижимая телефон к уху. Она слушала короткие гудки, а из-за слез ничего не видела.

Слезы беспрерывным потоком катились по щекам, казалось, они не иссякнут никогда. Сколько бы девушка ни пыталась стереть их ладонью, они продолжали течь. Хотелось кричать и выть навзрыд. Мира пошла по тротуару, не обращая внимания на шумевший вокруг город, на любопытные взгляды прохожих. Она ничего не замечала, не знала, куда идти и где укрыться, спастись от боли.

Она не могла его потерять. Без него ее просто не было. Он занимал собой все пространство ее души. Он и был ее душой. Все помыслы, мечты и мысли ее были о нем. Вадим был воздухом, которым она дышала, ее миром. Ее вселенной. Светом в темном тоннеле ее жизни. Как же так легко он мог отказаться от нее? Ведь она так его любила!

Мирослава не помнила, как оказалась в своей машине, как завела двигатель и тронулась с места. Глаза опухли от слез. На город быстро опускались сумерки. Свет встречных фар бил в глаза, ослепляя. Водители проезжающих мимо машин зачем-то пронзительно ей сигналили. Мира не реагировала на них. Вязкая, липкая апатия накрывала ее с головой, притупляя чувства и инстинкты. Все стало безразлично, и, в первую очередь, собственная жизнь…

В какой-то момент захотелось отпустить руль и покончить со своей жалкой никчемной жизнью раз и навсегда. Разом покончить и с болью, и с отчаянием, и с обвинениями Вадима, и с людской завистью и злостью. Смерть могла бы стать поистине спасением. Мира закрыла глаза.

Внезапно салон пронзил телефонный звонок. Девушка вздрогнула и тут же открыла глаза. Самарин!

Но нет, это был, конечно же, не он.