Мира подошла к окну и отодвинула сливочный шелк занавески. С двенадцатого этажа нового дома в фешенебельном районе Минск простирался как на ладони. Неоновые огни витрин и реклам, иллюминация улиц, сверкающие и переливающиеся елки, там и тут взлетающие в небо фейерверки, взрывы петард… Столица не спала в праздничную ночь. Мир встречал Новый год! Каким он будет? Что принесет с собой? Девушка тяжело вздохнула и достала мобильный телефон. Просмотрев сообщения от немногочисленных знакомых, сжала его в ладонях и прижала к груди.

За стеной в просторной гостиной и примыкающей к ней столовой веселились друзья Рудинского. Смех, крики, шум, гам, выстрелы пробок от шампанского, брызги в разные стороны, хлопушки, бенгальские огни; счастливые, веселые и беззаботные лица смотрели на Мирославу со всех сторон. А у нее на душе скребли кошки, и сердце разрывалось на части.

Она не понимала, зачем согласилась и приехала. Степик, конечно, пустил в ход все свое красноречие, напирая на то, что его родители, соответственно Мирины дядя и тетя, не видели племянницу более десяти лет и просто сгорали от желания повидаться. У самой девушки ответного желания не возникло, и все же она дала себя уговорить и оказалась в Минске.

Решающим аргументом стало то, что девушка чувствовала: останется в деревне, наедине со своими мыслями, сожалением и болью — что-нибудь точно натворит. После тяжелого разговора с Вадимом, после всего передуманного Мира не раз порывалась позвонить ему, объяснить все, опровергнуть его обвинения, разубедить, заставить выслушать, поверить и не поступать опрометчиво…

Но что-то останавливало ее. Страх ли или нежелание снова услышать холодный голос, не терпящий возражений? А может, остатки гордости не позволяли окончательно унизиться перед ним? Мира предполагала, что разговор, вполне возможно, закончится ее слезами и мольбами не оставлять ее.

Но здесь, сейчас, в этой шумной толпе, за сотни километров от него было еще хуже. Да, в Старых Дорогах она медленно сходила с ума, но там она знала, что он рядом. И она запросто могла сесть в машину, поехать к его дому и хоть всю ночь сидеть, глядя в темные окна.

Включив мобильный телефон, Мирослава нашла небольшое поздравительное сообщение, предназначенное ему, и, не раздумывая ни секунды, отправила. Сразу пришел отчет о доставке. Девушка знала, что ответа не последует, но так хотелось, чтобы он хоть на мгновение вспомнил о ней.

Дверь кабинета, в котором Мира спряталась ото всех, открылась. Она резко обернулась и в неярком свете настольной лампы увидела пошатывающуюся фигуру Андрея Ляхновича.

— Прости, пожалуйста, я не помешал? — спросил он.

Андрей, будучи по натуре очень воспитанным и интеллигентным, выпив, становился донельзя вежливым и ненавязчивым.

— Нет, что ты, заходи! — улыбнувшись ему, произнесла девушка.

Андрей вошел и, прикрыв за собой дверь, подошел к рабочему столу Рудинского.

— Я думал, ты уехала. Я не хочу лезть к тебе с разговорами, но мне кажется, тебе совсем не весело с нами.

— Признаться, меня посещала подобная мысль, но я не хотела портить вам праздник своим побегом. Решила подождать до утра.

— Нет-нет! Пожалуйста, не уезжай! В центре возле елки залили каток! Мы собираемся туда завтра. Останься хотя бы на день! Покатаемся, погуляем, обещаю, повеселимся…

— Спасибо, Андрей! Но…

— Нет, Мира, не отказывайся. Не уезжай, пожалуйста! Знаешь, мы ведь все здесь очень переживаем, когда ты остаешься в деревне одна. Вслух никогда об этом не говорим, но Степик ходит вечно какой-то озабоченный, хмурый. Гарик, то и дело посматривая на Рудинского, вопросительно вскидывает брови. Они поочередно хватаются за телефоны, но звонить тебе часто не решаются. Знают, что ты их чрезмерную опеку терпеть не можешь. И я тоже переживаю. Все время думаю, как ты там одна и дрова таскаешь, и воду носишь, и снег чистишь, а когда сильно заметает…

— Встаю в пять утра и расчищаю. Но меня это не напрягает. Эти повседневные заботы ничто по сравнению…

Мирослава осеклась и снова отвернулась к окну.

— Мира, я много думаю о тебе… — начал Ляхнович.

— Не надо, Андрей! Я уже взрослая. У меня своя жизнь, своя судьба…

— Но это неправильно! — запротестовал Ляхнович. — Тебе не надо быть в этих Старых Дорогах, не надо горбатиться на этой базе отдыха. Ты могла бы остаться здесь или, если так хочется быть одной, снять квартиру. Степик и Гарик нашли бы тебе приличную работу!

— Мне нравится работать в «Береге роз», я собираюсь продолжить там работать, мне нравится мой дом в Старых Дорогах, сама деревня вполне соответствует моему душевному состоянию, да и моя жизнь мне, в общем-то, нравится, другой я не ищу! — отрезала Мира не терпящим возражения тоном.

Конечно, Мирослава не могла сказать Андрею, что не работа влечет ее на базу отдыха. И нравится она ей, по большому счету, потому, что напрямую связана с Самариным. И пока он оставался там, менять ее на что-то другое девушка не могла и не хотела.

— Андрей, пожалуйста, не надо. Не переживай за меня. У меня все хорошо, а Степик и Гарик… Они все думают, что мне семнадцать лет, и никак не хотят принять как взрослого, самостоятельного человека! Ладно, — Мира обернулась и улыбнулась. — Так и быть! Только ради тебя я останусь и схожу на каток. Я уже бог знает сколько времени не стояла на коньках. Когда-то в Праге зимой мы часто ходили с Лешей на каток. Его заливали у Сословного театра, а еще мы с подружкой любили рождественские базары на Староместской и Вацлавской площадях! И Рождество… — девушка осеклась.

Вот уже два года Леша Поляков лежал в могиле.

Яркая, сверкающая панорама города расплылась, поплыла перед глазами, затуманенными слезами.

Ляхнович подошел к ней, взял ее безвольно висящую руку, на мгновение сжал, потом поднес к губам и поцеловал.

— Если бы я не был уверен, что ты ответишь мне отказом, я бы прямо сейчас предложил тебе выйти за меня замуж, — сказал он.

Мирослава улыбнулась.

На каток выбрались только после обеда. Гости Рудинского разошлись под утро. Так что до обеда все спали, а потом еще долго раскачивались, прежде чем собрались. Степик ворчал и вожделенно поглядывал на бутылку с янтарной жидкостью, да и не он один. Гарик наезжал на Андрея за дурацкую и несвоевременную идею. Какой мог быть каток, когда после выпитого раскалывалась голова и хотелось опохмелиться!

Мира с отсутствующим взглядом пила чай с лимоном и не обращала внимания на их перебранку.

Отказать ей не смогли.

В легинсах и вязаной тунике с воротником под горло, с собранными в высокий хвост волосами и полным отсутствием макияжа, на льду Мира выглядела семнадцатилетней девчонкой. Ее красный короткий пуховик и расшитые бисером варежки лишь усиливали это впечатление и притягивали взгляды. Бледность щек, тонкий овал лица и яркие, необыкновенные глаза делали ее похожей на Снегурочку, а то, как виртуозно она рассекала лед, добавляло изящества.

Здесь, на центральной площади, у елки собралось немало людей. Коренные минчане, туристы и гости столицы в этот праздничный выходной день, устав от застолий и гуляний, решили активно отдохнуть и слегка встряхнуться. Кто-то, как и Мира, катался на коньках, кто-то просто стоял у ограждения, наблюдая. Дети смеялись и визжали, водя хороводы у елки, кто-то играл в снежки. Здесь было полно молодежи, детей и пожилых людей. Веселые, счастливые лица, радующиеся празднику. Их не пугали мороз и мелкий снежок, переливающийся в воздухе.

Рудинский, Ляхнович и Юрьев на коньках стояли плохо, да еще после выпитого с координацией были проблемы. И все же, мужественно натянув коньки, нарезали пару кругов, держась ближе к ограждению, и не спускали глаз с Мирославы. Девушка не вставала на лед уже несколько лет и, надевая коньки, ощущала некую неуверенность, но, как оказалось, совершенно напрасно. Приобретенные когда-то навыки не забылись. Сделав круг вокруг огромной елки, сверкающей огнями и шарами, Мира почувствовала себя увереннее. Напряжение прошло, появились легкость и свобода, позволяющие просто «лететь» на коньках. Набирая скорость и прекрасно маневрируя, Мирослава испытывала полузабытый детский восторг. Как в калейдоскопе, мелькали лица. Пару раз она пронеслась мимо Степика и его друзей. Степик махал ей рукой и что-то кричал, Андрей, выражая восторг, обеими руками показывал ей «класс», а Гарика подрезала какая-то брюнетка, облаченная в кожанку, облегающие штанишки и меховые наушники. Мира увидела, как, не сумев избежать столкновения, Юрьев смешно растянулся на льду, и не смогла сдержать улыбки.

Гарик небось разозлится, он и так не в духе, а тут еще эта девушка. Но Мира надеялась, что брюнетка даст ему достойный отпор, на вид она не казалась пугливой и, видимо, не считала себя виноватой, склонившись над Юрьевым и предлагая помощь.

Бросив на них последний взгляд через плечо, Мира отвернулась, неожиданно перед глазами мелькнуло смеющееся лицо Вадима. Сердце кольнуло в груди, улыбка тут же сбежала с лица. Девушка завертела головой, пытаясь рассмотреть в толпе Самарина и убедиться, что ей не померещилось. Он не мог быть здесь, такие совпадения невозможны. Вадим не собирался в Минск, по крайней мере, ей он об этом не говорил. Новый год намеревался встретить в «Береге роз». Однако обознаться Мира не могла.

Степик, Гарик и Андрей, увлеченные самоуверенной брюнеткой, не сразу увидели, что с Мирой что-то не так. В какой-то момент Гарик обернулся и увидел Мирино лицо. Даже на расстоянии оно показалось ему слишком бледным, встревоженным, растерянным… Ее глаза метались по лицам, в толпе она кого-то искала…

Гарик поднял руку, пытаясь привлечь ее внимание.

— Степик! — Юрьев толкнул Рудинского в бок и кивком головы указал на Миру.

Степик уставился на сестренку. Какая-то растерянная, одинокая и беззащитная, она стояла на катке, не замечая никого и ничего вокруг, устремив взгляд в толпу, но видя в ней только одного человека.

Степик проследовал за ее взглядом и, как и девушка, замер на месте. Он узнал ее сразу. Пусть и прошло много лет со дня их последней встречи, и внешность ее претерпела некоторые изменения, тонкий овал лица, четкий профиль и серо-зеленые глаза Ирины остались прежними. Степик смотрел на нее, забыв обо всем на свете, и не сразу обратил внимание на двоих детей, которых она держала за руки. А рядом с ними стоял мужчина, скорее всего, муж Ирины. Женщина смеялась, наблюдая за детьми, которых мужчина пытался научить стоять на коньках. Словно почувствовав его взгляд, она тоже на него посмотрела. Улыбка исчезла с ее лица, глаза расширились. Она нерешительно кивнула, будто была не уверена до конца, что перед ней тот самый Степик Рудинский, который много лет назад признавался ей в любви.

Обратил на него внимание и мужчина.

— Мира! — рядом вскрикнул Гарик.

Потрясенный, не понимающий до конца и не верящий в происходящее, Рудинский оторвал взгляд от мужчины и перевел его на двоюродную сестру. Как в замедленной съемке, увидел, что она падает на лед.

Потом они пробирались сквозь катающихся. Степик озирался назад и натыкался на темный, непроницаемый, немигающий взгляд. Самарин просто стоял и смотрел, не пытаясь ни отвернуться, ни подойти…

Из-за неплотно закрытой двери спальни доносились негромкие голоса. Ее специально оставили приоткрытой, на случай если Мира проснется и позовет. У изголовья на тумбочке горел ночник, рассеивая темноту. Девушка перевернулась на бок, высвободила из-под одеяла руку, потрогала на затылке большую шишку. Боли почти не почувствовала, наверное, еще действовало обезболивающее, которое ей вкололи в травмпункте. В панике ее отвезли туда мужчины. Сделав снимок и не обнаружив ничего страшного, врач вколол лекарство для профилактики и прописал какие-то таблетки от головной боли. По возвращении домой, как ребенка, ее уложили в постель, напоив молоком с медом. Мире вовсе не хотелось спать, но она уснула сразу, как только голова коснулась подушки. Не иначе, укол был с каким-то снотворным действием.

Встреча с Вадимом на катке стала для Мирославы большой неожиданностью, но не она так потрясла ее. Куда большее потрясение девушка испытала, увидев женщину рядом с ним, Ирину, так, кажется, ее звали. За прошедшие годы она здорово изменилась, но не это имело значение. Не это вносило сумятицу в мысли и чувства Миры. Значит, вот какая она, жена Вадима! Значит, это она и тогда… Когда-то давно, в Старых Дорогах Мирослава подозревала в Ирине сообщницу Самарина, но доказательств не было, а впрочем, нужны ли они ей были? В то время Мира летала, окрыленная любовью…

А что если Степик прав? А что если все, что происходило десять лет назад, — отлично спланированный план обольщения юной и наивной девчонки? Самарин хотел отомстить Степику и компании и отомстил — тонко, изящно, со вкусом. Разве можно сравнить сломанную жизнь с обычным избиением, унижением, давними обидами? Самарин мог выловить ребят по одному и задать хорошую трепку, это, безусловно, весьма уязвило бы их самолюбие, но вряд ли удовлетворило бы Вадима…

Однако поверить в то, что он тогда притворялся, она не могла. Мирослава помнила до мелочей ночь, ту единственную, лучшую ночь… Чувствовала, что не безразлична ему.

Так хотелось, чтобы все плохое оказалось лишь дурным сном, чтобы все у них складывалось. Чтобы он по-прежнему оставался в ее жизни, пусть чужой, но все равно чуточку ее.

В дверь тихонько постучали.

— Войдите, — откликнулась девушка.

В образовавшийся проем просунулась голова брюнетки с катка.

— Привет! — помахала рукой брюнетка и улыбнулась. — Можно войти?

— Конечно, — кивнула Мирослава и, приподнявшись, приняла сидячее положение, опершись на подушки.

— Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? Не тошнит? — спросила девушка, подходя ближе и усаживаясь на край кровати.

— Да нет, со мной все в порядке! Так что перестаньте со мной возиться и делать из меня инвалида! Ну, подумаешь, упала! А кто не падал? Ну, подумаешь, шишка, у кого их не было? Уверена, это все те товарищи в соседней комнате, они любят все преувеличивать!

— Они волнуются за тебя! Кстати, меня зовут Катя! — девушка протянула Мире руку, которую та и пожала. — Я учусь в медицинском и могу тебя со всей ответственностью заверить, что обычная шишка порой может иметь самые печальные последствия. Но у тебя, кажется, действительно все в порядке.

— А я Мира! Приятно познакомиться!

— Мы там на кухне чай пьем, хочешь, я принесу и тебе?

— Нет, спасибо! Я сейчас встану и выйду, только приведу себя немного в порядок.

Катя кивнула и вышла из комнаты.

Мира встала с кровати и подошла к зеркалу. Пригладив растрепанные волосы, медленно провела ладонями по лицу, будто прогоняя наваждение, потом взяла со стула шаль, набросила ее на плечи и покинула комнату.

На кухне за столом, расположившись друг против друга, сидели Гарик и Андрей. На столе сбоку стояла полупустая чашка, из которой пила Катя. Будущий доктор возилась с какими-то замысловатыми бутербродами за столом у плиты. На плите закипал чайник.

— Привет! — бросила Мирослава присутствующим и огляделась. — А где Степик?

— Отлучился по делам! — быстро сказал Юрьев, не поднимая, однако, на нее глаза.

Мира задержала взгляд на Гарике, не до конца понимая, кажется ей это или обстановка с ее появлением на кухне резко накалилась. Она посмотрела на Ляхновича. Тот тут же улыбнулся, встретив ее взгляд.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он.

— Замечательно! — ответила она.

— Мира, твой чай! — подошла Катя, держа в руках чашку с чаем.

Мирослава взяла чашку из рук Катерины и поставила ее на стол.

— Спасибо! — поблагодарила она. Внезапная догадка озарила мозг.

Они видели Самарина! Они его, безусловно, узнали!

— А какие такие дела могли появиться у Степика первого января, да еще едва ли не ночью? — медленно произнесла Мира, обращаясь к Гарику.

— Не знаю. Ему позвонили, и он уехал.

— Мира, ну ты же знаешь этих бизнесменов! У них ни праздников, ни выходных! Вечно какие-то дела! — попробовал разрядить обстановку Ляхнович.

Но девушка даже не взглянула на него.

Она вдруг почувствовала, как почва уходит из-под ног и она летит в пропасть, не имея возможности ни остановиться, ни удержаться. Кто-то снова все решал за нее, а она опять оставалась безмолвной свидетельницей происходящего. В данный момент Мира могла лишь догадываться, что Степик скажет Самарину, чем пригрозит, что потребует и чем все обернется потом для нее самой.

На мгновение в памяти всплыли глаза Вадима, непроглядные, как ночь, ничего не выражающие, холодные и безразличные. И ярость вспыхнула в душе девушки. Ее пальцы непроизвольно сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Глаза сузились, превратившись в два стальных клинка.

— Где он? — строго спросила она.

— Мира… — поднимаясь из-за стола, начал Юрьев.

В ту же секунду, подскочив, словно разъяренная кошка, опрокидывая на пути стулья, девушка обеими руками вцепилась в ворот его рубашки.

— Я тебя спрашиваю, где он? — закричала она.

— Мира, послушай…

Оттолкнув Гарика, Мирослава бросилась в комнату и заметалась по ней в поисках сумочки. Бормоча себе под нос угрозы и ругательства, она вместе с тем чувствовала, как отчаяние поглощало ее. Степик наверняка в очередной раз все испортит, а исправлять будет нечего.

Отыскав сумочку, Мирослава вытряхнула ее содержимое на кровать, схватила мобильный телефон и дрожащими пальцами набрала номер Рудинского.

— Да? — отозвался тот через пару гудков.

— Ты где? — прокричала девушка.

— Мира, я сейчас занят! — как-то очень серьезно и сдержанно ответил Степик.

— Степик, если ты только посмел… Я не знаю, что я сделаю с собой, с тобой, если ты только посмел сказать ему хоть слово… — проговорила Мирослава срывающимся голосом.

— Мира, успокойся!

— Ты же знаешь, я не простила тебе прошлого и никогда не прощу, но если ты снова отберешь его у меня… — самообладание покидало ее, и слезы катились по щекам.

— Мира, я действительно сейчас занят, но совсем не тем, в чем ты меня обвиняешь. Знаю, ты не веришь мне, знаю, что, несмотря ни на что, считаешь чудовищем, но он-то у тебя святой, позвони ему и во всем убедись сама! — с горечью сказал Степик и бросил трубку.

Мира закрыла лицо руками. Если бы она могла позвонить ему! Если бы могла… Она была уверена, что трубку Вадим не возьмет.

В лице Самарина ничего не изменилось, даже не дрогнуло, когда какой-то паренек столкнулся с ней на катке и она упала.

Голова разболелась. Мира заползла под одеяло, погасила ночник и закрыла глаза, гоня прочь мысли, сомнения и страх. Спать! Спать! Спать! Сон — единственное ее спасение! Завтра будет новый день, завтра она не будет чувствовать себя так ужасно, завтра что-нибудь да изменится, забрезжит какой-нибудь свет, по-другому и быть не может, но все это будет завтра, а сейчас спать…

Сидя за столиком в полутемном зале кафе, Степик беспокойно вертел в руках стакан с виски, к которому даже не притронулся, и поглядывал то на входную дверь, то на часы у себя на запястье. Время было позднее, но о каком-то конкретном времени они ведь и не договорились, просто он сказал, что будет ждать ее в этом кафе в центре, а она не сказала, что не придет.

Увидев Ирину на катке, узнав в ее муже хозяина хутора, Рудинский не поверил собственным глазам. Не сразу до него дошла и суть произошедшего. Теперь же, погруженный в воспоминания о прошлом, Степик многое понял. Радости это не прибавляло, наоборот, усиливало горечь сожалений.

В суматохе, вызванной падением Мирославы, Степик не раз ловил на себе взгляд Самарина. И очень удивился, когда на выходе кто-то коснулся его плеча.

Обернувшись, он увидел Ирину.

Извинившись, она спросила о Мире. Рудинский что-то ответил, а потом вдруг назвал это кафе и сказал, что будет ждать ее здесь вечером. Наверное, и для женщины его приглашение было не меньшей неожиданностью. Степик успел увидеть растерянность, промелькнувшую в ее глазах. Но времени не было, он ушел, не дождавшись ответа. А сейчас был уверен, что Ирина не придет. Смысла в этой встрече не было. Теперь он понимал, как глупо, видимо, выглядел, приглашая ее на свидание, и она, наверное, это тоже понимала. Прошлое не вернуть и не исправить. Им ведь и сказать друг другу нечего. Степик снова посмотрел на часы и решил уходить. Тут-то и появилась Ирина. Сбросив с головы капюшон норковой шубки, она оглядела зал и, заметив его, направилась к нему уверенной походкой.