Две недели Вадим провел в кардиологическом отделении. Все две недели мысли о Мире неотвязно преследовали его. Он не мог отмахнуться от них, не мог не думать… Они лезли в голову, проникали в сознание, будто разъедая его… Вадим снова и снова прокручивал в голове все, что рассказала ему жена, хотел бы не верить, но знал: все правда.

То, чего он не знал, то, о чем даже не догадывался, то, что Мира не рассказала ему почему-то, то, что, возможно, он и не хотел бы знать никогда, вставало перед ним без прикрас и заставляло содрогаться. Он снова вспоминал Миру, такой, какой увидел впервые — юной, хрупкой, невинной девочкой, и не представлял, как она смогла все пережить.

Сказать, что он был потрясен тем, что узнал, значит, ничего не сказать. Она была беременна, больна, в отчаянии, вышла замуж от безысходности. А он все это время был, в общем-то, не так уж и далеко. Он, решивший оставить Миру в прошлом, благополучно женился на Ирине, и тем же летом молодожены отправились в медовый месяц в Крым. Если бы он тогда вернулся на хутор, все могло бы сложиться по-другому. И не только в его жизни или Мириной…

Правда, обрушившаяся на него, была слишком тяжела, невыносима. Вадим чувствовал, как почва уходит из-под ног. И чем больше он думал об этом, тем больше понимал: ему некого винить в случившемся, кроме самого себя. И чем больше он думал, тем яснее понимал: Мирослава заслуживала уважения, а он нет.

Именно в больнице, бродя ночами в одиночестве по коридору, Самарин будто впервые увидел себя со стороны.

Когда он снова вышел на работу и узнал, что Мира уволилась, первое, что испытал, было облегчение. Вадим понимал, что не сможет взглянуть ей в глаза и увидеть в них боль, которую он ей причинил. Работа, которая раньше приносила удовольствие, стала в тягость. Сложно было находиться среди людей, улыбаться как прежде, всем своим видом показывая — не произошло ничего такого. Замечать затаенное ехидство и насмешки в глазах коллег. Досадно видеть, как Лина опускает глаза, стоит ему только зайти в приемную, а заговаривает с ним исключительно по необходимости и сторонится его офиса, всем своим видом будто умоляя держаться от нее подальше. Ему хотелось убедить себя, что все по-прежнему, ничего не изменилось. Но где-то внутри чувствовал, это не так. Что-то неумолимо менялось, не в окружающем его мире, в нем самом.

Дома дела обстояли не лучше. Ирина не разговаривала с ним. Более того, в какой-то момент он понял: пропасть, возникшая между ними, куда глубже, чем он предполагал. Вадим стал тяготиться своим домом, как будто все в нем стало чуждо ему. И даже дети не могли сгладить это ощущение. После работы он не торопился вернуться домой. Сидя в кабинете, пытался работать, но тяжелые мысли, одолевающие его, не давали сосредоточиться. Впервые за сорок лет он решился проанализировать свою жизнь. Подвести какие-то итоги. Впервые за многие годы в нем заговорила совесть. Именно она подсказывала ему самый разумный выход — он должен преодолеть пропасть, помириться с женой, забыть обо всем и жить со своей семьей. Он причинил много боли жене. Но ради детей, семьи, общего дома она простит его, должна простить, он же, в свою очередь, постарается стать хорошим мужем, должен им стать. Вадим без оснований надеялся — пройдет немного времени и все станет на свои места. Все должно быть так, как прежде. О Мире пытался не думать. Но по ночам продолжал видеть ее во снах. «Где она? Что с ней?» — неотвязно вертелось в голове, не давало покоя. Вадим спрашивал о ней Катю и Галю, но они ничего не знали. Мира ушла совершенно неожиданно и не стала ничего никому объяснять. К тому же она никогда и не была особенно откровенной. Почему-то все в «Береге роз» решили, что она уехала к своему мужу в Чехию, но Вадим-то знал, что никакого мужа нет. Он не мог ей позвонить и встретиться с ней тоже. Но ему необходимо было знать, что с девушкой все в порядке.

Однажды, не выдержав, он отправился в Старые Дороги, впервые за много лет. Долго сидел в машине, глядя в окна дома, в котором она жила, понимая очевидное: ее здесь нет. Потом вышел, пошел бродить по окрестностям.

Август подходил к концу. Солнце село за далекий лес, окрасив вечерние темные облака розовым и сиреневым. Над ним бледнел чистый небосклон, а над лесом, с той стороны, где когда-то был хутор, поднималась бледная луна. Вадим шел, сбивая на ходу пожухлые луговые травы и цветы, и сам не заметил, как оказался на тропинке, которая, петляя меж деревьев, вела к хутору. Он пошел по ней. Кто-то перекинул через речку мостки. Осторожно ступая, Самарин прошел их и скоро вышел на опушку. То место, где когда-то стоял дедов дом, основательно заросло. Из леса к груде мусора, обгоревшего кирпича и бревен подбирался подлесок. Забор давно обвалился, и только покосившиеся деревянные столбы все еще виднелись из-за бурьяна. Где-то в глубине леса были похоронены бабушка и дед. Они оба пожелали, чтобы их похоронили не на деревенском кладбище, а здесь, рядом с местом, которое они так любили.

Родители изредка приезжали навестить могилы, он же не приехал к ним ни разу. Вадим долго стоял на опушке, слушая, как шумит лес. Не тревожно шумит, а как-то успокаивающе. Ветер качал травы, обдувал лицо. Тихо подбиралась ночь. И Вадим чувствовал, как то, что теснило грудь, не давало дышать, уходит, отпускает. Он поднял глаза к небу и увидел первую, едва заметную звезду. Он смотрел на нее и видел деда. Далекое прошлое, детство, проведенное здесь, на хуторе, вставало с пугающей ясностью, и снова он слышал голос деда. Как же он мог забыть о том главном, чему учил дед Максим? Много раз дед повторял Вадимке, как завет, как заклинание — в любой ситуации, перво-наперво, оставаться человеком. Да, дед учил его не прощать обид, быть мужчиной, способным постоять за себя и за свою семью, уметь дать отпор, но не забываться, не опускаться, сохранять достоинство.

А Вадим запутался, запутался в дымке прожитых лет, заигрался, увлекся. Увлекся женщинами, спиртным и властью, которая позволяла ему унижать, подставлять и использовать людей. Пытаясь утвердить свой авторитет на работе, он, не задумываясь, подличал и изворачивался. Увязнув в подхалимстве и заискивании перед вышестоящим начальством, забыл о совести, чести и достоинстве. Погнавшись за деньгами, пресмыкался и врал. Неискренность стала неотъемлемой частью существования, она руководила его действиями, словами, поступками. Он жил в угоду кому-то и себе, считал, что жизнь такова и играть в ней нужно без правил. Черствость и равнодушие стали главными чертами его характера. Вадим не помнил, что на свете еще существуют доброта и великодушие. И любовь. Только она могла дать полное удовлетворение, как духовное, так и моральное, и только отыскав ее, можно было считать себя счастливым. Вадим всегда находил оправдания всем своим поступкам, но сейчас понял, что оправдания ему нет. Он просто перестал быть человеком. Он сделал несчастной свою жену, опозорил Лину, и Мира…

Только здесь до него дошло, почему ему так хотелось унизить Миру, почему бывали моменты, когда казалось, что он просто ненавидит ее. Где-то в подсознании он чувствовал: она, в отличие от него, никогда не шла на уступки с совестью. Он искал любви женщины, но не заслуживал ее.

Утром Вадим сказал Ирине, что не может больше жить так, жить с ней. Она права, они действительно испортили друг другу жизнь. Но как бы там ни было, он благодарен за детей. Она еще молода, говорил он, и, возможно, его уход даст ей шанс начать новую жизнь с другим мужчиной. Нет, он, конечно, не отказывался от детей, намереваясь помогать им и видеться с ними, но жить с ней в этом доме, в этом поселке, среди этих людей больше не мог. Как и не мог работать в «Береге роз».

Вадим уволился, собрал вещи и уехал к родителям. Там он и прочел электронное письмо от Миры. Он понимал, что заслужил все то, что она написала ему. Но теперь это уже было неважным. Получив письмо, он испытал лишь облегчение, узнав, что с девушкой все в порядке. Мысленно пожелав ей счастья, Вадим не стал писать ответ. Он стремился к другому. Он хотел покоя и не поверил бы, если бы ему сказали вдруг пару месяцев назад, что только это ему и нужно будет сейчас. Вадим хотел покоя среди лесов и лугов, там, где безымянная речушка несла свои воды, там, где прошли лучшие годы его жизни, там, где он еще мог обрести себя.

Все, чем он жил до этого, грело душу, дарило усладу, но недолго, душе его все же нужно было нечто большее, эгоизм и честолюбие не допускали этого. Материальные блага, доступные женщины, власть над людьми опустошили его. Только теперь Вадим стал это понимать. Теперь он стремился к иному.

Он нанял людей и за неделю расчистил поляну от мусора, крапивы и поросли молодых сосенок. Самарин сам копал яму под фундамент. Весь следующий год, мотаясь из города на хутор и обратно, был занят строительством дома: золотистого бревенчатого сруба с резными наличниками и крыльцом и крышей из металлочерепицы. Чуть поодаль он сложил баньку и гараж. Обнес участок кованым забором, немного раньше поставив столбы и возведя фундамент из красного кирпича. Вадим построил дом и остался там жить к полному недоумению своих родных. Он ездил отсюда на работу, иногда оставался у родителей. На выходные и каникулы забирал к себе детей, благо, Ирина не чинила препятствий. И, как когда-то давно, гулял с детьми по лесу. Весной они ставили березовый сок, летом собирали ягоды и грибы, ходили рыбачить. Зимой, приобретя ружье, Вадим любил в одиночестве побродить по лесу. И получал от такой жизни удовольствие. Новая жизнь пошла ему на пользу. Он похудел, лицо утратило нездоровый землистый оттенок, исчезли мешки под глазами и красные прожилки.

Весь год у Вадима, занятого расчисткой поляны и строительством, не было женщин. Иногда, вспоминая об этом, он удивлялся самому себе и лишь усмехался. Строительство дома и новая жизнь увлекли его настолько, что на какие-то знакомства и интрижки просто не оставалось времени, и Самарин не страдал от этого. А потом, уже поселившись в своем золотистом срубе, он увидел по телевизору Миру, и ему стало не до других женщин… Началась масштабная реклама телешоу, в котором Мирослава была ведущей.

Весь прошедший год он думал о ней, вспоминал. Когда увидел рекламу шоу, когда увидел ее — красивую, уверенную, улыбающуюся, когда услышал ее голос, как будто по-новому ее узнал. Теперь между ними не было того, что стояло прежде. Теперь они были равны, а в социальном статусе она даже превосходила его. После того, как телешоу началось, он не пропускал ни одной передачи. Мужчина улыбался ее шуткам, удивлялся ее остроумию, поражался ее легкости и раскованности. Вадим смотрел шоу и будто знакомился с Мирой заново. Ведь на самом деле он ее и не знал. Когда-то он познакомился с семнадцатилетней девочкой и проникся к ней нежностью. Они были знакомы всего несколько дней, а потом их разлучили годы.

Когда они встретились снова, когда у них завязался роман, его уже не интересовали ни ее жизнь, ни ее проблемы, ни тем более ее мысли. Он хотел ее и получил, остальное было неважным.

Вадим радовался Мириному успеху, но четко понимал: для него места в ее новой жизни нет. И он нисколько не удивился бы, если бы однажды узнал, что она кого-то полюбила, вышла замуж, навсегда забыв о нем…

И уж конечно он не ждал ее в Старых Дорогах. С этой деревней ее больше ничего не связывало. Поэтому, когда Вадим увидел здесь Миру, не поверил собственным глазам. Он не подошел к ней, не осмелился подойти и потом. Знал, что не сможет найти таких слов, которые смогли бы загладить его вину за прошлое. А одно-единственное «прости» не могло выразить того, что он чувствовал на самом деле. Да и поверит ли Мира его словам? Нет, он знал, что нет. Он сдерживал себя, но понимал, с каждым разом понимал все отчетливее — она нужна ему. Только она одна и нужна была ему всегда. Но прошел еще один год, прежде чем Вадим осознал, что больше не сможет без Миры.

Мира не смогла бы сказать, что заставило ее снова вернуться в Старые Дороги, в старый дом в полупустой деревне, где она прожила несколько лет, не счастливых лет, и все же… Она уехала оттуда, не оглянувшись, почти сбежала. Но в Минске, много позже, девушка осознала, что скучает по деревне и по дому. Она успела к нему привязаться, оставив в нем часть своей души. Однако прошло полтора года, прежде чем она осмелилась приехать туда.

После того, как закончились съемки рекламы для фирмы Степика и Гарика, Мира поступила в школу телевидения при столичном телецентре. Какое-то время жила в квартире Рудинского, потом сняла небольшую двушку. Первый год в Минске был особенно труден, но она справилась, выстояла. Окончив курсы при телевидении, получила работу. Мира удивительно гармонично смотрелась в кадре, она не боялась камер, даже не замечала их. И камеры ее любили. Через год девушка съездила в Прагу навестить Иришку Войде, которая к тому времени вышла замуж. А еще спустя год вместе с Ирой, ее мужем, Степиком, Гариком, Катей и Андреем провела отпуск на Антибах.

За эти годы Мирослава очень сблизилась с Ляхновичем. Была дружна и с женой Гарика, обожала их маленькую дочь Лизу, крестной матерью которой стала.

Со временем у Миры появились поклонники. Став ведущей популярного телешоу, она приобрела известность и превратилась в весьма заметного человека. Но никто ее по-настоящему не интересовал. И Мира не особенно страдала от этого.

Прошедшие несколько лет ничего не изменили в личной жизни девушки. Иногда она вспоминала о Самарине, не могла не вспоминать, но это уже не причиняло боли, впрочем, как и радости. Она вспоминала о нем как-то отстраненно, как о человеке, навсегда потерянном, ушедшем… Мира ничего о нем не знала, но предполагала, что в его жизни с ее исчезновением ничего не изменилось. И только узнав от старушек о новом срубе на хуторе и его хозяине, который был очень внимателен к бабулькам и не отказывал, если те обращались к нему с просьбой помочь или что-то привезти из города, Мира поняла: все было не зря. Бабульки рассказывали о нем с теплотой и уважением, не вспоминая давней истории хутора и его хозяев и вряд ли догадываясь, как на самом деле Вадим тесно связан с хутором и прошлым. Сначала девушка испугалась близкого соседства с Самариным, а потом поняла: их судьбы разошлись навсегда. Теперь у каждого своя дорога, а прошлое больше не вернется.

Мира стала жить не для кого-то, ни кем-то, а для себя, сама по себе и была счастлива тем, что имела. Не оглядываясь назад, не заглядывая вперед, она приняла свою судьбу и стала жить с ней в ладу.

Возможно, когда-нибудь кто-то встретится на ее пути, возможно, когда-нибудь она снова сможет полюбить… Девушка верила в это, но не особенно надеялась. Вот в чем они были похожи со Степаном Рудинским, что, возможно, было у них семейным, так это то, что оба были однолюбами. Мира никогда не спрашивала братца, куда тот нередко исчезает, уезжая из Минска, а по возвращении замечала в его глазах такую тоску, что больно было смотреть. Но кое-что все же подозревала. А потом, когда узнала о построенном доме на месте когда-то сгоревшего и его хозяине, поняла: Степик ездит к Ирине Самариной. И видно, не все там так гладко, как хотелось бы. Сложно снова поверить человеку, пережив боль предательства… Но Рудинский был упрям, и Мире хотелось верить, что у их истории будет счастливый финал.