Мичман Новосильский собирается в дальний вояж
Майским утром 1819 года мичман Павел Михайлович Новосильский торопливо шагал по Галкиной улице Кронштадта. Молодой офицер не верил своему счастью: неужели он и вправду пойдет в дальний вояж — на самый край Света, увидит бурные моря Южного Ледовитого океана, а может статься, и неведомые земли?! Ну, конечно, конечно же: сам Михаил Петрович Лазарев только что говорил с ним, обнадежил и даже вручил личную рекомендацию. Новосильский нащупал в боковом кармане драгоценное письмо и ещё быстрее зашагал к пристани.
Неделю назад он и не помышлял об участии в полярном походе, но как-то вечером к нему пришел мичман Иван Антонович Куприянов, возбужденный и радостный.
— Поздравь меня, Павел, — зачислен на шлюп «Мирный»! — торжественно объявил приятель.
— От души рад за тебя, желаю успеха, — протянул руку Новосильский.
Он подавил досадливое чувство: почему же ему не дается этакое счастье? Вместе с Куприяновым он учился в Морском корпусе, вместе гардемаринами год назад проходили выучку на «Памяти Евстафия», а совсем недавно в один день оба получили первый офицерский чин. Конечно, Ивану Антоновичу с его богатой родней и связями в высшем свете Петербурга легко сделать карьеру, а вот он, хотя на экзаменах был из первых и в прошлогоднем плавании отличился, так и не увидит ничего дальше Финского залива…
— Кто же начальником у тебя? — спросил Новосильский.
— Преславный кругосветный мореходец! Угадаешь?..
— Не берусь! Мало ли у нас командиров достойных!..
— Командовать шлюпом «Мирный» будет наш начальник на «Памяти Евстафия»…
— Михаил Петрович?
— Он самый!.. Вот что, Павел: иди к нему, проси, чтобы тебя зачислили.
— Бог знает чего ты ещё надумаешь! Ну как это я вдруг?..
— Да ведь он тебя отличал, помнит! Право, сходи, не упускай случая. Под лежачий камень и вода не течет…
Все эти дни Павел Михайлович пребывал в нерешимости. А если осмелиться и в самом деле итти к Лазареву, попытать счастья? Или лучше посоветоваться с отцом, он знает Михаила Петровича… Осерчает батюшка, не любит он этих протекций…
Против ожидания старик Новосильский благосклонно отнесся к намерениям сына.
— Наслышан я об экспедиции в южные моря, — сказал отставной офицер, потерявший руку в морском сражении. — Дело большое задумано! Говоришь, шлюпы «Восток» и «Мирный» снаряжаются? Ежели сию дивизию Беллинсгаузен с Лазаревым поведут, славно будет! Отменные командиры, искусные и смелые… Так ты, Павел, на «Мирный» хочешь проситься?
— Да, батюшка…
— А сочинение капитана Кука знаешь? Читал?
— Н-нет… В корпусе географ об оном сказывал…
— Прочти, непременно прочти, как сей мореход землю неведомую искал — Южный материк. Ежели есть оная земля, статься может, и сыщут её моряки наши… Благословляю тебя, сын, на подвиг. Михайле Петровичу напишу. Верю — не посрамишь имени Новосильских.
И вот нынче утром мичман пошел к Лазареву на Галкину улицу. С бьющимся сердцем дожидался он в зале, оглядывая секстаны, компасы, подзорные трубы знаменитого мореплавателя.
Михаилу Петровичу было только тридцать лет и двадцать из них он отдал флоту. Ещё в Морском кадетском корпусе, куда определил его отец, небогатый владимирский дворянин, мальчик отличался прилежанием и замечательной страстью к наукам. Гардемарином и мичманом Лазарев практиковался на английских судах, около четырех лет провел в дальних плаваниях. Вернувшись на родину, участвовал в боевых операциях. Двадцати пяти лет, командуя кораблем «Суворов», ушел на три года в океанский поход. В этом кругосветном плавании русских моряков особенно проявились качества молодого офицера, будущего прославленного флотоводца — пытливый ум, решительность, превосходное знание дела. Теперь он готовился к необыкновенному путешествию…
Дверь отворилась, и вошел Лазарев, широколицый, румяный, моложавый, в форменном сюртуке без эполет. Пробежав письмо, он внимательно взглянул на Новосильского:
— Я бы непрочь вас взять, хоть меня и засыпали просьбами… Но точно ли вы желаете итти в столь дальний вояж, особенно к Южному полюсу, где будет много трудов и опасностей?
— Какой же офицер побоится трудов и опасностей и не пожелает участвовать в сей экспедиции!
Лазарев поинтересовался, умеет ли мичман делать обсервации — определять местонахождение по небесным светилам, а затем неожиданно сказал:
— Я вам дам письмо. Поезжайте немедля в Петербург. Ежели желаете быть в дальнем вояже, не теряйте времени!
Новосильский проговорил несколько благодарственных слов и помчался к причалу.
На рейде выстроились фрегаты, корветы, бриги, к небу поднимались мачты с трепетавшими под ветерком вымпелами. Между судами и берегом быстро неслись легкие гички и ялики. Подле красавцев-парусников странной и нескладной казалась стоящая у причала «Елизавета» — большая лодка с паровой машиной в четыре лошадиные силы и с кирпичной трубой, над которой стлался дым. Первый российский пароходик крейсировал между Петербургом и Кронштадтом уже четвертый год.
Новосильский взбежал по деревянным мосткам на судно.
— Здравствуйте, мичман! — остановил его лейтенант Торсон. — У вас нынче вид ликующий, как у именинника… Отчего сие?
— Нет… Да… Ничего особенного, Константин Петрович. — День больно хорош!…
— Денек самый весенний…
Мичман ласково улыбнулся Торсону. Какой он милый, скромный, деликатный — этот Константин Петрович!.. А капитан «Елизаветы» просто прелесть — рыжебородый, с трубкой в зубах, важный… Да и все славные, любезные, задушевные… А солнце так и заливает золотом… Что это Константин Петрович говорил об имениннике? Ох, чуть не позабыл: нынче у Куприяновых бал, две именинницы — Елена Павловна, мамаша Вани, и его сестрица Леночка…
Хотя с бала Новосильский вернулся поздней ночью, в семь часов утра он был на ногах, а к девяти явился в приемную морского министра и, сдерживая волнение, ждал аудиенции.
Мичман Куприянов расхаживал по аллеям соседнего сквера, переживая за приятеля. Лишь около полудня Иван Антонович увидел его. Новосильский почти бежал…
— Назначен на «Мирный»… Министр лично приказал… Только ты можешь понять моё восхищение!
— Чудесно! Значит, опять вместе — и в дальний вояж…
В ближайшие дни молодые офицеры обошли места, где можно было раздобыть книги о путешествиях в южные моря, старинные и новейшие географические карты. Побывали в Морском штабе, в Публичной библиотеке, у знакомых. Книг набралось немного, да и те английские и французские; впрочем, это не смутило офицеров, владевших иностранными языками. В личной библиотеке лейтенанта Торсона Новосильский отыскал четырехтомное сочинение с предлинным названием: «Джемс Кук. Путешествие в южную половину земного шара и вокруг оного, учиненное в продолжении 1772, 1773, 1774 и 1775 годов английскими королевскими судами Резолюциею и Адвентюром под начальством капитана Кука. С французского перевел Логгин Голенищев-Кутузов». Книги были изданы в Санкт-Петербурге в 1796–1800 годах.
Много вечеров провели два мичмана над картами Мирового океана, описаниями морских путешествий в далекие области. Сильно захватила русских офицеров тайна Южного материка.
Легенда или действительность?
Terra australis incognita — Южная неведомая земля — так с отдаленных времен именовали огромный континент, шестую часть Света, известную нам под названием Антарктиды, территория которой намного больше всей Европы.
Ещё в ту эпоху, когда представления человечества об устройстве нашей планеты ограничивались лишь некоторыми областями Европы, Азии и Африки, за много веков до открытия европейцами Америки и Австралии, ученые высказывали мысль, что где-то далеко на юге существует обширное пространство суши — «для равновесия с Северным полушарием». Ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение никто практически не мог — европейцы ещё не ходили в моря Южного полушария. Людям грезилась неведомая страна изобилия, населенная и плодородная, обладающая несметными сокровищами, но тайна оставалась нераскрытой, человеческий взор ещё не проникал ни в один уголок Terra incognita.
О бесплодных попытках мореплавателей достигнуть Южного материка Новосильский и Куприянов впервые услышали в Морском кадетском корпусе от преподавателя географии. Теперь они погрузились в отчеты о плаваниях в южные моря и мысленно перенеслись на триста лет назад, во времена Христофора Колумба, Васко да Гамы, Фернандо Магеллана и их последователей…
Великие географические открытия конца XV и начала XVI столетия повлияли на ход и судьбы мировой истории. Развертывалась многовековая жестокая борьба европейских держав за политическое и торговое владычество. Испания и Португалия, крупнейшие морские державы того времени, господствовали на вновь открытых океанских путях, вывозили из Нового Света, Индии и Китая колоссальные богатства, золото, пряности. Англия и Голландия не оставались равнодушными к монополии могущественных партнеров и стремились заполучить свою долю добычи.
Необычайный рост торговли и растущее денежное обращение требовали драгоценного металла. Неутолимая жажда золота, владевшая Западной Европой, стремление захватить азиатские продукты и американские сокровища, обрести на заморских территориях новые тысячи рабов породили острое соперничество между европейскими нациями.
На поиски богатых земель в огромных неисследованных пространствах Южного полушария уходили испанские и португальские, английские и голландские мореплаватели. Воображение рисовало им лежащую за бурными морями обетованную страну, груды золота, толпы туземцев, не знающих истинной его цены… Стоило мореплавателям завидеть в пути неведомый берег или хотя бы вообразить, будто они усмотрели некую землю, и по возвращении корабля в Европу быстро распространялась весть об открытии Южного материка. Так, за Антарктиду была принята Огненная Земля, небольшие острова Индийского и Тихого океанов, берега Австралии и Новой Зеландии, неизвестные ранее европейцам. Картографы изображали Южный материк в виде огромной территории самых различных форм; её северные границы простирались до тропиков, а на некоторых картах даже до экватора.
Одним из мореплавателей, убежденных в существовании Южного материка, был португалец Педро Фернандес де Кирос, поступивший на службу Испании. В конце XVI века он участвовал в походе знаменитого мореплавателя Альваро Менданья де Нейра, открывшего в Тихом океане Маркизские острова и другие земли. Кирос отправлял бесчисленные послания в Мадрид и Рим, с упорством фанатика обращался к властям, духовенству, к самому королю и папе, суля приобщить к владениям Испании плодородные земли и обогатить несметными ценностями королевскую казну. Поддержанный папой и кардиналами, он снарядил три корабля на поиски «райской страны». В начале 1606 года искатели сокровищ открыли в Тихом океане несколько островов. Горькое разочарование! Никаких богатств не обещают конквистадорам эти кусочки суши, разбросанные в тропиках, — ни золота, ни иных ценностей… С пустыми руками вернулся Кирос из похода.
Хотя цель плавания — Южный материк — не была достигнута, эта экспедиция, как и многие последующие, обогатила географические познания. Один из трех кораблей Кироса — «Капитана» — пошел на запад, и его командир Луис Ваес Торрес открыл пролив, разделяющий Новую Гвинею и Австралию, — Торресов пролив.
В попытках найти Южный материк проходили многие десятилетия. Мечта о Terra incognita не умирала. Новые поколения мореплавателей проникали всё дальше и дальше на юг — за 30, 40, 50-ю параллель… Терпя невзгоды, борясь с ужасающими штормами, плавали в южных морях голландцы Янц, Абель Тасман, Якоб Роггевен; англичане Сэмюель Уоллис, Филипп Картерет, коммодор Джон Байрон, прозванный за самодурство и неуживчивость «Джек — скверная погода»; французы Лозье Буве, Луи Бугенвиль, Ив Жозеф де Кергелен и другие европейские мореходцы.
В южной части Атлантического океана под широтой 54°51 Буве обнаружил неизвестный берег. Этого оказалось достаточно, чтобы вообразить, будто экспедиция достигла окраины желанного Южного материка, и вызвать ликование во Франции. В действительности до Антарктиды оставалось ещё девятьсот миль тяжелого и опасного пути… Открытая французами территория была названа позднее островом Буве.
Немало сделала для исследования южных морей экспедиция Бугенвиля, но и ей не удалось даже приблизиться к разгадке тайны шестой части Света. Участь своих предшественников разделил Кергелен, уверенный в существовании на юге богатой, плодородной и несомненно обитаемой земли. В 1772 году его экспедиция на двух кораблях отправилась в южные области Индийского океана. У 49-й параллели, на 69° в. д. открылись берега неведомой страны — мрачной, суровой, с живописными бухтами, словно вырубленными в скалах. Множество тюленей и крикливых пингвинов, камень, песок, жалкая растительность, снег на возвышенностях — ничего похожего на цветущий мир, завладеть которым так жаждали мореплаватели… Это не смутило Кергелена; вернувшись во Францию, он представил ложный отчет об открытии Южного материка, страны поразительной красоты и несметных богатств. Король Людовик XV наградил Кергелена почетным крестом и произвел в капитаны. Один из офицеров, участвовавших в экспедиции, донес, что его честолюбивый начальник обманул короля. Военный суд приговорил Кергелена к пожизненному заключению, но через несколько месяцев он был помилован и восстановлен в звании. Открытый экспедицией остров получил имя Кергелена.
Больше трехсот лет миновало после открытия Америки, давно уже человечество узнало о существовании пятой части Света — Австралии, но тайна Южного материка всё ещё оставалась неразгаданной…
С нарастающим интересом Новосильский и Куприянов листали страницы добытого у Торсона четырехтомника, английские и французские издания трудов Джемса Кука. Что же говорит знаменитый мореплаватель? Существует Южный материк или это одна из бесчисленных легенд о «земле великанов — благочестивых и воинственных», обладающих золотыми горами?.. Такую легенду рассказал будто бы ещё две с половиной тысячи лет назад некий заморский путешественник фригийскому царю Мидасу… Где же истина?
Ошибка Джемса Кука
Джемс Кук — выдающийся мореплаватель и исследователь. Родился он в семье английского батрака и с семи лет работал у богатого землевладельца. Лишь на пятнадцатом году подросток овладел начатками грамоты, а позднее, нанявшись к йоркширскому купцу, впервые увидел море, хотя детство и юношеские годы провел в десятке миль от побережья.
Морская жизнь Кука началась на парусном судне-угольщике, носившем оригинальное название «Свободная любовь». Закончив трехлетнее обучение, Кук плавал матросом в Балтийском море, побывал и в Петербурге. Семилетняя война способствовала карьере молодого моряка, поступившего добровольцем на 60-пушечный корабль. Через три года уже морским офицером он участвовал в боевых действиях в Канаде. Понимая, что знания его очень ограниченны, Кук в возрасте более 30 лет занялся самообразованием. Потом он вёл гидрографические работы и выпустил первый печатный труд.
На трехмачтовом барке «Индевор» («Попытка») Кук осуществил в 1768–1771 гг. свой первый кругосветный поход. Снаряжая экспедицию для открытия шестой части Света и расширения заморских владений Британской империи, адмиралтейство снабдило Кука всеми сведениями, в том числе и секретными, о наиболее важных плаваниях в южных морях. Случай свел его на острове Таити с весьма толковым и сообразительным туземцем по имени Тупиа, который присоединился к экспедиции и помог открыть несколько тихоокеанских островов.
Англичане подошли к восточному берегу Новой Зеландии, населенному воинственным племенем маори и неизвестному европейцам. Джемс Кук не избежал ошибки многих мореплавателей, искавших Terra incognita, и решил, что экспедиция достигла берега Южного материка либо расположенного близко от него крупного острова. Через несколько недель он убедился, что «присоединенная» им к британским владениям территория — это Земля Штатов (так называли Новую Зеландию), у западного побережья которой ещё в 1642 году плавал голландец Абель Тасман. Стало ясно, что шестую часть Света надо искать где-то южнее. Однако англичане пошли в противоположном направлении и открыли неизвестное восточное побережье Австралии.
Вернувшись из трехлетнего плавания, Кук получил звание капитана. Ему не пришлось долго отдыхать. Британское адмиралтейство было обеспокоено активностью французского морского флота: отряды военных кораблей один за другим отправлялись из Франции на поиски Южного материка, они могли опередить англичан. Джемсу Куку поручили возглавить новую экспедицию.
Летом 1772 года, почти одновременно с французской экспедицией Кергелена, в Южное полушарие ушли английские корабли «Резолюшн» («Решение») и «Адвенчур» («Приключение»); на их борту находилось 192 человека. В ноябре 1773 года, с приближением антарктического лета, Кук оставил берега Новой Зеландии и двинулся на юг.
Первый айсберг, пловучую ледяную гору, англичане встретили у 62-й параллели. Всё сплоченнее становились льды, но англичане упрямо пробивались вперед. Впервые в истории люди пересекли Южный полярный круг. Вокруг простирались ледяные поля, айсберги грозили кораблям. Кук продвигался всё дальше и дальше, в надежде увидеть заветные берега. В конце января 1774 года экспедиция достигла самой южной точки похода: 71°10 ю. ш. и 106°54 з. д.
Корабли проникли в область Антарктики, известную теперь как море Амундсена — к западу от моря Беллинсгаузена. К югу, востоку и западу на необозримое расстояние тянулись мощные льды; девяносто шесть белых пиков насчитали англичане. Кук понимал: если пловучие ледяные горы закроют единственный выход, экспедиция окажется в западне… Назад, на север, иначе корабли станут жертвой белых громад!..
Англичане не сомневались, что исполинская ледяная преграда простирается до самого полюса либо где-то очень далеко соединяется с материком…
— «Я проследовал на юг дальше всех прежних мореплавателей и достиг пределов, где человеческие возможности оказываются исчерпанными», — громко прочитал мичман Куприянов запись Кука под датой 30 января и вопросительно взглянул на друга.
— Вот почему толкуют, будто Южный полюс со всех сторон окружен ледяным барьером, неприступным и губительным, — сказал Новосильский. — Читай дальше, Иван Антонович…
Проникнув за 71-ю параллель, о чём и не мечтали его предшественники, Кук всё же не обнаружил Южного материка. А желанная цель была так близка, буквально в десятках миль!.. Спустя полтораста лет к юго-западу от достигнутой англичанами точки была открыта огромная территория — Земля Мэри Бёрд, а к юго-востоку — Земля Джемса Элсуэрта… Но мощные ледяные поля и айсберги, преградившие путь к берегам шестой части Света, вынудили Кука отступить.
На юге Тихого океана попытка не удалась. Однако никто ещё не проникал в высокие широты Южного полушария со стороны Атлантического океана. Быть может, там посчастливится решить загадку?..
Прошел ровно год, и экспедиция оказалась в южной области Атлантики. У 55-й параллели англичане открыли часть островов Южной Георгии, а юго-восточнее, между 57° и 59°30 ю. ш., «Землю Сандвича». Вид этих островов показался Куку ужасающим. «Эта страна обречена природой на вечный холод, — писал он. — Ледяные острова и плавающие льды у берегов, огромные ледяные глыбы, низвергающиеся со скал в бухты, яростные снежные бури, сопровождаемые сильными морозами, могут оказаться одинаково роковыми для кораблей… После такого объяснения читатель уже не будет ожидать моего продвижения на юг… Было бы безрассудно с моей стороны рисковать всеми результатами экспедиции…»
Отважный мореплаватель не отрицал возможности существования Южного материка, но был твердо убежден в его недоступности. 6 февраля 1775 года он сделал запись, получившую впоследствии печальную известность…
Мичман Куприянов читал, отчетливо выговаривая каждое слово: «Риск, связанный с плаванием в этих необследованных и покрытых льдами морях в поисках Южного материка, настолько велик, что ни один человек никогда не решится проникнуть на юг дальше, чем удалось мне. Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы…»
— Никогда? Ни один человек?! — удивленно переспросил Новосильский.
— Послушай, о чём ещё Кук пишет… «Я обошел Южный океан на высоких широтах и сделал это таким образом, что неоднократно отверг возможность существования здесь материка, который если и может быть обнаружен, то лишь близ полюса, в местах, не доступных для плавания… Положен конец дальнейшим поискам Южного материка, который на протяжении двух столетий неизменно привлекал внимание некоторых морских держав и был излюбленным предметом рассуждений для географов всех времен».
— Выходит, что и пытаться нечего? — неуверенно сказал Новосильский. — А как же наш вояж?
— Поживем — увидим…
— Неплохо бы увидеть… землю за Полярным кругом, — улыбнулся Павел Михайлович.
Офицеры заглянули и в учебники географии. Авторы их утверждали, что суши за Полярным кругом не существует. Друзья принялись ворошить иностранные карты, изданные после второй экспедиции Кука. Конечно, картографы целиком доверились авторитетному мнению знаменитого мореплавателя, который трижды пересек Полярный круг и не нашёл там никаких земель. Взамен огромного, бесформенного массива суши, окружающего Южный полюс, появилось обширное пятно океана.
Ошибка Джемса Кука привела к тому, что в течение 45 лет ни одна страна не решалась отправить экспедицию в южнополярные моря. Русские военные моряки-исследователи в 1819 году отважились на поход в высокие широты, чтобы раскрыть вековую тайну, проникнуть в неведомый мир и обогатить человечество знаниями о загадочной стране. Это был великий подвиг.
Первые открытия
Новосильский глядел на удаляющиеся, затянутые легкой дымкой берега Бразилии. Шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный», стоявшие на рейде Рио-де-Жанейро, казались маленькими пятнышками. Мичман вспомнил вчерашний прощальный обед, дружеские тосты, взаимные пожелания успехов. И вот настал час расставания. «Открытие» и «Благонамеренный» продолжат свой далекий путь в Северный Ледовитый океан, «Восток» и «Мирный» идут в противоположном направлении — к высоким широтам Южного полушария, в неизведанное… Свидятся они только в Кронштадте. Но когда?..
Кто-то положил ему руку на плечо. Мичман обернулся.
— Любуетесь напоследок тропиками? — спросил лейтенант Анненков. — В Петербурге теперь осенняя сырость, дождь, холодные ветры, а здесь всё цветет, благоухает.
— И всё же родной осенний Петербург милее тропического Рио-де-Жанейро. Разве вы, Михаил Дмитриевич, не желали бы хоть пять минут подышать российским воздухом, пройтись по Невскому!..
Четыре с половиной месяца миновало, как две дивизии покинули Кронштадтский рейд. Северная полярная экспедиция на «Открытии» и «Благонамеренном» шла под начальством капитан-лейтенанта М.Н. Васильева и лейтенанта Г.С. Шишмарёва. Шлюпами «Восток» и «Мирный» командовали капитан 2 ранга Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен и лейтенант Михаил Петрович Лазарев, высокообразованные и талантливые люди, отличавшиеся патриотизмом, бесстрашием, любовью к морской службе, высокими качествами настоящих исследователей.
Беллинсгаузену было около 40 лет. Он родился на острове Сарема у берегов Балтийского моря. «Как рыба не может жить без воды, так и я не могу жить без моря», — говорил он. Подобно Лазареву, Фаддей Фаддеевич десятилетним мальчиком поступил в Морской корпус, шестнадцати лет стал гардемарином, восемнадцати — мичманом. Плавал к берегам Англии, служил на Балтике в Ревельской эскадре. Со знаменитым Иваном Федоровичем Крузенштерном участвовал в первом русском кругосветном походе на корабле «Надежда», а потом командовал различными фрегатами на Балтийском и Черном морях. Лазарев называл его «искусным, неустрашимым моряком и теплой души человеком». Но самую высокую аттестацию дал ему прославленный Крузенштерн: «Наш флот, конечно, богат предприимчивыми и искусными офицерами, однако из всех, коих я знаю, не может никто, кроме Головнина, сравняться с Беллинсгаузеном». Василий Михайлович Головнин в то время совершал дальнее плавание. Командование поручили Беллинсгаузену.
Идею экспедиции в южнополярные моря долгое время вынашивали и Сарычев, и Головнин, и Коцебу, и другие исследователи. И.Ф. Крузенштерн писал морскому министру:
«Сия экспедиция, кроме главной ее цели — изведания страны Южного полюса, должна особливо поверить всё неверное в южной половине Великого океана и пополнить все находящиеся в оной недостатки».
Экспедиция получила задание вести в походе астрономические, географические, метеорологические, магнитные, гидрологические, этнографические и другие научные наблюдения, собирать минералы, зоологические и ботанические коллекции, составлять карты и подробные описания посещенных мест, определять координаты не только вновь открытых земель, но и обнаруженных ранее.
На небольших парусных кораблях в неведомый мир чудовищных айсбергов, гибельных штормов и пурги шли 180 офицеров и матросов.
«Восток», построенный на петербургской верфи, имел водоизмещение 900 тонн, «Мирный», переоборудованный из транспорта, — 530 тонн; он отличался прочностью корпуса и удобствами, но уступал флагманскому кораблю в быстроте хода.
14 декабря шлюпы пересекли 52-ю параллель и держали курс к Южной Георгии, где исследователей ожидали первые открытия.
Рано утром все собрались на палубе. Густые черные тучи закрыли южный горизонт. Резвились киты, салютуя фонтанами, величаво парили длиннокрылые альбатросы, проносились бесчисленные пеструшки.
На шканцах, самом почетном месте на корабле, между передней и второй мачтами, стояли Беллинсгаузен и два человека в штатской одежде: Иван Михайлович Симонов, профессор Казанского университета, и петербургский художник-академик Павел Николаевич Михайлов.
— Виден бурун, — доложил начальнику экспедиции лейтенант Лесков.
— Значит, берег близко!
Волны пенились у торчавшей из моря скалы, порой перекатываясь через неё.
— Каменья! — шепнул плотник Петр Курлыгин матросу Максимову.
— А ты оробел? Обойдем!
— Ба-атюшки, да это кит, дохлый кит! — воскликнул зоркий мичман Демидов.
Множество птиц, усевшихся на туше гиганта, усердно долбило её клювами, целые стаи носились в воздухе, собираясь участвовать в пиршестве.
— Дозвольте мне туда на шлюпке? — обратился Демидов к начальнику.
Фаддей Фаддеевич кивнул.
— Вчера Михаил Петрович Лазарев альбатроса подстрелил, тридцать один фунт тянет, — рассказывал профессор Симонов. — Чудо как хорош альбатрос: побольше здоровенного гуся, а пух густоты, белизны и мягкости такой, что у красавца-лебедя не встретишь…
Матросы, почтительно держась в стороне, прислушивались. Всем по душе пришелся веселый, общительный и доступный ученый; человек штатский, сухопутный, а словно смолоду на море…
Демидов вернулся с трофеем.
— Для нашей коллекции, — объявил мичман, подняв высоко над головой добытого альбатроса.
Матрос Егор Киселев, растянув крылья птицы, ахнул:
— Гляди, братцы, четыре аршина верных!
Из тумана выплыли берега Южной Георгии. Волны с гулом разбивались у подножья мрачных отвесных скал. На вершине и в ущельях лежал глубокий снег, бухты и заливы были заполнены ледяными глыбами.
— И-эх! Туго набито! — дивились матросы. — Тут убоинку можно не солить — и за год не протухает!..
Корабли остановились близ острова. С «Мирного» прибыли на шлюпке Лазарев, лейтенант Анненков и Новосильский.
— До чего мрачна и неприютна сия земля! — здороваясь с гостями, сказал Симонов. — Вечный снег, льды, скалы, поросшие мохом. А туман гуще лондонского… Поистине, страна печали.
Гостей проводили в кают-компанию, где их ждал обед и чай с ямайским ромом, запасенным в Портсмуте «для случая».
Вошел капитан-лейтенант Иван Иванович Завадовский, старший офицер «Востока»:
— К нам направляются визитеры…
— Киты?.. Или тюлени? — засмеялся Лазарев.
— Вы не верите, а я говорю правду. Идет ботик под английским флагом.
К шлюпу пристал маленький китобойный ялик, на нем было четыре человека. Они рассказали, что два английских зверобойных судна стоят неподалеку в заливе. Сорок пять промышленников несколько месяцев заняты добычей кита и тюленя в бухтах острова.
Неожиданных посетителей одарили ромом и сухарями. Ялик направился к берегу.
Экспедиция медленно продвигалась вдоль неисследованного побережья Южной Георгии, составляя тщательное описание земли, лежащей на подступах к Полярному кругу, и карта заполнялась именами офицеров «Востока» и «Мирного»: остров Анненкова, залив Новосильского, мысы Демидова, Куприянова, Порядина. На третий день Беллинсгаузен объявил:
— Согласно инструкции морского министра де Траверсе, теперь мы направимся к Земле Сандвича, почти неисследованной. Лишь часть оной была усмотрена Куком.
В Южном Сандвичевом архипелаге наши моряки открыли группу островов де Траверсе; их назвали в честь офицеров экспедиции: остров Лескова, остров Торсона высотой 900 метров и остров Завадовского с действующим вулканом.
Все русские наименования Южной Георгии и Южных Сандвичевых островов поныне сохраняются на отечественных и иностранных картах; лишь мыс Куприянова обозначен зарубежными картографами по-иному. Не найти на картах и имени лейтенанта Торсона, присвоенного Беллинсгаузеном острову, который был открыт у 57-й параллели. Константин Петрович Торсон, отличный флотский офицер, герой Отечественной войны 1812 года, после возвращения экспедиции вступил в тайное «Северное общество» и участвовал в восстании декабристов. Правительство Николая I жестоко расправилось с Торсоном: он был осужден на 20 лет каторжных работ и умер в Сибири. Подготовляя печатный труд о походе «Востока» и «Мирного», Беллинсгаузен был вынужден дать острову, носившему имя Торсона, новое название — Высокий.
Пингвины
Корабли подошли к острову Завадовского. Густой дым поднимался над вершиной вулкана, запахло горящей серой. Симонов и мичман Демидов с матросами отправились на шлюпке к берегу. Над головами путешественников реяли альбатросы, буревестники и фрегаты. Вскоре появились пингвины. Быстро плавая и ныряя, уморительные птицы сопровождали гостей. Некоторые обгоняли шлюпку и, достигнув берега, выбирались на сушу, но тотчас снова с криком бросались в воду.
Путешественники очутились в пингвиньем царстве. Берег и пологие каменистые склоны принадлежали птицам, нестройный шум доносился из гнездовьев. Вытянувшись во весь рост, опираясь на короткие крепкие ноги и хвост, пингвины стояли плотными рядами и пронзительно голосили, не то приветствуя незнакомцев, не то возмущенные внезапным вторжением. Сколько их было — пять тысяч, пятьдесят, сто тысяч?.. В плотной массе не осталось ни малейшего прохода, и крикуны не проявляли намерения уступить дорогу.
— Аккурат наш суздальский барин, только росточком поменьше, — шепнул приятелю Егор Киселев, скосив глаза на жирного пингвина, сердито помахивающего короткими крылышками-ластами и норовящего продолбить клювом матросский сапог.
Симонову и Демидову пингвины напоминали маленьких толстячков-джентльменов в черных фраках с ослепительно белой манишкой на выпяченной груди.
— Иван Михайлович, они насиживают яйца, потому и не сходят с места, — сказал Демидов.
— Причина вполне уважительная, но не отступать же нам!
Исследователи с увлечением наблюдали жизнь гнездовья. Группа птиц ростом до 60–70 сантиметров совершала переход по льду. Длиннейшей черной цепочкой они важно шествовали гуськом. Встретив полосу рыхлого снега, птицы легли на брюшко и принялись загребать крылышками, как веслами, отталкиваясь ногами. Потом опять поднялись и продолжали чинно двигаться. Издали можно было подумать, что это ребятишки, для потехи нарядившиеся в длиннополые белоснежные рубашки и черные глянцовитые плащи. Грузные и неуклюжие на вид, пингвины в воде показывали себя превосходными пловцами и передвигались со скоростью более 30 километров в час. Достигнув берега или льда они подскакивали, подобно дельфинам, и падали прямо на грудь, покрытую жиром и толстым слоем пуха.
Путешественникам довелось увидеть, как пингвины строят гнезда. Они выкапывали небольшие ямки и обкладывали их плоскими камешками, принесенными в, клюве.
— Да они, оказывается, жулики! — рассмеялся Симонов.
Видимо, пингвинам не доставляло никакого удовольствия носить издалека «строительный материал», и каждый норовил утащить камешки у соседей. С миролюбивым и смиренным видом они приближались к чужому гнезду, словно влекомые любознательностью, но чуть хозяин зазевался, воришка хватал камешек и спешил восвояси. Плутовство не всегда оставалось безнаказанным, и кое-где птицы затевали драку, чем немедленно пользовались другие, торопливо расхищая камешки из гнезд драчунов. И снова путешественникам показалось, будто перед ними маленькие человечки, чем-то раздосадованные, возбужденно жестикулирующие…
— Какая ж она птица, ежели летать не может? — с удивлением проговорил Егор Киселев.
— А их и так называют — нелёты, — сказал Иван Михайлович.
— Чудеса!..
Вернувшись на корабль, матрос вынул из сундучка, где хранилось его незатейливое добро, тетрадку. На ней крупными буквами было обозначено: «Памитник принадлежит матрозу 1-й статьи Егору Киселеву, находящемуся в дальнем вояже на шлюпе «Восток».
Недавний владимирский крепостной, обучившийся грамоте в Кронштадте, умный и наблюдательный русский человек, отмечал всё, что представлялось ему достойным «памитника» и по-своему вел летопись экспедиции начиная с 24 июня 1819 года, когда шлюпы готовились в Кронштадте к походу. Описывая разные события, Киселев не позабыл упомянуть о традиционном празднестве: «Пришли на екватор… и была пушечная пальба: отдавали честь морскому царю Нептуну…» «Поймали 12-ть рыб, на которых чешуя золотая…»
4 ноября он записал, что шлюпы прибыли в «Абразилию», в город «Анжинер» (Рио-де-Жанейро в Бразилии). Через несколько недель корабли «пришли ко острову Святые Егория…» Открытия экспедиции очень заинтересовали матроса: «Нашли три острова новых, никакими мореходами не просвещены, кроме наших двух судов; и один остров горит земля, дым валит, как тучи ходят…»
Киселев обмакнул перо в чернильницу-самоделку и дописал: «На оной остров ездили для узнания. На сем острову есть премножество птиц, особливо пендвин… ходит, как человек, кричит похоже на гагару, крылья маленькие, не летает…»
Ещё не раз упомянет Киселев о диковинных «пендвинах». Они заинтересовали всех участников экспедиции, а в альбоме художника Михайлова появилось несколько изображений наиболее распространенных пингвинов Адели и хохлатых красавцев, которых наши моряки называли «мандаринами».
Пожалуй, ни один антарктический путешественник в своих описаниях не позабыл рассказать о занятных птицах. Через несколько десятилетий после похода «Востока» и «Мирного» зимовщикам Антарктиды довелось наблюдать поразительные особенности жизни пингвинов. Оказалось, что самцы и самки поочередно насиживают яйца и выводят потомство. За пищей обычно отправляются большими группами во главе с предводителем. Если в группе обнаруживаются слабые и отстающие, их не бросают, а дожидаются, чтобы совместно продолжать путь. Видели, как одного больного пингвина, задерживавшего шествие, его спутники оставили под надзором пяти здоровых птиц, которые медленно и с продолжительными остановками довели своего подопечного до места.
Бывало, что группа, достигнув крутого обрыва у моря, останавливалась в нерешительности; пингвины шумели, жестикулировали, словно совещаясь или споря, пока какой-нибудь смельчак не бросался в воду, и тогда все следовали его примеру, прыгая, как пловцы с вышки.
Насытившись рыбками, моллюсками и всякой морской мелочью, они возвращаются в гнездовье, захватив корм для птенцов. Необыкновенно прожорливые, пингвинята требуют столько пищи, что за ней уходят одновременно и «папы» и «мамы». Покидая гнездовье, они оставляют группу птенцов на попечение какого-либо взрослого — «воспитателя» и «сторожа», который защищает маленьких от птиц-хищников; самые опасные враги пингвинов — поморники: они разоряют гнезда, поедают птенцов и яйца, не боятся нападать даже на взрослых, чтобы отнять еду. Доставив пищу, «папы» и «мамы» кормят маленьких, не делая различия между собственными и соседскими.
Любопытство пингвинов безмерно. Они появляются в лагере исследователей, заглядывают в палатки, пытаются даже взобраться по сходням на судно. Одна супружеская пара, увидев автосани, некоторое время покрутилась возле машины, оглядывая её, и заторопилась в гнездовье, откуда вскоре привела большущую компанию. Кто-то из путешественников завел на снегу патефон, и пингвины тотчас сбежались к поющей машине.
Много нелётов поплатилось за свое бесстрашие и несообразительность, став жертвами ездовых собак.
Пингвины — самые характерные и многочисленные представители птичьего мира высоких широт Южного полушария. «Если бы для Антарктики потребовался герб, то на нем следовало бы поместить изображение пингвина», — пишет советский ученый, профессор С. В. Калесник.
На шлюпе «Восток» завелось несколько пингвинов. Десятки пар глаз наблюдали, как они ходят по гладкой палубе, переваливаясь с ноги на ногу. Убедившись в непригодности этого способа, птицы стали передвигаться прыжками, но частенько, потеряв равновесие, шлепались на палубу.
— Буде живую тварь мучать! — вступился барабанщик Леонтий Чуркин. — Небось, им воля тоже дорога…
Его огорчало, что милые и смешные нелёты тоскуют и ничего не хотят есть. Не только матросские харчи, но даже господскую пищу, выпрошенную барабанщиком у кока, пингвины упрямо отвергали.
— Чего же тебе надобно, Васька? Не будешь есть — захвораешь, дурашка! — говорил он, сидя на корточках перед пингвином, глядевшим на него блестящими черными глазами.
Вдруг Чуркина осенило. Он притащил лохань с морской водой, накрошил в неё солонины, и «Васька», а за ним остальные стали глотать кусочки мяса и пить соленую воду. Чуркин же открыл, что «пендвины» очень любят, когда их обливают забортной водой, и с тех пор его питомцам несколько раз в день устраивали душ.
В кольце гибельных айсбергов
Всё дальше на юг продвигались русские корабли. Хотя уже началось антарктическое лето, температура держалась ниже нуля. Команда не успевала освобождать палубу от снежных завалов и очищать паруса. Снасти, удерживающие мачты, и весь остальной такелаж обледенели, управление парусами затруднилось. Непрестанно меняя курс, корабли лавировали между пловучими ледяными островами. Малейшая оплошность, нерешительность грозила гибелью.
В день Нового года офицеры «Востока» собрались в кают-компании, радостно и торжественно поздравили друг друга. Потом все пошли к Беллинсгаузену:
— Поздравляем вас, Фаддей Фаддеевич, и желаем вам новых успехов и громкой славы!
Растроганный начальник экспедиции ответил:
— Трудно она достается, а скоро ещё трудней нам будет. Поэтому я пожелаю вам благополучного возвращения в любезное отечество, а добрую славу будем заслуживать терпением, трудами и усердием. Вперёд!
— Вперёд, вперёд! — подхватили все.
На грот-салинге, высоко поднятой площадке второй мачты, стоял матрос Максимов, считая встречные ледяные горы и белые поля.
— Много ли, Елизар? — крикнул снизу Егор Киселев.
— Да уж пальцев нехватает…
— Ишь ты! — удивился Киселев, которому было известно, что после каждой сотни «счетчик» загибает один палец.
— Сколько насчитал, Максимов? — спросил мичман Демидов.
— Так что на одной стороне тыщу, а с другой ещё не начинал.
— Спускайся, скажи баталеру, чтобы дал чарку рома сверх новогодней…
Праздничное настроение было и на «Мирном». Как-то не думалось об опасности, таящейся в ледяных островах, о стихийных силах, подстерегающих людей. Баталер Давыдов подал к офицерскому обеду несколько бутылок отличного вина, настроение ещё более повысилось.
— Всех наверх! — донесся тревожный голос с бака.
На верхнюю палубу сбегались настороженные, озабоченные люди.
Перед самым носом «Мирного» выросла ледяная гора, она была по крайней мере вчетверо выше, чем шлюп с его мачтами. «Мирный» медленно отворачивал от страшного айсберга…
— Хорошо, что сейчас светло и нет тумана, а то не сдобровать бы нам, — с облегчением вздохнул Куприянов.
— Не думаешь ли ты, Иван Антонович, что обилие пловучих ледяных гор доказывает существование где-то к югу неведомого миру острова, а быть может, и материка? — спросил Новосильский.
— Любопытно, что лед у этих громад не морской, а пресный…
— Вот-вот! В море они не могли возникнуть, так откуда ещё им взяться, если не с суши… Но как достигнуть сих заповедных берегов?
В разговор вступил лейтенант Обернибесов, старший офицер шлюпа, участник трех морских сражений:
— Отважные наши начальники сделают всё, что в силах человеческих, и ещё сверх того, дабы проникнуть к югу…
С каждой вахтой теснее смыкалось кольцо айсбергов, окружавших корабли. Русские моряки очутились в фантастическом городе ледяного царства. Проплывали колоссальные ледяные замки и дворцы с массивными колоннами, башнями, полуразрушенными мостами, с гротами, арками, коридорами и пещерами, в которые с гулом врывались волны. Симонову некоторые айсберги казались похожими на доисторических гигантских ящеров и чудовищных тритонов, одна льдина напоминала турецкий диван, украшенный резьбой. Под лучами полярного солнца сказочный архитектурный ансамбль сверкал и переливался огнями, принимая самые разнообразные оттенки — от нежноголубого до изумрудного.
Где же зародились эти ледяные гиганты? Много лет пройдет, пока нога человека вступит на берег шестого континента и ученые выяснят природу пловучих белых островов…
Мертв и безмолвен замерзший мир Антарктиды, страны величайших ледников, покрывающих почти весь материк. Только горные хребты и вершины, вознесшиеся на 4–5–6 километров, да кое-где участки побережья свободны от мощного ледяного панцыря толщиной в несколько сот метров, а местами даже более двух километров. Ледовая площадь Антарктиды в полтора раза больше территории Соединенных Штатов Америки. Если бы весь этот лед растопить, уровень Мирового океана поднялся бы. на 15–20 метров, множество крупных городов и селений скрылось бы под водой; понятно, такая катастрофа невозможна. Английский адмирал Маунтэванс определил вес ледников Антаркгиды в тоннах «сверхастрономической» цифрой: 24 с двадцатью четырьмя нолями…
Природа творит свою титаническую работу. Движимые собственной тяжестью, с трехкилометровой высоты сползают по горным склонам и ущельям к океану белые колоссы. Незримо для глаз они движутся со скоростью до 3–4 метров в сутки. У побережья ледники незаметно переходят с суши на море, вытягиваясь пловучими «языками» длиной несколько сот километров. Внезапно с мощным гулом, напоминающим залп десятков артиллерийских орудий, обрывается часть языка — родился новый пловучий остров, новый айсберг. А там другой, третий, десятый…
Не менее пяти шестых массы айсберга скрыто в глубине моря, и лишь одна шестая возвышается над водой до 100, 300 и даже до 500 метров. Течения уносят белые гиганты далеко на север. Сила их движения столь велика, что они насквозь прорезают мощные ледяные поля. В Тихом и Индийском океанах айсберги проникают за тысячи километров от места их зарождения вплоть до 35–40-й параллели, а в Атлантике их наблюдали даже у тропиков — под 30, 28 и 26° ю. ш.
Многие мореплаватели отмечали в вахтенных журналах встречи с океанскими скитальцами. В середине прошлого века с борта судна, пересекавшего 44-ю параллель, заметили пловучую гору; она казалась вырезанной из алебастра. Судно поровнялось с ней, и мореплаватели увидели бескрайный ледяной остров. Вершина его поднималась до 90 метров. Держась на почтительном расстоянии, судно в течение всего дня продвигалось вдоль исполинского айсберга и лишь после полуночи достигло его окраины. Длина гиганта превышала 120 километров. Когда прибывшие в порт моряки рассказали о нем, их высмеяли: «Басня!» Однако на протяжении десятилетия ещё двадцать одно судно повстречало этот пловучий остров; последний раз его обнаружили у 40-й параллели, к югу от Африки. Около шестидесяти лет назад восточнее Фолклендских островов мореплаватели усмотрели айсберг, протянувшийся на 150 километров. Ему принадлежало первенство среди антарктических колоссов до 1927 года, когда команда норвежского китобойного судна встретила в этой же области «рекордный» айсберг длиной около 170 километров.
Вести об этих айсбергах распространялись по всему миру и побуждали моряков к особой бдительности. Катастрофа «Титаника» в 1912 году явилась новым предостережением; океанский пароход затонул, столкнувшись с айсбергом в Северной Атлантике, погибло более 1500 человек…
Экспедиция на «Востоке» и «Мирном» иногда встречала за одни только сутки триста с лишним айсбергов. Размываемые волнами, некоторые из них теряли равновесие и опрокидывались.
Маленькие русские корабли лавировали среди грозных скопищ пловучих гор.
У берегов шестого континента
Всю ночь бушевал шторм, шквальный ветер гнал тучи снега, вздымал крутые валы, волны захлестывали палубу.
Накануне экспедиция впервые пересекла Южный полярный круг и теперь приближалась к 69-й параллели. Никому, кроме Кука, не удавалось проникнуть так далеко на юг, а в этой области Ледовитого океана русские оказались первыми. Со скоростью восемь узлов «Восток» стремился к югу. Его спутник то взлетал на белёсом гребне, то скрывался между волнами.
— Гляди в оба! — крикнул рулевому капитан-лейтенант Завадовский.
— Есть глядеть в оба! — привычно откликнулся тамбовчанин Семен Трофимов, лучший рулевой экспедиции.
Завадовский до боли в глазах вглядывался в мутную даль. Море было свободно ото льдов, но в любой миг могла вынырнуть чудовищная белая гора, вроде той, которую посчастливилось обойти «Мирному»…
Вой ветра заглушил шаги Беллинсгаузена, поднявшегося на бак.
— Что ж вы не спите, Фаддей Фаддеевич? — укоризненно произнес Завадовский.
На широком лице начальника экспедиции промелькнула улыбка.
— Кто на фок-салинге? — спросил он.
— Матрос первой статьи Егор Киселев.
— А-а, сочинитель, — усмехнулся Беллинсгаузен. — Глазастый! Не замерз бы на ветру, под снегом…
— Ежечасно сменяю, Фаддей Фаддеевич.
Егор Киселев, забравшись высоко на площадку передней мачты, окидывал глазами бушующее море, даже в этот поздний час озаренное блеклым светом полярного солнца. Страшенная вьюга!.. Вот куда флотская служба занесла его, крепостного крестьянина Владимирской губернии!.. Почитай, восемь лет не видел он своей деревни, и бог знает, доведется ли ему ещё побывать в родном краю… Эх, родина, Россия!.. А тут — самые опасные места: и престрашные горы ледяные, и холод престрашный, и штормы… Зверь и птица непуганые… Припомнилось. Киселеву, как наловили матросы на ледяном острове этих самых «пендвинов» штук семьдесят, а господа и служители их в пищу употребляли. Земляк Давыдов Андрей с «Мирного» потчевал его пендвиньим мясом, а он брезговал споначалу, потом, глаза зажмурив, отведал. Ничего, кушать можно, а господа говорят, что оно вроде гусятины…
— Егор! А, Егор! — послышался голос снизу.
Ага, Елизар Максимов пришел на смену… Киселев спустился вниз, стряхнул снег с шинели и кожаной шапки, отрапортовал, как положено, вахтенному начальнику — и бегом в матросский кубрик. «Ну и штормяга!..»
Путь русской антарктической экспедиции на кораблях «Восток» и «Мирный»
Беллинсгаузен поглядел ему вслед. Удивительные люди! Простой матрос, из мужиков, обучился грамоте и вот, видите ли, мемуары пишет — «Памитник»… Час целый на салинге простоял, под леденящим ветром, в снегу. Орел! Такие вот и добывали победу Ушакову, Сенявину, Суворову, Кутузову…
— Глядите, альбатрос! — воскликнул Завадовский.
Широко распластав дымчатые крылья, птица парила низко над шлюпом.
— Вчера — три голубые бурные птицы, нынче альбатрос, — будто размышляя вслух, проговорил Беллинсгаузен.
— Не мыслите ли вы, что берег близко? — спросил капитан-лейтенант.
Фаддей Фаддеевич следил за огромной птицей, на секунды исчезавшей в тучах снега. Откуда появился крылатый гость, с каких берегов? Ничего не поведает безмолвный вестник… Никто и никогда не забирался в сии широты, и ни одному человеку неведомо: что там — южнее? Всё те же бескрайные океанские просторы с ледяными громадами?.. Или искомая земля, загадочный Южный материк?..
Взглянув на колыхаемый волнами «Мирный», начальник экспедиции обратился к Завадовскому:
— Я на вас, Иван Иванович, пуще, нежели на самого себя, надеюсь.
— Отдыхайте спокойно!
— Попробую, — неопределенным тоном сказал Фаддей Фаддеевич. — Небось, Михаил Петрович тоже не спит, мается…
У себя в каюте Беллинсгаузен открыл шкаф, где хранились важнейшие документы, извлек трубчатый сверток. Чуть ли не наизусть знал он содержание инструкций, врученных ему высшим начальством, а все же развернул сверток и в который раз перечитал: «Спуститься к югу и, продолжая свои изыскания до отдаленнейшей широты, какой только можно достигнуть… употребить всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколько можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли и не оставляя сего предприятия иначе, как при непреодолимых препятствиях…»
Фаддей Фаддеевич снял нагар с фонарного фитиля, провел рукой по вьющимся бакенбардам и продолжал: «Ежели под первыми меридианами, под коими он спустится к югу, усилия его останутся бесплодными, то он должен возобновить свои покушения под другими… и повторять сии покушения ежечасно как для открытия земель, так и для приближения к Южному полюсу…»
Великая ответственность пала на его плечи… Да, будем искать неизвестные земли и не оставим предприятие сие! Но он, Фаддей Беллинсгаузен, а равно и Лазарев Михаил Петрович отвечают перед отечеством и своей совестью за жизнь почти двухсот моряков русских…
Он достал плотную переплетенную тетрадь, в которой ежедневно делал записи, аккуратно вытер перо, подумал и четким почерком вывел: «16 генваря. Пасмурность со снегом, при крепком ветре, продолжалась во всю ночь. В 4 часа утра увидели дымчатого альбатроса…»
Начальник экспедиции опустил голову на стол и мгновенно уснул.
Этот день 16/28 января 1820 года принес бессмертную славу русским морякам-исследователям и вошел в историю датой открытия шестой части Света.
— Солнце появилось, солнце, — будто издалека услышал Фаддей Фаддеевич знакомый голос лейтенанта Лескова.
Через пять минут начальник экспедиции поднялся наверх. Шел снег, было пасмурно.
— Погода меняется поминутно: то солнце, то снег, а бывает, что и оба вместе, — объяснил смущенный Лесков.
После обеда Беллинсгаузен вернулся к дневнику и дописал: «Продолжая путь на юг, в полдень, в широте 69°21 28", з. д. 2°14 50", мы встретили льды, которые представились нам сквозь шедший тогда снег в виде белых облаков… Путь наш вел прямо в сие ледяное поле, усеянное буграми… Видели летающих снежных и бурных птиц и слышали крик пингвинов».
Это действительно были крылатые посланцы Антарктиды. Экспедиция достигла широты 69°25 . Не более 20 миль отделяло русских моряков от побережья Южного материка. Бугристые льды представляли собою окраину шестой части Света…
Пройдет ещё сто десять лет, пока сюда снова проникнут люди и назовут эту территорию Берегом принцессы Марты.
«Покушения» продолжаются
Новосильский сидел в кают-компании «Мирного», перечитывая книгу Джемса Кука. При всём уважении к авторитету английского мореплавателя мичман не мог согласиться с некоторыми его категорическими высказываниями. Как можно утверждать, что никто и никогда не решится проникнуть далее его экспедиции! Ведь то, что вчера не удалось одному, завтра может посчастливиться иному. Кук вот не нашел суши за Полярным кругом, а почему бы Фаддею Фаддеевичу с Михаилом Петровичем не быть удачливее!..
Молодой офицер не заметил, как вошел Лазарев, по обыкновению приветливый, доброжелательный.
— Что, мичман, Кука штудируете?
Новосильский поднялся из-за стола.
— Сидите, сидите! — сказал Михаил Петрович.
— Дозвольте спросить… Ежели Куку во всём верить, так и не к чему искать сию землю обетованную — шестой континент…
— Самонадеян был сей знатный мореход, — серьезно сказал Лазарев, усаживаясь за стол. — Умен, смел до дерзости, но самонадеян. И вперед не глядел. Будто после него, Кука, никому в сии ледовые моря и нос совать не следует. За открытия куковские — благодарение наше и почет ему, а что касаемо пределов возможностей человеческих, им якобы исчерпанных, — ещё поспорим и крепко поспорим! Мы своим умом не обижены, и смелости нам занимать не приходится.
— Вот верно! Справедливо! — с воодушевлением воскликнул Новосильский.
— Кук пишет: ежели кто обнаружит решимость и упорство проникнуть далее его на юг, он, мол, не будет завидовать славе его открытий, потому что миру никакой пользы от сего не будет… Читали?
— Помню хорошо.
— А ведомо вам, что говорил Иван Федорович Крузенштерн, славный мореплаватель российский? Путешествие, единственно предпринимаемое к обогащению познаний, имеет, конечно, увенчаться признательностью и удивлением потомства… Запомните, мичман!
Лазарев взглянул на карту Южного полушария, прочерченную пунктирной линией маршрута экспедиции, перевел глаза на полюс, окруженный голубизной водных просторов, и тихо сказал:
— Шестой континент… Великая тайна! Безмерных трудов, доблести и мужества требует… И будут наши русачки бороться, доколе не изведают сей страны. Верю, есть земли заполярные, там и рождаются ледяные горы, что грозят нам пуще ядер неприятельских… Ну, а Кука читайте — описание оное на пользу, однакож всему не доверяйтесь.
Двигаясь на восток, участники экспедиции получали новые доказательства существования Южного материка — и не где-нибудь «за тридевять земель», у неприступного полюса, как допускал Кук, а в непосредственной близости. Об этом напоминали птицы, кружившиеся над шлюпами, и огромные скопления айсбергов.
— Сии ледяные громады от собственной своей тяжести или по другим физическим причинам отделились от матерого берега, — сказал Беллинсгаузен за обедом. — Сделаем новое покушение достигнуть берега, каковой, полагаю, недалече.
Шлюпы вторично пересекли Полярный круг и оказались далеко за 69-й параллелью. Меньше тридцати миль оставалось до побережья Антарктиды, скрытого за густой снежной завесой.
Дождавшись перерыва в неистовой работе пурги, Беллинсгаузен приказал остановиться и пополнить запасы пресной воды.
— Вот и ледяные горы пригодились, — сказал Иван Михайлович Симонов, наблюдая за катером и яликами, которые неслись к ледяной стене айсберга, поднимавшейся на 60 метров.
Обогнув её, гребцы пристали к пологому склону и, пересмеиваясь, пытались вскарабкаться на него.
— Опасно, Иван Иванович, прикажите вернуться и вызовите канониров, — распорядился начальник экспедиции.
Грохот пушечных выстрелов пронесся над морем. Ядра ударили в айсберг, и огромные глыбы рухнули в воду.
— Теперь нашим матросам проще ледок добыть, — сказал Беллинсгаузен.
Катер и ялики вновь помчались к ледяным обломкам.
«Кололи лед для пресной воды, и тут мы набили 30-ть бочек, и прекрасная вода», — отметил вечером в «Памитнике» Егор Киселев. Это была его последняя январская запись, а следующую он сделал, когда корабли вновь находились за 69-й параллелью: «Пришли к ледяным полям, где превысокие ледяные горы возле самого полюса…»
Так воспринял матрос Киселев знаменательное событие, о котором спустя несколько недель Беллинсгаузен писал в предварительном донесении морскому министерству из Австралии: «…За ледяными полями виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения подобно берегу».
На кораблях никто не сомневался, что это окраина материка. Новосильский с жаром говорил:
— Множество полярных птиц, что вьются над шлюпом, разве не доказательство близости берега?!
Русские исследователи снова достигли Южного материка — на этот раз у побережья, носящего ныне название Берега принцессы Ранхильды.
Через полторы недели экспедиция в третий раз пересекла Полярный круг и приблизилась к берегам Антарктиды, получившим позднее наименование Земли Эндерби.
Вновь забушевал шторм. На «Мирном» зажигали сигнальные огни, палили из пушек, чтобы подать весть «Востоку», но там ничего не видели и не слышали. Это была ужасная, опаснейшая ночь. Сдав вахту и отогревшись, Новосильский записал в дневник: «Волны поднимались, как горы, шлюп то возносился на вершины их, то бросаем был в водяные пропасти… Временами мелькали в темноте, как привидения, ледяные громады… Наши родные и друзья, верно, не подозревают, какую бедственную ночь мы проводим под Южным полюсом…»
«Небо горит!»
В каюту, где помещались профессор Симонов и художник Михайлов, вбежал штаб-лекарь Яков Берх:
— Какая на небе красота неописуемая!
— Полярное сияние?! — воскликнул астроном. — Берите, Павел Николаевич, свои рисовальные принадлежности и скорее наверх!..
Вся команда высыпала на палубу.
— Небо горит!..
Южная сторона небосвода словно пылала, залитая сияющими и колеблющимися потоками света. Он растекался, как река в половодье, но вдруг собирался воедино, чтобы тотчас снова заполнить весь горизонт.
— Чудесное, фантастическое зрелище! — восхищался Симонов. — Никакими словами не описать северное сияние…
— Оговорились, уважаемый Иван Михайлович: не северное, а южное, — поправил Завадовский.
Небо полыхало радужными расцветками. Три величественных световых столба пламенели и переливались трепетными огнями — светлорозовым, бледнозеленьш, фиолетовым. Временами столбы превращались в пылающую дугу, и она играла световыми кистями. Внезапно дуга исчезала, и опять возникали столбы — уже иной, ещё более прекрасной расцветки.
— Смолоду приходилось видеть, как небо на севере горит, а нынче и в другом краю света узрел, — с благоговением произнес парусник Данила Мигалкин, архангельский помор.
— А оно горит и горит… Чудо!
На шканцах офицеры обступили художника Михайлова:
— Как же вы, Павел Николаевич, изобразите сие сказочное великолепие?
— Увы, нет у людей красок, кои могут соперничать с палитрой природы.
А Егор Киселев сидел на своем сундучке и деловито записывал: «Были светлые три столба на небе: со 10-ти часов и до 3-х часов утра стояли род лучей и преудивительные столбы…»
Неведомо, где пребывал на протяжении более ста лет этот дневник. Лишь недавно, перед Великой Отечественной войной, в городе Суздале, близ родной деревни Егора Киселева, среди груды старых книг нашли «Памитник матроза 1-й статьи», и эта тетрадь заняла достойное место в отделе рукописей Всесоюзной библиотеки имени В.И. Ленина…
Уже около трех месяцев русская экспедиция находилась в высоких широтах Южного полушария. Близилась антарктическая зима. 5 марта, находясь под широтой 59°, шлюпы впервые расстались и самостоятельными, почти параллельными курсами пошли к берегам Австралии. Командование экспедиции решило пересечь и обследовать возможно большие пространства Индийского океана, не посещенные ни одним мореплавателем. Курс «Востока» лежал примерно на 3 градуса южнее пути «Мирного». Обогнув побережье Тасмании, Лазарев в начале апреля прибыл в Порт-Джексон (Сидней), где уже почти неделю стоял более быстроходный «Восток».
Период антарктической зимы русские моряки использовали для обследования юго-восточной части Тихого океана. В июне 1820 года «Восток» и «Мирный» подошли к островам Россиян; несколькими годами раньше здесь побывала русская экспедиция на корабле «Рюрик» под командованием лейтенанта О.Е. Коцебу. Беллинсгаузен и Лазарев открыли в этом архипелаге пятнадцать островов и дали им имена Кутузова, Румянцева, Ермолова, Барклая-де-Толли, Милорадовича, Крузенштерна, Чичагова и других видных военных деятелей. На обратном пути были открыты острова Симонова, Михайлова и несколько других. Не в пример многим своим предшественникам, русские моряки с исключительной гуманностью относились к островитянам, ни разу не применили оружия и не имели ни одной стычки.
Вернувшись в Сидней, экспедиция начала готовиться к новому антарктическому походу. «Восток» и «Мирный» уже описали полукруг в высоких широтах Атлантического и Индийского океанов; оставалось исследовать области Тихого океана за 60-й параллелью и замкнуть кольцо антарктического кругосветного путешествия.
Новые поиски за Полярным кругом
Мичман Куприянов разбудил приятеля, только три часа назад сменившегося с вахты:
— Остров Макуори! Едем на берег!..
Новосильский вскочил, быстро оделся. Ялики понеслись к одинокому острову, открытому за десять лет до того английскими мореплавателями близ 55-й параллели к югу от Австралии.
Бесчисленное стадо огромных животных, погруженных в глубокий сон, заполняло прибрежную полосу. Порой они приоткрывали лоснящиеся черные глаза, чтобы через минуту вновь предаться сладким сновидениям, ничуть не беспокоясь появлением людей. Это были морские слоны, самые крупные из тюленей, мирные, ленивые и апатичные звери, длиной около шести метров, весом до пяти тонн. Матросы кидали в них камни, чтобы пробудить от спячки. Потревоженный гигант неохотно открывал глаза, поднимал морду, на которой торчал грушевидный вырост, раздувавшийся, когда зверь приходил в возбуждение. После нескольких метких попаданий тюлень испускал страшный крик и неохотно направлялся к воде. Если бы он мог говорить, то, вероятно, сказал бы: «Чего вы привязываетесь! Идите своей дорогой, не мешайте нам спать».
Новосильский не мог без содрогания видеть, как промышленники, оказавшиеся на Макуори, истребляют беспомощных животных. Грязный, засаленный, распространяющий тяжелый запах зверобой, подойдя к спящему морскому слону, ударил его по переносице палкой с железным шаром на конце. Зверь заревел, застонал и тщетно пытался уползти. Оседлав его, промышленник надрезал острым ножом волосатую шею и принялся сдирать шкуру с живого морского слона… Мичман отвернулся. Долго ему слышалось, как несчастный тюлень жалобно стонал и вопил…
Каждый морской слон давал более 500 килограммов жира. Бывало, в течение недели промышленники добывали сотни животных.
Ещё за несколько лет до появления русской экспедиции на острове Макуори водилось много котиков, но их очень быстро истребили почти полностью.
Неоднократно наши исследователи встречали морских зверей, получивших позднее наименования: тюлень Уэдделла, морской леопард, тюлень-крабоед, тюлень Росса. Наиболее распространен в Антарктике тюлень Уэдделла длиной до трех метров, мраморно-серого цвета, с белыми пятнами по бокам и почти черной спиной. Собираясь весной в группы по нескольку сот голов, они располагаются лежбищами на ледяных полях. Тюлень-крабоед немного уступает в размерах уэдделлскому; он не питается рыбой, и мясо его вполне съедобно. Морской леопард — крупный, проворный хищник с длинным гибким пятнистым телом и змееподобной головой. В отличие от других тюленей он предпочитает одиночество, на берег выходит очень редко. Питается леопард рыбой, пингвинами и бакланами, а иногда нападает даже на тюленей. Опаснейший его враг — косатка, самое страшное, отвратительное и прожорливое морское животное.
Вдоволь наглядевшись на морских слонов и молодых пингвинов с мохнатым оперением, напоминающим енотовую шубку, офицеры и матросы вернулись на корабль. Через два дня экспедиция покинула Макуори.
Под широтой, на которой в Северном полушарии расположен Петербург, исследователи увидели льды, за 60-й параллелью оказались в зоне многочисленных айсбергов, а вскоре на пути возникла необозримая белая преграда — «твердая оболочка Южного полюса».
Не только во времена русской экспедиции, но и на протяжении многих десятилетий после неё Антарктику называли «Южным полюсом».
Егор Киселев 28 ноября занес в «Памитник»: «Пришли к полюсу, где страшные ледяные горы и большие сплавные поля, и носит их близ полюса, и страшный холод, частые шквалы со снегом…»
Беллинсгаузен и Лазарев упорно пробивались на юг мимо айсбергов, шириной и длиной до 20 километров, возвышавшихся над океаном на 35–40 метров. Командование вело корабли по неизведанным путям, пересекая огромные области, не посещенные ни одним человеком.
13 декабря у 164° з. д. исследователи в четвертый раз пересекли Полярный круг. Сто сорок восемь айсбергов насчитал лейтенант Торсон вокруг «Востока». Сплоченные белые поля простирались к югу, западу и востоку, не оставляя ни малейшей лазейки.
— Далее невозможно податься даже на полмили, — сказал Беллинсгаузен.
Необозримый ледяной пояс преградил доступ в область Антарктики, известную теперь под названием моря Росса.
«Восток» и «Мирный» отошли к северо-востоку. Будто забавляясь с кораблями, льды то вплотную обступали их, то снова расходились, открывая дорогу. Во время короткой стоянки лейтенант Игнатьев успел добыть на соседней льдине королевского пингвина; он был раза в полтора выше обыкновенного и выделялся необычайно яркой окраской. Моряков заинтересовала находка, обнаруженная в его желудке, — маленькие кусочки камня; значит, этот пингвин не столь давно побывал на неведомом берегу?
Новые скопища айсбергов встретили экспедицию, пробивавшуюся на восток. Все понимали, что столкновение с пловучей горой повлечет неминуемую гибель корабля. Если в ясную погоду моряки искусно маневрировали, что оставалось им делать в густом тумане, скрывающем порой даже верхушки мачт? Шлюпы неоднократно теряли друг друга из виду, а звуки пушечных выстрелов, которыми они обменивались для ориентировки, поглощал туман. Спустя почти 120 лет американская антарктическая экспедиция назвала эту область «Чертовым кладбищем».
«М-ца декабря 18-го. Был большой туман. Случилось к ночи, что таких мало случалось, — писал Егор Киселев. — И в такие зашли ледяные горы, что не думали выйти, и так думали не спасемся…»
«Восток» едва избежал катастрофы. Океанская зыбь тяжело колыхала шлюп с борта на борт и с носа на корму. Около полудня сильный удар всколыхнул корабль, люди попадали, свалились книги с полок судовой библиотеки… Завадовский стремглав понесся наверх.
— Что стряслось? — вскричал он.
— Напоролись на льдину… Она едва высовывалась из воды, — доложил взволнованный лейтенант Демидов.
Удар пришелся по правой «скуле». Льдина раздробила подъякорные доски и сорвала медную обшивку, почти на метр оголив подводную часть корабля.
Сумрачный Завадовский выслушал объяснения. Вахтенному офицеру пришлось выбирать из двух зол: когда впереди возникли крупные белые глыбы, Демидов отвернул вправо — к льдине, казавшейся менее опасной.
— Счастье, что приключилось сие, когда шлюп опускался носом, — сказал старший офицер. — Ежели бы удар пришелся ниже, в подводную часть, понимаете, что последовало бы?!
— Понимаю, — чуть шевеля губами, ответил лейтенант.
Подошел Новый год. Вторично наши моряки отметили его в Антарктике. С 1819-м они простились у 60-й параллели, имея за кормой Южные Сандвичевы острова, а 1821-й встретили в 800 километрах южнее, за Полярным кругом, который пересекли в пятый раз — около 120° з. д.
На карте путь экспедиции в высоких широтах за 1820 год представляется огромной дугой, огибающей три четверти побережья Антарктиды. Оставалось пройти сравнительно немного, чтобы замкнуть кольцо кругосветного путешествия в южнополярных морях. На завершающем этапе экспедицию ожидали исторические события.
Неудача Джемса Кука за 71-й параллелью привела его к ошибочному выводу об отсутствии суши за Полярным кругом. Английский мореплаватель двинулся на северо-восток, оставив не обследованной огромную область Тихого океана, названную впоследствии морем Беллинсгаузена.
Сюда держали курс «Восток» и «Мирный».
Южный материк существует!
Наступило 10 января. Уже четверо суток экспедиция находилась за Полярным кругом, пересеченным в шестой раз. Осталась позади 68-я параллель. Малым ходом шлюпы двигались на юго-восток между бесчисленными ледяными полями. Огромный альбатрос покружился над кораблем и, взмахнув дымчатыми крыльями, исчез в южном направлении. Появились три голубых буревестника. Красивых птиц сменила пара хищных поморников, которых наши моряки называли «курицами Эгмонтской гавани». Проносились морские ласточки — крачки. То здесь, то там киты пускали высокие фонтаны, временами показывалась темносерая спина морского гиганта.
— Что же значит сие обилие птиц, Иван Антонович? — возбужденно спросил Новосильский. — Вот и вода здесь иного цвета.
Мичман не решался выговорить заветное слово; хотя ему казалось, будто и ветер нашептывает: «Берег, берег!» Чувство близости земли овладело моряками, они выбежали на верхнюю палубу. Слава ожидала того, кто первый заметит землю в этой, от сотворения мира никем ещё не виданной области нашей планеты. Мало думали матросы о денежной награде, обещанной начальством за «обретение» земли, хотя эти нескелько рублей были для любого из них сущим богатством.
Пробили рынду: 3 часа пополудни. Минут через сорок какое-то смутное пятно возникло вдали среди белизны льдов и снега. Офицеры не отрывались от подзорных труб.
— Пятно сие — берег, — изменившимся голосом сказал всегда спокойный и сдержанный Фаддей Фаддеевич.
— Да неужели?.. Земля!.. А откуда ещё возьмется пятно!.. — послышалось сразу несколько голосов.
Матросы старались без «стекляшек» разглядеть отдаленное пятнышко.
— Палицын! Пётра!.. Чего там? — кричали они товарищу, забравшемуся на площадку передней мачты.
— Не вижу, — загудел палицынский бас.
— Да ты сюда гляди, голова еловая!..
Егор Киселев схватил за плечо помора Мигалкина:
— Ей-богу, земля! Пятнышки махонькие, черные, а округ — снег… Видишь, видишь?!
Беллинсгаузен приказал передать на «Мирный» флажным телеграфом: «Вижу землю». Лазарев ответил такими же сигналами.
Выглянувшее солнце осветило гористую, покрытую снегом землю. Чернели прибрежные осыпи и обрывистые скалы.
Повсюду на кораблях слышалось: «Земля! Берег!..» Долго не остывало радостное возбуждение. А когда вокруг утихло, Киселев вытащил свою тетрадку и, вздохнув, принялся писать: «М-ца генваря, 10-го. Увидели новой остров, которой никаким мореходцем не просвещен, кроме наших двух судов, и остров пребольшой и высокой…»
Наутро экспедиция подошла ещё ближе к берегу. Беллинсгаузен и Лазарев приказали поднять флаги. Команды шлюпов выстроились. Прогремело дружное троекратное «ура».
Новосильский трепетал от горделивого сознания, что он стал участником исторического события. Русским морякам досталась честь первым приподнять угол завесы, скрывающей тайны Крайнего Юга, и доказать, что за Полярным кругом есть суша!
Лазарев прибыл на борт «Востока».
— Побережье и мысы обретенной земли обозрены весьма тщательно, — сказал он. — Сие есть остров. По наблюдениям — широта 68°57 , долгота западная 90°46 .
— Не мыслите ли вы, Михаил Петрович, что за сим обретением последуют новые? — спросил Беллинсгаузен. — Невероятно, чтобы сей остров существовал один.
— Согласен, что должны быть у оного соседи… А как полагаете именовать новое обретение российское?
— Назовем остров именем создателя флота отечественного Петра Первого…
Спустя сто девять лет, в 1929 году, экспедиция Ларса Кристенсена на судне «Норвегия» пробилась в море Беллинсгаузена к 69-й параллели, и люди впервые вступили на остров Петра I. Четырем его берегам были даны названия: Беллинсгаузена, Лазарева, Восток и Мирный, а трем мысам — Завадовского, Михайлова и Симонова.
Что же представляет собой остров Петра I? Длина его превышает 26 километров, ширина более 10, а вершины поднимаются до 1200 метров над уровнем моря. Почти весь он покрыт льдами. На западном побережье острова есть довольно обширная бухта с небольшой полосой суши.
Предвидение Беллинсгаузена и Лазарева, что в этой области имеются, кроме острова Петра I, еще и другие земли, сбылось. Миновала неделя, и радостным взорам русских моряков предстала за 68-й параллелью неведомая антарктическая страна, большая и гористая. На фоне ясного, безоблачного неба появилась как далекое видение величественная вершина, возвышающаяся на две с лишним тысячи метров.
— Будем именовать обретение наше берегом Александра I, — сказал Беллинсгаузен. — Я называю обретение сие берегом потому, что южный конец оного исчезает за пределы зрения нашего.
Он указал офицерам на карту Южного Ледовитого океана, где под широтой 68°43 и 73°10 з. д. появилось новое обозначение.
Беллинсгаузен торжественно продолжал:
— Почитаю, что все памятники, людьми и людям воздвигнутые, изгладятся с лица земли всеистребляющим временем, но остров Петра и Земля Александра I, памятники, современные миру, останутся вечно неприкосновенными от разрушения…
Северная оконечность Земли Александра I была названа Русским мысом, а крупнейшая вершина, высотой 2180 метров, — горой Георгия Победоносца.
Только через девяносто лет после похода «Востока» и «Мирного» людям удалось приблизиться к Земле Александра I и осмотреть её с моря. В 1928 году здесь впервые прошел самолет. Теперь принято считать, что Земля Александра I — большой остров, отделенный от Антарктиды узким, заполненным льдами проливом свыше 500 километров длиной. Известный советский ученый, академик Л.С. Берг писал в 1949 году: «Хотя окончательно не доказано, есть ли Земля Александра I часть материка или большой остров, но, во всяком случае, даже если это остров, то он тесно примыкает к материку».
На Родину
Широким проливом, отделяющим Южную Америку от ещё неведомой в то время крайней северной оконечности Антарктиды, «Восток» и «Мирный» вошли в Атлантический океан.
По пути, в Южно-Шетландском архипелаге, исследователи положили на карту цепь островов, которым дали наименования в память об Отечественной войне 1812 года: Бородино, Смоленск, Березина, Малый Ярославец, Полоцк… Здесь у русских моряков снова произошла встреча с промышленниками. Беллинсгаузена посетил американец Палмер. Он рассказал, что за четыре месяца добыл в водах архипелага 80 тысяч котиков, а капитан английского промыслового судна Смит — 60 тысяч…
Продвигаясь далее на северо-восток, русская экспедиция открыла острова: Трех братьев, Рожнова, Мордвинова, Михайлова и Шишкова.
В начале февраля 1821 года экспедиция пересекла путь, по которому более тринадцати месяцев назад двигалась к берегам Антарктиды. Кольцо высокоширотного кругосветного путешествия замкнулось; русские шлюпы обошли вокруг шестой части Света. Теперь их курс лежал на Рио-де-Жанейро, а оттуда к берегам России.
Огромный путь совершили корабли, держась один близ другого; только раз они разлучились, да и то по воле своих командиров. Около 92 тысяч километров составил маршрут «Востока» и «Мирного».
Сопоставляя результаты русской и английской экспедиций, выдающийся советский ученый Ю.М. Шокальский писал: «Плавание Беллинсгаузена замечательно по продолжительности и длине пройденного пути за Полярным кругом, удивительному обилию собранных физико-географических материалов… Кук провел к югу от 60° ю. ш. всего 75 дней из 1008 дней плавания вообще, а во льдах — 80 дней. Беллинсгаузен был в Южном полушарии всего 535 дней, то есть наполовину меньше Кука, но зато он плавал к югу от 60° ю. ш. 122 дня и 100 дней во льдах. Кук прошел южнее 60° ю. ш. 125 градусов по долготе, Беллинсгаузен к югу от 60° ю. ш. прошел 242 градуса по долготе, то есть совершил беспримерное плавание на слабых судах, непревзойденное и поныне… Большое протяжение пути в высоких широтах дало возможность обстоятельно описать эти воды. Поэтому и до сих пор плавание Беллинсгаузена не потеряло своего научного значения, да и никогда не потеряет».
По пути к родным берегам Беллинсгаузен и Лазарев начали готовить отчеты для морского министерства. Фаддей Фаддеевич предвкушал радость дней, когда он сможет заняться подробным описанием антарктического похода. Ему было о чём рассказать! Русские моряки-ученые положили начало научным исследованиям шестой части Света. Они провели наблюдения над температурой и прозрачностью воды, собрали материалы о строении и свойствах льдов, процессах их образования. Метеорологические наблюдения экспедиции проводились не только в дневное время, но и ночью; они доныне сохранили свою ценность для познания климата Антарктики. Один только И.М. Симонов сделал 1600 ежечасных наблюдений над колебаниями атмосферного давления. Трудно давались во льдах исследования морских течений, но экспедиция сумела провести их достаточно широко.
Нескоро удалось Беллинсгаузену осуществить свой план. Лишь через десять лет, в 1831 году, вышел из печати его капитальный труд об экспедиции «Востока» и «Мирного», вскоре переведенный на иностранные языки. В Англии эту книгу вторично издали в 1945 году. Её редактор Ф. Дебенхэм, директор Британского полярного института, подчеркнул, что нельзя было дать лучшего описания сотням миль антарктического побережья, чем это сделал Беллинсгаузен.
Прославленный Руал Амундсен, воздавая хвалу русской экспедиции, писал, что Беллинсгаузен по праву занимает место среди величайших полярных исследователей.
«Восток» и «Мирный» вступили в Северное полушарие. Офицеры и матросы приводили в порядок обмундирование. Художник Михайлов просматривал альбом своих редчайших зарисовок. Иван Михайлович Симонов делал заметки для будущего доклада, который намеревался прочесть в родном Казанском университете.
«Суждено мне было разделять труды и опасности одного из знаменитейших путешествий, — писал астроном. — Новые поиски в Южном Ледовитом море, покушение как можно далее проникнуть к югу и, наконец, вообще открытия, долженствующие расширить круг географических знаний, были предметом экспедиции…»
Ему вспомнился ужасающий шторм в марте прошлого года. «Сами мореходцы уверяли, что они, скитаясь с давнего времени по различным морям, ничего подобного сему не видали… Мы окончили наши поиски, совершив целый круг около полюса, беспрестанно углубляясь к югу и иногда не выходя из-за Полярного круга до двух недель, чего прежде никто сделать не осмеливался. Сколько опасностей угрожало нам в местах сих, сколько раз смерть мы видели перед глазами своими!.. Южный полюс покрыт твердою и непроницаемою корою льда…»
Русские моряки обогатили географическую науку, открыв 29 групп островов, сделали множество полезных научных наблюдений, собрали ценные зоологические и минералогические коллекции.
Позади остались Лиссабон, Английский канал, Копенгаген. Теплой июльской ночью «Восток» и «Мирный» шли Финским заливом, на бледном небе чуть мерцали звезды.
Показались форты Кронштадта.
