09.08.2024 г. Московская обл. п. Куровское окрестности трудового лагеря 'World free'.

Костик появился на третий день. К тому времени я уже дожевал последний сухарь и пару раз отлучался в поисках воды. Мой приятель шел третьим с конца в колонне, состоящей из тридцати пяти изможденных, покрытых пылью невольников, которую вели семеро кавказцев с 'калашами' наперевес. Это было ни хорошо, ни плохо. За то время, что я лежал здесь, видел как тех, кто свободно входил и выходил с территории лагеря, так и тех, кого вывозили вперед ногами. Было и такое, что люди, которых завозили в ворота, в обратном направлении уже не появлялись.

Минуя то место, где мы расстались, мой приятель как бы споткнулся и выронил грязный тряпичный сверток. Повезло, ни один из охранников этого не заметил, и вот уже, дождавшись, когда процессия свернет на грунтовку, пересекающую заброшенное свекольное поле, я пробираюсь к своей добыче. Это завернутый в замусоленное вафельное полотенце клейкий серый комок геркулесовой каши с прилепившейся к нему цветастой упаковкой какой-то фигни из стандартного американского сухого пайка.

Бля, как я жрал эту кашу! Даже халявную черную икру на прошлогоднем корпоративе не поглощал с такой скоростью. Еле удержался, чтобы не съесть и хлебцы из упаковки. Их я оставил на утро, а утром Костик незаметно для остальных швырнул в канаву возле поля то, что можно было бы назвать хлебом.

На следующий день он не появился. Сколько я ни вглядывался сквозь листву в каждого из рабов, в нестройно бредущей колонне, долговязую фигуру моего приятеля там мне обнаружить не удалось. Во второй партии его тоже не было, и только среди смуглых курчавых брюнетов из солнечной Молдавии, что раньше клали плитку в московских квартирах, а нынче подрядились вкалывать грузчиками в этом трудовом лагере, я обнаружил своего приятеля.

Костик вел себя как-то необычно, постоянно оглядывался и заметно нервничал. На этот раз пожрать мне он не ничего не сбросил, а вместо этого то и дело отрывал шматки от растущих на обочине высоких лопухов и незаметно засовывал эту гадость себе в рот.

Совсем ебанулся что ли?

Я, понадеявшись все же, что Костик перестанет дурить и выждав удобного момента поделится со мной хавкой, не упуская его из виду, осторожно крался за это компанией. И вот они не спеша дочапали до опушки ближайшего леса, от которой начинались длинные капустные грядки с редкими созревшими кочанами, которые еще надо было отыскать промеж разросшихся сорняков. Сразу за этими зарослями начинались более мелкие грядки, с торчащей из них морковной ботвой. Туда и поплелся Костик, сопровождаемый ухмыляющимся чуркой с автоматом.

Какое-то время ничего не происходило. Ингушские "мастера спорта" по стрельбе по всему живому лениво расхаживали в своих китайских костюмах "абибас" промеж еле переставляющих ноги пленников, то и дело покрикивая на них, молдаване прохлаждались в теньке, ожидая когда наберет с десяток-другой мешков с морковкой, Костик тоже собирал этот силос не первой свежести.

Вот один из охранников решил позавтракать, присел на сучковатое полено и достал видать вчерашнюю шаурму и бутылку с минералкой.

Я сглотнул слюну и только собрался отвернуться, чтобы не захлебнуться ей совсем, когда Костик вдруг вскочил, блеванул какой-то зеленой херней прямо под ноги этому чурке и принялся спускать штаны.

Джигита как ветром сдуло со своего места. Он что-то прокаркал по-своему, показал в сторону кустов и отвесил засранцу пинка, придавая тому нужное направление. Костик немедля скрылся в зарослях. Я же решил воспользоваться возможностью перетереть с моим приятелем, и, пропахав на пузе по капустной меже, тоже нырнул в лес.

Однако приятеля своего нигде не обнаружил, только треск веток выдавал направление, в котором он двигался.

Бегом за ним!

Я старался как мог, и минут через десять впереди замаячила светлая Костикова макушка. Мы пробежали километр или около того, когда он начал выдыхаться. Да и я был на пределе.

Еще бы не жрать как следует столько дней!

Ты чего… у-ф-ф… драпанул, будто тебе пистон в жопу вставили… Уф-ф…

— Посмотрел бы я на тебя, ага…. Фу-у… После суток в этом концлагере.

— Что, на самом деле, все так херово?

— Потом расскажу. Давай валим отсюдова.

Мы пробирались сквозь лесную чащу еще полчаса, стараясь идти так, чтобы склоняющееся к западу солнце все время светило в затылок. Я бы мог шагать и дальше, но у Костика внезапно скрутило живот.

Вовремя, нечего сказать! Хотя чего тут удивляться? Сожрать столько лопухов!

Однако, если бы у тех были собаки, они нас давно бы порвали на британский флаг, но мне от чего-то кажется, что отсутствию Костика мало кто придаст значение. Может быть, даже его побега и не заметят. Одним кафиром больше, одним меньше. Вон стадо копается в поле, а завтра еще с десяток русских на запах похлебки придет.

Наконец-то просравшись, мой спутник вновь приобрел способность мыслить. Оно понятно, кровь от требухи к мозгам вернулась. Я сидел и мысленно посмеивался. Не мне судить, конечно, но неужели нельзя было придумать другой способ свалить из лагеря, а не ставить над своим организмом сомнительные эксперименты?

Смех смехом, но мы с Костиком находились где-то в лесу, без единого грамма воды и крошки хлеба, не говоря уже об оружии и медикаментах. Например, таблетка-другая активированного угля сейчас кое-кому точно бы не помешала.

Сколько мы валялись в траве посреди лесной поляны, я не знаю. Может два часа, а может и четыре. В один момент Костик резко вскочил, будто вспомнив о чем-то, сорвал с себя футболку и протянул мне найденную где-то острую щепу:

— Вырежь мне на хрен этот микрочип.

— Да ты что? — Замялся я. — Такой хреновиной не сумею. И потом, если бы пиндосы подключились, давно бы нас обложили.

— Режь, говорю! Если попадемся, сразу по базе пробьют, что в бегах.

— А если без чипов попадемся, все одно в партизаны или террористы запишут. Не, на фиг. У нас ни бинта, ни зеленки нет, заражение может быть.

— Ну ладно. — Как-то сразу сник мой приятель. — Тогда вставай, пойдем дальше на восток. — То ли спросил, то ли решил за нас обоих Костик.

— Почему именно на восток?

— Так казанская ветка железной дороги туда идет. Ты ведь в Казань к своему знакомому ехать хотел?

— Ну да…

— Я бы туда с тобой подался. — Затараторил он. — Хочется уже к нормальным людям прибиться. Ты же рассказывал, твой босс — нормальный мужик. Как думаешь, меня там примут?

— Хрен его знает. Я не знаю, примут ли меня, но других вариантов у нас все равно нет. Пошли.

— Погоди. Я сейчас.

— Бля!

Едва уловимый запах жженой резины или пластмассы заставил нас с Костиком сбавить ход.

— Давай обойдем, а? — Я с тревогой вглядывался в просвет между деревьями. — Хватит уже приключений на нашу жопу.

— Обойдем. Тока чуток глянем издалека.

Сил спорить, если честно, у меня уже не было, да и жрать хотелось, мама не горюй, а запах дыма как-то ассоциировался с едой. Пошел вслед за Костиком.

Я и не понял, что его так зацепило. Ну подумаешь очередная раскуроченная тачила со жмуриками. Сколько сейчас такого по всем дорогам?

— Я этих людей еще несколько часов назад живыми видел. Вот как ты передо мной стояли.

— А-а-а…

— Была такая мысль, напроситься с ними ехать.

— Пронесло.

Я стоял и смотрел на изрешеченный пулями джип с надписью TV на бортах и на капоте. Возле искореженной водительской двери валялось изуродованное человеческое тело. Еще кто-то скрючился внутри, а с другой стороны на траве лежал парень, неестественно серое лицо которого показалось мне смутно знакомым. На нем как бы отразился немой вопрос "за что?" и только это помешало мне сразу узнать широко известного в прошлом сетевого журналиста, автора множества топовых книг и статей и хозяина раскрученного сайта.

Даже обалдел немного. Разве я мог когда-нибудь предположить, что увижу его, сжимающего тонкими холеными пальцами огромную рваную дыру в животе. Дорогие белые фирменные джинсы в запекшейся крови, стеклянные глаза, отлетевший на пару метров ботинок из крокодиловой кожи… Мда.

Какое-то время мы с Костиком стояли, глядя на все это, но я первым вышел из ступора и принялся обыскивать машину.

На наше счастье она не загорелась, и поживиться тут было чем.

Первой на землю полетела перемолотая пулями съемочная аппаратура. За ней куча дорогих, но абсолютно бесполезных вещей. Ну вот кому, например, нынче взбредет в голову таскать с собой барбекюшницу или набор курительных трубок? Расстегнув такую маленькую сумочку навроде барсетки, я и вовсе подвис на какое-то время, обнаружив ее набитой всяческой мужской косметикой. Из всего этого барахла мы взяли только бритвенные причиндалы, да какой-то гель для душа. Мыла-то все равно нет.

Порадовала автомобильная аптечка и особенно запасы жратвы. Покушать покойники были явно не дураки.

Оружия, конечно, не было, если не считать таковым электрошокер, сразу же полетевший в кусты, и травмат, который, после некоторых раздумий, был отправлен туда же.

Кое-что из предметов роскоши все же решили взять. Самим на фиг не надо, а на что-нибудь полезное обменять пригодится. Костик хапнул таки трубки и табак, а я снял с запястья журналиста часы "Картье", после чего окончательно почувствовал себя мародером. Еще зачем-то отцепил с его груди бейджик с заламинированной фотографией и мегнитной полоской для считывания и достал из нагрудного кармана забрызганной кровью рубашки журналистское удостоверение и остальные документы. Все это завернул в полиэтиленовый пакет и положил в боковой кармашек кофра из-под камеры. В него мы запихали всю свою добычу, потому что единственный рюкзак был прострелен и залит кровью.

Вообще у меня создалось впечатление, что телевизионщиков шлепнули не какие-то случайные лихие люди, а вполне целенаправленно. Иначе бы их обнесли до ниточки, и нам достались бы лишь разбитые спутниковый телефон, ноут, камера, да тренога из-под нее.

Кстати о камере. Я вытащил из нее карту памяти. Потом посмотрим на трофейном же коммуникаторе. Может проясниться кой чего.

10.08.2024 г. Московская обл. Орехово-Зуевский р-н д. Заполицы

— Ни фига себе! — я передвинул движок на коммуникаторе и еще раз просмотрел этот кусок. — А ведь за бугром запросто поверят в эту туфту.

На экране живой еще корреспондент воодушевленно рассказывал, как много делает миротворческая администрация для попавших в беду российских граждан. Вот мол в одном из трудовых лагерей даже организовали санчасть с современным медицинским оборудованием. За его спиной, правда, никакого оборудования не наблюдалось, но зато лежало много забинтованных с головы до ног людей. По словам Костика, это те самые узники пятого сектора, которых перетащили в ангар и замотав изувеченные части тела бинтами, накачали снотворным, чтобы не стонали. Цирк еще тот: чистые простыни, бутафорские перегородки, какие-то люди в белых халатах.

В следующем сюжете журналист вообще нес какую-то чушь об отдельном корпусе для женщин.

Ага. Прям санаторий, бля! А по факту — бордель, в который ингуши тащили всех понравившихся им женщин, как из вольнонаемных, так и из невольников.

Я посмотрел на Костика. Тот сидел весь зеленый от злости. Окажись мы сейчас опять возле раскуроченного джипа, мой приятель, наверное, убил бы этого журналиста еще несколько раз.

Меня тоже колбасило, хотя давно понял, что от этих пидоров с европейским выбором в башке всегда можно ожидать чего-то подобного.

Наконец-то мимо прошел товарняк на такой скорости, что мы с Костиком спокойно смогли выбрать момент, закинуть на площадку одного из вагонов свой кофр и по очереди залезть сами. Думали, что поедем на крыше, но устроились в промежутке между двумя контейнерами. И слава Богу, потому что какая-то охрана у поезда наверняка была. Могли и заметить, на крыше-то.

В общем устроились мы с комфортом: ветер не продувает, и ноги есть где вытянуть. Перекусили, побазарили немного за жизнь и как-то незаметно уснули под мерный перестук колес. Я, так вообще, моментально вырубился. Сказались мытарства последних дней и набитый вкусной едой желудок.

Проснулся от того, что вагон дернулся при остановке поезда.

— Это мы хорошо так поспали. — Подавив зевоту изрек мой попутчик. — Наверное, Муром уже проехали.

— Жаль. — Я потянулся. — Давно хотел там побывать. Хоть со стороны посмотрел бы.

— А чего там смотреть? Город, как город.

— Доводилось?

— Ага. У меня там двоюродный брат живет… Жил. Интересно, удалось ему обмануть бабу с косой и вообще, где сейчас Серега?

— А что, есть сомнения, жив твой брательник или нет?

— Конечно. Он ведь к жизни совсем не приспособленный. Все дома сидит… сидел, всякую фигню собирал. Такой же головой слегка тронутый, как и все коллекционеры.

— Да ладно, Костик, не переживай. Я вот тоже всех сисадминов раньше считал чокнутыми, но ты же жив и здоров. А Муром-то мы, похоже, давно проехали. Сейчас судя по времени должны быть уже где-то под Казанью. Ща загружу карту на коммуникаторе, посмотрю, где это такая Рузаевка.

— Вот ты глазастый, а я-то фишку и не секу.

— Да не возможно было не заметить. Здоровая такая вывеска на доме. Сейчас, сейчас…

Костик полез в кофр, чтобы достать что-нибудь пожевать, а я все никак не мог загрузить карту. А когда загрузил…

— Бля-а-а-а! Ну мы лохи! — от злобы и обиды хотелось швырнуть коммуникатор об контейнер, но сдержался.

— Че такое?

— Этот товарняк гребанный, видать, в Арзамасе на Пензу свернул, а мы в это время дрыхли как суслики. Че теперь делать?

— Дай посмотреть. — Костик вырвал коммуникатор у меня из рук. — Ой, бля!

Самое хреновое было в том, что поезд сбавил ход только возле села Вазерки, когда до самой Пензы оставалось всего несколько километров. Костик швырнул кофр на насыпь и соскочил с поезда сам. Я прыгнул вслед за ним. На этот раз ни на самой платформе, ни на улице рядом с ней никого не было, и мы по-быстрому скрылись в усыпанном мусором переулке. А так товарняк тормозил еще возле Лунино, но там возле пустующей железнодорожной кассы околачивались какие-то подозрительные типы с оружием, и мы не решились соскочить у них на виду.

Теперь нам с Костиком предстояло найти место для ночлега и уже там, в спокойной обстановке решить, как выпутываться из того дерьма, в которое угодили. Но прежде надо запастись водой.

Миновав пару колодцев, закрытых на цепь с замком, и одну не работающую колонку, мы, наконец, наткнулись на журчащий среди деревьев родник. Костик присел наполнять канистру, а я стал лихорадочно вертеть башкой, опасаясь, что нас застанут врасплох.

— А вы чьи такие будете, ребзя? — когда я в очередной раз повернулся, передо мной стоял мужик средних лет, одетый в камуфлированную куртку, с замызганной черной кепкой на голове и автоматом в руках. Если бы не 'калашников', его можно было бы принять за сторожа, ну или лесника.

— Мы… это…. К знакомым идем.

— У нас родственники тут. — Выпалили мы одновременно с Костиком.

— Так родственники или знакомые? — Я обернулся на новый вопрос, заданный кем-то стоящим у меня за спиной, и увидел молодого парня, похожего на рыбака или туриста, и тоже с автоматом. Он появился словно из-под земли, и мне это очень не понравилось. Наверняка где-то рядом прячется третий и он, скорее всего, держит нас с Костиком на мушке.

Я стоял и, озираясь, лихорадочно соображал, сочинить что-нибудь на ходу или рассказать все как есть, но меня опередил мой приятель:

— Мы сами из Москвы. Бежали из американского трудового лагеря. Ехали на товарняке к одному знакомому, но слегка проспали свою остановку.

— Куда ехали-то? — продолжал сыпать вопросами мужик в кепке, бывший в этой компании, судя по всему, старшим.

— В село одно под Казанью.

— Да. Не хило вы так поспали. — усмехнулся подошедший позже парень. — У нас это не приветствуется.

— Слыхали небось, кто раньше встает, тому Бог подает. — Изрек мужик.

— Ага. Мой сын встал рано и нашел червонец на улице, но тот, кто его потерял, встал еще раньше. — Вспомнил я бородатый анекдот, но все присутствующие все равно засмеялись. Обстановка как-то сама собой разрядилась, и мужик, как он считал незаметно, почесал левой рукой правый локоть. У развесистой ольхи, что росла на той стороне ручья, отогнулось несколько веток, из-за которых выступил дед на вид лет семидесяти, в такой же как и у мужика, только еще более старой, кепке, с густой седой бородой и очаровательной беззубой улыбкой. В руках он держал то ли ружье, то ли карабин. Я в этом не разбираюсь, но что-то древнее, еще советское.

— Ну чего, мужики, так до беспилотника и будем стоять и анекдоты травить. Тут до железки рукой подать, а они вдоль нее каждые полчаса летают. — Спохватился вдруг старший. — Предлагаю пройти на 'точку'. Там познакомимся и обсудим как с вами дальше быть.

Это 'как с вами дальше быть' сразу выдернуло меня из состояния всеобщего благодушия и вернуло на землю, покрытую начинающимися уже осыпаться желтыми листьями.

Понятно, что они нам ни разу не поверили, а предложение проследовать на 'точку' не несло за собой ничего хорошего. В укромном уголке можно устроить допрос с пристрастием, а если что-то не устроит, и закопать без шума и пыли.

Посмотрел на Костика. Он как-то сразу погрустнел. Наверное, его тоже посетили подобные мысли. Однако делать было нечего, бегаем мы с ним явно медленнее, чем летают автоматные пули, а стволы за спину никто из этой троицы убирать не спешил.

Шли довольно долго. Я даже успел порядком натереть ногу, и когда грунтовка, сменившая асфальт улиц безлюдного села стала сворачивать в лес, и через десять минут уперлась в заброшенное подворье, даже обрадовался, что наконец-то пришли.

В доме явно кто-то был, но навстречу не вышел. Мужик все-таки закинул автомат за спину и толкнул плечом скрипучую калитку. Парень пропустил нас и вошел следом. Дед куда-то исчез.

В халупе, внутрь которой через грязные стекла окон едва проникал дневной свет, однако было чисто и просторно. Я-то ожидал увидеть груду поломанной мебели, немытые столы, заставленные грязной посудой и продавленные сальные диваны. Но в углу лишь стоял стол, покрытый клеенчатой скатертью в цветочек, да несколько стульев было аккуратно расставлено вдоль стен. На одних и плюхнулся парень, назвавшийся Пашей Борзыкиным. Мужик оказался его батькой, Владимиром Петровичем, ну а дед, соответственно и был дедом Паше и отцом Петровичу. Звали его Петром Михайловичем. Но это официально. Потом мы его называли, как и все — Лешим.

— Занимательная история с вами получается. — Старший подошел к столу и принял стакан чая в подстаканнике у деда, появившегося откуда-то из внутренних комнат с пятью такими дымящимися емкостями. — Пропилили на товарняке полтыщи километров и вас не один супостат за задницу не взял?

— Ну, говорю, спали мы. — Я поежился, заподозрив что-то неладное в перемене интонации этого Владимира Петровича.

Здесь они все вели себя как-то более развязно, чем у ручья. Значит, не одни мы там в поселке поссыкивали. Эти трое тоже видать опасались подвоха. Мне вдруг вспомнилось, как средний Борзыкин все время оглядывался, когда уже шли по лесу, и как крутил туда-сюда башкой Паша, теребя ремень автомата. Ну, правильно, только дурак ничего не боится, но чем же так напугали их два квелых московских лоха?

Однако вон чай предложили, и на мушке уже не держат. Может, обойдется?

— А ихним датчикам по хрену, сонный ты или пьяный. — подключился к разговору Паша. — Они на тепло и движение реагируют.

— Что скажете? — Старший отхлебнул чая и посмотрел сначала на меня, а потом на Костика.

— А у нас доказательства имеются. — Оживился Костик. Он достал из кармана журналистский коммуникатор и протянул его Владимиру Петровичу. — Там сюжет с датой и временем. В нем все об этом лагере есть, а в добавок я еще расстрелянный джип телевизионщиков сфотал. Потом еще и Мишку. Только нужно блок питания вставить.

— Разберемся, чай не пальцем деланные. Ну-ка Пашка держи. — Старший взял у Костика коммуникатор, стоивший, наверное, двух или трех прежних зарплат "лесника", и передал безделушку сыну. — А вы чай-то пейте и баранками угощайтесь. Желудок небось к позвоночнику прилип.

Пашка минуты три вертел в руках тонкий прямоугольник коммуникатора и похожий на пленку элемент питания, прежде чем сообразил, как он вставляется. Мой приятель не стал ждать, пока тот потратит еще десять минут на то, чтобы запустить ролик с кадрами из лагеря и, отобрав у младшего Борзыкина гаджет, загрузил его сам.

Я взял лежалую баранку и осторожно раскусил ее, одновременно косясь на отца с сыном, смотрящих последний репортаж московских журналистов. Лица обоих Борзыкиных все это время абсолютно ничего не выражали. Как будто им подсунули десятую серию мыльного сериала, который они видели не один раз. А может эти товарищи и действительно были свидетелями, или вообще участвовали в чем-то подобном. Кто их знает?

Мои раздумья прервал шум мотора за окном. Пашка к этому времени наблатыкался крутит всплывающие окошки коммуникатора и рассматривал в режиме слайд-шоу бесчисленные фотки погибших телевизиощиков.

— Слышь, пап, а они там, в Москве и горя не знают. Гляди, у них тут бильярд, боулинг, тачки, да шлюхи в кабаках.

— Ты бы лучше посмотрел, что там дед так долго возится, вместо того, чтобы дурью маяться. Скоро уходим. — Владимир Петрович подошел к окну, а Пашка весь подобрался и, положив коммуникатор на стол, встал и вышел из комнаты. Я же подмигнул Костику и тоже уставился в окно.

Похоже, первую проверку на вшивость мы прошли, раз у хозяев этого дома вопросов к нам больше не возникло. Зато у меня они накопились изрядно. Однако задавать их не торопился. Вспомнилось, как я затупил, назвав дергаевских отморозков партизанами. Нет. Только глядеть во все гляделки и слушать. Эти ребята ой какие не простые. Вон во дворе из небольшого грузовичка "Портер", заехавшего в ворота задним ходом, выгружают и тут же складывают в стоящую рядом "буханку" какие-то зеленые продолговатые ящики. Даже мне ясно, что это оружие. А справа у забора, возле здоровенного бидона, наполовину зарытого в землю, сидят на корточках трое кавказцев. Все в традиционных спортивных костюмах, руки связаны за спиной, лица разбиты, и у двоих из них из-под одежи торчали грязные бинты.

Ну что? Вот и приплыли! Опять я в руках у какой-то шайки-лейки, да еще и без оружия. И то, что мы с Костиком оказались невольными свидетелями какой-то темной сделки, не добавляет нам вистов. Вон парень в камуфлированной куртке отсчитывает евротугрики бородатому дядьке, тот садится на пассажирское место, и "Портер" уезжает. А мы все. Видели: адреса, пароли, явки. Хорошего мало.

Пленных увели куда-то за угол, а парень махнул кому-то отсюда невидимому рукой и направился в дом. Войдя, он окинул взглядом комнату, на секунду задержав его на нас с Костиком, и охрипшим, прокуренным голосом обратился к старшему:

— Петрович, твои люди? В темпе собирайтесь, и уходим.

— Что, все? — спросил Петрович.

— Да, закрываем "точку". Ее кто-то людям Шарифова слил.

— Ясно.

— Ну, раз, ясно, через пять минут вы все должны быть возле машины Ионова. На нем поедете до Вазерского лесничества, а дальше пешком. — Парень посмотрел таки на меня взглядом внимательных серых глаз, и протянул руку. — Сергей. Как следует. Познакомимся потом. Время поджимает. — Он быстро пожал руку и Костику и выскочил на улицу настолько стремительно, что мы не успели представиться в ответ.

Собирать никому ничего. особо было не надо, я схватил свой рюкзак, и через пару минут все уже стояли возле полицейского УАЗика. Машина прошла явно не одну сотню километров по местным проселочным дорогам. Синяя пленочная полоса с надписью "Police", опоясывающая темно зеленый корпус, местами отслоилась, обнажив кириллическую "Милиция". Картину дополняли треснувшее лобовое стекло, потертая обивка сидений и выправленная вмятина на левом крыле. Меня по-настоящему удивило, что за рулем этого агрегата при полном параде сидел настоящий полицейский. Ко всему прочему еще и славянской наружности. У себя в Москве мы привыкли к другому.

Запыхавшись, подошел дед Борзыкиных. Вот он-то тащил с собой всякое, на мой взгляд, ненужное барахло. На взгляд Петровича тоже, потому что б0льшая часть скарба была безжалостно выброшена на заросшую высокой травой обочину.

Все Борзыкины уселись в салон, а нам с Костиком, и еще одному мужику было предложено устроиться в "обезьяннике". Когда залезал, заметил, как по двору снуют люди с канистрами и поливают со всех сторон дом, а когда уже был внутри, в доме раздалось несколько выстрелов.

Я вздрогнул и вжал голову в плечи. Из сеней вышли двое, и, захватив с собой тех, что были во дворе, сели в припаркованный напротив ворот внедорожник — покоцанный "Лэндкрузер".

"Крузак" завелся и поехал в сторону, противоположную той, с которой мы приехали. За ним двинулась груженная "буханка", следом мы. В конец колонны пристроился еще один УАЗик.

В нашей машине ощутимо воняло бензином. Под ногами валялся окровавленный бинт. Значит именно тут сидели те, кого только что грохнули в доме.

Костик забился в угол, а мужик делал вид, что спит, зажав автомат между колен. Хотя непонятно, как при такой болтанке можно дрыхнуть?

От скоростной езды по лесной дороге, мои зубы отбивли чечетку в такт дребезжащему и подпрыгивающему УАЗику. Слава богу, что продолжалось это не долго. Где-то через полчаса колонна распалась. Сначала куда-то свернул "Крузак", потом остановилась, пропустив нас, "буханка". Наконец, возле утонувших в зелени остатков бетонного забора встали и мы. Шедший за нами УАЗ притормозил, и из него выскочил Сергей. Машина пошла дальше, а наша теплая компания, теперь состоящая из: семейства Борзыкиных, Сергея, молчаливого мужика — нашего соседа по "обезъяннику", и нас с Костиком, проследовав прямиком через разрушенную временем пожарную часть, углубилась в лес. Патрульный полицейский УАЗик

После получаса ходьбы, когда у меня уже семь потов сошло, Молчун вдруг подал голос:

— На десять часов, командир.

Сергей поднял руку, и колонна встала. Минуту другую все переминались в полной тишине, глядя, как командир, словно гончая обнюхивающая воздух, что-то высматривает там впереди. Наконец Сергей развернулся и скомандовал возвращаться:

— Порядок движения прежний, обойдем село километром к югу вдоль ручья.

Села я так и не увидел, как не вытягивал шею в попытке разглядеть, что там белеет в просветах между начинающей желтеть листвой.

Еще через два часа пути появилась мысль выкинуть половину барахла из кофра. Ничего лишнего с собой мы не несли, но вряд ли я смогу долго его тащить даже по очереди с Костиком.

Набрался смелости и решил на первом же привале поговорить с Сергеем. В конце концов, мы же не бараны, что бы вести нас куда-то, ничего не объясняя. Да и идти легче, когда знаешь, сколько осталось до цели.

Неожиданно лесная чаща расступилась, и, выглядывая крышами домов из-за поросшего полынью пригорка, показалась деревня. Но отряд пошел не прямо к ней, а продвинулся мимо хлипкого моста, перекинутого через пересохшее русло ручья, и, спустился вниз к чавкающему под ногами, илистому дну. Здесь мы опять остановились. Сергей достал бинокль и долго рассматривал крайние дома. Мне же в лучах заходящего солнца не было видно вообще ничего, поэтому отошел чуть в сторону и принялся счищать ил со своих промокших насквозь кроссовок.

— Обалдел совсем? — Накинулся на меня Пашка Борзыкин. — Без ног остаться хочешь? Сказано же, мин кругом полно!

У меня так и охолонуло все внутри. Медленно, словно я уже стоял на одной из мин, оторвал ногу от земли и сделал шаг в сторону Пашки. Потом еще. Оказавшись рядом с Костиком, немного успокоился.

Сергей, предупредив, чтобы не шумели, указал направление, в котором будем дальше двигаться, и снова пошел первым.

Я воодушевился.

Значит, можно будет передохнуть, просушить обувь и даже поесть чего-нибудь.

В село вошли не по дороге и, соответственно не по улице, а перемахнули через низкий штакетник, и залезли в старый, но опрятный дом прямо через открытое окно. Внутри, как и во дворе, во всем чувствовалась рука хозяина — явно не ленивого и умеющего из говна сделать конфетку. Куда ни кинь взгляд, везде самоделки, а в просторных сенях стеллаж с аккуратно разложенным слесарным и плотницким инструментом. Мебель, большинство из которой тоже было сделано вручную, стояла на местах. Стульчики с резными спинками возле стола, на вешалке одежда, вымытая посуда в сушке, кровати заправлены, только пол весь истоптан. Видно не один раз кто-то как мы проходил сквозь этот дом. В общем, абсолютная идиллия, только самих хозяев нет. И не появлялись они тут довольно давно, иначе не покрыла бы паутина изголовье кровати, а на кухне не воняло бы протухшим супом, оставленным на плите.

То же самое я увидел и на остальных подворьях. В сами дома мы больше не заходили, но в глаза бросилось болтающееся на веревке белье с налетом пыли, приготовленные под закатку трехлитровые банки на столе и горстка гниющих огурцов возле них. Внутри туалетной будки с болтающейся на ветру дверцей — нетронутый рулон бумаги, а возле умывальника — тюбик пасты, зубные щетки в стакане и кусок засохшего мыла.

И тишина. Мертвой ее назвать было нельзя, потому что время от времени хлопала на ветру ставня, скрипела неприкрытая дверь, кудахтали тощие куры, брошенные людьми. То, что жители ушли отсюда внезапно и все в месте, ясно было даже мне. Позже Пашка рассказал, что в этом селе была зачистка. Кто успел, убежал в лес, а потом, не решившись вернуться, остался у родственников и знакомых в других селах. Тех, кто не успел убежать, погрузили в военные грузовики и вывезли в неизвестном направлении. Вывезли далеко. Если бы их поместили в фильтрационный лагерь под Пензой, рано или поздно сарафанное радио разнесло бы это по округе.

Жуткая картина. Дома стоят целые и пустые. Удивило то, что ни разу не встретили ни одной собаки

Ушли вместе с хозяевами что ли?

Пройдя все село за околицей наткнулись на облепленную мухами тушу коровы, подорвавшейся на мине. Вспомнив свое поведение у ручья, я сжал кулаки.

Пересекли поле и снова углубились в лес. Тут уж крутил головой и внимательно разглядывал куда наступаю. Наглядная агитация, она действует.

Когда уже совсем стемнело, вышли к поляне, на которой стоял… Его можно было назвать коттеджем, но это был дом, выстроенный в старинном стиле. Стены из оцилиндрованного бревна, крыша, хоть и покрыта металлокерамической черепицей, в комплексе с двумя маленькими башенками и дымовой трубой, смотрелась готично. Готичности добавляли и забранные в витые чугунные решетки высокие, почти до земли окна. Тяжелая входная дверь с массивной переливающейся золотом ручкой была не заперта.

По тому, как уверенно шел по темным коридорам Сергей, я понял, что он здесь уже бывал. Да и остальные совершенно не рассматривали обстановку внутри этого почти замка. Тоже видать не в первый раз видят все это. А посмотреть было что. Стены отделаны под старину, в огромной гостиной пол выложен паркетом из бука, на потолке цветная мозаика, рамы на окнах также сделаны из какой-то ценной породы дерева. Гостиная абсолютно пуста. В широкой стене напротив окон выложен камин, но в углу, на паркете след костра. Здесь-то, скорее всего и сожгли всю мебель. Нам же пришлось довольствоваться паркетом, который Пашка и я отдирали от пола кочергой, взятой из камина. Ночи в августе очень холодные, так что пусть уж хозяева этой красоты нас простят, если еще живы и если вернутся.

Пока разогревали консервы, я полазил по коммуникатору московских журналистов. Но ничего кроме того ролика и нескольких сотен тех самых гламурных фотографий, о которых говорил младший Борзыкин, тут не было.

Костик в это время пытался разговорить Молчуна. Его заинтересовало то странное устройство, с которым Вадим не расставался всю дорогу. О своем намерении поговорить с Сергеем я забыл и, лениво ковыряясь пластмассовой вилкой в банке с тушенкой, слушал, о чем говорят два 'гения' радиоэлектронной борьбы. (Как потом я узнал, Костик окончил МИРЭА и год служил в войсках РЭБ, а Молчун отвечал за это дело в отряде.)

— Ну ты же знаешь, что любая современная видеокамера видит ИК, как яркий свет. Направь любой пульт от любой домашней техники на камеру, и посмотри. Увидишь яркие вспышки. С разными камерами, c разными частотами излучения ИК могут быть разные вспышки, всполохи, но они будут. Американские девайсы, что они сбрасывают с воздуха, дают пучок до пятнадцати метров. Человек его ни за что не увидит, а вот эта камера видит, как яркий луч. — Молчун ткнул пальцем в тот самый цилиндр.

— А остальные? — продолжал пытать Вадима Костик.

— Датчики движения, тепловизоры и прочая хрень, все они все равно что-то излучают. Да хоть сигнал посылают на спутник время от времени. Вот тут у меня через интерфейс RS232 к коммуникатору подключен широкополосный радиоприемник ICOM IC-P7. Если сигнал от девайса аналоговый, то его можно засечь даже по тому, как дергается индикатор на самом айкоме. Смотри, лесенка из столбов — уровень сигнала. В наушнике при этом слышен характерный звук. Если сигнал цифровой, то видно только уровень сигнала несущей частоты. Я его вывел на монитор камеры, чтобы не смотреть и туда и сюда. Так насобачился, что могу приблизительно выяснить направление и расстояние до источника сигнала. Как только просек, где ловушка, смотрю на коммуникатор. Тут у меня есть прога, которая уже точно определяет, что за девайс пендосы забросили в лес. Вот гляди, видно характер сигнала: скремблирован, кодирование со сдвигом частот и так далее. Вот сейсмодатчики я находить не могу, но их с самолета не сбросишь. Зарывать надо. Если пендосы там у себя и самозарывающиеся изобрели, то хана.

— А как же эти их ловушки… э-э-э… их же то же правильно устанавливать надо. — Костик почесал затылок.

— Правильное положение в пространстве эти штуки принимают от встроенного датчика положения. Включается моторчик, и опа. Есть еще с маховиком, но это старые. Гляди. — Молчун достал из рюкзака какую-то коробочку, и они с Костиком склонились над ней. Я зевнул и стал укладываться на ночь возле камина, но, послушав с пяток минут завывания ветра в его черной утробе, передумал и лег ближе к тому месту, где копошились Костик с Молчуном.

— Очень гнусные штуки. — продолжал Вадим, и лицо его помрачнело. — Завтра будем проходить Вышелей. Там группу солдат, что на Урал пробиралась, американцы накрыли. Засекли их с помощью этих ловушек, послали беспилотник для корректировки огня, а потом из РСЗО село обработали. На том не успокоились и послали своих подручных из местных мразей добивать. Сам все увидишь.

Эти слова я слышал уже сквозь сон, накативший тяжелой волной, и вспомнились они уже утром, когда меня растормошил Пашка.

12.08.2024 г. Пензенская обл. с. Вышелей

К Вышелею мы вышли часам к десяти. Собственно от села осталось всего три дома. Остальное — закопченные руины и груды кирпича. Проходя мимо уцелевшей одноэтажной хибары, посмотрел в окно. Внутри все было перевернуто, на стене следы пуль, а из-за приоткрытой рамы тянуло сладковатым трупным запахом. Я отпрянул, но сохранить свой сегодняшний завтрак мне все же не удалось. Уже через несколько метров среди развалин мы наткнулись на останки солдат, разбросанных взрывом прилетевшей сюда ракеты. Разорванное пополам тело молодого паренька, на переносице которого почему-то удержались очки, обугленные руки, ноги с зашнурованными берцами, кишки и просто куски мяса с торчащими из них розовыми осколками костей…

Меня вывернуло.

Некоторые трупы были только со следами пулевых ранений. Этих уже достреливали местные полицаи. И на них невозможно было смотреть.

Вы когда-нибудь видели как это, когда в человека попадает пуля? С чвакающим звуком, выбивая фонтанчик крови, ломая кости и унося жизнь… Я тогда тоже такого еще не видел, но и лежащих передо мной солдат мне было достаточно, чтобы возникло желание бежать отсюда сломя голову. Только страх перед минами и останавливал.

В одном доме обнаружили огневую точку — на оконную раму был наброшен старый полосатый матрац, а весь пол был усыпан автоматными гильзами. Значит, кто-то сопротивлялся. Тела, кстати, рядом не было. Может, в плен взяли.

За Вышелеем перешли через речку Вышелейку по полуразрушенному мосту. Самого покрытия нет, торчат балки и арматура, но пешком по нему на другую сторону перейти можно. Мин и растяжек на мосту мы не обнаружили, но Молчун напугал нас с Костиком минами-охотниками. Такой 'зверь', оборудованный датчиком движения, засекает все живое и ползет к нему. Вроде бы на марше они не опасны, потому что скорость не велика. Но все равно теперь в лесу я стал стрематься любого треска или шороха.

12.08.2024 г. Пензенская обл. г. Верхний Шкафт

По сравнению с теми селами, что я уже видел здесь под Пензой, Верхний Шкафт можно назвать небольшим городом. Зашли мы в него с западного конца, который местные жители называют Лашманом, и который переходит в Козловку, тянущуюся с запада на восток вплоть до кирпичной церкви, что в центре города. На северо-восток убегает извилистая Нагоровка. С Севера же на Юг простирается Таратыровка. Еще есть улица сплошь застроенная новыми домами шведского типа (соответственно Шведовка) и Заречка, расположенная, как не трудно догадаться, за рекой Шкафт. В общем два на два километра — вот и весь город.

После рассказов Молчуна я опять себе нафантазировал насчет партизан и очень удивился, когда Сергей сказал, что нам нужно немедля явитья перед светлые очи его начальства, которое сидит в здании бывшего дома культуры. Воображение-то рисовало неприметные землянки в лесу и тайные партизанские тропы. А тут… Но потом я вообще впал в ступор, когда на площадке перед ДК увидел 'Хамви' и слоняющихся возле него американцев в марпате и со всеми этими своими прибамбасами на шлемах.