«Мужчины и феминизм».

Участники — молодая циничная студентка-философ, журналистка, поэт и учитель рисования.

Йоуни делает записи в блокноте. Я фотографирую.

Все по большей части разглагольствуют о том, что не имеет никакого отношения к теме дискуссии. Я не понимаю и четверти из всех употребляемых ими умных слов.

Философ и журналистка чуть было не подрались. Учитель рисования имеет обо всем собственное мнение. Каждый раз, как он заканчивает свою речь, в зале воцаряется тишина. Поэт за все время дискуссии не сказал ни одного слова.

Под конец ведущая, девица с толстым слоем штукатурки на лице, решает придать обсуждению новый поворот.

— Хотя ведущий не должен вмешиваться в диалог, все же позвольте мне сделать исключение, — сказала она. — Сама я осознала различие гендерных ролей, наблюдая за играми свои маленьких сыновей. Раньше я запрещала им драться на палках, это казалось мне слишком грубым. Но со временем я пришла к выводу, что в проявлении мужественности нет ничего плохого, как нет ничего плохого в том, что мужчина может проникнуть в женщину. Раньше сама мысль об этом выводила меня из равновесия, но стоило мне взглянуть на вещи другими глазами, как все вдруг встало на свои места, и с тех пор я больше не запрещаю детям подобных игр, готовя их к будущим половым отношениям с женщинами.

Тишина. Я боялась даже посмотреть на Йоуни.

— Женщина тоже может проникнуть в мужчину! — закричала из зала девушка в полосатых брюках.

— Нет, не может, — спокойно сказала ведущая. — Для этого нужен член. У женщины же его нет.

— Не понимаю, как современная женщина может так говорить? — возмутилась какая-то тетка.

Студентка-философ промычала что-то о микроотношениях, но никто ничего не понял.

— По-моему, мы отвлеклись от темы нашей дискуссии, — сказала полосатая.

— Я с вами согласен, — ответил учитель рисования. — И незачем тратить время на пустые споры. Кто угодно может проникнуть в кого угодно… И это факт.

После этого заявления все с недоверием покосились на своих соседей.

Чуть не лопаясь смеха, мы пулей вылетели из библиотеки.

— Ну вот скажи, что я могу написать об этом? — простонал Йоуни. — Кому нужен такой репортаж? Девчачьему журналу «Регина»? Боже ты мой! Сейчас лопну от смеха. Отвези меня домой, я хочу есть.

Дома он сожрал пачку печенья, рисовую кашу и три шоколадных пудинга, листая журнал о современной музыке.

— Моя бы воля, — начал он с набитым ртом, — я бы всю жизнь ел одни только пудинги и читал журналы.

— Как поешь, убери грязную посуду, — попросила я.

— В семье Корлеоне мужчины никогда не убирают со стола, — произнес он и вальяжно откинулся на спинку стула. — Я надеюсь, ты помнишь, что меня зовут Майкл Корлеоне?

В постели он долго и обстоятельно целовал меня от шеи до самых бедер.

— Если у нас будет ребенок, он наверняка будет похож на инопланетянина, — сказал он. — Весь в отца.

— У нас не будет детей. Я боюсь рожать.

— Не бойся, я буду сидеть с тобой рядом, держать тебя за руку и поить тебя из соски шампанским.

— Хм…

Я засмеялась и повернулась на бок.

— Младенцы, по-моему, все такие страшные. Не хочу детей. И даже обсуждать это не хочу.

— Хорошо, золотко, не будем. Только не спи. Мне надо с кем-нибудь поговорить. Мне так плохо, когда меня никто не слушает.

— Ну, давай поговорим.

Я попыталась улыбнуться. Глаза у меня слипались.

— Ну говори же, — сказала я.

Йоуни прижался головой к моей груди.

— В построении отношений должны принимать участие обе стороны: и мужчина, и женщина, — принялся занудствовать он. — Нельзя возлагать какую-то обязанность, к примеру, инициативу в обсуждении проблемы, только на одни плечи.

— Откуда ты это взял?

— Прочитал в газете. Так советуют известные врачи-психотерапевты Карл и Сиркка Тарам. Я им верю. У них очень солидный вид. Особенно у Карла. Я всегда хотел иметь такую же прическу, как у него.

Я начинаю смеяться и окончательно просыпаюсь. Йоуни входит во вкус.

— Я вообще всегда брал пример с Карла и Сиркки, у них такие трепетные отношения. Как только им начинает казаться, что они недостаточно близки, они тут же едут на какую-нибудь базу отдыха, чтобы в полной мере насладиться обществом друг друга. Есть такие специальные базы отдыха. Там все только и делают, что лижутся с утра до вечера. Так, говорят, был спасен не один брак.

Йоуни кусает меня в шею. Потом он начинает рисовать на моей спине всяких животных, а я их должна угадывать. Мне это быстро надоедает.

— Давай поиграем во что-нибудь другое, — говорю я.

Йоуни рисует на моей спине кошку.

— Не люблю кошек. Хитрые, изворотливые твари. «Кошки существа независимые, на цепь не посадишь». Вот и пусть катятся со своей независимостью. Терпеть их не могу!

— Я тоже, — вздыхает Йоуни и прекращает рисовать. — На дух не переношу всех этих лохматых любимцев. Да и хозяев их тоже. Взять хотя бы собачников — орут на каждом углу, насколько их псинам можно доверять. Еще бы им не доверять! Ясное дело, семейных тайн не растрепят, они же говорить не умеют. Тьфу!

Я усмехаюсь. Неожиданно он хватает меня за плечи.

— Сара, Сара, Сара! Я так хочу сделать тебя счастливой.

— Меня не надо делать счастливой. Я и так счастлива.

У меня подкатывает комок к горлу. Я вспоминаю, что мы не занимались любовью уже шесть дней.

Я озаботилась своим сексуальным просвещением задолго до того, как решила кому-либо отдаться. Когда мне было одиннадцать, я прочла книгу под названием «Как возродить увядающую сексуальную жизнь».

И поэтому теперь я точно знала, что что-то у нас не складывается.

Через восемь дней меня начало клинить. Почему он меня не хочет? Почему его не интересует секс? Почему я его не хочу? Преодолевая себя, я попыталась сделать первый шаг, но Йоуни притворился, что ничего не заметил.

И ведь дело было не в том, что «бурная страсть первых встреч» начала сходить на нет — по большому счету, никакой страсти-то и не было. Я уже собралась рассказать обо всем Ирене, но удержалась. Мне все-таки хотелось, чтобы у нее сохранилось обо мне представление как о вполне нормальном человеке. Если, конечно, оно у нее когда-нибудь было.

Мы смотрели по телику «Полицию Майами». На мне было новое нижнее белье. Йоуни жевал ириски и периодически дружески похлопывал меня по ляжке, так что слышно было на всю квартиру. Я совсем замерзла в этих кружевах, на которые Йоуни не обращал ни малейшего внимания. Он, похоже, был всем абсолютно доволен.

— Кайф какой, — улыбнулся он, закинув в рот очередную ириску. — Рабочий день позади, по телевизору любимый сериал, а рядом такая красотка…

Я тихо засмеялась и закуталась в безразмерный домашний халат Йоуни.

Где-то около полуночи мы перебрались в кровать и погасили свет. Йоуни поцеловал меня в губы, в щеки, в нос и крепко прижался ко мне.

— Сладких снов, — сказал он. И добавил: — Беби.

— Спокойной ночи, — ответила я и тяжело вздохнула. Он даже и не заметил. Я уставилась в потолок.

Через пару минут я не выдержала.

— Мы прямо как дядя с тетей.

— Что? — Он повернулся ко мне.

— Как дядя с тетей.

— Не понял…

— Ну, конечно…

Он запустил руку в мои волосы:

— Что с тобой, еще минуту назад ты была всем вполне довольна…

— Я не знаю, как мне быть. — Я снова тяжело вздохнула. — Мы с тобой уже целую неделю не занимались сексом.

— И что с того?

— Что с того?! Это же черт знает что такое!

Он тоже тяжело вздохнул.

— Ты что, прочитала в какой-нибудь идиотской газете, сколько раз в неделю положено заниматься сексом?

— Может, и прочитала.

— О боже мой. Ну и как, сколько же раз в неделю среднестатистическая финская семья должна заниматься сексом?

— Не менее трех раз в две недели.

— Вот и хорошо, отработаем нашу задолженность на следующей неделе. Хоть все три раза подряд, чтоб не думалось.

— Идиот!

Я села на кровати. Пришло время расставить все точки над «i».

— Там, между прочим, речь вообще шла о показателях среди пар среднего возраста. У молодежи все по-другому.

Йоуни уставился на меня.

— Какое тебе дело до того, что делают другие? Неужели тебе обязательно быть такой, как все?!

Мне нечего было на это ответить.

— Мне просто не хочется, — сказал Йоуни. — Есть у меня право иногда не хотеть? Я что, робот, что ли?

Я засмеялась. Он тоже засмеялся. Внутри меня все клокотало.

Йоуни скинул одеяло на пол и снял футболку.

— Ну, давай, что ли.

— Но нельзя же вот так просто!

— Почему нельзя? Ах да, прости, я забыл, что ты «еще не готова». Но ведь можно иногда обойтись и без этого. Просто взять и заняться любовью, без всяких приготовлений. Это же здорово!

Я смотрела на него как на преступника.

— «Здорово»? Послушай, секс — это не хобби.

— А что же это, по-твоему?

— Ты дурак.

Йоуни притворно засмеялся.

— Как ты не понимаешь, что секс для меня — не главное в жизни, — сказал он.

— А ты полагаешь, что для меня это главное?

— Похоже на то. У меня, между прочим, есть и другие заботы. Мне проблем и на работе хватает, а тут еще ты со своими заморочками. Могу я хоть в собственной постели отдохнуть? Расслабиться, в конце концов.

Я просто взорвалась от ярости:

— Черт возьми. Со мной не расслабляются!

Йоуни снисходительно рассмеялся. Лучше бы он этого не делал.

— Конечно, это для тебя не главное. Как оно может стать главным, если ты ничегошеньки в этом не понимаешь! — прошипела я.

— А что я должен понять?

Он стал натягивать штаны.

— Куда это ты собрался? — заорала я.

— Тебе-то какое дело? Чувырла.

Я обхватила его руками, и мы расхохотались. Йоуни повалил меня на кровать.

— Ну, сейчас дядя тебе покажет…

И взялся за дело. Я старалась не отставать от него.

— Ну что, теперь успокоилась?

Он прижался ко мне и ущипнул меня за щеку.

— Теперь да, — сказала я.

Его улыбка стала мягче.

— Ты была хороша, — сказал он.

— Ты тоже, — ответила я.

— Ну, спокойной ночи. И можно хотя бы этой ночью без разборок? А то у меня силы совсем на исходе.

Он взял меня за руку и почти сразу уснул.

Другие женщины всегда кажутся мне более раскрепощенными, свободными и изобретательными, чем я. Когда я смотрю на окружающих меня женщин, я почему-то думаю, что любая из них, будь то хоть кассирша в продуктовом магазине, могла бы поведать совершенно невообразимые истории о своих сексуальных похождениях и при случае готова очертя голову броситься в любую авантюру.

В школе после занятий физкультуры я всегда раскрыв рот слушала, как другие девчонки делятся своими воскресными приключениями. Во всех этих рассказах секс всегда был чем-то «суперклевым», и многие мечтали «заниматься им регулярно». Все эти девочки с их разговорами про мальчиков были настолько нормальными, что меня начинало от них тошнить, и в то же время я ужасно хотела быть такой, как они. Они умели находить нормальных парней, умели получать удовольствие от жизни. Я изо всех сил пыталась брать с них пример, но никак не могла себя заставить перепихнуться с парнем в сауне или в раздевалке, как это делали другие. Я все время боялась — вдруг он мне потом не позвонит? А мне хотелось, чтобы непременно позвонил.

Когда я читала любовные романы, мне особенно нравились те места, где говорилось, что «они занимались любовью снова и снова до самого утра».

Мне казалось, что для большинства людей секс является основной целью в жизни, каких бы высот они ни достигли в своей карьере. И когда я встречала на улице стильную молодую пару, я всегда думала: «Какого черта они здесь делают? Почему они не дома, в постели?»

В семь утра зазвонил телефон. Я взяла трубку.

— Это говорит Телерво Лампи, — проговорил зычный женский голос.

— Здравствуйте, — сказала я.

— А вы кто?

— Я… одна подруга Йоуни.

— Ах вот как. И много их у него? Ха-ха-ха!

В трубке послышался раскатистый смех. Я протянула трубку Йоуни.

— Алло, — буркнул он.

— Привет, это я…

Выражение лица Йоуни стало еще более раздраженным.

— Ну, привет.

Я включила телевизор. На экране какой-то молодой человек в белой бумажной шапочке, блаженно улыбаясь, утирал пот со лба.

— Роды — это незабываемо, — сказал он. — Ничего прекраснее я в жизни не видел.

Рядом с ним сидела его пухлая жена — высунув язык, она пыталась одной рукой ослабить узел на больничном свертке с младенцем. Она промолчала.

Разговор длился более получаса. Наконец они, похоже, все же вышли на финишную прямую.

— Хорошо, хорошо, — повторял Йоуни в трубку. — Ну да, все… конечно… да, да. Пока.

Он с облегчением отбросил трубку в сторону.

— Ну все, отстрелялся.

— Это была твоя мать? — спросила я.

— Нет, любовница, — сказал Йоуни. — У меня есть другая женщина. Ее зовут Телерво. Не могу больше скрывать.

— Как выглядит твоя мать?

Йоуни грустно засмеялся.

— А как, по-твоему; она выглядит? Ты же слышала ее голос?

— Похожа на индюшку, — сказала я.

Йоуни достал из шкафа на кухне потрепанный фотоальбом. Он раскрыл его на середине и протянул мне.

Я заглянула в него. Светловолосая женщина лет пятидесяти. Двойной подбородок, грозная улыбка на бледных губах.

— Индюшка, — сказала я.

— Индюшка, — подтвердил Йоуни. — Ну все, тема матери больше не обсуждается.

Я подошла к окну и выглянула на улицу.

Я подумала о своей матери. На птицу она не походила — уж скорее на млекопитающее, хлопотливое и толстое. Бобриха. Мне вдруг стало ужасно грустно. Что у нее за жизнь? Нищее детство где-то в глухой деревне в семье полоумного конторщика. Мать, чье единственное наставление сводилось к фразе: «Помни, даже самый красивый мужчина в постели безобразен». Двадцать лет за прилавком. Двадцать семь лет замужем за человеком, любимыми занятиями которого были стрижка газона и злопыхательство в адрес гомиков. Двое детей. Одна — вечная официантка, другой вообще лоботряс. Оба с мерзким характером. И при этом она уверяет, что у нее никогда в жизни не было никакого кризиса.

На старых фотографиях она всегда улыбается во весь рот. На ней юбка колокольчиком, тяжелые волосы забраны кверху, и ямочки на щеках — такие глубокие, что в них можно засунуть палец. А теперь она совсем не похожа на себя в молодости.

Однажды я заметила, как она в предбаннике рассматривает в зеркале свою голую фигуру.

— Грудь — как уши у гончей, — сказала она и не засмеялась. Даже не улыбнулась.

Йоуни подошел ко мне сзади и положил руки мне на бедра.

— Сара, — прошептал он мне на ухо. — Пойдем спать.

Я подошла к кровати и присела на край.

— Закрой глаза, — сказал он.

Я закрыла. Он двигался по комнате. Мне показалось, словно маленькая рыбка с дрожащим плавником прошмыгнула во мне от крестца к шее.

Йоуни вернулся к кровати. Он взял меня за талию и поставил на корточки поверх одеяла, так что мои руки уперлись в спинку кровати.

— Не шевелись, — тихо сказал он.

Я не двигалась. Он стал медленно задирать на мне юбку. Я вздрогнула от его прикосновений и крепче прижалась к спинке кровати.

— Не шевелись, — повторил Йоуни более грозным тоном.

Откуда-то доносились звуки оживленного разговора. На улице засигналила машина. Йоуни закончил с юбкой и медленно вошел в меня. Я скорчилась от боли. Я вся превратилась в узкую ноющую щель, но Йоуни не останавливался, пока его член не проник в меня до конца. Наконец он сказал: «Можешь открыть глаза».

Я открыла. Около кровати стояло огромное зеркало. Оно было таким большим, что мы оба без труда помещались в нем. Я посмотрела на себя: спина крючком, попа торчком, глаза как две черные пульсирующие точки.

— О, Йоуни, — простонала я. — О, мой Йоуни.

Его ладонь на моей ягодице — это было самое грандиозное зрелище, какое я когда-либо видела. Мы не были красивыми. Мое лицо было покрыто пятнами, волосы Йоуни торчали, как смычки над оркестровой ямой. Мы были безобразны. До смешного безобразны. Я ясно видела, как блестящий член равномерно двигается взад-вперед, и впервые почувствовала, что это в какой-то степени возбуждает меня. Действие само по себе. Новое измерение?

Но потом все прошло. Йоуни двигался, и двигался, и двигался, и я устала и больше ничего не чувствовала. Он заметил это и сказал: «Давай-ка, милая, обслужи себя сама». Я сделала, как было велено.

В комнате — диван и широкий дубовый стол. Я привязана к столу толстой веревкой. Она так туго затянута, что мне тяжело дышать.

На мне корсет, и моя грудь выпирает из лифа. Кроме меня в комнате молодая длинноволосая девушка и Йоуни. Он подзывает девушку.

Он сидит на диване и отдает девушке приказания. Она пьет виски прямо из бутылки, ее рубашка расстегнута.

Он велит ей ослабить веревку. Она выполняет приказание.

Он велит ей завязать мне глаза. Девушка завязывает мне глаза грубой плотной тканью.

Кровь начинает усиленно пульсировать под тугой повязкой. Голова ноет, в висках стучит. Йоуни отдает приказания шепотом.

Потом я слышу звук хлыста, рассекающего воздух. Он опускается на внутреннюю часть моего бедра. Я кричу. Боль пронзает все мое тело и остается дрожать на поверхности кожи. Следующий удар приходится в самое нежное место.

Десять ударов, после чего я сворачиваюсь клубком на столе, хватаю беззвучным ртом воздух и рукой нащупываю ноющие от ударов места.

— Золотко, — шепчет Йоуни мне на ухо и проводит рукой по моей израненной коже. — Золотко…

И я тянусь навстречу его руке, как побитая собачонка, высушиваю поцелуями его влажную ладонь, прижимаясь к нему из последних сил.

— Золотко!

Я медленно возвращаюсь к действительности и с трудом отрываю затекшие пальцы от спинки кровати. Йоуни тыкается в меня носом, как маленький резвый терьер.

— Спасибо, — вздыхаю я. — Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо…

— За что?

— Ты себе не представляешь, что я испытала, пока ты был во мне. — Мои глаза светились, отражаясь в зеркале. Оно немного накренилось, и в полный рост мы были уже не видны. И слава богу.

— Ты о чем-то думала? — спросил Йоуни.

Я немного поколебалась, прежде чем ответить.

— Думала, — тихо сказала я.

— И о чем же?

Я ему рассказала. Это было уже не так сложно, как раньше.

Потом я прижалась к его груди. Она была горячая, как только что пожаренный кусок мяса.

Йоуни молчал.

— Странная ты все-таки женщина, — сказал он и запустил руку мне в волосы. Он попытался их расчесать. Часть волос осталась в его руке.

Он посмотрел на меня. В его взгляде читалась беспомощность.

— Неужели ты никогда не думаешь ни о чем другом?