Всю дорогу у меня перед глазами стояла оскаленная пасть мертвого кота, лежащего рядом с серым ковром, который укрывал бесформенное тело миссис Блаунт. Она была застрелена, если элегантный капитан не скрыл от меня правду. Кто-то дал на нее наводку, сказал он. Вполне возможно. Одинокая неработающая женщина, конечно, могла привлечь внимание грабителей, задавшихся вопросом: на какие средства она живет?

Я не сомневалась, что поступила правильно, не открыв всю правду про свой визит к миссис Блаунт. Зачем полиции знать о семейных делах Вейдов? Очевидно, что история с Лотти, Эрнестиной, миссис Кингсли не имеет никакого отношения к убийству бедной Тесси Блаунт.

Хотя в глубине души меня грыз червячок сомнения: так ли уж это несомненно? Бывшая няня Лотти знала что-то ужасное про одного из Вейдов, собиралась рассказать это мне, несмотря на сильную боязнь чьей-то кары. Может быть, ее убили за неосторожное намерение? Но кто мог узнать о моем визите к старой женщине? Я даже не звонила ей! Кто мог незаметно для меня проследить мой путь до ее дверей?

Добравшись до дому около полудня, я в изнеможении села около кроватки уснувшей Марианны, не в силах подняться, чтобы дойти до кровати. Оставалось всего три недели до вступления в силу завещания отца Джефа. Доживу ли я до этого счастливого часа? Тяжелые предчувствия не давали мне расслабляться. Интуиция подсказывала мне, что я подвергаюсь страшной опасности. Нервы мои были на пределе. Очень хотелось забрать Марианну и бежать, куда глаза глядят, чтобы не видеть больше постылые физиономии семейства Вейдов: ни слабоумной Эрнестины, ни своенравной миссис Кингсли, ни Тони.

Тони. Его долгий поцелуй помнили мои губы. Впрочем, его брат тоже умел целоваться. Я уже была однажды настолько глупа, что придала объятиям слишком большое значение, приняв их за любовь. Этого не повторится! Объятия — это не только не любовь, это возможное притворство. Мне вспомнилось лицо Тони в тот момент: откинутые со лба темные волосы, горящие глаза, полуоткрытые тонкие губы. Я затрясла головой, стараясь прогнать наваждение. Да, я проявила слабость, дала себя обнять, даже была уже готова полюбить его!

В этот момент в дверь постучали. Вошла миссис Кингсли.

— Отдыхаете? — спросила она дружелюбным тоном, который всегда заставлял меня подозревать какой-нибудь подвох с ее стороны.

— Да, устала.

— Далеко ходили с Марианной? — продолжала задавать вопросы экономка, силясь придать своим словам легкость и естественность. Но глаза ее щурились от напряжения.

— Я ездила за свитером, который приглядела накануне. Вчера вечером я решила его купить и сегодня поехала за ним.

Как легко мне далась эта ложь! Наверное, страх помогает людям лгать. Неправда всегда соседствует со страхом.

— Хороший свитер? — спросила миссис Кингсли, оглядывая комнату как бы в его поисках.

— Я потом решила не покупать. Цвет у него… какой-то не такой.

— В самом деле? — произнесла она, недоверчиво морщась. — Таскаться по магазинам с ребенком — это не сахар. Знаете что, оставляйте девочку в следующий раз со мной, я люблю возиться с ней.

Я не верила ни единому ее слову, произнесенному таким фальшивым тоном. Она набивалась в подруги. С чего бы это?

— Больше у вас ничего нет ко мне?

— Нет-нет, я забежала только на одну секундочку. Шла мимо, дай, думаю, зайду, проведаю. Я как раз наводила порядок после моряков — намусорили они, как поросята.

— Они куда-то уехали?

— Да, я написала письмо на базу, что нам не под силу держать офицеров у себя. Эрнестина стала чувствовать себя хуже. Ее беспокоили топот и хохот военных, вот я и выпроводила их.

— Эрнестина никогда не жаловалась!

Мы даже не узнали бы в лицо наших постояльцев, встретив их на улице! Они были незаметны для нас, как мыши. Опять миссис Кингсли показывает свою власть?!

— Эрнестина жаловалась на шум, — отчеканила она. — Очень часто жаловалась, я говорю.

Может быть, миссис Кингсли отослала офицеров как нежелательных свидетелей и гипотетических моих защитников? Теперь я лишилась возможности позвать их на помощь в случае чего. Снова возникло ощущение оторванности от остального мира. И миссис Кингсли, судя по всему, понимает это.

— Как у нас поживает Марианночка? Как давно я не видела нашу маленькую, — засюсюкала экономка.

Она на цыпочках подошла к кроватке и склонилась над ней, жутко улыбаясь. Дрожь охватила меня. Я чуть не крикнула ей, чтобы она убиралась вон. Мне хотелось выгнать ее в шею, но пришлось благоразумно промолчать, скрывая свой страх под маской равнодушия.

— О, как она выросла! Кроватка ей уже мала! — зашептала миссис Кингсли. — Скоро Марианне будет нужна своя комната и большая кровать! Место Джефа свободно, можно будет устроить там детскую.

Забрать у меня дочь?! Вот она что задумала! Отобрать у меня мою девочку?!

— Всему свое время, — едва сдерживаясь, проговорила я.

После сна мы с Марианной вышли на прогулку. Коляска уже стесняла ребенка, она чуть не вываливалась из нее, поминутно подпрыгивая в восторге бытия. Красота Марианны, ее живость и веселый нрав рождали у меня законную гордость матери, оттесняя на задний план все другие эмоции. Я во все глаза смотрела на маленькое гибкое тельце, круглую головенку, вертевшуюся без устали во все стороны, раскидывая жиденькие пряди свернувшихся кольцами волос, обещавших со временем вырасти в мягкие, густые волны.

Стояла прекрасная погода. Недавно прошел ливень, освеживший воздух и вымывший до блеска траву и деревья. Закрывшиеся перед грозой цветы распустились во всей своей красе. Марианна смотрела и радовалась, вереща от избытка чувств.

Мы углубились в лес уже на порядочное расстояние, когда я услышала другие звуки, более тревожные и неприятные. Как будто собака выла от боли. Вой шел со стороны заброшенного колодца в дубовой роще. Я повернула туда и вскоре действительно увидела собаку — черно-белую помесь гончей и терьера. Ее передние лапы царапали землю, а задние скрылись из виду, провалившись в щель между досками крышки, прикрывавшей колодец, — видимо, только от людей, но не от собак. Я получше уложила Марианну и пошла помогать попавшему в беду живому существу. Собака перестала скулить, затихла, наблюдая за мной слезящимися глазами. Я взяла ее за передние лапы и попыталась вытащить, но не смогла: мешала доска, зажавшая собаку в щели. Тогда я решила отодвинуть мешавшую доску сначала руками, потом валявшейся поблизости палкой, а потом стволом сухого деревца.

Последнее средство помогло, собака вылезла из ловушки, отряхнулась и кинулась прочь. Марианна смеялась от всей души, глядя на потешную собачку, высоко поднимавшую при беге свой толстый зад.

Проводив взглядом беглянку, я обратила свое внимание на крышку колодца. Она прогнила в нескольких местах, образуя широкие щели, сквозь которые был едва виден разнообразный лесной сор. Я решила рассказать все Сьюарду. Пусть сделает что-нибудь. Ведь в следующий раз провалиться сюда может и какой-нибудь малыш, вздумавший прогуляться в лесу.

Кто меня дернул заглянуть в глубину колодца? Солнце как раз начало садиться и освещало колодец до самого дна.

Я сама жалею, что посмотрела, — так ужасно было то, что предстало моему взору. Сначала мне показалось, что это — затейливая игра солнечного света и моего воображения, настроенного на мрачный лад. Но зрение не обманывало меня. На каменистом дне лежал наполовину засыпанный маленький человеческий череп. Да, именно человеческий, с круглым затылком, как рисуют его в учебниках по анатомии. И маленький, будто детский. Наверное, так оно и было: ребенок упал в колодец, звал на помощь изо всех своих силенок, а потом крик его ослабел, затих, и он умер от голода. А пока он проговаривал свое последнее «мамочка, спаси», какая-то женщина рвала на себе волосы, ища повсюду своего ненаглядного. Что было бы со мной, окажись я на ее месте!

Нет, не хотела я об этом думать. С трясущимися коленями во весь дух помчалась я к дому, увозя Марианну от страшной западни. Сьюард возился с кустами около крыльца.

— Сьюард! В колодце — скелет!

Он повернулся ко мне, полуоткрыв рот и приложив ладонь ко лбу, защищая глаза от солнца.

— Что? Где?

— Череп! В колодце! Человеческий череп! Маленький! — прокричала я, а потом взахлеб поведала ему всю историю: про собаку, про гнилую крышку и про ужасные кости.

— Какой-то ребенок упал туда, — закончила я свой рассказ.

— Почему ребенок? А не собака или кот?

— Нет-нет, точно говорю! Для собаки он слишком большой.

— Но колодцем не пользуются уже лет этак тридцать — сорок.

— Какая разница, сколько лет им не пользуются? Пойдемте, посмотрим вместе, если не верите.

— Хорошо. Пойдемте. Если вы так желаете. Хотя я совершенно не понимаю, зачем.

Я сама не понимала, зачем нам нужно идти. Наверное, я надеялась, что мне все-таки это померещилось. Мне очень не нравится, когда умирают люди, особенно дети и особенно такой страшной смертью.

— Подождите! — задержал меня Сьюард. — Я схожу за лестницей.

Я остановилась и стала ждать. Вокруг стояла такая тишина, что слышно было жужжание пчелы, собиравшей нектар на клумбе у крыльца. Легкий ветерок слегка шевелил траву и листья деревьев. Не думалось о смерти в такой прекрасный день!

Сьюард скоро вернулся, держа в руках фонарик и длинную деревянную лестницу.

— Сейчас посмотрим, что вы там нашли такого особенного.

Я последовала за Сьюардом, толкая перед собой коляску с Марианной.

— В колодце осталось еще хоть немного воды? — спросила я.

— Не знаю. По-моему, он пересох еще при дедушке.

Мы добрались до страшного места, когда солнце уже коснулось верхушек самых высоких деревьев. Их длинные тени пересекали колодец. Сьюард убрал крышку. Преодолевая тошноту, я заглянула вниз. Свет теперь не доходил до дна, но мне казалось, что я различаю в темноте что-то белое. Сьюард достал из кармана фонарик и попытался осветить дно. Тогда я убедилась, что была права. Это был череп, и даже как будто можно было, присмотревшись, увидеть, что рядом с черепом лежат еще какие-то кости. Страшная находка лежала не на дне, а на широком выступе, выделявшемся из стены. До дна свет фонаря не доставал.

— Да-а-а, — протянул Сьюард. — Вырыли они колодец с выступом. Наверное, лень им было начинать новый, когда обнаружили, что мешает большая глыба.

Он осторожно опустил лестницу на край выступа. Другой конец лестницы приходился как раз вровень с землей. Сьюард ступил на первую ступеньку и сказал:

— Подержи, пожалуйста, лестницу, Нэнси.

Я схватила лестницу обеими руками и стала изо всех сил держать. Сьюард полез дальше. Когда его голова оказалась на уровне моей, он вдруг застонал от боли.

— Что случилось?

— Колено заболело. Подождать надо, пока пройдет.

— Давайте, я полезу. Мне совсем уже не страшно, честное слово! — убеждала я скорее сама себя, чем Сьюарда. В самом деле, это все равно как на кладбище. Там ведь тоже лежат скелеты совсем рядом с пришедшими живыми людьми.

— А зачем?

— Не знаю. Если это человеческие останки, надо их захоронить, я думаю.

Он пожал плечами и вылез.

Для удобства я сняла туфли. Сьюард взялся одной рукой держать лестницу. Другая рука была у него занята фонариком. При слабом, неверном свете спускалась я в подземелье, ступая осторожно, как по тонкому льду, за один шаг одолевая только одну ступеньку, стараясь не думать о черной бездне под ногами. Наконец я добралась до выступа в стене колодца.

Да, это был скелет. Скелет ребенка, лежавший на спине. Теперь, с близкого расстояния, было видно, что на черепе зияет рана. Он, очевидно, ударился при падении.

— Сьюард, у него проломлен череп! — крикнула я.

— Что ты сказала? — крикнул Сьюард, потому что из-за гулкого эха каждый возглас заглушался сотней своих отражений.

— Это, наверное… Он упал на спину и проломил себе череп, — закричала я. — Посветите еще!

Я стала осматривать другие кости в поисках переломов. И тут ужасная мысль заставила меня замереть. А что если это убийство? Что если бедный ребенок получил удар по голове, а потом был сброшен в колодец? Меня прошиб холодный пот.

— Сьюард, по-моему, его убили! Я вылезаю!

Но в этот момент тьма окутала меня. Сьюард выключил фонарик. Я смотрела вверх, на его печальное лицо, ясно видимое на светлом фоне.

— Это кто, Сьюард?

— А ты не догадываешься?

Я не хотела догадываться! Я не хотела знать! Я не хотела думать о девочке, игравшей когда-то на пляже и утонувшей. Тело которой нигде не нашли.

— Это… Лотти? — в ужасе прошептала я.

Сьюард печально смотрел на меня сверху вниз, не двигаясь и не отвечая на вопрос.

— Ответьте! — закричала я сорвавшимся голосом.

— Лотти, — наконец произнес он.

До последнего момента я надеялась, что это не так, сама зная, что обманываю себя.

В довершение полного ужаса Сьюард стал убирать лестницу. Я схватила ее, издавая пронзительные вопли, но он толкнул меня лестницей так, что я едва не упала на дно колодца.

— Мне очень жаль, Нэнси… Поверь, очень жаль, что так получилось. У меня нет другого выхода, пойми. Зачем ты нашла Лотти?

— Кто убил Лотти? Эрнестина?

— Нет. Я.