Хотя «Якорь» строили как крепость с расчетом на ураганы, а Мать по лондонской привычке проверяла каждую дверь и каждое окно, прежде чем ложиться спать, я в эту ночь положил винтовку рядом с собой.

Я не мог не думать о том, что мы видели в лесу. Очевидно, что Монро намеренно приманили туда запахом мяса. Предполагалось, что мы найдем болтающуюся на дубе фигуру. Нас хотели запугать, чтобы мы уехали. И если мы этого не сделали, тогда что?

Я вспоминал поджаренное на костре животное; мухи взлетали и садились ему на голову.

Каждый стук и скрип в доме выводил меня из полусонного состояния, и я чувствовал, что крепко вцепился в винтовку. Что именно я буду делать, если кто-то ворвется в дом? При виде винтовки большинство людей обычно разворачиваются и убегают прочь, но Паркинсон и Коллиер привычны к оружию и сразу же поймут, что винтовка не заряжена.

* * *

Примерно около одиннадцати я услышал, как кто-то стучит в дверь комнаты отца Бернарда. Это был мистер Белдербосс. Я вышел на лестницу и подождал, пока он войдет, после чего стал спускаться — по одной ступеньке за раз, держась ближе к краю лестницы, там, где ступеньки меньше скрипели. Оказавшись внизу, я занял свое место в темном шкафу под лестницей.

Послышался звон стаканов, и отец Бернард произнес:

— Хотите выпить, Рег?

— Вы думаете, стоит, преподобный отец? — засомневался мистер Белдербосс. — Эстер права, сейчас пост.

— Я не сомневаюсь, что Господь простит нам один маленький стаканчик, Рег. После всего того, что сегодня произошло.

— Ну что ж, тогда выпью, преподобный отец, спасибо. Только не говорите Мэри. Вы же ее знаете. Все, что крепче воды, по ее мнению, убьет меня на месте.

Отец Бернард засмеялся:

— Ну как, все успокоились?

— О да, — снисходительно сказал мистер Белдербосс. — Они, бывает, из мухи такого слона делают! Я же говорю, деревенская ребятня тут дурака валяет.

— Да, наверное, — отозвался отец Бернард.

Мужчины чокнулись, затем наступила тишина: по всей видимости, мужчины поставили на место то, что пили.

— Преподобный отец, — заговорил мистер Белдербосс.

— Да?

— Я бы хотел, чтобы вы выслушали исповедь.

— Конечно, Рег, если вы уверены, что хотите этого.

— Я уверен, преподобный отец.

— Допейте сначала, а потом поговорим.

— Ладно.

Сдвинувшись немного назад, я обнаружил ящик, который мог выдержать мой вес. Пониже, между деревянными досками, была щель, через которую я мог видеть узкий сегмент комнаты. Мистер Белдербосс сидел на стуле напротив неопрятной занавески, обернутой вокруг раковины.

Он перекрестился и прочитал молитву о прощении.

— Что вас тревожит? — задал вопрос отец Бернард.

— Речь идет об Уилфриде, — сказал мистер Белдербосс.

— A-а… послушайте, Рег, я прошу прощения, если вам кажется, что я вчера влез не в свои дела.

— О нет, нет, преподобный отец, я не поэтому пришел поговорить с вами. Я не в обиде на вас…

Мистер Белдербосс колебался, почесывая затылок.

— Преподобный отец, Мэри не знает, но некоторое время назад меня ночью с кладбища доставила домой полиция, — наконец произнес он.

— Почему? Что произошло? — обеспокоенно спросил отец Бернард.

— Да, собственно, ничего не произошло… — Мистер Белдербосс покачал головой. — По-моему, полицейские сначала хотели забрать меня, но у меня такое впечатление, что они подумали, будто я малость чокнутый, раз болтаюсь посреди ночи, ну я и не мешал им так думать, так что они отвезли меня домой.

— Во сколько это было?

— Ох, не знаю. После полуночи. В час-два, наверное. Я не помню.

— А что заставило вас пойти к Уилфриду в такой поздний час?

— Я просто хотел убедиться, что никто не украл цветы. Они были довольно дорогие, видите ли, но дело на самом деле не в деньгах. Я попросту не мог заснуть, переживая, что он лежит там совсем один и думает, что никому нет до него дела.

— Уилфрид теперь с Господом. Он знает, как вам его недостает. Я не думаю, что, для того чтобы убедить его в этом, вам нужны цветы.

— Но кто-то взял их.

— A-а… И что же вы сделали?

— Вот в этом суть, преподобный отец. Я бродил по кладбищу, надеясь увидеть, не положил ли кто-то их на другую могилу. Люди делают такие вещи, верно? Например, если забыли принести с собой или не могут себе позволить купить букет. А потом я увидел эту женщину. Она сидела в маленькой будке, там есть такие, вы знаете, преподобный отец?

— Да.

— Поначалу она показалась мне вполне нормальной. На ней были модная шляпка, мех вокруг шеи и новые туфли, как будто она возвращалась домой с вечеринки… или что-нибудь в этом роде. Я собирался спросить у нее, не видела ли она, чтобы кто-то подозрительно себя вел, но когда я подошел поближе, я понял, что она пьяна. Вы знаете, что это за запах? А когда женщина сдвинулась, пальто у нее распахнулось, и внизу, ниже пояса, на ней ничего не было, если вы понимаете, что я имею в виду, кроме туфель. Она все говорила с кем-то по имени Натаниел. Я подумал: с кем она тут разговаривает? А потом понял, что она думала, что я — это он. Она продолжала благодарить меня за то, что я послал ей эти цветы. Тогда я спросил: какие цветы? И оказалось, что рядом с ней на скамейке лежат цветы Уилфрида. Даже карточка была на месте.

— Продолжайте.

— Ну, я попытался забрать их у нее, она завизжала, и дальше все, что я помню, это два бобби с фонарями, которые шли по дорожке. Женщина исчезла, а я остался стоять с букетом гиацинтов. Я чувствовал себя как дурак, преподобный отец. Вот так вляпаться в неприятности с законом — в моем-то возрасте! Вы представляете?

— Это нормально, Рег. Я имею в виду, тосковать по людям, которые умерли.

— Но совсем не нормально идти на кладбище посреди ночи.

— Я не уверен, что, когда вы скорбите, можно говорить о чем-то нормальном или ненормальном. Но было бы лучше, наверно, если бы вы пошли навестить могилу вашего брата в течение дня. Вряд ли лично мне захотелось бы бродить по Большому Северному кладбищу в темноте.

Мистер Белдербосс поднял глаза к потолку и вздохнул:

— Мне только стыдно, что я скрыл это от Мэри. Мне следовало бы рассказать ей о том, что произошло, просто на случай, если она услышит об этом из вторых рук. У нас любят совать нос в чужие дела. Чуть заслышат вой сирены, и все тут же бегут к окнам.

— Уверен, Рег, ваша жена все поймет, если вы ей расскажете.

— Вы думаете, мне следует ей рассказать, преподобный отец?

— Вам решать. Вы лучше ее знаете.

— И это не грех — скрывать от кого-то что-то важное?

Отец Бернард помолчал.

— Рег, — снова заговорил он, — я с трудом пытаюсь понять, что именно за грех вы совершили. Вы не малое дитя, чтобы посылать вас читать три раза «Аве, Мария» за то, что вы нагрубили мамочке. По-моему, вам нужно время, чтобы все обдумать и решить, как будет лучше.

— Но что Бог хочет? Что я должен сделать?

— Какое бы решение вы ни приняли, оно будет правильным, если вы верите в Него, — улыбнулся отец Бернард.

Мистер Белдербосс почесал затылок и с шумом выдохнул воздух.

— Послушайте, — сказал отец Бернард, — мне кажется, вам нужно быть в диалоге с Богом, а не протягивать руки, умоляя покарать вас. Не торопитесь, говорите с Ним, молитесь о наставлении на путь истинный, а не о наказании. Бог ответит вам, Рег.

— Да, конечно, я понимаю.

— Вам нужно подумать о том, чего вы достигнете, если расскажете обо всем Мэри, — продолжал отец Бернард. — Будете ли вы счастливы, если скажете все жене, но заставите ее переживать? И будет ли для вас наказанием, если вы сохраните все в тайне?

Мистер Белдербосс покачал головой:

— Не знаю. Все это как-то неправильно.

— Что ж, в горе мы нередко так себя чувствуем.

— Нет, я другое имею в виду, преподобный отец. Я имею в виду, неправильно было хоронить его там.

Воцарилась тишина. Потом отец Бернард спросил:

— Почему ваш брат предпочел, чтобы его похоронили не в Сент-Джуд, Рег?

— Чтобы быть вместе с семьей, — тихо ответил мистер Белдербосс.

— Вы как-то не очень уверенно говорите.

Мистер Белдербосс ничего не ответил, только смотрел себе под ноги.

— Скажите мне, если я снова вмешиваюсь не в свои дела, — сказал отец Бернард, — но вы на днях говорили, что Уилфрид как будто сильно изменился с тех пор, как вы приезжали сюда в последний раз.

— Да, преподобный отец, так оно и было.

— В чем он изменился?

— Не знаю. Он больше не был самим собой. Он, мне кажется, отступился.

— Отступился от чего?

— Если честно, преподобный отец, то, по-моему, он отступился от веры.

— Почему же такое могло произойти?

— Не знаю, преподобный отец, но, по моему разумению, он больше не верил в то, что говорил по воскресеньям на мессе. Это стало больше похоже на пустые слова. Брат слишком уж старался. Знаете, когда вы произносите что-то достаточно часто, вы начинаете верить в это… А в конце концов он, похоже, закрылся от всех. Не говорил ни со мной, ни с Мэри. — Мистер Белдербосс закрыл глаза. — Бедный Уилфрид, — произнес он, качая головой, — потерять веру тяжко любому человеку, но священнику это, наверно, невыносимо. Это, должно быть, свело его с ума.

* * *

Отец Бернард откинул занавеску и налил мистеру Белдербоссу еще немного бренди, но тот не прикоснулся к спиртному. Они молча посидели, потом пожелали друг другу спокойной ночи, пожали руки, и отец Бернард похлопал мистера Белдербосса по плечу.

— Да пребудет с вами мир, — сказал он.

— И с вами также, преподобный отец, — улыбнулся мистер Белдербосс.

Когда он ушел, отец Бернард посмотрел в глубокой задумчивости на дверь, затем прикончил бренди мистера Белдербосса, а также свой собственный и поднялся, исчезнув из моего поля зрения. Я слышал, как он разговаривал с Монро, с нежностью поворчав на собаку, а затем снова вернулся с книгой в руках.

Я не издал ни малейшего звука, но отец Бернард внезапно обернулся, как будто увидел мой глаз в щелке между досками. Он посмотрел прямо на меня, но затем вернулся к чтению, слегка вздрогнув, когда из-за ревущего за окном ветра лампочка в комнате померкла.