— Послушай, Швальбе… Я хотел бы, чтобы ты знал об одном немаловажном для тебя обстоятельстве.

— Слушаю, господин майор.

— Ты только что вернулся из путешествия, из которого обычно не возвращаются, — Грин забросил ноги на стол и швырнул в рот сигарету «Честерфильд».

— Но… Я никуда не ездил, господин майор.

— Ты ошибаешься, Швальбе. Ты возвратился и сумел это сделать лишь благодаря мне. Не таращи глаза — Дрейнер решил, что в деле с Рихтером ты водишь его за нос, и за невыполнение приказа фюрера приказал пристрелить тебя. И не вмешайся я, ты уже где-нибудь гнил бы. Теперь понимаешь?

— Понимаю, господин майор, — от страха у Швальбе отвалилась челюсть.

— Мне пришлось поручиться за тебя. Все дело, видимо, в том, что за последние годы ты потерял квалификацию… По крайней мере так я оцениваю причины твоей неудачи с этим коммунистом.

— Вы правы, господин майор. Я исправлюсь. Генерал фон Дрейнер…

Грин перебил:

— Дело тут не только в Дрейнере. Твоя неудача привела в ярость Прайса-младшего, Функа, Джо Келли…

— Боже мой!

— Мне поручено передать тебе, что Рихтер за тобой. Приказ, наконец, должен быть выполнен. Ты тянешь целых пятнадцать лет — хватит! — Грин внимательно посмотрел в окно, на улицу. — Я знаю, ты скажешь, что теперь тебе трудно повторить операцию в ближайшее время — Рихтер насторожен, его, очевидно, охраняют друзья, тебя многие знают в лицо… Но все это нас не касается, это уж твое дело. Ну-ну, не вешай нос! Я дам тебе совет — с Рихтером не откладывай в долгий ящик, повтори заход завтра же. И знаешь, почему надо спешить? Именно потому, что нового покушения так скоро он не ожидает.

— Слушаюсь, господин майор.

— Подойди сюда, Швальбе, — и Грин ткнул сигарой в открытое окно. — Смотри, там идет эта птичка с золотыми волосами… Брунгильда! Видишь ее?

— Вижу, господин майор.

— Поручи своим парням немедленно устранить ее. Шеф хотел, чтобы она написала книгу о Гроссе, но теперь эта затея отпала. Ее надо убрать, она мешает… Генералы дали слово Ильзе Грубер.

— Слушаюсь, господин майор.

— Сегодня утром генерал Гелен подписал приказ — вы назначены начальником филиала организации «Фирма Карла Мейера», — продолжал Грин.

Швальбе стал во фронт, на его блинообразной, заплывшей жиром физиономии появилось выражение радости и собачьей преданности Грину.

— За Рихтера примешься после того, как сегодня. ночью проведешь «Акцию "Б"», — сказал американец. — Не беспокойся, за ликвидацию Макгайра отвечает Шервуд, он будет вместе с тобой — так приказал Харвуд.

Грин встал.

— Прощай, Швальбе. Через час я покидаю Германию. Как умный парень, ты не будешь спрашивать меня, куда я отправляюсь, не правда ли? Внесу только одну поправку, Швальбе, — я уже давно не майор, а генерал-майор. Не пучь глаза — так было нужно Харвуду. Но это секрет. Иди, Швальбе.

— Экселенц, экселенц… — бормотал Швальбе, пятясь к двери.

Грин остался один. Его лицо тотчас потеряло выражение беззаботности и игривости, тяжелые складки легли на лоб, побелел шрам, изуродовавший щеку…

Он, естественно, не мог сказать этому болвану Швальбе, что, покидая Германию, чувствует себя плохо, и даже очень. Работать во владениях Карла Функа — просто, тут вокруг свои, рядом — американские солдаты. Совсем другое дело — в Москве. Тем более, что Шервуд, на смену которому теперь направлялся Грин, привлек внимание чекистов, провалился сам и провалил других. В этих условиях будет трудно, тем более, что Харвуд не даст покоя — он очень торопится с операцией «Вирус». Ответственность за ее проведение возложена сейчас на Грина, хотя фактически его функции окажутся весьма ограниченными — быть связующим звеном между Харвудом и Фоксом — Чумой.

«Акция "Б"» началась точно по плану, утвержденному Харвудом. Вечером от унылого здания в лесу отошли три закрытых автомобиля. Урча моторами, машины выползли на автостраду, развернулись и пошли в восточном направлении.

Профессор Макгайр не сомневался в том, что враги задумали с ним расправиться. Он не знал, в какое место и зачем его везут, почему его не убили там, в подвале, где он часто видел вот этого субъекта с заплывшей жиром блинообразной физиономией, что сидит сейчас рядом с ним и поторапливает шофера.

До этого часа Макгайр никогда не видел сутулого человека, который сейчас бешено гнал первую машину, но во взгляде, брошенном им, он увидел столько ненависти, как если бы они давно были смертельными врагами. Макгайр, естественно, не знал, что Шервуд считал именно его виновником всех бед, постигших его в Москве: из-за него провалилась миссия Алхимика, поставлена под угрозу срыва вся операция «Вирус», и если не произошло международного скандала, то лишь благодаря талантам Фокса. Карьера Шервуда как разведчика может бесславно оборваться; ее может поправить только успешное проведение «Акции "Б"», продуманной Харвудом во всех деталях.

Швальбе успокаивал Макгайра тем, что его, мол, везут для передачи властям Германской Демократической Республики. Но ученый не верил ни одному его слову — почему в таком случае с него не сняли наручники? Зачем на расстоянии нескольких метров позади следует машина, переполненная молодчиками из того самого здания, в котором его пытали?

Было уже поздно, когда они прибыли в небольшой городок. Шервуд с облегчением вылез из-за руля: приехали. Макгайр почувствовал — сейчас ему конец. Шервуда и Швальбе встретил человек в штатском. Они говорили по-английски. До слуха Макгайра донеслись обрывки разговора. Шервуд спросил:

— Советский парашют доставлен на место?

Человек в штатском ответил утвердительно, но при этом начал возбужденно и как бы оправдываясь что-то объяснять.

— Я сам посмотрю, — раздраженно произнес Шервуд.

Тронулись дальше, но вскоре снова остановились, вышли на дорогу.

— Корреспонденты прибыли? — спросил Шервуд.

— Йес, — ответил человек в штатском.

Местность вокруг гудела голосами, слышались слова команды… По обочинам дороги стояли танки, наполненные солдатами грузовики.

— Какая часть? — спросил Шервуд.

— Дивизия «Ад на колесах».

Шервуд зло выругался и вместе с Швальбе отошел подальше от затемненной внутри машины — они о чем-то совещались.

И тут случилось то, чего Макгайр меньше всего ожидал:

— Руки! — тихо скомандовал ему юноша за рулем. И Макгайр почувствовал, как тот отомкнул наручники.

— Не снимайте пока, возьмите вот это. — И Вилли сунул англичанину пистолет. — Спрячьте в рукаве.

Шервуд и Швальбе были чем-то расстроены.

Неожиданно раздался рев сирены и из-за поворота вылетела большая гоночная машина: рядом с водителем, угрюмым на вид человеком, сидела молодая женщина, при виде которой Макгайр всем корпусом подался вперед — это была она, та, которой «Консул» послал змею! Что же делать сейчас ему, Макгайру?

— Молчите! — прошептал юноша за рулем. — Вас убьют на месте. Молчите же!

Макгайр в изнеможении откинулся назад. Обдав Шервуда и Швальбе пылью, гоночный автомобиль остановился.

— Пусть проваливают отсюда… — сквозь стиснутые зубы прошептал Шервуд и шагнул вперед. Но Швальбе вцепился в его руку.

— Оставьте их, — сказал он испуганно. — Это Герман Гросс, его боится даже Функ… Он отчаянный малый. — Швальбе не сказал другого — он узнал и женщину, ту самую, которую Грин приказал ликвидировать. Но Шервуду об этом говорить незачем. К сожалению, это не Грин — тот все понимал с полуслова.

Шервуд выругался и в сопровождении человека в штатском поспешно ушел.

Швальбе напряженно следил за черным автомобилем Гросса, появление которого здесь ему не нравилось. Интуиция старой ищейки подсказывала ему, что между появлением Гросса и его спутницы и операцией по ликвидации Макгайра существует какая-то связь. Но какая? Впрочем, в конце концов над этим не стоило ломать голову — все равно первый вариант проведения «Акции "Б"» отпадал: окрестности тихого, малолюдного местечка, где намечалось покончить с этим делом, оказались битком набитыми американскими и немецкими солдатами. В тщательно разработанном плане было что-то, как видно, не учтено.

Шервуд поспешно возвратился, озабоченный и мрачный: в действие вступал второй вариант проведения «Акции "Б"».

Машины рванулись дальше на восток. Автомобиль Германа Гросса остался на месте с открытым капотом — депутат ландтага копался в моторе, а его спутница стояла рядом с ним и, казалось, не обратила внимания на Швальбе и его компанию.

Если до сих пор Шервуд и Швальбе ехали, хотя и быстро, но «на глазок», то теперь иное дело — счет шел на секунды. Шервуд знал, что его телефонный звонок привел в движение механизм некоторых организаций в Берлине, явился сигналом для людей на границе и для корреспондентов, предусмотрительно собранных в Альтштоссе, по ту сторону границы.

«Кто-то в штабе, сам того не подозревая, подложил мне порядочную свинью, — размышлял Шервуд. — Неужели они не могли найти другого места для тактических занятий! Идиоты! Из-за них полетела к черту прекрасно подготовленная инсценировка со спуском Макгайра на советском парашюте и последующей затем расправой над ним советских агентов».

Швальбе устал от напряжения и уже не мог болтать. Все шло как обычно, он знал это по богатому опыту в прошлом — англичанин чувствует себя обреченным и бессильным, по существу его уже нет в живых, ни на какое сопротивление он абсолютно не способен. А Вилли и не догадывается, что и ему осталось жить каких-нибудь два часа. «По правде говоря, стрелять в Вилли — свинство, — размышлял Швальбе, — но и тут иного выхода нет: советские власти требуют его возвращения на родину, родной отец уже приехал за ним и болтается в Берлине в ожидании сына. Нет, не для того этот русский мальчишка был дан на воспитание Швальбе! Вилли выполнит свой долг так, как этому его учил Швальбе, — он убьет Макгайра, а затем умрет сам, умрет от руки того, кто долго заставлял его называть себя отцом». Швальбе покажет Гелену Функу, что он правильно понимает свой долг.

Молодчики генерала Гелена остановились, не доезжая пограничного знака, но две первые машины проскочили границу на полной скорости. Швальбе был удовлетворен: американец оказался неплохим организатором, «красных» пограничников немцев на месте не было, их заранее отвели отсюда. До конца операции остались минуты.

Шервуд был теперь позади, командовал Швальбе.

Не проехав и трехсот метров по территории Германской Демократической Республики, юноша по указанию Швальбе резко развернул машину в обратном направлении и остановился. То же самое проделал и автомобиль Шервуда.

Тихая ночь легла на землю. На опушке леса поднимались старые дубы, в подлеске скопилась непроглядная темь. Шервуд нервничал:

— Скорее. — Он отошел в сторону и, прислонившись спиной к дереву, взялся за фотоаппарат.

Швальбе кряхтя вылез из автомобиля — как-никак наступал конец этой чертовой «Акции "Б"»!

— Вылезайте, — скомандовал он англичанину и грубо рванул его на себя — в нем проснулся инстинкт натасканного на таких делах убийцы.

Макгайр следил за юношей: он боялся испортить дело поспешностью.

— Вилли, возьми его! — скомандовал Швальбе.

— Хорошо. — Юноша подошел к Макгайру и снял с него наручники. — Теперь бегите туда, — и жестом указал в ту сторону, откуда они только что приехали.

Англичанин понял: там граница, за которой находится страна, где его держали в застенке, пытали, откуда привезли сюда на смерть… Он не верил, что юноша будет стрелять в него, и побежал, пряча в руке оружие.

— Возьми эти документы, Вилли, с этой минуты ты советский гражданин Василий Румянцев. Настало твое время действовать, — и Швальбе торопливо сунул в карман парня пачку бумаг.

Макгайр не спеша бежал к границе. По гладкому асфальту прыгали лунные зайчики.

— Стреляй же, Вилли, черт тебя побери, он уйдет в лес, и тогда мы упустим его! — заревел Швальбе и с револьвером в руке стал позади.

Шервуд приготовился фотографировать.

В руке Василия Румянцева блеснул парабеллум, он вскинул его, но, не выстрелив, резко обернулся: Швальбе приставил дуло револьвера к самому его затылку. Вот оно что! Два выстрела раздались бы одновременно — ведь Швальбе знает, что Вилли бьет без промаха! Эрика Келлер была абсолютно права — задумано ловко.

— Стреляй же, говорю тебе, он уйдет! — бешено орал Швальбе, он топтался на месте, револьвер в его руке плясал. — Я убью тебя, негодяй!

— Кончайте скорей! — послышался резкий окрик Шервуда.

— Пожалуйста… — и Василий Румянцев несколько раз подряд выстрелил в беснующуюся перед ним физиономию эсэсовца. — За мою мать, за меня, за Макгайра! — отчетливо произнес он.

Бросив фотоаппарат, Шервуд рванул пистолет: надо было не упустить Макгайра. Но поздно: неожиданно сильным рывком кто-то скрутил его руки, заставив опустить оружие. Из-за деревьев вышла группа людей. Луна ярко освещала их лица — офицеры госбезопасности Германской Демократической Республики. Среди них Шервуд заметил коренастого человека в форме советского полковника. Где же он видел его раньше? Шервуд застонал от бессильной ярости: это с ним он столкнулся несколько дней назад у картины «Явление Христа народу» в Третьяковке.

В сопровождении пограничников возвращался Макгайр. На опушке вспыхнули фары притаившихся там автомобилей, десятки людей шумно направились к автостраде. Шервуд заскрипел зубами, это же иностранные корреспонденты, собранные в Альтштосс по его сигналу!

— Вы поспешили, — мягко сказал Румянцеву уполномоченный госбезопасности. — Этот прохвост мог бы кое-что сообщить нам, — и он ткнул ногой труп Швальбе.

— Как поживаете, Шервуд? — обратился к американцу полковник Соколов.

Шервуд молчал. Для него все было кончено.

— Господа! — обратился полковник Соколов к корреспондентам. — Вы приехали сюда, в Альтштосс, для того, чтобы иметь возможность передать вашим газетам сенсационное сообщение, не так ли? И вы не прогадали — сенсация в ваших руках: вот перед вами английский ученый профессор Макгайр.

Макгайр с достоинством поклонился.

— Ваши газеты, — продолжал полковник, — писали о его таинственном исчезновении в Москве, о том, что большевики похитили его и бросили в тюрьму, — профессор сам вам расскажет, кто и где его похитил. Господа! Сегодня на ваших глазах провалилась грязная провокация, задуманная Алленом Харвудом с целью еще больше разжечь «холодную войну». Захватив Макгайра, разведка Харвуда сделала его заложником, и как только засланному под его именем в Москву шпиону пришлось спрятаться, вам было сообщено о похищении большевиками ученого Макгайра, об этом писали все ваши газеты. Этой ночью перед вами должен был разыграться второй акт состряпанной Харвудом кровавой драмы: Макгайру удалось пробраться в ГДР, он бежит к границе, чтобы найти убежище в стране Карла Функа, но его настигает и убивает советский агент Василий Румянцев. Представители «западной демократии», шпионы Шервуд и Швальбе, пытаясь якобы спасти Макгайра от чекистов, вынуждены при этом уничтожить Василия Румянцева… Придумано было ловко. Крови эти господа не боятся…

Но постановка по этому сценарию сорвалась: уважаемый профессор Макгайр жив, тот, кому было приказано убить его, чтобы немедленно же и самому быть убитым — Василий Румянцев, перед вами. Он действительно советский гражданин. Но не преступник, а жертва нацизма, жертва прошлой войны. О подробностях всего этого дела в Берлине вам сможет дать интервью мистер Шервуд: им займутся немецкие органы безопасности. Я же прибыл сюда с поручением сопровождать профессора Макгайра в Москву, а Василия Румянцева передать его отцу — офицеру Советской Армии. Все, господа. Разве же это не сенсация? Кстати, скажите, мистер Шервуд, кто же теперь вместо вас в Москве?

Шервуд молчал. О назначении Грина он действительно ничего не знал — ему не доверили этой тайны.