Русаков стоял у окна своего кабинета и смотрел на площадь имени Дзержинского. Мчались автомобили, шли троллейбусы. Но молодой чекист ничего этого не замечал, занятый своими мыслями. Затем он подошел к письменному столу и поднял телефонную трубку.

- Здравия желаю, товарищ полковник. Говорит капитан Русаков. Разрешите зайти к вам по важному делу.

- Заходите, - ответил полковник Соколов.

Русаков по привычке одернул на себе китель, поправил прическу и, взяв со стола папку с документами, вышел из комнаты.

- Вовремя вы, - встретил его полковник. - Я как раз собирался вызвать вас с докладом по делу о «Незваном госте».

- О «Незваном госте» я и хочу доложить. Разрешите?

- Докладывайте.

- Начну с того, что час тому назад арестованный Струнников попросил свидания со мной.

- Стало быть, он решил прекратить играть в молчанку?

- Вот именно, - подтвердил Русаков. - Я велел сейчас же привести его ко мне. И вот его показания. - Русаков протянул полковнику протокол допроса. - Струнников признал, что собранные о нем данные правильны. В плену он, конечно, не был. Сын крупного кулака, высланного в свое время с Украины, Петр Струнников через десять лет вернулся в родные места под другой фамилией, устроился преподавателем русского языка в средней школе, женился… Но ненависть к народу, к советскому строю не давала ему покоя, и он примкнул к банде уголовников, совершавшей нападения, на магазины, сельские кооперативы, на партийных работников… Бандиты грабили и убивали. Двойную жизнь Петр Струнников вел до конца тысяча девятьсот сорокового года, когда ему стало ясно, что его уголовным похождениям скоро наступит конец. Тогда он скрылся, уехал в западные районы Советского Союза и сумел тайно удрать за кордон. Семью, детей бросил. Банда вскоре была обезврежена. Струнников, которого судили заочно, был приговорен к двадцати пяти годам тюремного заключения. В годы войны он помогал гитлеровским оккупантам, после войны перешел на службу к новым хозяевам, окончил шпионско-диверсионную школу, там же преподавал разговорную практику русского языка. Затем его решили использовать, так сказать, по прямому назначению, и вот теперь перебросили на территорию Советского Союза для того, чтобы помочь пробраться в нашу страну другому, основному агенту, после чего Струнников должен был приехать в Киев и там ждать, когда с ним свяжется разведка. Арестованный признал, что он и второй агент приземлились в районе города Краснотал, именно так, как это установили вы, товарищ полковник.

- Что же арестованный сообщил о личности другого агента, нелегальную переброску которого в Советский Союз он должен был замаскировать? - спросил Соколов.

- Струнников утверждает, что о втором агенте и о задании, которое ему было дано разведкой, он не имеет ни малейшего представления. После долгих размышлений я пришел к выводу, что этому можно поверить.

- Допустим… - согласился полковник. - Но что он сообщает о личности своего напарника?

- Вот тут положение осложняется, и эту часть показаний Струнникова на веру принимать никак нельзя, - продолжал Русаков. - Арестованный утверждает, что он не только не знает сброшенного вместе с ним человека, но и не видел его лица и не слышал его голоса. По его словам, лицо второго агента было скрыто повязкой, а объяснялся он с ним, со Струнниковым, жестами.

- Н-да… И что же вы думаете о показаниях арестованного? - спросил полковник.

Русаков немного подумал и затем уверенно ответил:

- Я думаю, что в этой части своих показаний арестованный не говорит правды.

- То есть?

- Я думаю, что перед ним поставлена задача не только замаскировать выброску на нашу территорию «агента-невидимки», но и помогать этому агенту в дальнейшем. Возможно, что именно тот агент и должен был позднее связаться со Струнниковым в Киеве.

Полковник встал и прошелся по кабинету.

- А почему арестованный не хотел дать таких показаний сразу или хотя бы немного раньше? - спросил он, круто повернувшись и остановившись против капитана.

- Он объясняет это тем, что боялся за свою семью. Не за ту, которая у него была в Краснотале, а за другую… В Западной Германии Струнников успел обзавестись новой семьей. Согласно его показаниям, у него там жена и двое детей, которые сейчас находятся на положении заложников у американской разведки.

Полковник задумался.

- Ну, все это, полагаю, со временем выяснится, - произнес он. - Думаю, в одном и очень важном пункте вы не правы. Да, да… - повторил он. - В важнейшем пункте вы не правы. Видите ли, анализируя показания арестованного Струнникова, вы не можете забыть, что его личность не внушает нам доверия, и, таким образом, инстинктивно, так сказать, ищете какие-нибудь обоснования для выводов, противоположных тем, на которые рассчитаны показания. Так ведь?

- Так, - согласился Русаков.

- Это естественно и понятно, - продолжал полковник. - Вот почему опытные враги иногда охотно дают более или менее правильные показания - они рассчитывают как раз на то, что им не поверят и следствие пойдет по ложному пути. Чтобы избежать подобной ошибки, надо при оценке искренности показаний исходить не только из отрицательного представления о личности того, кто дает эти показания, но и из всего, что мы знаем по делу. Разберемся же в том, что нам удалось пока выяснить. Нас, понятно, главным образом интересует сейчас не Струнников, а тот агент, что был с ним. Итак, во-первых, мы теперь определенно знаем, что такой человек существует, что он был сброшен над нашей территорией с американского самолета и где-то пока скрывается. Во-вторых, нам известно и такое очень важное обстоятельство, что заброска в нашу страну вражеского лазутчика была организована так, чтобы мы не могли узнать о его существовании. С этой целью ими и был использован Струнников. Все это бесспорно, но я чувствовал, что чего-то нам не хватало. Чего? Уверенности в том, что выводы о методе заброски к нам вражеского агента были именно таковы, какими они мне представлялись.

- Но теперь Струнников подтвердил это, - вставил Русаков.

Полковник усмехнулся.

- Эта часть показаний арестованного не имеет сейчас для нас большой цены, - сказал он. - Подтвердить то, о чем мы уже знаем без него, - подумаешь, большая заслуга! Он же знал с самого начала, из беседы с ним тогда в Краснотале, что мы разгадали трюк пославшей его разведки. Дело, милый мой, не в этом, а в том, что он, наверное, сам о том и не догадываясь, сообщает нам весьма важную недостающую деталь к делу о «Незваном госте».

- Какую? - спросил Русаков. - Я что-то плохо понимаю.

Соколов в упор посмотрел на него.

- Струнников не только ничего не знает о сброшенном вместе с ним парашютисте, но действительно не видел его лица и не слышал его голоса. Я абсолютно уверен, что в этой части показания арестованного правдивы.

- К чему им весь этот детектив? - спросил Русаков.

Полковник прошел на свое место и опустился в кресло.

- Детектив? - иронически произнес он. - Это смотря что считать детективом. Если под ним подразумевать необычные поступки людей, то ведь нельзя забывать, что вся грязная, кровавая работа иностранных разведок построена на чем-то необычном, проводится необычными методами; люди, которые при этом ими используются, тоже в своей тайной, предательской деятельности раскрываются не с той стороны, с которой их знают на службе, а часто и дома, а совсем с другой. Но вернемся к тому, чего вы не поняли в показаниях Струнникова… Сейчас мне ясно, что вражеский агент, засланный к нам в качестве «агента-невидимки», имеет какое-то весьма серьезное задание. Разведка позаботилась не только о том, чтобы сделать неизвестным для нас факт его выброски с парашютом в районе Краснотала, но и о том, чтобы Струнников в случае провала не мог опознать его и выдать. Понятно?

- Теперь понятно, - отозвался Русаков. Он был обескуражен.

- Ну, ну, не унывайте, - ободрил его полковник. - Вы на чекистской работе недавно, опыт придет со временем. По-моему, дело это сложное. «Невидимку» мы должны найти и обезвредить. Вынырнет же он где-нибудь! А как только нос покажет - тут ему и конец! Теперь перейдем к другому - доложите о случае на Дмитровском шоссе. Как идет операция?

Русаков подробно рассказал о замеченной постовым милиционером встрече двух мужчин на шоссе, о странном поведении владельца коричневой «Победы» инженера Силина, о найденных в придорожной траве обрывках записки и посещении пассажиром такси заводского поселка в поисках несуществующего гражданина Стрекопытова.

- Придя вслед за незнакомцем на станцию Лианозово, - докладывал Русаков, - домашняя хозяйка Лебедева обратилась к уполномоченному органов государственной безопасности и сообщила о своих подозрениях. За незнакомцем было установлено наблюдение. Он купил билет до Москвы, сел в вагон первого же электропоезда и уехал. В Москве неизвестный нанял такси и направился к центру. Здесь он вышел из автомобиля и пешком отправился к зданию, в котором помещается одно иностранное учреждение. Удалось установить, что человек этот занимает там солидный пост.

- Вы узнали фамилию любителя путешествий? - осведомился полковник.

- Да, его фамилия Шервуд… Хью Шервуд.

- Вот как? - полковник забарабанил пальцами по столу. - Очевидно, резидент. Ну что ж, на этот раз он съездил плохо. Неудачная поездка, прямо скажу: не трудно догадаться, что она была совершена с единственной целью - встретиться с человеком, именующим себя Силиным, и передать ему какой-то приказ. Что удалось узнать о Силине?

Русаков развел руками.

- Ничего.

- Как так? Почему?

- Силиных в Москве оказалось много, но среди них не обнаружен тот, которому Шервуд передал записку на Дмитровском шоссе.

- Та-ак… - произнес Соколов. - Значит, липа?

- Да, документы, которые он предъявил милиционеру, были фальшивые. Тогда мы стали искать машину с номером 30-40. Нашли. Но и машина оказалась совсем другая, выкрашенная в серый цвет. Это персональная машина, прикрепленная к одному из руководящих работников Министерства угольной промышленности. Тогда мы стали проверять, где и когда была отмечена коричневая «Победа» с номером 30-40. Вот тут и выяснилось интересное обстоятельство: оказалось, что именно эта машина систематически появлялась на окраине Загорска, у домика, принадлежащего некоему Ухваткину.

Русаков увидел, как полковник оживился и удивленно вскинул вверх свои мохнатые брови.

- Ухваткин? - протянул он. - Как его зовут? Не Василий Иванович?

- Так точно, Василий Иванович.

- Ну, докладывайте, докладывайте, - приказал полковник.

- Ухваткин - человек одинокий. Семью он якобы потерял в Ленинграде, во время блокады… работает в артели «Труженик» разъездным фотографом - разъезжает по стране, главным образом по сельским местностям, и убеждает граждан сфотографироваться у него, обещая выполнить заказ отлично и быстро.

- И многие у него фотографируются?

- Еще бы! Приедет в какую-нибудь деревню со своим фотоаппаратом, как-никак столичный фотограф, - улыбнулся Русаков.

- Так… Давайте дальше.

- Домик маленький, скрытый зеленью, в сторонке от других. Уютное местечко. И вот сосед Ухваткина, инвалид Отечественной войны Петухов, бывший танкист, заметил, что у домика Ухваткина нет-нет да и появится коричневая «Победа» номер 30-40 с бледнолицым, сутулым мужчиной за рулем. По-видимому, это тот же самый человек, который встречался с Шервудом на шоссе.

- Интересно, - заметил Соколов.

- Петухов обратил внимание на одно обстоятельство, - продолжал капитан. - Обычно через день-два после посещения его человеком, разъезжающим в «Победе», Ухваткин уезжал в командировки.

- Совпадение, конечно, не случайное, - сказал полковник.

- Но последний раз Ухваткин уехал из Загорска лишь через неделю после очередного посещения его агентом.

- Куда он уехал?

- Этого пока установить не удалось… Ухваткин уехал не в командировку: он якобы решил отдохнуть и выпросил себе продолжительный отпуск. В артели Ухваткин на хорошем счету, его хвалят как энергичного работника и активного общественника. О человеке же, который, по свидетельству Петухова, систематически посещал Ухваткина, в правлении артели ничего не знают. К слову сказать, помещение артели «Труженик» находится на противоположном от домика Ухваткина конце города.

- Гм… Ну, а есть ли у Ухваткина в Загорске какие-нибудь родственники? - спросил полковник Соколов.

- В Загорске у него родственников нет, это мы выяснили точно, - ответил Русаков. - А руководство промартели родственниками Ухваткина не интересовалось и ничего о них не знает.

- Что же вы обо всем этом думаете?

- Известно, что в подвергшихся блокаде городах-героях погибло немало мирных советских граждан, - сказал капитан. - Так что то обстоятельство, что Ухваткин потерял свою семью, родных в Ленинграде, само по себе могло бы не вызвать подозрений.

- Правильно, - подтвердил полковник.

- Но, - продолжал Русаков, - мы знаем, что нередко для того, чтобы скрыть о себе концы в воду, всякого рода враги пытаются связать свою родословную с якобы погибшими мифическими родственниками.

- И это правильно, - снова согласился полковник Соколов. - Ну и какой же вывод?

- Я думаю, что документы Ухваткина такая же липа, как и того, кто назвался Силиным.

Полковник снова заходил по кабинету:

- Полагаю, что на этот раз вы опять допустили ошибку, - сказал он наконец.

- Объясните, товарищ полковник.

- Пожалуйста. Вы, Сергей, забыли о том, что первым условием, которое иностранная разведка ставит перед своими агентами, заброшенными на территорию Советского Союза, является приобретение настоящих, подлинных документов. Верно?

- Верно, - не мог не согласиться капитан.

- Пойдем дальше… - продолжал полковник. - Если исходить из того, что Ухваткин связан с иностранной разведкой, а мы имеем основание исходить из этого предположения, то он должен был стремиться получить подлинные документы. Так?

- Так, товарищ полковник.

- Идем дальше… Сколько лет Ухваткин живет в Загорске?

- Лет десять.

- Лет десять… Стало быть, срок, в течение которого он должен был стать обладателем каких-то подлинных документов, если он агент иностранной разведки, давно уже истек. Какой же следует сделать из этого вывод?

- Что документы у Ухваткина не фальшивые, - с некоторым разочарованием ответил Русаков.

- Правильно, - подтвердил полковник. - Но это не меняет сути дела. Думайте, думайте! В нашей работе полезно думать. Вам надо научиться делать правильные выводы. Без размышлений нет правильного анализа, а без правильного анализа нет успеха в проведении операции вроде «Незваного гостя». Поняли?

Русаков поднял голову и внимательно посмотрел в лицо полковника.

- Но если документы у него не фальшивые… - начал он запинаясь, - то…

- Что «то»? Ну, ну, смелее.

- То значит сам Ухваткин фальшивый, - твердо сказал Русаков. - То есть, что он вовсе не Ухваткин, а какой-нибудь Веревкин.

- Совершенно правильно! - с удовлетворением подтвердил Соколов. - Теперь нам надо установить, куда он направился и почему присвоил себе именно эту фамилию, фамилию безусловно когда-то проживавшего в Ленинграде Ухваткина. Но прежде всего следует принять все меры к выяснению его местонахождения.

- Я уверен, что он куда-то направился для выполнения того самого приказа, который Шервуд передал своему агенту на Дмитровском шоссе, - сказал Русаков. - Линия связи Шервуд - Силин - Ухваткин нами определенно выявлена.

- Все это так, но всем этим мне придется заняться уже без вас, - неожиданно сказал полковник.

- Почему без меня? - удивленно спросил Русаков.

- Потому что завтра утром вы вылетаете во Фрунзе, в Киргизию. Вопрос о командировке согласован с начальником управления, билет на самолет ждет вас у моего секретаря.

- В город Фрунзе? Зачем? - допытывался капитан.

- Мы вспомнили о том, что вы у нас спортсмен, альпинист, и решили предоставить вам возможность побыть на лоне природы, - шутливо продолжал полковник. - Собственно город Фрунзе лишь пункт, куда вас доставит самолет. Из Фрунзе вы автобусом доберетесь до города Пржевальска и очутитесь на берегу озера Иссык-Куль. Там свяжетесь с полковником Харламовым, а затем уже отправитесь в самые дебри Тянь-Шаня, Небесных гор. Чудесная поездка, не правда ли?

- Но… я только что начал заниматься операцией - «Незваный гость», а теперь, стало быть, должен бросать… - смущенный неожиданным поворотом дела произнес капитан Русаков. - Откровенно говоря, мне очень жаль, товарищ полковник.

- Жаль ни жаль, а завтра утром надо лететь, - сказал Соколов неожиданно посуровевшим голосом. - А прослушав ваш доклад, я рад, что вопрос об этой поездке был решен своевременно. Вам надо добраться до гор Тянь-Шаня как можно скорее, не задерживаясь нигде ни одной минуты.

- Что же я буду делать в глубине Небесных гор? - спросил Русаков.

- Охранять Александра Ивановича Ясного и его друга, известного геолога Лучинина, они там с геологической партией, - пояснил полковник. - Правда, Харламову дано приказание выделить для сопровождения экспедиции Лучинина и Ясного одного-двух пограничников, но нам кажется, что не лишне будет направить туда и оперативного работника из центра: профессоры Ясный и Лучинин заслуживают того, чтобы мы о них позаботились. Ну, а поскольку вы у нас альпинист, выбор пал на вас. Никто из членов экспедиции не должен знать, что вы сотрудник органов безопасности, вы будете просто родственником Харламова, приехавшим в Пржевальск отдохнуть.

Полковник снова прошел на свое место и остановился за столом - строгий, со сдвинутыми над переносицей бровями.

Русаков поднялся и вытянулся.

- Вот что, капитан Русаков, - официальным тоном начал полковник. - Успешное выполнение возложенного на вас ответственного поручения потребует не только специальной альпинистской подготовки, но и большой смекалки, силы воли, напористости. Возможны всякие неожиданности, ведь враг хитер и коварен. Учтите, кстати, что где-то там, возле экспедиции Ясного и Лучинина, вы почти наверняка встретите Ухваткина, о котором мы с вами так много сегодня говорили.

- Ухваткина?! - не удержался от восклицания Русаков.

- Именно его, - подтвердил полковник. - Мне осталось рассказать вам об одном деле, которым мне пришлось заниматься сегодня утром вместе с инспектором уголовного розыска.

Полковник сделал Русакову знак садиться и сел сам.

- Так дело вот в чем… - продолжал он. - В степи, у железнодорожной линии неподалеку от города Фрунзе найден труп мужчины лет тридцати пяти. При убитом оказались документы на имя некоего Иванова из города Арзамаса, направлявшегося из Москвы на работу в школу в качестве учителя русского языка. Как произошло преступление? Следственные органы на месте пришли к заключению, что Иванов был убит в поезде ударом в голову каким-то тяжелым предметом, а затем выброшен из вагона. Женщины-проводники ничего подозрительного ночью не заметили, ключа от входной двери вагона никому не давали. По мнению следователей, преступление совершено с целью ограбления, так как багаж убитого оказался похищенным.

- Да, не повезло человеку, - заметил капитан.

- Кому? Иванову-то? - усмехнулся полковник.

- Конечно. Поехать на работу и вдруг…

- Ну, я не сказал бы, что Иванову не повезло. Скорее наоборот.

Русаков с изумлением посмотрел на своего начальника, но тот отнюдь не шутил.

- Я ничего не понимаю, - признался капитан.

- Очень просто. Иванов жив, хотя и не здоров. Он действительно должен был выехать из Москвы во Фрунзе и даже с тем самым поездом. Но накануне выезда с ним произошел несчастный случай в Загорске, и его лишь под утро нашли километрах в сорока от этого города в придорожной канаве с пробитым черепом. Иванова немедленно доставили в Институт Склифосовского, где он и находится по сей день. Опознали его личность только через несколько суток.

- Он в сознании?

- К сожалению, пока нет, но врачи уверяют, что все будет в порядке.

- Но какое отношение имеет этот случай к моей командировке? И при чем тут Ухваткин? Неужели он пошел на такое дело?

- А вот при чем… - продолжал полковник, взяв лежащую на столе папку и перелистывая подшитые в ней документы. - Вот тут в деле имеется не лишенное для нас интереса свидетельское показание гражданина Бехтеева, кстати, одного из соседей Ухваткина. Бехтеев доводится дядей пострадавшему Иванову. По словам этого Бехтеева, Иванов последнее время жил в Москве, где он снимал комнату, но часто бывал у него, в Загорске. За некоторое время до предстоящего отъезда Иванова на работу в Киргизию Бехтеев созвал в гости ближайших родственников и друзей. Каким-то образом в гостях у него очутился и Ухваткин, который и предложил желающим на прощанье сфотографироваться. Иванов и другие присутствовавшие с удовольствием приняли это предложение. Ухваткин сделал ряд снимков, пообещав срочно изготовить фотокарточки. Однако, ссылаясь на занятость, он тянул. Ухваткин при этом знал, что Иванов очень хочет иметь фотоснимки: вместе с ним сфотографирована молодая женщина, с которой Иванов мечтал впоследствии связать свою жизнь. И вот когда остался один день до отъезда Иванова в Киргизию, Ухваткин вечером явился к Бехтееву со снимками. В этот раз Иванов пробыл в Загорске долго, сначала у дяди, а потом у своей знакомой. На станцию он ушёл к последней электричке на Москву. Что с ним случилось по дороге на станцию и кто на него напал, пока неизвестно. Когда под утро его обнаружили прохожие, неподалеку от него случайно нашли порванные фотоснимки, благодаря которым удалось впоследствии установить личность пострадавшего: рядом с Ивановым был снят Бехтеев, которого хорошо знают во всей той округе. Ни денег, ни документов при Иванове не оказалось. Исчез и железнодорожный билет, чему никто не придал значения: кому и зачем нужен железнодорожный билет! Таким образом, налицо было типичное покушение с целью ограбления. Появилась было и другая версия - о покушении из-за ревности, но она вскоре отпала как неосновательная.

- А как с Ухваткиным? - с интересом спросил капитан.

- В том-то и дело, что он обеспечил себе алиби - был в ту ночь далеко за городом, отвозил снимки, там и заночевал. Теперь, когда нам известно, что он связан с агентами иностранной разведки, я уверен, что тут без него не обошлось, и по-новому смотрю на это покушение.

- Следовательно, вместо Иванова в Киргизию с его документами ехал кто-то другой, кого и убили? - спросил Русаков.

- Вы думаете, что убили того, кто присвоил себе документы учителя Иванова? - Соколов выжидательно посмотрел на капитана.

Русаков на этот раз не спешил с ответом.

- Сложное дело… - неопределенно сказал он наконец. - Кто-то бросил Иванова в канаву, будучи уверен, что он мертв…

- Безусловно, - согласился полковник.

- Затем этот «кто-то» едет в поезде с документами Иванова и в свою очередь становится жертвой покушения. В такое стечение обстоятельств трудно поверить.

Соколов с удовлетворением потирал руки.

- Дальше, дальше, - торопил он.

- Скорее можно предположить, что в поезде был убит кто-то другой, кого преступники хотели выдать за Иванова, - продолжал свои рассуждения Русаков. - Ну, запросят Арзамас, оттуда ответят: да, уехал в Киргизию наш Иванов. Кто поедет в такую даль устанавливать личность убитого?

- Ваши предположения не лишены интереса, особенно если не забывать, что Иванов - человек одинокий, - заметил полковник. - Стало быть, вы думаете, Сергей?…

- Я уверен, что кому-то были нужны документы Иванова!

- Я вам скажу, кому его документы потребовались, - спокойно произнес Соколов.

- Вы имеете в виду тех, кто встречались на Дмитровском шоссе?

- Безусловно! Ведь Ухваткин с ними связан.

- Но кому и зачем потребовалось убивать еще кого-то и подбрасывать ему документы Иванова? - задумчиво произнёс капитан.

Полковник Соколов развел руками:

- Это нам предстоит выяснить.

Неожиданно Русаков вскочил на ноги.

- Я, кажется, понял, - взволнованно заговорил он. - Посмотрите, товарищ полковник, что получается: Шервуд передал лже-Силину какой-то приказ…

- Который в свою очередь кто-то передал Шервуду, - вставил Соколов.

- Лже-Силин что-то приказал Ухваткину, и вот - один почти убитый в Загорске, второй определенно убитый в Киргизии, неподалеку от города Фрунзе. Вот куда тянется линия: Шервуд - неизвестный, выброшенный с поезда в киргизской степи. И это еще не конец ниточки! Так куда же она тянется? - и Русаков посмотрел прямо в глаза полковника.

- Возможно… - сказал тот, - возможно и это… Я рад, что вы теперь начинаете понимать в чем дело. И заметьте, Сергей: ниточка тянется не от Шервуда, а наверняка через Шервуда от кого-то, кого мы еще не знаем. Куда она тянется? Вчера конец ниточки показался близ города Фрунзе, а кто знает, где он покажется завтра? Этого мы сейчас определенно сказать не можем, но профилактика никогда не мешает, особенно когда дело касается таких людей, как Лучинин и Ясный, - а вдруг ниточка-то тянется к ним! Пока мы тут будем разматывать клубок, вам, Сергей, нельзя терять ни минуты. Итак, в горы Тянь-Шаня, догонять геологическую экспедицию.

- Слушаюсь, товарищ полковник. Разрешите идти готовиться к отъезду?

- Идите, да не забудьте поддерживать со мной регулярную связь.

- Слушаюсь, - капитан Русаков пожал руку своему начальнику, повернулся и четким шагом вышел из кабинета.