- Александр Иванович, это он? - порывисто спросила Женя Громова, устремив взор на восток.

- Да, - спокойно ответил профессор Ясный.

«Он» - означал впервые увиденный Женей Хан-Тенгри, «Повелитель духов».

Горные хребты шли во всех направлениях, пересекая друг друга, громоздясь ввысь, подавляя человека своей грандиозностью. На северо-востоке над всем этим первозданным хаосом возвышалась колоссальная белоснежная пирамида Хан-Тенгри. Да, это был «Повелитель духов», повидать который так мечтала Женя.

Не один день прошел с того времени, когда экспедиция прибыла в эти места. Позади остались озеро Иссык-Куль, Пржевальск с памятником знаменитому путешественнику, отдавшему всю свою жизнь исследованию Центральной Азии. Позади остались первые перевалы и нагорья.

Горная долина, в которую геологи вышли после бесконечных спусков и подъемов в этом каменном лабиринте, представляла собой типичный сырт - плоскогорье, поросшее буйной травой. Заросли берез и рябины с обеих сторон окаймляли неширокий светлый ручей, текущий с недалеких гор. Ледяная прозрачная вода быстро бежала по наклонному ложу, перебирая мелкие камешки на своем пути.

Четырехгранная пирамида невиданной красоты гигантским белым шпилем уходила в небо. От покрытого вечными снегами массива Хан-Тенгри сюда, в долину, доносилось мощное ледяное дыхание. Красота и необъятная мощь таинственной горы захватили воображение молодых спутников профессора Ясного и геолога Лучинина.

- Пора за дело, друзья, - сказал Лучинин и сделал знак Борису Сахно.

Принялись ставить палатки. Проводник Садык развьючил лошадей и пустил их пастись. Женя Громова снова принялась было за коробки с пищевыми концентратами, однако Ясный остановил ее:

- Я предложил бы сегодня иное блюдо на ужин.

- Какое, Александр Иванович?

- Форель-фри, или рыбные котлеты де-воляй, - пошутил Ясный и уже серьезно сказал: - Здесь в горных реках водится форель. Рыба эта любит холодную чистую воду и, поднимаясь навстречу течению, преодолевает перекаты и даже небольшие водопады. Так она доходит почти до самых ледников. Но в ледниковой воде форель мало находит съедобного и вынуждена заходить вот в такие ручьи, как этот.

Первым выразил свою готовность заняться рыбной ловлей самый молодой из участников экспедиции - Вадим Волков. Однако Ясный предостерегающе остановил его: ловля форели требует большого искусства и осторожности. Если рыболов сядет на берег и забросит удочку, он может сидеть так до нового пришествия, но ничего не поймает - форель пуглива, сквозь прозрачную воду она отлично видит, что происходит на берегу, и никогда не возьмет приманку, если заметит рыболова.

Выслушав инструкции Ясного, Вадим и Женя бросились к кустам и уже через несколько минут, вооружившись прутами для удилищ, крючками и леской, осторожно и медленно пошли вдоль ручья.

На вершинах седых гигантов гасли красные отблески заходящего солнца. Хан-Тенгри долго пылал в невидимых лучах далекого солнца, отсвечивая ярким рубиновым цветом. Но постепенно поблекло и это видение, названное учеными «мерцанием» гор, и глухая темь опустилась на лагерь. Тотчас же в стороне ущелья послышался вой.

- Волки, - сказал Русаков, бывший сегодня дежурным по лагерю.

В тот вечер засиделись долго. Рыбы в ручье было много, и уха у Жени получилась отменная. Пили горячий чай. Слушали по радио музыку Чайковского. Не спалось.

- Ну, как понравился вам «Повелитель духов»? - спросил Женю Ясный.

- О да! - восторгалась девушка. - И какая поэтическая правда в этом названии - «Повелитель духов»!

- Китайцы большие мастера метких названий, - сказал Сахно. - У меня такое впечатление, что все это нагромождение скал явилось следствием вулканической деятельности.

- Видный немецкий ученый Гумбольдт такого же мнения, - заметил Лучинин. - Он был убежден в том, что Тянь-Шань - продукт вулканической деятельности и что в Тянь-Шане и по сей день имеются действующие вулканы. Однако он ошибался. Наш знаменитый русский географ Семенов-Тян-Шанский совершил в эти горы несколько экспедиций и доказал, что никаких вулканов здесь нет. Горы Тянь-Шаня - результат не вулканической, а тектонической деятельности.

- А как же Байшань? - спросил Сахно.

- Китайские летописи сообщали о существовании в этих горах грандиозного вулкана Байшань, - ответил Лучинин. - Вера в существование Байшаня удерживалась до недавнего времени. Но теперь доказано, что такого вулкана нет. Древние летописцы принимали, вероятно, каменноугольные пожары за извержение вулканов. Мы забрались в места малоисследованные.

- А я вот закрываю глаза и вижу себя на восточных склонах Небесных гор, - мечтательно сказала Женя. - Мы высоко-высоко, а под нами, внизу, пустыня Такла-Макан, степи Джунгарии, Кашгария. Пржевальский был там.

- Так то Пржевальский, а не мы… - вздохнул Вадим.

- Наши люди бывали в тех местах задолго до Пржевальского, - заметил Лучинин.

- Степан Ильич, расскажите, - обратилась к геологу Женя.

- Хорошо, - согласился Лучинин. - Расскажу вам о двоих… В начале второй половины восемнадцатого века сержант Нижегородского полка Филипп Ефремов был послан нести пограничную службу на заставе Донгуз, которая находилась в Оренбургских степях. Через несколько дней после прибытия Ефремова в Донгуз на заставу, где находилось всего двадцать солдат, напали пятьсот яицких казаков, восставших против крепостничества. Ефремов попал к ним в плен, вскоре бежал, направился к Оренбургу, но в степи был схвачен бандой кочевых любителей легкой поживы и продан ими в рабство в Бухару. С этого и начались замечательные странствования русского солдата.

Долго жил он в Бухаре, Хорезме, Фергане, побывал в пустынях Кара-Кум и Кызыл-Кум, ездил в Иран. Так достиг Филипп Ефремов и Кашгарии, что в двух шагах отсюда. А уж из Кашгарии направился он в Тибет, а затем в Индию. Целых девять лет продолжалось странствование Ефремова по азиатским землям.

- А кто был второй? - спросила Женя.

- Чокан Валиханов, казах. Представитель знатного султанского рода, Валиханов был офицером царской армии. Но его влекла к себе наука, и он с увлечением собирал сведения о неисследованном Тянь-Шане, о неведомой Джунгарии. Увлекаясь этнографией, Валиханов хорошо изучил народы, населявшие бассейн Иссык-Куля и Небесные горы… В Омске Валиханов сдружился с Достоевским, отбывавшим там ссылку. Научную судьбу ученого-казаха решила его встреча с Семеновым-Тян-Шанским. Именно по его рекомендации Чокан Валиханов был командирован в страну Алты-шаари…

- Куда, куда? - заинтересовался Вадим. - Алты-шаари… Никогда не слышал.

- Алты-шаари в переводе на русский язык означает «Страна шести городов». Так прежде называли южную часть Западного Китая, - продолжал Лучинин. - В Кашгаре, куда въезд европейцам был запрещен под страхом смерти, погиб путешественник Адольф Шлагинтвейт. Валиханову поручили выяснить, не остались ли после погибшего ученые труды, путевые заметки. Должен вам сказать, друзья мои, что до Валиханова Кашгар удалось посетить только Марко Поло в тринадцатом веке и иезуиту Гаесу в тысяча шестьсот третьем году. Побывал там еще безвестный офицер Ост-Индской компании, но его до полусмерти избили бамбуковыми палками и выгнали. А отважившийся на поездку туда Шлагинтвейт бесследно исчез, и лишь спустя долгое время до ученого мира дошли слухи о его гибели.

Теперь туда, в неведомую Алты-шаари, отправлялся новый исследователь - Валиханов. Поездка была очень опасной: разоблачение чужеземца, да еще русского офицера, грозило ему неминуемой смертью. Валиханов отправился в это путешествие под именем Алимбая - кашгарца, двадцать лет назад ребенком вывезенного из Восточного Туркестана. Пришлось обрить голову, сменить мундир на восточный халат, назваться родственником караван-баши Мусабая… Первым из европейских путешественников Валиханов пересек Тянь-Шань и отсюда проник в Кашгарию…

- Алты-шаари! - мечтательно произнес Вадим.

- Да, так звали тогда обширную страну, расположенную словно на дне чаши, между хребтами Тянь-Шаня, Памира, Куэнь-луня и Каракорума. Пустынная страна с селениями на берегах рек… Караван шел Заукинским ущельем, это к югу от того места, где мы сейчас отдыхаем… Китайский генерал и хаким-бек, так назывался местный правитель, с недоверием отнеслись к прибывшему из России каравану, но, убедившись, что среди купцов и рабочих нет ни одного европейца, все же впустили караван в город. Ну, пришлось Валиханову в Кашгаре временно жениться…

- Ученый, и «временно жениться!» - Женя презрительно фыркнула. Все весело рассмеялись над ее горячностью.

- Напрасно вы возмущаетесь, Женя, - сказал Лучинин, - в разных странах - разные обычаи. В Кашгаре существовал обычай, по которому прибывший купец должен был вступить во временный брак с молодой женщиной на срок своего пребывания в городе. Женщины эти назывались «чаукен». Валиханову попалась толковая чаукен, оказавшая ему большую помощь, и кто знает, не она ли способствовала тому, что он смог затем живым возвратиться на родину… Вы все знаете, что «узун-кулак» - этот беспроволочный телеграф пустынь и степей - всегда работал в Азии безотказно. Не успел еще Валиханов-Алимбай прибыть в Кашгар, как весть о возвращении Алимбая дошла до Коканда, и проживавшая там бабушка настоящего Алимбая прислала «внуку» дорогие подарки. А в Кашгаре снова и снова возникали слухи, что с караваном Мусабая прибыл русский офицер, который, мол, не смея показаться в городе, скрывается где-то поблизости. Местные чиновники разыскивали этого русского. От своей чаукен Валиханов узнал правду о смерти «длинноволосого» френга, то есть чужеземца, Адольфа Шлангинтвейта. «Я видела, - говорила она ему, - как френга вели к городским воротам, через новую площадь с мечетью. Ветер раздувал полы его халата и разметал волосы. Френг шел быстро и глядел на вершины гор». Перед самой своей смертью путешественник увидел, наконец, вершины таинственных Небесных гор, к которым привела его судьба.

- Что же сделали с ним? - спросил Борис Сахно.

- Ему отрубили голову и бросили ее на кучу голов, которые валялись на берегу Кызылсу. Голова путешественника долго отличалась от других своей белизной, пока солнце и ветер не сделали ее такой же черной, как и остальные. Путешествие Валиханова продолжалось десять с половиной месяцев, - закончил свой рассказ Лучинин. - Положение купца дало ему возможность изучить страну Алты-шаари, ее народ, собрать коллекции старинных книг и монет.

- Ну, теперь-то вся Центральная Азия изучена хорошо, - заметил Вадим.

- Вы не совсем правы, - возразил Ясный. - И лучшим тому доказательством может служить открытие всего несколько лет тому назад пика Победы, самого высокого в Тянь-Шане.

- Скажите, Степан Ильич, - обратился Сахно, - какой район Тянь-Шаня, на ваш взгляд, наименее исследован?

- Я думаю, что не ошибусь, если назову Центральный Тянь-Шань и особенно район, прилегающий к хребту Кок-шаал-тау. Правильно я говорю, Садык?

- Верно говоришь, профессор. Там… О! - и проводник, словно что-то вспомнив, умолк.

- Кок-шаал-тау… Это, кажется, самая восточая горная цепь Небесных гор? - сказал Ясный.

- Совершенно верно, это - граница с Китаем.

У входа в палатку показалась Женя.

- Степан Ильич, вас по рации вызывает погранотряд.

- Хорошо, иду. - Лучинин направился в палатку, где помешалась рация.

Замолкший было аппарат ожил и дробно застучал: точка - тире, точка - тире. Женя тихо читала: «Начальнику экспедиции Лучинину. Прошу немедленно остановиться на привал и дождаться прибытия посланных к вам из отряда майора Проценко с двумя пограничниками. Весьма важно. Полковник Харламов. Прием подтвердите». Снова заработала рация. Женя отвечала: «Будем ждать».

Лучинин вышел из палатки огорченный. Он сообщил о радиограмме только Ясному. Русаков же узнал о ней от Жени, с которой он успел подружиться.

Ночью спали, как обычно в экспедиции, - и крепко, и чутко. Перед рассветом на смену дежурному Русакову встал дюжий Борис Сахно.

Солнце золотым кругом поднялось над вечными снегами горных хребтов. Засверкал, заискрился четырехгранный Хан-Тенгри. Подгоняемые пронзительным ветром над близкими нагорьями плыли сизые, как дым, облака.

Участники экспедиции оставили свои спальные мешки, проделали гимнастические упражнения, выкупались и засели каждый за свое дело.

Солнце упорно шло на запад. Длинные тени легли на края сырта, громче зажурчал ручей - наступал уже вечер, когда со стороны ущелья появились всадники.

Майор Проценко оказался крупным мужчиной с несколько замкнутым выражением волевого лица. Сопровождали его сержант Глыбин и ефрейтор Акопян. После непродолжительной беседы с учеными Проценко передал Русакову письмо от Харламова и сказал, что ему надо поговорить с ним с глазу на глаз. Они отошли в сторону и уселись на берегу ручья.

Майор вынул из планшетки конверт и извлек из него фотокарточку размером с почтовую открытку.

- Что это? - спросил Русаков.

- А вот взгляните… - и майор подал ему снимок, с которого приветливо улыбался профессор Ясный.

- Я пока ничего не понимаю, - сказал Русаков, покусывая стебелек травы. - Объясните, откуда и зачем у вас эта фотография? Кто, где и когда сфотографировал Ясного?

Майор Проценко пояснил:

- Рядом с профессором снят один из его друзей, тоже ученый. А смутные контуры дальше - это фигуры людей, сидящих и лежащих на берегу речки. Как нам сообщили, снимок сделан незаметно, на даче приятеля профессора под Москвой, между станциями Болшево и Валентиновка. Они купались тогда в Клязьме.

- И когда это было? До или после того, как Ясный решил ехать в Тянь-Шань?

- После… Буквально накануне его отъезда.

- Откуда у вас этот снимок?

- Нам передали его из органов государственной безопасности. Его изъяли у одного субъекта, в прошлом связанного с басмачами, - пояснил Проценко. - Снимок прислан ему из Москвы заказной авиапочтой. Адрес и фамилия отправителя оказались вымышленными.

- Что же говорит в связи с этим ваш подозрительный субъект?

- Он якобы и понятия не имел, что в конверте находился этот снимок. К нему будто бы зашел знакомый и попросил передать профессору Ясному письмо, которое будет прислано из Москвы, но что он не мог этой просьбы выполнить потому, что получил письмо уже после того, как геологическая партия отправилась в горы. Все это, конечно, вранье, за исключением того, что письмо действительно пришло из Москвы уже после вашего отъезда из Пржевальска.

- Ну, и что вы думаете о назначении этого снимка? - спросил Русаков.

- Пока что можно только гадать… Возможно, с профессором Ясным хотят установить связь. Для чего? На этот вопрос ответить трудно. В условиях столицы сделать это было или трудно или нецелесообразно, но вот кому-то стало известно, что он отправляется в наши места, и вот вам - готов фотоснимок, который затем срочно отправляется сюда.

- Интересные соображения, - заметил Русаков.

- Конверт со снимком предназначается для человека, который не знает ученого в лицо, - продолжал майор.

- Но разве этот человек не мог бы и без снимка найти его здесь?

- Конечно, мог бы, - ответил Проценко. - Но ведь для этого он должен был разыскать его, кого-то спрашивать, искать встречи с ним и всем этим мог навлечь на себя подозрения.

Русаков задумчиво заговорил:

- Раз снимок не привезен из Москвы тем, кто должен был вступить с Ясным в контакт, а прислан для него авиапочтой, то или этот человек не из местных, или он выехал вслед за Ясным и его не успели снабдить вот этим фото в Москве. Но, по-моему, последнее обстоятельство отпадает - ведь в таком случае было бы проще показать Ясного кому-то в Москве, хоть на той же Клязьме. Впрочем, кто знает…

- Все это логично, - не мог не согласиться Проценко. - Начальник погранотряда и решил прислать меня сюда с пограничниками. Мы теперь не оставим вас до самого возвращения на Иссык-Куль.

- Профилактика, конечно, не мешает, - сказал Русаков, вспомнив излюбленное выражение полковника Соколова.

Проценко предупредил:

- Об истории с фото - Ясному ни слова.

- Понятно.

На следующий день задолго до рассвета экспедиция покинула место привала и направилась на северо-восток, по направлению к массиву Хан-Тенгри. Ущелья, горные долины, гребни скал… Роскошным многоцветным ковром раскинулись высокогорные альпийские луга. Радовали взор серебристые эдельвейсы. На далеких скалах мелькнули силуэты каких-то горных животных.

- Эх, свежего мяса бы! - с вожделением произнес Лучинин. - Архары, это скажу я вам - вещь! - и он выразительно прищелкнул языком. Неожиданно Садык сказал:

- Кочкары.

- Что? - не понял Вадим.

- Правильно, - поддержал проводника майор, - это не архары.

- Что же это за животные?

Ясный пояснил:

- Мы с вами неоднократно встречали огромные черепа, намного крупнее черепов архаров. Так вот, друзья, перед вами живые обладатели этих черепов. Это «овис полли», бараны Марко Поло. Долгое время считалось, что «овис полли» вымерли, но, как видите, это не так.

После полудня снег стал заметно рыхлее. В горах до самого вечера падали лавины.

Однажды, когда, оставив лошадей в ущелье, участники экспедиции поднимались по крутому склону горы, с ними едва не произошло несчастье - на расстоянии всего нескольких метров от них вдруг образовалась извилистая трещина шириной около десяти сантиметров. После образования таких трещин обычно слышится характерное шипение движущегося снега и… спасение попавших в лавину - дело счастливой случайности.

Люди стояли, не отводя глаз от опасного места. Оторвавшийся от горы пласт повис в непонятном равновесии. Кто знает, может быть, стоило сделать одно движение - и лавина оторвалась бы…

- Замыкающим повернуться кругом и выйти из опасной зоны, - приказал Ясный. - Остальным не шевелиться!

Осторожно, один за другим путники повернулись и, лишь отойдя далеко в сторону, облегченно вздохнули.

Через несколько дней экспедиция достигла озера Мерцбахера, расположенного на пути к подножью «Повелителя духов». Это был тяжелый путь: два десятка километров по долине Инылчека людям пришлось перебираться с холма на холм, таща на себе рюкзаки со снаряжением. Тут перед ними встало новое непредвиденное затруднение. Вступить на ледник Инылчек оказалось невозможным - произошел очередной прорыв озера Мерцбахера, и бурная река преградила путь несколькими новыми руслами. Вода ревела и бесновалась, билась о берега и полностью преградила подходы к кромке ледника на всей его пятикилометровой ширине.

Два дня безуспешно искали брода. Вода же не убывала. Зеленое озеро лежало среди покрытых льдом и вечными снегами горных пиков, сказочно прекрасное и недоступное. Дальше пути не было. Поневоле пришлось задержаться.

Ясный решил использовать вынужденный «простой» и подняться на склоны Хан-Тенгри - об этом он давно мечтал.

- Я пойду один, - сказал он.

Майор Проценко возразил было, что это крайне опасная затея, но ученый прервал его:

- Здесь сфера чисто альпинистская. Ну, а мои взаимоотношения с природой не входят в круг ваших обязанностей, не правда ли, майор?

Проценко развел руками.

Ясный ушел на рассвете, ушел налегке, без палатки, захватив с собой лишь спальный мешок и немного продуктов… Большой опыт в высокогорном спорте и закаленное в тренировках тело альпиниста помогли ученому пробраться по скалам и выйти на ледник Северный Инылчек.

Ледник уходит вверх. Снег, камни морены. И только теперь Ясный с какой-то предельной отчетливостью понял: что бы с ним ни случилось, помощи здесь ждать неоткуда…

Ясный шел, лавируя между трещинами, обходя зияющие провалы… Опытный глаз альпиниста помогал ему избегать опасности. Вот лед молочного цвета - надо быть крайне внимательным, это слабый фирн; лед черный, натечный - этот слишком крепок, на нем с трудом можно удержаться даже на кошках; а там дальше виден снег более темный по сравнению с окружающим - осторожность! - под таким снегом находятся трещины, чудовищной глубины пропасти. Неосторожность или неопытность - и смерть.

По-видимому, усталость, естественная после почти акробатического перехода вокруг озера, привела к несчастью - при обходе очередной довольно широкой трещины у Ясного подвернулась левая нога. Он сделал еще несколько шагов и понял, что двигаться дальше не сможет.

В горах появились густые облака, скрывшие до этого отчетливо видные контуры Хан-Тенгри.

Ясный сел на камень и внимательно осмотрел ногу. Никаких внешних повреждений не было заметно, хотя при малейшем движении боль пронизывала все тело. Очевидно, были повреждены мускулы ноги, требовался отдых. Но когда и где тут отдыхать?

Вытянув ногу, Ясный неподвижно лежал на снегу, ругая себя за неосторожность, приведшую к несчастью. Он и не подозревал, что происшедшее с ним, может быть, и не столь тяжело по сравнению с тем, что могло бы случиться, если бы нога не подвернулась.

Наступал вечер Ясный почувствовал себя значительно лучше. Сейчас нужно было думать о ночлеге. Он выбрал для ночевки небольшой карниз на извилине гребня, тщательно вбил в скалу крюк и привязал себя к нему веревкой. Повесив защитные очки на шею, чтобы нечаянно не раздавить их, влез в спальный мешок.

Карниз висел над пропастью, в которой всю ночь гудел ветер. В голову ученого лезли разные мысли. Уснуть не удалось.

Наконец скалистые великаны выбрались из тумана, наступило утро. Ясный потрогал ногу - все в порядке, можно идти. Он вылез из мешка и приготовился покинуть карниз. В это время послышался резкий свист и мимо, совсем рядом, что-то пролетело, словно пуля. Ясный вовремя остановился на месте: со скалистой стены с грохотом и свистом летели камни - начался камнепад.

Постепенно стало по-прежнему тихо, и Ясный смог покинуть свое убежище. Он снова двинулся вверх по леднику, но шел на этот раз медленно и осторожно. Ветер постепенно разгонял облака, и Хан-Тенгри с каждым шагом было видно все отчетливее.

Прошло несколько часов. Противоречивые чувства обуревали Ясного: стремление дойти до самого подножья «Повелителя духов» и мысли об оставленных на базе товарищах, которые, наверное, уже тревожатся за него.

Нет, следовало возвращаться. Ясный повернул обратно.

Он прошел не более трех километров, когда, к великому своему удивлению, на камнях морены, совсем близко от себя, увидел трех человек. Откуда и каким образом они появились здесь? Прийти от озера раньше его они не могли, иначе он давно обнаружил бы их следы, а после его ухода с базы им просто не разрешили бы прийти сюда до его возвращения. Со стороны Хан-Тенгри они тоже появиться не могли. Очевидно, они перевалили через непроходимые хребты Сары-Джаса. Но зачем им понадобилось идти этим путем? Что их заставило лезть сюда, да еще через дикое нагромождение неприступных гор? Как бы то ни было, неожиданно для себя профессор очутился лицом к лицу с тремя незнакомыми людьми, появление которых встревожило его.

Нащупав в кармане пистолет, Ясный медленно двинулся вперед. Его тихо окликнули: из-за груды валунов поднялся Русаков. Ясный посмотрел на него с радостным удивлением: он оказался отличным верхолазом, этот родственник полковника Харламова!

Тем временем один из трех незнакомцев, оставив на камнях рюкзак, бросился с протянутыми для приветствия руками навстречу Ясному и Русакову. Этому человеку не было, наверное, и тридцати лет. Широкоплечий, с крупными чертами лица и открытым взглядом, он, видимо, совсем недавно отпустил небольшие усики, русые, не успевшие еще выгореть на солнце. Сильные, уверенные движения незнакомца выдавали в нем хорошо тренированного спортсмена. Его спутниками оказались казахи, по-видимому, местные жители: один - высокий, худощавый, с гибкими стремительными движениями. У него было продолговатое, гладко выбритое лицо, на котором блестели мутно-желтоватые глаза. Другой - уже пожилой и невзрачный, со сморщенным лицом.

Словно не замечая настороженности Ясного и Русакова, человек с усиками предложил им отдохнуть и разделить с ними завтрак.

- Мы должны спешить, нас ждут, - сухо сказал Ясный.

Однако для тревоги, казалось, не было оснований: один из незнакомцев оказался альпинистом Камзоловым, имя которого Русакову было давно известно, а двое других - Керим и Муса - его проводниками. Они действительно попали сюда «тропами нехоженными», как, смеясь, сообщил Камзолов, то есть перевалив через чудовищные кручи с севера.

Личность профессора их, кажется, вовсе не занимала, имени его они не выспрашивали. Узнав о несчастье, постигшем Ясного, Камзолов отложил свой поход к подножью Хан-Тенгри, чтобы помочь Русакову проводить профессора до базы на берегу озера.

Теперь уже вместе, весело разговаривая, они тронулись вниз по леднику.

Русаков внимательно рассматривал Камзолова и его спутников: случайно ли появились они в этом диком месте? Нет ли среди них агента Шервуда?