Окльо не знала, да и не могла знать, что такое карта. Но, тем не менее, она безошибочно вела двух мужчин на запад. Постоянно сверяя узелковые знаки с тем, что было написано на золотой апикайкипу, она заставляла свой маленький отряд идти вперед. Мужчины, у которых нет цели, часто бывают слабее женщин, если у тех есть цель. Окльо видела, что ее спутники теряют силы, и тогда она поднимала им дух уговорами, а когда спокойные слова не помогали, прибегала к помощи своего гипнотического голоса – то есть брала их криком. Кроме того, она научилась манипулировать любовью. Когда она пускала в дело свои женские чары, Чинча, начинавший было роптать от усталости, переходил на ее сторону, и тогда Оторонко оставался в меньшинстве.

От воина зависело многое. Он был главным добытчиком пищи для отряда. О воде он тоже сумел позаботиться, сшив из кожи ламы объемистый курдюк, который удобно висел на его плече во время передвижения.

В глубине души он считал Чинчу бесполезным балластом. Горы сменились джунглями. Архитектор не умел охотиться в лесу, да и определить месторасположение группы он тоже не мог. Особой физической силой не отличался и не мог взять на себя столько провианта, сколько нес Оторонко. Апикайкипу, которым архитектор размахивал в первый день их знакомства, теперь всецело был в распоряжении Окльо, так что без лишних разговоров стало ясно, кто же среди них главный.

Но Окльо зачем-то берегла своего мужчину днем, разделяя с ним ложе ночью. Оторонко ее боялся и, поскольку других женщин рядом не наблюдалось, испытывал желание обладать ею. Окльо не замечала этого. Ее любовь была средством, а не целью. А цель – найти Пайкикин – подчинила все ее естество.

– Найти и защитить! – повторяла она про себя, и ритм этой фразы заставлял ее ноги шагать в нужном направлении.

– Вот так всегда бывает в жизни, – ворчал вполголоса Чинча, – думает голова, а устают ноги.

Усталость часто казалась нечеловеческой. Незнакомые леса грозили неизвестными напастями на каждом шагу. Он уставал с этой женщиной днем, но отдыхал с ней ночью. А у его товарища, Оторонко, не было даже такой возможности. Он сам не знал, чего хотел.

Деревья закрывали от него свет солнца. Крики обезьян и прочей лесной живности раздражали отсутствием смысла. Вода в ручьях, бежавших в сторону Великой Реки, пахла водорослями. Негостеприимные западные леса не жаловали гостей. Однажды утром Окльо сказала:

– Сегодня нужно, чтобы ты, Чинча, выкопал уатья – земляную печь. А ты, Оторонко, принеси побольше добычи.

На привале, не дожидаясь темноты, Чинча принялся за строительство печи. Казалось бы, оно не требовало особого умения: копай себе яму да обкладывай ее камнями и вулканической пемзой. Но на деле строительство уатья требовало знаний особого рода. В центре ямы нужно сложить круг из камней, в центре которого развести костер. Вокруг очага уложить завернутое в листья мясо, кувшины с размоченным маисом, бобы и перец. А потом воздвигнуть над ямой каменную пирамиду или купол. Когда огонь разгорится и раскалит докрасна валуны, купол нужно обрушить так, чтобы яма заполнилась камнями. Через несколько часов после этого, когда камни, наконец, остывают, из уатья можно доставать пропитавшиеся ароматом листьев яства. И начинается трапеза. Пока Чинча строил уатья, его женщина старалась обойтись без лишних советов. Мужчина, занятый своим делом, не любит, когда его поучают.

Оторонко вернулся из леса с богатой добычей. У Окльо в кожаных походных сумках было припасено много маиса и перца. Все это завернули в листья и уложили в печь. Ужин обещал превратиться в настоящий пир.

Чинча приложил все свое умение, чтобы построить над уатья высокий купол. Камни настолько искусно прилегали один к одному, что невольно напоминали кладку крепостных стен в Куско. Местами изнутри конструкции через щели пробивался красноватый свет, исходивший от очага. Архитектор слегка прикрыл глаза, и ему показалось, что вокруг каждого из камней сияет ореол огня. И это сияние образует золотую сеть, наброшенную на купол.

– Жалко ломать, правда? – сказал Оторонко, завороженно глядя на печь. Он словно прочитал мысли своего товарища.

– Жалко, но придется, – промолвил архитектор.

И тут же решил задать солдату вопрос:

– Как ты думаешь, по какому камню нужно ударить, чтобы купол точно обрушился вниз?

Оторонко задумался. Он был сообразительный малый, и архитектор это знал со времен их первой встречи.

– Конечно, по тому, который удерживается слабее других…

– И какой же это камень?

– Тот, вокруг которого больше огня! Это значит, что щели между ним и соседними больше, – попробовал догадаться бывший воин.

– Тогда ударь по нему, – предложил архитектор.

Оторонко некоторое время бродил вокруг уатья, разглядывая камни. Затем ухмыльнулся и, размахнувшись деревянной дубиной, которую держал в руке, нанес удар по раскаленному камню. Валун провалился внутрь, выпустив наружу целый столп огня. Оторонко быстро отскочил в сторону, опасаясь, что пламя будет еще больше, когда рухнет вся конструкция. Но купол устоял на месте.

– Посмотри, друг, – сказал Чинча. – Знание и логика не всегда идут по одной дороге.

Он медленно обошел вокруг купола, взял из рук Оторонко тяжелую палку и показал на камень, плотно зажатый другими со всех сторон, да так, что сквозь щели почти не пробивался свет от костра. Камень этот находился очень близко от вершины купола. Чинча ткнул в него палкой, не очень сильно, но достаточно резко, и вся конструкция начала обваливаться вниз. Но не сразу, а постепенно. Сначала осыпался свод купола, потом его основание. Как только горячая зола поднималась вверх, ее тут же накрывала следующая порция камней, и, таким образом, костер становился безопасным для стоявших рядом людей. Осталось дождаться, пока камни остынут.

Окльо внимательно наблюдала за Чинчей, пока тот строил, а затем разрушал купол над очагом. Она что-то хотела сказать, но внезапно передумала. Оторонко показалось, что она пробормотала что-то вроде: «Не время».

– Что ты сказала? – спросил охотник.

– Что сказала? Сказала, что пришло время, – улыбнулась девушка. – Время ужинать.

Трапеза была обильной и сытной. Чинча и Оторонко запихивали в себя куски мяса и заливали их сверху потоками густой похлебки из бобов. Еда перед сном – это заслуженная награда за тяжелый день. И только Окльо едва прикоснулась к трапезе, съев немного маиса и запив его чистой водой из ручья.

– Почему ты не ешь? Все это надо съесть! – с набитым ртом сказал Чинча.

– Не хочется. Я лучше сложу это в сумки. Да ты не бойся, еда не пропадет, нам это еще в дороге пригодится. Ложитесь-ка лучше спать, я послежу за костром.

Ранним утром, когда мужчины встали, все уже было собрано. Оторонко и Чинче оставалось только взвалить на плечи кусок ткани, служивший им тентом, – он был свернут в тяжелый рулон. А сумки с едой несла Окльо. Она постоянно сверялась с узелками на веревочной связке и часто останавливалась, рассматривая знаки на золотой булаве «апикайкипу». Она говорила себе: «Правильной дорогой идем». И мужчины послушно несли свой нелегкий груз вслед за ней.

Вскоре дорогу им преградила река. Неширокий, но мощный поток лентой извивался между деревьев. Коричневая от ила вода, пенясь, текла туда, куда хотела, по дороге вымывая почву из-под мощных корней. Вековые деревья пытались зацепиться за дно. Их корни напоминали щупальца осьминога, схватившего добычу. Но в действительности добычей были они сами. И река недвусмысленно напоминала об этом, унося рухнувшие стволы в сторону восходящего солнца.

– Что будем делать? – уточнил Оторонко. – Идти вдоль реки или перебираться на тот берег?

– Ни то ни другое, – ответила девушка. – Остаемся здесь. Будем ждать.

«Чего ждать? – подумал про себя Чинча. – Или кого?» А вслух сказал:

– И сколько придется ждать?

– Не знаю, – ответила красавица. – Может, день. Может, месяц. У тех, кто придет за нами, нет понятия времени.

– Кто они?! – Оторонко инстинктивно оглянулся и принял боевую стойку.

– Сами увидите. – сказала Окльо. – Да не бойтесь вы. Оружие вам не понадобится. По крайней мере, сейчас.

Они снова разбили лагерь. Первым делом развели огонь, чтобы распугать комаров. Здесь, у реки, было невероятное количество москитов, и к тому же злых и голодных. И даже несмотря на костер, путники постоянно хлопали себя по разным частям тела, не давая комарам возможности попробовать их свежей крови. Чинча предложил было перебраться в другое место, но Окльо категорически возражала:

– Те, кого мы ждем, появятся именно здесь. Мы не должны пропустить их, они не должны пройти мимо нас. Так что остаемся здесь.

Ждали несколько недель. Оторонко сначала делал зарубки на дереве, считая дни. Но потом ему это надоело, он как бы случайно пропустил один день, другой, а потом и вовсе забросил это занятие.

Примерно через месяц, когда люди привыкли и к влажности, и к жужжанию комаров, и даже к красным волдырям после укусов, пришли те, кого они ждали.

Сначала стоявшие лагерем путники услышали отрывистый крик, заставивший дрожать листья в одном ритме. Это была команда для остальных – идти нога в ногу, не сбиваться. Потом они появились из-за деревьев. Это были люди леса. Цветом кожи и очертаниями лиц они напоминали Чинчу и его друзей. В остальном же выглядели настоящими дикарями. Кроме набедренных повязок из листьев, на них не было никакой одежды.

– Э-о! Э-о! Э-о! – командовал тот, кто был впереди остальных. И они передвигали свои босые ноги в такт восклицаниям вожака.

За собой, на длинной привязи, они тянули деревянный плот. Это было нелегко, поскольку тянуть приходилось против течения. Лесные люди никуда не торопились. Они поравнялись с лагерем беглецов и, не обращая на них внимания, двинулись дальше по низкому противоположному берегу.

– Чинча и Оторонко, – серьезно сказало Окльо, – вы должны быть очень внимательными, особенно сейчас.

– Что надо делать, госпожа? – покорно спросили мужчины. Госпожой эту женщину они назвали невольно, подчинившись спокойной и уверенной интонации ее голоса.

– Эти люди подтянут плот вверх по реке, затем запрыгнут на него и пройдут мимо нас. В тот момент, когда плот с нами поравняется еще раз, мы должны будем запрыгнуть на него. Ясно?

– Ясно, Окльо.

– И запомните, река бурная, а у нас есть только одна попытка.

– Давайте станем вдоль берега на расстоянии друг от друга, – предложил Оторонко. – Первым прыгну я, потом девушка, а последним Чинча.

Предложение выглядело вполне разумным. Все согласились, и на губах у солдата мелькнула тень недоброй улыбки.

Они заняли свои позиции и принялись ждать. Прошло полдня, прежде чем деревянный плот снова появился возле лагеря. На этот раз он резво бежал по течению, а лесные люди управляли им с помощью длинных шестов, ловко маневрируя между валунами, возле которых бурлили водовороты.

– Внимание! – скомандовал Оторонко.

Все приготовились.

Когда плот подошел к тому месту, где стоял Оторонко, воин прыгнул вниз и легко, как хищная кошка, приземлился на деревянную палубу. Плот качнулся. Полуголый экипаж помог Оторонко стать на ноги.

– Прыгай! – крикнул он девушке.

Окльо так же легко соскочила вниз, но силы толчка не хватило, и она оказалась в реке. Оторонко быстро протянул ей руку. Она схватилась за нее, и воин легким движением вытащил ее из воды на плот.

Теперь настала очередь Чинчи. Плот набирал скорость, и архитектор сообразил, что до него ему не допрыгнуть. На раздумья не было времени. Чинча разбежался и сиганул с берега как можно дальше. Он упал в воду рядом с плотом и даже успел схватиться за дерево. Но край был скользкий, и рука соскочила.

– Дай мне руку! – крикнул он солдату. Тот схватил крепкой пятерней ладонь архитектора. Их пальцы судорожно сцепились. Они посмотрели друг другу в глаза. И Чинча в зрачках своего спутника увидел злые огоньки.

Первое европейское изображение инков в «Хронике Перу», автор Педро Сьеса де Леон, 1553 год

Это была ревность. Оторонко представил себе, что без этого никчемного архитектора он сможет заявить свои права на эту прекрасную женщину, красивую, как настоящая Дева Солнца, умную, как великие жрецы, выносливую, как легендарный полководец Ольянтай. Он никогда не говорил вслух о том, что хотел обладать ею, но чем дольше эта троица бродила по джунглям, тем больше внутри воина разгоралось пламя страсти. Мужчины смотрели друг на друга всего мгновение. И в это мгновение между ними сверкнула молния противостояния двух самцов из-за самки. Древнего, а потому и жестокого. Спустя мгновение Оторонко разжал руку.

Чинча вскрикнул и попытался удержаться рядом с плотом, но пловцом он был средним, и сил бороться с течением не хватало. Его относило в сторону. Расстояние между архитектором и плотом увеличивалось. Окльо вскрикнула и со злости ударила Оторонко кулаком в плечо. И что-то моментально переключилось в сознании воина. Он выхватил у стоявшего рядом кормчего длинный шест и протянул его человеку в воде. Чинча моментально схватился за него и вмиг оказался на плоту рядом с Оторонко.

– Ты что, хотел убить меня? – спросил он, отдышавшись.

– Ага, – ехидно осклабился солдат. Он сидел на плоту, обхватив руками колени.

– За что? – удивился строитель.

– Если бы знал, за что, точно бы убил тебя. А так я тебя спас, – засмеялся Оторонко. Он чувствовал досаду и хотел это неприятное чувство спрятать за грубой шуткой. Воин попробовал представить, как бы он делил ложе с Окльо, убив архитектора. И не смог. В глубине души Оторонко ругал себя последними словами: «Никогда, никогда больше я не захочу отобрать женщину у ближнего своего!»

Неизвестно, догадался ли Чинча, о чем думает его товарищ, или же оставался в неведении о внутренних переживаниях солдата, но он открыто и по-доброму улыбнулся в ответ. И протянул раскрытую ладонь. Оторонко хлопнул по ней своей крепкой рукой, а потом крепко обнял Чинчу за плечи.

Им предстоял еще долгий путь. Лесные люди деловито управляли плотом и не вступали в разговоры с пассажирами. На борту своего утлого суденышка они словно жили в другом измерении. Иногда они приставали к берегу, чтобы поохотиться с помощью двухметровых духовых трубок. Эти трубки плевались отравленными иглами, а туземцы настолько метко умели из них стрелять, что всякий раз возвращались с добычей. Мясом диких животных они щедро делились с пассажирами. Но во время трапезы лесные люди не произносили ни слова, и, как ни пытались архитектор и солдат их вызвать на разговор, лесные моряки не нарушили обет молчания.

Окльо старалась не выпускать из руки апикайкипу. Она большую часть времени стояла посреди плота и крепко держала ее в ладонях. Металл был тяжелым. Чем крепче она сжимала золотую булаву, тем рельефнее становились бугорки вен у нее под нежной кожей.

Засыпáли тут же, на плоту, редко сходя на берег. Забывались долгим сном, когда темнота сменяла сумерки, царившие в непроглядном лесу из-за того, что солнце плохо проникало сквозь спутавшиеся кроны деревьев. Когда спали молчаливые лесные люди, было загадкой. Казалось, бессонница может доконать любого. Чинча заметил, как днем люди леса на краткое время забываются в дреме. А ночью он, как ни старался, не мог застать их спящими. Плыли они по наитию: на носу плота был установлен глиняный горшок, в котором на ночь разводили огонь. Это был единственный источник света, который помогал навигаторам плыть в кромешной темноте.

Однажды на рассвете предводитель людей леса издал громкий гортанный звук. Через мгновение откуда-то с берега послышался похожий клич. Стало ясно, что плот в этих краях ждали. Путешествие подходило к концу.

Лес по обеим сторонам от реки напоминал две сплошные зеленые стены. Но вот с одной стороны стена закончилась, и странники заметили нечто вроде деревянной пристани. Плот направлялся именно к ней. Пока причал приближался, на нем стали появляться люди. На них были такие же зеленые юбки, сплетенные из листьев, а в руках они держали длинные, в человеческий рост, духовые трубки. Это было племя лесных людей. Моряки на плоту невозмутимо смотрели на соплеменников, словно в возвращении домой после долгих странствий не было ничего необычного.

Но пока плот швартовался, Чинча рассмотрел за спинами дикарей нечто такое, что его весьма и весьма удивило.

– Посмотри, Окльо, – воскликнул он, – за ними стоят наши воины!

И действительно, за толпой в набедренных повязках стояли крепкие люди в парадном снаряжении воинов императорской армии. У многих были часка-чуки, похожие на булаву в руках Окльо. Но ее это нисколько не удивило.

Она грациозно поднялась на причал. Дикари расступились, и девушка шагнула навстречу воинам.

– Приветствуем тебя, госпожа! – сказал пожилой солдат, который, видно, командовал остальными. – И ждем твоих распоряжений.

Их глаза самым магическим образом были прикованы к ней, а точнее, к апикайкипу в ее руках. Она взмахнула булавой и дала сигнал двум своим спутникам сойти на берег.

– Где это? – спросила она.

– Идем с нами! – сказал старый воин. – Я покажу тебе.

Он словно не замечал двух мужчин, что шли вслед за девушкой.

– Долго нам идти?

– Нет, моя госпожа, это рядом.

Старый воин шел первым. За ним торопилась Окльо. Десяток имперских солдат выстроились в цепочку. А замыкали ее Чинча и Оторонко. Дикари в юбках из листьев остались на берегу возле деревянной пристани. Вскоре процессия достигла невысокого холма и поднялась на него.

– Смотри, моя госпожа. Вот это.

Но в приглашении солдатского начальника никто уже не нуждался. Окльо ахнула. Оторонко присвистнул. А Чинча завороженно глядел на землю у холма. Он уже видел нечто подобное.

Золотые деревья. Мощные стволы и нежные листья. Это напоминало золотой сад в Кориканче, который показывал ему Вильяк Ума. Тогда искусно сделанные из желтого металла деревья удивили его. Но сейчас он чувствовал, что теряет дар речи. Это был не сад. Это был целый лес, изготовленный из красноватого золота. И он казался огромным. Он был гораздо больше выкупа Атауальпы, и переплавленные в слитки обломки золотого сада из Кориканчи могли показаться жалкими кустами по сравнению с этим лесом. Чинче стало страшно. Он представил себе, сколько сил было потрачено на то, чтобы сделать этот золотой лес. И сколько жизней загублено, чтобы перенести его сюда. Но самое ужасное открытие его сознание совершило, когда он понял, что его любимая, его Окльо, знала, что ждет их в смертельно опасных восточных джунглях. Он был частью ее плана! Она неслучайно нашла и спасла его тогда, в ночном Куско… Она очаровала его, потому что ей нужно было поработить его сознание… Она вела его за собой, а этого дезертира, Оторонко, держала, так сказать, «про запас», на тот случай, если с Чинчей что-то непредвиденное случится…

Он схватил девушку за плечи и хорошенько тряхнул:

– Я нужен тебе! Ты все подстроила! Зачем, зачем я тебе нужен?

Он повторял это, разрывая криком плотный воздух. Окльо болталась в его руках, как вяленая рыба на веревке перед домом рыбака. Она дождалась, пока Чинча успокоится. А он, излив свое слепое негодование, уселся на траву под золотыми деревьями.

– Ты прав! Ты мне нужен. Во-первых, чтобы построить надежное хранилище для этого золота.

Так она сказала. А еще рассказала, что золотой лес здесь начали собирать еще во времена Великого Пачакути. Он вел себя так, словно не верил в предсказание о людях Солнца. Но это только на людях. А втайне от своего народа начал свозить несметные сокровища туда, куда ни один из его современников не мог попасть.

– Но все поменялось, – произнесла Окльо. – Мы пришли сюда. Значит, могут прийти и остальные.

– Чего ты от меня хочешь?! – крикнул Чинча.

– Не «хочешь», а «должен»! Ты должен выстроить надежное хранилище для золотого леса. Оно должно быть надежно спрятано от взоров тех, для кого оно не предназначено. Но в то же время путь к нему должен легко открываться перед теми, кто им владеет. Ни опознавательных знаков, ни дорог, ни дверей – вот главное условие. Но при этом должен быть ключ. И я его держу в руках.

Окльо подняла вверх булаву из золота.

– Вот как? – проворчал Чинча. – Двери нет, но зато есть ключ!

– Это то, что ты должен стране! И то, что я должна. Но вот и то, что я хочу. Я хочу любить тебя, и мне все равно, где я буду любить тебя.

И тут Чинча снова заключил ее в объятия. На этот раз очень нежно. Он плакал от счастья, а девушка, ловя губами его слезы, шептала:

– И еще мы должны построить город. Это будет новая столица империи.

Он улыбнулся.

– Ты, верно, шутишь, любимая? Всей нашей с тобой жизни на это не хватит.

– Хватит, – успокоила она. – У нас есть целая вечность впереди. И тысяча пар крепких солдатских рук.

Оторонко, услышав это, обхватил голову руками.