Варан и Эсквайр сидели на плоской крыше полуразрушенного дома и глядели на укрепрайон противника сквозь глазок тепловизора, друг другу передавая драгоценный прибор. Уже несколько дней с той стороны не стреляли, и бойцы с удивлением вслушивались в тишину, ожидая подвоха. Но в то же время тишина расслабляла, соблазняя возможностью поболтать на невоенные темы. Как говорится, почесать языком. Варан оторвался от глазка:

– А знаешь, Эсквайр, я с удивлением обнаружил, что украинский флаг изначально выглядел несколько иначе. Есть даже фотографии начала прошлого века, где желтый вверху, а синий внизу. Некоторые говорят, что именно поэтому у нас сейчас многое не ладится. Это же мистика символов! Стоит перевернуть флаг, и мы сразу станем успешными. И все станет на свои места!

Эсквайр, опершись ладонью на станок гранатомета, подумал несколько секунд, прежде чем ответить:

– Возможно, это так и есть. Но тысячи парней проливали кровь именно за этот флаг. За эти неправильно расположенные прямоугольники. За золотой снизу и синий сверху. За поля и за небеса. И даже если ты прав, друже, даже если некогда все было по-твоему, то сейчас все иначе. Они уже освятили этот флаг своей жизнью. И смертью. Все меняется, друг Варан, все постоянно меняется.

Вечер наваливался медленно и неизбежно. Он дышал тревогой, но ее отгонял звонкий лай щенков вдалеке, а степной ветер подхватывал и уносил прочь от этого места. Туда, где не дают уснуть ну разве что соловьиные трели да треск цикад под огненными трассерами сорвавшихся звезд, исполняющих любые желания.