Что нас страшит в болезнях

Болеть не любит никто… Однако простым словом «не любит» очень сложно полноценно описать весь спектр эмоций, которые вызывает у нас нездоровье.

Гораздо правильней было бы сказать: «Болеть мы не любим и боимся». Именно страх перед болезнью – один из наиболее важных факторов наших с нею взаимоотношений. Отчего же дело обстоит именно так? Почему мы боимся болеть?

У малышей все объясняется довольно просто:

– во-первых, конечно же, они боятся боли, крови, неприятных медицинских манипуляций;

– во-вторых, ребенок боится, что болезнь разлучит его с мамой и папой (и чем он младше, тем сильней такой страх: у младенцев до года он находится бесспорно на первом месте);

– в-третьих, ребенок страдает от ограничения возможностей (еще вчера все было хорошо, а сегодня вдруг нельзя бегать и прыгать, плавать, играть во дворе с друзьями и даже ходить в школу);

– и в-четвертых, дети – большие консерваторы, их страшит все неизвестное. Когда с тобой происходит НЕЧТО, о чем тебе толком не говорят, а если говорят, то непонятно, и уже заранее ясно, что ничего хорошего ждать не приходится, – становится очень не по себе.

Как видим, причины довольно просты, а вот справиться со всеми этими страхами порой очень нелегко, причем чем тяжелее заболевание ребенка или травма, которую он перенес, тем проблематичнее ситуация.

Поэтому в случае длительного, сложного заболевания или перенесенной тяжелой травмы практически всем детям (да и взрослым!) рекомендуются реабилитация и коррекционные занятия с психологом.

С возрастом страхи меняются. Подростков пугает уже не только боль и неизвестность, но в первую очередь страшит возможность, что болезнь существенно и в худшую сторону изменит внешность, физическую привлекательность.

Немалую роль играет и ограничение общения. Ведь именно в этом возрасте возможность полноценных контактов с близкими друзьями, «своей компанией» и вообще со сверстниками как никогда важна.

А вот возможность не посещать школу может восприниматься, наоборот, как некий бонус своего состояния.

В молодости парней и девушек болезнь пугает как некое бедствие, лишающее жизненных перспектив, и тем тяжелее переносится, чем более существенные преграды ставит на пути к мечте. К примеру, очень «больно бьют» заболевания, не дающие возможности реализоваться в выбранной профессии или любимом занятии.

Все другие страхи в сравнении с этим как бы отходят на второй план, ведь именно самореализация и профессиональные достижения – самое главное в этом возрасте.

В среднем возрасте человек часто боится не столько самой болезни (хотя и это имеет большое значение), сколько всех «вытекающих» их этого обстоятельства последствий:

– потери любимой или хотя бы привычной работы (тем более – трудоспособности вообще);

– проблем с финансами: ведь любая болезнь – это нередко и потеря доходов, и одновременно резкое, непредвиденное увеличение расходов;

– изменений статуса в семье (особенно страшно, когда еще вчера семейный лидер, здоровый и полный сил человек, становится самым «слабым звеном», к тому же зависимым от остальных членов семьи);

– перемены отношений в семье и возможной негативной реакции партнера или супруга на болезнь: нередки случаи, когда при обнаружении «женских» или «мужских» заболеваний (касающихся репродуктивной, сексуальной сферы) партнеры перестают воспринимать друг друга как желанный, привлекательный объект – и, если отношения строились более на физической привлекательности, нежели на подлинной близости и общности, – брак разрушается.

В старости страхов становится еще больше, да и интенсивность их ощутимо сильнее.

Если в 30–40 лет (а тем более в 20!) болезнь воспринимается как нечто временное, с чем есть силы и время справиться, то в пожилом возрасте человек, напротив, именно этого и боится: ему кажется, что преодолеть недуг не хватит ни времени, ни сил. Он понимает, что возможность фатального исхода в пожилом возрасте гораздо выше, чем в молодом, поэтому страх болезни всегда смешивается со страхом смерти – уже довольно близкой и гораздо более реальной, чем раньше. Кроме того, старый человек существенно ограничен в возможностях изменить свою жизнь. И если в молодости и зрелом возрасте даже потерю работы и привычного круга общения в принципе можно пережить, найдя им замену, то в старости это чрезвычайно сложно.

Однако то, насколько нас страшат болезни, зависит, конечно, не только от возраста.

На степень эмоционального накала наших отношений с недугом влияет и темперамент.

Чувствительные, мнительные люди (меланхолики) переживают нездоровье в разы тяжелее оптимистичных сангвиников – поэтому и болезни у них нередко протекают тяжелее.

Уравновешенные флегматики внешне относятся к заболеваниям спокойно, однако нередко очень глубоко переживают «внутри себя».

А вот холерики, не слишком эмоционально устойчивые, нередко колеблются между отчаянием и «ура-оптимизмом», что вносит сложности в их лечение.

Немалую роль в отношениях «человек – болезнь» играет и характер, о чем мы поговорим в следующей главе.

И, конечно, очень важен тип самой болезни, ее течение и особенности.

Более всего мы боимся тех заболеваний, которые:

– имеют высокий процент смертности;

– имеют острый болевой синдром или хронический болевой синдром (боли, длящиеся более полугода);

– несут возможность инвалидности как последствия заболевания;

– влекут за собой непременную госпитализацию, тем более – длительную;

– очень заразны;

– «социально неприемлемы» (ВИЧ, гепатит, венерические заболевания);

– затрагивают не нас лично, а наших близких, в особенности детей.

В зависимости от того, чего каждый из нас боится более всего (соответственно – смерти, боли, беспомощности и зависимости, позора, бессилия), мы и считаем то или иное заболевание или состояние самым страшным.

Однако для успешного излечения (если, конечно, речь не идет о смертельном недуге) нам необходимо в первую очередь поверить в возможность преодоления, и значит – победить свой страх. А сделать это легче, зная «врага в лицо». Проанализировав свои страхи, вы сможете справиться с ними, если в этом возникнет необходимость. Ну а если это кажется слишком сложным, вам всегда могут прийти на помощь специалисты. Здоровья вам!

 

Почему мы болеем настолько по-разному. Уход в болезнь и бегство от болезни

Болеют, безусловно, все – никто не застрахован ни от простуды, ни от несчастного случая.

Однако вот ведь парадокс: для одних из нас любая, даже самая пустяковая болезнь – тяжелый удар, нарушение планов и чуть ли не личное оскорбление от судьбы, для других – любимое времяпрепровождение (жалеть себя, любимых, и заставить всех вокруг виться пчелиным роем), ну а для третьих даже тяжелое заболевание – это возможность что-то переосмыслить в отношениях с близкими и с собой…

Почему же мы реагируем так по-разному? Причиной тому является преобладание определенных черт в нашем характере, в связи с чем психологи выделяют различные типы человеческого отношения к болезни.

Если человек тревожен, то в состоянии недомогания эта черта, безусловно, только обостряется. В случае заболевания такой человек верит самым пессимистичным прогнозам, а если ему сказать, что не все однозначно плохо и куда более вероятен благоприятный исход – воспримет как «напрасные утешения».

С упорством, достойным лучшего применения, он читает медицинскую литературу, рыщет в Интернете, причем старается добыть информацию не только о заболевании вообще, но главным образом о возможных осложнениях, и словно «накачивает» себя чтением негативных отзывов и прогнозов. Конечно, заряженное таким образом, его самочувствие долго оставляет желать лучшего, как бы хорошо его ни лечили. И тогда он начинает читать материалы уже не о своем заболевании, а о некомпетентных врачах…

Словом, такие больные – кошмар для любого доктора: их лечат и лечат, а они все не выздоравливают, сами себя «съедая» изнутри своими опасениями и тревогами. Даже когда тревожные пациенты чувствуют себя неплохо, то не доверяют собственному организму – «ведь при таком диагнозе просто не может быть хорошо»…

Обычно без помощи психолога здесь не обходится, поскольку источник болезни у тревожного пациента главным образом в его самоощущении.

Отчасти похож на тревожного больной-ипохондрик. Он тоже всецело «погружается» в болезнь и в свои неприятные ощущения, но делает это… со скрытым кайфом! Эти люди просто обожают лечиться, видимо, именно поэтому тоже очень долго выздоравливают.

И в нормальном состоянии они чрезмерно внимательны к своему здоровью, мнительны и осторожны в отношении всего, что хотя бы приблизительно может навредить организму. Это о них созданы анекдоты про мытье яблок с мылом трижды в кипятке, но при этом их ближайшему окружению порой вовсе не до смеха.

А уж если такой человек, не дай Бог, все же заболел, он попросту превращается в «профессионального больного», который непрестанно выискивает у себя существующие и новые признаки заболевания и рассказывает о них всем, кто готов и не готов их слушать. Он одновременно и с наслаждением лечится, и не верит в правильность или благоприятный исход лечения, постоянно «прислушивается к себе», сомневаясь в назначениях врача и в эффективности лекарств. Ну а раз психика столь мощно блокирует попытки помочь организму, то он и не поправляется…Что дает возможность ипохондрику с мрачным торжеством восклицать: «Я ж говорил – вы неправильно меня лечите!»

Вариантом неадекватно-тревожного отношения к болезням является человек с навязчивыми страхами, связанными с заболеваниями. Психологи называют таких людей обсессивно-фобическими больными. В отличие от предыдущего типа, они переживают не столько реальные неприятные ощущения, сколько тревожатся об их возможных последствиях. «Доктор, а после операции я буду играть на скрипке?» – это именно такой случай.

Людей с навязчивыми беспокойствами волнует, как в связи с заболеванием сложится их дальнейшая профессиональная и семейная жизнь, как к ним будут относиться близкие и дальние… К примеру, попадая в ожоговое отделение или в травматологию, они не столько мучаются от физических болей, сколько изнуряют себя «прокручиванием» перед мысленным взором всех вероятных последствий: уродство, отторжение друзьями, любимыми, сужение круга общения, ограничение физических возможностей – все это переживается ими гораздо сильнее, чем реальные страдания. Конечно же, для успешной адаптации после перенесенного заболевания такие люди нуждаются в квалифицированной психологической поддержке.

Еще один тяжелый случай, когда для достижения удовлетворительного результата лечение обязательно необходимо сочетать с психокоррекцией – это больные-меланхолики. Обладая слабым типом нервной системы, они с трудом справляются с такими перегрузками и ударами судьбы, как заболевания. Меланхолик не ждет от будущего ничего хорошего, быстро впадает в уныние, хандру и даже в депрессию, вплоть до суицидальных намерений.

Бегство от ситуации – типичная реакция меланхоликов, поэтому нередко самоубийство как избавление от проблем кажется им наилучшим выходом, даже если объективно есть все шансы поправиться. Это люди из группы риска, и если они попадают в тяжелую ситуацию, и близким, и лечащим врачам необходимо уделять особенное внимание их душевному состоянию.

Есть и еще один пагубный вариант реагирования – апатия, когда человек заранее сдается – без боя, без попыток бороться, и проявляет полнейшее равнодушие к своей дальнейшей судьбе, называя это фатализмом, «роком», как угодно.

Подвигнуть лечиться его можно только силой, когда персонал больницы или родственники настаивают, тормошат, уговаривают… Но самому больному ничего не надо, его утомляет и раздражает вся эта суета вокруг него, и будь его воля, он поплыл бы по волнам: вынесет «на берег» – значит, такова судьба, повезло, но если уж ко дну – значит, «так было суждено, что поделаешь».

Чрезвычайно проблемными пациентами являются и эгоцентрики. В отличие от всех предыдущих типов, эгоисты доставляют неприятности не только сами себе, но и в изобилии всем окружающим. Себе эгоист вредит тем, что со вкусом погружается в болезнь – ведь новый статус нуждающегося в помощи обеспечивает колоссальное количество внимания и привилегий! Подчас это приводит к тому, что эгоцентрик приобретает какое-либо психосоматическое нарушение, обеспечивающее его на долгие годы возможностью жить «на особом положении», снимая все возможные сливки и извлекая все моральные бонусы из своей ситуации.

Ну а доля окружающих незавидна потому, что все они вынуждены буквально хороводы водить вокруг несчастного страдальца, и нередко бывает, что адекватный инвалид-колясочник требует к себе меньшего внимания, чем эгоистичный крепкий еще мужик, много лет назад перенесший сердечный приступ без осложнений.

Все перечисленные выше типы пациентов поправляются медленно и с большим трудом, несмотря на все усилия медиков. Залогом их успешного выздоровления является параллельное решение психологических проблем, поскольку пока они «объединились с болезнью», врачи мало чем могут им помочь: очень тяжело побороть альянс человека с болезнью и преодолеть ситуацию, когда в свое состояние он уходит с головой и болеет чуть ли не с удовольствием…

Однако это не все варианты реагирования на ухудшение самочувствия, которые могут осложнять ситуацию. Существует еще несколько неадекватных типов поведения, мешающих не только выздоровлению, но и установлению нормальных отношений с окружающими на период болезни; и целый ряд определенных черт характера, превращающих любое заболевание своего хозяина в большую проблему и для него самого, и для всех окружающих – от членов семьи до лечащих врачей.

Общей их чертой является «бегство от болезни».

Так, тяжело приходится чрезмерно чувствительным пациентам. Они переживают не столько из-за тяжести своего состояния, сколько из-за боязни стать близким в тягость. Это приводит порой к тому, что такие люди до последнего скрывают, насколько это возможно, симптомы своих недугов и попадают к врачам нередко лишь тогда, когда заболевание становится запущенным, а лечение – чрезвычайно затрудненным, а то и бесполезным. Помочь такому человеку может лишь своевременно проявленное внимание родных: если вам кажется, что кто-то из членов вашей семьи чувствует себя неважно и при этом всегда отличался чрезмерной деликатностью – не пускайте ситуацию на самотек.

Помощь адекватных родственников или психологов бывает жизненно необходима и в тех случаях, когда больной отличается склонностью к мистике, оккультизму, верит только знахарям и отрицает официальную медицину. В случае «легких» заболеваний такой человек оказывается иногда очень даже прав, пользуясь веками проверенными достижениями народной медицины вместо того, чтобы беспорядочно скупать препараты из ближайшей аптеки, как делает немалая часть наших сограждан.

Однако если нарушение здоровья весьма серьезно, а человек настроен решительно против вмешательства «людей в белых халатах», ситуация кардинально меняется, ведь в таком случае под угрозу ставится порой сама жизнь. И если на взрослого и признанного дееспособным человека мы никак не можем повлиять (ведь каждый вправе решать свою судьбу сам), то хотя бы можем попытаться убедить попробовать «официальную медицину» в качестве альтернативы, в качестве еще одного шанса на спасение.

Отдельная история – чрезмерно самоуверенные люди (зачастую трудоголики и перфекционисты), отрицающие саму мысль о том, что могут заболеть. Такие люди в легких случаях вообще не признают, что больны. Это они ходят на работу с гриппом под девизом: «Работа превыше всего!» (Напрочь забывая при этом, что подвергают опасности здоровье окружающих.)

Если же ситуация более серьезная, эти люди «уходят в работу» с головой и порой даже более погружаются в нее, чем до заболевания. Даже лечение они воспринимают как досадную помеху, а не как способ избавления от физического дискомфорта, и пытаются «подогнать» его под свой привычный рабочий график.

Объясняется такое поведение тем, что перфекционисты слишком уж стремятся быть идеальными и блокируют мысль о том, что это может быть не так. Даже отчетливый сигнал организма в виде тяжелого соматического заболевания не может «сбить их с пути истинного». С широко закрытыми глазами они продолжают истово верить, что в их жизни ничего плохого случиться не может! Просто не должно! Даже когда это уже случилось…

Однако будучи людьми обычно высокоинтеллектуальными, пережив тяжелое заболевание, они нередко производят «переоценку ценностей» и все-таки избавляются от своего главного недуга – перфекционизма.

Как вы понимаете, внимание родных и близких порой может спасти такому человеку жизнь и здоровье.

Отчасти сродни самоуверенным перфекционистам люди инфантильного типа, для которых характерно пренебрежение к болезни, эйфорическое восприятие любого заболевания как ситуации, когда «все само пройдет», рассосется, разрешится. Они стремятся ни в чем себя, любимых, не ограничивать, что бы там ни говорили им врачи. Это они продолжают курить с диагностированным туберкулезом и пить спиртное при циррозе печени, нарушают любые режимы, пренебрегают рекомендациями врачей, неаккуратно принимают лекарства…

Ментально это «вечные дети» – беспечные и безответственные, поэтому остро нуждаются в непременном присутствии поблизости «старших», причем паспортный возраст далеко не всегда является здесь определяющим: зачастую их собственные дети (как взрослые, так и не очень) играют роль «голоса разума» при своих легкомысленных родителях.

Ну и последний деструктивный тип реагирования на болезнь – паранойяльный. Подобно эгоцентрикам, такие люди, заболевая, также превращают жизнь близких в ад, хотя и по другой причине: они подозревают в причинах ухудшения своего здоровья решительно всех, кроме самих себя и матушки-природы.

Болит живот? Это жена что-то подсыпала, змея… Голова раскалывается? Не иначе порча от тещи… Повышенная утомляемость? Семья не может обеспечить мне нормальные условия для жизни, да они вообще смерти моей хотят! Лекарства не помогают? Врачи вступили в сговор с наследничками и пытаются меня уморить!!!

Такие люди не столько лечатся, сколько ищут виновных, добиваются наказания, строчат кляузы и снабжают работой и дензнаками больше юристов и чиновников, вынужденных заниматься их жалобами, чем врачей, которые их лечат.

Помощь психолога здесь необходима всем: и самому больному, и всей его семье. Иначе, пока пациент выздоровеет, вся его родня рискует заработать невроз.

Так что же тогда понимается под адекватным отношением к нездоровью? Оно вообще существует? Безусловно.

Адекватное отношение – это объективность и трезвость в оценке своего состояния, отношение к болезни без преувеличений, но и без преуменьшений всех сопутствующих тягот и опасностей, без попыток вызвать у окружающих жалость к самому себе, без приступов агрессии по отношению к здоровым людям, без спекуляции своим состоянием и намерения извлечь из своего болезненного состояния максимум пользы. Адекватный человек, заболев, не теряет интереса к жизни, к любимому делу и любимым людям, и умеет переключаться со своей болезни на весь остальной (огромный!) мир, не имеющий к ней отношения.

А главное, такой человек не теряет присутствия духа и чувства юмора, что бы там ни было. Чего и вам желаю!

 

Можно ли предотвратить суицид?

Иногда стрессовая нагрузка на психику так велика, что человек ломается окончательно и не видит другого выхода из ситуации, кроме как «нет человека – нет проблемы».

Увы, этот способ решения жизненных сложностей очень древний. На протяжении многих веков человек, не найдя выхода из жизненного тупика, задумывался, как избежать и душевной боли, и самой ситуации, и ее потенциального повторения, и приходил к фатальному выводу. Почему? Потому что не находил поддержки ни у кого в этом огромном пустом мире.

Что скрывать, мы с вами зачастую бываем слепы и глухи к проблемам наших ближних. Более того, даже когда нам впрямую сообщают об опасности ситуации, мы предпочитаем игнорировать сигналы: ведь так сложно и страшно брать на себя ответственность за чужую жизнь… И, тем не менее, бывают ситуации, когда от ответственности не уйти никак – в том случае, если опасности подвергаются наши близкие. Как же выявить тревожные признаки и как помочь человеку, оказавшемуся (на его взгляд) в тупике?

Во-первых, обратим внимание на факторы риска. К ним можно отнести:

– тяжелое заболевание, особенно сопровождающееся или грозящее в перспективе тяжелыми физическими страданиями,

– реальную или мнимую личностно значимую неудачу,

– психические расстройства человека,

– имевшие место в прошлом суицидальны попытки,

– экстремальные, особенно маргинальные условия жизни (тюремное заключение, одиночество, утрата семейного и общественного положения),

– острые травмирующие ситуации (такие, как внезапная потеря родных и близких),

– наркомания и алкоголизм.

Также немаловажны и такие факторы, как сниженная устойчивость к эмоциональным нагрузкам, отсутствие настоящих друзей и полноценных семейных отношений, неадекватность самооценки (причем опасны обе крайности – как чрезмерно завышенная, так и неоправданно заниженная самооценка), утрата ценности жизни.

Во-вторых, существуют достоверные признаки готовящегося самоубийства, и если вы заметите в поведении близкого человека тревожные моменты, будьте готовы прийти на помощь. К таким признакам относятся:

– приведение своих дел в порядок (особенно если обычно человеку это не было свойственно),

– прощание, которое выражается в том, что человек благодарит различных людей, оказавших ему помощь на разных этапах жизни (опять же, особенно этот признак важен, если ранее человеку это не было свойственно),

– неожиданное умиротворение, состояние удовлетворенности, контрастирующие с предыдущей депрессией: это связано с облегчением от принятия (наконец-то!) решения,

– бессонница после наступления умиротворения – накануне готовящегося события,

– письменные или словесные указания – намеки, разговоры «об одном знакомом» и т. д. – особенно это характерно для подростков.

В обществе распространено немало мифов о самоубийстве, ничего общего не имеющих с действительностью и опасных тем, что они существенно затрудняют адекватную оценку сложности ситуации и тяжести процессов, происходящих в психике человека.

Так, в обществе распространен миф о том, что человек, говорящий вслух о самоубийстве, никогда его не совершит. На самом деле учеными было доказано, что такое представление является опасным: многие люди, пытавшиеся покончить с собой, напротив, пытались раскрыть свои намерения, говорили о самоубийстве вначале как об общей проблеме, затем – проецировали ситуацию на себя «вот если бы меня не стало», и делали это в явной (в беседе с близкими) или косвенной форме (в виде дневниковых записей, вырезок соответствующих материалов из газет и журналов – «неожиданно» попадавшихся их родным и близким незадолго до суицидальной попытки, или даже «просто» обращений к врачу с жалобами на апатию, депрессию и отсутствие сил и желания жить). По статистике, свыше 80 % людей, совершающих суицид, предварительно дают знать о своем намерении другим людям так или иначе.

Происходит это потому, что самоубийство, за редким исключением, не совершается спонтанно (хотя в результате внезапного возникновения непереносимой психотравмирующей ситуации такое возможно) – оно «зреет» в течение определенного периода, проходя последовательно стадии от замыслов к намерениям и только потом – к их реализации.

Истинная причина самоубийств – не желание прекращения самой жизни, а желание прекращения боли, возникшей в этой жизни, желание прекращения невыносимой ситуации, способ которого видится только в прекращении самого существования.

Из этого следует, что истинным мотивом любого самоубийства является крик о помощи. Именно послание: «Обратите, наконец, внимание на то, как мне плохо, помогите мне!» – лежит в основе суицида.

Другое дело, что далеко не все самоубийства являются истинными. Зачастую, особенно в юном возрасте, попытка лишить себя жизни является демонстративной, однако даже самое несерьезное заявление подростка на эту тему заслуживает самого пристального внимания, поскольку мысль, однажды поселившаяся в сознании, может развиться до намерения и его осуществления, а поступок, даже самый демонстративный и насквозь фальшивый, может неожиданно для всех, включая самого самоубийцу, завершиться, если так можно выразиться, «удачей» – когда все действительно «получится» и демонстративное повисание в петле на глазах у несправедливых родителей или стервы-жены закончится настоящей смертью в случае, если те, кому адресован спектакль, задержатся на несколько минут: застрянут в пробке, остановятся побеседовать с соседями по подъезду…

Кроме того, часто повторяемый трюк с угрозой самоубийства в конце концов делает человека заложником своих же угроз, рано или поздно он получит в ответ либо полное невосприятие всерьез его слов, либо даже подстрекательство к реальному действию: мол, столько раз говорил, а на самом деле врал? Слабо? В подростковом мире таких подначек оказывается достаточно для фатального шага.

Бытует еще одно заблуждение относительно личности решившихся свести счеты с жизнью: что это слабые, а то и душевно больные люди. В реальности это не так: душевно больных среди суицидентов не более 40–50 %, остальные – психически здоровые, однако попавшие в сложное положение и не нашедшие из него выхода в силу своих личностных особенностей люди. Самоубийцы – личности сильные, способные на решение, даже такое страшное. Именно поэтому своевременно оказанная помощь и поддержка могут стать спасительным мостиком из мира смерти в мир жизни, которым человек, попавший в трудную ситуацию, сумеет воспользоваться: просто без посторонней помощи он может не увидеть иных возможностей решения, кроме ухода.

Что же можно противопоставить суицидальным настроениям? На каких струнах души можно сыграть, к чему можно взывать, чтобы вытащить человека из пучины отчаяния? Как правило, это ресурсы самой личности. Использовать в качестве «союзников» в борьбе с тягой к саморазрушению можно все, что значимо и существенно для человека:

– глубокую эмоциональную привязанность к родным и близким;

– выраженное чувство долга;

– инстинкт самосохранения (боязнь причинения себе физического вреда, боли);

– значимость общественного мнения и избегание осуждения со стороны окружающих;

– убеждение в неиспользованности всех жизненных возможностей;

– поиск ситуаций и людей, в которых и для которых этот человек действительно нужен и любим;

– наличие нереализованных пока творческих, семейных, профессиональных планов и замыслов, наличие значимых и еще не достигнутых жизненных ценностей и целей;

– наличие духовных, нравственных и религиозных ценностей, могущих выступить в данной ситуации в роли «тормозов»;

– и даже живописание внешнего вида после самоубийства – все это может выступить сдерживающими факторами, и даже стать «точками возврата».

Конечно, человеку, пережившему попытку самоубийства и даже находящемуся во власти пока лишь настроений и замыслов, необходима профессиональная помощь. Но и повседневное окружение неравнодушных и внимательных людей может оказать ему неоценимую услугу.

 

Как пережить горечь утраты?

Наиболее сильным стрессом, конечно, является смерть наших близких. Человек, к сожалению, не вечен. И даже самые лучшие, самые любимые люди рано или поздно покидают нас…

Пережить это сложно, горечь утраты на время затмевает для нас все на свете – но, так или иначе, жизнь продолжается и нам необходимо найти в себе силы идти дальше.

Как это сделать? Давайте поговорим…

Как бы нам ни было плохо и больно, процесс горевания необходим нам как особая работа души – работа по очищению, взрослению и принятию этого мира таким, какой он есть.

Для того чтобы эту работу выполнить, нам необходимо пройти все стадии горя до конца, принять его полностью и выпить эту чашу до дна. Если же нам не удается пойти по этому пути правильно, если мы застрянем на некоторых пунктах в пути следования, процесс горевания становится патологическим, и порой без помощи психотерапевта уже не обойтись.

С чего же начинается этот путь?

Первой нашей реакцией на смерть близкого человека является шок и оцепенение. «Не может быть» – это первое, что приходит в голову практически каждому: нам не хочется и даже физически «не можется» верить в произошедшее. Иногда человеку так больно, что все его реакции как бы притупляются, и внешне это может даже выглядеть как равнодушие: «ни слезинки не проронил». Однако обычно это просто защита нашей психики от слишком сильных эмоций, с которыми она не готова справиться. Увы, некоторые и не справляются, им не удается пойти дальше, и они психологически «каменеют» навсегда, особенно в случае потери горячо любимых людей – детей, супругов, родителей, эмоциональная привязанность к которым была чрезвычайно сильна.

На смену оцепенению приходит стадия поиска: человек принимает тот факт, что умершего нет рядом, но ему не верится, что это – навсегда. Умерший словно преследует горюющего: вот на улице показалось, что он прошел мимо, вот кто-то засмеялся точно так же, вот в его комнате что-то скрипнуло и на спинке стула – его свитер… Постоянно преследует ощущение, что тот, кто умер, на самом деле находится где-то совсем рядом. Иногда человеку начинает казаться, что он сходит с ума (а порой, увы, это происходит в действительности), особенно если горе в его жизни очень сильное или же просто первое, то есть ничего подобного он раньше не испытывал. Длится эта фаза от 9 до 40 дней: верующие люди считают, что душа умершего в это время находится на земле и прощается со всем, что было дорого.

В конце концов человек осознает реальность потери, и наступает стадия острого горя, когда отчаяние буквально «накрывает» с головой и появляется множество пугающих чувств и мыслей: о бессмысленности жизни, о собственной вине перед умершим, которую теперь не искупить; о тех словах, что не сказаны, и о тех обещаниях, которые не выполнены и уже не могут быть выполнены никогда… Умерший кажется нам лучше, чем мы думали о нем при жизни: вспоминается все хорошее, вытесняется из памяти все плохое. Поговорка «о мертвых или хорошо, или ничего» придумана не зря…

Иногда на этом этапе горюющий человек почти полностью уходит в себя, замыкается, отдаляется от близких, порой отождествляет себя некоторым образом с умершим: перенимает его привычки, походку, жесты; могут даже появиться симптомы заболеваний, которыми страдал умерший: признаки радикулита, гипертонии или мигрени у ранее совершенно здорового человека. К сожалению, не все выходят из этой фазы, оставаясь мысленно навсегда ближе к умершему, нежели к рядом живущим.

Пережить все это тяжело, но важно: в завершение этого этапа происходит разрыв старых эмоциональных связей с умершим и зарождение новых. Рано или поздно, но жизнь входит постепенно в привычную колею, и потеря дорогого человека перестает быть самым важным событием в жизни. Горе теперь не болезненно-острое и неотступное, а словно накатывает волной в связи с определенными событиями: вот наступает первый новый год без умершего; вот первый его день рождения прошел – без него самого; вот пришел по почте документ на его имя или позвонил старый знакомый из тех, кто ничего не знал о смерти… Слезы накатывают и подступает комок к горлу, однако мы уже смиряемся с тем, что случившееся – это данность, и что нам жить дальше. Годовщина смерти обычно является окончанием этого цикла.

Завершающая стадия – конструктивная, она адаптирует нас к реальности и примиряет с нею. Горе перерождается в памятование, в светлую печаль и грусть об ушедшем. В нашем сознании больше не живет покинувший нас человек – но остается его образ.

Этот этап – чрезвычайно важен: ведь можно пережить все предыдущие, но заблокировать воспоминания и не пустить образ умершего в свою нынешнюю жизнь. Тогда работа горя не будет выполнена до конца и облегчение так и не наступит.

Так нередко в семье, где погиб ребенок, родители словно «вычеркивают» этот страшный эпизод из жизни, запрещая и себе, и родственникам, и другим детям возвращаться к тем тяжелым событиям. Это путь к саморазрушению для всех членов такой семьи, поскольку позволить образам ушедших быть рядом – это очень важно, как важно и сохранить память обо всех, кто был частью нашей жизни, и радость от того, что эти люди в нашей жизни – БЫЛИ…