Усилия Орлова по созданию республиканской службы безопасности под контролем НКВД не прошли незамеченными и вызвали возражения со стороны республиканской администрации. В своих мемуарах министр образования коммунист Хосе Эрнандес задним числом резко и со знанием дела критиковал представителя НКВД за его зловещую роль в создании и руководстве работой СИМ (сокращение от Servicio de Inves-tigacion Militar) — внушающей страх Службы военных расследований. По его мнению, она предназначалась для того, чтобы стать механизмом для насильственного создания в Испании тоталитарного государства. Согласно утверждениям Вальтера Кривицкого, в марте 1937 года генерал Берзин направил конфиденциальный доклад военному комиссару Ворошилову, в котором сообщал о возмущении и протестах по поводу репрессивных операций НКВД, высказываемых высокопоставленными республиканскими официальными лицами. В нем утверждалось, что агенты НКВД компрометируют советскую власть непомерным вмешательством в дела и шпионажем в правительственных кругах и что они относятся к Испании как к колонии. Занимающий высокую должность генерал Красной Армии заключал свой доклад требований ем немедленного отзыва Орлова из Испании.
«Берзин абсолютно прав», — якобы сказал Слуцкий Вальтеру Кривицкому, который как раз оказался в Москве, когда был получен доклад генерала. По его словам, глава Иностранного отдела заявил далее, что «наши люди ведут себя в Испании, словно они в колонии, и обращаются даже с испанскими лидерами как колонизаторы с коренным населением». Когда Кривицкий спросил, какие он собирается принять меры, Слуцкий ответил, что это «решать Ежову», начальнику НКВД.
Находясь в добровольном изгнании в Соединенных Штатах, Орлов неоднократно опровергал утверждения своего бывшего коллеги Кривицкого как необоснованные. Он настойчиво отрицал какую-либо личную причастность к респрессивным операциям тайной полиции или участие НКВД в Испании в жестокой расправе с элементами антикоммунистической оппозиции в республиканском правительстве или вне его. В своих книгах и показаниях ФБР и сенатским комитетам Орлов стремился изобразить себя как профессионального советника испанского правительства по вопросам контрразведки и ведения партизанской войны. Он утверждал, что тех, кто обвинял его в более зловещей деятельности по поручению Сталина, побуждали к этому троцкистские симпатии и что он незаслуженно подвергался лживым нападкам.
Ни к утверждениям Кривицкого, ни к показаниям самого Орлова нельзя относиться с полным доверием, и не только потому, что они взаимно опровергают друг друга. И те и другие появились на свет в особых обстоятельствах. Кривицкий, офицер советской разведки, бежал на Запад в 1937 году и предал целый ряд известных ему агентов. Свои мемуары он писал, находясь уже на службе ФБР, в попытке самооправдания. Орлов давал свои показания в условиях, когда ему было жизненно необходимо получить разрешение на пребывание в Соединенных Штатах, а значит — скрыть нежелательную правду о своей работе в Испании.
Архивные документ» того времени позволяют установить историческую правду. Тот факт, что русская разведывательная служба разрешила публикацию материалов, которые в конечном счете подтверждают наличие скрытой от глаз темной стороны операций Орлова в качестве представителя НКВД в Испании, говорит о степени ее готовности служить интересам истории. Выдвинутые Эрнандесом и другими обвинения против Орлова в том, что он руководил борьбой с испанскими троцкистами, подтверждаются теперь его собственными отчетами, но только в том, что касается троцкистов, возведенных Сталиным в ранг своих личных врагов. Орлов физически не мог заниматься тотальными репрессиями, и приписывать ему жертвы взаимной вражды политических фракций республиканского лагеря было бы неправильно, да это и не подтверждается архивными документами.
Орлов не лгал в сенате США, когда говорил, что был в Испании в качестве профессионала. Задачей номер один для него являлось проведение вместе с республиканцами контрразведывательных операций по борьбе с подрывной деятельностью франкистов. Не прошло и двух месяцев со дня приезда Орлова, как его агенты раскрыли аванпост «Второго бюро» французского генштаба в Барселоне. «Сфотографированы 6000 документов», — доложил Орлов Центру, сообщив при этом, что «досье резидента «Александра» представляет интерес. Раскрыты итальянские и германские агенты». В другом сообщении от 5 марта 1937 г. он отмечал: «В Мадриде при нашем участии раскрыты две организации фашистов: 27 и 32 человека. В Валенсии на основе архива итальянского консула арестованы итальянцы — братья Богани и Карлоти Полити и тринадцать испанцев: Полити сознались, что вели разведывательную работу с 1930 года в Валенсии по поручению итальянского консула».
После прибытия из Москвы дополнительного контингента офицеров НКВД контрразведывательные операции были расширены. К маю 1937 года советские консультанты по вопросам безопасности были размещены Орловым в местных испанских органах безопасности в Мадриде, Барселоне, Бильбао и Альмерии. Из своей штаб-квартиры, расположенной в отеле «Метрополь» в Валенсии на восточном побережье, Орлов руководил не только персоналом НКВД, но и оказывал помощь республиканской службе безопасности (СИМ). Удобное расположение его штаб-квартиры, на полпути между Барселоной и Картахеной, обеспечивало Орлову возможность совершать поездки в другие районы, контролируемые республиканцами, и позволяло ему выбираться за Пиренеи для встречи с Филби во Франции.
В июне 1937 года, проанализировав последние результаты контрразведывательной работы в Испании, Орлов с явным удовлетворением подытожил свои успехи:
«Арестован шпион — лейтенант интербригады Максим Старр, член НСДАП, агент гестапо, бывший член штурмового отряда, провокатор в компартии Германии. Арестованы немецкие шпионы Эрнест Клемент и Мюллер. Взят радиопередатчик. В голландском посольстве обнаружен и арестован руководитель германского шпионажа в Испании бывший атташе посольства Алекс. В результате агентурной разработки по нашему указанию арестован племянник короля Альфонса подполковник Хосе Бурбон де ла Торре. Следствие выясняет его фашистские связи. В Валенсии выявлен подпольный склад оружия и 400 бомб. Разоблачен и арестован крупный аферист Маркенштейн, получивший от Прието 5000 фунтов на поставку оружия».
Сообщения, которые Орлов получал от своей растущей сети агентов, дают основания предполагать, что британская разведслужба не упускала ни единой возможности для шпионской деятельности по обе стороны линии фронта в Испании, нередко прибегая к хитроумным комбинациям:
«Арестован агент Интеллидженс сервис индус Эрик Эдуард Дут, прибывший из Саламанки в Валенсию по заданию руководителя И. С. в Гибралтаре — Мерфи. В Саламанке Дут был связан с руководителем гестапо — Фишером. При обыске у Дута найдена копия секретного доклада, посланного из Саламанки в И. С., о его деятельности за время пребывания на территории Франко. На основе имевшихся агентурных данных арестован также английский разведчик Кинг, у которого обнаружен вопросник Интеллидженс сервис для заполнения данными о состоянии республиканских войск. Арестованный по этому делу информатор Кинга немец Рудольф Ширман состоял в Интернациональной бригаде».
Четыре толстых архивных тома оперативной переписки с резидентурой НКВД в Испании заполнены сообщениями Орлова о разоблачении шпионов в рядах республиканцев, проникновению в которые способствовали как междоусобная борьба политических фракций, так и неразбериха гражданской войны. Они показывают также, что Орлов достиг существенных успехов в проведении партизанских операций, чем помогал республиканцам сеять смятение в тылах франкистов.
«Партизанские операции в Испании начались весьма скромно с организации двух школ диверсантов, в каждой из которых обучалось примерно 200 человек; одна была расположена в Мадриде, а другая — в Бенимамете, неподалеку от Валенсии. Впоследствии к ним добавились еще четыре школы, в одной из которых, в Барселоне, обучалось 500 человек, — писал Орлов в своем «Пособии», двадцать страниц в котором было отведено сведениям о ведении партизанской войны. Сообщения того времени, направляемые им в Москву, подтверждают, что к апрелю 1937 года учебные лагеря функционировали в Валенсии, Барселоне, Бильбао и Архене, где находилась школа для обучения партизанского командного состава. В этих лагерях, предназначенных для молодых испанцев, служащих в республиканской армии, немецких коммунистов из Интернациональной бригады и даже бывших офицеров царской армии, надеявшихся заработать себе право возвращения на родину, готовили подрывников, вели стрелковую подготовку и учили, как устраивать налеты и засады, добывать пищу на местности в ходе дальних марш-бросков с грузом в двадцать пять фунтов за спиной. Были созданы одна кавалерийская и пять пеших штурмовых групп. Орлов лично следил за подготовкой бронетанковой группы в составе трех захваченных германских танков и семи немецких интернационалистов, которые обучались вместе с группой парашютистов-диверсантов для заброски в тылы франкистов.
По словам Орлова, «республиканские партизанские силы быстро росли и к лету 1937 года их операции стали более сложными. Партизанские «командос» получали задание не только выводить из строя линии связи, но и изматывать противника в глубине его территории, нападая на оружейные склады и устраивая засады на движущиеся колонны войск и автоконвои с военным снаряжением».
Орлов явно получал удовольствие, руководя «марксистскими партизанами», как пресса националистов называла по приказу Франко республиканские нерегулярные силы. Для Орлова это была возможность применить на практике многочисленные тактические навыки, приобретенные им в молодые годы, когда он командовал войсками на польском фронте. Его партизанские отряды численностью до пятидесяти человек нередко действовали на расстоянии 150 км за линией фронта, глубоко проникая на захваченную врагом территорию, чтобы взрывать электролинии и мосты, а затем поджидать в засаде франкистские отряды, которые неизменно посылались на место происшествия. Он вспоминает как в ходе одной ночной операции против вражеского конвоя были уничтожены двенадцать грузовиков, а другой ночью было совершено нападение на аэродромы франкистов группой партизан под командованием известного бойца капитана Николаевского. Этот светловолосый гигант, надев повязку со свастикой, выдал себя за немца, и часовые франкистов пришли в смятение, обнаружив, что их «союзники» расстреливают ряды стоящих на земле самолетов Франко.
Активная партизанская кампания республиканцев проводилась Орловым в течение лета и осени 1937 года. Его отряды проникали более чем на 300 км в глубь территории, занятой франкистами, двигаясь среди рудников в Рио Тинто и Ароче, где дикие горы Астурии вдоль северного побережья Испании оказались самым подходящим местом для подобных операций. Они сковывали действия тысячных отрядов франкистов и приводили в хаотическое состояние работу крупнейших в мире медных рудников, вызывая сокращение добычи богатой содержанием металла руды, которой Франко расплачивался за немецкое вооружение. Более 3000 республиканцев были в конечном счете вовлечены в партизанские операции, причем немало людей было набрано из числа сочувствующих испанских шахтеров. Они показали себя большими умельцами в изготовлении мин из захваченного у противника динамита. Эти партизанские группы, снабжавшиеся с помощью грузов, сбрасываемых с транспортных самолетов советского производства, действовали под командованием майора Стрика и капитана Глушко — двух самых опытных советских специалистов по партизанским действиям из команды Орлова.
Эти партизанские операции не только помогали республиканской армии удерживать военную инициативу в течение значительной части 1937 года, но и, как позднее указывал Орлов, позволяли советским офицерам набраться опыта, который впоследствии использовался Красной Армией против немцев во время второй мировой войны. Испанская диверсионная группа, столь ярко описанная Эрнестом Хемингуэем в романе «По ком звонит колокол», перекликается с взятыми из жизни описаниями в докладах Орлова о боевой готовности: «Диверсионный отряд в 32 человека готов. Подготовка несколько затянулась, так как удалось добыть строевых лошадей и требовалась кавалерийская учеба. Кроме того, требовалась подготовка по взрывному делу. Отряд снабжен пулеметами (станковыми и ручными), карабинами, гранатами, солидным количеством взрывчатых веществ и приспособлений.
На днях отряд перейдет в тыл в районе Аранхуэса».
«Взятие Теруэля и отбитые зверские атаки Франко внесли буквально перелом в армии и в стране, — сообщал Орлов Московскому центру в декабре 1937 года. — Армия научилась драться, выдерживает бои, которые по технике превосходят бои первой мировой войны». Кульминацией наступления республиканских войск в декабре 1937 года стало взятие ими города Теруэля, который был цитаделью националистов в горах Арагона. Однако повторный захват его франкистами два месяца спустя был наглядным доказательством того, что противник научился принимать эффективные контрмеры против партизан, успешно защищая жизненно важные линии коммуникаций.
«Диверсионная работа остается очень важной, — писал Орлов в Центр после взятия республиканскими войсками Теруэля. — Работать становится неимоверно трудно. Враг перешел к серьезной охране дорог, мостов, ж. д. путей, электромагистралей. Не бросая работы в ближнем тылу, ставим перед собой задачи «квалифицированных» операций: налетов на концентрационные лагеря противника для освобождения арестованных коммунистов, социалистов и революционных рабочих, захвата небольших городов, не имеющих сильных гарнизонов, типа Сеговии и т. д.».
В течение 1937 года Орлов посвятил основные усилия ведению успешной партизанской войны в центральной и северной частях Испании, однако, как показывают архивные документы, относящиеся к деятельности руководимой им резидентуры НКВД, он не пренебрегал своей главной обязанностью — операциями по сбору развединформации. Узнав, что у республиканского правительства не имеется организации, способной собирать политическую развединформацию за границей, он наскоро создал таковую практически на пустом месте. К маю 1937 года он уже имел возможность послать в Москву первую развединформацию, собранную сетью испанских журналистов и дипломатов за границей, то есть аппаратом, деятельность которого Орлов координировал через Отдел информации министерства иностранных дел:
«Отношения, сложившиеся у нас с мининделом, дают возможность читать все шифртелеграммы — исходящие и входящие. Прилагаем материалы:
а) о 7-м армейском корпусе в Мюнхене, который является базой для интервенции в Испании. Там есть специальная офицерская школа для испанцев;
б) о горных бригадах германской армии, их формировании, местонахождении, количестве и т. д.;
в) о вербовке и отправке в Испанию частей СА морского стандарта в Хемнице, об отправке из Баварии в Испанию 1200 саперов из батальонов 7, 10, 15, 17, 47;
г) о племяннице фон Бломберга — Лидии Марии Атцель де Борозон, руководящей шпионской работой в Барселоне;
д) о видной германской шпионке, работающей в Марселе для Франко, — Ади Эйберг;
е) об испанском консуле в Монпелье — Рочо, работающем в пользу Франко».
Новые источники, которые Орлов приобрел с помощью испанцев, давали НКВД возможность расширить диапазон зарубежных разведывательных операций. Сети, созданные резидентурой в Валенсии, вскоре позволили Орлову распространить свою деятельность на Испанское Марокко и Францию. Как показывают документы НКВД, степень доверия к Орлову была настолько высока, что ему была предоставлена необычная самостоятельность. В отличие от других руководителей резидентур НКВД, ему не требовалось запрашивать разрешения из Москвы в каждом случае, когда он принимал важное административное или оперативное решение в Испании. К сожалению, — в результате этого стало труднее проследить многие из операций Орлова, поскольку о них просто не докладывалось и в архивах не содержится каких-либо подробностей о них. На некоторые из наиболее любопытных случаев, с которыми он был связан в Испании, имеются лишь намеки в отрывочных сообщениях. Так, например, это касается операции, упомянутой в его письме в Москву от 29 декабря 1936 г.: «Очень прошу выслать хотя бы 2–3 радиопередатчика. Они срочно необходимы для снабжения нашей сети в Гибралтаре, о которой я вам сообщал. Второй понадобится для племянника премьера Франко К. (кличка «Племянник»), посланного нами к врагу».
Это сообщение показывает, что Орлов использовал высокопоставленные источники развединформации и из ближайшего окружения Франко. Одним из самых надежных его источников во франкистском лагере был КйМ Филби. Как уже говорилось, кандидатура Филби некоторое время рассматривалась на предмет попытки организации похищения Франко, и Орлов регулярно получал информацию от британского журналиста лично, совершая поездки в Нарбонн и другие городки, расположенные с французской стороны вдоль испанской границы.
Архивы испанской резидентуры показывают также, что Орлов использовал свою жену Марию (псевдоним «Жанна») в качестве курьера. В одном из сообщений указывается, что «Жанна» после двухмесячного перерыва установила контакт с женой «Зенхена», а это говорило о том, что жена Филби, Литци Фридман, с которой он разошелся (она была в то время в Лиссабоне), встречалась с женой Орлова. Это заставляет по-новому взглянуть на историю Филби, поскольку Литци, хотя она уже давно жила раздельно со своим мужем, продолжала поддерживать рабочие отношения с советской разведслужбой. Филби также служил для Орлова образцом для использования других иностранных журналистов в качестве советских агентов. Это видно из письма в Москву, отправленного в мае 1937 года, в котором он называет имена других потенциальных агентов, разрабатывавшихся сотрудницей советской разведки, действовавшей под псевдонимом «Каро»:
«О работе по посылке людей в тыл к Франко как через анархистов, так и путем отбора в Англии журналистов. «Каро» (сотрудница резидентуры Орлова. — О. Ц.) была командирована мною в Париж, где передала задание англичанину Б. Э. (журналисту) отобрать несколько надежных журналистов в Лондоне для направления на ту сторону. Б. Э. порекомендован нам нашим источником — английским журналистом, представляющим «United Press» {Америка], Б. 24-го [мая 1937 года] встречусь в Париже с кандидатами на переброску к Франко».
Точно установить личности английских и американских журналистов на основании дошедших до наших дней документов невозможно. Нет также никаких сведений о том, успешной ли была поездка Орлова в Париж для их вербовки. Не вполне ясно также, что именно получилось из намерения Орлова привлечь к сотрудничеству сына Уинстона Черчилля Рэндольфа, видного журналиста, когда он посетил Испанию весной 1937 года. В архивных документах резидентуры НКВД в Барселоне имеется упоминание, которое дает основания предполагать, что «Каро» с ним беседовала. Они обсуждали операцию, в которой Черчилль, по-видимому вызвался помочь, — это следует из нескольких строк, содержащихся в сообщении Орлова от 4 мая 1937 г.: «Обращаю Ваше внимание на прилагаемое донесение о нашей связи с лордом Черчиллем и о ценных услугах, которые он готов нам оказать. Надеемся при его помощи через фашистские организации Англии направить к Франко врачей и сестер в разведцелях». Сведения об этом контакте подтверждаются отчетом «Каро» о ее работе в Испании, содержащимся в архивах НКВД. Однако неполные записи не показывают, был ли когда-нибудь приведен в исполнение этот конкретный план использования связи с Черчиллем.
Отсутствует также конкретная информация о еще более грандиозных проектах Орлова, в том числе о его плане отобрать и обучить немцев и итальянцев, сражающихся на стороне республиканцев, для осуществления диверсионных операций в их родных странах в том случае, если Гитлер и Муссолини, как он предсказывал, развяжут еще одну всеевропейскую войну. К числу других остроумных операций Орлова относится следующая: заставить Бретеля, губернатора Мурсии, соседней с Валенсией провинции, организовать восстание через свои связи в Испанском Марокко, являвшемся стратегической базой, откуда Франко начинал свою кампанию и откуда он продолжал получать оружие в войска. Губернатор был открыто признанным коммунистом, а поэтому его использование в операции НКВД без согласования с Москвой было грубым нарушением правил. Тем не менее Центр закрыл глаза на то, что Орлов привлек Бретеля к операции, которая в январе 1937 года выглядела весьма заманчиво. После поездки Бретеля в Марокко Орлов сообщил, что губернатор Мурсии создал группу из-шести человек, которая заявила, что для начала мятежа потребуется лишь согласие французского правительства и «несколько миллионов франков». Когда французы дали понять, что у них имеются большие сомнения в отношении антифранкистского восстания, которое могло бы перекинуться на их собственную территорию в Марокко, неизменно предприимчивый Орлов спланировал и осуществил то, что теперь назвали бы «активным мероприятием».
Изобретательнось и дерзость были характерными чертами тщательно продуманных операций Орлова, и эта не была исключением. В самом начале войны в Испании резидентура НКВД в Барселоне завербовала русского эмигранта Александра Матвеевича Асангаева, инженера-транспортника, эмигрировавшего в Испанию после революций и прославившегося тем, что он построил мурманскую железную дорогу и несколько иностранных морских портов. Его «звездный час» настал в конце 1936 года, когда по просьбе генерального консула в Барселоне Антонова-Овсеенко Орлов поручил ему «составить легендированный план германской экспансии в Испании, направленный главным образом против Франции». С самого начала в его намерения входило организовать дело таким образом, чтобы подробности плана «нечаянно» попали в руки французов. Когда «Санго» (псевдоним Асангаева) разработал этот тщательно продуманный обман, он представил фальшивую документацию лично Орлову на одобрение. «Документы составлены так, что их опубликование запугало бы французский штаб и общественное мнение Франции, — писал Орлов в Москву. — Антонов просил нас опубликовать документы в Париже сейчас, к сессии Лиги наций, но мы без вашего анализа «документов» с точки зрения их безупречности этого сделать не смогли». Поэтому он попросил Москву удостоверить «подлинность» мастерски подделанных документов, которые должны были показать, что Гитлер готовился изолировать Францию как от Испании, так и от ее африканских колоний, направив немецкие войска для оккупации стратегических пунктов на Иберийском полуострове и Балеарских островах. «Документы были якобы найдены испанскими властями на территории германского посольства в Мадриде, — писал Орлов. — Мы прилагаем материал, состоящий из двух меморандумов: первый представляет собой военный стратегический план (с диаграммой и картой), а второй — экономический план».
Обманный план, первоначально задуманный в декабре 1936 года, был приведен в исполнение с одобрения Москвы летом 1937 года. К сентябрю Орлов мог сообщить Центру, что, судя по информации, полученной через его агентов в Париже, он удался лишь частично. Французский генштаб, по словам Орлова, заглотнув наживку, подготовил секретный доклад правительству, подчеркнув «пагубность для Франции победы Франко». Он утверждал, что его собственные надежные источники заверили его, что «французское правительство склоняется к оказанию активной помощи республиканской Испании вооружением». Но республиканцам так и не удалось окончательно договориться о военной помощи со стороны Франции. Французское правительство, лавировавшее перед агрессивной наступательностью политики гитлеровской Германии, пошло только на то, чтобы периодически открывать пиренейскую границу для пропуска вооружений и тут же закрывать ее.
Орлову повезло больше с осуществлением секретного плана использования членов Интернациональной бригады в советской разведывательной деятельности. Они представляли собой тот сырой материал, из которого Орлов тщательно отбирал кандидатов для обучения в нелегальной разведывательной школе под условным названием «Строительство». Существование этой первой заграничной разведшколы НКВД, в отличие от лагерей, где обучали ведению партизанской войны и диверсионной деятельности, скрывалось от испанских властей.
«Учтите, что вся школа нелегальна, — писал Орлов в Москву в начале 1938 года. — И при строжайших мобилизациях на фронт и борьбе с дезертирством наших людей могут захватить». Он добавил, что ему пришлось потрудиться, чтобы не допустить призыва на военную службу своих обучающихся агентов. Он лично отбирал кандидатов для обучения из бойцов Интернациональной бригады, которых его советские офицеры выделили как наиболее преданных идее борьбы с фашизмом. После обучения правилам конспирации, тайной связи и разведывательному мастерству самые лучшие выпускники «Строительства» были сочтены слишком ценными кадрами, чтобы продолжать воевать в Испании. Вместо этого их выводили через Францию в Западную Европу, откуда они, получив задания, разъезжались по всему миру. Правила конспирации в испанской разведшколе были настолько строгими, что ее слушатели были зарегистрированы только под номерами, чтобы исключить установление их личности. Их настоящие имена были известны лишь очень ограниченному кругу людей, включая самого Орлова. Такая секретность была необычной даже для НКВД. Подтверждением этого служит письмо, написанное Орловым в Центр 10 мая 1938 г.: «Изготовленные паспорта прошу присылать на мое имя строго лично (последние два слова подчеркнуты. — О. Ц.), чтобы никто их новых фамилий не знал».
Учебный план «Строительства» также контролировался самим Орловым, который стал «крестным отцом» для многих ценных агентов. Существование нелегальной разведывательной школы, которую он организовал в Испании, было еще одним секретом, который Орлов тщательно скрывал от американцев, так же как и личности некоторых из самых многообещающих ее выпускников. Среди тех, имена которых теперь можно назвать, были Вильгельм Феллендорф и Альберт Хесслер, которые впоследствии стали подпольными радистами в берлинском отделении «Красной капеллы». Один из выпускников был американским гражданином и впоследствии стал одним из членов агентурной сети, которая помогала советской разведке получить в США секреты производства ядерного оружия.
Досье Орлова из архивов НКВД показывает, что именно он завербовал бойца Интербригады Мориса Коэ-на, американского еврея из Бруклина, который добровольцем пошел сражаться в Испанию в составе батальона Линкольна. Коэн, твердый коммунист и бывшая звезда футбола среди учащихся средней школы, был отобран для обучения в разведывательной школе, где проявил особые способности к секретной работе. Его досье из архивов НКВД показывает, что активная карьера Коэна по продолжительности соперничала с карьерой Филби.
«В апреле 1938-го, — рассказывал Коэн в автобиографии, написанной для КГБ, — я был в составе группы людей разных национальностей, направленных в секретную школу в Барселоне. Наш главный комиссар и руководители были советскими». После возвращения домой и службы в армии США во время второй мировой войны Коэн и его жена Лона, столь же преданная коммунистка, были вовлечены в советскую сеть атомного шпионажа. В отличие от супругов Розенберг, которые, несмотря на отрицание ими своей причастности, были признаны виновными и казнены на электрическом стуле в тюрьме штата Нью-Йорк в Оссининге в 1953 году, Морису Коэну и его жене удалось избежать ловушки ФБР и ускользнуть за границу, где еще один тайный советский агент с кембриджским образованием, дипломат по имени Даниэль Патрик Костелло, раздобыл для них новозеландские паспорта на имя Питера и Хелен Кро-гер. Затем супружеская пара направилась в Англию, где возобновила операции, обосновавшись в качестве букинистов в западной части Лондона. Их расположенное на окраине в Руислипе бунгало обеспечивало радиосвязь и техническую помощь советской агентурной сети, действовавшей под руководством Гордона Лонсдейла, «нелегала» КГБ, настоящее имя которого было Конон Трофимович Молодый. Эта сеть занималась добыванием секретов подводного оружия и подводных лодок с британской военно-морской базы в Портленде вплоть до провала их второй группы в 1961 году, после того как ЦРУ получило наводку от польского перебежчика Михаила Голеневского.
После сенсационного судебного процесса по делу о шпионаже судья приговорил к длительному тюремному заключению Молодого, Коэнов и их соучастников Гарри Хаутона и Этель Джи, членов так называемой портлендской группы. Молодый отбыл всего три года из двадцати пяти лет, к которым был приговорен, а затем был освобожден в результате обмена на английского шпиона, отбывавшего наказание в СССР. Коэны, однако, отбыли часть своего срока заключения и лишь также в результате обмена потом были отправлены в Москву, где и жили тихой жизнью людей, удалившихся от дел после бурной шпионской деятельности, в которую Морис Коэн был первоначально вовлечен в Испании Александром Орловым.
Еще одним добровольцем из Интернациональной бригады был Кирилл Хенкин, еврейская семья которого уехала из России в 1923 году. Преданный марксист, Хенкин обнаружил, что французские коммунисты мало чем могли помочь бывшему советскому гражданину, «жаждущему пойти бороться с фашизмом». Его приезд в Испанию из Парижу весной 1937 года был в конце концов организован Сергеем Эфроном, таким же, как Хенкин, советским эмигрантом. «В мою задачу входило добраться до Валенсии, пойти в отель «Метрополь» и спросить товарища Орлова», — так описывал Хенкин инструкции, которые ему были даны. Эфрон заверил его, те «в окопах может сражаться любой», но если он обратится к этому конкретному русскому генералу, то получит «интересную» работу, не объяснив точно, что за «интересная» работа его ожидает.
Как вспоминал впоследствии Хенкин, он был преисполнен ожидания, когда прибыл в Валенсию, усталый и голодный после ночи, проведенной в вагоне, переполненном добровольцами из Интернациональной бригады, вместе с которыми он пересекал границу. Он без каких-либо затруднений нашел штаб-квартиру Орлова в восьмиэтажном здании отеля «Метрополь», поскольку это был самый новый и самый фешенебельный отель в городе, расположенный рядом с ареной для боя быков, напротив здания железнодорожного вокзала.
«Загорелые светловолосые мужчины в форме сидели в туристских автомобилях, припаркованных перед отелем. Вход охраняли вооруженные сербы. За конторкой регистратора вместе со служащими отеля стояли несколько мужчин в штатском с проницательными глазами — того же типа, что и во всем мире», — вспоминал Хенкин. Он быстро понял, что находится в штаб-квартире советской разведки в Испании, когда его проводили на шестой этаж в просторный номер генерала, ответственного за операции НКВД. Судя по первому впечатлению, Орлов был далеко не типичным русским военным офицером. Как вспоминает Хенкин, это был утонченный человек, более привычный к комфорту, чем к суровой фронтовой жизни: «Когда мы вошли в комнату, Орлов сидел довольно далеко от меня. Я поразился, насколько тщательно он ухаживал за собой. Он только что побрился и сбрызнул себя одеколоном. На нем была утренняя одежда: фланелевые брюки и шелковая сорочка без галстука. На поясе в открытой замшевой кобуре виднелся пистолет «Вальтер» 7,65 калибра».
Но не только вид пистолета и запах одеколона запечатлелись в памяти неопрятного, смертельно уставшего молодого добровольца, только что прибывшего из лагеря для новобранцев Интернациональной бригады, он был «заворожен и парализован» видом роскошного завтрака, накрытого на сервировочном столике, который вкатил слуга в белой униформе. «Орлов намазал маслом горячий подрумяненный ломтик хлеба, откусил кусочек и занялся яичницей с ветчиной, время от времени прихлебывая кофе», — вспоминал Хенкин, отметив при этом, что генерал не притронулся к сливкам. «Он слушал меня рассеянно, иногда задавая вопросы, чтобы смутить меня, но большую часть времени он меня не перебивал. Что касается меня, то я изо всех сил старался не пялиться на еду — не для того, чтобы скрыть, что я голоден, а чтобы не утратить достоинство. Целые сутки у меня не было крошки во рту». Подобрав яичный желток булочкой и допив свою чашку кофе, Орлов вынул пачку «Лаки страйк», зажег сигарету и, показывая, что разговор закончен, сказал ошеломленному Хенкину: «Мы с вами свяжемся».
Вызова из штаб-квартиры НКВД так и не последовало. Оценив его как потенциального кандидата для обучения в шпионской школе, Орлов, очевидно, решил, что этот молодой русский эмигрант из Франции не создан для «интересной работы» в советской разведывательной службе. Хенкин, который впоследствии после возвращения в СССР утверждал, что он проходил обучение в качестве «нелегала» НКВД, был тем временем назначен в партизанское подразделение в Испании. Он виделся с Орловым еще один раз в Барселоне на следующий год, незадолго до внезапного отъезда генерала из Испании.
Возможно, сам Хенкин и не добился большого успеха, но он был лично знаком с несколькими людьми из Интернациональных бригад, которые работали на НКВД, участвуя в секретных операциях против троцкистских фракций в Испании. Одним из них был Лотар Маркс, ссыльный немецкий коммунист, который вместе с Хенкиным приехал из Франции. По словам Хенкина, Маркс фактически никогда не служил ни в одной из Интернациональных бригад или в партизанских подразделениях, однако периодически навещал партизанский отряд Хенкина и общежитие на авениде дель Тибидабо, где жили партизаны. «Орлов присылал за ним машину, и он отправлялся (обычно ночью) к нему на доклад, — писал Хенкин. — Он сам иногда рассказывал мне, что является политработником в одном троцкистском подразделении». Впоследствии он признался, что ему удалось проникнуть в троцкистское руководство. Хенкин также встречал других русских ссыльных в Испании, которые занимали видное положение в троцкистских подразделениях; одним из них был человек по фамилии Нарвич, которого, как ему помнится, «избили, подкараулив в темном углу», когда обнаружилось, что Он является агентом НКВД.
Орлов, как узнал Хенкин от Лотара и других товарищей, работавших на контрразведку НКВД в Испании, курировал агентов внедрения, которым предстояло проникнуть в ПОУМ (Рабочая партия марксистского единства — Partido Obrero de Unificacion Marxista) со штаб-квартирой в Каталонии. Как узнал Хенкин, «искоренение троцкизма и уничтожение троцкистов осуществлялись под непосредственным руководством Орлова». Рамон Меркадер, испанец, которому в 1941 году удалось в конечном счете убить Троцкого ледорубом в Мексике, был одним из товарищей Хенкина по партизанским отрядам, которые сражались в тылах франкистов. Как рассказывал Хенкин, Меркадер пользовался особыми привилегиями, поскольку к нему с уважением относились «в верхах». Мать Рамона, очаровательная Каридад Меркадер дель Рио, была другом — а как утверждали некоторые, любовницей Леонида Эйтингона, первого заместителя Орлова в Испании. Помимо руководства деятельностью Гая Бёрджесса основной задачей Эйтингона было руководство партизанскими операциями под именем полковника Наума Котова. Меркадер стал человеком из ближайшего окружения Орлова, и Хенкина ничуть не удивило, когда он узнал в начале 1938 года, что Эйтингон устроил тому направление в Москву для прохождения специальной подготовки. Хенкин отмечает, что, поскольку именно Орлов раздобыл ему паспорт, он, должно быть, был осведомлен о том, к выполнению какого задания готовят Меркадера.
Как показывают исторические документы, Орлов был значительно глубже вовлечен в безжалостное преследование Сталиным Троцкого и его французских и испанских последователей, чем он когда-либо признавал в своих показаниях ФБР или сенату. Главной целью операций НКВД в Испании была ПОУМ, революционная каталонская группа марксистов, объявивших войну Сталину и обвинявших советского диктатора в измене революции путем создания «бюрократического режима ненавистного предателя». Подстрекаемые своим лидером, Андрэу Нином, испанские марксисты-радикалы пригласили Троцкого жить в Барселоне, провозглашая необходимость свергнуть «буржуазную демократию» поддерживаемой коммунистами администрации Народного фронта. Будучи видной фигурой в троцкистских кругах, Нин после октябрьской революции 1917 года уехал в Россию, где стал близким соратником Троцкого. После высылки Троцкого из СССР в 1929 году Нин покинул его и вернулся в Барселону, где в 1935 году вместе с Хоакином Маурином основал свою революционную марксистскую партию. ПОУМ бросила вызов Сталину в 1937 году, как раз в то время, когда советский диктатор наращивал темпы чистки рядов старой гвардии большевиков в СССР под предлогом искоренения пагубной троцкистской идеологии. Для Нина и многих его сторонников оказался в конечном счете фатальным вызов, брошенный в то время, когда советское влияние на испанское правительство достигло своего зенита после победы республиканской армии над националистами при Гвадалахаре.
Демонстрируя Москве преданность испанской коммунистической партии, ее лидер Хосе Диас 5 марта 1937 г. заклеймил членов ПОУМ как «агентов фашизма, укрывшихся за якобы революционными лозунгами». На бурном закрытом собрании исполкома партии, где присутствовала группа советских представителей, включая Орлова, представителя Коминтерна Стефанова и советского поверенного в делах Гайкина, было решено отправить в отставку премьер-министра Ларго Кабальеро и заменить его более сговорчивым министром финансов Хуаном Негрином. Революционер-радикал Кабальеро отказался санкционировать чистку рядов ПОУМ и выступил против того, что он считал сталинскими излишествами, — набирающих силу операций НКВД цод руководством Орлова. Негрин же поддержал коммунистов и призвал к изгнанию возмутителей спокойствия и революционных марксистов. В то время как республиканские заговорщики начали готовить свержение премьер-министра, Орлов привел в действие сложный план дискредитации ПОУМ. Поднимающаяся волна насилия и терроризма на улицах, с помощью которых анархисты и троцкисты подрывали в Каталонии авторитет правительства и его коммунистических сторонников, давала в руки НКВД удобный политический предлог для того, чтобы окончательно разделаться со сторонниками Нина.
Агенты Орлова уже внедрились в руководство Федерации испанских анархистов и ПОУМ. Они докладывали в штаб-квартиру НКВД о подготовке к вооруженному мятежу, которую вели обе группировки. Это не было чем-то новым или неожиданным для Орлова, ко+орый еще в октябре 1936 года сообщал в Москву, что «троцкистская организация ПОУМ, активно действующая в Каталонии, может быть без труда ликвидирована». После поездки в Барселону он передал в Москву в декабре 1936 года: «В связи с полученными сведениями о том, что троцкистами (ПОУМ) в Барселоне подготавливается к началу января активное выступление, а также в целях активной разработки раскрытой фашистской организации на заводе «Испано-Сюиза» выезжаю в Барселону». О том же восстании телеграфировало в Центр советское посольство в Берлине после получения анонимного сообщения от Харро Шульце-Бойзена. Благодаря его связям в штабе «люфтваффе» стало известно, что германские агенты проникли в троцкистские круги в Барселоне с намерением организовать путч.
Предполагаемое восстание в Каталонии началось, однако, только в мае 1937 года. Оно вспыхнуло, когда президент Асанья обратился к провинциальному совету Каталонии, который после бурного заседания проголосовал за то, чтобы направить на следующий день войска для захвата центральной телефонной станции. Анархисты при поддержке ПОУМ воспользовались этим приказом в качестве предлога для начала кровавого восстания против республиканского правительства в Мадриде.
«Было уже давно известно, что ФАП [фашисты — анархисты — поумовцы] готовят путч в Каталонии, провоцируя его всяческими средствами, — сообщал в дни мятежа из Барселоны Орлов. — События в Барселоне начались несколько дней тому назад рядом столкновений и инцидентов. Основным сигналом к восстанию послужило убийство 7 анархистов из правительственных частей при занятии правительственными войсками границы у Ауксерда. 4 мая началась вооруженная борьба между элементами ФАП, с одной стороны, и частями Генералидада [правительство Каталонии] и ПСУ К [Объединенная социалистическая партия Каталонии] — с другой. Сегодня, 7 мая, борьба носит жестокий характер, есть много раненых и убитых. Среди убитых генеральный секретарь УХТ [Всеобщий союз трудящихся] коммунист Сес и тяжело ранен начальник внутренней охраны Каталонии Эскобар. Убийства совершены при входе в Генералидад. Участие ПОУМ в путче на стороне анархистов самое активное. Троцкистские барселонские газеты от 5 мая призывали к вооруженному восстанию. По радио передавался призыв к бедным каталонским рабочим покончить с Компанисом, Касаресом и марксистами и мирно соединиться с войсками Франко на арагонском фронте».
Кровавые уличные бои в Каталонии стали предвестником необузданного насилия, разразившегося по всей территории Испании. Москва быстро отреагировала на это, приказав коммунистам потребовать репрессивных мер против ПОУМ. Это раскололо их союз с тред-юнионистом Ларго Кабальеро, кабинет которого немедленно пал. Негрин, лидер Испанской социалистической рабочей партии, при тайной поддержке коммунистов стал премьером 16 мая 1937 г. Это расчистило путь для наступления на несогласных анархистов и марксистов в Каталонии. Новый премьер обвинял их в саботаже усилий, направленных на победу в войне; эта политика перекликалась с проводимой Москвой всемирной кампанией против Троцкого и его последователей. Внедрив не менее пяти своих агентов в барселонскую штаб-квартиру Нина, Орлов получил возможность держать Москву в курсе его деятельности, получая информацию изнутри, из совета ПОУМ.
ПОУМ стала мишенью в кампании, проводимой Сталиным против Троцкого и его сторонников. Используя в качестве оружия свое перо, чтобы обрушить град брани на бывшего товарища по партии, Троцкий из норвежской ссылки неоднократно пытался привести в боевой порядок внешнюю оппозицию советскому диктатору. В то же время чистка в СССР сметала все остатки инакомыслия внутри страны. Международная штаб-квартира троцкизма находилась в Париже, где энергичный сын Троцкого, Лев Седов, руководил делами центра исследований и пропаганды, организованного под крылом Института социальной истории Николаевского. Туда уже давно проникли агенты НКВД, посланные из Москвы.
Троцкий и Седов были противниками индивидуального террора, хотя, подобно всем ленинцам, они поддерживали идею массового террора в политических целях. Во время первого московского показательного судебного процесса в августе 1936 года публичное заявление, сделанное Троцким в 1932 году, о том, что «настало время выполнить наконец последний и настойчивый наказ Ленина: уберите Сталина!», послужило Кремлю поводом для обвинения в том, что были якобы даны секретные указания убить «отца народов». Архивы Троцкого были предоставлены в распоряжение международной комиссии, которая провела расследование и опровергла выдвинутое против Троцкого обвинение в поддержке им тактики террора. Это, как он постоянно предупреждал, привело бы к власти другого сталиниста. Седов тоже ответил на ложное обвинение в своей «Книге о московском процессе» («Livre sur le Proces de Moscou»). В написании этой книги, которая была опубликована в 1937 году, ему помогал Марк Зборовский, агент НКВД, действовавший под оперативным псевдонимом «Тюльпан». К 1937 году Зборовский с таким успехом втерся в доверие к Седову, что его считали в троцкистских кругах абсолютно преданным человеком.
Как показывает досье «Тюльпана», именно от Зборовского Сталин в январе 1937 года получил материал, который был признан основанием, чтобы возобновить обвинения против Троцкого. В рукописном сообщении «Тюльпана» говорилось: «22 января Л. Седов во время нашей беседы у него на квартире по вопросу о 2-м московском судебном процессе и роли в нем отдельных подсудимых (Радека, Пятакова и др.) заявил: „Теперь колебаться нечего, Сталина нужно убить".
Смертельный страх Сталина перед убийством, таким образом, вспыхнул с новой силой, когда были получены более подробные сведения об этих намерениях Седова, которые Зборовский направил в Москву 11 февраля:
«С 1936 года «Сынок» (псевдоним Л. Седова в оперативной переписке НКВД. — О. Ц.) не вел со мной разговор о терроре. Лишь недели две-три тому назад, после собрания группы, «Сынок» снова заговорил на эту тему. В первый раз он только теоретически старался доказать, что терроризм не противоречит марксизму. «Марксизм — по словам «Сынка» — отрицает терроризм постольку, поскольку условия классовой борьбы не благоприятствуют терроризму, но бывают такие положения, в которых терроризм необходим». В следующий раз «Сынок» заговорил о терроризме, когда я пришел к нему на квартиру работать. Во время читки газет «Сынок» сказал, что так как весь режим в СССР держится на Сталине, то достаточно убить Сталина, чтобы все развалилось».
Неподтвержденные другими источниками сообщения Зборовского о том, что Троцкий и Седов замышляли убийство Сталина, противоречат всем их публичным заявлениям и сведениям, содержащимся в личных документах Троцкого, которые были рассмотрены международной комиссией. Тот факт, что эти сведения вообще появились в документах НКВД, знаменателен сам по себе. Их достоверность находится под вопросом. То, о чем сообщил Зборовский, вполне могло быть просто эмоциональным всплеском, а не каким-то практическим планом. Его сообщение могло быть и чистой выдумкой самого «Тюльпана», чтобы ублажить Сталина. Оно было сделано перед смертью Седова во французской клинике, где его, по-видимому, успешно прооперировали по поводу аппендицита. Присутствие врачей из русских эмигрантов, причем в некоторых из них подозревали агентов НКВД, породило слухи о том, что Седов был убит по указанию Сталина. Самого Зборовского также заподозрили в причастности к этому, так как он был доверенным лицом в окружении Седова. Однако утверждение, что он принес больному отравленный апельсин, является, вероятно, надуманным, если учесть сообщение, содержащееся в его досье из архивов НКВД. В написанном вскоре после смерти Седова письме Зборовский предлагает Центру потребовать аутопсии, добавив при этом, что пока не подтвердится отсутствие доказательств преступления, помощники Седова будут находиться в паническом страхе. Он предложил начать распространять слух о причастности к этому Кривицкого, который незадолго до этого события порвал с НКВД и, найдя пристанище в окружении Седова, сбежал в Париж. Зборовский упоминал в письме псевдоним Кривицкого «Гроль».
Если бы Зборовский действительно отравил Седова, вряд ли бы он предложил аутопсию. Он был уверен в том, что никакого яда в трупе не будет обнаружено. В противном случае это навлекло бы на него подозрение. Сейчас косвенные доказательства убийства Седова представляются значительно менее убедительными, чем те, которые показывают, что Зборовский помогал группе советских агентов выкрасть архивы Троцкого из института Николаевского в ноябре 1936 года.
Весной 1937 года НКВД было приказано активизировать кампанию против сторонников Троцкого за границей и, не ограничиваясь контролем за их деятельностью, приступить к их ликвидации. Под руководством Ежова началось физическое устранение тех, кто был не согласен со Сталиным, и таким образом его политическая вендетта перекинулась за границу. Поскольку не было возможности инсценировать сенсационные судебные процессы и фальсифицировать признания за пределами тщательно охраняемых границ СССР, Сталину приходилось придумывать другие методы, чтобы разделаться с реальной и мнимой оппозицией.
Во всей переписке Орлова с Центром можно найти лишь отрывочные упоминания об этих операциях по ликвидации в виде условных слов и сообщений с пропуском слов, указывающих, когда, каким образом и кем была осуществлена ликвидация сталинских политических противников. Выдержка из письма Орлова в Центр, касающегося убийства австрийского социалиста Курта Ландау, сочувствовавшего ПОУМ, предоставляет редкую возможность бросить взгляд внутрь механизма «мокрых дел», как их впоследствии будет именовать КГБ в период «холодной войны».
«Литерное дело (ликвидация. — О. Ц.) Курта Ландау (видный австрийский троцкист. — О. Ц.) оказалось наиболее трудным из всех предыдущих, — сообщал Орлов Центру 25 августа 1937 г. — Он находится в глубоком подполье, и, несмотря на то что мы уже больше десяти дней ведем неусыпное наблюдение за виднои анархисткой, которая, по ее же заявлению нашему источнику, является его связисткой и видается с ним ежедневно, мы его обнаружить не смогли еще». Орлов сообщал Москве, что, если наблюдение не даст результатов «через два иди три дня», он организует с ним встречу, но не будет его «брать», потому что Ландау, «без сомнения, является центральной фигурой в подпольной организации ПОУМ. Если бы ликвидировали его во время встречи, то началось бы полицейское расследование и был бы подставлен агент НКВД. Вот почему предлагаю Ландау со свидания не брать, а проследить его до его местожительства и взять его уже позже — через день-два. Как Вам известно, Ландау, в отличие от прочих иностранцев-литерников, теснее сросся с местными троцкистскими организациями».
«Несмотря на накаленную атмосферу, я считаю, что, учитывая важность Ландау, нам колебаться не следует, и надеюсь, что мы и этот литер проведем так, как Вы этого от нас требуете», — писал Орлов в заключение своего сообщения, от которого и сейчас, почти шесть десятков лет спустя, пробегает мороз по коже. Это сообщение, наряду с другими аналогичными документами НКВД, дает неопровержимые косвенные доказательства того, что Орлов был непосредственно связан с аппаратом боевиков, которые уничтожили Ландау и других «иностранных литерников», таинственным образом исчезавших в Испании в то лето.
Из последнего предложения письма Орлова следует, что, проводя ликвидации лиц, сочувствующих ПОУМ, он выполнял секретные приказы Центра, что означает — Сталина. Необходимо отметить то зловещее хладнокровие, с которым Орлов выполнял порученные ему «литерные» задания. Тщательное планирование этих убийств дает основание предполагать, что он без колебаний руководил этими экзекуциями. Подобно многим советским офицерам разведки, чьи моральные нормы формировались в бурное время революции и гражданской войны, Орлов, по-видимому, был готов уничтожать политических противников во имя того, что он считал высочайшими идеалами коммунизма.
Документальное свидетельство испанских операций НКВД показывает, что Орлов намеренно и неоднократно лгал как ФБР, так и следователям сената США, отрицая какую-либо личную причастность к исчезновениям марксистов в Испании и убийству самого известного члена ЦК ПОУМ. Загадочность случая с Андрэу Нином в июне 1937 года стала крупным политическим скандалом для республиканского правительства. По ходившим в то время слухам, это был еще один пример кровавой мести Сталина. Теперь на основе архивных документов испанской резидентуры можно воссоздать роль Орлова в деле Нина, над которым ломали головы более половины столетия.
Оказывается, что после майского восстания в Барселоне, которое было жестоко подавлено республиканскими войсками, мадридской полиции, контролируемой коммунистами, были переданы сфальсифицированные документы, указывающие на связь Нина с Франко. Изобличающие письма, содержащие фальшивые доказательства участия марксистских лидеров в заговоре «пятой колонны», были использованы для оправдания приказа правительства Негрина об аресте Нина, а также других членов руководства ПОУМ. Все они были брошены в тюрьму до суда по обвинению в государственной измене.
В архивах испанской резидентуры НКВД содержатся документы, доказывающие, что материалы, на основании которых арестовали Нина, были сфабрикованы под личным руководством Орлова. Из них следует, что весной 1937 года республиканская военная контрразведка с помощью агентов Орлова разоблачила франкистскую разведывательную сеть, которой на самом деле руководила фаланга. Согласно сообщениям Орлова в Москву, семеро руководителей этого центра вступили в сговор с высокопоставленными республиканскими должностными лицами и офицерами. Главарей фашистских ячеек в Мадриде немедленно арестовали; были захвачены две радиостанции вместе с шифрами и разведывательными донесениями о расположении подразделений республиканской армии. В ходе контрразведывательной операции, проведенной силами НКВД и республиканцев, были также обнаружены планы диверсий и большие запасы взрывчатки, предназначенной для их осуществления. В результате было арестовано 270 человек за участие в предполагаемом широком фалангистском заговоре.
Однако ни один из членов организации Нина не был в этом замешан. Но богатый опыт Орлова в организации всякого рода хитрых махинаций подсказал ему, что следует воспользоваться этим удобным случаем, чтобы раз и навсегда разделаться с Нином, обвинив ПОУМ в причастности к данному фалангистскому заговору. Это явствует из наброска хитроумного плана ложного обвинения руководства ПОУМ, который представил Орлов на одобрение Москвы в своем сообщении от 23 мая 1937 г.
«Ввиду того что это дело, по которому подавляющее большинство созналось, произвело серьезное впечатление на военные и правительственные круги и что это дело крепко документировано и обосновано полным сознанием обвиняемых, я решил использовать значимость и бесспорность дела для того, чтобы вовлечь в него руководство ПОУМ (связи которого мы действительно ищем при ведении следствия).
Мы составили прилагаемый документ, изобличающий руководство ПОУМ в сотрудничестве с организацией «Испанская фаланга» и через нее с Франко и Германией. Содержание этого документа мы зашифруем имеющимся в нашем распоряжении шифром Франко и напишем на обороте захваченного у организации плана расположения наших огневых точек в Каса дель Кампо. Этот шпионский документ об огневых точках прошел через пять рук. Все пятеро фашистов сознались в передаче документа друг другу для переотправки Франко. На другом захваченном документе мы напишем симпатическими чернилами несколько строчек безразличного содержания, и с этого документа начнем совместно с испанцами обнаруживать, нет ли на документах тайнописи. На этом документе мы испробуем несколько проявителей. Особый проявитель проявит эти несколько слов или строчек. Тогда этим проявителем мы начнем пробовать все другие документы и таким образом выявим составленное нами письмо, изобличающее руководство ПОУМ. Испанец, начальник контрразведывательного отдела, немедленно выедет в Валенсию в шифротдел военного министерства для расшифровки письма. Шифротдел, по нашим данным, располагает этим шифром Франко. Если даже при этом отдел почему-либо письма не расшифрует, то мы «потратим пару дней» и расшифруем письмо.
Ждем от этого дела большого эффекта. После той роли, которую ПОУМ сыграл в Барселонском восстании, изобличение прямой связи одного из его руководителей с Франко должно содействовать принятию правительством ряда административных мер против испанских троцкистов и полностью дискредитировать ПОУМ как германо-франковскую шпионскую организацию».
План Орлова, состоявший в том, чтобы подсунуть мастерски сфальсифицированное доказательство связи Нина с Франко, был проведен в жизнь с присущей ему точностью. Подтверждение этому можно найти в коммюнике министерства юстиции, выпущенном после исчезновения Нина, и в произведшем политический фурор сообщении о том, что полиция захватила в штаб-квартире ПОУМ «шифры, телеграммы, коды, документы, касающиеся финансов, закупок оружия и контрабанды». Были также обнаружены изобличающие документы, «указывающие на то, что руководство ПОУМ, а именно Андрэу Нин, замешано в шпионаже».
Подтверждение того, что план Орлова сработал безукоризненно, содержится в его собственном докладе Центру от 25 сентября 1937 г. «Особое внимание обращаю на произведенный судебным следователем допрос министра внутренних дел (протокол прилагается). Министр показал, что «получил фотокопию указанного документа [против Нина] через мадридскую полицию, которая считает документ абсолютно правдивым в его двойном аспекте». В «двойном аспекте», очевидно, означает, что правдив как план Мадрида для облегчения бомбардировки, так и письмо симпатическими чернилами на обороте».
16 июня 1937 г. Нин и сорок других лидеров ПОУМ были арестованы, их милицейские батальоны расформированы, а штаб-квартира в отеле «Фалькон» в Барселоне закрыта по приказу генерала Рикардо Бурильо, недавно назначенного главой общественного порядка в Барселоне. Он действовал по указаниям полковника Антонио Ортеги, генерального директора безопасности. Этот коммунист придерживался жесткой линии. Впоследствии он признавался, что действовал по указаниям Орлова. ПОУМ сразу же была объявлена вне закона, а ее газета «Баталия» закрыта. Главные руководители ПОУМ, в том числе Нин, были переведены из Каталонии, где, как опасались, сторонники революции могли вызволить их из тюрьмы, в столицу. Там можно было рассчитывать на контролируемую коммунистами полицию, которая будет держать их в тщательно охраняемом доме в мадридском пригороде Алкала де Энарес. С 18 по 21 июня Ника и его коллег подвергали интенсивным допросам перед судом, и в прессе Каталонии начали появляться сообщения, предполагающие, что Нин был убит.
«Где Нин?», — спрашивали испанские газеты в своих заголовках. Премьер-министр Негрин, который уже жаловался министрам-коммунистам, что советские представители ведут себя так, словно Барселона является теперь частью СССР, получил заверения от полковника Ортеги в том, что бывший лидер ПОУМ надежно упрятан в тюрьму и что ведется следствие. Но он исчез.
Никто не видел Нина с 21 июня, и в Мадриде и Барселоне начали распространяться слухи о том, что руководителя ПОУМ увезли следующей же ночью из дома в Алкала. Его похитителями якобы были говорящие по-немецки члены Интернациональной бригады, которые вывезли его в парк Эль Пардо, к северу от Мадрида, где он был убит. Это была изложенная президенту самим Негрином версия того, что он назвал «грязным делом». Говорили, что Асанья отреагировал на это скептически, спросив: «Не слишком ли это похоже на роман?». Тем временем в некоторых испанских газетах появились сообщения о том, что Нин бежал. Когда он не объявился, премьер-министр решил представить по возможности в более благоприятном для себя свете это «грязное дело», признав, что Нин исчез. Однако он снял с себя всякую ответственность, не преминув подчеркнуть вину лидера ПОУМ. Ту же позицию заняло министерство юстиции, издав официальное коммюнике 5 апреля 1937 г. В нем сообщалось следующее: «После надлежащих расследований выяснилось, что г-н Нин вместе с другими руководителями ПОУМ был арестован полицией Сегуридад, его перевели в Мадрид и заключили в предварительную тюрьму, специально подготовленную комиссаром мадридской полиции. Из этой тюрьмы он исчез, и до сих пор все, что было сделано, чтобы найти его и его охрану, оказалось безрезультатным».
Члены республиканского правительства, включая Негрина, подозревали, что с исчезновением Нина был связан Орлов (который, как известно, имел немца-телохранителя). Когда его допрашивали в ФБР, а затем в сенате США, Орлов неоднократно отрицал под присягой недвусмысленные обвинения, выдвинутые против него в опубликованных мемуарах бывшего офицера советской разведки Вальтера Кривицкого и коммуниста, министра просвещения в правительстве Негрина Хосе Эрнандеса. Это «абсолютно глупые» утверждения, заверил Орлов ФБР и отверг их как «троцкистскую выдумку». Он настойчиво утверждал, что не мог «совершить убийство», поскольку был всего лишь «атташе по политическим вопросам». Орлов утверждал, что, если бы он приказал убить Нина, «это дискредитировало бы Россию в глазах всего мира». По его мнению, «Сталин приказал убить Нина, и его приказ был приведен в исполнение русским по фамилии Болодин», который, как он сказал, по возвращении в Москву был награжден орденом Ленина.
Но наиболее примечательно в версии Орлова то, что он в конечном счете признал факт убийства Нина по приказу Сталина. Орлов, как руководитель операций НКВД в Испании в то время, едва ли мог отрицать это с какой-либо степенью правдоподобия. Но его попытка переложить вину на боевика по фамилии Болодин теперь изобличена на основе документов, найденных в архивах НКВД, как ложь. В них раскрывается неопровержимая связь Орлова с операцией по дискредитации руководства ПОУМ. Они подтверждают также его прямое участие в других «литерных» ликвидациях, и все это приводит к выводу, что именно этому человеку доверил Сталин в высшей степени деликатную миссию организовать ликвидацию Нина.
Хотя ни один отдельно взятый документ в архивах испанской резидентуры НКВД не является прямым доказательством, совокупность изобличающих улик, особенно одно зашифрованное письмо из досье Орлова, говорит о его причастности. Это отчет, который он направил в Москву 24 июля 1937 г., с подробностями операции под условным названием «Николай». Его содержание наряду с фактором времени указывает на то, что объектом операции мог быть только Нин. В этом отчете Орлов описывает, прибегая к обычно использовавшимся для «литерных» операций иносказательным терминам, каким образом лидер ПОУМ был похищен из тюрьмы и ликвидирован надежными агентами НКВД, для обозначения которых использовались лишь инициалы. Его четвертый пункт носит особенно разоблачительный характер, а подробности и заговорщический стиль совпадают с установленными фактами операции похищения. Более того, он дает основания предполагать, что сам Орлов лично участвовал в осуществлении плана похищения Нина из тюрьмы в Алкале и его вывоза в багажнике автомобиля:
«Об участниках дела «Николая». Основные участники это —1) Л. и 2) А. Ф. И. М. был самым косвенным пособником. Когда он приносил кушать в арестное помещение и ему открыли ворота, наши люди прошли во двор… Полтавский должен был вам сообщить из Парижа о выезде к вам последнего участника операции — Юзика… Его рукой был написан основной известный вам шифрованный документ. Он служил мне переводчиком по этому делу, был со мной в машине у самого помещения, из которого вывозили объекта… Его значком полицейского мы избавлялись от слишком внимательного осмотра машин со стороны дорожных патрулей, когда мы вывозили груз».
Был ли этот «груз» одурманенным наркотиками Нином или его трупом? Историки русской разведки склонны считать, что Нин, вероятно, был в тот момент все еще жив. Они выдвигают гипотезу о том, что Орлов, возможно, первоначально решил инсценировать побег Нина, чтобы подтвердить его виновность и еще более дискредитировать ПОУМ. Поскольку не существовало никакой надежды, что Нин будет когда-либо освобожден и расскажет правду, Орлов, возможно, первоначально намеревался доставить его на советское грузовое судно для переправки в Москву. Пока не удалось точно установить, таким ли был план или же указания Сталина требовали немедленной ликвидации и уничтожения трупа, с тем чтобы не оставить никаких следов причастности НКВД к исчезновению Нина. Дополнительная документация НКВД состоит из написанной от руки карандашом записки, подшитой как страница 164 первого тома его оперативного досье в архивах НКВД: «Н. из Алкала де Энарес в направлении Перане де Тахунья, на полпути, в ста метрах от дороги, в поле. [Присутствовали] «Бом», «Швед», «Юзик», два испанца. Водитель «Пьера» „Виктор"».
Анонимная записка без номера и без даты, без какого-либо указания на автора была, по-видимому, торопливой попыткой оценить ущерб и замести следы «особой операции» или «литера». Имеются, однако, три веские причины считать, что это — третий из сохранившихся документов, касающихся убийства Нина. Во-первых, она указывает на присутствие при операции как «Шведа» (Орлова), так и «Юзика». Во-вторых, упоминаемый в ней пригород Мадрида Алкала де Энарес являлся местом, где находилась тюрьма, в которой содержались обвиняемые лидеры ПОУМ. В-третьих, упоминание «Н.» ясно указывает на то, что в записке говорится о месте, где был захоронен Нин после того, как его застрелили.
Документы НКВД показывают, что, уничтожив организацию ПОУМ, Орлов продолжал свою безжалостную борьбу с троцкизмом. После того как в январе 1937 года враг № 1 Сталина обосновался в Мексике, Испания стала источником поставки агентов для выполнения задачи обнаружения его местонахождения. В дополнение к Рамону Меркадеру, убийце Троцкого, Орлов снабдил Москву другими испанскими агентами, которые пересекали Атлантику и по требованию Центра давали надежные адреса в Мексике. Если, что теперь, по-видимому, не подлежит сомнению, на совести Орлова были похищение и убийство Нина, то его участие в этой и других «литерных» операциях в Испании объясняет, почему он сразу же понял, какая судьба его ожидает, когда год спустя получил из Москвы загадочную телеграмму.