День третий, утро

Сергей Георгиевич проснулся рано, но не стал одеваться или включать телевизор, не желая кого-нибудь разбудить. Все еще спали. Главное — еще не проснулся внук. Он первым нарушал тишину в доме, устремляясь в спальню дедушки и бабушки. Это был сигнал к всеобщему подъему.

Мысль о незафиксированной в памяти части сна вновь овладела Сергеем Георгиевичем. Как автомобиль, выезжающий из густого тумана, когда начинаешь видеть только некое пятно, потом размытые контуры, забытая часть сна неожиданно стала проявляться, и с нарастающим ускорением все стертые в памяти детали быстро восстанавливались.

* * *

От памятника Жадности и Алчности шли два маленьких правителя. Они ехидно улыбались, поглядывая на людей.

— Наивные эти люди, живущие надеждой на справедливость, — сказал первый маленький правитель — ПМП.

— Я скажу точнее — они глупы. Пусть надеются, что мы добровольно откажемся от тех благ, которые приобрели, — согласился второй — ВМП.

— Я специально пришел к памятнику Жадности и Алчности. Что плохого в том, что я зарабатываю?

— Зависть! Зависть людей, не способных зарабатывать, — определил ВМП.

— Такова жизнь. Доходных мест на всех не хватает. Почему я должен отказаться от заработка?

ПМП хотел использовать слово «взятка» вместо «заработок», но воздержался — с ВМП он только познакомился, но чувствовал, что у них много общего. ПМП занимал более высокий пост, но в данной ситуации он не стал на этом делать акцент.

ВМП одобрительно кивнул и решил продолжить разговор:

— Говорят, что хотят объявить борьбу с коррупцией.

— Это первая кампания по борьбе с коррупцией? — с иронией спросил ПМП, на лице застыла язвительная усмешка. — Сколько себя помню, периодически объявляют смертельную борьбу с коррупцией, особенно с приходом нового большого правителя. Что-нибудь изменилось? Или коррупция умерла в этой борьбе? Не знаю, кто умер, но она продолжает счастливо процветать.

— Учитывая сегодняшнюю ситуацию, можно сказать, что она преуспевает.

— В том-то и дело, что вся эта борьба для обывателя, чтобы правильно голосовал, верил, что власть о нем думает и на его стороне. Видит его проблемы и их решает.

— А если проведут закон о борьбе с коррупцией? — с внутренним напряжением спросил ВМП. Этот вопрос явно его беспокоил.

— И что? Примут, пошумят. Одного-двух посадят. Потом все сойдет на нет.

— Не хотелось бы попасть в число пострадавших.

— Что делать? Это наш риск. Риск есть в любом деле, — назидательно сказал ПМП.

Они прошли мимо Сергея Георгиевича, не обращая никакого внимания на него, уж больно просто, в их представлении, он был одет. Это был человек не из их касты, человек из народа, далекий от них и презираемый ими.

— Власть — это мы! Большого правителя делаем мы, — решил изложить свою позицию ПМП. — Любое решение, если мы его не одобряем, не будет реализовано. Мы его похороним и утопим в коридорах, в кабинетах, в обсуждениях, в потоках информации о принимаемых мерах, в принятых планах и мероприятиях, которые вот-вот должны будут осуществляться. Власть, хоть мы об этом и не говорим, всегда принадлежит нам. Мы на разных уровнях формируем денежные потоки и направляем их туда.

ПМП пальцем указал на небо. ВМП согласно кивнул, он был доволен, что является участником этого процесса. Он поторопился высказать свою точку зрения:

— Мы создаем систему формирования, получения и передачи…

— Говорите откровенно, — предложил ПМП, — …взяток.

— Точно, — обрадовался ВМП, что ему нет необходимости подбирать слова. — Меня это слово не коробит. Пусть их будет больше и чаще. Я за свое место заплатил кому надо. Мне еще надо отработать свои бабки.

— А мне еще надо накопить. Тут как-то продавался дом в Венеции на Большом канале, не потянул, не хватило малости.

Что-то продолжало беспокоить ВМП, он долго сомневался, не решался задать вопрос. Набравшись смелости, он спросил:

— А если большие правители действительно решатся и жестко возьмутся за коррупцию? Им-то что, они крепко упакованы, можно и попоститься, от этого у них не убудет.

ПМП укоризненно посмотрел на него и поторопился успокоить:

— Ничего не произойдет. В крайнем случае придется напомнить, кто реально владеет властью — это мы, чиновники, это наша власть, и мы управляем страной. Нас миллионы, мы скелет власти. Нас можно перетасовать, с одного места перебросить на другое, но не уничтожить.

ВМП успокоено вздохнул, тихо помолился и довольный продолжил путь. Будущее казалось безоблачным, появился новый знакомый рангом выше, который, возможно, будет покровительствовать. Придется что-то ему отстегивать, но заработать можно будет еще больше. Нет, не напрасно он пришел к памятнику Жадности и Алчности.

* * *

— О чем задумался? — спросила Татьяна Александровна.

Сергей Георгиевич, вспоминая сон, не заметил, как тихо, что для него не характерно, в спальню проник Марик и влез на кровать.

— Так, вспомнил что-то, — ответил Сергей Георгиевич и все свое внимание обратил на внука. — Где мой мальчик, где дедушкин мальчик?

Марик на мгновенье прильнул к деду, тот еле успел его поцеловать в лоб, как последовали прыжки на кровати, словно на батуте. Прыгая высоко, Марик сгибал ноги и падал на колени. Быстро вскакивал и продолжал так прыгать. Через несколько минут прыжки усложнились — теперь они сопровождались поворотами. Неожиданно тишину нарушил лай Рады, увидевшей, что в спальню пробирается кошка. Заметив, что собачка бросилась за кошкой, которая устремилась в спальню Наташи, Марик быстро сполз с кровати и побежал их догонять.

— Я встану, начну готовить завтрак, а ты немного полежи, — предложила Татьяна Александровна. — Поздно лег вчера?

— Да. Было около двух часов, немного заработался.

— А я не почувствовала.

— Устаешь, понятно, дел по дому много, а наш чертенок обессилит кого хочешь и без дела. Я тоже встану. Надо будет помочь Маше.

— Что хотите сегодня фотографировать?

— Вчера не прилетали сойки, поздно было. Сегодня попытаемся. Надо будет пораньше выйти во двор. — С этими словами Сергей Георгиевич встал за Татьяной Александровной.

Они были на кухне, когда Марик, Наташа и Маша дружно спустились. Довольный Марик был на руках Маши. Его пришлось долго уговаривать, чтобы он вместе с мамой и бабушкой отправился переодеваться.

— Какой красивый мальчик, — восторженно сказала Маша, когда он, нарядно одетый, аккуратно причесанный, вернулся на кухню и встал рядом с Машей. Она нежно погладила его по голове.

— Так, быстро завтракаем и идем фотографировать, — предложил Сергей Георгиевич.

Маша одобрительно кивнула и пошла за фотоаппаратом. К ее возвращению стол уже был накрыт.

* * *

Они вышли вместе, Сергей Георгиевич с пакетами корма и Маша со своим фотоаппаратом. Сергей Георгиевич посмотрел, как она одета, буркнул «нормально». Они вдвоем обошли дом, зашли на веранду. Маша села на качели и направила фотоаппарат на кормушку.

— Сергей Георгиевич, можно немного сдвинуть качели?

— Что за проблема? Давай, сейчас организуем.

В это время с трудом, очевидно, ее долго не открывали, распахнулась дверь, которая вела из дома на веранду. Татьяна Александровна вынесла два больших шерстяных пледа и большую картонку.

— Сергей, постели, чтобы Маша не замерзла.

— Таня, беги домой, простынешь, — сказал Сергей Георгиевич, забирая все у нее.

Постелив картонку, потом один плед, Сергей Георгиевич предложил Маше поуютней расположиться. Потом второй плед накинул на нее.

— Теперь точно не замерзнешь, — остался довольным Сергей Георгиевич. — Я пойду подсыплю корм.

Маша была тронута вниманием, которое проявлялось во всем. Наверное, подумала она, только такой и бывает счастливая семья.

* * *

Своего отца Маша вспоминала редко, в памяти остались какие-то обрывки. Воспоминания счастливого детства, словно рисунок акварелью, опущенный в воду, со временем медленно, но неотвратимо растворялись. Она была в первом классе, когда отец стал реже уделять ей внимание. В это же время мать, Ольга Петровна, стала реже улыбаться. Дрязги между собой родители пытались скрывать, но через год ситуацию скрывать стало невозможно, Маша все чаще становилась свидетельницей ссор и ругани.

Из разговора родителей она сделала вывод, что у отца появилась другая женщина, с которой он стал проводить больше времени, порой оставаясь на ночь. Летом родители развелись.

До четвертого класса он оказывал Маше внимание и старался не терять с ней контакта. Ольга Петровна не противилась их общению, создавая условия для их встреч, пыталась рассказывать что-то приятное об отце. За это время он успел два раза жениться, каждый раз опускаясь все ниже по социальной лестнице, все больше употребляя алкоголь. Деградацию личности уже было трудно скрыть, да он и не пытался этого делать, не считал, что надо что-то менять в своей жизни. Попытки Ольги Петровны поговорить с ним и что-либо изменить встречали агрессивное сопротивление, сопровождаемое нецензурной бранью.

Как-то естественно получилось, что отец перестал быть частью жизни Маши. Последняя встреча состоялась в конце мая, когда Маша окончила седьмой класс. Она шла из школы вместе своей одноклассницей и увидела его, стоящего около подъезда дома. Маша напряглась, предчувствуя негатив предстоящей встречи.

Отец быстро подошел к ней и попытался обнять, но от неожиданности и резкого запаха алкогольного перегара, Маша его оттолкнула. Отец зло посмотрел на нее, достал из кармана плитку успевшего подтаять шоколада и протянул Маше.

— Возьми, я не жадный. Пусть твоя мать не думает, что я ничего не помню. А ты — злая и гордая, такая, как она. Она всю жизнь была гадиной, только тебя видела и для тебя жила, других не замечала. И ты будешь такой.

Он еще что-то говорил, но Маша ничего не слышала. Почти в шоковом состоянии она расплывчато видела перед собой чужое лицо, которое говорило, говорило зло и оскорбительно. Когда отец ушел, Маша долго не могла прийти в себя. Изумленная одноклассница в растерянности не знала, что делать: тихо уйти или как-то поддержать Машу.

Ощущение реальности постепенно возвращалось. Плитка подтаявшего шоколада вызывала мерзкое ощущение, Маше хотелось немедленно от нее избавиться. Недалеко стояла урна, и Маша бросилась к ней и швырнула плитку, словно избавлялась от чего-то мерзкого и ядовитого. Одноклассница стояла все на том же месте с удивленным выражением лица. Как только Маша подошла к ней, одноклассница растерянно спросила:

— Кто это был?

Надо было как-то объяснить эту возникшую ситуацию. Маша вспомнила, что отец никак не обращался к ней, поэтому решила соврать:

— Мамин двоюродный брат, пьет.

— Понятно, — с уверенностью знатока произнесла одноклассница. — Они, алкаши, все такие — требуют денег, внимания и обижены на всех.

Хотя одноклассница еще что-то говорила, но Маша ее не слушала. Она понимала, что, назвав отца «мамин двоюродный брат», она отказалась от него. Ей было больно и обидно, что так сложилась жизнь. И в этом не было ее вины, но чувство невольного предательства не давало покоя.

* * *

Сергей Георгиевич вернулся и встал чуть сбоку от Маши, чтобы ему тоже была видна кормушка.

— Я не поблагодарила Татьяну Александровну за плед, — с нотками извинения в голосе произнесла Маша. — Очень тепло.

— Ничего, еще успеешь ей сказать, — успокоил Сергей Георгиевич. — Это элементарное внимание к человеку, ответственность за него.

— Не всегда с этим встречаешься.

— Точно, — согласился Сергей Георгиевич.

* * *

— Кто проявил ответственность перед солдатами и офицерами, когда их кинули в голую степь, — смотри на палатки и представь, что это казарма, смотри на замерший градусник и думай, что тепло.

Владимир Евгеньевич, проректор университета, огорчено махнул рукой. Его гость, бывший его сослуживец, напряженно поглядывал на Сергея Георгиевича, ректора, не зная, как он отнесется к словам проректора.

Эта встреча происходила в кабинете Владимира Евгеньевича в канун праздника 23 февраля, куда случайно заглянул Сергей Георгиевич. Владимир Евгеньевич пригласил ректора и познакомил со своим сослуживцем, который проездом оказался в Москве. На столе стояли две стопки, начатая бутылка водки и тарелки с закуской. Владимир Евгеньевич вопросительно посмотрел на Сергея Георгиевича и быстро поставил третью стопку, тарелку.

— Чуть-чуть можно. Мой отец прошел всю войну с 1941 по 1945 год. В нашем доме день Победы и 23 февраля — святые праздники, хотя отца давно нет в живых.

Сергей Георгиевич никогда не интересовался, в каких войсках служил Владимир Евгеньевич, но некоторые обстоятельства привели его к мысли, что тот был связан с военной разведкой в лице известной структуры ГРУ. Очевидно, что с этой структурой был связан и его гость — Владимир Владимирович, полковник в отставке, оказался интересным собеседником.

— Нет, я вот спрашиваю, политики должны нести ответственность за навязанный ими путь развития? — продолжил прерванный разговор Владимир Евгеньевич.

— Володя, не заводись, — попытался успокоить его Владимир Владимирович, осторожно поглядывая на ректора.

— Нет, я с ним согласен, что наши президенты Горбачев и Ельцин натворили много чего, а ответственности не понесли. Отсутствие ответственности перед народом, реальной ответственности, позволили им делать все, не задумываясь о той оценке, которую дадут люди, а не окружение, — четко определил свое отношение к теме беседы Сергей Георгиевич. — Их политические амбиции оказались важнее судеб миллионов людей своей страны.

— Насчет Ельцина не стал бы говорить, здесь у меня только общеизвестные факты, а вот насчет Горбачева могу сказать конкретно. Имел возможность прикоснуться к его, так сказать, творчеству, — осторожно сказал Владимир Владимирович.

— Когда в Западной группе войск работал? — уточнил Владимир Евгеньевич.

— Да, — подтвердил Владимир Владимирович. — Мы готовили ряд документов по объединению Германии и об ущербе, который понесет СССР при выводе наших войск, и многое другое.

— Помогло? — полюбопытствовал Сергей Георгиевич.

— Нет, — с разочарованием произнес Владимир Владимирович. — У меня сложилось твердое убеждение, что все это наш президент Михаил Горбачев опустил в корзину.

— В корзину или унитаз? — ехидно спросил Владимир Евгеньевич.

— Не знаю, но он выбрал, как мне кажется, самый худший вариант.

— Согласен, в объединении Германии была какая-то поспешность, которая наводит на некоторые нехорошие мысли, — сделал предположение Сергей Георгиевич.

— Поспешность? — с удивлением спросил Владимир Владимирович. — Если исходить из факта объединения как преподнесли народу, была поспешность. А если учитывать ту титаническую и целенаправленную работу, которую проводил Горбачев, поспешности не было — вопрос объединения он начал подготавливать в 1988 году.

— Когда?! — почти одновременно воскликнули Сергей Георгиевич и Владимир Евгеньевич.

— Да, в 1988 году. Сепаратные переговоры с канцлером Гельмутом Колем начались в этот год во время его визита в Москву. Надо отметить, что Коль в 1988 году два раза приезжал в Москву. А в середине 1989 года они подписали совместное заявление, и только в 1990 году произошло объединение.

— Почему не в 1989 году? Надо полагать, что тогда Горбачев дал согласие, — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Международные проблемы не позволяли, надо было многое уладить. И Горбачев взял на себя эту миссию, — продолжал рассказывать Владимир Владимирович. — Германия, как проигравшая войну, была под международным контролем стран-победительниц. Франция и Великобритания не очень хотели видеть объединенную Германию — зачем большой и сильный конкурент? Поэтому Горбачев и уговаривал Маргарет Тэтчер и Франсуа Миттерана. На это нужно было время. Только в 1990 году Германии был предоставлен полный суверенитет.

— Вот засранец, больше работал на немцев, а нам сказки рассказывал, как хорошо мы будем жить с перестройкой, — возмутился Владимир Евгеньевич.

— Можно и так сказать. Не случайно немцы говорят, что Горбачев «отец-основатель» нации.

— А что выиграл СССР, а потом и Россия от объединения? Не уверен, что те деньги, которые выделила Германия, могли покрыть наши убытки? — усомнился Сергей Георгиевич.

— О чем Вы говорите? — усмехнулся Владимир Владимирович и махнул рукой. — В политическом плане полный провал. Можно было требовать, чтобы объединенная Германия была бы безъядерной зоной и не входила в НАТО. Горбачев промолчал, теперь НАТО у наших границ, восточноевропейские страны и Прибалтика вошли в сферу Запада. Что касается финансовых вопросов, то здесь тоже жуть. Я сам этими вопросами не занимался, но могу сослаться на Валентина Фалина.

— Который возглавлял Международный отдел ЦК КПСС? — уточнил Сергей Георгиевич.

— Да, — подтвердил Владимир Владимирович. — До этого он был послом в ФРГ. Так он называл следующие цифры. В свое время канцлер Эрхард предлагал компенсацию в размере 124 миллиардов марок. В начале 80-х годов лидеры ФРГ готовы были выделить СССР сто миллиардов марок, чтобы ГДР стала нейтральной по типу Австрии, и разговор о присоединении не шел. А Горбачев по собственному усмотрению назвал цифру четыре с половиной миллиарда марок. Никого не спрашивал, ни с кем не посоветовался.

Владимир Евгеньевич выругался, потом продолжил:

— Мы столько добра оставили в ГДР, в спешке сорвали войска и перебросили их в поле. Ничего не успели построить.

— Не кипятись, — попросил Владимир Владимирович. — Глупость была огромная. Добра оставили под триллион марок. Все на совести Михаила Горбачева, нашего первого и последнего президента СССР. А перед солдатами и офицерами было ужасно стыдно. И стыдно было нам, действующим офицерам, за предателя президента, гнилую верхушку ЦК КПСС, за всех — чиновников и бюрократов.

Возникла пауза. У всех было скверно на душе — предательство, какими красивыми словами ни скрывали это сторонники Горбачева, остается предательством, а оно всегда вызывает омерзение.

— Не думаю, что он в полной мере отстаивал интересы нашего народа. Слышал такую историю, — продолжил разговор Сергей Георгиевич. — К нему зашел руководитель КГБ, кажется, тогда был Крючков, и передал список американских агентов влияния. В этом списке были высокопоставленные чиновники и государственные деятели. А Горбачев сказал: «Сейчас это не имеет значения».

— Может быть, он сам был агентом? — задал провокационный вопрос Владимир Евгеньевич.

— Кто его знает, — признался Сергей Георгиевич. — Но могу сказать свое мнение. Он оказался падким на лесть и внимание западных политиков. Ради их похвалы он готов был на все. Что касается финансовых вопросов, не думаю, чтобы немцы не просчитали, какую выгоду он им принес. А дальше думайте сами и делайте заключения. Я не сомневаюсь, что у него в Германии финансовый карт-бланш. Друг Запада и враг собственной страны не может не быть агентом. Его, возможно, давно и тщательно готовили. А верхушка власти была управляемая из-за компроматов, которые создавали и накапливали западные спецслужбы. Я так предполагаю.

— Закроем эту тему, — неожиданно предложил Владимир Владимирович, — я думаю, у нас есть что сказать перед праздником. Давайте выпьем за наших родителей. Вся тяжесть войны легла на их плечи.

* * *

Неожиданно, словно воздушный десант, прилетели сороки. Маша не смогла их посчитать. Они суетливо носились по земле, отгоняя друг друга, отлетали и вновь возвращались. Их было шесть-семь птиц, но шума было значительно больше. Некоторые подлетали к кормушке, с трудом удерживаясь на краю, успевали сбросить на землю кусочки хлеба, вокруг которых возникала суета. На белом снегу эти упитанные и контрастные по цвету птицы смотрелись красиво. Черные перья отдавали густой синевой.

Маша, в надежде на случайную удачу, стала их фотографировать в очень быстром темпе. Эта шумная вакханалия продолжалась недолго. Сергей Георгиевич, опасаясь, что сороки склюют весь корм, решительно направился в сторону кормушки. При первых же шагах сороки дружно взлетели и направились в сторону водонапорной башни.

— Сорока — осторожная птица, — заметил Сергей Георгиевич. — Сейчас устроятся на водонапорной башне и будут оттуда наблюдать. Убедившись, что им никто не мешает, вновь вернутся.

Водонапорная башня располагалась метрах в ста, и ее было хорошо видно. Кроме сорок, там, на самом верху, на ограждении, расположились какая-то крупная птица и с десяток более мелких.

— Что за птица там сидит? Это ворона? — спросила Маша, указывая рукой в сторону башни.

— Нет, это ворон. Он никогда к нам не залетает. А более мелкие птицы — это галки.

— Галки и у нас летают.

Во время разговора, когда Сергей Георгиевич и Маша обменивались своими наблюдениями над галками, со скрипом открылась дверь, и Татьяна Александровна вынесла две чашки горячего кофе с молоком.

— Как ты, Маша, не замерзла? Попей горячего, — предложила она.

— Спасибо, — смущенно произнесла Маша. — Я забыла поблагодарить за плед.

— Ничего, главное — не заболеть.

— Ты уж постарайся, — вступил в разговор улыбающийся Сергей Георгиевич, — иначе у меня будут трудные дни. А за кофе спасибо.

Они не успели допить кофе, как прилетела сойка. Маша, которая все время следила за кормушкой, от неожиданности забыла про фотоаппарат. Сойка спокойно влезла в кормушку и стала жадно клевать кусочки хлеба. Через минуту или того меньше подлетела вторая сойка, она была крупнее и бесцеремонно изгнала первую. Та безропотно слетела на снег и стала подбирать остатки. В это время прилетела еще одна сойка, но она не оспаривала место в кормушке, а сразу же стала искать пропитание на снегу.

Сергей Георгиевич слегка толкнул Машу, она мгновенно вышла из состояния оцепенения, передала Сергею Георгиевичу свою чашку, быстро взяла фотоаппарат и стала усердно фотографировать. Она не замечала красоты птиц, их движений, в голове крутилась лишь одна мысль: успеть запечатлеть. Затвор фотоаппарата, подобно затвору автомата, щелкал без остановки. Все это время Маша не дышала, словно боялась вспугнуть птиц.

Пир продолжался несколько минут. За это время все сойки успели побывать в кормушке, потолкаться и посуетиться. Сороки, обиженные таким развитием ситуации, стаей слетели с водонапорной башни и устремились на соек. Те неохотно оставили кормушку и полетели в сторону леса.

— Кажется, нам повезло, — осторожно предположил Сергей Георгиевич.

Маша стала быстро просматривать последние снимки. Потом она восторженно вскочила, обняла Сергея Георгиевича и поцеловала в щеку.

— Большое спасибо, все получилось. Дивно, смотрите две сойки в кормушке, а эта на снегу смотрит прямо в камеру. Вот еще, она заглатывает кусок хлеба и осторожно смотрит на большую сойку.

Маша показывала сделанные снимки на дисплее своего фотоаппарата. В голосе звучала искренняя радость. Сергей Георгиевич знал это чувство начинающего художника, когда вдруг осознаешь, что сделал очередной шаг в своем профессиональном росте. Сергей Георгиевич смотрел на ликующую Машу и думал о том, что как мало надо, чтобы сделать человека счастливым в этот день, в этот час или, в крайнем случае, в этот миг.

* * *

Это был счастливый субботний день — Сергея, ученика второго класса, отец должен был отвести в районный Дом пионеров, чтобы записать его в секцию шахмат. Естественно, что все ребята двора и одноклассники знали об этом. Поэтому с раннего утра Сергей торопил родителей, боясь опоздать. Сестра Жанна, старше брата на три года, научила его играть в шахматы, но он скоро стал ее обыгрывать. После одного случая она перестала с ним играть.

Родители решили сфотографировать детей за игрой в шахматы. В будний день Александра Ивановна повела детей в фотоателье. Сев за стол, на котором поставили шахматную доску, дети быстро расставили фигуры. По задумке фотографа дети должны были сосредоточенно играть, не обращая внимания на фотографа. Жанна важно сидела и больше думала о том, как она выглядит, а Сергею было все равно — он целиком отдался игре. Не удивительно, что Сергей поставил сестре мат до того, как фотограф настроил свой громоздкий фотоаппарат. Жанна разозлилась:

— Мы пришли сюда не в шахматы играть, а фотографироваться, понял? — строго предупредила сестра и грозно показала кулак.

Сергей удивленно пожал плечами. Фотографировать можно было в процессе настоящей игры, а почему фотограф упустил момент, когда он выиграл? Пришлось заново расставлять фигуры. Жанна еще раз грозно посмотрела на брата. Ходы в новой партии делали медленно. От этого или от яркого света Сергей вспотел, и капельки пота скатывались по спине. Его радости не было предела, когда он услышал:

— Все, снято.

Сергей вскочил и направился к выходу, где его остановила мама. Жанна подошла тихо и дала легкий подзатыльник, таким образом оценив его победу. Сергей не отреагировал, он сожалел, что вторая партия осталась незавершенной — у него было материальное преимущество.

Изнывая от скуки, Сергей еле дождался, когда его празднично одели, а отец стоял и ждал его в дверях. Проходя по двору, Сергей все время оглядывался, его волновало — видят ли ребята, как он идет записываться в шахматный клуб. Ему казалось, что отец идет медленно, а красный свет светофора, когда переходили площадь, горит очень долго. А перед районным Домом пионеров он заволновался и слегка прижался к отцу.

Районный Дом пионеров представлял собой большое двухэтажное здание с внутренним двориком с лавками. Калитка была открыта, и, пройдя двор, в котором росли старые платаны, а у самого здания — кустарники, Сергей и отец вошли в здание. Часть здания, выходящая во двор, имела широкие застекленные балконы. Потолки высотой четыре-пять метров создавали большое пространство, где было много света. Это успокаивало. На стене напротив входа висело расписание занятий различных секций, но отец не успел ознакомиться с ним. Как только он подошел к расписанию, молодая женщина спросила:

— Вы к кому?

— Нам надо записаться в шахматную секцию, — чуть волнуясь, ответил отец.

— По коридору до торца, последние две комнаты.

Пройдя заветный путь по коридору, Сергей оказался у массивной двери с надписью «Секция шахмат». Пока отец разговаривал с лысым человеком небольшого роста, Сергей разглядывал зал. Ближе к стенке стояли длинные столы, покрытые зеленым сукном. На столах расположилась вереница шахматных досок, за отдельными досками играли школьники старших классов. В середине зала стояли специальные столы для игры в шахматы, шахматная доска была нанесена уже на поверхность стола. Такого Сергей не видел, и это привело его в восторг.

Завершив разговор с отцом, мужчина подошел к Сергею, представился и спросил:

— В шахматы играть умеешь?

— Умею, — уверенно ответил Сергей.

— Давай сыграем? — предложил тренер.

Сделав несколько ходов, тренер сообщил:

— Что же, Сережа, будешь ходить в младшую группу, там занимаются твои сверстники. Занятия в понедельник, среду и пятницу. Захвати с собой тетрадку, чтобы записывать задания.

Довольный Сергей был у калитки и ожидал отца, который продолжал разговаривать с тренером у входной двери. Когда отец подошел, он сообщил Сергею:

— Тренер сказал, что доволен тобой, если серьезно будешь относиться к занятиям, то он скоро переведет тебя в другую группу.

Домой они возвращались другой дорогой. Отец повел Сергея в магазин, где купил ему большую шахматную доску с яркими пластмассовыми черно-белыми фигурами. Преисполненный важности и гордости Сергей нес доску с фигурами, и ему хотелось, чтобы все видели, что он шахматист. На подходе к дому повстречался сосед Леня, которому Сергей подробно рассказал о своем походе в шахматную секцию. Отец не стал одергивать сына, отправился домой, а Сергей с Леней присели на ступеньку подъезда соседнего дома и стали разглядывать шахматные фигуры. Из ворот дома вынырнули Валера и Володя, приятели Сергея, и тоже стали разглядывать фигуры. Для них Сергей повторил свой рассказ о посещении шахматного кружка.

Солнце било в глаза, легкий ветерок трепал волосы. В руках были шахматы, рядом стояли друзья, дома ждали родители и сестра. Сергею было хорошо, и он не знал, что все это называлось счастливым детством!

* * *

— Не замерзли? — спросила Татьяна Александровна, когда Маша и Сергей Георгиевич вошли после фотосессии.

— Не скажу, что замерзли, но дома приятней, — ответил Сергей Георгиевич.

— Может быть, что-нибудь приготовить? Учти, что кушать будем не скоро, надо будет подождать приезда Юрия Михайловича.

— Тогда приготовь что-нибудь на скорую руку, — предложил Сергей Георгиевич. — Маша, ты не будешь против, если мы чуть-чуть перекусим?

Маша смутилась, ей не хотелось еще раз беспокоить Татьяну Александровну, которая второй день не отходила от плиты.

— Я не очень хочу, потерплю до дома, там и покушаю.

Сергей Георгиевич укоризненно посмотрел на нее:

— Я оценил твою скромность, но зачем меня лишать удовольствия? Вдруг у меня будет голодный обморок. Представляешь, на какие переживания ты обрекаешь Татьяну Александровну?

— Да, это будет черный день в нашей семейной жизни, — поддержала шутливый тон Татьяна Александровна.

— Тогда приготовь что-нибудь простое, — предложил Сергей Георгиевич.

— Блюда или закуски «что-то простое» не существует.

— Ладно. Тогда пожарь сулугуни, легко, просто и быстро. Могу тебе помочь, или, если доверяешь, я сам приготовлю.

— Когда меня нет дома, делай что хочешь. Во всех остальных случаях — занимайся своими делами, — добродушно отмахнулась Татьяна Александровна.

Только Маша и Сергей Георгиевич покинули территорию кухни и переместились в гостиную, как раздался голос Наташи, торопливо спускающейся со второго этажа:

— Мама, я тоже буду кушать.

Через пять минут все сидели за столом и с удовольствием ели сыр сулугуни, поджаренный в яйце. За столом царила атмосфера умиротворения. Маша не отказалась и от добавки.

— Маша, мой тебе совет. Автомобиль всегда должен быть заправлен под завязку, а человек — сыт. Никогда не знаешь, как сложится ситуация, поэтому лучше подстраховаться.

— Что же, поели быстро и сытно и неожиданно, — заключила Наташа.

— Таня, тебе с твоим умением, учитывая, что мы вступили в ВТО, самый раз выходить на международный уровень, — предложил Сергей Георгиевич.

— Мне хватает уровня моей кухни, а вы сперва разберитесь с ВТО, потом мне предлагайте.

— Кому ты предлагаешь разобраться?

— Тебе, власти, президенту.

— Польщен, что ты включила меня в такой звездный состав. Но должен признаться, что моего мнения никто не спрашивал и никто его не будет учитывать. Власть у нас народная, поэтому тот, кто сидит выше всех, тот и есть народ. А зачем у себя спрашивать?

* * *

В вагоне метро было мало народу. Это было в тот короткий дневной промежуток времени, когда утренний пик уже прошел, а вечерний еще не наступил. На очередной станции метро в вагон вошел хорошо одетый молодой человек, но в изрядном подпитии. От него пахло дорогим мужским одеколоном, но он не мог скрыть запах алкоголя. Он завалился на свободное место и тяжело выдохнул. Его глаза радостно блестели, он не скрывал, что ему хорошо. Когда молодой человек второй раз глубоко выдохнул, взрослая женщина, сидевшая напротив, заметила:

— Сынок, что же так сильно выпил?

Молодой человек пристально посмотрел на нее, потом оглядел всех присутствующих, включая и Сергея Георгиевича, довольно улыбнулся и заявил:

— Выпил я за всех вас, один, поэтому я такой. Вы же все не пили за праздник? Вот так у нас всегда — один отдувается за всех, потом его и упрекают, чтобы скрыть свою вину. Но я всех прощаю. У меня сегодня выходной, в честь праздника.

— Какой же это праздник нынче? — поинтересовалась женщина.

— Как какой? — удивленно спросил молодой человек. — Россия вступила в ВТО.

Сообщив эту новость, он облокотился о спинку сиденья и, довольный собой, продолжил:

— Вот, восемнадцать лет вступали-вступали, только вчера вступили. Продавили.

— Вступать-то вступаем, а жизнь не улучшается, — усомнилась женщина. — А нужно ли это России?

— Поставим вопрос иначе. Советский Союз пытался войти в ВТО, ему не удалось, не впустили. Если не было выгодно, он, я имею в виду СССР, стремился бы туда? А мы сумели, продавили. А дальше, — молодой человек развел руками, — как получится.

Некоторое время он сидел молча, а на лице блуждала лукавая улыбка. Сергей Георгиевич подъезжал к станции «Охотный ряд», встал у двери и неожиданно услышал грустную реплику молодого человека:

— Хотя, надо признаться, что у нас всегда умудрятся из шоколадной конфетки сделать пустую или кислую карамельку. Если не сказать хуже.

Сергей Георгиевич пробирался сквозь уплотняющийся поток пассажиров в фойе станции метро, когда, улыбнувшись, вспомнил молодого человека, которого оставил в вагоне. Безусловно, он имел какое-то отношение к переговорному процессу по вступлению в ВТО. Слушая веселую браваду молодого человека, довольного результатом, Сергей Георгиевич обратил внимание на два момента, которые вызвали соответствующие вопросы.

Первый. Вступление в ВТО — это праздник или беда России? Второй. Если восемнадцать лет стремились туда, может быть, имело смысл еще задержаться? Пусть минует кризис, а там решить.

Власть, странным образом ускорившая вступление России в ВТО, давала однозначный ответ, ссылаясь на открытость и глобализацию мировой экономики, отрицательные результаты развития государств, которые вынужденно или добровольно изолировались от мировой торговли. Каждый раз у Сергея Георгиевича возникало беспокойство, что что-то недосказано, что-то не продумано и не подготовлено. И все это приводило к вопросу: готова наша экономика к работе в рамках ВТО, готовы менеджмент и сами предприятия и компании работать в условиях ВТО?

В чем не сомневался Сергей Георгиевич, так это в квалификации наших переговорщиков по вступлению и руководителя группы Максима Медведева. Безусловно, искать ответ на основной вопрос — первый — надо было среди осторожных фраз, недосказанных выражений и случайных реплик. Несколько интересных моментов Сергей Георгиевич отметил в интервью Максима Медведева корреспонденту агентства «Интерфакс» Алексею Уварову. В конце интервью руководитель группы переговорщиков отметил: «Мы платим большую цену за присоединение, и нам нужно эту цену вернуть. Поэтому нужно запустить механизм, в том числе с точки зрения формирования экспертной среды, тех команд, которые будут защищать интересы РФ по конкретным направлениям». Что же, очевидно, что Россия платит большую цену за присоединение. Но какую?

Вызывает беспокойство и слова о необходимости «запустить механизм… которые будут защищать интересы РФ по конкретным направлениям». Получается, что соответствующих команд нет! Нет специалистов или нет достаточного их количества, но суть остается — мы вступили в ВТО, а за столько лет не подготовили нужных специалистов. Вечная проблема власти — левая рука не знает, что делает правая, а они обе не отвечают за конечный результат.

Сергей Георгиевич мысленно представил картину: на его компьютер профессиональные хакеры совершают атаку, а он, весьма скромный пользователь, ее отбивает. Результат атаки не вызывает сомнений. И не окажутся ли в таком положении наши предприятия, когда против одного конкретного выступит какая-нибудь транснациональная компания с профессиональным штатом, умудренным опытом работы в ВТО, знаниями соответствующих законов и правил?

Радужные перспективы, которые рисуют отдельные аналитики, порой настораживают. Не сыр ли в мышеловке нам предлагают? Кстати, Максим Медведев в интервью осторожно высказал: «Есть много экспертных оценок того, как присоединение к ВТО отразится на экономике страны. Одни говорят, что это только плюс, другие, что даже при самых худших условиях потери для ВВП будут в рамках статистической погрешности. Я очень осторожно отношусь к таким оценкам».

Показательна для Сергея Георгиевича позиция США в вопросе присоединения России к ВТО. Майкл Макфол, во время обсуждения кандидатуры на должность посла США в России в сенатском комитете по международным делам, четко определил: «Администрация Обамы поддерживает членство России в ВТО, но мы не занимаемся раздачей подарков России, а отстаиваем наши интересы». Сами же американцы надеются на то, что вступление России в ВТО принесет множество возможностей для американского бизнеса, о чем и сказал Макфол: «Как член ВТО Россия должна будет снизить тарифы, либерализировать условия, при которых американские товары и услуги будут доступны на российском рынке».

Нам, с огорчением подумал Сергей Георгиевич, рассказывали сказки, так Всемирный банк спрогнозировал, что от вступления в ВТО наша экономика вырастет на одиннадцать процентов. Интересно, как они считали? Может быть, забыли указать, за сколько лет? А когда будут реальные цифры, значительно отличающие от указанных процентов, будут обвинять нас в том, что мы что-то сделали не так и упустили шанс.

На первых порах вступление принесет России, скорее всего, надежды на политические дивиденды, а не экономические. Так считал Сергей Георгиевич, поэтому его ответ на второй вопрос, был естественным — надо было притормозить. Параллельно с переговорным процессом надо было активно готовить кадры для работы в ВТО, модернизировать экономику. Этого не было сделано, поэтому надо было выиграть время, чтобы вступать уже полностью подготовленным, без риска потерять отдельные отрасли промышленности, понести огромные убытки.

Что сделано, то сделано. Все теперь зависит от того, как будет организована работа по реализации прав и обязательств с ВТО. И еще. Предстоит большая продолжительная работа и внутри ВТО. Вот это и напрягает и тревожит. Сергей Георгиевич не мог вспомнить ни одной длительной программы правительства, которая была бы выполнена полностью, естественно, не на бумаге.

Дальше реальность московской жизни взяла свое, суета требовала концентрации внимания, и размышления незаметно уступили место желанию дойти до дома. В потоках людей, торопящихся по улице и занятых своими проблемами и заботами, мало кто думал о ВТО. Но парадокс нашей жизни в том, что чужие ошибки в один будущий день могут затронуть всех бегущих по улице, которые не думают об этом сегодня.

* * *

Разговор за столом протекал лениво, так бывает, когда человек из холода попадает в тепло, немного поел и выпил горячего чая. Говорили о птицах, знакомой всем присутствующим за столом теме.

— Я обратил внимание, что, когда сыпешь корм в кормушку, — рассказывал Сергей Георгиевич, — воробьи не торопятся туда, они всегда пропустят синицу.

— Как Вы думаете, почему? — удивленно спросила Маша.

— Думаю, что они понимают, что синица более шустрая птица, и она среагирует на опасность быстрее, чем воробей. После того как синица побывает в кормушке, воробьи стаей набрасываются на корм.

— И не дерутся? — спросила Маша, увлеченная разговором за столом, предполагая, что информация поможет ей когда-нибудь сделать интересный фотоснимок.

— Всякое бывает, но я заметил, что первые воробьи, пробившиеся к кормушке, периодически сбрасывают корм на землю, где поджидают другие сородичи.

— За воробьями интересно наблюдать, — вступила в разговор Наташа. — У нас под крышей летом селится пара воробьев, так продолжается несколько лет. Этим летом я наблюдала интересную картину. Воробей слетел с крыши и присоединился к другим, которые чирикали на земле. Через минуту с крыши раздались воробьиные вопли. Это явно самка ругала воробья. Я почти уверена, что она ругала его за то, что он оставил ее одну с птенцами. Она продолжала его ругать до тех пор, пока он не прилетел к ней и не нырнул под крышу.

Наташа, сидя за столом, внимательно следила за перемещениями Марика. Неожиданно она вскочила и бросилась к лестнице с возгласом:

— Стоять! Кому сказала?

Поймав Марика на лестнице, она предложила Маше:

— Маша, пойдем ко мне, поболтаем и поиграем с Мариком.

Маша извинилась и быстро направилась к Наташе, за столом остались Сергей Георгиевич и Татьяна Александровна. Говорили о предстоящей встрече Нового года, продуктах, которые предстояло закупить:

— У нас практически есть все, только осталось купить грецкие орехи и сушеные корольки. Я их заказала, — сообщила Татьяна Александровна. — Ты будешь еще закупать что-нибудь из выпивки?

— В принципе все есть, думаю, что не буду. Сейчас в магазинах столпотворение. Если понадобится на старый Новый год, тогда числа десятого января заеду и куплю. Но думаю, что обойдемся.

Включенный телевизор, как всегда, служил фоном. Обычно он не отвлекал, а интересные моменты или сведения каким-то образом привлекали внимание. Вот и на этот раз информация о взрывах на складах министерства обороны неожиданно привлекла внимание.

— Таня, сделай погромче, — попросил Сергей Георгиевич.

По ТВ показывали какой-то военный журнал, где за круглым столом обсуждали проблемы военно-промышленного комплекса и его взаимодействия с Министерством обороны. На вопрос ведущего отвечал вице-президент Лиги содействия оборонным предприятиям Владимир Рубанов:

— На Ваш вопрос о том, почему не учитывается опыт США в лоббировании интересов собственного авиастроения в правительстве страны, могу сказать следующее. В США не нужно лоббировать американское авиастроение, так как лидеры этой отрасли скорее определяют тех, кто будет у власти, чем продвигают через «лоббистов» свои интересы. Их представители сами входят в государственные структуры и определяют государственную политику. В наших государственных структурах представлены интересы экспортно-сырьевого и финансового сектора. При таком социальном облике власти никакое лоббирование не поможет. Пример — попытки нынешнего президента сформировать инновационную повестку дня и поддержать сферу высоких технологий. Выше, чем президент, лоббистов не бывает. А результаты двухлетнего «лоббирования» инноваций и высоких технологий с его стороны можете оценить сами.

Что же касается возрождения авиационных заводов в Смоленске, Саратове, Жуковском, Москве, то предпосылок и перспектив для этого пока не наблюдается. Я имею в виду долгосрочные устойчивые тенденции и перспективы. Случайные заказы и контракты могут быть, но это вряд ли существенно изменит положение дел на этих предприятиях. Рабочие места в авиапроме появятся, когда появятся заказы на авиационную технику, когда заводы начнут выпускать не одиночные самолеты, а серийные и в большом количестве. А с этим — большие проблемы. Некоторое оживление спроса есть в сегментах военной авиации и среднемагистральных самолетов, однако объем заказов пока несопоставим с производственными мощностями авиапрома…

* * *

— Сергей Георгиевич, позвольте познакомить с Олегом Смирновым, заслуженным пилотом СССР, президентом фонда «Партнер гражданской авиации».

Владислав Владимирович, куратор круглого стола «Инновационный путь развития России», подвел к Сергею Георгиевичу седого человека с волевым лицом. Сергей Георгиевич не стал сосредоточенно разглядывать его, мимолетного взгляда было достаточно, чтобы оценить силу и упрямство этого человека. Глубокие морщины покрывали все лицо.

— Рад познакомиться, спасибо за честные и откровенные высказывания о ситуации с инновацией, внедрением инновационных технологий, — сказал президент фонда. — Но что делать с авиацией?

Сергей Георгиевич посмотрел на человека, который, очевидно, не один год потратил на преодоление лживых обещаний, равнодушия. Может быть, подумал Сергей Георгиевич, сила России в том, что всегда есть люди, которые не сдаются и все силы отдают для реализации идеи. Именно эти люди являются хранителями научных и практических проектов, которые потом приводят к ускоренному развитию российской промышленности.

— Сейчас будет продолжительный перерыв, пойдемте в холл, возьмем по чашке кофе и поговорим, — предложил Сергей Георгиевич.

Они вышли в холл и через несколько минут уже общались на ты, найдя много общего в интересах, жизненных позициях. И прежде всего их объединяла любовь к авиации.

— Авиация — моя любовь с детства, но так сложилось, что я не стал поступать в авиационный институт, но все, что касается авиации, меня интересует и беспокоит. Мне кажется, — признался Сергей Георгиевич, — что, начиная с перестройки Горбачева и распила государственной собственности при Ельцине, основной удар наносился по авиационной и космической промышленности.

Такое признание Сергея Георгиевича воодушевило президента фонда, и он откровенно стал излагать свою позицию:

— Понимаешь, Сергей, нельзя европейские проблемы и решения тупо переносить на Россию.

— Согласен, по территории Россия другая, другие масштабы и другие проблемы. Без малой авиации Россия потеряет управление огромными территориями, жители лишатся общения, ощущения единой страны. Теряется мобильность населения, а там до сепаратизма и изолированности один шаг.

— В советские годы в России было тысяча триста аэропортов, а сейчас осталось только триста. Президент Медведев на встрече с активом «Единой России» в Барнауле признал, что в стране почти тридцать тысяч населенных пунктов, куда можно добраться только по воздуху. Сейчас нерегулярно летают старые самолеты, на которые смотреть без слез нельзя. Летают они за счет мужества и упрямства летчиков и обслуживающего технического персонала, вопреки логике и законам техники.

— Олег, Медведев признал, что малая авиация — тема полностью убитая, что малая авиация деградировала и развалилась, что невозможно пережить в такой стране, как Россия. Разве сейчас власть должна была обратить внимание на эту проблему?

— Это заявление опоздало лет на двадцать. Я уже сказал о сокращении числа аэропортов, а беда в том, что ликвидируются аэропорты там, где самолет является единственным средством связи. С последней лампочкой аэродрома гаснет последняя лампочка этого населенного пункта. Никто не говорит о том, что население этих регионов сократилось на три миллиона человек.

— Сколько? — удивленно переспросил Сергей Георгиевич.

— Да, Сергей, сократилось на три миллиона.

— И это в малонаселенных регионах? Так мы потеряем и Сибирь, и весь Север, и развалим Россию.

— В том-то и дело, что это не частный вопрос удаленных территорий, здесь серьезно затронуты вопросы национальной безопасности. И проблему малой авиации надо решать срочно.

Старый летчик замолчал. Что-то безысходное промелькнуло на его лице, тяжело вздохнув, он продолжил:

— В СССР все небольшие населенные пункты имели свои маленькие аэродромы, люди могли вылететь в любую точку страны. А сейчас цены на рейсы малой авиации бешеные. В СССР среднестатистический житель удаленного района мог на одну зарплату купить четыре билета в любую точку страны.

— А сегодня?

— Сегодня? Надо полгода работать, не кушать, не оплачивать ЖКХ, не покупать ничего, чтобы купить один билет. Малая авиация из народного вида транспорта превратилась элитный.

— Олег, а как с техникой? Какая перспектива?

— Как ты думаешь, Сергей, какая она? Старая, советская. Летают Ан-2, Ан-24 и Як-40. Самолет Ан-24 взлетает с грунтовых аэродромов, аналогичного самолета нет ни в России, ни в мире. Сейчас последние Ан-24 доживают свой срок эксплуатации, а замены нет.

— Что делать?

— Не знаю. Десять лет назад я бы сказал, что надо переоборудовать самолеты и выпустить новых пятьсот-семьсот самолетов. Но за это время ничего не было сделано.

Они сидели в холле, пили дешевый растворимый кофе, предоставленный организаторами круглого стола. Они понимали ситуацию, не скрывали свое волнение за будущее России, возмущались равнодушием чиновников.

— Насколько я помню, — продолжил Сергей Георгиевич, — Медведев отвел десять лет на решение проблемы. Хотя президент говорит, а чиновники решают. Все, что не входит в круг их личных интересов, задвигается в дальний угол…

— …а там хозяин умрет или его ишак.

— Можно и так сказать. Олег, не знаю, ты обратил внимание на депутатов? На скольких мероприятиях я бываю, везде одна и та же картина: депутаты первыми выступают, потом извиняются, что у них другие мероприятия, и уходят. Галочку поставили, все. Для кого эти круглые столы? Я проблему знаю, а им не нужна ни моя информация, ни мнение народа. Вот в чем суть. Та же ситуация с членами Совета Федерации. Засветились и пошли.

— Согласен, Сергей. Конечно, проблему малой авиации надо решать в рамках национального проекта. Но я хочу сказать, что главное даже не в отсутствии техники, главное — установить ответственность. Сегодня получается так, что ни один чиновник не несет ответственности за разруху в отрасли.

— Структура власти построена таким образом, чтобы чиновники не несли персональную ответственность. Вот, Олег, скажи честно, за что отвечает президент, премьер-министр или министр?

— За все и ни за что.

— В том-то и дело. Они не отвечают за конкретные результаты, которые были бы озвучены и строго контролировались, — подвел итоги Сергей Георгиевич. — Поэтому любой результат они преподнесут как удачу — ведь могло быть еще хуже.

В зале начались дебаты, но их беседа не закончилась, и они не прервали ее. Оба взрослых человека испытывали необходимость выговориться, сказать о своей позиции. Говорили об отсутствии не только современных разработок в области малой авиации, некогда успешной отрасли авиастроения, но об отсутствии тренажеров, подготовки пилотов. Не обошли молчанием необходимость изменения системы регулирования гражданской авиации, создании независимого органа расследования летных происшествий.

Было темно, когда они попрощались.

— Удачи, Олег!

— Удачи всем нам, — заметил опытный пилот, радеющий о малой авиации в отдаленных уголках России.

Может быть, его настойчивость, поддержанная другими энтузиастами, позволит детям в бесконечном небе труднодоступных мест увидеть маленький самолет? Увидеть и поверить в могущество человеческой мысли. А может быть, в этом самолете заключается право маленького человека увидеть столицу своей безбрежней России, конституционное право на свободное перемещение?

* * *

— …Теперь обратимся к судостроителям, — предложил телеведущий. — Должен сообщить телезрителям, что Министерство обороны подтвердило, что часть контрактов в рамках гособоронзаказа на 2011 год до сих пор не подписана. Под ударом оказались контракты «Объединенной судостроительной корпорации». В частности речь идет о заказах на строительство атомных подводных лодок типа «Борей» проекта 955 и «Ясень» проекта 885. Причем большая часть денег на производство была уже потрачена. Неподписанными остаются контракты на десятки миллиардов рублей. Однако под угрозой находятся не только поставки в срок новейших вооружений российской армии, но и будущее военного судостроения. Компании, работающие над военными заказами, уже находятся на грани банкротства. Сложившаяся ситуация может сыграть злую шутку со всем оборонно-промышленным комплексом. Прокомментировать ситуацию я попрошу Романа Троценко, президента ОАО «Объединенная судостроительная корпорация».

— Неподписанными остаются самые сложные и самые объемные по деньгам контракты на строительство атомных подводных лодок, — подтвердил факт наличия неподписанных контрактов президент компании. — Суть проблемы состоит в том, что мы не можем менять поставщиков, поскольку контракт уже включает требование Минобороны по составу системы вооружения. Другими словами, мы имеем облик корабля с уже законтрактованными поставщиками. Наша рентабельность составляет шесть-семь процентов от общей стоимости контракта. Минобороны просит нас снизить цену контракта на тридцать процентов, но мы физически не можем пойти на это, поскольку это означает, что мы обязаны выполнить заказ с рентабельностью минус двадцать четыре процента от стоимости контракта.

— И какой выход из этой ситуации? — поинтересовался ведущий.

— Решение данного вопроса может быть только в двух плоскостях. Во-первых, если Минобороны выбрало субподрядчиков, то пусть оно самостоятельно их и воспитывает, снижает цены в два раза, либо соглашается на ту цену, которую указали субподрядчики. Есть второе решение — Минобороны может поручить нам, как профессионалам, построить корабль с заданными тактико-техническими характеристиками и с нашим правом поменять любого субподрядчика. В этом случае мы сами будем формировать цену и облик корабля. У нас появилась бы возможность менять подрядчиков в случае завышения цен.

— Как срыв контрактов повлияет на отрасль военного судостроения?

— Если говорить об экономической ситуации, то это рождает колоссальные проблемы внутри судостроительного комплекса. У меня есть такое ощущение, что будет перепрофилировано около пятидесяти-шестидесяти предприятий субподрядчиков первого и второго уровней. Мы видим, что для многих средних машиностроительных предприятий это будет катастрофа. В нашей корпорации мы справимся с этой проблемой и перепрофилируем наши предприятия, в том числе и на гражданскую продукцию — строительство нефтедобывающих платформ для Арктического шельфа. Недавно была пущена в эксплуатацию платформа «Приразломная» — это знаковое событие. В ближайшие годы предусматривается строительство еще нескольких. Принятие инвестиционного решения по Штокмановскому газоконденсатному месторождению предусматривает строительство четырех крупных добычных судов. Для нас это будет самый серьезный проект в области шельфовой техники.

Сергей Георгиевич слушал и понимал, что они не договаривают, не затрагивают один важный аспект — существует система откатов в Министерстве обороны, поэтому контракты не подписываются, пока не будут оговорены все условия откатов, а аппетиты у генералов такие, что вслух произносить их просто неприлично. Поэтому стоимость любого контракта надо увеличивать вдвое или жестко урезать интересы генералов.

— Сергей, у меня начинается сериал. Мне надо приготовить еще салат. Может быть, ты подымешься в кабинет и там досмотришь свою программу? — предложила Татьяна Александровна.

— Можешь переключать, я действительно пройду в кабинет, — согласился Сергей Георгиевич.

* * *

Сергей Георгиевич вышел со склада и направлялся в кабинет, когда его остановила Наташа, секретарь первого проректора Александра Борисовича.

— Я Вас ищу по поручению шефа.

— Что случилось? — зло спросил Сергей Георгиевич.

Накануне также срочно искали Сергея Георгиевича по поручению Александра Борисовича. Когда Сергей Георгиевич связался с ним по телефону, то услышал слова:

— Сергей, ко мне приезжает дочка, пришли пару килограммов конфет.

Сергей Георгиевич был шокирован его просьбой — зайти в магазин и купить конфет — не было проблемы, так нет, ему надо было потревожить десяток людей, организовать поиск Сергея Георгиевича только для того, чтобы показать, что он начальник. Несколько случаев подтвердили предположение Сергея Георгиевича о жадности Александра Борисовича. Как-то приехав в подмосковный санаторий, где проходило совещание, организованное университетом, он не захватил с собой денег, поэтому одолжил их у бизнесмена, выступающего в роли спонсора, и, естественно, у Сергея Георгиевича, который занимался коммерцией. О возврате такой мелочи он не вспоминал.

— Наташа, он в кабинете или дома?

— Дома. Звонил три раза, мне показалось, что он напуган, голос дрожал.

Сергей Георгиевич остановился, последняя фраза заставила его напрячься.

— Давай зайдем на склад и позвоним оттуда, не будем терять время, — предложил он.

Они шли вдоль паллет с коробками конфет. Наташа отметила, что раньше весь склад был забит кондитерской продукцией, а сейчас было много свободного места.

— Продали? — поинтересовалась Наташа.

— Продаем небольшими партиями, а в целом бизнес прогибается, думаю, скоро придется закрываться и менять профиль.

Сергей Георгиевич не стал углубляться в детали и говорить о появлении крупных оптовиков, которые на корню стали закупать продукцию московских кондитерских фабрик, отодвинув других. Небольшие партии удавалось получать только за счет личных знакомств, взяток.

Войдя в небольшое помещение, которое использовалось как столовая, кухня и переговорная, Сергей Георгиевич подошел к телефону и предложил Наташе:

— Набери номер Александра Борисовича, его домашний номер я не помню.

Разговор с Александром Борисовичем был коротким, он попросил срочно приехать. Было очевидно, что он был очень напуган. По дороге к нему Сергей Георгиевич строил предположения, которые могли привести к такому результату. Наиболее вероятным предположением, посчитал Сергей Георгиевич, были деньги. Недавно он сам обращался к нему за краткосрочным кредитом для знакомого. Так случилось, что нужная сумма не оказалось у Сергея Георгиевича, а деньги требовались знакомому срочно. Александр Борисович согласился помочь при условии возврата денег через четыре дня с процентами. А проценты он назначил серьезные — тридцать, но знакомый был вынужден согласиться. Может быть, он напоролся на кого-нибудь? Или на него наехали?

Когда Сергей Георгиевич позвонил, дверь открыли не сразу, но он чувствовал, что за дверью кто-то стоит.

— Сергей, это ты?

— Да, я.

— Ты один? — осторожно спросил Александр Борисович.

Так, подумал Сергей Георгиевич, страх налицо, значит, наехали серьезно. Разговор был коротким. Александр Борисович не мог совладеть со своими нервами, впадал в панику, периодически прорывались истерические нотки. Со второй попытки удалось понять суть — на улице к Александру Борисовичу подошли два братка грозного вида и без объяснений потребовали, чтобы он больше в университете не появлялся. Их причастность к криминалу сомнения у Александра Борисовича не вызвала, у одного из братков в руке блеснуло лезвие ножа.

Сергей Георгиевич задал несколько незначительных вопросов, а потом задумался. При этом он встал и стал медленно ходить по комнате. Потом неожиданно остановился и повернулся к Александру Борисовичу.

— Странная ситуация, — начал высказывать он свое мнение. — Первое впечатление — кому-то нужна ваша должность, но такого человека нет. В университете никто не покушается на должность первого проректора. Остается другой вариант — Вас хотят убрать из университета, кому-то Вы сильно насолили.

— Мне плевать на университет, я уйду. Главное, чтобы не трогали детей! — стал кричать Александр Борисович.

— А что, это звучало? — удивленно спросил Сергей Георгиевич.

— Мне нужна гарантия, понимаешь? Сделай что-нибудь.

Сергей Георгиевич уходил со странным ощущением. Александр Борисович что-то не договаривал, но пытался использовать Сергея Георгиевича. Сергей Георгиевич догадывался, что Александр Борисович занимается сомнительными делами. Как-то он присутствовал при одном странном разговоре, когда Александр Борисович по телефону произносил простые слова «документ», «бумага», «охра», «мелочь» и другие, но Сергей Георгиевич был уверен, что разговор шел о нумизматике, которой серьезно занимался Александр Борисович. Возникали и другие сомнения, связанные с его поездками за рубеж. Возможно, поэтому он так легко отказывался от университета, чтобы сохранить что-то основное.

Перед выходом на улицу Сергей Георгиевич зашел в туалет, где оставались следы от ремонта — установили зеркальный потолок, но мусор был вынесен не весь. Потолок был очень похож на тот, который красовался в ресторане Максима. Это насторожило, тем более что ни Максим, ни Александр Борисович о ремонте не говорили. Эта была единственная зацепка, и ее решил использовать Сергей Георгиевич.

Максим был в ресторане. Приходу Сергея Георгиевича он не удивился, но осторожно спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Позавчера в общежитии была драка. Твои ребята ничего не знают?

— Знают, — сообщил Максим. — Вахтеры не пропустили брата студента — он был пьян. Братья нарывались на вахтеров, махали руками. Мои ребята в тот момент курили у запасного выхода в холле общежития. Пришлось успокоить братьев, отвесив им пару тумаков. Что, жалуются?

— Вахтеры написали служебную записку.

— Понятно, что-нибудь нужно?

— Нет, вчера на ректорате обсуждали. Студенту объявили выговор.

Максим предложил выпить пива, они уединились, присев за дальний столик. Ленивый разговор неожиданно приобрел остроту после прямого вопроса Сергея Георгиевича:

— Максим, твои люди подходили к Александру Борисовичу?

Максим заерзал, криво улыбнулся, немного подумал, а потом признался:

— Достал он меня.

— Знаю, — согласился Сергей Георгиевич.

— А как Вы догадались, что это моя работа?

— Потолок.

Максим засмеялся. Откинулся на спинку стула и, смотря в глаза Сергея Георгиевича, сказал:

— Уважаю, Сергей Георгиевич. Приятно иметь дело с умным человеком. С потолка все и началось.

Максим замолчал, подошла официантка и принесла еще два бокала пива. Подождав, пока она удалилась, Максим продолжил:

— Почти каждый день приходил обедать, иногда приводил с собой кого-нибудь и перед гостями трепался, что он хозяин.

— И никогда не платил, — продолжил Сергей Георгиевич.

— У него такой мысли и не было. Потом пристал с потолком, узнал, что мой цех их изготавливает, стал требовать, чтобы установили у него дома.

— Не думаю, чтобы из-за этого ты наехал на него, — усомнился Сергей Георгиевич.

— Нет, конечно. Только, когда мои рабочие работали у него, он потребовал, чтобы они у него отремонтировали еще кухню. Рабочие сказали, что без моего указания они не будут этого делать. Вот тут и понесло Александра Борисовича, стал изображать из себя крутого, его понесло на жаргон. Сколько раз я просил Вас поговорить с ним, чтобы он не изображал из себя блатного, хозяин хренов.

— Говорил я с ним, бесполезно. Желание показать себя хозяином выше его разума, — заключил Сергей Георгиевич. Он не стал рассказывать, что и по отношению к нему Александр Борисович порой допускал такое.

— Наговорил он много чего лишнего. Рабочие мне передали. У меня не было другого выхода, как его наказать. Иначе молва о том, что об меня можно вытирать ноги, быстро распространится.

Все было ясно, Александр Борисович доигрался, хотя его об этом предупреждали. Но это была чужая война, которая Сергея Георгиевича не касалась. Осталось выяснить один вопрос:

— А дети?

— Это так, для острастки, чтобы не думал, что это игра.

Выходя из ресторана, Сергей Георгиевич жестко обратился к Максиму, который его сопровождал:

— Детей не трогать, он уйдет.

— Меня это устраивает, — с довольной улыбкой тихо произнес Максим.

Можно было позвонить Александру Борисовичу, сказать, что все улажено. Но Сергей Георгиевич не был идеальным, поэтому позволил себе маленькую месть: позвонил поздно вечером.

* * *

Сергей Георгиевич направлялся в кабинет и находился на лестнице второго этажа, когда зазвонил мобильный телефон.

— Да, Олег Борисович, я слушаю.

— Я хотел спросить, какие планы у Вас на завтра?

— Предполагаю быть в Москве. По работе возникли какие-то проблемы, надо будет внести уточнения.

— Вот и отлично. Собираемся с Владимиром Михайловичем пригласить Вас на обед. Как со временем?

— Предполагаю, что буду занят утром. Потом я свободен, могу подстроиться.

— Тогда я перезвоню, завтра утром уточню время и место. Машину пришлем за Вами, а потом и подвезем до места назначения. Договорились?

— Да.

* * *

Есть одна проблема, в которой Сергей Георгиевич и Татьяна Александровна десятилетиями не могли прийти к одному решению — это порядок на письменном столе Сергея Георгиевича. Он сознавал, что порядка могло быть и больше, но привык к определенному беспорядку, легко ориентируясь в нем. Сложенные Татьяной Александровной в стопки документы, записки и копии статей вызывали у Сергея Георгиевича раздражение, и скоро все возвращалось к первоначальному состоянию, которое его устраивало.

В тот день Сергей Георгиевич решил навести порядок на письменном столе и в кабинете. Обычно это действие заканчивалось незначительными изменениями — увидев некий документ, о котором он забыл, Сергей Георгиевич углублялся в его чтение, потом еще что-нибудь попадалось. Времени на существенное наведение порядка не оставалось, и он быстро возвращал все первоначальное состояние. Это повторилось и в тот день.

Перебирая книги Николая Старикова, которые отдельной стопкой лежали на диване в кабинете, Сергей Георгиевич обнаружил несколько распечаток из Интернета, которые незаметно расположились между книгами «Спасение доллара — война» и «Кризис. Как это делается». Первая распечатка с сайта «Новый регион» была короткой и касалась футбольного клуба «Анжи» из Махачкалы. В ней сообщалось, что клуб готов предложить тридцать миллионов евро в год за услуги в качестве тренера португальцу Жозе Моуринью, который тренирует мадридский «Реал». Другим кандидатом на пост тренера махачкалинского клуба называли Фабио Капелло, тренирующего сборную Англии. И это клуб из дотационного региона, региона, который требует от федеральной власти дополнительных средств!

Конечно, скажут, что это частные деньги, деньги спонсоров. Но возникает вопрос: нельзя было использовать эти деньги с большей пользой, направив их на развитие депрессионного и дотационного региона, остро нуждающегося в создании рабочих мест, развитии малого и среднего производства?

Был еще один маленький штрих, на который обратил внимание Сергей Георгиевич. Безусловно, клуб может, если есть такая возможность, устанавливать любую зарплату. Но в случае болезни этого высокооплачиваемого работника бюллетень оплачивается из государственного фонда медицинского страхования, а это миллион долларов в месяц. Есть ли такие деньги у Фонда медицинского страхования Дагестана? Или будут просить у федеральной власти?

У Сергея Георгиевича сложилось впечатление, что федеральная власть не знает, что делать с Северным Кавказом — нет четкой политики, реальной программы вовлечения республик в экономику страны. Опора на национальные элиты, неэффективно использующие дотационные средства, чревата последствиями. Одно последствие уже налицо — рост терроризма. Сегодня не секрет, что часть федеральных денег уходит к боевикам — это плата национальных элит за свое спокойствие.

Проблем много — это круговая порука и гигантская коррупция, а также преступления, совершаемые этническими бандами, рост национализма и другое — и все они требуют профессионального решения. Власть не говорит и не решает. Что это, слабость или не настало время? Сергей Георгиевич не знал, как не знали и другие граждане страны, а неопределенность способствует росту шовинизма и национализма в центральных регионах. Власть, надеялся Сергей Георгиевич, попытается исправить ситуацию, но это будет трудный и, очевидно, долгий процесс, в котором национальные элиты будут оказывать всемерное сопротивление. И успеет ли власть?

Что-то за не новогоднюю тему рассуждений я взялся, подумал Сергей Георгиевич, отложив в сторону распечатку о футбольном клубе.

* * *

Пятилетний Сергей готовился встретить Новый год. Праздничная атмосфера чувствовалась во всем: в суете, нарядных одеждах и ароматных запахах. Аромат разносолов, мандаринов, апельсинов и свежеприготовленных козинахи, обязательных к новогоднему столу, свидетельствовал о надвигающем застолье. Несколько бутылок шампанского и вина ожидали своего часа на подоконнике. Сергей несколько раз их пересчитал, потом посчитал бутылки с лимонадом и «Боржоми». Было скучно, играть не позволяла ситуация — все куда-то двигались, что-то несли и готовили. Кроме родителей и сестры, в этой круговерти принимали участие бабушка Ася и тетя Маруся. Они обе безумно любили своего внука и племянника, поэтому в этом хаотическом движении находили момент, чтобы угостить его шоколадом или конфетой.

Наевшийся конфет, Сергей стал думать о желаниях, которые надо было загадать во время боя курантов. Он больше всего боялся что-то упустить. Первое, подумал Сергей, надо пожелать здоровья и удачи. Еще счастья. Интересно, продолжал думать он, загадывать нужно по отдельности или можно вместе? Для каждого отдельно или для всех сразу? Вопросы множились, ответов у него не было, а времени оставалось чуть больше часа.

— Мама, сколько желаний можно загадать?

— Сколько хочешь.

— А если я не успею их все загадать, пока будут бить часы?

— Ничего страшного, можно и после, главное — очень хотеть, чтобы исполнилось.

Сергей успокоился и пошел к сестре.

— Жанна, пойдем поиграем, — предложил он.

— Мне некогда, — важно ответила она. — Я сейчас буду вилки и ножи подносить. Тарелки мы мамой уже расставили.

Сергей удалился, сел на диван и продолжил размышления о своих пожеланиях. В комнате было тепло, веки медленно опускались, дремота подкрадывалась незаметно. Мысли замедлялись, казалось, что в темноте они приобретают большую силу.

Сквозь дремоту он почувствовал нежное прикосновение маминой руки. Она гладила его по голове. Он мгновенно открыл глаза, но лицо выражало досаду, что он не выдержал и заснул.

— Сережа, идем к столу, скоро будем встречать Новый год.

— Мама, я не спал, я думал, — Сергей стал оправдываться.

— Успокойся, никто не заметил, ты просто немного устал. День был трудным и очень длинным.

Он встал с дивана и прижался изо всех сил к ней, выражая свою признательность. Она еще раз провела рукой по голове.

— Знаешь, я придумала, что загадать. Пусть через год мы соберемся все вместе и нам будет хорошо.

Сергей подумал, и ему понравилось предложение — если будет хорошо, значит, все будут здоровы, счастливы и удача будет с ними. Довольный ходом своего рассуждения, он вместе с мамой, Александрой Ивановной, отправился в комнату, где был накрыт стол. По дороге Сергей спросил:

— А кто знает, что́ я буду загадывать?

— Никто, — с оттенком таинственности ответила Александра Ивановна.

От удовольствия Сергей подпрыгнул и устремился к столу.

За пять минут до наступления Нового года отец произнес тост за уходящий год, за все хорошее, что было в нем. Перед Сергеем стоял хрустальный фужер с лимонадом, в котором, как в шампанском, пробивались мелкие пузыри. Когда отец произносил тост за наступающий Новый год, все встали и ждали боя настенных часов. Сергей целиком был поглощен ожиданием, он ничего не видел, только напряженно ждал первого удара часов. Он прозвучал неожиданно, Сергей быстро-быстро стал загадывать желание, которое успел выучить наизусть. Мысленно произнеся его, он удивился тому, что часы продолжали лениво и равномерно бить. Сергей посмотрел на маму, статную красивую женщину, и был бесконечно рад, что в такой важный момент их объединяла маленькая тайна.

Сергей еще хотел что-то загадать, но по традиции, выпив глоток шампанского, все взяли козинахи.

— Пусть год будет сладким и счастливым для всех нас, для нашего окружения и всех хороших людей, которых мы знаем и которых не знаем, но они где-то живут, радуются жизни, радуют других. — После этих слов отец надкусил козинахи и поцеловал маму, потом всех остальных. Подойдя к Сергею, он пригнулся, с улыбкой посмотрел ему в глаза и нежно поцеловал в лоб. Двумя руками провел по лицу и тихо шепнул в ухо:

— Я тобой горжусь.

Жанна, которой доверили ответственное задание, зажгла бенгальские огни и раздавала всем присутствующим за столом. Сергей высоко поднял бенгальский огонь над головой, и искры, словно салют, разлетались над его головой, оповещая весь мир, что Новый год наступил.

Ощущая бесконечную радость в этом мире детства, видя добрые глаза родителей, сестры, бабушки и тети, Сергей не выдержал и громко закричал:

— Ура-а-а!

Словно в ответ на его восприятие мира, на улице началась пальба из охотничьих ружей и другого оружия, имевшего у населения на легальном и нелегальном основании, взрывы петард и свист взлетающих сигнальных ракет. Кананада охватила город, Сергей выбежал на балкон, где его накрыл прохладный воздух, но Сергей этого не заметил, его интересовали световые всплески от петард и салюта. Незаметно большая и тяжелая рука отца легко опустилась на его хрупкое плечо и прижала к себе. Сергей прижался спиной к отцу, а глаза были обращены к загадочному темному в звездах небу. Он был бесконечно счастлив.

* * *

Сергей Георгиевич продолжал перебирать копии статей, распечатки обзоров и записи. Дело двигалось медленно, без существенного прорыва. Все указывало на то, что вся уборка, как это часто было, сведется к перекладыванию из одной кипы в другую.

Следующей в стопке была распечатка об Общероссийском народном фронте (ОНФ). Сергей Георгиевич взял распечатку и сел в кресло. На полях были заметки, сделанные его рукой. Заголовок был обведен карандашом, а рядом стоял знак вопроса. Чуть ниже был записан и сам вопрос: «Зачем?» С правой стороны листа мелко был краткий комментарий: «Продуманная акция, необходимость в которой усиливалась с реальным падением рейтинга партии «Единая Россия». Только желанием подстраховаться на предстоящих президентских выборах можно объяснить жгучее желание власти услышать мнение своего народа». Дальше места было мало, поэтому пошли сокращения, которые с трудом поддавались расшифровке.

Сергей Георгиевич принял в кресле удобную позу и углубился в тему, что-то вспоминая, что-то используя из текста распечатки. Создание ОНФ имело аналоги в истории — известны народные фронты в Китае и ГДР. Очевидно, что немецкий опыт работы мог быть использован Путиным. Он, естественно, понимал, что в народе зреет неудовлетворение властью, имеются предвыборные проблемы: отсутствие обещанной диверсификации экономики, общее ее состояние, гигантские масштабы коррупции, разбазаривание государственных средств с участием государственных чиновников и членов «Единой России».

Отвечать за партию Путину не хотелось — можно было существенно потерять и так понижающийся рейтинг. Полностью дистанцироваться от «Единой России» не имело смысла — чиновники, составляющие ядро партии, умели выдать нужный результат голосования, но следовало показать народу, что между ним и коррупционными чиновниками есть дистанция. Создание Народного фронта позволило одновременно решить две важные для Путина проблемы.

Когда Владимир Путин объявил о формировании своего предвыборного штаба на основе не партии, а фронта, Сергей Георгиевич был очень удивлен решением Путина — поручить руководство предвыборным штабом режиссеру Станиславу Говорухину. Весьма символично, подумал Сергей Георгиевич, политические выборы проходят под руководством кинорежиссера, действительно, наши выборы — это кино.

Странно, рассуждал Сергей Георгиевич, Станислав Говорухин в 2000 году участвовал в выборах кандидатом в президенты и проиграл Путину. Человек, который хоть один раз перешел из одного политического лагеря в другой, удобен в управлении. Может быть, это и послужило основой выбора? Позже в «Газете. ру» прошла информация, что руководить штабом Владимира Путина будет глава аппарата правительства Вячеслав Володин и замглавы администрации президента Владислав Сурков, между которыми возник конфликт при составлении списка «Единой России» на выборы в Госдуму. Все стало ясно — Говорухина поставили, чтобы «развести» конфликтующие стороны. Удобная фигура. Все встало на свои места, все сомнения растаяли, удивление прошло.

* * *

Александра Ивановна с удивлением посмотрела на сына, который стоял у открытой двери гардероба и считал деньги. Ее смутила скорость, с которой сын влетел квартиру, и она, встревоженная, направилась за ним. И увидела эту странную картину.

На второй полке между постельным бельем лежали семейные деньги. Об этом знали Сергей и его сестра Жанна. На третьей полке Сергей хранил свои кровные, которые имели различные источники поступлений — часть дал отец, кое-что поступило от бабушки и тети, мама тоже подбрасывала рубли. Сергей, тем более Жанна никогда не трогали семейные деньги, они знали, каким тяжелым трудом отца они накапливались.

В тот день восьмилетний Сергей стоял у открытой двери и отсчитывал семейные деньги. Александра Ивановна с ужасом спросила:

— Сергей, что делаешь?

— Деньги меняю.

— Какие деньги?

— Я с Самвелом нашел сто рублей, теперь меняю, чтобы ему отдать пятьдесят рублей.

— Где нашли? А если объявится хозяин? — продолжала тревожиться мать.

— Мы целый час сидели на улице и ждали. Никто не пришел. Самвел торопится, ему надо идти.

— Самвел подождет минутку, — строго сказала Александра Ивановна и отобрала деньги у сына.

Сергей сник и испугался, представив, что придется как-то объясняться с одноклассником. Но мама отсчитала сто рублей мелкими купюрами и отдала сыну. Сергей спокойно выдохнул, отложил пятьдесят рублей, а вторую часть разделил поровну и двадцать пять рублей вернул маме.

— А это зачем?

— Двадцать пять рублей я возьму себе, а двадцать пять я даю тебе.

— Зачем мне? — удивленно спросила Александра Ивановна.

— На расход, для семьи.

Александра Ивановна слегка улыбнулась, но решила поинтересоваться его планами:

— Как собираешься потратить деньги?

— Куплю китайскую авторучку с золотым пером, она есть в нашем магазине канцтоваров. Стоит дорого — двенадцать рублей, а остальное отложу. Мама, знаешь, как она пишет? В магазине один дядя покупал, я был рядом, он сказал, что нажимать не надо, так мягко она пишет.

После этого он стремглав пронесся через двор и устремился на улицу, где его с тревогой ждал Самвел, предвкушавший праздник, который случайно заглянул к нему.

* * *

Для чего был создан в мае 2011 года Общероссийский народный фронт, Сергей Георгиевич не сразу понял. Возможно, этому способствовали приближающиеся выборы в Госдуму? Но победа «Единой России» была обеспечена административным ресурсом, рейтинг Путина был достаточно высок, хотя в последнее время и систематически снижался. Политологии в один голос называли ОНФ предвыборным проектом, который должен поддержать падающий рейтинг «Единой России». Президент Дмитрий Медведев утверждал, что создание ОНФ объяснимо с точки зрения избирательных технологий. Единоросы не скрывали, что благодаря фронту планируют снова получить конституционное большинство в Госдуме.

За последнее время, особенно после 24 сентября, когда на съезде «Единой России» Медведев снял свою кандидатуру на выборах в президенты, отношение Сергея Георгиевича к нему стало резко меняться. Многие действия президента стали выглядеть иначе при критическом рассмотрении. Почему-то ощущение пустоты стало доминировать при критическом анализе действий Медведева.

Слабый политик, не умеющий доводить до завершения поставленные задачи. Так Сергей Георгиевич окончательно определил для себя суть еще действующего президента. Не поэтому ли Путин его продвинул? Уж больно разнятся они, на фоне Медведева сам Путин выглядит монолитом силы, власти и уверенности. Если это предположение правильно, подумал Сергей Георгиевич, действия Путина как политика оправданы. Только жаль Россию, развитие которой было отложено из-за политических игр.

Когда после выборов в Госдуму пресс-секретарь премьера Дмитрий Песков заявил, что Путин «никогда не был связан напрямую с партией», а его следует рассматривать как независимого политика, все стало ясно. Путин создавал ОНФ для выборов в президенты в 2012 году, ему нужна победа, которую «Единая Россия» не могла гарантировать без использования административного ресурса. А ему нужна легитимность, которую может представить ОНФ — широкое объединение избирателей.

Что будет дальше? Тактика дружбы закончилась, наступает эра стратегического предательства? Путин уже отошел от «Единой России», потом задвинет Медведева и плавно будет отходить от ОНФ. В последнем Сергей Георгиевич не сомневался. В ОНФ достаточно карьеристов, есть и коррупционеры, которые сразу же смекнули, с какой стороны подул ветер. Кое-кого Сергей Георгиевич знал, и назвать их борцами за светлое будущее России он никак не мог. Скорее, они были борцами за свое светлое будущее. Поэтому судьбу ОНФ, медленное и тихое забвение, Сергей Георгиевич предвидел.

Что Путин победит на выборах, сомнений не было. Сергея Георгиевича интересовал вопрос изменений в России, которые, вероятней всего, Путин будет осуществлять. В 2012 году ничего не изменится. После выборов новый-старый президент Путин ничего менять не будет, более того, он будет подчеркивать свою лояльность к Медведеву. Изменений следует ожидать в 2013 году, позже нельзя — можно не успеть сделать что-то существенное, а без этого будущее Путина может оказаться под угрозой.

Абсолютное большинство политиков хотят, чтобы о них народ думал хорошо. И это утверждение справедливо, как и утверждение, что вода течет сверху в низ.

Сергей Георгиевич пристально посмотрел на фотографию Путина. Он, подумал Сергей Георгиевич, конечно, изменился за годы президентства и последние четыре года премьерства. Но не только возраст и ответственность его изменили, что-то еще повлияло на него. Наличие внутренней проблемы у первого лица России? Сергей Георгиевич вспомнил слова своего отца, произнесенные почти пятьдесят лет назад: «Если хочешь быть счастливым человеком, не иди в политику». Может быть, это изменение есть сожаление о потере, о которой говорил отец?

А может быть, прав я, подумал Сергей Георгиевич, вспомнив свой афоризм про политику: «Политика — это тактика дружбы и стратегия предательства». Может быть, закончилась тактика и началась стратегия? Кого и как будут отталкивать от власти? На ум ничего другое не приходило, кроме тандема. Отречение Медведева от борьбы за президентство и выдвижение им кандидатуры Путина показали, что тандем никогда не ставил равенства между двумя политиками. Они не были равновесными фигурами, а демонстрации равенства — не более чем представление для народа.

Путин и Медведев, может быть, были знакомы, но никогда не были друзьями. Тогда возникает вопрос, как Медведев так стремительно ворвался в большую политику, во власть? С подачи Путина. Тогда дружба искусственная, навязанная, а афоризм может звучать чуть иначе: «Политика — это тактика навязанной дружбы и стратегия преднамеренного предательства». В случае тандема это будет точнее.

Сергей Георгиевич смотрел на фотографию Путина, это был другой Путин — ему предстояло отказаться от навязанной им же дружбы и медленно готовить предательство, хотя своих он никогда не сдавал. Может быть, в этом начало его человеческой трагедии на фоне успешного политика. Это большая политика, ничего личного. Ему предстояло измениться, став вновь президентом, но лицо уже изменилось. Это было другое лицо.

* * *

— Лицо, конечно, не узнать после серьезной пластической операции. Мы консультировались с ведущими пластическими хирургами, они вместе с нашими специалистами сделали несколько возможных вариантов нового лица.

Генерал протянул Олегу Борисовичу пачку фотографий. На него смотрели разные лица, в которых нельзя было узнать одного из известных террористов, проходившего по разработке под псевдонимом Али Невидимка из-за способности уходить от наружного наблюдения, осторожности в планировании встреч. Генерал быстро оценил выражение лица Олега Борисовича:

— Олег, не узнать Али Невидимку с подобными лицами?

— Нет, — честно признался он. — Я предполагаю, что вариаций может быть еще больше. Кого искать?

— В том-то и дело, что искать сложно. Поэтому обратился к тебе. Ты в свое время наблюдал за ним, принимал участие в разработке. Может быть, есть что-то особенное в его манерах ходить, говорить или вести себя? Какие-то штрихи, движения или привычки, которые ему свойственны? За что зацепиться?

Олег Борисович задумался, потом честно признался:

— Узнав тему предстоящего нашего разговора, я попытался вспомнить все, что связано было с Али Невидимкой. Ничего существенного. Только одно ощущение, пожалуй, проявилось. Он оказывал какое-то гнетущее влияние на людей, говорящих с ним. Минут через пять после начала разговора его собеседники начинали чувствовать себя некомфортно, начинали суетиться, ерзать.

— А ты говорил, что ничего не вспомнил! — обрадовался генерал.

— Не представляю, как посторонние люди по такой расплывчатой примете определят конкретного человека, — усомнился Олег Борисович.

— Вот поэтому я и хотел тебя попросить поехать в Дубай, есть сведения, что он там должен появиться.

— Я давно такими делами не занимался, потом, есть работа…

— Все знаю, все проблемы решаемы. Главное твое согласие.

Спрашивая Олега Борисовича, генерал не сомневался, что он будет согласен. Профессиональный интерес и азарт следопыта не могли оставить его безучастным к проведению операции.

В международный аэропорт Дубай успешный немецкий коммерсант прилетел рейсом авиакомпании Emirates Airline. На выходе зала прилета его ждал представитель местной туристической компании, в руках которого был листок бумаги с фамилией встречаемого.

— Вы Карл Фишер? — спросил подошедшего коммерсанта представитель турфирмы на немецком языке.

— Да.

— Прошу пройти в автомобиль, — предложил представитель и забрал багаж у коммерсанта.

Поместив багаж в багажник, представитель предложил Фишеру сесть на заднее сиденье большого черного лимузина с затемненными стеклами. Сев на заднее сиденье, коммерсант увидел в углу мужчину среднего возраста, который обратился к нему по-русски:

— Как долетели?

— Без проблем.

— В вашем распоряжении группа, которую я возглавляю. Контакты через представителя турфирмы, его зовут Раис. Вот ваш договор с турфирмой на обслуживание и размещение. Вот договор, заключенный турфирмой и риелторской компанией на поиск для вас офиса и жилья, для приобретения в собственность. Завтра будет еще один такой договор с другой фирмой. И еще, два договора о намерениях с консалтинговыми фирмами.

— Что они делают? — поинтересовался Олег Борисович, это он был в образе немецкого коммерсанта.

— Ищут для вас бизнес, куда вы можете инвестировать от пяти до двадцати миллионов евро.

— Надеюсь, это на первом этапе? — с улыбкой спросил Олег Борисович.

Визави оценил шутку и добродушно улыбнулся. Он понравился Олегу Борисовичу своей четкостью и сдержанностью. Легенда об инвесторе, готового вложиться в местный бизнес, желающего приобрести жилье и помещение под офис, позволяла много перемещаться, что очень важно при поиске человека в большом городе.

В городе одновременно оказалось четыре группы выходцев с Северного Кавказа, которые могли представлять интерес для российских спецслужб. Каждая из них могла искать встречи с Али Невидимкой, чтобы упрочить свое положение, получить дополнительное финансирование.

Олег Борисович поселился в гостинице Lord’s, которая располагалась в районе Дейра вблизи от Сити-центра. Дейра — это восточная торговая часть города, поэтому западный коммерсант мог без причины выходить в город в поисках сувениров, легко было бы уйти от наружного наблюдения. Место выбрано удачно, подумал Олег Борисович.

На следующий день вместе с Раисом они отправились в город Умм-эль-Кайван — центр рыболовства. Проехав по набережной, которая пролегает вдоль всего полуострова, на котором располагается город, они свернули с набережной в центральную часть города, где расположены банки, административные здания и офисы компаний. В одном из офисов господин Фишер знакомился с условиями вхождения в рыболовный бизнес.

На улице в автомобиле его ждал Раис, который предложил выпить кофе в холле местной гостиницы. Олег Борисович понял намек и с удовольствием согласился. В прохладном холе горячее кофе показалось очень вкусным и ароматным, о чем он сообщил официанту. Тот был доволен и предложил попробовать также особый чай. В холле предстояло провести неопределенное время, поэтому предложение было принято с удовольствием.

Олег Борисович допивал чай мелкими глотками, когда появилась шумная группа из четырех человек — выходцев из Северного Кавказа. Понаблюдав за ними минут десять, Олег Борисович встал и расплатился по счету. В дверях гостиницы, проходя мимо Раиса, который пропустил коммерсанта вперед, Олег Борисович тихо сказал:

— Шпана, с ними серьезные дела не делают.

Эти слова, даже если их прослушивали, что было маловероятно, в такой ситуации ничего не говорили. Раис не стал уточнять, из каких соображений Олег Борисович сделал вывод, что они не клиенты Али Невидимки.

Через сутки в номер Олега Борисовича постучали. Представитель турфирмы вошел в номер и громко сказал:

— Вот предварительная информация по объектам недвижимости, которые предлагают к покупке. Посмотрите, что может быть интересно, завтра заедем в риелторскую компанию, и вы можете начать процесс ознакомления.

С этими словами он вручил флешку и быстро ушел. Олег Борисович отметил, что флешка находилась в маленьком устройстве, которое позволяет мгновенно стереть информацию в критической ситуации. Загрузив компьютер, Олег Борисович стал знакомиться с материалами. Один файл «Предложения» содержал данные по недвижимости, представленные двумя риелторскими фирмами, а второй файл, без названия, содержал информацию о трех группах с фотографиями, личными данными и краткой оперативной информацией по их перемещению и контактам в Дудае. Прочитав всю информацию, вернувшись к определенным местам вторично, Олег Борисович уничтожил всю информацию второго файла в компьютере и на флешке.

Олег Борисович погрузился в долгое раздумье, анализируя полученную информацию, складывая пасьянс из перемещений и встреч. Было глубоко за полночь, когда он определился с решением: интерес могли представлять лишь две группы. В соответствии с этим решением Олег Борисович отправил Раису СМС-ку: «Наибольший интерес представляет недвижимость в районе Джумейра, потом — Бур-Дубай. Офисы в районе Гарденс не буду смотреть».

Утром телефонный звонок разбудил Олега Борисовича.

— Доброе утро, — раздался голос Раиса, — предлагаю проехать в Бур-Дубай и рассмотреть некоторые предложения, посмотреть район и все, что там расположено.

День выдался утомительным, пришлось много перемещаться, сочетая наблюдение за соотечественниками из Северного Кавказа с процессом осмотра помещений. Все повторилось и на следующий день. Люди вели себя скромно и целенаправленно — они, очевидно, реально хотели купить недвижимость. К этой мысли подводила и структура группы — мужчина, возможно главный, его жена, еще один мужчина лет тридцати, возможно финансист, и два охранника.

Олег Борисович предполагал, что кто-то продолжал следить за группой из Бур-Дубай, но основное внимание стали уделять группе, которая остановилась в гостинице в районе Джумейра. Осмотр близ расположенных достопримечательностей района — строящегося небоскреба Бурдж Халифа, фонтана Дубай и других объектов — позволял, при необходимости, организовывать визуальные контакты с этой группой в различных общественных местах района.

— Место интересное, мне нравится, — признался Олег Борисович.

Ко второй половине дня количество предложений недвижимости в этом районе увеличилось почти вдвое, что позволяло в процессе интенсивных осмотров предложений, высвобождать нужные отрезки времени.

Безусловно, это были серьезные люди — суровые, без суеты, моментами надменные. Они могли быть теми, кто ищет контакта с Али Невидимкой, учитывая их активные встречи с различными людьми, переговоры, которые они вели. Спустя три дня, когда Олег Борисович осматривал очередную квартиру для покупки, неожиданно появился Раис. В его суете, торопливости читалось важная информация — встреча состоялась. Пришлось извиниться и срочно покинуть помещение.

Въехав на парковку пляжа Al Mamzar Park, они направились в один из ресторанов. Был полдень, свободных мест еще было много, поэтому удалось сесть за столик, с которого хорошо просматривалась знакомая группа. Вместе с ними был незнакомый араб, крупного телосложения. Олег Борисович напрягся и внимательно следил за его движениями, его манерой говорить. Первое впечатление было однозначным — это Али. Минут через десять лишь небольшие штрихи в поведении стали вызывать сомнения. Все прояснилось тогда, когда человек, похожий на Али, неожиданно уронил стакан. Растерянность и неуверенность мгновенно охватили его, что абсолютно было нехарактерно для настоящего Али. Олег Борисович встал и направился к выходу.

— Это, возможно, человек Али, он подражает своему хозяину, но не он.

Вечером Олег Борисович был в бассейне на крыше гостиницы, когда пришел Раис. Понимая, что есть срочная информация, он быстро вылез из бассейна, накинув полотенце, расположился в шезлонге. Раис присел на соседний.

— Все улетели домой, — сообщил Раис.

— Все? — переспросил Олег Борисович. — Все вместе?

— Кроме одного, он переоформил билет домой через Вену.

Олег Борисович прикрыл глаза, глубоко выдохнул, словно тяжесть упала с плеч, довольно улыбнулся. Повернувшись к Раису, он медленно и четко произнес:

— Повторился Али. Встреча будет в самолете. Али Невидимка будет сидеть рядом с этим человеком в самолете.

Через день жаркий Дубай покинул и Олег Борисович. Москва встретила прохладой и занудным дождем, но именно эта погода доставила ему удовольствие. Сразу же погрузившись в свои дела, которые скопились за дни его отсутствия, он не заметил, как прошел первый рабочий день в Москве. Генерал напомнил о себе неожиданным телефонным звонком:

— Спасибо за самолет.

* * *

Сергей Георгиевич отложил распечатку с портретом Путина. Интересно, вновь подумал Сергей Георгиевич, кто привел его к власти? Сам он этого сделать не мог — не та должность была у него и не те связи, чтобы совершить такой головокружительный скачок. В этом Сергей Георгиевич не сомневался.

Этот вопрос интересовал многих, но власть делала и делает вид, что такой темы не существует, наложив табу. Официальная версия, что действующий президент Борис Ельцин искал и подбирал преемника, вызывала у Сергея Георгиевича ухмылку. Он сомневался, что Ельцин, воспринимающий себя царем, деградирующий из-за алкоголизма, думал о будущем России. Его семья и окружение занимались дележом и разграблением России, поэтому введение Владимира Путина во власть — дело других кругов, обладающих чрезвычайно сильными козырями, которые сломили Ельцина, сделали его покорным. Он лишь выторговал себе и своему окружению спокойствие в дальнейшем и неприкасаемость их наворованных капиталов.

Отсутствие достоверной информации породило разные версии, но одна из них претендовала на исключительность. Беглый олигарх, ярый противник Владимира Путина Борис Березовский неожиданно заявил, что именно он финансировал стремительный политический взлет Путина. Он назвал и сумму — пятьдесят миллионов долларов. Это заявление Березовского, осевшего в Лондоне, изначально было воспринято Сергеем Георгиевичем скептически.

Никто не может отрицать, что Путин человек слова. Заключив с Березовским некое соглашение, а Березовский непременно так бы и поступил, вкладывая деньги в продвижение молодого политика, Путин четко его исполнял бы. В этом случае Березовскому не пришлось бы сворачивать свой бизнес в России и стремительно перебираться в Лондон. Это несоответствие подтверждало версию Сергея Георгиевича, что Березовский сказал о миллионах из-за своей патологической ненависти к Путину, а также желания напомнить о себе и своем величии тогда, когда о нем стали забывать. Образ самого Бориса Березовского — человека, склонного к аферам и картежника, использующего любой блеф ради достижения цели — способствовал такой трактовке его заявления.

* * *

— Позор, — так коротко и язвительно прокомментировала Татьяна Александровна репортаж новостной программы о проходившем в Лондоне судебном процессе. — Два российских олигарха выясняют отношения на потеху британской публики.

Сергей Георгиевич удивленно посмотрел на супругу. По интонации было очевидно, что она раздражена. Безусловно, она не любила гладить белье, но это не могло быть причиной такой резкой реакции. Ее возмутил, очевидно, сам факт и поведение фигурантов.

— Нахапали, прихватили миллиарды, а теперь устроили политический цирк и поливают грязью Россию, — раздраженно продолжила она. — Козел.

— Должен заметить, что Высокий суд Лондона рассматривает экономические претензии Березовского, а не политические. Потом, к кому относится это ласковое слово «козел»? — спросил Сергей Георгиевич.

— К кому, к кому? К Березовскому! Старый хрыч, сутулый старикан, а подавай ему четырнадцатилетних девочек, — продолжала раздраженно Татьяна Александровна.

Диктор продолжал рассказывать о ходе судебного процесса:

— Как считает международный адвокат Эдвард Мермелстейн, специалист по коммерческим сделкам в России и на Украине, с точки зрения пиара этот процесс — кошмар для Путина и России. Он отметил, что в дурном свете оказались выставлены все российское правительство и весь российский бизнес.

— А ты говоришь, что это не политический спектакль, — упрекнула Татьяна Александровна.

Сергей Георгиевич хотел возразить, но воздержался, понимая, что может усугубить ее раздражение, поэтому мягко и в шутливом тоне спросил:

— Таня, откуда у тебя информация о малолетках?

— Недавно по телевидению шел фильм о Березовском. Об этом говорил бывший начальник его охраны. Не я же это выдумала? Без его миллиардов, интересно, какая женщина легла бы ему в постель?

— Какая-нибудь нашлась бы, — заметил Сергей Георгиевич, — но точно не модели и четырнадцатилетние.

На экране телевизора мелькали кадры. Сгорбленный Березовский с цветком в петлице у входа в здание в суд давал интервью, в очередной раз поливая грязью Путина. Роман Абрамович в сопровождении адвокатов и охранников, не задерживаясь, зашел в подъезд. Куча репортеров вылавливала малоизвестных личностей из окружения олигархов и настойчиво их интервьюировала. Эдвард Мермелстейн продолжил излагать свой взгляд на судебный процесс:

— Последние десять лет в России Березовского демонизируют и смотрят на него как на парию. Он не стесняется выглядеть отрицательным персонажем. Потоки грязи опасней для Абрамовича. Абрамович — белый рыцарь. Россия не может позволить себе, чтобы его представляли в дурном свете, ведь он, в сущности, — отражение того, что окружает Кремль.

— Мне кажется, — призналась Татьяна Александровна, — что Березовский патологически больной ненавистью к Путину, а потом и к России.

— Есть такое, — согласился Сергей Георгиевич. — Мысль о том, что он потерял, будучи изгнанным из России, не дает ему покоя. Кончился его бизнес. На Западе ему ничего не светит, осталось только доживать. Можно доживать спокойно и наслаждаться богатой жизнью. Но это не его путь — ему нужно мщение. И он будет использовать все, чтобы гадить, прикрываясь словами о демократии и свободе для России.

— Наши понимания свободы и демократии совпадают? — неожиданно спросила Татьяна Александровна.

— Я бы добавил еще справедливость, — с усмешкой произнес Сергей Георгиевич. — А не совпадают они принципиально, Березовский и ему подобные считают, что все получили заслуженно и честно. На благо России и для ее процветания.

Татьяна Александровна закончила глажку, стопки выглаженного и приятно пахнувшего белья были аккуратно рассортированы. В столовой-кухне, где она гладила и одновременно смотрела телевизор, все напоминало о заботе и простых семейных делах.

— Таня, твой сериал давно закончился. Переключай на РЕН-ТВ, сейчас будет программа про пирамиды, — предложил Сергей Георгиевич.

— Дай досмотреть про Березовского.

— Про него я сам тебе расскажу, ты, пожалуйста, переключи или дай пульт.

Она переключила канал, убрала гладильную доску, а потом честно призналась:

— Как я не люблю гладить, лучше сто раз приготовлю обед. Кстати, сегодня вычитала один интересный рецепт. Если потерпишь минут сорок, я приготовлю что-то вкусненькое.

Сергей Георгиевич, безусловно, согласился:

— Очередной праздник в будний день!

Пока Татьяна Александровна готовила, а ожидаемый документальный фильм еще не начали показывать, Сергей Георгиевич продолжил излагать события судебного разбирательства:

— Британскую публику шокировал Александр Волошин, помнишь, он был главой администрации президента Путина в 2000 году? Волошин выступал в качестве свидетеля на стороне Романа Абрамовича. Он признал, что в 2000 году по поручению Владимира Путина отстранил Бориса Березовского от определения редакционной политики главного телеканала страны — ОРТ. Поводом для этого стало недовольство тем, как ОРТ освещало действия властей во время катастрофы атомной подлодки «Курск». Здесь я должен признаться, что опыта политического руководства у Путина в то время было мало, и он, естественно, допустил ошибки, которые не меняли сути, но выглядели некорректно.

Тема ОРТ всплыла на слушаниях по инициативе Березовского. Его защита утверждает, что, как и в случае с «Сибнефтью» и «Русалом», предпринимателя угрозами вынудили продать акции ОРТ. Волошин не согласился с тем, что у Березовского насильно отнимали его собственность, но признал, что в августе 2000 года он по указанию Путина принял меры, чтобы прекратить вмешательство бизнесмена в редакционную политику телеканала.

Я понимаю Путина, хотя и не являюсь его сторонником. Он стал президентом России, которая разваливалась, и которую стремительно подталкивали к развалу. Все медийные средства были сосредоточены в руках тех, кто способствовал развалу. Что делать? Лишать их управления этими средствами. Поэтому НТВ Владимира Гусинского быстро оказалось в надежных, с точки зрения Путина, руках. Это ненормально с точки зрения демократии, но нормально с точки зрения политики в условиях ограниченного времени. И Березовский продал свои активы в 2001 году, включая ТВ-6, возможно, под давлением. Но их у него не украли, как он хочет преподнести.

— Расстрелять или повесить? Разница есть, но итог один, — заметила Татьяна Александровна.

— Так он на разнице и пытается сыграть. Не случайно возник этот судебный процесс. Березовский пытается отсудить у Абрамовича пять с половиной миллиардов долларов за свои недооцененные доли в «Сибнефть» и «Русал». Столько он считает, ему недодали.

— Не очень жирно? А он не хочет вспомнить, как у него возникли эти доли? Каким праведным трудом он их получил?

— Когда просишь, зачем ограничиваться? Он надеется, что в решении суда будут учтены, прежде всего, политические аспекты. Но тут он малость просчитался. На суде всплыли его связи с чеченской оргпреступностью, его политическое крышевание и другое. Вряд ли это усилит его позиции, но имидж законопослушного гражданина сильно снизился, а это может сильно отразиться на решении суда.

Ожидаемый документальный фильм начался, разговор о Березовском прекратился, а после того, как Татьяна Александровна накрыла стол, и супружеская пара наслаждалась праздничным ужином в обычный день, эта тема не поднималась.

Лишь поздно вечером, помогая жене убирать со стола, Сергей Георгиевич вернулся к разговору о Березовском, желая поставить заключительную точку:

— Один аспект не дает мне покоя. У Березовского, как заявил Волошин, в конце августа 2000 года была встреча с Путиным, которая была очень эмоциональной. Но о теме разговора Волошин ничего не сказал. А в конце того же года, покидая Россию, Березовский раскрыл, что финансировал первую предвыборную кампанию Путина через швейцарские фирмы, в которых аккумулировалась выручка «Аэрофлота».

— И что не дает тебе покоя? Об «Аэрофлоте» я что-то слышала.

— В 2007 году Березовского приговорили заочно к шести годам колонии за хищения в «Аэрофлоте», которым он в то время управлял. Его заявление может быть тонко просчитанным ходом — он мог надеяться, что после такого заявления не будут искать нарушения в «Аэрофлоте». Что касается финансирования, то не знаю. Деньги на предвыборную кампанию, безусловно, нужны. Очевидно, что их внесли определенные богатые люди. Возможно, что среди них был и Борис Березовский. Но он утверждает, что он один оплатил. А это, мне кажется, чистой воды блеф. Такое он же делал, когда за освобождение журналистов телеканала НТВ заплатили чеченским боевикам другие бизнесмены. А Березовский слетал к своим друзьям-бандюганам, вернулся с журналистами и представил общественности так, будто он заплатил за их освобождение.

— Может быть, и кое-что прикарманил?

— Вполне возможно, моральные аспекты никогда над ним не довлели. В завершение могу предположить, что у Березовского ничего нет, он что-то знает, но нет компромата на Путина, иначе он давно и с огромным удовольствием опубликовал.

Татьяна Александровна укоризненно посмотрела на мужа и предложила:

— Пойдем спать, пусть он ковыряется в своих проблемах.

— Пусть олигархи завидуют нашему умению устраивать праздники, просто праздники в простой и обычный вечер. Праздник, я надеюсь, еще не завершен? — спросил Сергей Георгиевич, в глазах которого промелькнула хорошо знакомое Татьяне Александровне лукавство.

* * *

Уборка кабинета продолжалась, но назвать ее уборкой, как всегда, было трудно. Скорее это было перекладывание бумаг, возвращением к прочитанному с последующим размышлением. Иногда попадались интересные материалы, отложенные до лучших времен, предполагая под этим наличие свободного времени. Лишь редкие бумаги удостаивались уничтожения.

Среди кипы документов по вопросам безопасности пищевых продуктов, Сергей Георгиевич обнаружил две незавершенные статьи. Отложив в сторону другие документы, он погрузился в чтение статей.

* * *

Сергей Георгиевич читал журналы, когда к нему подошла дежурная регистратуры.

— Сергея Дарчоевича нет в клинике, но он скоро должен подъехать, — вежливо предупредила она. — Что Вам предложить? Чай, кофе?

— Спасибо, это потом, — вежливо отказался Сергей Георгиевич. — Я к Анатолию Сергеевичу. Я приехал раньше назначенного времени.

Дежурная видела несколько раз Сергея Георгиевича в кабинете профессора и, очевидно, знала об их дружеских отношениях.

— У него сейчас пациент, придется подождать, — дежурная вежливо предупредила, мило улыбнулась и вернулась за стойку.

В холле на кожаных диванах, ожидая вызова, расположились несколько пациентов. Сергей Георгиевич сидел в кресле у журнального столика. Просмотр журналов занял несколько минут — толстые глянцевые журналы с обилием рекламы не интересовали его, поэтому скоро он отложил журналы и стал внимательно изучать обстановку. Клиенты стоматологической клиники его также не интересовали, и тут его внимание привлекла стопка газет на подоконнике, которые успели выцвести на солнце.

Сергей Георгиевич подошел к окну, взял газеты, выглянул во двор, где плотно стояли машины сотрудников, ему же пришлось оставить свой автомобиль на улице возле соседнего жилого дома.

— Газеты старые, недельной давности, — предупредил мужчина с большим флюсом на правой щеке.

— Лучше старые газеты, чем свежие сплетни о жизни знаменитостей, — отреагировал Сергей Георгиевич.

— И то правда. Изучение прыщей на чужом теле малополезное занятие, — согласился мужчина.

Сергей Георгиевич вернулся в свое кресло, погрузился в него и стал просматривать апрельские номера газеты «Московские новости». События в Афганистане, связанные с погромами и расправами над иностранцами, включая и сотрудников ООН, уже не вызывали удивления и гнева, стали обычными, буднично привычными. Любая длительная война или конфликт стирают остроту восприятия. Запалом к таким действиям послужило сжигание Корана пастором Терри Джонсом из небольшого флоридского поселения. И тысячи верующих, не знающих, где штат Флорида, не знающих пастора, бросилась громить и сокрушать все западное. Почему? Так сказал имам. И все. Зачем думать, анализировать? Чем больше толпа и меньше знаний, подумал Сергей Георгиевич, тем легче ее подтолкнуть к расправе, погрому. С этой мыслью он принялся за следующие номера газет.

Бегло просматривая газеты, Сергей Георгиевич выискивал темы, которые его интересовали, оставляя без внимания события и информацию, которые он знал, читал или слышал. На короткое время его привлекла статья «Куда эти деньги делись?», посвященная финансовой политике федерального центра на Северном Кавказе. В одном из разделов статьи «Рыба вместо удочки» автор статьи правильно указал, что текущая политика властей стимулирует иждивенческие настроения, требующие все большего дотационного потока средств. Нет реальной программы, которая была направлена на развитие производств на Северном Кавказе, а существующие — это программы для распила бюджетных средств.

Сергей Георгиевич не смог дочитать статью, рядом с ним оказался мальчишка лет четырех с самолетом в руках, пытающийся привлечь его внимание. Отложив газету, Сергей Георгиевич познакомился с занятным мальчиком, которого звали Алеша. Рассказав о самолете, о том, что он летал на нем, Алеша увидел цветную фотографию самолета в газете и попытался ее развернуть. В это время подошла его мама.

— Простите его, он у нас очень общительный, — извинилась она.

— Что Вы, замечательный мальчик и хороший собеседник.

После этих слов лицо мальчика засияло, и он попытался еще что-то сказать, но мама быстро его увела.

На столике осталась развернутая газета с фотографией самолета. Это был российский самолет SSJ-100, производство которого каждый раз задерживалось, требуя дополнительного финансирования. Задержки сроков передачи заказчикам вновь разработанных самолетов обычное явление, так было у «Боинга» и «Аэробаса», но с SSJ-100 любые задержки и проблемы воспринимались особенно болезненно — это была первая отечественная разработка гражданского самолета за два-три десятилетия. Никто не хочет знать и понимать, что потеряно целое поколение авиастроителей, нужно создавать не только самолет, но и систему подготовки кадров.

В следующем номере Сергей Георгиевич случайно наткнулся на небольшую статью о том, что президент России Дмитрий Медведев разочаровался в президентском самолете ТУ-214. Были проблемы со стойкой шасси, бортовой электроникой. Поэтому летный отряд «Россия», который обслуживает высших должностных лиц, впервые стал приобретать иностранные самолеты. И, как водится в России, значительно дороже отечественных, хотя и меньших по размеру.

Выпуская считанные единицы гражданских самолетов невозможно предусмотреть и отработать все эксплуатационные проблемы, которые возникают в процессе реальной и длительной эксплуатации. Любой сбой или неполадка бросаются в глаза и становятся предметом всеобщего обсуждения. При массовом выпуске, достаточном количестве самолетов в эксплуатации дефектный самолет вовремя меняется, и никто этого не замечает.

— Дядя Сергей, долго ждете? — спросил Анатолий Сергеевич, неожиданно возникший перед Сергеем Георгиевичем.

— Нет, Толя. Приехал быстро, обошлось без пробок.

— Что-нибудь серьезное?

— Я бы сказал, что серьезных стоматологических проблем у меня нет, есть только постоянная стоматологическая проблема, а это ты знаешь лучше меня.

— С девятого класса, как Вы когда-то заметили, — сказал Анатолий Сергеевич и улыбнулся.

Сергей Георгиевич посмотрел на Толю, крупного мужчину, ставшего доктором медицинских наук, и вспомнил их первую встречу, когда Сергей Георгиевич пришел домой к Сергею Дарчоевичу, чтобы завершить оформление заявки на патент, которую они вместе оформляли. Тогда на него с почтением смотрел школьник, который пытался высказать свое понимание проблем, обсуждаемых старшими.

Прошли годы. Можно не замечать, как пролетают собственные годы, но взрослеющие дети об этом невольно напоминают.

* * *

Надо было признать, что уборка завершилась нулевым результатом. Десяток листов в корзине — это реальный выход потраченного времени, если не считать той информации, которую получил Сергей Георгиевич. Стопки бумаг и книг переместились из одного края стола и дивана на другой. Конечно, они выглядели аккуратней, вертикальные линии просматривались четче. Пожалуй, в этом весь итог.

Пора было прекращать самоистязание и признать, что очередная попытка наведения блеска и порядка в расположении книг и бумаг с треском провалилась. И это признание делало хозяина кабинета счастливым, а надежда достичь нужного результата была жива. Может быть, и в этом есть главный итог? Ведь надежда жива.

 

День третий, полдень

— Где Маша?

— В гостевой, собирается. Потом она хочет с Наташей, мне кажется, о чем-то, по-девичьи, пошушукаться, — предположила Татьяна Александровна. — Юра скоро приедет? Хочу к его приезду приготовить что-нибудь вкусное. В книге Юлии Высоцкой я нашла несколько интересных рецептов.

— А что будет у нас на горячее?

— Я думала, что ты приготовишь шашлык.

— Тогда надо было свиные вырезки с утра выложить из холодильника, — раздосадованно и укоризненно сказал Сергей Георгиевич.

— Я сделала это еще утром, — обижено отреагировала Татьяна Александровна.

Сергей Георгиевич обнял ее, улыбнулся. Сколько раз она незаметно его подстраховала?

— Не обижайся. Давай разделочную доску, черный перец и лук. Только соль дай нормальную, с йодированной солью я никак не могу определиться в количестве.

В большой миске он рукой перемешивал нарезанное мясо, соль, лук и перец, когда зазвонил его мобильный телефон.

— Таня, возьми трубку, у меня руки в мясе. Думаю, что это Юра.

После короткого разговора Татьяна Александровна подтвердила, что Юрий Михайлович подъезжает.

* * *

Был теплый сентябрьский день. Юрий Михайлович, друг детства Сергея Георгиевича, впервые приехал к нему и Татьяне Александровне поздравить их с новым домом, который они построили в деревне.

Сергей Георгиевич закрывал ворота, когда Юрий Михайлович, высунувшись из открытой водительской двери, радостно спросил:

— И это все твое?

— Нет, у соседа одолжил к твоему приезду. Поэтому руками ничего не трогай, — ответил Сергей Георгиевич, подходя к другу. Они крепко обнялись.

— Ну, что-то можно трогать, немного поломать?

Татьяна Александровна стояла у входа в дом и с удовольствием слушала их разговор — всегда детский, шутливый и немного язвительный. Со стороны трудно было поверить, что это серьезные люди — доктора технических наук. Обычно молчаливые, при встрече они превращались озорных и шумных мальчишек, словно реально оказывались в далеком своем детстве.

— Говори потише, у меня еще лицензии на шум нет.

— Сережа, а почему говорить можно только тихо? — решил спросить Юрий Михайлович.

— Птичек разгонишь.

— Птичек тоже купил?

— Нет, тоже одолжил. Они все ниточками привязаны. Перед твоим отъездом всех пересчитаю.

— Придется потренироваться в счете, чтобы не ошибиться.

— Когда вино будем пить, будем считать тосты, — предложил Сергей Георгиевич, — тогда и будем тренироваться.

— Хватит дурачиться, — вмешалась Татьяна Александровна. — Веди Юру в дом.

Юрий Михайлович вернулся к машине, с заднего сиденья взял красивый букет цветов, большую коробку шоколадных конфет и пакет, в котором, очевидно, были бутылки. Вручив цветы, он обнял Татьяну Александровну и сказал:

— Рад тебя видеть. Поздравляю. Большое дело сделали.

Пройдя на кухню, он положил коробку конфет на стол.

— Пусть моя нога будет счастливой для этого дома. Пусть, Таня, очаг этого дома несет всем тепло и свет, а рядом будут друзья.

— Спасибо, Юра. Нам всем не хватает общения. Надеюсь, что дом поможет решить эту проблему. Мне так приятно, что ты помнишь наши тбилисские традиции. Я все думала, скажешь ли ты о ноге.

— Как можно забыть наши традиции, в них наша память.

— Юра, ты не отвлекайся, доставай пузыри, а то нечаянно забудешь мне их вручить, повезешь обратно, — вступил в разговор Сергей Георгиевич.

— Ты свое упустишь? И я в это должен поверить? — задавая вопрос, Юрий Михайлович стал доставать из пакета бутылки с вином. — Я знаю, что у тебя много достойных бутылок вин, но я привез новые вина чилийского производства. Их раньше не было в продаже. Я попробовал, и мне они понравились.

— Да, стали появляться чилийские и аргентинские вина. Есть достойные вина, которые по качеству не уступают французским, но значительно дешевле. Пойдем, я покажу тебе дом, комнату, в которой ты можешь расположиться, — предложил Сергей Георгиевич.

Поздно вечером, когда они остались одни на веранде и смотрели на темное звездное небо, Юрий Михайлович неожиданно сказал:

— Жаль, что детство ушло, какое хорошее время было.

Сергей Георгиевич улыбнулся, очевидно, что-то вспомнил.

— Давай, Юра, выпьем за то прекрасное время, и школу, и университет. А помнишь, как мы Эмму посадили на гардероб? — неожиданно спросил Сергей Георгиевич.

— В каком классе это было?

— По-моему, это было в девятом классе, — приблизительно определил Сергей Георгиевич. — Точно не помню, но в тот день мы собрались после уроков у Кетино, был еще Грант.

— Разве Грант в девятом классе учился с нами? Мне кажется, это было в восьмом классе, — уточнил Юрий Михайлович. — Только не помню, за что мы ее наказали?

— Мы все после уроков зашли к Кетино. Она пошла готовить кофе и бутерброды, а Эмма была в плохом настроении и все время нудила, что ей надо домой, на музыку, а сама не уходила. Тогда и посадили ее на гардероб, чтоб меньше ныла.

— Точно, она боялась соскочить и сидела до прихода Кетино, — с радостью вспомнил Юрий Михайлович.

— Лучше вспомни, что потом Кетино сделала с нами, как мы от нее бегали по дому.

— И по очереди забегали на кухню и делали глоток кофе и откусывали бутерброд. Если не ошибаюсь, Грант даже поперхнулся.

— А помнишь, как Грант принес в класс противоударные часы? — спросил Сергей Георгиевич. — Тогда таких часов никто из нас не видел. С каким удивлением на перемене мы их рассматривали и роняли на пол.

— А потом их угробили, когда со второго этажа бросили вниз, — смеясь, вспомнил Юрий Михайлович. — Откуда у него были?

— Правда не помнишь? Это были часы друга его сестры. Кстати, как ее звали?

— Бела, — быстро сообщил Юрий Михайлович.

— Так вот, этот друг оставил часы, а Грант их притащил в школу, где мы все их удачно сгубили. Гранту потом крепко досталось.

Юрий Михайлович поднял стакан с вином, чокнул о стакан Сергея Георгиевича. Он полностью повернулся к солнцу, закрыл глаза, словно бережно прятал воспоминания до следующего подходящего случая.

* * *

— Я не рано приехал? — с улыбкой спросил Юрий Михайлович.

— Если скажу, что рано приехал — повернешь обратно?

— Нет, Сергей, зайду в гости к Тане, поговорю с ней, узнаю, как живет ее муж, что делает.

— Могу сказать сразу — ее муж живет хорошо, готовится встречать Новый год. Давай заезжай, — Сергей Георгиевич с улыбкой на лице открыл ворота и пропустил машину друга во двор.

Сергей Георгиевич ждал его приезда, заранее вышел во двор и напряженно стоял у ворот. Татьяна Александровна случайно выглянула в окно и увидела мужа. Она понимала, как он ждет друга детства. Небольшой язвительностью, которая иногда присутствовала в их разговоре, они скрывали глубокие дружеские отношения. За пятьдесят пять лет этой дружбы были разные ситуации и моменты, но не было одного — предательства.

— Привет, — сказал Юрий Михайлович, выйдя из машины, и протянул Сергею Георгиевичу пакет. — Около нас открыли фирменный магазин, много новых сортов водки. Пару раз брал, должен сказать, что качество пока отменное.

— Новые сорта не имеет смысла фальсифицировать, а как только их раскрутят, появится ощутимый спрос, тогда и начнется фальсификация.

— Не возражаю и не спорю. Ты, как специалист, это знаешь, — прокомментировал Юрий Михайлович. — А я воспользуюсь моментом. Решил сегодня отказаться от вина.

— Поддержу.

— На водку перешел?

— Нет, но при диабете водка полезней. Иногда об этом вспоминаю. А в целом стал меньше пить, включая вино.

— Сердце беспокоит? — настороженно и с тревогой спросил Юрий Михайлович.

— Бывает. Сам понимаешь, что операция временно решает проблему, потом проблема возвращается.

— Таня знает?

— Нет, стараюсь ей не говорить. Что это мы у порога стали про сердце говорить? Выпьем немного водки, немного покушаем и много-много поговорим, — предложил Сергей Георгиевич. — Все пройдет.

* * *

— Все пройдет нормально, ты не переживай, — успокаивал Сергей Георгиевич.

В лице Татьяны Александровны появилось что-то жалостное, словно она боялась боли, которая могла возникнуть неизвестно где и когда. Предстоящая супругу операция на сердце неожиданно обнажила всю хрупкость счастливой семейной жизни, зависящей от многих факторов, которые в обыденные дни и не замечаешь, и не думаешь о них. В тот момент она не была той уверенной и сильной женщиной, которая, стиснув зубы, помогала супругу в карьерном росте и достижении материального благополучия.

— Пойдем, я тебя провожу до дверей, — предложил Сергей Георгиевич.

У дверей кардиологического отделения они остановились. Настроение у Татьяны Александровны совсем скисло, и глаза были на мокром месте. Обняв ее, Сергей Георгиевич почувствовал ее слабость. Это была та слабость женщины, которая делает мужчин сильнее, придает силы, чтобы оградить их от невзгод.

— Все будет хорошо, — повторил Сергей Георгиевич. — Сегодня шунтирование обычная операция. Ты договорилась с врачами?

— Да, дежурный врач позвонит мне, как только операция закончится и тебя переведут в реанимационное отделение.

— Вот и хорошо, поезжай домой, жди звонка. Не сомневайся, у нас все получится, у нас много дел впереди.

Они попрощались, и она пошла по коридору. Напряжение предстоящего известия сковывало ее движения. С каждым шагом ее фигурка уменьшалась, а за поворотом коридора и вовсе исчезла. Пустой коридор напомнил другой — коридор тбилисской больницы в ночь смерти отца. Но теперь это был другой коридор, и результат будет другой, подумал Сергей Георгиевич. Слегка улыбнулся и пошел готовиться к операции. Там, за спиной, по другому коридору шла Таня, жена, которой он был нужен. А дома, ожидая звонка мамы, волновалась Наташа. Он еще раз улыбнулся, ускорил шаг, уверенный в успехе операции. Не было никакого волнения, Сергей Георгиевич представлял их радость, когда дежурный врач позвонит и скажет:

— Все прошло удачно.

* * *

Татьяна Александровна встретила Юрия Михайловича в прихожей, не скрывая радости.

— Как хорошо, что ты приехал. Мы стали волноваться твоим отсутствием.

— Таня, работа… какая-то тягомотина, рутина. Думаю, завершу какую-то часть работы, освобожусь, поеду. Каждый раз что-нибудь новое да и выскочит, — огорченно сказал Юрий Михайлович, пытаясь снять дубленку.

Оправдываясь в своем долгом отсутствии, он продолжал стоять в прихожей, держа в руках большой портфель. Поэтому Татьяна Александровна поспешила сообщить:

— Юра, у нас гостья, гостевая занята. Она скоро уезжает, тогда я приготовлю комнату. А сейчас, Сергей, проведи Юру в кабинет.

— Таня, можно я останусь в кабинете? Как-то я там останавливался, когда у вас были гости, мне понравилось. Вечером можно почитать, в Интернете посидеть.

Мужчины поднялись в кабинет. Юрий Михайлович сел на диван и поставил рядом с собой портфель. Он любил этот скромный кабинет, чувствовал себя в нем вальяжно и раскованно.

— Ладно, располагайся, где что находится, ты знаешь. Потом спускайся. Будем ждать.

* * *

Сергей, ученик десятого класса, приехал к Юре, чтобы вместе подготовиться к выпускному экзамену по математике. В то время пособия и сборники доставались с большим трудом, они были в дефиците. Так получилось, что какие-то книги были у Сергея, другие — у Юры. Вот они и решили вместе позаниматься. С другой стороны, оба были готовы к экзамену, хотелось убить время. Днем, направляясь к Юре, Сергей сказал, что останется у Юры на ночь. Это устраивало родителей — пятиэтажный дом, в котором проживал Юра, стоял обособленно, недалеко от железнодорожных путей. Возвращаться поздно было опасно, а поймать такси в это время было проблематично.

Дверь открыла тетя Катя, мать Юры, и сразу повела на кухню. Завтрак был готов. После плотного завтрака занятия не очень продвигались, лишь к вечеру, когда пришел отец Юры, ребята активно решали избранные задачи, которые были на вступительных экзаменах ведущих московских вузов.

— Так, Сергей, звони домой и предупреди, что ты у нас на ночь остаешься, — дядя Миша, отец Юры, сказал решительно. — Сейчас Катя нам приготовит кушать, а потом будете заниматься.

— Я уже предупредил.

Дядя Миша, крупный мужчина, сидя за столом, продолжал всеми руководить, что было свойственно его работе. Он был начальником транспортной милиции по восточной части Грузии.

— Катя, принеси сыр «гуда». Юра, принеси с балкона три бутылки пива. Сергей, пиво пьешь? Родители не возражают?

— Нет, только ограничено, — пояснил Сергей.

Юра и Сергей засиделись за задачами. Было очень поздно, когда они, уставшие и обалдевшие, решили завершить процесс самоподготовки.

— Я бы что-нибудь поел, — предложил Юра.

— Можно, — согласился Сергей.

Юра тихо сходил на кухню и принес тарелку с едой. Потом он стал раздвигать книги и вытащил две бутылки пива, которые он предварительно занес в комнату во время обеда. Это было настоящее чешское пиво. Мечта всего мужского населения СССР.

— Только бутылки придется аккуратно вынести, — Юра определил основную задачу.

— Я вынесу, портфель у меня большой, — предложил Сергей.

Была глубокая ночь. Они сидели в тишине и медленно пили пиво. Город спал. Сборники задач и тетрадки были уложены. Им хотелось поступить в университет, быстрее стать взрослыми. И тогда они не думали, что торопятся в жизнь, где ощущение времени другое, где будут другие проблемы, другие чувства, а безмятежное детство удалится еще на одну ступень.

* * *

— Юра, ты очень голоден? — спросила Таня.

— Нет. По времени перерыв на работе у меня еще не начался, а иногда и забываю про еду.

— Сергей, начни готовить шашлык, Маше скоро собираться в дорогу. Надо, чтобы она перед выездом успела поесть.

— А баклажаны и помидоры ты будешь готовить? — спросил Юра.

— Нет. Пожарить — не проблема. Сам знаешь, сколько потом времени займет их чистка. Таня занята, сам будешь готовить? — спросил Сергей.

Суть проблемы была в том, что надо было очистить пожаренные на мангале баклажаны и помидоры от обгоревшей кожуры, только делать это надо было сразу, когда их снимали с шампура. Потом их перетирали и смешивали, получалась овощная паста, которую использовали в качестве густой подливы для шашлыка. Но все, кто это делал, знают, как обжигаются пальцы, сколько времени это занимает.

— Я приехал побеседовать, немного выпить, отдохнуть.

— Вот так живет вся наша страна. Одни нефтяники и газовики в трубы закачивают нефть и газ, а вся страна отдыхает и пьет.

— Надо заметить, что власть этому способствует, — сказал Юрий Михайлович.

— Если быть точным, она не только способствует, но и навязывает — отдыхающие и пьяные не лезут в политику.

Все, понеслось, подумала Татьяна Александровна, сейчас они начнут развивать и раздувать эту тему до вселенского масштаба.

* * *

— Эту тему мы проходили на прошлой лекции, но я возвращаюсь к ней, чтобы показать развитие, — лектор по политэкономии социализма сделал паузу.

Студенты третьего курса физического факультета терпеливо ждали окончания лекции. Одни конспектировали лекции, другие делали вид, что внимательно слушают. Среди тех, кто усердно записывал, была небольшая группа, которая расположилась в середине аудитории, только они не конспектировали лекцию, а играли в слова. Суть игры была в следующем: два игрока задумывали (записывали) слово из пяти букв, и это слово надо было отгадать. Поочередно задавая противнику слова из пяти букв, игрок получал ответ — сколько букв из этого слова есть в загаданном слове. Используя определенные слова, например, «волос», «колос» и «голос», можно было определить наличие букв «в», «к» или «г» в загаданном слове. Кроме того, логический анализ ответов противника на ряд слов позволял вычислить присутствие определенных букв в определяемом слове.

Среди играющих были Сергей и Шура, которая была старостой группы. Сергей быстро определил четыре буквы и легко мог определить пятую, но этого демонстративно не делал. Соседи внимательно следили за игрой, предполагая, что Сергей что-то задумал. Шура, отгадав три буквы, мучилась, не понимая, какое слово он загадал. Ближе к концу лекции Сергей сообщил:

— Твое слово я давно отгадал. Оно записано на моем листе. Тебе я сообщу все мои пять букв, если из трех попыток ты угадаешь слово — ты победила.

На ее листке Сергей написал буквы «м», «к», «е», «р» и «х». Это был вызов. Студенты, следившие за игрой, тихо захихикали. Шура разозлилась, но стала предлагать варианты. После третьей попытки, Сергей назвал ее слово. Шура не выдержала, схватила тетрадку и стукнула ею Сергея.

Лектор отреагировал мгновенно:

— Молодой человек, в чем дело?

Сергей не растерялся и ответил:

— Мы не пришли к единому мнению о путях развития социализма в целом, политэкономии в частности.

— Идите к доске, — предложил лектор.

Важно проследовав вдоль рядов, Сергей встал на трибуну и сообщил:

— Перспективы развития политэкономии социализма я хотел бы проследить на примере красных кхмеров, которые пришли к власти …

Шура поняла, что было загадано слово «кхмер», которое она не знала. Злая, она показала ему кулак.

После лекции, которая закончилась практически сразу после кодового слова, произнесенного Сергеем, он и несколько его болельщиков подошли к расстроенной Шуре.

— Шурочка, уговор дороже денег. Проиграла. Теперь выполняй обещание — прикрой нас, на следующей лекции отметь нас как присутствующих.

— Как я это сделаю?

— Не надо вредничать, — попросил Сергей, — каждый может проиграть. Сама знаешь, что сказать, если лектор потребует зачитать весь список. Например, мы выполняем особое задание деканата — перетаскиваем мебель из одной аудитории в другую, а уставшие пойдем пить пиво. Проиграла — теперь выкручивайся.

— Чтоб вы поперхнулись этим пивом, — зло ответила Шура.

На улице ребята спросили Сергея:

— Что это Шура взъелась из-за проигрыша?

— В случае моего проигрыша мы должны были просидеть последнюю лекцию и взять ее с собой.

— Нет, в пятницу после последней лекции в пивную не попасть, в другой день — пожалуйста, а в пятницу — только в это время, — прокомментировали ситуацию однокурсники.

Четверо студентов вышли из здания тбилисского университета и по проспекту Чавчавадзе направились в сторону гостиницы «Иверия», в цокольном этаже которой располагалась хинкальная.

Светило яркое солнце. Легкий ветерок дул в лицо, но не охлаждал — воздух был раскален, а горячий асфальт чуть-чуть прогибался под ногами. В кармане каждого была только что полученная стипендия. Ни о чем не хотелось думать, но каждый понимал, что беззаботность этого дня приближала заботы других дней. Но об этом тоже не хотелось думать.

* * *

Сергей Георгиевич и Юрий Михайлович вышли на задний двор, чтобы разжечь огонь. Ветра не было, снег плотным слоем лежал на крышке стационарного мангала, и Юрий Михайлович отнес ее в сторону.

— Шашлык на углях будешь готовить или дрова будешь разжигать? — спросил Юрий Михайлович.

— На углях, чтобы время не терять. Сейчас настругаю сухих щепок для розжига, добавим шишек сосновых, а потом, когда все хорошо запылает, засыпем угли.

Минут через десять-пятнадцать, когда сухие щепки и шишки разгорелись, Сергей Георгиевич засыпал березовые угли и попросил:

— Юра, скажи Тане, чтобы мясо вынесла, и прихвати шампуры.

* * *

Прошел почти год после смерти отца. Все это время Сергей Георгиевич, ставший главой семьи, старался не снизить уровень жизни семьи. Для этого пришлось больше работать, что-то придумывать, но неоценимую помощь оказывала и Татьяна Александровна, которая стала вязать на заказ кофты, свитера и джемпера. Скоро она обзавелась обширной клиентурой, которая терпеливо ждала своей очереди.

В семье была одна традиция, которой строго придерживался отец. В майские праздники он готовил шашлык для дочки. Жанна обожала шашлык, дома готовили его часто, но майский был особый, посвященный ей. Отец, мужчина, жизнь которого никак нельзя было назвать легкой, не показывал свои эмоции и чувства, только во взгляде, заботе, легком прикосновении можно было почувствовать его большую любовь к детям, жене. И этот ритуал с шашлыком был одним из элементов его скромного признания. Когда все сидели за праздничным столом, он входил, держа в руках шесть-семь шампуров ароматно пахнувшего шашлыка. Первый шампур отец клал на тарелку Жанны. Сергей или зять Вова помогали снять шашлык с шампур в специальную посуду, чтобы вновь нанизать на них мясо следующей партии шашлыка.

Это была одна из многих семейных традиций, которые должны были обязательно сохраниться, чтобы дух отца безоговорочно остался в семье. Это понимали все и делали все, чтобы сохранить его духовное присутствие. В счастливых семьях физический уход человека переживается острее, но часто воспринимается как временное отлучение, вызванное обстоятельствами.

Дней за десять Александра Ивановна осторожно спросила сына:

— Какие у тебя планы на майские праздники?

Сергей Георгиевич сразу же понял подтекст этого вопроса и оценил деликатность, с которой мать проявила беспокойство о сохранении традиции. За весь год, прошедший после смерти отца, она не позволила себе ни разу расслабиться, заплакать. Лишь иногда, оставаясь одна, она, находясь в состоянии отрешенности, погружалась в воспоминания об отце, совместной жизни. Сергей Георгиевич несколько раз заставал ее в таком состоянии и каждый раз старался не нарушить ее покой. Это состояние продолжалось несколько минут, после чего она возвращалась в свое привычное состояние — активная, сильная, добрая.

Сергей Георгиевич улыбнулся, обнял мать и сказал:

— Будем готовить шашлык. Надеюсь, что Жанне понравиться.

В тот день Жанна с семьей приехала рано утром. Время пролетело незаметно, и наступило время обеда. Сергей Георгиевич поставил во дворе мангал и стал разжигать угли, что, естественно, не осталось незаметным для дворовой ребятни. Они крутились около мангала, что-то спрашивали, предлагали помочь махать картонкой, чтобы поддерживать жар углей.

Когда шашлык был готов, первый шампур, по традиции, Сергей Георгиевич передал Жанне. Вся семья собралась за столом, традиционный пир начался. Сергей Георгиевич произнес тост в честь отца и выпил первый бокал вина. Пили как за живого, так сложилась новая традиция, которая сохранилась десятилетиями.

Когда Сергей Георгиевич вернулся во двор, ребята стояли у мангала и отнимали друг у друга картонку.

— Молодцы, ребята, угли в норме, сейчас будем готовить новую партию шашлыка.

Вскоре вышла Александра Ивановна и принесла тарелки, стаканы и лимонад. Дети, к которым присоединилась и Наташа, дочь Сергея Георгиевича, расположились на лестнице и с удовольствием ели шашлык. Они смеялись, дурачились.

Сергей Георгиевич смотрел на них и вспоминал свое радостное детство, когда он и его дворовые друзья сидели на этой же лестнице. Так же с аппетитом ели, смеялись и гордились своими родителями. В жизни есть моменты, которые передаются из поколения в поколение, сохраняя преемственность, смысл жизни, ее ценность.

Поздно вечером, когда мероприятие закончилось, все было убрано, Александра Ивановна подошла к сыну и на мгновение нежно обняла. Без слов, однако Сергей Георгиевич понял ее благодарность.

* * *

Нанизав мясо на шампуры, Сергей Георгиевич и Юрий Михайлович понесли их к мангалу. Юрий Михайлович неожиданно поскользнулся, но удержал равновесие.

— Представляешь, если я упал бы, пришлось мясо выбросить, — прокомментировал ситуацию Юрий Михайлович.

— Не понял, — удивился Сергей Георгиевич. — Ты серьезно думаешь, что я выбросил бы такое замечательное мясо? Что с ним могло случиться, если оно упало бы на снег? На углях все возможные и невозможные микробы прогорели бы.

— Ты хочешь сказать, что это мясо ты дал бы мне кушать? — в голосе Юрия Михайловича слышались интонации подколки.

— Во-первых, я тебе предложил бы не мясо, а шашлык. А кого я должен был кормить, если ты уронил шампуры?

— Так ты ко мне относишься?

— Юра, иди принеси что-нибудь выпить, чтобы не зря стоять на морозе. Заодно можешь рассказать Тане, как ты шампурами махаешь, изображая из себя испанского пикадора.

— Тореадора, — уточнил Юрий Михайлович.

— Всемирной известности? До него надо дорасти, а все ученики ходят в пикадорах. Скажи спасибо, что тебя по блату записал в пикадоры.

Мороз обжигал лицо, но стоило лишь подойти к мангалу, как жар углей опалял руки. Два взрослых человека, добивших определенного социального положения, стояли у мангала с рюмками водки в руках, забыв о возрасте. Детство, которое их объединяло, пробуждалось при встрече и растворяло время, которое упорно заслоняло его.

Они молчали, безмятежное детство в этот безветренный зимний день вернулось. Вернулось без слов, без пафоса, вернулось теплотой и надежностью. О чем конкретно каждый из них думал, они не знали, но это было что-то схожее — теплота и надежность имеет вариации, но не меняет сущности. Почти одновременно они подняли рюмки и чокнулись. Без тоста выпили, словно боялись вспугнуть то, что имели многие десятилетия, боялись, что слова прозвучат фальшью.

— Думаю, что шашлык готов, Юра, попроси Таню, пусть даст посуду, будем снимать с шампуров шашлык. Заодно прихвати нарезанный лук.

Когда Юрий Михайлович вернулся, Сергей Георгиевич прокрутил все шампура, убедился, что мясо равномерно поджарилось, и стал снимать шампура.

— Юра, подержи крышку.

Уложив шашлык в глубокую посуду, засыпав лук, нарезанный кружочками, закрыв крышку, Сергей Георгиевич стал трясти посуду, перемешивая таким образом мясо и лук.

— Все, готово, пошли.

Они вошли в дом из холода, ощутив тепло и аромат приготовленной Татьяной Александровной еды. Наташа сделала глубокий вдох и радостно сказала:

— Как от вас вкусно пахнет дымом и шашлыком.

— Значит, все нормально. Так, все быстро рассаживайтесь, шашлык не любит ждать.

На удивление Сергея Георгиевича стол был уже полностью накрыт, и ждать никого не пришлось. Маша оказалась между Сергеем Георгиевичем и Юрием Михайловичем. Наташа неожиданно обнаружила закономерность и предупредила:

— Маша, сидишь между двумя докторами технических наук, загадай желание.

От решительного Наташиного голоса Маша растерялась, стала почему-то лихорадочно искать салфетку и напряженно думать, что же ей загадать.

* * *

— Маша, быстро загадай желание, ты сидишь между двумя Иринами, — радостно предложила соседка, которая отмечала свои именины.

Ольга Петровна недавно развелась с мужем, и ее подруги старались отвлечь ее от тягостных размышлений, приглашая ее с дочкой на различные мероприятия. Дочь Маша, ученица начальной школы, тяжело переживала развод родителей, замкнулась, но о разводе никогда не говорила.

Маша напряглась, опустила голову и мучительно стала думать, желая загадать что-то важное, значительное. Может быть, чтобы вернулся папа?

Ольга Петровна догадалась, о чем думает дочь. Только она, в отличие от нее, понимала, что это невозможно, это только детская мечта. Одна из большого количества других, которые составляют простой и сложный мир детства. Детства, состоящего из нагромождений переживаний, тревог, радостей и желаний. Детства, вся огромная конструкция которого опирается на хрупкую основу, которую легко поломать, но можно и защитить и осветить ярким светом.

* * *

Маша ничего не сказала, только легкая улыбка пробежала по лицо.

— Все, загадала, — радостно сообщила она.

— Вот и отлично, — обрадовалась Наташа.

Спокойный, а порой и ленивый разговор за столом неожиданно коснулся детства. Наташа внезапно встала и побежала к себе. Буквально через минуту она вернулась с фотографией в руке. Эта была фотография класса отца на природе. Она протянула ее Юрию Михайловичу.

— Узнаю, такая же есть у меня. Это мы сфотографировались у ограды в замке Метехи, когда шли в ботанический сад. Сергей, в котором классе мы были?

— В третьем, нам девять-десять лет, — ответил Сергей Георгиевич, взяв в руки фотографию. — Вот Кетино, Эмма, Лаура, Медея. А вот Самвел и Роберт, которого звали Пончик, рыжеволосая Клара.

— А Медея была влюблена в папу.

— Кто тебе сказал?

— Тетя Кетино сказала, — сообщила Наташа, — она сказала также, что в классе все девочки были влюблены в тебя.

— Больше слушай ее, — проворчал Сергей Георгиевич.

Он протянул фотографию Маше и указал на женщину на снимке, окруженную школьниками:

— Это наша учительница, Валентина Сергеевна. Замечательная учительница! Много знаний и тепла она нам дала.

— Вообще, нам повезло, — заметил Юрий Михайлович. — Подавляющее большинство преподавателей были профессионалами и хорошими людьми. Это в обычной средней школе, в обычном районе, что не скажешь о современной школе. Это я на примере своего сына могу сказать. Взять Лейлу Ражденовну, нашу классную наставницу в старших классах, она преподавала нам русский язык и литературу. Сколько сил стояло ей оградить нас от влияния улицы, наркотиков.

— Когда я рассказываю про школу, — заметил Сергей Георгиевич, — многие не верят, что школа для нас была вторым домом. Настолько интересно было учиться, участвовать в различных мероприятиях.

— И еще. Большинство из нашего класса поступило в вузы.

— И это в 1966 году, когда по реформе образования одновременно были выпускными десятые и одиннадцатые классы.

Сергей Георгиевич и Юрий Михайлович выпили за учителей.

— В последние годы жизни Валентины Сергеевны мы с Таней часто общались с ней. Она переехала в Москву, одни очень обеспеченные родители ученика помогли ей — купили квартиру и предоставили ей право там жить.

— Очевидно, она очень много сделала для их сына? — поинтересовался Юрий Михайлович.

— Да, иногда она рассказывала об Артуре. Она была для него и няней, и воспитательницей, и учителем. А прежде всего добрым человеком. Все свое свободное время одинокого человека она отдала ему, потом его детям.

— Он оценил это? — осторожно спросил Юрий Михайлович.

— Да, — подтвердила Татьяна Александровна. — Он и его мать Лиана, отец к тому времени умер, много внимания уделяли Валентине Сергеевне. С Лианой я перезваниваюсь до сих пор.

* * *

Таня позвонила в дверь. Ее долго не открывали. Потом послышались шаркающие шаги. Раздался слабый голос:

— Кто там?

— Это мы, Валентина Сергеевна, Таня и Сергей.

Было слышно, как медленно Валентина Сергеевна открывает замки. С трудом открыв дверь, Валентина Сергеевна извинилась:

— Простите, плохо выгляжу. Сейчас приведу себя в порядок.

— Ничего страшного, свои.

Валентина Сергеевна засуетилась, стала торопиться первой войти в комнату, чтобы убрать постель.

— Ничего не надо делать, — предупредила Таня, — мы пройдем на кухню. Кое-что принесли. Сергей, отнеси пакеты на кухню.

Пока Валентина Сергеевна дошла до кухни, Таня успела распределить все содержимое пакетов в холодильник, включить чайник.

— Я сейчас приготовлю чай, — слабым голосом сказала Валентина Сергеевна.

— Вы садитесь, а я все приготовлю сама, — предложила Таня.

Она часто хозяйничала на этой кухне, где все было ей знакомо. Каждый раз Таня отмечала, что, независимо от болезни Валентины Сергеевны, на кухне царили порядок и чистота.

Кто-то позвонил в дверь. Таня отправилась открывать дверь и скоро вернулась с Лианой, квартира которой находилась на этой же площадке.

— Услышала, как хлопнула входная дверь, — сообщила Лиана, — решила узнать, кто пришел. Валентина Сергеевна предупредила, что сегодня вы придете. Таня, я испекла торт к вашему приходу, пойдем принесем.

Таня поняла, что Лиана хочет что-то сказать. Уже в коридоре Лиана тихо прошептала:

— Валентина Сергеевна за последнюю неделю сильно сдала. Боюсь, что скоро она не сможет ходить.

— Это видно, — согласилась Таня. — Я нашла женщину, которая два раза в неделю будет приходить и убирать квартиру. А если, не дай Бог, Валентина Сергеевна сляжет, она будет за ней ухаживать ежедневно.

— А Сергей? — поинтересовалась Лиана.

— Он, естественно, в курсе и готов оплатить. Скажу больше, все согласовано, осталось только сообщить Валентине Сергеевне и получить ее добро.

— Она, конечно, встретит это сообщение в штыки, но, думаю, мы сумеем ее уговорить.

За маленьким столом небольшой кухни Сергей сидел и смотрел на Валентину Сергеевну, ровесницу и подругу своей мамы. годы взяли свое, это была не цветущая и уверенная женщина, которая могла одновременно любить и быть строгой. Не состоявшая личная жизнь, возможно, отсутствие собственных детей сгорбили ее, она уменьшилась в росте, но сохранила трезвость рассуждений и великолепную память о всех своих учениках.

— Я помню, как ты первый раз пришел в школу вместе с мамой, — неожиданно сказала Валентина Сергеевна.

Сергей, проректор университета, в ее присутствии всегда чувствовал себя учеником первого-третьего класса. Он улыбнулся ее словам, вытаскивая из глубин своей памяти воспоминания счастливого детства.

— Уроки закончились, и мама с тобой пришла за Жанной. В тот день Жанна была дежурной и осталась убрать мел и почистить доску. Ты зашел в класс, а твое лицо выражало удивление и восторг. Тебе тогда было лет пять. Я посадила тебя за парту, а ты важно сообщил, что умеешь считать и знаешь буквы.

Она говорила тихо. В ее голосе не было той уверенности, которая сдерживала тридцать горячих детей, готовых в любой момент разбежаться в разные стороны, что-то перевернуть и уронить.

— Ты был моим любимым учеником, — призналась Валентина Сергеевна. — Лет через десять был еще один талантливый мальчик — Витя. Когда он окончил школу, я думала, что он поступит в университет, но он неожиданно поступил в какой-то, уже не помню, военный институт. Женился. Он бывал у меня с женой, веселой и доброй хохотушкой. Потом они приходили с дочкой, очень похожей на маму. Витя был счастлив и не скрывал это.

Сергей внимательно слушал свою первую учительницу, удивляясь ее памяти. В то же время что-то его настораживало в интонации ее голоса, что-то предвещало беду. Поэтому он не задавал вопросов, ожидая продолжения воспоминаний.

— Потом был распад СССР, Витя, как и многие офицеры, оказался вне армии, без денег, которые были нужны семье тогда, а не завтра. Помню, он пришел ко мне подавленный, не понимающий, что происходит со страной, куда она движется и что делать и как выжить.

— Что стало с ним? — не выдержал Сергей.

— Он записался контрактником и пошел воевать в Чечню. В Грозном, в первые дни 1995 года, он погиб. Жена рассказывала мне, что он сгорел в танке.

Сергей смотрел на Валентину Сергеевну, у которой дрогнул голос, слезы тихо катились по лицу. Что это? Сожаление, что она жива, а молодой человек, ее ученик, отец семейства, погиб? Или это слезы обиды за оскорбленную и униженную страну?

— Это была первая чеченская война, — после паузы сказал Сергей. — В Новогоднюю ночь наши войска вошли в Грозный, а там их ждали. Бойня продолжалась, кажется, неделю или десять дней. Погибло около четырех тысяч солдат, уничтожены были четыре сотни танков и бронетранспортеров. И никто не понес ответственности. Ни министр обороны Павел Грачев, известный как Пашка Мерседес, который обещал силами одного парашютно-десантного полка в течение двух часов захватить Грозный. Не понес никакой ответственности за кровь наших солдат и офицеров и президент России Борис Ельцин. Может быть, напился, но это для него было обычным делом.

На этом разговор прекратился. Длительной гнетущей тишины удалось избежать — с тортом и домашним ликером вернулись Лиана и Таня. Вечер пролетел незаметно. Валентина Сергеевна оживилась, многое вспоминала, удивляя всех своей памятью, — она могла рассказать о каждом ученике каждого года, проведенного в школе.

Было поздно, надо было уходить. Сергей и Таня засобирались, Валентина Сергеевна попыталась их еще задержать.

— С удовольствием еще посидели бы, но поздно, завтра на работу, — оправдывался Сергей.

В дверях Валентина Сергеевна придержала его руку и тихо сказала:

— Береги Таню, она у тебя замечательная жена.

* * *

— Мы часто бывали у нее, — подтвердила Татьяна Александровна. — Помогали. Однажды ей предстояло переехать с одной квартиры на другую. Она вся извелась предстоящим переездом. Попросила Сергея помочь упаковать вещи и организовать транспорт.

— А так случилось, что я был очень загружен и не мог сам этим заняться, поэтому обратился в транспортную фирму и оплатил все их услуги по упаковке, доставке и распаковке, — продолжил Сергей Георгиевич.

— Она даже немного обиделась, — заметила Татьяна Александровна, — мне так показалось, когда я говорила с ней по телефону. Как же она была удивлена, когда все было сделано. Она была счастлива.

— Наши старики не могли привыкнуть к тому, что сфера услуг стала не та, которая была в годы их и нашей молодости — все делай сам и привлекай близких, — подвел итог Юрий Михайлович. — Вы были на ее похоронах?

— Да, мы с Таней были. Я звонил тебе, но ты был тогда в командировке, кажется, в Южной Африке, на конференции, — вспомнил Сергей Георгиевич.

— У нее не было детей, хоронили ее ученики, — сказала Татьяна Александровна, обращаясь к Маше. — На похоронах было человек двадцать. В основном были ученики, младше Сергея Георгиевича на пять-шесть лет.

За столом воцарилась тишина.

— Валентина Сергеевна любила тебя, — продолжила Татьяна Александровна, — она рассказывала мне, что с первого же класса называла тебя Старичком и Профессором за то, что все знал.

Сергей Георгиевич грустно посмотрел на фотографию, вспоминая что-то из школьной жизни. Потом обратился к Юрию Михайловичу:

— А это Тигран, помнишь? Он через два года погиб.

На фотографии все одноклассники дружно сгруппировались вокруг Валентины Сергеевны, смеялись и прижимались друг к другу. Трудно было представить, что за этим счастливым моментом стоит чья-то смерть, дружная команда начнет редеть и распадаться.

* * *

Когда распался СССР? Официально 8 декабря 1991 года, когда президенты России, Украины и Белоруссии подписали Беловежское соглашение. Неофициальные даты разнятся, эксперты называют отличные даты, основываясь на различных политических или экономических событиях.

На интуитивном уровне Татьяна Александровна определила дату распада — 14 ноября 1990 года, когда ярый националист и антисоветчик Звиад Гамсахурдия был избран председателем Верховного Совета Грузии. Еще до избрания председателем он вел активную антиосетинскую и антиаварскую пропаганду. Досталось и азербайджанцам, и армянам. Но это была не просто риторика. В июне 1990 года сторонники Гамсархудия спровоцировали столкновения с аварцами, вынудив их покинуть территорию Грузии, оставив село Тиви, аул Тихлискаро и другие населенные пункты. 23 ноября того же года тысячи грузинских националистов, подогреваемые провокационными лозунгами Гамсахурдии, двинулись на Цхинвали. Только присутствие советских войск предотвратило массовое убийство осетин во время осады Цхинвали, но избежать жертв не удалось — было убито несколько десятков осетин и ранены сотни.

30 марта 1991 года, в преддверии референдума о государственной независимости Грузии, Звиад Гамсахурдия заявил средствам массовой информации: «Тому, кто проголосует против независимости, будет отказано в гражданстве в независимой Грузии». Результаты референдума были предсказуемы.

Вечером того же дня, когда Сергей Георгиевич вернулся с работы, Татьяна Александровна обратилась к мужу:

— Сергей, надо уезжать. Ты же понимаешь, что ничего хорошего здесь в ближайшее время не будет. Наташа учится в Москве. Есть крыша над головой. Поживем у мамы, в любом случае там будет проще выжить.

Сергей Георгиевич не возразил, не отверг ее предложение сразу. Его молчание свидетельствовало о том, что он об этом думал, но не пришел к окончательному решению. После длительной паузы он ответил:

— Помнишь, когда ты переехала в Тбилиси, хотела выписаться из Москвы. Я был против.

— Это было так давно, почти двадцать лет назад, — с грустью заметила Татьяна Александровна.

— Грустишь, что переехала?

— Не говори глупостей, жалею, что время пролетело.

— Приятно слышать. Теперь о переезде. Я всегда предполагал, что нам придется перебираться в Москву, и твоя прописка значительно облегчит задачу, поэтому я был категорически против, когда ты захотела выписаться из Москвы. Согласен, времена наступают трудные, может быть, и голодные.

— У нас во дворе Алик работает эпизодически, у Эдика проблемы, а Котэ уволили. Живи как хочешь с двумя маленькими детьми.

— Сейчас переезжать нет смысла, — заключил Сергей Георгиевич. — Мы с ребятами, ты знаешь, вложились в разработку и производство нового анализатора нефти в воде. Если уезжать сейчас, потеряем все, что вложили. Производство и реализация в кооперативе на мне, я организовал его, все связи на мне, все документы, включая разрешительные, тоже на мне.

— Все равно что-то придется терять, — грустно заметила Татьяна Александровна.

— Разница большая — потерять все или что-то, — возразил Сергей Георгиевич. — Изготовлены первые образцы, надо сдавать заказчикам. Предстоит поездка в Туапсе и Красноводск.

После этих слов настроение у Татьяны Александровны резко упало, она как-то сникла.

— Хочешь, слетай в Москву, к Наташе, маме, пока я буду мотаться по командировкам? — неожиданно предложил Сергей Георгиевич.

Это предложение было столь неожиданным, что Татьяна Александровна не смогла скрыть своего восторга и обняла мужа.

— Когда мне можно будет улететь?

— Я в следующий четверг вечером уеду в Туапсе, если испытания пройдут удачно, подпишу акты и в понедельник вернусь. Поэтому можешь брать билет на среду, заодно и мне купишь билет до Сочи, а там на электричке.

— Почему на перекладных?

— Прямого сообщения Тбилиси — Туапсе нет. А с Красноводском придется задержаться. Надо будет оформлять командировку.

В работах, проводимых через кооператив, участвовали сотрудники лаборатории Сергея Георгиевича и Юрия Ильича, а также отдельные конструкторы, технологи, рабочие различных специальностей. В лаборатории Юрия Ильича начал работать Сергей Георгиевич при поступлении в научно-исследовательский институт аналитической техники и со всеми сотрудниками поддерживал тесные производственные, научные и дружеские отношения, возглавив другую лабораторию.

Создать кооператив вынудила жизнь. Экономические связи рушились, приход к власти в Грузии националистов сказался на заказах и финансировании института. Всплыла неэффективность системы управления институтом и республикой в целом. Было очевидно, что мощный своим потенциалом институт скоро встанет, а руководство продолжало решать возникающие вопросы прежде всего с учетом собственных интересов. В памяти всех была свежа история с премией, когда за срочность одной специальной разработки Министерство приборостроения СССР выделило разработчикам сумму, которая уменьшилась в десять раз, достигнув адресатов. Остальное оказалось в карманах руководства института, которое так высоко оценило свою значимость.

Руководство института не было в курсе работ кооператива, поэтому отъезды на один-два дня осуществлялись за счет отгулов, а иногда сотрудники просто прикрывали отсутствующего, отмечаясь за него. С более длительными поездками приходилось брать отпуск за свой счет или подстраивать их под официальные командировки.

— Через две недели мне придется выехать в Москву на согласование одного проекта, тогда и заскочу в Красноводск, — сообщил Сергей Георгиевич.

— Может быть, мне остаться в Москве до твоего приезда? Вместе вернемся? — робко спросила Татьяна Александровна.

— Конечно, так и предполагалось.

Татьяна Александровна радостно бросилась обнимать мужа, поцеловала его и торжественно сообщила:

— Иду готовить что-то вкусное. Отметим хорошую новость.

Было поздно, когда, убрав со стола посуду, Татьяна Александровна озабочено спросила:

— Как считаешь, СССР развалится?

Сергей Георгиевич ответил не сразу. Он взял в руки стакан с вином, покрутил его, словно закрутил шарик в рулетке. Посмотрел на вино, которое медленно переставало вращаться.

— Скорее всего. Слишком нерационально функционирует экономика. Смотри, на нашем примере, производительность труда, я как-то прикинул, в кооперативе в десять раз выше, чем в институте. Пусть я в чем-то ошибаюсь, но в восемь раз точно. Это ни в какие ворота не лезет. А нам не дают в открытую конкурировать, я все равно где-то действую подпольно. А руководство печется о своих дивидендах, ничего не хочет менять.

— Да, и Горбачев со своей песней о перестройке, кажется, ничего менять не собирался, — неожиданно подвела итог Татьяна Александровна.

— И не мог, и не хотел.

* * *

— Сергей, помнишь, как мы играли в футбол на овощной базе в Лило?

— Это когда из-за меня пробили пенальти? — с усмешкой переспросил Сергей Георгиевич.

Наташа удивленно подняла брови, глаза загорелись, и на лице проявился неподдельный интерес:

— Это что-то новое, я об этом не знала. Юрий Михайлович, если можно, подробней об этом эпизоде.

Сергей Георгиевич задумался, легкая улыбка пробежала по его лицу.

— Нас отравили на овощную базу в Лило, если ты знаешь…

— Знаю, — Наташа решила не терять время и ускорить долгожданный рассказ. — Юрий Михайлович, я в Тбилиси часто бываю. Маша, это отдаленный от центра район, там сейчас большой рынок, толкучка. Я там бываю, когда что-то покупаю для клуба и иногда для дома.

— Там есть что-нибудь интересное? — не смогла удержать своего женского любопытства Маша.

— Шмотки, всякая мелочь, и, главное, строительный рынок. Для клуба, особенно когда шел ремонт, — уточнила Наташа. — Иногда кое-что покупаю Марику. Очень удобно. Растет он быстро, не снашивает вещи, а там раза в два или три дешевле, чем в Москве.

— Ладно, девочки, — прервал женский треп Сергей Георгиевич. — Так вы не дадите Юрию Михайловичу рассказать. Юра, продолжай, иначе их не остановишь.

— Так вот, мы оказались на овощной базе. Кстати, Сергей, ты не помнишь, что мы там делали?

— Вот еще один нудный рассказчик, — с улыбкой сказал Сергей Георгиевич, — лучше я расскажу. Так вот, была у нас ознакомительная практика. Разновидность принудительной работы по сортировке овощей. Час-полтора мы потрудились, потом замерзли — в хранилищах было весьма прохладно, а это было в конце мая, когда на улице уже жарко. Мы быстро смылись, прихватив немного картошки.

— Своровали? — ехидно спросила Наташа.

— Не своровали, а взяли натуральным продуктом за свой детский труд, — весело пояснил отец. — За базой было поле, на котором стояли ворота, которые условно можно было назвать такими. Впрочем, как и само поле условно можно было назвать футбольным. На краю поля разожгли костер и стали печь картофель в углях. Дело это долгое, а тут, откуда ни возьмись, появился мяч. Это ученики параллельного класса, с которыми мы серьезно конкурировали, его принесли. Пока готовилась картошка, решили поиграть в футбол. Мы выигрывали по ходу игры, а в самом конце игры они сильно насели. Я кинулся в штрафную, чтобы усилить защиту, и неожиданно споткнулся. Все поле было в ямках и не мудрено было упасть.

— В тот день мы все ноги побили, но играли весело, — заметил Юрий Михайлович, с удовольствием слушавший воспоминание. — Тогда я не заметил, а мы, естественно, играли в брюках, что разбил колено. Только дома выяснилось. Мама меня потом с пристрастием допрашивала, на какой практике калечат колени.

— Я падаю, а Степа, из параллельного класса, заметил это и специально так подкатил мяч под меня, что я упал на него.

— Это был не прострел, — согласился Юрий Михайлович, — ты упал на мяч, не тронув его рукой.

— Мы так считали, а противники считали по-своему и требовали пенальти. Тогда Темури, из нашего класса, чуть не подрался со Степой. В конце концов мы согласились, они забили пенальти, и игра закончилась вничью.

На какое-то время за столом воцарилась тишина. Рассказ был закончен, а о чем говорить дальше, не знал никто. Неожиданно тишину нарушила Маша:

— Сергей Георгиевич, а что с запеченным картофелем?

Все дружно и искренне засмеялись.

— Картофель? Он весь обуглился, пока мы играли.

* * *

Середина июня 1982 года. Начался чемпионат мира по футболу в Испании. Жизнь шла своим чередом, но чемпионат вторгался в устоявшие графики перемещения людей, менял их планы и вносил корректировки в события. В это время человечество заболевало легкой формой безумия, которую можно было не скрывать.

Обеденный перерыв приближался к концу. Сергей Георгиевич и Юрий Ильич, заведующий лабораторией научно-исследовательского института аналитических приборов, доигрывали партию в шахматы. Играли без часов, поэтому в процессе игры обсуждали разные темы, включая некоторые рабочие проблемы.

— После вчерашнего поражения наших футболистов от сборной Бразилии я не могу отойти.

— Я весь извелся, последние минуты смотреть на экран не мог, — признался Сергей Георгиевич. — Так хорошо началось — Андрей Баль забил гол, наши вели и последнюю четверть времени не дотянули. Обидно.

— Да, пропустить гол на восемьдесят восьмой минуте очень обидно, — признался Юрий Ильич. — Кто играет сегодня?

— В нашей группе Шотландия с Новой Зеландией.

Возникла небольшая пауза, ситуация на шахматной доске требовала внимания. После нескольких ходов, сделанных в напряженной тишине, Юрий Ильич неожиданно сообщил:

— Надо будет поехать в Киев.

— Я только приехал из Барнаула, — возмутился Сергей Георгиевич, — пусть поедет кто-нибудь другой.

— Это недели через две-три, — внес ясность шеф.

— Что за необходимость? — удивился Сергей Георгиевич.

— Приехал директор киевского завода аналитических приборов. Сегодня у генерального директора было совещание. Киевляне давно просят согласиться на прекращение выпуска нашего рефрактометра — взрывобезопасный корпус, много механической обработки, сложная обратная оптическая связь, сам понимаешь, что заводу его не очень выгодно выпускать. Кроме того, он морально устарел, и мы это знаем.

— А Министерство приборостроения даст согласие? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— В том-то и дело, что появилась возможность. Ленинградцы написали письмо на имя министра и просят провести сравнительные испытания и по результатам испытаний решить, какой прибор выпускать заводу.

— Надо полагать, что испытания выиграет их рефрактометр?

— Да.

— Какой резон киевлянам браться за новую разработку? Потом, кто разработчик, Государственный оптический институт или Специальное конструкторское бюро?

— Оптический институт, ты их знаешь. Весело проведете испытания, получите нужный результат. Мне как разработчику неудобно подписывать такой протокол, а тебе можно — рефрактометр разработан до твоего прихода в институт, потом, нужна гибкость — не уверен, что у ленинградцев все пройдет гладко. Сообразишь на месте, что видеть, что пропустить, чтобы все было достойно и приемлемо. Только тебе, Сергей, и ехать.

— Так в чем интерес киевлян? — Сергей Георгиевич второй раз задал вопрос.

— Все просто. По итогам испытаний они снимут с производства наш прибор, потом начнется подготовка производства, сдвиги сроков, выпустят опытную партию, и на этом все закончится.

— А наш интерес?

— Киевляне уже пробили в Министерстве деньги на новый промышленный рефрактометр по статье «новая техника», — с лицом заговорщика тихо сообщил Юрий Ильич.

— Тогда все ясно, — улыбаясь, произнес Сергей Георгиевич, — я даже знаю, в чем наш рефрактометр уступит. А пока они будут осваивать, мы подготовим новый прибор.

Оба игрока, довольные сложившейся ситуацией, кивнули и сдержано улыбнулись. Шахматная партия завершилась вничью. Оставалось еще время, и они принялись за новую. Ферзевый гамбит, который они разыграли, с каждым ходом накалял ситуацию на шахматной доске. Неожиданно хлопнула входная дверь в лаборатории.

— Ира, привет. Сергей на месте?

Это был голос Юры, одноклассника и однокурсника. В то время он работал в том же отделе института, но в другой лаборатории.

— Начальники играют в шахматы в кабинете Юрия Ильича, — с легкой иронией сообщила сидевшая в другой комнате Ира, сотрудница лаборатории. — Юра, тебе кофе приготовить?

— Да, Ира. С удовольствием.

Что-то в голосе Юры не понравилось Сергею. Когда Юра зашел в кабинет и поздоровался, тревога усилилась, и Сергей задал вопрос:

— Что-нибудь случилось?

— Темури умер.

Кофе пили в тишине. Никто не хотел ее нарушать. Лишь Ира спросила, сколько ему было лет.

— Тридцать два, — растерянно произнес Сергей.

— Наш одноклассник, — поторопился объяснить Юра.

Опять в тишину погрузился кабинет. Неожиданно Сергей встал.

— Юрий Ильич, мы сходим к маме Темури. Это здесь рядом. Потом вернусь.

Сергей и Юра шли к дому, в котором жил Темури, понимая всю тяжесть встречи с его мамой. Дом находился в пяти минутах ходьбы, но они шли медленно, подсознательно оттягивая момент встречи.

— Ты знал, что Темури приемный сын? — спросил Сергей.

— Да, слышал.

— А я знал с третьего класса, когда он ушел из дома. Тогда ему кто-то нашептал. Долго он приходил в себя. Помню, мы с ним сидели на скамейке в саду у школы и молчали. Потом пришла Валентина Сергеевна, ей сказали про нас. Она увела его и долго с ним говорила. Странно устроена жизнь, — продолжил Сергей, — тетя Сиран усыновила его в возрасте, надеясь, что он будет опорой в жизни, а получилось…

Уже у подъезда чувствовались суета и растерянность. Подобно броуновскому движению, подавленные случившимся женщины двигались и останавливались, чтобы перекинуться несколькими словами, и снова куда-то идти. Молодые ребята, соседи, стояли кучкой и курили. Одного из них Сергей знал, поэтому он с Юрой подошли к ним.

— Как он ждал этот чемпионат, как радовался, что четыре игрока тбилисского «Динамо» в основном составе сборной СССР. Вынесли телевизор во двор. Когда наши забили бразильцам гол, я Темо таким радостным и счастливым не видел. Потом пропустили два, он как-то скис. Закончился матч, он сидел грустный, потом тихо сказал, что ему плохо. Мы не сразу поняли, в чем дело, на этом все закончилось.

Постояв несколько минут на третьем этаже перед открытой дверью, из-за которой раздавались крики и плач, Сергей и Юра вошли в комнату. Увидев их, тетя Сиран, мать Темура, громко расплакалась:

— Мальчики пришли, только мой Темурчик никогда не придет! Не придет! Оставил меня на старость одной. Для чего мне жить?

Тяжелый комок подступил к горлу, и Сергей не мог говорить.

Незнакомая женщина подошла к Сиран, обняла ее, немного встряхнула:

— О чем ты говоришь? У него осталась дочка, ради нее и живи.

Сергей смотрел на взрослую женщину, убитую горем. Найдет ли она в себе силы отстраниться от горя, чтобы свое тепло отдать внучке? Поймет ли внучка, что этой женщине со временем потребуется внимание и забота? Или горе будет символом жизни старой женщины?

* * *

Разговор за столом неожиданно прервался телефонным звонком — позвонили Маше. Сергей Георгиевич обернулся и посмотрел в окно гостиной, которое хорошо просматривалось из-за большой арки между столовой и гостиной. У ворот стоял автомобиль. Маша быстро ответила на звонок:

— Я сейчас выхожу.

Она тоскливо посмотрела на всех, грустно улыбнулась и искренне сказала:

— Спасибо всем за тепло и ласку, внимание. Я получила огромное удовольствие. Я пойду за вещами. И еще раз спасибо.

Спустившись со второго этажа со своей сумкой, она тепло простилась со всеми, взяла Марика на руки и поцеловала в щеку. Он не растерялся и в свою очередь громко чмокнул Машу. Все засмеялись, что стало поводом для его повторного поцелуя.

— Все, хватит, Марик, Машу ждут, — строго сказал Сергей Георгиевич, передав Марика дочке.

Наташа повела Марика к окну, где он расположился на подоконнике и внимательно следил за всем, что происходило у машины.

Сергей Георгиевич и Маша шли по дорожке к воротам, в руках Сергея Георгиевича была сумка, а Маша бережно несла фотоаппарат в футляре. По ее походке, движениям чувствовалось, что Маше не хотелось уезжать. Она неожиданно остановилась, резко обернулась и помахала рукой Наташе и Марику. В ответ он энергично замахал руками и послал персональный воздушный поцелуй.

У автомобиля стояли двое — водитель и охранник, который направился к Сергею Георгиевичу и взял у него сумку. Маша сделала несколько шагов в сторону машины, потом остановилась и вернулась к Сергею Георгиевичу. Смущаясь, она сказала:

— Не знаю, имею ли я право об этом говорить, но много думала о нашем разговоре, когда ехали сюда. Мне кажется… тогда в больнице…

— Когда умирал мой отец? — уточнил Сергей Георгиевич.

— Да, — тихо ответила Маша. — Я думаю, что Вы правильно сделали, что остались.

Сергей Георгиевич приблизился к Маше и посмотрел в ее глаза. В них было тепло, сочувствие и искреннее переживание. Когда Сергей Георгиевич взял ее руку, Маша, почувствовав одобрение, завершила мысль:

— Мне кажется, хотя судить и говорить в моем возрасте об этом рано, но человек в любом состоянии должен видеть будущее. Чтобы ощущать, что в этой жизни сделано что-то важное, что имеет продолжение. А замыкаться только на прошлом, возможно, ошибочно — теряется настоящее.

С последними словами Маша сделала глубокий выдох, словно освободилась от чего-то важного, но гнетущего ее состояние. Сергей Георгиевич нежно обнял ее, тихо прошептал на ухо:

— Спасибо. Будь счастлива, счастлива в семье, — уточнил Сергей Георгиевич. — Это счастье само не приходит, его создают.

Автомобиль плавно набрал скорость и быстро скрылся за поворотом деревенской дороги. Сергей Георгиевич повернулся и пошел к дому. В окне был Марик, который продолжал махать рукой, очевидно, уже дедушке. «Жизнь — это мгновенья, нанизанные на ось времени». Сергей Георгиевич вспомнил свой афоризм. С годами мы, порой того не замечая, передаем свою ось времени следующим поколениям. Может быть, это и подметила Маша?

 

День третий, обед

За столом остались Сергей Георгиевич, Татьяна Александровна и Юрий Михайлович. После продолжительного разговора с Юрием Михайловичем о концепции и строительных проблемах создаваемого клуба йоги, Наташа ушла укладывать Марка.

— Он хорошо спит днем? — поинтересовался Юрий Михайлович.

— Да, но иногда бывает, что дольше укладываешь, чем он спит, — уточнил Сергей Георгиевич. — Юра, предлагаю перейти в гостиную, там продолжим разговор.

Татьяна Александровна убирала посуду со стола, когда на телефон Сергея Георгиевича, оставленного в столовой, поступила СМС-ка. Сергей Георгиевич продолжал беседу с другом и не обратил внимания на характерный звук телефона.

— Сергей, возьми телефон, тебе сообщение, — предупредила Татьяна Александровна.

Пока Сергей Георгиевич шел к телефону, поступило еще сообщение.

— Первая СМС-ка от Олега Борисовича. Благодарит за прием, сообщает, что Маша в диком восторге. Приносит извинения, если Маша доставила какие-то неудобства.

— Какие неудобства? — удивилась Татьяна Александровна. — Нормальная, воспитанная девушка. Скрасила нам время.

— Второе письмо от Маши, — сказал Сергей Георгиевич, который успел второе сообщение. — Благодарит за внимание и возможность сфотографировать птиц. Уже успела показать фотографии, всем понравились. Полный восторг.

— Вот и хорошо. Так, Юра и Сергей, я иду смотреть свой сериал, оставляю вас одних. Надеюсь, в холодильнике найдете все, если надумаете кушать. А насчет выпивки — это вы знаете лучше меня.

— Таня, оставайся, мы с Юрой в гостиной не будем тебе мешать, смотри сериал в столовой, — попытался скорректировать действия супруги Сергей Георгиевич.

— Да, Таня, телевизор нам не будет мешать, мы в гостиной обойдемся без телевизора, нам бы поговорить, — подтвердил Юрий Михайлович.

— Нет уж, обойдусь без комментариев. Тут есть любитель иногда высказать свое мнение по поводу сериалов, — твердо сказала Татьяна Александровна.

— Юра, это она на меня намекает, — улыбаясь, сообщил Сергей Георгиевич.

— Не намекаю, а говорю прямо. Ладно, я пошла на второй этаж, если что понадобится, зовите.

* * *

— Ладно, Наташа, я пошла на второй этаж, не засиживайся, все проверь перед тем, как включить охранную сигнализацию.

Татьяна Александровна медленно поднялась на второй этаж, заглянула в кабинет Сергея Георгиевича, который внимательно посмотрел на жену и спокойно спросил:

— У Наташи что-нибудь случилось?

Татьяна Александровна на мгновенье задумалась, словно оценивала, в каком объеме дать информацию, чтобы не расстраивать супруга. Решив эту житейскую задачу, рассказала о возникшей проблеме:

— Помнишь, я говорила тебе об одной клиентке, которая ходила к Наташе?

— Жена одного состоятельного человека, которая была серой мышью? — переспросил Сергей Георгиевич, догадавшийся, о ком шла речь.

— Да, ее муж банкир средней руки, — подтвердила Татьяна Александровна. — Он звонил Наташе, потребовал, чтобы она прекратила принимать его жену.

— Угрожал? — тревожно спросил Сергей Георгиевич.

— Нет, но какие-то намеки были. Наташа сказала ему, что это решение должна принять его жена, только она.

Наташа, мучительно завершив учебу в Финансовой академии при Правительстве РФ, куда она блестяще поступила, с рвением погрузилась в учебу в МГУ, где получила второе высшее образование в области психологии. Работая психоаналитиком в частом порядке, она медленно обрастала клиентурой. Среди них она выделила женщину, полную страхов, сомнений и неуверенности в себе.

— Насколько я помню, Наташа говорила, что эта женщина преобразилась, — стал вспоминать Сергей Георгиевич.

— Так и было, — подтвердила Татьяна Александровна. — Но, очевидно, это не понравилась мужу. Его, возможно, испугали изменения в жене. Нарушился, в его понимании, мир, в котором ему было комфортно и привычно.

— Есть мужчины, которые боятся расцвета жены, ее развития. Таким женщинам надо соответствовать. А если нет желания, сил, таланта и возможностей? Тогда они превращают жен в серые мыши, и можно ни о чем не беспокоиться, не волноваться, сведя все лишь к финансовому обеспечению.

На следующее утро они вернулись к этой теме.

— У этой женщины есть ребенок? — поинтересовался Сергей Георгиевич.

— Да, двое.

— Тогда муж добьется своего. Он будет давить на нее, шантажировать детьми, угрожать, что отнимет детей.

— Ты так думаешь? Может быть, отстанет, успокоится, и они придут к согласию.

— Хорошо было бы, но, раз он обратился к Наташе, там дело обстоит серьезно.

— Жаль, — грустно заметила Татьяна Александровна, — жаль эту женщину и жаль Наташу. Она очень гордилась своей работой.

— Что делать, такова жизнь. Таня, поинтересуйся, она с тобой откровенна, чтобы на Наташу не было давления. Такие вещи лучше пресекать на корню.

По дороге в университет Сергей Георгиевич размышлял о незнакомой семье. Что там доминировало: борьба за лидерство или это стремление мужа к конформизму? Ответ кроется в семье, которую он не знал. В каждой семье свой мир, свои войны, свои пакты и соглашения. Только люди тратят огромные усилия на напряжение и боевые действия, когда изначально можно было потратить незначительное усилие, чтобы поддержать друг друга и сообща достигнуть того, что потом ищется через большие потери — времени, здоровья и доверия. И не всегда достигается. Кто знает, что и как мы сделали неправильно, ошибочно?

* * *

Юрий Михайлович сидел в кожаном кресле, говорил лениво, словно боялся вспугнуть громким словом атмосферу, возникшую в гостиной. Сергей Георгиевич расположился на диване, между ними на журнальном столике стояли сырная и фруктовая тарелки и начатая еще за обедом бутылка водки.

— Юра, хочешь вина?

— Давай. Водка не идет.

— Ее я пью мало и редко, — признался Сергей Георгиевич, — все-таки предпочитаю вино. У меня есть интересная бутылка, ее подарил Сергей Дарчоевич, ты его знаешь.

— Стоматолог? В гости заезжал?

— Нет, купил в конце деревни участок, будет застраиваться.

Разговор плавно перешел на знакомых, однокурсников. Юрий Михайлович поднял бокал с красным вином так, чтобы свет люстры позволил бы определить цвет вина. Смотрел долго, потом отметил:

— Какой густой гранатовый цвет. — И неожиданно спросил: — Помнишь, гранатовое дерево у Кетино во дворе?

— Конечно, помню, старое раскидистое дерево, стол под ним, маленькая сахарница и небольшая ваза с вареньем. Когда созревал инжир, помнишь, тетя Тамара просила собрать его, а потом угощала нас инжировым вареньем. И еще… помнишь, кульман, который стоял у тети Тамары в кабинете.

— И куча ватманов. У меня перед глазами стоит картина: маленькая женщина перед большим кульманом.

— Она много работала, вечные проекты реконструкций зданий. Знаешь, она одно время привлекала и Таню к этой работе.

— Таню? — удивленно спросил Юрий Михайлович.

— Да, ты с Кетино тогда жили в Чугуеве. А Таня копировала какие-то чертежи и зарабатывала карманные деньги. Потом у нее были «сладкие» деньги, которые заменили «трикотажные» деньги, но их масштабы назвать карманными язык не повернется.

— Кто считает мои бывшие деньги? — поинтересовалась Татьяна Александровна, входя в гостиную.

— Сериал благополучно закончился? Никого не потеряли в родильном доме, разобрались с клоном, и справедливость восторжествовала? — с иронией спросил Сергей Георгиевич.

— Это мелко. В жизни мне не хватает переживаний, вот и смотрю сериалы для повышения адреналина в крови. Но не уходите от ответа и скажите, какие деньги считаете?

— Юра не очень верит, что тетя Тамара давала на дом работу.

— Юра, был такой эпизод в нашей жизни. Я делала копии, немного чертила. Сейчас и не вспомню.

— Таня, а какие деньги Сергей называет «сладкими» и «трикотажными»? — с любопытством спросил Юрий Михайлович.

Татьяна Александровна улыбнулась, возможно, вспомнила молодость, жизнь в Тбилиси.

— Сергей работал научным сотрудником, сам знаешь, денег не хватало, а я часто летала в Москву к маме, где она одна осталась после моего переезда. Вот я и стала подрабатывать, выпекая на заказ торты на свадьбы. Когда приезжали забирать торт, все соседи сбегались посмотреть на законченную работу.

— А «трикотажные» деньги?

— Это следующий этап. По восходящей. Стала вязать, этому меня научила бабушка, мама вязала. С детства этим баловалась. Сперва вязала на спицах, потом, когда приобрели вязальную машинку, пошел поток.

— Да, тогда ты здорово помогла мне, ряд финансовых проблем мы решили.

— А потом, Юра, мой муж стал зарабатывать, а я вяжу только для своего удовольствия. Но первые деньги я заработала с подачи тети Тамары.

Они сидели в гостиной у камина. Пламя поглотило дрова, в камине лениво тлели угли, лишь изредка выбрасывая неустойчивые струйки пламени. Три взрослых человека, жизнь которых переплелась и объединилась воспоминаниями молодости, неожиданно замолчали, предавшись своим воспоминаниям.

Четыре десятилетия служили основой и каркасом их устойчивости в жизни. Лишь одну тему они никогда не обсуждали — женитьбу Юры и Кетино и их развод. Время не удалило Юру и Кетино, они сохранили дружбу и вместе воспитывали сына. Время показало, что развод был результатом эмоций и глупости, которые свойственны молодым. Может быть, развалу семьи способствовали и родители? Было еще что-то, что они знали, но уже ничего не могли изменить.

В таких случаях Сергей Георгиевич задумчиво говорил: «Мгновенья, нанизанные на ось времени, не подаются обратному извлечению и переформатированию».

* * *

Сергей Георгиевич торопился в больницу. Его супруга, Татьяна Александровна, очевидно, уже ждет, но вереница срочных дел никак не позволяла вовремя уйти с работы. Завершив совещание по финансовому положению дел в университете, он выскочил из кабинета и быстро направился в метро, отказавшись от служебной машины. Это позволило сократить опоздание.

Быстрым шагом он приближался к онкологическому корпусу, где лежала тетя Тамара. Неожиданно из-за туч выглянуло солнце, и земля вдоль тротуаров стала очень пестрой — зеленая трава, сопротивлявшаяся приходу осени, отдельные желто-красные листья деревьев, которые согласились с приходом осени, и оранжевые солнечные пятна. Пестрота красок создавала настроение, которое не гармонировало с грустью и серостью, доминирующими осенью.

Свою супругу Сергей Георгиевич увидел издалека. Она стояла у входа в больничный корпус, косые лучи солнца ярко отражались от металлических пуговиц ее куртки. Но что-то в ее фигуре вызывало тревогу, которую Сергей Георгиевич спонтанно ощутил и устремился к ней. Мысль, что она расстроилась из-за его опоздания, он отбросил сразу. Татьяна Александровна понимала, что на работе очень часто возникали непредвиденные ситуации и ему, первому проректору университета, приходилось их решать в режиме on-line, поэтому обид не могло быть.

Увидев ее лицо, Сергей Георгиевич понял все. Татьяна Александровна тихо произнесла:

— Тетя Тамара умерла.

Сергей Георгиевич обнял жену, она покорно прижалась к нему. Они стояли на ярком осеннем солнце, но ощущение прохлады пронизывало их. Еще одна связующая ниточка с прошлым оборвалась, и от этого было зябко, грустно.

— Она в палате? — спросил Сергей Георгиевич.

— Нет, увезли в морг.

— Шамиль здесь?

— Был, я с ним говорила. Сейчас он в морге. Я осталась тебя ждать.

— Маленькое ЧП неожиданно вылезло, пришлось срочно принимать меры, — попытался оправдаться Сергей Георгиевич.

— Это я так, без упрека. В другой день посидела бы у кровати тети Тамары, поговорили… — Голос Татьяны Александровны дрогнул, она незаметно вытерла слезу.

Наступила пауза, надо было что-то делать.

— Поедем домой, — предложил Сергей Георгиевич.

— Не зайдем к Шамилю?

— Нет, неизвестно, сколько его ждать, а потом, ведь предложит выпить. Повод есть, серьезный повод, а последствия могут быть печальными.

— Да, — согласилась Татьяна Александровна, — может запить.

Шамиль, старший брат Кетино, был любимчиком родителей, которые всячески его баловали. Поступив в престижный московский институт, он переехал в Москву, и скоро родители купили, что было в то время большой редкостью, ему кооперативную квартиру. Шамиль быстро обзавелся нужными связями, стал прилично зарабатывать, купил автомобиль, что в то время тоже было непростым делом. Был успех, головокружение и незаметное увлечение алкоголем. Потом постепенное снижение жизненного уровня, потеря связей, доходной работы. Все раскрутилось в обратную сторону, и вместо холеного и уверенного человека смерть матери видел больной человек, живущий на пенсию в комнате в большой коммунальной квартире.

Со стоянки Татьяна Александровна выехала не сразу, она резко и опасно маневрировала. Сергей Георгиевич, который стоял на улице, рукой дал знак, чтобы она остановилась.

— Останови машину, успокойся, сосредоточься, потом поедем, — предложил он.

— Все, все, я в норме, сейчас выеду.

Действительно, Татьяна Александровна успешно выехала на узкий проезд и точно обогнула неправильно припаркованную машину. Сергей Георгиевич сел на переднее пассажирское сиденье, но не разговаривал — не хотел отвлекать жену от управления автомобилем. Минут через двадцать она сама неожиданно заговорила о тете Тамаре:

— Никогда не забуду выражение ее глаз, когда мы первый раз пришли в коммунальную квартиру. Эта холеная и обеспеченная женщина, всегда живущая в собственном доме, словно извинялась за то, что мы видели.

— Она мать и не оставила сына. А у него с психикой что-то не то. Хоть и говорят, что у него странности начались после того, как его ударили по голове, когда украли портфель, но я думаю, что это только усугубило. Странности, предполагаю, начались, очевидно, раньше. А алкоголизм только ускорил и усилил отклонения.

— Бедная тетя Тамара, она так радовалась когда я или мы вдвоем приходили. За столом всегда ощущалась та атмосфера старого тбилисского дома, где мы так часто встречались. Забывалось все, чистая, но убогая по обстановке и ремонту комната казалось большой и теплой. Она так радовалась в те минуты общения.

Смерть дяди Арчила, мужа тети Тамары и отца Кетино, подкосила благополучие семьи. После вынужденного переезда в Москву к Шамилю, за которым необходимо было присматривать, тетя Тамара оказалась в ином мире — мире ограниченных средств, нервных срывов и депрессии.

Ей было неудобно, когда Татьяна Александровна привозила провизию, но она распределяла ее таким образом, что хватало до следующего прихода — через неделю или дней десять. Деньги она категорически отказывалась брать, только после разговора Сергея Георгиевича с ней она иногда, когда было трудно или возникали незапланированные траты, с благодарностью их брала, но так, чтобы Шамиль не видел.

— Разве кто-нибудь мог подумать, что в жизни тети Тамары так все перевернется? — вопрос Татьяны Александровны никому не адресовался, она не ждала на него ответа.

Сергей Георгиевич понимал, что рой мыслей одолевал Татьяну Александровну, поэтому он решил поменять тему разговора:

— Сегодня исполнилось десять лет со дня принятия указа президента Ельцина номер одна тысяча четыреста.

Татьяна Александровна смущенно посмотрела на мужа и удивленно заметила:

— С чего я должна помнить эту дату и отмечать десятилетие?

— Это указ о поэтапной конституционной реформе. С этого указа началась гражданская война 1993 года.

— Первый раз слышу о гражданской войне, — удивленно сказала Татьяна Александровна. — О противостоянии знаю, о кровавых стычках слышала и по телевизору видела, но что-то о гражданской войне не припомню. Ты, случайно, не путаешь с гражданской войной 1918 года?

Так, обрадовался Сергей Георгиевич, она вступила в разговор, теперь не будет думать о смерти. Главное — пережить первые часы, потом жизнь возьмет свое, болевое восприятие уступит место воспоминаниям. Воодушевленный успешной реализацией своей тактики, Сергей Георгиевич продолжил развивать тему:

— Ничего не путаю. Противостояние исполнительной и законодательной ветвей власти в столице, в лице президента Ельцина и председателя Верховного Совета Хасбулатова, было гражданской войной в рамках одного города, но могла взорвать всю страну. А наше понимание тех событий в основном сформировалось под воздействием пропаганды победителей — президента Бориса Ельцина и его команды.

— Ладно, — неохотно согласилась Татьяна Александровна, — давай суть, детали меня не интересуют. Явно, что ты что-то накопал.

— Есть такое дело, — согласился довольный Сергей Георгиевич. — Тогда только интересные факты. О моем отношении к Ельцину ты знаешь — позор для великой России, когда президентом стал алкоголик, моральный лжец.

— Это требует пояснения. Я еще не встречала такого определения политика: моральный лжец.

— Без проблем. Был верным сыном коммунистической партии. Предал при первой возможности.

— Не он один предал, — заметила Татьяна Александровна.

— О предателе Горбачеве не будем говорить. Это отдельная тема. Продолжим обсуждать Ельцина. Объявил себя борцом за отмену привилегий, но наделил себя таким количеством привилегий, что ни одному нашему руководителю и не снилось. Любил, когда его называли «царь Борис» и вел себя как царь. И пил, наплевав на все и всех, ведь он — царь. Нам ничего не говорят, нам не показывают его пьяные выходки, но мы догадываемся. Мне представлялось, что в пьяном виде он показывался в исключительных случаях и только у нас. Я глубоко ошибался. В таком виде он часто общался с руководителями западных стран. Недавно я прочитал высказывание бывшего президента США Билла Клинтона: «Даже пьяный Ельцин лучше огромного большинства трезвых альтернатив». Вот ключ к тому, что они хотели видеть в России. Зачем его осуждать или корить, когда он раздавал огромные ценности страны.

— Он их устраивал, а пьяный он или трезвый — это их не волновало. Только мы удивляемся, почему в цивилизованных странах к нам относятся пренебрежительно.

— Теперь о Егоре Гайдаре, премьер-министре в правительстве Бориса Ельцина, — предложил Сергей Георгиевич.

— Можешь не рассказывать. Про дедушку-писателя я знаю. Что он был командиром отряда ЧОН, тоже знаю. Что крови на его совести море, знаю. Хочешь, скажу, что он женат на дочке одного из братьев Стругацких. Надеюсь, знаешь, кто такие братья Стругацкие?

— Успокойся, знаю, кое-что читал и фильмы по их книгам смотрел. Назвать книги и фильмы?

— Верю. Моя школа, — произнесла Татьяна Александровна, довольная собой.

После такой информации Сергей Георгиевич несколько расстроился. Что касалось информации из мира искусства, жена знала больше него, это не оспаривалось. Поэтому Сергей Георгиевич решил использовать информацию из другой области:

— А кто его отец?

— Не знаю.

— Так вот, — решил восстановить свой авторитет Сергей Георгиевич. — Его отец был сотрудником КГБ, резидентом разведки на Кубе. По духу и воспитанию не может быть Гайдар демократом. Отсюда его скрытая ненависть к тем, кого по духу можно отнести к демократам. И вся команда Ельцина нагрела руки на приватизации и других операциях. Гайдар сам себе, для собственного института, выделил здание моего бывшего министерства приборостроения. А послушать Чубайса, так все они с такими чистыми руками…

— О чем ты говоришь? — удивленно спросила Татьяна Александровна. — Последними людьми с чистыми мыслями и руками были декабристы. Как они закончили жизнь, ты знаешь. Что касается Чубайса…

— Прошу, не напоминай мне о нем, и так сегодня день был тяжелым, — резко высказался Сергей Георгиевич.

Разговор, как часто бывает у супружеских пар, неожиданно прекратился. В кабине машины было слышно, как урчал мотор. Татьяна Александровна уверенно вела машину, словно не было переживаний и она ни о чем не думала. Поток машин при въезде на Тверскую улицу уплотнился, резко упала скорость. Впереди ехал белый автомобиль, который неоднократно перестраивался из одного ряда в другой, в надежде, что новый ряд двигается быстрее. Нормальное желание любого водителя, только водитель этого белого автомобиля каждый раз, перестраиваясь, создавал аварийную ситуацию.

— Козел, мотается по рядам, зацепит кого-нибудь, и все движение встанет, — зло и раздраженно сказала Татьяна Александровна.

Это эмоции, подумал Сергей Георгиевич. Напряжение пережитого дало знать, поэтому он попытался сгладить ситуацию:

— Может быть, человек торопится, мало какие обстоятельства.

— Обстоятельства обстоятельствами, а ездить аккуратно еще не отменили, — резко заметила Татьяна Александровна.

— Ладно, не злись, мы почти у дома. Нам приключения не нужны, еще предстоит хоронить тетю Тамару.

Татьяна Александровна лишь кивнула.

* * *

— Что скажешь о выборах? — неожиданно спросил Юрий Михайлович.

— Что говорить? — удивленно переспросил Сергей Георгиевич. — Прошли как надо, уточню — для власти, запланированные цифры достигнуты. Опытные счетоводы постарались.

— Да, выборы в Госдуму 4 декабря, к сожалению, не скажешь, что прошли честно.

— Юра, не будь наивным. Когда и где власть проводит честные выборы? В США? Их система выборщиков ничего не имеет общего с демократией. Там реальная власть, теневая, которая не горит желанием светиться, всегда получает свои полстакана воды. А говорить, что это наполовину заполненный или наполовину незаполненный стакан — удел избирателей, верующих в демократию.

— Почему так однозначно говоришь? С США ясно, но есть государства, где выборы проводятся честно.

— Согласен, что есть, — без колебаний согласился Сергей Георгиевич, — любая власть, на то она и власть, будет использовать административный ресурс. Другое дело масштабы…

— …и последствия, — добавил Юрий Михайлович.

— А в этот раз масштабы, надо предполагать, были серьезными. Тем более что рейтинг «Единой России» постоянно понижался. Не случайно Путин создал Общенародный фронт, понимает, что с «Единой Россией» далеко не поедешь, нужны запасные варианты, тылы и новые лица. Страна в застое, движения вперед нет, а разговоры и обещания перечеркиваются тем, что люди видят.

— Согласен, народ пошел на митинги не потому, что поддерживает лидеров оппозиции и хочет видеть во власти Михаила Касьянова или Бориса Немцова, они уже были на вершине пирамиды власти, ничего не сделали, но себя, надо полагать, не забыли. Живут в достатке, владеют кое-чем. Хотят использовать момент.

— Знаешь, Юра, Касьянова в его бытность премьер-министром звали Мишка Два процента.

— Это по откату?

— Конечно, а сейчас в Интернете бродит шутка: «Мишка оголодал и поиздержался, дайте Мишке три процента».

— Да, наш народ не упустит возможности подколоть. Сергей, говорят, что Борис Немцов говорил о перестройке-2?

— Ляпнул на каком-то митинге, одну еле пережили, не представляю, кто поддержит вторую. Бог с ними. Народ показал свое недовольство, и, надо полагать, что власть испугалась.

— Думаешь, власть сделает выводы? — спросил Юрий Михайлович.

— Выводы сделает, только какие? Но власть первоначально испугалась и растерялась, она не знала, как реагировать. Несколько дней царила неуверенность, потом Путин своими насмешками и колкостями дал понять чиновникам, что ничего не случилось.

— Думаешь, ничего не изменится?

— Смотри, Центральная избирательная комиссия около сорока жалоб направила в Генпрокуратуру, шестьдесят три — в МВД, двадцать — в Следственный комитет. Отменены результаты голосований на двадцать одном избирательном участке. Это под давлением оппозиционных партий. А наказание? Отстранили кое-кого от участия в проведении дальнейших выборов. Реально никого не накажут, дела будут рассыпаться, последуют отказы в возбуждении уголовных дел. Предстоят президентские выборы, нужна сплоченная административная команда с опытом проведения выборов. Реально накажи одного, другие испугаются. А это власти надо? Вдруг правильно посчитают? Ошибки не должно быть.

Юрий Михайлович долил себе немного вина, взял кусочек сыра и понюхал.

— Хорошо пахнет. Сергей, а как применяют административный ресурс? — после небольшой паузы спросил Юрий Михайлович. — Ты сталкивался с ним.

— Я, по-моему, говорил: приходит человек с мэрии или префектуры и называет процент, который желательно было бы видеть в протоколе голосования за «Единую Россию». Все вопросы решает председатель местной избирательной комиссии, я туда не лез и в день голосования всегда был в другом месте. Но я заметил однозначную зависимость — в итоговом протоколе всегда фигурировали проценты, близкие к названным.

— Вбрасывают бюллетени тех, кто не голосовал?

— Не знаю, но вбрасывать легче всего, хотя, — с сомнением сказал Сергей Георгиевич, — легче всего написать нужный протокол. А со мной чуть не провели подобное во время выборов в ректоры.

— Это интересно, расскажи. Правда, хотели вбросить?

Сергей Георгиевич улыбнулся, но в этой улыбке была какая-то горечь.

— Когда все урны подготовили к голосованию, председатель комиссии по выборам, а она была человеком предыдущего ректора, который проталкивал своего ставленника, распорядилась принести еще одну урну — чтобы ускорить процедуру голосования. Мои сторонники что-то заподозрили и попросили вскрыть пломбу, чтобы убедиться, что урна пустая. После этого был разыгран целый спектакль, и урна неведомым образом исчезла. Что касается других методов, я знаю о «карусельщиках», которые кочуют из одного избирательного участка в другой и голосуют. Есть еще открепленные талоны, работники предприятий непрерывного цикла, которые не могут в тот день голосовать, и, наверное, другие способы и методы поднять процент голосующих за нужную партию.

— А электорат, так скажем, который используется административным ресурсом?

— Тут, Юра, на первом месте армия, потом заключенные, жители закрытых городков, жители дотационных республик и населенных пунктов, в которых есть градообразующие предприятия.

— Правильно не проголосуете — закроем предприятие? — прокомментировал Юрий Михайлович.

— Точно.

* * *

Референдум о восстановлении независимости Грузии был назначен на 31 марта 1991 года. Еще до референдума Гамсахурдия заявлял, что тому, кто проголосует против независимости, будет отказано в гражданстве в независимой Грузии. Явка на референдуме составила более девяноста процентов, из которых более девяноста восьми процентов проголосовали за восстановление государственной независимости Грузии. Это был страх, целенаправленно нагнетаемый националистами, звиадистами, как их называли русскоговорящие и грузины, которые были категорически против него. Русскоговорящие, а к ним относили всех, кроме этнических грузин, восприняли слова Звиада Гамсахурдии очень серьезно. Каждая его реплика осуждалась русскоговорящими, пытающими понять, что и когда им угрожает.

Кетино, в разговорах с Сергеем и Таней, пыталась убедить их, что Гамсахурдия вырос в семье интеллигентов, он воспитан на традициях демократии.

— Какой демократии? Откуда он ее взял? — раздраженно спросил Сергей у Кетино, которая, перед тем как пойти на очередной митинг звиадистов, зашла к ним, чтобы поддержать и успокоить их. — Он боролся против советского строя, но пользовался славой своего отца, что служило ему охранной грамотой.

— Его репрессировали, он сидел, — возразила Кетино.

— Сидели и по-другому сидели другие его соратники. Ты это знаешь, давай не будем спорить на эту тему. Бороться с советским строем и быть демократом — это разные вещи. Какой государственный деятель, будучи демократом, может позволить себе сказать: «Осетинский народ — это мусор, который надо вымести через Рокский туннель. Мы пойдем по Осетии, и пусть осетины либо покорятся и станут грузинами, либо, если они так любят русских, уходят из Грузии в Россию».

— Не придирайся к словам. Может, это он сказал в иной интерпретации. Но ты не можешь отрицать, что референдум был проведен на уровне. Для ясности бюллетени были напечатаны на всех языках народов, которые проживают на территории Грузии.

Сергей Георгиевич укоризненно посмотрел на Кетино.

— На всех языках на одном бюллетене или бюллетени на разных языках?

— Какая разница? — удивилась Кетино.

— Простая. Возьми бюллетени на армянском или азербайджанском языках, к примеру, преподносятся как достижение демократии. А что стоит за этим? Есть возможность четко проследить, как голосуют русские, армяне, азербайджанцы, осетины. Посмотри на результат голосования и станет ясно, какой народ следует выдавливать из Грузии. Вот и вся демократия. Народ это понял, раскусил, поэтому голосовали так, как нужно.

— Думаешь, Гамсахурдия пошел бы на репрессии?

— А он это не делает? — удивленно спросил Сергей Георгиевич.

— Это ты перебираешь.

— Почему? — резко спросил Сергей. — В городах Болниси и Дманиси половину населения составляли азербайджанцы. Почти все они были насильственно выселены или эмигрировали из страха перед государственной политикой Гамсахурдии.

Разговор глухого с немым, а именно так Таня воспринимала диалог Сергея с Кетино, который продолжался еще минут двадцать. Все это время она молча слушала, не высказывая своего мнения. Когда Кетино ушла на ночной митинг у Дома правительства на проспекте Руставели, Таня, растерянная и подавленная информацией о последних событиях, грустно прокомментировала ситуацию:

— Грузины всегда были лояльны к другим народам и вероисповеданию. Откуда взялось столько ненависти? Какой-то массовый психоз самоуверенности и самообмана! Откуда взялась эта уверенность в том, что уже завтра Грузия будет процветающей страной с развитой промышленностью? Она будет поставлять станки, корабли, приборы, ископаемые руды и многое другое! Кому будет поставлять?

Сергей ответил не сразу. Ему нужно было время, чтобы прошло раздражение и успокоиться.

— Что касается промышленности, то она нужна только в рамках СССР. На Западе она не нужна, там своей продукции хватает. На моем примере могу сказать, что производство приборов уже сократилось в пять раз. Это начало. Скоро все остановится. По другим отраслям, думаю, ситуация аналогичная. Что касается шовинистов и националистов, то их хватает везде. Только в определенных ситуациях у них резко увеличивается коэффициент общественного присутствия, и они заслоняют все общество. Нужно время, чтобы эта пена прошла, усела.

— А у нас есть это время? Не может случиться, что мы пострадаем, останемся без работы? Лозунг «Грузия для грузин» прозвучал.

— Ладно, Таня, — огорченно произнес Сергей. — Лозунг легче произнести, чем осуществить. Будем считать, что мы успеем переехать.

Так сказав, он попытался ее успокоить. Но есть ли это время у него? Это его тревожило и беспокоило. Не упустит ли момент?

* * *

Неожиданно вошла Татьяна Александровна и строго спросила:

— Опять о политике говорите?

— Юра поднял вопрос о митинге оппозиции 4 декабря. Прошлись по этому вопросу.

— Жаль, я с Мариком была в деревне, пошла бы на митинг, — заявила Татьяна Александровна.

— Вот тебе, Юра, пример того, кто был на митинге. В подавляющем большинстве, я предполагаю, там были не сторонники оппозиции, а люди, желающие сказать власти: хватит коррупции, хватит пилить бюджетные деньги и пора что-то делать с экономикой, пора выполнять обещания.

— Долой хамство, ложь и унижение народа, — добавила Татьяна Александровна.

— Вот еще один революционер-пенсионер, — пошутил Сергей Георгиевич.

— Прошу без шуток, пенсионеры самая ответственная прослойка общества, если она целиком выйдет на митинг — мало не покажется, — четко сформулировала свое политическое положение Татьяна Александровна.

В арке гостиной появилась Наташа, она слушала мать и не прервала ее речь. Когда все заметили ее присутствие, она заметила:

— Митинг произвел впечатление — тьма народу, все прошло чинно, благородно, к нашим полицейским нет никаких претензий.

— Получат приказ — выполнят. И дубинки будут, и аресты, — заметил Юрий Михайлович.

— Юра, не нагоняй тоску, — предупредила Татьяна Александровна.

— Хотите, я расскажу интересную новость из Интернета по поводу выборов? — предложила Наташа. Получив всеобщее одобрение, она сообщила: — На следующий день после выборов, по данным газеты «КоммерсантЪ», наш доблестный министр обороны направил письмо премьер-министру Владимиру Путину.

— А почему не президенту Медведеву? — поинтересовалась Татьяна Александровна.

— Потому что докладывают тому, кто реально правит властью, — заметил Сергей Георгиевич.

— Не отвлекайте, — попросила Наташа. — Он сообщил, что в армии явка на избирательные участки составила более девяноста пяти процентов, за «Единую Россию» проголосовало восемьдесят процентов голосовавших.

— Вот пример эффективного менеджера, в услугах которых остро нуждается наша страна, — съязвил Сергей Георгиевич.

— Армию угробил, но выборы обеспечил, — зло сказал Юрий Михайлович. — Наверно, привел рост показателей по сравнению с предыдущими выборами?

— Было такое, только я не помню проценты. Кажется, все показатели выросли процентов на десять-двадцать-тридцать.

— Юра, откуда министр обороны утром знал о результатах выборов, если военнослужащие голосуют в основном на обычных участках? — удивился Сергей Георгиевич.

— Ты меня спрашиваешь? — раздраженно спросил Юрий Михайлович. — Пример использования административного ресурса, когда результат известен заранее. Утром результат — вечером банкет.

— А ночью раздача праздничных сувениров и конвертов.

— Ладно, — прервала Наташа диалог Сергея Георгиевича и Юрия Михайловича. — Я иду спать. Марик тяжело заснул — куча впечатлений. Боюсь, что проснется. Всем спокойной ночи.

— Наташа, я уеду утром, может быть, не увижу тебя, — предупредил Юрий Михайлович.

Он подошел к ней, обнял ее и поцеловал в щеку.

— До встречи в Новом году!

* * *

Это был первый Новый год, который десятиклассник Сергей встречал вне дома. Встреча Нового года воспринималась им как глубоко семейный праздник, так считали и его родители, и сестра.

Он не помнил, кто из класса предложил встретить новый год в кругу одноклассников, но идею дружно поддержали. Когда эйфория принятого решения стала воплощаться в реальность, возникли первые трудности: где (у кого) встречать, и родители, которые в середине 60-х годов прошлого века считали, что Новый год надо встречать только в кругу семьи. Первую проблему решали сообща, а вторую — индивидуально.

В середине декабря у Кетино собрался актив класса, который решал организационные вопросы.

— Так, главный вопрос решен. Встречаем у тебя дома, Кетино, правильно? — спросил Сергей, который взял бразды управления.

— Да, мама дала согласие.

— Прошу заметить, что мы обещали помочь утром убрать, — заметил Юра.

— Я это не забыл. Главное, чтобы утром не расползлись остальные. Сегодня надо решить, что будет на столе, сколько лимонада, боржоми и других напитков будем покупать. Надо определиться и по деньгам, по сколько будем сбрасываться.

— Мама сказала, что закуску она приготовит, а папа даст вино, — сообщила Кетино.

— Новость, прямо скажем, весьма приятная, — удовлетворенно заметил Юра.

— Я не согласна, — заявила Медея, — почему тетя Тамара должна готовить на целую ораву?

— Кто это орава? Прошу уточнить, — потребовал Юра, игривое настроение которого стало прорываться. — Медея, не будем тебе высказывать порицание, но искупить вину следует. Если приготовишь чашку кофе, будем считать, что конфликт улажен к удовлетворению обеих сторон.

— С каких это пор, Юра, ты представляешь всех. Она говорила не об одном человеке, она предполагала, что орава — это множество. А множество числом один одной чашкой не определяется. Надо приготовить минимум две чашки — это больше похоже на множество, — заметил Сергей.

— А если будет три чашки, — заметила Эмма, — будет замечательно.

— Давайте закончим обсуждение, примем решение, а потом я сама все приготовлю.

— Надо будет еще попробовать вино, — осторожно предложил Юра.

— И вино попробуем, только давайте решать, — раздраженно сказала Кетино.

— После такого обещания можно и решения принимать.

— Юра, успокойся, не отвлекай. Я говорил с мамой, — сообщил Сергей. — Она обещала поговорить с родителями, и они решат, кто и что будет делать, по сколько будут скидываться. От нас потребуется только физическая сила — принести, отнести, доставить.

— Еще можем попробовать, вкусить, закусить, выпить, отведать…

Кетино не выдержала и дала Юре подзатыльник, сопроводив это действие словами:

— Успокойся, что с тобой?

— Что обсуждать? Подождем, пока тетя Шура переговорит с родителями, а там будем решать. Пошли пить кофе, — предложил Юра.

На кухне дружно пили кофе и говорили о выставке картин Пиросмани, которая открылась в картинной галерее, потом перешли на обсуждение последнего номера журнала «Иностранная литература». Журнал доставался с большим трудом и переходил из рук в руки.

Все это время Эмма была несколько отрешенной, на что обратил внимание Сергей. Найдя удобный момент, когда Эмма вышла из кухни, чтобы позвонить, он спросил у Кетино:

— Что с Эммой?

— Ее мама не отпускает. Придется тебе пойти уговаривать. Ты у нее в авторитете.

Сергей сделал гримасу и огорчено произнес:

— Придется выпить валерьянки перед разговором с ней, все мозги закомпостирует.

Когда Эмма вернулась, Сергей предложил:

— Спустись на землю и присоединяйся к нам, меня делегировали на разговор с твоей мамой. Буду обещать, что утром проведу тебя до дома.

В Новогоднюю ночь с боем курантов одноклассники дружно закричали «ура», залп хлопушек заглушил все другие звуки, освобождая пространство для будущей взрослой жизни, которую все ждали, однако очертания этой жизни были полностью размыты.

Где-то в три-четыре утра после продолжительного танца, а танцевали все динамичный твист, радостный и распаленный Сергей завалился на диван. Он смотрел на одноклассников. Класс был дружным, но были предпочтения. Очевидно, что с годами продолжать дружбу будут не все. Кто-то уедет и потеряет связь, кто-то потеряет интерес, кто-то запутается в собственных проблемах, кто-то потеряется во времени. Но все чувствовали, понимали, что это радостная ночь фиксирует их счастливый этап жизни, который называется школой.

* * *

Зазвонил мобильный телефон. Сергей Георгиевич посмотрел на дисплей и удивился:

— Странно, звонит Олег Борисович.

Обеспокоенный столь неожиданным звонком, Сергей Георгиевич тревожно спросил:

— Олег Борисович, что-то случилось?

— Нет-нет, я извиняюсь, что звоню в такой час. Все нормально. Я не нарушил Ваши планы?

— Нет, мы сидим, болтаем, ничего серьезного.

— Я почему звоню? Первое — хочу подтвердить, что надеюсь завтра встретиться. В два часа у стоянки перед Камергерским переулком сойдет?

— Конечно.

— А теперь главное — Маша распечатала фотографии. Весь стол завален. Мы с Ольгой Петровной не насмотримся. Одна фотография лучше другой.

— Рад, очень рад, что все так получилось. И Машу не подвел.

— Огромное спасибо от Ольги Петровны. У Вас с Машей сложился отличный тандем, — заключил Олег Борисович.

— Увольте, сейчас тандем не в моде, — с иронией сказал Сергей Георгиевич.

— Считаете, что он прекратит существование?

— Боюсь, что нас водили за нос. Никакого тандема не было, была видимость. Мираж, который преподносился народу как реальность.

— Но мираж — это тоже реальность, — заметил Олег Борисович.

— Да, но только это мираж, скрывающий действительность. Но не будем говорить о грустном. Вместо тандема в нашем случае лучше использовать «творческое сотрудничество», — Сергей Георгиевич не стал развивать тему политического тандема, понимая, что по телефону говорить об этом Олегу Борисовичу, возможно, не хотелось.

— Не буду отрывать, — продолжил разговор Олег Михайлович. — У Вас, кажется, гость? Маша сказала об этом. Завтра жду.

— Буду, с удовольствием встречусь.

Неожиданный разговор закончился. Предстояло решить одну проблему.

— Юра, ты во сколько поедешь на работу? — спросил Сергей Георгиевич.

— Утром, часов в семь встану, позавтракаю и поеду. Тебе что-нибудь надо?

— У меня шкурный интерес. Завтра я встречаюсь с Олегом Борисовичем, отчимом Маши. Предполагается, что немного выпьем. Он привезет меня в Духанино. Мне оставлять машину в Москве на новогодние праздники не хочется. И самому на один день оставаться в Москве тоже не хочется. Если подкинешь, будет замечательно. Ты меня в Москву, Олег Борисович — обратно. И проблема будет решена.

— Нет проблем. А он точно подвезет, не придется самому возвращаться в деревню?

— Меня подвезут, будь уверен. В лучшем виде и с охраной.

— Тогда действительно нет смысла самому ехать.

Разговор неожиданно прекратился. Воцарилась тишина, которая стала наводить дремоту. Первой не выдержала Татьяна Александровна:

— Пора спать. Насколько я поняла, подъем в семь утра. Юра, постель в кабинете готова. Сергей, уходить будете, не забудь выключить свет.

* * *

Татьяна Александровна проснулась. Телевизор в спальне работал, Сергея Георгиевича в постели не было. Он еще не ложился. В кабинете горел свет. Приглушенно доносились голоса, Сергей Георгиевич и Юрий Михайлович о чем-то говорили. Скорее всего, говорили о детстве, школе, университете — о темах им очень близких, понятных и пронизывающих всю их жизнь. Какая-то большая и теплая сила навалилась на Татьяну Александровну. Чувство спокойствия, удовлетворения прошедшим днем охватило ее. Она ощущала, как сон отключает ее от реальности, свет телевизионного экрана слабел и поглощался темнотой. Звуки исчезли, темнота ускоренно заполняла пространство. Татьяна Александровна улыбнулась и без сопротивления погрузилась в сон.