Разумеется, спасая раненых бойцов, мы часто думали об окончании войны и, когда говорили об этом, начинали строить планы, как будем жить после победы, договаривались о будущих встречах, заранее обменивались адресами.

Но жизнь оказалась сложнее и внесла свои поправки в наши планы. Все разъехались кто куда, у многих переменились адреса, почти у всех появились семейные заботы, требующие времени, словом, виделись мы друг с другом редко, собирались в назначенный день, к сожалению, далеко не все. Однако армейская дружба оказалась не подвластной разрушительному действию времени. Почти никто не упускал из вида своих фронтовых коллег, так или иначе поддерживая связи со многими, и в этом помогала почта. И добрые вести о всяком среди нас — в радость всем. А печаль одного отзывается общей печалью и, если нужно, реальной поддержкой.

Большинство из нас, прошедших войну в рядах военно-медицинской службы, на всю жизнь сохранили верность своей фронтовой медицинской профессии, нелегкой, беспокойной, но очень гуманной.

Поныне трудится, например, в больнице города Шуи Ивановской области одна из лучших медицинских сестер эвакогоспиталя № 3829 Калининского фронта Нина Кудряшева. Быстрая, умелая, сердечно обходительная с тяжелоранеными, она к тому же слыла даже среди подруг первой красавицей госпиталя. Хочется думать, что Нина и в этом отношении осталась на соответствующей высоте. А вот то, что она продолжает работать превосходно как операционная сестра, это известно совершенно точно.

До недавних пор, без малого сорок лет, продолжала свой поистине милосердный труд и Даша Метусова, медицинская сестра из «полевого подвижного», иначе говоря, из ХППГ № 138 1-го Прибалтийского фронта. Приобретенный ею опыт по уходу за ранеными, душевность пригодились и в мирные дни. После войны она работала в одной из больниц Владимирской области. Ее забота и внимание скрашивали многим пребывание здесь и способствовали их выздоровлению.

Насколько мне известно, только две медицинские сестры, знакомые мне по войне, Лида Тупицина и Надя Рушева, сменили потом профессию. Впрочем, это не совсем точно: Лида Тупицина, которая превосходно работала операционной сестрой в эвакогоспитале № 3829 Калининского фронта, осталась верна медицине: воротившись в родное Иваново, она поступила в тамошний медицинский институт, окончила его и уже много лет успешно работает в городской больнице. А вот Надя Рушева, пришедшая на войну сразу после окончания школы и краткосрочных курсов Красного Креста и ставшая отличной медсестрой в ХППГ № 138 на 1-м Прибалтийском фронте, вернувшись домой в Москву, выучилась на квалифицированного техника. В 1981 году мы увиделись с ней на встрече ветеранов 4-й ударной армии, сразу узнали друг друга и опять вспомнили нашу молодость.

В числе моих коллег, военно-полевых хирургов, было немало молодых женщин. Э. П. Шургая, приехав после победы к своим родным в Тбилиси, сразу же горячо взялась за свою любимую работу. Услышав об этом, я подумал: «Все тот же стиль!..» Совсем молоденькая, попавшая на фронт, можно сказать, прямо от экзаменационного стола, она была весьма строга в обращении с коллегами и начальством, оставляя свою сердечность и тепло ярких глаз для тяжелораненых, которых успешно пестовала в одном из самых тяжелых отделений госпиталя — в отделении газовой гангрены. Судя по всему, эта трудная, подвижническая работа приносила ей полное удовлетворение. Вернувшись в мирные дни к хирургии, Эльза Нестеровна по-прежнему, как и на фронте, в своей лечебной практике руководствуется чувством врачебного долга и всю энергию души, все знания и силы отдает людям. И это снискало добрую славу ее имени.

А вот З. В. Савогина, наш знаменитый хирург Савогина из эвакогоспиталя № 3829, научившаяся в первые же послеинститутские месяцы, которые были и первыми месяцами войны, быстро, почти что на лету, правильно устанавливать характер болезни раненых и направлять их в соответствующие госпитальные палаты, освоила в семидесятых годах новую врачебную специальность — стала фтизиатром. К этому ее побудили личные обстоятельства, и она поныне продолжает вести новое дело с тем же умением, запалом и отзывчивостью, что и на далекой теперь войне.

В. А. Золотухина, ординатор хирургического отделения эвакогоспиталя № 3829, демобилизовалась и прибыла в Москву лишь в конце 1946 года. Вспоминая недавно те дни, она рассказывала:

— И все же мне было трудно оставить раненых. Я их любила, вместе с ними страдала и поэтому пошла работать хирургом в госпиталь для инвалидов Великой Отечественной войны. Пожалуй, только там я постигла до конца ужасы войны. Нет слов, разрушенные города и села, заводы, фабрики производят тяжелое впечатление. Но их в конечном счете можно восстановить. А вот возродить разрушенное здоровье, потерянную надежду на нормальную работу и жизнь значительно тяжелей. И особенно тяжело было то, что мы еще мало знали, как устранять дефекты, возникшие в результате ранений и болезней военного времени.

— Но тем не менее… — осторожно заметил я, поскольку уже слышал от нее, что тот госпиталь был ликвидирован через три года ввиду выполнения им своих задач.

— Конечно, мы недаром ели хлеб, — сказала Вера Алексеевна, — помогли почти всем, остальные отправились в клиники того же профиля. Но какие муки они претерпели из-за фашистов!.. И знаете, потому-то я и не могу распроститься с хирургией, она помогает в самом трудном. Потом я была хирургом военного госпиталя, хирургом поликлиники работаю до сих пор.

Конечно, тут можно было бы заметить, что хирургия сама по себе, при всех ее великолепных целительных возможностях, все же не всесильна, есть еще и физическая терапия, и фармакотерапия. Но как было не понять Веру Алексеевну Золотухину с ее неприметным и заслуживающим самого глубокого уважения подвигом всей жизни!..

Первая любовь, говорят, не вянет. Потому, видно, некоторые из моих товарищей по фронтовой хирургии, демобилизовавшись, вернулись к специальностям, полученным еще в институте. Капитан медицинской службы Д. И. Ортенберг, возглавлявшая в годы войны большой госпиталь в Москве, где лечили тяжелораненых с повреждениями конечностей, успешно применяя новейшие достижения восстановительной хирургии, оказывается, за все прошедшее время не могла забыть своих первоначальных пациентов — беспомощных детей, страдавших от различных недугов. И как только ее демобилизовали, снова стала педиатром, главным врачом детского костнотуберкулезного санатория.

— Дети страдают от болезней больше, чем взрослые, они беззащитны духовно, не понимают, что с ними, но зато как мгновенно отзываются на ласку, как чувствуют малейшие проблески выздоровления! — говорила она. А я, слушая ее, вспомнил давний спор, разгоревшийся однажды в нашем товарищеском кругу, еще когда гремели бои под Ржевом, жаркий спор о том, ожесточает война людей или нет, и снова подумал, что большинство из нас были правы, считая, что советских, настоящих людей война не ожесточает, не может ожесточить, напротив, раскрывает истинно человеческие их качества, побуждает к добрым поступкам.

Только недавно отложил в сторону свой скальпель М. Ю. Новиков, подполковник медицинской службы в отставке, заслуженный врач РСФСР, доцент, один из самых старших по возрасту моих фронтовых друзей, с которым мы свели знакомство, будучи соседями по госпиталям в городе Смоленске. Недавно ему исполнилось 80 лет. И какие то были насыщенные деянием годы, с юношеских лет отданные борьбе за здоровье и жизнь людей!

Прежде всего и больше всего вспоминает М. Ю. Новиков случаи серьезного хирургического лечения, когда решалось, быть или не быть человеку:

— Были у меня операции — чудо, когда сам не ожидал, что может ли вообще после хирургического вмешательства такой тяжелобольной выжить — и не просто выжить, а продолжать после этого свою профессиональную деятельность. Я оперировал и на сердце, и на желудке, и на легких. И все, слава богу, кончалось благополучно.

Так работал после войны этот одаренный, душевный московский хирург. Неизменным оставался его замечательный хирургический почерк во время войны, чему я многократно был свидетелем, в том же стиле продолжал он действовать до недавних лет. Право, не грех равняться молодежи по такому характеру.

К сожалению, в большинстве случаев дальнейшая судьба тех, кто лечился в госпиталях, где я работал, оставалась неизвестной, они отправлялись чаще всего завершать лечение в тылу. Но облик многих, если не всех, кого довелось лечить на фронте, — а их были в общей сложности тысячи — все же хранится в глубине памяти, возникая неожиданно то во время разговоров о тех временах, то при ночных воспоминаниях.

Одно время, несколько лет спустя после войны, меня стало огорчать, что вот не могу повидаться ни с кем из своих оперированных или леченых, узнать, как им живется-можется. Хорошо, конечно, повидаться бы. Но главное — мы вспоминаем друг о друге, особенно когда думаем об общей нашей победе, одной на всех, ради которой мы не стояли за ценой и жертвовали всем.

Статистика свидетельствует: усилиями советских медиков было вылечено, возвращено в строй действующих 10 миллионов раненых. По существу, этим было одержано 10 миллионов побед над врагом, стремившимся уничтожить советских людей, над самой смертью.

Поэтому меня всегда трогает и радует в глубине души каждая встреча с людьми, пережившими ранения, увечья, вызволенными из бед медиками и продолжающими творить жизнь, вносить свой посильный вклад в дальнейшее укрепление и украшение нашей великой социалистической Родины. Когда узнаешь из прессы, с экрана телевидения, по радио, что тот или иной товарищ, достигший больших успехов в мирном труде, перенес ранение при защите Родины, это вызывает у меня еще большее уважение к нему, поскольку, я как врач хорошо знаю, сколько страданий, выдержки, мужества таится в коротком слове «ранение». В то же время я вижу за этим словом работу медиков, весь человеколюбивый строй нашего общества и радуюсь успехам советского здравоохранения.